Прэм Ника : другие произведения.

В постели с Мефистофелем. Книга 1. Семнадцатая Жрица. Глава 12. Любимые женщины Мефистофеля

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава 12. Любимые женщины Мефистофеля
  Выгуливая себя по заснеженным тротуарам (и предусмотрительно не сворачивая на всякие заманчивые тропинки, ведущие неизвестно куда), я занималась принятием эпохальных решений. Перво-наперво в оставшиеся до Игры дни я вознамерилась по мере сил избегать чрезмерного общения с шефом, чтобы, не дай Бог, не выяснить после какой-нибудь невинной полуторачасовой беседы, что мой долг увеличился года на три. Во вторую очередь меня постигло понимание, что откладывать на неопределенный срок задачу выкорчевывания пороков с нивы собственной личности - значит позволить этим самым порокам заглушить чахлые ростки стремления к самосовершенствованию, чего совсем уж не хотелось. Рассмотрев под разными углами список подлежащих уничтожению дефектов, я постановила начать с двух наименее приятных: необщительности и склонности к депрессиям. В качестве средства от второго изъяна я прописала себе строгий рабочий график (включая посещение всех практических занятий, хождение на ненавистные соцопросы и прочие малоприятные процедуры), обливание по утрам холодной водой, вечерние прогулки на свежем воздухе и комплекс упражнений из тай-дзи-цюань. Хотела еще добавить богатую свежими овощами диету и обязательный прием витаминов три раза в день, но удержалась: во-первых, денег на такую 'профилактику' не было, во-вторых, идея сильно попахивала медицинскими рекомендациями, в-третьих, с помощью вспомогательной 'химии' любой остолоп может с депрессией справиться, а духовному искателю прибегать к таким костылям уж совсем неприлично.
  С необщительностью дело обстояло куда сложнее: человек я по природе не компанейский, существование двух-трех близких друзей всегда с лихвой заменяло мне толпы маловразумительных знакомых, а при их отсутствии я вполне могла удовлетвориться собственным многогранным и утонченно-возвышенным обществом. Однако назвался груздем - не цепляйся за свою некоммуникабельность, а изволь что-нибудь с собой делать. Наспех придуманную отмазку о том, что походов на соцопросы более чем достаточно для дополнительных контактов с людьми, пришлось сразу отбросить - что-то переключилось у меня внутри, и врать себе стало гораздо сложнее. 'Приставать к незнакомым людям на улице и при этом всячески избегать общения с коллегами, живущими со мной под одной крышей - явное извращение', - назидательно сказала я самой себе. 'Ага, - незамедлительно откликнулся не отличающийся покладистостью внутренний голос. - Сейчас с прогулки вернемся, и начнешь ко всем домочадцам в душу лезть и в подруги набиваться. Хорошо бы еще построить их в шеренгу по два и обязать отвечать на все твои вопросы под дулом пистолета'. 'Это из меня вопросы придется вытягивать под дулом пистолета, - вздохнула я. - Совершенно не представляю, о чем мне с ними беседовать!' 'А разве тебе неинтересно, что они за люди, как попали в Программу, что у них с тех пор изменилось?!' - неожиданно строго спросил внутренний голос, и я немедленно насторожилась: интонации у него были совсем как у ВП. Не хватало еще, чтобы шеф поучал меня прямо в моей голове! 'Конечно, интересно, - с фальшивым энтузиазмом согласилась я и повернула обратно, пока не нарвалась на какую-нибудь новую мефистофельскую штучку. - Иду вступать в коммуникативный контакт с первым попавшимся членом магически-менеджерского клана!'
  Весело же мне будет, если дома сейчас только Наташа окажется. Или, того хуже, Оксана! Я-то пообещала контактировать с кем угодно, а вот барышни в отношении меня, поди, других установок придерживаются... К счастью, мои худшие ожидания не оправдались: народу в квартире было полным-полно. Общайся - не хочу! С кого бы только начать? Толик слишком индифферентен, Филя держит в руках чашку с чаем - ближе чем на два метра приближаться опасно, Наташу с Оксаной оставим на другой раз, с шефом я уже наобщалась, этих молодых людей - кажется, Алешу и Сашу - вижу второй раз в жизни. Остается Партизанка. Близким наше знакомство, конечно, не назовешь, но все же первую Игру у меня именно она вела, да и самочувствием моим утром поинтересовалась - стало быть, ничто человеческое ей не чуждо...
  Увы, Партизанка совершенно не догадывалась о моих коммуникативных импульсах и увлеченно болтала с Филей и Сашей. 'Ну вот, в кои веки собралась поговорить, а меня игнорируют', - поздоровавшись и послонявшись вокруг них для виду, обиделась я, после чего с чистой совестью отправилась в свою комнату. Но не прошло и минуты, как дверь приоткрылась:
  - К тебе можно? - спросила голова со смешными косичками.
  - Женя? - узнала я нескладную девочку, с которой мы пересекались на занятиях свободным танцем и в сауне. - Можно, конечно.
  - Тебе тоже с ними скучно? - спросила гостья, усаживаясь на диван.
  - Да нет. Просто мне и самой... весело, - ответила я и тут же спохватилась: что ж это я, однако, мало того, что разговор не поддерживаю, так еще и как будто намекаю, что предпочитаю побыть в одиночестве. Надлежало немедленно что-то спросить, но ничего, как нарочно, не приходило на ум.
  - А ты... тоже тут живешь? - наконец нашлась я.
  - Я?! - удивилась Женя. - Нет, я просто в гости пришла.
  'Оригинальный был вопрос, ничего не скажешь', - прошипел мой внутренний голос. 'Сам спрашивай, если такой умный', - огрызнулась я, а вслух спросила:
  - Слушай, Жень, а как ты... ну... в Программе оказалась?
  - Как?! Меня папа привел, - еще больше удивилась Женя.
  - Да? А кто твой папа? - поинтересовалась я, смутно чувствуя, что вновь говорю что-то не то.
  - Вольдемар Петрович, кто же еще.
  Я поперхнулась. Стало быть, я дочку шефа допрашивать пытаюсь. Кто бы мог подумать: он не только... гм... сексом занимается, но еще и детей заводит. Мефистофель называется!
  - Я и не знала, что у него есть дочка, - задумчиво протянула я.
  - Даже две, - подтвердила Женя.
  Час от часу не легче!
  - А кто вторая?!
  - Да Маша же, ты с ней только что разговаривала.
  - Я? С Машей?! - может, это юное создание мне голову морочит? Или я на ходу имена забываю? Или... - Ты Партизанку, что ли, имеешь в виду?
  - Да у нее много разных прозвищ. Но я предпочитаю по имени называть.
  - Ага, - кивнула я, переваривая новость. Не зря мне, стало быть, на первой Игре показалось, что ВП чем-то на Партизанку похож. То есть, скорее, она на него похожа. А вот по Жене и не скажешь, что она тоже его близкая родственница...
  - А мама ваша... тоже в Программе? - не удержалась я. Выпытывать так выпытывать!
  - Мамы у нас разные! - бодро сообщила девочка. - Моя в деревне живет, а Машина - тут недалеко, в соседнем микрорайоне.
  - Подожди, а с кем же ты тогда живешь?! - окончательно запуталась я.
  - У друзей, - пожала плечами Женя и пояснила, предупреждая следующий вопрос: - Папа мне предлагал с ними жить, но мне тут не очень нравится.
  - И до школы далеко, наверное... - я решила тактично сменить тему и не выяснять, как складываются отношениями между женами, детьми и любовницами шефа.
  - А я в школу не хожу, - огорошила меня гостья.
  - То есть как не ходишь? Тебе сколько лет-то?
  - Двенадцать.
  - Экстерном, что ли, закончила? - предположила я. Мало ли, какие гениальные дети у Мефистофелей рождаются!
  - Папа считает, что в школу ходить незачем. И я с ним согласна.
  - А мама твоя... тоже так считает?
  - Ага.
  - Подожди, ты что же... вообще никогда не ходила в школу?! - окончательно дошло до меня.
  - Ну да. Я дома училась, по книгам. А родители помогали, если что-то непонятно было.
  - И никогда не хотелось пойти в школу? - я все еще не могла поверить в услышанное. - С детьми пообщаться, например?
  - Мне с детьми неинтересно, я слишком развитая, - серьезно ответила Женя. - А с людьми я в Программе много общаюсь. И учусь здесь заодно.
  С ума сойти! По моим меркам, двенадцать лет - глубокое детство. Пятый класс, вторая четверть! А тут человек мало того, что в школу не ходит, во взрослой менеджерской Программе учится, так еще и без родителей живет! Вот, значит, как выглядят воспитательные методы ВП в реальности...
  - А Маша... она тоже в школе не училась? - озвучила я следующую мучившую меня мысль.
  - Почему же? Училась. А сейчас в институте учится.
  - Понятно... - разочаровалась я. Попытка обнаружить неукоснительно соблюдаемую методику не увенчалась успехом. Возможно, Мефистофели отправляют детей в школу через одного. - А у тебя еще браться или сестры есть?
  - Есть еще сестра, - кивнула девочка, и я поняла, что сейчас тихо сойду с ума: не приведи господи, количество детей будет увеличиваться с каждым моим вопросом, и в результате окажется, что все учащиеся Программы являются непосредственными единокровными отпрысками ВП. - Только не от папы, а от Коли - другого маминого мужа.
  'Хорошо хоть у этой мамы с личной жизнью все в порядке', - с облегчением вздохнула я и подумала, что не мешало бы пояснить Жене собственное любопытство:
  - А я, понимаешь, только переехала, и еще не успела разобраться, кто где живет. И с кем. Людей-то в квартире все время много тусуется, - объяснение было тем более уместно, что за время нашего краткого, но увлекательного путешествия по Жениному генеалогическому древу в прихожей несколько раз раздавался звонок: народу все прибывало и прибывало. - А сегодня вообще какой-то подозрительный аншлаг...
  - Так сегодня же у Наташи день рождения, - продолжила свою просветительскую деятельность Женя, то ли не заметив, то ли специально проигнорировав мое поползновение узнать, кто с кем живет.
  - Ой, а я и не знала. И подарок не приготовила...
  - Это не страшно, - обнадежила меня девочка, - у нас не принято обычные подарки дарить. Можно сочинить что-нибудь. Или нарисовать.
  Как же, как же: и сочинить, и нарисовать - это как раз обо мне! Могу еще спеть или сплясать - только мало кто такой подарочек вытерпит.
  - Смотри, какую я картину для Наташи нарисовала, - не обращая внимания на скептическое выражение моего лица, продолжила между тем Женя и вынула из полиэтиленового пакета небольшой прямоугольник плотной черной бумаги, изрисованный непонятными разноцветными линиями.
  - Красиво, - вежливо согласилась я. - А что делать тем, кто... э... еще не обнаружил в себе артистических талантов?
  - Ну, - девочка не на шутку озадачилась: видимо, обделенные талантами участники Программы попадались ей впервые. - Можно просто пожелать что-нибудь. От души.
  - Ладно, что-нибудь на ходу придумаю, - я решила не посвящать Женю в подробности того, что могла бы от души пожелать Наташе, и быстренько свернула принимавшую опасный оборот беседу. - Пойдем, что ли? Все, наверное, уже собрались...
  В самой большой комнате, временно превращенной в гостиную, и впрямь было очень людно. Вокруг длинного стола сновали несколько девушек, занимавшиеся нарезкой хлебных батонов и намазыванием на них паштета из разномастных консервных банок. Вторая часть команды под руководством Маши-Партизанки укладывала на получившиеся заготовки полукольца репчатого лука, круглые ломтики яблок, огурцов и прожаренной до состояния чипсов картошки, после чего венчала сооружения горками корейской моркови, шафраново-желтой капусты, лохматых грибов, соевых проростков и прочей экзотики. Судя по тому, что кроме уже готовых многоэтажных подобий бутербродов и составных частей для них ничего на столе не наблюдалось, эти странные кулинарные шедевры должны были заменить первые, вторые и третьи блюда, а заодно - салаты и холодные закуски.
  Тем временем Наташа, в розовом полупрозрачном мини-платьице, с сияющим от обилия теней, помады и блеска для губ лицом, принимала поздравления - преимущественно мужской части коллектива - и с наслаждением купалась во всеобщей любви. 'В конце концов, меня о готовящемся торжестве не предупреждали, так что и подарков моих ждать нечего', - успокоила я собственную совесть, и, проскользнув мимо именинницы, как ни в чем не бывало примкнула к рядам строителей бутербродов. Авось в этой суматохе Наташа меня не заметит, а если и заметит, то решит, что я ее уже поздравляла.
  - А, Ника, - наконец удосужилась заметить мое существование Маша. - У нас как раз лук закончился, подрежь-ка еще!
  Чувствуя незваным гостем на чужом празднике, я покорно принялась кромсать подсунутые луковицы. Будем считать, что мне это как-нибудь зачтется. Например, со временем, заметив усердие, меня повысят в должности до расчленителя огурцов или даже до накладывателя моркови. 'Вливайся в коллектив и не выпендривайся', - внес свою посильную лепту внутренний голос, и я начала орудовать ножом еще старательнее. Действительно, собиралась же общительнее становиться!..
  Приобщение к коллективному творчеству закончилось минут через десять вместе с последними бутербродными ингредиентами, и Наташа, окинув плоды нашего труда горделивым взглядом полководца на поле брани, пригласила всех к столу. 'Загадочный какой-то день рождения, - подумала я, вытирая луковые слезы и попутно втискиваясь между незнакомой черноволосой девушкой и ценным информатором Женей. - Обычные подарки не дарят, обычную еду не едят, стол сервируют не хозяева, а гости... Все вверх тормашками!' Оказалось, это было только начало.
  - Ну что, Ника, - обнаружил меня шеф, хотя я предусмотрительно разместилась наискось от него. - Давай какой-нибудь вводный тренинг.
  Тренинг?! Среди недели?! За праздничным столом?! Я поперхнулась, покраснела под прицелом нескольких десятков глаз, и сердито сообщила:
  - У меня сегодня выходной!
  - Предлагаю такой тренинг, - встряла Маша, то из сочувствия ко мне, то ли (что более вероятно) по старой тренерской привычке. - Сейчас все берут по бутерброду и начинают есть. Побеждает тот, кто съест свой бутерброд быстрее остальных и при этом ничего с него не уронит.
  - А в чем тренинг-то?! - не утерпела я.
  - Отслеживать свои реакции и стараться действовать эффективно в нестандартной ситуации, - не моргнув глазом, ответила Партизанка.
  'Вот это класс! - оценила я про себя. - Ничего не уронить с этих гигантских бутербродов - и впрямь нестандартная задачка. Интересно, я тоже когда-нибудь научусь любой маразм одним махом в тренинговую ситуацию превращать?'
  - А какой приз ждет победителя? - прагматично осведомился пышнотелый Алеша.
  - Поцелуй именинницы, какой же еще, - задорно сообщил ВП, сидевший рядом с Наташей и обнимавший ее за талию. Все одобрительно засмеялись. Виновница торжества улыбнулась и опустила глаза долу, изображая смущение, но возражать не стала.
