В ту ночь мне никак не спалось. Я лежал в кровати, а за стенкой сосед-полуночник барабанил на рояле то ли этюды, то ли увертюры - я не разбираюсь. Я лежал на спине, слушал задушенные панельной стеной звуки и думал:
"Вот шкаф. Интересно, когда я закрываю глаза, он всё также рядом стоит? Или исчезает? И если быстро и неожиданно открыть глаза, может быть, вместо шкафа я увижу пустое место или, к примеру, соседский рояль?"
Однажды папа рассказывал мне про квантовую физику, и я вполне мог себе такое представить.
- Реальность - метаморфоза. Она, сын, многогранна! - воодушевлённо говорил папа. - Всё, что мы видим вокруг себя, на самом деле не существует. Парадокс.
Я свято верил своему папе.
Потом я думал про то, что не подготовился к контрольной по математике, и завтра наверняка схвачу двойку. Потом немножко про то, что поссорился с лучшим другом Колей Синяковым. Немножко - потому, что думать про это было ещё неприятней, чем про контрольную. И ведь главное - из-за пустяка поссорились-то! Зато на всю жизнь. Из-за овсяной каши. Нам её в столовой на обед давали. А Колька возьми да переверни эту кашу прямо прямо мне на колени - все брюки угваздал! На глазах у Тани Лютиковой - она в очереди за беляшами стояла, всё видела. Понятное дело, у Кольки это нечаянно получилось, не нарочно, но хохотать-то при этом во всё горло зачем? И пальцем в меня тыкать? Это при Тане-то? Никогда я ему этого не прощу. Я его рюкзаком по башке огрел, чтобы не ржал, как конь, и в класс пошёл. И не разговаривал с ним больше, хотя мы за одной партой сидим.
Потом я запретил себе про Кольку думать и начал думать про овец. Вернее их считать. Раз овца, два овца, три овца, четыре овца...
Овцы у меня жирненькие такие, кучерявые, с мягкими розовыми ушами, меланхоличные. Идут себе гуськом потихонечку, грустят о чём-то своём, вечном - овечьем... Сто восемьдесят шесть овец, сто восемьдесят семь овец... Одна мне говорит:
- Что, Серёжка, не спится тебе? Измучился?
- Не спится, - отвечаю. - Измучился.
- Это значит, совесть у тебя не чистая. Те, у кого совесть чистая, спят давно.
Сказала так и язык показывает. Мне так обидно стало, прямо до слёз! Бросил я их считать, неблагодарных, и про контрольную опять вспомнил. Аж сердце между рёбрами закололо. А потом снова про Кольку, а потом про Таню - замкнутый круг какой-то!
Что ж это за жизнь у меня такая трагическая? Я ведь мальчик самый обыкновенный, не Лжедмитрий какой-нибудь или, к примеру, Маугли, брошенный в джунглях. Я же Серёжа Воробушков, живу по прописке, с мамой, с папой, законов не нарушаю. Что поведение у меня неудовлетворительное - согласен, про это я не умалчиваю. Но разве я заслужил такие душевные муки только лишь потому, что по коридорам на переменах бегаю? Эх, тяжёлая всё-таки жизнь у современных мальчишек! Или я один такой?
С некоторых пор мне всё чаще кажется, что я какой-то исключительный, не похожий на всех. И душевная организация у меня гораздо тоньше, чем у сверстников. Это папа маме так сказал, когда думал, что я не слышу. А я слышал. Я за дверью стоял и всё слышал.
И за что мне такое наказание - быть не таким, как все? Вот вырасту и обязательно стану таким, как все! Женюсь, буду ходить на работу, а по вечерам стану газету читать или смотреть телевизор. И никаких тебе нервотрёпок, никаких неурядиц в школе. И никаких Колек Синяковых, которые над лучшими друзьями насмехаются. У меня вообще друзей не будет, когда вырасту. Будут мама, папа и жена. Вот только вырасти бы уже поскорее!
Только я так подумал, слышу жужжание какое-то над головой. Настырненькое такое жужжание. Муха весенняя, что ли, проснулась? Вот наглая, думаю! Человек и так уснуть не может, а она разжужжалась тут! Изловчился я, хвать эту муху - и поймал!
К уху поднёс - жужжит. Кулаком потряс - жужжит. Только уже не настырно, а жалобно, плаксиво так, вроде, плачет.
Открыл я ладошку и говорю:
- Лети отсюда, чего уж там!
А она мне отвечает мужским голосом:
- Какой ты добрый, мальчик! Спасибо тебе, добрый мальчик!
