Паника

Мне пришлось сильно задержаться в офисе, от чего домой возвращался усталым. Впрочем, запруженные автомобилями дороги остались в прошлом, и я, не зная пробок, мог насладиться мягким ходом моего новенького "Лексуса".

Унылый желтый свет фонарей пусть и не навевал грусть, однако грозил вызвать приступ легкой меланхолии, и чтобы не задремать за рулем, я подбадривал себя воспоминаниями. Подумалось, что о покупке хорошей машины, о корпоративном телефоне, личном кабинете и чем-то подобном я не мог и мечтать совсем недавно. Всего-то года два назад. Точно, два года назад, когда после бурного празднования собственного тридцатилетия, я едва не плакал от накативших на хмельную голову переживаний о тщетности своих усилий и безуспешности пройденного пути.

Чего только не планировал я в безусой юности, для всех, пожалуй, характеризующейся верой в свои силы и готовностью в одиночку пробить любой тоннель в сколь угодно крепкой породе лишь бы достичь намеченного. Грандиозные планы не осуществились, ожидаемое не сбылось, а вот обиды множились... и более ничего. Как-то прозаично выяснилось, что мои усилия зачастую никому не нужны, или нужны как мелкая незаметная часть чужой победы.

Выкарабкаться помог счастливый случай, на который я, признаться, вовсе не рассчитывал. Компания, в которой я работал, занималась крупным проектом с привлечением мощных инвесторов, но грянувший кризис спутал карты. Одних инвесторов он разорил, других вынудил сократить расходы, а третьи перестали внушать доверие, когда ушли в подполье и держались за счет сомнительных делишек.

Особых связей у меня не было, имя мое ни для кого из больших игроков ровным счетом ничего не значило, однако именно у меня нашлись два возможных партнера для родного работодателя. Обе фирмы на рынке воспринимались аутсайдерами, не любившими риски. Собственно, эта особенность и помогла им в кризис остаться наплаву. Мне как-то приходилось работать с ними и, пойдя на ряд хитростей, я смог заинтересовать руководство этих фирм участием в проекте моей компании. Нет, врата в Эльдорадо не распахнулись, однако проблема была решена, да и меня наконец заметили. Сейчас тот мой взлет чудится неожиданно включенным эскалатором, на котором я почти десять лет стоял просто так, не ведая, что подъемный механизм обесточен.

Разумеется, было еще очень рано утверждать, что жизнь сложилась и сложилась как нельзя лучше. Она постепенно налаживалась, и осознание этого доставляло немалое удовольствие. Предстояло еще много и плодотворно работать, чтобы мои позиции упрочились.

Были в сложившейся ситуации и ощутимые минусы. К примеру, времени на себя любимого катастрофически не хватало. В минуты самокопания я убеждал себя, что еще молод, наверстаю и успею, а сейчас самое главное - не упустить открывшихся возможностей. На том и успокаивался.

Почувствовав некий прилив сил, захотелось не просто катить по широкой дороге, а чем-то себя занять. Я бросил взгляд на экран мультимедийной системы, неожиданно вспомнив, что в последний раз слушал музыку в автосалоне, выбирая машину. Я потянулся к экрану, но палец соскользнул, куда-то ткнул в основном меню, и, против ожидания, зазвучала не музыка, а приятный женский голосок проинформировал, что ранее заданный маршрут будет продолжен. Так включился встроенный навигатор.

Ну что же, вот наконец-то и проверю мудреное устройство, которым прежде пользоваться не доводилось. Несмотря на чистую дорогу, я специально усложнил навигатору работу, предложив путь до дома проложить в обход выдуманных мною пробок. Женский голосок порекомендовал свернуть направо и следовать через спальный район. Я покорно подчинился моей дорогой игрушке.

***

Повернув на очередном светофоре, я счел, что ехать таким маршрутом не плохо, особенно если будет забита основная трасса. Дорога была пуста. Справа от меня царапали темное небо многоквартирные муравейники, слева проносились пустыри, лесополосы и редкие постройки непонятного назначения, бог знает как умудрившиеся сохраниться с доисторических эпох и теперь, вероятно, обживаемые бомжами.

Навигатор издал шелестящий звук, и краем глаза я заметил, что карта перевернулась, сориентировавшись по сторонам света, а значок, который обозначал мое местоположение, застыл в нижней части экрана.

Это что за ерунда?

Стоило мне повернуться к навигатору, как последовал глухой удар правым крылом "Лексуса" о некое препятствие, которого попросту не могло быть. Ведь я только что наблюдал за дорогой и ничего на ней не заметил, да и обочина, широкая, хорошо очищенная от снега, была пустой.

