Прэм Ника : другие произведения.

В постели с Мефистофелем. Книга 1. Семнадцатая жрица. Глава 11. Кто есть кто

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Глава 11. Who is who
   Сразу после продолжительной трели звонка и распахнувшейся на ее призыв двери выяснилось, что некоторые живые люди ничуть не лучше фантомов - последние, по крайней мере, не питали ярко выраженной антипатии лично ко мне. На пороге стояла Оксана и сверлила меня нерадостным взглядом.
   - Мне нужен ВП, - торопливо пробормотала я, опасаясь, что она сейчас захлопнет дверь прямо перед моим носом.
   - Да уж понятно, что не я, - ухмыльнулась главная менеджерша, почему-то пропуская меня в квартиру, выдержала паузу, дожидаясь, пока я разденусь и разуюсь, и только потом злорадно добавила: - Только его нет.
   Я замерла с ботинками в одной руке и курткой в другой, чувствуя себя совершеннейшей тупицей. Приперлась в гости, здрасьте вам! Нет, чтобы позвонить предварительно! Должно быть, выражение лица у меня оказалось более чем жалким, потому что Оксана помолчала пару минут и неожиданно сменила гнев на милость:
   - Ждать будешь?
   Звучало не слишком гостеприимно, но деваться в этот вечер мне все равно было некуда - не к родителям же ехать! - и я молча кивнула.
   - Тогда проходи, - она махнула рукой в сторону кухни и развернулась, чтобы идти к себе в комнату.
   - Кто к нам пришел? - выглянула на звуки голосов Наташа. При виде меня жизнерадостное выражение сползло с ее лица, и она недовольно протянула: - А, это ты...
   "Любят меня здесь, однако, - мысленно констатировала я. - И, наверное, вполне заслуженно. Только все равно приятного мало". Очень хотелось спросить, как она вчера проводила Игоря и все ли с ним в порядке, но я решила, что гораздо благоразумнее будет промолчать. Кто знает, какую бурю можно навлечь на свою голову не вовремя заданным вопросом. Если бы вчера стряслось еще что-нибудь из ряда вон выходящее, мене бы уже, наверное, успели поставить на вид. А раз молчат - значит, все не так плохо.
   Обе барышни тут же скрылись за одной из многочисленных дверей, выходивших в прихожую, игнорируя мое присутствие, а я поплелась на темную кухню и забилась в уголок у стола. В голове шевельнулась слабая мысль, что надо бы вернуться и отдать ключи от бывшей квартиры Миши и Риты ее новым владельцам (хороший повод сбежать из недружелюбного пространства), но сразу вслед за этим я вспомнила, что у соседей есть запасной комплект и ситуация вполне разрулится без меня - по крайней мере, сегодня вечером. Куда более бедственным и беспросветным было мое собственное положение, и его не спасали никакие ключи и соседи. Надо было любой ценой дождаться шефа и что-то решить, хотя что именно можно было сейчас решить, я совершенно не представляла.
   В тягостных раздумьях (впрочем, раздумьями вялое течение по кругу одних и тех же депрессивных мыслей назвать можно было лишь с большой натяжкой) я провела около часа, а шефа все не было. На улице зажглись фонари, а на небе - крупные звезды. Из-за стены и из двери в прихожую до меня доносились приглушенные голоса, смех, звуки каких-то перемещений - казалось, что людей в квартире отнюдь не мало. На этом фоне было довольно странно, что никто ни разу не заглянул на кухню. Неужели мое присутствие настолько стеснило здешних обитателей? "Ну вот. Сижу здесь как сыч, неизвестно зачем, только людям мешаю. ВП может и до утра не появиться. Он же сам говорил, что уходит, когда вздумается и приходит, как придется. Подожду еще минут пятнадцать и пойду отсюда куда-нибудь подальше", - решила я.
   Не успело оформиться мое эпохальное решение, как раздались быстрые тяжелые шаги, что-то щелкнуло, и на кухне вспыхнул свет. Я зажмурилась от неожиданности.
   - О! А что это ты тут делаешь? - удивленно произнес смутно знакомый голос.
   Я открыла глаза и узрела исполинскую фигуру своего конопатого напарника по первому подъему кундалини.
   - Жду ВП, - хмуро сообщила я. Сейчас и этот начнет демонстрировать мне свое нерасположение!
   Филя протопал мимо меня к хлебнице (я предусмотрительно поджала ноги, памятуя сверхъестественные способности детинушки отдавливать своими гигантскими конечностями все, что попадается ему на пути), вытащил оттуда белый батон, откусил большой кусок и проговорил с набитым ртом:
   - Так пойдем к нам. Чего тут в одиночестве сидеть?
   Я не стала уточнять, к кому это "к нам", и поспешила отказаться:
   - Нет, спасибо. Я все равно уже собиралась идти.
   Велено мне было сидеть на кухне, вот и буду сидеть, нечего зазря дразнить драконов! Может, Филя такой добродушный исключительно потому, что Наташа с Оксаной не успели ему об Игоре ничего рассказать. А может, он просто от природы вежливый, вот и приглашает незваную гостью в свой тесный круг. Но стоит мне воспользоваться его приглашением, как возмущенные танцевальные жрицы вкупе с наиглавнейшими менеджерами отбросят сдержанность и выскажут все, что они обо мне думают. Я-то, в принципе, и так догадываюсь, но догадываться - это одно, а услышать, как на тебя вешают всех собак - совсем другое...
   - Как хочешь, - пожал плечами Филя и потопал обратно, унося с собой батон и прихватив со стола банку со смородиновым вареньем.
   В этот момент раздался продолжительный звонок в дверь. Филя, как оказавшийся ближе всех к входной двери, полез ее открывать, и вместе со щелчком замка я услышала звон бьющегося стекла, потом какой-то сопровождавшийся булькающим звуком плюх, довольно сильный грохот, самодовольный возглас инфантильного верзилы "Ой, я такой неуклюжий!" и раздраженный голос шефа: "И когда тебе надоест валять дурака?!" После чего в кухню ввалились трое: по уши перемазанный в липкой фиолетовой массе Филя (особенно эффектно смотрелось варенье на его пламенеющих волосах), ВП в забрызганных той же субстанцией джинсах, и Наташа, попытавшая протиснуться мимо мужчин к стоявшим возле мойки венику и совку.
   - Оставь, - остановил ее шеф. - Сам натворил, пусть сам и убирает.
   - Скажете тоже, - фыркнула девушка. - Он для начала уронит вешалку в лужу с вареньем, а потом грохнет туда же телефон. Нет уж, лучше я наведу порядок.
   Шеф недовольно пожал плечами, но ничего не сказал. Смородиновый Филя лучился искренней радостью от приключения, которое сам себе только что организовал.
   - Здрасьте, - робко сказала я.
   - Привет, Ника, - отмахнулся от меня ВП, как от назойливой мухи, и укоризненно уставился на Филю.
   - Споткнулся, - улыбаясь до ушей, объяснил тот таким тоном, словно давал интервью и рассказывал неопытной журналистке, как его угораздило сделать гениальное открытие. - А руки-то заняты. Ну и вот...
   - Отличился как всегда? Молодец, - скривился шеф. - Иди мойся, убоище. И ни к чему не прикасайся по дороге, - приказал он вдогонку отправившемуся в ванную верзиле, но было поздно: тот уже успел пометить вареньем стены кухни, выключатель и дверь санузла. По полу протянулась цепочка крупных липких следов.
   - Нет чтобы делом заняться, - покачал головой ВП и наконец обратил внимание на меня: - А ты чего пришла?
   Мне немедленно захотелось провалиться под землю.
   - Вы же сами говорили... вчера... - пробормотала я.
   - Ах, да, - вспомнил он. - Любовный бизнес-план. Ну и какие новости?
   В этот момент в кухню зашла Наташа с полным совком осколков, и я промолчала: распинаться при этой жрице? Фиг вам! Бывшая банка из-под варенья со звоном переместилась в мусорное ведро, а Наташа вооружилась мокрой тряпкой и вновь отправилась на передовую.
   - С ошибками разобралась? - спросил ВП, затягиваясь сигаретой.
   - Разобралась, - вздохнула я.
   - Так рассказывай.
   - Может, сначала чаю попьем? - нашлась я, поскольку Наташа опять вернулась на кухню - мыть тряпку.
   - Заваривай, - разрешил шеф.
   Я чиркнула спичкой, но до плиты ее так и не донесла: от резкого голоса Наташи горящая щепочка выпала у меня из рук и полетела на пол.
   - Вы посмотрите, на кого похожи, - причитала жрица свободного танца, разглядывая джинсы шефа. - Кругом варенье! Не видите, что ли? Сидите тут преспокойно! Немедленно переодевайтесь, не отстирается же ничего!
   ВП отреагировал на бурную тираду неожиданно покладисто: встал и неторопливо отправился переодеваться. Когда он вернулся, на всякий случай сменив не только джинсы, но и свитер, чай уже был заварен, пол и двери отмыты, уборка в прихожей завершена, а посреди кухни стоял голый распаренный розовощекий Филя, едва прикрытый небольшим банным полотенцем, и мечтательно шевелил пальцами ног.
   - Исчезни, - грозно велел шеф, и детинушка на удивление быстро испарился, попутно зацепив плечом дверной косяк. Наташа, которая как раз направлялась на кухню, оценив диспозицию, тоже повернула обратно, и мы с ВП остались на кухне одни.
   - Так что там с ошибками? - напомнил он, когда наши дымящиеся чашки опустели и отсрочка, которую я заполучила с помощью чаепития, исчерпалась сама собой.
   - Да пришло мне кое-что в голову, - скромно призналась я и, к своему удивлению, по памяти почти дословно процитировала утреннее "приворотное" озарение.
   - Однако, - покачал головой шеф. - Просто тезисы кандидатской диссертации на околонаучную тему. Теперь я понимаю, почему вы с Игорем так спелись. Оба поведены на дешевой мистике и банальных спецэффектах. "Первородный приворотный грех" - это же надо додуматься! Ладно, с этим маразмом будем завтра разбираться, на сегодня с меня хватит ненормальных.
   - Тогда до завтра, - покорно прошептала я, поднимаясь со стула и совершенно не представляя, куда мне теперь идти.
   - Куда это ты? - удивился шеф. - Разве твои приятели еще не уехали?
   - Уехали, - обреченно кивнула я, и слезы закапали на пеструю клеенку. - Все уехали...
   - Если мне не изменяет память, ты собиралась после их отъезда перебраться к нам, - ВП не удостоил мои слезы своего высочайшего внимания и вел себя так, будто ничего не случилось.
   - К вам?! - я вспомнила физиономию главного менеджера, свои ночные страшилки, и решительно замотала головой: - Чтобы она меня ночью прирезала и избавила Программу от никудышного тренера?! Нет уж, увольте.
   - Ты про Оксану, что ли?! - засмеялся он. - Ну, не так она страшна, во-первых.
   - Это кому как, - не согласилась я.
   - А во-вторых, она как раз сегодня от нас съезжает, вот в ее комнату и переберешься.
   - Съезжает?! Что, тоже из-за меня?
   - Мания величия третьей степени, - констатировал шеф. - Расслабься, ты тут вовсе не при чем. Просто у нее наконец наладилась личная жизнь, и она переезжает жить к своей любовнице.
   - К кому??? - мне показалось, что я ослышалась.
   - К кому, к кому, - передразнил ВП. - Я же русским языком сказал: к любовнице. Ну что ты на меня глаза вылупила? Никогда лесбиянок не видела, что ли?
   - Только по телевизору, - честно призналась я, с трудом переводя дух. Ничего себе новости!!! Не видела ли я лесбиянок?! А каннибалы у вас тут случайно не водятся - за компанию?!
   - Вообще-то, они не кусаются, прилично ведут себя за столом и ничем не хуже остальных людей. Во всяком случае, гораздо безопаснее некоторых зловещих тренеров, которые сносят крыши учащимся и доводят их до припадков, - улыбнулся шеф. - Пойдем, что ли, комнату смотреть?
   Комната была как комната, аскетично-менеджерская: светло-бежевые стены, такого же цвета шторы, серый безликий палас, застеленный клетчатым пледом диван, темный полированный письменный стол с двумя тумбами, рыжеватый колченогий стул да одинокая книжная полка, на которой сиротливо стоял толстый томик Котлера по основам маркетинга.
   - Я его позже заберу, сейчас некуда, - пояснила Оксана, перехватив мой взгляд. Пожитки нетрадиционно ориентированного, но вполне безопасного, если верить ВП, главного менеджера Программы состояли из одного небольшого чемодана.
   - Тебя проводить? - спросил шеф.
   - Не надо, я такси вызвала, - ответила все еще хмурая Оксана. - Через двадцать минут будет.
   "Пожалуй, им попрощаться нужно, и мое присутствие совсем некстати", - наконец сообразила я и почти жизнерадостно встряла:
   - Ой, а мне тоже надо вещи перевезти. Я сейчас этим и займусь, ладно? Поеду, все заберу...
   Никто почему-то не возражал.
   Семейство торговцев, разбогатевших на продаже турецкого ширпотреба и прикупившее по случаю Мишкину квартиру, моему позднему приходу не возрадовалось, однако и сильно пенять на неучтивость и несвоевременность визита не стало: все лучше покончить одним махом с разбросанными по квартире чужими для них вещами. А я, в свою очередь, даже возблагодарила небеса за присутствие этих грубоватых людей: их навязчивое хождение за мной по пятам (видимо, чтобы чего-нибудь под шумок не стырила - батарею центрального отопления, например, или дверной косяк) мешало погрузиться в тоску по уехавшим друзьям, о которых еще слишком многое напоминало в опустевшей коробке блочного дома...
   Моего имущества оказалось неожиданно много - и когда я успела обрасти таким количеством барахла, ведь из дому уезжала почти налегке?! - и я с трудом затолкала его в три внушительных размеров сумки. А вот некоторые высокоорганизованные менеджеры, между прочим, умудряются одним чемоданчиком обойтись, так что мне еще расти и расти, то бишь минимизироваться и минимизироваться. Если по-хорошему, то для перевозки подобного нелегкого груза следовало бы вызвать такси (по примеру все той же достославной Оксаны), однако мое финансовое положение не позволяло даже такой малости - как ни крути, а до состояния великого и могучего, а потому богатого мага я еще не доросла. Пришлось навьючить себя как ишака и поплестись в темень и слякоть на своих двоих.
   Передохнуть удалось только в метро (не опускать же сумки, пусть и тяжеленные, прямо в уличную жижу!), а до того момента я успела проникнуться искреннейшим недоумением: на кой ляд я польстилась на оставленные ребятами толстенные словари, неподъемную энциклопедию по теории искусств, кулинарную книгу, восемь брошюр из серии "Исцели себя сам" и полное собрание сочинений вождя мексиканских магов многоуважаемого товарища Кастанеды? Я что, собираюсь в ближайшее время штудировать эту многокилограммовую макулатуру - пардон, эти несравненные кладези мудрости?! Вот ведь до чего жадность людей доводит - никогда бы и не подумала! В голове даже попробовала прорезаться здравая мысль: а не оставить ли где-нибудь на скамейке хотя бы часть своей тяжкой ноши, но страшный зверь жаба, таившийся доселе в темных глубинах души, тут же взнуздал меня, пришпорил и заставил рысью заносить доставшееся на халяву богатство в вагон электрички.
   А после сорокаминутной поездки в метро, на пронизанной всеми ветрами безлюдной автобусной остановке облегчить свою участь у меня уже просто не поднялась рука: кто же бросает груз, когда большая часть пути пройдена?! Так что я стойко дождалась бесстыдно опоздавший автобус, загрузилась в него и принялась накапливать силы для последней перебежки - к дому ВП. Как нарочно, когда автобус выплюнул меня и сумки на улицу, началась метель, так что путь к нужному дому, и без того непростой, превратился в сусанинские блуждания по микрорайону. Финальный марш-бросок растянулся во времени и пространстве настолько, что я потеряла надежду на благополучный исход и не поверила своим глазам, оказавшись наконец перед искомым подъездом. Глаза заливал пот, руки вытянулись как у доисторического примата, плечи тянули заунывно-печальную бурлацкую песню - а лифт, как и следовало ожидать, сломался, так и не доехав до меня. Я покорно вздохнула и поплелась по ступенькам вверх. Для полноты картины теперь нужно было, чтобы дверь мне открыла Наташа и сказала какую-нибудь приветственную гадость.
   Но вместо нее на пороге стоял бородатый Толик, с которым, как и с Филей, я пересекалась единственный раз в жизни - в сауне. "А этот что тут делает?!" - мысленно удивилась я. Толику мой приход, судя по выражению лица, тоже не показался естественным природным явлением.
   - А ты... наверное... к ВП? - догадался он и с подозрением покосился на мой багаж.
   - Ну... не то чтобы к ВП... Вообще-то я к Оксане... то есть... в ее комнату, - доходчиво ответила я. - Я тут жить собираюсь.
   - А, - кивнул Толик, сразу потеряв всякий интерес к происходящему, однако по-джентельменски принял у меня куртку и повесил ее на вешалку.
   С хлебом-солью никто в прихожую почему-то не вышел, с тушем тоже вышла накладка, и мой приход, точнее, переезд на новое место оказался незамеченным всеми, кроме Толика - которому, впрочем, все было до лампочки. Не зная, является ли такая безучастность жильцов квартиры к появлению новых персонажей общим правилом или касается исключительно моей малоприятной персоны, я решила перенести прояснение всех обстоятельств на утро и не взращивать в себе преждевременную обиду на вопиющее отсутствие внимания. Тем более что для начала нужно было разобраться, кто здесь живет постоянно, кто просто гостит, а кто вообще оказался случайно, и уже в зависимости от этой классификации выстраивать какие-то отношения. Поэтому я ограничилась тем, что заволокла сумки в бывшую менеджерскую комнату, порадовалась наличию на диване комплекта чистого постельного белья (кто-то обо мне все-таки вспомнил!), переоделась, умылась и завалилась спать. Ни на что другое энергии не осталось.
   Утро следующего дня для меня началось гораздо позднее обычного: истерзанный сборами вещей в бывшей квартире друзей, их героической транспортировкой, а также предыдущими еще более печальными событиями организм взял тайм-аут и настоятельно велел себя не беспокоить. К тому же диван главного менеджера вовсе не обрадовался смене хозяев и всю ночь безжалостно шпынял меня пружинами, а мне чудилось сквозь дрему, что я - сказочная принцесса-неженка, которую хозяева-изуверы уложили почивать прямо на мешок сушеного гороха, не позаботившись о дюжине перин и матрасов для смягчения пытки. Позитивной стороной этого вопиющего безобразия, которая, к счастью, имела место быть, являлось полное отсутствие сновидений, в том числе и кошмарных, так что в живых я все же осталась.
   Выкарабкавшись из негостеприимного ложа около двенадцати часов, подивившись царившей в квартире тишине (то полный дом людей, то как вымерли все), я накинула халат, вооружилась зубной щеткой и пастой и отправилась умываться. Дойти до ванной без приключений не получилось: по дороге я наткнулась взглядом на сидящего на кухне ВП, да так и замерла, вытаращив заспанные глаза. Вечно-серый шеф неподвижно сидел на своем излюбленном месте в белоснежном коттоновом гольфе, и, казалось, светился неземным светом. Превращение мрачноватого мучителя и искусителя в нечто белое и пушистое потрясло меня основательно. Даже пришедшее в голову банальное объяснение явившегося моей особе феномена лучами неяркого зимнего солнца, бившего шефу в спину, а мне - в глаза, не умалило торжественности момента. Пару минут я постояла в нерешительности, соображая, что хуже: потревожить своим недостойным гласом это сверкающее великолепие или оставить без традиционного приветствия приютившего меня хозяина квартиры, после чего с опаской выдохнула:
   - Доброе утро!
   ВП медленно повернул ко мне голову, и солнечные лучи вспыхнули в остатках волос, осияв лысину неким подобием нимба. Это было уже слишком, и я поспешила ретироваться в ванную, не дожидаясь ответа - который, кстати сказать, так и не последовал. Совершив омовение и несколько придя в себя, осторожно выглянула за дверь. Ничего не изменилось. Все так же сияющий шеф сидел во все той же торжественной позе. Ну не прятаться же мне здесь остаток дней! Вдруг еще кто захочет душ принять или зубы почистить. Выждав несколько минут для надежности, я выползла на кухню и устроилась на свободном стуле.
   - Есть хочешь? - не открывая глаз, спросил ВП.
   Я тупо кивнула: есть, как выяснилось буквально только что, хотелось зверски, и это помешало сообразить, что мои молчаливые кивки для шефа сейчас совершенно не информативны.
   - На сковородке, - лаконично сообщил он и вновь погрузился в молчание. Я подошла к плите и подняла крышку над единственной имевшейся в поле зрения посудиной с длинной ручкой. На звание яства находившееся там блюдо явно не тянуло: это была жутковатая желто-буро-малиновая мешанина из тушеной картошки, капусты, лука, моркови, грибов, чернослива, яблок, фасоли и еще чего-то не поддающегося идентификации, погруженная в нечто вроде омлета. М-да. Есть это можно было лишь в очень голодном состоянии - и то при условии, что ничего более съедобного в радиусе пятидесяти километров не существует. Пахло, впрочем, вполне пристойно, и я рискнула положить себе на тарелку пару ложек устрашающей смеси. Осторожно попробовала маленький комочек. Вкус, как и следовало ожидать, был необычный, но... скорее приятный, чем наоборот. Незаметно для себя я слопала скромную порцию в мгновение ока и почувствовала, что голод только усилился, а послевкусие во рту появилось такое, будто меня только что потчевали самыми что ни на есть изысканными разносолами от лучших поваров Европы.
