Никольская Ирина : другие произведения.

Выше Любви

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 5.10*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Далеко на Севере, где работают специалисты со всей России полюбили друг друга кавказский мальчишка и русская девочка. Сможет ли эта любовь победить религиозные, национальные и классовые различия? Выпускники покидают маленький таежный поселок, где жизнь казалась простой и однозначной. Окружающая действительность диктует свои правила. Они, вдруг, понимают, что принадлежат к разным мирам. Смогут ли повзрослевшие герои научиться уважать и принимать ценности друг друга. Возможно ли, вообще, сохранить любовь, когда весь окружающий мир - против.
  Пролог
   Сколько времени потратил он, чтобы выманить, заставить ее приехать сюда, на край земли. И отомстить ей. Жестоко, чтобы страдала, как страдал он все эти годы. Любил ее и ненавидел. Сейчас любил - стоял за углом старенького деревянного клуба, смотрел на нее, не в силах сдвинуться с места, разрушить очарование. Заметно выделялась на фоне бывших подруг - изящная, стройная. Темные волосы выбились из-под шапочки. Голубая норковая шубка оттеняла смуглое лицо, подчеркивала цвет глаз. Совсем не изменилась! Словно не было этих пятнадцати лет. Она повзрослела и стала еще прекраснее.
  - Камилла!
  Замерла. Время вдруг до невозможности замедлилось, снежинки в свете фонаря уже не метались хаотично, а четко, осмысленно кружили в хороводе и, сверкая гранями опускались. Камилла медленно поворачивала голову. Вот видно только мочку уха с капелькой серьги в ней, вот профиль, нежный до боли знакомый. И вот уже на него смотрят огромные фиалковые глаза.
  - Камиль! Ты - здесь?
  - Уже, пару месяцев. Теперь и ты приехала! - Камо обхватил ее сильными руками, кружил, как в юности. Она не визжала, молчала. Остановился. Вдруг осознал, какая теперь лежит между ними пропасть. Пропасть лет, прожитых в разных параллелях. Это он следил за ней, собирал информацию, подстраховывал, но она-то ничего о нем не знала. Забыла, отвыкла.
  Камилла подняла голову, посмотрела серьезно, обожгла фиолетовым огнем. Ее глаза! Такого необычного цвета. Они снились ему все эти годы.
  Нет, не расслабляться! Месть! Только месть успокоит его. Или смерть, ее смерть. Забить бы ее камнями, как это делают на Востоке с неверными женами. Но, Камилла не была ему женой. Была смыслом его существования, его судьбой, его жизнью. Раем и адом. И он еще не придумал казнь, которой она была достойна. Знала бы она, чего стоит сейчас ему, кавказскому мужчине, сдерживать бешенною ярость. И любить, по-прежнему любить.
  - Камиль! Девушка сняла перчатку, провела пальцами по его щеке. Камо закрыл глаза - прикосновение теплой ладони по его оголенным нервам. Будто включился какой-то механизм, кровь горячей волной пульсировала в венах, заставила бешено биться сердце. Снова остро заныло в душе. Камо вздрогнул. Нет, он знал, что это навечно, навсегда, но ему удалось со временем притупить боль, заставить себя жить в другой, новой реальности. Без нее. И вот эта встреча. Вперемешку с болью в груди забурлило счастье. Огромное, почти невыносимое, как награда за столько выстраданных лет. Стоял, замерев, боялся пошевелиться, спугнуть этот сладостный сон.
   - Камиль, - девушка поежилась. - Замерзла.
  Очнулся, распахнул дубленку, укутал, как в юности. Она не отстранилась, прижалась к его груди. Сквозь толстый свитер слушала глухие удары. Он все еще любит ее! Она знала, чувствовала это. За тысячи километров от него, все эти годы. Откуда он здесь? Случайно ли появился через столько лет в трудную минуту ее жизни?
  Фильм не впечатлял. Да, Камо вообще не видел, что творилось на экране. Тихо млел, ощущая тонкий аромат. Сменила. Идет ей, такой серьезной, повзрослевшей. Не удержался, сжал тонкую кисть, большим пальцем наткнулся на обручальное колечко. Замер. Камилла поняла, почему он напрягся, отняла руку, выпрямилась - отстраненная, чужая.
  Снова заныло в груди, будто кто-то вонзил и медленно поворачивает острое лезвие, бередя старую рану. Камо усилием воли прогнал память. Она виновата перед ним, за то, что уехала тогда, жила своей, отдельной от него жизнью. Любила, ее любили. Чужие руки ласкали ее. Ответит за это, позже. А сейчас он сидит рядом, вдыхает ее аромат. Тихая радость снова наполнила его. Что бы там, не было, он заставил ее приехать и сейчас она здесь!
  Камилла устроилась в школу, единственную в этом таежном поселке. Сильнейший преподавательский состав ковал грамотную, разносторонне развитую молодежь. Почти все поступали в ВУЗы, становились отличными специалистами. Работали по всей стране, за границей. Но где бы не находились члены этой огромной разросшейся семьи держали связь, и школа служила каждому негасимым маячком. Население поселка поистине было интернациональным. Поиски нефти и газа в тайге привели к созданию уникальной геологоразведочной экспедиции. Собрались лучшие специалисты - геологи, нефтяники со всей страны. Украинцы, русские, татары, чеченцы. Сплоченные общей целью, дружили целыми поколениями. Общий сайт объединял не одноклассников, а одношкольников.
   Север не отпускал. Тянуло подышать воздухом, пропитанным только что распустившейся лиственницей, постоять на круче над огромной рекой, уносящей свои воды к ледовитому океану. Многие возвращались. В этот мир, почти не тронутый "цивилизацией". И это не в техническом смысле, а скорее в моральном. Хотелось укрыться не от суеты, а скорее от "нечистоты" большого мира. Казалось, что взрастивший их мирок сохранил в первозданной чистоте совесть, верность, порядочность, неосложненное подтекстом существование, созвучное их душевному настрою. Может быть, поэтому возвращались в этот затерянный в тайге поселок геологоразведчиков. Вот и Камилла вернулась.
  Фильм закончился. Камо проводил. Ей выделили комнатку в общежитии. Долго смотрел на ее тень за шторой . Как она жила без него? Годами собирал информацию, но теперь, казалось, ничего о ней не знал. Смахнул рукой налипающий на лицо снег, а заодно и роящиеся в голове вопросы. Главное, что она здесь. Камилла здесь!
  Подгоняемый морозом, бодро шагал домой, наливая кипяток в огромный бокал, плеснул коньяку. Горячо! Плюнул, отпил коньяк прямо из бутылки. Приятное тепло разлилось внутри, успокаивая натянутые нервы. Камо закрыл глаза. Не хотелось ни о чем думать. Канули в небытие все годы, проведенные в чужих краях. Растаяла черная злоба, которую копил, предвкушая месть. Мозг расслабился, будто заснул. И только сердце отбивало свой вечный ритм:
  - Камилла, Камилла.