Я нажал на тормоз, чувствуя, как меня бросило в холодный пот, как сердце затрепетало пойманной в силки птицей. Внутри все оборвалось, внутренности застудило, будто климат-контроль сошел с ума и резко понизил температуру в салоне. Оркестр маленьких человечков, неизвестно откуда появившийся на заднем ряду сидений, заиграл для меня что-то тоскливое, эпизодически разбавляемое грустным соло на саксофоне. В голове мысли устроили чехарду, перепрыгивая с пятого на десятое, оставляя от размышлений исключительно короткие обрывки. Руки тряслись, и при этом оторвать их от руля было практически невозможно.

Переживания захлестывали, и мне не сразу удалось выдавить из себя первые слова. Они выходили вперемешку со вздохами, исполненными страдания и испуга.

- Девочка моя, - с трепетом коснулся я приборной панели машины, - ты в порядке? Мы на что-то наскочили. Не бойся, просто наскочили.

Я быстро глянул в зеркала заднего вида, не обнаружив ничего необычного ни на дороге, ни на обочине. Тогда что это было?

- Все хорошо, малышка. Ничего страшного не случилось.

Погладив руль, я не скрывал, что теперь обращаюсь вовсе не к машине, а стараюсь успокоиться.

Не имело смысла просто сидеть и выжидать невесть чего, потому, собравшись и настроившись, что не все так плохо, я открыл дверь. Нарисовав в воображении возможные повреждения автомобиля, я медленно наполнялся злобой, хотя и не представлял, на кого она будет направлена и почему.

Я не успел поставить ногу на асфальт и замер от неприятной догадки. Опять бросило в пот, и одновременно с этим по спине забегали мурашки. Зашумело в голове, и желудок до острой боли сжался. Мой "Лексус" стоял на широком пешеходном переходе.

Какого черта он тут делает? Куда здесь ходить? В лесопосадку? Я огляделся и впереди заметил неприметный поворот и дорогу, которая вела к старому кладбищу.

***

Бомж лежал в кювете, в большом и рыхлом весеннем сугробе, где снег щедро разбавлен химическими реагентами и грязью. Ни машин, ни пешеходов поблизости не оказалось, и это обстоятельство меня малость приободрило. Зачерпывая туфлями серую мешанину, имевшую мало общего с настоящим снегом, я кое-как спустился к телу, еще с края дороги мучаясь от атаковавшего меня запаха: кисло-сладкого, тяжелого, застарелого. Меня замутило. Вонь от самосада и перегар, накопившийся за многолетние возлияния, пожалуй, не вызывали бы у меня подобной реакции.

Помявшись на одном месте, я некоторое время раздумывал, как бы изловчиться и проверить пульс, сведя прикосновения к грязному телу до минимума. Однако этого не потребовалось. Я достал мобильник и дрожащими пальцами включил вспышку фотокамеры, используя ее в качестве фонарика, после чего разглядел то, что заставило в сердцах выматериться.

Не думаю, что скользящий удар при встрече бомжа с "Лексуса" был настолько сильным, чтобы причинить серьезные травмы. Можно было отделаться от пострадавшего пятисоткой. Но вот груда валунов, встретившись с черепом бомжа, шансов ему не оставила. Передо мной, раскинув руки и нелепо подвернув ноги, лежал труп. Никаких сомнений. Я сжал кулаки, подумав:

"Опустившийся примат сломал мне жизнь! Неужели из-за одичавшего алкаша всё покатится под откос? Да ни за что!".

Посмотрев по сторонам, я обнаружил, что с дороги и со стороны кладбища труп не виден. Разве что человек, стоящий на обочине и внимательно изучающий кювет, мог бы что-то заметить. Закидав тело снегом, разрыхлив место, где стоял, я стал подниматься по склону, переживая теперь только за царапины и небольшую вмятину на моей машине.

"Ничего приятного, конечно, но не смертельно", - подумал я и нервно усмехнулся, обернувшись к месту, где оставил труп. - "Кому не смертельно, а кому и...".

Сердце зашлось, когда мой "Лексус" лихо подрезала серая "Калина" и остановилась с резким скрипом тормозов. Открылась дверь, и водитель, чуть ли не распластавшийся на переднем пассажирском кресле, обдал меня взглядом, полным неприязни.

- Ты какого хера на переходе встал, мудила?

Грузный мужчина с лоснящимся лицом явно ждал ответа, только что я мог ему сказать? Он пялился на меня так, как, наверное, не всякий присяжный в суде посмотрит на детоубийцу. Хотелось отреагировать максимально дерзко, с язвительными комментариями, однако мне не стоило привлекать внимание, не стоило отвечать оскорблением, чтобы не спровоцировать толстяка на какие-то дальнейшие действия. Они запросто обернулись бы мне во вред.

