Поразительна мудрость природы, которая при таком бесконечном разнообразии сумела всех уравнять!
Дезидерий Эразм Роттердамский - философ Северного Возрождения, которого все называли "князь гуманистов"
Зверобой волочил ноющие ноги, крепко стиснув зубы. Он знал, что это такое. Это организм отвечал ему соответствующей реакцией на длительное и многократное перенапряжение организма. А идти всё труднее, стужа сковывала челюсти и запаивала ноздри. Вдруг снег обрушился с небес с новой силой, превращаясь в сплошную непроглядную стену осадков. Охотник с лайкой передвигались молча. Заледеневшие ресницы мешали Кузьме смотреть.
Вначале он оттирал щёки рукавицей, но позднее лицо уже не стало ощущать холода. Буран обрушил на них весь свой гнев и буйный норов. Стужа слепила глаза, обжигая ноздри. Скоро ночь, а сопротивляться буре, нет сил. Всё меньше оставалось надежды выбраться из этого снежного Ада ! Зверобой чувствовал, как таял за воротником снег, и вода, просачиваясь, медленно расползалась по телу, отбирая остатки драгоценного тепла.
Он хотел затянуть потуже шарф на шее, но пальцы одеревенели, и едва шевелились. Почему - то прекратились боли в ногах, будто ступни примерзли к стелькам унтов, а кровь отступала в глубину тела. Голод упрямо напоминал о себе, уставшее тело требовало тепла и отдыха. Его трясло как в лихорадке. Он стал передвигаться ещё медленнее. Пурга, кажется, уже готовилась совершить своё страшное дело !...
Остановились. Мокрая от пота одежда заледенела коробом и уже не предохраняла от холода. Хотелось привалиться к дереву, но внутренний голос предупреждал: "Нельзя, это смерть !". Ветер усилился, стало ещё холоднее. Уже трудно отогреваться движениями. Мысли стали неясными. Тело прошивала колючая стужа.
Густая тьма сковала сибирскую тайгу. Она уныло шумела, исхлестанная ветром. Выйдя на небольшую опушку леса, охотник тяжело прислонился к покрытому инеем стволу толстой ели. В такую погоду, если человек не успеет устроить себе убежище, упустит момент и не добудет огня раньше, чем закоченеют руки, - он непременно погибнет ! Нужна исключительная сила воли, чтобы противостоять пурге и победить !
Пурга яростно скоблила склоны Татарской поляны, наметая длинные и высокие сугробы. Ничего не видно. Охотник с кобелём Караем передвигался почти вслепую, придерживаясь вдоль берега Долгого озера. Встречный ветер, выворачивал из - под ног охотника лыжи. Кузьма снова брёл, почти бессознательно передвигая отяжелевшие лыжи. Спотыкался и падал. Неожиданно почувствовал, что подняться, уже нет сил. Вдруг какое - то безразличие овладело им, не нужным стал костёр, тепло и ужин.
Хотелось прижаться лицом в одежду и забыться в долгом - долгом сне. Это была минута полной физической расслабленности... Неимоверным усилием воли, он заставил себя подняться. Не хватало ещё замерзнуть в двух шагах от спасительной хвойной рощи. Ветер, как в трубе, гудел и метался. Он не знал, чем бы кончился этот переход, если бы сама природа не сжалилась над ними. Совершенно неожиданно буран оборвался, передохнул и резко перегруппировавшись ударил с тыла.
В воздухе произошло странное замешательство. Словно табун диких коней, застигнутых врасплох, тучи вздыбились, падая вниз густой снежной крошкой. Пурга удирала на запад и оттуда грозилась расправой, ветер метался по Татарской поляне, не зная, куда деться. Судьба свела охотника в неравном поединке с беспощадной природой. Предстояла затяжная и сложная борьба за жизнь. Он мог рассчитывать только на свои силы и опыт. "Хватит ли их у меня, чтобы выжить в жутких условиях тайги и погоды ?" - вяло подумал охотник. Никогда ещё силы и воля охотника так не подвергались такому жестокому и беспощадному экзамену на выживание и испытанию прочности характера !
Ему вдруг почудилось, что ноги сверху донизу налиты свинцом, и, не в силах устоять на месте, он свалился в снег. У Кузьмы создалось представление, что они убежали и продолжают убегать от него... Словно вокруг него образовалась громадная, бездонная пропасть, в которую он падал с головокружительной быстротой.