   Я покосилась на ВП, мысленно вопрошая, уместно ли взять добавку, но он и не думал шевелиться и отвечать на мои беззвучные вопросы. А может, отвечал так же беззвучно, а я такому языку, увы, не обучена. Пришлось рискнуть и, соблюдая максимальную осторожность, бесшумно прокрасться к сковородке. В этот раз я наполнила тарелку доверху - и опустошила ее с той же рекордной скоростью. С каждой новой ложкой странное кушанье казалось мне все лучше и лучше, и я даже совершила совсем уж неподобающий цивилизованному человеку поступок - без спросу взяла еще одну порцию добавки (в конце концов, он сам предложил мне поесть!). Когда мешанины на сковородке осталось меньше трети, а я готова была мурлыкать сытой кошкой, шеф соизволил выйти из нирваны и с неожиданным участием осведомился:
   - Как дела?
   Вместо того чтобы ответить традиционно полагающейся в таких случаях фразой "Все в порядке", я взяла да и призадумалась: а как, собственно, у меня дела? Оказалось, более чем неутешительно, о чем я и сообщила ВП (раз уж он был столь неосторожен, чтобы этим интересоваться):
   - Плохо.
   - Что так? - полюбопытствовал шеф и даже приоткрыл один глаз (видимо, чтобы удостовериться, соответствует ли моему заунывно-страдальческому голосу физиономия человека, только что с аппетитом умявшего лошадиную порцию завтрака). Солнечное сияние погасло, и моим очам предстал несусветно белый, но все же вполне человеческий ВП, что придало мне смелости.
   - В диване пружины колются. Плечи болят. Спина вся ноет, как после побоев, - принялась я перечислять свалившиеся на голову напасти, с каждым словом все больше проникаясь бедственностью своего положения и все отчаяннее жалея себя. - Ваш главный менеджер меня терпеть не может. Мишка с Ритой уехали. Тренер из меня никудышный. Игру чуть не завалила. Свою вторую половинку навсегда потеряла. Ни одного близкого человека не осталось. Как жить дальше - неизвестно.
   - Рассказать? - улыбнулся ВП, открывая второй глаз.
   - Что рассказать?!
   - Как жить дальше.
   Ирония показалась мне совершенно неуместной, чтобы не сказать кощунственной, и я ничего не ответила. Шеф, видимо, воспринял мое молчание как знак согласия, и сообщил с нескрываемым удовольствием:
   - Разбираем проблемы по косточкам. Начнем с потерянной второй половинки. В качестве компенсации предлагаю две вполне подходящие по параметрам четвертинки.
   - Издеваетесь?!
   - Да нет, вполне серьезно. С одним моим знакомым, кстати, произошла презабавная история. Пол жизни он искал свою вторую половинку - красавицу, умницу, спортсменку и так далее. Список чуть поменьше твоего, но тоже - будь здоров. Ну вот. Нашел в конце концов на свою голову, женился, и...
   - И она умерла?
   - Боже тебя упаси. От счастливой семейной жизни ее начало разносить как на дрожжах. Год назад, когда я видел их в последний раз, она вполне тянула на две трети. Сейчас, боюсь, уже доросла до трех четвертей. Представляешь, попал мужик?! Скоро от него и следа не останется.
   - Не смешно! - обиделась я. - И вообще, не буду я больше ни о чем рассказывать! Человеку плохо, а вы!..
   - Ну ладно, не хочешь две четвертинки - подберем четыре осьмушки. Тоже неплохой вариант, между прочим, - пожал плечами шеф. - А то заладила: половинка, половинка. Почему именно половинка? Ведь ты же ученый, неужели тебе не интересно разобраться, насколько ты не в себе?
   Вопрос вызвал у меня состояние легкого ступора: рассматривать ли его как оскорбление, как констатацию факта или как реальную задачу, которую необходимо решить, было совершенно непонятно.
   - Выяснить, насколько ты нецелостна, - пояснил ВП. - Чего именно и в каких количествах тебе не хватает для самодостаточности. Ведь это же целое поле для исследований!
   - Вы имеете в виду, - недоверчиво уточнила я, - что можно произвести замеры, построить графики и реально выяснить, каких именно параметров мне не хватает для счастья?!
   - Можно сказать и так, - зевнул шеф, - но это слишком примитивно. Из каких соображений ты Игоря выбрала?
   - Я уже говорила, что не выбирала... - начала я возражать и осеклась под насмешливым взглядом ВП. - Ну, не знаю. Выбрала, и все. Он был такой...
   - Какой?
   - А то вы сами не видели!? Красивый. Успешный. Уверенный в себе. Раскованный. Обаятельный. Ну да, - наконец дошло до меня, - полная противоположность мне. Полный список всего, чего мне не хватает.
   - Ну, положим, далеко не полный, - с иронией возразил шеф. - До целостности тебе куда большего не хватает, чем игорева самодовольства и его возможностей богатенького Буратино.
   - Чего, например?
   - Творческого подхода к жизни, например. Умения брать на себя ответственность. Доверять. Любить.
   Я скривилась. Ох, и любит же ВП эти песни про ответственность! Можно подумать, что она поможет мне с одиночеством разобраться! И начет доверия - совершенно непонятно. Ну при чем тут доверие к вопросу о второй половинке, спрашивается?! А уж упрекать в неумении любить человека, только что пережившего потерю любимого, - совсем нехорошо!
   - Это была не любовь, - упредил мои возражения шеф.
   - А что же еще? - опешила я.
   - Я же говорю: будь ты настоящим ученым, разобралась бы в мотивах, которые тобой движут, в целях, в средствах. Изучила бы свои настоящие потребности. Удовлетворила бы их, а не делала глупости.
   - Но я даже не знаю, как к такому исследованию подступиться! Построить волновую функцию самой себя, что ли? Описать гамильтониан нынешней ситуации и искать его точные решения?! Не понимаю!
   - А я на что? Спрашивай - расскажу.
   - Что, прямо сейчас? - растерялась я. - Мне сначала подумать нужно... Переосмыслить все... Разобраться в себе... И вообще...
   - Ты же уверяла, что не знаешь, как?
   - Все равно надо подумать, - уперлась я, не желая признаваться, что превращать свою потребность любить и быть любимой в объект сухого научного исследования категорически не хочется. Авось шеф забудет об этом разговоре, и все само собой утрясется. - Вы же сами говорили, что без самостоятельной работы над собой человек так и не становится человеком!
   Слава Богу, он не стал меня уговаривать, отметил, что думать вообще полезно, а мне - в особенности, и перешел к следующим пунктам повестки дня:
   - Так-с, что у нас там далее? Оксана тебя терпеть не может? Неприязнь моего главного менеджера со свету еще никого не сживала. Я думаю, вы со временем даже подружитесь.
   - Ага, как же!
   - У вас ведь много общего, ты поразмысли об этом как-нибудь на досуге.
   - У меня? С ней?! Абсолютно ничего! - оскорбилась я.
   - Видишь ли, Ника, проблема между вами яйца выеденного не стоит, и я могу решить ее за две секунды. Но ты попробуй все-таки сама, надоело мне твои ляпы устранять.
   - Я и не просила!
   - Ну, это как сказать. Для чего тогда на жизнь жалуешься?
   - Да не жалуюсь я на жизнь!
   - Ага, исключительно на злокозненный диван, - усмехнулся он. - Сколько людей на нем до тебя спало - и никогда проблем не было...
   - Значит, я такая везучая.
   - А ты пыталась с ним просто договориться?
   - С кем? С диваном?! Я что, по-вашему, чокнутая?
   - Нет, - вздохнул он, - ты просто лентяйка. Постараться настроиться на новое место и настроить его на себя - это ведь не так сложно даже для заядлого материалиста, правда?
   - Ну... если в этом смысле...
   - Спина, кстати, прошла?
   - Прошла, - прислушавшись к своим ощущениям, с изумлением констатировала я.
   - Видишь, как все просто. С диваном сама разберешься. Это задание. Что еще из проблем осталось? Друзья уехали и ни единого близкого человека не осталось. Что, вернуть твоего Мишеля с супругой обратно?
   - Нет!!! - перепугалась я. Ребята, по моим подсчетам, как раз летели над Атлантикой, и если шеф не шутит (а шутит он, как правило, редко и слишком своеобразно), то это может неизвестно чем закончиться. В том, что задача с возвращением новоиспеченных эмигрантов обратно на родину ему по плечу, я нисколько не сомневалась. - Их отъезд я как-нибудь переживу.
   - Вот и чудненько. Последний номер программы - то, что тренер ты пока никакой. Это действительно проблема, и займемся мы ею, если не возражаешь, прямо сейчас.
   Еще бы я возражала!..
   ВП не поленился подняться и сходить за ноутбуком. "До чего человечный босс попался! - чуть было не умилилась я. - Мог бы меня послать или, скажем, щелкнуть пальцами и материализовать компьютер прямо из пустоты - ан нет, решил не травмировать лишний раз свою бездарную ученицу". Мысль сильно попахивала банальным подхалимажем и была явно рассчитана на шефа, но мне так и не удалось узнать, произвела ли она на него какое-нибудь впечатление. Почти не глядя на клавиатуру и совсем - на меня, он отстучал нужную комбинацию, и на экране высветилось знакомое белое поле с концентрическими окружностями и столбиками астрологических символов.
   - Напомни мне дату рождения, - скомандовал ВП.
   Я с трудом удержалась от того, чтобы задать очередной тупой вопрос типа "Чью?" или "Зачем?", и добросовестно отбарабанила год, месяц и число своего появления на свет.
   - Время? - тем же тоном повелительным тоном спросил шеф.
   А ведь какие-нибудь пятнадцать минут назад он казался таким добродушным и почти милым, так доверительно, по-отечески спрашивал, как у меня дела! Понимая, что возмущаться все равно бесполезно, я выдала требуемые цифры.
   - Точное? Хорошо. Город? Так. Ну, смотри, что мы имеем.
   С энтузиазмом узревшего новые ворота барана я уставилась на экран, но ничего интересного там не обнаружила. Космограммы злосчастной Игры была куда выразительнее. Правда, и здесь красные линии (я уже знала, что они не сулят ничего хорошего) преобладали над синими, но их было гораздо меньше, и скучивались они преимущественно в одной трети круга.
   - Негусто, - разочарованно протянула я.
   - Бывают карты и поинтереснее, - согласился шеф. - С другой стороны, с такими примитивными и локализованными проблемами работать гораздо проще.
   Я подумала, а не обидеться ли мне за столь нелестные эпитеты в адрес моей натальной карты, и... обиделась. Примитивные, значит? Локализованные?! Работать проще?!! Да вам бы хоть десятую часть моих проблем, посмотрела бы я, что бы вы запели!
   - Мне и не с такими проблемами приходилось сталкиваться, - наконец обнаружил свои телепатические способности ВП. - У меня, знаешь ли, была очень забавная натальная карта - с такими вообще не живут. Как-нибудь покажу тебе. Попозже...
   С этими словами он принялся рассматривать примитивное отображение моей убогой натуры, а я призадумалась: что значит "была натальная карта"? А теперь она куда делась? И разве бывают карты, с которыми вообще не живут? Самое обидное, что расспрашивать бесполезно: пока не сочтет нужным, все равно не расскажет. А может, он просто бахвалится? Дескать, мои-то проблемы были - не чета твоим, а я их, аки богатырь былинный, все порешал, и теперь вот сижу здесь, весь в белом, и наслаждаюсь жизнью, а ты...
   Ну и ладно! Мне тоже не так уж и плохо. Если, конечно, не вспоминать про Игоря, Мишу с Ритой, Оксану, Игру, диван и все прочее. Спина не болит - уже спасибо.
   - А можно не о проблемах, а о чем-нибудь более... конструктивном? - неожиданно для себя ляпнула я. - То, что жопа полная - и так ясно, но вот что с этим делать? Куда идти, на что обращать внимание и так далее?
   - Можно, - мой резкий скачок от жалобных стенаний к агрессивной атаке шефа скорее устроил, чем раздосадовал. - Я бы это тебе, конечно, и без космограммы рассказал, да только мне ты как обычно не поверишь. Так что пойдем окольным астрологическим путем. Грубо говоря, в любой натальной карте есть четыре точки, которые как раз и отвечают на твои вопросы. Вот, смотри. Первое описание - что надо делать, второе - как делать, третье - зачем, и четвертое - к чему эти действия приведут.
   Он придвинул ко мне ноутбук, и я впилась глазами в экран, ожидая неземных откровений, которые раз и навсегда перевернут мою жизнь и превратят меня в ангела с крылышками.
   "Асцендент между девятнадцатым и двадцатым градусами Скорпиона, - значилось в первом куске текста, который, как обещал ВП, должен был ответить мне на сакраментальный вопрос: "что делать?" - Первый символ: мудрый старый попугай повторяет подслушанный разговор. Ключ: способность передавать трансцендентные знания. Вызов: проводничество".
   Ничего себе, обретенная цель жизни! Не успела раскатать губу - и вот тебе, пожалуйста, обухом да по голове. Какие трансцендентные знания должна передавать, кому и, главное, где их брать?! Бред какой-то. Тут я вспомнила, что первый кусок не закончен, и принялась читать дальше: "Второй символ: женщина отдёргивает тёмные занавеси, скрывающие священный путь. Ключ: откровение человеческому сознанию того, что лежит за пределами дуалистического знания. Вызов: погрузиться в неизвестное". Час от часу не легче! Погрузиться, стало быть, неизвестно куда, вынести оттуда неизвестно что, и передать это невесть кому. Вот спасибо, шеф, все яснее ясного растолковал. Примитивная карта у меня, стало быть? Ну-ну. А может, дальше будет понятнее? Сейчас почитаем, как именно мне это все надо делать.
   "Имум цели между седьмым и восьмым градусами Рыб, - обнадежил меня второй отмеченный шефом кусок текста. - Первый символ: туман скрывает берег, но на выступающей скале виден крест. Ключ: духовное благословение, дающее силу тем, кто бескомпромиссно отстаивает свою правду, что бы ни случилось. Вызов: утверждение внутренней сущности. Второй символ: девочка-скаут в лагере торжественно трубит в горн. Ключ: призыв к участию в служении человечеству в приближающемся эволюционном кризисе. Вызов: призыв к возрождению".
   Мама дорогая! Стало понятнее, называется! Это я, что ли, человечеству должна служить и правду бескомпромиссно отстаивать? Ага, очень на меня похоже! Просто не отличить! Однако придется читать дальше. Хоть узнаю, зачем мне вся эта фигня дадена.
   "Медиум цели между седьмым и восьмым градусами Девы, - откликнулся третий кусок текста. - Первый символ: в роскошном гареме весело смеются несколько женщин с сияющими глазами. Ключ: роковое подчинение причудам или желаниям эмоциональной природы. Вызов: использовать даже пустоту ожидания. Второй символ: аристократическая пятилетняя девочка берет первый урок танцев. Ключ: овладение способностью к эмоциональному самовыражению в соответствии с культурными нормами. Вызов: потенциальность инициации".
   Фраза о гареме окончательно сбила меня с толку и лишила способности не только соображать, но и возмущаться непонятным текстом. Последнюю его часть, объяснявшую, к чему меня должны были привести описанные выше странности, я читала уже на полном автомате. Мудрые попугаи и торжественные скауты, туманные кресты на скалах, танцующие девочки и сияющие одалиски - все смешалось в одну большую шевелящуюся кучу, и шевелилась эта куча прямо в моей несчастной голове.
   "Десцендент между девятнадцатым и двадцатым градусами Тельца. Первый символ: новый чистый зелёный континент поднимается из океана. Ключ: наплыв новых потенциальностей после кризиса. Вызов: неограниченная спонтанность. Второй символ: тонкие облака, как крылья, летят по небу. Ключ: осознание работающих духовных сил. Вызов: расширение сознания и получение благословения сверхъестественных сил".
   Ну вот, теперь все стало на свои места! После того как я куда-то там окунусь и чего-то там передам, поучаствую в спасении загибающегося человечества и научусь культурно выражать свои эмоции (а то они и впрямь никуда - то истерики, то сплошное ерничанье), будет мне счастье: превращусь я в зеленый материк - например, в Австралию, выплыву из океана и стану то облаками по небу летать, то как кенгуру по полям скакать. А что? Очень даже симпатичные жизненные перспективы!
   - Все понятно? - спросил ВП, обнаружив, что мои глаза перестали скользить по экрану.
   Сказать, что ли, ему всю правду? Опасно: он, конечно, человек зело мудрый и не менее терпеливый, однако же, каждому терпению может наступить песец!
   - В некотором приближении, - не краснея, соврала я.
   - У тебя сложности с восприятием символической информации, - кивнул шеф. - Как, впрочем, и у большинства людей. Но с этим, так или иначе, нужно учиться работать. Попробуй кратко описать, что ты из этого текста вынесла.
   - Что дело еще хуже, чем я предполагала. Никаких надежд, что с проблемами когда-нибудь попустит. Да еще и цели какие-то запредельные - передача трансцендентных знаний, служение человечеству... По-моему, со мной это никак не соотносится. Может, что-то там ваша программа напутала?
   - Ничего она не напутала, не надейся. Это действительно задачи, которые стоят перед тобой. А проблемы, о которых плачешься - исключительно из-за того, что ты не тем чем надо занимаешься. И не так.
   - Да разве по этой абракадабре можно понять, чем нужно заниматься и как?!
   - Ну ладно, со своей картой обычно сложнее всего разбираться, - смилостивился ВП. - Давай на чужой для начала попробуем. Что бы ты сказала, например, - он опять защелкал по клавишам, - об обладателе такой космограммы?
   Весь круг был густо исчеркан красными линиями, образовывавшими несколько мрачного вида крестов.
   - А вот описание его жизненных задач, - продолжил ВП, и взору вновь открылись кладези недоступной моему недоразвитому сознанию мудрости.
   Определенно, товарищу с исполосованной натальной картой было ничуть не проще, чем мне (если, конечно, этот "счастливчик" когда-нибудь предпринимал попытку посмотреть на себя глазами звездочетов). В качестве нужных действий у него шел символ "Индейский вождь требует власти у собравшегося племени", что трактовалось как смелое использование возможности и крайняя самоуверенность. С этим все было просто: лезь себе на рожон как можно чаще, и дело в шляпе, но то, что советовала астрологическая программа потом... Чего стоило одно только предложение бессмертия "через жертвование себя человечеству", загадочным образом вытекавшее из вполне мирного символа "Новогодняя ёлка с подарками и зажжёнными свечами"! Я четко представила себе всю глубину недоумения человека, который жил себе, жил, - и вдруг узнал, что ему надлежит стать елкой с подарками и тем самым обрести вечную жизнь. Сразу крыша поедет, если она до того еще держалась на месте... И если этот бедолага не сбежал от радикального предсказателя сразу после такого откровения, ему открылось бы еще, что столь странный образ действий необходим для того, чтобы расширить перспективы и победить внешние условия силой интеллекта (достичь этого многообещающего состояния предполагалось с помощью символа "Человек, сидящий на ковре-самолете, смотрит на раскрывающиеся широкие горизонты"), а в светлом будущем, после всех треволнений и стараний, маячил совсем уж неожиданный финальный символ "Зубной врач лечит зубы, испорченные привычками современной жизни", который апеллировал к прикладному творчеству, изобретательности в механике и овладению природными силами. Зачем это нужно, интересно, после достижения бессмертия?!
   - Невесело ему живется, наверное, - предположила я.
   - Ну, почему же невесело? - возразил шеф. - Наоборот, мало не покажется.
   - Вы же не хотите сказать, что такие... гм... задачи можно как-то реализовать?! Только не надо мне рассказывать про трансцендентные уровни сознания! Как при всем при этом реальная жизнь выглядит?
   - Тебя анкетные данные интересуют? - ухмыльнулся ВП. - Изволь. Родился он накануне смерти Сталина в богатой по тем временам семье. Отец его был известный изобретатель и директор завода, мать - не менее известный врач. Поскольку родители были постоянно заняты на работе, с раннего детства ребенок был предоставлен самому себе. Сейчас уже трудно представить себе, что собственному отпрыску можно предоставить такую степень самостоятельности, - например, в три года мальчик мог сам уйти гулять в парк, находившийся на расстоянии пяти километров от дома. Он оказался развитым и очень любознательным ребенком, в первых классах школы был круглым отличником, но вскоре школьная программа оказалась для него настолько скучной, что полностью перестала интересовать. В сферу его внеклассных интересов входило изучение техники, которое на тот момент проявлялось в виде ломки разнообразных приборов, приносимых домой отцом, и в конструировании диковинных игрушек, которыми он поражал сверстников во дворе. Достаточно быстро правила и ограничения, которые навязывались общепринятой системой образования, начали вызывать у него стойкое отвращение и такое же противодействие, что быстро привело к вызывающей асоциальности. Ученик, который в начальных классах был гордостью школы, превратился в отпетого хулигана и изгоя в глазах не только учителей, но и сверстников. К счастью или к несчастью, его пребывание в школе было прервано тяжелой болезнью. В последующие пять лет он провел на больничной койке гораздо больше времени, чем за школьной партой. Болезнь не слишком расстраивала нашего героя, поскольку благодаря ее уникальности он оказался в центре внимания множества людей. Необычные осложнения после вирусного гепатита вызывали недоумение и постоянный научный интерес у медиков не только его районной больницы, но и крупнейших светил страны. Нашего героя возили по разным городам и демонстрировали студентам-медикам в качестве феноменального учебного пособия. Благодаря своей любознательности юнец, обреченный быть подопытным кроликом, изучал медицину хотя и не систематически, но достаточно глубоко. Его невольные занятия принесли неожиданные плоды: он научился не только не замечать боль, но и управлять процессом болезни. Так, он мог вызывать или купировать у себя приступы, увеличивать или уменьшать печень по собственному усмотрению - то есть болеть тогда, когда это выгодно. Например, когда отцу нашего героя предложили длительную командировку за границу, подросток достаточно быстро выздоровел, движимый желанием попасть за рубежи родной страны. Время, проведенное в Англии, было настолько насыщенным и впечатляющим, что, возвратившись домой через три года, он выяснил, что утратил даже то немногое, что еще связывало его со сверстниками. Он чувствовал себя не столько стариком, сколько человеком, обладающим жизненным опытом, недоступным большинству окружающих. Сдав экстерном экзамены на аттестат зрелости, в шестнадцать лет он пошел работать в научно-исследовательский институт. К тому времени он уже имел более десятка изобретений в области науки и техники. Кроме того, наследие медицинского прошлого давало о себе знать, и у него было две практически равнозначные перспективы: посвятить себя медицине или технике. Однако как раз в то время, когда нужно было определяться с высшим образованием, от рака умерла его мать. Это стало самым сильным потрясением в его жизни. Перед смертью мать по необъяснимым причинам взяла с него клятву никогда и ни при каких условиях не заниматься медициной. Не желая ни отказываться от интересовавшей его проблематики, ни предавать память матери, он принял компромиссное решение и поступил на факультет биофизики. К девятнадцати годам он стал одним из лауреатов премии Ленинского комсомола, после чего благополучно отдал Богу душу от цирроза печени. Никто не хватился юного дарования, поскольку произошло сие знаменательное событие зимой на загородной даче, а близких людей, которым его судьба была бы небезразлична, у него не осталось.