Задушив волну возмущения, перетерпев, я натянул виноватую улыбку.

- Отлить приспичило.

После моего объяснения ни мимика, ни взгляд водителя "Калины" не изменились. Он крикнул:

- Живо свалил отсюда, придурок!

Хлопнула дверца, заревел двигатель, и серый универсал, проехав немного, свернул в один из дворов спального района. Тут я догадался, что же так задело толстого: в скромном мирке окраины, сером, как его машина и его же лицо, в личном жизненном пространстве случился непорядок. Кто-то остановился на пешеходном переходе, всего-то, но катастрофа для толстяка прямо-таки вселенских масштабов.

- С-сука! - процедил я сквозь зубы, когда до меня дошла суть произошедшего. - Он ведь местный. Тот еще залет.

Труп бомжа рано или поздно обнаружат, и здешний любитель отечественного автопрома окажется тут как тут со своими воспоминаниями о молодом человеке на "Лексусе", зачем-то торчавшим на пешеходном переходе. Он меня видел, запомнил. Я перевел взгляд на сугроб, судорожно соображая, что же следует предпринять.

***

На кладбище было пусто, дорога к нему заканчивалась контейнерами, почти полностью заваленными самым разнообразным мусором. Беспощадно терзаемый рвотными позывами от неслабо пованивающего тела, лежавшего в багажнике, я развернул машину, сдал поближе к свалке и выскочил из салона, жадно хватая ртом морозный воздух. К ночи обещали похолодание и снег. Совсем не по-весеннему.

Разгребать мусорные завалы удовольствие само по себе сомнительное, однако оно чуть больше пришлось мне по душе, чем необходимость прятать труп под незамерзшими нечистотами, переломанными досками, коробками с хламом. Отгоняя прочь тяжелые мысли, желая отвлечься от смрада, назойливо лезшего в нос, я гадал, что за гниль попадается мне под руки, с какой целью притащили сюда рубероид и ковер, затертый до дыр. Наверное, мне хотелось хоть чем-то отвлечься от размышлений о сути своего занятия - не вижу другого объяснения.

Труп исчез под мусором, и я направился к машине, найдя работу выполненной на твердую четверку. Не доходя всего ничего, я сбавил шаг и принялся максимально незаметно отряхивать костюм, потому что рядом с моим "Лексусом" стоял темно-синий седан со значком "Вольво".

- Здесь вообще-то запрещено бытовой мусор выбрасывать. Местных постоянно за это гоняют, - сказал небритый мужчина лет пятидесяти, закуривая.

В голосе хозяина "Вольво" особой претензии не слышалось, конфликтовать он явно не собирался и говорил так, словно констатировал непреложный факт. Но меня упоминание о местных и бытовом мусоре покоробило. С чего он вообще решил, что я приперся в спальный район с мусорными пакетами, чтобы здесь от них избавиться? Неужели по моему костюму, по машине не становится очевидным, что подобное предположение выглядит по меньшей мере смешным?

- Окурок некуда было пристроить, - нашелся я с ответом. - Салон в машине без пепельницы.

- А-а, - кивнул хозяин "Вольво" с видом человека, отлично понимающего проблему. - Дешевая пепельница превратилась в дорогую опцию. Такая же фигня. Я еще засомневался: вроде прилично одетый парень, и что могло понадобиться на помойке? - он замолчал, отвернулся к воротам, ведущим на кладбище, потом спросил: - Навещали здесь кого-то?

- Бабушку, - отозвался я и мысленно обругал себя последними словами, потому что ответ мой был слишком скорым. Впрочем, я тут же ухудшил ситуацию, когда добавил: - И деда.

Дебил! Какой же я дебил! Ни к чему обилие лишних деталей, ведь на них обычно и палятся идиоты. Ни к чему вообще сам разговор. Отделался бы каким-нибудь невразумительным мычанием, сел в машину и укатил подальше. А что теперь?

- У меня здесь мама и папа лежат, - грустно сказал мужчина. Странно как-то сказал, по-детски. Не мать, не отец, а мама и папа. - Постоянно их навещаю, если поблизости бываю. Они у меня рядышком лежат. Приеду, посмотрю, оценю местечко между их могилками.

- Зачем? - не понял я.

- Время придет, рядом хочу лечь. Точнехонько между ними. Я участок давно за собой застолбил.

Мужчина грустно улыбнулся, посмотрел на окурок и взглядом поискал, куда бы его пристроить. Похоже, необходимость не разбрасывать мусор у кладбища не особенно волновала его раньше, и только теперь он изменил свое отношение. Мужчина отправился к мусорным контейнерам. С замиранием сердца я смотрел ему вслед, не сразу заметив, как похолодало еще сильнее, как с неба несколькими зарядами сыпанула снежная крупа. Попадая на машины, отскакивая и ссыпаясь с крыш и стекол, она издавала звук, напоминающий звук маракасов.