  
  Часть первая
  Глава первая
  Они родились в один день. Маленькая палата на двух рожениц. Мальчик появился на свет первым, басовито кричал, выпрастывал из пеленок маленькую ручонку, с привязанной к ней биркой, совсем не хотел лежать смирно. Мать смеялась - танцор. Ее муж - до невозможности красивый кавказец, прямо на снегу танцевал лезгинку - сын родился. Отец девчушки, главный инженер экспедиции, взобравшись на завалинку деревянной больницы, с нежностью смотрел на ослабевшую жену, долгожданную дочь. Женщины сдружились, долго спорили, подбирая имена, наконец, определились - Камиль и Камилла.
  Дружно росли, сначала детский сад, потом школа. Жизнь не пощадила. Сначала у Камиллы умерла мать, потом авария на буровой забрала у мальчишки отца. Воспитанием детей занималась бабушка Камиллы. Педагог со стажем, она не давала им никаких поблажек. К десятому классу оба прекрасно владели английским, закончили музыкальную школу по классу фортепиано. Камиль вырос и превратился в Камо. Кличка шла ему, что-то из революционного прошлого. Высокий, красивый брюнет. И, правда красивый - темно карие, почти черные глаза, ямочка на мужественном подбородке. Добрая половина девчонок в школе сохла по нему.
  Камилла оставалась худеньким нескладным подростком. Заплетенные в косу густые каштановые волосы, смуглое узкое лицо. Единственным ее достоянием были глаза - необыкновенного фиалкового цвета. Бабушка успокаивала девчонку:
  - Ты станешь настоящей красавицей. Как только подрастешь.
  - Когда же я подрасту, бабушка? Камиль вон, какой вымахал, за ним все девчонки в школе бегают. Он вчера так на Таньку смотрел, у нее грудь уже второй номер, а у меня нулевой.
  - Скоро девочка, очень скоро, - улыбалась пожилая женщина. И улыбка ее была горька. Она видела, знала - Камилю не нужно смотреть на ее внучку, как-то особенно. Он весь в ней, пророс всем своим существом, стал с ней одним целым. Словно кто-то еще до рождения соединил их души. Бабушка чувствовала, насколько опасен для ее внучки этот красивый кавказский парень. С детства оберегает и защищает ее, надежен - не даст упасть и волосу с ее головы. Его привязанность выше земного чувства, это что-то запредельное, то, что не каждый может постичь. А ведь, он еще не любит Камиллу как женщину. Еще не раскрыл для себя ее женскую суть. Опытной душой бабушка видела, в какую красавицу превращается ее девочка. Прекрасно воспитанная, настоящая леди. Дворянские корни и последующие питерские поколения оставили девушке неповторимую грацию, утонченность и благородство. Во времена всеобщего дефицита бабушка доставала для внучки тончайшее итальянское белье, научила любить себя, одеваться женственно, элегантно. Камиль тоже приложил руку - своим покровительством сделал ее нежной и беззащитной. Бабушка с грустью думала, не обернется ли когда-нибудь это покровительство удавкой для ее внучки. Только она знала, как сильна духом Камилла, хрупкая внешность обманчива, девочка горда и независима.
  Камо поразился, когда понял это. Конец девятого, начало лета. Река отпраздновала наступление тепла бурным ледоходом. На Большой земле, так называли всю остальную Россию, давно лето, а здесь все только начинается. Огромные льдины проносились мимо просыпающегося после зимней спячки поселка. Неделю река стонала, трещала и грохотала. Потом покрылась мелкой рябью, и наконец, успокоилась голубая, кристально холодная. Появились первые моторки. Шустрые лодки бороздили многочисленные протоки - рыбаки спешили поставить сети, закидушки. Камилла опустила руку в холодную воду. Дюралевая лодка легко рассекала волны. Хорошо, что отец взял их с собой. После заточения в долгом снежном плену хотелось на природу. В лесу было здорово. Тонкий аромат распустившейся лиственницы бальзамом растекался внутри. Пушистые подснежники пестрели среди мха, пахли талым снегом и еще чем-то, тонко, неуловимо. Но лучше всего было на той стороне. Плоский песчаный берег плавно переходил в ковер разнотравья. Здесь уже распустились голубые колокольчики, незабудки, белая кашка и куча других цветов, с неизвестным названием.
  Буйство красок и запахов кружило голову. Взрослые ставили рогатки для удочек, молодежь отправилась собирать хворост. Камилла рвала колокольчики, нежилась под теплым солнцем. Смех ее звучал все дальше и дальше, пока не прекратился совсем. Камо натаскал огромную кучу хвороста, развел костер.
  - Куда пропала эта девчонка? Продирался сквозь сухостой, почти по колено утопая во мху. Она не отзывалась. Вот оно огромное шаманское дерево. Говорят, ему тысяча лет. Еще, говорят, если загадать здесь желание и завязать ленточку на ветке, то оно обязательно сбудется. Камо не верил этим сказкам. Парень огляделся, Камилла была здесь - мох изрядно притоптан. Да где же она? Вверху треснул сук. Девушка сидела на ветке и старательно привязывала к ней свою капроновую ленту.
  - И что мы там загадали? - Камо стоял, расставив ноги и задрав голову, смотрел на эту легкую бесстрашную обезьянку.
  - Секрет, - девчонка завязала роскошный бант, резанула его фиолетовыми глазами. - Угадай!
  - Наверное, чтобы отец поймал для тебя огромную стерлядку. Или, нет. Чтобы бабушка испекла торт, и ты одна его слопала. Нет?
   Девушка покрутила у виска и начала спускаться с дерева. Сухая ветка, на которой она сидела, обломилась и Камилла грохнулась с высоты трех метров. Камо успел подхватить ее, но не удержался и упал на спину. Было мягко, мох смягчил падение. Девчонка приземлилась прямо ему на грудь, лежала зажмурившись, затаив дыхание. Камо хохотнул внутри над ее сморщенным носом. Спешно закрыл глаза, притворился, что без сознания. Камилла приняла его игру. Бедный, весь такой пострадавший, лежит беспомощный, но держит крепко. Она залюбовалась его лицом. Какой красивый! Самый красивый на свете! Прикоснулась губами к его щеке, легко, будто мотылек задел крылышком. Парень резко развернул девчонку. Оказался сверху. Склонился над ней. Чертовка смотрела на него со страхом и любопытством. Что он сделает сейчас? Поцелует? Нет, не посмеет. Интересно, как он попросит разрешения? Словами или взглядом? Не попросил. Поцелуй страстный, глубокий, взасос ошеломил девушку. Появилась слабость в руках, закружилась голова. Поцеловал и долго смотрел на нее странно, ненасытно. Ей стало не по себе.
  - Пусти! - Встала под деревом. - Ты не должен был. Мы не должны.
  - Ведешь себя, как маленький ребенок. Все равно ты будешь моей.
  -Я и есть ребенок. И я не твоя собственность. - Камилла посмотрела на него по- взрослому, с достоинством, потом улыбнулась. - А знаешь, что я загадала? Чтобы мы всегда были вместе! Догоняй! - и помчалась к костру, как молодая косуля, смешно раскидывая ноги.
