Аннотация: Черный юмор. По мотивам старого анекдота.
Два бочонка икры
Непривычно жарким выдался нынче апрель. Еще только середина месяца, а солнце печет, будто на дворе середина мая. От жары-то и развезло так мужичков, принявших по нескольку стопочек за упокой души безвременно почившего односельчанина. Оно вон и батюшка, приглашенный из соседней деревеньки, по причине отсутствия собственного, постоянно сбивается, читая нараспев молитву. Взглядом в землю подле гроба уперся, склонив голову, аки бык, бубнит уже и вовсе неразборчиво, а кадилом машет так, что то чуть ли не полный оборот в воздухе делает.
Наконец двинулись к погосту. Впереди батюшка, наклонившись, будто против ураганного ветра, и вертя над головой кадилом, петляет от обочины к обочине - вероятно, проверяет, нет ли на дороге каменюк, дабы те не попались под ноги бредущим за ним след в след дюжим молодцам с гробом на плечах. Следом, ориентируясь на спины впереди идущих, петляли мужички почахлее, несущие оббитую алым полотном крышку. За ними, на том же автопилоте змеилась по дороге колонна односельчан.
Из кабины взлетевшего с ближайшего аэродрома самолета на гигантскую змею, медленно ползшую по грунтовке, широко открытыми глазами смотрел немолодой уже летчик. В голове его созревала мысль о том, что по прилету надо непременно набить морду диспетчеру, дабы не наливал перед рейсом паленого спирта.
На полпути к погосту то ли батюшка просмотрел на дороге камень, то ли окончательно доконало одного из несущих крышку мужичков жаркое солнышко, только мужичек этот неожиданно рухнул потянув за собой крышку и идущего сзади напарника. Крышка врубилась краем прямо под коленки молодцу, не сущему гроб. Тот, охнув, завалился навзничь, опять же стараясь удержаться за край гроба. В итоге на пыльной грунтовке образовалась куча-мала, и в суматохе никто не заметил, как покойник, вылетев из опрокинутого гроба, укатился в придорожные кусты.
Подоспевшие соплеменники растащили барахтающихся собратьев, кое-как поставили их на ноги. Того, кто не подавал признаков жизни, закинули в гроб, и ринулись догонять уже изрядно удалившегося батюшку, продолжающего вертеть, словно пращу, кадило и читающего какую-то странную молитву, по отдельным более-менее внятным словам напоминающую "Интернационал".
Не менее часа прошло после того, как процессия скрылась за взгорком, когда из-за него же послышался нарастающий странный грохот, очень напоминающий звук, издаваемый пепелацем из фильма "Кин-дза-дза". Чуть погодя на дороге показался старенький ГАЗон, громыхающий так, что казалось будто он вот-вот развалится. Автомобиль подъехал аккурат к тем кустам, у которых споткнулась похоронная процессия, и начал сдавать в них задом.
Славон уже год шоферил в местном колхозе. Сам-то он проживал в райцентре, но, по причине призывного возраста, пришлось выписаться из городишки и переехать в деревню, в коей родной дятька председательствовал. У родственника вполне хватало полномочий, чтобы каждый призыв выбивать отсрочку для нужных колхозу специалистов. Вот и крутил Славон баранку старенького ГАЗона.
А в кусточки эти он съезжал частенько, чтобы вздремнуть часок, скрывшись от посторонних глаз, после того, как проводил ночь за околицей с какой-нибудь деревенской девахой. Вот и сегодня, промотавшись до полудня по пыльным сельским дорогам и возвращаясь со стана, куда отвез механизаторам термоса с обедом, решил свернуть в заветное место.
- Чего это такое? - не понял Славон, когда заднее правое колесо подпрыгнуло на какой-то кочке. - Тут же завсегда ровно было.
Выбравшись из кабины и заглянув под машину, парень обомлел. Его упитанное розовощекое лицо вмиг побелело так, что создалось впечатление, будто дотронувшись до него, обязательно обмелишься.
Под машиной, раскинув руки, лежал человек. Остекленевший взгляд уставился куда-то в днище Славкиного автомобиля. Вероятно, какой-то мужик, так же как и Славон, решил покемарить в прохладных кустиках, да уснул так крепко, что не проснулся даже от грохота наезжающего на него ГАЗона.
- Э-э-это... это как это? - еле слышно пробормотал перепуганный водитель, пятясь к кабине. - Я же... Я же не хотел. Я же не знал...
Заскочив в кабину, воткнул первую передачу, которая включилась на удивление легко, без обычного металлического скрежета, и надавил на педаль газа.
Заднее правое колесо вновь подбросило.
Выжимая из древнего движка все возможное, парень думал о том, что когда переехал мужика первый раз, тот возможно был еще жив, а вот вторым разом додавил того наверняка. Мелькнула мысль, что надо бы обмыть колеса - мало ли что на них осталось. Мысль о колесах в свою очередь породила следующую мысль о том, что на месте преступления остались следы его автомобиля.