   - Ужас какой. Но, в общем, при такой натальной карте это немудрено, - обронила я, чувствуя себя после чтения замороченных тестов и долгого выслушивания истории чужой жизни заправским астрологом. - А он так скоропостижно... отдал Богу душу... потому что реализовал свои жизненные цели или потому что неправильно себя вел?
   - А ты сама как думаешь?
   - Ну... Судя по вашему рассказу, с задачей смело использовать возможности и проявлять крайнюю самоуверенность он справился, - предположила я.
   Шеф кивнул.
   - А насчет обретения бессмертия через жертвование себя человечеству - не знаю, свечку не держала.
   - Чтобы разобраться с этим вопросом, надо рассмотреть его вторую космограмму, - сказал ВП, и пальцы его опять забегали по клавиатуре. - Смотри.
   Я успела мельком глянуть на куда более приличную, по сравнению с предыдущей, карту, и даже прочитала несколько абзацев с бессмысленными фразами вроде "Начало движения коллективных бессознательных факторов к ре-поляризации сознательного Эго", "Понимание неизменной субъективной ценности за изменчивыми внешними явлениями", "Кристаллизация цели и воли на базе опыта" и "Непосредственное истинное вдохновение", прежде чем до меня дошел смысл фразы шефа.
   - Чью вторую космограмму рассмотреть? - обалдело переспросила я. - Того самого человека, который умер?!
   - Я же не сказал, что он умер. Я сказал: "Отдал Богу душу", - поправил меня ВП.
   - А разве это не одно и то же?
   - В обыденном смысле - одно и то же. Но, вообще говоря, можно отдать Богу душу и не умирая. Просто это очень сложно.
   - Опять вы загадками говорите! - возмутилась я. - Как это - отдать душу, не умирая?
   - Дело, как я уже говорил, было зимой, - пояснил ВП. - Дача была не отапливаемая. Когда через месяц он очнулся и отправился домой, врачи объяснили ему, что это была печеночная кома. Надо полагать, что они что-то под этим подразумевали, хотя я в этом сомневаюсь.
   - Подождите, так он умер или не умер?!
   - Видишь ли, я знаю, как ты сейчас отреагируешь: снова начнешь биться в истерике или изображать из себя слабоумную.
   - А есть из-за чего биться в истерике? - напряглась я. - Не такая уж я психопатка, как вы любите изображать!
   - Ну, тогда слушай. Тело провалялось на неотапливаемой, как я уже говорил, даче месяц. Реанимационных мероприятий никто, естественно, не проводил. Когда он открыл глаза, за окном ярко светило солнце, а сквозь щели в потолке капала талая вода. Пока его не было, кончилась зима.
   - А где он был, пока его не было?
   - После клинической смерти обычно рассказывают всякие романтические истории о беседах с ангелами и полетах по светящимся туннелям. У него же все было достаточно прозаично, практически так же, как и при жизни. Он находился в каком-то помещении, очень похожем на приемное отделение больницы: невыразительные стены, практически никакой мебели, а вокруг снуют, не обращая на него внимания, какие-то невнятные тени. Так длилось достаточно долго, пока он не понял, что к нему обращаются.
   - Человек или ангел или Бог или кто вообще? - не утерпев, решила уточнить я.
   - Ничем конкретным я тебя, к сожалению, порадовать не могу. Знаешь ли, видимость была плохая. Даже половую принадлежность определить сложно.
   Половая принадлежность неизвестно кого интересовала меня меньше всего, но я решила подыграть шефу и спросила:
   - А по тембру голоса?
   - Да и голоса в обычном понимании не было, - ответил он. - Это была просто информация, которую он воспринимал как голос. Смысл "беседы" заключался в следующем: его спросили, хочет ли он жить дальше. Особого сильного желания возвращаться обратно у него не было, хотя существовала некоторая неудовлетворенность тем, что он не все успел пережить.
   - Если я правильно поняла, жизнь у него была довольно насыщенная. Что же он не успел пережить?
   - Влюбленность, например.
   - И из-за такой ерунды он решил жить дальше? - искренне изумилась я.
   - Видишь ли, ему было всего девятнадцать лет. Ты себя помнишь в этом возрасте?
   К сожалению, я слишком хорошо помнила свои "эпохальные" переживания постпубертантного периода, поэтому больше глупых вопросов не задавала, ограничившись сакраментальным:
   - И что было дальше?
   - Его спросили, сколько лет еще он хотел бы прожить. Он ответил, что лет тридцать максимум, поскольку после пятидесяти, как он был тогда уверен, начинается маразм и прочие старческие "радости". После чего ему было сказано, что он получит в свое распоряжение эти тридцать лет, но при одном условии: никогда и ни при каких обстоятельствах не лечиться.
   - И все? Вот так просто и буднично?
   - Да, именно так: никаких заключительных слов, никаких громов и молний, никаких артефактов, - подтвердил шеф. - Долгое ожидание, короткий разговор и "до свидания".
   - А почему вы говорите, что он отдал Богу душу? По-моему, у него никто ничего не забирал.
   - В том пространстве, в котором он находился, оценивать, отдал он что-то или получил, было просто невозможно. А через пару недель, когда он окончательно пришел в себя, обнаружилось, что он стал другим человеком. Глядя в зеркало, сказать это было трудно, однако изменения были налицо. Во-первых, он стал проживать каждый день как последний. Он и раньше не раз слышал это выражение, однако впервые оно стало для него реальностью - ведь теперь он знал, что такое проживать свой последний день.
   - Это как-то проявлялось конкретно?
   - Конечно. Теперь, если он хотел что-то испытать, он делал это немедленно, не откладывая на завтра, потому что знал, что завтра его может не быть. И наоборот, если ему не хотелось делать нечто, что было важно не для него, а для кого-то другого, он не делал этого ни при каких обстоятельствах.
   - Но это еще не значит, что он стал другим человеком, - запротестовала я. - Просто он получил запредельный опыт, и его взгляды на жизнь изменились. По-моему, это вполне естественно.
   - Этим изменения не ограничивались, - ответил шеф. - Он стал замечать, что у него появляются странные мысли - как бы его, но в то же возникающие в голове совершенно без повода и для него прежнего нехарактерные. Он начал замечать за собой нечто вроде шизофрении. В обыденных состояниях он был таким как до смерти, но были и такие состояния, в которых он чувствовал себя значительно более могущественным.
   - Как великий и ужасный Гудвин, что ли?
   - Криобиология, которой он занимался, - проигнорировал мою иронию ВП, - предполагала работу с живыми клетками. Так вот, он начал замечать, что эти клетки ведут себя по-разному в зависимости от того, в каком состоянии он находится. Позже то же самое он заметил и в отношении электронных приборов, и даже в отношении воды.
   - А что именно происходило с клетками? - заинтересовалась я.
   - Он мог влиять на их жизнеспособность.
   - Убивать и оживлять, что ли?!
   - Скажем так: у его коллег после экспериментов обычно выживало около двадцати процентов клеток, а он - при тех же самых опытах - мог доводить этот процент до девяноста. И тогда он понял, что случившийся у него контакт со смертью дал ему возможность управлять процессами жизни и умирания.
   - Вы же не хотите сказать, что он и сам стал бессмертным?! - вспомнила я о начале нашего разговора о реализованных и нереализованных целях.
   - Нет, - сказал ВП. - Он просто научился отодвигать смерть на нужное ему время.
   - Круто. Но, подождите... Ведь это где-то начало семидесятых, если я правильно понимаю? А как он тогда мог узнать об этих символах, в соответствии с которыми надо жить? Ведь тогда астрологии в Советском Союзе еще и в помине не было, она уже при мне появилась. Или у него какой-то тайный гуру был?
   - Никакой астрологии он, естественно не знал, и даже слова такого - "гуру" - никогда не слышал. Его учителя все как один были махровыми материалистами. И во всякого рода чудеса он не верил.
   - А как же получилось, что все в соответствии с этими символами произошло? Случайно, что ли?
   - Любой человек в принципе чувствует, как ему надо жить. А поскольку наш герой был достаточно интуитивным и наблюдательным, он смог правильно выбрать свой путь.
   - Все это, конечно, замечательно. А что делать менее интуитивным и наблюдательным?
   - Ну, во-первых, развивать в себе эту самую интуитивность и наблюдательность, - назидательно ответил шеф. - Именно этим учащиеся Программы в первую очередь и занимаются.
   - Вот так всегда, - разочарованно протянула я. - Учиться, учиться и учиться, в полном соответствии с заветами Ленина. Нет, чтоб волшебную палочку предложить.
   - Да вот же тебе волшебная палочка, - кивнул шеф в сторону испещренного астрологическими знаками экрана ноутбука. - Но все дело в том, что для того чтобы воспользоваться волшебной палочкой, человеку как раз и нужны те самые интуитивность и наблюдательность.
   - Какая же это волшебная палочка?! Это просто абракадабра!
   - Печально, что ты так ничего и не поняла. Я приводил этот пример специально для того, чтобы ты, проанализировав более сложный чем у тебя вариант и слегка напрягши мозги, поняла: то, что написано в твоей космограмме, решается легко и просто. Ну, если уж и это не помогло... - шеф отвернулся и уставился в окно - то ли о чем-то задумался, то ли устал лицезреть мою не блещущую интеллектом физиономию.
   - Вот тебе волшебная палочка, которая даже для тех, кто в танке, работает, - помолчав, повернулся обратно. - Дай руку.
   Я послушно протянула раскрытую ладонь. Шеф поднес сверху свою правую руку и проделал несколько спиралеобразных пассов, словно нагнетая энергию. Я следила за его действиями, как человек, наблюдающий за устрашающими манипуляциями стоматолога, который вот-вот перестанет бряцать инструментами и займется многострадальными зубами пациента.
   - Закрой глаза, - распорядился ВП, и мне пришлось подчиниться. - Чувствуешь что-нибудь?
   Я прислушалась. По всей ладони ощущалась достаточно сильная вибрация, в самом центре переходящая то ли в давление, то ли в покалывание. Потом сверху пополз холодок, и я сначала решила было, что это ощущение от прохладного воздуха, но это объяснение тут же пришлось откинуть: никаких дуновений и уж тем более никаких сильных воздушных потоков в кухне не было, холод распространялся сам по себе.
   - Чувствую.
   - Сосредоточься на этом ощущении.
   - Угу.
   - А теперь выбери какое-нибудь кодовое слово.
   - Какое еще кодовое слово?
   - Ну, не знаю. Да хоть "ключ" - если совсем уж для чайников.
   Как назло, никаких приличных слов в голову не лезло. Быстро забраковав ведро, колбасу, оргазм и кошку, я сказала:
   - Для чайников так для чайников. Пусть будет "ключ".
   ВП хмыкнул, но возражать не стал.
   - Теперь мысленно произнеси кодовое слово и сформулируй важный для тебя вопрос.
   С формулировкой вопроса тоже возникли проблемы, и я не нашла ничего лучшего, чем в который раз вопросить, что мне нужно делать в жизни.
   - Сформулировала? - спросил шеф. Я кивнула. - Теперь получай ответ.
   Ничего не произошло.
   - А он... обязательно должен прийти? - тихо поинтересовалась я, не решаясь открыть глаза.
   - Обязательно, - заверил шеф. - Он уже пришел. Надо просто принять его, каким бы неприятным, странным или даже нелепым он тебе ни показался. В дальнейшем, если тебе нужно будет получить ответ на любой вопрос, достаточно воспроизвести ощущение в руке и произнести кодовое слово.
   До дальнейшего нужно было еще дожить, поскольку ответ на уже заданный вопрос до меня пока так и не дошел, а ведь шеф спросит, получила я его или нет! Я замерла, прислушиваясь к себе. В голове творилось что-то странное: вместо обычной чехарды относительно связных мыслей там мелькали их обрывки, словно внутри меня сидел кто-то с ножницами, и отрезал от каждой появляющейся мысли по кусочку, а все остальное за ненадобностью выбрасывал. Просидев минут пять и так ничего и не услышав, я поняла, что сама панически отбрасываю каждую появляющуюся мысль, боясь услышать что-нибудь такое, с чем потом неизвестно как придется жить.
   - Ничего не получается, - сдалась наконец я, открывая глаза.
   - Это потому что ты блокируешь получение ответа, - ответил шеф. - Кстати, я пробовал эту технику на безграмотных бабушках в одной глухой деревне - работает как часы.
   - А зачем это бабушкам в деревне? - искренне изумилась я.
   - Да они доставали меня жалобами на здоровье, и все печалились, что неотложную помощь там никак не получить. И это при том, что все как одна - верующие. Я их спросил: "А как же крестное знамение?" Оказалось, не помогает, сколько бы они ни крестились. Зато когда я научил их использовать крестное знамение как ключ, в деревне начались чудеса. Достаточно им было перекреститься - и любой приступ проходил. Мало того, мои ученицы еще и соседок своих по той же методике лечить начали, а заодно бороться со всякими сглазами и порчами.
   - А почему у них раньше не получалось?
   - Потому что они использовали крестное знамение как формальный символ веры, а не как инструмент для связи с высшими силами. К слову говоря, выбрасывание руки вверх, знаменитый жест немецких фашистов - способ связи с высшими оккультными силами рейха.
   - А почему у одних работает, а у других - нет? - спросила я, боясь, что шеф начнет дальше развивать малоприятную тему мистики в гитлеровской Германии.
   - Потому что это инструмент для получения ответа на конкретный вопрос или для получения помощи в решении конкретной проблемы, и он не обязан автоматически срабатывать каждый раз, когда человек видит церковь или, скажем, при встрече с каким-либо фюрером. Кроме того, всегда надо помнить: каков вопрос, таков и ответ. Нет вопроса или запроса - нет и ответа. А сейчас пойди погуляй и попробуй - учитывая то, что я сказал - правильно сформулировать вопрос.
   Я молча оделась и отправилась на улицу: непростая беседа с шефом так пригрузила меня, что перерыв требовался давно и настоятельно. Открыв дверь парадного, я зажмурилась от неожиданности: в глаза бил яркий белый свет. От вчерашней уныло-слякотной жижи не осталось и следа, повсюду лежал толстый слой снега, искрившегося на солнце. Вторым сюрпризом оказался неслабый морозец, на который я как-то не рассчитывала, и теперь зябко поежилась. Мысль о том, что именно изменившейся погоде ВП был обязан своим сегодняшним бело-пушистым имиджем, скользнула где-то по периферии сознания и тут же растворилась - как, впрочем, и куда более практичное соображение о том, что не мешало бы вернуться и одеться потеплее. В голове - а именно, в том месте, где положено находиться мозгам, - разлилось нечто вроде густого белого тумана, и в нем глохли все звуки, как внешние, так и внутренние.
   В такое странное состояние отстраненности не только от мира, но и от самой себя, я еще не попадала ни разу в жизни, но даже удивиться этому как следует не получалось. Случившееся несколько напоминало эмоциональную анестезию, которую устроил мне шеф на пике переживаний о невинно "убиенном" Игоре, - с той лишь разницей, что сейчас "обрезанию" подверглись не чувства, а мысли. Необъяснимым образом это состояние не имело ничего общего ни с периодически наваливающейся на меня тупостью, ни с внутренней тишиной, которая наступает в редкие моменты абсолютного счастья. Просто, судя по ощущениям, кто-то взял и выключил мой мыслительный аппарат, или на моей внутренней аудио-пленке закончился текст, а магнитофон продолжал работать, и его прежде незаметное гудение и пощелкивание вдруг стало очень заметным, обнаружив тем самым свое существование. А ведь до того казалось, что и нет вовсе никакого магнитофона, есть лишь бесконечный текст, звучащий сам по себе, и этот текст, по сути дела, и есть я...
   Тело медленно плелось по улице, перед глазами неспешно проплывали озаренные снежным свечением городские пейзажи, а в сознании так и не возникало ни уместных в данной обстановке ассоциаций, ни свойственных мне псевдо-философских раздумий, ни хотя бы дежурных мыслей. Разобраться, насколько функционально или, напротив, нефункционально такое состояние случай не представился: люди обходили меня стороной, машины тоже ехали на вполне безопасном расстоянии, и во всем окружающем пространстве не происходило ровным счетом ничего такого, что могло бы заставить меня как-то отреагировать. Я брела так невесть куда по малознакомому микрорайону довольно долго, пока в душе не поселилось смутное ощущение дискомфорта, которое в словах, если бы они еще были в моем распоряжении, можно было бы выразить примерно так: "А что, если это - навсегда?"
   Стоило появиться этому беспокойству, как в глухом, непроницаемом тумане появился центр кристаллизации, от него во все стороны медленно разошлись голубовато-льдистые волны, и пространство разродилось фразой: "Да будет воля не моя, но Твоя". Самый противоестественным было то, что фраза эта явно озвучивалась от моего имени, хотя я к ней никакого отношения не имела. О Библии я располагала на тот момент весьма смутными представлениями (пыталась как-то, еще будучи "большим ученым", прочесть ее, так сказать, для общего развития, но не продвинулась дальше первой главы Бытия) - с чего бы это мне думать явно библейскими, и к тому же незнакомыми фразами? И столь торжественно-пафосный стиль вовсе для меня нехарактерен. Да и сама идея перепоручения своей воли кому-то другому в обычном моем состоянии никогда не вызывала у меня энтузиазма, а точнее - всегда возбуждала жесткое противодействие. Словом, можно было бы поручиться, что возникшая в тумане фраза - совершенно не моя. Можно было бы - и поручиться, и призадуматься, и попытаться переключиться на более здравые мысли, и даже, в конце концов, попробовать заглушить сей "вражеский глас" - ан нет. Фраза звучала и звучала, превращая густой туман в прозрачные струящиеся звуки, а мне оставалось лишь в недоумении внимать ей, понимая, что поделать с ней что-нибудь - не в моих силах, поскольку сама фраза - всего лишь констатация уже свершившегося факта. Факта, который я не могла ни осмыслить, ни осознать толком, ни - тем более - отменить.
   "Вот, значит, как отдают Богу душу", - внезапно подумала я, и тут меня как током ударило: как же я сразу не догадалась, что ВП неспроста показывал мне эти космограммы то ли умершего, то ли не умершего юноши, получившего ключ к тайнам бессмертия! Как же мне в голову не пришло, что нельзя так детально и подробно рассказывать о чужих переживаниях, о чужой жизни, а можно только - о своей?! Он же обещал мне показать свою космограмму и говорил, что с такими натальными картами, какая была у него, вообще не живут?! Только и нужно было, что два и два сложить, а я все ушами хлопала и извилинами натужно скрипела... Сразу вслед за этим откровением в голову заползла неприятная мысль: с чего это я вдруг сейчас такая сообразительная стала? И я ли это до всего додумалась, или мне это просто подсказали, спустили в башку информацию, как грузик на веревочке? И вопрос-то задать не успела, а ответ - вот вам, пожалуйста. И что мне теперь со всем этим делать? Я - не я, и голова - не моя, и фразы в ней звучат непонятно чьи, и воля теперь чужая, и ответы берутся невесть откуда, и шеф, надежа моя и опора - оказывается, то ли оживший мертвец, то ли сбредивший шизофреник - сам ведь о шизофрении рассказывал, я за язык его не тянула! Караул!!!
   Последнее открытие перепугало меня насмерть, и я бросилась обратно, словно объяснения, которые я собиралась потребовать у ВП, могли что-то исправить в рухнувшей картине мира, главное - вовремя их услышать. Как ни странно, мой топографический кретинизм на сей раз не обнаружился, и я безошибочно нашла дорогу к нужной девятиэтажке, причем, как выяснилось впоследствии - кратчайшую. Не дожидаясь лифта, домчалась, перепрыгивая через две ступеньки, до знакомой двери, нажала на кнопку звонка - и тут испугалась еще больше. А если он скажет, что все это - правда?!
   Открывать мне почему-то никто не спешил. Хорошенькое дело: выпускать - выпускают, а впускать обратно не хотят! Ну, и что мне теперь делать, со всем этим ужасом в мыслях, да к тому же без денег и без вещей?! Податься некуда, а на лестнице, мягко говоря, не жарко! Наконец после то ли одиннадцатого, то ли двенадцатого по счету звонка послышался недовольный голос Наташи:
   - Кто там?