  Потом сидели у костра, ели уху из больших алюминиевых чашек, слушали брехливые рыбацкие байки. Девушка смущалась, прятала глаза. Камо задумчиво смотрел в огонь - он и не заметил, как повзрослела Камилла. Твердо отстаивала свое мнение. Принципиальная, гордая. Нелегко будет с ней. Но, за это он любил ее еще больше.
  Вспомнил, как жил у них прошлой зимой. Его мать лежала в больнице, целый месяц - лечили последствия перитонита. Камо мог жить и один, большой уже, самостоятельный, но Камилкина бабушка и слышать ничего не хотела. Забрала его к себе, успокоила мать - пацан под присмотром. Спал в зале на диване, постоянное его место здесь, когда ночевал. С самого детства торчал у них, знал каждый закуток, но теперь ощущал все, но новому.
  Просыпался рано, лежал, прислушивался. Вот будили Камиллу, она капризничала, не слушалась бабушки. Потом долго умывалась, плескалась в ванной. Пока собиралась в школу в своей комнатке, Камо успевал умыться, убрать постель. Завтрак - настоящий полноценный. Каши на молоке, кофе. Белая скатерть, серебро. Бабушка не терпела клеенок на столах и вообще не признавала временного северного быта. Привезла из Питера все эти прекрасные мелочи, которые невозможно было достать в поселке. На Север завозили только самое необходимое. Трубы завозили на буровые, технику, оборудование. А для населения - железные койки с панцирными сетками, алюминиевую посуду. Временно все здесь, можно и потерпеть. Бабушка не соглашалась, говорила: "Все временное - самое постоянное" и была права. Целое поколение выросло в таких походных условиях, многие, с трудом потом приобщались к жизни на Большой земле.
  Вечерами вместе готовили уроки, оба были гуманитарии - литература, языки. Камилкин отец помогал с математикой, физикой. Когда-то давно преподавал в Университете. Обладал уникальной способностью, донести, объяснить, помочь добраться до самой сути. Благодаря ему оба учились отлично. Свободного времени оставалось много, бабушка заставляла играть на пианино, читать книги. Камо напрягался, но ради Камилки готов был терпеть и эти муки. Нравилось наблюдать, как взрослые баловали эту капризную принцессу. Сам привык к спартанской обстановке. Мать постоянно работала, копила деньги, чтобы сын ни в чем не нуждался, выучился, стал человеком.
  Камилла обитала в своем маленьком благополучном мирке, суровое северное существование как будто не коснулась ее. Как же она будет жить, когда вырастет, когда столкнется с реалиями жизни? Камо пытался поговорить об этом с бабушкой. Та посмотрела серьезно на этого не по годам взрослого мальчишку:
   - Понимаешь, Камиль - есть женщины и есть леди. Вот моя Камилла - маленькая леди. Она знает и умеет все, что нужно. Остальное должно лечь на плечи ее избранника. Обладать такой женщиной, сама по себе уже большая честь для мужчины. Он должен оберегать ее от тяжелой работы, невзгод, неприглядной стороны жизни. Рядом с такой женщиной, и он будет чувствовать себя настоящим мужиком. И никогда не думай, что недостоин. Вся сила в стержне, который внутри тебя. Кстати даже у Камилки есть такой стержень. Не смотри, что она нежна и капризна. Она еще проявит себя.
  И она проявила. Бабушка подвернула ногу, поскользнулась на крыльце. Врач наложил тугую повязку. Лежала в своей комнате, охала - как же дети справятся. Они справились, Камилла справилась. Вставала сама, готовила завтраки, кормила мужчин и бабушку. Убирала, стирала, гладила. Навещала вместе с Камо его мать в больнице. Вечерами во время занятий клевала носом и засыпала, едва добравшись до постели. Уставала, но не жаловалась.
  Камо пытался помочь, но был отстранен от чисто "женских" дел - стирки, готовки, уборки. Находил "мужскую" работу - чистил снег во дворе, ходил в магазин. По выходным ездил с Камилкиным отцом за льдом. Распиливали большие голубые квадраты, возили на санках. Кололи и топили в бочке на кухне. Это была самая вкусная речная вода. Чистая, волшебно полезная.
  Камо устраивало это распределение ролей. Привычно - все так, как у его родственников на Кавказе. Вдыхал аромат свежевыстиранной рубахи, выглаженной ее руками. Камилла удивляла, поражала. Все она, оказывается, знает и умеет. Уставала, конечно, уснула однажды над задачей по физике. Отец инспектировал буровые, улетел на несколько дней. Камо с нежностью смотрел на заснувшую девочку. Жалко было будить, взял на руки, понес на кровать. Камилла сонно посмотрела на него, потом доверчиво обняла за шею, прижалась щекой. Защемило вдруг в груди - "Моя", "моя". Не хотелось отпускать, так бы и нес километрами, легкую, худенькую. В тот вечер Камо поклялся себе стать настоящим мужиком, стать достойным.
  Достойным кого? Этого капризного избалованного монстра? Именно в такого и превратилась опять Камилла, как только бабушка поправилась. Опять ее долго будили по утрам. Ковырялась в тарелке, перекладывая ненавистную кашу, упрямо шла с мужчинами за льдом на реку, где не помогала, а только мешалась. Пока те работали, взбиралась, на искрящиеся от солнца торосы, рискуя порезаться об острые грани. Уставшая, карабкалась на сани. Приходилось везти и лед и ее. Камо не возмущался больше такому беззаботному поведению. Улыбался. Тянул тяжелые сани, готов был всю жизнь тащить свою ношу.
  Глава вторая
  Эти последние школьные каникулы Камо провел на Кавказе, гостил у многочисленной родни, ходил на свадьбы, учился танцевать лезгинку. Музыкальным слухом впитывал в себя ритмы танцев, созвучные природе кавказских гор. Все время скучал по Камилке, писал ей в Питер. Вот уже конец сентября, все вернулись в поселок, начались занятия в школе, а ее все нет. Бабушка приболела, они задерживались. В классе появился новенький - Юрка. Светлый, голубоглазый парень. Его отец - летчик. Вертолетный отряд теперь базировался в поселке, развозил вахты газовиков по буровым, разбросанным в тайге. Новенький легко влился в коллектив. Девчонки вздыхали - высокий, качок. Камо не ревновал, поделился своей популярностью. Парни подружились. Юрка затащил нового друга в качалку, Камо Юрку в танцевальный кружок. Голубоглазый увалень честно пытался повторять танцевальные движения, отдавил преподавателю ноги, и плюнув бросил. Теперь со стороны любовался грацией Камо, когда тот, встав на носочки и вскинув руки, показывал танцы своей родины.
  Сошлись на музыке. Оказывается, Юрка хорошо играл на гитаре и пел. Даже пытался сочинять сам. Решили создать музыкальный ансамбль. Ребята быстро подобрались, начались репетиции. Не хватало только клавишных. Камо отказывал всем, ждал Камиллу.
