Аннотация: Что происходит, если мы оказываемся без защиты...
БЕЗ ЗАЩИТЫ
Эта женщина была прекрасна! Шелковая красная простыня складками лежала на ее теле. Но контуры ее изумительного тела легко угадывались под этой тонкой тканью. Женщина проснулась, и, повернув в мою сторону лицо, что-то сказала. Я весь напрягся и подался в ее сторону, силясь расслышать, что говорит мне женщина. Но ничего не мог разобрать. Тогда женщина выпростала из-под простыни свои руки и показала мне их. Это были кровавые обрубки. Разряд тока ударил в моё сердце. Смутная догадка, что я сплю, не позволила мне сбросить это наваждение. И я всю ночь мучился в этих кошмарах, пока мне в ухо очень громко и явственно не тявкнула какая-то собака. Я тут же проснулся. Никакой собаки у меня, конечно, нет. Но и на том спасибо, подумал я, поднимаясь и вспоминая эту свою собачку-избавительницу от ночных кошмаров.
Пока принимал душ, пока пил кофе, я пытался осмыслить этот свой сон. Я верю, что существующее не ограничивается нашим, видимым миром. Я убежден, что есть миры и невидимые, так сказать, нематериальные, которые способны соприкасаться с нашим миром и воздействовать на него. И воздействуют эти миры на нас через неких посредников. У каждого из нас есть свой такой посредник, который доводит до нас необходимую информацию. Он пытается нас предупредить, защитить. Наше дело - только услышать его и внять его предупреждениями. Тогда мы будем под его защитой.
Возможно, то, что мне пригрезилось, напрямую связано с моим новым делом. Вот о чем я подумал.
Вчера я лег спать в замечательном настроении. Даже позволил себе пару рюмок недорого коньяка. Дело в том, что я адвокат неопытный, начинающий и долгое время сидел без клиентов и без денег. Ладно, выручало то обстоятельство, что живу под боком следственного управления. И меня, как дежурного, мои подопечные говорят: "бесплатного", адвоката часто выдергивают поработать среди ночи. Ну а я, хоть мне уже за тридцать, довольно легко воспринимал эти ночные подъёмы. Я - востребуемый адвокат! Так вот думал я в такие минуты о себе, спешно приводя себя в порядок. Ну что-ж, с чего-то ведь надо начинать. Зато я довольно явственно видел себя в недалеком будущем, как успешного, знаменитого адвоката, входящего если не в "золотую пятерку", то хотя бы в "золотую двадцатку" адвокатов!
Так вот и подвернулось мне это дело. Ночной звонок - необходимо поучаствовать в допросе по свежему делу. Итог - записка в моем кармане от убийцы. Мой клиент пишет своему папаше, чтобы тот не скупился и заключил с хорошим адвокатом - то есть со мной - договор на его защиту.
Я допивал кофе, но не забывал свой сон и все думал, что-же мне говорила эта женщина без рук, залитая кровью. Когда я ложился спать, я совсем не думал о жертве по этому новому делу. Пока меня не сократили в прокуратуре, я довольно долго проработал следователем и меня не так легко пронять такими шокирующими жизненными обстоятельствами. Почему она мне приснилась? Дело в том, что мой подопечный, гаденыш, действительно после убийства, расчленил труп женщины на куски, чтобы скрыть следы преступления.
Может быть, это предупреждение? Предупреждение, чтобы я не связывался с этим делом?
Но я же, адвокат, это моя работа. Убийство совершено, я оказываю юридическую помощь. Да, убийце. Ну и что? Закон требует не расправы над убийцей, а справедливого разбирательства и суда. И потом, убийство убийству рознь. Вот так. Удовлетворенный таким умозаключением, я допил кофе и отправился по адресу, указанному моим клиентом в записке.
Тем не менее, смутное беспокойство, навеянное ночным сном, так и осталось в моей душе.
***
Магазин с вывеской "Стопка" на улице Посадской я нашел довольно быстро. Он занимал несколько квартир на первом этаже в жилом, пятиэтажном доме. В торговом зале от спиртного ломились полки. Чего тут только не было. Одной водки только было наименований двадцать, не меньше. А ещё - коньяк, виски, джин, ром, текила, ликёр, мартини, бальзам!
