Аннотация: Он наломал дров. За окном горят деревья. Шагает во выжженной земле. Он, заблудшая душа, чья история темнеет на страницах. В их силах помочь друг другу. Но что скажет Минос?
Я прослушал последнюю фразу. В комнате было накурено, холодно и сыро. Я подошел к окну. Деревья за стеклом горели. Приоткрыл форточку. Запаха гари не было, но звуки потрескивания усилились.
Я отошел вглубь темной комнаты и сел в кресло.
Холодный свет скупо капал из окна, высокий худощавый человек курил, нервно стряхивая пепел на улицу. Из-за света его лицо казалось мертвенно бледным.
Он еще что-то сказал, но я уже не хотел возвращаться к старой теме. Мужчина докурил, одернул полы пиджака и оперся на подоконник, свесив голову вниз, то ли от отчаяния, то ли от усталости.
Пылинки танцевали, медленно оседая на деревянный старый пол комнаты. Прошло минут пять, может тридцать. Человек вышел, я даже не слышал, как хлопнула дверь.
Остался один. Глубоко вздохнул, втягивая носов холод комнаты, держась за ручки кресла встал и слегка пошатываясь вышел в коридор.
С первого этажа доносилась спокойная музыка, ухо уловило стук посуды, тихий голос экономки.
Щурясь от темноты, одной рукой придерживая налившуюся свинцом голову спускаюсь вниз.
В столовой никого, одиноко горит свеча, уныло стоя в луже собственного воска. Огромный стол накрытый когда-то белой, ныне же серой от пепла и времени скатертью. Откуда-то взявшийся сквозняк трепал погрызенные мышами края ткани, тихо колыхались тяжелые на вид шторы.
Опираясь на стол, я сел на стул, во главе серого прямоугольника. Спинка, на которую я оперся одиноко скрипнула. Какое-то время звук еще висел в воздухе.
Откинувшись, прикрыл глаза. Кажется почти уснул. Из темноты забвения на меня наплывали образы: экономка в белом переднике, Анна в нежно-розовой шляпе, ее маленький белый Йорк по имени Хегстер (хегги для своих), и наконец худощавый мужчина тонкими нервными пожелтевшими от сигарет пальцами поправляет галстук. Слышал музыку.
Через час, может пять открыл глаза. Свечка догорела, но воск еще не остыл. От черного фитиля, утопающего в собственном теле вверх тянется дымок.
Холодный свет закрадывался из-под штор, его иголки тянулись к моим ногам.
Я пошел в левое крыло. Комната с когда-то нежно-розовыми обоями. Они выцвели и пожелтели от времени, от гари. Горящие деревья совсем рядом, от них на стенах танцевали оранжево-красные пятна, я чувствовал их танец и на своем лице. Присел на кровать, стоящую перед окном, почти провалился в перину. Ее кровать пахла пылью и старостью. Штор не было, деревья горят совсем близко. Почва кажется такой же выгоревшей.
Еще часов пять, может больше. Я долго смотрю на танец пылинок, на то, как они, сливаясь с оранжевым светом тонут в оазисах на полу.
Звонок. Я нехотя и очень осторожно встаю, по пути наступаю на розовую подушку Хегстера. На мгновение нога вязнет в подстилке, будто в зефире.
Держась за стенку возвращаюсь в холод коридоров. Снимаю со стены телефон, прислоняюсь боком к стене, слушаю.
Фразы опять пролетают мимо меня, я не хочу возвращаться к старой теме. Голос то женский истеричный, то мужской холодный, отдает металлом. Рот тоже наполняется металлическим привкусом, я облизываю потрескавшиеся губы. Из трубки какофония, пик, резкий обрыв. Слышатся долгие пищащие гудки, я вешаю трубку.
Холодный свет пытается достать меня из-за угла, но я остаюсь стоять около телефона, машинально сжимаю холодную пластмассу трубки, словно держась за нее.
На секунду свет становится ярче, его иглы почти касаются моих ног.
Легкое потрескивание камина в столовой, постепенно нарастающий рев огня, на улице ветрено. Резкий стук.
Шаркающей походкой до столовой. Темно, тихо, пусто. Стук тяжеловесный и монотонный не прекращается, из комнаты Анны доносится тягучая словно мед мелодия, будто кто-то завел ее музыкальную шкатулку. Из столовой в гостиную, снова потрескивание камина. С каждым шагом звуки громче, кажется неизвестное за дверью начинает злиться. Я медленно переставляю ноги, сердце гулко стучит будто бы не в моем теле. Наверное, я оставил его где-то. Зазвонил телефон, от вибрации или от ветра трубка упала и повисла на завитке провода стукнувшись об стену. Из телефона, перекрикивая друг друга голоса: истерический женский, металлический мужской.
Наконец я добрел до двери, взялся за холодную ручку, второй рукой пытаясь поймать цепь замка. Стук громкий, но дверь не дрожит от ударов. Я выглядываю в окно, находящееся прямо рядом с дверью. Занавески из легкой полупрозрачной материи чуть искажают внешний мир, и я вижу красные пятна, выжженную болезненно жёлтую почву.
Внезапно звуки оборвались. Я устала откинул голову назад, повиснув на ручке. Прикрыл глаза. Голова опустела, мыслей не было.
Я не сразу заметил, как цепь замка, подрагивая в моих закоченевших руках извивается. Кто-то открывал дверь с той стороны.