военный городок одного из мотопехотных полков Вермахта,
Гудериан-Штадт, Саратовланд, Восточные территории Рейха,
1990 год

После утреннего развода офицеры первого мотопехотного батальона собрались в курительной комнате поговорить и выкурить по сигарете перед началом занятий. Так получилось, что речь зашла о солдатах с Кавказа. Многие офицеры жаловались, что с ними очень тяжело "работать".
Командир третьей роты гауптман пенсионного возраста только расхохотался, услышав жалобы сослуживцев.
-- Ха-ха! Тяжело работать... да современные кавказские горцы - это ещё "мальчики-одуванчики". Наиболее дикие племена были уничтожены в сорок пятом году. Вырезали их в течение трёх суток. Операция была проведена исключительно войсками СС без привлечения Вермахта. Операцию возглавлял сам Кальтенбруннер, а непосредственное руководство осуществлял Судоплатоф, сменивший впоследствии своего шефа на посту рейсхфюрера. Так вот про тех горцев мне старые офицеры рассказывали просто ужасы - они питались живыми младенцами и пили человеческую кровь...
-- Жалко, что не всех их вырезали. Надо было "под корень" всех - от мала до велика, а Кавказ заселить поляками - влез в разговор унтер-лейтенант Бовен.
-- Угу. Тебя послушать, так лучше, чтобы доктор Розенберг жил и дальше и проводил свою политику геноцида, - возразил ему самый старый из командиров взводов в полку обер-лейтенант Шевич.
Бовен не решился спорить, потому что Шевич был прост, как колесо телеги и мог запросто дать по морде своему оппоненту. Скорее всего, в этом была виновата славянская кровь, тёкшая в неарийских кровеносных сосудах Шевича. Поэтому Бовен пробубнил себе под нос:
-- Тебя бы точно в крематорий отправили, ферпис дих!
На его счастье Шевич этого не слышал.
-- Куда мы катимся, господа?! Вчера в комнате патриотического воспитания девятой роты какие-то шайзе изуродовали портрет Гитлера - пририсовали ему очки и еврейскую бородку. Вид у Адольфа был очень уморительный! - притворно сокрушался Шевич.
Но скандал не успел разгореться, хотя Бовен уже раскрыл рот, чтобы выразить негодование отношением Шевича к случившемуся.
В это время фон Брассау швырнул в стену книгу, которую он читал всю последнюю неделю.
-- Проклятый поляк!
-- Что случилось, Пауль?
-- Только, что закончил читать роман Юргена Полакофа. Слышали такого?!
-- Вроде бы, да. Писатель-фантаст, как Лемм и Стругацки?
-- Почти. Вы угадали!
-- Автор фантастического пасквиля на Вермахт - "Сто дней до приказа". О! Попал бы он ко мне в роту - я научил бы его любить родной Фатерлянд!
Раздался стук в дверь. Получив в ответ разрешение, в комнату вошёл обер-фельдфебель Вайс и доложил руководителю батальонной организации НСДАП гауптману Хенке:
-- Герр гауптман, личный состав первого батальона собран для проведения занятий по патриотическому воспитанию!
Гауптман Хенке докурил сигарету и отправился в свой кабинет за конспектами.