  Объявленный приз не вызвал у меня ни малейшего желания за него сражаться, поэтому я лишь слегка надкусила свой бутерброд и, за неимением собственных, принялась отслеживать реакции окружающих. Народ, похихикивая, балансировал между желанием слопать все одним махом и невозможностью запихнуть слишком объемные конструкции в рот. В довершение ко всему дольки яблок и огурцов так и норовили соскользнуть на пол, отягощенные паштетом длинные хлебные ломти угрожающе изгибались в разные стороны, а морковные кучки изображали скользящих по гребню волны виндсерферов. Первым вышел из соревнования по скоростному поеданию бутербродов, как и следовало ожидать, Филя. Его многоэтажная конструкция, выпрыгнув из неловких рук, совершила сложный кульбит и приземлилась обратно хлебом кверху, обильно украсив самого детинушку сочной морковной лапшой, чем вызвала закономерный восторг публики. Казалось, Филя только этого и ждал - он радостно заулыбался и принялся демонстративно сгребать с себя бывший бутерброд, роняя его части на пол и измазываясь еще больше. Развеселившиеся от этой клоунады гости утратили необходимую концентрацию на своих каверзно трепещущих бутербродах и начали выбывать из борьбы один за другим. Победителем неожиданно оказалась Оксана (видимо, сказались отточенные менеджерские навыки), и я даже затаила дыхание, предвкушая продолжение лесбийского шоу, привидевшегося мне ночью. Однако барышни ограничились тем, что троекратно расцеловались под подбадривающие комментарии публики. Возможно, такая подозрительная скромность объяснялась тем, что Оксана пришла на праздник не одна - рядом с ней сидела русоволосая барышня с пышными щечками и озорными глазами, и при каждом удобном случае подружки трогательно брались за руки.
  - Ну, теперь можно и за здоровье именинницы выпить, - провозгласил ВП, поднимая бокал с коктейлем из водки и апельсинового сока.
  - А сколько тебе стукнуло? - поинтересовалась я, с большим трудом дотягиваясь до Наташи и чокаясь с ней.
  - Два года, - обворожительно улыбнулась Наташа, а я с трудом удержала дрогнувший в руках бокал.
  Послышалось? Показалось? Так я, вроде, не пила еще ничего... Или это она так оригинально шутит, намекая на неуместность моего вопроса? Дескать, женщину о возрасте не спрашивают...
  Шеф наблюдал за сменой выражений на моей физиономии с нескрываемым удовольствием. Когда степень моей очумелости достигла максимума, он подмигнул Жене, и та пояснила:
  - Это она второе свое рождение имеет в виду.
  - Второе рождение?! Как у просветленных, что ли?! - недоверчиво процедила я, скашивая глаза на девочку. Похоже, меня нагло и беззастенчиво разыгрывали, и оставалось лишь разобраться, когда этот розыгрыш начался: только сейчас, или во время Жениных откровений о школе, или еще раньше, с истории о том, как шеф отдавал Богу душу...
  - Дело в том, что папа два года назад, - как ни в чем не бывало ответила Женя, - ну, как бы тебе объяснить... Включил ей новую космограмму.
   - То есть как это - включил новую космограмму?! - тупо переспросила я, забыв о том, что передо мной - не всегда готовый к ответам на любые вопросы ВП, а подросток, почти ребенок. - И потом, куда старая делась?
  - А ты разве не знаешь, что случается, когда человек, например, уходит в монастырь? - в свою очередь удивилась Женя. - Он символически умирает для прежней жизни и рождается в новом качестве. А чтобы не активизировать старую космограмму, Наташа празднует не прежний день свой рождения, а новый - ну, тот день, когда папа ее инициировал.
  Я хотела было спросить, как именно он ее инициировал, но прикусила язык. Такую информацию, пожалуй, лучше всего из первых рук получать, а то все мои судьбоносные решения и коммуникативные потуги к общению с одной-единственной Женей сведутся. Которая, между прочим, уже понемногу начинает выдавать пояснения в покровительственном тоне и поглядывать на меня сверху вниз. К тому же надо сначала разобраться, действительно ли мне нужна информация о прежней и новой жизни Наташи, или это просто праздное любопытство, которое так любит клеймить шеф. Ясно было одно: чем скорее я сориентируюсь, кто здесь что из себя представляет и как связан с остальными членами команды, тем реже буду оказываться в дурацких ситуациях вроде сегодняшней. Осталось выбрать оптимальный метод сбора и обработки информации...
  Почувствовав себя заправским разведчиком, перед которым стоит сложная, почти неосуществимая задача, я приосанилась и огляделась вокруг. Происходившее продолжало рушить мои представления о том, как должно выглядеть застолье. Не было ни следующих один за другим тостов, нацеленных на быстрое доведение гостей до кондиции 'мордой в салат', ни тихих перешептываний между сидящими рядом людьми, ни ожесточенных споров о политике и смысле жизни, ни скабрезных анекдотов, ни даже попыток фальшиво затянуть какую-нибудь псевдонародную песню. У меня создалось ощущение, что я присутствую на внеочередной Игре, а стол, бутерброды и даже сама именинница - это всего лишь декорации для отвода глаз. ВП был в ударе, острил, размахивал стаканом с коктейлем, как дирижерской палочкой, задавал провокационные вопросы и с наслаждением разбивал в пух и прах предложенные гостями версии ответов. Ответчиков это обстоятельство нимало не смущало, словно такие 'светские' беседы им приходилось вести как минимум три раза в день. Заметив, что шеф пару раз как бы невзначай взглянул в мою сторону, я поняла, что сейчас дойдет очередь и до меня, поэтому лихорадочно схватила недоеденный бутерброд и приготовилась его поглощать. Не станет же ВП беседовать об абстрактных материях с жующим человеком! Моветон, знаете ли...
  Примерившись так и эдак и установив, что прокусить доставшийся мне пятнадцатисантиметровый бутерброд без ущерба для одежды и имиджа не удастся, я решила есть его послойно - сначала грибы и морковку, потом яблоки, потом - картошку и огурцы... Когда я дошла до слоя толстых и неровных луковых колец (судя по всему, это была моя работа), впечатавшихся в печеночный паштет, шеф громогласно подытожил:
  - Вот так у тебя во всем: все расчленяешь на составляющие, позволяешь себе употребить не более одного переживания в единицу времени, и результирующего синтеза не происходит.
  - Какого синтеза?! - с набитым ртом осведомилась я, оскорбленная тем, что он выставил меня на всеобщее посмешище, да еще в такой неподходящий момент.
  - А никакого. Ни эмоционального, ни ментального, ни событийного. Ни даже - заметь! - вкусового.
  Как ни крути, а со вкусом действительно были проблемы: лук оказался ядреным и снова пытался вышибить из меня слезу, а о предыдущих ингредиентах остались лишь смутные воспоминания... Пока я размышляла, как бы поостроумнее парировать эту атаку, ВП потерял ко мне интерес и переключился на следующую тему:
  - Предлагаю всем подумать вот над чем, - начал он. - Как интегрировать потребности и возможности всех здесь присутствующих в общем проекте?
  - Они и так интегрированы, - с недоумением пожала плечами Оксана. - В Программе.
  - Это понятно, - отмахнулся от нее шеф. - Но я не об этом. Думал ли кто-нибудь из вас над тем, чтобы создать общий бизнес, проистекающий из Программы, но не ограниченный ее рамками? Какие потребности социума мы команда можем удовлетворить?
  - Потребность в интенсивном тренинговом обучении, - продолжала гнуть свою линию Оксана.
  - А еще?
  - Потребность в анахатных менеджерах, - включился Саша.
  - А если шире посмотреть? Чего в социуме не хватает?
  - Знаний? - предположила Женя.
  - Свободы? - рискнул Филя.
  - Да любви всем не хватает! - совершил информационный прорыв Алеша.
  - И красоты, - с явным намеком на себя добавила Наташа.
  - И секса, - дерзко закончила Партизанка. - А еще хлеба и зрелищ.
  - То есть развлечений не хватает, - подвел итог ВП. - Какие есть идеи на этот счет?
  - Можем петь, танцевать и устраивать перфомансы, - усмехнулась Маша.
  - Стриптиз еще можем устраивать, - заржал Филя, и все непроизвольно посмотрели на Наташу.
  - Между прочим, сексуальные тренинги пользовались бы большим успехом, - фыркнула она.
  - Ника, а ты что скажешь? - спросил шеф.
  Поскольку мои титанически усилия по доеданию бутерброда как раз подошли к концу, надо было что-то отвечать. Увы, я, как обычно, ничего не успела подумать по поводу обсуждаемой проблемы, поэтому использовала уже опробованный и хорошо зарекомендовавший себя метод: ляпнула первое, что пришло в голову. Прозвучало это глубокомысленно и даже слегка научно:
  - Ну... я... гм... полагаю, что из всего этого вырисовывается концепция тренингового обучающего и развлекательного комплекса, который может включать себя также центры психологической и сексуальной помощи населению.
  Последние слова вызвали бурный восторг у присутствующих.
  - А сама-то ты чем там планируешь кроме тренингов заниматься? - невинным голосочком поинтересовался ВП. - Неужели сексуальную помощь оказывать?
  - Почему же? Я еще много чего умею. Массаж делать, например. Танцевать, рисовать. Писать могу, - понесло меня.
  - Писать? - ухмыльнулся шеф. - Что, школьные сочинения на тему 'Как я провела лето?'
  - Да я и статей в свое время написала не меряно, - внутренний голос давно пищал, что пора тормозить, но остановиться не получалось: слишком уж задела меня издевка ВП по поводу сексуальной помощи. - Правда, в основном научных, ну так развлекательные материальчики кропать - это еще проще. И, кстати, стенгазету мы в университете выпускали. Юмористическую...
  Он посмотрел на меня внимательно и неожиданно сказал:
  - Ладно. Назначаешься ответственной за печатные средства массовой информации. За неделю концепцию подготовишь?
  Я ошеломленно кивнула, боясь даже подумать, как именно я буду готовить эту концепцию и во что в очередной раз угодила.
  - С чего начинать, понятно? - осведомился шеф.
  Я лихорадочно обвела глазами присутствующих, как будто у кого-нибудь из них по чистой случайности могла заваляться шпаргалка для ответов на каверзные вопросы ВП. Никаких подсказок, естественно, не последовало, и мне снова пришлось выкручиваться:
  - Начать можно... гм... со сбора материалов по нашей Программе... Ну, чтобы было что нести в широкие народные массы...
  - А как ты собираешься организовывать сбор материалов? - не отступал он.
  Я окончательно пала духом. Ведь чувствовала же, что лучше не ходить на этот дурацкий день рождения, так нет, решила в себе силу воли воспитывать и общительность развивать! Ведь знала же, что общими фразами от ВП не отделаться, так нет, зачем-то начала ахинею о научных статьях, развлекательных материальчиках и широких народных массах нести! Как же они собирают материалы, в этих печатных средствах массовой информации? Из Интернета и друг у друга воруют - но этот вариант, пожалуй, не пройдет. Репортажи делают. Интервью берут. Последние соображения я и озвучила, уже не надеясь провести шефа, а просто чтобы хоть что-нибудь ему ответить. Выслушав меня, он сморщил нос, от чего вдруг сделался похож на презрительно скривившегося льва, и сказал:
  - Подход, конечно, в корне неверный. Учишь вас, учишь... Начинать надо с формулировки основной идеи, потом структурировать ее с помощью бизнес-плана, а уж потом... Впрочем, ладно. Интервью так интервью. Наташа, принеси диктофон.
  Бутерброд, до того уютно размещавшийся в недрах моего желудка, с перепугу сжался в тяжелый и острый ком. Ладони противно взмокли. Мало того, что я ни разу в жизни не пробовала брать у кого-нибудь интервью: мало того, что я сейчас начну заикаться и нести околесицу, - так ведь шеф превратит эту и без того мучительную процедуру в экзамен, который надо сдавать под прицелом десятков глаз! Почему, ну почему именно сегодня? Почему при таком скоплении народа? Разве нельзя было сделать мой позор менее публичным и испепеляющим? Разве в этой комнате, битком набитой учащимися, не над кем больше глумиться?
  Подошедшая Наташа сунула мне в руки диктофон и спросила, глядя на меня сверху вниз:
  - Пользоваться умеешь или научить?
  Это было слишком. Возможно, все дело было в моем уже весьма далеком от адекватного восприятия реальности состоянии. Возможно, она задала свой вопрос без всякой задней мысли, и вовсе не собиралась меня унизить, а, напротив, хотела (чем черт не шутит!) предложить помощь. И тон ее, возможно, был вовсе не глумливым, а вполне доброжелательным, а взгляд сверху вниз объяснялся исключительно тем, что она стояла, а я - сидела. Все это более чем вероятно - но в тот момент мне было уже не до рассмотрения всяческих возможностей и вероятностей: кровь закипела от ярости, и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не рявкнуть в ответ что-нибудь неприличное, а ответить с ледяным спокойствием:
  - Спасибо, сама разберусь.
  Подоплекой этой фразы было: 'причем не только с диктофоном разберусь, но и с тобой'. И, глядя ей в глаза, я приняла решение, с кем и как проводить свое первое интервью. В тот момент мне почему-то даже и в голову не пришло, что эта безумно раздражающая меня девица, воплощение всего вызывающего и неприличного, секс-бомба местного разлива только что спасла меня от позора. Превратила мою трусливую дрожь в холодную решимость. Поступила как подлинный Бодхисаттва, пожертвовав собой ради блага столь ничтожного, эгоистичного и темного существа, как я. И только губы строгого ангела, присматривающего за мной денно и нощно, тронула умудренная бесконечным знанием печальная улыбка: оттуда, из незамутненного земными страстями пространства, ему было отлично видно, как пересеклись в эту секунду две тоненькие ниточки судеб, завязались крохотным узелком и начали потихоньку поворачиваться вокруг этого узелка - так, чтобы через определенный промежуток времени поменяться местами...
  Немедленно надругаться над Наташей мне не позволили: гости, будто вспомнив, зачем пришли, начали наперебой произносить тосты, посвященные ее виртуальному дню рождения, и подобраться с диктофоном к потенциальной жертве за весь вечер так и не получилось. Вместо именинницы мне пришлось удовольствоваться пойманным во время перекура на кухне карапузоподобным Алешей. Я даже возблагодарила небеса за такое вынужденное изменение расклада, ибо единственные уши, оскверненные моими вымученными и туповатыми вопросами типа 'Ну и как... э... ты оцениваешь... гм... роль Программы в своей... м-м-м... жизни?', были ушами самого интервьюируемого, а он был слишком занят сочинением ответов, чтобы обратить внимание на нелепость вопросов. За исключением того, что первый страх перед новым видом деятельности был доблестно преодолен, процесс оказался практически безрезультатным: разговорчивый Алеша длинно и путано рассуждал о перипетиях своей судьбы, а я, поддакивая ему из вежливости, занималась в это время обдумыванием следующих вопросов, так что смысл сказанного ускользал и безвозвратно терялся в прокуренном кухонном пространстве. Сухой остаток сорокаминутной беседы сводился к тому, что до Программы Алеша жил неосознанно и трудно (жизнь, как известно, есть страдание), а за время обучения многое осознал (что именно, я так и не удосужилась выяснить) и обрел какие-то воодушевляющие перспективы (конкретизация перспектив также осталась за бортом интервью). Несложно было догадаться, как отреагирует на мое 'творчество' шеф, но меня грела смутная надежда, что во время расшифровки пленки я обнаружу что-нибудь достойное его высочайшего внимания, а прочий словесный мусор с чистой совестью отправлю на свалку истории.
  Упомянутый всуе ВП, пока я насиловала на кухне бедного Алешу, даром времени не терял. Судя по доносившимся из комнаты выкрикам и взрывам хохота, шеф превратил абстрактное обсуждение будущего центра тренингов и развлечений в мозговой штурм; народ же, обрадованный установкой 'принимаются любые идеи, даже дикие', совершенно распоясался и начал продуцировать мысли с нараставшей степенью дикости. Когда мы с Алешей, усталые, но удовлетворенные друг другом и собственным подвигом, выползли из кухни, нашим глазам предстала фантасмагорическая картина. Плотная компания сидевших за столом людей расползлась на большие и малые группы и рассредоточилась по всему обозримому пространству. Несколько человек живописно валялись на диване под разными углами, словно поверженные ураганом деревья - видимо, как повалились друг на друга в приступе неудержимого хохота, так и остались в обретенном положении, периодически вяло пошевеливаясь, похрюкивая и выдавая на-гора новые идеи. Чуть поодаль от дивана, в большом и глубоком кресле вальяжно возлежал шеф, а на подлокотнике того же кресла, по обыкновению обольстительно изогнувшись, примостилась Наташа. В углу на большой тумбочке, бывшей некогда швейной машинкой, поджав ноги, как курица на насесте, располагался Филя с блаженной улыбкой на лице, а пол вокруг него был на удивление равномерно покрыт бутербродными ингредиентами и пятнами коктейля. На безопасном расстоянии от этой помойки прямо на ковре сидели и полулежали оставшиеся гости и жители квартиры, напоминавшие пляжных отдыхающих, по недоразумению оказавшихся в зимней одежде вместо купальных костюмов. Но самое поразительное происходило за столом - там, среди хаоса и разгрома, с совершенно ровной спиной сидела совершенно трезвая Оксана и с невозмутимостью истинного даоса вела стенограмму 'заседания'.