Продавцы, увидев, наверное, восхищение в моем взгляде, довольно доброжелательно мне пояснили, чтобы найти хозяина, Пронина Григория Павловича, надо выйти из магазина, обойти дом и снова в него войти, но только уже со двора, где находится вход в служебное помещение магазина. Так я и сделал.
Как и предупреждал меня мой клиент, его папаша был в довольно плачевном состоянии. По нему было видно, что алкоголь - не только его рабочая проблема. Возле дивана, на котором я и застал отдыхающим хозяина магазина, громоздилась батарея пустых бутылок из-под спиртного. Здесь когда-то была жилая комната, сейчас, судя по всему, даже не кабинет, а пристанище для спившегося, одинокого холостяка. Единственное окно было занавешено плотной тканью, как будто обитатель комнаты страдал светобоязнью. И все было в полумраке. Мне уже было известно, что Пронин жил один, жены у него не было. В свою квартиру на Ботанике он поселил сестру с ее семейством. Тем не менее, подумал я, торговля-то у него как-то идет!
- Добрый день, Григорий Павлович. Я адвокат, Король Борис Михайлович. Вам привет от вашего сына! - голос у меня был бодрый и уверенный, каким и должен быть у преуспевающего и знающего себе цену адвоката. Так мне казалось тогда.
Конечно, приятнее было провести весь этот разговор в юридической консультации, чем ходить по злачным местам. Но клиент говорил, что папаша у него тяжелый на подъем.
- Король? - усмехнулась эта развалина на диване. - От сына? Он нехотя поднялся, но не встал с дивана, указав мне рукой на табурет в углу комнаты.
Я отдал ему записку и, с опаской глянув на табурет, чистота его внушала сомнение, все-таки, присел.
Ознакомившись с запиской, Пронин наклонился и положил ее на пол.
- Ну, что-ж, - сказал он тоном председателя правления акционеров банка, - я дам Вам денег. Но надо сыну помочь! - и он пристально посмотрел на меня. Последние его слова прозвучали для меня как программное заявление, указание.
"Этот паук за свои деньги с меня семь шкур сдерет" - мелькнула у меня догадка, и я снова вспомнил свой сон-предупреждение. Пока ещё было не поздно отказаться. - Шестьдесят тысяч рублей - моя такса, - назвал я заведомо нереальную цифру, чтобы услышать отказ и со спокойной совестью развернуться и уйти.- Тридцать тысяч за работу в ходе следствия и еще тридцать - за ведение дело в суде.
- Сто тысяч рублей, - усмехнувшись, поправил меня Пронин.- Сто тысяч. Идёт?
Я кивнул головой, потому, что еще не был уверен, не последует ли за этим все объясняющий хохот шутника.
- Сто тысяч, так сто тысяч, - сказал я, как будто уступая ему после долгой торговли, и полез за бланком договора об оказании юридической помощи и квитанциями.
- Э-э! - с досадой протянул Пронин и махнул рукой в мою сторону. - Вот этого не надо! Не надо никаких бумажек.
Вот тут-то, пожалуй, мне надо было настоять на законном оформлении договора, либо распрощаться с ним.
Но почему-то в голове у меня крутилось - я высокооплачиваемый адвокат! Я успешный, дорогой адвокат! И я сказал:
- Ну ладно. Без бумажек, так без бумажек!
***
Обычно клиенты выдают, прямо выцеживают, гонорар небольшими дозами, а тут Пронин выдал мне сразу всю сумму. Я купил себе подержанную "Тойоту-Короллу" десятилетней давности и бутылку хорошего виски за 700 рублей. Дешевый коньяк пить тяжеловато. Пора переходить на качественные, дорогие напитки, думал я, когда уже сидел дома, уладив все дела с покупкой и регистрацией машины. К своему "убивцу" я в следственный изолятор пока еще не ходил. Что он, женщина, что ли, чтобы к нему на свидания бегать! Да и не за психотерапевтические сеансы я гонорар получал, чтобы ходить в тюрьму и его там по головке гладить. Вот завтра и пойду - выслушаю его еще раз и тогда намечу линию защиты, думал я.
