Никоян Тимур Эдуардович : другие произведения.

Двое из рудников

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Название романа - Двое из рудников
  
  Часть I. Путь на Керужань
  
  Глава I. Шахты Внутригорья
  
  Внутригорье - княжество, располагающееся высоко в горах на восходной стороне Руси, окружённое скалами и дремучими лесами подходящими с северной стороны. Княжество это процветало за счёт собственных шахт, в которых люди работали по соседству с гномами-рудокопами. Суровый жил народ во Внутригорье, опасный, расчётливый. Славилась эта богатая страна и мехами, и водой целебной, прямо из скважин добытой, но самое главное богатство княжества было в горных самоцветах. Слава о них разошлась по всему свету ещё в древние времена.
   Богата была эта страна и городами, и крепостями сильными, сложенными из толстых брёвен северных деревьев, иные были полностью из камня. Не раз пытались враги проникнуть в эту страну, захватить и разграбить шахты, но ни разу не удалось этого никому ещё сделать.
  
   В шахте было темно, тускло горел факел. Далеко в темноте стучали кирки о камень и молотки. Рядом зазвенела цепь, кто-то заворочался, пахнуло затхлым воздухом.
   Пересвет перевернулся на бок, обнял руками продрогшее тело. Воздух был холодным, люди спали. Пересвет с другими - каторжники, дожидались времени своей работы. Вот перестали стучать кирки, разбивая и дробя камни, слышны были удары хлыстом по голым сильным спинам, до уха долетели звуки бессильно падающих тел - каторжане сразу погружались в сон.
   К решётке в стене подошёл стражник, гаркнул:
  - Ну что, свиньи! Просыпайтесь! Подъём!
   Люди начали просыпаться, ворочаться, воздух заметался по камере, разнося вонь. Пересвет поднялся с перепрелой соломы, на руках зазвенела цепь, голову потянул вниз тяжёлый железный ошейник.
   Скрипнул поворачиваемый в замке ключ, Пересвет первый вышел в проём. Стражник толкнул его тупым концом копья в спину, там больно заныло. Люди начали выходить, звеня цепями. Браслеты на руках натёрли запястья, не хотелось никуда идти, хотелось спать и есть.
   Вдалеке в свете факела угадывались силуэты стражников, Пересвет знал, что слева в скале есть ещё одна камера, в ней тоже держат каторжников и заключённых. На камнях возле стражи лежали рабочие инструменты.
   Стражники окружили толпу рабочих, заставили работать. Пересвет взял в руки кирку и начал выдалбливать камень. Так прошёл весь день, в бесконечном шуме, свисте хлыста - на спине Пересвета добавилось ещё несколько кровавых полос, и ещё сильнее натёрлись запястья. Глубокой ночью каторжников загнали в камеру, Пересвет заснул раньше, чем упал на солому.
   С утра заново погнали на работу, потом - опять в камеру. Он попал в шахты Внутригорья давно, ещё пять лет назад, когда его поймали люди князя Любского Игоря. Он шёл с конём по одной из дорог Оневы. Пересвета посчитали бродягой, беспризорником, избили, забрали всё, заковали и отправили на каторгу...
   Пересвет подпрыгнул с соломы, ледяная вода обдала с головы до ног. Стражник смотрел сверху вниз, смеялся, в руках держал опустошённое ведро. Его взгляд упал на блестящие голые плечи Пересвета, длинные руки и грудные пластины. Кожа, дублённая, светилась от загара, левое плечо пересёк шрам, руки были все в шрамах. Страж хмыкнул и ушёл. Пересвет поднялся и пошёл работать. По дороге как бы невзначай его толкнул мужик, сказал тихо:
  - Слушай, здоровяк. Я тебя давно здесь вижу и знаю, что ты не сдашь. - Он выдержал паузу, продолжил. - Хочешь сбежать отсюда?
   На лице Пересвета промелькнула тень, но шага не замедлил, чтобы не привлечь внимания. Мужик был низковат, ему приходилось тянуться к уху Пересвета:
  - Я же вижу, тебе здесь надоело, тебе хочется на волю, в лес или степь, не важно... А может и в кабак, к бабам, - добавил он многозначительно.
  -Что ты предлагаешь?
  - Мы можем сбежать отсюда, вместе.
   Пересвет насторожился, посмотрел по сторонам, не подслушивают ли.
  - У тебя кто-то есть... на воле? - осторожно спросил он.
  - Да, - прошептал каторжник. - На воле мой друг, он хочет собрать дружину...
  - Эй, быстро работать! - из темноты донёсся хриплый крик тюремщика, возле уха просвистел хлыст, больно ударил Пересвета по плечу.
  Заговорщик куда-то исчез. Дальше был день, полный работы. Под вечер истерзанное тело ныло, мышцы болели. Тот, с кем говорил с утра, сидел с угрюмым лицом в углу камеры. Как только зашёл Пересвет, сразу оживился, попробовал встать, но только охнул от боли в пояснице.
   Пересвет повалился рядом, в бессилии положил голову на скалу.
  - Согласен, али нет?
  - На что согласен? - заинтересованно откликнулся Пересвет.
  - Не притворяйся. Я помню, что я говорил, и я помню, что ты меня слышал.
  - Да.
  - Что "да"? - переспросил мужик. Он поднялся на локте и посмотрел заискивающе в глаза Пересвету. - Ты хочешь сказать, что готов сбежать со мной?
   Он удивлённо вертел глазами, в зрачках нескрываемая радость. Пересвет мечтательно откинулся на сено.
  - А что, - сказал он. - Всё возможно. Только могу ли я рассчитывать на твоего друга?
  - Конечно. Он никогда не забывает добрых поступков, которые оказывают его друзьям. И ему нужны такие, как ты, крепкие и сильные.
  - Я пойду, но когда?
   Мужик призадумался, ответил не сразу:
  - Сегодня ночью. В полночь.
  - Нет. Я устал. Мне надо поспать несколько часов.
  - Спи, сколько влезет, но до полуночи
  - А куда мы поедем? Ты знаешь дорогу из этого лабиринта шахт? Будет ли кузница, чтобы расковать наши ошейники. Будет ли одежда, оружие, еда?
  - Говори тише, мы здесь не одни, - предупредил мужик. - Всё будет, что ты сказал. Меня зовут Горностай, я из рода Керужанцев. Город есть на севере Руси - Керужань называется. Я вор в том городе был, пока не заковали и сюда не отправили, - Горностай наклонил голову, переживая горестные воспоминания.
  - А я - Пересвет. Из Племени берендеев.
  - Знаю, - довольно молвил Горностай. - Знаю такое племя, Добрые там люди...
   Он оглянулся, шепнул:
  - Сейчас спи.
   Пересвет поудобнее лёг и сразу заснул. В полночь Горностай разбудил Пересвета, приставил палец ко рту, прошипел в ухо:
  - Пойдём.
   Пересвет посмотрел на него удивлёнными глазами, тот пояснил:
  - У меня ключ от камеры.
   Он тихо прокрался к решётке, засуетился возле замка, вскоре дверь отвернулась в сторону без скрипа - Пересвет увидел в тусклом свете баночку с маслом на поясе у Горностая.
   Стража спала в углу, держа в руках копья. Горностай зашипел:
  - Быстрее, пока все спят.
   Пересвет вышел из камеры, оглянулся по сторонам. В коридорах тускло горели факелы, от голых стен тянуло сыростью. Звуков ударов кирок и молотков о камень не было слышно - сегодня какой-то праздник у главного тюремщика. Стражи тоже было мало, все либо на празднике, либо смотрят третий сон.
   Горностай шмыгнул в проход, скрылся. Пересвет, стараясь не греметь цепями, последовал за ним. Они шли в тёмной пещере, пока впереди не замаячило пламя факела. Его явно кто-то нёс, свет раскачивался из стороны в сторону, играл на стенах. Горностай прислушался, услышал шаги, повернулся к Пересвету, шепнул:
  - Что будем делать? Впереди стражник.
  - И он не один. Сзади идут ещё пять или шесть. Все с оружием.
   Стражник приближался, вот уже проступили очертания его лица.
  - Надо прорываться, сказал Пересвет.
  - Ты что, нас же убьют, - испугался Горностай.
  - Иного выхода у нас нет. Возьми себе камень и бей со всей силы. А потом беги со всех ног.
   Горностай нашёл булыжник, Пересвет тоже приготовил каменюку, вместе побежали на стражу, гремя цепями. Первый стражник сперва не понял, что звенит впереди, а когда догадался, было поздно. Пересвет сбил его с ног ударом плеча, ударил следующего камнем, побежал дальше, расталкивая тюремщиков, бил налево и направо камнём и кулаками. Горностай догнал его, по дороге уложив одного тюремщика, разбив ему череп булыжником.
   Слышно было, как за ними гонятся уцелевшие стражники. Вскоре впереди замаячила точка, похожая на звезду. Вдвоём вышли через узкий проход на небольшую площадку. Звёзды усыпали небо, вдалеке, в нижней части склона, темнел лес. Пролетела, шумно хлопая крыльями, сова.
   - Нам повезло, - выдохнул Горностай. - Каторжники из другой камеры сегодня не работают - их некому охранять.
  - Куда дальше? Решай быстрее! - хрипло сказал Пересвет.
  - Подожди, - озабоченно сказал вор, он отошёл к краю площадки, там что-то темнело. Он разбросал еловые лапы, достал два мешка и обмотку - тряпку, завязанную верёвкой. Позвал Пересвета, затем размотал обмотку, взял топор.
  - Разруби, - сказал Горностай, подавая руки в цепях и кладя их на камень. Пересвет размахнулся, послышался скрип и скрежет. То же самое сделал и Горностай с цепями на руках Пересвета. Затем Горностай дал Пересвету мешок - перемётную суму, свою забросил за спину, сказал коротко:
  - Пойдём.
   Он побежал вниз с горы по спуску. Дорога была скользкая ото льда. Снежные вершины гор постепенно оставались позади. Беглецы вошли в тёмный лес. Острые обледенелые скалы закончились.
   Горностай бежал впереди, крикнул:
  - Быстрее! Скоро нас будет преследовать все Внутригорье!
   Ошейник сильно давил шею, Горностай заметил, что Пересвет сморщился, шею сдавило, сказал:
  - Потерпи, скоро деревня. А там есть кузня.
  - Хорошо бы, ненавижу ошейники. Сразу чувствуешь себя в неволе.
   Горностай хмыкнул, побежал дальше.
   Под ногами хрустела хвоя, ветви проплывали над головой, стволы казались огромными тёмными великанами. Внутригорье постепенно оставалось за спиной.
  
  Глава II. Деревня Сыть
  
   Путники шли всю ночь, не останавливались. Горностай знал поблизости деревню, в которой жил его старый друг Лебедь. Он доверял ему и знал, что Лебедь не предаст даже за деньги.
   К утру Пересвет почувствовал близость реки, они свернули вправо и вышли на берег. Там набрали воды в кожаные бурдюки, продолжили путь. Вскоре вдалеке, на излучине показались избы за тыном - деревня Сыть.
   Горностай сказал:
  - Скоро отдых, давай поднажмём.
   Пересвет с малолетства бегал в лесу, в поле, по горам, уже запыхался - весь путь бегом, а Горностай бежит без отдыха вот уже с полуночи, когда сейчас уже встаёт солнце.
   В деревне путников встретил глухой тын, видны были следы насыпного вала. Ворота были открыты, в деревню ввозили товар купцы на подводах, мужики уже ушли в поле, над некоторыми избами взвивался в небесную синеву дымок - бабы готовят каши. В небо смотрят журавли колодцев.
   Путники пошли по пыльной дороге, стражи на воротах не было. Через дорогу шёл мужик в простых портках, холщёвой рубахе, перетянутой верёвкой. Горностай пошёл прямо на него крикнул:
  - Здравствуй, Лебедь! Как твоя золотая мама поживает?!
   Мужик остановился, пристально посмотрел на Горностая. Его тело вдруг затряслось, губы растянулись в счастливой улыбке. Он побежал на Горностая, подхватил, поднял в воздух на толстых мускулистых руках. Оглушительно заржал, опустил на землю, наклонился и обнял по-братски.
  - Ты вернулся! Ты вернулся! А я думал, ты навсегда там останешься.
  - Ага, чтобы я! - Горностай залихватски подмигнул проходившей мимо бабе, сказал:
  - Мой товарищ помог мне, - он показал узкой ладонью на широкую грудь славянина.
   В избе Лебедя был абсолютный порядок. Всё стояло на своих местах, все горшки и кружки, скрыни и тарелки, и даже пол был вымыт, ни соринки. Изба состояла из двух комнат и горницы. Во второй комнате жила мать и отец Лебедя.
   Горностай остановил Лебедя в сенях, сказал, отвернув ворот холщового плаща:
  - Посмотри, друг.
   Под воротником блестел ошейник.
  - У него такой же, - Горностай кивнул на Пересвета.
  - Съешьте хотя бы пирогов с квасом. Или мяса с пивом.
   Горностай выразительно посмотрел на Лебедя, тот понял, что никакие уговоры сейчас не подействуют, хмыкнул, сказал:
  - Ясно. Пойдём.
   Лебедь повёл бывших каторжников к кузнецу. Изб в деревне было с двадцать, они располагались полумесяцем вокруг небольшого холма. Кузня стояла возле левой части частокола, рядом с избой сельского старосты, если смотреть на Север, стоя против ворот.
   Лебедь поздоровался с кузнецом, объяснил, что к чему. Тот подошёл к беглецам, весь в копоти, в кожаном засаленном фартуке, руки его были толсты, как брёвна, голова походила на котёл, сидела низко, будто вдавленная в тело. Он сказал Пересвету басовитым голосом:
  - Ложись на наковальню головой.
   Он быстро справил дело, получил золотой и ещё один за молчание.
   Горностай отозвал Лебедя в сторону, сказал тихо:
  - За нами облава. Нас уже хватились в этой шахте. Нас ищут. Ваша деревня - первая на пути.
  - Идём со мной, - сказал Лебедь. - Я куплю вам коней. Тебе с твоим попутчиком нельзя здесь оставаться.
   Втроём пошли к конюху, у него как раз был десяток скакунов на продажу, купили двоих, и ещё двоих заводных. Потом пошли на ярмарку, купили провизию на пять дней, Лебедь дал им оружие, луки, запасные тетивы, по два колчана стрел каждому.
   После этого были минуты горького прощания, Горностай говорил Лебедю, что приедет к нему в Сыть через две весны, а сытенец обещал, что обязательно выживет, если в деревню нагрянет погоня.
  - Я выживу, и матушка моя выживет и отец, - успокаивал Горностая Лебедь. - А ты приезжай поскорее, пожалуйста, приезжай.
   Друзья обнялись на прощанье.
  На излучине реки Ижевы стояла Сыть, крутой берег отделял тын от вод реки. Из ворот выехали два всадника с заводными конями, понеслись на Закат.
  Лебедь объяснил, где найти Буривоя, друга Горностая, главного разбойника Оневы.
  Путники преодолели уже четверть дневного перехода, кони подустали, люди спешились, дали отдохнуть животным. Ярило, солнце, клонилось к закату. Пересвет оглянулся в сторону Сыти, воскликнул:
  - Смотри!
   В небо начинали подниматься чёрные столбы дыма. Горностай схватился за голову, упал на землю и зарыдал.
  - Ты что, Горностай? - спросил Пересвет. - Что с тобой?
   Он наклонился к товарищу, через всхлипы услышал:
  - Это из-за меня, из-за меня...
  - Что из-за тебя? Что?!
  - Его нашли из-за нас... из-за меня.
   Пересвет не видел слёз, но чувствовал всю горечь, которая как сквозняк струилась в воздухе.
  - Но он не сдал нас, не сдал. Даже если достался им живым, он ничего не сказал. А теперь его, наверное, убили и деревню сожгли.
  - Зачем? - удивился Пересвет. - Ведь это же деревня внутригорского князя.
  - Молодой Пересвет, ты много не знаешь. Мы идём по земле Боричей. Внутригорье и Боричи - давние враги. Племя внутригорцев в союзе с гномами. А Боричи - лесные жители. Они не любят горцев. И степняков тоже. Эх, Лебедь, хороший был друг... - вздохнул Горностай.
   Пересвет поднялся, помог встать товарищу. Запрыгнули на коней, поехали. Пересвет, удивлённый знаниями вора, решил спросить:
  - Долго они будут нас преследовать?
   Горностай хмыкнул, сказал:
  - Пока не убьют и не привезут наши головы своему князю или не умрут. Все до единого, - закончил он.
  - Зачем им наши головы? - удивился Пересвет.
  - Из шахт Внутригорья ещё никто не сбегал... - загробным голосом сказал Горностай.
   Ещё долго ехали путники вдоль реки Ижевы и её притока Егры, мимо проплывали леса, в чащах кто-то шуршал и копошился, наверное леший или древень следили за двумя всадниками. Сумерки быстро проглотили всё вокруг, лес превратился в чёрную стену с торчащими руками- сучьями.
  