   "Однако! - подивилась я про себя. - Неужели она до сих пор спит? На часах-то уже начало пятого!", а вслух сообщила для опознавания свое имя. Дверь наконец распахнулась, и я подивилась вторично: Наташа стояла совершенно голая, а на пол с нее капала вода. Ну ладно, допустим, ванну принимала - но почему бы, вылезая, на себя какое-нибудь полотенце не набросить? И пол суше был бы, и людей не смущала бы своим неприличным видом.
   - Ну и чего ты трезвонишь? - недовольно спросила Наташа.
   - Надо же мне было как-то попасть в квартиру, - резонно возразила я. - А у меня ключей нет.
   - Да вот же свободный ключ, висит на самом видном месте, - ответила она и показала в сторону внушительного гвоздя на стене. - Только руку протяни...
   Немудреная фраза почему-то оказала на меня магическое воздействие: я застыла на месте с полуоткрытым ртом. Ключ, о котором говорил мне шеф, и ключ, на который показывала Наташа, загадочным образом соединились в одно целое, чем вызвали полное зависание всех программ моего внутреннего компьютера. Жрица свободного танца, не обращая на меня больше никакого внимания, с достоинством удалилась обратно в ванную, а я, с большим трудом стряхнув с себя оцепенение, освободилась от верхней одежды и направилась на кухню. В том, что ВП так и сидит на том же месте и в той же самой позе, в которой я оставила его, уходя прогуляться, не было никаких сомнений.
   А зря: никаким шефом на кухне и не пахло. Зато из ванной, мимо которой лежал мой путь, раздавались звуки, в реальность которых я предпочла бы не поверить, если бы они не были столь отчетливыми и недвусмысленными. Там под негромкий шум воды явно занимались сексом - к стонам и неразборчивым возгласам Наташи примешивался негромкий голос какого-то мужчины. Ничего себе! Они что, не заметили моего прихода?! Я, конечно, не сноб, но это уж верх неприличия: продолжать свои игрища, когда в квартире появился чужой человек. Да еще в таком месте - с позволения сказать, общего пользования! А если мне, к примеру, нужно руки помыть? А если бы я ничего не услышала, и вломилась бы к ним прямо в разгар... гм... полового акта?! Черт знает, что за нравы у жильцов этого бедлама!
   И куда, спрашивается, делся ВП? Сидел бы лучше на своем излюбленном кухонном месте - Наташа вряд ли рискнула бы устраивать разврат прямо у него под носом. К тому же мне просто позарез необходимо задать ему целую кучу вопросов... Может, он прячется в какой-нибудь из комнат, в силу своей деликатности не желая мешать разошедшимся не на шутку любовничкам из ванной? М-да, деликатность - это как раз про шефа. В самую точку. Но версию с комнатами все же не мешало проверить - и я, предварительно постучав в закрытые двери и не получив ответа, заглянула в них в одну за другой. В обычной ситуации я бы вряд ли позволила себе такую наглость, но ситуация была по всем меркам экстраординарной, и шеф требовался мне безотлагательно. Нигде никого не было. Я поплелась в свою комнату, плюхнулась на стул и в совершеннейшей прострации уставилась в окно. Что теперь делать? К кому бежать с воплями: "Помогите, с ума схожу, верните крышу на место!"? А если он ушел надолго?! А если сегодня возвращаться не собирается? А если вообще не намерен больше появляться в этой квартире?!
   Ответ на все вопросы был получен неожиданно быстро. Не прошло и получаса, как дверь ванной отворилась, и поклонники водной версии Кама-сутры прошлепали мимо моей комнаты по коридору. Боковым зрением я отметила две мелькнувшие в полутьме обнаженные фигуры, а слух уловил игривое мужское:
   - Ну что, продолжим здесь?
   И прежде, чем я услышала ответ Наташи, в голове разорвалась бомба: мужской голос, без всяких сомнений, принадлежал шефу, хотя этого быть не могло никогда и не при каких обстоятельствах, потому что... Потому что... А собственно, почему? Потому что гуру не спят со своими ученицами (интересно, кто мне об этом сказал?). Потому что светлый образ духовного Учителя совершенно несовместим с разудалым спариванием где попало! Потому что ВП в моих глазах, невзирая на все его сексуальные тренинги и шабаши с подъемом кундалини, всегда был фигурой абсолютно бесполой, и наличие бороды как вторичного полового признака никак не меняло этого убеждения. Потому что, наконец, сегодня он в очередной раз перевернул мою жизнь вверх тормашками, и представить себе, что после нашей возвышенно-мистической беседы, после рассказов о жизненном предназначении и трансцендентном опыте шеф мог запросто заняться банальным перепихоном, было попросту невозможно.
   Факт, однако же, оставался фактом, в чем мне пришлось с ужасом себе признаться: голос принадлежал именно ВП, и одно из голых тел, наверное, тоже (хорошо хоть меня не угораздило обернуться и в упор посмотреть, кто там шествует мимо в костюме Адама!). И, значит, никуда он не делся, не исчез и не испарился. Значит, в то время, пока я изо всех сил старалась выполнить его невыполнимые указания, наступала на горло своему чувству самосохранения и передавала контроль над своей личностью неизвестно кому, в то время, когда я бежала к нему, изнемогая от невыразимого ужаса, - в это самое время он бесстыдно кувыркался в ванне с этой девицей! С этой девицей, которая неизвестно чем занимается ночами, которая кокетничает со всеми напропалую, которая соблазняет чужих любимых, которая... О, нет! Так вот почему он ничего не сказал Наташе, когда она строила глазки Игорю! Как просто, оказывается, открывался ларчик: то, что было запрещено мне, ей было можно просто потому, что... Дальнейшие выражения по поводу руководителя Программы и жрицы свободного танца, а также иллюстрации к их взаимоотношениям, немедленно возникшие перед моим внутренним взором, оказались, как на подбор, настолько нецензурными, что их пришлось срочно блокировать, и этот процесс занял довольно много времени.
   Когда я наконец несколько усмирила обуявший меня праведный гнев, обнаружилось, что непристойные звуки разносятся по квартире пуще прежнего, изменив разве что направление: раньше они исходили из ванны, а теперь неслись из комнаты Наташи. Я закрыла дверь и зажала уши руками, но это не очень-то помогло: сладострастным Наташиным стонам вполне могла бы позавидовать любая порнодива, и мои бедные барабанные перепонки упорно улавливали порождаемые голосистой жрицей колебания воздуха.
   Я стиснула зубы и твердо решила перетерпеть это насилие над своей личностью (а чем еще, кроме желания досадить лично мне, можно было объяснить эти немыслимые предоргазменные децибелы?!) - в конце концов, ну сколько может продлиться средний половой акт? Ну, полчаса. Ну, час... Устанут же они рано или поздно. По идее.
   За окном совсем стемнело, когда я рискнула оторвать одну руку от уха (Наташа немедленно испустила очередной вопль восторга) и посмотреть на часы. Стрелки на циферблате показывали без десяти семь. Стало быть, сексуальный беспредел длился уже не менее двух с половиной часов и даже не думал заканчиваться. От одной мысли о том, что мне придется "наслаждаться" этим концертом весь вечер и всю ночь, начало подташнивать. Сдвинуться с места, как назло, что-то мешало, словно каждый звук из комнаты Наташи все безнадежнее пришпиливал меня к стулу.
   К счастью, через некоторое время в двери заскрежетал ключ, и мое внимание переключилось на шаги и шорохи в прихожей. Сначала у меня мелькнула дикая мысль, что это залезли воры, но после того, как раздался грохот и чье-то сдавленно ругательство, я расслабилась и даже улыбнулась: судя по всему, домой пожаловал Филя. Сейчас шеф и Наташа наконец прекратят свои душераздирающие рулады - они могут не стесняться меня и даже действовать мне назло, но невозможно же, чтобы на них никак не подействовал приход печального знаменитого своей неуклюжестью детины. А не заметить его обставленный неслабыми звуковыми спецэффектами приход мог только слепо-глухо-немой!
   Оказалось - все возможно, даже это. Должно быть, Филя - по внутренней шкале наших сексуальных марафонцев - ничем не отличался от меня и не относился к числу особо важных особ, ради которых следовало прервать свои вызывающие занятия. Правда, в отличие от меня, это обстоятельство его ничуть не смущало.
   - Привет. Опять в темноте сидишь? - весело и громко осведомился он, заглядывая ко мне.
   Я приложила палец к губам, указав глазами в направлении Наташиной комнаты.
   - Брось, им ничем не помешаешь, - беззаботно отмахнулся Филя.
   - А это у них... надолго? - осторожно осведомилась я, не зная, насколько прилично задавать такие вопросы.
   - Кто ж их знает, - судя по интонации, вопрос не показался моему собеседнику заслуживающим внимания, словно я спросила, долго ли еще будет идти снег. - Да ты не заморачивайся, дело-то житейское.
   Хорошо ему говорить: "не заморачивайся!" А тут человек, можно сказать, потрясен до основания и оскорблен до глубины души. Поразмыслив, сообщать о своих переживаниях Филе я не стала. Мало ли что. Вдруг у них тут такие светопреставления в порядке вещей, и мои отсталые взгляды на отношения полов вызовут гомерический хохот.
   - Есть будешь? - спросил рыжий детинушка.
   Вопрос вызвал у меня новый приступ тошноты.
   - Что-то не хочется. Я лучше пойду, пройдусь.
   - Там метель началась, - предупредил Филя.
   - Вот и хорошо. Люблю метель! Разгул стихий, знаешь ли, выход природных энергий и все такое...
   С любовью к стихиям я несколько преувеличила: пригоршни снега, наотмашь бьющие по лицу, вовсе не вызвали дикого восторга, но зато несколько отрезвили и позволили быстро прийти в себя.
   "Ну что ты опять проблемы на пустом месте устраиваешь? - укоризненно спросил проснувшийся от холода внутренний голос. - Подумаешь, люди трахнуться решили".
   "Были бы это просто люди, - нерешительно возразила я. - Другое дело..."
   "А какая разница?! - внутренний голос чувствовал за собой правду, посему отвечал надменно и даже безапелляционно. - Были бы это просто люди - ты бы тоже закатывала глазки и возмущалась: ах, как неприлично! Ах, бесстыдники! Точь-в-точь как твоя мамочка: увидит сексуальную сцену по телевизору - и давай отплевываться!"
   "Да при чем тут моя мамочка! Просто так нельзя себя вести!"
   "Это почему же нельзя, интересно?" - язвительно хмыкнул внутренний голос
   "Не знаю! - разозлилась я. - Нельзя, и все!"
   "Я же говорю: потому что неприлично. Низ-зя! Ай-яй-яй! В угол бы их поставить!"
   Я обиделась и ускорила шаг. Не хватало еще, чтобы всякие внутренние голоса меня поучали! Тут и внешних забот хватает - непонятно, как я до сих пор в относительно здравом уме остаюсь. Тактическая уловка помогла - голос заткнулся, видимо, решив не отвлекать меня от более насущных проблем, связанных с навигацией в завьюженном пространстве. Во время беседы с непрошенным голосом я опрометчиво свернула с тротуара на какую-то тропинку, каковая подло исчезла метров через десять, и теперь я топала по какому-то то ли полю, то ли пустырю, по ли просто очень большому двору, с трудом различая за снежной круговертью светящиеся прямоугольники окон далеких домов. Пару раз я чуть не влетела со всего размаху в выросшие прямо из-под земли деревья, еще несколько раз всерьез увязла в сугробе, после чего бдительность пришлось удвоить, но это не очень помогло. Ветер усиливался, мороз, судя по ощущениям, тоже, но о том, чтобы вернуться обратно в квартиру, в стонуще-вопящий ад, не могло быть и речи. И я упрямо продиралась сквозь метель, прикрывая руками горящие щеки с будто содранной кожей, не желая задумываться, куда я иду и зачем.
   Когда руки заледенели не хуже щек и стали умолять о снисхождении, а пальцы на ногах начали делать вид, что вовсе отсутствуют, я остановилась и оглянулась вокруг. Надо было возвращаться - хотя бы для того, чтобы отогреться, собрать вещи и уйти из нехорошей квартиры навсегда. А возвращаться было некуда. Глаза, залепленные настырным снегом, почти ничего не видели. Едва заметные огоньки окон дрожали и мигрировали где-то в беспредельной дали, гонимые порывами ветра. С равным успехом можно было идти вперед или назад, влево или вправо - все ориентиры были безнадежно утеряны, и я совершенно не представляла, где очутилась.
   Какой, однако, дивный вечер! Ко всем моим сегодняшним неприятностям не хватало именно этого: беспросветно заблудиться посреди банального жилого массива самой что ни на есть типовой застройки, в окружении живых людей, преспокойно сидящих в теплых уютных квартирах и даже не подозревающих о том, что я замерзаю, возможно, всего в двух шагах от их надежных норок. Теперь мне можно с полным основанием присвоить гордое звание ходячего несчастья - жаль, поделиться этой радостью я, по всей видимости, уже ни с кем не успею...
   Вдоволь насладившись жалостью к себе, сдобренной солидной порцией презрения, я решила все-таки попытаться выбраться к людям, и пошла вперед - почему-то казалось, что именно такой путь является самым верным. Я шла и шла, а навстречу не попадалось ничего, будто под землю провалились не только прохожие, но и дома, деревья, кустарники, машины - все, что имело отношение к городу, еще недавно претендовавшему на роль стабильно существующей реальности. "Наверное, просто иду по тротуару, вот препятствий и нет", - решила я, развернулась на девяносто градусов и двинулась дальше. Уж в этот раз я точно должна была на что-то наткнуться. Как бы не так! Исчезнувший город не собирался появляться обратно. Я сворачивала в разные стороны еще несколько раз, пока не убедилась окончательно, что все попытки выбраться из снежной ловушки тщетны.
   "Да и что толку, - проплыла в голове замерзшая мысль. - Даже если бы я нашла дорогу к дому, попасть в квартиру у меня все равно бы не получилось: Филя, наверное, уже спит, Наташа и шеф слишком заняты друг другом, чтобы то и дело открывать мне дверь, а ключ я взять забыла..." Забыла ключ. Ключ забыла. Ключ... Ключ! "Если тебе нужно получить ответ на важный для тебе вопрос, воспроизведи ощущение в руке и произнеси кодовое слово", - кажется, так говорил шеф. И сейчас у меня наконец есть такой вопрос, не просто важный - эпохальный! Кодовое слово я помню, осталось воспроизвести ощущение в руке, и сконцентрироваться на желании попасть обратно в квартиру. Ощущение в руке... Вот только как же его воспроизвести, если обе руки заледенели настолько, что даже больно шевелить пальцами?!
   Размышляла я недолго - просто взяла и сунула правую руку под свитер. Живот обожгло холодом, а ладонь болезненно сжалась от прикосновения жестких ворсинок. Подождав, пока разница температур немного выровняется, я принялась яростно тереть руку об теплую кожу туловища. Медленно оживающие пальцы вместо благодарности обрушили на меня шквал жалоб на плохое обращение в виде мерзкого игольчатого покалывания и тянущей ледяной боли в суставах. Наконец, в согревшейся руке запульсировала кровь, и я попыталась воскресить ощущение вибрации и покалывания в центре ладони. Сколько я ни старалась, ничего почему-то не получалось, зато встрепенувшаяся память выдала информацию о том, что ВП инициировал мне не правую руку, а левую. Размышлять, имеет ли значение точно совпадение рук, было недосуг - все пришлось начинать сначала. Процесс с отогреванием левой руки занял гораздо больше времени, словно она обиделась за предыдущее невнимание и теперь мстила за это, но зато - ура! - нечто похожее на нужные ощущения все-таки появилось. Я зажмурилась, мысленно спросила: "Куда мне идти?" и принялась вслушиваться в звуки окружающего мира, чтобы вычленить искомый ответ.
   Меня поджидало жестокое разочарование: никакого ответа (мне почему-то думалось, что голос с небес должен прогромыхать нечто вроде инструкции: "Сделай тридцать шагов вправо, потом ступай прямо, а через двадцать минут свернешь налево"), не последовало. Все как всегда! Не вынимая рук из-под куртки, я побрела наугад в снежную темень, уже ни на что не надеясь и руководствуясь единственным соображением: идти в мороз и ветер все же несколько теплее, чем стоять истуканом. В какой-то момент глаза стали сонно закрываться, и я даже успела подумать, что это первые признаки критического переохлаждения организма: скоро мне покажется, что стало тепло, а потом я свалюсь без сил и замерзну насмерть в первом попавшемся под руку сугробе. Но ноги продолжали отмерять шаг за шагом, уже без всяких команд с моей стороны, и я постепенно потерялась в этом монотонном, ритмичном переваливании с носка на пятку, с пятки на носок, которому больше ничто не мешало. Вскоре действительно стало тепло, а силы все не заканчивались, ноги все шли, перед закрытыми глазами плыли разноцветные пятна, и я никак не могла понять, иду ли на самом деле, сплю ли или уже брежу, и в этом странном бреду плыву в колышущемся тумане...
   Налетев на какую-то решетку, я дернулась от боли и неожиданности. Глаза открылись сами собой. Передо мной был небольшой металлический заборчик, ограждавший "палисадник" у подъезда многоэтажного дома. В двух шагах от него маячила дверь в парадное. Ничему не удивляясь, я открыла ее и, чуть прихрамывая, вошла внутрь. Знакомая оплавленная кнопка вечно неработающего лифта, знакомая тусклая лампочка на тонком, как цыплячья шея, проводке. Подъезд был тот самый, из которого я вышла то ли час, то ли несколько часов назад, и в тот момент это казалось совершенно естественным. Куда же еще и возвращаться, как не в место, из которого вышел?! Осмысливать, как именно я умудрилась прийти именно туда, куда нужно, не было ни сил, ни желания.
   Лифт гостеприимно распахнул створки, не дожидаясь, пока я додумаюсь его вызвать. "Не может быть, чтобы все складывалось как надо. Сейчас возьмет и застрянет", - с тихим мазохизмом подумала я, входя в кабину и нажимая кнопку шестого этажа. Но доехали мы без приключений. "Кажется, неприятности на сегодня исчерпаны", - сделала я новый вывод и позвонила в дверь, опять вспомнив про забытый ключ, сделав себе скоростной выговор за забывчивость и приготовившись к очередной сцене стриптиза. Но мне и тут повезло - в роли швейцара выступил немногословный Толик, который принял у меня куртку, сонно сообщил, что уже половина первого ночи, спросил, не хочу ли я чаю, и, получив вежливый отрицательный ответ, отправился к себе в комнату.
   Радуясь отсутствию в обозримом пространстве людей и - особенно - звуков, я набрала полную ванну воды и полезла не столько купаться, сколько отогреваться, стараясь не думать о том, что в этом помещении происходило еще совсем недавно. Погружение в теплую воду вызвало неожиданный эффект - перед глазами опять закружились цветные пятна, в обеих ладонях возникла знакомая вибрация, а общее фантомное чувство ритмичного покачивания точь-в-точь напоминало только что закончившиеся хождения по улице. Отсутствие мороза и ветра сделало эту процедуру невыразимо приятной, и я наслаждалась захлестнувшими меня ощущениями до тех пор, пока вода не остыла, и мне не пришлось выбираться из ванны. Прислушавшись в себе, я с удивлением отметила, что никаких признаков простуды, и уж тем более - переохлаждения или обморожения - не наблюдалось. Тело чувствовало себя достаточно комфортно, все животрепещущие проблемы отодвинулись на второй план, и хотелось только одного: завалиться на что-нибудь мягкое и отключиться часов на восемь, а то и десять.
   Зайдя в свою комнату, я вспомнила, что не выполнила задание ВП и не разобралась с диваном. Положа руку на сердце, это было далеко не первое невыполненное задание, и муки совести меня не очень терзали, но вот перспектива провести еще одну ночь в роли принцессы на горошине удручала весьма и весьма. "И как же с тобой договариваться, друг сердешный?" - мысленно обратилась я к укутанному в клетчатый плед собрату по ночному несчастью. Собрат молчал как партизан, и договариваться со мной явно не собирался. А спать меж тем хотелось, и хотелось сильно. Может, не стоит с ним фамильярничать?
   "Многоуважаемый диван, - предприняла я вторую попытку, внутренне содрогаясь от маразматичности ситуации, - не соблаговолите ли вы наладить со мной нормальные отношения, поскольку я, пардон, собираюсь на вас прилечь?". Дипломатическое послание не возымело никакого действия. Должно быть, диван не являлся любителем витиеватого слога. Надо что-нибудь краткое и чтоб сразу по делу.
   "Эй, ты, давай жить дружно!" - попыталась я изобразить кота Леопольда. Тщетно. Хоть бы знак подал, чурбан четырехногий! Я сделала несколько глубоких вдохов и выходов, обрела некоторое эмоциональное равновесие (стыдно как-то злиться на диван, ей Богу!), осторожно погладила шерстяную спину и вспомнила находчивого Маугли: "Мы с тобой одной крови, ты и я!". Молчание. Диван положительно не желал признавать во мне единокровное существо.
   Может, с ним надо вслух разговаривать? Представляю, как повеселятся остальные жители квартиры, проснувшись и услышав доносящиеся из моей комнаты звуки! Нет уж, будем действовать молчаливыми методами. Я уселась на пол напротив несговорчивого предмета мебели и принялась гипнотизировать его взглядом. "У меня замечательный, мягкий, комфортный и уютный диван! - посылала я заклинания в безучастное пространство. - На нем так замечательно спать, просто сама себе завидую! О, лучший на свете диван, как я рада, что наши пути пересеклись на этой дивной планете! Моя спина радостно трепещет от одной мысли о скорой встрече с тобой!"