Сегодняшнее занятие просто раздражало Хенке. Солдаты на занятии спали, слушали невнимательно и отвечали очень плохо - полночи они убирали городок перед приездом командующего войсками округа.
Перед гауптманом стоял навытяжку стрелок Делиеф, мучительно долго и безрезультатно вспоминавший, когда был проведён XXVII съезд НСДАП.
-- Плохо, Делиеф, очень плохо! Вы не желаете учиться, и не знаете тех дат, которые каждый гражданин Рейха должен впитывать с молоком матери, - гауптман Хенке обвёл взором подчинённых.
-- Обер-ефрейтор Шмалко!
-- Я, господин гауптман!
-- Когда Герман Геринг объединил посты Фюрера и Рейхсканцлера и принял титул Отца Наций?
Здоровенный обер-ефрейтор, запросто крестившийся тридцатидвухкилограммовой гирей, и на спор разбивавший о голову силикатные кирпичи, на секунду задумался. Но аудитория даже предполагать не стала, что это он сделал для того, чтобы дать правильный ответ. Нет, когда Шмалко не знал ответа, а это было чаще всего, он придумывал потрясающие оправдательные истории. Вот и сейчас он придал страдающее выражение своему лицу.
-- Господин гауптман. Честное слово я знал, но утром на зарядке со мною произошёл несчастный случай. Я занимался на спортгородке и сорвался с турника. Господин доктор сказал, что у меня лёгкое сотрясение мозга. Но недельки через две, я уже буду в норме...
-- Садись! - раздражённо прервал его гауптман Хенке.
Не любил он всех этих славян и прочих азиатов. И почему Геринг в своё время принял это ужасное решение - даровать завоёванным народам ограниченное гражданство Рейха. Неужели, с этой пресловутой Великой Британской империей немцы не справились бы сами.
Отвлекшись от занятий, Хенке спохватился, и поднял следующую жертву. Хотя конечно, жертвой стрелка Тимофееф не назовёшь. Тимофееф призван был из Москвы, этого мерзкого города - столицы бывшей "Красной" империи. Он был из потомственной интеллигентской семьи и слыл в батальоне "умником".
-- Стрелок Тимофееф, назовите нам великих полководцев Рейха во второй мировой войне!
-- Есть, герр гауптман! - чётко ответил Тимофееф и пошёл бойко докладывать: - Великими полководцами нашей страны во второй мировой войне по праву признаны генерал-фельдмаршалы: Роммель, Черняховски, Рокоссовски, Шапошникоф, де Вейган, Левински-Манштейн, Паулюс и Гудериан.
Хенке поморщился, "умник" назвал всех официально утверждённых знаменитостей, но "подпустил шпильку" - полководцев-неарийцев поставил на первое место, сделав исключение лишь для "Лиса Пустыни".

Хенке вернулся в свой кабинет после обеда, и устало плюхнулся в кресло. Привычным движением руки он открыл ящик стола и взял, точнее попытался взять сигареты - пачки "Кабинета" на месте не было. А она должна была быть там, он положил её туда лично перед тем, как идти на занятия.
Взбешённый гауптман заорал:
-- Дневальный!!!
В кабинет забежал дневальный, и вытянувшись в "струнку", доложил:
-- Герр гауптман! Дневальный по первая мотопехотная рота стрелок Садыбекоф по Ваш приказание прибыть!
"Проклятые "урюки" - подумал про себя Хенке, - никак не могут за время службы выучить немецкий язык - официальный государственный язык страны, в которой им дозволено обитать.
Дневальный догадался, в чём дело и даже сквозь его природную чумазость было видно, что он побледнел.
-- Садыбекоф! Кто украл мои сигареты?!
-- Мой не знать, герр гауптман!
-- Кто заходил в кабинет в моё отсутствие?!
-- Никто не заходить, герр гауптман!
-- Тогда кто украл мои сигареты из моего же кабинета, скотина узкоглазая?!
-- Мой не красть, герр гауптман!
Губы дневального затряслись от ожидания предстоящей расправы, но он так и не выдавал воров.
Хенке догадался, что здесь замешаны горцы. Дикие выходцы с Кавказа пользовались в части непререкаемым авторитетом, основанном на жестоком насилии. С ними предпочитали не связываться даже наглые славяне.
Хенке молча натянул на руки боксёрские перчатки и подошёл к дневальному. Садыбекоф обречёно зажмурился. Первый удар Хенке нанёс левой...
Когда Садыбекоф рухнул на пол, Хенке успокоился - нервное напряжение он снял, и на некоторое время можно было забыть о служебных проблемах. Когда избитый солдат вымыл пол от собственной крови, гауптман отправил его в санчасть получать медицинскую помощь от последствий "падения с лестницы".


Хенке запер дверь изнутри и достал из сейфа коробочку с "допингом".
Единственную пользу от завоевания Средней Азии он видел лишь в том, что она исправно снабжала весь Рейх "травкой" отличного качества. Хенке приготовил "косяк", и мысленно попросив прощения у Всевышнего, закурил.