  Глава III. Буривой-Сила
  
   Двое путников вместе с четырьмя конями вышли по дороге из леса на опушку. Напротив стояла крепость лужичанского князя Улеба. За лесом начиналось поле, ровные квадраты пшеницы колосились под вольным ветром. В поле работали мужики, занимались своими делами.
   Путники спустились с небольшого холма, поехали по торной дороге.
   Ворота были открыты, стража досматривала въезжающих людей, брала пошлину за въезд. Слева от крепости текла река, вниз по течению виднелись крыши изб - село.
   Всадники проехали в ворота, с них не взяли платы - Горностая помнил в крепости каждый дружинник, каждый ратник, кроме новеньких, конечно. Он спросил, где найти Буривоя, десятник стражи сказал, что он живёт вместе с воинами в ратном доме возле княжеского терема.
   В крепости было четыре длинных дома, терем князя, кузница. Имелись оружейная, амбары, склады, конюшня, корчма. Окружена она была двойным частоколом, рвом и насыпью. Через ров был перекинут мост, узкий, небольшой. Его всегда можно было утащить в крепость. Ров был полон воды, в ней плескались твари с длинными зубами и шипами.
  - Откуда князь берёт таких? - удивился Пересвет.
  - Тоже заметил? - спросил Горностай, ухмыльнулся, сказал:
  - Мужики ему из лесных болот приносят в сетях в количестве немереном.
  - Понятно, - ответил Пересвет. Дальше он ехал в задумчивости, хотя от размышлений уже болела голова. Столько в мире нового, столько неизвестного. Сколько ещё надо узнать, а так не хочется ломать над этим голову. Так хочется жить, как прежде - на коня да в поле, в раздолье или в лес, только без коня, на своих двоих.
   Воинский дом был самый длинный из четырёх, двухповерховый, добротный, сложенный из толстых просмоленных брёвен. Вместо окон - узкие щели-бойницы.
  Возле крыльца стояли воины, примеряли только что сделанные кольчуги, рядом на площадке тренировались десятка два молодцов.
   Горностай с Пересветом подъехали к крыльцу, спешились. Один воин отвлёкся, подошёл поближе, вгляделся. Горностай, разминая затёкшую спину, сказал:
  - Да, да. Это я, Ивашко. Га-га-га!..
   Ивашко бросился, обнял Горностая.
  - Знакомься, Пересвет, это мой ратный товарищ Ивашко.
  - Пересвет, - он подал руку мужчине. Его ладонь была шершавой и твёрдой. Воины начали подходить к ним, узнавали Горностая, здоровались. Иные спрашивали, как он сумел раньше срока выбраться. Горностай только ухмылялся или делал вид, что не слышал вопроса.
  - Мужики, где найти Буривоя? - спросил Горностай.
  - Он в доме, обедает. - сказал Ивашко.
   Горностай и Пересвет зашли по крыльцу в затемнённое помещение. В нём стояли два длинных стола, возле них - дубовые лавки. Возле стен лежало оружие - мечи, щиты, топоры, копья, булавы, палицы. На стенах висели луки, колчаны, секиры. Горело два факела. За столами сидела дружина, воины ели и пили. Все без доспехов, кольчуги сложены в углу, под лестницей, ведущей на второй этаж.
   Сидящий в голове стола мужик на минуту отвлёкся от тарелки с едой, припал к кувшину с пивом. Когда убрал ото рта, поставил на стол, пристально посмотрел на вошедших. Горностай прошёл на середину комнаты, поклонился ему в пояс, сказал:
   - Здравствуй, Буривой-Сила. Примешь ли старого друга своего и товарища его в дом свой?
   Буривой встал из-за стола, вытер руки о штаны. Был он высок, широкоплеч, негрузен, но и не худ. Мышцы явно просматривались под простой рубахой.
  - Здравствуй и ты, Горностай Керужаньский. Здравствуй, друг!
   Буривой крепко пожал руку, протянутую Горностаем, не стал лезть обниматься.
  - Присядь, отдохни с дороги. Ешь и пей, - пригласил хозяин, приобняв друга за плечо и ведя к столу.
  - Угости и товарища моего, Пересвета. К тебе я привёл его, в дружину твою парень хочет пойти, нет пристанища у него в жизни.
   Буривой обратил внимание на Пересвета, поздоровался, сказал:
  - Присаживайся и ты, ешь и пей наравне со всеми, не побрезгуй нашими харчами. А о делах потом, вам сперва отдохнуть надобно.
  
   После обеда Горностай отошёл вместе с Буривоем к частоколу.
  - Дружище, что тебя тревожит? - начал Буривой
  - Не за вкусной едой и пивом хмельным пришёл я к тебе, а защиты ради.
  - Случилось что? - забеспокоился Буривой.
  - С этим парнём сбежал я из Внутригорья, с каторги. Помог он мне. Теперь ищут нас, погоню послали. Мы уходили от неё, дошли до тебя, а дальше идти нам незачем - не уйдём.
   Буривой призадумался, спросил:
  - Много за вами идёт?
  - Сотня, может две.
  - Да, дело плохо. Я поговорю с князем.
  - Спасибо. Спасибо тебе, - благодарно сказал Горностай.
  - Ты что, забыл, как меня выручил. Сам тебя благодарил тогда.
   Горностай ушёл, а Буривой поднялся в терем к князю, в горницу. Осторожно постучался. Князь был у себя, закусывал.
  - А, Буривой. Входи, присаживайся.
   Буривой закрыл дверь, пол из досок скрипел под его тяжёлым телом. Возле стола стояли дубовые лавки, он присел на ругой стороне от князя,выжидательно посмотрел на Улеба.
   Князь сказал:
  - С чем пришёл, Буривой? Что не так? - он обратил внимание на взволнованный вид воина.
  - Недобрые вести у меня, князь. За другом моим, что по заутрени приехал, погоня идёт, из Внутригорья сбежал он, из самих шахт. Игорь Любский послал саоих людей за ним, сотни две, говорит. Но не один пришёл, воина храброго с собой привёл, вместе побег устроили. Воин в дружину просится.
  - Что ты хочешь? - коротко спросил князь. Он подивился на редкому многословию его лучшего ратника.
  - Мне нужна защита для друга, Улеб.
  - У тебя есть дружина, Буривой. Своя дружина. Ты можешь уйти в леса на время, переждать со своим другом.
  - А ты что?
  - У меня тоже есть дружина и крепкие стены крепости.
  - А если пойдут на штурм? Горностай рассказывал, что деревню Сыть сожгли эти преследователи. Ни за что, почитай, только за молчание.
  - Сожгли, говоришь? - Улеб на мгновение стал задумчивым. - Так сколько их, две сотни? Не смеши меня, - вдруг расхохотался князь. - У них же нет обоза с осадными орудиями. Идут налегке.
  - Но князь. Внутригорцы тем и гордятся, что из их шахт никто не сбегал. Это дело чести князя Игоря.
  - Не думаю, что Игорь захочет начинать войну из-за двух беглецов. Ведь он пришлый князь, из рода Любичей. А они ленивы до жути.
  - Но воинов послали на смерть. Ты же знаешь, либо они принесут головы беглецов, либо сгинут.
  - Так пусть сгинут под стенами этой крепости! - князь гневно ударил по столу тяжёлыми кулаками.
  
   Ближе к вечеру, когда солнце перешло на закатную сторону, Буривой, уладив свои дела, привёл на тренировочную площадь Пересвета, проверить, подходит ли молодец в дружину. Вместе с Буривоем пришли княжеский воевода и двое дружинников, лучших людей Буривоя, бывших наглых лесных разбойников. Пересвет легко положил их обоих в борьбе, потом были драки на тупых мечах, где Пересвет с лёгкостью отбивал атаки сразу двоих наседавших на него воинов, сам атаковал, уходил в глухую оборону, выбивал из рук мечи. Воевода цокал языком, качал головой. Буривою оставалось только догадываться, где его друг Горностай сумел откопать такого воина.
   В конце, когда его люди хрипели и обливались потом от усилий, а Пересвет чуть подустал, Буривой подошёл к Пересвету и спросил:
  - Откуда ты, воин?
  - Я из племени берендеев. Они живут на Солнечных Полянах в мещёрских лесах.
  - Скажи мне, все ли мужчины в твоём племени такие же славные воины?
  - Всё племя. Все мужчины.
  
   На следующий день, когда солнце стояло в полудне, прискакал гонец с дальней лесной заставы, принёс весть о приближении отряда - двух сотен всадников со стороны Внутригорья.
  - Они идут лесными дорогами. Опасаются, чтобы кони не обломали ноги. Каждую ночь останавливаются на ночлег. Каждый воин ведёт заводного коня, - рассказывал гонец Буривою. - У каждого есть щит, меч, топор, копьё, лук, по два колчана стрел. Но идут налегке, без тяжёлых доспехов. К вечеру будут здесь. - Закончил гонец.
  - Выйди, - молвил Буривой.
   Гонец молча поклонился, выскользнул в дверь.
  Буривой пошёл к князю. Улеб спокойно выслушал его, приказал выставить людей на стены, удвоить стражу на воротах.
   Когда солнце было на закатной стороне, Буривой зашёл в воинский дом. Воины сидели хмурые, иные точили мечи, топоры. Он подошёл к троице - Горностаю, Пересвету и Ивашко, - сказал:
  - Не сегодня-завтра будет битва.
  - Мы готовы, - сказал за всех Пересвет.
  - Ты покажешь своё умение в бою, молодой Пересвет. И свою храбрость.
   Раздался вопль боевого рога, в воинский дом вбежал отрок, крикнул:
  - Буривой-Сила, князь зовёт!
   Буривой мгновенно подскочил, пошёл тяжёлыми шагами, Половицы сильно скрипели под его сапогами. Ратники пошли за ним.
   По двору бегали люди, Ворота закрыли, поставили тяжёлые осадные засовы. Три штуки: сверху, в середине и снизу. Дружинники поднялись на стены, дозорные встали на башни, что по бокам крепости.
   Пересвет поднялся на воротную башню. Вдалеке, за полями, на опушке леса выходили по дороге конные воины. Они выезжали тонкой цепью, начали спускаться к крепости.
   На воротной башне уже стоял князь Улеб, внимательно следил за противником. К нему подошёл Буривой, рядом - воевода князя Мечесвет.
   Мосток, перекинутый через ров, уже утащили в крепость, прислонили к воротам.
   К воротам подъехала группа всадников, остановилась на расстоянии. Все воины налегке, тяжёлых доспехов нет ни на одном. У переднего в руках - белая тряпица. Он прокричал:
  - Князь Улеб! В твоей крепости могут скрываться двое беглых каторжан! Открой ворота, и мы заберём то, что принадлежит нам по праву!
   Улеб передёрнулся от дерзких речей воина. Как это, князю велит открыть ворота простой ратник! Улеб хотел ответить, но Буривой опередил:
  - В этой крепости нет никаких каторжников! Здесь все - свободные люди! Наверное, ты выдумал! Ворота тоже останутся закрытыми!
   Мужик уехал ни с чем. Он не стал выкидывать пустые угрозы, раз уж приехал, значит делай то, за чем приехал. Когда всадники вернулись к своим, через некоторое время часть воинов спешилась. Они побежали с топорами к лесу, другая группа ушла в ближайшую лощину - вязать лестницы.
   Вскоре на поле против крепости выстроились полторы сотни пеших воинов, готовых к штурму. Они пошли сперва строем, затем нестройной толпой к стенам. Передние, самые могучие, несли лестницы. У других в руках были длинные широкие бревна.
   - Лучники, огонь! - заорал Буривой. Он не метался по стене, подгоняя людей, но был спокойным как скала, чтобы воины видели настроение своего воеводы. Просвистели первые стрелы, на вал и в ров свалились несколько врагов. Внутригорцы перекинули через ров много бревен, побежали приставлять лестницы к частоколу.
   Конники, полусотня, беспрерывно подъезжали к стене, забрасывали её стрелами и отъезжали. Несколько защитников были ранены, двое упали со стены вниз, на копья нападающих.
   В ход пошли булыжники. Пересвет выпустил несколько стрел, а когда увидел приставленную лестницу, подцепил крайнюю ступень рогатиной и опрокинул. Вместе с лестницей упали трое воинов.
   Горностай тоже отстреливался из лука, бросал камни, видно было, как вспотел, пот катился крупными бусами, заливал глаза.
   К воротам подошли дюжие воины с тараном. Стоя на досках, начали бить в окованные железом воротины. В них полетели камни, двоих облили смолой из котла над воротной башней.
   Конные лучники сделали два наскока, забросали крепость стрелами с зажжённой паклей. "У степняков научились", - подумал Пересвет. Несколько стрел попали в крыши воинского дома, другие щедро осыпали холм перед теремом князя. Несколько воинов кинулись тушить пожар.
   В одном месте, потом в другом, на стену начали перебираться враги, там возникали короткие злые схватки, внутригорцев оттесняли, сбрасывали со стены.
   Много уже вражеских воинов погибло, раненные ковыляли прочь.
   Пожар потушили, конники больше не подъезжали - их отбивали лучники со стен.
   Воины с тараном не смогли пробить ворота, их почти всех перебили, они бросили бревно и отбежали из-под навеса.
   Сотник - главный в отряде преследователей - приказал трубить отступление. Завыла труба, воины начали отбегать от стен. Вдогонку им, прорезая сумеречный воздух, летели стрелы. Пересвет выпускал стрелы очень быстро, убил четверых. Горностай тоже расстрелял весь колчан, бросал в отступающих брёвна и камни.
   Улеб с напряжённым лицом повернулся к своим воинам:
  - Битва закончена, - сказал он. - Собрать убитых, раненным дать настои из трав и положить в избы. Укрепить ворота, поставить караулы.
   Князь спустился с воротной башни, следом пошёл воевода с хмурым лицом.
   Внутригорцы встали большим лагерем вдали от крепости, разожгли костры, расставили над ними треножники с варевом. Раненных собрали, убитым вырыли яму и сбросили в неё всех - для Улеба не было резона оставлять под стенами кучи трупов.
   Пересвет сошёл с воротной башни. На ней остались дозорные и сторожа с билом - медной пластиной, чтобы вовремя дать сигнал о нападении врага. Славянин пошёл в терем князя, его пропустили сразу, без лишних вопросов. В горнице на третьем поверхе сидели Улеб, его воевода, Буривой и Горностай. Они обсуждали сегодняшнюю битву.
   Откуда узнали во Внутригорье о том, что беглецы скрываются именно в этой крепости, а не в Мещёрской стороне, не пошли в дремучие леса Северной стороны, не ушли в соседнее княжество Ратичей или в другое место. А может они попали в услужение водяному царю или к болотнику, стали добычей зверя лесного, по чащам живущего. Горностай предложил:
  - Может, сдал меня кто? В руднике был один, меня недолюбливал. Так он и без денег бы сдал, сам бы сказал.
   Опять начали думать, вспомнил и Пересвет человечка, которому заложить - раз плюнуть. Хоть своих, хоть чужих.
  - Через своих людей разберёмся с ними. Остались у меня ещё друзья хорошие, тоже на каторге во Внутригорье ненавистном. Они сделают, что надо, - твёрдо сказал Улеб.
   Порешили сделать ночную вылазку в стан врага. Князь дал воинам отоспаться, а потом лично отобрал людей из своей дружины, Буривой взял кроме своих ратников Горностая и Пересвета. Пошли без доспехов и с мечами в ножнах, чтобы не выдать себя случайным отблеском света. Воины набрали верёвок, спускались со стены, как в древности делали пращуры, упираясь ногами в просмоленные брёвна частокола. Условились, что в крепости откроют ворота, когда подадут сигнал - три раза заукает сова.
  - Хочу утереть тебе я нос, князь Игорь, ой как давно хочу утереть, да на место поставить. Слишком уж далеко ты зарвался, - сказал Улеб вслух при воеводе. Тот тревожно посмотрел на князя. Его волосы трепал лёгкий ночной ветер, кудри развевались по ветру - они стояли на воротной башне и до боли в глазах вглядывались в стену темноты, рассвеченную огнями костров. Луны не было, зато на небе появились мириады звёзд.
   Пересвет шёл первым. Весь отряд разделился на три части - надо было окружить с трёх сторон стан врага. Два отряда обошли стан со стороны леса. По центру шли Горностай, Пересвет, Ивашко, лучшие дружинники Буривоя. Сам Буривой бежал вдалеке, перевее всех, он должен подать сигнал всем остальным.
   В стане были расставлены часовые, кони стреножены. Костров горело не больше полтора десятка, воины спали, раненные лежали, завёрнутые в рубахи и шкуры.
   Внутригорцы расположили свой стан слишком близко к лесной чаще, к опушке. Наверное, хотят сбежать при случае, лес укроет от погони. Это было ошибкой их сотника. Может быть, он умеет водить сотню, но на две сотни его опыта чвно не хватает.
   Внезапно из лесной темноты вынырнули воины с оружием, сторожа не успели подать сигнал, упали замертво почти одновременно. В стане началась бойня. Внутригорцев вырезали бесшумно, во сне. Пересвет приготовил было меч, но спрятал и вытащил из-за пояса нож, побежал от одного костра к другому, перерезая глотки. Руки скоро стали мокрыми и красными от крови, пальцы скользили на рукояти. Из темноты вышел Горностай, весь забрызганный кровью. Он приставил палец к губам, пошёл дальше резать и убивать. Ему это дело привычное: он не только ратный человек, но и вор, с ножом не расстаётся.
   Вскоре все собрались в центре стана, Буривой считал воинов. Убитых не было ни одного, раненных тоже. Люди стояли все в чужой крови, залитые с ног до головы, будто резали стадо туров или бизонов.
  - Всех зарезали? - спросил Буривой. - Никто не ушёл?
  - Ни одного не оставили в живых, Буривой-Сила, - шёпотом сказал Ивашко. - Кровь в сапоги заливает, как по болоту ходим.
  - Зачем таишься, ратник? - спросил Буривой. - Здесь же врагов нет, трупы одни. Ну да ладно, вернёмся в крепость, там разберёмся.
   На подходе к воротам Буривой три раза оглушительно заукал, через минуту ворота заскрипели, отворились. Ратники входили в крепость, сразу или в воинский дом - спать. Князь сам спустился к Буривою, лицо радостное.
  - Есть раненные? - спросил князь, приобнимая за спину воина.
  - Ни одного. Коней забрали с собой. Кстати, князь, где их разместить?
  - Разберёмся позже, пока всех - в конюшни. Если места не хватит - оставьте на дворе. И... Я рад. Спасибо тебе.
   Буривой кивнул и скрылся в воинском доме. Князь поднялся к себе в терем, присел на резную лавку. Глаза смотрели в слюдяное оконце, потом веки плавно закрыли их. Улеб думал. Как ответит князь Внутригорья, если узнает, что стало с его воинами. Улеб не боялся войны, у него есть большая дружина, ополчение из деревень и посадского народа из города Залесова, боярские дружины. Ещё разбойники-тати из ватаги Буривоя, его же ратники, воры из Керужани - одного из пяти городов, не входящих ни в одно княжество на севере Руси.
   Но не хотел войны князь, не искал он в походах славы и богатства. Вовремя он однажды остановился, не сгубила его в молодости жадность, как многих его друзей. Князь искал вольной жизни, но мирной, чтобы никто не мешал строить свою жизнь как хочется.
   Однажды встретил молодой Улеб в дальнем северном лесу, за мещёрской стороной, отшельника, который много веков назад из человека превратился в древня. Он поведал будущему князю свою мудрость - Улеб жил в землянке три года, а отшельник мог сливаться с деревьями, превращаться в часть кроны. Древень познакомил Улеба с лешими, научил его их языку и языку диких зверей. Улеб не знал, откуда древень знал княжеские премудрости, но он говорил о хитростях княжения так, будто сам когда-то был князем.
   Улеб ушёл, когда третий раз деревья снова стали покрываться зелёными листьями, а солнце - просыпаться от зимнего сна.
   Но самое главное, чему научил древень Улеба, это мирность, он воспитал в нём желание жить в мире. Оно было даже больше, чем желание войны, походов.
   В дверь постучали.
  - Можно, - тихо сказал князь.
   В горницу вошли Пересвет и Горностай. Улеб сидел на дубовой лавке, приложив руки к подбородку, задумчиво смотрел в стену напротив.
  - Князь, - начал Горностай, - мы хотим уехать из твоей крепости. Дальше, на Север. Мать свою повидать хочу да Керужань, город, в котором вырос.
  - А как же дружина. Помнится, Пересвет хотел быть нашим дружинником.
  - Горностай не сможет добраться до родины без меня. Один он сгинет по дороге, - сказал Пересвет.
  - Хорошо, езжайте. Вас никто не держит, - спокойно сказал князь.
  - Спасибо тебе, князь, за твою доброту и за защиту. - Оба поклонились в пояс.
  - Мы не забудем твоего поступка. Знай, что город Керужань отныне на твоей стороне. В войне ли, в горе, в радости, а только знай и помни об этом. До свиданья, - в один голос сказали вор и славянин. Они ещё раз поклонились в пояс и вышли.
  