   При этих словах моя спина и впрямь затрепетала, но вовсе не радостно - видимо, ее мучили мрачные воспоминания о предыдущей ночи. Диван же стойко выдержал мою атаку и даже не шевельнулся. Отсидев ноги и прочие мягкие места, минут двадцать спустя я сдалась. Надо же было поверить шефу и всерьез пытаться договориться - и с кем! - с неодушевленным предметом! Он меня в очередной раз провел, и глазом не моргнул. Эффективная методика тренингового обучения путем погружения в бракованный диван, вот как это называется! А я-то хороша - нет чтоб раздобыть дополнительный матрас или, на худой конец, одеяло, - сижу и беседую с диваном. Хорошо хоть никто не видел...
   Я выключила свет, улеглась на свое пыточное ложе и долго ерзала на нем, пытаясь найти наименее болезненное положение. Удалось это с большим трудом, но усталость взяла свое, и через некоторое время я заснула, дав себе установку: сохранять полную неподвижность до самого утреннего пробуждения, дабы ненароком не потревожить своим шевелением одну из затаившихся в засаде стальных спиралей. И действительно, проснулась я в том же положении, что и заснула, хотя утром еще и не пахло. Я попыталась перевернуться на другой бок, но не тут-то было: тело доблестно выполняло мой наказ и не собиралось менять положение ни на йоту. Послушными моей воле оказались только глаза, которые, словно компенсируя бойкот остального тела, вращались на сто восемьдесят градусов. Я очертила взглядом полукруг и не вскрикнула от неожиданности только лишь потому, что лицевые мышцы вкупе с голосовыми тоже вышли из моего подчинения: поза была той же, но дивана подо мной не было! Точнее, меня не было на диване, а диван-то как раз был, но почему-то в полутора с лишним метрах от меня. Сама же я висела под потолком, как пришпиленная, и не могла сдвинуться ни влево, ни вправо, ни вниз, ни, тем более, вверх. В такое жуткое положение я еще в жизни не попадала.
   Но нелепое обездвиженное и совершенно беспомощное состояние, как оказалось, было только цветочком. Ягодка же находилась подо мной на диване. Точнее, даже две ягодки - ночка выдалась урожайной. Эти самые ягодки смутно белели в темноте и, в отличие от меня, активно двигались, громко дышали, сопели, стонали и причмокивали. Присмотревшись, я поняла, что вижу два переплетенных обнаженных тела в совершенно недвусмысленной позе "69". Вглядевшись пристальнее, я поняла, что одно тело явно женское, а другое... тоже женское.
   Открытие потрясло меня настолько, что даже мои до того более чем активные глаза потеряли способность сканировать пространство и зафиксировались в одной точке. Точка была, надо сказать, очень живописная, а после того как ягодки сменили позицию, моему взору открылись и вовсе неведомые доселе пейзажи. Сообщая ВП, что видела лесбиянок только по телевизору, я ни на йоту не отступила от истины. Умолчала я лишь о том (собственно, никто меня об этом и не спрашивал!), что это были две полностью одетые девицы, и занимались они исключительно тем, что давали интервью (вполне, как я теперь понимала, невинное). Я почувствовала, что краснею и бледнею одновременно, а заодно меня бросает в жар и в холод (о чувстве жесточайшего смущения и катастрофической неловкости я уже просто молчу), но отвести глаза, как полагалось бы приличному человеку, не могла при всем желании - не отводились они, хоть плачь.
   Происходившее внизу действо (быть зрителем, подвешенным прямо над сценой, - сомнительное удовольствие, доложу я вам) между тем набирало темп, и когда одна из ягодок запрокинула голову в экстазе, я с ужасом узнала в ней... Оксану. Собственно, с ее сексуальной ориентацией происходящее вполне согласовывалось, однако что она делает здесь - в моей комнате, на моем диване?! Что это, простите, за вторжение на чужую территорию? Освободила комнату - не изволь теперь беспокоить новых жильцов! Или им с любовницей негде этим заняться, вот они и вернулись на старое место?! Так ведь шеф, кажется, говорил, что любовница при квартире... В это время любовница повернула голову в мою сторону, и мне стало совсем не до смеха: это была Наташа. Опять эта Наташа! К тому же - о, ужас! - с прежними, длинными и еще черными волосами. Сплошной кошмар на сексуальной почве - и ладно бы на своей, а то на Наташиной! Все смешалось в моей бедной голове, и в аккурат в тот момент, когда главный менеджер Программы и один из ведущих тренеров испустили совместный вопль оргазма, я наконец обрела способность двигаться и, зажмурившись, шмякнулась прямо на пол.
   Открывать глаза было очень страшно по двум причинам: во-первых, падение с высоты полутора метров с хвостиком еще никому не проходило даром, и узреть свое искалеченное тело мне очень не хотелось, а во-вторых - как смотреть в глаза двум потревоженным девицам, половой акт которых я только что бесстыдно прервала?! Но в комнате царила тишина, а тело не подавало никаких сигналов бедствия, поэтому я набралась мужества и приоткрыла один глаз. Лежала я, как и следовало ожидать, на полу, в непосредственной близости от ложа наслаждений (для некоторых) и мучений (для меня). А на самом ложе, что уж ни в какие ворота не лезло, никого не было. Я встала на четвереньки и пристально осмотрела диван, а потом для верности даже ощупала его. Никаких следов происходившей на моих глазах оргии не обнаружила. Подняла глаза к потолку. Посидела некоторое время в полной прострации. И только потом до меня дошло: это был всего лишь сон! И ни с какого потолка я, конечно, не падала, поскольку там сроду не находилась. Просто возмутительное эротическое сновидение (какое там эротическое, порнография сплошная!) взволновало меня настолько, что я свалилась с дивана.
   - Что у тебя происходит? - в приоткрытую дверь комнаты просунулась голова и заговорила со мной Наташиным голосом. Я шарахнулась от нее, как от привидения.
   - Книжная полка, что ли, рухнула? - недовольно предположила голова, так и не дождавшись моего ответа. - С тобой все в порядке?
   Поскольку мой язык по-прежнему отказывался шевелиться, к говорящей голове присовокупилась рука и щелкнула выключателем. Яркий свет рубанул по глазам, я изо всех зажмурилась, а когда опять открыла глаза, второй раз за эту сумасшедшую ночь, посреди комнаты обнаружилась вся Наташа целиком, причем опять стриженая, белобрысая и сонная. Для призрака она выглядела слишком уж натурально.
   - Полка на месте, - констатировала девушка и перевела взгляд на меня. - Так что случилось-то?
   - Н-не знаю, - призналась я. - Наверное, это просто я с дивана... спланировала...
   - С дивана? Ну ты даешь! Такой грохот среди ночи устроила, мертвого разбудит!
   Фраза о разбуженных мертвых опять заставила меня вздрогнуть, и я на всякий случай отошла от непрошенной гостьи на пару шагов. Выглядит она, конечно, как Наташа, однако та девица, которая кувыркалась на злополучном диване всего несколько минут назад, а потом бесследно исчезла, тоже вполне могла сойти за жрицу свободного танца! И кто знает, которая из них настоящая - та, которая с длинными волосами, или эта, с короткими?
   - Слушай, - осенило меня. - А ты... ну... на этом диване... спала когда-нибудь?
   - На этом? Приходилось... - томно согласилась Наташа.
   - И... как? Ну... в смысле... ничего не мешало?
   - Да нет, - наконец насторожилась моя собеседница. - А что?
   - Понимаешь, просто чертовщина какая-то. Невозможно спать нормально. То пружины колют со всех сторон, то падаю с него, то... вообще, - о привидевшемся мне лесбийском мероприятии я решила дипломатично умолчать. - Вот я подумала: может, ты тоже что-нибудь странное за этим диваном замечала?
   - Диван как диван, - пожала плечами девушка.
   - Вот и ВП тоже самое сказал, - вздохнула я. - Да еще посоветовал с ним договориться. Но разве можно договориться с диваном?!
   - Просто его любить нужно, - снисходительно обронила Наташа и смачно зевнула. - Ну ладно, я пошла, попробую еще поспать. Ты уж постарайся больше на пол... не планировать.
   - Постараюсь, - мрачно пообещала я, закрыла дверь за Наташей, выключила свет, села на безопасном расстоянии от коварного дивана и задумалась: что она имела в виду? "Любить его нужно"... Уж не тем ли самым способом, который я имела неудовольствие лицезреть этой ночью? Нет уж, увольте! Мне только женщин в постели не хватало, для полного и окончательного помешательства. Следующая мысль оказалась гораздо страшнее предыдущей: а вдруг Наташа - сексуальная маньячка, и никто от ее чар ускользнуть не может, даже шеф, и тот спекся?! И если она теперь строит какие-то планы в отношении меня, а диван у нее в сообщниках... Предположение - при всей его очевидной бредовости - показалось мне совершенно логичным, поэтому досыпать остаток ночи я решила прямо на полу, постелив один свитер под голову и укрывшись вторым. Побуждение стянуть с дивана подушку и одеяло я пресекла на корню: кто знает, безопасные они или тоже "с приветом"?
   Заснуть, естественно, долго не удавалось, хоть я и минимизировала поверхность тела, свернувшись в клубочек, так что второй свитер покрывал его почти полностью. Все равно было холодно и жестко, да и раскручивавшиеся цепочки кошмарных мыслей отнюдь не способствовали расслабленному созерцанию сновидений. Ближе к рассвету я все же устала и отрубилась, а проснулась, когда солнце уже вовсю светило в окно - от тянущей боли в плече. Эта боль была старой знакомой и, обнаружив ее поутру, я здорово расстроилась: все, теперь скрутит дня на три. Наличием этого почти старческого недомогания (смешно страдать то ли от радикулита, то ли от остеохондроза, не пройдя и половины пути до пенсии!) я была обязана случаю из глубокого детства - как-то захлопнула нечаянно входную дверь, проторчала на подъездных сквозняках часа три, и с тех периодически выслушивала жалобное нытье простуженных мышц. Уж сколько лет прошло, казалось бы, давно можно было бы от этой напасти избавиться, да все как-то руки не доходили. К тому же боль в плече, надо отдать ей должное, не часто баловала меня своим присутствием. Но в то утро она разлютилась не на шутку - должно быть, длительное пребывание в скрюченной позе, да еще и на полу, возмутило ее до глубины трапециевидной и дельтовидной мышцы.
   Я с трудом села, разогнула занемевшие члены и попробовала помассировать плечо. В ответ оно возопило так сильно, что я сразу убрала руку. Массажа, стало быть, не хочет. Никаких мазей или растирок под рукой, конечно, нет. Как же ее унять? Ванну принять, что ли? Если ее уже кто-нибудь не принимает... Вспомнив о том, как вчера использовался сосуд для омовений некоторыми особо раскованными и раскомплексованными жителями квартиры, я поежилась. Да что уж теперь делать - совсем в ванную не заходить в знак протеста против сексуальных оргий, что ли?!
   Взбодрив себя этой здравой мыслью, я накинула халат и высунула нос за дверь. В коридоре никого не было. Воодушевившись еще больше, я прошмыгнула в нужное помещение, попутно отметив, что на кухне тоже безлюдно, и повернула до отказа кран горячей воды. Напор был настолько мощный, что ванна набралась за считанные минуты, а я успела размечтаться о том, как понежусь в ней часа два.
   Но стоило мне окунуться в дымящуюся жидкость и осторожно погрузить в нее свое бедное плечо, как дверь распахнулась, и проем заполнила внушительная фигура Фили. Я ойкнула и попыталась прикрыть руками особо неприличные части тела. Смешно, конечно, прятаться от человека, с которым парился в одной бане в чем мать родила, однако обнажаться в просторной парной в большой компании, и демонстрировать свою наготу одному-единственному человеку в тесном помещеньице - две большие разницы. Разная степень интимности, так сказать.
   - Не помешаю? - спросил Филя и, видимо посчитав свой вопрос риторическим, за один шаг преодолел расстояние, отделявшее его от раковины. Кто додумался делать двери в ванной комнате без крючков и щеколд, хотела бы я знать! Не обращая внимания на мое смущение (и, похоже, даже не догадываясь о том, что в такой ситуации можно смутиться), Филя долго плескался, фыркал, брызгал во все стороны водой, старательно чистил зубы, а также занимался своей основной деятельностью - опрокидывал все, что можно было опрокинуть, и ронял все, что можно было уронить.
   Наконец вполне удовлетворенный масштабами произведенных разрушений детинушка покинул помещение, и я снова погрузилась в воду как можно глубже с твердым намерением отпарить плечо до полного исчезновения болевых ощущений. Не тут-то было: Филя снова возник прямо перед моим носом, сообщив, что забыл побриться.
   - Ты там надолго не застревай, мне тоже умыться надо, - послышался из-за его спины голос Толика.
   - И мне надо душ принять, - добавил смутно знакомый женский голос. - Я уже на занятия опаздываю.
   Я поняла, что с моими водными процедурами на сегодня покончено. Пришлось выбираться из ванны и шлепать обратно в комнату. Плечо болело все сильнее. Черт бы вас всех побрал вместе с диваном, сексом, коллективным пробуждением и стремлением к личной гигиене! Совсем никакой жизни!
   - Завтракать будешь? - отвлекла от меня мрачных мыслей обладательница знакомого голоса, оказавшаяся Партизанкой с первой Игры. Вот уж кого совсем не ожидала увидеть! Сколько же их тут живет?!
   Я собиралась вежливо отказаться, но после секундного колебания буркнула:
   - Буду! - выкупаться не дали, так хоть поем!
   Тем более что в последний раз я принимала пищу, помнится, еще прошлым утром, плавно переходящим в день. Пора бы уже и аппетиту проснуться...
   Но аппетит совершенно не догадывался, что ему пора просыпаться. Глядя, как я понуро возюкаю ложкой по тарелке с пшенной кашей (ненавижу пшенку, а также перловку, манку и овсянку!!!) и морщусь от боли в плече, Партизанка бесстрастно заметила:
   - Что-то не похоже, что обучение в Программе пошло тебе на пользу...
   - Просто не выспалась, - принялась оправдываться я, не зная, как реагировать на странное замечание: то ли и впрямь так хреново выгляжу, то ли меня на лояльность проверяют. - Да и плечо болит, черт бы его побрал...
   - Может, вправить тебя? - спросила Партизанка, судя по тону, явно не горевшая желанием заняться исцелением моего плеча.
   - Нет, спасибо, - от воспоминания о руках ВП на моей спине, отчаянном хрусте позвонков и последовавшем за этим эмоциональным ступором меня передернуло. - Как-нибудь обойдусь...
   - Без чего это ты сегодня собралась обходиться? - иронично осведомился возникший в проеме шеф.
   - Это я так, к слову пришлось, - попробовала я слинять с базара, но Партизанка меня немедленно разоблачила:
   - У нее плечо болит, а она правки боится.
   - Да ничего я не боюсь! Подумаешь, плечо - было бы, о чем разговаривать! Само пройдет.
   - С диваном разбиралась? - догадался ВП.
   - И с диваном тоже, - с печальным вздохом созналась я. - Но не очень результативно...
   - Ясно. Ложись на пол, - приказал шеф.
   - Прямо здесь? - опешила я.
   - Можешь, конечно, и здесь, - пожал плечами ВП. - Но на ковре удобнее.
   Я послушно отставила нетронутую кашу и пошла в свою комнату. Вид ковра, на котором пришлось провести добрую часть ночи, вызвал в плече очередной всплеск жалоб на жизнь.
   - Руки назад, - скомандовал шеф, когда я улеглась на живот и на всякий случай закрыла глаза. - Голову набок. Расслабь плечи. Глубокий вдох. Выдох.
   Сосредоточившись на выполнении команд, я пропустила момент нажима на позвоночник, поэтому "хрум!", раздавшийся в спине и голове без всякого предупреждения, прозвучал особенно устрашающе. Казалось, с таким звуком кости могут только ломаться, а уж никак не становиться на место.
   - Еще раз! - велел шеф. Я вдохнула, но выпускать воздух обратно не стала, парализованная ожиданием следующего "хрума". - Выдыхай как следует! И отпусти мышцы!..
   Пришлось подчиниться. Шеф прошелся по всему позвоночнику, и тот откликнулся на разные лады - от тихого поскрипывания до странного звука, отдаленного напоминавшего раскатистое воронье "кар!" К счастью, экзекуция закончилась так же быстро, как и началась, и ВП сообщил, что я могу подниматься. Я осторожно села, прислушиваясь к ощущениям в спине и с опаской ожидая, как бы там чего не рассыпалось.
   - Как ощущения? - спросил шеф.
   - Голова кружится.
   - Это не страшно. А что с плечом?
   - Болит... Но еще одну правку я не вынесу! - предупредила я. - А может, вы это... Ну, просто снимете мне боль, как в прошлый раз со спиной?
   - До каких пор ты будешь прикидываться идиоткой? - осведомился шеф, усаживаясь на диван и закидывая ногу за ногу.
   - Это у вас метод такой - опустить человека ниже плинтуса, вместо того чтобы взять и помочь? - обиделась я.
   - А ты не заметила, что в течении вчерашнего дня я только и делал, что занимался твоими проблемами?
   - Не заметила, - буркнула я, вспомнив бесконечные сексуальные вздохи и стоны сначала в ванной, а потом в Наташиной комнате. И это называет "занимался твоими проблемами?!"
   - Но я же полдня отвечал на твои глупые вопросы.
   - А что в них такого глупого?
   - Ты задаешь вопросы, не приводящие тебя к пониманию. Спрашивается, зачем тогда их задавать?
   - Не знаю. Я пытаюсь понять, только...
   - Все дело в том, что понять ты как раз не пытаешься, ты совсем с другой целью вопросы задаешь.
   - С какой?
   - С целью вампиризма.
   - Я?! Вампиризма?! Это даже не смешно!
   - Конечно, не смешно. Что может быть смешного в родовом проклятии?
   - Час от часу не легче! Вас послушать - я мало того, что вампир, так еще и потомственный!
   - Ну, давай тогда по очереди. Что тебя больше смущает - то, что ты вампир, или то, что потомственный?
   - Да не надо на меня напраслину возводить. И родственников моих трогать - тем более!
   - Потомственность, стало быть, больше цепляет, - резюмировал шеф. - За семейку обидно стало?
   - Просто надоело слушать всякий бред! - я оскорбилась всерьез и перестала себя контролировать.
   - Ну вот ты и достигла того, чего хотела. Понимания - ноль, зато буря эмоций. Неужели ты не видишь, что задаешь вопросы, не относящиеся к сути обсуждаемой проблемы, при этом стараешься стянуть на себя как можно больше внимания и получить как можно больше отрицательных эмоций? Этими эмоциями ты и кормишься.
   - Подождите... Если я у самой себя вызываю отрицательные эмоции и сама же ими питаюсь, то при чем тут вампиризм?
   - При том, что ты не сама по себе эти эмоции вызываешь, а вовлекаешь в этот процесс других людей, причем помимо их желания.
   - И люди от этого сильно страдают?! - усомнилась я.
   - Дело не в том, что они страдают, они даже могут получать удовольствие от этого. Проблема в том, что ты отбираешь у жертвы нечто важное для себя, не спрашивая ее согласия.
   - И что же я отбираю?
   - Внимание, информацию, энергию, в конце концов.
   - Но в процессе любого общения люди обмениваются вниманием, энергией и информацией.
   - Вот именно, обмениваются, а не отнимают. А теперь вспомни, как общаются члены вашей семьи.
   - Нормально общаются. Ну, бывают пустопорожние разговоры, претензии, обиды, непонимание и так далее - но ведь это для всех людей характерно, разве нет?!
   - В том-то все и дело, что так действительно общаются большинство людей, и почему-то называют это социальностью.
   - Уж не хотите ли вы сказать, что социальность - синоним вампиризма?
   - Именно это я и хочу сказать. Социум построен на вампиризме, он вырастает из вампиризма и держится на нем.
   - Так можно какой угодно маразм постулировать. А доказательства?
   - А что тут доказывать? Все социальные взаимодействия построены на принудительном отъеме, а не на добровольном и адекватном обмене, это совершенно очевидно.
   - Так ведь отъем и в природе существует, при чем тут социум?
   - Ну, во-первых, в природе тоже существуют свои социумы, а во-вторых, отъем бывает разный. Ты понимаешь, в чем разница между вампиром и хищником?
   - В биологическом смысле? Оба питаются плотью других иных существ, только хищник съедает свою жертву целиком, а вампир... ну... попользует жертву слегка, но оставляет ее жизнеспособной.
   - Чтобы иметь возможность попользовать ее еще не раз и не два, - подтвердил ВП. - Более того, он впрыскивает жертве определенные вещества, которые делают ее нечувствительной к боли - как минимум, а как максимум - позволяют получать от акта взаимодействия с вампиром своеобразное мазохистское удовольствие.
   - Чем не адекватный обмен, - усмехнулась я.
   - Совершенно неадекватный.
   - Да по-другому и быть не может, если разобраться! - прорвало меня. - Ведь что такое этот ваш адекватный обмен? Это когда у одного человека не хватает, скажем, трех килограммов субстанции А, зато есть излишек - два метра субстанции В. А у второго человека как раз все наоборот: ему двух метров В не хватает, а три килограмма А без дела валяются. Встретились, махнулись не глядя, и разошлись в полном взаимном удовлетворении. Но так бывает только в теории, а на практике... Попробуй среди шести миллиардов существ найти того, у кого есть именно то, чего тебе не хватает, да чтоб взамен он согласился твой неликвид забрать! Это по теории вероятностей событие практически нереальное. И потом, у подавляющего большинства людей, куда ни кинь, сплошная нехватка. Одна потребность неудовлетвореннее другой. Денег не хватает, любви не хватает, внимания, сил, здоровья - всего не хватает! Чем же они могут обмениваться?! Приходиться втихаря забирать - то, что плохо лежит.
