Маленькая, довольно хрупкая женщина сидела на диване и плакала. Она старалась сдерживать себя, плакать безмолвно, отчего рыдания получались сдавленные. И выглядело это совсем уж душераздирающе! Впрочем, зрителей у этой печальной картины не было. И тогда вообще становилось совершенно непонятно, зачем она прилагала такие усилия? Уж плакала бы в голос, от души! Эти тихие рыдания - они самые страшные, самые отчаянные, самые бессильные, свидетельствующие о том, что человек и надежду-то потерял... Женщине казалось, что сердце ее разбито. Что оно осыпалось крошащимися обломками, похожими на битые черепки глиняного кувшина. Что никогда уже сердце не обретет упругость, не заволнуется от радости, не откроется кому-то навстречу! Так бывает, когда человек очень устал. Одеревенел от усталости и вообще сомневается в том, что еще человек! Так бывает, когда человека предали. У предательства много ликов. Теперь стараются осторожнее с определениями. Всякие обтекаемые слова используют. Интеллигентно так получается, по форме изложения... Только это сути не меняет. Предательство - это как снайперский выстрел! Не ранил, так убил!
Маленькая женщина оплакивала себя, свое несовершенство и несовершенство человечества в целом... Мы тратим жизнь, чтобы понять других и не понимаем себя... Мы декларируем превосходство одиночества и не выпускаем мобильник из рук... Мы шокируем людей и не находим в себе мужества просто сказать "люблю"... Мы говорим, что жизнь прекрасна и вслед за этим идем в магазин за водкой...
Сегодня вечером, вернувшись с работы, Марина увидела, что ее маленький дружок, певучая и веселая канарейка лежит мертвая в клетке. Кверху лапками, полуприкрывши карие бусинки-глазки. Утром птичка еще разбудила Марину своим пением, прыгала и была такая веселая! А сейчас маленький желтый комочек перьев лежал, отбросив в сторону одно крылышко. Маленькая женщина почувствовала, как сердце ее сжалось. Понятно, что птичка - это всего лишь птичка, и век ее недолог. И можно купить другую. Но смерть птички странным образом показалась несчастным предвестником собственной судьбы. Словно бы вместе с ней закончилось что-то, подломилась последняя надежда и плакала Марина сейчас не столько о птичке, сколько о себе.
Вчера остановились часы. Наручные, простенькие, но миленькие, их подарила мама на восемнадцатилетие. Советских времен еще часики отличала точность хода и универсальность, присущая вещам, выполненным со вкусом: они подходили к любой одежде. А еще неоспоримым их достоинством был циферблат. Не какие-нибудь четыре намека на время, а четко нанесенные часы и между ними рисочки минут. Марине показалось, что время приостановилось для того, чтобы жизнь замедлилась. Ей показалось, что в этом рядовом, в общем-то, событии содержался намек на предстоящие какие-то обстоятельства. Наверное, не особенно приятные. И смерть птички сегодня это подтвердила. Похожа ли надежда на птичку? Отчасти да! И эта птичка, сдаваясь судьбе, задрала кверху лапки.
Дом безмолвно взирал на Маринины слезы. Она свой дом любила. Ей каждый предмет мебели казался одушевленным. Да, пожалуй, так оно и было на самом деле! Все старинное, вручную сработанное, не наспех, а как положено. На чем-то стояло клеймо мастера, показывающее, что он своей работой гордился. Душу вкладывал. От многих лет существования мебель приобрела благородный цвет, аристократическую потрепанность. Зеркала с пятнами потемневшей и растрескавшейся амальгамы благосклонно скрадывали недостатки, размывали очертания, при этом как-то улучшая общий облик. Марина замечала, что ее подружки тоже имели слабость к ее зеркалам. Засматривались на себя, выискивая в себе что-то новое. Будто приоткрывали завесу какой-то тайны. За такими бы столами, как у Марины, книги писать! На таких бы диванчиках принимать любовные признания! В таких бы ушастых креслах читать увлекательнейший роман, поджав под себя ноги, а после задремать, уронив голову на мягкий боковой фигурный выступ, не зря так романтически называемый "крылья ангела". Да ничего этого не происходило в Марининой жизни. И жила она в окружении старинной мебели, как в декорациях чужой жизни, среди теней прошлого, у которых имелись страсти, мужья и жены, дети... Но лучшими ее друзьями были письма, сохранившиеся в семейном архиве, и девичий дневник прабабушки. Все-таки язык мебели она угадывала, а язык писем - понимала!
Прабабушкин альбом вообще с детства был ее любимейшей игрушкой. Еще не умея читать, девочка с удовольствием рассматривала его страницы. Размером с половину альбомного листа, в темно-зеленом сафьяновом переплете с почти полностью вытертой от времени, некогда золотым тисненой надписью "Poesie", он был заполнен стихами и рисунками. Стихи были выведены по большей части трогательным девичьим почерком. Сам этот вид слов с витиеватыми "ятями", с выцветшими чернилами был живописным и даже немного загадочным: буквы оставляли след на обратной стороне листа, что делало их разглядывание еще более интригующим! Среди рисунков преобладали пылающие сердца, цветы, амуры. Стихи про разбитую любовь, как сейчас бы выразились, органично сочетались с изображением надгробий и руин.
Заполнение альбома, однако, хаотичным не было. Все по тогдашней моде: сначала писали родители, крестные, любимые тетушки со своими пожеланиями... Дальше - подруги и знакомые. Последние странички приберегались для самых нежных посланий. А вот самая первая - должна остаться незаполненной... Примета такая! Простенькие стишки всяких там Мур, Тат и Мух постепенно сменились на преисполненные всяческих намеков записи Аркадиев, Александров и Алексов. Частенько, конечно, просто переписывали из классиков, того же Пушкина, начертавшего шутливо в альбом Керн:
"Мне изюм
Нейдет на ум,
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила не хороша
Без тебя, моя душа!"
