Аннотация: Трагедия, произошедшая в начале 1990х, унесшая жизнь молодой американки - талантливого фотографа, любившего Россию, как свою вторую родину. История основана на реальных событиях.
начале девяностых стал возможен международный студенческий обмен со странами Запада, благодаря которому группа американских студентов приехала в один из московских вузов, временно поселившись в его общежитии. Олег бывал там раньше, на вечеринках у друзей, незамысловатых, но столь открытых и веселых студенческих дискотеках. На одной из них он и познакомился с молодыми американцами. Американцы были как американцы - раскованные, в свободных рубашках навыпуск, в высоких рыжих ботинках и светлых джинсах.
"Стейтсы" (от английского слова states - штаты), как их тогда называли, расположились в креслах небольшого диско-клуба при общаге, расставленных по стенам комнаты, переоборудованной в танцзал и, попивая пиво, шумно разговаривали друг с другом, пытаясь перекричать магнитофон.
В одном из углов сидела небольшая группа соотечественников из числа приближенных к руководству института комсомольских активистов, а также приближенных к этим активистам фарцовщиков. В центре томно танцевали несколько накрашенных студенток, ловя на себе как бы невзначай брошенные взгляды американцев. Девушкам, наверно, было лестно, что на них обращают внимание американцы, а те дивились коротким юбкам и сексуальным танцам молодых женщин из-за "железного занавеса". Наши девушки контрастировали с американками, пришедшими на вечер в одежде, больше подходившей для туристического слета. В комнате был один человек, который несколько не соответствовал представлению о развитии пьесы под названием "встреча американцев и их новых друзей из России". Это была девушка, лет двадцати четырех, светловолосая, худощавая и симпатичная, сидевшая в одиночестве в углу. Олег пришел один, и она была одна, ему показалось, что девушка чем-то близка, вызывала симпатию. Приглянулась и как женщина: красивое лицо, умные, немного печальные, какие-то русские глаза, женственные губы, светлые волосы, уложенные в эффектный хвост. Иностранка, хотя на других американок, присутствовавших на дискотеке, она не была похожа. Было видно, что к происходящему в этой комнате девушка относится довольно серьезно, в ее душе происходила какая-то напряженная внутренняя работа. Она сосредоточенно смотрела на окружающих ее людей, в том числе и на американцев, обводила всех внимательным взглядом, как бы анализируя обстановку, и о чем-то думала. Одета она была также не как все: черные брюки, черная кофта и черные ботинки. Одежда была недорогой, но довольно стильной, и шла ей. Олегу она сразу показалась человеком умным и неординарным. На долю секунды их глаза встретились. А дальше все произошло довольно быстро - Олег подошел к ней, пройдя по диагонали всю комнату, и познакомился. Этот вечер был их. Все остальное уже не имело никакого значения. Все произошло так, как будто по-другому и не могло произойти, двое встретились, как люди, которые знали друг друга всю жизнь.
Познакомившись с Синтией, он стал часто бывать на вечеринках, которые устраивали американцы, постепенно подружился и с другими аспирантами из ее группы. Олегу казалось, что у него нет ни иллюзий, ни предрассудков по отношению к иностранцам вообще и американцам в частности. Но отношения с Синтией показали, что все же "предрассудоки" были. Например, он считал, что все американцы более-менее одинаковы, и был не прав. Спортивный, подтянутый и рациональный Тимоти, сын видного предпринимателя из Филадельфии - полный антипод бессребреника Джонаса, всецело посвятившего себя гуманитарным исследованиям. Толстый чудаковатый Майкл, к месту и не к месту вспоминавший про своего кумира - министра иностранных дел СССР Андрея Громыко, был совсем не похож на слегка подвинутого на сексуальных вопросах Эндрю, у которого женская тема являлась абсолютным приоритетом во всех разговорах. Еще одно откровение - в их коллективе существовала определенная ревность и конкуренция, и он, кажется, понял истоки этой ревности. Каждый из них стремился увидеть "свою Россию" и каждый из них считал, что именно его представление о России правильно и все, что с ним происходило, лишь подтверждает его мнение о нашей стране. В группе было еще две девушки. Одна из них - Барбара, длинноногая и миловидная брюнетка с бразильскими корнями, объект постоянного воздыхания Эндрю, просто хорошо проводила время в Москве, пользуясь преимуществами сильного доллара. Вторую девушку, по имени Сьюзен, больше всего волновала задача установления деловых связей в России среди перспективных с ее точки зрения русских. А более того, в среде крепко стоящих здесь "экспатов" - иностранцев, работающих в России.