  Глава IV. Лесная старушка
  
   Распрощавшись с Буривоем и пообещав приехать через две весны, друзья, а Пересвет с Горностаем уже стали друзьями, попрощались с дружинниками и на следующий после битвы день двинулись дальше.
   Их дорога лежала через мещёрские леса, дремучие, непролазные чащи, Тёмную Дубраву и Светлый Бор, который стоял рядом с опушкой мещёрского леса на том, северном краю.
   Но мещёрскую сторону отделяла от путников река великих размеров, шириной в две крепости князя Улеба, а глубиной в пять сажень. Вброд перейти реку не было никакой возможности, а если попробовать переплыть - течение бы смыло смельчака. Пересвет подъехал к пологому берегу, землю устилал ковёр из крупных и мелких камней. Был уже вечер, солнце почти дотронулось до вершин деревьев, осторожно накалывалось на их острые копья.
   Горностай развёл костёр, зажарил мясо из запасов, выложил сыр, хлеб, лук и зелень. Пересвет сходил в недалёкий лесок, набрал хвороста, изловчился и подстрелил две мелких птицы, ощипал, обмазал прибрежной глиной и положил в угли, когда сгорели большие поленья.
   После ужина, сытые путники хотели лечь спать, оставив одного на дежурстве. В ближайших кустах, куда уходила дорога, ведущая к княжеству ятвягов, вынырнула маленькая фигура. Она была обмотана старым плащом, внизу висели лохмотья и тряпки. Фигура медленно подошла к костру, это оказалась древняя старушка. Она присела рядом с костром, спросила дребезжащим голосом:
  - Можно ли погреться старой женщине у вашего костра, добрые странники?
   Горностай ничуть не удивился, пригласил и угостил краюху хлеба:
  - Присаживайся, бабушка. Угостись хлебом, водою из лесного ключа.
  - Спасибо вам, путники добрые, - сказала незнакомка, принимая еду и питьё.
  - Скажи, бабушка. Ты наверное здешних краёв, - спросил Пересвет. - Не знаешь ли ты, как перейти реку эту исполинскую?
  - Переплыви, - сказала бабка, медленно пережёвывая беззубыми челюстями хлеб.
  - Не могу, - удивился Пересвет своей немощности перед рекой, перед водною гладью.
   Старуха перестала жевать, оторвалась от пищи, пристально посмотрела в глаза Пересвету так, что они заслезились. Только тогда он отвёл взгляд.
  - Вот видишь, ты держался до конца, до того, как силы не покинули тебя. Почему же ты говоришь, что не можешь переплыть реку. Ты молодой, сильный, тебе под силу большее, чем мне. А я старая и время моё ушло. А у тебя всё впереди, и, если ты не будешь терять времени, ты сможешь многое.
   Сумерки сгущались, и силуэт старушки медленно таял в них. Допив воды из тёмных шершавых ладоней, старуха полностью исчезла.
  - Смотри, - Горностай показал пальцем на то место, где сидела старуха. Там лежали два меча и котомка. По виду, с едой.
   Пересвет сразу взял меч, повертел в руке, взмахнул. Обычный меч, хороший, с правильным центром тяжести и без разных драгоценностей. Он размахнулся и бросил меч в дерево, стоящее в пятнадцати саженях. Тускло блеснув в ночи, меч полетел, быстро описывая красивые дуги в воздухе. Вонзившись в дерево в начале очередной дуги, оружие легко прорубило ствол и вонзилось по рукоять в следующее.
  - Ого! - Пересвет присвистнул и побежал за оружием. Горностай жадно схватил за рукоять второй, побежал на берег реки, размахнулся. Без лязга и скрипа, без высекающихся искр, меч погрузился сквозь камень в пропитанный водой речной песок.
   Горностай вытащил оружие и вернулся к костру. Пересвет развязывал котомку. Он перевернул её вверх дном, потряс. Из неё повалилась еда: хлеб, сыр, мясо, вяленое и жареное, печёное, сырое и варёное, вылетели мехи с водой, вином, брагой, пивом, квасом, хмельным и имбирным, на землю упала жареная птица, поросёнок...
  - Как всё помстилось в такой маленькой суме?! - удивился Пересвет.
  - Видать, волшба здесь, сильная волшба! - взволновался Горностай.
  - Старуха-то не простая была. А как в воздухе растаяла? Наверное дух здешнего леса али бабка-радуница.
  - Коли так, значит бывшая.
   Друзья вдоволь наелись, Пересвет лёг спать, а Горностай встал на дежурство. В полночь он должен был передать пост другу, а сам лечь спать. Горностай сидел лицом от костра, чтобы не слепить глаза, смотрел в темноту. За спиной в костре потрескивали сучья, языки пламени лизали дерево, медленно поедали.
   Незаметно из лесной темноты вышла та старуха, которая ужинала с путниками. Лёгкий ночной воздух развевал её плащ, короткие засаленные волосы. Горностай не слышал, как она шла по лесу, но среагировал сразу, как она ступила на траву на прибрежном откосе. Он насторожился, ноздри задёргались, определяя запахи - у Горностая был развитый нюх. Он схватился за твёрдую рукоять нового меча, обернулся.
  - Не спеши, воин. - Из темноты, до которой не доставал свет костра, прозвучал дребезжащий старушечий голос. - Этот меч не причинит мне вреда, его создательнице.
   В круг света вошла маленькая фигура женщины. Горностай сразу узнал её, опустил оружие.
  - Присядь, бабушка. Угостись. - Он развернул перед усевшейся на полено напротив старушкой скатерку. На ней лежало всё то, что высыпалось из котомки. Изрядно объёденное, конечно.
   Бабушка пощипала немного мяса, заела сыром и хлебом, запила ключевой водой.
  - Пересядь ко мне, сынок, негоже ночью в костёр смотреть.
  - Послушай меня, старую, воин. Не за вкусной едой пришла я во второй раз, а аз помощью. Я вижу, вы вольные люди, любите простор и свободу. Но и проезжие в наших краях. А я проезжих не люблю. Но чувствую я, что сердца у вас добрые. А мне нравятся такие, с душой доброй. Я знаю, что ты, - она ткнула крючковатым пальцем на Горностая, - из лихого народца. Но человеком остался. И друг твой тоже добрая душа.
   В лесу глухо бухнуло, вдалеке зашаталось дерево, упало, ломая сучья и ветви.
   Старуха оглянулась, съёжилась, глубже закуталась в свой плащ.
  - Слышишь, путник. То чудище по лесу бродит, лесных зверей пугает и убивает. Волосатое оно и страшное, как пращуры наших медведей были.
  - Какая помощь нужна тебе, бабушка? - осторожно спросил Горностай.
  - Я хочу, чтобы вы убили его! - вскрикнула бабка хриплым голосом, не следя за покоем спящей природы, тогда как Горностай говорил шёпотом, таясь, не нарушая тишины.
  - Мы в долгу перед тобой, - сказал Горностай. - Сейчас я разбужу своего друга и ты покажешь нам это чудище.
   Горностай разбудил Пересвета, поведал ему о просьбе старушки. Молодой русич подскочил, уже с мечом в руке, готовый к бою.
  - Присядь, - сказал керужанец. - Оно в чаще, далеко. Собери вещи
   Горностай подошёл к старухе, спросил:
  - Бабушка, мы готовы идти. Только лошадей в лес не поведёшь.
  - За коньков своих не беспокойся, они будут в сохранности, - успокоила старуха. - Вы вернётесь под утро. Они подождут.
   Она встала и начала уходить. Пересвет бросил другу его перемётную суму, спешно запустил костёр, поправил перевязь с мечом и дубиной и пошёл следом.
   Бабка повела их в чащу. Деревья нависали тёмные, страшные и старые, древние. Ветви казались лапами зверей, костями. Старушка по дороге собирала какие-то травы, срывала с кустов ветки.
  - Это чтобы вас врачевать, ежели что, - тихо приговаривала она под нос.
   Друзья шли, напряжённо вглядываясь в темноту. Звёзд не было видно из-за веток, деревья нависали, образовав высокий потолок. Вскоре втроём вышли на лесную поляну. Выше, между пригорком и широкой скалой, нависшей над ним, было лесное болото. Рядом в пойме журчал лесной ручей.
   В кустах кто-то копошился. Бабка резко остановилась, прислушалась. В тех кустах хрюкало и шуршало. Она шёпотом сказала:
  - Это он.
   Друзья тоже замерли, огляделись. Над кустами торчало что-то, похожее на чёрный холм, неопрятный, затмевающий за собой всё.
  - Это что же, это - чудище? - сам у себя спросил Горностай.
   Пересвет показал на скалу возле болота, друг понял. Вместе без лишнего шума скрылись за скалой. Чудовище перестало копошится, видно тоже почуяло что-то. Бабка неслышно исчезла в чащобе. Воины договорились заманить зверя в болотную тину, сделать так, чтобы оно встало между скалой и пригорком.
   Из темноты на поляну вышел воин. Он был один, меч болтался на поясе, рукоять дубины торчала из перевязи. Воин был широк в плечах, статен. Это был Пересвет.
   Чудовище насторожилось. Раздался оглушительный рёв. Из кустов выпрыгнула огромная волосатая туша, чёрная, с оскаленной пастью и горящими красными глазами. Зверь был высок, не меньше двух сажень, широкие плечи разнесены в стороны, выпуклая грудь. Всё тело покрывала чёрная шерсть.
   Пересвет начал отступать, побежал в сторону пригорка, на бегу доставая палицу. Горностай затаился в навершии скалы, приготовился к прыжку. Зверь пронёсся по поляне, в два прыжка пересёк болото, протянул лапу, чтобы схватить убегающего Пересвета... На загривок чудищу прыгнул воин с мечом, зацепился за холку, начал рубить мечом по голове, по шее. Чудовище ревело. Меч легко входил и выходил из плоти. Вора забрызгало кровью. Его мышцы яростно напрягались, сердце гоняло кровь по жилам.
  - Смерть!!! - заорал он. Его трясло. Меч выпадал из рук. Он упал в болотную тину без сил, выпустил оружие. Чуть выше послышался хруст ломаемых костей. Потом мир померк.
  
   Горностай медленно открыл глаза. Странно, но голова не болела. Сердце билось спокойно, усталости не было. Он чуть приподнял голову и не увидел на теле ни одной тряпицы. Вор лежал в хижине-шалаше, рядом стояла глиняная чашка с мокрой тряпкой, миска с похлёбкой и ложкой, болотные и лесные травы, вкусно пахло жареным мясом. Он поднялся и вышел, откинув еловую лапу, служившую дверью, чувствуя необычайную лёгкость во всём теле.
   Шалаш стоял на лесной поляне, вокруг зеленели дубы. Солнце светило с неба, не дойдя до зенита. Оно обильно разливало свои лучи, которые пронизывали листву и траву на земле. Хижину окружала небольшая утоптанная площадка, с правого бока от жилища стоял амбар, недалеко, чуть ниже текла речка, закрытая от взглядов кустарником.
   На площадке Пересвет тренировался с мечом. Увидев друга, он прислонил меч к дереву, подошёл, обнял:
  - Наконец-то, счастливчик очнулся!
   Горностай отстранился из железных объятий славянина, сказал:
  - Я ничего не помню. Где мы? - он огляделся. Увидел на краю поляны страшную голову. В середине головы торчал меч, его меч.
  - Конечно, ты так дрался, что потерял сознание от потери сил, - рассказывал Пересвет, но Горностай прервал его:
  - Что это? - он указал на чудовищную голову.
   Пересвет засмеялся:
  - Ты что же, не помнишь, как отрубил ему башку? Ты сидел на загривке и резал иак, что брыщги летели на пять саженей вокруг.
  - А это что? Почему у него череп проломлен, как будто на голову упала скала?
  - Я добил, - скромно сказал Пересвет. - Оно ещё шевелилось, а ты лежал почти под ним. Вот я и подумал, не задавит ли тебя. Ударил со всей силы...
  - Тебя не ранило? - участливо спросил Горностай.
  - Только ногу оцарапало.
  - А что это за лес? Когда мы уходили, рядом текла широченная река...
  - Ты в Светлом Бору, - раздалось сзади дребезжащее.
  Друзья обернулись. Возле входа в шалаш стояла старуха. Она была одета в простой холщовый плащ с небольшим вырезом на груди, перетянутый на поясе узкой плетеной лентой.
   У Горностая отвисла челюсть.
  - А... а как мы здесь очутились? Это ж в два конного дневного перехода от той речки. Мы ж сейчас на опушке мещёрских лесов.
  - Правильно, - согласилась бабка, - всё верно говоришь.
  - Но что за сила так быстро?..
  - Как ты сказал, я не расслышала? Быстро? - Бабка расхохоталась, по поляне расплылся трещащий дробный смех. - Добрый молодец, мы с твоим другом и двумя лешаками по Мещёре три дня и три ночи тебя тащили. Скажи, Славянин.
   Пересвет кивнул головой в знак согласия.
  
   Вечером, после сытного ужина путники собрались у старушки в хижине.
  - Да-а. Молодые вы ещё, робята, - начала бабка, сидя на соломе, заменяющей постель. - Учить вас нужно, жизни учить. Самое главное, что вы душой открыты, добры, а остальное само придёт.
   Друзья тоже сидели на соломе, кивали.
  - А жизнь - испытание, одно большое испытание, - трещала старушка. - Я чую, что с вашей лихой жизнью вы много встретите на пути своём этих испытаний. Главное, чтобы вы остались людьми.
  - Но что нас ждёт дальше, на пути в Керужань? - спросил Горностай.
  Тебе ли не знать каждый куст, каждое дерево в тех лесах, каждый камень на дорогах.
  - Я десять вёсен не был в моём родном городе, - уныло сказал Горностай.
  - Эх, каторжанин, - вздохнула бабка. - Дальше, за моим Светлым Бором, земли князя Галича, ещё далече - княжество Брунков, а потом и Пятиградье, град твой Керужань севернее всех стоит. Онева на том руюеже заканчивается. - Старуха остановилась, призадумалась. Прожевала ковригу ржаного хлеба, запила молоком. Друзья всё это время ждали, что она скажет.
  - Да боюсь, что не дойдёте, молодые. Ни сила ваша не поможет, ни ловкость, ни мечи-подарки. Говорят, они два кладенца-близнеца.
  - Скажи, что ждёт нас впереди, какие опасности-приключения? - вежливо спросил Пересвет.
  - А ты, славянин, больше никогда не соглашайся быть приманкой. Заруби себе на носу. Тебе повезло, что чудище ногу только задело, а не всего в лапы загребло. Да и то я замучалась отхаживать раны твои, ядом с когтей смоченные. Хорошо, не умер, здоровья хватило. - Бабка пожевала беззубым ртом, подумала, сказала:
  - Ах, да. Чуть не забыла. - Бабушка встала с лежанки, нашла в углу какой-то свёрток, отдала Горностаю.
  - По дороге вам обязательно встретиться огромный толстый пень. Почешите его веткой по бокам, - старуха захохотала, широко открывая рот. - Вы увидите, что будет дальше, - она улыбнулась.
  -Прошу вас, отдайте ему этот кусочек бересты, передайте привет от меня старой. Да не забудьте загадать желание.
   Друзья переглянулись. Бабка говорила о своём, не замечая их вопросов. Старушка, похоже, поняла взгляды её гостей. Она, конечно же, слышала вопросы, но отвечать ей не хотелось.
  - А что насчёт опасностей... - бабушка задумалась. - Вы должны всё познать сами, испытать на своих шкурах. Что толку, если я скажу вам всё, что ожидает на пути. Вы обойдёте эти опасности, но обязательно столкнётесь с другими. А это может быть опаснее в десятки раз. Ну уж нет, сами выбирайте свой путь. Путь по жизни. Не в праве я указывать вам, что да как делать. Ну хорошо, - бабка зевнула. - Пора спать. Утро вечера мудренее, как говорила моя прабабушка. И она не ошибалась. Спите. Завтра вам в дорогу.
   Друзья легли на свои лежанки, как сидели, в той же одежде, и уснули.
  