С возрастом Марина поняла, что написание в альбом было своего рода искусством. Писалось набело, без помарок, для "вечной памяти", показывалось (понятно, под строгим секретом!) почти всему свету, поэтому должно быть красиво. Случались экспромты, не все же драли у великих. Встречались шаржи. Были авторы весьма бойкие на перо! Большинство акварелей сохранили свои нежные цвета, что удивительно! Особенно Марине нравились два сюжета: купидончик с колчаном испуганно улетал от собаки, которая подпрыгивала, чтобы ухватить малыша за мягкое местечко, и букет цветов в вазочке. Особенно удались анютины глазки. Постепенно из детского рассматривания картинок Марина выросла до чтения записей, потом до понимания смысла того, что заключалось между строк. И могла только сожалеть, что теперь все не так и не то. Неудивительно, что именно альбом оказался тем утешительным островком, который у другого человека воплощается в плюшевого мишку!
В жизни существовало как бы две Марины. Одна - для работы, городской жизни, поездок в переполненном метро, общения с коллегами и немногочисленными друзьями. Другая - из мира грез, мира, который фантастическим образом сочетал далекое прошлое, которое казалось сказочно прекрасным, с будущим, которое тоже мнилось сказочно прекрасным. А настоящее - это так, временное и не совсем или совсем не комфортное состояние! По идее, ей бы подошел какой-нибудь мужчина-ребенок, незаземленный добыванием денег на хлеб насущный, какой-нибудь интеллигентный и романтический единственный сын обеспеченного семейства. Понятно, что при этом он должен идеально вписаться в декорации Марининого дома, а главное, в его атмосферу.
Рассматривание девичьего альбома давно уже перестало быть досужим глазением на картинки и кружевным почерком выведенные буквы. Это было медитативное почти, благоговейное перелистывание, практически путешествие на машине времени. Она, в конце концов, прижала альбом к груди, прилегла на диване и задремала, уставшая после своего всплеска эмоций, с ощущением полной опустошенности, но как будто под его священной охраной, как под щитом, делающим ее неуязвимой даже во сне.
Воспитание в прежние времена отличалось строгостью, даже в самых элитных заведениях. А, может быть даже, в элитных заведениях особенно. Строптивой бунтаркой можно было прослыть за дерзкий взгляд, громкий смех, острословие... Неаккуратно заплетенная коса, неправильное использование столовых приборов, некрасиво провисшая спина, излишняя порывистость или проявление чувств - это были поводы для наказания. Не телесного, избави Бог! Просто на время отбирали белый крахмальный фартук - красу и гордость ученицы - а вместо него выдавали серый, грубого полотна, тем самым превращая белую лебедь в гадкого утенка. В общем, под определение "моветон" подходило практически всё. И прабабушка слыла "мовешкой" (за такие по нынешним меркам мелкие шалости!), а вот Марину бы, конечно, причислили бы к "парфеткам" (от французского "parfaite" - совершенная!). Ну не любила она этих революционных свершений! Ей всегда было легче плыть по течению. К белокаменному дворцу оно ее пока не принесло, но и не утопило, на порогах, образно выражаясь, не побило! А примеры в жизни были всякие. Ну и в самом деле, не всем же быть первопроходцами и новаторами.
Вообще говоря, Марина оплакивала завершение романа ее жизни. То, что теоретически идеально подходило для нее - воплотилось. Но без некоторых уточнений "то" оказалось совершенно не "то"! Впрочем, судите сами.
Осколок некогда родовитого семейства, Дмитрий Бахмин сохранил все его родовые признаки: несколько искривленный мизинец левой руки с крохотным родимым пятнышком, которое тоже казалось благородной отметинкой, красивую посадку головы, с легкой горбинкой нос и утолщенную нижнюю губу, по которым, собираясь изредка на застолья в семейном кругу, его безоговорочно принимали за своего. Занятно было смотреть на потомков одного корня! Как наглядное пособие к разделу о наследственности. Митя, разумеется, был прекрасно образован. Но не из желания выбраться наверх, что было бы характерно для мальчика из бедной семьи, или из природной жажды знаний. Нет, это был результат инертного отношения, скорее непротивление родительской воле, чем вхождение в информационные поля. Единственный наследник, заласканный родителями, которые предупреждали любые его желания, казалось, еще до их появления, Дмитрий с некоторых пор утерял и желания. Потому что это означало хоть минимальные, но усилия над собой. Митя благополучно отучился в школе, поступил в институт. Он интуитивно сторонился влюбленностей и романов, потому что это означало эмоции, нервы и какие-то действия! Мите было достаточно литературных источников. В доме его приучили относиться к классике как к истине в последней инстанции. А классики счастливого развития любовного сюжета не сулили: сплошь разбитые сердца, обманутые надежды и развеянные иллюзии. А с иллюзиями было так приятственно, так нехлопотно. Они не разочаровывали и не ранили горьким словом. Правда, не могли и приголубить, но это уж другая сторона медали.
Родители нарадоваться не могли! Они безумно боялись, что в семью внедрится какая-нибудь парвенюшка и, мало того, что закружит их мальчика, так еще и приберет к рукам все наследство! Понятно, что ради счастья сына никаких денег не жалко. Но с другой стороны, все-таки предки веками по крупицам наращивали это, не миллионерское конечно, богатство! Поэтому поиск невесты затягивался, что до поры до времени всех устраивало. Ближе к Митиному тридцатилетию родители забеспокоились. Хотелось внуков! Молоденькую "осьмнадцатилетнюю деву" рядом с ним никто не представлял. Женщину его возраста, разведенную и с ребенком, что было бы логично - тоже. А женщина Митиного же возраста, не побывавшая к этому времени замужем, вызывала опять же сомнения. Потому что посудите сами, были же на то какие-то причины? А изъяны в их породистой семье не приветствовались.