Однако какие - то неведомые подсознательные силы продолжали бороться в нём и старались вернуть ему сознание. И в одну из минут полного просветления он понял, что в его распоряжении остался лишь один шанс на спасение. Карай по - прежнему стоял над ним, тяжело дышал и лизал его лицо и руки. Сделав невероятное усилие над собой, он открыл глаза, приподнялся на локте и, нащупывая всё вокруг себя, точно слепой нашёл деревянную лопатку, оперевшись на неё крехтя поднялся на ноги.
Надо было заставить себя двигаться, чтобы снова не рухнуть в снег и не заснуть вечным сном под покрывалом мороза. Лыжи заскользили дальше, огибая пушистую ель. Охотник со своей надёжной лайкой были уже в таком состоянии, что дальше не в силах продолжать борьбу. Только огонь мог вернуть им жизнь. Но как его добыть, если пальцы окончательно застыли, не шевелятся и не держат спичку ? Постепенно он стал превращаться в живой механизм, передвигавшийся без малейшего участия разума. Кругом завывающая мгла, и от этого становилось невыносимо тяжело.
В таких условиях можно было легко заплутать и охотник решил заночевать в тайге. В независимой жизни охотника есть одна бесспорная прелесть: в любое время он может оборвать свой путь и сказать себе: "Здесь ночуем !". Так было и на этот раз. Место для стоянки оказалось весьма удобным. Здесь было всё, что создаёт комфорт путнику: лес мог надёжно защитить их с верным другом Караем от холодного ночного ветра, сухие дрова - валежник, а вместо воды снег. Большего Кузьма с Караем и не желали.
Попался выворотень огромной сосны, и зверобой решил "табориться". До места привала, охотник с лайкой, доползли уставшие и вымокшие до нитки. Нужно было запастись дровами и хвойными ветками, чтобы не замёрзнуть в тайге, да и защитить себя от непрошеных хищных таёжных гостей. Охотник смог из последних сил натаскать сушняка, но долго не мог запалить костёр, потом нарубил лапника, искусно соорудив уютный балаган. После получаса работы шалаш уже принял определённую форму.
На подстилку в шалаше он набросал толстый слой сосновых и еловых веток, испускающие смолистый запах, которые должны были служить импровизированной постелью. Временная "квартира" охотника к наступлению ночи приняла очень комфортабельный вид. Кузьма с трудом запустил руку в карман, пытаясь омертвевшими пальцами захватить спичечную коробку, но не мог.
Обыкновенная эгоистичная мысль, выплеснутая из глубин подсознания, словно чёрная смрадная жижа из гнилого болота, заполнила собой весь мозг охотника. Невозможная тоска навалилась на зверобоя, пытаясь укутать, спеленать его своим душным тяжёлым одеялом. "Неужели конец ? Нет, подожди, смерть ! Не всё кончено !" - пронзила мысль таёжника. Ветер бросал на него хлопья холодного снега, сглаживая рубцы одежды.
Его ноги были беспомощны, как корни сгнившего дерева. Руки ослабли, по открытому и обмороженному лицу хлестал ветер. А пурга всё не унималась. Снег плотно залепил отверстия среди иголок лапника, превратив шалаш охотника в настоящий северный белоснежный вигвам. Колючий холодный ветер звонко со свистом налегал на временное убежище охотника - шалаш, но внутри было тепло.
Стопку валежника для костра охотник соорудил прямо вблизи выхода из шалаша. Кузьма как опытный таёжник всегда с собой носил свёрток берёзовой коры. Это он делал для непредвиденных случаев или как говорят юристы: для форс - мажора ! Береста превосходный материал для розжига костров в тайге и особенно в ненастную погоду. Почти бесшумно выругавшись матугом, он с трудом непослушными пальцами вынул коробок спичек и встряхнул его возле уха.
Открыл, достал сразу пяток палочек покрытых бурым веществом - серой и чиркнул по боковушке картона. Ему, наконец - то удалось с нескольких попыток зажечь спички непослушными замёршими пальцами. Огонь вспыхнул быстро и ярко. Загорелась береста, и огонь длинным языком заскользил по сушняку. По сухим еловым веткам заметались жёлтые языки пламени, которые быстро пожирали смолистую сухую древесину.