Хотя с точки зрения защиты, дело, как раз обстояло глухо, дальше некуда. Пафнутий, придурок то есть мой, Пронин Олег, наркоман со стажем, торговал на Кировском рынке. Занял у соседки по контейнеру пять тысяч долларов. Когда пришло время возвращать долг, он заманил молодую женщину в укромное местечко, на дачу своей сожительницы в поселок Северку, недалеко от Екатеринбурга. Там потерпевшую убил и порезал на куски, чтобы избавиться от трупа. Затем, растаскал тело бедной женщины в сумках по окрестным коллективным садам. Следователям же, долго искать его не пришлось. Жертва, прежде чем ехать на свидание с должником, оставила записку родным, в которой указывала, куда уехала и зачем. Схваченный за жабры Олег, как миленький, показал, куда он спрятал фрагменты тела и как убивал. Вот и всё дело!
Единственная линия защита - утверждать, что мой подзащитный был в своё время хорошим пионером, перевыполнял план по сбору макулатуры и металлолома. Хотя, обормот, конечно пионером никогда не был и на благо общества ни то что бумажки старой не дал, пальцем не пошевельнул! Да может быть, психиатрическую экспертизу еще провести - не исключено, что он, действительно, не в себе был, на почве употребления наркотиков!
"Но что не говори, а гонорар ты схватил больше, чем нужно!" - вдруг заключил я свои размышления. И на душе у меня стало тоскливо и тревожно.
А потом я всю ночь, вместо Пронина Олега, бегал с большой клетчатой сумкой-баулом по коллективным садам и, запуская руку в баул, доставал и закидывал через забор на территорию сада то окровавленные руку, то ногу. Последней была голова. Я вытащил ее из сумки за волосы - женщина посмотрела прямо мне в глаза и что-то беззвучно стала мне говорить, шевелить губами. Тут я и проснулся. Проснулся и сразу глянул на свои руки. Мне показалось, что они липкие от крови!
***
- Король! Черт тебя подери! Уснул, что-ли! В четвертый иди! Жулик тебя уже дожидается! - кричала Нина, выводящая.
Я встрепенулся. Устроившись на стуле с удобной спинкой в адвокатской комнате следственного изолятора, я уже было задремал. После ночных кошмаров я чувствовал себя измочаленным. Хоть разворачивайся и возвращайся домой спать. Поглядывая на Нину, я прошествовал по коридору. Нина мне нравилась, даже несмотря вот на эту свою грубость. Мне нравилась её аккуратная фигурка в военной форме, которая удивительно шла к её лицу; нравилась открытая шейка с удивительно нежной кожей. А еще меня притягивал вопрос в ее глазах; я почему - то всегда угадывал в ее глазах, когда сталкивался с ней взглядом, вопрос; может быть, это потому, что в свой взгляд я вкладывал больше, чем требовалось от простого адвоката и это вызывало у женщины вопрос?
Я остановился у кабинета N4, за которым простирался еще длинный ряд аналогичных кабинетов. Везде шла работа. Следователи, адвокаты, секретари судов со своими протоколами судебного заседания. Я оглянулся на Нину, и она утвердительно кивнула мне головой. Я толкнул дверь.
Мой "жулик" уже сидел на приколоченном к полу табурете, облокотившись о столешницу. Было видно, что своим визитом в следственный изолятор я его разбудил. Вид у Олега был заспанный, он то и дело зевал, сопровождая свои зевки звериным рыком.
"Вот скотина! - подумал я, пытаясь завуалировать свою неприязнь,- ни за что ни про что оставил сиротинкой маленькую девочку и лежит здесь, отсыпается!"
Я попытался угадать в его глазах хоть что-то, что напоминало бы о нравственных переживаниях, душевных мучениях. Нет, одна сплошная сытая морда!
- Ну как там папаша? Всё бухает? - лениво спросил он меня.
- Да, похоже Григорий Павлович крепко подсел на это дело, - подтвердил я, извлекая из папки досье по этому убийству. - Но договор он со мной заключил. Так что, Олег, будем с тобой работать.
- Нормально хоть заплатил? - поинтересовался Олег.