Крупа закончилась. Воцарилась тишина, скрылся ветерок, и огромные невероятно красивые пушистые снежинки, закружились вокруг меня, и, несмотря на раннюю весну, рождали своим появлением и танцами стойкое ощущение приближающегося Нового года. Вот только смрад портил всю картину. Будто бомж каким-то образом сумел выбраться из завалов и доковылял до меня, чтобы преследовать вечно.

- Надо бы позвонить в муниципалитет, - с нотками небольшого раздражения сказал хозяин "Вольво", возвращаясь. - Помойка переполнена. Вонища стоит немыслимая. Пусть вывезут.

- Обязательно позвоню, - поморщился я. - Это, конечно же, не дело.

Отъехав от кладбища, я включил подогрев сидений и настроил климат-контроль на максимальную температуру, однако это не помогло. Мороз засел глубоко в теле и не желал оставлять меня. Зубы стучали, потекло из носа, а по ногам бежала дрожь, намекая на судороги. Казалось, что я сам источал холод.

Поселившаяся в голове тревога не хотела отпускать, не уходила и точила изнутри, изводила до тех пор, пока я не понял, чем вызвано волнение. Когда до моего дома оставалось два квартала, я принял влево на перекрестке и развернулся, направившись обратно на кладбище.

Как часто хозяин "Вольво" навещает умерших родных? Сказал, что часто. А ведь он отличный свидетель, очень опасный для меня. Чего доброго и номер моей машины запомнил.

Я воочию представил себе полицейских, вытаскивающих труп из кучи мусора, хозяина "Вольво", что-то объясняющего сотрудникам, и увидел, как рушится моя жизнь, как стирается все, чего удалось достичь, как исчезают приятные мелочи. Только сине-черный ватник на плечах, узкая койка в полутемном помещении, напоминающем солдатскую казарму и шитье варежек в колонии.

"Нужно срочно перепрятать тело", - настойчиво требовал внутренний голос. - "Упрятать так, чтобы наткнуться могли только случайно. В окрестности кладбища, помнится, была лесопосадка. Может быть, там? Поторопись".

***

В суматохе я напрочь забыл позвонить Светлане. Встречаясь уже более года, мы жили раздельно, не спешили съезжаться, и каждый четверг был у нас посвящен планированию совместного времяпрепровождения в выходные.

Дрожа всем телом, оставив всякие попытки отогреть руки и не заботясь о насквозь промокших туфлях, я молотил по мерзлой земле автомобильной лопаткой, когда раздалась трель мобильника. Свет померк в глазах от волны лютого страха, который ледяной костлявой рукой ухватил меня за мошонку и больно сдавил. Кое-как вытащив телефон, я ответил. Играть усталость мне не пришлось, так как Светлане все подсказал мой утомленный и севший голос. Пообещав, что обязательно перезвоню завтра прямо с утра, я отключился и совершенно механически, действительно, словно бездушный автомат, вернулся к своему неприятному занятию.

Дома я очутился заполночь и уже не дрожал от холода - меня трясло и мотало из стороны в сторону, как шейкер в руках бармена-паралитика. Я стоял в чем мать родила, сбросив одежду у входа. От нее нестерпимо разило. Я надеялся, что принюхаюсь, что смрад, распространявшийся от трупа бомжа, перестанет меня раздражать, однако этого не случилось. Вонь, казалось, впиталась в одежду и обувь, в волосы и кожу, будто бы поселилась во мне, забралась глубоко в легкие и вознамерилась остаться со мной навсегда. Нет уж, такого удовольствия я ей не предоставлю. Горячий душ и пахучий гель живо все исправят, наведут порядок в моих мозгах. Но сначала следует закончить начатое.

Я посмотрел на костюм, рубашку и уничтоженные туфли без малейшего сожаления, поймав себя на мысли, что в прошлом году стоимость наряда чудилась мне фантастической. Сейчас же не дрогнула ни душа, ни рука, засовывавшая одежду в плотный мусорный пакет. Свобода стоит несоизмеримо дороже, стоит любых денег, и ради нее не нужно ничего жалеть.

"Ничего и никого", - с легкостью подумалось мне.

Я переживал странное состояние. С одной стороны одолевала смертельная усталость, от которой хотелось повалиться на пол у входной двери и заснуть без снов и связанных с ними беспокойств. С другой стороны меня жгли мысли, скакавшие на дикой скорости, приводили в смятение образы, похожие на немое кино, где оцепеневший мир оживлен немыслимо быстрыми движениями актеров.

