Опьяненная мускатом и ВП, об Артуре я совсем забыла. Вернулась в свою палатку далеко за полночь - и слишком поздно обнаружила, что меня там уже дожидаются. Темная масса вздыбилась мне навстречу с моего же спальника, обдала концентрированными водочными парами и прошипела хриплым от ненависти голосом:
- Явилась. Как же я сразу не догадался, что ты ролдугинская подстилка?!
Ни обидеться, ни, тем более, возмутиться я не успела: он схватил меня за плечи и рывком опрокинул на полиэтиленовое днище, подминая под себя. Горлышко пустой бутылки - видимо, Артур принес ее с собой и успел выпить в гордом одиночестве - немилосердно вонзилось под лопатку. Весу в привалившей меня туше было килограммов эдак девяносто с гаком, поэтому от столь нежного обращения дыхание у меня в зобу немедленно сперло. А уж когда в лицо впечаталась широченная лапа, надежно перекрывая рот и нос разом, стало совсем не до шуток. Незваный гость то ли не соображал, что творит, то ли наслаждался властью над моим быстро начавшим задыхаться телом.
- Решила, что меня можно обвести вокруг пальца, сука? - мокрые губы почти касались моего левого уха, и яростно выплевываемые слова били прямо по барабанной перепонке. - Развести как лоха хотела?
Я попыталась что-то пискнуть в ответ, но рука только плотнее зажала рот. Казалось, все мои внутренности бьются в истерике в тщетной попытке заполучить хоть глоток воздуха.
- Думала, я за красивые глаза два дня в монтажке пахал, как конь педальный, человека из тебя делал? - другой, свободной рукой Артур принялся расстегивать и стаскивать с меня джинсы. - Н-е-ет, за все надо платить - так, кажется, твой трахаль любит говорить? Расслабься, тебе понравится.
Боль в легких и желудке уже разрывала меня на части. Тело дергалось и пыталось сбросить с себя мучителя само, без всяких команд от обезумевшего мозга. Артура это, похоже, только заводило. Не знаю, чем бы все закончилось - ограничился бы полубог режиссуры изнасилованием или заодно придушил бы меня за недостаточно уважительное отношение к его трепетной персоне, но тут случилось странное.
Между ушами у меня что-то клацнуло - звук был громким и совершенно отчетливым, словно в мою черепную коробку забрался укротитель львов и щелкнул хлыстом, призывая к порядку своих питомцев. Сразу исчезли куда-то и Артуровское сопение, и кровавые пятна перед глазами, и боль в загибающемся без кислорода тела. Я очутилась в плотном темно-сером пространстве, довольно просторном, но замкнутом, как надежно завязанный мешок. Из центра этого пространства-мешка развернулось тугой и мощной спиралью нечто похожее на предельно уплотнившийся смерч, и молниеносно прянуло вперед, как наносящая смертельный удар змея.
Странный бросок разорвал окутавшую меня пелену мешка: сначала в сознание ворвался чей-то страшный, полупридушенный не то вскрик, не всхлип, а потом вернулась боль. Задыхаясь, я хватала воздух ртом, и он драл глотку и пищевод так, словно каждая его частичка вдруг обросла колючками. В горле что-то булькало и сипело, а желудок и мышцы рук все еще сводило спазмами, но Артура на мне уже не было. Местонахождение пропажи обнаружилось только минуты через две, когда тело наконец успокоилось и перестало судорожно, с икотой заглатывать вожделенный воздух, а я сама смогла сесть и оглядеться. Мой мучитель лежал в шаге от меня на боку, сложившись пополам и подтянув к животу руки и ноги. Он не шевелился и даже, кажется, не дышал.
Оцепенев, я долго смотрела на эту застывшую гору мяса, еще недавно такую живую и исступленно двигавшуюся. Что с ним могло случиться за те краткие мгновения, пока я была без сознания? В памяти немедленно всплыл рассказ Валика о первом пробуждении Зверя, и мне стало жутко до озноба. Неужели я его убила? То есть не я, конечно, а эта полузмея-полусмерчь - но какая теперь разница, и кто мне поверит? Мысль о том, что надо позвать на помощь ВП, вспыхнула и погасла: теперь сам господь Бог мне не поможет, не то, что какой-то там Мефистофель. А может, он именно этого и добивался? Я живо представила, как Ролдугин с доброй, почти отеческой улыбкой рассказывает мне о том, что каждому настоящему духовному искателю непременно нужно пройти через суму и тюрьму - и чуть не разревелась от жалости к себе. Перед глазами с головокружительной быстротой промелькнули удручающие картины: следователи и судмедэксперты, изучающие место преступления; запакованное в черный полиэтилен тело Артура; конвоиры, ведущие меня в камеру; наручники, суд, шумиха в газетах, закрытие проекта, укоризненные взгляды друзей, расстроенные лица родителей...
Потом я все же взяла себя в руки и заставила потрогать мертвое тело, лежащее на месте так и не состоявшегося изнасилования. Оно было обмякшим, но теплым. Обнадеженная результатами исследования, я потрясла Артура за плечо. То ли мне послышалось, то ли из его рта таки вылетел какой-то тихий, нечленораздельный звук. Тогда я совсем осмелела и попыталась перевернуть его на спину. Артур тут же резко застонал и, как только я отпустила его плечи, снова свернулся в позу зародыша.
Пациент был определенно жив, но то ли контужен, то ли ранен. Я порылась в рюкзаке, нашла фонарик и посветила на ночного гостя. Ни повреждений, ни пятен крови заметно не было. Одежда режиссера была порядком измятой, но совершенно целой, лицо - синюшно-бледным.
- Уйди! - промычал он сквозь зубы, когда луч света скользнул по его физиономии.
- Тебе плохо?
- Уйди!
- Где болит?
- Уйди!
Задав еще с десяток разнообразных вопросов и получив в ответ неизменное "Уйди!", я наконец догадалась просканировать состояние Артура - и ахнула. Создавалось впечатление, что кто-то со всей дури жахнул его поленом прямо в живот. А потом, не удовлетворившись достигнутым результатом, нанес аналогичный удар в пах. Телевизионному светилу было не просто больно - непереносимо больно. И стыдно. И обидно. А также униженно и оскорблено. И еще черт знает какая смесь из ядовитых эмоций клубилась в его разом протрезвевшем мозгу и прочих органах.
Мне даже стало его жаль - не столько его самого, сколько его ни в чем не повинную тушку, пострадавшую из-за непомерно раздутого самомнения и непробиваемого кретинизма владельца. Я подышала, активизировала руки и собралась было дистанционно подлечить несносного идиота - не валяться же ему тут до утра, корчась от боли! Но тут опять случилось странное: едва я протянула ладони к солнечному сплетению Артура, как он ощетинился, с трудом приподнялся и отполз от меня к выходу. Пришлось придать голосу максимум миролюбивости и сообщить:
- Я хотела боль снять...