Через какое-то время обкуренный офицер вышел из кабинета на поиски обидчиков. Хенке прекрасно знал место, где любят собираться горцы - в солдатской столовой у хлебореза - своего земляка.
Когда после пятого удара ногой в железную дверь, хлеборез её открыл, Хенке ворвался в помещение и увидел заседание местной диаспоры всех кавказских горцев. Те сразу поняли, что гауптман находится под кайфом и поэтому повели себя миролюбиво.
-- Ну, что аршлохи?! Допрыгались?! Кто из Вас, дувиксеры, украл мои сигареты?!
-- Э-э-э... герр гауптман... зачем такими словами бросаться. Зачем мне Ваши сигареты. Мой отец мандаринами на рынке в Берлине торгует - он мне каждую неделю на сигареты, шашлык и девочек столько марок присылает, сколько Вы в жалованье за месяц не получаете. Почему Вы мне такие слова обидные говорите? - возмутился Делиеф.
Его поддержал другой горец. Хенке вспомнил, что видел его в строю ремонтной роты.
-- Э-э-э... герр гауптман, плохие слова говорите. За такие слова на Кавказе Вас бы сразу зарезали...
-- Шайзе! Ты вздумал угрожать мне?! - с выпученными глазами Хенке стал наступать на наглеца. Остальные горцы замахали своему приятелю руками, "мол, не связывайся".
К Хенке подскочил Киласханов и стал заговаривать офицера:
-- Герр гауптман, как Вы могли подумать на нас. Кавказский горец никогда не украдёт. Наши традиции крепкие.. Вас русские обокрали - известные на всём Кавказе воры! Наши с Вами предки всю жизнь с русскими воевали. Русские - это были, точно!
Остальные горцы дружно поддержали своего вожака.
Киласханов продолжал:
-- А с сигаретами, или с чем другим мы всегда выручим Вас.
-- Тагир! - обратился он к одному из своих земляков: - Дай сигареты!
Тагир нехотя достал из нагрудного кармана куртки пачку "Кабинета", удивительным образом похожую на украденную у гауптмана. Хенке машинально взял её.
-- Вот и хорошо, герр гауптман. Будем считать, что конфликт исчерпан. Если что, обращайтесь за помощью - всегда поможем, - продолжал успокаивать офицера Киласханов, ненавязчиво выводя его из столовой.
Выйдя из здания и оказавшись на улице один, Хенке понял, что его оставили в дураках. Но как, он не понимал, голова уже плохо соображала. Подозвав случайно попавшегося ему на глаза солдата, оказавшегося к тому же и славянином, Хенке дал ему два раза по морде и пошёл в офицерскую гостиницу отсыпаться.

Кавказцы остались одни, дежурный по столовой старался их не замечать. Горцы были раздражены и стали искать на ком отыграться. На свою беду под руку им подвернулся рабочий по столовой - самого, что ни на есть, арийского происхождения - Вильгельм Штильгорф.
-- Эй, немецкая морда, иди сюда!
Вильгельм безысходно вздохнул, отставил в сторону швабру, и поплёлся к горцам.
-- Строевым шагом, фик дих! Чё, не понял?!
Штильгорф не успел даже перейти на строевой шаг, как Рамазаноф подпрыгнул и ударил его ногой в ухо. Вильгельм рухнул, как подкошенный. Горцы удовлетворённо загоготали.
Штильгорф начал подниматься, но встать ему не дали - один из кавказцев сел на него и приказал:
-- Вези, немецкий мерин, меня в Берлин - я буду трахать ваших белокурых девок! А ну, п-шёл!
Вильгельм двинулся на четвереньках к выходу. Горцы весело ржали.
-- Хай, Султан, как эти немецкие свиньи смогли завоевать полмира?! Они хуже русских!
Вдоволь поиздевавшись над Штильгорфом, кавказцы, наконец-то разрешили ему подняться. К нему подошёл Киласханов.
-- Ганс, твой земляк нас обидел. Ты должен возместить нам причиненный ущерб.
Вильгельм по опыту знал, что лучше не протестовать, и поэтому покорно слушал речь наглого горца.
-- Ганс, через час ты приносишь блок сигарет "Кабинет" и упаковку пива... безалкогольного... мы ж спортсмены.
Окружавшие их горцы засмеялись.
-- Иди, Ганс, время пошло!
И Вильгельм, получив чувствительный пинок, упал на пол. Вскочив на ноги, он опрометью выбежал из столовой. Он прекрасно знал нрав горцев - они не бросали слов, а тем более угроз, на ветер. А нужно было ещё занять денег.

Через пятьдесят минут он уже бежал в столовую с полным ассортиментом выполненного заказа. Возле продовольственного склада его поймал пьяный обер-лейтенант из соседнего танкового полка. Проверив пакет, пьяный офицер изъял пиво, мотивируя это тем, что пиво вредно для здоровья солдата, особенно безалкогольное. Напрасно умолял Штильгорф не забирать пиво. Офицер был безжалостен:
-- Я забочусь о твоём здоровье, ефрейтор. Мне терять уже нечего, всё здоровье положил на службе родному Фатерлянду - я выпью его сам. А ты... будешь мне впоследствии благодарен...
В предчувствии самого плохого, Вильгельм поплёлся в столовую.
Его опасения оправдались - горцы избили его, сломав при этом ему пару рёбер и разбив лицо в кровь. Когда кавказцы успокоились, они разрешили ему умыться.
Делиеф дождавшись его у туалета, предупредил:
-- Ганс, если кому пикнешь - прибьём!
-- Прихрамывая, Штильгорф потащился в санчасть.