  Некоторое время мы с Алешей оставались незамеченными и лишь потрясенно выслушивали очередные идеи, которое скрупулезно фиксировала Оксана - об аттракционе с доением козы, о дискотеке на роликовых коньках или - для экстремалов - на ходулях, и о соревновании по стрельбе из рогаток. Как раз на этом интересном месте участники мозгового штурма обнаружили, что их полку прибыло, и потребовали от нас выдачи свежих идей. Не вполне понимая, что именно здесь вообще обсуждается, я задумалась на секунду (ни одной козы на ходулях и с рогаткой в лапах в сознании почему-то не возникло) и неуверенно предложила самое мистическое и необычное, что смогла вообразить:
  - Можно устроить мир колдунов и ведьм.
  - В каком смысле? - вскинула левую бровь Оксана.
  Если бы я знала, в каком смысле! Опять придется импровизировать.
  - Ну... такое помещение... - пробираться приходилось на ощупь, - в котором... э... продаются всякие магические предметы: талисманы там, амулеты, растения силы...
  - Мурихуана и пейотные кактусы, - разъяснил Филя, но я гордо проигнорировала наглую реплику и продолжила уже увереннее:
   - Еще там можно поставить всякие гадательные и предсказательные автоматы...
  - Цыганок посадить, - опять вмешался Филя. - И каких-нибудь китайских предсказателей.
  - И ведьм на помеле пригласить, - добавила Наташа. - Пусть себе наматывают круги под потолком.
  - Красиво, - задумчиво произнес Алеша.
  - Красиво, но непрактично! - отрезала я. - Их всех кормить придется. И зарплату регулярно выдавать. Представляете, какой часовой тариф у летающей ведьмы? Весь бюджет на это уйдет.
  - Нарушаешь основной принцип мозгового штурма: не критиковать даже самые невероятные идеи, - вклинился ВП, и я вздохнула:
  - Ладно, шут с вами, пусть летают. Еще там можно организовать кафе с ритуальными напитками... Какими-нибудь такими... булькающими и флуоресцирующими... И с ритуальными блюдами - если соответствующие рецепты найдем.
  - Еще бы мы не нашли, - хрюкнул Филя, опасно свешиваясь с тумбочки, но почему-то не падая.
  - А чем тебе наши сегодняшние бутерброды не ритуальное кушанье? - осведомилась Маша.
  - Вполне ритуальное, - малодушно согласилась я, с опаской покосившись в сторону шефа. Кто знает, какая кара полагается неосторожному адепту, не оценившему по достоинству великие и могучие магические бутерброды? И потом, может, эти бутерброды и впрямь ритуальные - не от двух же глотков водки с соком всех так заколбасило! - Но одними бутербродами ограничиваться не стоит. Магическое меню должно быть разнообразным и поражающим воображение. Можно еще добавить... Гм...
  - Жульен из поганок, - подсказал Саша, а его почти-близнец Паша тут же отреагировал:
  - Рагу из дохлой кошки.
  Естественно, после этого предложения еще более экстравагантных блюд посыпались со всех сторон как из рога изобилия: десерт 'Поцелуй жабы', коктейль 'Призрак кровавой Мэри', суп 'Мечта мертвеца', крем-брюле из дождевых червей и прочие мерзости. Дождавшись, пока поток кладбищенского креатива иссякнет, я с достоинством закончила:
  - А тренинговая часть мира колдунов и ведьм должна включать в себя всякие необычные переживания - хождение по раскаленным углям, например, или прыжки через костер... Да и падения с подоконника тоже сгодятся - если подоконники под что-нибудь мистическое замаскировать.
  Я перевела дух и выжидательно посмотрела на ВП: ну, дескать, как я вам?! Ожидаемых восторгов не последовало.
  - Банально, - скривил он нос. - По стилистике сильно смахивает на паршивый голливудский фильм о вампирах и вурдалаках. По исполнению очень дорого. И потом, как ты от пожарных отмазываться собираешься?
  - От каких еще пожарных?!
  - От таких, которые придут и станут проверять помещение на предмет противопожарной безопасности. А у тебя повсюду напитки флуоресцируют, раскаленные угли валяются и костры горят. Закроют мгновенно.
  - Ну и ладно, - обиделась я, - сами же говорили: 'не критиковать даже самые невероятные идеи'! Пошла я... концепцию печатных органов продумывать.
  - И заодно над концепцией тренингового обеспечения всего развлекательного центра подумай, - кивнул шеф. - Ты ж у нас, так сказать, главный методолог и психотехнолог.
  Я сделала глубокий вдох, мысленно сосчитала до десяти и с достоинством удалилась к себе в комнату, радуясь хотя бы тому, что последняя реплика ВП меня не задела. Ну, почти не задела. Искусству доведения меня до белого каления шефу еще учиться и учиться. Да хоть у той же Наташи. Кстати, о Наташе - надлежало продумать вопросы грядущего интервью, поскольку ударить в грязь лицом перед этой фифой не хотелось особенно.
  Под шум, доносящийся из большой комнаты, думалось мне исключительно плохо. 'Как будто тебе когда-нибудь думается хорошо!' - не преминул съязвить внутренний голос. Вот так всегда: как отдуваться за всех и отвечать на вопросы шефа - так никого внутри не обнаружишь, а как критиковать и злобствовать - всегда пожалуйста, целая толпа в недрах сознания появляется. Я вздохнула и вывела на листе первый вопрос: 'Как ты попала в Программу?' Потом, вспомнив свою последнюю прогулку и укоризненную фразу то ли внутреннего голоса, маскировавшегося под ВП, то ли ВП, маскировавшегося под мой внутренний голос, добавила: 'И что в тебе за время пребывания в ней изменилось?' Больше ничего не придумывалось, а эти два вопроса на заготовку к интервью, даже самому жалкому, никак не тянули. Я вздохнула еще печальнее и зачем-то тупо уставилась на свою левую руку. Рука немедленно завибрировала, причем, как мне показалось, с некоторой укоризной: что ж ты, дескать, тупица, о таком магическом инструменте постоянно забываешь... 'Исправлюсь!' - мысленно пообещала я и быстро застрочила, пытаясь угнать за хлынувшим в голову потоком мыслей: 'Самое яркое впечатление от Программы? Самый шокирующий опыт? Что больше всего нравится и больше всего не нравится в Программе? Самое неожиданное осознание? Самая любимая жизненная роль? Самые яркие люди в Программе? Что изменилось в отношениях с собой? С работой? С социумом? С родственниками? С сексуальными партнерами?' На последней фразе я споткнулась и с возмущением уставилась на левую ладонь, словно именно она несла ответственность за столь непристойный вопрос. Ладонь почему-то и не подумала оправдываться, а поток мыслей захлебнулся и не пожелал восстанавливаться, как я ни старалась сосредоточиться на покалывающих ощущениях. 'Снобизм и творчество, душенька, суть вещи несовместные', - назидательно сообщил внутренний голос. Я призадумалась, как бы поэлегантнее послать нахала подальше, но не успела. 'Не выйдет, дорогая, - противно захихикал голос, - я уже и так там нахожусь. Кстати, хочешь афоризм на эту тему? Только что придумал: 'Оказался в заднице? Не расстраивайся: выход близок как никогда!' Ну как?' 'Никак! - окончательно разозлилась я. - Спать иду! И прошу меня больше не беспокоить!!!'
  В подтверждение серьезности собственных намерений я расстелила постель, забралась на диван и укрылась одеялом с головой. И действительно уснула - часа через три, когда многочисленные гости наконец устали от хозяев и соизволили выйти вон из квартиры, которая с каждым днем все больше напоминала мне не нормальное жилище, а караван-сарай, расположенный на пересечении сразу нескольких крупных торговых путей.
  Утро выдалось не в пример лучше и мудренее вечера. Во-первых, вовсю светило солнце, а для метеозависимых личностей вроде меня такая малость - уже праздник. Во-вторых, диван всю ночь был лапочкой и не мешал мне восстанавливать силы. В-третьих, похмелье меня не мучило - вообще говоря, оно меня никогда не мучает (таково странное устройство моего организма), но в это утро отсутствие похмельного синдрома было особенно приятно на фоне мыслей о том, как, должно быть, сейчас страдают вчерашние полуночники, мучительно пытаясь оторвать головы от подушек и изнывая в мечтах о стакане рассола. Порадовавшись таким образом за ближних и дальних, я умылась и приступила к работе, то есть к расшифровке своего первого и пока единственного интервью.
  Милейшее занятие отняло два часа времени и подчистую уничтожило солнечное утреннее настроение. Мой голос на пленке звучал омерзительным писком, идиотизм вопросов затмевал знаменитую 'Полицейскую академию', а самыми глубокими мыслями в ответах Алеши оказались не к месту рассказанные анекдоты. Словом, мрак был столь полным и непроглядным, что солнцу пришлось спрятаться за тучи, а из самих туч вновь повалил лохматый снег. Дописав последнюю строчку, я поняла, что зверски хочу: а) есть; б) вдребезги разбить диктофон; в) кого-нибудь убить; г) эмигрировать из этой холодной и темной страны куда-нибудь к теплу и свету; д) при неосуществимости всех вышеперечисленных пунктов - сделать себе харакири. Для снижения уровня преступности и в целях собственного выживания было решено для начала провести профилактическую работу - прогуляться на кухню и попробовать раздобыть там какое-нибудь подобие еды. На кухне обнаружилось два заслуживающих внимания объекта: полузасохший, но нетронутый бутерброд и заспанная Наташа в символическом халатике с чайником в руках.
  - На ловца и зверь бежит, - мрачно произнесла я и на всякий случай быстро схватила бутерброд. Когда еды становится исчезающе мало, не до любезностей.
  - Ты вчера так рано ушла спать, что даже мой фирменный торт не попробовала, - на удивление миролюбиво ответила Наташа, проигнорировав проигранную битву за бутерброд. - Правда, кусочек остался. Хочешь?
  Из недр холодильника был извлечен гигантский кусок чего-то воздушного бело-коричневого, украшенного шоколадной розочкой, и подсунут мне под нос.
  - Шпасибо, не хочу, - с набитым ртом прошипела я, давясь бутербродом. Наташина щедрость сразила меня наповал, причем не столько сама по себе, сколько вытекающими из нее последствиями: то ли жрица свободного танца была куда альтруистичнее, добрее и лучше меня (во что верить совсем не хотелось), то ли она собиралась с помощью угощения своим 'фирменным' тортом разыграть какую-то хитроумную и коварную комбинацию, а я не понимала, какую именно (что было еще неприятнее).
  - Ты что, не любишь сладкое? - удивилась Наташа. Судя по выражению ее лица, я была первым живым существом, сумевшим противостоять кулинарному соблазну такой силы.
  - Ага. Я вообще не шладкоежка.
  - Это хорошо, - неожиданно решила она и пояснила в ответ на мой немой вопрос: - Конкуренцию мне составлять не будешь.
  Звучало двусмысленно, но возражать я не стала. Пусть себе пребывает в уверенности, что я совершенно безопасное существо. Даже на торт - и то не покушаюсь. Мое молчание Наташа поняла превратно - решила, что отныне и вовеки веков я буду (во всяком, случае, в ее присутствии) исключительно покладистым и бессловесным созданием, и постановила, что мне полагается немедленно почистить картошку к обеду. Распределение ролей начало меня забавлять, и я выжала из себя максимум доброжелательности, на которую была способна:
  - Ладно, я чищу картошку, а ты даешь мне интервью.
  Брови Наташи приподнялись, выражая легкое недоумение, и я с опозданием поняла, что такой обмен не выглядит в ее глазах адекватным: избавиться от неприятной возни с картофельными очистками, да еще и поговорить о себе любимой - это же не обмен, а просто подарок судьбы! Ну и ладно. Будем закреплять в сознании нашей сексуальной плясуньи образ доброй, отзывчивой, дружелюбной, белой и пушистой Ники. Пока Наташа извлекала из кладовки мешок с картошкой (навеявший мне тоскливые ассоциации с дежурством по кухне в пионерлагере), я принесла диктофон и заготовленный список вопросов. Диспозиция получилась лаконичная, но выразительная: за одним торцом стола сидела я в окружении миски с водой, мусорного ведра и покрытых оспинами картофелин, напротив меня располагалась Наташа, вооруженная изящной чайной ложечкой и микроскопическими порциями поглощавшая свой фирменный торт, а между нами, как одноглазый секундант, помигивал красной лампочкой диктофон.
  - Как ты попала в Программу? - спросила я, заглянув в свою шпаргалку.
  - Это долгая история, - предупредила Наташа.
  - А мы разве торопимся? Кстати, что там за история с твоим новым днем рождения?
  Кто, ну кто так берет интервью?! Не успела задать один вопрос, как тут же сама себя другим перебила! Я решила исправляться, пока не поздно:
  - Ой, ты меня не слушай. Рассказывай сначала о Программе, а потом уж...
  - Да это, собственно, одна и та же история, - успокоила меня Наташа. - Дело в том, что я, как ты наверное, слышала, из деревни.
  Сидящая передо мной раскованная девица с модным мелированием и пятисантиметровым маникюром никак не вязалась с образом пасторальной деревенской пастушки-простушки, но я на всякий случай промычала нечто неопределенное.
  - И деревня у нас была вся как на подбор атеистическая. Крестить детей жителям коммунистические убеждения не позволяли, а какой-то альтернативный обряд требовался. Вот и придумали: приносили новорожденных не в церковь, а к секретарю местной парторганизации, и он их звездил.
  - Чего делал???
  - Звездил. Ну, как бы крестил, только партбилетом. Вот и меня в свое время озвездили.
  Я не выдержала и хрюкнула от смеха.
  - Петрович тоже смеялся, когда узнал, что я звезденая, - улыбнулась Наташа. - Сказал, что это очень символично. Но не век же мне было звезденой ходить. К тому же некоторые звезданутой дразнили... В общем, два года назад я решила окреститься. А Петрович объяснил, что мне это не к чему, и сам меня инициировал.
  Я хотела спросить о процедуре инициации, но некстати вспомнила доносившиеся из ванной, а потом из Наташиной комнаты нескончаемые сексуальные стоны и покраснела.
  - А почему крещение тебе не к чему? - выдавила я из себя альтернативный вопрос. Неужели ВП сообщил звезденой барышне о своем Мефистофельском происхождении, и строго-настрого запретил ей приближаться к христианским храмам?
  - Ну, это же просто, - снисходительно пояснила Наташа. - Крещение - это подключение к православному эгрегору, а если я не собираюсь к нему подключаться, то зачем же мне креститься?
  - Логично, - согласилась я. - Но ты сразу на инициацию перескочила, забыла рассказать, как в Программу попала.
  - Да тогда еще никакой Программы и не было. Сначала я к Петровичу попала. А Программу мы уже потом организовали.
  - Хорошо, тогда рассказывай, как к Петровичу попала.
  - У меня было много проблем. Со здоровьем... И вообще. Ну, я к нему лечиться пришла. И учиться заодно.
  - А он разве когда-нибудь целительством занимался?
  - Еще и как, - Наташа посмотрела на меня как на человека, спрашивающего, плавают ли рыбы. - Он же главным знахарем в нашей деревне был.