- Ага, как же, - выплюнул Артур и с усилием вывалился из палатки. Мне даже на секунду показалось, что в его голосе вместо прежней ненависти звучал страх, но я больше не стала вслушиваться в его эмоциональный фон. Не хочет помощи - и не надо, черт побери! Пусть катится на все четыре стороны. Можно подумать, это я его изнасиловать пыталась, а не он меня...
Заснуть после подобного происшествия сном младенца проблематично. Лезть в пропахший Артуром спальник решительно не хотелось, а без него было зябко, хоть я и натянула поверх джинсов и футболки утепленный спортивный костюм. Столпившиеся в голове мысли напоминали стайку нахохлившихся под стылым осенним ветром воробьев: не скакали, перепрыгивая с место на место, а угрюмо жались друг к другу. Что это было, и что теперь будет? Что пробудилось во мне после щелчка в голове, и откуда оно взялось? Чем это что-то звездануло Артура, и насколько серьезно он травмирован? Как выстраивать отношения с жертвой-насильником, и выстраивать ли их вообще? Сообщать ли ВП о бандитском вторжении режиссера в мою палатку, или сделать вид, что ничего не было? Я промаялась до утра со своими оцепеневшими воробьями, но так ничего и не решила.
На рассвете выбралась из палатки и пошла в березовую рощицу - приводить в порядок потрепанное эфирное тело. Там-то меня и нашел Филя - в самый разгар комплекса кастанедовских упражнений. Сначала он вежливо кашлял, пытаясь привлечь к себе внимание, потом размахивал руками и корчил рожи, затем наконец не выдержал и возопил громким шепотом:
- Тебя Ролдугин зовет!
Это было что-то новенькое: разыскивать меня в несусветную рань, да еще и отправлять за мной Филю. Вот так же, помнится, вызывал царь-батюшка пред свои светлы очи полусонного Ивана-дурака, чтобы ошарашить его очередным невыполнимым поручением.
Предчувствия не обманули: ВП послал по мою душу вовсе не потому, что соскучился и изнемогал от желания лицезреть своего ненаглядного главного тренера. В шатре у него сидел Артур. Лицо режиссера ничуть не посвежело с тех, как я рассматривала его в неверном свете карманного фонарика: отросшая щетина придавала бледному лицу землистый оттенок, щеки валились, глаза поблескивали каким-то нехорошим светом. Было ясно как божий день, что этот гнусный тип, едва очухавшись, прибежал на меня жаловаться. А я-то еще раздумывала, рассказывать о том, что он вчера вытворил, или нет! Чуть на тот свет меня не спровадил, герой-любовник, а теперь сидит, изображая из себя потерпевшего. Представляю, что он успел насочинять, и с каким пафосом требовал моей крови... то бишь увольнения.
ВП выждал несколько секунд, пока мы с несчастной жертвой собственной похоти обменивались отнюдь не самыми любящими взглядами, а потом сухо сообщил:
- Артур хочет у нас учиться.
Я продолжала на автомате мысленно парировать воображаемые обвинения режиссера, поэтому смысл фразы не сразу дошел до сознания.
- Хочет... чего?!
- Пройти полный курс магического обучения, - с расстановкой, как двоечнику-недоумку, пояснил Ролдугин.
С трудом переварив новость, я постаралась придать физиономии вменяемое выражение и ответила почти спокойно:
- Отлично. Только обучающих программ у нас сейчас нет. Или вы собираетесь включить его в одну из команд прямо на проекте?
Шеф покачал головой:
- Учить его будешь ты.
- Владислав Петрович считает, что для обучения непосредственно у него я еще не дозрел, - язвительно вмешался в наш странный диалог Артур.
- А до обучения у меня, стало быть, вполне?! - я бросила на ВП возмущенный взгляд, в ответ на который он преспокойно кивнул:
- Именно. После того, что вчера у вас произошло, это будет отличной практикой.
- Вы шутите?!
Он не шутил. И даже прочитал мне лекцию о том, что маги в принципе не должны попадать в подобные ситуации, порождающие жесткие кармические завязки, но уж коль скоро такое случилось - надо исправлять собственные ошибки, изживать негативный опыт, гармонизировать отношения, и прочая, и прочая, и прочая. Я заставила себя понимающе покивать и даже пару раз поддакнуть: не устраивать же скандал при постороннем. И только когда Артур ушел, получив заверения, что сегодня вечером начнется первый этап обучения, дала волю эмоциям:
- Вы в курсе, что он пытался меня изнасиловать?
Ролдугин кивнул.
- А что он меня чуть не задушил?
- До этого бы не дошло.
- Вам-то откуда знать?!
- Ситуация была под контролем от начала и до конца.
- Что?! - я почувствовала себя так, словно мне снова перекрыли кислород.
- Сколько раз я тебе говорил, что всегда знаю, что с тобой происходит? - насмешливо улыбнулся ВП. - Да и тебе никто не мешал просканировать палатку, прежде чем в нее лезть. Расслабилась, выпала из потока - вот и получила по заслугам.
- Вы все видели... и не вмешались?! - это сумасшедшее утро явно норовило побить рекорд предыдущей безумной ночи по количеству потрясений.
- Было бы нужно - вмешался бы. Но ты неплохо справилась и сама, - он покровительственно погладил меня по руке, и я дернулась от этого прикосновения так же, как ночью Артур - при моей попытке облегчить ему боль.
- Разозлить тебя еще проще, чем возбудить, - засмеялся Ролдугин. - Совсем как нашего горе-режиссера. Ты замечала, что вы чудовищно похожи?
- Неправда.
- Мните себя пупами земли - раз. Самоуверенны до безобразия и при этом ничего толком не умеете - два. Закипаете от гнева при столкновении с более могущественными людьми - три. Продолжать?
Я ничего не ответила: одна часть меня и впрямь уже кипела и побулькивала, другая - изо всех сил сдерживала рвущийся наружу пар.
- Ладно, ему-то простительно, он бревно неотесанное. Но ты! Трижды заслуженный духовный искатель, - продолжал издеваться Владислав Петрович. - Видный ученый. Умная женщина. Наиглавнейший тренер проекта. Не говоря уже о том, сколько времени и сил на тебя потратил лично я. И все впустую.
Будь я чайником со свистком, воздух давно оглашали бы пронзительные трели. Будь я диким индийским слоном - затоптала бы обидчика к чертовой матери. Будь я негром преклонных годов... Тут мне наконец стало смешно, и к первым двум субличностям - негодующей и подавляющей - прибавилась третья, не без интереса наблюдающая, как умело ВП нажимает на кнопки моих эмоций. Злость, обида, гордость, ненависть, ярость, отчаяние - все послушно активировалось от малейшего прикосновения мастера.