   - Вот именно так все и происходит, - кивнул шеф. - Поскольку в обществе потребления живут одни потребители, они - в условиях тотальной нехватки ресурсов - непрерывно потребляют друг друга. Такая формулировка тебе больше нравится? И вампиризм больше страшным не кажется, правда?
   - Но если альтернатива вампиру - только хищник, то... То не так уж вампир и плох! Он все-таки не убивает, как хищник.
   - К тому же он - в отличие от хищника - завязывает со своей жертвой так дорогие твоему сердцу стабильные отношения, - усмехнулся шеф. - Хищник съел - и ушел. Ситуация завершилась. Нет никакой нужды в социальной структуре, во взаимодействиях, которые нужно постоянно поддерживать. А вампир порождает целую цепочку причинно-следственных связей, чтобы иметь возможность как можно дольше кормиться от своей жертвы. Это и называется кармой. Слышала, наверное, что о достигших магах говорят: "Идет, не оставляя следов"? Это как раз об этом. Об отсутствии вампиризма. И об абсолютной асоциальности.
   - Вы хотите сказать, что достигший маг - непременно хищник? - ужаснулась я.
   - Да что тебя на биологии-то заклинило? - поморщился ВП. - Не хлебом же единым жив человек. В основном не хлебом, заметь, а духом. И вампиры, о которых мы говорим, вовсе не кровь сосут. Взять, к примеру, Дракулу - хороший, кстати, собирательный образ вампира. Там есть одна такая примечательная деталь: человек, которого укусил вампир, не умирает, а... что?
   - Сам вампиром становится.
   - Вот именно. Так вот, альтернатива вампиру - вовсе не хищник, а охотник. Или, если хочешь, добытчик. Можно красть то, что тебе нужно, можно отнимать это у других, а можно - добывать.
   - Что-то я не очень понимаю, чем охотник от хищника отличается, - призналась я.
   - Примерно тем же, чем исследователь от ученого. Ведь что такое ученый?
   - Человек, который получил какое-то знание.
   - Человек, который непрерывно задает вопросы и ждет на них ответов. Вот как ты, примерно. А получив эти ответы, он ничего с ними не делает, остается в том же состоянии, в котором был до этого. Просто теперь он считает себя более умным, более просвещенным, более знающим, чем остальные члены того же социума.
   - Да он может никаких вопросов не задавать, а просто в книжке все прочитать.
   - Ситуация от этого не меняется: если у тебя нет вопроса об устройстве капустного листа, ты не станешь читать об этом в книжке, правда?
   - Ну хорошо, а исследователь разве не тем же самым занимается?! Он задает вопрос и...
   - И добывает ответ на него. Он исследует мир. Получив ответ на первый свой вопрос, он формулирует следующий - таким образом, чтобы получить максимально полное знание об интересующем его объекте или проблеме. И он продолжает свой поиск до тех пор, пока не получит целостное представление о предмете своего исследования. И это целостное представление кардинально отличается от тех научных теорий, которыми забита твоя голова.
   - Чем?
   - Во-первых, тем же, чем трехмерная картинка от двумерной отличается - объемом. Во-вторых, тем, что результат исследования - это всегда холотроп, целостный образ, живой объект, а теория - не только суха, мой друг, как говаривал Гете, но еще и мертва. И в-третьих - тем, что потом этот холотроп можно применять во множестве других жизненных ситуаций, его можно постоянно использовать, а что ты можешь со своими теориями сделать? Только процитировать.
   - Еще могу посчитать что-нибудь, - не согласилась я. - Причем довольно сложное.
   - И сильно тебе твои способности калькулятора помогают в решении насущных проблем?
   - Это другой вопрос.
   - Нет, это тот самый вопрос: зачем ты задаешь вопросы? Зачем получаешь информацию, если никак ее не обрабатываешь, не оживляешь, не используешь? Ради кандидатского диплома, что ли? Так ты его уже получила. Следовательно, ради вампиризма. Еще нужны доказательства? Кстати, ты знаешь, чем любопытство от любознательности отличается?
   - В этимологический словарь я, конечно, не заглядывала... Но если так, на вскидку - то любознательность это явное достоинство, а любопытство - часто порок, типа любви заглядывать в замочную скважину.
   - Это же совсем просто. Любознательность - любовь к знаниям. А любопытство?
   - Любовь к пыткам, что ли?!
   - Пытать - это спрашивать с применением насилия, стараясь добиться именно того ответа, на который ты заранее настроен. Любопытство - мания задавать вопросы, ответы на которые тебе, по большому счету, на фиг не нужны. И даже более того - нежелательны. Настоящий вопрос не возникает до тех пор, пока спрашивающий не столкнется с ответом. Вопрос обычно задается с одной лишь целью: подтвердить или опровергнуть уже известный ответ. Если же человек не понимает ответ, то это значит, что ответ его просто не устраивает, и дальнейшие расспросы нужны ему только лишь для того, чтобы подогнать информацию под уже имеющийся у него ответ.
   - Ничего не понимаю! Если я сама себя обманываю и мои попытки разобраться в происходящем на самом деле - только вампиризм, то зачем же вы вчера полдня со мной морочились? Вам что, нравится быть жертвой? И потом... по-моему, большинство учащихся Программы тоже грешат непрерывным вопрошанием, разве нет? Если бы ваша теория о вампиризме была верна, мы бы вас уже давно обглодали до самых косточек!
   - А у меня иммунитет на вампиров, - улыбнулся ВП. - Знаешь, есть люди, которых комары не кусают? Вот примерно то же самое.
   - То есть мои глупые вопросы вам особого ущерба не наносят? - уточнила я.
   - Мне - нет, а вот тебе - очень даже.
   - Это еще почему?
   - Видишь ли, я умею обращаться с вампирами. Нужно просто дать им то, что они пытаются отобрать, - да так, чтобы мало не показалось. В этом случае у них возникает состояние, похожее на обморок, и попытки вампирить прекращаются.
   - Так вот почему у меня во время бесед с вами часто голова соображать отказывается? И это ведь не весь ущерб, который вы... который я сама себе наношу? - с подозрением уточнила я.
   - Не весь, - беззаботно согласился шеф. - Когда человек задает вопрос и не принимает пришедший ответ, он автоматически попадает в положение должника. Информация дается тебе не для удовлетворения любопытства, а для того, чтобы ты ее применяла. А не применять ее - все равно, что взять деньги в долг и никуда их не вложить. Время идет, проценты растут, отдавать рано или поздно придется...
   - Стоп! - возмутилась я. - Да ведь сколько раз так бывало, что я и спросить-то ни о чем не успевала, а вы сами на меня целый водопад информации обрушивали. Ее не то, что применять - переварить сложно. И что, за это теперь я вам еще и что-то должна?!
   - Я отличаюсь от других тем, что воспринимаю любой вопрос или запрос как просьбу, - без тени улыбки ответил он. - А одно из значений слова "просьба" - назначение цены. Отвечая на вопросы, я накапливаю некую сумму. Когда ты говоришь "не понимаю", я, в отличие от других, не испытываю чувства вины по поводу того, что я плохо объяснил, я считаю что ты тупая. Этим я препятствую обнулению накопленной мною суммы. Таким образом создается твой долг по отношению ко мне и разрывается цепь взаимного вампиризма. Обычно вампир отбирает у жертвы - такого же вампира - только то, к чему привык и что получается отобрать на уровне автоматизма. Я же могу выбирать. Естественно, в этой ситуации я выбираю самое ценное.
   - Спасибо, разъяснили! Чудный механизм! А что будет, если я... ну... ничего не буду отдавать?
   - Что бывает с должником, когда срок кредита истекает?
   - В суд на него подают, наверное. Имущество отбирают. Только у меня никакого имущества нет! Квартира родителям принадлежит, вещи копейки стоят...
   - Опять ты за свое! Мы же не о материальных вещах сейчас говорим. Никому твоя квартира не нужна. И кровь твою пить никто не станет, не надейся.
   - На душу, что ли, рассчитываете? - спросить, не уповает ли шеф на покрытие моего гипотетического долга "натурой", я не решилась, поэтому принялась ерничать.
   - Я тебе разве не рассказывал, что с душой у современных людей накладочка вышла? Нет у них никакой души, так, полуфабрикаты одни. И теми они постоянно разбрасываются... Или вампирам подставляются, что тоже самое. Вот я их и подбираю, эти полуфабрикаты - раз уж они вам все равно без надобности.
   - Вы что, серьезно?! - руки у меня мгновенно вспотели от ужаса. - Вот так, без предупреждения, без объявления войны?! Да вы в сто раз хуже и корыстнее меня! Устроили тут... паучью паутину! Заманиваете людей трансцендентным знанием, а сами под шумок...
   - Во-первых, я ничего насильно не отнимаю, - совершенно спокойно ответил ВП. - Во-вторых, никого насильно к себе не тяну. В-третьих, никакой личной корысти - в твоем понимании - у меня нет. В-четвертых, никого не лишаю возможности воспользоваться полученной информацией. Что делать с ответом - решаешь ты. И ответственность за происходящее тоже лежит на тебе. Ну, представь, если ты сама свое имущество на дорогу выбрасываешь, и большинство проезжающих машин его просто давят, а кто-то более внимательный взял и подобрал - он что, от этого грабителем становится?
   - Но этот... более внимательный... если бы он был более гуманным... мог бы просто подсказать... - потерянно прошептала я.
   Шеф взглянул на меня и вдруг расхохотался.
   - Вспомнил анекдот, - отсмеявшись, сообщил он. - Один этнограф в лесах Амазонки встретил маленького аборигена, который сидел на берегу реки и громко плакал. "Ты чего плачешь?" - спросил этнограф. "Мне страшно одному", - ответил малыш. "А где твоя мама?" - спросил этнограф. "Я ее съел". "А папа?" "Тоже съел" "И кто ж ты после этого?!" - возмутился этнограф. "Сиротинушка", - ответил маленький абориген и заплакал пуще прежнего.
   - Этнограф - это, конечно, вы?!
   - Да уж не абориген, - согласился шеф. - А твоя фамилия - Сиротинушка. Как ты думаешь, чем я на Играх занимаюсь? Все время не намекаю даже - открытым текстом говорю: вы тратите свою жизнь на родителей, начальников, бабушек у подъезда, на сидение у телевизора, на чтение дурацких детективных романов, на разгадывание кроссвордов, на потакание своим привычкам, на что угодно, кроме самого главного! Какие же тебе еще подсказки нужны? Рассказать тебе, что заниматься людоедством - нехорошо?!
   - Все равно, отнимать души... или даже полуфабрикаты... пусть даже они пока невостребованные... это непорядочно! Кстати, что вы с ними потом делаете? Консервируете? Сушите и запасаете впрок?
   - Реструктурирую.
   - Что?!
   - Я занимаюсь реструктурированием духа. Или перераспределением, если тебе так понятнее. У одних, которым это не нужно, изымаю, другим, которые в этом нуждаются - отдаю. Одним отвечаю на вопросы, других заставляю искать ответы самостоятельно. Работа у меня такая.
   - Бесчеловечная какая-то работа!
   - А кто тебе сказал, что я человек?
   Последняя фраза выбила меня из седла настолько, что я на мгновение перестала не только соображать, но и дышать, после чего с огромным трудом выдавила животрепещущий вопрос:
   - То есть как это "кто сказал, что вы человек"? А кто же вы тогда?
   - Опять двадцать пять! Мы с чего сегодняшнюю беседу начали?!
   - С того, что вам надоело отвечать на мои глупые вопросы...
   - Зачем же ты задаешь очередной глупый вопрос?! Я же говорил: любой вопрос возникает тогда, когда на него есть ответ, и ты в состоянии найти его самостоятельно. Еще не надоело вампирить? Ты хоть отследила, что сейчас произошло?
   - Отследила... Вы меня огорошили. И испугали. Не знаю я ответа на этот вопрос, что бы вам там не думали. А вампиризм тут вовсе не причем!
   - Знаешь ты все прекрасно, только - как правильно заметила - боишься себе в этом признаться, вот и перекладываешь ответственность на меня. Вы мне, дескать, скажите, а я уж подумаю, принимать этот ответ или нет. Мне эти игры надоели. Ты же умная женщина, почти как в анекдоте - вот и придумай что-нибудь сама.
   Я вздохнула и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Идиотская ситуация! Откуда мне знать, кем себя мнит наш странный шеф?! Так можно до бесконечности варианты перебирать, а он все это время будет надо мной глумиться. Может, попытаться вспомнить, как его в программном народе кличут? Скажем, Повелитель вампиров или Уничтожитель эго? Нет, все не то, что-то было просто и хлесткое... То ли Фантомас, то ли Профессор, то ли...
   - Мефистофель, что ли?! - злобно ляпнула я.
   - Однако таки умная, - съехидничал шеф.
   - Вам бы все шуточки!
   - Какие шуточки? Я же говорил, что ты сама знаешь ответ.
   Знаю ответ?! Внутренне я была готова услышать подтверждение какой угодно нелепицы, включая информацию о том, что мой достопочтенный шеф - просветленный Мастер дзен, или апостол нового религиозного течения менеджеров, или глава масонской ложи, или достигший Истины суфий, или светозарный Аватара, или добровольно перерождающийся из сострадания к погрязшим в невежестве людям тибетский лама, или контактер с Всемирным Разумом или даже - чем черт не шутит! - инкарнация Будды. Но Мефистофель?!
   - Это который Дьявол? - пришлось уточнить на всякий случай после двух глубоких вдохов и выдохов.
   - Если пользоваться страшилками христианской церкви, - улыбнулся ВП.
   - А если... не пользоваться?
   - Можно сказать, что Мефистофель - это глаза Бога. И десница Божья.
   Образ был, без сомнения, поэтический, однако ничего не говорил ни уму, ни сердцу.
   - А как-нибудь по-другому можно сказать? - с надеждой поинтересовалась я. - Учитель там, или гуру, или еще что-нибудь подобное...
   - Мефистофель кардинально отличается от всех учителей и гуру вместе взятых, - покачал головой ВП. - Задача учителя - навязать человеку некое знание, то есть, по сути, сделать его рабом своей догмы.
   - Но ведь просветленных учителей это не касается, - запротестовала я.
   - Еще как касается! Любой, кто говорит: "Делай как я, следуй за мной", просто заключает человека в новую клетку, в новую систему верований. Любой официально признанный учитель, гуру или сэнсей является шарлатаном.
   - А вы разве делаете не то же самое?! - я не на шутку оскорбилась за учителей, гуру и сэнсеев. - Разве ваша задача - не научить человека жить правильно?
   - Нет. Моя задача - сделать человека человеком, то есть заставить его самостоятельно решать, что такое "хорошо" и что такое "плохо", куда идти и что делать. И самому за это отвечать.
   - Но быть человеком вы ведь все равно учите!
   - Этому нельзя научить. Я просто создаю обучающие ситуации, а человек может ими воспользоваться или не воспользоваться.
   - Да вы же на каждой Игре показываете, что такое "хорошо" и что такое "плохо", доказываете, что вот это - черное, а вон то - белое! - не сдавалась я.
   - Я на каждой Игре показываю, что черное - это белое, а белое - это черное. И это, заметь, отнюдь не гарантирует, что завтра черное по-прежнему будет черным - оно вполне может стать серым или даже фиолетовым в полосочку.
   - То есть вы заморачиваете людям головы и отбираете у них жизненные ориентиры, - подытожила я.
   - Я показываю относительность всех ориентиров. И отбираю у них стереотипы, мешающие жить и развиваться.
   - Совершенно беспардонно и бесцеремонно!
   - Скажи еще: "бессовестно и беспринципно", - воодушевился ВП. - Да будет тебе известно: у меня нет ни совести, ни принципов.
   - То есть как? Совсем???
   - Совсем.
   - Как же вы живете?!
   - Представь себе, замечательно. Принципы ограничивают человека, а совесть поглощает большую часть его ресурсов.
   - Это еще почему?
   - Потому что это одна из самых энергоемких программ, причем, как правило, для человека бесполезная. Действовать результативно она не помогает, а только мешает. К тому же обременяет чувством вины, которое отнюдь не способствует исправлению ошибок, а просто заставляет буксовать на месте, раз за разом пережевывая одну и ту же оплошность. В общем, хочешь испортить эффективную саморазвивающуюся систему - внедри в нее совесть. Ты с антивирусом Касперского сталкивалась?
   - Приходилось.
   - Ну и как?
   - Тормозит. А вирусы все равно пролазят.
   - Так вот представь себе, что совесть - хуже раз в десять. Человек от нее "зависает", теряет массу времени и большую часть способности соображать, а ошибки все равно делает!
   - Но ведь зачем-то же она нужна!
   - Конечно - чтобы социуму было проще управлять тобой.
   - Так я и представляю, как коварный социум осторожно подкрадывается ко мне из-за спины и - бац! - предательски внедряет микрочип с совестью!
   - А зачем ему подкрадываться, если можно через родственников действовать? Вот сколько раз тебе в детстве говорили: "Ай-яй-яй, как не стыдно, хорошие девочки так не поступают"?
   - Часто, - вздохнула я.
   - Миллионы раз, если не больше, - сообщил ВП. - Вот так совесть и внедряется. Без всяких микрочипов.
   - Ну, хорошо, пусть так. А неэффективность тут при чем?
   - А ты в состоянии действовать эффективно, когда тебе стыдно или ты чувствуешь себя виноватой?
   - Но если у человека совсем нет совести, он такого может нагородить!
   - Какого "такого"? - заинтересовался ВП.
   - Не знаю. Убьет кого-нибудь. Или воровать начнет. Или еще похуже что-нибудь...
   - Тебе этого хочется?
   - Чего?
   - Убивать, воровать или еще что-нибудь похуже?
   - Нет, конечно!
   - Ну и зачем совесть лично тебе? Что ты боишься натворить? Что начнешь в метро стриптиз устраивать или мочиться прямо на улице?
   - Да ничего я не боюсь! Просто... просто у каждого человека должна быть совесть - как внутренний стержень, что ли... Ну, чтобы было на что опереться... в случае чего...
   - А вот к внутреннему стержню это не имеет никакого отношения. И опираются люди "в случае чего" скорее не на совесть, а на Уголовный кодекс.
   - Вы меня совсем запутали, - начала раздражаться я. - Может, совесть и бесполезная, и даже вредная - но кто дал вам право отнимать ее у людей?
   - Да я вообще ничего у людей не отнимаю. Если и беру, то только то, что они мне сами дают. Я ведь работаю с человеком только в том случае, если он приходит ко мне и говорит: "Хочу развиваться".
   - А если он просто хочет менеджером стать? Или личную жизнь наладить?
   - Если он хочет стать менеджером - или счастливым семьянином, или Рокфеллером, или космонавтом, или артистом, да хоть проституткой! - ради развития, то добро пожаловать. А если ему просто "корочка" нужна и непыльное место в какой-нибудь конторе, - это не ко мне. Для этого институты существуют. Или, на худой конец, можно сходить в церковь помолиться и свечку поставить. Некоторым иногда помогает.
   - А вы что-то против церкви имеете? Не нравятся обвинения в дьявольщине, наверное?
   - Да Боже упасти. Пусть себе обвиняют, в чем хотят, мне от этого ни холодно, ни жарко. Просто я отчетливо вижу все изъяны церкви и не скрываю этого.
   - Мне и самой церковь не очень нравится, - пожала я плечами. - Но кому-то она, наверное, нужна - так зачем ее критиковать?
   - Видишь ли, проблема в том, что любое экзо- или эзотерическое учение, и христианское учение в том числе, - это просто свод правил, а не путь к Богу. А служители любого культа в лучшем случае обманываются сами и обманывают людей, а худшем - осознают, что никакого божественного присутствия в их храмах нет, и просто зарабатывают деньги на том, что внушают людям ложные надежды. Фактически, они отнимают у человека возможность найти свой путь к Богу.
   - Но что-то же они дают взамен, иначе бы к ним не ходили.
   - Дают, конечно. Иллюзию общности и причастности к Истине.
   - А вы что предлагаете? Никаких иллюзий и никаких надежд? Полную безнадегу?
   - Я предлагаю совершенно иной подход к жизни - исследовательский. Не научный, заметь - поскольку современная наука по сути своей ничуть не лучше церкви и точно так же требует следования общепринятым догматам, только называет их парадигмой, - а именно исследовательский. Можно сказать, что у каждого человека наряду с ангелом-хранителем существует еще и ангел-исследователь, который обеспечивает его познавательные инстинкты с первых дней жизни. А потом человек, на свою беду, постепенно привыкает пользоваться уже готовыми схемами...
   - Биологи утверждают, что исследовательский инстинкт доминирует над приспособленческим не более чем у десяти процентов особей, - глубокомысленно заметила я.
   - Только эти особи и имеют шанс стать людьми, - безжалостно подтвердил ВП. - И только с ними я работаю. Спасение всего населения планеты не входит в мои планы - я же, если ты заметила, не позиционирую себя как Мессию или Бодхисаттву.
   - То есть у вас четко очерченная целевая аудитория, - усмехнулась я.
   - А тебя что, волнует судьба оставшихся девяносто процентов?
   - Представьте себе - волнует!
   - Ну вот видишь, а вчера говорила, что служение человечеству - не про тебя, - рассмеялся шеф, а я только махнула рукой. Совершенно невозможно с ним спорить, все равно любой аргумент наизнанку вывернет! - Еще вопросы есть? А то я уже проголодался.
   - Еще вопросы?! - шарахнулась я. - Нет уж, спасибо! Мне и за предыдущее любопытство, если верить вашим словам, век не расплатиться.
   - Не то чтобы век. Но лет двадцать - точно. При нынешних твоих темпах...
   - Опять издеваетесь?