  В деревне? Знахарем? ВП?! Интересно, чего еще я о нем не знаю? Может, он под настроение играет на баяне и отплясывает 'Во поле березке стояла'?!
   - Что-то не выглядит наш шеф деревенским жителем, - осторожно заметила я.
  - А он и не был деревенским жителем. Он в нашей деревне дом купил и переехал с семьей. Ну, к нему полдеревни лечиться ходило. У кого спину радикулит прихватит, кто от бесплодия много лет мучился, у кого муж с перепою чуть коньки не отбросил - все к Петровичу...
  - И он, как добрая фея, всем помогал?
  - Ну, на добрую фею он не очень-то похож, - улыбнулась Наташа. - Он когда мне массаж делал, я от боли даже плакала.
  - Добрая фея с садистскими наклонностями, - меланхолично кивнула я.
  - Его просто старушки достали, - объяснила Наташа. - Одной боль наложением рук снял, другой - они и повадились к нему шастать каждый день, тем более что денег платить не приходилось. Ну, и ничего у них, естественно не менялось - ни в жизни, ни в теле, ни в сознании. А ему каково, представляешь: каждый день одни и те же старушки с одними и теми же болячками. В общем, Петрович понял, что его как таблетку обезболивающего используют, и решил: или человек работает над своей проблемой, или через боль от нее избавляется. И начал старушкам правку делать, массаж интенсивный...
  - Тут-то они сразу все осознали, вылечились и достигли просветления.
  - Нет, они поняли, что халява закончилась. Некоторые просто приходить перестали, а другие начали учиться.
  - Старушки? Учиться???
  - Ну да. Он разве тебе не рассказывал, как учил их с помощью крестного знамения боль снимать?
  - Что-то такое было...
  - Словом, я попала к Петровичу в тот период, когда он уже учил больше, чем лечил. У меня проблемы были серьезные с позвоночником, и он мне объяснил, что их можно решить, только изменившись внутренне. И мы стали вместе над этими проблемами работать. Вот так все и началось...
  - А как вы над ними работали? - рискнула уточнить я, искренне надеясь, что до сексуальных оргий в этой истории еще далеко и можно выпытывать подробности без риска напороться на что-нибудь чрезмерно фривольное.
  - Ну, он мне правку делал, массаж. Научил кундалини поднимать. А параллельно арт-терапией со мной занимался.
  - Арт-терапией? По музеям водил, что ли? - я ничего не могла с собой поделать, ехидство из меня почему-то так и перло.
  - Нет, заставлял рисовать, лепить, - мой вопрос исторг из Наташи еще один недоуменный взгляд. - Потом по дереву резать. Но резьба уже после инициации случилась.
  Ну вот, опять. Я затаила дыхание, пытаясь определиться, спрашивать ли о деталях инициации или мягко обогнуть эту тему. Наташа сама пришла мне на помощь:
  - Рассказать, как это было?
  Я молча кивнула.
  - Представь себе: зима, темень непроглядная - то есть было не очень поздно, но зимой-то темнеет рано, особенно в сельской местности. Я, Петрович и Римма (это его тогдашняя жена, Женина мама) идем по тропинке между сугробами к реке. Мороз градусов двадцать. Небо чистое-чистое, и воздух аж звенит от холода. Пришли на берег. Речка у нас узенькая, но очень глубокая. Петрович велел мне и Римме раскачать нижнюю чакру, как для подъема кундалини, а сам пошел прорубь делать - он с собой специально ломик прихватил. Пока мы дышали, он продолбил лунку где-то метрового диаметра, и велел мне раздеваться, не переставая концентрироваться на первой чакре.
  Ясно представив себе эту картину, я совсем перестала дышать от ужаса: ничего себе, эротика - на снегу в двадцатиградусный мороз, да еще и возле проруби. Стенька Разин отдыхает!
  - Возбуждение у меня было уже сильное, - ничуть не смущаясь, продолжила Наташа, - поэтому холода я не почувствовала. Скорее, звон во всем теле, как в морозном воздухе. Ну вот, а потом Петрович взял меня за руки и окунул в прорубь.
  Меня непроизвольно передернуло.
  - И что???
  - Такого подъема у меня никогда в жизни не было, - мечтательно улыбнулась Наташа. - Как будто потрясающий оргазм, только в тысячу раз сильнее. Как будто - бах! - и тело исчезло, а я стала воздухом, рекой, лесом, деревней, всей землей...
  - А Римма в это время что делала?
  - Римма? Это я смутно помню, честно говоря. По-моему, тоже кундалини поднимала. Ну вот, потом мы вернулись в дом Петровича...
  - Прямо так, в голом виде??? - описанная Наташей картинка зафиксировалась перед моими глазами и не желала меняться.
  - Зачем же в голом? Оделась. И уже дома Петрович мне объяснил, что у меня теперь новая космограмма. И новая жизнь.
  - И действительно началась новая жизнь, чистая, мягкая и шелковистая...
  - Зря ты смеешься. Действительно началась. Через месяц мы уже первую выставку организовали.
  - Какую еще выставку?
  - Моих скульптур. Я же говорила, что после инициации по дереву резать начала.
  - Вот так сразу, после инициации, без всякого обучения?
  - Так ведь Петрович же профессиональный резчик, - открыла мне еще одну тайну Наташа. - Он меня и учил.
  Ах, вот оно что. И швец, и жнец, и на дуде игрец.
  - А посмотреть на работы можно? - я наконец вспомнила, что собиралась брать интервью, а не источать сарказм.
  - Только на фотографиях. Их все прямо с выставок раскупили.
  - А что, выставок несколько было?
  - Четыре.
  - Ничего себе, - я начала проникаться уважением к девушке. - Когда же ты успела?
  - Ну, на каждую месяца полтора уходило. Я тогда очень интенсивно работала.
  - А сейчас?
  - Понимаешь, - улыбнулась она, - я ведь пришла к Петровичу не для того чтобы стать резчиком, у меня другие задачи были. Вот их я и решаю. А резьба, выставки - это только инструменты, и незачем на них зацикливаться. Сейчас я новые инструменты осваиваю. Так что, фотографии показать?
  - Покажи, - вздохнула я и приготовилась к тому, что увижу сейчас изображения монументов с вариациями на тему девушки с веслом или громоздких деревянных идолов, на подобие тех, которым поклонялись язычники. Но на снимках, к моему изумлению, оказалось нечто совершенно иное - абстрактные, ни на что не похожие струящиеся композиции, изящные, невесомые и очень женственные.
  - И это - дерево? - недоверчиво протянула я.
  - Конечно. В основном сосна, а вот эта - видишь? - слива. Она, правда, режется очень тяжело, зато структура получается интересная.
  - Слушай, а чем это вообще делают? - незаметно для себя я искренне заинтересовалась работой Наташи. - Лобзиком, что ли?
  Она фыркнула от смеха, полезла в кладовую и извлекла оттуда деревянный ящик размером с большой кейс. Отодвинула верхнюю задвижную крышку, и я увидела большой набор загадочных выгнутых и вогнутых подобий лопатки для торта, только очень вытянутых, странных инструментов типа толстой отвертки с желобком посередине, а также штук восемь ножей - от маленьких полукруглых до напоминающего финку ножища с острым и узким лезвием и здоровенного широкого тесака, которым впору было рубить деревья. В отдельной нише лежало нечто вроде древнерусской булавы, только без шипов. Все вместе это напоминало арсенал профессионального киллера.
  - Вот этим это, - явно передразнивая меня, Наташа кивнула в сторону фотографий, - и делают. А лобзиком только фанеру пилят.
  - И ты вот этими... убийственными ножами... работала?
  - Обычные инструменты для резьбы, - пожала она плечами. - Освоить их - не самое сложное...
  - А что оказалось самым сложным? - тоном прожженного папарацци немедленно поинтересовалась я.
  - Да много всего было сложного... Например, начать танцевать. Или из дому уйти.
  - Ага, тебя он тоже заставил?
  - Да я и сама уже была готова. Только родители очень... мм... сопротивлялись.
  - Воевать пришлось?
  - Хуже. Под покровом ночи вещи вывозить.
  - Просто шпионские страсти. Ой, - спохватилась я, - заговорились мы с тобой, я уже картошки начистила - не то, что на обед, на Маланьину свадьбу много будет.
  - Не переживай, не пропадет. Если еды больше чем нужно наготовить - кто-нибудь в гости заглянет незапланированно. Проверено.
  Я вымыла плоды своих трудов, сплавила картошку Наташе, вытерла руки и взялась за шпаргалку - зря, что ли, я ее вчера сочиняла? Так-с, что тут у нас есть подходящее из списка вопросов, не слишком выбивающееся из общего направления беседы? Ага, есть, прямо в тему:
  - Что у тебя изменилось в отношениях родственниками?
  - В них все время что-нибудь меняется, - ловко и быстро нарезая картофелины кубиками, ответила Наташа.
  - К лучшему или худшему?
  - Сначала к худшему, потом к лучшему... А по большому счету, - она отложила картошку и подняла глаза на меня, - когда ты становишься другим человеком, ты теряешь свою прежнюю жизнь. Прежние интересы. Прежних друзей. И родственников - тоже.
  - Они что, уже не на этом свете?
  - Нет, они живы, здоровы, и я с ними общаюсь, конечно. Но теперь надо прикладывать усилия, чтобы поддерживать разговор. Я выбралась из той жизни, а они в ней остались. Знаешь любимую притчу Петровича про навозную яму?
  - Нет.
  - Ну, примерно так: сидит человек в навозной яме и даже не осознает этого. Вокруг все родное, теплое, привычное. Родственники там же сидят, друзья-приятели, соседи, знакомые - в общем, в этой яме весь его мир. Запах конечно, - не французский парфюм, но ко всему привыкаешь. А потом вдруг ему показывают, что он живет в навозной яме, и если не попытается из нее выбраться, там и пройдет вся его жизнь. У человека, конечно, шок от такого открытия, и вот он начинает карабкаться, лезть наружу из всех сил - но может выбраться только в том случае, если лезет налегке, ничего не тащит с собой. Иначе яма засосет его обратно.
  - Но если человеку дороги те, кто сидел с ним в яме, разве он не может попытаться... вытащить их тоже?
  - Я в свое время тоже об этом спрашивала. Петрович ответил, что если очень-очень сильно постараться, то можно вытащить всю свою яму. Но тогда она так с тобой и останется. Изменится только ее положение в пространстве.
  - Оптимистично...
  Вместо ответа Наташа подсунула мне нож и две ярко-рыжие луковицы. Вот так человек и начинает позиционироваться в качестве овощечистки, причем ограниченного спектра действия.
  - А какой у тебя был самый шокирующий опыт за эти два года? - глотая луковые слезы, я решила опять призвать на помощь шпаргалку.
  - Шокирующий? Не знаю... Сам Петрович, наверное.
  - А что тебя в нем шокировало?
  - Да все. Дом, в котором они жили: никакого хрусталя, ковров на стенах. Даже телевизора, и то не было. Зато сплошные верстаки, приборы всякие, топчан для правки вместо обеденного стола. Не дом, а лаборатория какая-то. У него вообще в жутковатом месте дом был - на отшибе, глушь, бурьян выше крыши. Случайно туда и захочешь - не попадешь, тропинку надо было знать. Ну, и он сам - такой культурный, такой умный, все знает, все умеет, и вдруг - в нашей деревне. Из нее же все мечтали вырваться, в город уехать... А потом он со мной поговорил - я два дня в себя приходила. Никогда таких понятий не слышала, не говоря уж о том, чтобы их обсуждать. Все равно, что побеседовать с инопланетянином. Такое чувство было, как будто меня перевернули вверх тормашками, и забыли вернуть в нормальное положение...
  - Ну, а еще что-нибудь шокирующее вспомнить можешь? - перебила я, подозревая, что если не первое, то второе впечатление шеф на всех производит неизгладимое, но не могу же я все интервью посвятить обсуждению этой его особенности!
  - Первое интервью было страшно давать. Я тогда знаешь, какая была: розовые такие лосины блестящие, черно-зеленый свитер турецкий, вместо нормальной речи деревенский диалект - и тут у меня настоящие люди с телевидения пришли интервью брать. Я как камеру увидела - полчаса с перепугу двух слов связать не могла...
  - Да уж, зрелище было то еще, - раздался ироничный голос у меня за спиной.
  Я вздрогнула и обернулась. В дверях стоял Толик с взлохмаченной бородой и помятой физиономией.
  - Репетировали с ней, репетировали, всю речь наизусть выучили, только камеру включили - все, ступор. Еле-еле выдавили из нее: 'У меня были проблемы, я обратилась к Петровичу, и он мне не отказал', - прогундосил он противным голосом.
  - А вы... ты... откуда это знаешь?
  - Так я и есть тот настоящий людь с телевидения, которому Наташа давала первое интервью.
  Господи, как у них тут все накручено и запутано! Все связаны со всеми какими-то давними историями, родственными связями и сексуальными отношениями. Похоже, шеф не сильно преувеличивал, когда говорил, что у них тут клан. Я с интересом уставилась на Толика - нечасто мне встречались 'настоящие люди с телевидения' - и немедленно задала уже становившийся сакраментальным вопрос:
  - А как ты попал в Программу?
  - В первый раз или во второй? - уточнил Толик, пробираясь мимо меня к плите и заглядывая под крышку кастрюли с булькающей картошкой.
  - В первый. И во второй тоже, - подумав, добавила я.
  - В первый раз я, как и большинство из нашей компании, попал к Петровичу на лечение - печень отваливалась. А во второй - когда с женой разводился.
  - Шеф и тут помог? - съязвила я.
  - Ага. Если бы не он, я бы ее на тот свет отправил.
  Как сильно я ошибалась, полагая, что бурная личная жизнь в Программе только у Наташи! Ну, еще, пожалуй, у Оксаны, учитывая ее нетрадиционную ориентацию. Ан нет, вот еще один яркий представитель плеяды авангардных сексуальных маргиналов. Мне страшно хотелось спросить, чем Толик заменил убиение жены - наслал на нее порчу, превратил в бледную поганку или лишил шанса достичь просветления в пределах этой кальпы, но я подозревала, что на этом вопросе только начавшееся интервью закончится раз и навсегда. Совсем ничего не спрашивать тоже было неприлично, тем более что сам по себе Толик разговор поддерживать не собирался - без спросу наложил на тарелку порцию недоваренной дымящейся картошки и невозмутимо поглощал ее.
  - Ну и как теперь... с личной жизнью? - осторожно поинтересовалась я тоном человека, спрашивающего о погоде на улице.
  - Последнюю неделю - совсем никак, - хмыкнул Толик. - Макс еще в прошлую субботу свою коллекцию на выставку в Питер повез. Но сегодня должен вернуться, так что жизнь обещает наладиться.
  - Макс тоже режет по дереву? - удивилась я, с натугой соображая, как связаны возвращение манерного стилиста и налаживание личной жизни Толика.
  - Нет, по дереву у нас только Наташа с Петровичем выступают, - ухмыльнулся он. - А конкурировать с гениями - бессмысленное занятие. Ванечка, правда, пытается, но на его работы без содрогания смотреть невозможно.
  - А Ванечка - это кто? - я окончательно запуталась.
  - Это нынешний муж Риммы.
  - Которая мама Жени и бывшая жена шефа? - кое-что начало проясняться. - Что же тогда за коллекцию Макс в Питер повез?
  - Эксклюзивной одежды зимнего сезона, конечно. Он же у нас главный дизайнер, разве ты не знаешь?
  - А вы с ним дружите, что ли?
  - Ну, можно и так сказать, - захохотал Толик.
  - Подожди, - какое-то смутное воспоминание медленно всплывало в моем сознании: помнится, во время коллективного подъема кундалини в сауне Толик и Макс занимались этим священнодействием вместе, но в тот день на меня обрушилось слишком много всего, чтобы удивиться странной мужской парочке. - Не хочешь же ты сказать, что вы с ним... что ты и он... Что Макс... мм... твоя женщина? То есть, я имела в виду...