Чтобы выбросить пакет с одеждой и туфлями я отправился в соседние дворы, а когда шел обратно, то почувствовал, как улетучилось ощущение скорости, и усталость пудовыми гирями утяжелила мои ноги, навалила неподъемный вес на плечи. Доковыляв до детской площадки, я привалился к штанге баскетбольного кольца и не рискнул идти дальше, понимая, что упаду.

- Игорёк? - донеслось из сумрака двора. - Ты чего это там?

Долгое, бесконечно долгое торможение вселенной, периодически замиравшей стоп-кадром мешало как следует всмотреться в темноту и сфокусировать зрение. Только когда сосед подошел ко мне, я узнал Михаила Степановича, по своему стариковскому обыкновению выгуливавшего дворнягу, когда самому не спалось.

Скорее всего, старик решил, что я перебрал с выпивкой, но едва коснулся меня, подхватывая, запричитал:

- Игорь, да у тебя жар! Как же угораздило, а? Немедленно звоню в скорую.

Видели, как выстреливает из пасти хамелеона липкий язык? Он цепляет ничего не подозревающую жертву, моментально сворачивается, и вот уже хамелеон с удовольствием обедает. Только что насекомое грелось на солнышке или точило жвалами стебель, и в мгновенье ока оно в другом месте. Нечто подобное совершила со мной фраза о необходимости вызова скорой, буквально выдернув из полузабытья. Я слабо каким-то чужим голосом запротестовал, но не разобрал собственных слов. Собрав волю в кулак, все-таки сумел ответить:

- Нет. Не надо скорую.

- И речи быть не может, Игорь, - отсек мои возражения Михаил Степанович, ведя меня по подъезду к своей квартире. - Сейчас доберемся, сразу же позвоню в скорую.

В голове шумело, пульсировало, и мысли ворочались медленнее, чем двигался язык, тем не менее я понял, как отделаться от опеки старика-соседа и избежать скорой помощи.

- Врач уже... есть... позвонить... ей...

С неимоверным трудом отыскав нужный номер, я протянул старику свой смартфон.

- Здравствуйте, - начал Михаил Степанович, тут же отнял мобильник от уха и на экране прочел имя абонента. - Здравствуйте, Светлана. Простите, что так поздно. Звоню по поручению вашего, как понимаю, знакомого... да, верно, Игоря Васильева.

Сложно сказать, успел ли Михаил Степанович сказать что-то еще, ведь для меня время текло необычно - рывками, со сдвигами и искажениями. Мне почудилось, что Светлана прилетела, преодолев тысячи километров и миллионы лет за один короткий миг. С трепетом сосед передал меня в заботливые руки той, кого он называл невестой, а я воспринимал с опаской. Приезд Светы был избавлением и вместе с тем сильно тревожил. Похоже, я перестал быть хозяином своего сознания, путавшегося в бреду, и мог вот-вот выдать себя, проговорившись.

***

Светлана безостановочно суетилась вокруг меня, кутала в пуховую шаль и заворачивала в теплое одеяло, словно в кокон. Она пичкала меня лекарствами в их твердом, жидком и сыпучем виде, причитала и приободряла, между тем время от времени принюхиваясь ко мне и аккуратно так интересуясь, с кем же я умудрился накатить по рюмочке среди недели. В другое время я высказал бы Светлане все, что думаю по поводу ее подозрений, но тогда у меня не было сил.

Я желал очутиться во власти покоя, но мягкая постель мерещилась мне наждачной бумагой, двигаться на которой было больно. Одеяло прижимало тяжелым листом железа, шаль казалась опутавшей меня колючей проволокой. Я ожидал, что тепло в конце концов отвоюет мое тело у непереносимого холода, однако ни покой, ни тепло все не приходили.

А еще я боялся, переживал такой несказанный страх, что готов был умереть, только бы отделаться от этого невозможного чувства раз и навсегда. Меня пугало, что я могу сболтнуть лишнего.

С трудом разлепив веки и обнаружив Светлану дремлющей в кресле около кровати, я хотел попросить ее уйти, оставить меня, а вернуться лишь завтра, когда мне станет получше, но язык окончательно перестал подчиняться. Я поднял слезящиеся глаза к кружащему потолку, неуклонно ползшему на меня, различил на белом фоне летучие тени, в которых угадывались лица, и тут же отключился.