   - Я же сказал: при нынешних темпах. Кто мешает тебе развиваться интенсивнее? - пожал плечами ВП и вышел из комнаты.
   Я подошла к окну и уставилась на освещенный солнцем двор. Воспользовавшись улучшением погоды, на улицу высыпала ребятня: одни лепили снежную бабу, другие барахтались в сугробе, третьи осваивали небольшой пятачок катка, расчищенный от последствий вчерашнего бурного снегоизвержения. "Счастливые, - родилась в голове завистливая мысль. - Живут в свое удовольствие, не то, что я. А может, взять да и свалить отсюда к чертовой бабушке? И пусть потом ищет меня, где хочет. Двадцать лет отрабатывать - размечтался! С другой стороны - вдруг он не шутил насчет отъема души? Может, у меня там, внутри и вправду вместо нее - только полуфабрикаты, но они мне тоже дороги! И ведь хуже всего - не проверишь никак. Но должен же быть какой-то выход из этой ловушки. Только где его искать?!"
   Плечо противно заныло, как будто вопрос был адресован ему лично. Вот еще и с этой проблемой разбираться, когда и так голова кругом идет и непонятно, за что сначала хвататься! Плечо заболело еще отчетливее. "Придется заняться им немедленно, - поняла я. - С такой болью все равно ни думать, ни принимать решения невозможно".
   Я забилась в наименее подверженный внезапному выпрыгиванию пружин уголок дивана и принялась делать себе рэйки. Безотказная доселе палочка-выручалочка почему-то не подействовала: боль, вместо того чтобы благополучно рассосаться, сконденсировалась под моими ладонями и превратилась пульсирующую ледяную сферу размером с грецкий орех. В ее центре жила своей собственной жизнью тонкая черная воронка, пронзавшая плечо и уходившая куда-то вглубь - уже не тела, а в какое-то темное и глубокое пространство. Ощущение оказалось настолько мучительным, что мне захотелось немедленно раздобыть где-нибудь острый штырь, раскалить его добела и с размаху погрузить прямо в воронку, чтобы избавиться от пробиравшего до костей холода. Поскольку никакого штыря, а тем более - раскаленного, поблизости не оказалось, я вонзила ногти прямо в болевую область, чем добилась аналогичного эффекта: невидимое жало прожгло сжавшуюся мышцу с такой силой, что в глазах на мгновение потемнело.
   Вместо того чтобы ослабить давление, я нажала еще сильнее. Под ногтями запульсировало, перед глазами поплыли, сменяя друг друга, зеленые и оранжевые концентрические круги, и в ушах вдруг раздался причитающий голос бабушки:
   - Что же ты наделала? Зачем дверь захлопнула? Как же мы теперь домой попадем?!
   Сознание раздвоилось: одна часть по-прежнему присутствовала в комнате и наблюдала за корчащимся от боли телом, а другая находилось за много лет и километров отсюда, в далеком южном городе, там, где растерянно стояли перед захлопнувшейся дверью квартиры девочка лет пяти и старушка с вьющими седыми волосами. Разбитое этажом выше окно подъезда и распахнутая внизу дверь парадного создавали прекрасную аэродинамическую трубу, и порожденный ею сквозняк продувал до вполне ощутимого озноба и меня, и бабушку. Она все причитала и охала, а я давно устала оправдываться и объяснять, что сделала это не нарочно. До прихода мамы с работы было еще часа три, раздобыть ключи было решительно негде, а холодный воздух все дул и дул сквозь мое многострадальное плечо под неумолчные стенания бабушки и ее звучавшие заклинаниями пророчества о том, что теперь мы непременно заболеем. Так, собственно, и случилось: проклятая тянущая боль прочно угнездилась в моем теле и, похоже, с тех самых пор рассматривала его в качестве собственного родного дома.
   "Ну, подумаешь, просквозило, - возникла недоуменная мысль в той части моего сознания, которая наблюдала за ситуацией из настоящего времени. - Случай-то пустяшный, если разобраться. С какой стати ты столько лет с этой болячкой маешься?!" Причин для возникновения хронической проблемы с логической точки зрения и впрямь не было никаких. Если бы я обзаводилась стойкими многолетними болезнями после каждой простуды, меня бы уже давно на свете не было. Что-то тут явно было не так, но что? Бабушка, конечно, по части страшилок в тот далекий день превзошла сама себя, - однако, если мне не изменяет память, она никогда не отличалась особым оптимизмом, и принималась предсказывать неминуемые беды при каждом удобном случае. Чувство вины за то, что я обрекла бабушку на многочасовое стояние на лестничной клетке, мучило меня, но не сильно - во всяком случае, не настолько, чтобы многие годы расплачиваться за этот незначительный инцидент. Значит, дело не в бабушке. И даже, пожалуй, не в сквозняке, хоть он и был пренеприятным. А в чем же тогда?
   Я прошлась мысленным взглядом по подъезду. Разбитое стекло? Нет. Впитавшие в себя зимний холод стены? Нет. Рождающиеся за окном сумерки? Тонкая ткань платьица с короткими рукавами? Мысли о том, что скажет мама, когда увидит нас под дверью, озябших и несчастных? Нет, нет и нет! Ну не захлопнувшаяся же дверь! Плечо откликнулось новым импульсом боли. Ага, стало быть, это с дверью что-то не так. Да господи, ну что с ней может быть не так?! Обычная дверь, каких тысячи, обитая модным в те времена черным дерматином, "простеганная" гвоздиками с резными шляпками, с двумя врезанными стальными замками, круглой пластмассовой ручкой-пуговкой и поблескивающей дырочкой "глазка". Дверь как дверь. Только почему плечо, по мере того как я мысленно рассматривают этот банальный прямоугольник, болит все сильнее и сильнее, да уже не просто болит - беззвучно кричит от боли?
   Ногти почти рефлекторно впиваются в обезумевшую мышцу, в глазах снова темнеет, а потом сквозь мельтешащие пятна начинает проступать странный пейзаж: почти весь обзор перекрывает огромная металлическая дверь с округлыми краями, напоминающая крышку гигантского люка, вдалеке за ней громоздятся серые безжизненные скалы, а над ними нависает черное, лишенное каких бы то ни было светил небо - чужое небо чужого мира. На мне - вернее, на том существе, которое теперь казалось мне мной - что-то типа легкого черного скафандра с металлическим отливом. Мир, в котором никогда не всходило солнце, пронзительно холоден, и даже прекрасная термоизоляция скафандра не может защитить тело от предельно низкой температуры, норовящей обратить все вокруг в бездушную твердь...
   Я торопилась попасть на станцию - силовые батареи садились, кровь в жилах едва двигалась, и мне настоятельно требовалось тепло, да и запасы воздуха в баллонах были на исходе. Это было обычное окончание обычной смены, и все шло так, как бывало уже тысячи раз раньше - до того самого момента, когда тяжелая дверь медленно отворилась, впуская меня вовнутрь. Я переступила порог и представила свою каюту, от которой меня отделяла сущая малость - две шлюзовые камеры и длинный извилистый коридор. Сбросить с себя промерзшую одежду, вдохнуть воздух полной грудью и погрузиться в теплую, искрящуюся воздушными пузырьками капсулу с жидкостью для омовений захотелось так нестерпимо, что я автоматически протянула руку и нажала на кнопку экстренного закрытия люка. Он закрылся бы и сам по себе, но в этом случае я потеряла бы пару-тройку драгоценных минут, в то время как активация красной кнопки позволяла загерметизировать входной шлюз практически мгновенно и сразу перейти во второй, уже наполненный теплом и воздухом отсек. Ничего запретного в моем действии не было - так всегда поступал тот из жителей станции, кто возвращался со смены последним. Нажатием красной кнопки люк блокировался до начала следующей смены, и попасть на станцию извне можно было только после того, как центральный компьютер через несколько часов подаст сигнал о начале нового рабочего цикла и поднимет всех на ноги...
   Мысль о том, что не я была последней на смене, что там, в безвоздушном пространстве, мертвом настолько, что показания термодатчиков снаружи станции едва-едва отползали от деления, обозначавшего абсолютный нуль, остался еще один человек, пробилась в мое наслаждавшееся долгожданным теплом сознание слишком поздно. Я выскочила из капсулы и как была, мокрая, без одежды рванулась обратно к входному люку. Но горькое понимание, что это бесполезно, хлестнуло меня наотмашь и отбросило назад: тот, кто остался там, за намертво захлопнувшимся люком, мог продержаться не более десяти минут - именно столько, по самым оптимистичным прогнозам, могли функционировать его системы жизнеобеспечения. Восемь, а то и девять из десяти минут я уже потратила, пока добиралась до своей каюты, раздевалась и погружалась в капсулу. Пока я добегу до заблокированного входа, все будет кончено, да и открыть парализованный красной кнопкой люк голыми руками не под силу ни одному человеку. Домчаться до центрального компьютера и привести в действие систему разблокировки входов я тоже не успевала: электронный мозг станции находился в самом ее центре, и путь до него занял бы не меньше получаса. Выхода - не было. Осознание страшного факта, что я, сама того не желая, превратилась в убийцу, просто нечаянно захлопнув дверь, обрушилось на меня с такой силой, что я безвольно сползла на пол, оставляя на стене длинный мокрый след. В воображении разворачивались страшные картины корчащегося возле запертого люка тела, раздираемого последним отчаянным криком рта, вылезающих из орбит глаз...
   На смену продолжительному ступору пришла сводящая с ума паника: что будет, когда у входа в станцию найдут замерзший труп?! Конечно, начнут расследование. Определят время смерти. Станут опрашивать всех, кто возвращался со смены в этот промежуток времени. Найдут меня и... Нет! Об этом даже думать нельзя! Не найдут и ничего не узнают! Может, всему виной сбой в автоматике, а вовсе не моя нелепая ошибка! Может, я тут и вовсе не причем - конечно же, я не причем!
   Убаюкивать себя и искать оправдания случившемуся пришлось долго, тревога колотилась в горле и мешала заснуть, а когда вязкий сон наконец смежил мои веки, помещение пронизал сигнал тревоги.
   Дальнейшие события разворачивались как на ускоренной кинопленке: гудящая растревоженным муравейником станция, похороны погибшего, специальная комиссия - три человека в ослепительно-белых костюмах с непроницаемо-застывшими лицами, беседы, допросы, предъявление обвинения, тестирование на детекторе лжи, молниеносный суд... И приговор: предать той же самой смерти, которую претерпел пострадавший по вине обвиняемого. Приведение в исполнение - немедленно. Напрасные мольбы о пощаде. Скафандр, надеваемый в последний раз - совершенно бесполезный для приговоренного к смерти скафандр, используемый с единственной целью: придать гибели убийцы максимальное сходство с гибелью жертвы. Чужие руки, цепко держащие с двух сторон. Захлопнувшаяся за спиной дверь. Подача воздуха функционирует еще несколько минут - вполне достаточное время для того, чтобы прочувствовать холод, пробирающийся сквозь лишенный обычной защиты скафандр. Ощутить его вгрызающиеся в плоть когти. Содрогнуться от пронзительно-ледяной иглы, впивающейся в левое плечо. Закричать от раздирающей внутренности муки - и кричать до тех пор, пока в баллонах не закончится воздух, и спасительная тьма не накроет меня ледяным покрывалом...
   Боже мой, что это было?! Очередной кошмар, настигший меня уже не во сне, а наяву? Бред от болевого шока? Погружение в прошлые жизни? Воспоминание о каком-нибудь фантастическом боевике низкого пошиба? Онемевшие пальцы правой руки все еще впивались в левое плечо. Я выпрямилась, с хрустом потянулась и обнаружила, что боль в плече утихла. Однако! Оказывается, просмотр невесть откуда берущихся страшилок имеет некоторый терапевтический эффект. Надо будет иметь в виду. Хотя... Уж лучше несколько часов промучиться в болью в плече, чем еще раз оказаться в шкуре убийцы и пережить вместе с ним его казнь! От воспоминания о последних секундах неизвестно чьей жизни, проведенных перед наглухо задраенным люком, меня передернуло и начало знобить. Пойти, что ли, горячего чаю попить? И одеться потеплее не мешало бы.
   Сказано - сделано. Укутавшись в самую толстую из своих вязаных кофт, я побрела на кухню, мысленно заклиная, чтобы ВП с его шокирующими откровениями и беспочвенными разговорами о моем долге не попался на глаза. Просьба была услышана: на кухне никого не оказалась, да и во всей квартире царила полная тишина. Неужели я так долго барахталась в своих злоключениях с плечом, что все успели разбежаться? Хорошо-то как: можно не только чаю напиться, причем нормального, а не того, от горечи которого челюсти сводит, но и ванну принять. Авось на сей раз Филя не заявится!
   Чай удался на славу - душистый, в меру терпкий, отсвечивающий мягким красным светом, и я тихо радовалась жизни, ожидая, пока наполнится ванна. Погружение в теплую воду вызвало ассоциацию с недавним погружением в капсулу с густой искрящейся жидкостью, но я тут же послала непрошенную мысль куда подальше. Неважно, имел ли привидевшийся кошмар непосредственное отношение ко мне - главное, что я сейчас здесь, в полной безопасности, и никто не мучает меня сводящими с ума разговорами, и плечо угомонилось, и даже тело перестало дрожать, сжимаясь в комок... Устроившись поудобнее (ванну как будто специально под меня делали: и не слишком большая, и не слишком маленькая, коленки над водой не торчат, однако есть куда упереться ногами и куда положить голову), я закрыла глаза и вскоре незаметно задремала.
   Мне приснился странный сон: мое тело висело тряпичной куклой в пронизывающем пространство столбе белого пламени, а я сама находилась вверху, сантиметрах в пятидесяти от затылка и с недоумением рассматривала собственную поникшую шкурку. Ни жалости, ни сожаления по поводу расставания со своим материальным пристанищем не было, как не было и желания вернуться обратно. Я смотрела на свое - свое ли уже?! - тело так, как смотрит на диковинную букашку ботаник: как чудно, оказывается, устроен мир... Или нет: так, как разглядывает только что пошитое платье модельер: вот тут слегка морщит - нужно бы подправить, там не мешает выпустить пару сантиметров, а вот здесь, наоборот - забрать. На освещенной ярким светом шкурке безжалостно выделялись все дефекты и несовершенства, и я вдруг поняла, что могу не только рассматривать их, но и устранять. В фокусе внимания само собой оказалось левое плечо, но выглядело оно более чем странно: если все остальное тело образовывала густая сетка пересекающихся почти под прямым углом сияющих линий, напоминающая модель из 3D-графики, то здесь имела место большая неряшливая клякса. При ближайшем рассмотрении клякса оказалась и не кляксой вовсе, а чем-то вроде пучка черных нитеобразных водорослей, угнездившемся примерно в центре трапециевидной мышцы.
   Я попробовала мысленно выдернуть инородное образование, но потерпела фиаско: пучок уцепился за трансформировавшуюся светящуюся сетку и потянул ее за собой, грозя проделать дыру в поверхности тела. Попытка выжечь посторонний объект мощным лучом света тоже ничего не дала. Обескураженная, я уставилась на источник своих неприятностей, не зная, что с ним делать. Внимание втянулось в пучок, как в воронку, и в следующее мгновение я обнаружила себя летящей по тонкому чернильно-черному шнуру. Полет продолжался недолго: вдалеке показался тусклый огонек, быстро превратившийся в дотлевающий костер. Вокруг расстилалась невидимая, но явственно ощущаемая ночная степь. У потрескивавшего последними искрами огнища сидели двое - чумазая девочка лет семи с длинными всклокоченными волосами, и старая цыганка с высохшим лицом, хранившем следы былой красоты.
   - Я тебе покажу, как лазить по чужим тайникам! - донесся до меня разгневанный голос цыганки.
   - Я ничего не брала, клянусь, ничего не брала! - верещала девчонка. - Я хотела только посмотреть!
   - А это что? - женщина силой разжала маленький детский кулачок и вытащила какой-то темный предмет - то ли амулет, то ли погнутую темную монету. - Только посмотреть, говоришь?!
   - Отпусти меня! - завопила девочка, но длинные пальцы крепко держали ее за плечо.
   - Смотри на меня, - приказала цыганка, и я, неожиданно для себя, подчинилась ей вместе с незадачливой воришкой.
   В глазах старухи вспыхнули искорки костра, разгорелись, превратившись в длинные языки пламени, и заплясали в такт заклинаниям:
   - Ты взяла то, что тебе не принадлежит - получи же то, что не даст тебе забыть. Боль станет ниточкой, которая привяжет тебя ко мне, и ты станешь метаться по свету, пытаясь избавиться от нее, но не сможешь. Ни забыть, ни убежать, ни освободиться. Чем сильнее станешь проклинать сегодняшнюю ночь, тем сильнее привяжешься к ней. Однажды вернешься сюда и попросишь пощады - но не будет пощады, пока не принесешь то, что мне нужно...
   В пальцах старой цыганки сверкнуло тонкое изогнутое острие, и я закричала от боли в левом плече одновременно с чумазой девчонкой. Какая-то мощная сила стала втягивать меня в кровоточащее детское тельце, и мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы избежать слияния с воришкой.
   - Оставь ее, - закричала я. Глаза старухи обратились прямо на меня.
   - Я знала, что ты вернешься, - удовлетворенно прошептала она, разжимая пальцы. Девочка без чувств рухнула на землю.
   - Что я должна была принести тебе? - спросила я, не веря сама себе: кто сказал, что малолетняя замарашка и я - одно и то же лицо?!
   - Силу, конечно, что же еще?
   - Силу? - я хотела возразить, что у меня нет никакой силы, но вспомнила: "пощады не будет".
   Сознание заметалось в поисках выхода. Ворожея пристально наблюдала за мной, и легкая саркастическая улыбка скользнула по ее лицу. В отчаянии я попробовала направить на мучительницу поток света - совсем недавно этот прием не сработал при попытке избавиться от сгустка черных водорослей, но чем черт не шутит?! Это получилось на удивление легко. Яркая вспышка ударила по глазам - и старая цыганка бесследно исчезла вместе с бесчувственной девочкой, погасшим костром и необъятной степью, а меня вышвырнуло обратно в столб белого пламени, к висящему в пространстве телу. Правильно ли я поступила? Не сделала ли еще хуже?
   Пучок черных водорослей остался на месте, но как будто уменьшился в размерах. Присмотревшись, я поняла, что самая длинная нить, та самая, в которой я только что "побывала", обесцветилась и таяла на глазах. Мгновение - и о ее существовании напоминали уже только искривленные, будто смятые кем-то линии плеча. Стало быть, я все сделала правильно. И что из этого следует? Что мне придется раз за разом погружаться в эти шевелящиеся черные нити, иначе боль в плече никогда не оставит меня в покое? Перспектива была настолько малопривлекательной, что я бы с отвращением поежилась, если бы было чем. Но тело по-прежнему существовало отдельно от меня, правда, впечатление безжизненной шкурки оно уже не производило. Казалось, пока я пыталась разобраться со старухой цыганкой, кто-то влил в него порцию свежих сил. Голова не свисала бессильно, а ровно держалась на шее, горькие складки на лбу разгладились, а от закрытых век веяло спокойствием древних статуй.
   "Ему без меня явно лучше, чем со мной", - сделала я неутешительный вывод и вновь принялась рассматривать черный пучок. Одна из его ветвей была короткой и толстой - даже какой-то жирно-мохнатой, как лапа паука-птицееда. Стоило возникнуть этой мысли, как я совершила очередной скачок то ли в пространстве, то ли во времени - на сей раз без всяких полетов по непроглядно темным шнурам. Тело, в которое меня зашвырнуло, было сильным и гибким, но в данный момент это не имело никакого значения, поскольку главным пронизывающим ощущением была боль - не тянущая, как на сквозняке у захлопнутой двери, и не ледяная, как у задраенного люка станции, и не колющая, как в степи у костра. Эта боль была омерзительной, словно в открытой ране шевелились чьи-то ворсистые щупальца. Скосив глаза к левому плечу, я увидела впившегося в кожу огромного паука, густо поросшего коричневой шерстью, и расползающееся красное пятно вокруг него. Оно меня ело! Я заорала от ужаса и задергалась, пытаясь сбросить с себя кровожадную тварь. Боль только усилилась - видимо, паук почувствовал неладное и глубже вгрызся в плечо. Как же от него избавиться? Взгляд упал на засохший суковатый кустарник в двух шагах от меня. То, что надо! Я рывком отломала длинную, припорошенную серой пылью ветку и занесла ее над пауком. Замерла на мгновение, прикидывая, что лучше: нанести резкий удар верху вниз и раздавить насекомое или попробовать сбросить его с плеча.
   - Стой! - вклинился в мое замешательство жесткий мужской голос. - Ничего не делай! Стоит тебе дотронуться до него - и он выпустит яд.
   - Ну, так сделай же что-нибудь! - обернувшись назад, закричала я обладателю голоса - высокому седому мужчине в длинном зеленом халате и запыленном тюрбане, некогда бывшим белом. - Сними его!
   Мужчина отрицательно покачал головой, и во мне взметнулась ярость:
   - Не можешь? Тогда не мешай! Я и сама справлюсь!
   Шершавые пальцы впились в мое запястье и вырвали занесенную палку из рук в сантиметре от паука.
   - Ты можешь убить его только вместе с собой, - приблизив лицо вплотную к моему, прошипел мужчина. - К нему нельзя прикасаться!
   - Так что прикажешь делать?! Спокойно ждать, пока он меня сожрет?!
   - Стань пауком.
   - Что???
   - Почувствуй себя пауком, - мужчина пожал плечами. - Войди в паука. Стань пауком. Я не знаю, как объяснить тебе... В твоем языке нет таких слов. Но это твой единственный шанс.