Он тут же заметил перемену в моем состоянии и сменил тон с обличающего на задушевный:
- Любой маг через это проходит: кажется, что все дерьмо изнутри уже вычерпал, а его там только больше становится. Потому что ты и есть это самовоспроизводящееся дерьмо. И пока ты не освободишься от себя - твое расчудесное персональное дерьмо никуда не денется.
- Ясно, - резюмировала я и попыталась нажать на кнопки самого Владислава Петровича. - Поскольку с помощью самой крутой в мире тренинговой системы, Стены огня и даже самого Мефистофеля извести меня не удалось, задействуем Артура в качестве тяжелой артиллерии.
Попытка провалилась: то ли уязвимые точки у ВП и впрямь отсутствовали, то ли я била не в то место.
- Именно, - равнодушно кивнул он. - Он сейчас для тебя лучшее зеркало. И лучший объект для работы. Сделаешь из этого фанфарона настоящего мага - глядишь, и сама чему-нибудь научишься.
- Слушаюсь и повинуюсь, мой падишах, - фыркнула я, поднялась и направилась к выходу из шатра.
- Куда это ты? - удивился Ролдугин, снова меняя тон - на сей раз на обольстительно-обворожительный. - Я думал, мы вместе позавтракаем.
- Аппетит, простите, дерьмовый. Как-нибудь в другой раз, - я почти шагнула за порог, но вспомнила, что не спросила о самом важном, и обернулась: - Кстати, всевидящий вы наш: не подскажете, чем я ночью свое "зеркало" так удачно огрела?
- Энергией кундалини, чем же еще? - удивился шеф.
Понятнее не стало, но легче - определенно.
- Значит, Зверь, который в Валике пробуждался, не при чем? - уточнила для надежности.
- Ну какой зверь в тебе может пробудиться, Ника? Разве что сердитый хомячок. Не морочь голову. Подъем кундалини до уровня солнечного сплетения и удар по сопернику - этим трюком любой мало-мальски серьезный мастер восточных единоборств владеет.
- Но я никогда не занималась единоборствами.
- А ты покопайся в прошлых жизнях - еще и не то обнаружишь, - подмигнул ВП.
Тут у него завибрировал телефон, и я наконец удалилась, бурча про себя, что мне не до копания в прошлых жизнях - с нынешней инкарнацией разобраться бы...
Работа с Артуром, как и следовало ожидать, оказалась каторжной. Вместо того чтобы приходить в себя после изматывающих ежедневных Игр и тренингов, общаться с друзьями, гулять по окрестным лесам и просто жить, все свое свободное время я тратила на занятия с человеком, общество которого с трудом выносила. Нет, он больше не пытался завалить меня на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, не оскорблял, не ерничал и не саботировал занятия. С убийственной серьезностью и даже какой-то осатанелостью он старался выполнять все мои указания по раскачке и гармонизации энергетических центров - но ничего не выходило. Ровным счетом ничегошеньки. Каждый вечер в моей палатке разыгрывалась одна и та же мучительно-скучная пьеса:
- Визуализируй ярко-красный цвет в первом центре.
Пауза.
- Есть.
- Почувствуй там тепло и распирание.
Пауза.
- Ничего не чувствую.
- Представь потоки энергии, поднимающиеся вверх по ногам.
Пауза.
- Есть.
- Ощущения в первом центре?
Пауза.
- Никаких.
- Подыши через низ живота.
Пять минут старательного сопения.
- Появились ощущения?
Пауза.
- Нет.
Варьировались способы энергетической накачки. Становились все изощреннее техники повышения чувствительности. Вместо и вместе с муладхарой мы пытались активизировать свадхистану, манипуру, анахату, вишудху и даже аджну - последовательно, параллельно, задом наперед и сикось-накось. Я правила Артуру спину, заставляла его обливаться холодной водой, делать "дерево", осознанно дышать и медитировать при ходьбе. Результат оставался неизменным, то есть нулевым. Визуализировать Артур мог все что угодно: тысячелепестковый лотос, сонм многоруких и многоцветных божеств, тринадцать вариантов видеоклипа о подъеме кундалини, вращающиеся трехмерные мандалы и расширяющиеся четырехмерные вселенные. Прочувствовать он не мог совершенно ничего - даже для того, чтобы зафиксировать прикосновение к коже холодного или острого предмета, ему приходилось прикладывать усилия. При сканировании его состояния у меня создавалось впечатление, что тело и сознание нашего режиссера существуют в разных, абсолютно не пересекающихся плоскостях. Точнее, сознание существовало стабильно и постоянно демонстрировало себя то с одной, то с другой стороны, а тело являлось лишь фикцией, фантомом, призрачной тенью - впрочем, тенью довольно плотной, объемной и прожорливой.
С такими уникумами я не то, что раньше не сталкивалась - даже не догадывалась о возможности их существования. И совершенно не представляла, как решить поставленную шефом задачу и научить Артура управлять своей энергетикой. Ибо как управлять тем, чего как бы и нет? От приложенных мной усилий даже иссохшее в труху бревно уже зашевелилось и зазеленело бы, а наш режиссер продолжал упрямо талдычить "Не чувствую. Изменений нет. Ощущения не появились".
- Ты что, и с женщинами ничего не чувствуешь? - однажды не выдержала я.
- Не твое дело, - почти спокойно ответил он, и лишь заходившие желваки свидетельствовали о том, насколько больную тему я зацепила.
Напряжение между нами все росло и росло. Давно пора было обращаться за помощью к ВП, но расписаться в полном собственном бессилии мне мешала гордость и подозрение, что "неуд" любимый шеф с наслаждением влепит, но правильного ответа так и не подскажет. Однако после того как Артур начал жаловаться на боли в крестце, мне пришлось засунуть самолюбие подальше и отправиться на поиски Ролдугина.
Последние две недели мы почти не пересекались: он то мотался в столицу с очередными талантливыми протеже из числа менестрелей (неизменно женского пола), то пропадал в топорщащемся антеннами, трубами и непонятными спиральными конструкциями палаточном городке изобретательных дедалов. Там я его и обнаружила - возле стоявшего под навесом загадочного агрегата, состоявшего из нескольких гигантских медных катушек, соединенных с не менее огромными электросхемами и изогнутыми под несусветными углами алюминиевыми трубками. Устройство то гудело как простуженный шмель, то вдруг срывалось на фальцет и начинало угрожающе попискивать. Всклокоченный ВП в сдвинутых на лоб очках, в потрепанных джинсах и клетчатой телогрейке на голое тело гораздо больше напоминал прежнего шефа, чем свое теперешнее пижонистое воплощение. Когда я подошла, он как раз отобрал паяльник у одного из напрасно возмущавшихся дедалов, сказал: "Учитесь, пока я жив!" и принялся что-то к чему-то припаивать.
"Видела бы это Ирина..." - подумала я, созерцая чумазое лицо и пылающие священным огнем глаза. Что-то подсказывало мне, что прежний Ролдугин с трудом представлял, как функционируют простейшие электрические приборы, а паяльник и вовсе видел только на картинках.