  Глава V. Дровосек
  
   Утром Пересвет и Горностай проснулись на той поляне, где стоял шалаш бабки. Никакого шалаша, естественно, не было.
   "У старушки плохая привычка - незаметно исчезать, - подумал Горностай. - Хотя, может, это и к лучшему".
   Кони стояли в стороне, стреноженные, как оставили там, возле реки, спокойно поедали траву под деревьями.
  - Она умеет держать обещания, - молвил Пересвет. Он проверил перевязь с оружием, освободил своих коней, оседлал, взнуздал, повесил перемётную суму на заводную лошадь, сам запрыгнул на второго скакуна, уже готовый к новым приключениям. - Куда дальше?
  - Она говорила, - задумчиво произнёс вор, - что дальше идёт владения Галичей. А за ними Вороньи леса. Это к северу. Нам вообще придётся теперь идти только на Север.
  - Но всё теплее становится. Весна скоро. Хотя по утрам холодно. Нам надо купить тёплую одежду. И ты знаешь, - Пересвет тронул поводья, вместе поехали по петляющей тропе, - я никогда не видел, чтобы ты воровал.
   Горностай хмыкнул, сказал:
  - В Керужани принято, что вор, который только недавно вышел с каторги, может воровать лишь через полгода после этого.
  - Почему так? - удивлённо спросил его друг.
  - Я не знаю, но, говорят, чтобы снова уйти на каторгу. Не мне устанавливать обычаи, - Горностай развёл руками. - И не мне менять древние, установленные задолго до меня.
  - Но ведь можно хоть что-то украсть, хоть самую малость.
  - Хорошо. Я покажу тебе в какой-нибудь деревне, что я могу. А могу я многое, поверь.
  - Посмотрим, - удовлетворённо сказал Пересвет. - А что требуется от меня?
  - Мою шкуру спасать от стражи! - воскликнул Горностай. Он поразился глупости друга. - Ты же здоровяк! Вот и защищай меня, маленького и беззащитного.
  - Может, ты и маленький, но отнюдь не беззащитный. - Беззаботная беседа продолжалась всю дорогу из леса. Когда путники вышли на опушку, перед ними открылся вид на огромное озеро, раскинувшееся между окружавшими его полянами и лесами.
  - Это и есть княжество Галичей, его южный край, - восхищённо сказал Горностай. За озером тянулись бесконечные леса. Изредка дубы и буки сменялись соснами и елями, а листья и ветви - торчащими крышами башен, кровлями изб и теремов, частоколами крепостей.
   Путники выехали на равнину, занятую полянами. Небольшие волны накатывали к бережку озера. Справа, со стороны Восхода в озеро впадал ручей, серебряным голоском прыгал по камням и валунам. На той стороне озера, в тени деревьев расположились избушки дровосеков, четыре-пять, не больше. Возле каждой - груда сложенных брёвен.
   Друзья быстро достигли лесоповала, подъехали к дровосекам.
  - Боги вам в помощь, - приветливо сказал Горностай, обращаясь к огромному взъерошенному мужику, валящему дерево. Тот прервался от работы, вытер пот. Ухмыльнулся, спросил:
  - А какие боги?
  - Славянские, ясное дело, смутился вор.
   Мужик захохотал, похлопал лошадь Горностая по холке.
  - Здорово, братья славяне. Меня Храбач зовут. Просто Храбач и всё. А вы кто будете?
  - Я Горностай, - ответил вор. - А это Пересвет. Можно просто Славянин.
  - Эй, ребята! - крикнул мужик другим дровосекам. - Отдохните чуток. Мне поговорить нужно с путниками проезжими.
   Работники отложили топоры и ушли под тень деревьев. Пересвет и Горностай расседлали и разнуздали коней, отвели их к деревьям, привязали и подвесили к мордам торбы с овсом.
   Храбач отозвал их к озеру. Разложил на прибрежных камнях закуску и питьё, предложил сала, зелени, кваса. Гоностай не отказался, а Пересвет воздержался, мол, не голоден он.
  - Отказываешься от такого сала? - мужик недоумённо посмотрел на Пересвета. - Ну, как знаешь.
   Втроём уселись полукругом возле самой кромки воды.
  - Вы за коней своих не беспокойтесь-то. Работнички присмотрят, ежели что, - сказал Храбач, прожёвывая шмат сала. - Мужики, я вижу, что вы - воины.
  - Ну да, - хмыкнул Горностай. - Много смотреть не надо.
  - А воины всегда любят деньги или что-то дорогое взамен денег за свою работу.
  - Может быть, А что ты хочешь?
  - Это не задержит вас надолго в наших краях. Вы же видите, мы - простые дровосеки. Кормим семьи за счёт своего пота, крови и мозолей на руках. - Храбач задумался. Он не знал, как поставить слова, чтобы убедить незнакомцев. Он продолжил:
  - Но мы не умеем сражаться. Мы не ратные люди. А леса волнуются. Всё больше людей погибает на лесоповале. То ли зверь задерёт, то ли деревом насмерть придавит. Одно скажу, не нравится мне это.
  - Наверное, лесу не нравятся ваши топоры, - предположил Пересвет.
  - Может быть, - мужик снова задумался. - Но раньше ведь такого не было. Никогда на моём веку ещё дровосеку не приходилось брать с собой двух, а то и семерых или десятерых, чтобы те стояли на страже.
  - Времена меняются, Храбач, - сказал Горностай, проглатывая квас из меха. _ Вот и лес поменялся. Не всегда же ему быть тихим да укрывать росичей от ворогов. Хотя, не часто такое было, чтобы бесстрашный росич прятался, скажем, от степняка. Может, оно лесу и не нужно вовсе кого-то там укрывать, раз каждый ходит в лес с топорами, чтобы избу построить. То ли ещё будет.
  - Возможно, ты прав. Но лес - наша жизнь. Мы живём в нём и не можем без него.
  - Верно глаголешь, - согласился Горностай. - Но так живут все славяне, кроме южнорусских. У них ведь леса в степях толком-то и нету.
  - Слушайте, - Храбач наклонился чуть вперёд. - Я вижу, вы мужики сильные, в ратном деле умелые. Хочу я попросить вас об одном... об одной услуги. В лесу у нас кабан, волк и медведь говорящие появились.
  - Так ведь зверей таких уже и не осталось в мире больше, - перебил Горностай.
  - Не перебивай, а дослушай до конца, воин, - молвил наставительно Храбач. - Так то оно так, да не знаешь ты что звери те человеческим языком говорят.
  - Как?! - ахнули разом друзья.
  - То-то и оно, что говорят. И понимают друг дружку. И нас, почитай, поймут.
  - Не верится мне что-то, - покачал головой Пересвет.
  - Это сейчас, добрый молодец, не верится. Я тоже сначала не верил, а как увидел и послушал, сразу сомнения ушли. Только издалека всё, иначе я бы и не сидел с вами сейчас. Убивают они дровосеков-то... - грустно сказал Храбач.
  - А большие ли они, звери эти? - спросил вор.
  - Как обычные, не больше, не меньше. - Мужик призадумался, вспомнил, с чего начал разговор. - Хотел попросить я вас об одной услуге.
  - Ты хочешь, чтобы мы убили их? - спросил Пересвет.
  - Нет. Я хочу, чтобы вы прогнали их из наших лесов. Навсегда.
  - Но ведь это и их лес. - На лице Горностая выразилась неподдельное удивление. - Они же, как коренные жители. Их не выгонишь с насиженного места.
   Дровосек хмыкнул, сказал:
  - А вы поговорите с ними. Они вас не знают и трогать не будут. Не местные вы. А так, авось и уйдут.
  - Откуда знаешь, что не тронут? - насторожился вор.
  - Сам пробовал.
  - Ты с ними разговаривал?
  - Да, только с дальнего расстояния.
  - Видишь, сам боится, наверное. А нас послать к зверям хочет. Разговоры вести, значит. - Горностай захохотал и поднялся с корточек. - Не думаю, что мы согласимся. Правда, Пересвет?
  - Всё может быть. А что дашь взамен работы.
   Дровосек подумал, прикинул что-то там себе, наконец, молвил:
  -Топор.
  - И всё? - удивлению Горностая не было предела. - А какой топор? Заморской работы хотя бы, али у самого Великого Князя взял. За меньшее не работаю.
  - И не то и не другое, - ответил мужик. - Простой с виду мужицкий топор. Зато любое дерево ли, железо ли, возьмёт, даже не зазубрится.
  - Да ну, не бывает такого оружия!
  - Ошибаешься, воин. У тебя меч ведь, почитай, тоже не простой. И у тебя, - Храбач кивнул на Пересвета. - Не та ли бабушка вам их дала, что в Светлом Бору живёт?
  - Может быть, - осторожно сказал Горностай.
  - Что же, знай, ратный человек, что топор этот - её работа. И нет на нём ни одной зазубрины уже десять лет, какие бы деревья я им не валил. Но и приукрасов лишних нет, всё как на обычном топоре.
  - Я могу быть уверен, что не подведёшь нас? - спросил Горностай. Он стал таким подозрительным, что цеплялся почти к каждой мелочи, будто на торгу, хотел выторговать себе получше условия.
  - Тебе нудны подтверждения моих слов. Что ж. Я пойду с вами. На разговор со зверьми. И я возьму ещё несколько человек. С собой.
  - И что?
  - Если звери кинуться на вас, я кинусь на них.
  "А если убежишь? - подумал Горностай. - Ну да ладно. Лишь бы жизнью за этот топор не поплатиться. Авось, повезёт..."
  - Эх, - Сказал Горностай вслух, вздохнул. Сейчас в нём боролись жадность - он очень любил топоры, - и здравый смысл. Победила первая. - Пересвет, ты как знаешь, а я согласен.
  - Я тоже, - просто ответил друг.
  - Вы за коньков- то своих не беспокойтесь. Мужики позаботятся, в деревню отведут и накормят.
   Когда на землю ложились мрачные сумерки, а звери прятались на ночлег, два воина и пятеро мужиков-дровосеков отправились в лес. Храбач сказал, что раньше сумерек хищников не увидишь, не встретятся они нигде в лесу.
  - Там, дальше, - говорил он, - ещё одна наша деревня. Она спрятана в чаще от посторонних глаз. Зверей обычно можно встретить возле неё.
  - Слышь, Храбач, - обратился Горностай. - Может, нам притвориться дровосеками?
  - Звери не любят дровосеков. И лес тоже. А ежели притворитесь, они могут и броситься на вас.
   Горностай замолчал. Лес вокруг них тянулся светлый, несмотря на быстро сгущающуюся темноту. Деревья стояли не плотной стеной, а разрозненно, на два-три шага друг от друга.
   Вскоре впереди между деревьями замаячил свет костра, потом ещё один.
  - То деревня, - пояснил Храбач. - Возле неё и будем ждать.
   Пересвет затаился в кустарнике, лёг на землю, покрытую высокой травой, а Горностай залез на дерево. Ловкий как кошка, он притаился в сплетении ветвей, похожий на сгусток мрака. Оттуда он следил за лесом вокруг, готовый вмиг спрыгнуть на врага сверху.
   Мужики куда-то затерялись, только Храбач остался рядом с Пересветом.
  - Он что, ночью видит? - шёпотом спросил дровосек.
  - И слышит также хорошо, как волк. А ещё нюхает, - ответил Пересвет.
   Впереди, в семи саженях, расстилалась поляна, окружённая дубами и кустами орешника. Там было темно, огромные ветви закрывали даже блеклый, неясный свет луны.
  - О, боги. Дайте мне немного зрения, - вслух попросил Горностай.
   В этот момент он дёрнулся - на поляне были следы зверей, трёх разных. Горностай не издал ни звука на дереве, ни одна веточка не шелохнулась, ни один лист не упал.
   Вскоре появились и сами звери. Они были гораздо крупнее своих сородичей, вопреки словам Храбача. У кабана шерсть была взъерошена, клыки торчали, как две сабли, копыта размером с две подковы. С клыков свисали вонючие слюни вместе с чьей-то кровью. Волк был больше обычного в четыре раза, шерсть стояла дыбом, а медведь и того больше - как будто пещерный, вылез из глубины веков.
   Звери начали озадаченно кружиться по поляне. Волк склонил длинную морду к земле, точно вынюхивал что-то.
   "Заподозрили неладное, - подумал Горностай. - Надо сообщить".
  Он начал осторожно спускаться. Внизу его встретил Пересвет и Храбач.
  - Звери на поляне шагах в пятнадцати-двадцати отсюда, - заговорил Горностай отрывисто. - Они почуяли нас. Скорее всего.
  - Выйдем на поляну, - предложил Пересвет. - вдруг поговорить получится.
  - Если хочешь, выходи, - пожал плечами вор. - Но только без меня.
  - Я пойду один. - Пересвет подошёл к кустам на краю поляны. Ни одна травинка, ни одна ветка не хрустнула под его сапогами.
   Горностай спохватился, спросил:
  - Храбач, у вас в деревне есть волхв или лекарь, ведун?
  - А как же, у нас что, не село что ли. Всё есть и сколько нужно, - успокоил мудик.
   Пересвет услыхал, молвил шёпотом.
  - Эх была не была не была. Говорила же бабка никогда не соглашаться приманкой быть. Авось, пронесёт. - Он махнул рукой и шагнул на покрытую ранними весенними цветами поляну.
   Звери остановились, сели на задние лапы и уставились на Пересвета.
   "Не знают, с чего начать, что ли? - вырвалась не слишком умная мысль. - Ну, да я первым начну".
  - Доброго вечера вам... звери добрые, - с поклоном сказал Пересвет.
   Медведь с волком переглянулись, а кабан спросил у них тихо:
  - Он что, с нами поговорить хочет. Совсем уже люди с ума посходили.
  Медведь шикнул на клыкастого, сказал:
  - Погоди, сперва давай узнаем, чего хочет. - Он обратился к Пересвету:
  - Слышь, человек, - дверь говорил обычным человеческим голосом, только чрезмерно басовитым, но без рыка, - почему ты заговорил с нами? И откуда знаешь, что мы добрые?
   Пересвет оторопел. Он не думал, что звери настолько умны.
  - И скажи, чтобы твои люди вышли из кустов. А то вдруг чего задумали.
   Пересвет оглянулся, позвал тихо. Из кустов на поляну вышли Горностай с Храбачом.
  - А другие что? Али нас бояться? - спросил медведь.
  - Другие не с нами, - ответил Горностай.
  - С чем пожаловали, человеки? - над поляной раздался хриплый, неясный голос, больше похожий на рыканье волка.
   - Да мы вообще-то... - Храбач замялся, явно не зная, о чём говорить со зверьём.
  - Слушай ты, первый, - медведь обращался к Пересвету. - Мы тут с братьями поспорили. Они говорят, что, мол, есть на свете тот, кто нас троих сильнее. И, говорят, это человек и есть. Послушай человек. Покажи оружие своё, которым с нами тремя справиться можешь. - Медведь говорил, на диво, длинные речи.
  - Да нет у меня оружия никакого, разве что палица да меч. Хотя... - Пересвет призадумался. Было у него, конечно, ещё одно оружие, да только не хотел открывать его хитрому зверю. - Ум ещё есть.
  - Ум, - медведь прищурился. - Показывай свой ум. Да поживее.
  - Нет.
  - Что нет?
  - С собой нет, - выкрутился Славянин.
  - Что ж, где оставил?
  - Дома.
  Медведь, не долго думая, сказал:
  - Брат волк, сбегай домой к человеку, принеси ум его.
  Волк подошёл к Пересвету. Тот советовался с мужиками. Наконец Храбач дал ему свёрточек с записью жене своей: "Одень, жена, волку на шею тот камень, каким капусту квасишь".
  - В деревню беги. Тут рядом, - сказал волку Пересвет.
  Убежал волк, но нет его уже и час, и другой. Так и не вернулся. Насмерть его в селе забили за злодеяния, а может и просто сдвинуться не смог. Так до сих пор и стоит.
  Медведь сидел, как огромное изваяние, угрюмый, коричневая в дневном свете густая шерсть отливала в тусклых лунных лучах серебром и замогильным светом. С каждым часом шерсть на загривке поднималась всё выше, будто медведь ещё больше зверел. Зверел и кабан - клыки удлинились почти в два раза, пятак стал шире и мясистей, а из ноздрей пошёл, казалось, красный пар.
   Мужики тем временем присели на своём краю поляны, разложили еду и стали закусывать. Храбач достал своё сало, любимую закуску, жадно поедал с луком и зеленью, заливал квасом из меха.
  - Что же ты ешь такое вкусное, брат человек? - спросил медведь. Он увидел, как Пересвет уплетает шматы сала один за другим, запивая квасом. По поляне растеклись запахи вкусной пищи, у медведя потекла с морды слюна, он принюхивался, облизывался.
  - Это - сало дикого лесного кабана, - ответил Пересвет, на минуту отвлёкшись от трапезы.
   Медведь, который ещё больше озверел от запаха сала, в тот же миг набросился на кабана и растерзал его. Туша свиньи безвольно упала на траву поляны, кровь блеснула чёрной струёй в свете луны.
  - Постой, брат медведь, - сказал Пересвет, видя, что зверь хочет съедать кабана. - Ведь такне вкусно. Сначала нужно шкуру содрать, освежевать его, а потом и сало вырезать. Нет, ну ты посмотри на него. Там же щетина.
  - Да, ты прав, - согласился медведь. До чего же умные бывают люди. Да только не выдержу я, пока всё ты сделаешь. Наброшусь ведь. Привяжи-ка, человек, ты меня верёвкой. Вот и дерево стоит, - медведь показал на дуб, растущий в десяти шагах от Пересвета.
  Дерево в пять обхватов, кора толстая, пластинчатая, корни переплелись в земле, похожие на руки Славянина, такие же жилистые и сухие. Ветви разбросал далеко в стороны, словно толстые шесты, будто хочет кого-то достать.
  - Верёвка есть, мужики? - спросил Пересвет у притихших вора и дровосека.
  - Как нет, есть, - Горностай достал длинный моток верёвки, толстой, крепкой.
  Медведь оглядел верёвку, кивнул, сам подошёл к дереву к дубу. Пересвет обмотал его и завязал на узел, потом для верности спросил:
  - А не вырвешься ты из пут? А то больно силён ты. Боюсь, что не выдержит верёвка.
  Медведь чуть напрягся, и обмотка опустилась на землю. Медведь рыкнул:
  - Крепче вяжи, человек, крепче!
  Пересвет не заставил себя ждать. Он так обмотал зверя, что тот и шевельнутся не смог. Поздно уже было, когда спохватился медведь, да вырваться из пут не по его силам было.
  Палица, как всегда, сама прыгнула в руку Пересвету. Тяжёлый обух с вбитыми железными гвоздями ударил по большой голове зверюги, поднялся в ночной воздух, разбрызгав тёмные брызги, и снова ударил. Кровь брызнула из пробитого черепа, залила землю вокруг дерева. Голова безвольно повисла, тело перестало пробовать выбраться из пут.
  - Ну, вот и всё, - сказал Пересвет застывшему и онемевшему Храбачу. Тот быстро очнулся.
  Горностай уже развернулся уходить, кинул напоследок Храбачу:
  - Верёвку не забудь.
  - Да, да. Верёвка - главное... - раздался за обеспокоенный спиной голос.
  За кустами друзей встретили прятавшиеся дровосеки. Они стояли с оружием в руках, думали, наверное, о хорошей драке.
  - С меня пиво сегодня, - сказал один.
   Другой подхватил:
   - И с меня!
   А третий сказал:
   - Сегодня ничего не будет, мужики спать хотят. Но завтра с меня брага!
   Путников отвели в деревню к дровосекам, где жили их женщины и дети. У каждого была своя изба, либо шалаш из еловых лап, веток или землянка. Всего не больше пятнадцати. В деревне возделывали вырванные у леса клочки земли и имели в хозяйстве много домашней живности. Самая большая изба - сельского старосты - стояла на невысоком пригорке. Рядом с деревенькой текла речушка, даже сейчас, в полночный час, звенела своими колокольчиками по камням. Капище стояло чуть поодаль, тускло блестели на луне вырезанные из дерева высокие фигуры богов.
   Горностай удивился, увидев своих коней, спящих стоя возле одой из хижин. Они были стреножены и привязаны к деревьям.
   - Заходите ко мне, - сказал друзьям Храбач, показывая на избу. - Сегодня переночуете здесь.
   Пересвет рухнул на солому без сил, итак успел за день наволноваться, а Горностай разговаривал с Храбачом, вызнавал удобные дороги, чтобы выйти из чащи, но потом тоже свалился. Остальные мужики разбрелись по своим жилищам. Всю ночь не раздалось больше ни тоскливого волчьего воя, ни громкого хрюканья, ни треска ломаемых веток и деревьев тяжёлыми медвежьими лапами.
  
