Где я впервые увидел эти глаза? И почему я нашел их бесконечно знакомыми? Я содрогнулся, это были глаза беглеца. Вы когда-нибудь видели взгляд того, кто боится остановиться и обернуться? Верно, вы всегда смотрите только на его спину, более вам не позволено. Если хотите, бегите за ним. И может даже, вы его догоните. Но что с того? Вы его не сможете остановить, а бежать вместе с ним вы не в силах. Вы сдадитесь и отстанете, проклиная его. А если нет, вы ему наскучите, и он убьет вас. Своей волей он сметает преграды страха и сомнения, но сам неволен. Он в плену у неограниченной свободы. Пожалуй, он и сам устал, но страх остановиться и найти пустоту ужасает его. Как и то, что он может увидеть за своей спиной.
Но я бежал подле него и видел эти глаза и зачем-то остался жив. И когда я понял почему, то ужаснулся и побежал. И теперь, как и он, я не могу остановиться. Я боюсь. Кто он, спросите вы? Иногда он такой...
1
Паладин
Он родился в Лиссабоне, в семье католического священника. Его отец был глуп и труслив. Воли у того хватало лишь на подлость. Маленький Вирон все свое детство только и слышал о недовольстве своего отца его унизительным положением. Но почему-то не жалел его. Даже наоборот, живя в убогости, он презирал отца. "Нет нечего нелепее, чем тщеславный карлик", - думал уже юноша Вирон. Наверное, тогда он и решил ни перед чем не останавливаться и сметать, как шахматные фигурки с доски все то, что посмеет встать на нужной клетке. "Нет плохих фигур, есть неудачная расстановка", - часто повторял Вирон. Он взвешенно и хладнокровно выбрал черный цвет как наикратчайший. И еще он понял, что для начала ему нужно сильное течение. Вирон, конечно же, нашел его - он вошел в священный орден тамплиеров. Он стал оплотом папы и католической церкви в борьбе с неверными.
Под доспехами Вирона скрывалась одежда священника. Рыцарь веры, христов воин он был последовательно безжалостен к врагам святого престола и недоброжелателям ордена. На его мече был выбит странный крест тамплиеров и монах, призывающий к молчанию. Этот меч отвоевал святую землю у нехристей и завоевал благосклонность папы. Палестина принесла ему, то чего он так ждал. Он был пожизненно выбран великим магистром и назначен князем трипольским. С тех пор монахом, прикрывающим губы, он стал считать именно себя. Теперь, не он служил беспрекословности, а она повиновалась ему. Но "мирская оплошность", по его мнению, все же еще не была исправлена. Вирон захотел возродить Византию - осколок Великого Рима, сделав из нее Латинскую империю, а самому стать кесарем. Тем более, что князь трипольский звучало как издевательство. Граница княжества под набегом арабов постоянно менялась. Да и что это за вотчина для рыцаря в чужой и далекой пустыне? Другое дело империя в восточной, но Европе.
По чести сказать, это все, что я узнал о тщеславном Вироне. Да я бы и не стал интересоваться им, не привлекают меня мошенники. Потому я прошу понять отрывистость и сухость моего повествования о нем. Факты скудны и может даже порой не точны. Так вот, я бы побрезговал даже упоминать его, если бы не его глаза. Где я их видел, спросите вы...
Настойчивый стук в дверь разбудил меня. "Не местные", - просыпаясь, подумал я. Вытерев пот, я вскочил с лежанки. Когда я отворил засов, оцепенение овладело мной. "Черный паладин", - прошептал я дыханием. Везде, где он не появлялся, воздух утопал в страхе, недоверии и глухой ненависти.
- Мы воспользуемся твоим гостеприимством, - отстранено сказал он, видя меня, но, не замечая меня. Что я мог ему ответить? Я лишь отошел в сторону, пропуская самозванца. Поморщившись, он вошел, и, может, мне показалось, устало вздохнул. Меня удивило, что его многочисленная охрана вся осталась на улице, шагах в двадцати. И еще, я впервые видел Вирона без шлема. Вялым движением он пригладил растрепавшиеся длинные черные волосы. Я, посмотрел на крест, несущий нам смерть и унижения. Потом я увидел на ножнах серое лицо человека в капюшоне и сразу возненавидел его.
- Проходи, - властный жест указал кому-то кто стоял за его спиной. Но странно, властность в голосе была скорее привычной, я подумал, что он обращается к равному себе. Но кто здесь может быть равным захватчику? Молодая арабка гордо прошла мимо меня, даже не оглянувшись.
- Нам не должны мешать, - бросил Вирон и прошел за ней. Я смешался, не понимая, что происходит. Поколебавшись, я приник к стене. Я очень хотел услышать каждое слово.
--
Зачем я здесь? - спросила арабка.