Пригляделся я к мухе повнимательней, а это и не муха вовсе, а фея с крылышками. Точнее фей. Бородка клинышком, штанишки на подтяжках и пузико, как у нашего соседа из двадцатой квартиры. И вообще он на этого соседа чем-то неуловимо похож - подозрительно мне стало даже.
- За что "спасибо"? - удивился я.
- Как же! Ты меня пожалел, не убил газетой по голове.
- Вот чудак-человек! Зачем мне тебя убивать?
- Не скажи. Знаешь, сколько нашего брата под мухобойками гибнет! В три раза больше, чем в ДТП ежедневно.
- Ничего себе! - присвистнул я.
- А ты думал! - фей одёрнул зелёненький камзол.
- Выходит, вашему брату ещё хуже, чем нашему - мальчикам необыкновенным - живётся?
- Сравнил тоже! Да нам, знаешь, как по жизни трудно идти? Просто словами не передать, с чем ежечасно приходится сталкиваться!
- Серьёзно? - я уселся в постели поудобнее.
- А то! Жизнь пройти - не поле перейти.
- И не говори, - вздохнул я понимающе. - А я взрослым скорее мечтаю стать.
- Взрослым? - удивился фей. - Зачем это?
- Ну как, - усмехнулся я на его непонятливость. - Во-первых, в школу ходить не надо, во-вторых, квартира своя собственная, а не просто комната. Хочешь - на обоях рисуй, хочешь - хоть всю мебель наклейками залепи, никто не будет возражать. Кушать всё, что угодно, можно: от курицы - только ножки, из любительской колбасы жир выковыривать и кошкам отдавать. Да хоть сплошными конфетами целый день питайся - никто с немым укором не посмотрит! И потом жена.
- А что, жена?
- Ну как же? - засмущался я. - Жена - это же самый лучший друг, причём не на выходных и не на переменках в школе, а круглосуточно! С ней и в кино, и в тир, и на американские горки пойти можно, и школу вместе прогулять. И в футбол погонять, и хоккей по телику посмотреть, поболеть за одну команду. Или, например, в отпуск на море съездить, на целых три месяца, представляешь! С родителями же не так. Родители же для того и придуманы, чтобы детей в правах ущемлять и во всём контролировать.
Фей невразумительно пожал плечами.
- Вот ты, - говорю. - Ты Женат?
- Нет, - ответил фей. - Нам по роду службы не полагается. Да и потом, знаешь, я этих фей недолюбливаю. Задаваки они, вот что.
- Бывает, - вздохнул я. - А моя мечта на Тане Лютиковой жениться. Она тоже иногда задавакой бывает, но в большинстве случаев хороший человек, надёжный.
- Да нет ничего проще! - вдруг сказал фей. - Закрывай глаза, сейчас мы быстро это дело организуем!
- Ты серьёзно? - я посмотрел на него недоверчиво.
- Я ещё ни разу в жизни таким серьёзным не был. Эники-бэники ели вареники! - сказал фей и хлопнул в ладоши.
- Сергей, вставай, а то в школу опоздаешь!
Я открываю глаза и сразу вспоминаю про фея. Ну разумеется, он мне вчера приснился.
Я встаю, обуваю тапки и бреду на кухню.
У плиты стоит мама в новом халате - вся в розочках - и жарит оладушки.
- Доброе утро, - говорю, - мама.
- Какая я тебе "мама"? - говорит мама и оборачивается.
И в этот самый момент моё сердце останавливается.
Оно останавливается, и я думаю, что вот сейчас, через какую-то долю секунды я умру от остановки сердца. Но нет. Сердце снова начинает биться, только уже ни как у всех нормальных мальчиков, а в три раза быстрее.
Передо мной стоит не мама, а женщина, смутно мне кого-то напоминающая. Соседка, что ли, за солью пришла? - думаю.
- Ты чего на меня, как баран на воду, уставился? - спрашивает женщина. - Ешь, дорогой, а то опоздаешь, - и ерошит мне волосы.
Мне так обычно Таня волосы ерошит, когда я ей оказываю знаки внимания. Например, когда кнопку на стул подкладываю.
- Лютикова, ты, что ли?!
- В каком смысле? Я что, так плохо с утра стала выглядеть? - она хватает с подоконника зеркальце. - Надо бы на выходные к косметологу записаться. Кстати, я уже десять лет, как Воробушкова.