Жительница Нью-Йорка Синтия была из другого мира - из своего. Буквально на второй день их знакомства она позвала показывать коренному москвичу Олегу Москву, ее Москву. За несколько недель в столице, что она провела до встречи, у Синтии уже сложилось свое понимание того, что есть настоящая Москва, в которой есть "true Russia" (истинная Россия). Они обошли рука об руку все подворотни центра города, со столь полюбившимися ей небольшими барельефами, сохранившееся на фасадах старых домов. Как личную драму восприняла она разрушение части дома с какой-то росписью на торце при строительстве делового центра и ресторана МакДональдс напротив Центрального телеграфа.
- Это очень плохо, что сюда начинают приходить большие деньги, - говорила она. Большие деньги убьют Москву.
Вскоре она нашла себе работу преподавателя английского в одном из частных лингвистических центров и сняла однокомнатную квартиру в Сокольниках. К этому времени их отношения зашли достаточно далеко, чтобы жить вместе. Приехав однажды с очередной прогулки по Москве, они выпили немного вина, и парень стал, что называется "приставать", при этом ощущая определенный трепет: в первый раз с женщиной "оттуда", Олег не мог расслабиться,- возможно, как ни крути, она была стопроцентной американкой. А это кое-что значит. Например, она всегда стремилась показать свою независимость. В кафе всегда платила за себя только сама - попытку сделать это за нее воспринимала как оскорбление.
- Я сама могу платить, почему ты платишь? Потому что ты мужчина?
Так он узнал, что некоторые американки в желании оплатить за них видят признаки сексизма. В суждениях Синтия была самостоятельна, опять же всячески демонстрировала, что она свободный и сильный человек, что не соответствовало нашему усредненному представлению о том, что женщина должна хотя бы как-то демонстрировать мужчине, что в определенных вопросах она подвластна. Его новые отношения отличались от предыдущего жизненного опыта, однажды ему пришлось признаться:
- Возможно, Ты слишком сильная для меня, - сказал Олег, начиная какую-то игру с ней.
Эти слова произвели на нее впечатление, они ей понравились. А для Олега неожиданно "нарисовался" верный способ обойти психологические барьеры, которые выстроила гордая девушка. Как просто все оказалось: женщины, как говорится, любят ушами, и американки - не исключение. Она зауважала его и за то, что он знал два иностранных языка, разбирался в политике, и всегда очень внимательно слушала, когда разговор заходил на серьезные темы, особенно если речь шла о будущем России. Олег не любил попусту говорить, терпеть не мог пространных разговоров о мужчинах и женщинах, но, заговорив на серьезные темы с ней, открыл для себя много нового. Оказалось, что она недолюбливает и даже побаивается капитализм, который лично ей, судя по всему, ничего хорошего не дал. Многие считают, что иностранцы будут к нам относиться лучше, если мы станем ближе к ним по образу жизни. Однако выяснилось, что это совсем не так, и чем "западнее" становилась Москва, тем больше Синтия переживала за то, чтобы столица осталась той Москвой, которую любит она, а не Кока-Кола.
Тем временем схема "уши-любовь" постепенно срабатывала, и Синтия позволяла приблизиться к себе. В любви она была требовательной, просила больше нежности, ей нравились долгие прелюдии и игры. Когда они стали совсем близки, Олег переехал жить к ней, и секретов друг от друга почти не осталось. Тогда он впервые узнал о ее страсти к фотографии. Синтия показала несколько ранних работ - довольно странных коллажей, где в центре композиции были мусорные баки или телефонные будки. Кажется, он, в конце концов, уловил ее довольно оригинальный творческий интерес к неформальному искусству, изображавшему задворки парадной жизни ее новых хозяев. Эта тематика ей была ближе столь модного тогда VIP глянца. Она искала свой путь в творчестве.