  Еще только сентябрь, а землю уже приморозило. Юрка удивлялся ранним холодам. По выходным отец в нарушение всех правил брал сына с собой в рейс. Мечтает быть летчиком - пусть привыкает. Парень с удивлением рассматривал тайгу. Сверху видно все, как на ладони. Осенняя, разноцветная. С высоты ели и сосны кажутся черными, желтые рощицы берез разбавлены красными осинами. На фоне опавших листьев ярко выделяются поляны брусничника. Круглые чаши озер, еще не затянутые льдом отражают облака. И вот она река, огромная, петляет в песках. Вертолет завис над водой, свинцово-серая тяжелая масса покрылась рябью. Отсюда река казалась еще шире, Юрка с трудом различал противоположный берег.
  - Видел! Какая мощь! - отец протянул вертушку по фарватеру реки и снова поднялся в небо. Вообще-то отец был военным летчиком, теперь вышел в отставку и решил махнуть на Север.
  Юрка совсем не жалел о переезде. Его поразили огромные просторы, нетронутая дикая природа, а главное люди. Не взирая, на различие в возрасте, национальность, вероисповедание - всех объединяла простота общения, неподдельное чувство товарищества. Казалось, здесь образовался свой особый этнос, слитый воедино, исповедующий одну религию братства. Объединению способствовал и незамысловатый северный быт со своими законами и правилами для выживания в этом суровом краю.
  С самого первого дня в школе Юрка понял, тебя ценят как тебя самого, за то, что знаешь и умеешь, а не за папины деньги или заслуги. Здесь не приветствуются дешевые понты, каждый человек ценен и имеет свое особое место. Например, гулящая Марго тоже на своем месте. И никто не обидит ее сына в школе. Место у его матери такое. Дядя Федор, всю зиму, собирающий бутылки и отправляющий их с первой баржой в Якутск, не менее уважаем, чем начальник экспедиции. Все это новичок постиг каким-то чутьем, подивился необычности местного общества, и очень быстро встроился. Эти понятия и правила перекликались с его внутренними убеждениями - суть жизни в простоте, и не нужно ничего лишнего.
  Районный городок, небольшое деревянное здание на взлетной полосе оказалось аэропортом. Отец не разрешал Юрке покинуть вертолет, пока полностью не остановится винт.
  - Заберем наших, поселковых: из отпуска возвращаются. Сюда добрались на самолете. Сбегай, помоги с багажом.
  Уши еще не привыкли к наступившей тишине. Юрка мчался на подмогу к пассажиркам, обвешанным чемоданами и баулами. Освободил пожилую женщину от груза, понес багаж к вертолету. Вторым рейсом вернулся помочь молоденькой девушке. Протянул руку за сумкой, заглянул в лицо. Да так и остался стоять с протянутой рукой. Боже! Он еще никогда не видел такой красоты! Копна каштановых волос, темно-вишневые губы и глаза - фиолетовые, яркие на смуглом удлиненном лице.
  Девушка отдала ему сумку, догнала бабушку и первая впрыгнула в салон. Юрка вдруг онемел, оглох и ослеп. Необычная красота пассажирки поразила его яркой вспышкой. Захотелось выглядеть старше, значимее. Неторопливой, как ему казалось, крутой походкой бывалого таежника Юрка обошел вертолет, зачем-то попинал шасси. Все еще в ступоре машинально уселся напротив девушки. Огромный винт, медленно раскручиваясь, поднял в воздух летательный аппарат, понес их к дому.
   Парень уставился в пол, не в силах повернуть голову и посмотреть на нее. Он понял уже, знал кто это. Боже! Сделай чудо. Пусть это будет не она. Не девушка его лучшего друга.
  Чудес не бывает. Юрка увидел с высоты птичьего полета яркую точку. Это Камо в своей красной куртке бежал по взлетной полосе. С утра дежурил в аэропорту, вместе с Камилкиным отцом - передали по рации, везут семью главного инженера. Пропеллер еще молотил, поднимал в воздух песок. Камо ждал, сердце билось где-то в горле, от бега и от волнения. Летчик из кабины грозил кулаком, чтобы не смел приближаться к машине до полной остановки.
  Камилла вывалилась ему прямо в руки, подхватил девушку, закружил. Она завизжала, отбиваясь:
  - Меня и так укачало, сумасшедший!
  - Камилка! Дай я на тебя посмотрю! - парень отстранил девушку. Стоял истуканом, так же как недавно Юрка, пораженный ее внезапно распустившейся красотой.
  Девушка бросилась к отцу, соскучилась за четыре месяца. Отец крепко обнял дочь:
  - Я тебя не узнал, выросла за лето. Правда, Камиль?
  - Да, выросла.
  Мягко сказано. Из нескладного худенького подростка она превратилась в стройную красавицу. Округлилась в самых женских местах. Волосы до пояса, яркий красиво очерченный рот. Прежними остались, пожалуй, глаза, но и в них появилась какая-то тайна.
  Глава третья
  Камо не спал в эту ночь. Перед глазами ее лицо. Ну да, он с ней неразрывно связан, любил ее как часть себя, такую всю свою, родную. Никогда не смотрел на нее глазами мужчины. Для этого были другие, зазывно качали бедрами, стреляли глазами, будя в нем мужское начало. Никогда не представлял Камиллу в эротических фантазиях, ему в голову не приходило нечисто подумать о девчонке. Да она и походила больше на худенького парнишку. Если бы не волосы. Теперь все изменилось. За одно лето. Как будто впервые увидел эту девушку. Она казалась загадочной, недоступной. Понравится ли он ей как мужчина, или она видит в нем всего лишь друга? Камо впервые почувствовал неуверенность в себе. Вспомнил, как девушка с интересом посмотрела на Юрку, когда он знакомил их. В груди кольнуло, стало неуютно от тревожного предчувствия.
  Заснул Камо под утро, и, конечно же, проспал. Ворвался в класс со звонком, Камилла сидела на своем обычном месте, ждала его. Заглянул ей в лицо и утонул в лучистых смеющихся глазах. Внешне ничего не изменилось, на переменках она кормила его бабушкиными пирогами, теперь делились на троих. Юрка стал их неизменным спутником. С приездом Камиллы ансамбль в школе заработал на полную катушку. Сначала разучили популярные песни, потом написали парочку своих, и получилось неплохо. Их приглашали выступать по праздникам, сначала в поселковом клубе, потом на свадьбах в единственный ресторан. Деньги были кстати - заказали костюмы для ансамбля. Все замирали, когда Камо танцевал лезгинку - стройный, гибкий - в черкеске, с серебристыми газырями. Он едва касался пола, вставал на носочки, вытягивая стройные ноги. Асса! Кавказские ритмы никого не оставляли равнодушными, все дружно хлопали в такт музыке, ноги сами пускались в пляс.
   Камилла, тоже летом зря времени не теряла, прекрасно освоила модную ламбаду. В школе научила всех, кто желал. Когда выходила на сцену с Камилем, зал выл от восторга. Их долго не отпускали, заставляли танцевать на бис. Парню с трудом давался этот танец. Держать ее за талию, чувствовать, как она прикасается к нему бедрами, было выше его сил. Девушка прогибалась назад, почти касаясь пола волосами, выгибала длинную шею. Камо из последних сил держал себя в руках, смотрел на ее голый пупок, почти терял над собой контроль, пытаясь усмирить нарастающее желание. Что поделаешь - горячий кавказский парень! Камилла, казалась, не замечала его муки, дразнила. Незаметно, прижималась телом, будто невзначай, на мгновение. Тут же отстранялась, с невозмутимым видом - танец. Парень видел - она играет с ним, не понимая еще, чем это может закончиться.