Чёрные, дурно пахнущие мысли постепенно уходили из сознания охотника, уступая место радостным и светлым. Вздрогнула сгустившаяся вокруг разгорающегося костра темнота. Задрожали отброшенные светом тени деревьев. Огонь, разгораясь, с треском обнимал горячим пламенем дрова... Какое счастье огонь ! Только не торопись ! Берегись его прикосновения, если тело замерзло, а кровь плохо пульсирует.
Огонь жестоко накажет тех, кто не умеет пользоваться им. Он это твёрдо знал и не решился протянуть к нему скованные стужей руки, держась несколько поодаль. В такие минуты достаточно глотнуть тёплого воздуха, чтобы к человеку вернулась способность сопротивляться. Зверобой сидел против весёлого огня, который отдельными порциями вливал в него жизнь. Огонь весело трещал, жадно пожирая ветки сушняка.
В мороз огонь особенно прожорлив - только поспевай подбрасывать сухой хворост и куски валежника. В небольшой походный котелок Кузьма набрал снегу. Чистый снег, постепенно подтаивая в котелке, превратился в воду, которая вскоре нагревшись, закипела. Таёжник аккуратно снял его с огня, не забыв добавить в кипяток, лесных душистых трав, пучок которых всегда носил с собой в заплечном рюкзаке и приятный аромат разнесся в воздухе.
Он снял кружку, которая висела у него на поясе, и налил в него горячий чай - отвар. Острая боль от резко отходящих от мороза рук пронзила всё тело охотника. Он чудом удержал в онемевших руках чуть не выпавшую из них кружку горячего напитка. Кузьма одел на правую руку, оттаявшую у костра варежку, и снова взял кружку. Он начал дуть на горячий чай и медленными глотками тянуть целительный напиток.
Приятное тепло растекалось, словно морскими волнами по мышцам тела от каждого глотка отвара из таёжных душистых трав, согревая и расслабляя уставший и измотанный организм. Настроение охотника улучшилось. После утомительного перехода кружка горячего чаю казалась чудесным и волшебным напитком, а несколько сухарей к чаю - прекрасным ужином. Его вдруг взмокшие скулы зарумянились и зашевелились собранные в кулаки пальцы. К костру на животе подполз Карай.
Умное животное ластилось, и печальными глазами смотрела на своего хозяина. Лайка доверчиво прижалась к Кузьме, глядя проницательно и мудро своими глазами, как будто, прямо в душу. И уже, у зверобоя не осталось никаких секретов от своего верного друга. Карай что - то такое почувствовал там, на самом донышке сердца охотника. Взгляд его изменился, и он тихонько, с повизгиванием заскулил.
- Что, Караюшка, жаловаться пришёл ? Или непогоду чуешь ? - спросил охотник надёжного друга потрепав легонько негнущимися пальцами лайку по голове. Верный пёс опустил хвост, улёгся на подстилку из сосновых веток у входа и прикрыл один глаз. Но это вовсе не означало, что он остался безучастным ко всему, что происходило вокруг. Немного полежав возле костра лайка стала не спеша разгрызать зубами ледяные култышки на лапах.
Зверобой стащил с себя унты, тщательно растирая снегом ноги, руки и лицо. Снаружи шалаша ещё нестерпимее продолжался рокот непогоды. Ветер завывал, свистел и ревел в ветвях соседних деревьев, ударяясь в стену шалаша. Вокруг зима, лютая, холодная, ветер свистел, наметая сугробы. Непогода всё продолжала злиться. Стихия может бесноваться неделю, может перестать и через час.
Никто не изучил её капризного нрава. Надо ждать. Костёр, взбудораженный ветром, хлестал пламенем по темноте. Охотник с лайкой долго не могли прийти в себя. Острой болью стучал пульс в озябших местах, кисти рук пухли, и болела спина. Тепло всё ещё вызывало страшную боль. Лицо и руки обморожены. Сон наваливался непосильной тяжестью. Сырая, таёжная ночь пробирала до костей. От разгоревшегося костра вблизи корня поднимались языки пламени.
Стена огромного выворотня выполняла роль этакого рефлектора, отражая по законам физики с удесятеренной силой благодетельную теплоту огня и его раскалённый свет. В этом жарком блеске охотник, окончив скромный ужин, со зверским и неуёмным аппетитом почувствовал, что его непреодолимо клонит ко сну. Через несколько минут никто уже не существовал для него. Ни один звук не нарушал тишины, только горящие головёшки слегка потрескивали в костре.