- Нормально, - успокоил я его. У меня не было желания дальше развивать эту тему, и я сказал:
- Может быть, ты мне что-то хотел сообщить, чего не говорил при первой встрече?
- Да, хотел, - неожиданно весело сказал Олег.
"Сейчас начнет молоть всякую чушь о том, что ничего не помнил, когда убивал", - подумал я. После следственной работы, когда моё общение с обвиняемыми в основном заключалось в том, что я, прямо скажем, давил на них, на их психику, заставляя выдать информацию по совершенному преступлению - на адвокатской работе, особенно поначалу, мне было весьма необычно и неприятно садиться, можно сказать, плечом к плечу с преступником и слушать от него на этот раз не оправдания, не жалкий лживый лепет, а речь человека, уверенного в своей правоте и при этом воспринимающего меня, как своего помощника, и, в какой-то степени, соучастника.
Олег придвинулся ближе ко мне и, оглянувшись на дверь, сказал негромко:
- Я не совершал этого убийства! Я только помог скрыть следы преступления. Убивал другой человек.
- Так-так, - сказал я и опустил голову в свои бумаги, сняв колпачок с авторучки; я был готов конспектировать речь своего клиента. На самом деле же мне хотелось дать ему по лбу и может быть, ещё пнуть посильнее этого ублюдка. Как они мне надоели за мою следственную практику! Примитивные, гнусные убийцы! Они без жалости расправляются со своей жертвой, а когда оказываются припертыми к стенке, начинают юлить, валить вину на своих ближайших друзей, лишь бы выжить, лишь бы выкрутиться!
- Кто же убивал? - почти ласково спросил я его.
- Моя сожительница.
- Та-а-к. Ну, давай, Олег, расскажи мне, как всё было.
- Дача на Северке, как Вы, наверное, знаете, принадлежит не мне, а Таньке, моей сожительнице. Да и контейнер на рынке так же ей принадлежит. У меня вообще ничего нет. Я к Таньке-то грузчиком определился. Это потом я стал её, ну, хахалем, что-ли. Ну и деньги, пять тысяч долларов, занимал у потерпевшей не я, а Танька. Инициатива пригласить в Северку потерпевшую, якобы, чтобы вернуть долг, тоже её. Танька хотела наехать на потерпевшую и заставить подождать с возвратом долга неопределенное время. Не получилось. Потерпевшая требовала возврата денег. Вот тогда Танька схватила бельевую веревку и накинула потерпевшей на шею и задушила её. Танька очень сильная баба! Ну, а я был под кайфом в это время. Дозу принял. Потом Танька дала мне нож говорит: "Помогай!" Ну, мы с ней и разделали труп, чтобы можно было по сумкам спрятать. Ну а дальше Вы знаете - я растаскал части трупа по коллективным садам. А убивать я её не убивал!
- Ну, вот так и напиши следователю! - сказал я.
- Понимаете, Борис Михайлович, в чём дело. У этой Таньки - стервы, дядька большой чин в ментовке. Она мне сразу сказала, успела предупредить, что если я буду её сдавать, то подохну здесь, в следственном изоляторе - удавлюсь, мол.
- Та-а-к, - я выжидательно посмотрел на своего клиента, - и что же ты предлагаешь?
- Не могли бы Вы там, по своим старым каналам, как-то надавить на нее, чтобы она сама явку с повинной написала? Или со своей стороны обратить внимание следователя на эту версию? Без официальных заявлений с моей стороны. Мол, это не от нас идёт, а следователь сам накопал против неё?
"Иди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что!" - с раздражением подумал я об этом предложении своего клиента.
- Ну, сразу скажу. Надавить на нее я, конечно, не могу никак. А для того, чтобы следователь заинтересовался предложенной тобой версией, надо хоть что-то для этого сделать. Для начала, как минимум, нужны твои показания. Так что сам тут решай, Олег, сам взвешивай все. Только это, как адвокат, я и могу тебе посоветовать.
Олег, рассеянно улыбаясь, гонял пальцем по столу бумажный шарик и молчал. Затем скрестил пальцы рук и завел руки за затылок. Выгнув спину, потянул мышцы с каким-то блаженным мычанием. Потом встал и, разгуливая по кабинету, стал круговыми движениями разминать плечи, словно штангист перед рывком штанги.
