Аннотация: 1921 год. Русская Армия, пополнив свои ряды Вооруженными Силами Юга России, эвакуированными из Крыма, переходит в наступление с целью освободить Россию от большевиков.
"Надежный офицер"
Арсению Ивановичу Несмелову, русскому офицеру и писателю, посвящается.
Артиллерийские разрывы сливались в оглушительную канонаду. На берегу реки, лежа наполовину в воде, умирал конь. Еще недавно, большой и сильный, он носил на себе человека, такого же большого и сильного, а теперь они оба беспомощно распластались на песке. Конь еще жил, осколками снаряда ему разорвало круп и он медленно и мучительно истекал жизненной силой. Человеку повезло больше, его убило сразу. Осколком того же снаряда, что поразил коня, человеку срезало полголовы и теперь речная вода плескалась в его черепе, вымывая остатки мозгов.
Конь умирал в одиночестве. Всякая живность, которая могла улететь, убежать, уйти, уползти, уплыть, давно покинула эту местность. И только люди, эти странные существа, продолжали настойчиво копошиться в этом смертельно опасном для всякой жизни месте. Конь беспомощно взирал на эту бесполезную людскую суету и время от времени всхрапывал от боли. Всхрап этот напоминал жалкий плач ребенка.
Начальник Пятнадцатой Сибирской стрелковой дивизии, первой из Русской Армии вышедшей к реке и захватившей плацдарм на правом берегу, прибыл на командно-наблюдательный пункт передового полка. Командующий полком, совсем еще юный капитан, встретил генерала рапортом и проводил к стереотрубе. Капитан неуклюже суетился, опасаясь прибывшего начальника больше вражеского огня. Офицер был ранен, из-под околыша фуражки выглядывали почерневшие от пыли бинты.
- Ранены? - спросил генерал.
- Я? - словно удивлясь переспросил капитан и, тут же сообразив, что спрашивают именно его, поспешно ответил: - Точно так, ваше превосходительство, зацепило по касательной.
- Почему не в госпитале?
Капитан, посчитав усталость в голосе начальника за недовольство, принялся оправдываться.
- Ваше превосходительство, в полку выбиты почти все офицеры. Штаб-офицеров не осталось вовсе. Из ротных командиров... из штатных ротных, - поправился капитан, - в строю только я. Батальонами и ротами командуют вчерашние субалтерны. Полк не на кого оставить...
Генералу стало неловко, от того, что он заставляет храброго офицера оправдываться.
- Сколько штыков осталось в полку? - спросил он как можно добродушнее.
- В ротах по тридцать-сорок штыков. Всего... - капитан подсмотрел в строевую записку - пятьсот шестьдесят четыре штыка.
Генерал подошел к стереотрубе и принялся рассматривать противоположный берег.
Вдруг откуда-то со стороны реки раздался детский плач, едва слышный сквозь затихающую канонаду.
- Ребенок? Откуда он здесь взялся? - удивленно спросил генерал.
- Это не ребенок, ваше превосходительство. На берегу лошадь раненая стонет. Конные разведчики полка первыми вышли к реке. Красные их обстреляли шрапнелью, всех сразу и положили.
- Ясно. Доложите обстановку.
- Полк вышел к реке двое суток назад за час до полуночи. Мой предшественник в должности командующего полком принял решение занять оборону на берегу и готовить плавсредства для переправы. В четыре часа утра прибыл отдельный егерский батальон. По распоряжению штаба дивизии плавсредства передали егерям. После часовой подготовки батальон начал переправу. Полк поддержал его наступление ружейно-пулеметным огнем. Сразу после переправы командир егерей сообщил, что батальон успешно переправился и захватил первые две траншеи противника. Затем связь прервалась. Первоначально егерям удалось захватить плацдарм фронтом около пятисот шагов и глубиной около трехсот. Сейчас площадь плацдарма сократилась вдвое, - капитан придвинулся ближе к стереотрубе. - Ваше превосходительство, видите расколотое взрывом дерево?
- Вижу, - ответил генерал.
- Левый фланг обороны начинается в двадцати шагах от этого дерева, правый - напротив подбитого броневика. Позиция простреливается красными насквозь, - капитан сильно закашлялся. - Извините, ваше превосходительство, в прошлом году угодил под газобалонную атаку. С тех пор и мучает кашель... Разрешите продолжать?
Начальник дивизии, не прекращая наблюдения, кивнул.