- А, Ника, привет! - небрежно кивнул он в ответ на мое приветствие. - Смотри, что мы тут сотворили.
И щелкнул тумблером. Устройство взвыло, перешло с фальцета на ультразвук, зашипело, потом страшно затрещало и вдруг разродилось толстой метровой молнией нежно-сиреневого цвета.
- Впечатляет? - гордо спросил он, как молодой папаша, демонстрирующий умиленным родственникам своего новорожденного первенца.
- Впечатляет, - признала я. - А что это?
- А еще физик называется! - он вернул паяльник обделенному дедалу и задумчиво потрогал один из искривших контактов. Контакт немедленно стукнул нахала током - я даже успела разглядеть проскочившую прямо между пальцами Ролдугина яркую белую искру - но тот и глазом не повел.
- Влад, ты бы все-таки того, - озабоченно покачал головой второй дедал, без паяльника, зато с большим мотком черного кабеля на плече, - поосторожнее. Все-таки полторы тысячи вольт...
- Я же объяснял: тело - это функция сознания, регулируемая в широких пределах, - возразил ВП, назидательно поднимая стукнутый током, но совершенно невредимый палец. - А проводимость тела - и подавно. Ты по делу, или просто соскучилась? - повернулся он ко мне, вытирая руки о прожженные в нескольких местах джинсы.
- По делу.
Он сожалением посмотрел на хлопочущих вокруг молниеметательной установки дедалов, вздохнул: "Ладно, идем" и быстро зашагал в сторону речки, предоставив мне возможность вприпрыжку бежать следом. Остановился Владислав Петрович только у самого берега, присел на корточки, и с наслаждением погрузил кисти в воду.
- К высокочастотным токам я клетки уже приучил, - пояснил он, не оборачиваясь, - но кожа пока все равно пересыхает.
- Так все-таки, что это за установка? - спросила я, усаживаясь рядом на песке.
- Без пяти минут вечный двигатель первого рода.
- Хм. Извлекать электричество из сети и превращать его в искровой разряд любой радиолюбитель умеет. Тоже мне, вечный двигатель.
Ролдугин отряхнул руки и победно посмотрел на меня:
- Я так и знал, что самое главное ты просмотришь.
- Что - главное?
- Нет там сети, вот что. К розетке только паяльник подключен, да и то без надобности - скорее, по привычке.
- Откуда же вы энергию берете? А напряжение в полторы тысячи вольт как генерируется?
- Из воздуха. Точнее, из эфира.
Час от часу не легче! То он базовые законы физики опровергает, то старомодную, давно выброшенную на помойку истории теорию эфира реанимировать пытается. На словах я ничего не возразила, но Владиславу Петровичу было вполне достаточно моих разгромных мыслей: он подобрал сухой прутик и принялся увлеченно чертить на песке схемы, сопровождая их пространными комментариями.
Суперструны и эфирные вихри, Тесла и Эйнштейн, дробная размерность пространства и ошибочность господствующей квантово-полевой теории, неисчерпаемые запасы энергии в ионосфере Земли и бензиновое лобби, подсадившее человечество на углеводородную иглу, резонансные ловушки для грозовых разрядов и генераторы шаровых молний - информация лилась таким ошеломляющим потоком, что очень скоро я устала возражать против антинаучных идей ВП и только молча следила за пируэтами ольхового прутика в ролдугинских руках.
- Ладно, - сказал он через пятнадцать минут, заметив, что глаза у меня совершенно осоловели. - Хватит теорий. Рассказывай лучше, что опять накосячила.
- Не вышел из меня гуру, - вздохнула я и поведала о сложностях с Артуровскими мозгами и телесами. - Конечно, по сравнению с поимкой вселенских эфирных вихрей и переустройством мира это фигня, но у него уже боли в крестце появились. Видимо, что-то я не так делаю.
- Ты все не так делаешь, - обобщил добрый шеф. - Заблокировала ему первый центр - и еще удивляешься, почему ничего не получается.
- Ничего я не блокировала. Честное пионерское.
- Что, опять разжевывать? - Ролдугин стер с песка свои возвышенные схемы и начертил двух огуречных человечков - одного в шортах, другого - в юбочке. - Ты его рассматриваешь как кого? - вопросил он, упираясь прутиком в живот человечка-"мальчика".
- Как ученика. Вы же сами сказали...
- Я много чего сказал. Но ты продолжаешь воспринимать его как насильника, - прутик обвиняюще уперся в грудь человечка-"девочки". - А как защитить себя от насилия, постоянно общаясь с таким "страшным" типом? - Прутик снова переместился к "мальчику" и одним резким движением заключил его в кружок: - Сделать его слабым и безопасным. То бишь практически импотентом. Вопросы есть?
Я долго думала, прежде чем ответить:
- Звучит вполне логично, признаю. Но я вам голову даю на отсечение, что ничего такого не делала. И даже не собиралась. Может, он сам... того?
Ролдугин расхохотался:
- Чего - того? Обрезание себе сделал в порыве раскаяния, и кастрацию заодно?
Я пожала плечами:
- Он товарищ неадекватный, так что ожидать можно чего угодно.
- Кто бы говорил. Задавила мужика до полной невменяемости и даже не заметила, как это сделала, мисс адекватность!
- Не убедили. И вообще, я пришла посоветоваться, а не выслушивать беспочвенные обвинения.
- Ах, тебе советы нужны? Изволь. Ученика надо любить, иначе ты ничему не сможешь его научить - это раз.
На меня сразу напало уныние: совершенно очевидно, что полюбить Артура я не смогу, даже если это будет единственным условием моего просветления.
- А во-вторых, - продолжал меж тем Владислав Петрович, - невозможно обучить человека сексуальной магии, не используя эту самую магию.
Уныние как ветром сдуло, зато каждой волосок на моем теле встал дыбом:
- Вы на что намекаете?!
- Не намекаю - сообщаю открытым текстом: переспи с ним, если не можешь по-другому преодолеть свое неприятие.
- Я? С Артуром?! Вы что, с ума сошли?
- А почему бы и нет, собственно? Или ты собираешься хранить мне верность до гроба? Так мне это на фиг не нужно.
В шоковом состоянии у меня вечно случаются какие-нибудь перебои с телом. На этот раз отказал слух: я внезапно оглохла на несколько секунд, и наступившей ватной тишине смотрела, как ВП продолжает ритмично раскрывать и закрывать рот, не произнося ни слова. Слух вернулся только после того, как шеф поднялся, подошел ко мне сзади и двумя короткими рывками вправил шею.
- Преодолеть ревность - еще не значит преодолеть свою моногамию, - донесся до меня его голос вместе с хрустом позвонков. - Тебе нужен опыт с другими мужчинами.
- Зачем? - с голосовыми связками у меня тоже что-то случилось, и звук получился вымученно-несчастным, как у героини дешевой мелодрамы.