Митя работал. Карьеру особенно делать не стремился. Родители помогали. Да еще, при всей своей незаземленности, цены нескольких картин прадедушкиной коллекции, он знал. Не баснословные, конечно, но кругленькие такие, симпатичные! Незаметно, интеллигентно, будто боясь потревожить окружающих, тихо сошли в могилу дедушки и бабушки обеих ветвей. Начали сильно прихварывать родители сорокапятилетнего, все еще жениха, Мити. Несколько летучих романов ничем не завершились. Мать тревожилась не на шутку. Кому сдать чадо на руки? И более прагматичные мысли посещали: кто будет ходить за ней самой, когда час придет? Уж что не Митя - это стало очевидно даже ей.
Жених делался все разборчивей. Он декларировал, что ежели жениться в таком зрелом возрасте, то раз и навсегда. Ему некогда черновики семейной жизни писать. Только чистовик! Известная логика в этих рассуждениях присутствовала. Родители смотрели вокруг. Дочери их друзей (из приличных семейств) не то, что замуж не собирались, но по большей части развелись и наслаждались нагрянувшей свободой, собираясь с силами для грядущей педагогической борьбы с внуками. Это казалось им более интересной перспективой с многовариантным исходом событий, нежели удобрение вянущего мужа. Тут все ясно. Проходили. Плавали, как говорится, знаем!
Родители сходили с арены. Большая часть семейных сокровищ была уже бестолково продана, чтобы быть также бестолково истраченной. То, что уцелело в перестройке, как песок в воду уходило в условиях инфляции. Митя по привычке ожидал, что все уладится само собой, как-нибудь... Он старел, внешняя привлекательность как-то сползала с него, как позолота с поддельной сахарницы, делался все капризнее. Он гордился по-прежнему своим происхождением, уютным (стараниями матушки!) домом и антикварной мебелью, диванами, как он шутил, с клопами, в жилах которых текла дворянская кровь. Вот такой принц был у Марины.
Их роман длился благодаря нескольким обстоятельствам: она была ненавязчива, также как и он, принадлежала к "приличному обществу", жила одна, что позволяло улизнуть к ней из собственного дома, где все-таки что-то от Мити иногда требовали. У Марины он был желанным гостем: они ужинали, говорили о литературе, обсуждали какой-то фильм, вскользь упоминали работу или здоровье его родственников. По-английски обстоятельно обсуждали погоду. Само собой, с чувством сентиментальной грусти часто рассматривали девичий альбом. Митя был всегда вежлив, и никогда - нежен. Всегда предупредителен, и никогда - влюблен. До какой-то поры Марине казалось, что и без любви все обстоит неплохо! Все-таки в ее доме присутствовал мужчина. Интеллигентный и воспитанный, надежный (не в том смысле, что плечо подставит, а в том, что ложку столового серебра не унесет!). О моральном аспекте Марина старалась не думать. Хотя, что прабабушка сказала бы по этому поводу, представляла себе, конечно! А ругать ее было некому: осиротела уже!..
Понимание того, что местоимения "мы" из их отношений не получится, далось Марине с трудом. За ним пришло ощущение безнадежности, бессмысленности. Как женщина образованная, она мыслила образами. "Если посмотреть, то, что он из себя представляет? Типичный Нарцисс! Самолюбование сплошное. Жизнь подчинена строго своим интересам. И все на свете рассматривается сквозь эту призму. Правильно, Митя - Нарцисс. А я тогда - нимфа Эхо! Ничего своего. Вторю ему, даже когда он говорит очевидные глупости. Как будто у меня нет никакой индивидуальности, самостоятельности..."
Марина вспомнила встреченную вчера в метро пожилую монахиню. Она была маленькая, чтобы не сказать крошечная, круглолицая, румяная, в своем черном облачении, но до того светлая, что похожа была на состарившегося ангела. Свет внутренней чистоты, непринадлежность к земной грязи - вот что Марина увидела в этой женщине. И еще... Монахиня была со всеми вместе, улыбчива и вежлива, но в то же время сама по себе и во власти своих особенных дел и дум. И ей явно не тяжело было ни метрошное окружение, со всем его компотом не особенно приятных запахов, не всегда возвышенных оборотов речи, ни ее внутреннее одиночество. Марина смотрела на монахиню и завидовала ей.
Марина решилась (для нее это почти подвиг!) на разрыв. Это было трудно сделать, потому что должно было сопровождаться выяснением отношений, а она всегда этого избегала. И повода прямого не было. Признаться, что не видит перспектив в дальнейших отношениях для Марины было равносильно тому, как открыто заявить о корыстных намерениях из которых ничего не вышло. Все-таки втайне она мечтала, что привязанность перерастет во влюбленность. Совместные вечера станут необходимостью, душевной потребностью. И закончится все сказочным финалом, где будет шампанское, современная альтернатива флердоранжу, карете и посаженной матери.
Марина волновалась, объясняясь с Митей. Крещендо ее кружевной блузки выдавало чувства. В глубине души, она ожидала, что Митю заденет разрыв, спровоцирует на проявление эмоций. Но нет... И не потому, что он был стальной выдержки человек... Просто по отношению к ней у него не было эмоций! И слава Богу, что она не знала его истинной реакции... "Вот дура!.. Порушила такую удобную схему! Конечно, она нудная, не красавица. Так ведь и нетребовательная. И все же до чего же они одинаковые! Всем подавай замуж!"...
Но в этом Дмитрий Бахмин, жених со стажем, заблуждался, когда тешил себя такой мыслью. Не всем! Подруга Марины, например, не то что замуж за него не пошла бы, но даже в качестве "любовника-нужного-для-здоровья" его не одобряла.
- Какое от него может быть здоровье? Все со стороны видно! Ты - донор, он - реципиент! И не говори мне, что союз человека и пиявки - обоюдовыгодный! Ты ему не лишнее отдаешь, а главное и самое дорогое - свою прекрасную душу! А взамен? Хотя какой может быть взамен у человека, у которого, кажется, и сердца нет... Ты, Марин, в прошлой жизни наверное женой полярника была или капитана дальнего плавания! Можешь ждать бесконечно долго!
- Верблюдом я в прошлой жизни была, - вяло отмахнулась та, - могу бесконечно долго без воды среди миражей. Боюсь, следы прошлой жизни отразились и на моей внешности.