  Доигралась! Однажды не сдержал себя, не смог. Только что ушли за кулисы, как и положено в ламбаде. Камо не отпускал, прижимался крепко, жарко целовал в шею. Она пыталась отстраниться, он удержал за талию. Еще не хватало, чтобы его состояние увидели все. Вырвалась, убежала. Камо выскочил на мороз. Коченел, пытаясь привести себя в чувство. Боже, ну как теперь посмотреть ей в глаза! Вышел Юрка:
  - Извинись перед ней. Ты оскорбил ее, извинись.
  - Да какое тебе дело? Что ты лезешь? На правах друга? - Камо был зол и сейчас не выбирал выражения.
  - Да, я друг тебе, и ей тоже. Извинись. С ней нельзя так. Она - другая, не такая, как все эти.
  Камо прозрел. Он догадывался и раньше! Видел, какими глазами смотрит Юрка на Камиллу. Пел ей любовные песенки и тоскливо смотрел в глаза!
  - Без тебя разберемся! Ты лишний здесь. Какое имеешь право диктовать, как мне вести себя со своей девушкой!
  - Я люблю ее, - Юрка сказал тихо, но для Камо это прозвучало громом в пронзительной тишине.
  - Ты! Да, как ты! - Камо не находил слов. - Она моя!
  - Она не твоя собственность. Юрка стоял, расставив ноги, упрямо набычившись. Смотрел своими голубыми глазами в упор. - Я не стану мешать, но любить ее ты мне запретишь. Поверь, Камо, я не хотел, так получилось.
  Камиль вздрогнул. Он уже слышал эти слова от нее. Белобрысый чужой парень их повторил и Камо был в бешенстве. Впервые ревность затронула его сердце. Он круто развернулся и пошел в клуб. Сейчас он покажет, кому она принадлежит. Камилла стояла, уткнувшись лбом в тяжелую пыльную портьеру. Обнял ее за плечи, она не отстранилась, ждала его.
  - Прости меня, мы просто выросли, прости, - развернул ее, прикоснулся губами к мокрой щеке, - Ты плакала? Прости. Целовал ее лицо, нашел приоткрытые губы. Начал нежно, чтобы не обидеть, не испугать. Осторожно проник языком глубже, пил ее вкус, восхитительный, сладкий. Девушка стала неумело отвечать ему, обняла за шею. Камо ликовал, почувствовал ее дрожь, притянул ближе. Едва контролировал себя, следил за ее реакцией - она не возражала. Прижался еще плотнее. Почувствовал ее упругую грудь. Сердце глухо бомбило грудную клетку. Руки ласкали девичье тело. С трудом оторвался от ее губ:
  - Люблю тебя, всегда любил.
  Камилла доверчиво прижималась к нему.
  После концерта долго стояли у калитки, целовались. Бабушка, молча посмотрела на ее припухшие губы, вздохнула, принесла коробочку таблеток.
  - Когда это произойдет в первый раз, начинай принимать по схеме. Бабушка была реалисткой, она знала этого парня как никто другой, и понимала - нет у ее внучки шансов миновать его яростной любви. Только принесет ли эта любовь счастье Камилле?
  Глава четвертая
  Отношения с Юркой разладились. Друзья, по-прежнему общались, репетировали по вечерам, но в отношениях пропала непринужденность, легкость. Они как будто соревновались в чем-то. Камилла часто замечала противостояние, когда они смотрели друг на друга. Эти взгляды! Яростный Камо и спокойный упрямый Юркин. Девушка понимала, что является причиной разлада. Юрка влюблен в нее, она знала, чувствовала это. Он тоже нравился ей - красивый, сильный, уверенный в себе. Сочинял песни и пел на репетициях, как будто специально для нее. Камилла смущалась. Парень был для нее чужим непознанным и это очень волновало. С Камилем все было по-другому. Они предназначены друг для друга и это непререкаемая истина. Быть одним целым - это их место в этом обществе. Все просто и понятно. Но не для Юрки.
  Остановил Камиля, когда тот проводил девушку и счастливый бежал домой, нараспашку, не замечая мороза.
  - Поговорить надо. Пошли ко мне, мать на работе, отец в командировке. Пили водку, бутылку на двоих. Камо подобрел к менее удачливому сопернику. Расслабился.
  - О чем ты хотел поговорить?
  - Ты друг мне, Камо. И так будет всегда. Но, я хотел попросить тебя. - Юрка замялся, не в силах облечь свои мысли в слова, потом подобрался весь и выдал:
  - Не трогай ее!
  Камо замер, сжал кулаки. Представил, как будет наносить удары по этой наглой физиономии.
  - Да, погоди ты! Не кипятись. Я дал слово и держу его. Но я люблю ее и жалею. Пожалей и ты, побереги - девчонка она еще.
  Камо встал, отбросил ногой стул:
  - Уж, не для тебя ли я должен ее беречь!
  - Для себя, для нее, - умел друг найти нужные слова. Камо понял, почувствовал - не о себе заботится Юрка, о ней. Но, по какому праву?
  Через неделю соревнования по тхеквондо. Долго тряслись в школьном автобусе до районного города. Защищали честь поселка. Юрка выступал в другом весе и схлестнуться им не пришлось. Зато вечером им обоим так намяли бока, что оба оказались в больнице. По случаю победы в соревнованиях, вопреки запрету тренера пошли в кафе. Население городка на 99,9 % - якуты. Заказали водки, вели себя нагло. Сорили деньгами, подтверждая особый статус газодобывающего поселка, среди небогатого местного населения. Выпендривались, словно не замечая неодобрительных взглядов посетителей кафе. Здорово выпили, полезли знакомиться к девчонкам. Ну, кто вынесет такую наглость от приезжих! Подкараулили на улице, навалились толпой, отметелили, будь здоров.
  Лежали в палате на соседних койках, с разбитыми лицами, кулаками. Юрка неудачно упал, подвернул ногу, У Камо трещина в ребре. Врач ругал их, на чем свет стоит:
  - Из-за вас теперь и местным пацанам попадет, тхеквондисты хреновы. Ждите милицию!
  Кто-то постучал, парни притихли, вытянулись на кроватях по струнке. В приоткрытую дверь медленно просунулось круглое лицо с заплывшими от фингалов глазами. Это было настолько неожиданно и уморительно! Вместо милиции то! Побитый якут, с участием наблюдал, как его вчерашние оппоненты корчатся в судорогах. Видно дела их совсем плохи. Светлый парень держался за живот, трясся, не в силах вздохнуть. А темноволосый, схватившись за забинтованную грудь, издавал громкие стоны.
  Ввалились все. Вот они участники драки, тоже, здорово побитые. Привели старшего с собой - переговорщика.
  Камо, все еще корчась от смеха, представил Юрке:
   - Это Валера, его отец охотник, тайгу знает, как свои пять пальцев.