  - Мы с Максом спим вместе, если ты это имела в виду, - весело согласился Толик. - А что касается того, кто чья женщина... Я бы сказал так: по большому счету, мужчина здесь только один - Петрович. А все остальные - его женщины. Причем, - похоже, выражение моей физиономии с каждой секундой доставляло ему все большее удовольствие, - любимые женщины. Правда, Наташа?
  Если бы кто-нибудь решил взять интервью у меня самой и воспользоваться при этом моей шпаргалкой, то ответ на один вопрос у меня в тот момент уже был полностью готов. Самым шокирующим моментом для меня оказалось не хождение по улице 'гусеницей', не падение с двухметровой высоты, не коллективное обнажение на Игре, и даже не заявление ВП о том, что он - десница божья. А вот будничное сообщение Толика, не претендующее на высокое откровение, вызвало у меня самый что ни на есть настоящий шок. Мало того, что все мужчины Программы, согласно этому утверждению, на самом деле были женщинами (воистину, не верь глазам своим: все приличествующие мужскому полу анатомические детали имелись у них на причинном месте), мало того, что они - все! - почему-то были женщинами шефа (почему не чьими-нибудь еще?), так к тому же они были его любимыми женщинами?! Когда же он их всех успевает... гм... любить, если на одну Наташу, по самым скромным подсчетам, должно уходить не менее четырех часов в день?! Может, для экономии времени и сил он регулярно устраивает сеанс одновременной любви? Все эти мысли пронеслись в моей голове за долю секунды, но язык не повернулся озвучить хотя бы часть из них. Не знаю, сколько бы я сидела, хватая ртом воздух, как рыба на льду, если бы не вмешалась Наташа:
  - Не переживай ты так, он пошутил.
  - И вовсе я не шутил! - возмутился Толик. - У нашего шефа такое мужское начало, что рядом с ним любой мужик женщиной кажется.
  Я попыталась представить размеры упомянутого мужского начала, и мне сделалась нехорошо.
  - Да я не то имел в виду, что ты подумала! - он опять расхохотался, а я опять покраснела. - Ты про Инь и Ян слышала?
  - Слышала, конечно!
  - Так вот, у него настолько сильный Ян, что другим людям для взаимодействия с ним приходится активизировать свой Инь. И не надо так на меня смотреть, не о сексе же речь идет!
  Фух. Ух. Аки рухнувший с дерева Вини-Пух, с трудом перевожу дух. Как же я так глупо попалась, а? Ведь такое уже успела, грешным делом, вообразить, что режиссеры всех на свете порнофильмов сдохли бы от зависти, поделись я с ними хотя бы парочкой идей! А Толик-то хорош, так людей разыгрывать! Наверное, насчет себя и Макса он тоже пошутил, а я уши развесила...Тоже мне, интервьюер! Умереть от стыда я не успела исключительно потому, что раздался длинный звонок в дверь.
  - Никак мой мальчик наконец пожаловал, - обрадовался Толик и пошел в прихожую.
  - Слушай, он что, действительно... 'голубой'? - шепотом поинтересовалась я у Наташи.
  - Он бисексуал, как любой нормальный человек.
   - Что значит 'любой нормальный'?! Я, например, никаких отношений, кроме гетеросексуальных, не приемлю!
  - Это потому, что ты свое влечение к женщинам табуируешь, - объяснила Наташа.
  Я задохнулась от возмущения:
  - Нельзя табуировать то, чего нет!
  - А ты пробовала?
  - И не собираюсь!
  - Я же говорю - табуируешь. Открыть в себе гомосексуальность - от этого многие шарахаются, как от чумы. А вот Толик не побоялся...
  - Может, это просто модно... у творческих людей с телевидения?
  - Да на телевидении он уже больше года не появлялся. Он теперь прорабом на стройке работает.
  - Любой труд у нас в почете, как и любой секс - так, что ли?
  - Ну, что-то вроде этого. Человек должен стремиться как можно больше всего познать и испытать в жизни, так у него повышаются шансы достичь целостности.
  - Натали, да ты теперь философ! - в дверях в обнимку с Толиком нарисовался Макс.
  Выглядела парочка более чем своеобразно. Коренастый широкоплечий лысоватый Толик с топорщащейся бородой стоял в старых спортивных штанах и одной рукой поглаживал талию 'своего мальчика', а другой довольно почесывал собственный волосатый живот. Гламурный же Макс, выше его почти на голову, субтильный, с тщательно уложенными волосами и накрашенными губами, был в совершенно невообразимом наряде - красные клетчатые брюки-клеш выгодно оттенял оранжевый свитер рыхлой вязки со специально вырезанными дырами, сквозь которые проглядывала нежно-голубая шифоновая блуза.
  - Ну, девочки, как я вам? - отцепившись от Толика, Макс выплыл на середину кухни и кокетливо крутанулся вокруг своей оси. - Правда, класс? Всю коллекцию с руками оторвали, а это - единственная модель, которую я решил себе оставить.
  - Судя по дырам, ее тоже пытались с руками оторвать, - хохотнул Толик.
  - Темнота! Это последний писк моды, - передернул плечиком Макс и велел другу: - Давай сумку распаковывай, я вам гостинцев привез.
  Толик послушно поплелся обратно в прихожую, а Макс плюхнулся на табуретку возле Наташи и принялся восторженно рассказывать о своем триумфе на выставке. 'Может, это все-таки девушка, которая косит по парня? - с надеждой подумала я, слушая его совершенно женское щебетание. - Ну не может же мужчина так себя вести! Хотя, что я понимаю в мужчинах? Как только что выяснилось, ровным счетом ничего!' Пока я размышляла о превратностях реализации мужского начала на нашей бедной планете, Макс завершил свое хвастливое повествование и обратил внимание на меня:
  - Э... кажется, тебя Никой зовут? А что ты тут делаешь?
  Вопрос был прямой и бесхитростный, но прозвучал нагловато, и я не упустила возможность обидеться:
  - Интервью беру у всех подряд. Вот ты, например - как в Программу попал?
  - Я? - Макс слегка опешил от моего тона. - Ну... знакомые уговаривали, уговаривали прийти посмотреть, что здесь творится - вот и уговорили...
  - Тоже полечиться?
  - Почему полечиться?! - теперь уже обидеться решил видный стилист. - У меня со здоровьем полный порядок. И с головой, - он вызывающе тряхнул кудрями, - тоже.
  - А зачем тогда пришел?
  - Странная ты, право! Развиваться пришел. Расти, так сказать, личностно.
  - Ах, расти... Ну и как? Сильно подрос?
  - Нашу птичку попрошу не обижать, - влез в многообещающую беседу Толик с кучей шелестящих пакетов в руках. - Давайте лучше гостинцы пробовать.
  Гостинцы оказались конфетами всех видов и мастей, поэтому я сочла за лучшее ретироваться с кухни - во-первых, чтобы не разрушать свой имидж анти-сластены в глазах Наташи, а во-вторых - чтобы не пикироваться дальше с Максом. Не ровен час, Толик решит вступиться за 'своего мальчика', а заводить врагов в стенах этой квартиры мне совсем не хотелось. Разве расскажешь кому, какое кровное оскорбление в свое время нанес мне этот манерный типчик своими предложениями носить бежевые рюши и салатные воланы?! А чего стоил его бестактный вопрос 'что ты тут делаешь?'! Почти равносильно пожеланию 'выйди вон!'
  - Кажется, пленка закончилась, - с фальшивой озабоченностью на лице сообщила я. - Пойду расшифровывать, а то, неровен час, какая-нибудь важная информация сотрется.
  Наташа приняла 'важную информацию' на свой счет и улыбнулась мне почти тепло. А Макс с Толиком были слишком заняты друг другом, чтобы заметить мое исчезновение с кухни...
  Две расшифровки подряд за один день - это оказалось слишком даже для меня, поэтому, когда час спустя в комнату бесцеремонно завалил Филя, я не разозлилась, а вздохнула с облегчением.
   - Говорят, ты сегодня народ пытаешь? - благодушно осведомился он, разваливаясь на диване.
  - Ага. Причем зверски.
  - А почему меня до сих пор не допросила?
  - До тебя, уж извини, руки еще не дошли.
  - Ну, так я сам решил на допрос явиться. Так сказать, явка с повинной, - ему явно было нечем заняться и не с кем поболтать, и он решил переложить свою проблему на мои хрупкие плечи.
  - Ладно, - сдалась я, включая диктофон. - Допрос так допрос. Колись, каким ветром тебя в Программу занесло. Я пока только два варианта ответов слышала: либо лечиться к Петровичу приходили, либо жажда личностного роста мучила. А ты к какой категории относишься?
  - Ко второй, пожалуй, - почесав пятерней рыжие патлы, сказал Филя. - Хотя особая жажда личностного роста меня не мучила. Я за силой пришел.
  - За какой силой???
  - Силой духа, силой осознания. Ну, и силой тела тоже. Ты, наверное, не в курсе: первый марафон Программы назывался 'Охота за силой'. Ну, я объявление увидел - и решил поучаствовать...
  - А, ты тоже из поклонников Кастанеды? - догадалась я. - Ну и как, понравился марафон?
  - Супер!
  - А поподробнее?
  - Да круто все было, ну просто отпад! Меня так проперло, что потом еще месяц колбасило!
  - Кто проводил марафон, сколько дней он длился, что на нем происходило, что или кто на тебя произвел наибольшее впечатление? - терпеливо перечислила я, понимая, что если не начать задавать максимально конкретные вопросы, Филя будет нести жаргонную околесицу хоть до поздней ночи.
  - Длился он, по-моему, неделю, - покладисто сообщил Филя. - Или нет, шесть дней. Точно, шесть. Проводил его, конечно, Петрович - кто ж еще? Происходило на нем то, что обычно на Играх происходит, только круче. Ну, не знаю я, как тебе это объяснить. Совсем крышу снимало, понимаешь? А в конце марафона на всех такое блаженство нахлынуло - ваще! Обниматься начали, целоваться, танцевать...
  - А еще что запомнилось? - с тоской спросила я, представляя, как невыразительно и уныло наша беседа будет выглядеть на бумаге.
  - Запомнилось? Ну, как я Петровича из чайника кипятком облил. Нечаянно. Ментальные тренинги очень проперли - я в них раньше никогда не участвовал. Еще - как мы в снегу голышом кувыркались...
  - А снег вы где взяли?
  - Как где? У озера, конечно.
  - Подожди, разве марафон не в городе проходил?
  - Да в городе, конечно. Просто дом, в котором он проходил, на окраине стоял. Трассу перейти - и лес начинался. А за ним - озеро...
  - И вы что же - через трассу к лесу голышом топали?
  - Нет, через трассу к лесу мы 'гусеницей' топали, а раздевались уже у озера.
  - Понятно. А еще чего делали?
  - Ну, - призадумался Филя. - Бег силы - тоже на улице. Упражнения всякие для повышения осознанности. Кундалини поднимали. Рисовали. А еще я тогда танцевать научился, вот! Показать?
  - Боже упаси! - перепугалась я. Разнесет же всю мебель в комнате в мелкие щепки, а я столько сил потратила на умиротворение дивана...
  - Как хочешь, - он обиженно пожал плечами. - Что там еще интересного было... Психологи такие прикольные пришли, отмороженные напрочь - хотели в тренеры пробоваться. Потом все благодарили Петровича, что он им глаза на существование Бога открыл и помог Истину узреть. Мы очень веселились. Еще были люди с телевидения...
  - Это Толик, что ли?
  - Ну, не только Толик. Там были настоящие люди с телевидения.
  - Пришли снимать марафон? - уточнила я. То ли я чего-то не понимаю, то ли пиетет перед 'настоящими людьми с телевидения' - это у них какая-то общая клановая фишка!
  - Не-а, они в нем участвовали.
  - Ага, тоже личностно росли...
  - Да уж скорей лечились, - хмыкнул Филя. - Люди с телевидения - они знаешь, какие?!
  - Какие?
  - Ну-у-у, такие... Все у них через край: если водка - то до запоев, если азартные игры - то до банкротства, если секс - то до одури...
  - И шеф прямо на марафоне их от запоев, азартных игр и секса лечил?!
  - Нет, он их до того лечил. А на марафоне он им мозги вправлял.
  Повеситься можно от таких объяснений!
  - А говорили-то вы на марафоне о чем?
  - То есть как это о чем? - неподдельно удивился Филя. - Как обычно: обо всем на свете.
  - Ладно, с этим все ясно, - вздохнула я. - А вот скажи-ка ты мне: что у тебя изменилось за время обучения в Программе?
  - Все!
  - А как именно все изменилось?
  - Кардинально!
  - Ты можешь хоть один конкретный пример привести?!
  - Да я же говорю: например, танцевать научился. Зря ты не захотела посмотреть!
  - Кто, на твой взгляд, самый яркий человек в Программе? - быстро зачитала я вопрос из шпаргалки, чувствуя, что сейчас взорвусь.
  - Да в Программе все яркие, - заулыбался он. - И все классные.
  - А самый-самый яркий?
  - Ну, Петрович, конечно. Он, как бы это сказать... Самый не такой как все.
  Какая, оказывается, тяжкая доля у журналистов! С кем им, бедным и несчастным, приходится иметь дело... И это ведь только начало моей, если можно так выразиться, карьеры!
  - А можешь вспомнить свое самое яркое осознание? - я изо всех сил старалась держать себя в руках.
  - Конечно, могу. Я в последний день марафона вдруг ярко осознал, что мир - он... ну... такой... классный, и Петрович - классный, и сам я - классный, и все вокруг - тоже. И я их всех люблю. И себя - тоже люблю...
  - Слушай, ты, случайно, не это... не покуриваешь? - осенило меня.
  - Травку, что ли? - улыбнулся Филя. - Не-а. Зачем, если меня и так прет? Ты только посмотри, как все классно в жизни устроено.
  - Да что ж ты так прицепился к этому слову?! И то у тебя классно, и это.
  - Ладно, пусть не классно, пусть клево, - он не стал возражать и продолжать гнуть свое. - Вот ты сама посмотри: дышать - клево, ходить - клево, и пить, и есть, и трахаться - все клево. Жить вообще клево. Ты вот тоже в принципе клевая, хотя и не догадываешься об этом, все напрягаешься чего-то...
  - Так, все, допрос окончен, - не выдержала я. - Вы свободны, дорогой товарищ. Давай, давай, освобождай диван, все пружины мне продавишь.
  - Че, обиделась, что ли? - удивился он.
  - Нет, мне надо к следующим пыткам готовиться, - устало пояснила я, с трудом выпроваживая из комнаты нахального детинушку.
  И везет же мне сегодня с самого утра! То Наташа со своими звездениями и инициациями, то Толик с Максом - сладкая парочка, теперь вот этот любитель жизни и ценитель прекрасного...
  - А ты у меня больше ничего спросить не хочешь? - влезла обратно в приоткрытую дверь физиономия Фили.
  Как же от него отделаться-то, а? Может, какую-нибудь гадость сказать?
  - Хочу! - нашлась я. - Что-то уж больно ты восторженный. Часом не 'голубой', сладкий ты наш?
  - Я? - он задумался на пару секунд, после чего расплылся в широкой улыбке: - Не, я самый что ни на есть натурал. А что, трахнуться хочешь? Так это я всегда пожалуйста!
  Пришлось запустить в него тапком - только после этого дверь наконец захлопнулась, и, судя по звукам, Филя отправился на кухню - изничтожать остатки Максовых гостинцев и крушить кухонную утварь.
  Еще часа через два, когда мой мученический труд по расшифровке близился к концу, в комнату заглянул ВП:
  - Ну что, как успехи?
  Я с гордостью показала ему кипу исписанных листков. Каверзный шеф, вместо того чтобы поощрить меня за проявленное мужество и героизм, недовольно скривился:
  - Это что еще такое?
  - Как что?! Интервью с участниками Программы.