- Тоже мне, корабль пустыни, прекрасная белая верблюдица! - засмеялась подруга.
А Марина вспомнила верблюдицу из зоопарка, облезлую, с клочкастой шерстью, с унылым видом механически перетиравшую свою травяную жвачку. Ей стало себя жаль. Показалось, что и сама она похожа на отупевшее животное, некрасивое, неграциозное. Ей не пришло в голову, что любое животное в неволе вряд ли будет выглядеть счастливым. А, может быть, дело в том, что и сама Марина просто не ощущала себя свободной, не умела быть свободной и этой свободе радоваться!
- Мариш, ты только не обижайся, ладно? Я давно об этом думала, но не решалась тебе сказать. Ты бы забросила свои дворянские заморочки! Ну нельзя же быть рабом воспитания! Понимаешь, нельзя идентифицировать человека, как своего, только из-за того, что он тоже может пользоваться всеми шестью вилками, включая рыбные и пирожковые! Родство не в этом!
- Причем здесь дворянские заморочки? - Марина перебила подругу. Это был тот редкий случай, когда хорошее воспитание ей отказало! - Это необязательное условие, чтобы мужчина был с родословной. А вот чтобы он в скатерть не сморкался - обязательное! Мне все равно, из какой семьи будет мужчина, который, как ты говоришь, может пользоваться всеми шестью вилками, включая рыбные и пирожковые. Но что-то среди сантехников и электриков мне таковые не встречались!
- А надо снисходить до того, чтобы обращать на них внимание! Вот у нас электрик - Оскар, армянин, беженец! Так у него степень кандидата математических наук. Не сомневаюсь, что он и приборами владеет. Столовыми, не только электрическими!
- Ну и что? Почему ты до сих пор с Оскаром не под ручку?
- Потому что наш Оскар бежал вместе с женой и тремя детьми...
- Вот видишь! - грустно улыбнулась Марина, - все съедено до нас!
- Ну не думаю, что так уж все съедено! Скорее, не успевают принцев мастерить. Больно много принцесс развелось! Ты не обижайся, Марин, но ведь ты действительно принцесса - не от мира сего! Сидишь себе в обнимку с девичьим альбомом, фея Грёза! Ну где тебе мужчину найдут, чтобы был сильный телом и духом, тонкой душой и мощным интеллектом? Это, честно скажу, собирательный герой литературного произведения! Мне такие не попадались.
Марина молчала. Крыть, как говорится, было, нечем! Её опыт общения с мужчинами был скудным. Митя существенно расширил границы ее понимания противоположного пола. Ей не то, чтобы было стыдно за свою некрасочную личную жизнь, скорее грустно: приятельницы успели по несколько раз выйти замуж, развестись, прожить упоительные периоды междубрачия и прийти к выводу, что с мужчиной лучше жить в разных квартирах, желательно, в разных домах, а если подумать, то еще лучше - на разных улицах!
- Слушай, Тамарочка, а как ты представляешь себе счастливую старость? - неожиданно поинтересовалась она.
- Старость? Счастливую? - в свою очередь озадачилась подруга. На раздумья ей хватило минуты. - Ну он - смотритель на маяке. Я - при нем. Раз в неделю плаваем на соседний остров за провизией и всякой чепухой вроде книг, батареек для фонариков и стирального порошка. Спим с ним в разных комнатах. Но иногда встречаемся в одной постели. Не так, чтобы из шкафов вещи выпадали, но с удовольствием! Можем день-другой не разговаривать. Не от неприязни, а потому что все переговорено. Да и вообще - с этим человеком и молчать комфортно! А можем проболтать всю ночь на кухне. Зимой у него, конечно, болит поясница. Я натираю его всякой вонючей гадостью, отчего ему легчает. Раз в месяц я езжу на материк. Ну, в театр там сходить, прогулять платье, побродить среди людей, а потом начинаю отчаянно скучать по острову, по своему смотрителю и тороплюсь возвратиться домой. На летние каникулы приезжают погостить внуки. Их самолично доставляют повзрослевшие дети. И это огромное счастье, когда они все вокруг и жизнь наполняется новым смыслом!
- Да ты не только лирик! Ты в таких подробностях представляешь все это, словно не будущее рассказываешь, а прошлое! - изумилась Марина.
- Все это прекрасно, конечно, только для того, чтобы это сбылось, скажем, лет через двадцать, у меня сейчас должен быть один ребенок на руках, а второй за руку. Не считая, собственно, самого будущего смотрителя!.. Марин, а что у тебя с мечтами о старости. Об идеальной старости, ну ты понимаешь!
- Да просто все. Сидим на диване вот этом самом и листаем каждый вечер...
- Девичий альбом! - продолжила за нее Тамарочка. - Предсказуемо...
Тамарочка считала, что расставание Марины с Димой - благополучный исход любовной истории. Еще бы лучше - кабы это случилось раньше. В целом и общем, Тамарочка, вероятно, была права. Но Марина страдала. Когда вы расстаетесь с любимым человеком, то теряете сразу двоих: любимого человека и себя. Понятно, что со временем пустота заполнится, дырка в сердце затянется. Но первое время - тяжеловатенько! Марина все планы подстраивала под Митю, жила, можно сказать, его интересами. И когда необходимость в этом отпала, она почувствовала пустоту. Поняла, что не знает, куда девать освободившиеся энергии и мысли. Любимое женское утешение - хождение по магазинам - Марина отложила до светлого дня получения зарплаты.
- Займись домом! - посоветовала прагматичная Тамарочка, которая в минуты скорби принималась мыть пол и драить санузлы. - Понимаешь, - простодушно убеждала она подругу, - плачешь-то ты плачешь, но параллельно дело делается. Чем больше в тебе тоски, тем сильнее ты трешь и, соответственно, тем лучше оттираешь всякую грязь! Отгрустила свое. Слезки утерла. Дома красота! Можно начинать новую жизнь! Так уж я устроена - даже из плохого стараюсь извлечь пользу! У тебя вот все краны текут, с унитазом проблема... Понятно, что твоего аристократа к сантехническим работам привлекать было бесполезно. Тебе самой было не до этого. А теперь - займись! Меня лично это равномерное капанье за вечер почти до неврастении довело. Как ты выдерживаешь? Не понимаю!
