- Элина, расскажите про войну?
- Мне трудно вспоминать, как это было:
не то, что б не хочу или забыла,
а нужно говорить за всю страну.

В те роковые годы наш народ
от мала до велика для Победы
трудился от заката до рассвета,
 и не было важнее из забот.

Спросите ветеранов, стариков -
пожав плечами, скажут: 
                                              - все так жили.
Вот этой силой мы врага разбили,
освободив отчизну от оков.

И я не исключение:
                                          в тылу
ровесницы работали ударно, 
а мне достался поезд санитарный...
И дальше, неохотно:
                                    как в пылу
войны, в числе других госпиталей,
оставив позади горящий Киев,                          
их поезд продвигался в глубь России,                      
откуда, занимаясь всё алей -
с бойцами эшелоны гнал рассвет
пожарищам навстречу и бомбёжкам,
а женщины тревожно из окошка                           
на станциях крестили их вослед...

  - Мне память сохранила с тех времён,
Как снимок:
                           на разбитом полустанке -                        
состава обгоревшего останки.
А под откосом - с почтою вагон.

И степь...
                      До горизонта вся...
                                                         Белей
полей под снегом: письма, похоронки,
а в вышине, над всем - печальный, звонкий
клин улетавших к югу журавлей.

Не счесть теперь ни матерей, ни жён
не получивших чьих-нибудь последних
тех весточек; 
                           ни с рубежей передних -
солдат, кто, не дождавшись, был сражён.



Всё тягостнее речь её и слог
задумчиво - усталый, 
                                     и нередко
вновь пальцы теребили край салфетки;
И, чтобы поддержать наш диалог,
я задавал вопросы невпопад -
встречая испытующий и тихий,
как у людей с лихвой хлебнувших лиха -
пронзительный, чуть отстранённый взгляд.           

В тот миг она была, наверно, там:                         
в том поезде, где приторный до рвоты
тяжёлый запах крови и мокроты,
сочащихся по стираным бинтам.

Там, где махры и пота благовест,
где, на крыло свалившись, самолёты
с тузами на боках - вели охоту,
прицеливаясь прямо в красный крест.



Не клеился дальнейший разговор.
Мы как-то больше вежливо молчали.
В упор глазами полными печали
глядел в меня её немой укор.

Нет, даже не укор, а приговор,                         
за то, что я докучливым незнаньем
разбередил клубок воспоминаний,                    
комком в груди живущий с давних пор.

Мне было стыдно, словно невзначай                 
обидел дорогого человека:
и за её, припухшие вдруг, веки, 
и за, уже давно остывший, чай;
за то, что не обнять и не согреть, 
мне ставшие родными - эти плечи,
и паузы неловкие - предтечи,                               
что, видимо, пора и честь иметь.                

А так хотелось поблагодарить:
найти, сказать от сердца - не для слуха,
но веяло такою силой духа,  
что не посмел: боялся оскорбить.                   

Слова, что ей, скорее, не новЫ -
застряли по пути, как в горле кости;
то, собственно, зачем пришёл я в гости -
осталось недосказанным... 
        
                                                  Увы,
  избитых фраз изысканный елей          
  здесь был бы совершенно неуместен
  и неприятен
                                Женщине известной 
  породой несгибаемых людей!

  Всё, что сумел: 
                              смущенья  скрыв огонь -
  поцеловать признательно без звука,
  протянутую на прощанье, руку
  в распахнутую мягкую ладонь...    




Был месяц Май.
                                      Играла ребятня
  в 'войнушку', как обычно, и пестрели,                                                  
  громя 'фашистов' - русские пострелы.

  На них смотрели на закате дня,
  край занавески сдвинув, 
                                                 там, в окне -
  глаза отнюдь не воина-эллина:
  девчушки с хрупким именем Элина.

  Одной, из победивших в той 
                                                       Войне...


Май 2010г