В Москве Синтия надеялась учительством заработать немного денег и купить профессиональное фотооборудование. Свою первую покупку - камеру Canon она берегла, как зеницу ока, сдувала с нее пылинки. Время от времени Синтия уезжала то в Европу, то домой в Америку и где бы она ни была, присылала своему русскому возлюбленному открытки со словами полными любви. Отношения были на подъеме, однако противоречия нашего общества, если ты находишься в тех или иных отношениях с гражданином из западного мира, проявляются, как на лакмусовой бумажке. Она хотела равноправия, того же хотел и он. Однако она могла, например, в любое время на несколько дней съездить в Прагу или в Париж. Для российского же человека такая свобода перемещений тогда была невозможна. В этой паре один имел больше возможностей, чем другой, и Олега это не могло не беспокоить. Статус американки даже в российском обществе того времени был выше его - в стране была прозападная эйфория, перед ней открывались двери в любые сообщества, которые были закрыты для многих. Она чувствовала это и подбадривала своего любимого, объясняя, что все это временно, и скоро все изменится. Наверно, наступал тот момент, когда влюбленные начинают думать о создании семьи, но они даже ни разу не заговорили об этом.
Лишь однажды Олег спросил ее, хочет ли она детей, но она сказала, что пока об этом думать рано и что еще нужно многого достичь в жизни. Синтия окончательно решила встать на тернистый путь фри-ланс фотографа. Надо сказать, что помимо любительских навыков у нее за плечами ничего не было, и ей обязательно был нужен совет профессионала. Она стала искать выходы на фотографов, которые работают в Москве, и готовить свое фото-портфолио. Одной из первых работ, которую Синтии удалось опубликовать в журнале "Огонек", стала серия довольно оригинальных фотографий из одного из московских госпиталей.
Прошло два года с тех пор, как они впервые встретились. Им было хорошо вместе, но страстное желание карьеры профессионального фотографа постепенно поглощала возлюбленную Олега. Она перестала встречаться со своими прежними друзьями - студентами и аспирантами, экономила каждую копейку, потому что ей нужен был то профессиональный треножник, то какая-то супер-лампа. У Синтии появились новые друзья, которые значили для нее очень много. Конечно, это были профессиональные фотокорреспонденты, работающие в Москве. Один из них - Стив, фотографии которого, по словам Синтии, публиковались даже на обложке журнала Time, был для нее непререкаемым авторитетом. Один звонок Стива мог оторвать ее от любого дела, она, как солдат по тревоге, одевалась и исчезала в неизвестном направлении. На его недоуменные вопросы она отвечала всегда одной и той же фразой
- Ты не понимаешь...
И в один день Олег пришел к выводу, что ее интерес постепенно угасает, они стали встречаться реже, все чаще он оставался ночевать у себя дома, их солнце покатилось к закату. Последней арией дуэта стал ее день рождения.
Олег был единственным русским, кто был приглашен на вечеринку, и был удивлен, когда, придя немного с опозданием к ней на квартиру, не увидел никого из гостей. С аскетично пустой гостиной ярко контрастировал стол, уставленный всевозможными яствами: никогда ранее он не замечал такого изобилия угощений, приготовленных ее рукой. "Меня так она не баловала", - про себя отметил молодой человек.
Когда он спросил ее, кого еще она ждет на вечеринку, подозрения подтвердились - это все не для него. - Сейчас придет Стив со своими друзьями, - коротко заметила девушка.
Однако именитые гости не спешили появляться, и на протяжении часов двух они оставались с глазу на глаз. Никогда он не чувствовал себя столь глупо в ее квартире, где провел столько времени. Перекидываясь пустыми фразами, он постепенно заводился, и она это чувствовала. Разговор перевели на ее любимую латиноамериканскую музыку, потом заговорили о певце Принсе, который называет себя "артист, ранее называвшийся Принс". - Он очень талантлив, - сказала она, сделав ударение на слове "очень". В принципе ее гость был согласен, певец действительно не самый худший, но почему "очень".