   "Почувствуй себя пауком"... Это у меня от боли помутилось в голове, или этот непрошенный советчик - просто сумасшедший?! Я опять скосила глаза влево и тут же отвернулась: до чего же отвратительное создание! Как можно стать таким?!
   - Не смотри на его форму, войди в его чувства, - подсказал мужчина.
   Я закрыла глаза и попробовала сконцентрироваться. Тьма озарялась идущими снизу и слева вспышками тусклого красного пламени - там ел мою плоть тот, кем мне сейчас предстояло стать. Бред какой-то. Войти в его чувства. Что же может чувствовать такое существо? Словно в ответ на мой невысказанный вопрос, впереди в черноте показалась пара желтоватых фасеточных глаз.
   Глаза ли мгновенно приблизились и поглотили мое сознание, или я сама скользнула в их немигающие сферы, неизвестно, но тьма сразу же изменилась. Мир вокруг был необычайно красив: живое пространство вибрировало светящимися нитями паутины, мимо проносились непрерывно меняющие форму радужные объемные пятна, а сам паук... В нем не было ничего и близко похожего на то вызывающее животный ужас создание, каким его видят большинство людей. Паук ощущал себя центром вселенной, местом, из которого расходились во все стороны нити порождавшей мир паутины. Каждое его движение изменяло свойства пространства, меняя конфигурацию нитей и то замедляя, то ускоряя движение пестрых пятен. Он был жестким и абсолютно центрированным существом, избавленным от всех присущих человеку недостатков - сомнений, терзаний, тягостных раздумий и сладостного самолюбования. Он просто был Охотником, единственная цель которого состояла в том, чтобы впитать как можно больше рассеянной в его вселенной энергии. Энергия была повсюду, надо было лишь выбрать наиболее подходящий источник и погрузить в него свой хоботок...
   "Интересно, как пауки воспринимают людей?" - подумала я. Ответ снова пришел мгновенно: глаза паука уловили медленное шевеление большого размытого красновато-сизого пятна в северо-восточном секторе обзора, и нас захлестнула волна ощущения, отдаленного напоминающего радостный азарт: пища! Много, много пищи. Огромное скопление шевелящегося мяса... Мохнатые лапки дрогнули, и я поняла, что паук собирается прыгнуть. Еще миг - и он вопьется в плечо, и уже ничего нельзя будет сделать. Надо было немедленно отвлечь его чем-то - и. поскольку времени на раздумья не было, я сделала первое, что пришло в голову: вообразила густую, медовую каплю чистой энергии прямо перед глазами паука. Насекомое уставилось на невиданный объект и замерло, загипнотизированное им, а я, воспользовавшись ситуацией, выскользнула из паука и вернулась в человеческое тело. Плечо было свободно от Охотника, а ранка от укуса быстро затягивалась.
   "Опять получилось, - удивилась я и вновь увидела свое привычное тело, висящее в воздухе. - Обитатели этих шнуров явно неравнодушны к свету. С чего бы это?" Никто не торопился с ответом, и я решила, за неимением других дел, осмотреть плечо, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Черный пучок ощутимо уменьшился, но все же закрепленных в теле щупалец было еще слишком много. "Больше я туда не полезу, - вслух пообещала я неизвестно кому. - Кто знает, какие монстры там меня ждут!" Пучок, похоже, считал иначе, поскольку я вновь ощутила, как он втягивает меня в себя. "Хватит!" - изо всех сил закричала, дернулась и... чуть не захлебнулась.
   Я снова была в своем теле, а тело лежало в полной до краев ванне и, похоже, собиралось топиться. Пришлось немедленно пресекать попытку нахлебаться изрядно остывшей за время моих "путешествий" воды и выбираться на сушу. Автоматически обтираясь полотенцем и натягивая на влажную кожу сопротивлявшуюся одежду, я внезапно поняла, что привидевшийся мне пучок черных шнуров - не столько источник боли, сколько место входа в прошлые жизни. Та самая запертая дверь. Мысль звучала диковато, но сомнений почему-то не вызывала. "Боль нужно не искоренять, а воспринимать ее как подарок, - "озарило" меня во второй раз. - Тогда она исчезнет сама собой, оставив Послание".
   Здрасьте вам! Какое еще Послание?! Разбираться в этом я не стала, поскольку основательно замерзшее тело категорично требовало тепла в виде чая и одеяла. Да и мало ли, что может во сне примерещиться! Но так просто отмахнуться от лезшей в голову информации не получилось. Третья мысль догнала меня уже на кухне, когда я мирно отогревала пальцы о чашку с кипятком и пыталась делать вид, что ничего не случилось, а заодно не замечать таинственного исчезновения боли в плече.
   Перед глазами замелькали картины с дверью и бабушкой, потом с люком и станцией, потом с огромной пагодой, в запертые резные створки ворот которой я тщетно стучала, а потом разномастные двери, люки, ворота и калитки начали молниеносно распахиваться и закрываться прямо перед моим носом. За некоторыми из этих дверей я едва успевала уловить обрывки неведомых жизней, все как на подбор связанные с левым плечом. Помимо старой цыганки с маленькой воровкой и впившегося в плоть Охотника там обнаружились: индеец, раненный отравленной стрелой; старушка с радикулитом; девушка, которой выжигали тавро; средневековая камера пыток; зарубленный в бою рыцарь, и, наконец, пир греческих богов у Тантала.
   В полном согласии с официальной версией историков, в моих видениях коварный сын Зевса решил испытать всеведение олимпийцев и приготовил им трапезу из собственного сына Пелопса. Боги, естественно, заметили расставленную ловушку, и заниматься каннибализмом не стали. Одна лишь Деметра, скорбящая о своей дочери Персефоне, похищенной мрачным Аидом, не почуяла подвоха и съела левое плечо несчастного Пелопса. Ее оплошность доставила немало хлопот оживлявшим мальчика Гермесу и Гефесту, поскольку недостающее плечо пришлось мастерить из слоновой кости...
   Я не выдержала и расхохоталась. Эк меня занесло, однако! Почитай, одной ногой на Олимпе побывала. Если пауки, цыганки и заклятья не вызывали у меня никаких подозрений на предмет некогда виденного или слышанного ранее, то с Танталом все было ясно как божий день: в юности "Легенды и мифы Древней Греции" были чуть ли не настольной моей книгой. Вот и выплыло давнее увлечение, когда его никто не ждал. А что? Очень даже логично: к самому Мефистофелю, поди, простые смертные на обучение не попадают. Интересно, как он отреагирует, если я ему о своей полубожественной сущности объявлю?..
   Мозг еще продолжал некоторое время изощряться в остроумии, но натужно и совсем не смешно: воспоминание о ВП заставило меня разом помрачнеть и посерьезнеть. Мне работать надо, а я бог весть чем занимаюсь! Вот вернется грозный шеф и начнет требовать оплаты счетов, что я ему скажу? "Ах, извините, меня кодировали цыганками и пожирали пауками"? Надо пойти и хотя бы с диваном разобраться, что ли. Или начать готовиться к очередной Игре? Прислушалась к своим ощущениям: разбираться с планом Игры не хотелось категорически, к тому же до нее было еще два с половиной дня, а вот диван обещал мне дивные наслаждения не далее как грядущей ночью. Диван так диван! И пусть злопыхатели думают, что мы ищем легких путей - мы-то знаем, что это не так! Мы просто минимизируем неприятности и решаем проблемы по мере их поступления.
   Довольная собственной находчивостью, я вернулась в свою комнату и уселась на стул напротив дивана. Уговаривать его, памятуя о предыдущей неудачной попытке, я уже не собиралась. Любить, вопреки Наташиным наставлениям - тоже. Идея родилась сама собой: если можно стать пауком, то почему нельзя стать диваном? Если можно откупиться от живого создания о восьми лапах, то от четырехногого, к тому же деревянно-матерчатого, можно тем более. Главное - войти в нужное состояние... и не дать включиться ехидному здравому смыслу. С последним было проще всего: за прошедшие двое суток я успела пережить такую гамму ощущений, что побуждение апеллировать к общечеловеческому опыту и оценивать все мерилом обыденной реальности как-то не возникало. А вот войти в нужное состояние... черт, и я не задумывалась над тем, как это делаю! Оно возникало помимо моей воли - то под воздействием усыпляющей ванны, то в полуобмороке от боли, то при угрозе превратиться в ледяной столп. Все три метода не годились: плечо болеть отказывалось даже ради благородных целей, лезть во второй раз в ванну не хотелось, а уж мерзнуть на морозе - тем более. Должен же быть более функциональный и менее зависящий от внешних условий способ!
   Левая ладонь болезненно завибрировала, как будто я сидела на ней пару часов кряду, совершенно прекратив доступ крови в капилляры, а теперь наконец выпустила на свободу. Я с недоумением воззрилась на занимающуюся возведением поклепов конечность и едва удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну я и растяпа! Наверное, мне нужно повсюду крупными буквами слово "ключ" написать, чтобы я о нем не забывала. Уже не только ВП и Наташа - даже собственное тело подсказывать начинает. Дожилась! Обескураженная этим открытием, я закрыла глаза и погрузилась в испускаемые ладонью вибрации. Неприятное покалывание вскоре сменилось знакомой уже пульсацией и холодком в центре ладони... и больше ничего не случилось.
   "А чего ты ждала?! - язвительно спросил внутренний голос. - Что рука сама и вопросы формулировать будет, и ответы на них выдавать? Зачем тогда мозги, позвольте полюбопытствовать?" Точно: забыла сформулировать, какую проблему хочу решить. Да что ж это такое, в конце концов?! И на память я раньше не жаловалась, и на особенное тупоумие - тоже. Что со мной происходит в последнее время? И даже не в последнее время, а с тех самых пор, как я с ВП познакомилась. Такое впечатление, что из-за его присутствия - даже дистанционного - шарики в моей голове заезжают за ролики все чаще и чаще, синапсы регулярно перепутываются с аксонами, и вообще дело швах! "Состояние, похожее на обморок", - как он сам изволил определить. "Оно-то конечно, на шефа проще пенять, нежели простенький вопрос задать и с диваном договориться", - снова обозначился внутренний голос, и мне пришлось временно прекратить свои размышления о губительном влиянии ВП на мою способность соображать.
   Я потрясла головой, избавляясь от лишних мыслей, повторно сконцентрировалась на холодке в левой ладони, произнесла заветное слово "ключ" и сообщила, что собираюсь побыть диваном. То есть, черт бы побрал мое непрошенное косноязычие, не побыть диваном, а проникнуть в диван! То есть не проникнуть в диван, а... посмотреть на мир его глазами? Войти в его чувства? Прикоснуться к его мироощущению? Как ни выкручивайся, все звучит одинаково дико! Пока я разбиралась со спотыкающимися формулировками, ключ на свой лад уяснил задачу и приступил к выполнению заказа: моя шея начала медленно, но неуклонно вытягиваться вверх, как будто я собиралась стать не диваном, а жирафом. Восприятие себя относилось теперь исключительно к голове, а прочие части туловища существовали независимо от меня где-то далеко внизу - впору было вспомнить Кэрролловскую Алису, собиравшуюся отправлять новые ботинки в качестве рождественского подарка своим "отъехавшим" ногам. Следующая странность моего положения заключалась в том, что, невзирая на закрытые глаза, внизу под собой я могла совершенно отчетливо видеть диван - но ничего кроме дивана увидеть не получалось, как не получалось открыть глаза и соотнести свои необычные ощущения с тем, что происходило на самом деле.
   Диван тоже выглядел подозрительно: на полупрозрачное изображение деревянного остова, пронизанного пружинами матраса и венчавшего композицию клетчатого пледа накладывались едва различимые двигающиеся человеческие фигуры. Вглядевшись, я поняла, что диван показывает мне всех своих предыдущих владельцев скопом, причем почему-то не спящими, а активно действующими. Некоторые фигуры поправляли одеяло, другие разглаживали клетчатый плед, третьи взбивали подушку - но большинство из них занималось сексом, в одиночку или с партнерами. "Избирательная же память у местной мебели", - мысленно усмехнулась я, но тут заметила еще кое-что: над физической поверхностью дивана, едва прикрывавшей настороженно торчавшие пружины, существовала тонкая мерцающая прослойка неизвестного происхождения, и эта прослойка очень бурно реагировала на человеческие игрища. Каждая вспышка оргазма мгновенно впитывалась этой прослойкой, после чего диван становился вальяжным, роскошно-мягким и разве что не мурлыкал сытым котом. "Ах, вот оно что, - догадалась я. - Избаловали тебя мои предшественники. Или предшественницы. Привык, значит, к еженощной кормежке? Ну нет, дружок. Сексуальных оргий не обещаю. Не то чтобы я практикую аскезу, но ради дивана трахаться с кем попало не собираюсь!". Мерцание прослойки уменьшилось, а из всех двигающихся на диване фигур остались только те, которые предпочитали радости секса в стиле "тихо сам с собою". Каково! "На мастурбацию тоже можешь не рассчитывать", - обнадежила я нахала. Прослойка исчезла окончательно вместе со всеми фигурами, зато пружины угрожающе ощетинились и вылезли за пределы обивки - не добившись согласия по-хорошему, диван перешел к угрозам и шантажу.
   "А другие разновидности энергии тебя не интересуют?" - поинтересовалась я, к месту вспомнив удачную развязку проблемы с пауком. Пружины слегка обмякли. Ну да, с голодухи особо привередничать не станешь! Это ж сколько дней у него вынужденный пост продолжается? С момента моего появления здесь, то есть третьи сутки. Бедный диван, так и ножки откинуть можно. Все четыре. Спасать надо бедолагу. Я мысленно протянула руку и с опаской провела ладонью над клетчатой поверхностью. От руки протянулся слабо светящийся след, и диван мгновенно проглотил подачку. "Работает!" - обрадовалась я и начала обхаживать диван в две руки. Потрудиться пришлось немало: изголодавшийся монстрик жадно впитывал одну порцию энергии за другой и успокоился только когда прослойка раздулась сантиметров до трех в толщину и замерцала ровным голубоватым светом. Полюбовавшись некоторое время на дело рук своих, я решила, что не мешало бы вернуться в тело. Глаза тут же открылись, и оказалось, что шея у меня нормальной длины, ноги на месте, да и с головой все в полном порядке.
   Диван внешне выглядел так же, как и полчаса назад, но при взгляде на него я вдруг поняла, насколько сильно устала, накачивая энергией прожорливое создание. Казалось, что если я немедленно не лягу на него, то усну прямо так, сидя на стуле. Я решила, что сна в неподходящих для этого местах с меня уже более чем достаточно, и осторожно прилегла на свое спальное место, вполне допуская, что мои недавние фантазии никак не изменили реальные свойства объекта. Но, как ни странно, ни одна зловредная пружина не вонзилась мне в бок, да и сам диван как будто стал раз в пять мягче и комфортнее. "Настал и на нашей улице праздник", - подумала я, заползая под одеяло и засыпая - мягким, обволакивающим сном, какие снятся только в раннем детстве, под сенью родного дома, в окружении любящих взрослых, в тот счастливый период, когда в мире еще не обнаружены ни шипы, ни клыки.
   Открыв через пару часов глаза, я обнаружила себя совершенно бодрой, собранной и целеустремленной, встала и без обычных внутренних понуканий направилась к столу. Работы предстояло великое множество, начиная с плана Игры и заканчивая алгоритмами решения наиболее вопиющих проблем. Но прежде всего нужно было подвести итоги моих недавних бесед с шефом и решить, как с этим жить дальше. Первым побуждением было, конечно, посетовать на судьбу и повозмущаться коварством ВП, но это деструктивное желание я тут же отбросила, удивляясь собственной решимости. Как-то само собой получилась, что прежняя жизнь окончилась безвозвратно, а в начинающейся новой жизни места стенаниям не было. А вот чему было место - с этим и надо было разобраться.
   Итак, что мы имеем? Меня угораздило попасть в обучение к человеку, который всерьез называет себя Мефистофелем и без зазрения совести (по причине отсутствия таковой) рассказывает, что изымает у нерадивых учеников то, что могло бы со временем превратиться в душу. Мрачновато. Впрочем, насколько я помню, дон Хуан тоже вовсе не казался Карлосу лапочкой, а уж дон Хенаро - и подавно. К тому же если исходить из неслучайности всего происходящего в мире вообще и со мной - в частности, зачем-то мне эта встреча была нужна. Маловероятно, чтобы Мишка, тайно завербованный агентами сил Зла, коварно привел меня в Программу в качестве жертвенного Агнца, после чего получил причитающиеся ему комиссионные и отбыл с ними в Америку. Я невольно улыбнулась: да уж, на вражеского пособника Мишка никак не тянул. Следовательно, нечего на реальность пенять, коли рожа крива: какого учителя заслужила - такого и послали. Хотелось бы, конечно, что-нибудь более светлое, доброе и вечное - да только где ж его взять? А светиться и ВП умеет, как было давеча замечено. Следуем далее. Можно, конечно, воспринимать происходящее не как обучающую ситуацию, а как ловушку, но что я буду с этого иметь? Ведра слез, искусанные локти и вырванные клоки волос. Не впечатляет. Остается одно: пройти испытание с минимальными потерями и дождаться, пока наверху изменят мнение о моей персоне и пошлют послабление. А не пошлют - сама к тому времени что-нибудь придумаю.
   Избавив таким образом жизненные горизонты от налета неизбывного пессимизма, я собралась так же лихо разделаться с прочими своими проблемами, но тут некстати вспомнила про обвинения в вампиризме. Устрашающие сентенции шефа, обильно сдобренные доказательствами, так меня ни в чем и не убедили. Непросто, знаете ли, прожить двадцать шесть лет нормальным человеком, а потом вдруг начать позиционировать себя в качестве эдакой нечисти. Перед глазами всплыла картинка из какой-то телепередачи о летучих мышах-вампирах: зверская сплющенная морда, маленькие противные глазки, острые клыки, уродливые уши - ну, ничего общего со мной! Погорячился ВП, что ни говори. А вот с вопросами теперь надо быть поосторожнее - кто ж знал, что хитрый шеф не просто делится со мной информацией, как положено духовному учителю или, скажем, по несказанной доброте душевной, а зарабатывает себе очки на каком-то одному ему ведомом виртуальном счету! Теперь лучше семь раз подумаю, чем один раз спрошу. Придется контролировать себя денно и нощно, не расслабляться ни на секунду, жить как разведчик в тылу врага. Задачка, однако! Видимо, так осознанность и обретают. А заодно закаляют силу духа и избавляются от недостатков.
   Кстати, о недостатках. Рука потянулась к тетради с карандашом, и я, повинуясь внезапному порыву, выписала одним махом все свои страшные пороки, от которых предстояло избавиться если не сегодня, то, по крайней мере, до конца недели. В список вошли: лень, нерешительность, безответственность, привычка переносить дела "на потом", необщительность, вспыльчивость, обидчивость, неуверенность в себе, недисциплинированность и склонность к депрессиям. Маленький джентльменский набор большого духовного искателя. Начать искоренение хотелось немедленно, да вот беда: почуяв неладное, пороки мгновенно попрятались, и собственная личность вдруг показалась мне почти идеальной. Лениться я еще неделю назад перестала, а со склонностью к депрессиям десять минут назад покончила. Кажется... В общем, пусть сначала хоть один порок покажется на горизонте - тогда и будем думать, как его искоренять.
   Ну, кажется, со всеми неотложными вопросами разобралась, с тактикой и стратегией определилась. Пора за план Игры приниматься. Только как же за него приниматься? Надо бы сначала дождаться ВП и спросить, чему будет следующая Игра посвящена, а уж потом... Черт! Только-только решила ничего на потом не откладывать и ничего лишний раз не спрашивать! "Не могу же я лезть к нему в комнату и разыскивать там ноутбук, а потом сама строить космограмму Игры, - тут же возникло подходящее оправдание. - Во-первых, копаться в чужих вещах неприлично. Во-вторых, ноутбук - это не обычная "персоналка", вдруг что-нибудь воткну не туда куда надо, а он возьмет и сгорит. В-третьих, я все равно этой астрологической программой пока пользоваться не умею! И даже не знаю, как она вызывается!"
   Решимость покончить со всеми недостатками одним махом и заодно самостоятельно подготовиться к грядущей Игре начала надуваться мыльным пузырем и грозила вот-вот лопнуть к чертовой матери. "Можно и без этого Игру продумать!" - сердито буркнула я. Можно-то можно, только вот как? Попробовать, что ли, опять ключом воспользоваться? Левая ладонь тут же откликнулась, и я на всякий случай переложила в нее карандаш, готовая даже к тому, что сейчас в режиме автоматического письма начнется вычерчивание концентрических кругов космограммы. Но транслировать мне натальные карты, а потом трактовать аспекты и расшифровывать символы, судя по всему, никто не собирался. Вместо этого в голове появилась на удивление здравая мысль (давно бы так!), что каждая Игра может рассматриваться как реакция на запросы ее участников. А поскольку я сама тоже являюсь потенциальным участником грядущей Игры, то и мои запросы влияют на ее формирование. Более того: как тренер я имею, так сказать, первоочередное право на формулирование вопросов, которые мне хотелось бы поднять, и на формирование обучающих ситуаций, через которые мне хотелось бы пройти. Как просто, оказывается! Что у меня сейчас самое животрепещущее? Вопрос о Боге, наверное. О свободе воли и насилии. Об утраченных возможностях и потерянных душах. О буддизме и христианстве. О жизни и смерти. О том, кто я, и зачем нахожусь здесь. О том, что или кто превращает могущественных магов в маленьких жалких человечков...
   Пятнадцать минут спустя два тетрадных листка были полностью исписаны вариантами тренингов, темами для ментальных медитаций и затравками для мозговых штурмов. "Дело сделано, мой фюрер", - иронично отрапортовала я воображаемому ВП и отправилась гулять, вполне довольная собой.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"