  - И как ты собираешься эту дурацкую писанину использовать? Приклеивать к листу ватмана и изображать стенгазету?
  М-да... Как это использовать, я сообразить еще не успела.
  - И концепцию ты, конечно, тоже не продумала, - констатировал всезнающий ВП.
  - Ну, в общем...
  - Посему можно гарантировать, что и интервью твои ни к черту не годятся!
  - Это еще почему?!
  - Потому что ты собираешь материалы неизвестно под что, не прояснив даже, как будет выглядеть твой печатный 'рупор'.
  Крыть было нечем. Я печально вздохнула, после чего с выражением вселенской скорби на лице собрала листки с расшифровкой и поплелась к двери.
  - Ты куда? - поинтересовался шеф, когда я попыталась протиснуться мимо него в коридор.
  - Иду спускать все это в унитаз.
  - Зачем?
  - Вы же сами сказали, что они ни к черту не годятся.
  - В нынешнем виде - не годятся. Но из любого дерьма можно сделать конфетку, если умеючи.
  Я остановилась, раздумывая, что хуже: проглотить явное оскорбление или изничтожить плоды своих трудов.
  - Иди возьми ноутбук и набери свои интервью, а там уж посмотрим, что с ними делать, - воспользовался моим замешательством ВП.
  - И не забудь: главное - это продумать концепцию, - добавил он уже мне в спину.
  Так и получилось, что возня с интервью растянулась до поздней ночи: все, что я уже успела увековечить на бумаге, пришлось переводить в электронную форму, а наборщик из меня не ахти какой. Сходить на курсы 'слепой' машинописи я в свое время не удосужилась, поэтому до сих пор набираю тексты на клавиатуре одним пальцем, периодически подолгу выискивая затерявшуюся среди кнопочек нужную букву.
  На следующее утро я решила развеяться и использовать последний день перед Игрой для посещения практических занятий, которые безбожно сачковала уже почти неделю. Безобразие: мало того что ни разу холодной водой не облилась и ни одного комплекса из китайской гимнастики не выполнила, так еще и на занятия не хожу! Полное игнорирование специально разработанного антидепрессивного плана. Правда, в последние дни мне было как-то не до депрессий: слишком много дел навалилось.
  В расписании значились только занятия по менеджменту и маркетингу, которые проводила сама Оксана. Это было даже кстати, поскольку из 'первых лиц' я не успела проинтервьюировать только ее и Машу (не считая, конечно, самого ВП), а ведь как раз собиралась вырабатывать собранность и решительность и не откладывать неприятные дела на потом.
  Главного менеджера Программы я обнаружила в непривычно веселом состоянии и только минут через десять догадалась, в чем дело: среди рядовых учащихся затесалась и ее пухленькая пассия (судя по всему, она же по совместительству - муза), поэтому занятие выдалось на удивление интересным и вдохновенным. Понимая, что могу нарушить какие-нибудь интимные планы, после занятия все же попросила Оксану дать мне интервью - и она, как ни странно, согласилась, но при условии, что избранница ее сердца Анжела тоже будет присутствовать. Возражать я не стала, рассудив, что с Максом и Толиком уже прошла боевое крещение, и теперь вряд ли стану смущаться, разве что барышни начнут вести себя совсем уж бесстыже. Мы уселись по разные стороны большого стола заседаний, и подружки ограничились тем, что трогательно взялись за руки. В остальном все происходило вполне прилично. Я решила отступить от уже набившего оскомину плана интервью и для начала спросила, что самое важное для себя и своей жизни вынесла Оксана из Программы. Она ответила, ни на секунду не задумываясь:
  - Самое неизгладимое впечатление на меня при знакомстве с Петровичем произвело то, что черное - не всегда черное, а белое - не всегда белое. Все время получалось так: я думаю, что это черное, но от него слышу, что это белое. Убеждаюсь, что таки да, действительно белое, начинаю жить с этой мыслью, но через пару дней Петрович меня ошарашивает: оказывается, это белое - не такое уж белое, оно скорее серое. А пока я привыкаю, что оно серое, - оно уже коричневое, - весело закончила она. - Вот это и есть мое самое большое приобретение в Программе и самое большое потрясение.
  Я подумала про себя, что на ее месте не радовалась бы постоянной смене определений, поскольку она может привести к полной жизненной дезориентации, но просвещать Оксану на этот счет не стала. Может, для нее это и впрямь приобретение. Журналист должен быть толерантным. Временами.
  - А что было самым неожиданным? - продолжила я.
  - Самым неожиданным? - она почему-то развеселилась еще больше. - Наверное, тантра.
  - Тантра???
  - Ну, то, что с ее помощью Петрович обучает людей бизнесу.
  - Ты сексуальные тренинги, что ли, имеешь в виду?
  - Можно и так сказать, - держась за руку свой гёрл-френд, Оксана была сама на себя не похожа: воплощенная любезность, покладистость и жизнерадостность.
  - Что больше всего шокировало?
  - Ну, может быть, не шокировало, но потрясло до глубины души - это когда на первой Игре надо было сделать признание.
  - Какое признание?
  - Любое. Рассказать о том, что ты всю жизнь скрываешь - от себя или от людей. Петрович до этого объяснял, что мне надо легализоваться - ну, перестать прятать свою ориентацию... И на той Игре я решилась.
  - Страшно было?
  - Не то слово! Я к этому признанию так готовилась... Думала, пока до меня очередь дойдет, пока я это скажу, сознание потеряю. А потом наконец сказала, смотрю: вообще никого это не волнует, мне даже как-то неинтересно стало. Каждый был занят тем, в чем сам собирался признаваться, а не тем, что я сказала. И меня как-то сразу попустило...
  - А еще что-нибудь было страшно? Раздеваться во время первых сексуальных тренингов, например?
  - Да нет, не особенно, - она пожала плечами. - Сказали раздеться, я и разделась. Если это должно как-то продвинуть, то что уж тут такого. А вот обливание холодной водой - это да, действительно было страшно.
  - Тебя тоже на морозе обливали, как... - я хотела сказать 'как Наташу', но посмотрела на лицо Анжелы и почему-то закончила: - как генерала Карбышева?
  - Да нет, я к Петровичу осенью попала, но все равно страшно было.
  - А кстати, как ты к Петровичу попала?
  - Да я, собственно, к Наташе в гости приехала. Мы же учились с ней вместе в техникуме, - она покосилась на Анжелу, поколебалась мгновение и добавила со смешком: - и не только учились. Ну вот, а она тогда уже у Петровича училась, пришлоcь и мне познакомиться.
  - Ну и как произошло знакомство? - на всякий случай спросила я, подозревая, что Оксана, как и все предыдущие мои интервьюируемые, начнет рассказывать, как шеф снимал ей крышу замороченными беседами об абстрактных истинах.
  - Да уж так произошло, - залилась она веселым смехом, - что я потом до Наташиного дома чуть не ползком ползла.
  - ???
  - Да мы с ним пили наливку какую-то, - пояснила Оксана, - и он с меня заодно порчу снимал.
  - Это как?
  - Говорил: 'Ну, расскажи, что тебя беспокоит'. Я ему что-то там рассказывала. Он мне говорит: 'Ну, давай выпьем'. Я говорю: 'Ну, давайте'. Опрокидываем очередную рюмку, и он заявляет: 'Все, этого уже нет, - того, что тебя беспокоило. Чувствуешь, что этого уже нет?' и я ему пьяным голосом отвечаю: 'Чувствую', - Оксана не удержалась и заразительно расхохоталась. Потом она посерьезнела: - А вообще, чтобы у учеников возникло доверие к учителю, должно произойти чудо. Для меня таким чудом стало то, что произошло с Трясининой.
  - А кто это?
  - Да была у нас такая барышня колоритная. Ее много лет назад машина сбила, потом врачи по косточкам собирали, клеили... Когда она у Петровича появилась, еле ходила - с палочкой, хромая. А он с ней поработал некоторое время - и я вдруг однажды на улице обнаруживаю, что иду за ней, и догнать не могу. Гололед страшный, ветер в лицо, просто сносит назад, так что я, здоровый человек, еле иду - а она палку под мышку взяла и несется, как паровоз. Куда там та хромота делась! Я ей говорю: 'Трясинина, посмотри на себя, как ты идешь!' Она мне: 'А? Что?' Оглянулась, палочку в руку взяла - и опять захромала. Я была в шоке, что человек так легко может выйти из состояния инвалида - и потом добровольно вернуться обратно.
  - И чем дело закончилось?
  - Однажды ей Петрович сказал, что пора от инвалидности отказываться. Объяснил, что это последняя жертва, которая нужна, чтобы окончательно стать здоровым человеком. Ее это так вывело из себя! И вот, когда до выздоровления остался один шаг - она взяла и все бросила. Да еще и Петровича последними словами крыла, как самого страшного человека на свете. Я была в таком шоке! Встретила потом ее где-то через полгода - в ужасной физической форме. У нее такой откат произошел... опять со своей палочкой, опять еле ходит... С ней еще одно потрясение было связано: я для себя почему-то всегда знала, что никогда не полюблю инвалида, человека в очках... И полные люди меня сексуально никогда не привлекали. А тут вдруг три в одном: инвалид, очки, внешность как у Новодворской - и при этом вызывает у меня такие сильные чувства, такую привязанность, я от себя даже не ожидала. Я тогда поняла, все это фигня: что человек не видит, хромает, что он полный, все равно он кажется сексуальным. Все это игры ума... - с почти философской грустью добавила она. - Если приходит страсть, она не смотрит на то, кому ты ментально отдаешь предпочтение.
  - А кто на тебя произвел сильное впечатление кроме Петровича и этой... Трясининой? - спросила я, внутренне ежась от эдаких неожиданных откровений Оксаны, да еще в присутствии нынешней любовницы.
  - Женя, дочка Петровича. Она меня просто ошарашила. На любой вопрос могла дать точный энциклопедический ответ. Для ребенка это было очень круто. Правда, потом я увидела, что гордыня у нее намного превосходит то, что она собой представляет... и у меня это первое впечатление поистерлось.
  - А еще кто?
  - Да у Петровича в доме все были колоритные. Римма, его бывшая жена, была та-а-акая сексуальная тетка, - она мечтательно улыбнулась и округлила глаза.
  - А в чем это проявлялось?
  - Да во всем: в том, как она ходила, как вздыхала, как глазки томно закатывала, как опаздывала на два часа, - мне и это тогда казалось очень сексуальным, - Оксана опять залилась смехом. - А еще у них там Ванечка жил. Я все никак не могла понять, зачем Петрович держит в доме еще одного мужчину. Тем более что он ломал все, к чему прикасался. Неадекватность полнейшая. Потом меня Машка потрясла, когда в первый раз в гости пришла.
  - А разве она не с самого начала была?
  - Нет, она появилась в Программе, когда мы уже в город переехали. Петрович с ней много лет не виделся, а перед первой Игрой она каким-то образом о нас узнала и сама появилась.
  - И что тебя в ней потрясло?
  - Она такая безалаберная была, просто ужас. Пришла она в гости, на улице была грязища, а мы с Наташей полы надраили до зеркального блеска. И вот она заходит, не вытирая ноги, идет в комнату и раздевается по дороге. Смотрю я на эту картину: в метре от порога валяется один грязный ботинок, в полуметре от него - второй, еще через метр - рюкзак, а потом куртка. Это взрослый человек так раздевается, впервые придя в гости! А джинсы у нее были такие... - Оксана запнулась подбирая нужное слово, - уж не знаю, где она в них лазила, но смотреть на них было страшно. И вот она прямо в этих джинсах садится на диван! Я ей говорю: 'Слушай, но они же такие грязные...' А она от меня беспечно так отмахивается: 'А, ерунда: если слой грязи становится больше двух сантиметров, она сама отваливается!' Это был такой стресс!
  - Так Маша только этим отличалась?
  - Нет, - Оксана мгновенно стала серьезной. - Она такая была... малявка, сразу после школы, с двумя тоненькими косичками - а говорила такие вещи, что я понимала: мне до нее еще расти и расти. Она всегда заставляла себя слушать, - в голосе звучало неподдельное уважение. - Потом, конечно, Толик всех удивил. Тихий такой, слова лишнего не скажет. Но уж если скажет!.. Наташа от его черного юмора каждый раз дергалась. Однажды, помню, загадал загадку: 'Висит груша, нельзя скушать'. Ну, все, конечно, говорят: 'Лампочка'. 'Нет, не лампочка'. Думали, думали, кучу слов перебрали, и тут Толик выдает правильный ответ: 'Это тетя Груша повесилась'. У него все шуточки в таком духе. Мы с ним очень смешно в самом начале, после знакомства пообщались - целый день ходили по городу, и он меня все поправлял: то я неправильно говорю, это я неправильно говорю. Всю дорогу! А потом мы встретили общую знакомую, они разговорились, и он произнес такую фразу, что, мол, скоро ничего не будет - ни театра, ни радио, только телевидение. У меня тогда создалось впечатление, что так и будет в самом ближайшем будущем: ни газет, ни кино, ни радио, - одно сплошное телевидение, а в центре - Толик...
  - Так вот почему вы все так трепетно относитесь к 'настоящим людям с телевидения'... Завтрашний день в них видите, что ли? - съязвила я.
  - С Толиком еще один смешной момент был, - фыркнула от смеха Оксана. - Петрович же меня все время 'палил' с моей ориентацией. Я изображала из себя такую загадочную барышню, а тут - кто к нам ни зайдет, Петрович сразу сообщает: 'Оксана любит женщин'. И вся моя загадочность тут же испарялась. Толик тоже пришел, услышал, и задумчиво так произнес: 'О, как интересно. У меня никогда не было секса с женщиной, которая любит женщин. Надо попробовать!' Я тогда подумала: 'Боже мой, человек с телевидения! Хочет попробовать!!!' - от этого воспоминания она развеселилась так, что чуть не свалилась со стула.
  - А как тебе Макс?
  - Ой, Макс вообще на всех производит неизгладимое впечатление, - снова захихикала Оксана. - Люди от него выходят в измененном состоянии сознания. Я сколько раз после его занятий пыталась спрашивать учащихся: 'Что там было? Что конкретно поняли? Что полезного вынесли?' - никто двух слов сказать не может. Но почему-то всем нравится... Вот. Еще, конечно, Филя у нас яркая личность. Большое и светлое пятно в Программе. Похожее на апельсин в солнечную крапинку. Он к нам самый первый пришел по объявлению. Петровича дома не было, а мы с Наташей не знали толком, что ему рассказывать о предстоящей Игре. Усадили в кресло, заварили кофе... Он поставил чашку на подлокотник, начал что-то рассказывать, руками размахивать... Естественно, все вокруг было в кофе - и кресло, и ковер, и диван. А он просто сказал: 'Извините, я такой неуклюжий', и так улыбнулся, что нам с Наташей даже стало неудобно, что мы чуть не разозлились на него. А вообще... вообще он человек, у которого стоило бы поучиться.
  - Чему?
  - Тому, как он умеет искренне радоваться жизни. И потом, он если находит себе в жизни дорогу, никогда с нее не сворачивает. Вот. Ну, и еще было несколько ярких человек, которых ты не застала - например, была такая девочка Аня, школьница, которое на свое обучение в Программе сама зарабатывала, приводила прямо с улицы взрослых мужиков учиться бизнесу. И как-то у нее получалось их уговаривать... И другая была девочка, на год старше Ани, тоже совсем ребенок, только уже успела замужем побывать - так вот, у нее никаких результатов не было, хотя она вроде все инструкции четко выполняла. Человек все делал вроде правильно - а толку никакого. Она еще подружилась с одним пожилым толстым дядькой, и они всюду ходили вместе. Комичная такая парочка была... Да если я сейчас всех начну вспоминать - мы до вечера не закончим. Слушай, а ты у Анжелки не хочешь тоже интервью взять?
  По моим представлениям, Анжела в число vip-персон Программы никак не входила, но отказывать было неудобно.