- Что, надеешься выдать меня замуж за цивилизованного сантехника? - грустно улыбнулась Марина. - Сына персидского шаха, выпускника Оксфорда, приехавшего инкогнито для изучения русского языка с погружением в языковую среду?
- Очень смешно! - согласилась с ней Тамарочка. - Но краны все равно текут!
Признаваться, что не знает, как вызвать сантехника Марина не решилась. Потому что последовала бы очередная тирада на полчаса. А критику... Кто ж ее любит, критику в свой адрес? За такой информацией проще было обратиться многомудрой в житейском плане подруге Лике. Начинать разговор прямо с сантехника, конечно, совершенно невежливо. Прежде нужно поинтересоваться: "Как жизнь?" Как у Лики жизнь! Об этом она могла говорить часами!
Как считала Лика, ее характер не смогли испортить ни 21 год проживания с мамой, ни 21 год последующего замужества! Все самое главное произошло: Лика подросла, чтобы выйти из маминой юрисдикции и развелась, чтоб вывернуться из семейной тирании. Теперь можно было пожить в свое удовольствие. По натуре Лика - человек общественный, любитель всего новенького. Она всегда в курсе новинок: от последней выставки до последней модели продвинутых мясорубок. Что уж там говорить о каких-то несчастных сантехниках? Впрочем, болтать с ней было интересно. Лика всегда с таким пылом отдавалась новым увлечениям, что трудно было удержаться и не последовать за ней.
- Я надеюсь, ты присоединилась к движению "флайледи"?
- Это в переводе как? - озадачилась Марина. - Летающие женщины?
- Фу, - с негодованием откликнулась Лика, - ты еще переведи как "мухотетки"! Так нас только недоброжелатели называют! Это расшифровывается по аббревиатуре "наконец-то возлюбившие себя"! Марина, наша философия близка каждой женщине: быт должен быть в радость. Есть специальные приемы, с помощью которых, уделяя буквально 15 минут ежедневной уборке, можно привести хозяйство в порядок! Серьезно! Представляешь, сколько времени у тебя высвободится для отдыха и возможности заняться собой! У нас есть свой сайт, где мы обмениваемся советами, результатами... Тебе будет интересно! Ты ведешь довольно замкнутый образ жизни, а там обновишь круг знакомств. Возможно, и твой опыт окажется кому-то полезен!
И Лика с пылом начала излагать Марине идеологию ведения домашнего хозяйства мухотетками. Все было привлекательно, кроме одного пункта: раз в неделю нужно проводить операцию "расхламление", для чего следовало выбросить за раз 27 ненужных вещей. Вещи Марина выбрасывать не любила, и вообще расставалась с ними с трудом. С каждой была связана история, какой-то кусок памяти, да и вообще - вещь верой и правдой служила, а ее взять и предательски выбросить на помойку? В крайнем случае, отдать в хорошие руки! Да только они, эти самые руки, годами не находились. Марина поклялась зайти на сайт и приступила к главному вопросу. Где же взять сантехника?..
Заснула в тот день Марина с мыслью, что день вышел очень содержательный! В самом деле, пора стать современней и расширить круг общения. В самом деле, если начинать новую жизнь, то почему бы не с того, чтобы устранить явные бытовые неполадки?.. Ночью ей приснился Ангел. Звали его странно, Баракаиель. Странно было и то, что она это запомнила. В отличие от привычного представления об ангелах, Баракаиель был с арабским цветом лика и крылья имел коричневые, цвета тростникового сахара, немного меняющие оттенок. Он взял ее за руку, улыбнулся белозубой улыбкой и взлетел вместе с ней. Она видела себя как бы со стороны: висит за руку как тряпичная кукла. А взлетать приятно и ни капельки не страшно! Утром проснулась радостная. С приятным предчувствием.
Сантехника вызвать оказалось несложно. Никаких чудес! Договорилась, через день он и пришел. Пожилой сантехник представился Леонидом Михалычем. Одет был в синий комбинезон. Аккуратный и чистенький. На голове - синий берет, не без щегольства сдвинутый на одну сторону. В небольшом чемоданчике, видать, инструменты. Достал из кармашка очки, нацепил на нос.
- Ну что у вас, хозяйка?
Марина провела его в туалет. Показала рукой на унитаз.
- Да вот засоряется время от времени!
Леонид Михалыч заглянул в унитаз, потом укоризненно покачал головой: "Что ж вы с ним делаете?" Марина покраснела. Можно подумать, были какие-то безумно разнообразные возможности применения унитаза. Михалыч принялся за работу, что-то нелестное бормоча себе под нос. После перешел на кухню, исследовать краны.
- Прокладки в доме имеются? - каким-то безнадежным голосом спросил у Марины.
Она снова густо покраснела. "Нет! Это черт знает что! Что он себе позволяет? Зачем ему мои прокладки?" Михалыч махнул рукой, достал какие-то кружки резиновые и полез за инструментами. Марина вышла из кухни, вконец озадаченная. Работу свою сантехник сделал, все ей продемонстрировал, слупил с Марины денег и ушел, порекомендовав звать его не раз в сто лет, а раз в полгода, если уж так вышло, что мужиков в доме не имеется. Денег Марине было не жалко. Она подбодрила себя мыслью, что если приход сантехника будет знаменовать начало новой жизни, то выйдет редко, а потому не смертельно.
