Адам зашел в комнату, полную сырого воздуха. Разорванные обои, раскуроченные рамки выцветших картин, упавшие на порванный линолеум - это все чем могла похвастаться старая комната, будто пережившая небольшую ядерную войну. Тонкие лучики, что пробивались через маленькие отверстия, проделанные в шторине чем-то по размерам схожим с пулей, падали на стену серого цвета и являлись единственным источником света в комнате. Ваза, что стояла на высоком столике вблизи окна, была треснутой и еле как удерживала высохшие до неузнаваемости цветы. На том же столике стояла рамочка для фотографий. Фотография потеряла все цвета кроме черного, но содержание ее было предельно отчетливым до сих пор: мужчина с женщиной и их ребенок, стояли посреди какого-то поля с улыбкой, ребенок держал в левой руке какое-то подобие духового инструмента, а его челка закрывала глаза от объектива камеры. Мужчина и женщина на фотографии были одеты просто, но со вкусом. Длинные волосы женщины развевались по ветру, а короткая стрижка мужчины бросала потокам воздуха вызов и стояла смирно, словно паруса во время штиля. Кольца блестели на безымянных пальцах супругов, создавая небольшой засвет.
Адам подошел к столику с фотографией и взял ее. Тяжелое дыхание послышалось из-под маски противогаза и слезы потекли к фильтрующе-поглощающей коробке, а стекла его начали запотевать изнутри. Штора колыхнулась под действием ветра и на секунду стало отчетливо видно, что окно было разбито и измазано чьей-то кровью, засохшей вечность назад. Он прислонился спиной с серой стене, сдирая темно-зеленым большим рюкзаком выцветшие обои, и сполз на пол. Мысли Адама невозможно было прочесть в этот момент. Ярость, скорбь, потеря, ненависть, счастливые воспоминания - все это в одну минуту захлестнуло странника, утаскивая его на дно бездны самозабвения. Деревянная дверь, что вела в комнату, качалась из-за потоков ветра, что проходили через разбитое окно и коридор, который соединял эту комнату с остальной квартирой.
Что-то подвинуло штору и издало чирикающий звук. Маленькая птичка показалась из-за шторы и привлекла внимание Адама. Птица с большим интересом рассматривала странника создавшего шум. Через запотевшие линзы противогаза было сложно сказать что это за птица, но по чирикающему звуку стало ясно - это воробей. Посмотрев на воробья где-то с минуту, он встал, снял рюкзак и положил в средний его отдел рамку с фотографией, предварительно раздвинув кучку из небольших золотистых гильз. Посмотрев на птичку в последний раз, он подошел к выходу из этой комнаты.
Тяжелое дыхание Адама говорило о его тяжелом физическом состоянии, что стало таковым после недавней вылазки. Пулевое ранение на левой ноге, прикрытое небольшой повязкой, иногда кровоточило и давало о себе знать другими способами. Он засунул руку в левый карман камуфляжных брюк, что был достаточно большим чтобы вместить небольшой самопал. Несмотря на то, что он был правшой, стрелял он исключительно с левой руки. Это не было делом выбора - наоборот, вынужденные обстоятельства в виде отсутствия двух пальцев, указательного и среднего, которые оторвало при очередной попытке защитить себя и благо кровь запеклась от взрыва.
Пройдя через не менее мрачную и не менее популярную среди мародеров гостиную, он вышел в прихожую. Детские сандалики до сих пор сохранили свой кислотно-зеленый цвет, чего нельзя было сказать про их ремешки и подошву, которая смотрела вверх под небольшим углом. Маленький шкафчик для обуви был разорван взрывом и оставшаяся его часть по форме напоминала лилию. Настенные часы остановились ровно на двенадцати часах, а стекло, что отделяло стрелки от внешнего мира, вовсе разлетелось на осколки и лежало на полу, издавая характерный хруст. Мысленное желание попрощаться не покидало Адама, но прошлое приковало его оковы своими тяжелыми болтами воспоминаний, заставляя возвращаться сюда снова и снова.
Дверь, что соединяла подъезд и квартиру, в которой находился Адам, носила на себе почетную надпись "21 батальон" и была пробита чем-то насквозь. Замок ее был выбит и валялся на полу. Адам расстегнул серо-зеленую куртку, которая стремилась упасть на пол из-за вшитых в нее стальных пластин, протягивающихся от пояса до ключиц. Под курткой оказался теплый шерстяной свитер с тремя очертаниями ладоней разных размеров, причем каждое превосходило предыдущее примерно в два раза. Адам положил свои руки на бока и тяжело вздохнул, шмыгнув носом. Даже не выходя из квартиры, было видно лестничные пролеты, ступеньки которых местами и вовсе отсутствовали. Квартира напротив была запечатана стальной пластиной со сварным швом, что простирался по периметру пластины.
Выйдя из квартиры, Адам зарядил свой самопал, в котором могло находится всего два патрона одновременно - один в магазине, а другой в стволе, готовый в выстрелу. Деревянная ручка, что удерживала тяжелую трубу самодельного оружия, была покрыта мхом и уже начала чернеть. Труба имела какое-то подобие продольного затвора, что требовал усилий для того, чтобы поддаться и подать еще один заветный патрон внутрь трубы. Оружие было короче чем расстояние от пальцев руки до локтя, но даже этого было достаточно чтобы стрелять относительно точно.
Посмотрев вниз и продумав план спуска, Адам пролет за пролетом спускался ко входу. Спустившись на первый этаж, что представлял собой самые настоящие завалы, состоявшие из кусков ступенек, развалившихся во время падения, он внимательно осмотрел видимую часть улицы через небольшие щелки между бетонными кусками. Убедившись в своей безопасности, он прополз под завалами через небольшой арочный проход, образованный бетонными обломками, и сразу же прижался к ближайшей стене, что была у входа в подъезд. Небо было белым, но солнца на нем не было, как бы он ни старался его найти. Вокруг Адама были одни бетонные завалы, дома, что когда-то сравняли с землей, лежали замертво и вселяли безнадежность. Ни единого дома, кроме того, из которого вышел Адам, не было видно даже в полуразрушенном состоянии - все лежали как один.
Недалеко от входа в еще уцелевший дом, стоял зеленый танк с оторванной башней. Надпись на танке несла воодушевляющий характер, но слова разобрать уже не представлялось возможным. Гусеница танка была разорвана в клочья и ее окружали какие-то помятые гильзы. Адам отошел от стены и решил подойти к танку, что до сих привлекал внимание, но уже не людское, а мира природы.
Когда между Адамом и танком осталось меньше метра, что-то красное пролилось на небольшое расстояние вперед, что-то, что запачкало его одежду и руку, держащую оружие. Спустя мгновение, Адам осознал, что это была его кровь. Кровь потекла со лба и залила его глаза. Красный мир, что видел Адам был болезненным и ужасающим. Он дотронулся до своего лба и ощутил, как он коснулся осколка своей кости. Силы начали покидать Адама и сознание его стало мутнеть. Послышался запоздалый звук выстрела, сильно ударивший по ушам. Адам упал на колени и потерял сознание. Мысли о той самой фотографии не покидали его даже тогда, когда жизнь покидала его тело. До самого последнего момента единственный дорогой образ оставался в сознании. И лишь тогда, когда жизнь покинула его тело, слезы перестали течь, а линзы резиновой маски, что спасала жизнь своего носителя, перестали запотевать.