Резко затормозив, Славон выскочил на дорогу и принялся яростно пинать колесо ни в чем не повинной машины.
- За что? За что меня в тюрьму? Я же его не видел! Я же только жить начинаю! - кричал он, глотая скатывающиеся к уголкам рта крупные слезы.
Наконец, устав и изрядно отбив ногу, бедолага забрался в кабину, развернул машину и поехал обратно к злополучным кустам. На этот раз сдавал задом осторожно, дабы в очередной раз не переехать жертву. Внимательно осмотревшись - нет ли кого на дороге, опрометью кинулся к заднему борту, откинул его и, поднатужившись, затащил мертвеца в кузов. Накрыл тело скаткой брезента, закрыл борт и, забравшись в кабину, погнал машину к реке.
На мост Славон въехал задом, чтобы не мешкая рвануть в обратный путь. Долгое время до рези в глазах всматривался в окрестности, боясь быть замеченным случайными свидетелями в черном деле. Наконец, выволок мертвеца, содрал с него одежду - а пусть думают, что утоп во время купания - и, уже не оглядываясь, сбросил в реку. Несколько мгновений смотрел на разошедшиеся кругами волны, призывно манящие ринуться в бездну и его самого, разом избавившись от сжимающих грудь душевных терзаний. Даже качнулся было через невысокие перила, но вовремя опомнился и, помотав головой, заскочил в кабину, попутно пнув ненавистное колесо.
- Все, - бормотал Славон, - возвращаясь в деревню. - Хватит с меня колхозной жизни. Завтра же возвращаюсь домой, иду в военкомат и требую, чтобы меня немедленно забрали в армию. И чтобы куда-нибудь подальше, на какой-нибудь Дальний Восток. Самый самый дальний, где милиция не достанет. В конце-концов, это ж военкоматчики во всем виноваты. Забрили бы меня вовремя - ничего бы этого не случилось...
Ранним утром следующего дня немного ниже по течению от моста в обширную заводь вошла лодка с двумя рыбаками. Шли на веслах, опуская их в воду осторожно, явно стараясь не шуметь.
- Вот скажи мне, Митрич, - вопросил один в полголоса, - отчего мы боимся мотор завести и разговариваем шепотм, ежели все одно сейчас динамитом рыбешку глушанем? А?
Митрич на вопрос подельника только пожал плечами. Положено на дело тайком пробираться, и все тут. И не важно, что динамит наделает грохоту, как не важно и то, что и участковый, и инспектор рыбнадзора прекрасно знали об их промысле и стабильно получали свою долю улова.
- Ты, Санек, хвилософии разводить за столом будешь, - урезонил он товарища и, когда нос лодки уткнулся в песчаную прогалину на поросшем камышом берегу, скомандовал: - Доставай шашку. Не, давай, пожалуй, сперва по стакашке хлопнем. А то мутит после вчерашних похорон что-то.
- Слышь, Митрич, - опрокинув во внутрь содержимое граненого стакана, Санек с сочным хрустом откусил половину головки репчатого лука. - Из чего это Матрена самогон гонит такой дурной? Представляешь, почудилось мне вчерась, будто покойник на кладбище из гроба встал, да вместе с нами выпивал и закусывал. А потом самолично свой гроб заколотил и опять же вместе со всеми могилу закапывал.
- Экие вы молодые слабаки насчет энтова дела, - неодобрительно покачал головой Митрич. - Вона с меня пример бери. Я вообще ничего не помню.
В начале все пошло как обычно: глухо и в то же время мощно грохнуло, вверх взметнулся столб воды, напомнивший Саньку взрывы из фильмов про морские баталии. И вот на поверхности засеребрились тела довольно приличных рыбин.
- Это чо это? Сом либо? Нут-кась, Санек, глянь молодым глазом, чего это за такое большущее всплыло?
- Иде?
- Ды вон, в середке заводи почти. Видишь? - Митрич указал рукой направление.
Санек присмотрелся и вдруг оторопело открыл рот, будто оглушенная взрывом рыба. Он даже зашел по колено в воду, словно не веря глазам и желая удостовериться в увиденном ближе. Неизвестно как далеко ушел бы в воду браконьер, не ухватиего за шиворот старший товарищ.
- Чего? - Митрич смотрел то на рехнувшегося в одночасье подельника, то, прищурившись, в сторону непонятной огромной рыбины. - Нешто правда русалка? Ты это, зятек, охолони. У тя дома Надюха брюхатая. А то я тя щас веслом отхожу, вмиг все русалки из бестолковки вылетят. Понял?
- Митрич, - бормотал Санек, продолжая смотреть на белеющее на воде тело. - Мы, кажись, человека убили.