- Да нет, - говорю. - Ты прекрасно выглядишь. Только ты такая... такая... фигуристая... И брови густые... И стрижка...
Точно Лютикова, - думаю. - Только она так задорно хохотать умеет, - и чувствую, как тепло по всему телу разливается.
- Ты сегодня странный какой-то. Иди уже брейся. Тебе к первому уроку. Забыл?
- Погоди, а я что - в школе работаю?
- Вот те раз! Третий год уже, и не кем-нибудь, а директором!
- Директором?! - я аж подпрыгнул.
"Вот те на! - думаю. - Удружил фей, называется. Теперь мне не пять раз в неделю в школу ходить, а по субботам тоже. И по воскресеньям, если канализацию не дай Бог прорвёт".
- Слушай, а ты не заболел? - Таня щупает мне лоб. - Горячий!
- Заболел! Да-да, я заболел! Позвони в школу, пожалуйста, отпроси меня у... э-э... Ладно, неважно, сам позвоню.
- Хорошо, тогда отдыхай сегодня, жидкости побольше пей, а я на работу пошла.
- А ты где работаешь, если не секрет?
- Слушай, ты бы температуру померил. Я вообще-то в вашем непосредственном подчинении, Сергей Андреевич, тружусь. Учителем музыки, если вы запамятовали!
- Правда, что ли?!
- Угу.
- Слушай, - говорю, - у меня к тебе предложение. Давай школу сегодня прогуляем, а?
- А давай я тебе лучше доктора вызову?
- Ну, Танька! Ну ты чего? - на правах мужа я усаживаю её к себе на колени - как-никак она теперь моя по закону. - Давай детство босоногое вспомним! Стариной тряхнём!
- Сам ты старина! - обижается она.
- Рванём в парк культуры и отдыха! Прокатимся на каруселях, объедимся мороженым, в грязи изваляемся!
- Твой парк пятнадцать лет как снесли, - говорит Таня и прищуривается как-то нехорошо, мечтательно. - А знаешь, что? Ну её, эту школу! Я согласна! Помнишь, как мы в третьем классе сбежали с математики? Ты - потому что к контрольной не подготовился, а я - за компанию?
- Не помню.
- Только давай лучше не в парк, а по магазинам! А потом в кино на "Возвращение Аватара"! А под занавес - в ресторан!
- В ресторан? А что, это мысль! - говорю, а сам думаю:
"Ну ничего себе, как всё здорово складывается! Женатым быть - это ж сплошное удовольствие! И чего эти взрослые по детству тоскуют? Лучшие годы чудесные, лучшие годы! Ничего они в настоящей жизни не смыслят!
Приехали мы в центр, а там! Не узнал я родной город - за двадцать лет он сильно изменился. Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой! Так папин кумир Вилли Токарев пел, когда в Нью-Йорке впервые оказался. Вот я тоже как будто в Нью-Йорке или в Рио-де-Жанейро себя почувствовал.
Заходим мы в торговый центр с Таней под ручку, а там музыка, шик-блеск, куклы в два человеческих роста расхаживают, конфеты посетителям раздают бесплатные. Промоакция у них, значит.
- Давай, - говорю, - конфет наберём побольше.
- Ты что? Забыл, что мы на диете? У тебя вон уже пузико, как у нашего соседа из двадцатой квартиры. Нет, дорогой, пошли лучше в шляпный отдел. Шляпу тебе купим.
- Зачем мне шляпа? - спрашиваю. - Давай лучше мотоциклетный шлем! У нас же есть мотоцикл?
- У нас с тобой автомобиль "Лада-Калина". Папа твой, царство ему небесное, в наследство оставил. Только он сейчас в ремонте.
- Кто? Папа? - спрашиваю, а сам чую, сосёт у меня под ложечкой.
- Андрей Андреевич, почитай, третий год, как на кладбище, земля ему пухом! А шляпа тебе - для солидности, на работу будешь ходить.
Таня заводит меня в какой-то бутик. А мне, ребята, вот ей богу, не до шляп! У меня отец три года назад умер! Чувствую, разревусь сейчас. Кое-как себя в руки взял. А чего я хотел, спрашивается? На двадцать лет же вперёд проскочил во времени, э-эх!
В общем, пока Таня по магазинам бегала, я в кафе сидел. Купил двойной эспрессо без сахара и кекс. Сижу, давлюсь кофейной горечью, пирожное ломаю. Чувствую, отпускать начало понемногу. А тут Таня подоспела - вся обвешанная пакетами.