Вообще говоря, Марина собой в этот день просто гордилась! Теперь пора было осуществить обещание, данное Лике. Она зашла по ссылке на сайт и начала читать статьи. Оказалось интересно. Затем шли письма "флаюшек". Все это напомнило Марине мультик советских времен со слетом Василис по обмену премудростями. Она скользнула взглядом по переписке и "зацепилась" за одну подпись: Ленушка. Таким теплом, домашним уютом повеяло на нее. Марина начала читать. Автор излагала свою концепцию уборки ванных и туалетов. Марина улыбнулась: сегодня явно туалетная тема! Идеи были, может, и не новые, но изложено системно. Молодец она, эта Ленушка! Так Марина ей и написала. Потом поколебалась и в духе бабушкиного девичьего альбома предложила дружить и переписываться. Кратко изложила о себе и стала ждать ответа.
Ответ пришел на следующий день. Очень доброжелательный. Ленушка, наверное, просто Лена, одна воспитывала дочку. Девочке исполнилось восемь лет. Марина отругала себя мысленно нытиком, потому что это ведь невероятно трудно одной воспитывать ребенка. А она, Марина, отвечала только за себя и еще смела раскисать! Понятно стало, откуда столько практической сметки у новой подруги. Еще бы: все приходится делать самой. Только успевай поворачиваться! А вот готовила Ленуша, видимо, не очень, потому что просила поделиться кулинарными рецептами. А может просто решила такой ход сделать, чтобы не подавлять Марину окончательно своим величием. Марина допускала и такое. Она проштудировала поваренные книги, а потом достала прабабушкину тетрадку, еще дореволюционную, с самолично внесенными прабабушкой записями, заменила фунты на граммы да и отправила Ленуше пару рецептиков. Первый из чистого пижонства. Заливное из серны. Понятно, совершенно нереально к приготовлению. А другой - блинчатого пирога. Это Марина сама прекрасно готовила и могла всеми тонкостями поделиться. Её расчет удался. Ленуша изумлялась, что существуют такие блюда, а еще более, что существуют люди, которые умеют их готовить и знают что это такое - серна! С блинчатым пирогом Ленуша проэкспериментировала, ей он тоже удался, как и Марине, за что Марину она благодарила, но сетовала, что так и растолстеть недолго.
Так они обменивались письмами, и это весьма оживляло Маринину пока еще одинокую жизнь. От обсуждений хозяйственных изобретений, они перешли к более пространным рассуждениям о жизни вообще. Марина интересовалась, как дела у дочки Ленушиной, Оленьки, как они живут и ладят ли между собой? Помогает ли Оленькин папа? Потом поколебалась и попросила, чтобы Ленуша выслала ей по почте электронной фотографию девочки, а еще лучше и свою, потому что так ведь легче общаться, когда представляешь человека! Физиогномистом Марина себя не считала, но интересно было, конечно, любопытно. Стала свою фотографию подбирать и выяснила, что ни на одной себе не нравится. Попросила Тамарочку, чтобы та сфотографировала ее на фоне домашнего антиквариата. Тамарочка примчалась, сгорая от любопытства. Она вообразила, что подруга нашла себе друга по переписке и страшно разочаровалась, когда узнала, для чего нужна фотосъемка.
Правда, фотосессия вышла занятной. Они развеселились. Марина переодевалась несколько раз, погримасничала и посмеялись они от души... Лучше всего вышла фотография, где Марина сидела в фамильном ожерелье и тяжелых массивных серьгах, с волосами, забранными наверх, разглядывая с романтическим видом прабабушкин альбом и сжимая в руке полураскрытый веер. Многовато было атрибутов, но получилось красиво. Нет, стильно! "Да, Марин, вижу теперь, что ты настоящая дворянка!" - со вздохом невольной зависти признала Тамарочка. Ну и отправили эту фотографию Ленуше. Одновременно и от нее пришло письмо с вложением. Марина смотрела на фотографию женщины, обнимающей девочку. Оле на снимке было лет 5, маленькая еще, и очень на Ленушу похожая! Ленуша красивая, но какая-то... капризная что ли... или несколько надменная... Что-то неприятное в лице, несмотря на его явную красоту. Марина расстроилась. Она представляла новую подругу совсем другой. Почему? Бог его знает! По письмам получалась другая Ленуша. Этой вряд ли был интересен рецепт блинчатого пирога. А уж штурмующей санузлы ее и вовсе невозможно было представить! Примирило ее само письмо. Ленуша восхищалась Марининым портретом. Изумлялась ее благородной стати. Делала комплименты интерьеру. И вообще была само доброжелательство. Она интересовалась, понравилась ли ей Оленька? И столько было затаенного материнского тщеславия, что Марина решила не зацикливаться на этой фототеме. В конце концов, фотографии явно несколько лет, за это время и характер может поменяться! Может, от той надменной красавицы и следа уже не осталось? Переписка продолжилась...
Жизнь шла своим чередом. Вслед за сантехником пришла очередь электрика. И для этого уже не пришлось выслушивать многочасовые опыты о Ликиной жизни. Выручила всезнающая и немногословная Ленушка, попутно проконсультировала на что обратить внимание, чтобы все сделали надлежащим образом.
Электрик оказался не доктором математических наук, а бывшим гинекологом из ближнего зарубежья. Он не уставал сетовать, что был у себя на родине специалистом - золотые руки (вгоняя Марину в краску этим заявлением!), а теперь жизнь до чего его довела? Марина ничего ему не отвечала, но сдавалось ей, что гинеколога - золотые руки женщины никуда бы не отпустили! А, впрочем, Бог его знает, какие там на самом деле причины существовали? Усилиями бывшего знатного гинеколога засверкали, освещая все вокруг, хрустальные бра. Краны не текли. Благодаря изучению эссе "101 сияющая раковина" и применению супер-технологий флаюшек, над которыми беззлобно иногда посмеивались, но неукоснительно им следовали Марина и Ленушка, изделия из санфаянса и керамики становились все белоснежнее. Были разобраны одна за другой кухонные полки. Тамарочка, которую очень радовали эти перемены настроения и быта, подарила новую скатерку на стол. И наступил момент, когда захотелось праздника! Такого приятного застолья с приятными людьми.