- А разве можно быть не очень талантливым, - нашел он к чему придраться. Человек либо талантлив, либо нет - нельзя быть в меру талантливым или немного очень талантливым, - все более и более расходился собеседник именинницы.
- Олег, у тебя плохое настроение, да?
- У меня отличное настроение, просто мне кажется, что Принс слишком вычурный, хотя многим женщинам нравятся вычурные мужчины.
Это был перебор: поставить "единственную" в один ряд со "многими женщинами". Синтия отвернулась и молча вышла на кухню. После второго часа ожидания ему уже хотелось уйти, но Олег боялся ее расстроить - ведь уйди он, Синтия останется совсем одна. Но все-таки расстроил ее с этим принцем, который был артистом.
А как она была очаровательна в тот вечер! На ней было старомодное, по нашим понятиям, но очень модное тогда в Америке синее платье в белый горошек с расклешенной юбкой чуть выше колен, черные колготки и высокие черные сапоги. Наряд контрастировал с яркими светлыми волосами, зачесанными назад и собранными в ее любимый "хвост" - она была неотразима. Тем больше его бесило то, что на этом празднике жизни парню была уготована роль лишь "одного русского знакомого из журналистских кругов". Олег, насупившись, угрюмо сидел на диване и постепенно накачивался текилой. Если бы не эта мексиканская водка, как знать, быть может, в его и ее жизни все сложилось бы по-другому.
Наконец, в начале одиннадцатого в дверь позвонили, и Синтия стремглав бросилась открывать. На пороге появились компания изрядно подвыпивших молодых иностранцев, поднялся многоголосый галдеж, ребята в дверях поздравляли Синтию. Как минимум двоих из них Синтия видела впервые. "Экспаты", не сняв обувь, завалили в комнату, короткими кивками поздоровались с русским и бросились разливать спиртное, запрокидывая один shot (залпом выпитая рюмка крепкого) за другим. Вся компания довольно быстро наклюкалась. Как оказалось, молодые люди сначала развлекались в одном из ночных клубов и наперебой галдели про cool local chicks (клевые местные девки). Вообще им, похоже, уже было хорошо - их ничуть не смущала недовольная физиономия первого гостя, они просто уже не видели его. Впрочем, Синтия их тоже интересовала постольку - поскольку. Ребят явно несло. Вся компания вскоре бросилась танцевать. Синтия танцевала внутри круга, образованного четырьмя иностранцами, один из которых и был, как оказалось, Стив. Именинница кружилась, прыгала, задирала ножки и кричала что-то веселое по-английски. Всем, кроме первого гостя, было хорошо.
Он уже собирался уйти, но в результате первыми пришлось уйти американским гостям. Под дружный хохот собравшихся Стив достал маленький цифровой фотоаппарат, который он опустил на вытянутую руку вниз, и стал фотографировать Синтию. Так как юбка в танце развевалась, получалось сфотографировать трусики. Отснятые снимки на мониторе фотоаппарата Стив в танце тут же демонстрировал своим друзьям, что их очень забавляло. Уже к тому времени пьяненькая Синтия ничего не замечала, а, может, просто не хотела замечать. Зато у Олега появилось дело на вечер. Он подошел к Стиву, взял его под локоть и рукой пригласил пройти в коридор, как приглашает судья отправиться на штрафную скамейку хоккейсту-нарушителю. Стив, увидев решительное лицо русского, сразу протрезвел и они, как космонавты к стартовому комплексу, проследовали вон из комнаты.