В спальном районе на окраине города царили хмарь, тишина и безветрие, будто внутри гигантского мыльного пузыря. От лесополосы остались одни пеньки, тут и там валялись ветки, а серый снег покрывала труха от спиленных стволов. Стоя у ворот кладбища, я взволнованно смотрел, как в том самом месте, где закопал труп бомжа, возились два десятка человек. Не знаю, как мне удалось определить, что это то самое место, ведь могилку я ничем не отмечал, да и сейчас никаких примет не обнаруживал.

Мне хотелось сорваться и бежать сломя голову, однако ноги отказывались слушаться. Я и шагу ступить был не в состоянии, и глянул вниз, чтобы осмотреть себя. Отсутствию на мне одежды я удивиться не успел. В глазах у меня помрачилось от ужаса, когда я увидел, что ноги мои крепко держат торчащие из земли руки: тощие, грязные, с обломанными желтоватыми ногтями.

Покрутив головой, надеясь отыскать помощь, я заметил похоронную процессию, безмолвно застывшую рядом со мной. Шестеро мужчин с каменными лицами держали на длинных полотенцах массивный коричневый гроб, закрытый крышкой. Толпа незнакомых людей, провожавших покойника в последний путь, замерла, но каждый испытующе смотрел на меня, словно ожидал чего-то, может быть, раскаяния и признаний. Схватившие меня руки мертвеца отошли на второй план.

"Нет, не дождутся" - сказал я самому себе. - "Никаких вам признаний".

- А уже и не надо, - послышался из-за спин шестерых крепышей смутно знакомый голос. - Улик вполне достаточно. И я - первый свидетель.

В вышедшем толстяке, бесцеремонно растолкавшем толпу своим пузом, я без особого труда узнал водителя серой "Калины", выговаривавшем мне насчет остановки на пешеходном переходе.

- Все ты правильно сделал, Игорек, - проскрипел из-за плеча толстяка Михаил Степанович. Он подошел ко мне и глубокомысленно заявил: - Все правильно, Игорек, только не до конца доделал, на том и погорел.

Внезапно пересохшее горло ожгло моим же горячим дыханием, когда я шепнул соседу-старику:

- На чем, Михаил Степанович? На чем я погорел?

От толпы отделился высокий мужчина лет пятидесяти. Я не сразу узнал в нем хозяина "Вольво", из-за его странной, откровенно карикатурной одежды. На нем был черный парадный мундир с нелепыми оранжевыми нашивками, аксельбантами и преогромными погонами.

Мужчина смотрел на меня исподлобья, так враждебно, как смотрит бык на чужака. Подойдя к гробу, он мягко поднял крышку и, подсказывая мне, кивнул внутрь.

- Лопата! Черт! - заорал я, закрыл лицо ладонями и застонал, переполнившись досадой: - Грёбаная лопатка!

В широком гробу на белоснежных подушечках лежала моя автомобильная лопата, забытая в багажнике "Лексуса". Лезвие и даже ее рукоять облепили комья земли, уже подсыхавшие.

- Вымыть лопату! Быстрее! - завопил я, увидев, как от могилы бомжа откололась группа людей и направилась в мою сторону. - Нет, выбросить ее нахер и вычистить багажник!

В морок медленно вплыл голос Светланы:

- Тише-тише, милый. Спи. Это всего лишь сон.

"Всего лишь сон", - злобно подумал я, даже в мучительном бреду отдавая себе отчет, что все-таки меня угораздило сболтнуть лишнего.

Не имею понятия, чем меня потчевала Светлана, но ее лекарства возымели действие. Пусть бодростью и добрым здравием похвастать я не мог, но очнулся без ломоты в мышцах и суставах. Едва открыл глаза, как над ухом привычной трелью будильника запел мобильник, демонстрируя, насколько же ему безразлично мое болезненное состояние - вставай и собирайся на работу.

Я поднялся и еле удержался на ногах. Все поплыло перед глазами, стены зашатались, и почудилось, что платяной шкаф того и гляди рухнет на меня. Упасть мне не позволила влетевшая в спальню Светлана. Она поймала меня и, укладывая обратно в постель, озабоченно спросила:

- Ты чего вскочил? Ну-ка, лежи.

- Мне нужно на работу.

- Ты сдурел? Какая тебе сейчас работа?

Привычка - вторая натура. Внезапно для самого себя я осознал, что о работе сегодня не могло и речи идти, к тому же работник из меня был никакой. Самостоятельно я бы до офиса просто-напросто не добрался.

- Ты где вчера мотался? - спросила Света, успокоившись.

- С работы ехал. Нигде не мотался, - ответил я, кутаясь в одеяло.

- Ты во сне про багажник и лопату бормотал. Я ничего толком не разобрала, но на всякий случай сходила посмотреть. Не беспокойся. Я все вымыла и почистила. Вот и спрашиваю, где так умудрился? Машина не особо грязная, а лопата - один сплошной комок грязи.