Поразмыслив недолго, Марина поняла, что этими людьми окажутся Тамарочка и Ленуша, одна или с Оленькой. С Тамарочкой они созвонились, и та согласилась, конечно. Кроме всего прочего, ей любопытно было познакомиться с загадочной приятельницей своей закадычной подруги. Марине и самой уже хотелось более близкого знакомства. Она отправила письменное приглашение и, в общем, не сомневалась, что оно будет принято. Ответ пришел на следующий день: спасибо огромное! Что в меню? Заливное из серны? Или гусарская печень? Марина удивилась еще: что это за блюдо такое? Полезла в кулинарную книгу Елены Молоховец, только не репринтного, а первого издания, и оказалось, что это говядина под соусом из селедки. Посмеялась, что действительно по-гусарски. Что-то неудобоваримое совсем! Однако... Она сподвигла новую подругу на кулинарные раскопки! Корреспонденция последующего дня Марину огорчила. В назначенный день Ленуша приехать к ней не могла. Марина предлагала ей другие числа - у нее не получалось и в другие. Это оставляло неприятный осадок, как будто Ленуша привередничала, или капризничала, или вовсе приезжать не хотела.
- Знаешь, Мариша, сдается мне, что это не числа ей не подходят. А наше с тобой общество. Это обидно. Женщины мы неплохие, неглупые. А вот фотография этой Ленуши твоей, видать, все-таки точно передает ее психологический портрет! И довольно-таки противный!
Ночью Марина плакала. В темноте своей уютной квартиры ей было грустно. Праздничное настроение окончательно покинуло ее. Она уговаривала себя, Ленуша ей без году неделя знакомая, и глупо так огорчаться... И огорчалась. Марина чувствовала себя отвергнутой, чувствовала себя девочкой-второклассницей, как когда-то, когда она предложила по тогдашней моде дружить своей соседке по парте розовощекой толстенькой Марусе, а та подумала-подумала и ответила: "Неа, не буду! Я буду лучше с Сонькой дружить!" Это "лучше с Сонькой" повергло тогда ее в отчаяние. Слава Богу, Марина давно перестала быть ребенком, но чувствовала сейчас себя в таком же горе. Утром она написала письмо, в котором впервые обратилась к собеседнице Елена.
"Елена, здравствуйте! Простите мне назойливость! Я понимаю, что глупо обижаться на Ваш отказ прийти ко мне в гости. Право, я не хотела навязывать Вам своего общества, но наша предыдущая переписка показывает, что была у Вас причина писать мне! Признаться честно, я обижена. Первой мыслью было прекратить отношения. Но мне она показалась недостойной двух женщин разумного возраста. Я одна, это правда! Но не одинока! У меня есть друзья, коллеги, есть свой круг интересов. Мне казалось это очевидным. Если Вам неинтересно со мной, если Вы ищете повод, чтобы прекратить переписку - уверяю Вас, в этом нет нужды! Достаточно просто изъявить такое желание, без объяснения причин. С уважением Марина".
Получилось суховато, старомодно как-то, но уж как вышло. Отправила письмо и успокоилась. Подумала, что научилась заканчивать отношения. Это искусство, которым мечтала овладеть с детства: сказать "Нет!".
Утром Марина ехала в метро и размышляла. Она вообще любила эти размышлялки по дороге. Иногда думалось о пустяках. Вот, например, лето заканчивается, овощи весь сезон поедались, фрукты, а талия так и не случилась... Иногда мысли бывали серьезные. Вот, например, встретятся ли они всей семьей после смерти ее в иных мирах, а если встретятся, то как узнают друг друга, после многочисленных-то реинкарнаций. В реинкарнацию Марина верила. Ей казалось, что она припоминала что-то из прошлых жизней, и именно поэтому так уютно чувствовала себя среди старинной мебели и все искала на старинных фотографиях знакомые лица, не из числа родственников, но чем-то безумно дорогие.
Сегодня она анализировала свое письмо. Не сказать, чтоб всем была довольна, но сохранила достоинство, не сбилась на претензии, что было бы просто глупо! Марина загадала себе, что если ответ в три дня не придет, то она прекратит залезать на сайт к мухотеткам. В конце концов, квартира в надлежащем порядке. А переписки эти - баловство чистой воды. Но почему-то ей верилось, что Ленушка ответит. Уж больно у нее системный подход, аналитический склад ума, хорошо развитое чувство юмора и, судя по всему, привычка все доводить до конца. Тем более было странным ее "виляние" с этим приглашением в гости! Марина не хотела выпускать в полет свою фантазию, но как-то приятно было вообразить, что в Ленушиной биографии имели место тайны или слабые места. Например, она послала фотографию, как ей кажется, красивой подруги с дочерью вместо своей. А в самом деле она другая - симпатичная толстушка, чем-то похожая на Марусю из детства. И дочка у нее такая же: веселая толстушка с румянцем во всю щеку, косичкой смешной, которую вершит розовый топорщащийся бант. Почему-то и в воображении мать с дочерью были похожи друг на друга, как на присланной фотографии. До самого вечера Марина "держала фасон": не залезала в свой почтовый ящик, чтобы не показывать своего нетерпения. Перед уходом домой заглянула: письмо пришло. Выдохнула воздух и открыла его.
"Дорогая Мариша! Письмо Ваше огорчило меня и одновременно подтолкнуло к объяснению. Вот только я предпочитаю делать это не в переписке. Письмами выясняют отношения, которые уже безнадежно испорчены, когда боятся высказать все в лицо собеседнику, когда не верят, что будут выслушаны. Это ведь не наш с Вами случай, правда? Объяснения мои Вас рассмешат, а, может, огорчат. Для начала хотелось бы попросить Вас позвонить мне, лучше на домашний телефон, чтобы без суеты и лишних ушей поговорить. Я буду ждать Вашего звонка в течение трех дней с момента отправки письма с 21:00 до 24:00".
Далее шел номер телефона. Марина списала его на клочок бумаги и решила, что позвонит из дому. Не сегодня, а завтра. И постарается продумать, как вести завтрашнюю беседу. Все-таки она немного волновалась.