   Друзей разбудил по заутрени Храбач. Они сходили к реке, умылись ледяной прозрачной водой. Над гладкой поверхностью реки клубился утренний туман, стелился в устье уже неровными клубами, разорванными встающим солнцем. В деревне никого не было, кроме Храбача. Он ещё не успокоился со вчерашней ночи, хлопотал возле новых героев. Поблагодарил, конечно, но, самое главное ожидало впереди.
   - Сегодня будет пир! - говорил радостный дровосек. - Утром люди все, даже младенцев с собой взяли, пошли смотреть, как главный волхв будет сжигать трупы хищников.
   Над дальними деревьями взвивался в небесную высь столб огня, в воздухе запахло жареной свининой, медвежатиной, палёной шерстью.
   - А сжигать-то зачем? - спросил Пересвет.
   - Волхв сказал, что так велят боги. Что, ежели не сжечь, то появятся в лесу ещё такие же звери, тот же разбой творить будут.
   Горностай кивнул, пошёл за ближние деревья тренироваться с мечом, а Пересвет остался в деревне помогать Храбачу перетаскивать свежесрубленные брёвна.
  
   В полдень, когда запах палёного мяса разнёсся в воздухе по сельской поляне, стал уже совсем невыносимым, в деревню начали возвращаться люди. Женщины несли детей, иные шли с мужьями. В конце всех пришли волхв и староста. Им помогали идти молодые отроки и юноши. Многие дети постарше залезли на ветви деревьев, смотрели оттуда на героев.
   Вперёд вышел староста и волхв. Оба старые, седина закрывает всю голову, кроме лица, бороды и усы тоже выбеленные сединой, длинные. Сразу видно, раньше держали оружие, много сражались, пока силы не покидали тела. Они вместе поклонились, вслед за ними поклонились и односельчане. Староста молвил сильным голосом, полным жизни, несмотря на возраст:
   - Спасибо вам, герои неведомые, что избавили село наше от ужаса ночного. Спасибо и за доброту и за понимание беды нашей, незвано пришедшеё. Оборотни это были, - мужчина вздохнул, - люди озверевшие, в зверей перекидываться наученные. - Староста призадумался на мгновение, продолжил:
   - Хотят сельчане вознаградить вас. Дровосек наш, Храбач, особенное рвение показал в этом. С его слов мы решение вынесли. Нелегко нам с древней вещью своей расставаться, от пращуров нам доставшейся, - он оглянулся. Тотчас отрок лет четырнадцати бросился в избу старосты, вынес на двух руках топор.
   Горностай присвистнул, увидев оружие. Оно, будто, создано было для него. Отрок отдал топор старосте, тот подошёл к Пересвету и протянул ему оружие. Рука, казалось, сама потянулась к топорищу, взяла. Взгляд коснулся большого лезвия, без единой зазубрины, как и говорил Храбач, пошул ниже, по толстой рукоятке. Пересвет пару раз взмахнул им в воздухе, тёплая сила начала легко входить в тело.
   Вдруг наваждение пропало. Пересвет качнул головой, сбрасывая путы, идущие от оружия, скосил глаза и увидел взгляд Горностая. Друг смотрел на топор, представляя, что также держит его, бежит с ним в бой...
   - Возьми топор, - неожиданно сказал Пересвет, - в знак нашей дружбы. Чтобы она не кончалась никогда. - Он отдал оружие другу.
   Горностай принял его и повесил в ременную петлю на поясе.
  Люди начали уходить куда-то за деревья, а Храбач крикнул:
   - Пошли, сейчас будет пир!
   В ноздри полез дразнящий запах печёного на углях мяса, вкусной похлёбки. На дальней поляне, куда отправились все сельчане, расставили стол из дубовых досок, по бокам - лавки, на пяти кострах жарят свиней, овец, гусей, мелкую птицу, по поляне разносятся лёгкими дуновениями ветра вкуснейшие запахи жареного мяса с приправами, хмельного кваса, браги. Друзей пригласили за стол, все мужики наперебой начали угощать их своими лесными напитками, подвигали глиняные тарелки, на которых истекали соком яства, кричали тосты, шутили, пытались рассказать разные были и небылицы...
  
  Глава VI. Великий Дуб
  
   Несколько дней назад простились двое путников с добрыми жителями лесной деревни, далеко ушли из тех мест дорогами, Храбачом подсказанными. Гостеприимные лесные дровосеки звали их остаться, погостить, но друзья отказались.
   - Дорога зовёт, - просто ответил Горностай Храбачу, который хотел, чтобы почётные гости остались жить у него в избе.
   - Понимаю, - чуть расстроился мужик. - Если будете в наших краях, заходите на костёр, не побрезгуйте.
   - Обязательно зайдём, - крикнул Пересвет, трогая уздцы. Кони двинулись, и скоро исчезла из виду за толстыми стволами дубов и буков, ясеней и берёз, сосен и елей маленькая лесная деревушка, каких в Ведере бесчисленное множество. Закрыли стволы деревьев и одинокую фигуру Храбача, долго и печально смотрящую вслед всадникам.
   - Хороший топор, - сказал Горностай. Друзья ехали по полю, оно было без конца и края, одно золотистое море ржи, колышущееся под вольным ветром, да петляющая дальняя дорога под копытами коней.
   - Да, умеет та бабушка как-то делать оружие, - согласился Пересвет.
   - Спасибо, друг, - Горностай пристально посмотрел Славянину в глаза. Он кивнул, сказал:
   - Долги надо возвращать. И лучше поздно, чем никогда.
   Горностай понял, что имеет ввиду Пересвет, молвил в ответ:
   - Когда-нибудь и я отплачу тебе свой долг. Обязательно отплачу.
   Под вечер друзья въехали в лес, начавшийся после поля, поехали по тропинке.
   - Это земли князя Брунока, - сказал Горностай. - Здесь и живёт тот старый Дуб, про который говорила старуха.
   - Живёт? - удивился Пересвет. - Разве деревья живые?
   - Конечно! - воскликнул Горностай. - Они такие же как и люди, если не лучше. Они живут своей жизнью. И у каждого дерева своя жизнь, своя судьба, свой конец. Одно срубит топор дровосека, другое убьёт засуха, а третье сожжёт молния. Понимаешь?
   - Откуда это знаешь? - Пересвет поглядел недоумённо на друга.
   - Я ведь на каторге не один раз бывал. Многого, почитай, за это время наслушался да насмотрелся. Да и не только просто разбойники и убийцы там, попадаются и толковые ребята. Судьба, понимаешь, у каждого разная... А один такой со мной за решёткой сидел! Он мне ещё и не такого рассказывал. Правда, странный он был, весь в коре, будто не человек вовсе, а древень лесной.
   Так прошёл вечер. По дороге вор рассказывал Пересвету жизнь свою, по крупицам из памяти восстановленную. А когда отгорел последний луч света, упал огарочком на Закате, тогда только остановились друзья на ночлег в лесу дремучем близ речки лесной, прохладой дышащей.
   Когда прошили листву и ветки над головой солнечные лучи, когда загорелся Восход светом, из земной утробы по утру вместе с зарёй вырванным, тогда оседлали коней Пересвет и друг его, вор керужаньский, и отправились в нелёгкий путь, дальний путь, в Пятиградье дорогу уводящий.
  
   - Смотри! - заголосил Горностай, привставая на стременах. - То Дуб Великий!
   Он показал пальцем вдаль. Пересвет присмотрелся. Далеко, где земная твердь смыкается с небесной, на Северной стороне, поднимался в небеса огромный ствол с ветвями, поросшими листьями размером с лодку, Дуб-Великан.
   - Поспешим! - крикнул Горностай. - Нам надо добраться до него как можно скорее.
   К вечеру измученные кони не хотели двигаться - весь день скакали, как будто гнались за кем-то. Ствол Дуба не приблизился, наоборот, он словно исчез, словно вырвали с корнями. Всю ночь друзья спали, только солнечные лучи разбудили на утро, норовя залезть в глаза, открыть сомкнутые беспробудным сном веки.
   - Видишь, - молвил Пересвет, - Дуба нету.
   - Не может быть. Наверное, мы сбились с пути. Но я-то точно знаю, куда идти. Я вырос рядом с этими лесами и знаю в них каждую тропу. - Горностай задумался, огляделся. Потом подошёл к дереву и нашёл, где на стволе есть мох.
   - Нам туда, - махнул он рукой после минуты раздумий.
   К полудню двое всадников достигли широкого огромного пня, поросшего грибами и лишайниками, всего во мхе, старого, как сама земля. Толстые его корни расползлись далеко в стороны, отвоёвывая пространство у других деревьев. Дерево как будто было срублено давно и, судя по кругам, расходившимся от середины пня, ему было много тысяч лет.
   - Какой же могучий дровосек смог срубить его? - сам у себя спросил Пересвет, но Горностай поднял руку, спросил тихо:
   - Слышишь?
   Пересвет насторожился. Слышно было пение птиц, негромко всхрапывали кони. Но словно из-под земли раздавались глухие звуки ударов.
   - Подземный барабан? - спросил друга Славянин.
   - Нет, - подумав, ответил тот. - Это сердце.
   - Чьё сердце? - запутался Пересвет.
   - Друг, этот пень - Великий Дуб. И его сердце бьётся под землёй, в сплетении корней.
   - Откуда у него сердце, это ж дерево! - воскликнул Пересвет. - Ведь не человек же он в самом- то деле!
   - Тише, не кричи, - шёпотом сказал вор. - И не говори таких слов. Он умеет слышать.
   - Ты что, хочешь сказать, у него есть уши? - возмутился Пересвет.
   - Я не знаю. Вот проснётся, сам спросишь. Но ведь я говорил тебе, что даже деревья живые. Вот доказательство, - он показал на пень.
   -Почему же он дерево, а выглядит как пень? По-другому не назовёшь. - Пересвет успокоился и смирился с мыслью, что его друг много знает.
   - Его надо разбудить, - ответил Горностай.
   - Вот и буди, а я пока лошадьми займусь.
   Пока Пересвет занимался скакунами, рассёдлывая их и доставая из перемётной сумы котомку, подаренную бабкой, Горностай нашёл давно упавшёю дубовую ветку и начал чесать по бокам пня, сдирая ветхую, высушенную кору. Он долго чесал, Пересвет успел даже начать расчёсывать гриву своей лошади. Горностай перестал чесать, шикнул на друга:
   - Тише, не чеши так громко.
   Пересвет оглянулся на друга, перестав расчёсывать коня:
   - Ты что? Сам чешешь так, что кора летит, шумишь на весь лес, а мне значит даже чуть-чуть нельзя.
   - Я бужу его, - ответил вор. - А ты гремишь, будто кастрюли падают.
   - Но ничего ведь не слышно.
   - Это тебе не слышно, - огрызнулся Горностай, - а ему очень даже. Очень громко. А ну как проснётся с больной головой, что он нам скажет?
   - У дуба есть даже голова?!
   - А как же. Это ж не просто дуб, а Великий Дуб, - многозначительно сказал Горностай.
   Пересвет спрятал гребень, прилёг на траву.
   - Ты как хочешь, а я спать, - сказал он и заснул.
   Долго возился Горностай с пнём, наконец расчесал до того, что потёк сок.
   - Ого! - услышал сквозь сон Пересвет, мигом поднялся с мечом в руке. Перед ним на траве сидел Горностай, а дальше... Пень превратился в высоченный дуб, толстый, в пятнадцать обхватов, конца ствола не было видно из-за облаков, в которых он утонул. Кора дуба покрывала его твёрдым слоем, закрывая от жуков древоточцев. Пересвет поднял голову и увидел огромное лицо, будто вырезанное древним мастером. Ветви раскинулись далеко, заняли площадь семи- восьми крепостей, корни глубже впились в землю, по ним пробегали тугие комки подземных вод.
   Огромные глаза Дуба уставились на друзей, для него всего лишь двух мелких букашек, пробежали по их фигурам, угадывая под складками одежды бугристые мышцы, скользнули по четырём скакунам, стоящим чуть поодаль. Деревянные губы разлепились, раздался басовитый трескучий голос:
   - Кто потревожил меня в столь неподходящее время?
   Горностай несмело сказал:
   - Это мы. Нас послала одна бабушка...
   - Кто?! - голос заорал, сверху посыпались листья, сучья. Порыв ветра отбросил путников на два шага. Видимо у Дуба были проблемы со слухом. Глаза гневно сверлили две фигуры людей.
   - Бабушка. Она живёт в Светлом Бору! - крикнул Горностай.
   - Правда? - удивился Дуб. - Не может быть, что она меня помнит. О, боги. Она что-то передала мне? - спохватился Великий.
   - Да! - громко заорал Пересвет, опередив друга. - Один свёрток!
   - Не забыла, не забыла! - обрадовался Дуб. Глаза перестали сверлить людей. - Скорее, дай мне его, - попросил он.
   Горностай вытащил берестяной свёрток из подсумка на лошади, протянул вытянутой ветке, служившей дереву рукой. Дуб подвёл свёрток к глазам, развернул. По давно выцветшему лицу деревянному лицу пробежала улыбка. Он вернул свёрток назад, сказал:
   - Спасибо вам, воины. Теперь положите его в мою кору. Смотрите. - Дуб показал ветвистой лапой в открывшийся в коре проём. Он точно подходил пор форме к свёртку. Горностай пошёл подносить свёрток к коре, и чем ближе он подходил, тем больше разгорались светлым пламенем древние письмена, написанные на свёртке. Когда он вложил его в отверстие, береста накалилась до красна, от букв пошёл невыносимый сухой жар. Горностай убрал руки в последний момент, когда буквы вспыхнули в лучах солнца, блеснув ярче самого ярила, и погасли, стали серыми от пепла. Береста стала частью коры, превратившись в дубовую кору, только с непонятными надписями.
   - Чем я могу отблагодарить вас, люди? - спросило сверху.
   Горностай задрал голову.
   - Нам нудно хорошее оружие, - сказал он.
   - Добро. Я подарю тебе палицу. Свою палицу. Я вижу, ты достоин её. С ней я ходил в походы, когда мне было примерно столько же, сколько и вам. Возьмите её. - Дуб наклонил ветвь, наверху, как обычная ветка, висела палица. Широкая, крупная, с тяжёлыми на вид бляхами, толстой, подходящеё под ладонь, рукоятью. Горностай принял палицу в обе руки, взвесил. Палица была тяжёловатой, средних размеров.
   - Как раз под тебя, - сказал Горностай, обращаясь к другу.
   - Ты что, это ж тебе, - возразил Пересвет.
   - Это мне, - вор показал на висящий топор. - Это мне, - показал на палицу. - А ты с чем ходить будешь? Возьми, друг. Мой долг. - Горностай передал палицу. Пересвет взял оружие, повертел в руке, взмахнул.
   - Отличное оружие! - похвалил он вслух.
   - Великий Дуб! Крикнул Горностай. - Бабушка говорила, что, если увидеть тебя, можно загадывать желания. И они обязательно сбудутся!
   - Верно она сказала. Загадывайте свои желания. Только вслух, иначе не сбудется.
   - Но ведь надо...
   - Знаю, - отрезал Великий. - Но у меня так. Если не хотите - уходите. Я спать хочу.
   - Хорошо, сказал Горностай. - Увидеть мать - одно желание моё. И ничего больше.
   - Теперь твоё, - обратился к Пересвету Дуб.
   - Встретить я хочу в северном граде Керужани, куда мы с другом путь держим, девушку. Ту которая Судьбою мне суждена. Не важно мне, красива будет али нет, а главное, чтобы любила искренне. И я тоже буду любить её.
   - Добро, - молвил Великий Дуб. - Исполню я ваши желания. Прощайте, путники!
   Горностай крикнул напоследок:
   -Бабушка привет передавала!
   - И ей тоже привет. Ещё больше, чем я сам, понимаешь? До свиданья!.. - налетевший порыв ветра сдул последние слова. Пересвет поднял голову - лицо Дуба одеревенело, покрылось толстой корой. Подул сильный ветер, полетели листья, подхваченные его порывами.
   Путники вышли на опушку леса, дальше тянулась равнина, долина реки Имберы. На реке виднелись башни, частокол, крыши изб, посада, теремов, детинцев. С Восхода надвигалась гроза. Тучи были тёмные, в центре их сверкало, пробегали молнии, сполохи. Мощные порывы ветра сбивали пыль на давно забытой, нехоженой тропе в фонтанчики, гнал их в разные стороны, кидал на лошадей.
   - Скоро будет гроза, - молвил Горностай. Его волосы лихо развевались по ветру. - Надо где-то укрыться. - Он тронул поводья, погнал коней трусцой. Пересвет догнал, спросил на ходу:
   - Что это за город возле реки?
   - Это Серечь-град, - крикнул друг. - Град князя брунков, Брунока. Он охраняет подходы к Пятиградью.
   - От кого охраняет-то?
   - От Внутригорья. Ты не знаешь, сколько они раз совершали набеги на Сенеж, Свет-град, что на полуденной стороне Пяти городов.
   Пересвет кивнул, до самой Серечи ехали молча. Тучи превратились в исполинских сказочных зверей, животных, которые летели по небу, изрыгая молнии и грозу, задевая небесную твердь своими хребтами, отчего над землёй раскатывался гром. Иногда они сталкивались, звук становился громче. Люди говорили, что это боги гневаются на них, грешных.
   Друзья ехали, всё больше погоняя коней, Тучи нАвисли над головой, давили на плечи, готовые сорваться в любой момент ледяным дождём, вбить в землю. Видно было, как с другой стороны реки в город подплывает большой плот, везёт людей, торопящихся укрыться под крышами постоялых дворов или в корчмах.
  