В висках выстрелило болью, череп сжало, а внутри него заметались языки жгучего пламени, вынудив меня плотно закрыть глаза. Наощупь я потянулся к мобильнику, решив позвонить и отпроситься на сегодня с работы, благо есть весомый повод и возможность воспользоваться накопившимися отгулами. Объясняясь с шефом, я торопливо решал, как бы поскорее отделаться от Светланы. Телефон позволил мне попрощаться с начальником, издал квакающий звук и вырубился - сел аккумулятор. Я ничуть не расстроился и не полез за зарядкой, поскольку отключенный смартфон здорово играл мне на руку: никто не побеспокоит, не отвлечет.

***

Паника обратилась в сущий кошмар, напугавший меня куда больше, чем привидевшиеся во сне руки мертвеца, сжимавшие мои лодыжки. Я закинул в себя все таблетки, что могли бодрить, стимулировать и наводить на нужные мысли. И мысли не заставили себя долго ждать. Они лихорадочно метались, путались, заставляя меня нервничать. Они сшибались, чтобы со взрывами рассыпаться пылью или же соединиться в нечто стоящее.

Светлана видела следы моего преступления. Не могла она все сопоставить и догадаться, так как для этого ей не хватало информации. Пока не хватало. Но чьи-то расспросы либо моя собственная неосторожность, вроде допущенной ночью, быстро заставят ее связать одно с другим, и тогда все мои потуги впустую. Серьезнейшая загвоздка требовала срочного разрешения.

Маленький пустой двор-колодец, через который Света ходила каждый раз, отправляясь на обед и возвращаясь на работу, я себе представлял иначе. Это и не двор был в моем понимании. Проулок какой-то или длинная арка с дырой посередине, в которую смотрит грязно-серое небо. О том, что это именно двор, говорили разве что выходившие туда два подъезда.

Я увидел бегущую Светлану из окна и, когда она скользнула под арку, спустился, выскочил ей навстречу. По-моему, удивиться она не успела, как и вскрикнуть. Наверное, и меня она узнала, только когда нож второй, а то и третий раз вошел ей между ребер - я целился точно в сердце.

Бросив тело, я замотал нож и Светкину сумочку в ее же шарфик, после чего спешно удалился, не задерживаясь, аккуратно осматриваясь и пряча лицо под козырьком бейсболки. Опасные вещи я сунул в подвальное окошко первого попавшегося дома, стянутые с рук перчатки зашвырнул в открытый водосток и после этого мог вздохнуть с облегчением.

Никто не видел, никто не заподозрит. Приехал я тайком, воспользовавшись такси, пешком прошелся из одного района в другой, будучи уверенным, что здесь даже случайно не столкнусь с кем-нибудь из знакомых, и в глухой подворотне разобрался с неприятной задачкой тихо и быстро.

"И легко", - поддакнул внутренний голос.

Я закивал. Да, легко. Никогда не думал, что это будет настолько легко.

Домой я не заходил, не желая крутиться бестолково и вхолостую, если есть чем заняться и силы позволяют. Запрыгнув в свой "Лексус", я погнал в сторону старого кладбища. Нужно основательно подчистить за собой, тем более что в этом, как выяснилось, нет ничего сложного. Очень легко, следует только все продумать заранее.

До кладбища я шлепал на своих двоих, а там искал не очень долго. Два дорогих памятника. Мужчина и женщина. Макаев Иван Тимофеевич и Макаева Ольга Пахомовна. Родились с разницей в три года, умерли с разницей в пять лет. Других родственников, которые бы лежали рядом, и между их плитами могла поместиться еще одна могила, я не обнаружил. Записал, чтобы заняться немного позже. Значит, хозяина "Вольво" я найду. Он уже на крючке. Решу связанное с ним затруднение, пока такое затруднение не вылилось в беду.

Потом я перебежал через дорогу по тому самому пешеходному переходу, на котором сбил бомжа, и при этом в груди у меня абсолютно ничего не шевельнулось.

С "Калиной", правда, не задалось. Во-первых, я не знал, какой именно двор мне должен быть интересен, во-вторых, только в первом дворе нашел два серых универсала - один в один. Прикидывая, как буду искать интересного мне автовладельца, я записал номера и предпочел убраться, пока не примелькался. Сердечко мое колотилось часто-часто, в машине я включил плеер, настроился на какую-то радиостанцию и стал подпевать попсовой, совершенно дурацкой песне.

Необъяснимая эйфория улетучилась, стоило мне войти в подъезд, где я нос к носу столкнулся с Михаилом Степановичем. Вид у него был до крайности обеспокоенным.