- Восстановить связь с егерями до сих пор не удалось, ни один из телефонистов до противоположного берега не добрался. В светлое время суток через реку переправиться невозможно, противник сметает огнем все, что смеет пуститься вплавь. Даже к берегу подойти не дает. Лишь ночью удалось переправить на помощь егерям сводную роту стрелков с двумя пулеметами и немного боеприпасов. Обратно пытались вывезти раненых, но красные их обнаружили и обстреляли, до берега никто так и не добрался.
От реки вновь послышася всхлип раненого коня. Генерала пробрал неприятный озноб и он невольно передернул плечами.
- Капитан, прикажите добить несчастное животное.
В этот момент противник закончил артобстрел и пошел в атаку на обороняющих плацдарм егерей. Раскатистое русское "ура" донеслось с того берега. Генерал досадливо поморщился, боевой клич русских воинов, с которым он не один раз водил своих солдат в бой с врагами России, был украден большевиками и раздавался теперь из вражеского стана. Траншеи белых молчали, егеря берегли патроны, подпуская противника поближе.
Только с этого берега открыли огонь несколько пулеметов..
- Полковник, окажите поддержку артиллерией! - отрывисто бросил генерал инспектору артиллерии дивизии, сопровождавшему его.
- Невозможно, ваше превосходительство. Нет снарядов.
В стереотрубу было видно, как умело распоряжался обороняющимися офицер в черной кожаной куртке бронечастей. Внешность разобрать на таком расстоянии было нельзя, но генерал твердо знал, что это был командир батальона. Он единственный в дивизии носил неуставной реглан.
- Здесь опасно находиться, ваше превосходительство, - раздался из-за спины вкрадчивый голос адъютанта, немолодого уже поручика.
Генерал нахмурился. Он не любил нового адъютанта, тот всем ему казался плох: и трусоват, и недалек, и медлителен.
На самом деле это было не так, но генерал ничего не мог поделать с собой. Он невольно вспоминал прежнего адъютанта и сравнение всегда было не в пользу нового. Поручик чувствовал это скрытое раздражение и старался как можно реже напоминать о своем существовании, выполнял свои обязанности молча, и заговаривал только в случае служебной необходимости. Вот и сейчас он обратился к генералу не из-за боязни за себя, а потому, что искренне полагал ненужным риском нахождение начальника столь высокого ранга на передовой. Но генерал воспринимал его заботу по своему.
Прежний адъютант генерала был сейчас на том берегу, на небольшом кусочке освобожденной земли, где не было ни одной пяди, которая бы не простреливалась насквозь вражескими пулями. Капитан Озерский командовал егерским батальоном дивизии, захватившим плацдарм на вражеском берегу и удерживающим его уже вторые сутки.
***
Капитан Озерский прибыл в штаб дивизии из госпиталя за два месяца до наступления. В дивизии сразу прошел слух, что Озерский состоит в дружеских отношениях с Верховным Правителем, чему не мало способствовал тот факт, что Озерский воевал под началом Каппеля еще в Народной Армии Комуча.
Начальник штаба в первый же день прибытия Озерского обратился к генералу с просьбой, чтобы его сопровождал новый адьътант.
- Георгий Владимирович, Озерский еще не полностью оправился после ранения. С полной нагрузкой в штабе ему будет трудно справляться. Разрешите Озерский некоторое время будет при вас, а Мальцева я заберу в штаб.
Ради пользы дела начальник дивизии согласился с полковником, но уже заранее настроился против Озерского, подозревая его участие в этой просьбе.
Но когда новый адъютант представился генералу, то генерал сменил гнев на милость. Отсутствие в поведении Озерского малейших признаков угодливости, столь присущей в той или иной степени большинству штабных офицеров, понравилось начальнику дивизии. Ожог, обезображивающий левую половину лица, и георгиевский крестик, белеющий в скромном одиночестве на груди, говорили о славном боевом прошлом адъютанта.
Начальник дивизии предложил капитану присесть.
- Располагайтесь. Расскажите о себе, капитан. Нам предстоит долгая совместная работа и мне хотелось узнать вас получше.
Озерский кивнул и с достоинством сел напротив генерала.