- А зачем вообще человеку новый опыт? Зачем мы пробуем разные блюда, если можем с успехом всю жизнь жрать одну картошку? Зачем каждый день меняем одежду, если одной шкуры хватило бы лет на двадцать? Зачем все это, - он обвел рукой полигон, - если можно лежать на диване, тупо смотреть телевизор и не подвергать себя лишним волнениям?
Должно быть, Ролдугин договорился бы до того, что и эволюционировать из амебы в человека предкам такой лентяйки, как я, было совсем необязательно, но тут к нам подскочил один из дедалов со странной закопченной загогулиной в руках:
- Влад, у меня опять преобразователь полетел. Третий за сегодня! Я же говорил, что ни черта не выйдет...
- Спокойно, Жека, сейчас разберемся, - ВП взял у него оплавленную загогулину и, рассматривая ее на ходу, направился обратно в логово изобретателей не пойми чего, даже не попрощавшись со мной. Низкорослый Жека с длинными, почти казацкими усами припустил следом, что-то возбужденно рассказывая и размахивая руками.
А я побрела к себе оглушенная и пришибленная, и провела в этом состоянии весь остаток дня. Как мужчина Артур меня, мягко говоря, не привлекал. Напрасно я напоминала себе, что способы преодоления внутренних ограничений, как и подвиги, не выбирают. Напрасно пыталась настроиться на предстоящее сексуальное общение с коллегой по проекту как на неприятную, но необходимую работу. Напрасно твердила магическое слово "тренинг", вспоминала свое первое падение с подоконника и проводила параллели между страхом высоты и неприятием нашего дивного режиссера. Доводы рассудка не действовали. Личность бунтовала и вопила, что она не какая-нибудь овца, чтобы чуть ли не каждый божий день водить ее на заклание, пусть даже ради высоких идей. Саботажнице вторил подлый внутренний голос, подвергавший сомнению мои способности в деле соблазнения мужчин с дурным характером и заблокированным первым центром. К изменникам присоединилась и тушка, поэтому при одной лишь мысли о том, что мне придется делать с Артуром, к горлу подкатывала волна тошноты. Похоже, тело являлось функцией сознания только у ВП, в моей же энергоинформационной системе бразды правления принадлежали кому угодно, кроме меня самой. Впрочем, не очень-то мне и хотелось обрести контроль над собственным организмом, чтобы тут же бросить его в объятия насильника-импотента.
Ночью подсознание, донельзя утомленное этими терзаниями, само нашло выход из создавшегося тупика. Пока личность дрыхла на пару с внутренним голосом, а неосознанная тушка валялась в палатке аккуратным бревнышком, заботливо засунутая в спальник, мы с подсознанием, как и положено честным и добросовестным пионерам, выполняли наказ ВП и занимались с Артуром...
Нет, это был совсем не секс. Или не совсем секс. Или... Словом, режиссер был. Одежд на нем не было. На нас с подсознанием - тоже. И наши руки (их в самом деле было четыре, или мне показалось?) скользили по телу Артура, аки лебеди по глади озера. Нет, аки чемпионы мира по фигурному катанию - по льду катка в Медео. Нет, аки теплые потоки восходящего воздуха - по тронутым изморосью отвесным скалам. Словом, профессионально так скользили. И даже артистично, я бы сказала. А режиссерское тело реагировало на эти прикосновения вполне стандартным образом, словно никто никогда не подавлял его энергетику, не блокировал нижних центров и не совершал прочего насилия над ценной творческой личностью.
Однако никаких поползновений на нашу с подсознанием честь и достоинство Артур не предпринимал. Не до того ему было, ибо он занимался под нашим присмотром подъемом кундалини, и сия вдохновенная магическая процедура у него впервые получалась. Это я знала точно, так как частично присутствовала в собственном теле, а частично - в нашем телевизионном светиле. Переживание было на удивление эротичным: жаркая волна сексуального возбуждения медленно, пульсирующими толчками ползла вверх по позвоночнику. Тело плавилось и дрожало. Легкие касания пальцев обжигали и заставляли трепетать каждую клетку. Даже мастера Тантры обзавидовались бы глубине нашего резонанса - куда уж там простым смертным с их обычным коитусом! Казалось, взаимодействовали не два тела, а два грозовых облака, звенящих от накопившегося на водяной взвеси электричества.
Внезапно в голове у меня щелкнуло, но вместо черного провала, случившегося в ночь вторжения пьяного Артура, на нас с подсознанием обрушилась лавина красок и звуков. Пространство вращалось по спирали и яростно полыхало алыми, малиновыми, багряными и рубиновыми вспышками. Накатывались и отступали волны бархатно рокочущего, почти физически ощутимого гула. По мере подъема энергетической волны огненно-красный сменялся оранжевым, перетекал в янтарно-желтый и светло-шафрановый, зеленел до салатного, становился насыщенно-изумрудным, выдавал яркие синие всполохи, а потом сгущался до темно-фиолетового. К гулу постепенно добавлялись средние и низкие частоты, промодулированные мужскими и женскими голосами, поэтому теперь он звучал как величественная (правда, несколько оглушительная) оратория. В финале пространство стало чернильно-черным и взорвалось миллиардами искр, каждая из которых разворачивалась в целую вселенную, стоило сосредоточить на ней внимание. Не осталось ни Артура, ни нас с подсознанием - только пространство продолжало звучать и пульсировать на разные лады.
Насладиться пафосом момента мне не дали: в голове опять щелкнуло, и я проснулась в своем спальнике, потрясенная, как житель таежной глуши, по ошибке попавший в Большой театр. Кто бы мог подумать, что наш дубовый телегений способен на такие фейерверки?
Не прошло и получаса, как он нанес мне официальный визит: пошуршал в кустах, вежливо покашлял у палатки, испросил разрешения на аудиенцию (учитывая сочившуюся сквозь затянутое москитной сеткой окошко предрассветную серость, это было весьма уместно), а затем материализовался пред моими светлыми очами целиком - сияющий, как отполированная лампа Аладдина. И, к счастью, вполне одетый.
- Тебе ведь снилось то же самое? - полуутвердительно спросил он, усаживаясь возле меня по-турецки.
Я поборола искушение прикинуться недоумевающим чайником, неосведомленным кофейником или возмущенным самоваром и молча кивнула. В конце концов, мы с подсознанием эту кашу заварили - нам ее и расхлебывать.
- Так я и думал, - удовлетворенно кивнул Артур. А потом вдруг взял мою руку и стиснул ее в своих горячих ладонях. Отвращения его прикосновения у меня больше не вызывали, однако манипура настороженно сжалась: ну вот, начинается. Сейчас придется завершать виртуальную прелюдию реальным сексом, черт бы побрал ВП с его дурацкими указаниями!
Но режиссер уже отпустил мою нежную длань и широко улыбнулся:
- Не бойся, домогаться тебя больше не буду. Просто хотел спасибо сказать.