- Пошли, - говорит, - наш сеанс начинается. - Я диван в 4D-зоне откупила. Гулять, так гулять!
Ну, что я вам, ребята, могу сказать! Новые технологии на месте не стояли, за двадцать лет колоссальные изменения в техногенной сфере произошли. Посмотрели мы с Таней "Возвращение Аватара" - словно на Пандоре побывали! Оглядели мы там всё, понюхали, потрогали, с местными жителями через переводчика пообщались, даже их национальной кухни отведали. Меня, правда, потом мутило чуток с непривычки, зато впечатлений на всю оставшуюся жизнь! А Танька моя - хоть бы хны, вышла из кинозала и говорит:
- Есть хочу! Веди меня в самый роскошный ресторан!
- А бюджета нам с тобой хватит? - спрашиваю. - В бытность мою школьником учителям платили сущие копейки.
- Серёга, не будь жмотом! - смеётся Таня и запихивает меня в какие-то позолоченные двери.
Она когда смеётся, я ради неё на всё готов!
Обслужили нас по высшему пилотажу. А всё потому, что никаких официантов в том ресторане не было. Ни официантов, ни поваров, ни музыкантов - сплошные электронные голограммы. Бесшумно фланируют туда-сюда, фьють-фьють. А услужливые! А исполнительные! Больше всего мне, конечно, певица на сцене понравилась - в красном платье вся такая, фуфыр-фуфыр! Глазки мне строила. Но Таня её потом на Джастина Бибера переключила. И танцевать с ним назло мне пошла.
Наелись мы, напились - Таня устриц с шампанским, а я пирожных с газировкой - и домой на такси поехали. Завтра же на работу.
- Слушай, а давай к маме заскочим, - говорю.
- К маме? - удивляется Таня. - Ну, давай...
- А ты почему удивляешься? - спрашиваю. - Ты что, против?
- Да нет, - говорит. - Я, наоборот, очень даже за. Просто ты уж год как у неё не был, всё некогда тебе.
- Год? - изумляюсь я самому себе. - И чем это, интересно, я так всё время занят?..
Мама теперь на окраине города живёт, в спальный район переехала.
А я её даже не узнал сначала. Старенькая стала, сухонькая и с палочкой.
- Мама, ты почему с палочкой?
- Так я, сынок, как ногу сломала, так, почитай, год уже из дома не выбираюсь. А тебя, сыночек, всё нет и нет. Господи, радость-то, радость! - мама вокруг нас суетится. - Проходите в комнату, только у меня тут не прибрано. Ну да это ничего, ничего. Сейчас как раз Анюта из Германии звонить будет, поговорите в кои-то веки с сестрой. Ой, радость-то какая! Радость...
- Да ты проснись уже! Отцу зарплату прибавили, и это значит... - мама таинственно округляет глаза. - И это значит, что летом мы всей семьёй - папа, ты, я и Анюта рванём на море в Туапсе!
- Так значит, папа живой?!
- Типун тебе на язык, Серёжка! И вообще, давай уже вставай, а то на контрольную опоздаешь.
Так значит, это был сон...
- Это сон! - ору я, как оглашенный, и подкидываю к потолку подушку.
Тут звонит телефон.
- Алё, Серёж, это я - Таня. Ты прогулять ещё не передумал?
- Нет...
- Тогда я с тобой, ага?
- Ты что? Ты же по математике отличница!
- Ну и что! И вообще, чтобы ты всякого такого не думал, я просто так буду прогуливать, не из-за тебя! - говорит Таня, и я чувствую, как на том конце провода она краснеет.
- Да я ничего такого не думаю...
- Слушай, мне тут Синяков звонил... Он тоже прогулять решил. Из солидарности. На "Аватара" зовёт, только тебе звонить после вчерашнего боится. Меня попросил...
Я вешаю трубку и иду на кухню к маме, которая жарит оладушки.
Я иду к маме на кухню и думаю про контрольную, про Таню, про Кольку Синякова, а ещё про школу и папу. И ещё про многое другое, от чего мне, признаюсь, стыдно. Просто удивительно, сколько всего можно успеть передумать, пока идёшь из комнаты на кухню. А ещё, знаете, что удивительно? Вчера ночью я был самым несчастным мальчиком на свете, а сегодня утром уже самый счастливый. Как такое возможно?
Я иду на кухню, я иду к маме и несу ей цветы. Точнее горшок с геранью, который взял на телефонной тумбочке. А над головой у меня жужжит муха. Настырненько так жужжит, выразительно, потому что не муха это вовсе. А настоящий фей.