  Глава VII. Серечь-град
  
   На воротах стояла стража, проверяла въезжающих, а некоторых и досматривала. Воротная башня высоко возвышалась, в оконцах и бойницах видно было сторожей, наблюдающих за горизонтом и ближним лесом. Двое всадников выехали из леса, поехали по пыльной дороге к граду. Дружинник заметил, кивнул своему товарищу:
   - Смотри, а вот и денежки едут.
   Тот хмыкнул, пошёл проверять подъехавшие подводы с мехами и пивными бочками. Проезд в воротах был свободен, друзья попытались проехать. Дорогу загородил широкий в плечах воин. Пересвет на ходу кинул серебряный, стражник быстро отступил, чтобы не попасть под копыта коней - у него больше не было вопросов.
   Сразу за воротной башней прямо тянулась улица, на ней жили бояре и высокие чины Серечи в высоких хоромах. Налево вела дорога в посад, где жили торговцы, ремесленники, беднота. Направо проход в широкие торговые ряды, а дальше - к капищу, стоящему на насыпном холме.
   Горностай на раз бывал в этом городе, знал, где хорошая корчма. Друзья поехали налево, в посад. Там, где кончались уже ремесленные мастерские и начинались хижины да избы простого люда, за поворотом в очередной закуток спряталась небольшая корчма с постоялым двором и комнатами для ночлега. В городе было многолюдно и шумно, а здесь, на окраине, примыкающей к крепостной стене, народ почти не ходил, самое лучшее место, чтобы отдохнуть двум путникам после долгой дороги.
   В корчме стоял весёлый шум. В ней всегда так было, особенно по вечерам и ночами. Всадники оставили коней на коновязи, мальчишка насыпал лошадям овса и дал воды напиться. Друзья выбрали уединённое место в углу зала, спросили каши, мяса, пива, но чтобы не напиваться, и комнату до завтрашнего утра. Хозяин ушёл, оставив у себя в бездонном кармане два серебряных, пообещав, что позаботится и о лошадях.
   - Сегодня ночью, - сказал Горностай, приступая к вкусно пахнущей еде, - я покажу, что я умею.
   - Умеешь в чём? - прочавкал Пересвет, уплетая мясо.
   Горностай наклонился на середину стола, шепнул:
   - Я обворую княжескую казну.
   Пересвет удивился одними глазами, чтобы не вызывать внимания. На них итак смотрели со всех сторон, изучали, стараясь понять, что же скрывается за видимой внешностью.
   - Когда пойдёшь?
   - Почему "пойдёшь"? Вместе пойдём на дело. Будешь мне спину прикрывать, - молвил вор, засовывая в рот ложку с кашей.
   - Это я всегда готов. Но ты даже не знаешь, сколько там дружинников, стражи, охранников самой казны и телохранителей князя, Их тоже считай.
   - Какая разница, на месте разберёмся и посмотрим, кто завтра будет богаче самого Брунока.
  
   За полночь два человека в тёмных одеждах с капюшонами вышли через задний двор из корчмы, направились к княжескому терему. Он находился в центре города на возвышенности. Если идти от любых из четырёх ворот Серечи, то его видно за пять сотен шагов.
   Люди в капюшонах быстро преодолели это расстояние, пропустили мимо проходящих дружинников, затаившись в закоулке, перебежали к тыну княжеского терема.
   - Дальше как, - шёпотом спросил Пересвет.
   - Я заготовил её, - сказал Горностай, вытаскивая из перемётной сумы верёвку с железным наконечником, расходившимся на три крюка.
   Вверх взлетела толстая, сплетённая из нескольких верёвок, змея с тремя острыми головами на конце. Головы впились в деревянный тын, закрепились. Горностай полез первым, помог забраться другу. За тыном начинался просторное княжеское подворье. Возле ворот дежурили двое стражей. Они не заметили тени людей, перелезшие через тын. Таясь в тени, бесшумно во двор слезли мрачные фигуры, направились к боковой двери, темнеющей справа от главного входа. За той дверью был длинный коридор, освещённый одним коптящим факелом.
   - Дальше казна, за следующей дверью, - чуть повспоминав, сказал Горностай.
   - Откуда знаешь? - удивился Пересвет.
   - Был уже, - махнул рукой Горностай. - Меч готов? Палица готова?
   Пересвет уставился на друга, поражаясь его наглости и хладнокровью. У него, у чистокровного славянина, сердце стучало быстрее и чаще, чем у зайца, а Горностай идёт без боязни, будто и впрямь здесь бывал не раз. И таскал помногу.
   - Ну, чего уставился? Мешок готовь.
   Пересвет приготовил мешок и оружие в перевязи проверил. Горностай чуть приоткрыл дверь.
   - там стража, - сказал он тихо. - Придётся убить.
   Пересвет достал метательный нож с ядом на острие, быстро метнул. Нож блеснул в свете факела, вонзился в лоб под шлем первому. Второй свалился рядом, с ножом в глотке.
   - Это ключ от всех дверей, - шепнул вор, доставая из складок своего плаща небольшую отмычку. Он подошёл к двери в казну, перешагнул через трупы. Сухо щёлкнуло, дверь отворилась без скрипа.
   - Держи меч наготове и не смыкай глаз, - предупредил Горностай. - И дай мне свою перемётную суму.
   Вор, получив желаемое, скрылся в освещённом факелами казне. Она была маленькая, всего пять факелов хватало, чтобы осветить её. Но что нужно двум каторжникам, внезапно очутившимся на воле? Этой казны хватало вдоволь. Но никаких сил не хватило бы у двух человек, чтобы унести всю казну. Взяли лишь четверть. Ни одной трудности не встретили на своём пути воры, ни одного стражника, ни челядина, только поклажа у них была тяжёлая, трудно нести её было.
   - Ну и богат же князь Брунок, - восхищённо сказал Горностай, вынося два мешка, под завязку полными золотом и серебром. - Никогда ещё не видел я столько злата и серебра, да вещей дорогих, кубков, оружия да сундуков, самоцветами украшенных, и монетами полных. Верно, из Внутригорья везли. - Он подождал, пока друг возьмёт поклажу, добавил:
   - Но намного ли нам хватит добра этого, а, Пересвет? Денька на два пожить и всё. А князь не обеднеет. Он с народа честного, наверное, за день столько собирает. Ну, или за неделю. Хотя я только золото и серебро брал, почти целый сундук несём.
   - Поутру выедем? - спросил Пересвет.
   - Да, ты прав. По утру. И не часом позже...
  
   Утром, как только открылись все ворота в Серечи, из Северных выехали два всадника с заводными. Они везли с собой по полному мешку с чем-то, очень напоминавшим золотые или серебряные монеты. Но сторожа не остановили, так уж было принято в граде: въезжего проверь, плату возьми, а выезжающего оставь, ничего не бери и не останавливай, только если князь прикажет. Авось ещё приедет, тебе денег за въезд оставит.
   Когда сообщал сторож князю Бруноку о двух странных всадниках, выехавших из города с двумя мешками, в этот момент забежал в горницу к князю казначей, закричал дурным, сорванным голосом:
   - Казну обнесли, князь! - он знал, что было с прошлыми казначеями, не выполнившими свой долг перед князем, не уберёгшими деньги княжеские от наглых воров. Крикнув страшное известие, казначей убежал к себе в хоромы и зарезался - больше мук причинили бы ему Князевы умельцы - палачи, чем просто прирезали на месте.
   Долго ещё ругался князь на тиунов своих да на бояр, бесцельно бегающих по терему, да на сторожей глупых, но погоню не послал, побоялся. Да и след от воров уже простыл давно, если не в городе они ещё...
  
  - Видно, не знает ещё князь о пропаже-то, - хмыкнул Горностай, ведя в поводу лошадей к недалёкой речке.
  - И то видно, что погони не будет, - добавил Пересвет.
  - Добычу поровну поделим и без утаек. Не хватало нам ещё из-за денег передраться. Устал я уже от драк, домой к матери хочу. Уже чешусь весь от желания.
  - Что делаешь, чешешься? - переспросил Пересвет.
  - Да, прав ты. А что переспрашиваешь? - не понял Горностай.
  - Я думал, у тебя что-то чешется. И по другому желанию.
  - Ах, вот ты про что! - догадался вор. - Ну-у, как знать. И это тоже сть. Я ведь нормальный мужик. Самый матёрый возраст у меня. Я аки волк матёрый, аки медведь...
  
  Глава VIII. Керужань
  
   Деревянные стены Вирижайца показались из-за горизонта, когда путники выехали из леса, по дороге рассказывая друг другу истории. Оказалось, что Горностай - отличный рассказчик и умеет складывать слова, что, услышав их, смех так и прёт из человека, вырываясь громкими водопадами. Или, наоборот, слёзы льются из глаз, если история грустная. Горностай умел делать из грустного очень грустный рассказ.
   - Видишь, показал рукой вор, - то Вирижаец, самый южный пятиградский город.
   - Славный, видно, - предположил Пересвет.
   - Нет. Не нравится мне он. Рядом судоходная река течёт, так в Вирижаец столько сброду понаплывало! И купцы из дальних южных стран, и послы из племён разных союзы заключать, и степняки всякие. И шушера вся эта по цвету кожи отличается, пёстрит всеми красками. И суеты много в городе, не по-росски много. Но коней с Полудня привозят хороших, и быстроногих, и выносливых, дорогих, правда, дык они тех денег и стоят.
   Пересвет слушал и поил своих коней. Потом оставил их пастись на луге близ леса, стреножи, как всегда делают на незнакомой земле, чтобы не убежали кони, подвязал к мордам торбы с овсом.
   - Но туда мы не поедем. Нам в Керужань надо, - сказал Горностай.
   - А далеко ещё до Керужани-то? - Пересвет достал из котомки кус мяса, дал другу, а сам ел баранью ногу.
   - Нет. Ещё день-два пути, не больше.
   - Может, подбавим чуть. Мы за день проходим, не напрягаясь, вёрст восемдесят. Можем и сотню.
   - Тогда уж и за день дойдём. Это же из других земель думают, что Пятиградье большое. На самом деле маленькое оно, меньше, чем всё Южноросье и Поросье. Грады, те да, больше их поди поищи. Во всей Руси только стольный град да во Внутригорье больше есть, а так все меньше. А страна маленькая, по размерам не крупная.
  
   На следующий день проехали возле горы Снежец, на вершине которой разместился второй город после Вирижайца - Нагорск-Башня. Он, как сторож, следил за долиной Пятиградья, следил и за лесами дальними, из которых незваные враги могли в любое время появиться. А гору Снежцом назвали, потому что однажды, во время похода князя Любаря на Пятиградье, защитила гора страну северную от ворога страшного, стала преградой на его пути. Зимой пошёл князь, а снега на Снежце больше двух саженей высотой. Много ратников Любаря в снеге том остались, не дошли враги даже до подступов к Нагоркску-Башне. Отступил ни с чем князь разгневанный, навсегда ушёл из Пятиградья. Не знал он тогда, что добыча большая не в сторожевой крепости, а в долине, что за горой лежит...
   К Нагорску-Башне вела всего одна дорога, заходящая в леса на предгорьях и выныривающая из них ниже подступов к граду, чтобы враги незамеченными не прошли к стенам.
   За полдень выехали друзья на великую равнину, конца-края не видно, лес расступился, открывая простор, отдавая место вольным травам и лугам заливным, рекам, озёрам и городу великому, Керужани, в той равнине стоящей. На горизонте виднелся далёкий Северный океан. Солнце переходило на закат, медленно перекатывалось по небесной тверди. Зноя не было, приятно ехать по дороге в такое время. Друзья пустили коней рысью, потом перешли в галоп. Горностай всю дорогу молчал, не сказал ни слова. А когда до града осталось рукой подать он вдруг потянул за уздцы коней, остановил резко, соскочил с седла и упал в траву. Зарыдал навзрыд. Пересвет не ожидал, что друг остановиться, проскакал шагов пятьдесят, тоже остановил скакунов, вернулся, слез с седла, послушал друга. Он плакал, две горьких слезы выкатились из глаз. Он их спешно вытер, встал с земли, воскликнул:
   - Земля керужаньская! Нет для меня Руси без тебя и города родного! Прими сына своего! Мать ждёт меня у порога дома, ждёт не дождётся! Пусти меня к ней! Теперь уж я на дольше останусь!
   Горностай стоял и что-то слушал. Видно было, что даже стебельки трав и цветы потянулись к его кожаным сапогам, в которых были одеты ноги. Горностай выждал немного, запрыгнул в седло и, не сказав ни слова, поскакал прямо на Керужань.
   Пересвет последовал за ним, еле успевая погонять лошадей.
  
   От дикой скачки бока лошадей сперва покрылись потом, а потом пеной. Взмыленные, они не желали больше скакать галопом, пытались перейти на рысь или на шаг. Но Горностай всё торопил, спешил попасть в город поскорее. Пересвет не останавливал, знал, что друга сейчас не остановить, даже если поставить против одного войско. Пройдёт и не заметит.
   Ворота Керужани были открыты, в них въезжали люди на конях, подводы с товарами, входили пешие с мешками. Заводные лошадям досталось больше всех - они тащили, помимо поклажи, ещё и мешки с деньгами. Им первым дали перейти на шаг, Пересвет повёл их в поводу, а Горностай помчался дальше, до дома. На его пути люди расступались, увёртывались от бешенных коня и всадника. Лошадь довезла вора до дома, до порога и упала, загнанная, вся в мыле и пене. Горностай без сил свалился у порога, протянул до двери руку, но не смог открыть. В это время подъехал Пересвет, увидел друга на земле, соскочил с коня и помог подняться.
   Горностай ввалился в дом. Единственная комната с большой русской печью, лавка, а на лавке... мать. Смотрит в окно и ждёт.
   - Мама! - женщина, как сидела в тёмном одеянии, с чёрным платком на голове, так подскочила, посмотрела на дверь. На пороге лежал её... сын, а незнакомый мужчина поддержал его под грудки, чтобы тот не упал.
   - Сынок! - крикнула мать. Она побежала к Горностаю, обняла, крепко прижала к груди его обветренное, запылённое лицо. Его одежда была грязная, липла к телу, вся в поту. Но на то она и мать, что ей всё равно, грязный ли сын её, чистый ли, всё одно обласкает, обнимет, пожалеет. Пересвет помог другу подняться, довёл до стола и отошёл, давая место матери самой заняться сыном. Они присели на лавочку, Горностай обнял маму, а она уткнулась ему в плечо и тихо плакала, рыдала, со слезами выводя всю горечь из души, накопившуюся за долгие годы. А Горностай успокаивал её:
   - Ну что ты, ну, мама? Это я, твой Гористай. Сын твой. Да, мама, я вернулся. Не сон это, а я. Ну что же ты плачешь, рыдаешь... - Его голос несколько раз срывался на рыданья, он тоже не железный, он тоже мечтал об этой встрече, встрече с матерью после страданий за решёткой. - Я же вернулся, мама. Я знаю, что ты плакала. Я знаю, что ты ждала меня. Я жил лишь тем, что знал, что ты меня ждёшь...
   Пересвет вышел, он не мог перенести той боли, тех чувств, которые сейчас испытывал его друг, его самый близкий друг за всю свою жизнь. Пересвет приложил руку к губам, чуть сам не зарыдал. Потом он прикрыл дверь в избу, их никто не потревожит, и отправился к лошадям.
   Упавшая лошадь Горностая лежала без движения, она больше не поскачет. Три другие лошади стояли в стороне. Пересвет проверил перемётные сумы, мешки с драгоценностями и деньгами, перенёс их в избу к матери Горностая, пристроил в углу. Потом завёл в загон за домом коней, расседлал, напоил, привязал к мордам мешки с овсом. Сам достал котомку, расстелил скатерть, высыпал на неё немного закуски, начал есть и забивать квасом.
   Вот вернулись они домой к Горностаю, а что дальше. Сейчас погуляют неделю-две, а затем куда? Останутся жить в городе или уедут за приключениями обратно, на юг Оневы? Хотя, какие теперь приключения, уже наприключались. Вспомнил Пересвет, что выполнил желание Дуб Горностаю, встретил мать он свою, наконец. А любовь Славянин пока что не видит. А где любви искать, как не в кабаке или корчме? Только там и есть она, та самая любовь, короткая только. Захотелось Пересвету погулять после долгой дороги, мало настрадались, что ли?
   "Вот отойдёт друг, сразу ему скажу, - подумал Пересвет".
   Он иногда завидовал Горностаю, но не слишком. А зависть потому была, что друга мать на воле ждёт, у порога стоит, в окно высматривает, а его, грешного, никто не ждёт на воле, нет никого, чтобы ждали. Грустно становилось на душе от этих мыслей, горестно. Гнал Пересвет от себя такие думы, вспоминал про то, какой прекрасный мир повидал на пути в Керужань, жестокий, ужасный, и, одновременно с тем, красивый и незнакомый. Мир, в котором очень многое ещё предстояло понять, увидеть, оценить, обдумать. Бесконечное количество вещей. А когда открывалось что-то новое, бесчисленное множество вещей и событий не уменьшалось, а, наоборот, ещё больше увеличивалось. И не было конца и края этому увеличению, ибо Мир движется, не стоит на месте, он то вырастает в своём развитии, то опять затухает, как те древние цивилизации, жившие на земле задолго до появления славян, и с которыми пращуры Пересвета сражались, дружили и торговали много веков назад. Целые народы исчезали с лица земли, сначала развиваясь, строя города, храмы, призывая старых богов покровительствовать им, завоёвывали земли других народов, а потом, в конце своего существования, умирали. Но они не уносили с собой в тлен древности свои знания. Многие из этих достижений древних Пересвет знал и умел ими пользоваться. Например трут, огниво и кремень. Этими вещами древние поджигали древесину в кострах, этим и сейчас, во времена Пересвета, пользуются люди. Но изобрели способ пользоваться этим ещё в более глубокой древности. А ещё раньше люди переносили огонь, очаг в деревянной клетке, изнутри обложенной камнями. В этой клетке всегда должен был гореть огонь, иначе племя бы не выжило...
   Откуда лезли эти мысли в голову Пересвету, он не знал, и не думал он, что когда-либо будет знать что-то подобное. Пересвет доел закуску, собрал скатерть и вытряс все объедки обратно в котомку. Дверь в избу матери Горностая была открыта, вор стоял возле своего коня, что-то искал в перемётной суме. Его мать уже успокоилась, вытерла слёзы, а теперь смотрела на сына, будто не могла выпустить из виду хотя бы на мгновение.
   - Мама, сказал Горностай, разворачиваясь. В руках он держал какую-то драгоценность. - Это тебе, мама. - Он одел её на шею брошь из жемчуга на золотой цепи. Но мать скользнула взглядом по украшению и опять посмотрела на сына.
   - Тебе не нравится? - спросил Горностай. Он выглядел порозовевшим, счастливым, но удивлённым.
   - Да всё мне нравится, - ответила мать. - Но ты для меня главное сокровище, понимаешь. Ну да ладно. Зови гостя в дом. Сейчас вам есть подам.
   Горностай посмотрел на друга, тот всё понял без слов, зашёл за ним в избу. Внутри посредине комнаты стоял длинный, на сколько хватало размеров самой комнаты, дубовый стол, уже расправленная белоснежная скатерть белела на фоне тёмного дощатого пола. Мать поставила на стол яства: хлеб, головки сыра, немного холодного мяса, налила кваса.
   - Друг, дай мне нашу котомку, - попросил Горностай.
   Пересвет кивнул, достал из под стола коричневый кожаный мешок. Горностай взял из него жареную целиком свинью, гуся с яблоками, мехи с пивом и брагой, печёную баранью ногу...
   - Мама! - позвал Горностай. - Скорее, неси тарелки! Ай, горячо.
   Мать принесла несколько глиняных тарелок, но не хватило, она таскала ещё и ещё, пока весь стол не был заполнен и не трещал от еды и питья.
   - Знакомься, мама, - молвил Горностай. - Это Пересвет, друг мой кровный. Это мама, мо, Епрафинья Седовласовна, - сказал вор, обращаясь к Пересвету.
   Тот заметил, что, и вправду, волосы у старушки выбелены, точно снегом, сединой. Состарилась она рано, настрадалась, заждалась, бедная, сына своего...
  