- Родился в Самарской губернии. Окончил Симбирский кадетский корпус и Павловское пехотное училище. Выпустился в Семьдесят Пятый Севастопольский пехотный полк. С начала войны на фронте. Был начальником учебной команды, потом командиром полковых разведчиков. С осени Шестнадцатого года в отдельном бронедивизионе Девятой армии. После демобилизации вернулся домой. В июне Восемнадцатого вступил рядовым стрелком в добровольческую дружину в Самаре. Воевал в Народной Армии Комуча. Потом в Волжском корпусе. Командовал ротой, батальоном. Несколько раз был ранен. В Девятнадцатом командовал бронепоездом. В прошлом году участвовал в обороне линии Каппеля на Култукском участке, командовал южным сектором. Был тяжело ранен, почти год провалялся в госпитале. После прохождения врачебной комиссии и аттестации направлен к вам.
- За что награждены "Георгием"? - спросил генерал, ожидая услышать в ответ название одного из сражений гражданской войны.
- За взятие австрийской батареи под Хлебичином в июле Шестнадцатого, ваше превосходительство.
Генерал сразу припомнил блестящий успех Девятнадцатой дивизии против австрийцев.
Начальник дивизии остался доволен Озерским и решил, что с новым адьютантом он не прогадал. Так оно и вышло. Озерский оказался незаменимым помощником в частых поездках по полкам дивизии. Капитан прекрасно знал не только строевую выучку, но и боевую работу. А еще Озерский напоминал генералу его сына, гусарского корнета, погибшего в Пятнадцатом году в Галиции. Не внешне, конечно, нет. Напоминал чем-то неуловивым, может быть своей нарочитой неторопливостью и основательностью характера.
Но как не был дорог Озерский генералу, а расстаться с ним все равно пришлось. Произошло это во время одного из посещений отдельного егерского батальона дивизии. Боевая подготовка батальона оказалась запущена, вдобавок и сам командир батальона, бывалый подполковник-фронтовик, встретил начальника дивизии в болезненном, почти невменяемом, состоянии. Генерал отстранил его от командования и назначил временно исполняющим должность командира батальона Озерского. В ходе неофициального расследования оказалось, что подполковник после тяжелого ранения пристрастился к морфию и в конце концов пришел к такому состоянию, когда уже не мог бороться с пагубной привычкой. Дело не стали придавать огласке и офицера комиссовали по болезни. В распоряжении начальника дивизии состояли офицеры, в капитанских и подполковничьих чинах, но не один из них не подходил для того, чтобы командовать отдельным батальоном. За то время, пока генерал выбирал офицера на должность батальонного командира Озерский развернул такую бурную деятельность в батальоне, что начальник дивизии, скрепя сердца, решил, что для пользы дела будет лучше оставить Озерского командиром егерей.
***
Генерал приходил в отчаяние о того, что не может помочь егерям. Резервов не было, егерский батальон, как раз и являлся дивизионным резервом. Хотя вышестоящее командование не раз требовало ввести его в бой, генерал берег егерей до последнего и использовал в самую решающую минуту, когда полки дивизии вышли к реке, а совершить бросок через нее уже не было сил. Благодаря этой предусмотрительности генерала и решительным действиям возглавляемых им офицеров и нижних чинов, Пятнадцатой дивизии, единственной из всей армии, удалось захватить плацдарм на вражеском берегу. А теперь защитникам плацдарма нечем было помочь. Красные раз за разом упорно пытались сбросить егерей в воду, но те буквально вгрызлись зубами в берег и отчаянно отбивали атаки противника. Дивизионная артиллерия в предыдущих боях израсходовала все снаряды. Корпусные резервы были растрачены в полосе наступления соседней дивизии, которая остановилась в двух верстах от реки.
Генерал с досадой двинул кулаком по земляному брустверу, а ведь так все хорошо начиналось. Русская Армия, закрепившись в Девятнадцатом году на байкальских рубежах, отразила в Двадцатом крупномасштабное наступление Красной Армии и, пополнив свои силы эвакуированными с Запада Вооруженными Силами Юга России, теперь в Двадцать Первом сама перешла в наступление. Начало было успешным, разгромив Байкальский фронт красных Русская Армия освободила Иркутск, Тулун, Нижнеудинск, Канск... Но уже под Красноярском наступающие войска встретила новая армия красных, оказавшая отчаянное сопротивление и после этого надежды на скорое освобождение Родины от большевиков стали казаться более призрачными...
Начальник дивизии спустился в блиндаж, в котором размещался телефонный пост. Унтер-офицер и солдат, сидевшие за аппаратами, намеревались вскочить, но генерал остановил их жестом руки.
- Сидите. Штаб корпуса.