К вечеру следующего дня Марина уже устала от самой себя. У нее сто раз поменялось настроение. В голове проигралось сто сценариев предстоящего телефонного разговора. И теперь она ругательски ругала себя за все. Нечего было так близко принимать к сердцу эту переписку. Марину с самого начала должно было насторожить, что ее приятельница не предлагает, например, обменяться номерами телефонов. Что было бы логично, да и общаться проще! Не собиралась Ленуша сближаться с самого начала. Марину мучили приступы гордости. Они перемежались приступами любопытства. Как все запутано... Что требовать от других, когда не удается понять самое себя! Вообщем, соткана вся из противоречий... решила поступить так: без всяких сценариев позвонить и сразу станет ясно, первый это разговор или последний.
Она набрала номер. "Алло!" - отозвался приятный мужской голос. Марина растерялась. Ленуша говорила, что одна воспитывает ребенка... Кто же может снять трубку, как у себя дома? Да, собственно, кто угодно: брат приехал. друг зашел, любовник, в конце концов! Пока она так обалдело соображала, что к чему, пауза затягивалась. "Алло!" - снова напомнил о себе мужчина. Он кашлянул смущенно (ей так показалось!) и спросил: "Это Марина?".
- Да! Простите ради Бога! - заторопилась она. - Не могла бы я поговорить с Леной?
- А это я и есть? - Он просыпался смешком. - Только не Ленуша, а Ленюша! А вы не догадались? Леонид Курдыдык. Так меня зовут. - Снова представился он. - Когда я на сайте флаюшек регистрировался, то как-то застеснялся: все-таки он для продвинутых женщин! А не для одиноких отцов. Поменял одну букву и превратился в даму. Ну что вы молчите, Марина? Теперь вы отзываете свое приглашение в гости?
- Нет... - промямлила Марина. - Просто все это так неожиданно... Я что-то ничего не понимаю!
- А что тут понимать? Кроме того, что я не Ленуша, а Ленюша - все правда! Жена моя три года назад вышла повторно замуж и укатила в Америку. Дочку отдавать я не хотел. Да Жанна и сама не горела желанием. У нее конфетно-букетный период, она такая вся нимфетка. А тут ребенок какой-то! Подмахнула соответствующие документы и упорхнула за богатеньким муженьком. Пишет нам раз в полгода.
- Так это ее фотографию вы мне прислали? - догадалась Марина. И почувствовала облегчение.
- Ну да. А что было делать? Да и Оленьку очень хотелось показать. Она у меня славная девчушка. Нелегко ей приходится. Знаете, когда папы в семье нет, это теперь никого не удивляет, а вот мамы... Дети жестоки. Расспросы всякие. Поссорилась с подружкой, та в сердцах и сказанула: "Правильно тебя мама бросила - противную такую!" Моя вся в слезах. И как можно объяснить, что люди все разные? И мамы тоже...
- Да, непросто вам приходится! - посочувствовала Марина. - А на сайт флаюшек как вы попали?
- Вести домашнее хозяйство меня, как вы понимаете, в детстве не готовили. Времени свободного опять же маловато. По любому поводу звонить всем подряд консультироваться неловко. Да и велосипед изобретать не хочется. Сослуживицы надоумили, дескать, воспользуйся коллективным умом! Есть там, конечно, и заносы с перекосами, но много рационального. И действительно, кучу времени экономит! По стирке и уборке очень они меня выручили. А вот с готовкой я до сих пор не очень дружу.
- Но с голоду не умер же до сих пор. Значит, прогноз оптимистичный! Или вам заливное из серны покоя не дает? Открою вам свою тайну: рецепт я передрала из старинной поваренной книги, и сама по нему не готовила.
- Ну, если это ваша самая страшная тайна, то с таким человеком я дружу!
- Приходите ко мне в гости. По-простому. С Оленькой! Придете?
- Приду! - без колебаний согласился Леонид.
- Не бойтесь! - Засмеялась Марина. - Вас не встретит пронафталиненная дама с веером.
- А что... Мне фотография очень понравилась!
Договорились встретиться в следующие выходные. А на неделе по привычке переписывались. Ну и созванивались. Ежевечернее. Тамарочка охала-ахала.
- Маришка! Ну, прямо Голливуд отдыхает!
В субботу Марина встречала гостей. Леонид Курдыдык оказался среднего роста мужчиной с небольшой аккуратной бородкой. Он немного смахивал на портрет работы Эль Греко. Беглого взгляда на него хватило, чтобы понять - такой в скатерть сморкаться не будет! "Фу, глупости какие в голову лезут!" - улыбнулась про себя Марина. Во время небольшой экскурсии по ее дому, гости восхищались мебелью, кружевами в толстых золотых багетах (это была Маринина придумка - старинные кружева вставить в рамки) и уютом ее дома. Олю особенно поразил альбом. "Точно, как меня когда-то!" - призналась хозяйка. Затем отобедали. Гости и тут не подкачали. Чинно пользовались приборами, салфетку за ворот не затыкали и не гремели ложкой, размешивая сахар в чае. Для кофе переместились на уютный диванчик.
Пока взрослые с увлечением вели свои взрослые разговоры, Оленька бродила по дому. Потом затихла, не отвлекая взрослых от беседы, как и положено воспитанной девочке. Через некоторое время смущенная, она явилась за похвалой: в прабабушкином девичьем альбоме на пустой странице отвратительно современным красным фломастером она нарисовала сердце, пронзенное стрелой, подписала "Оля" и поставила жирную красную Точку. Леонид окаменел. Как оказалось, его вполне можно пронять! Но интеллигентная хозяйка, не в силу родословной или воспитания, а по великодушию своему рассеяла эту ужасную грозовую тучу: "Ну вот! Альбом наш и продолжился! Когда-то это должно было произойти!" И она открыла свои объятия Оленьке, понимая, что сердце - это признание маленькой девочки в любви.
Как вам кажется, это неплохая увертюра к хэппи-энду?..