Предисловие было довольно коротким: сказал американцу по-английски две коротких фразы, где ключевыми словами были these pictures (эти снимки) и what the f...ck (какого хрена). На этом вступительное слово закончилось, и последовал удар с правой в челюсть именитому гостю. Однако текила взяла свое - удар получился нерезкий, размашистый и недостаточно сильный, "Акела промахнулся". Стив выставил блок, подняв вверх указательные пальцы - наверно, каким-то восточным единоборством занимался. Не достигнув цели, рука уперлась в предплечье - удар был погашен. Надо же было так ударить! Если бы он не был пьян, то попытался бы сначала сделать ложный замах левой, а потом коротко и сильно ударить правой, тогда бы все выглядело как серьезный мужской разговор немного расстроившегося крутого русского парня, а получился просто пьяный дебош. Друзья Стива тут же подскочили и встали между ними, вечеринка закончилась. Иностранцы даже не пытались ни в чем разобраться, а просто быстро оделись и ушли, пожелав Синтии напоследок приятного вечера в компании русского медведя. Они снова остались одни.
- Олег, что случилось, - спросила Синтия. На ее глаза наворачивались слезы. Зачем ты это сделал? В чем я виновата?
- Ты ни в чем не виновата. Я тебе расскажу позже, - ответил он.
- Иди домой, пожалуйста, - сказала она срывающимся, полным разочарования голосом.
Когда она выпивала, то становилась какой-то бесшабашной, в этот же раз выглядела ранимой и беззащитной, как ребенок. Его сердце жалось от любви и жалости к ней. Олег ей так никогда и не рассказал о том, что произошло между ним, ее экс-бойфрендом из России и кумиром Стивом, от которого она так надеялась получить путевку в большую профессиональную фотографию.
После этого случая они не виделись несколько лет. Периодически правда позванивали друг другу, болтая ни о чем, затем он поехал учиться в США и встретил ее в Нью-Йорке, где Синтия, уехав из России, подрабатывала в центре для русских эмигрантов, продолжая собирать портфолио своих фотографий.
- Я скоро вернусь в Россию, - говорила она, там фотографу интересней - возможностей больше.
Последняя фраза резанула его слух. Совсем недавно он произнес эту же фразу в ответ профессору политологии университета, когда он спросил Олега, собирается ли тот возвращаться в Россию.
- Возможности там будут всегда, но, оставшись здесь, ты больше сможешь помочь себе и своим родителям, - сказал старый профессор. В России слишком много насилия.
В Америке Синтия познакомила своего русского друга (статус "просто друга" уже был негласно принят обоими) со своим отцом Барри, бывшем проездом в Нью-Йорке. Они вместе сходили в небольшой китайский ресторан в Чайна-тауне. Барри был довольно энергичным и выглядел молодо для своих лет, производил впечатление человека, который знает, что хочет и получает удовольствие от жизни.
В девяносто третьем Олег вернулся в Россию, Синтия также снова была в Москве. Он потерял ее из виду, зная лишь, что она продолжает свою карьеру фотографа. В Москве возможностей для фотографа в то время действительно было много, и бесстрашная Синтия наверняка была со своим Canon в самой гуще событий, ведь ей так нужен был портфолио ярких фотографий.
В девяносто четвертом году, когда она погибла, Олег работал в компании, занимавшейся рекламой в региональных СМИ, и часто ездил в командировки. Сидя декабрьским вечером у телевизора в гостиничном номере одного из провинциальных отелей, он услышал в новостном выпуске сообщение, которое буквально вдавило в кресло. Диктор сказал, что двадцать второго декабря на одной из улиц Грозного погибла американский фри-ланс фотограф Синтия Элбаум. Больше не было сказано ничего. Он стал лихорадочно переключать телеканалы в надежде услышать хоть какие-нибудь подробности, но тщетно: и в бессилии он метался по гостиничному номеру, куря одну сигарету за другой.
Растерянные и скупые сообщения российских и американских СМИ, без многозначительных комментариев и политических заявлений, как сообщают о смерти в результате несчастного случая, облетели Россию и достигли Америки. Гроб с ее телом отвез на родину отец Барри, который затем похоронил свою дочь на еврейском кладбище в нью-йоркском районе Кони-Айленд. У Синтии, как у большинства американцев, в родне были представители многих национальностей, ее прабабка по материнской линии была русской.