   После обеда друзья растопили баню, она стояла за домом рядом с огородом, попарились. Мать Горностая сама натаскала трав разных, и потогонных, и от боли душевной избавляющих. Вскоре потом, после бани, распаренные, друзья сидели в предбаннике и рассуждали. Горностай говорил:
   - Помнишь вот, Пересвет, помог нам князь Улеб с погоней совладать, так мы другим людям и нелюдям добрым помогли. Всё на свои места возвращается. Долго ли, коротко ли, а всё равно вернётся. И доброта к доброму вернётся, иначе нет богов на небе.
   - Ты думаешь, что боги управляют нашей судьбой? - спросил Пересвет.
   - Они могут менять её.
   - Мне кажется, человек сам способен менять свою судьбу, какой бы страшной она ни была. Всё зависит от его жизненного опыта, от стремления жить.
   - Ведь ты ещё не пьяный, а говоришь философ. Что будет, когда напьёшься?..
   Под вечер Горностай уговаривал мать отпустить его в корчму с другом, говорил, что прошли вместе столько испытаний, что не подведёт он, Пересвет. Наконец мать согласилась.
   - Но не позже, чем за полночь, иначе больше не отпущу. Не хватало мне ещё слёз. Наплакалась я вдоволь, на целое озеро хватит.
   - Вот так всегда, - говорил Горностай, идя по улице по направлению к корчме, стоящей на распутице дорог. - И раньше не отпускала меня она, и сейчас не отпускает.
   - Беспокоится, и правильно делает. Нечего её ребёнку единственному по ночам в кабаках сидеть.
   - А как же без кабаков-то? Без них и не жизнь вовсе. Но это она для порядку говорит, а так отпускает, конечно.
   Из корчмы доносились весёлые крики, звуки музыки, весёлья, ругань. Кто-то играл весёлую песню, как после каторги два вора приехали домой, где их ждали матери, и пошли гулять в кабак. А потом их опять забрали на каторгу, и матери их горькие слёзы по сыновьям лили.
   Пересвет открыл двери, зашёл, следом за ним вошёл Горностай. Корчма была просторная, широкая. В середине стояли десять столов, по бокам - лавки. Вся мебель добротная, дубовая, крепко сколоченная. Друзья присели возле теплого очага, там как раз было свободное место. Подошедший мальчишка-отрок спросил, что подать добрам господам.
   Горностай встал на лавочку и гаркнул в зал:
   - Всем сегодня пить и есть! И пить много! До свинячьего визга! - Посетители начали оборачиваться на него, некоторые злобно косились, иные недоумённо смотрели на умника. -Горностай вернулся!!!
   После этих слов не надо было больше ничего говорить. "Горностай вернулся!". Уже три раза звучали эти слова в стенах корчмы старого Остея, когда Горностай возвращался с каторги, вечно при больших деньгах. Никто не знал, откуда он их берёт, но пить на них было очень приятно. Из дверей в поварню, откуда выходили с блюдами отроки, разносящие еду и выпивку, выбежал хозяин корчмы, сам Остей. Он посмотрел в зал, увидел Горностая, улыбка расплылась на потном лице. Он подошёл к столу друзей, пробасил хрипло:
   - Здравствуй, Горностаюшко!
   Вор поднял взгляд, его глаза встретились с глазами Остея. Видно, что старик сильно постарел с того дня, когда его последний раз видел.
   Горностай поднялся, обнял корчмаря.
   - А я уж думал, что не вернёшься ты, сгинешь на каторге. - Остей кивнул Пересвету. Он был толстый, полный мужик, в засаленном кожаном переднике, с шрамами на лице и руках. Его пузо сильно выпирало, будто он носил бочку под рубахой. Остей присел на лавку напротив Горностая, к их столу подсаживались люди, узнавали Горностая, поздравляли с возвращением, сами же угощали выпивкой его и Пересвета.
   - Мой друг помог мне сбежать из каторги. Знакомься, это Пересвет, - Остей привстал, сильно пожал протянутую мощную руку. - Знаешь, где я был? - спросил Горностай.
   - В Коломон-граде, а где ж ещё?
   - Ошибаешься, друг. Во Внутригорье.
   - Как?! - воскликнул Остей. - Ты что туда, на змее улетел?
   - Нет, нет. Внутригорцы напали на Коломон-град и нас всех увели на каторгу к себе в горы. В проклятые свои шахты. Он тоже там был, - Горностай показал на Пересвета.
   - Ясно. Но я не слышал о набеге...
  - Всё уже в прошлом, Остей. Сегодня мы гуляем до утра! И пьём! Мы с Пересветом платим! - Сидящие вокруг мужики поддержали их сдержанным гулом.
  - Нет! - воскликнул Остей. - Я угощаю!
  И начался богатый при, которым не побрезговали бы даже Боги. Друзья ели и пили за троих, шутили и рассказывали истории за пятерых. В корчму позвали песенника, попросили петь весь вечер весёлые песни. Пришли скоморохи, разодетые в шкуры зверей и животных, начались пляски.
  Гулянья в корчме продолжались весь вечер, а, когда в окна, затянутые бычьими пузырями заглянули сумерки, пожаловал князь керужаньский Изяслав Поддубный с двумя бородатыми воеводами, веселье разгорелось с новой силой. Горностай пил больше всех, он поистине хотел отпраздновать своё возвращение домой со всей широты русской души. Пересвет, наоборот, пил мало, а ел больше, наверное, всех сидящих в корчме. Мужиков собралось много, все хотели повидать Горностая, поздравить. Один с самого начала всё кричал здравицу Горностаю, пил, с ним выпивали и мужики, и Горностай, и Пересвет. Но любитель говорить тосты не успокаивался, потом от него отвернулись, а он крикнул ещё два раза и упал под стол, пьяный в доску.
  Дверь корчмы отворилась и в зал вошла девушка. Пересвет сразу обратил на неё внимание, прекрасней он не видел ещё создания. Она прошла через весь зал и присела за отдельным столом. Все на неё оглядывались, восхищённо смотрели вслед. В корчме было много девушек и женщин, толстых, распаренных, румяных. Пьяные мужики уже пробовали щупать их, уводить из корчмы в кусты на улице.
  Во всей корчме было столько шума, воплей, визга, пар валил стеной из поварни, а девушка на этом фоне была такой беззащитной, и её красота от этого ещё больше сияла сквозь пропитанный запахами жареного мяса, пива, пота воздух.
  - Кто это? - спросил у друга Славянин.
  Горностай не обращал внимания, спорил с Остеем. Тот доказывал, что не толстый, а Горностай говорил, что, мол: "Набрался веса ты немалого. Делиться надо..."
  - Кто она? - Пересвет потряс Горностая за плечи. Горностай оглянулся, его глаза закрывала пелена хмеля.
  - А? Что? - спросил он.
  - Кто эта девушка? - Пересвет показал
  Горностай долго искал то место, куда показывал Пересвет, потом его глаза блеснули весело.
  - Я не знаю, кто она, - наконец ответил вор.
  - Жаль, - огорчился Славянин. - Придётся самому идти знакомится.
   Горностай хлопнул друга по плечу и продолжил спор. Пересвет провёл по коротким светло-русым волосам рукой, чуть расстегнул рубаху на волосатой груди, встал из-за стола. Он прошёл через весь зал, и, подойдя к столу красавицы, сказал:
  - Здрасьте! - плюхнулся на лавку...
  Горностай ещё сидел и пил. Ему очень необходимо было напиться. И плевать на завтрашнее похмелье, плевать, что голова будет с утра не болеть - раскалываться. Нужно напиться. Эта мысль не давала вору покоя. И, когда он уже не мог себе наливать, мог только пить, он просил мужиков, чтобы ему наливали. А потом заедал выпитое мясом, хлебом, сыром и всем, что валялось на столе.
  А затем он увидел Пересвета в паре с той девушкой, о которой спрашивал его друг. Они сидели в обнимку, и Пересвет наливал ей вина, а новые кувшины таскал мальчишка-отрок. Быстро исчезали со столов яства, появлялись новые. Горностай решил, что поблагодарит друга Остея, подарит ему волшебную котомку. Поблагодарит сполна за доброту его к молодому ещё вору Горичу, за то, что не выгонял из корчмы пьяного, не выбрасывал на улицу и давал обворовывать посетителей. За что Горностай, делился с хозяином частью добычи. Посетители медленно, нехотя расходились. Всё-таки так много они бесплатно не кушали. Горностай оглядел зал и не увидел друга. Потом упал на стол и заснул прямо в тарелке с объедками. Собаки грызлись за кости под столом, злобно рычали. Но костей много валялось на полу, рык вскоре сменился хрустом костей и хрящей на острых зубах.
  
  Пересвет вышел из корчмы в обнимку с Пелатой, пара направилась к причалу. Мириады звёзд высыпали на небе густо, не было места на черном небосводе, где бы ни горели целые созвездия. Луна, выбеленная поднебесным морозом, вечным возле небесного купола, огромная, повисла над Керужанью, освещая всё, и заливала улицы бледным светом.
  "Боги, как она красива, - думалось Пересвету. - Быть может, она и есть одна из богинь, богиня любви или милосердия, богиня мира на земле, сошедшая с небес увидеть, как на самом деле живут смертные".
  Коричневые волосы Пелаты разлились по плечам, играли на лунном свете бликами, от которых у Пересвета замирало сердце. Она была гречанкой, прибыла в Керужань из города Ирисиды. Прекрасное создание, дочь богов, как казалось Пересвету, была куртизанкой одного богатого купца, который приплыл в северный город по торговым делам.
  Пелата улыбалась, её белоснежные ровные зубы блестели на лунном свете. Пара прошла к причалу, завернула за угол. Там, на пустынном пляже, усеянном валунами, Пересвет выбрал место, самое удобное, чтобы видеть прекрасную Пелату, подсвеченную луной, созерцать её изящное лицо, чуть припухлые губки, гордый подбородок.
  Невдалеке темнели стены Керужани, окружённые неровным ореолом света ночного солнца.
  - Я люблю тебя, - шёпотом сказала Пелата. Сердца Пересвета забилось часто-часто, нагоняя жаркую волну к лицу, ко всем частям сильного тела.
  Он сказал:
  - И я тебя люблю. И мне больше никто не нужен, кроме тебя.
  Пелата засмеялась, выскользнула из объятий Пересвета, закружилась по голым валунам.
  - Как здесь прекрасно ночью! - воскликнула она. - Пересвет, ведь мы же знакомы всего лишь вечер, - она говорила с акцентом, какого Славянин никогда ещё не слышал. - Почему ты решил, что любишь меня?
  - А почему ты решила? - Пересвет ответил вопросом на вопрос.
  Пелата сказала:
  - Меня словно тянет к тебе. Какие-то невидимые силы привязали меня. Но это не похоже на волшбу или внушение. Я действительно люблю тебя.
  Она словно летала по пляжу, порхая, как прекрасная бабочка из далёкой волшебной страны. А потом бабочка забрала его с собой, превратившись в прелестную фею. Он не помнил, где провёл ночь, но помнил, что она прошла изумительно.
  Бюст Пелаты блестел в лунном свете, обнажённые бёдра, губы, всё её тело стремилось к его собственному. Пересвет еще не встречал в своей жизни такой искушенной женщины. Гречанка была красива в одежде, а без одежды, обнажённая, она была ещё прекрасней, похожая на богиню плотской любви. Точно фея, лишённая радужных крылышек, Пелата не могла улететь от него, Пересвета, и нашла защиту в сплетенных из жилистых рук объятий. Она шептала ему в ухо такое, от чего покраснела бы вся корчма, со всеми её развратными мужиками, её губы, жаркие, сочные, искали губы Пересвета, соприкасались с ними, а тело двигалось в такт с его огромным, лежащим снизу телом. Плоть испытывала непередаваемое наслаждение. Два тела слились в ночной тиши в единственном порыве любви. Так и проспали они вдвоём остаток ночи. Сперва весёлой, потом романтической, а потом страстной и бурной. Пелата лежала в объятиях Пересвета, грелась от его мощного пылающего жаром тела...
  
  Наутро, когда Ярило уже поднялось от Восхода и пригревало землю, парочка вернулась в корчму. Там за дубовым столом сидели хозяин и Горностай. В зале было чисто и убрано. Отроки натерли пол до блеска, осталось только разлить солнечные лучи, чтобы он засиял.
  Горностай что-то говорил Остею, но тот отказывался, всем видом стараясь, чтобы друг перестал благодарить его. Вор был в самом скверном виде, он сам еле удерживался на лавке. Вошедших заметил, крикнул:
  - Наконец-то... Пришли! - и продолжил говорить Остею, усиленно предлагая какую-то вещь.
  Пересвет присел с Пелатой за дальнюю лавку, они целовались, делали это так жарко, будто обоим не хватало любви всю жизнь.
  Горностай говорил:
  - Ну не отказывайся, Остей. Она тебе в хозяйстве пригодиться, своих животных для себя оставишь, для семьи. Вон у тебя детей сколько... - Перед ними на столе стоял кувшин с водой, оба пили из узкого горлышка по очереди. - А еды у тебя будет ой-ой-ой сколько. Так что думай сам. Это стоит того, какую ты доброту ко мне выказывал.
  Остей думал. Он хотел взять котомку с бесконечной пищей и радовался, что друг предложил ему ее.
  - Но ты ведь будешь путешествовать, тебе нужна будет пища в дороге.
  - О какой дороге ты говоришь? - Горностай хлебнул воды. - Я теперь остаюсь дома. Нужны мне эти приключения.
  - Тогда я возьму ее.
  Под вечер друзья сидели дома у матери Горностая и обсуждали дальнейшую их жизнь. Пересвет говорил, что ему очень понравилась Керужань, он хотел остаться жить в ней.
  - Я, может, избу построю где-нибудь за городом, места ведь много. Буду к тебе в гости ходить, в баньке париться. А еще мне Пелата понравилась. Видно, не обманул нас Дуб, исполнил обещание. Жениться я хочу, друг, на Пелате, больно люблю ее, жить не могу.
  - Так и женись, чего тянешь? Вчера у вас ночь еще та была, так? А ты порядочный мужик, деньги есть, семью прокормишь. Вот и заводи ее, она тебе детей нарожает. - Горностай выпил имбирного кваса.
  - Завтра я хочу повидать друзей. Хочешь, приходи на пир. Он сегодня обязательно будет.
  - Конечно! Заодно познакомлюсь с друзьями твоими. Надо же и на других посмотреть и себя показать.
  - Может быть они помогут построить тебе избу. Хорошо было бы жить рядом. - Горностай отпил немного кваса, заел мясом и хлебом. - А про путешествия забудь, друг. Я хочу тут остаться навсегда. Не желаю боле никуда ездить, никого убивать.
  - А ежели война? - спросил Пересвет.
  - Если большая, за Пятиградье, то да. А если так, междоусобица княжеская, то ни за что.
  Пересвет посмотрел на друга, съел кусок сыра, сам выпил кваса. Он правильно говорит, зачем еще воевать? Нужно жить, а не искать пути, чтобы жизни лишиться. И война не нужна, только если без нее нельзя обойтись, а так лучше спор решать без драки, ласково, на словах.
  "Да только не так все у нас, не так..." - подумал Пересвет.
  Но и налаживать ничего не хочется, живем ведь как-то. А что другие деруться, это ж ничего. Главное, нас не касается. Лучше там, где нас нет. Нет и все. Нас не трогают и хорошо.
  Но что-то говорило Пересвету, что не так это. Нужно, мол, жить по-другому. Что весь мир устроен совсем не так. Нужно помогать слабым, быть милосердным. Все эти мысли в голове Пересвета натыкались на стену бездушности действительности мира. Он знал это и пытался оттолкнуть, забыть, но постоянно сталкивался с этим в жизни. Куда ни кинь, везде режут, убивают, насилуют. А зачем? Чтобы обогатиться? Чтобы убрать кого-то с дороги, потому что он мешает занять выгодное место? Или грабят, воруют, потому что не хотят работать? А, быть может, потому что жизнь давит на плечи мертвым грузом. Жизнь давит мертвым грузом! На человека давит. А он пытается либо уйти из-под давления, либо принимает его на себя и... эти люди обычно долго не проживают. В таком мире.
  