- Честно говоря, это я задушил потерпевшую. Но по настоянию сожительницы. Давно мне на мозги капала. День и ночь капала, стерва, день и ночь! Мне-то по барабану эти пять тысяч долларов. Не я их занимал, а Танька. Она же мне и посоветовала, что делать потом с трупом. Она же, закатав рукава, наравне со мной работала ножом. Как колхозница своему мужу помогает свинью на зиму разделывать! Сучка! - Олег с усмешкой посмотрел на меня. - Не скрою, в какой-то момент мне и её захотелось заколбасить, упрятать в мешок с той потерпевшей. Так она меня подставила! И вот сейчас она - в кусты, а я - отдувайся за неё.
Мне была понятна обида клиента. Но он, дурень, не
понимает, что за убийство, совершенное в составе группы, наказание последует более строгое.
Я разъяснил ему соответствующее законодательство и ещё раз напомнил ему о своей роли в уголовном процессе.
- Я не следователь, Олег. Не судья и не прокурор. Я твой консультант, твой защитник. Исходя из того, что в деле есть твоя явка с повинной, есть твой выход на место преступления, где ты обстоятельно показал следователю, как совершал убийство - у тебя ничего не остается, как продолжать в том же духе, то есть полностью признавать свою вину и раскаиваться.
- А это..., не могли бы Вы..., это самое..., ну, поощрить что-ли, следователя как-то материально, чтобы он вот в том направлении пошел. Мол, Танька убила, а я ей помогал. А?
"Вот, гадёныш!" - подумал я, и, улыбнувшись, сказал:
- Взятку, что-ли, следователю дать?
- Ну да.
- А ты где-нибудь слышал, чтобы следователи прокуратуры брали взятки?
- Так везде берут.
- И потом, мы на это счет не договаривались, Олег. Мне-то зачем преступление совершать?
- Ну да, да, - согласился Олег.
А до меня, дурака, только сейчас дошел смысл завышенного гонорара. "Ну, во-первых, он не такой и большой. Всем известно, что некоторые адвокаты зарабатывают совсем неплохо. А во-вторых, еще неизвестно, сколько мне с ним придется работать. Месяца три-четыре на следствии, а там еще суд, потом жалобы на строгость приговора... Ещё мало окажется! За год-то работы! А не вернуть ли мне их обратно?" - тут же подумал я... - Придётся "Тойотку" продавать".
В общем, я остановился в своем размышлении на том, что не подвизался быть посредником в передаче взятки.
Если повторится такое требование - полученный гонорар возвращаю и говорю им "до свидания". Если же предложений по взятке не услышу - работаю дальше. Будет недовольство по поводу итога моей адвокатской работы - также возвращаю гонорар, за удержанием, конечно, определенного минимума. На этом я успокоился.
С Олегом я договорился, что заявляю ходатайство о проведении судебно-психиатрической экспертизы. Пока его обследуют психиатры, я встречусь с его сожительницей, Кирилловой Татьяной и, кто знает, в неформальной-то обстановке, может быть, мне и удастся её разговорить. Тогда, возможно, появится дополнительный материал, который позволит скорректировать официальную версию убийства на более мягкую для Олега.
Клиент, как мне кажется, согласился с этим моим планом. Во всяком случае, когда конвоир его уводил, я не заметил на лице Олега никаких признаков неудовольствия по поводу того, что я отказался нести взятку следователю.
Но после этой встречи со своим "жуликом" я пришёл к грустному для себя выводу - как адвокат в этом деле я, всё-таки, совершенно бесполезен для своего клиента.
Дело вполне очевидное, мой подзащитный показал себя гнуснейшей личностью. Никаких смягчающих обстоятельств нет. Ну, разве что, суд учтет, что он всё-таки какое-никакое, а содействие следствию оказал, показывая, как он убивал и где прятал останки. "Около двадцати лет-то тебе обеспечено!" - подумал я, когда провожал его взглядом. Я не испытывал к нему ни малейшего сочувствия. А возня с этой его сожительницей - так это просто для очистки совести, да и показать клиенту свою активность никак лишним не будет!