Унтер-офицер соединился со штакором и подал трубку генералу.
Начальник дивизии вызвал к телефону командира корпуса и попросил его о помощи. Но тот уклонился от прямого ответа и стал пространственно рассуждать о необходимости напрячь все силы в последнем порыве и так далее и тому подобное. Однако, почуствовав, что его собеседник вот-вот вспылит, оборвал свою тираду на полуслове и разрешил обратиться напрямую к вышестоящему командованию.
Командующего армией на месте не оказалось и начальнику дивизии пришлось разговаривать с начальником штаба армии. Молодой генерал, выдвинувшийся в генералы из штаб-офицеров в Добровольческой Армии, доброжелательно выслушал, но в помощи отказал.
- Армия готовит решительный удар на другом участке фронта. Поверьте, Георгий Владимирович, успех от него будет больший, если мы используем для этого все силы, не отвлекая часть резервов на ваше направление, хоть и более сооблазнительном, но второстепенном... Вы меня слышите?
Начальник дивизии молчал. В отличии от многих генералов еще дореволюционного производства, он лояльно относился к генералам, выдвинувшимся в годы гражданской войны из полковников и капитанов царской армии. Генерал считал их в большинстве достойными занимать высокие должности. Но в этот момент он едва сдержался, чтобы не наговорить дерзостей вышестоящему начальнику, командовавшему в Семнадцатом году всего лишь батальоном. Тот правильно понял его молчание и после длинной паузы продолжил уже примирительно.
- Георгий Владимирович, поймите меня правильно, не могу я дать вам подкреплений, Верховный требует от армии в двухдневный срок прорвать оборону в районе Ачинска и, захватив город, выйти на оперативный простор в тылы красных.
- Но воспользовавшись нашим плацдармом армия сможет нанести удар по группировке красных с севера, где у них отсутствуют оборонительные позиции.
Однако, молодой генерал был непоколебим.
- Нет никакой возможности пересмотреть планы. Согласование изменений и переброска войск займут больше времени, чем потребуется красным на усиление обороны с севера.
- Но, ваше превосходительство, на том берегу гибнут наши солдаты!
- Георгией Владимирович, единственное, что могу твердо обещать вам, это выделить вашей дивизии боекомплект снарядов сверх нормы. Кстати, кто у вас командует отрядом, занимающим плацдарм?
- Капитан Озерский.
- Не тот ли Озерский, что отличился в Галиции, захватив тяжелую батарею австрийцев? - неожиданно заинтересовался начштаба армии.
- Он самый, ваше превосходительство!
- Я его прекрасно знаю. Мы служили в одной дивизии. Надежный офицер. Слава о его геройствах на весь фронт гремела. Тогда за плацдарм я спокоен. Озерский и не из таких передряг выходил с честью и людей своих сберегал.
Начальник дивизии хотел было сказать, что ситуация совершенно другая, что "сила солому ломит" и что там где сейчас находится Озерский, никакие сверхчеловеские таланты не помогут совершить чудо. Хотел сказать, но смолчал.
***
Генерал вспомнил свой последний приезд в егерский батальон. Капитан Озерский встретил начальство, как только машина подъехала к расположению батальона.
Начальник дивизии принял рапорт и пожал руку командиру егерей.
- Пройдемте, капитан. Посмотрим как занимается батальон.
Генерал, начальник штаба и командир батальона не спеша двинулись в сторону учебного городка.
- Служба у вас поставлена хорошо, Озерский. Вот только почему вы одеты не по форме? - заметил строго начальник дивизии.
Озерский действительно был одет в неуставной кожаный реглан, какой обычно носили летчики и команды броневых частей.
- Ваше превосходительство, эта куртка - мой талисман. Храню еще с австрийского фронта, с той поры, когда служил в бронедивизионе. В этом реглане, смерть меня стороной обходит. Когда я в нем все пули и осколки меня минуют, ей Богу не вру, несколько раз чудом оставался в живых.
Генерал сам верил в воинские приметы, хотя и не показывал этого, поэтому благосклонно принял обяснения Озерского. Начальник штаба, человек более образованный и современный, снисходительно хмыкнул.
Приезд в батальон порадовал генерала. Озерский в считанные дни подтянул егерей, привел их в порядок. Батальон совершенно переменился. Ротное учение, посвященное предстоящему наступлению, прошло без сучка и задоринки. Генерал испытывал за Озерского понятную гордость, считая его в некоторой степени своим учеником.