У меня отвалилась челюсть. Это был какой-то совсем другой Артур. От него веяло силой и чем-то средним между добродушием и счастьем.
- Первый центр чувствую отлично, - отрапортовал он с хвастливой гордостью. - Пробовал волну запускать - кажется, тоже получается.
Меня на мгновение окутало что-то теплое и щекочущее, как пуховый платок, и тут же отступило.
- Слабовато пока, - спокойно констатировал он, - но мы ведь будем заниматься дальше?
И что мне оставалось делать, кроме как снова кивнуть?!..
С этого дня изменилось все. Артур занимался с жадностью крепостного холопа, благодаря случаю научившегося читать и пробравшегося в роскошную помещичью библиотеку. Он осваивал каждую технику за пару-тройку дней и все требовал чего-нибудь новенького. А я обнаружила, что после этой странной ночи могу "влезать" не только в чужие тела, но и в картинки, проносящиеся перед чужим внутренним взором. Лучше всего это получалось при работе с нашим режиссером: он обладал тем самым ярким и объемным образным мышлением, которого всегда не хватало мне самой, поэтому подключение к визуальному ряду Артура словно открыло окно в новый мир. После двух недель тренировок я научилась видеть то, что он представлял, даже если мы находились на разных концах полигона, и наконец поняла, что имел в виду ВП, когда утверждал, будто всегда знает, что со мной происходит...
- Можешь ведь, когда хочешь, - сказал Ролдугин, когда я рассказала ему о прорыве в своих занятиях с Артуром.
- И спать с учеником для этого совсем необязательно, - поддела я его.
- А кто тебя заставлял с ним спать? - фыркнул шеф. - Я всего лишь сформулировал задачу так, чтобы вынудить тебя найти нестандартное решение. Иначе бы вы до сих пор никуда не продвинулись.
Я чуть было не разозлилась по привычке, но попробовала посмотреть на происходящее глазами ВП и обнаружила, что в его словах нет и капли издевки. Он действительно считал, что эффективность и результативность действий превыше всего, а мешающие процессу мысли и эмоции - всего лишь не заслуживающий внимания мусор. Мир, который он видел, не был скучно-упорядоченным, как у меня, или красочно-хаотичным, как у Артура. Он напоминал светящийся информационный бульон, о котором когда-то упоминал прежний ВП: находящиеся в непрерывном движении большие и маленькие структуры образовывали тысячи связей друг с другом, то разрастаясь и усложняясь, то деградируя и распадаясь. И в этом постоянно меняющемся, похожем на танцующую паутину пространстве Владислав Петрович по законам одной ему известной логики выстраивал новые светящиеся связи, создавая одни структуры и разрушая другие. Не имело значения, довольны ли этими новыми сочленениями отдельные элементы системы, или рыдают от отчаяния и бьются головой об стену в тщетной попытке вернуться к привычной жизни: шефа заботила лишь картина мира в целом, ее соразмерность и способность к развитию.
Несколько минут, проведенных в этом пространстве, вызвали у меня такое головокружение, что пришлось открыть глаза и растереть виски.
- А ты думаешь, мне легко? - усмехнулся ВП. - Тяжелая это работа - мир переделывать. Зато интересная.
Я поежилась: лучше бы он любезничал с Лялей и прочими новыми фаворитками, или язвил и ругал меня последними словами, чем смотрел холодным взглядом сверхчеловека, изучающего людишек как копошащихся у его ног муравьев и бесстрастно раздумывающего над целесообразностью сохранения человеческой популяции.
Ролдугин засмеялся и привлек меня к себе:
- Вот бука. Опять страшилок понапридумывала. Когда же ты перестанешь видеть угрозу во всем, что тебе непонятно?
Я на секунду замерла в его объятиях, с досадой ощущая, как соскучилась по этому теплу, и осторожно освободилась. ВП был прав: так же, как и Артур, я ощущала себя униженной рядом с существом, которое настолько опережало меня в развитии, что читало мои мысли и видело меня насквозь. И так же, как Артур, не видела другого выхода, кроме отчаянных попыток дотянуться до того же уровня - словно вскарабкаться на ту же ступеньку, закрепиться на ней и вновь почувствовать свою неуязвимость.
У Артура это пока получалось гораздо лучше. Он не только освоил все, чем я могла поделиться, и научился посылать вполне ощутимые сексуальные импульсы, но и в один прекрасный день заявил, что хочет походить по углям. Я даже не спросила, зачем: жажда реванша была слишком очевидна. Но кто посмел бы осудить человека за то, что он хотел реабилитироваться после позорного катания по траве с обожженными пятками на глазах у всех участников проекта? Я не посмела.
Ах, какой это был триумф! С заранее выставленными камерами, с собравшимся у костра народом, с гениально смонтированными кадрами, на которых Артур подчеркнуто неторопливо шел по еще не успевшим подернуться пеплом, пламенеющим в темноте углям, а потом покровительственно обнимал меня за плечи и вещал на всю страну, что для людей, участвующих в нашем проекте, возможно все - даже невозможное...
Способный ученик сдержал свое обещание и меня действительно больше не домогался. Наблюдая за тем, как стремительно повышается его умение управлять своими энергиями, я с тревогой думала о том, что скоро домогаться начнут его самого. Тревожила меня вовсе не потенциальная популярность Артура у лиц противоположного пола, не перспективы созерцать толпы бегающих за ним поклонниц и даже не призраки следующих страждущих обучиться сексуальной магии, штурмующие мою палатку. Непонятно откуда взялось и с каждым днем крепло опасение, что я создала демона и выпустила его на свободу.
Опасение оказалось пророческим: не прошло и недели после углехождения, как мне приснился абсолютно порнографический сон с участием Артура и одной из передвижниц - девушки, у которой, как мне казалось, был роман с кем-то из менестрелей. Я решила, что просто переобщалась с ученичком, отнесла сон к категории ночных кошмаров и выбросила его из головы.
Однако на следующую ночь он повторился почти один в один - изменились лишь некоторые позы, да партнершей нашего замечательного режиссера теперь была одна из орлиц - вообще дама замужняя и во всех отношениях правильная. На этот раз я озадачилась. Пораскинула мозгами. И пошла искать Артура.
Он обнаружился в сосновом бору, и не один, а с барышней из команды хитрых лис. Слава богу, на сей раз обошлось без разврата, однако сексуальная энергетика перла настолько мощно, что чувствовалась метров за двести. Худенькая блондиночка-лиса млела, привалившись спиной к сосне и почти не слушая ахинею, которую для отвода глаз нес зарвавшийся соблазнитель. Меня голубки не замечали, пока я не подошла вплотную и не произнесла не терпящим возражения голосом:
- Артур, можно тебя на минутку?