--
Ты красива, разве того не достаточно, - надменно ответил Вирон, но я уловил в его голосе явную фальшь. И не я один.
Арабка рассмеялась. Я непроизвольно сглотнул, ожидая расправы.
- Ты смеешь сомневаться, - вспылил Вирон. Никогда я раньше не видел эмоций князя, и я понял, что он просто уязвлен. Ответом его не удостоили.
--
Хорошо, - сказал князь. - Там на улице я увидел тебя. Голову ты склоняла с явным трудом. В глазах твоих был вызов мне...
--
Тебя сюда никто не звал. Ты самозванец, - вмешалась арабка.
Вирон пропустил оскорбление. И начал объясняться, но меня уже ничего не удивляло.
--
Меня позвал я сам. Я не смог противиться себе, - тихо произнес он.
Арабка на этот раз слегка кивнула головой.
- Но кто ты и откуда родом? - поинтересовался (не приказал) Вирон.
- Я местная, торгую на рынке, помогаю своему отцу.
- Врешь, - жестко сказал Вирон. И я догадался, ложь - это то немногое, что не позволено его собеседнице. - Твое лицо мне незнакомо, и держишься ты как знатная.
- Не тебе упрекать меня во лжи, - плавно растекался голос арабки. - Ты черный самозванец, ищешь славы и почести за тысячи дорог от своего дома. Людей вроде тебя у нас называют мамелюками. Запомни, Вирон, ты всего лишь мамелюк.
Князь неожиданно усмехнулся.
- Странно, - мягко сказал он. - Мне показалось, что на улице проскользнуло любопытство, просто любопытство. Я вызываю у тебя интерес?
Арабка несколько мгновений внимательно смотрела на Вирона.
- Мне просто жаль тебя. Ты там, где тебя ненавидят и презирают. У тебя нет дома, черный паладин. Ты все время бежишь. Вирон резко встал из-за стола. Даже отсюда я слышал его тяжелое дыхание. Но затем он снова сел.
- Откуда ты? - хрипло спросил он.
- Мой род ведет свое начало из города пророков, древнего Ясрибы.
- Так ты из аравийской Медины?
- Нет, сейчас я живу в Багдаде. Мой отец перенес туда столицу.
- Что сделал твой отец? - не понял князь.
- Перенес столицу арабского халифата в Багдад. Ему там больше нравится, - невозмутимо ответила она. Я прислонился руками к стене, словно это могло дать мне силы. Руки вспотели, я почувствовал жар.
- Я догадываюсь, но все же кто твой отец? - сказал князь.
- Омар, - гордо ответила она. - Я дочь Омара.
- Три вещи... три вещи меня погубят, - прошептал Вирон.
- Какие, черный паладин?
- То, что ты сказала, то, что мне всегда не хватало смелости на трусость, и я не смогу выдать тебя и..., - он осекся.
- И что же третье, храбрый рыцарь? - улыбнулась дочь халифа.
- Обычно рыцари похищают местных женщин, делая их рабынями...
- Я знаю, - кивнула девушка. - По-моему, если те им очень нравятся.
- Да, наверное, - замялся Вирон.
- Так ты хочешь сделать меня своей рабыней?
- Нет, - отсек Вирон. Я снова услышал привычную властность. - Пусть даже я буду твоим рабом, - продолжил он.
Лицо девушки на секунду стало серьезным, потом она рассмеялась.
- Магистр, на вас так жара действует. Вы же ненавидите зеленый цвет!
- Я его люблю - зеленый цвет - (он попытался вспомнить расхожую фразу де Лези) цвет обновления, новой жизни...
- Ты понял, что я имела ввиду, магистр тамплиеров, князь трипольский, черный паладин и первый претендент на диадему Латинской империи...
- Хватит. Дочь халифа, ты отправишься со мной в Константинополь.
- Я в вашей власти, сеньор этой земли, - и она улыбнулась.
- Постой, как тебя зовут? - спросил он у нее.
- Саламандра.
Я вжался в стену, когда они проходили мимо меня. Вирон бросил мне мешок с золотом. Я смотрел, как он подводит к арабке коня. Еще мгновение и они отправились в свой путь. А дальше... я пытался узнать, что с ними стало. Но не смог. Я лишь знаю, что их искали и орден тамплиеров, и халиф багдадский, и католическая церковь. Они оказались меж востоком и западом, потеряв все. А Вирон? Он стал беглецом, но он остановился. Паладин, прячась, менял жилье каждую ночь, но он нашел свой дом. Он охранял жизнь, новую жизнь, еще не сделавшую несколько шагов, но уже находящуюся под угрозой. А главное, пытался сберечь прекрасную первооснову этой новой жизни, которую он встретил, неторопливо прогуливаясь по узким арабским улицам и базарам своего трипольского княжества.