Начальник штаба, сопровождавший генерала, не удержался от восхищения.
- Блестящая работа. Людей просто не узнать. Не зря вы, Георгий Владимирович, отпустили Озерского в строй.
И в самом деле изменения были на лицо. Те же самые офицеры и солдаты, которые две недели назад ползали, словно сонные мухи, выполняя все из рук вон плохо, сегодня действовали молодцевато и слаженно. После окончания учения батальон прошел перед начальником дивизии церемониальным маршем. Глядя на лихих удальцов, печатавших строевой шаг в пыли проселочной дороги, генерал пожалел, что в Девятнадцатом году под Омском у него не было хотя бы полка таких молодцев.
Егеря шли красиво, по-суворовски просто и внушительно, вселяя в сердце генерала уверенность в успех предстоящего наступления. И все было бы замечательно, если бы не одно досадное проишествие.
Шедший впереди последнего взвода невысокий прапорщик, совсем еще мальчишка против своих солдат, сбился с шага и, стараясь снова попасть в такт, смешно засеменил и сбил взвод с ноги. Начальник штаба вскрикнул от досады.
- Эх, какой же растяпа! Все испортил!
Начальник дивизии скосил взгляд на командира батальона. Озерский стоял невозмутимо, словно ничего не произошло. Это задело генерала.
- Прапорщика после прохождения церемониальным маршем ко мне!
- Слушаюсь, ваше превосходительство, - спокойно ответил Озерский и, повернувшись к батальонному адъютанту, отдал соответствующие распоряжения.
Уже через минуту провинившийся прапорщик, пытаясь четко печатать строевой шаг, вышагивал к начальнику дивизии. В нескольких метрах от генерала он запнулся в длинной шинели и упал ниц. Но тут же вскочил, отряхнулся и продолжил движение. Остановившись в двух шагах от генерала, он старательно приложил руку с растопыренными по-цыплячьи пальцами к околышу фуражки и громко доложил срывающимся на фальцет голосом.
- Ваше превосходительство, младший офицер третьей егерской роты прапорщик Трунин по вашему приказанию прибыл.
Начальник дивизии молчал, ему уже расхотелось выговаривать прапорщику за его строевую выучку. Трунин стоял по стойке смирно, ожидая от генерала выговора.
- Сколько вам лет, прапорщик? - Спросил его генерал.
- Восемнадцать, ваше превосходительство!
Начальник дивизии недоверчиво посмотрел на щуплого паренька, наверняка исправил свою метрику, решил он. Трунин действительно больше походил на мальчишку-гимназиста, чем на восемнадцатилетнего парня. Впечатление дополняли смешные реденькие усики, которыми прапорщик пытался замаскировать шрам на верхней губе.
Трунин напомнил генералу тех мальчишек, кадетов и гимназистов, добровольцев белой армии, которые в Восемнадцатом и Девятнадцатом наравне со взрослыми ходили в атаки, и наравне с ними умирали от пуль, осколков и болезней. Взрослые бойцы ласково называли их "баклажками".
- В армии давно? - На всякий случай спросил начальник дивизии, вдруг и раньше доводилось где воевать вместе.
- Постарайтесь, господин прапорщик, повысить уровень своей подготовки. Вы должны быть примером для своих солдаты во всем.
- Я исправлюсь, ваше превосходительство. Честное слово! - совсем не по-военному пообещал Трунин.
Генерал вздохнул.
- Становитесь в строй.
- Есть! - Трунин снова "по-цыплячьи" отдал честь и зашагал к своей роте.
Уже по дороге к машине начальник дивизии спросил бывшего адьютанта.
- Капитан Озерский, хотите о чем либо просить?
- Никак нет, ваше превосходительство!
Генерал улыбнулся, другой бы на месте Озерского воспользовался случаем и засыпал просьбами начальника дивизии. Но Озерский был не из таких, без особой нужды просить не будет.
- Неужели в батальоне все так хорошо?
- Ваше превосходительство, егеря отлично вооружены и экипированы, с обмундированием и довольствием проблем не испытываем. Все остальное в наших руках. Время еще есть, батальон подтянется и будет лучшим в армии.
Ответ Озерского генералу понравился.
- Святослав Генрихович, а как вы отнесетесь к моему предложению оставить егерский батальон и приступить к формированию бронедивизиона?
Капитан задумался. Генерал испытующе наблюдал за ним, в глубине души боясь разочароваться. Озерский снял фуражку и пригладил короткий ежик волос.