Блондиночка посмотрела на меня как на гремящее кандалами, окровавленное привидение, некстати ворвавшееся в супружескую спальню. Сладкий туман в ее глазах и не думал таять. Артура мое появление тоже не слишком обрадовало, однако он повел себя адекватнее: ласково улыбнулся жертве собственного... гм... обаяния и пообещал скоро вернуться, а затем, не меняя выражения лица, ни тембра голоса, повернулся ко мне:
- Я весь к твоим услугам.
- Ты что творишь? - возмущенно прошептала я, когда мы отошли на несколько метров от застывшей в трансе девицы.
- А что я творю? - Артур снова улыбнулся, на сей раз - заинтересованно.
- Я зачем с тобой занималась? Чтобы ты половину участниц перетрахал?!
- Я и тебе предлагал - ты сама отказалась. А теперь жалеешь, что ли? - игриво подмигнул он.
- Да нельзя организаторам проекта вступать в сексуальные отношения с участниками, неужели непонятно?! Или тебя ЮЛ не инструктировал, когда на работу брал?
- Интересно получается... - Артур сделал вид, что собирается обидеться. - Мне теперь ни с кем и поговорить уже нельзя - так, что ли?
- Говори, сколько влезет. А в постель их тащить не смей!
- Ай-яй-яй, - скабрезно ухмыльнулся режиссер. - Подглядывать нехорошо, Никуша. Особенно - используя магические способности. Или тебя Ролдугин этому не учил? Ну да ладно, я человек не жадный. Любуйся, сколько хочешь. Надеюсь, тебе понравилось?
Обрушить на голову нахала громы и молнии мне помешал Паша, подкравшийся к нам незамеченным и сообщивший донельзя суровым голосом, что ему необходимо срочно со мной поговорить. Боюсь, что я одарила его примерно таким же взглядом, каким на меня совсем недавно смотрела очарованная Артуром блондиночка-лиса. Но Паша выдержал его, не моргнув глазом, и увел меня от обрадованного таким поворотом событий режиссера обратно в березовую рощу, к тренерскому палаточному городку.
- Входи, - сурово сказал он, приподнимая полог своей палатки и пропуская меня вперед.
Нас уже ждали: Филя вольготно возлежал на Пашином спальнике, крутил кубик Рубика и что-то мурлыкал под нос, а Маша сидела, скрестив ноги, с прямой как палка спиной, и выражение лица у нее было не то чтобы очень радушное.
- Почему ты нам ничего не сказала? - спросила она таким ледяным тоном, что я даже опешила. На секунду мелькнуло подозрение, что распоясавшийся Артур успел сексуально осчастливить не только нескольких участниц проекта, но и моих друзей, причем обоего полу, но эту глупую мысль я сразу отбросила. Конечно же, речь шла о ВП, меняющем тела как перчатки и предпочитающем не сообщать об этом даже ближайшим родственникам, друзьям и ученикам. Интересно, откуда они узнали?
- Я поставил прослушку в машину Рака, - сказал Паша, забираясь в палатку следом за мной и размещаясь у порога так, чтобы я не могла сбежать. - Можешь не отпираться: мы уже все знаем.
Ай да главный экстремолог, ай да сукин сын! Зевса, с его-то звериным чутьем, и то вокруг пальца обвел.
- Почему ты нам не сказала? - снова спросила Маша голосом государственного обвинителя, допрашивающего серийного убийцу.
Почему, почему! Могли бы и сами догадаться, пинкертоны вы наши.
- Потому что он мне запретил.
- Я же говорил, - подал голос Филя, - что Ника не виновата. В любом магическом клане существует информация, не подлежащая разглашению.
- Разглашению кому, Филя?! - вспыхнула Маша. - Посторонним бабкам на базаре? Неужели даже я не имела права знать, что он жив?! - и она обожгла меня таким взглядом, что я чуть сквозь землю не провалилась. Лицо у нее при этом сделалось совершенно отцовское - не хватало только лысины и бороды. И почему я раньше я не замечала, насколько сильно они похожи?..
- Хочешь - верь, хочешь - нет, я сказала ему то же самое. Но он считает, что ты уже однажды пережила его смерть, и нет смысла заново восстанавливать привязанности, - о том, что в новой ипостаси ВП вообще не считает себя Машиным отцом, я решила благоразумно умолчать.
- А меня спросить, хочу я восстанавливать привязанности или нет, вам в голову не пришло?!
- Маш, ну что ты на меня кричишь? Ты же знаешь: если он что-то решил, переубедить его невозможно. Я ничего не могла сделать.
- Еще и как могла! Разве ты всегда послушно выполняла все указания? Или он наложил на тебя заклятие, и ты рта не могла раскрыть?
- Просто она нам не доверяет, вот и весь разговор, - жестко сказал Паша. - А мы считали ее нашим человеком...
- Да что вы тут судилище надо мной устроили? - разозлилась я. - Пойдите и поговорите с ним. Пусть он вам сам все объяснит.
- Никто никуда не пойдет, - отрезала Маша. - Мы уезжаем. И не надо мне рассказывать, что этим мы кого-то подведем. После того, что вы сделали, говорить о команде или обязательствах друг перед другом бессмысленно. Паша, выпусти ее.
- Может, не стоит сразу рубить с плеча... - рыпнулся было Филя, явно не жаждавший никуда уезжать, но Маша глянула на него так, что он тут же заткнулся.
Паша отодвинулся от входа, открывая мне путь на волю. Я не двинулась с места:
- Проще всего хлопнуть дверью и уйти. А заодно записать всех в предатели. Я сама собиралась так сделать - как раз перед вашим приездом. Но он сказал, что возьмет вас в команду только в том случае, если я останусь в проекте. Хотя, какого черта я оправдываюсь?!
- Вот именно! - Маша поднялась на ноги, протиснулась мимо Паши и вышла.
Шпионский экстремолог последовал за ней.
- Глупо получилось, - Филя наконец собрал все грани кубика и бросил его в открытый Пашин рюкзак. - По-моему, это круто, что Петрович смог такое отчебучить. А игры в секретность - даже прикольно. Но Маха чё-то всерьез обиделась. Да и Пашка тоже...
Хорошо быть Филей - большим ребенком, которому неведомы обиды и разочарования, которому все прикольно, круто и клево. Просветленный он, что ли?
- Слушай, - встрепенулся тем временем рыжий балбес, - а давай я их всех помирю? Мне это раз плюнуть, я ж обаятельный, - и улыбнулся во все тридцать два зуба. - Схожу к Петровичу, поговорю, объясню ситуацию...
- Лежи уж, - вздохнула я. - Сама схожу и сама поговорю.
Но ВП на полигоне не оказалось. Он появился только под вечер, в сопровождении Валика и пятерых грузчиков, тащивших какие-то здоровенные, ощетинившиеся щупами антенн железяки, и сразу направился к своим ненаглядным дедалам. Маша и Паша к тому времени уже успели собрать рюкзаки и сложить одну из палаток, и о чем-то спорили с возбужденно жестикулировавшим Филей. Похоже, миротворческие порывы великовозрастного детинушки не находили отклика в их жестких воинских сердцах.