  - А ты как попала в Программу? - обратилась я к главноменеджерской зазнобе.
  - Я с Оксаной на соцопросе встретилась, - покраснела Анжела, - ну и вот... Пришла.
  - Ага... И вы с тех пор... Ну, это...
  - Нет, жить вместе мы не сразу начали, - пришла мне на помощь девушка. - У меня тогда еще был...как бы это сказать... молодой человек.
  - И куда он делся, если не секрет?
  - Да он никуда не делся, это я от него делась. Я во время обучения в Программе поняла, что он отстает от меня по эволюционному уровню. У меня уровень - 2,3, а у него - 1,7. Никаких перспектив для личностного роста. А учиться он наотрез отказался. Решил, что и так уже всего достиг. В общем, пришлось избавляться от балласта.
  Чувствуя, что мои глаза непроизвольно округляются и грозят вылезти из орбит от таких откровений, я поспешно опустила их вниз. Первое и последнее правило настоящего журналиста: не осуждать интервьюируемого! А попробуй-ка такую ахинею спокойно слушать: по эволюционному уровню он от нее, видишь ли, отстал, и в бесполезный балласт превратился. Это ж надо так о живом-то человеке!
  - А потом Петрович наши космограммы сравнил, - включилась Оксана, - и стало понятно, почему нас друг к другу так тянет.
  Так бы сразу и сказали! Если шеф в это дело влез, то какие уж могут быть вопросы! Тут впору вставать навытяжку и дружными рядами маршировать туда, куда наш несравненный светоч укажет.
  - Ну и что... кроме встречи с Оксаной, конечно... тебя особенно проняло в Программе? - опять обратилась я к Анжеле.
  - Программа вообще - самое главное событие в моей жизни, - с подозрительным пафосом ответила она. - Я осознала, как неправильно жила раньше - неосознанно, механистично, без целей, без любви, - и теперь с каждым днем все больше становлюсь другим человеком. Учусь жить в анахатном состоянии, свой бизнес выстраивать, точку сборки сдвигать, магические инструменты использовать...
  От выступлений в духе политических памфлетов и докладов на съезде партии меня всегда воротило, и я сообразила, что беседу надо как-то ненавязчиво сворачивать. То ли Анжела просто стремилась произвести своим программным патриотизмом еще более положительное впечатление на Оксану, то ли выпендривалась передо мной, то ли и впрямь мыслила такими штампованными лозунгами - какая мне, в сущности разница? Главное, что расшифровывать эти казенные фразы у меня нет ни малейшего желания. Я как бы ненароком глянула на часы и вскочила:
  - Ой, совсем забыла, мне же бежать пора, к Игре готовиться! Спасибо вам огромное за интервью, было очень, очень интересно!
  Тьфу, ну и чем я со своими расшаркиваниями и враньем лучше Анжелы, спрашивается? Впрочем, мой шитый белыми нитками маневр удался, и мы разбежались в разные стороны, вполне довольные таким неожиданно скорым исходом событий. Во всяком случае, никакого неудовольствия девушки не выказали и, освободившись от необходимости общаться со мной, тут же устремили друг на друга влюбленные глаза. Душераздирающее зрелище!
  По дороге обратно я искренне порадовалась своей дальновидности, предписывавшей обливаться холодной водой именно по утрам: тусклое солнце уже преодолело две трети пути до горизонта, следовательно, счесть текущее время суток утром было никак нельзя, и можно было не принуждать себя к малоприятным водным процедурам. За обязательный ежевечерний моцион вполне могла сойти и прогулка от остановки до дома - следовательно, из всей программы оставался только тай-дзи-цюань. Попав в квартиру, я наскоро сделала три упражнения комплекса, перекусила чем бог послал и опять засела за расшифровку кассет. Журналистское поприще с каждым днем казалось мне все менее привлекательным, хотя среди несомненных плюсов нельзя было не отметить, что многие несимпатичные для меня личности в результате интервью открылись с другой стороны и обнаружили вполне пристойные человеческие черты. Оставалось надеяться, что я тоже произвела на них хоть сколько-нибудь благоприятное впечатление. С другой стороны, разнообразная и многосторонняя сексуальная жизнь первых лиц Программы меня здорово обескуражила: одно дело - смотреть на подобных оригиналов по телевизору, и совсем другое - жить с ними бок о бок. Поневоле задумаешься о безопасности собственной психики и о том, к каким практическим последствиям такое соседство может привести. Что я и сделала - и просидела, в прострации уставившись в окно, довольно долго, почти до самого вечера - благо, все проведенные мной задушевные беседы наконец перекочевали с магнитной пленки в недра ноутбука, и было принято решение, что могу позволить себе сделать небольшую паузу и расслабиться. Бездельничать лучше всего под чашечку хорошего чая, поэтому я, не просчитав возможные последствия, выползла за этим божественным напитком на кухню - и, конечно же, напоролась на сидящего в кресле и пускающего клубы дыма ВП, который немедленно вопросил, продумала ли я концепцию. А я - кто бы сомневался! - успела подумать обо всем на свете, кроме злосчастной концепции. Уползти обратно к себе под предлогом того, что там мне думается лучше, не получилось: шеф барским жестом указал мне на свободный табурет - пришлось подчиниться.
  - Ну? - спросил он, глубоко затягиваясь своей отвратительной сигаретой.
  - Что ну? Осталось проинтервьюировать только Партиза... то есть Машу. Ну, и вас, конечно.
  - Это не к спеху. Что ты вообще можешь сказать по поводу концепции печатного издания?
  Сказать было нечего, но как раз в этом признаваться не следовало. Я отхлебнула чаю и изобразила глубокую задумчивость на челе.
  - Так что? - поторопил меня ВП, выпуская очередной клуб едкого дыма.
  Я вздохнула, прокашлялась и принялась импровизировать:
  - Исходя из того, что... э... стенгазета вас не устраивает, а настоящий журнал мы пока делать... гм... не очень умеем, нужно в качестве первого этапа... кхе-кхе... сделать что-нибудь... ну... промежуточное.
  Тонкие губы шефа дрогнули в легкой полуулыбке. Я никак не могла взять толк, почему ему доставляет такое удовольствие заставать меня врасплох и выслушивать дребедень, которую мне приходилось сочинять на ходу.
  - И что же это... ну... промежуточное? - передразнил он меня.
  А действительно, что может служить промежуточным этапом, - так сказать, связующим эволюционным звеном - между любительской, нарисованной от руки стенгазетой с упорно, сколько их не разглаживай, закручивающими в трубочку углами и толстым журналом с глянцевыми фотографиями полуобнаженных девиц? Рекламные листовки? Научные 'методички'? Домашние книжки-самоклейки в допотопном переплете? Детские картонные 'раскладушки'? Дешевые пестрые газетки о двух листах? Искомая форма упрямо не хотела визуализироваться. И черт меня дернул вызваться продумывать концепцию 'печатного органа'! Может, никакой печатный орган Программе вовсе и не нужен, а я... Стоп, но я же не сама вызвалась! Я всего-то и сделала, что похвасталась о своих подвигах со стенгазетой и научными опусами, а шеф тут же на меня все и навесил...
  - Поскольку заказчиком в данном случае выступаете вы, - хоть положение и было абсолютно безнадежным, я попробовала перейти в контратаку, - то вам и решать, что именно вы хотите видеть. Вы определитесь сначала, а там уж я подумаю, как это реализовать.
  - Э, нет, - засмеялся он. - Нечего на меня ответственность спихивать. Я-то все могу придумать, от начала и до конца, - а ты тогда зачем?
  Я пожала плечами. Апеллировать к моему жизненному предназначению, которое обнаружилось благодаря все тому же ВП, было как-то не с руки, а собственных идей по поводу осмысленности моего существования на этой планете не было.
  - Значится, так, - постановил шеф. - Чтоб к завтрашнему вечеру концепция была готова.
  - Так завтра же суббота... Игра! - с почти суеверным ужасом возразила я, прикидывая, что за пару вечерних часов не успею ни сбегать в библиотеку, чтобы приобщиться к сокровищницам мировой концептуально-печатной мысли, ни разыскать какой-нибудь компьютерный клуб, чтобы использовать с той же целью Интернет. - Я целый день занята буду. И послезавтра тоже...
  - Ну, тогда в понедельник вечером, - смилостивился шеф. - Но не позже! Хватит потакать своему стремлению все откладывать на потом.
  И откуда он все знает?! Вот не обольюсь завтра холодной водой - глядишь, и в этом укорит. Жуть, да и только!..
  'Теперь я понимаю, почему чревоугодие считают пороком, - глубокомысленно заметил внутренний голос, когда я, опечаленная наметившимися перспективами, вернулась на свой уже ставший родным диванчик. - Не пошла бы ты на кухню плоть свою ненасытную ублажать - ничего бы и не было!' 'Да какую ненасытную?! Питаюсь, можно сказать, как птичка! - возмутилась я. - И какое там ублажать?! Всего-то и хотела, что пару глотков чаю хлебнуть...' 'Вот и расхлебывай теперь', - назидательно сказал мой невидимый собеседник. Вот так - всегда. Никакого сотрудничества, ни снаружи, ни внутри. Положиться можно только на себя, - и то неизвестно, кого в данном контексте можно считать собой.
  Ночью мне снились кошмары: толстые измятые газеты с незаполненными текстом страницами, зловеще зияющие в сероватой бумаге дыры под жирным словом 'концепция', потрясающие кулаками читатели моего 'печатного органа' и ВП с громадными деревянными счетами - его сухие пальцы отщелкивали все новые и новые костяшки моего неизбывного долга, а губы кривились в глумливой усмешке. Когда я проснулась с бешено бьющимся сердцем, в голове почему-то родилось слово 'буклет'. Спросонья я не сразу сообразила, о чем идет речь, а потом чуть не хлопнула себя ладонью по лбу: конечно же, буклет! То ли раздаточный материал, то ли модная штучка для презентаций, то ли чтиво для особо рьяных учащихся - эдакая штучка на все случаи жизни, причем изготовить ее можно даже кустарным способом. Главное, не обсуждать эту гениальную идею с шефом - как пить дать, забракует. А когда я принесу ему уже готовую продукцию, тогда он никуда не денется и признает мою правоту.
  Я посмотрела на часы: начало четвертого. Заснуть уже все равно не удастся, так почему бы не заняться разработкой буклета прямо сейчас - кто знает, в каком состоянии я буду после Игры? Один из моих бывших бой-френдов как раз подвизался в небольшой компьютерной фирме, предлагавшей населению изготовление визиток, листовок и прочей полиграфической дребедени, и наверняка не откажется помочь даме сердца (пусть и успевшей благополучно покинуть этот важный орган жизнедеятельности). К счастью, вечером я не успела отнести ноутбук шефа законному владельцу - он так и остался лежать у меня на столе, и, казалось, просился в работу. Я запустила Word, создала новый документ и крупными буквами написала на первом листе: 'ПРОГРАММА ЛИЧНОСТНОГО РОСТА'. Изменила шрифт на полужирный. Увеличила кегль. Полюбовалась получившимся результатом. Безлико. Ну, программа и программа. Для внушительности не хватало какого-нибудь броского названия. Как же ее обозвать-то, нашу Программу? 'У Петровича'? 'Похоже на название фаст-фуда, - проснулся внутренний голос. - И вообще, если придерживаться фактов, то лучше назвать не 'У Петровича', а 'Под Петровичем', - гнусно захихикал он. Ну откуда во мне такие пошляки водятся, спрашивается? Я проигнорировала мерзкое замечание и продолжила свой одинокий мозговой штурм. 'Петрович и Кº'? Это что-то насчет антиалкогольного чая. 'ВП и его команда'? Попахивает Гайдаром. 'Ключ к успеху'? Банально. 'Коридор жизни'? Бр-р, это уже тюремный какой-то репертуар. А нам нужно... м-м-м... что-нибудь такое хлесткое, звучное, запоминающееся, косящее под раскрученную американскую марку. Что-нибудь типа 'Программа личностного роста Good'. А что? С тонким намеком на близкие отношения отца-основателя с Сущностью, получающейся из Good выбрасыванием одной буквы 'о'. Для тех, кто понимает. Пишут же америкосы на своих 'зеленых енотах': 'In God we trust'. Нет, это, пожалуй, слишком помпезно. Надо что-нибудь подемократичнее. Green какой-нибудь, что ли. Black&White. Нет, все это уже было тысячу раз...
  Как я ни старалась уйти от божественной темы в названии, она навязчиво возвращалась вновь. 'И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма...', - всплыла в памяти библейская фраза. Мда... Если так пойдет дальше, я начну весь Ветхий Завет наизусть цитировать, не прочитав его ни разу. Хорошо весьма... Что-то в этом определенно есть. Назвать, что ли Программу Well? Я вопросительно посмотрела на левую ладонь. Она одобрительно завибрировала. Стало быть, так тому и быть! Можно подумать, что я собираюсь свой опус нести на согласование английской королеве! В конце концов, не подойдет - шеф исправит. 'ПРОГРАММА ЛИЧНОСТНОГО РОСТА WELL', - замерцало на экране. Выглядело намного лучше. Я подумала было, а не озаботиться ли расшифровкой слова Well - что-нибудь вроде 'Великая единая ложа любви' или 'Всемирный ералаш любителей логики', но английская аббревиатура из русских слов смотрелась слишком несолидно, а для придумывания глубокомысленной и оригинальной английской расшифровки моего знания языка явно не хватало. В общем, если шефу потребуется расшифровка, пусть сам над ней и думает, должен же и он чем-то заниматься!
  На второй страничке буклета я застряла надолго. Рассуждая логически, здесь следовало представить основные преимущества Программы и предлагаемые в ней услуги, а мои представления об этом были расплывчаты и невнятны. Наконец я выдавила из себя:
   Только у нас и только сейчас! Кто не успел, тот опоздал!
   Кардинальное изменение отношения к жизни, стиля и имиджа!
   Все, что вы не знали о сексе!
   Повышение эволюционного уровня!
   Реализация подлинных желаний!
   Узнайте свое жизненное предназначение!
   Вдохните вкус божественности!
   Выйдите за ограниченные рамки социальных условностей!
   Откройте собственный бизнес!
   Распрощайтесь с вредными привычками!
   Превратите свою жизнь в калейдоскоп приключений!
   Пробудите в себе мага!
  Я перечитала свое сочинение и съежилась от ужаса. Кто бы мог подумать, что я - я! - могу написать такую чушь! Но отступать было поздно - я вздохнула и перешла на следующую страничку. 'Вся наша - жизнь - Игра, - отстучали мои вышедшие из повиновения пальцы. - Ошибаются те, кто думают, что это сказал Шекспир. На самом деле это - девиз Программы личностного роста Well! Ваш приход в Программу начинается с Игры - Игры, которая перевернет ваши представления о мире и о вас самих, поставит все с ног на голову и сделает из вас нового человека. 'А чем же все заканчивается?' - спросите вы. 'Ничего не заканчивается!' - ответим мы, потому что единственная вечная вещь на этой планете - Игра. В состояние Игры можно войти, но из него нельзя выйти, потому что это - ваше исходное, изначальное состояние, состояние Творца, создающего и разрушающего миры, трансформирующего реальности, плачущего над придуманным им трагедиями и смеющегося над созданными им же комедиями. Мы просто помогаем вам вспомнить о том, кто вы на самом деле - остальное зависит только от вас. Игра - это, что вам нужно, если вы: устали от серости будней; решили взять собственную судьбу в свои руки; больше не хотите, чтобы кто-то решал все за вас. Хотите из забитого жизнью среднего человечка превратиться в кузнеца своего счастья? Спросите нас как! И не ждите, что мы станет рассказывать об этом или выдавать рецепты, которыми все равно никто никогда не воспользуется. Нет! Мы просто создадим для вас ситуацию, в которой вы сами найдете ответы на все вопросы. И после этого вам придется очень-очень постараться, чтобы вернуться к своей скучной, обыденной, предсказуемой жизни!'