  Вообще то, Валера был сахаляром. Мать русская, отец - якут. Школу закончил еще в прошлом году и теперь охотничал вместе с отцом. Валеру уважали за житейскую мудрость, справедливость. В районном городе и поселке он пользовался непререкаемым авторитетом среди молодежи. Все конфликты решались при его участии.
  
  - Вы, пацаны, того. Не обижайтесь, однако. Но, сами же виноваты, зачем к нашим девчонкам приставали?
  - Да, ладно, бывает. Не обижаемся мы, и вы тоже, того - не обижайтесь, - Юрка наржался и теперь взял на себя роль переговорщика. Камо не то, что говорить, дышать спокойно не мог, каждый вдох отдавался в груди резкой болью. Якутские парни подходили по очереди, жали руки.
  
  Юрка не удержался, пошутил:
  
  - А девчонки-то классные были! Особенно Сарданка! На японочку похожа.
  Якуты, было, напряглись, но тут появилось видение:
  - А где это классные девчонки? Поедете вы у меня еще куда-нибудь одни, - Камилла сняла шапку, тряхнула длинными волосами.
  Все оторопело смотрели на красавицу. Откуда она появилась. Из какой сказки?
  - Ну, ты даешь! Выросла, похорошела. Валерка обошел Камиллу.
  - Да, ладно тебе! Ты, лучше вон с этими разберись, - девушка кивнула на понурую делегацию.
  - Да помирил я их уже. Зайди к нам, мать тебе сшила новые унты и твоему отцу нужно кое- что передать, потом, сам отвезу в поселок.
  - Зайду, а теперь, кыш, - прогнала девушка делегацию.
  Угощала больных бабушкиными пирогами, поила чаем с вареньем. Ругала за водку, за драку. Уходя, поцеловала обоих. Юрку в щеку, Камо в губы.
  После ее ухода молчали, думали каждый о своем и оба, о ней. Этот случай их как-то расслабил. Вернулась прежняя теплота в отношениях, больше доверия. Жизнь все расставит по своим местам.
  Глава пятая
  Первое полугодие пролетело быстро. Парни, снова занимались спортом, играли в ансамбле, готовились к Новому году. Троица вела себя так, как будто ничего не произошло. Юрка, сочинял новые песни, дурачился. Камо зорко следил за ним, но, тот ничем себя не выдавал. Камиллу теперь безоговорочно признавали в школе первой красавицей, и нравилась она многим. Но кто бы решился перейти дорогу Камо! Тот мог считать себя трупом. Юрка - другое дело. Он не видел, как они вместе росли, как вместе постигали жизнь. Он считал себя равным Камо и признавал девушку свободной самостоятельной личностью. Свободной, от него, Камиля - этого он Юрке не мог простить. Ревновал дико безудержно. Обнимал ее, словно пытался закрыть от всего остального мира, чтобы не смотрели, не восхищались, не вожделели.
  В это время Камо впервые задумался о своей родовой принадлежности к мусульманской религии. В которой не был воспитан и не понимал до конца уклад жизни на Кавказе. Одно ему нравилось и казалось правильным - ограничение свободы женщины. Любимой, обожаемой, принадлежащей только ему женщины. Но как объяснить это русской девушке? Да не просто русской, а северянке, рожденной и выросшей в этой суровой реальности, где общество, как говорится - ни в Бога, ни в черта... Женщины Севера более самостоятельны и свободны. В каждом регионе России живы старые обычаи, которые влияют на менталитет и поведение народа, его населяющего. Здесь же, из великого разнообразия выплавился особый тип - авантюрный, храбрый, откровенный, абсолютно свободный. Камо взрослел, ему все труднее было отвечать на вопросы, которые ставила перед ним жизнь. И многие ответы шли вразрез с его внутренними убеждениями. Одно он знал точно - Камилла - его.
  Девушка не озадачивала себя. Жила легко и спокойно. Камиль рядом и любит ее. Это ли не счастье. Но почему так тревожат Юркины песни, почему так смущалась она под его настойчивым пытливым взглядом? То, что он неравнодушен к ней - это она понимала. Но, что творится в ее душе? Как разобраться в самой себе.
  В эти выходные отец осматривал место под новую буровую. Прямо с вертолета нужно определить поляну в заснеженной тайге. Взял с собой дочь, на обратном пути навестят охотников. Валерка давно приглашал в гости. Юрка, конечно же, с отцом, сидит вторым пилотом - весь такой важный, взрослый. Пустили в кабину Камиллу. Вид отсюда - совсем другое дело. Единой картиной видна огромная, заснеженная река. Сколько же километров она в ширину! Летом, когда переплываешь ее на моторной лодке, не ощущаешь такого величия. Определили место, опустились. Вертолет сел прямо на замерзшее озеро. Круглое, как блюдце. Вокруг огромные синие ели. Обрамляют глаз озера будто ресницами. Камилла прыгнула вниз и помчалась по снегу. Вот, здорово! В этот день было необыкновенно тепло. Снег сверкал на солнце, слепил глаза. Пока взрослые осматривали берег, отмечали что-то на карте, Юрка и Камилла бороздили снежное покрывало, утопая по колено в снегу.
  - Все! Больше не могу! - девушка раскинула руки и упала в снег. В своем лыжном костюме она была похожа на яркую бабочку. Юрка плюхнулся рядом. Девушка молчала, наблюдала за редкими облаками. Парень вдруг приподнялся, заглянул ей в глаза. Камилла поняла, слегка опустила ресницы - разрешила. Он поцеловал. Сначала нежно, отстранился, посмотрел ей в лицо и снова - напористо решительно страстно. Провел пальцем по ее щеке, она отвернулась. Взял в ладони лицо, повернул к себе. В ее глазах растерянность, смятение, слезы.
  - Люблю тебя. Ты знаешь. Обещал Камо не мешать. Не смог, не удержался. Ты любишь его?
  Камилла молчала. Встала, быстро пошла к вертолету.
  - Ответь! - парень догнал, схватил за руку. - Ты не уверена! Я видел по глазам.
  Девушка вырвала руку:
  - Да! Люблю его! Не смей нам мешать!
   Юрка остановился, вдруг возникла какая-то слабость, подкосились ноги. Сел на снег. Нет, не может быть, что все кончено. Она сама не знает, что говорит. Он видел, чувствовал, когда целовал, она хотела этого. Девчонка просто боится. Сама себя, своих чувств. А если нет? В голове было пусто. Померкли краски. Все вокруг стало черно-белым. Белый снег, черные деревья, черный вертолет. И только она - яркая искра, как слабый лучик надежды.
   Глава шестая
  Следующая остановка у охотничьего балагана. Валеркина семья перебиралась сюда, в глухую тайгу на весь сезон. Отец с сыном охотились, мать выделывала шкурки, шила шапки, вышивала бисером якутские орнаменты. Сколько модниц в поселке щеголяло в шикарных, расшитых ее руками унтах.