- Ваше превосходительство, предложение заманчивое... но не могу бросить батальон. Люди в меня поверили, втянулись в боевую учебу. Они готовы пойти за мной в огонь и в воду. Нет, не могу, ваше превосходительство. Не сейчас.
- Может быть нужно заменить кого-нибудь из офицеров?
Озерский задумался буквально на несколько мгновений.
- Думаю нет... Нет, ваше превосходительство, люди готовы работать, а с некоторыми индивидумами я уже разобрался.
- А этот нескладный прапорщик? Может быть его откомандировать в дивизионный обоз? В бою от него будет мало толку.
Озерский простодушно усмехнулся своей открытой белозубой улыбкой.
- Трунина?! Никак нет, ваше превосходительство! Мальчишка старается, как никто другой. В школе прапорщиков ему не повезло, в самом начале обучения переболел возвратным тифом, а потом уже наверстывал пропущенное, старался угнаться за остальными юнкерами. Вот увидите, ваше превосходительство, через пару месяцев это будет отличный офицер!
***
Генерала вернул к действительности охрипший голос начальника телефонной команды. Он обернулся к подпоручику. Офицер едва держался на ногах, на осунувшемся лице резко выделялись темные круги под глазами.
- Ваше превосходительство, вас к телефону. Начштабарм.
Начальник дивизии вслед за подпоручиком спустился в блиндаж. Связисты спали тут же, скорчившись возле своей аппаратуры. От спертого прокуренного воздуха у генерала запершило в горле. Он прокашлялся и взял услужливо протянутую подпоручиком трубку.
- Слушаю!
Голос начальник штаба армии был жизнерадостным.
- Георгий Владимирович! У меня для вас хорошие вести. Ждите подмогу. Подробности у начальника разведотдела. Он уже вылетел к вам.
Генерал оживился и с нетерпением стал ждать прибытия представителя штаба армии.
Через несколько часов главный армейский разведчик, подтянутый и энергичный, словно и не провел несколько мучительных часов полета в тесной коробке аэроплана, доложил о своем прибытии начальнику дивизии и сразу же перешел к делу.
- В штабе фронта принято решение нанести на вашем участке вспомогательный удар. В настоящее время сюда из резерва фронта форсированным маршем направляются Дроздовская стрелковая дивизия и два артиллерийских дивизиона большой мощности. Начало наступления назначено на пять часов утра. После артиллерийской подготовки дроздовцы форсируют реку и с плацдарма, занятого егерями, и нанесут удар в сторону Удачного. После его занятия продолжат движение на юго-запад к Боготолу с дальнейшим выходом в тыл Центральной группировки советских войск. А там уже видно будет...
- Господин полковник, что думаете о перспективах нашего наступления?
Полковник замялся.
- Говорите, полковник, не стесняйтесь.
Начальник разведотдела расстроено махнул рукой.
- А что говорить, ваше превосходительство, сами все видите. Советы хорошо подготовились к нашему наступлению. Красные упорно обороняются на каждом рубеже. Наши резервы практически исчерпаны. В директивах Верховного Омск уже и не упоминается. Лично я считаю, что если нам удасться преодолеть Щегловскую тайгу и выйти к Новониколаевску, то это будет большей удачей.
Уже под вечер прибыли первые представители дроздовцев - разведчики и артиллеристы. Чуть позже появились и офицеры гаубичных дивизионов. Артиллеристы вместе с инспектором артиллерии дивизии отправились на КНП дивизионной артиллерии. Дроздовцы после короткого совещания у начальника штаба дивизии разошлись по полкам, для проведения рекогносцировки.
Начальник дивизии чувствовал себя несколько отстраненно от последних событий. Начальник штаба прекрасно справлялся с задачами, стоящими перед командованием дивизии, и генерал впал в состояние апатии. Единственное, что интересовало генерала, это то, как держались егеря.
Как только подвезли боеприпасы дивизионные пушки открыли огонь по позициям красных. Советская артиллерия была вынуждена оставить в покое горстку воинов, засевших на "пятачке" плацдарма, и вступить в контрбатарейную борьбу.
Генерал периодически подходил к стереотрубе и внимательно рассматривал позиции егерей. Иногда ему сопутствовала удача и он мог разглядеть мелькавшую среди обвалившихся окопах кожаную куртку Озерского. "Жив, капитан!" радовался за храброго офицера генерал.