Выходя из следственного изолятора я снова встретился с Ниной взглядами.
"Что-то необычное в её взгляде есть, - думал я по дороге домой. - Что-то несоответствующее ситуации, что-ли?"
***
Как мне рассказал Олег, у его сожительницы был контейнер N18 в "Европейском ряду" Таганского рынка. Кириллова Татьяна торговала свитерами и кофточками. Оставив свою "Тойоту" на площадке перед казино, я пробрался сквозь толпы снующих по рынку людей к этому контейнеру. Минут пятнадцать я толкался у соседних контейнеров, наблюдая за Кирилловой. Молодая женщина лет тридцати, в красном пуховике с капюшоном, в толстых, утепленных колготках. Красное от долгого стояния на холоде лицо, которое в обычных условиях при минимальной косметике очень даже может быть миловидным. Довольно доброжелательно встречала потенциальных покупателей. Так же доброжелательно их провожала, даже если они и не сделали никакой покупки. Мне было интересно - наложило ли какой-нибудь видимый отпечаток на нее происшедшее убийство? Но что-то определенное сказать было сложно. Нередко она молчала, задерживая свой взгляд на вывешенных на воротах контейнера, тряпках. Может быть, думала о взятом на душу тяжком грехе, а может - пересчитывала свой товар. Иногда с интересом включалась в разговор соседей по контейнеру. Я знал, что после убийства она поменяла Кировский рынок, где работала по-соседству с потерпевшей, на этот, Таганский, где никто не знал о происшедшем злодействе.
"Такое злодейство! И продолжает жить, как ни в чем ни бывало, - подумал я, наблюдая с неприязнью за этой торговкой.
В какой-то момент ветер колыхнул красную кофточку с короткими рукавами над головой Кирилловой, и меня как обожгло - я вспомнил ту безрукую женщину из своего недавнего кошмара. В один миг и Пронин Олег, и его папаша, и Кириллова так зримо, явственно мне вспомнились, как что-то старинное-старинное пережитое, существовавшее чуть ли не одновременно с моим появлением на этот свет! Я почувствовал, как в один миг похолодел, и как кровь отлила от моего лица...
Успокоившись, я подошел к Кирилловой и, поздоровавшись, сказал:
- Олег шлёт Вам привет! Я его адвокат, Король Борис Михайлович!
Кириллова, бросив быстрый взгляд на соседний контейнер, спросила меня тихо:
- Ну и что ему надо?
- Нам надо подумать, как бы облегчить его участь.
- Я не знаю, как облегчить его участь.
- Кому принадлежит инициатива совершить убийство? В первую очередь это Вам требовалось избавиться от кредитора, верно?
- Послушайте, как Вас там? Кроль? Если Вы видели материалы дела, то читали уже мои показания. Я не собираюсь ещё Вам тут распинаться. Этот дебил не прочь был и налево сбегать от меня! Он там за моей спиной шашни с ней, с потерпевшей крутил! Что у них там вышло - я не знаю. Что ему взбрело в голову! Они в комнате уединялись, шептались, может быть в любовные игры играли, да доигрались. Откуда мне знать!
Последние слова прозвучали уже взвинчено и истерично. Она посмотрела на меня и добавила:
- Все Вы, кобели, одинаковые! Я бы его тогда самого, может быть, и смогла бы зарезать. Но никак не Иринку!
Я развернулся и ушел. Возможно, смена мотива убийства моему "жулику" - с убийства из корыстных побуждений, на убийство из ревности - и скостила бы ему на суде пару-тройку лет.
"Ревность, - думал я весь остаток дня, - насколько это будет смягчающим обстоятельством?"
Затем из моей головы не выходила Нина.
Последним воспоминанием этого дня было то, что лежа на диване в своей квартире, я тряс из пустой бутылки себе в рот оставшиеся на дне капли виски.
***
На следующий день голова у меня раскалывалась, словно, пока я валялся на диване, на ней кололи кирпичи. Но это не от алкоголя. После алкоголя я обычно тупой, как будто мягко оглушенный мешком с песком. Сейчас же я чувствовал сквозь эту боль острую, как длинная заноза, проблему.