  Надо было срочно останавливаться, поскольку этот неконтролируемый словесный понос грозил захлестнуть все обозримое пространство. Я лихорадочно поставила точку в словоблудии по поводу Игры и начала новый абзац: 'Наши занятия по менеджменту и маркетингу помогут вам сориентироваться в безбрежном море современного бизнеса, определить, чем именно вы хотите заниматься, и правильно позиционировать свое уникальное торговое предложение. Правильно написанный бизнес-план - это половина успеха любого дела, а под руководством наших опытных преподавателей вы просто не сможете написать бизнес-план неправильно!'
  Пожалуй, хватит рекламировать Оксану. Поговорим о Максе. 'По одежке встречают - это старая истина сегодня актуальна как никогда. Узнать, как вас воспринимают люди, посмотреть на себя со стороны, скорректировать свой имидж и оформить собственный узнаваемый, неповторимый стиль - все это вы сможете сделать на занятиях, которые проводят ведущие стилисты города'. Гм. На роль ведущего стилиста Макс, скорее всего не тянет, ну да ладно.
   'Профессиональные визажисты научат вас рисовать лицо в полном смысле этого слова - вы достигните таких высот в искусстве макияжа, что при желании вас перестанут узнавать даже близкие люди'. Двусмысленно как-то. Зато честно. Кто там еще остался? Наташа с ее танцами. 'Древняя магия свободного танца примет в свои объятия ваше зажатое и скованное тело - и вы почувствуете, как оно начинает жить собственной жизнью, расправляет крылья, обретает пластику и грациозность'.
  Ух. Кажись, все. Нет, черт, забыла о соцопросах! Что бы про них такого позитивного сочинить? Скажем, так: 'Вы замкнуты и необщительны? С нами вы забудете об этом через день! Искусство коммуникации перестанет быть для вас тайной за семью печатями - вы сможете познакомиться с любым понравившимся вам человеком ('и не понравившимся - тоже!' - добавила я, подумав), подружиться с ним, получить от него нужные вам данные и донести до него полезную информацию'. Суховато. Надо добавить что-нибудь эдакое... воодушевляющее. 'Десятки и даже сотни контактов в день - после обучения в нашей Программе эта мечта станет для вас реальностью!'
  Перечитав и осознав, что у меня написалось, я тихо сползла на пол от смеха. С таким подходом в Программу на обучение не менеджеры повалят, а 'ночные бабочки'. Определенно следовало сделать перерыв, чтобы остановить непрерывное увеличение крепости маразма, а заодно подумать, чем еще поразить воображение потенциальных читателей моего буклета. Интервью, конечно, вещь замечательная, но нужно было что-нибудь еще - завлекательно-развлекательное, яркое, экзотическое, что-нибудь такое, после прочтения чего человек просто не смог бы не прийти в Программу.
  Я встала, походила по комнате, посмотрела на диван - и почему-то решила прилечь. Стоило голове коснуться подушки, как меня окутала дремота. Сном это состояние назвать было никак нельзя, поскольку при желании я могла вернуться в бодрствующий режим в любую секунду, но делать этого не хотелось. Перед глазами мелькали яркие картинки, которые постепенно начали выстраиваться в связный сюжет. Какая-то журналистка - собрат по несчастью - получила редакционное задание и с явной неохотой поплелась делать материал о местном этнографическом музее. Я лениво следила за ее перемещением вслед за экскурсоводом из одного зала в другой, ежесекундно собираясь встать с дивана и вернуться к ноутбуку, но события в этом скользящем, полупрозрачном сновидении вдруг начали обретать глубину и ритм, и я увлеклась происходящим не на шутку...
  Придя в себе - то ли через пару секунд, то ли через полчаса - я бросилась к столу и начала с невиданной для себя скоростью запечатлевать только что увиденное. Мне почему-то подумалось, что это именно то, что нужно для поражения читательского воображения. Получившийся репортаж о сновидении, который я по ходу дела стилизовала под обычный рассказ, назывался 'Маска'. Ежели кто ненароком захочет обвинить меня в наглом плагиате и использовании знаменитого голливудского креатива, то спешу заметить, что в момент сотворения описываемого буклета одноименный фильм еще и не думал появляться на экранах, поэтому неизвестно, кто чей креатив нагло использовал! Как бы то ни было, в тот момент вопрос авторских прав меня совершенно не волновал, и мой полурожденный буклет обогатился следующим нетленным литературным шедевром:
  
   'Тома, есть задание специально для тебя, - многозначительно сказал завотделом. - В этнографическом музее открылась выставка языческой культуры народов мира. Надо сделать репортаж'. 'Тоже мне, специальное задание, ходить за экскурсоводом и описывать всякие облезлые черепки', - с унынием подумала Тамара, но возражать не стала: в редакции она была новенькой, так что перебирать не приходилось. В романтических девичьих мечтах работа журналистки представлялась ей совсем иначе: участие в громких журналистских расследованиях, репортажи о стихийных бедствиях и катастрофах, скандальные разоблачения политиков, интервью со звездами... Единственной 'звездой', у которой ей пока удалось взять интервью, был завуч специализированного экономического лицея, долго и нудно рассказывавший о введении дополнительных дисциплин и новых концепциях обучения. С преступниками и катастрофами дело обстояло еще хуже, и энтузиазм, с которым девушка три месяца назад вступила в ряды 'акул пера', угасал с каждым днем.
  Особой популярностью выставка в городе не пользовалась. Тамаре пришлось подождать в холле минут двадцать, пока набралась необходимая для начала экскурсии группа в десять человек: влюбленная парочка, которая явно забрела сюда просто погреться, всклокоченный мужчина неопределенного возраста в старенькой спортивной куртке, папа с вертлявым рыжим мальчиком лет пяти, древняя старушка с ридикюлем и четыре девушки, по виду студентки. Экскурсовод, толстая тетенька с неожиданно задорным юношеским голосом, оглядела собравшихся и воодушевленно сказала, что 'это очень символично - на заре третьего тысячелетия прикоснуться к языческой культуре, находящейся у истоков современной цивилизации'. Тамара включила диктофон и начала рассматривать экспонаты.
   'На ранних ступенях эволюции, - продолжала тетенька, - людям было свойственно обожествлять различные явления природы, предметы и даже животных. Амулеты и обереги, которые вы здесь видите, - свидетельство фетишизма первобытных народов, то есть культа неодушевленных предметов'. Вполуха слушая объяснения экскурсовода, Тамара без особого интереса рассматривала фотографии наскальных изображений бизонов, пожелтевшие куски кости с нацарапанными линиями и точечками и маленькую каменную фигурку бородатого карлика. 'Пап, а зачем тут булыжники?', - громко спросил рыжий мальчик, показывая на сложенную пирамидкой груду камней в углу. 'Это не булыжники, такие пирамидки в Азии складывают на вершинах гор, - обернулась тетенька. - Это обо, место поклонения духам'. Всклокоченный мужчина вынул из кармана блокнот и что-то записал. Девушки-студентки захихикали. Старушка с ридикюлем посмотрела на них с осуждением и спросила у экскурсовода: 'Скажите, а есть ли у вас экспонаты, относящиеся к тотемизму?'. 'Как приятно иметь дело с образованным человеком, - воскликнула тетенька своим задорным голоском. - Пройдемте в следующий зал, я вам покажу гордость нашей коллекции'. Гордостью коллекции оказался размалеванный двухметровый деревянный столб с головой орла и распростертыми крыльями. 'Это тотем канадских индейцев, орел - родоначальник и покровитель племени', - сказала экскурсовод. Мужчина опять что-то записал в блокнот, а студентки начали громким ироническим шепотом обсуждать, как именно орел умудрился стать родоначальником человеческого племени и кто оказывал ему содействие в этом нелегком деле.
   Переходя из зала в зал под неунывающее щебетание женщины-экскурсовода, пестрая кампания постепенно притихла. Тамара впала в полусонное состояние и бездумно скользила взглядом по стенам с экспонатами. За окном быстро сгущались сумерки. Следующий зал оказался почти полностью погруженным во мрак, его освещали лишь несколько спрятанных за статуями ламп. 'Вы видите крупнейшую в нашей стране коллекцию ритуальных масок, - донесся до Тамары голос экскурсовода. - Кроме того, сейчас вы услышите редкую запись африканского музыкального сопровождения камлания - экстатической пляски шамана'. Что-то щелкнуло, заскрипело, и вдруг комнату заполнил глухой рокот барабанов. Тамара закрыла глаза, прислушиваясь к мягким волнам, которые в такт звукам барабанов возникли в ее теле. 'Обратите особое внимание вот на эту маску, - опять послышался голос. - Она использовалась шаманами племени тхумбули в ритуалах с человеческими жертвоприношениями'. С усилием открыв глаза, Тамара посмотрела туда, куда указывала экскурсовод. Ей показалось, что черная маска с красными и оранжевыми извилистыми линиями вокруг отверстий для глаз чуть шевелится в такт ударам барабанов. Маска излучала невидимую, но вполне ощутимую энергию. Девушка почувствовала, как пульсирует кровь в кончиках ее пальцев. Что-то плавно покачивало ее взад и вперед, но отвести взгляд от маски она не могла. В следующую секунду Тамара поняла, что уже некоторое время через прорези в маске на нее смотрят черные, почти сливающиеся с темнотой в комнате, глаза. Впрочем, комнаты больше не было. Остался лишь голос экскурсовода, который то сливался с рокотом барабанов, то снова конденсировался в четкие фразы: 'Тхумбули верили, что земля и небо - это живые существа. Если длительная засуха или неурожай ставили жизнь племени под угрозу, то шаман совершал с выбранной девушкой символический половой акт, чтобы небо оплодотворило землю и вернуло ей плодородие'...
  ...Тамара босиком стояла на потрескавшейся земле, гудевшей от согласованного притопывания множества ног. Из темноты проступали изгибающиеся в разные стороны нагие фигуры людей, освещаемые отблесками костра. Они что-то выкрикивали гортанными голосами и показывали на Тамару. Прямо напротив нее неподвижно стоял обладатель маски - мускулистый мужчина, единственной 'одеждой' которого были чуть светящиеся белые и желтые полосы на смуглой коже. Его немигающие глаза пригвоздили девушку к месту. Неожиданно шаман издал низкий гортанный звук, от которого у Тамары защекотало в груди, и медленно начал ритуальный танец. Девушка почувствовала, что к ее телу прикасается множество рук. Сильные и ловкие пальцы втирали в ее кожу какую-то жидкость с незнакомым терпким запахом. То ли от этих прикосновений, то ли от жидкости, то ли от всей ситуации, смущающей, пугающей и волнующей одновременно, но Тамара вдруг почувствовала, что ее тело начало жить своей собственной, отдельной от головы жизнью. Оно вибрировало и наливалось энергией. Кожа стала настолько чувствительной, что нежными пульсациями откликалась и на легкое дуновение ветерка, и на тепло, идущее от костра. Замысловатые движения шамана, исполнявшего свой танец в трех метрах от девушки, постепенно ускорились. Груди Тамары коснулась влажная щекочущая кисточка, наносящая краску, от нее вверх по шее побежали мурашки, щемяще-мятная волна спустилась вниз по спине, обдала жаром бедра и вызвала пульсацию внизу живота.
   Закончив раскраску, обладатели невидимых рук вытолкнули девушку в центр круга, где в бешеном ритме прыгал и извивался шаман. Тамара стояла, чуть покачиваясь, а шаман кружился вокруг нее, как ураган, подбираясь все ближе и ближе. Девушка видела лишь его горящие глаза и длинный жезл с утолщением на конце, которым шаман потрясал в ее сторону. Мир вибрировал и гудел, как натянутая кожа барабана, по которой кто-то наносил быстрые и ритмичные удары. Вдруг шаман протянул свой жезл и провел им по животу Тамары. Она вздрогнула, как от удара током, и почувствовала, что ее захлестнула волна желания. 'Согласно верованиям тхумбули, - пророкотали барабаны голосом экскурсовода, - во время камлания на шамана снисходит мана - божественная сила, способная творить чудеса'. С каждым новым прикосновением шамана в тело Тамары вливалась жаркая бурлящая энергия. Воздух вокруг девушки и шамана начал светиться. Когда Тамаре показалось, что больше она не выдержит, прямо над ними сверкнула молния. Со всех сторон послышались восторженные крики. Шаман вплотную приблизился к Тамаре. Раскаты грома слились с рокотом барабанов. От прикосновений горячего упругого тела шамана по телу девушки прокатилась волна оргазма, и на сухую пыльную землю упали первые капли дождя. Тамара увидела занесенный для удара нож, но на сопротивление уже не было сил, и девушка с ужасом зажмурилась. Когда узкое костяное лезвие готово было коснуться ее груди, что-то щелкнуло, скрипнуло, и наступила тишина.
   Тамара с опаской открыла глаза и снова оказалась в помещении музея. Тело гудело, сердце бешено колотилось, на лбу выступили капельки пота. 'Привидится же такое', - с облегчением подумала она, переводя дух. 'В следующем зале, - бодро сказала экскурсовод, - вы сможете ближе познакомиться с культурой огнепоклонников'. Волосы на голове у Тамары зашевелились, она выключила диктофон и выскочила из музея.
   'Ну, как выставка?' - спросил у нее завотделом на следующий день. 'Честно говоря, Игорь Семеныч, я бы лучше сделала репортаж о хлебозаводе', - кисло сказала девушка. 'А говорила, любишь экзотику', - пожал плечами шеф.
  Через три дня Тамара сдала статью, но забыть происшедшее не получалось: каждую ночь она видела горящие глаза шамана и чувствовала его прикосновения. Она осунулась, по утрам кружилась голова и подташнивало. 'Слушай, ты, наверное, чем-то заболела, - сказала ей подруга Светка. - У меня есть знакомый, хороший врач. Давай, свожу'.
  'Через девять месяцев ваша болезнь пройдет сама собой', - весело сказал врач, осмотрев Тамару. 'Что вы имеете в виду?' - недоверчиво спросила девушка. 'Ну, как что? - удивился врач. - Вы, душечка, беременны'. 'Этого не может быть', - хотела было сказать Тамара, но слова застряли у нее в горле...
  
  Уже под утро, так и не придумав достойного финала для своего мистически-эротического опуса, я добавила в буклет слегка подкорректированные интервью (какая жалость, что не додумалась сфотографировать своих 'звезд'! - по части иллюстративного материала мое детище явно хромало). Потом вписала на отдельном листе несколько знаменитых высказываний ВП типа 'Полезных привычек не бывает', 'Влюбленность - это разновидность вампиризма' и 'Человек рожден для счастья, как страус для полета' (пусть народ порадуется!), написала на последней странице номер телефона квартиры, в которой мы все проживали, добавила: 'Звоните прямо сейчас - завтра колесо сансары может унести вас слишком далеко от пути к Истине!' и сохранила файл на дискету - от греха подальше, пока мне не пришло в голову вчитаться в него повнимательнее и уничтожить весь текст к чертовой матери. Ложиться спать было уже поздно, а чем-то занять себя до начала Игры требовалось, поэтому я умылась, оделась, взяла дискету и поехала на другой конец города приставать к несчастному бывшему бой-френду - раз уж я не сплю, то и ему нечего! Растолкать его и разъяснить с утра пораньше, что именно требуется, оказалось довольно сложно, но я доблестно справилась с задачей и отбыла восвояси, наказав строго-настрого, чтобы к концу дня все было готово. 'Выходные же начинаются, - жалобно захныкал экс-бой-френд, - где я тебе буду все это верстать и печатать?' Пришлось сделать страшные глаза - он тут же умолк и обреченно согласился вечером сдать заказ, забыв даже поинтересоваться, как я собираюсь оплачивать выполненную работу. И правильно сделал, что не поинтересовался: по правде говоря, я никак не собиралась это оплачивать. Мне почему-то казалось, что давнишнее мое участие в жизни этого субъекта окупило все мои возможные просьбы на много лет вперед.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"