Я догнала Ролдугина и его свиту только возле молниеметательной установки. Рядом с ней уже громоздилось новое электротехническое чудовище, с огромными ушами из алюминиевых параболоидов. Грузчики и бросившиеся им на подмогу дедалы пристраивали к чудищу привезенные железяки.
- Осторожнее! - покрикивал на грузчиков вислоусый Жека. - Провод не зацепите! Тихо, на конденсатор не наступите!
- Ребята вас рассекретили, - сообщила я Владиславу Петровичу, подойдя к нему вплотную, чтобы не перекрикивать шумных изобретателей.
- Какие ребята? - равнодушно спросил он, не отрывая взгляда от установки.
- Паша, Маша и Филя. Они в курсе, что вы - это вы, а не Ролдугин.
- А, это... - он отмахнулся. - Валя говорил, что ваш Штирлиц ему жучка подсунул.
- И ты ничего не сделал?! - повернулась я к Зевсу, но тот лишь развел руками:
- Шеф сказал, что если им так нравится в разведчиков играть - пусть играют.
Я перевела взгляд на ВП:
- А вы знаете, что они собираются уехать? Насовсем.
Он спокойно кивнул и крикнул Жеке:
- Включай.
Без-пяти-минут-вечный-двигатель загудел и завибрировал изогнутыми трубками, а шеф достал из кармана маленькую черную коробочку, по виду эбонитовую, и принялся подкручивать вмонтированные в глянцево-черную панель ручки. Гудение сменилось довольным урчанием, почти мурлыканием, а потом что-то защелкало, как счетчик Гейгера.
- Вам что, вообще на все наплевать, кроме этих приборов? - возмутилась я и краем глаза заметила, что к нам решительным шагом направляется Маша.
- Проблемы с тренерами находятся в твоей компетенции, насколько я помню, - сухо ответил Ролдугин, сунул коробочку в руки Валику, обошел установку с тыла и принялся что-то откручивать голыми руками.
Один из грузчиков, молодой и, судя по всему, любознательный парень, поглядев на эти манипуляции, решил, что урчащая гора воинственно топорщащегося металла безопаснее котенка, и взялся за одну из загогулин.
- Назад! - завопил Жека, но было поздно: грузчика шарахнуло током так, что он отлетел метра на полтора и шлепнулся бы на землю, если бы его не успел подхватить Валик.
Волосы у парня стояли дыбом, глаза стали размером с чайное блюдце, а дар речи (правда, исключительно нецензурной) к нему вернулся только после того, как Рак обеими ручищами взялся за пострадавшую кисть и зачем-то сильно встряхнул ее. Затем Валик хлопнул горе-экспериментатора по спине, и хруст ставших на место позвонков заставил молодого человека заткнуться вторично.
- Порядок. Жить будешь, - сказал Зевс, отпуская потрясенную жертву. - Только больше не лезь, куда не просят.
Грузчик кивнул и подозрительно быстро рванул вместе с товарищами в направлении дороги.
- Я же говорил: пора защиту ставить, - сказал Валик шефу, который продолжал возиться с установкой, не обращая внимания на происходящие на производстве несчастные случаи.
- Надо просто необученных людей сюда не подпускать, - ответил Ролдугин, отряхивая руки (мне показалось, что они слегка светились голубоватым светом) и возвращаясь к нам. - И вообще, ребята, - он строго посмотрел на нас Раком, словно это мы только что совали конечности куда попало, - вы недооцениваете серьезности ситуации. Энергии на полигоне с каждым днем становятся все мощнее. Игры в бирюльки кончились. Если человек не в состоянии пропускать через себя серьезные потоки - ему здесь делать нечего. А ты, - обвиняющий взгляд уперся в меня, как учительская указка, - носишься с чужими тараканами, как нянька с младенцем, вместо того чтобы настраивать людей на работу.
Я ничего не ответила: в правое ухо мне назойливо свистела переходящая на ультразвук установка, а глаза неотрывно следили за Машей, которой оставалось до нас не более десяти шагов. Лицо у нее было как у человека, собирающегося прыгнуть с обрыва в реку. ВП стоял к приближающейся дочери спиной, и то ли в самом деле ничего не почувствовал, то ли не счел нужным отреагировать. Я лихорадочно соображала, как бы перевести разговор на безопасные рельсы, чтобы Маша не услышала лишнего, но, как назло, ничего не придумывалось.
- Привязанность к прошлому снижает проводимость человека, неужели ты этого до сих пор не осознала? - спросил Владислав Петрович.
Маша не только услышала его фразу, но и отлично поняла, на кого он намекает. Тем не менее, она подошла к нему и громко сказала:
- Папа!
Я успела на долю секунды прикоснуться к ее состоянию: там были и обида, и гнев, и полупридушенная надежда, и отголоски какого-то дурацкого спора с Филей насчет слабо-неслабо, и бесповоротность человека, решившего разрубить все узлы одним махом, и что-то еще, что я так и не смогла идентифицировать, ибо как раз в этот момент сверкнула молния, и почти без паузы раздался оглушительный, раздирающий барабанные перепонки треск. Ролдугин и его дедалы действительно продвигались вперед семимильными шагами: по сравнению с сегодняшней вспышкой симпатичная сиреневая молния, которую я видела несколько дней назад, была жалкой тщедушной искоркой. И звук был не в пример громогласнее прежнего. Однако ВП Машу услышал: я увидела это очень четко по его глазам. И Маша это тоже поняла. Уж не знаю, как, но поняла.
Она не произнесла больше ни слова. Стояла, натянутая как тетива лука, и ждала, пока он обернется. Но он не обернулся. Несколько секунд показались мне вечностью. А потом Маша развернулась и ушла. И пока тоненькая фигурка не скрылась за деревьями, я смотрела ей вслед и переживала вместе с ней ощущение человека, вытолкнутого за борт руками того, кому ты безгранично и, как оказалось, совершенно напрасно доверял.
- Вот, - прокомментировал Владислав Петрович, когда я перевела на него полный горечи взгляд, - это то, о чем я говорил. Энергетические утечки на ровном месте.
- А вам не приходило в голову, что раз уж вы взялись работать с людьми, то надо хотя бы иногда вести себя человечнее? Тем более что при ваших-то возможностях это совсем не сложно!
Он посмотрел на меня насмешливо-удивленно. Но я впервые не сбежала и не отвела взгляд. И в этот момент мне было совершенно наплевать на то, насколько ошибочны мои убеждения с позиций вселенской истины, мировой гармонии и высшего блаженства, а также насколько глупо выгляжу я сама, вечно пытаясь влезть не в свое дело.
- Ладно, - неожиданно сказал Ролдугин минуту спустя, когда глаза у меня уже начали болеть от этого поединка. - Я с ней поговорю.