  Вывела Пересвета из задумчивости Пелата. Она обняла его и попыталась увести к себе в корчму, в свою комнату. Пересвет не сопротивлялся. Его мучили мысли, как он дальше будет жить и где, останется ли в славной Керужани или уедет к Буривою, станет его дружинником. А может и на Закат, в сторону княжества Семприи, где обретет счастье и душевный покой ?...
  Горностай подошел к матери, обнял за плечи.
  - Останься со мной, - попросила его женщина.
  - Конечно, мама. Я теперь с тобой. И никуда больше не уеду.
  - Обещай, обещай, - грустно как-то сказала мать.
  Горностай промолчал. Он помнил, что всегда нарушал обещания.
  - Что ты думаешь делать? - спросила мать. - Как будешь жить дальше?
  - Пока ничего, - вор пожал плечами. - Денег мешок, еду покупать не надо. Дом есть. Чего еще пожелаешь?
  - А о матери ты своей вспомнишь когда-нибудь? - воскликнула женщина. - Я тебя одного ждала, больше некого! За тебя одного просила у Сварога! За тебя слезы горькие лила! Только ты мой сын единственный! Ты у меня один на всем белом свете! - мать заплакала, а Горностай не знал, как ее успокоить. И не надо было успокаивать горюющую женщину. Эти слезы должны были вылиться навсегда и больше никогда не вернуться. А вместе с ними и горе по разлуке должно было уйти. Но не знала тогда мать Горностая, что снова сыну ее ехать придется. Но не на каторгу, а на войну.
  Вор не оставил мать одну, наедине со своим горем, так и просидел до ночи: Горностай обнял маму, еле дышит, а родная рыдает, никак не утешится.
  
  На следующий день Горностай отправился к своим друзьям. До них уже дошел слух, что вор вернулся домой, у матери остался. Они ждали его появления. Горностай пошел по дороге к княжескому терему, рядом с ним расположились хоромы его давних друзей. Утоптанный тракт шел через весь посад, там стучали молотки кузнецов, слышался рев быков, тянущих непосильные подводы, загруженные железом, повсюду кричали торговцы, ругались и спорили. Кожевники расхватывали только что привезенные шкуры, не забывая оставить медные монеты.
  Горностай подошел к возвышавшимся бревенчатым воротам, - ремесленные и торговые ряды закончились, начиналась дорога до княжеского терема. Стоявшие подле ворот дружинники пропустили вора - они прекрасно знали кто он и зачем сюда пришел.
  Вор незаметно скользнул за угол, дойдя до нужного поворота. Там стояли два терема. Оба добротно сложенные из толстых бревен, с резными ставнями, красивым крыльцом и дубовыми парадными дверьми. Высокий забор окружал оба жилища, ворота были распахнуты у обоих, у переднего терема через задний вход слуги затаскивали мешки с зерном. Там располагалась кухня.
  Горностай постучал в дверь. Слышно было, как половицы прогибаются под грузным телом. Дубовая дверь отворилась, на пороге стоял здоровенный угрюмый воин в кожаном доспехе, на поясе висел меч.
  - Чего надо? - спросил он, пытаясь придать голосу грозности.
  - Я к хозяину, - бросил Горностай. Простой, как свой топор, он не удосужился даже поздороваться.
  - Занят он.
  - Я знаю. Будь я как и он, я бы тоже занят постоянно был. - Горностай не увидел никакой реакции на лице воина, оно оставалось непроницаемым и каменным. - Ну что, так и будем стоять, али пригласишь Горностая в дом?
  Воин, как услышал имя, сразу сказал:
  - Проходи, гость дорогой. Я не узнал, что ты это. Сказал бы хоть или намекнул.
  Горностай ничего не ответил, молча прошел в сени. Там разулся, снял кафтан, - на улице, несмотря на солнце, жарко не было.
  - Куда дальше-то? - Горностай увидел, как мужик закрывает спешно дверь. Полутьма, порванная светом из дверного проема, быстро восстановилась.
  - Наверх. - Воин зашел в комнату, пропустил Горностая. - В горнице хозяин.
  Вор поднялся на второй этаж, открыл указанную дверь. Там сидел на лавке мужчина средних лет, спиной к двери. Он вертел в руках кинжал. Горностай узнал оружие - это он его подарил в детстве этому человеку. Комната была не большая, она служила больше библиотекой. Возле стен стояли высокие полки с пергаментами. В единственное окно солнце заглядывало ласково, лучи скакали по бревенчатым стенам, словно зайцы.
  - Здравствуй, Митько, - молвил Горностай.
  Человек обернулся. Он сразу узнал этот мужественный голос и того, кому он принадлежал. Митько сорвался с лавки, воскликнул:
  - Здравствуй, брат! - он прильнул к груди Горностая, обнял его и крепко сжал руки.
  Вор отстранился, спросил:
  - Ожидал ли ты меня так рано, Митько?
  Парень улыбнулся, сказал:
  - Нет. Я уже думал, вернешься ли ты вообще? Думал, что никогда тебя не увижу.
  Горностай хмыкнул и, вскинув брови, сказал:
  - Забыл я друга своего позвать. Пересветом зовут. Прикажи, чтобы и его сюда.
  - Добро, добро, - кивнул Митько. - Пусть будет пир у нас сегодня! Пусть стол от яств ломиться и будут реки вина! Я сейчас же позову человека.
  Через несколько мгновений пришел воин, стоявший у двери. Хозяин объяснил суть дела, тот кивнул, сказал:
  - Понял, - и исчез за дверью из горницы.
  Митько присел за стол, успокоившись, и сказал:
  - Ну что, рассказывай, как вышел из Внутригорья целым?
  - Это еще как сказать...
  
  А потом был богатый пир. Самый большой, который только видел Горностай за всю свою жизнь. На широкое подворье поставили широченный дубовый стол, позвали гостей честных, друзей со всего города. Даром, что двор был большой, вместительный.
  Пригласили песенников, они пели и веселили гостей и хозяев своими песнями. Стол ломился от еды и питья, гости праздновали возвращение Горностая, кричали ему здравицу. Многие обнимали его, хлопали по спине. А когда пришли Пересвет и отец Митько, тут началось само веселье. Гости пили и ели, во дворе стало жарко от скопления народа. На лавках места уже не хватало на всех, люди присаживались на земле, многие залезали на тын, смотрели оттуда. Им передавали еду и питье, многие уже успели напиться до того, что чуть не падали с забора. Они кричали про вернувшегося вора, радовались, что он вернулся. Их стаскивали с верха и отводили по домам.
  Горностай познакомил Пересвета со многими своими друзьями, с Митько, и с отцом его, Радмилом. Говорили они с Хозяином второго терема, Пересвет ему про путь их нелегкий рассказывал. Горностай удивлялся: всю дорогу молчаливый Славянин вдруг открылся, стал шутить, разговаривать. Это, наверное, Пелата. Она ему душу лаской да любовью открыла. И Пересвет отвечал ей тем же, влюбился в нее.
  Гости все прибывали, а мясо и питье не заканчивались. Наоборот, со стола убирали пустые блюда и сразу же подносили новое, полное, исходящее запахами. От стола поднимались в воздух пар, ароматы жареного мяса, печеного с травами мяса, лука.
  Пересвет все ел и ел, он расстегнул ремень, потому т живот вылезал, требовал дополнительного места под себя. Заливая пищу водопадами хмельного кваса, Пересвет думал, как же ему будет на завтра плохо. Но не останавливался.
  Горностай же упивался, редко заедая огромную чару пива маленьким куском мяса. Радмил и Митько не отставали, блюда рядом с ними тоже очищались с быстротой урагана от мяса, так же быстро заполнялись костями. Каждый уже выпил по пол бочонка пива, им подливали еще, холоп вынес запотевший кувшин вина - его разлили из только что вытащенной из погреба бочки.
  Под конец друзей вместе с Митько выносили из-за стола, держа за подмышки. Горностая и Пересвета отвели к матери вора и оставили лежать на разных кроватях. А парня-хозяина положили в глубокое ложе и не трогали до обеда следующего дня. Радмил же все еще ел, пил, подливал другим и наливали ему, кричал здравицы, тянул руки до еще не съеденных кусов мяса. Так прошла вся ночь.
  
  Голова у Горностая болела так, будто в ней бил молоток кузнеца. Желудок хотел, чтобы его опорожнили, просился вылить свое содержимое. Горностай не заставил себя мучаться. Его не будили до самого полудня. А проснулся он уже после обеда. Открыл глаза. Голова болела, но не так сильно. Он лежал на кровати, матери не было дома. Рядом стояла большая глиняная чашка, в ней что-то было налито, похожее на вчерашнюю еду.
  Горностай вышел из дома. На дворе мать стирала. В корыте белье, коромысло и два пустых ведра лежали рядом.
  - Здравствуй, мама, - мягко сказал Горностай. - Я уже проснулся. Тебе помочь?
  Мать вздрогнула, услышав его голос, будто привыкнув за долгие годы, что она одна живет в своей избе.
  - Нет, не надо, сын, - сказала она, обернувшись. Седые волосы были сплетены в косу, висели между лопаток.
  - Когда меня привели вчера? Я ничего не помню...
  - Лучше и не вспоминай. - Женщина передернула плечами.
  - Я был очень пьян?
  - Ты?! - воскликнула мама. - Ты был так пьян, что не стоял на ногах. Тебя и твоего друга вели, почти несли на спинах. Мало этого, ты не мог вымолвить ни слова.
  - А где Пересвет? - взволновался вор.
  - Там, - мать махнула неопределенно рукой в сторону ворот из двора. За ними была площадка, небольшой утоптанный участок, закрытый от глаз бревенчатыми стенами изб, стоящих полукругом. Пересвет как всегда после пьянки, тренировался. Теперь только не с мечом, а с палицей.
  - Здорово, -молвил Горностай. - И как у тебя сил хватает после такой ноченьки еще и меч держать?
  - Я выгоняю из себя хмель. Мне это помогает отрезветь.
  - А-а, голова раскалывается. Что я пил вчера?
  - Ты пил все, что было на столе. От кваса до браги и вина.
  - Теперь понятно, почему так болит голова...
  
  Вскоре закончилась весна, наступил месяц травень. Природа зазеленела, травы поднялись выше колен, деревья еще больше, чем весной, обросли зеленью и листьями, кроны раздвинулись, теснили друг друга. Голые древесные стволы, между которыми зимой была видна и земля, и люди, животные, которые были на ней, птицы, теперь закрыли все это плотной завесой теней от заросших листвой веток. Под ними стало прохладнее и свежее.
  Солнце начало пригревать еще весной, а теперь пекло так, что люди прятались в тень от жгучих лучей. Такая погода - редкость для северной Керужани.
  Но тревожным было это лето. Солнце на целых полдня скрылось из виду, его будто затмила огромная тень. Оно не светило и не грело землю, не давало тепла. Люди во всей Керужани испугались, послал князь гонцов во все города Пятиградья разузнать, не случилось ли чего. Звенели цепями по деревням юродивые, кричали о пришествии степных народов, целых племен. И что эти невысокие люди с кривыми саблями и на коротконогих лошадках, пришли не грабить и убивать. Они пришли переселяться на новые места. И послали их боги ведерские за грехи людские уничтожить племена грешников.
  
  Глава 9. Тревожные вести
  
   - Всадник на горизонте! - проорал сторож на воротной башне. Десятник поднялся к нему, пригляделся. Действительно, к Керужани приближался одинокий конник. Он был далеко, не меньше, чем в пол конного перехода от города.
   - Он еще не скоро будет здесь. Как подъедет к воротам, позови, - десятник скрылся в переходе.
  
   - Откройте ворота! Я - гонец князя Улеба! - прокричал воин возле воротной башни. Он был одет в сильно запыленный плащ. Видно, что с дальней дороги, устал, давно не ел вдоволь.
   - Отпереть врата! - крикнул десятник. - Приказ князя!
   Тяжелые створки поехали в стороны наружу городской стены, петли скрипели и трещали. Всадника встретил десятник, показал, куда ехать.
   Тот тяжело поехал, его конь медленно передвигал ноги.
   - Скажи мне! - крикнул воин вслед. - Я передам.
   - Нет, - прошептал гонец. - Только князю...
   Изяслав сидел в своей горнице на лавке, беседовал с воеводой Рясцой.
   - Скажи, воевода, - проговорил князь, - что ты думаешь о ратичах? Окажут ли помощь супротив любичей во Внутригорье, али оставят нас без поддержки?
   Воевода сказал с задержкой:
   - Не откажутся, думаю, князь. Да ты не про Внутригорье думай, ты южнее бери. Ведь степи испокон веку были главнейшим врагом не только Нижней Ведере, а и Пятиградью тоже.
   - Думаешь, будет в этом году нашествие степняков? Решится Ордатай напасть на Ведеру?
   - Все может... Ордатай давно уж показывал свое отношение и к нам, и к Нижней Ведере, и к Семприи. Видать, хочет ухватить кусок богатый.
  Дверь в помещение отворилась без скрипа, за порог шагнул мужчина в грязной, пыльной одежде странника. Его лоб пересекал страшный шрам, нанесенный кривой саблей. За его спиной толпились стражники с хмурыми лицами, сразу видно, недобрую весть принес человек в плаще.
  - Князь Изяслав, - гонец еле держался на ногах, - Князь... - он шумно сглотнул. - Крепость Улеба взяли, а его убили! - слова пролетели по горнице, как тень, накрыли всех присутствующих.
  - Кто?! - Изяслав резко встал с лавки. - Кто, приказываю, говори!
  - Степняки. Они пришли с Полуденной стороны. Сожгли все деревни и города в земле моего князя. Много добычи увезли с собой в степи. Целые обозы! А сколько людей! Но вернутся и дальше пойдут, это точно...
  - О, боги! Это вы наказали наш народ! Не зря же волхвы предсказывали. А я не послушал. - Изяслав вздохнул грустно. - Но ничего теперь не поделаешь. Как тебя зовут, гонец?
  - Пронько, сын Святича, - прошептал мужчина.
  - Накормите Пронько, напоите. Дайте овса его коню.
  - Моему коню уже ничего не поможет.
  Князь отпустил гонца, призвал на совет воевод и бояр городских. Еще пришли мужики с посада, за каждым из них по три-четыре сотни молодцов насчитывалось, тоже помощь оказать могли. Пришел и Радмил, купец богатый, его сын Митько, Пересвет с Горностаем.
  В горнице, где проходил совет, горели два светильника, сумерки сгущались на улице, вечерние сторожа медленно проходили по городским улицам, постукивая билами.
  - Что делать будем, княже? - спросил боярин Бератуй, самый старший и родовитый из всех бояр. Его бобровая шапка, казалось, даже была выше всех остальных.
  - Я хочу мести. За Улеба. И немедленно.
  - Но ты же знаешь, что это невозможно. Ты хочешь собрать войско, дружину?
  - Да, - твердо ответил Изяслав. - По-моему, только это может спасти сейчас и Ведеру, и все Пятиградье.
  - Князь, скажи, - вмешался боярин Хареслав, - а много ли денег в казне у Керужани? Хватит ли ее, чтобы заплатить воинам?
  - Если победим, то я дам каждому из дружинников по сотне серебром, - ответил Изяслав. Он понимал, что город не достаточно богат для ведения войны в одиночку, поэтому сказал:
  - Если помогут соседи...
  - Опять, опять эти "если". Князь, - проговорил Хареслав вкрадчивым тоном, заглядывая в глаза Изялаву, - мы, твои верные бояре, не хотим участвовать в этой войне. Она не дойдет до Керужани. Степняки не пойдут через Мещерские леса. Они не настолько глупы. - Хареслав сделал остановку в речи и заговорил снова:
  - А твое войско не сможет в одиночку разбить отряды Ордатая, разве я не прав?
  Князь отвернулся. Он не мог ожидать подобных речей от своих бояр. Скорее всего, этот выскочка Хареслав говорил сейчас за всех. Этот боярин очень не нравился Изяславу еще с начала его правления в Керужани, он вечно выступал против действий князя, но в те времена его мало кто поддерживал. А сейчас, видно, все решили пойти против княжеской воли.
  Неожиданный вопрос вывел Изяслава из дум.
  - Быть может, мы сможем чем-нибудь помочь?
  Это говорил Радмил, самый богатый человек, возможно, во всем Пятиградье.
  - Чем?
  - У нас скопилось немало денег. Многое - благодаря тебе, Изяслав. Мы хотим выразить свою... благодарность.
  - Но что вы можете?
  - Купить тебе наемное войско в четыре раза больше твоей дружины.
  Ответ Радмила поразил всех в горнице. Изяслав нашелся первым:
  - Но у меня десять тысяч воинов. Откуда?..
  - Столько денег? - Радмил улыбнулся одними глазами. - Это уже наши проблемы, где мы найдем их. А наши проблемы мало волновали тебя последнее время. Зато мы сейчас заинтересовались тобой и хотим оказать помощь. Нас не устраивает сложившееся положение дел. Если степняки захватят города по ту сторону Мещеры, торговля с ними будет прекращена. А это, сам понимаешь, очень убыточно. Ведь я купец от рождения. Купцом и останусь. Мы решили потратиться сегодня, чтобы выиграть завтра.
  - Чего ты хочешь после войны?
  - Выгодной торговли под твоим покровительством.
  Князь кивнул.
  - Вот и хорошо. Я всегда знал, что ты, Изяслав, очень понимающий человек.
  Радмил посмотрел последний раз на князя, кивнул и вышел. За дверью вместе с ним скрылась фигура Митько.
  Горностай бросился к князю, не обращая внимания на изумившихся бояр.
  - Князь Изяслав, не знаешь ли ты славного воина Буривоя, он был ратником у Улеба. Не ведаешь ли ты судьбу его?
  - Князь устало посмотрел на вора.
  - У пращуров твой Буривой. Неделю уж, почитай, хмельное пиво да квас за одним столом с твоим дедом пьет. - Изяслав отвернулся.
  На его плечи ложилась большая война, в которой, он чувствовал, длжен победить, иначе не выжить Пятиградью, не оставить больше потомков. Разграбят и выжгут Ведеру. Всю без остатка. Никогда еще такого не было на его веку. Не было и ранее, когда пращуры в этих землях жили, хлеб выращивали да дома строили. Изяслав знал, что Пятиградье поможет ему, что князья остальных четырех городов не откажут в помощи. Но вот выйдет ли из этого что путное, он не знал. Но ведал о том, что не остановятся степняки на Мещерском рубеже, дальше пойдут по рекам. Или тропы тайные у местных пытками выведают. Если сумеют взять живыми хоть одного.
  Начиналась война за Пятиградье...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"