  За долгие годы зимовье обросло посильным комфортом. Кроме добротного домика из лиственного кругляка появились баня, дровяной сарай, огород. В холодных сенях тесно стояли бочки и ящики с засоленными груздями, карасями, черемшой. Когда морозы устанавливались, соленья выкладывали в большие тазы, замораживали, потом перегружали в большие фанерные ящики, коробки и хранили до самой весны. Так же поступали и с молоком на якутских фермах - круглые ледяшки развозили по магазинам. Покупатели обычным делом просили не налить, а отрубить пару килограммов. В самом углу сеней большой короб с замороженной брусникой. Ее запасали много: она была панацеей - средство от температуры, витамин С, кисло-сладкая приправа к лесной дичи и оладьям.
  Камилла любила тетю Шуру - так звали Валеркину мать. Рано осиротевшая девочка тянулась к этой доброй простодушной женщине. Делилась с ней своими детскими секретами, а позднее прислушивалась к советам, постигая премудрости женского существования.
  Камилла доставала подарки - черную бархатную ткань, разноцветный бисер, внушительный пакет с конфетами и чаем. А мужчины выгружали из вертолета ящики с тушенкой, сгущенным молоком, макаронами. Новый бензиновый генератор был как нельзя кстати. Теперь можно читать вечерами при свете лампочки. Счастливый Валерка тащил стопки книг. Камилла усмехнулась: "Тащи, тащи - книги подбирала бабушка. Классика - поучительная и познавательная". От себя девушка, сжалившись, добавила несколько томиков фантастики, которую парень любил до чертиков.
  Валерка заметил напряжение между Юркой и Камиллой. Вмешиваться не хотел. Юрка был достойным соперником Камо. Единственным соперником в школе, а может быть и в жизни. Сложно будет этой троице. Но это их жизнь. Хотелось поговорить об этом. Но вопрос-то настолько деликатный. И все время пока топили баню, таскали из полыньи воду, Валерка мучился - не знал, как подступиться, с чего начать.
  Женщины пошли во вторую баню. Распаренные мужчины уже пили чай, обсуждали последние новости. Тетя Шура хлестала девчонку мягкими лапами кедрового сланца. В горячем воздухе стоял аромат хвои. Пахло летом.
  - Отощала совсем, однако, не ешь ничего, что ли?
  - У бабушки не поешь! Возраст у меня такой сейчас - гадкий утенок, так бабушка говорит.
  - Всем бы такими гадкими быть, много твоя бабушка понимат! Сынок вертолетчика вон как жрет глазами-то.
  - Да, ладно вам тетя Шура. Ничего и не жрет.
  - А-то, я не вижу! Смотри, девка.
  - Что смотреть, у меня Камиль есть!
  - Есть-то есть, да кто он тебе? Не брат ли? Выросли уже, поди.
  Камилла задумалась. Дурманящие поцелуи Камо и нежный, волнующий Юркин. До сих пор чувствуется неловкость перед ним, перед собой. Отчего тогда на глаза навернулись слезы, почему убежала? Горячий воздух плавил мозг. Мысли путались и приходили ответы изнутри из самого сердца. Убежала, потому, что испугалась себя самой. Своих ощущений от его поцелуя.
   - Задумалась, девка? Ну, думай. Посиди тут погрейся. А я пойду на стол мужикам соберу.
  Тетя Шура накрыла на стол, позвала ужинать. Камиллы не было.
  - Вот старая дура, совсем забыла, вода там закончилась холодная, девчонке и окатиться нечем. Молодежь, отнесите-ка воды. Валерка по-быстрому навернул макароны с тушенкой и уже лежал с книжкой в руках.
  - Я отнесу - Юрка подхватил ведра и в одном свитере помчался к озеру.
  Обычно воду приносили так: оставляли ведра у двери, стучали и уходили. В приоткрытую дверь, вместе с клубами пара, просовывалась рука, ведра исчезали. Юрка постучал. Помялся у дверей и вошел вместе с ведрами в баню. Камилла спала. Парень оторопел, стоял как столб, уставившись на девушку. Никогда не видел такой красоты. Таскал у отца Плейбой, сидел ночами в интернете, как все пацаны, но никогда не видел ничего подобного.
  Девушка лежала на спине, закинув одну руку за голову. Стройная, длинноногая. Совершенная. Влажная кожа покрыта бисеринками пота, нежная, смугло-розовая. Небольшая округлая грудь соски-вишенки. В голове пронеслось - "Одного цвета с ее губами - вишневого". Юрка тряхнул головой, ну вот теперь, когда буду смотреть на ее рот, буду вспоминать эту удивительной красоты грудь. На одной возле самого ореола родинка. Захотелось прикоснуться, до боли, до потери страха быть обнаруженным. Осторожно погладил упругую выпуклость. Девушка дрогнула, глянул ей в лицо - проснулась, смотрела в упор своими необыкновенными глазами. Юрка не выдержал, склонился и впился ртом ей в губы. Целовал исступленно, не замечая слабого сопротивления. Отстранился, когда закончился воздух в легких, и тут же обожгло щеку. Девушка влепила ему звонкую пощечину. Вскочила, стояла, не прикрываясь, глаза метали молнии.
   - Ну, убей меня теперь! Люблю! Люблю тебя! До смерти. В чем я виноват? Любовь не бывает виноватой, никогда! Как мне теперь жить? Пожалей меня, Камилла! - парень встал на колени, обнял ее, прислонился лбом к ее голому животу.
  Девушка отталкивала его руками.
  - Не пожалеешь.... Юрка встал, - Запомни, ты не принадлежишь Камо! Заберу тебя.
  Окинул взглядом обнаженную девушку и вышел.
  Ее окутало клубами холодного воздуха. Что сейчас было? Она совершенно голая в бане и Юрка. Умылась холодной водой. Захотелось смыть его прикосновения. Было стыдно. Стыдно за то, что понравилось. Телу понравилось. Юрка открыл ей душу, свою боль и теперь не казался чужим. Словно знала его давно, с самого детства, как Камо. Девушка поняла, что парень действительно любит ее. И, не виноват в этом. Любовь не бывает виноватой. А ей, что ей делать с этой любовью?
  Глава седьмая
   На обратном пути молчали. Вечный Камиль ждал возле вертолетной площадки. Девушка бросилась к нему, обняла, прижалась щекой, будто ища защиты, всхлипнула. Юрка молча прошел мимо. Камо понял, почувствовал - что-то произошло между ними. Взял Камиллу за подбородок, заглянул в лицо - отвела глаза. Все внутри собралось в тугой комок и ухнуло вниз. Жег ее темными глазами, требовал ответа. - Тишина. Все так же молча тряхнул за плечи.
  Девушка закрыла глаза. Ну что он меня трясет. Почему так требовательно смотрит. Ничего не хочу объяснять. Не знаю, что отвечать. И должна ли? Развернулась и ушла, оставив его на морозе, с вопросами и сомнениями.
   Камо не замечал, как щиплет лицо, стоял в шоке, новые ощущения и чувства лавиной поднимались из самой глубины его существа. Мозг пытался анализировать, определить свойственность этих чувств его натуре. Сильная любовь к Камилле, дикое чувство собственничества по отношению к ней же, жгучая ненависть к Юрке и желание убить его.
   - У тебя щека побелела, - прохожий привел его в чувство. Камиль снял шерстяную рукавицу и стал яростно растирать лицо. Хотелось тотчас пойти к Юрке, разобраться.