Тут и Митрич разглядел приближающееся благодаря неспешной волне к берегу, человеческое тело.
- Нут-ка, зятек, а плесни-ка еще по стакашке. Чой-та в горле пересохло.
Тот, не сводя завороженного взгляда с неумолимо приближающегося к берегу покойника, присел к лодке и вслепую, однако безошибочно ровно по кромку, наполнил стаканы.
- Турист поди какой из города, - дожевывая луковицу, предположил Санек. - Токма они в такую рань в реку закаляться лезут.
- Ить, никого еще здоровый образ жизни до добра не довел, - согласился старший товарищ, глядя на посиневшую спину прибившегося к берегу мертвеца.
- Посодют нас теперича, - меланхолично произнес Санька. - Не зря мне давеча оживший покойник чудился. А может это тоже глюк, а? Митрич, ты где энту самогонку взял?
Набежавшая волна качнула тело и покойник будто бы пошевелил руками.
- Глянька, Сань, нешто шевелится? Живой, не иначе? А ну, тяни на берег.
Вытащив труп, попытались влить ему в рот стакан самогона, однако тот пить не желал и вообще никак не реагировал. Пришлось самим намахнуть еще по стакану.
Прочистив мозги очередной порцией первака, Санек вспомнил виденный по телевизору инструктаж по спасению утопших. Он положил покойника животом на свое колено и с силой надавил тому на спину. Внутри что-то хрустнуло, и изо рта утопленника действительно выбежало немного воды. Ободренный результатом спасатель надавил еще раз. Снова хрустнуло, чавкнуло, но воды больше не вытекло.
- Слышь, ты, спасатель хренов, а ну положь человека, - возмутился Митрич. - Мало того, что он чуть не утоп, так ты щас ему все ребра передавишь. Пусть полежит спокойно, может, сам отойдет.
- А если отойдет, да не туда куда надо, а на тот свет? - усомнился парень. - Глянь какой синий. В больничку его надоть, в районную, а, Митрич.
- Ага. В нашей больничке его точно угробят, а на нас спишут.
- Дык чо делать-то?
- В столицу его надо везти. В склиф, к моему шуряку. Там даже мертвого на ноги поставить могут.
- Довезем ли?
- Ежели поспешим - довезем.
Сказано - сделано. Хлопнули по последнему стакашке, закинули утопленника в лодку, завели мотор и, не обращая внимания на плавающую вокруг оглушенную рыбу, помчались собираться в дорогу.
На следующее утро уже подъехали к отделению, в котором работал шурин Митрича. Доехали бы и быстрее, но приходилось выбирать проселочные дороги, чтобы не напороться на гаишников. Ведь перед дорогой каждый употребил не менее чем по литру первака. Однако в столицу въехали уже абсолютно трезвыми, разве что с красными, аки у вампиров, глазами, то ли от переживаний за лежащего на заднем сиденье утопленника, то ли от бессонной ночи.
Выслушав Митрича, шуряк заглянул в салон.
- Ды ну нафиг, мужики! Он же синий!
Да ты на цвет кожи не смотри. Ты же не расист какой, - уговаривал его родственник. - пойми ты, что без твоей помощи нас посадют. Выручай, родной! Не погуби!
- Да вы посмотрите на него. Он же уже воняет, отбивался профессор.
- Ну выручи, чего тебе стоит! А мы тебе икорки черной привезли. Два бочонка.
- Икорки? Черной? Два бочонка? - в глазах шурина мелькнули алчные искорки.
- Ага. Два бочонка, - для наглядности Санек открыл багажник "Нивы". - Вот они.
- Ну ладно. Щас пришлю санитаров с носилками...
- Спасибо, родной! Век не забудем твою доброту, спаситель ты наш, - кинулся к шурину Митрич.
- Но, но, - отстранился тот, морщась от мощного запаха перегара, забивавшего даже запах трупного разложения, доносившийся из салона автомобиля. -
Сделаю все, что могу, но ничего не обещаю. Слишком уж запущенный случай. Икорка-то свежая?
Через несколько часов уставший шурин вышел из реанимационного отделения, уселся на лавочку, вытер со лба пот и дрожащими пальцами достал из пачки сигарету. Видя, как у него поломались одна за другой несколько спичек, Санек достал зажигалку и дал профессору прикурить. Глубоко затянувшись, тот откинулся на спинку лавочки, устремив взгляд на плывущие по голубому небу белоснежные облака.
Мужики, затаив дыхание, смотрели на профессора, боясь задать волнующий вопрос и получить отрицательный ответ.
- Фух, Умаялся, - наконец произнес тот и, взглянув на бледные лица селян, добавил: - Да все нормально, жить будет. Если б еще хотя бы на полчаса позже привезли, ничего бы сделать не смог. Так, где там икорка?