Уже ночью прибыли передовые батальоны дроздовцев с командирами полков и начальником дивизии генералом Туркулом. Двадцативосьмилетний Туркул был самым молодым генералом в Русской Армии. Начальник дивизии пообщался с командиром дроздовцев и невольно проникся к нему уважением, молодой генерал показался ему воплощенным рыцарем белого движения. Туркул долго не задержался в штабном блиндаже, после совещания, он извинился перед генералом и вместе с начальником разведотдела армии и офицерами своего штаба отправился к подчиненым частям лично следить за подготовкой к предстоящей переправе.
Начальник дивизии заставил себя лечь спать и уснуть. До начала наступления оставалось три часа.
Поспав пару часов, генерал встал и отправился на КНП дивизии. Все командиры и начальники были уже там. В пять часов утра артиллерия обеих дивизий и приданные гаубичные дивизионы начали артподготовку. На позиции ничего неподозревающих красных обрушился ураган снарядов. Через пятнадцать минут после открытия артиллериского огня дроздовцы стали переправляться через реку. Как только первые лодки с солдатами достигли противоположного берега орудия замолчали. И сразу раздалось громкогласое "ура", это "дрозды" обрушились на вражеские окопы.
- Ваше превосходительство! Из боевых порядков докладывают: захвачены две траншеи, в третьей - идет рукопашная схватка, - собщил находившемуся на КНП Туркулу связист-дроздовец.
- Молодцы! - похвалил Туркул своих бойцов. Повернувшись к начальнику дивизии, он сказал. - Ваше превосходительство, позвольте поблагодарить вас за гостеприимство и откланяться, нас ждут "товарищи" большевики.
Генералы пожали на прощание друг другу руки. Никто из них не даже задумывался, доведется ли им еще когда-нибудь увидиться, на войне о таких мелочах не думали.
Туркул со своими офицерами покинул КНП. Генерал посмотрел им вслед, завидуя кипучей юношеской энергии Туркула. Внезапно он почуствовал себя дряхлым немощным стариком, ведь считая англо-бурскую войну, в которой он участвовал добровольцем на стороне африканеров, это была его четвертая война. Он устал воевать, устал отправлять людей на верную смерть. А ведь ему шел всего сорок второй год.
Редкая дымка утреннего тумана над рекой мешала рассмотреть, что творилось на противоположном берегу.
- Поручик, узнайте про егерей, - распорядился начальник дивизии.
Адъютант молча козырнул и выскочил в ход сообщения.
Генерал, почувствовав себя неважно, спустился в блиндаж. Напрасно он грешил на свой возраст, не возраст был помехой, а раны и контузии, полученные в боях за родину. Неприятная слабость в ногах заставила опустится его на топчан.
Вскоре вернулся адьютант.
- Ваше превосходительство, егеря вместе с дроздовцами участвовали в атаке. Сейчас они готовят своих раненых к эвакуации и ждут дальнейших распоряжений. В строю остались двадцать четыре бойца с одним офицером.
"Неужели Озерский, единственный кто уцелел из офицеров" подумал генерал и отдал распоряжение адъютанту:
- Передайте приказ егерям переправиться вместе с ранеными.
- Слушаюсь, ваше превосходительство! - ответил адъютант и поспешил к выходу.
- Командира батальона ко мне! - бросил вслед адъютанту генерал.
- Ваше превосходительство, вас к аппарату. Командир корпуса на проводе, - сообщил начальнику дивизии телефонист.
Начальник дивизии взял телефонную трубку.
- Ну что ж, Георгий Владимирович, поздравляю вас с успехом, - с апломбом заявил комкор. Тон его был таким, словно в этом была именно его заслуга. - Благодаря вам корпус не только захватил плацдарм, но и удержал его, позволив нашей армии подтянуть резервы и продолжить стремительное наступление. Теперь на очереди Новониколаевск и Омск!
Генерал, недолюбливавший своего непосредственного начальника за легкомысленную склонность к шапкозакидательству, ответил сухо.
- Моей заслуги в этом нет. Егеря дивизии совершили беспримерный подвиг трое суток удерживая плацдарм...
- Понимаю, понимаю, Георгий Владимирович, молодцы егеря обязательно будут награждены, - поспешил заверить командир корпуса своего строптивого подчиненного. - Какие потери в батальоне?
- В строю осталось два десятка штыков с одним офицером...
В блиндаж вошел адьютант.