- Вот те на! - изумился он. - Игорек, а я, считай, каждые пять минут к тебе в дверь стучаться хожу. Уже подумал всякое.

- Машины ведь нет под окнами - значит, уехал.

- Так я же всю жизнь бесколесный, потому по мне это не показатель, - пожал плечами старик. - Проще говоря, и не подумал.

- А зачем я вам понадобился, - осторожно осведомился я.

- Милиция к тебе зачем-то приезжала. Тьфу, то есть полиция.

В горле у меня застрял ком, и я все никак не мог его проглотить. Руки и ноги мои ослабели. Я почувствовал, что колени мои готовы вот-вот подломиться.

- Чего они хотели?

- Сказали, что побеседовать, - ответил сосед.

- А с вами беседовали?

- Да какой там, - отмахнулся Михаил Степанович. - Спросили, не в курсе ли я, где ты. Нет, говорю, извините. Они и укатили. Я им вслед сказал, что ты шибко заболел.

- А они?

- Кивнули и уехали.

- Вы про машину мою говорили что-нибудь? - спросил я.

- Нет, конечно. Говорю же, даже не подумал. А они и не спрашивали. Мы парой слов-то и обмолвились.

- Где же я так...

Я не сразу понял, что начал фразу в полный голос, но вовремя осекся, посмотрел на старика, нервно соображая, как быть вообще и как поступить с доброхотом-соседом.

- Где же что? Игорек, эй? - постарался вернуть меня в реальность Михаил Степанович.

Напрасно он это сделал. Не лез бы, куда не следовало, и для него все сложилось бы совсем по-другому. Вслушавшись в тишину подъезда, я собрался, сжался пружиной, а затем резко распрямился, мощно вмазав старику снизу в челюсть...

***

Молодой человек качался вперед-назад, как заведенный, и беспрестанно массировал бедра и плечи, как если бы разминал занемевшие конечности. Взгляд его был безумным. Его адвокат сидел в камере для допросов изолятора временного содержания, далеко и неловко откинувшись на спинку стула. Следователь не мог видеть его лица, однако воображение подсказывало ему, что приглашенный защитник Игоря Васильева пребывает в том еще шоке от признаний и поведения подзащитного.

- Алик, ты ведь понимаешь, что это "психиатричка"? - обратился к следователю адвокат, когда наконец расстался с клиентом.

- Конечно, Дмитрий Семёныч - коротко ответил следователь. - Психиатрическая экспертиза тут без вариантов.

Выйдя из изолятора, не сговариваясь, оба закурили, чтобы переварить всё услышанное от убийцы.

- И что, Алик, тебе по всем эпизодам есть чем обложиться? - спросил защитник. - Ну, кроме его показаний. Я ведь показания обязательно поставлю под сомнение, учитывая явно ненормальное состояние Васильева на момент допроса.

- Хозяин - барин. Семеныч, хочешь - ставь под сомнение, не хочешь - не ставь, - устало ответил следователь. - А с доказухой там богато. И по бомжу, и по девушке, и по старику, над трупом которого Васильева и взяли.

- М-да, - ответил адвокат и сердито отшвырнул окурок, не попав в урну. - Алик, если не секрет, как на него вообще так быстро вышли?

- Есть, Семеныч, такая страшная штука, как современный смартфон. Тварь та еще, чертовски умная и чертовски бесстрастная. Когда Васильев прятал тело бомжа, фонарика у него при себе не было, потому он пользовался встроенной камерой, вернее, ее вспышкой. Подсвечивал себе по ходу. Дальше объяснять?

Выпятив нижнюю губу, адвокат, как тяжелыми камнями, ворочал мозгами, но, так и не догадавшись самостоятельно, был вынужден попросить продолжения:

- И как его могла вспышка выдать?

- То ли от нервов, то ли от холода, то ли от неумения пользоваться камерой у Васильева получались фотографии каждый раз, когда он включал вспышку. Но не в этом самая подлость. В смартфоне Васильев настроил автоматическое размещение фотографий в одной из соцсетей, в его аккаунте. Настроил и забыл. Обо всем помнил. Все просчитал. Только про аккаунт забыл. И вот представь, Семеныч, ночью и ранним утром Васильев нафиг никому не нужен, а днем кто-то из повернутых на соцсетях обнаруживает на стене товарища двенадцать фотографий с трупом, кидается звонить Васильеву - тот не отвечает. Звонит знакомым и знакомым знакомых, узнает номер телефона на работе Васильева, но тот там и не появлялся. А куда у нас обычно обращаются взволнованные люди, если сталкиваются с подобными непонятками?

- В ТВ-шоу с экстрасенсами, - с иронией сказал адвокат, которому и без дальнейших пояснений все стало ясно.