Что это? Мой "жулик", гнусный убийца? Его папаша, отвратительный алкаш? Или эта торговка с красным лицом? Да, они моя проблема! Надо бы послать их всех подальше с их чертовым гонораром! Перед моими глазами кружили цветные пятна. В какой-то момент я различил в них окровавленное лицо женщины. Нина?
Отлежавшись к вечеру, я отправился на Посадскую к папаше своего "жулика". Не хочу я защищать этого мерзкого убийцу! Нет убийце оправдания! Я захватил с собой все документы на "Тойоту". Сразу же и перепишу на него эту машину. Если согласится, конечно.
Пронин долго не открывал мне дверь. Я уже собрался было развернуться, как дверь распахнулась и высунулась усатая морда с тухлым взглядом. Мужик вопросительно посмотрел на меня.
- Я Пронина хотел бы увидеть. Я защитник его сына.
Пронин лежал на диване, скрестив ноги и заложив руки за голову. В полумраке было непонятно, то ли он спит, то ли бодрствует. Во всяком случае, он не шевельнулся при моём появлении.
- Добрый день, Григорий Павлович! - приветствовал я его.
- Ну, какие новости? - после долгого молчания спросил Пронин, не отвечая на мое приветствие и не поднимаясь с дивана.
- Да, вообщем-то, ничего нового нет, - сказал я, оглядываясь, куда бы присесть.
- Ну, а чего деньги-то следователю нести отказался?
- В общем, так, Григорий Павлович, дело обстоит! У меня некоторые проблемы на личном фронте. Надо их срочно уладить. Проблемы, прямо скажу, пожалуй, не менее серьезные, чем у Вашего Олега...!
- Да мне пофиг твои проблемы! - закричал вдруг Пронин. - Ты деньги взял и вместо того, чтобы донести их куда следует, тачку себе купил, сволота!
Пронин сел и повернув голову в сторону усатого мужика, стал вдруг лаять, как собака.
Я почувствовал, как раскололась моя голова.
В себя я пришел от того, что шерсть грязного ковра не давала мне дышать. Я валялся на полу лицом вниз. Руки у меня были связаны за спиной скотчем, ноги также были обмотаны скотчем. Пронин переговаривался с мужиком. Говорили они громко. Но почему-то я не мог понять ни одного слова. Словно я разучился понимать человеческую речь. Усач стал заматывать меня в ковер, но Пронин ему что-то сказал, и усач снова размотал меня. В его руке блеснул нож. Он меня не ударил, а затолкал нож мне в живот. Я потерял сознание от боли.
***
Когда пришел в себя, то обнаружил, что сижу в своём глубоком кресле у телевизора, сжимая рукой рану на животе. На полу валялся окровавленный кухонный нож. Видимо я долго сидел здесь, очень долго. Кресло подо мной, брюки, всё пропиталось кровью, я же чувствовал, что скоро, что называется, отдам концы. Но не это меня ужасало. Я чувствовал, что в моей прояснившейся голове просыпается какое-то страшное воспоминание. Поднявшись с трудом, я, волоча ноги, направился к спальной жены. Приоткрыв дверь, я увидел Нину, точнее красную шелковую простынь, которой она была накрыта. Вся спальная была в крови. Я всё вспомнил!
Я открыл в газовой плите все краны. Захлопнул форточку, все двери и только дверь в спальную распахнул пошире. Осторожно опустился в кресло, зажав в кулаке зажигалку.
Когда я остался без покровителя? С какого момента мой защитник оставил меня одного в этом мире наедине со своими страстями? Почему моя любовь превратилась в чудовищную ревность, а легкая обида - в животную злобу и месть? Только ли дело в алкоголе? Неужели только в алкоголе? А может быть, наоборот, я из ревности и стал алкоголиком?
Мне хотелось в эти последние мгновения понять, где он тот мой маленький шажок в сторону, превративший мою жизнь в кошмар? Когда я сделал первый шаг, повернулся спиной к своему защитнику и спасителю, когда заглушая в себе голос разума, бросился в объятия своих страстей.
Тут я осознал, что уже давным-давно нахожусь в аду и испытываю вечные муки.