- Ваше превосходительство, прибыл командир егерей, - негромко доложил он генералу.
-Ваше превосходительство, обстоятельства вынуждают прервать разговор с вами. Я свяжусь с вами позднее.
-Да, да, конечно, Георгий Владимирович...
Начальник дивизии повернулся к вошедшим, собираясь как можно сердечнее встретить храброго командира батальона. Обернувшись, он запнулся на полуслове, да так и замер с открытым ртом. Вместо Озерского перед ним стоял Трунин. Тот самый прапорщик Трунин, который отличился своей беспомощностью при смотре егерей.
- Э-э-э... а где капитан Озерский? - только и мог спросить генерал.
- Прапорщик Трунин, временно исполняющий должность командира отдельного егерского батальона... - доложил громко прапорщик. Как и несколько недель назад он точно так же смешно отдавал честь, растопырив "по-цыплячьи" пальцы правой руки. Запнувшись, он уже тихо добавил: - капитан Озерский убит.
- Когда?
- Утром в первый день высадки.
- Так кто же командовал батальоном?
- Сразу после гибели Озерского - штабс-капитан Крутицкий. Потом поручик из первой роты, не знаю его фамилии. Последние два дня - я.
Генерал молчал, молчали офицеры штаба, молчал и Трунин.
- Откуда у вас эта куртка? - спросил недоверчиво и как-то ревниво генерал.
Трунин смутился.
- Виноват, ваше превосходительство! Мой китель кровью залило, рядом фельдфебеля снарядом разорвало... так солдаты мне капитанскую куртку вручили, сказали, мол, ему мертвому все равно, а вам в самую надобность...
Генерал заговорил нарочито спокойно, хотя у самого на душе было почему-то очень тоскливо.
- Капитан Озерский был доблестным воином...
- Так точно, ваше превосходительство, - нечаянно перебил его Трунин. - Да если бы не он, нас в первый же час в реку смели! Он сделал все, чтобы мы выстояли. Его гибель - самая большая потеря батальона.
- Капитан Озерский был доблестным воином, - повторил генерал. - Он вырастил из вас, Трунин, надежного офицера. Вы доказали это в бою. Он бы гордился вами.
Трунин виновато молчал, словно именно он был повинен в смерти командира.
- Благодарю вас, Трунин, за службу. Постройте своих людей. Я хочу лично поблагодарить их.
- Слушаюсь, ваше превосходительство! - Трунин старательно отдал честь и вышел.
Генерал отвернулся от присутствующих в блиндаже и принялся долго возиться с верхней пуговицей кителя. По щеке текла непрошеная слеза.
***
Давно уже все стихло на берегах реки, словно и не бушевало здесь еще несколько часов назад пламя войны и костлявая беззубая старуха в мрачном саване, вооруженная страшной косой, не пожинала кровавый урожай. Ушли вперед на запад наступающие войска Русской Армии, и теперь по понтонному мосту вели на в обратную сторону на восток колонны пленных. Остатки Пятнадцатой Сибирской стрелковой дивизии отвели в тыл на переформирование. У реки остались только команды нестроевых, собиравшие убитых бойцов и хоронившие их в наспех вырытых братских могилах.
Пожилые солдаты, неспешно подбирали искалеченные тела, все ближе и ближе приближаясь к речному берегу. Марлевые повязки, смоченные фельдшером в пахучем медицинском растворе, слабо защищали от сладковато-приторного трупного запаха. Но человек ко всему привыкает, и к запаху смерти, и к самой смерти. Солдаты равнодушно собирали человеческие останки и неторопливо сносили к очередной братской могиле. Если они и заговаривали друг с другом, так только о том, как сподручнее взяться за свою страшную ношу.
Двое солдат, одни из многих, работавшие в паре с самого утра, добрались до того места на берегу, где лежали распластавшиеся тела всадника и его верного коня. Один из солдат, безучастно скользнув взглядом по убитому разведчику, увидел мертвого коня и жалостливо протянул:
- Эх, беда-то какая! Такого красавца сволочи загубили...
Второй солдат поддержал его.
- Ладно люди друг друга не жалеют... на то и война. А животина только по напрасну страдает, - он снял повязку и, достав из кармана кисет, стал неспеша сворачивать "козью ножку". Его напарник вытащил из-за уха заранее приготовленую самокрутку и, усевшись рядом с трупами, закурил.
Они никуда не торопились, войне конца и края не было видно.