Младший полковой доктор обер-лейтенант Жулевски, узнав, что его пациент - чистокровный немец, с фальшивым участием поинтересовался:
-- На что жалуетесь? (Как будто по разбитому лицу не была видно, что за причина побудила ефрейтора обратиться за медицинской помощью).
Штильгорф махнул рукой на своё лицо и прошепелявил распухшими губами:
-- Упал на лестнице... ударился о ступеньки лицом... и по моему ребро сломал...
На польском лице доктора светилось торжественное удовлетворение случившимся, но чтобы покончить с формальностями он спросил:
-- Что-то сегодня лестницы особенно скользкие. Вы вторая жертва лестниц из первого батальона. Вас не били? Не были по отношению к Вам применены неуставные формы взаимоотношений?
Вильгельму стало обидно до горечи, доктор-поляк прекрасно знал, что немцы в полку самые забитые существа, не смеющие кому-либо пожаловаться. Но Штильгорф позволил себе только лёгкую иронию над самим собой:
-- Нет, герр обер-лейтенант, никаких неуставных взаимоотношений. Несчастный случай - упал на лестнице и ударился лицом о ступеньки, и так десять раз подряд.
Доктор по лошадиному гоготнул и приступил к осмотру. Результаты были неутешительны: кроме многочисленных гематом и ушибов мягких тканей тела, у Вильгельма были сломаны три ребра.
Оказав солдату первую медицинскую помощь, доктор сделал запись в своих журналах, после чего обратил внимание на пациента.
-- К сожалению, в госпиталь я Вас отправить не могу - Ваши травмы не подпадают под перечень больных, подлежащих госпитализации в окружных военных госпиталях. А в медицинском пункте все места заняты больными, поступившими ранее Вас.
Штильгорф прекрасно знал, что в медпункте действительно не было мест, но из настоящих больных в нём обитало всего человека четыре, а остальными постояльцами были солдаты, строившие гаражи для командира дивизии, писарь из секретной части, два повара и водитель командирского "Гелендвагена".
-- Весь Рейх знает, что истинные арийцы стойко переносят все тяготы и лишения воинской службы... единственное, что я могу для Вас сделать - это ходатайствовать перед Вашим командиром роты об освобождении Вас от работ, строевой и физической подготовки сроком на трое суток, - сделал одолжение доктор, и добавил с издёвкой: - за три дня здоровый арийский организм должен справиться с любой болезнью.


Избитый и морально униженный Штильгорф вышел из медпункта. Прямо перед ним возле штаба полка высились две гранитные стелы.
На одной был изображён боевой путь полка: Польша, Франция, Украина, Кавказ, Ирак, Восточная Индия.
На другой стеле было высечено рельефное изображение памятника Гитлеру в Москве - Первый Фюрер Германского Народа попирал ногами знамёна поверженных стран, а на постаменте огромными буквами было высечено:
"ГОРЕ ПОБЕЖДЁННЫМ!"

Конец.

Выдержка из статьи главного редактора газеты Восточного военного округа "Железный Крест" (от 14 декабря 1990 года)

"Объективная оценка этого рассказа однозначна - это грязный пасквиль на наш доблестный Вермахт! Автор рассказа, прослуживший все два года срочной службы в "тёплом местечке" при редакции дивизионной газеты "Панцеры вперёд!" и даже сделавший себе капитал на изготовлении "дембельских" альбомов, гнусно клевещет на доблестных германских воинов. Карикатурные персонажи его рассказа не имеют и капли достоверности. Красной нитью через весь рассказ проходит злобная ненависть к воинам-арийцам и воинам-кавказцам - по всей видимости, автор из-за своей конфликтности не смог наладить во время службы дружеские отношения с армейскими товарищами.
Можно было ещё много чего сказать об этом "произведении", но, к сожалению только самое плохое. Чувство омерзения и безысходности остаётся после прочтения этого рассказа. Неясно только одно, как этот грязный поклёп на современных продолжателей традиций героев Варшавы, Парижа, Сталинграда, Кабула и Лондона мог быть удостоен Первой премии "Гитлерюгенда", да ещё с формулировкой "За самый честный рассказ о Вермахте"?!"