Приехав в Москву, Олег первым делом попытался найти друзей Синтии, выяснить хоть какую-то информацию о том, что произошло, и можно ли ей хоть чем-то помочь в ее последней поездке на родину из России. После нескольких дней безуспешных поисков, всеми правдами и неправдами выяснилось, в каком морге Москвы находится ее тело, но друзья так и не успели проститься с ней. Шокированные и растерянные, при встрече они потеряно и виновато смотрели друг на друга и задавали один и тот же вопрос: "Как же так, неужели Синтии больше нет". Постепенно они собирали информацию из всех источников, в итоге картина трагедии была воссоздана.
За неделю до смерти Синтия вместе с несколькими иностранными фотографами проникла на территорию военных действий первой чеченской войны, да еще в самое пекло - осажденный федеральными войсками Грозный. Город подвергался артиллерийским обстрелам и бомбардировкам с воздуха. В районе площади Минутка была и Синтия со своей любимой фотокамерой. Она делала снимки простых людей, с удивлением и почтенным страхом смотрящих на то, что может сделать с большими домами маленькая авиационная бомба, причитавших, обхвативших головы в старомодных платках руками женщин Грозного. И в это время один из самолетов сделал второй заход на город. В последний момент люди услышали рев реактивных двигателей, вой падающей бомбы и их ударной волной отбросило от центра улицы. На земле в окровавленных лохмотьях остались лежать люди. Одна из них была Синтия. Она погибла мгновенно.
Прошло два года после ее смерти, когда Олег снова приехал в Америку. Вдохнув воздух Манхеттена, он набрался смелости и позвонил отцу Синтии.
- Я сегодня за тобой заеду, - сказал Барри решительным голосом.
Через три часа они встретились у входа в отель (отец Синтии жил в пригороде). Подъехал знакомый "Плимут", из которого вышел пожилой седой мужчина.
- Поехали ко мне домой, а завтра утром я покажу тебе место, где она похоронена, - сказал Барри.
Всю дорогу и потом весь вечер в его доме они разговаривали на различные темы, стараясь не говорить о трагедии. Казалось, Барри уходил от любого разговора, так или иначе связанного с его дочерью. Отец Синтии был также энергичен, как и в тот день, когда Олег впервые увидел его в Чайна-тауне. Но это был уже совсем другой человек. От его энергичности в этот раз веяло чем-то странным, и гостю из России было немного не по себе.
На следующее утро они поехали на большое кладбище, где на ровно постриженных газонах выступают бесконечные ряды невысоких светло-серых надгробий с надписями на всех языках мира. Они подошли к тому из них, где нашла вечный покой Синтия. Олег возложил цветы к ее могиле. В этот момент ему было страшно стоять рядом с отцом, который пережил свою дочь. Он увидел, как выглядит горе пережившего своего ребенка родителя. Они молча возвращались к машине, Барри тихо что-то говорил сам себе. Может быть, это была молитва - брат Синтии сказал вчера, что после смерти дочери отец стал очень религиозен.
- Она погибла в Российской Федерации, - вдруг сказал он.
Название страны он произнес так, как порой говорят о человеке, который стал причиной смерти близкого - родственники жертвы называют его по имени и фамилии, как будто он знаком им, и придают порой этому человеку мистический смысл, считая, что он стал проводником воли Господа.
- В России много насилия, - вспомнил я слова старого профессора.
Барри замолчал и сделал вид, что внимательно слушает меня.
- Война в Чечне началась, потому что в этой республике было много насилия, нужно было его остановить, - продолжал он, пытаясь говорить спокойно и медленно. Насилие порождает насилие. Российские военные выполняли свой долг, но кто-то пропустил Синтию в зону военных действий, хотя у нее не было положенной аккредитации. А кто-то из американцев посоветовал ей ехать туда, зная, что у нее нет опыта работы в военных условиях, лишь для того, чтобы сделать громкие снимки. Кто-то подсказал, как туда можно проникнуть, а друзья были недостаточно мудры и сильны, чтобы отговорить ее...
- Ей будет хорошо там, - перебил его Барри, вдруг крепко взяв под локоть. Его красные от слез глаза смотрели на небо.