Наступил вечер, но он так и не принес долгожданной прохлады. На небе ни облачка, а среди раскаленных высоток мегаполиса не гуляет ни одного заблудившегося ветерка.
Я вытер с лица пот и сунул в нагрудный карман своего монтерского комбинезона носовой платок, мокрый и мятый.
Это был трудный рабочий день, на протяжении которого я не переставал думать о кондиционере и мечтал поскорее присоединиться к семье. Как только представлял себе маленького Майки, тянущего ко мне свои пухленькие ручки и бегущего по коридору нашего старенького уютного дома, как только мысленно видел милую Дженифер, нежно целующую меня в небритую щеку, так и духота одолевала куда меньше.
Несколько раз я хотел все бросить и отправиться домой. Но меня сдерживала эта, может быть, тупая привязанность к работе, стремление всегда выполнять ее лучше кого бы то ни было, ни в коем случае не уронить планку, поставленную мною же самим много лет назад. В конце концов, именно работа кормит мою семью - говорил я себе.
У тротуара тихо остановились два громоздких Cadillac Escalade, из салона первого выбрался седовласый мужчина, тут же окруженный телохранителями. Я прицелился и выстрелил, после чего опустил винтовку, чтобы побыстрее собраться и покинуть крышу.
Я знаю, что происходит после выстрела. Для этого мне не нужно всматриваться в оптику прицела. Так и вижу залитый кровью асфальт, труп с изуродованным пулей черепом и телохранителей, суетящихся рядом. На их шикарных темных пиджаках едва заметны брызги крови, маленькие кусочки костей и крупинки мозгового вещества. Однако я точно знаю, что они всегда остаются - опыт и практика без малого двух десятилетий подсказывают мне это.
Спускаясь по лестнице, я размышлял: успею ли до восьми часов заглянуть в FAO Schwarz, чтобы присмотреть игрушку для Майки?