  Неимоверным усилием воли Камо остановил себя. Нужно успокоиться. Обдумать и только потом принимать решение.
  Наутро в школе - Камилла была задумчивой, Юрка хмурым, Камо на взводе. Как только прозвенел звонок на перемену Юрка сам подошел к нему:
  - Отойдем, поговорить надо.
  Открыто смотрел в горящие требовательные глаза друга:
   - Прости, не удержался вчера, признался ей, сказал, что люблю.
  Ну, это для Камо не новость.
   - А она! Что она? - охрипшим голосом спросил, нет, потребовал ответа.
  - Ничего, пощечину дала, оттолкнула.
  Камо выдохнул, напряжение отпустило, но чувствовал не все сказал Юрка.
  - Было что? - Время остановилось. И еще до того, как Юрка поднял на него, потемневшие синие глаза, до того, как губы сложились, чтобы произнести первый слог, Камо понял, осознал - было!
  - Поцеловал я ее. И ей понравилось! Я видел, чувствовал это.
  Камо сжал кулаки, ударил. Все было как в замедленном кино, Юркина голова дернулась, потом вернулась на место, из уголка рта появилась струйка крови. Не понял, почему вдруг сам отлетел на пару шагов, не ощущал ударов, не чувствовал боли, бил сам, его били, голова дергалась из стороны в сторону, кулаки и ноги натыкались на чужое тело. Все смешалось. Разняли. Долго умывался холодной водой, не хотел, чтобы она видела его таким, ушел домой. Лежал. Ждал, когда прибежит, придет объяснить, сказать, что врал Юрка, безбожно врал. Не пришла.
  Три дня без нее. Три дня Камо медленно умирал, пытался остудить пылающее сердце. Не удавалось - сердце корчилось от боли, замедляло удары, но горело, по - прежнему, горело любовью. Еще хуже - этот жар плавил мозг. Не удавалось адекватно мыслить, перестал различать действительность. Вздрагивал от каждого стука, шагов в коридоре. Вскакивал - это она! Нет, мимо. Постепенно боль локализовалась в груди и ныла там, не отпуская ни на минуту.
  Впервые не контролировал ситуацию. Неужели она не понимает, не чувствует всю силу его любви. Готов всю жизнь оберегать и защищать ее. Готов загрызть, порвать любого, кто посмеет обидеть. Готов умереть, защищая. Взрослея, стал замечать, как просыпается в нем жестокость, к любому, кто посмеет посягнуть на то, что он считал своим.
  Вспомнил, как на прошлый Новый год поссорился с бичами, защищая Камилку. Она участвовала в новогоднем концерте, пела. Бабушка приготовила шикарное платье. Закапризничала внучка, взрослая уже, нужны туфли на высоком каблуке. Долго уговаривала ее бабушка:
  - Тебе - еще шестнадцати нет. Оденешь туфли попроще. Успеешь еще ноги помучить, - ничего не имела против каблуков бабушка, но где достать сейчас эти туфли? Надо ехать в Якутск. Авиация простаивает, не летают вертолеты при минус пятидесяти семи. Уже вторую неделю не меняют уставшие вахты на буровых. То и дело сообщают по рации, что подъели буровики все запасы, даже, предусмотрительно замороженные, поварихой объедки. Съели с горячим чаем покусанные кусочки хлеба. Голодают люди среди тайги, но продолжают работать, надо бурить, гнать проходку. Какие уж тут туфли.
   - Мне через полтора месяца шестнадцать. Через год уже школу закончу, а все хожу, как маленькая девочка. Не буду выступать без каблуков и вообще на концерт не пойду! - рыдала девчонка безутешно.
  Камо пытался воздействовать. Хвалил старые туфли, призывал к совести, утешал. Камилла успокоилась, вытерла слезы:
  - Дура, я. Там люди голодают. Но, знаешь, Камиль, так хотелось одеть каблуки на этот концерт. Весь год мечтала о них. Папа звонил на прошлой неделе знакомой в Якутск. Как раз завезли, такие - лодочки на тоненькой шпильке. Папа попросил купить и передать с вертолетом. Проклятые морозы!
  Камо не мог понять эти девчоночьи мечты, но раз это важно для нее, значит важно и для него. Сейчас добраться до Якутска можно только по автозимнику - дороге, проложенной по замерзшей реке и болотам. Если все нормально туда- сюда суток двое. Не каждый водитель рискнет в такие морозы отправиться по ледяной колее.
  Узнал, поедут геодезисты за оборудованием. Водитель и человек пять рабочих. Рабочие - бичи. Тянулись на Север за длинным рублем. Слонялись от поселка к поселку, сезон, два, долго не задерживались. Жили в общежитиях, с чьей-то легкой руки, прозванных бичарнями. Разный люд попадался среди этих авантюристов. Одни быстро зарабатывали на машину и уезжали на большую землю. Другие встречали свое счастье, женились. Были и отсидевшие зеки, бороздившие тайгу в поисках удачи.
  Балок на колесах, печка, нары по стенам, дрова. Камо, еле уговорил взять его, обещал всю дорогу топить печку - буржуйку. Ничего не сказал матери, оставил записку. Поехал добывать для Камилки туфли.
  Бичи пили всю дорогу. Блатные песни, нецензурная лексика. Пытались напоить и пацана, Камо отмахнулся. Не та компания. Не унимались, узнали, у водителя, что дружит Камо с дочкой главного инженера. Пошли сальные шуточки. Один особо рьяный пытался вывести из себя мальчишку, грязно высказался о Камилле. Пообещал подкатить к этой недотроге.
  Камо в один прыжок оказался возле бича. Ударил в лицо, сильно, не успел увернуться, сам получил в скулу. Завязалась драка, навалились все: били, пинали ногами, пытались разжать его пальцы - вцепился бичу в горло. Тот задыхался, посинел, подкатил глаза. С трудом оторвали.
  - Попробуй, подойди к ней, ноги переломаю! - Камо щелкнул зубами, отошел в дальний угол балка, борясь с искушением перегрызть горло обидчику. Сидел в темноте, мерз, жег черными глазами.
  Мужики оторопело смотрели на парня - Угомонись волчонок! Ишь ты, как защищает свое!
  - Ну, ты, щенок! - попытался встать на нетвердых ногах, натолкнулся на жесткий взгляд, будто пополам резануло глазами. Сел, притворился спящим.
  На обратном пути водитель - сам из местных взял Камо в кабину. Знал он эту братву, зарежут пацана, выкинут в снег на ходу. Ищи потом тело до самой весны.
  Камо наконец-то, расслабился, немного поспал. Там у Камилкиных знакомых умылся, наскоро перекусил и в обратный путь. Вот они, вожделенные туфли. Бережно держал на коленях коробку, не выпускал из рук. Ехали медленно, слабо освещая дорогу в густом тумане.
   Добрались только к вечеру. Постучал, открыла моментально, ждала, не отходила от двери. Все знала, сообщили отцу знакомые, ехал с бичами, избили. Стеснялся своего разбитого лица, виновато смотрел в пол, протягивал ей коробку. Схватила, бросила на пол. Кулаками его по груди:
  - Дурак, зачем это, как ты мог! - и прижавшись лбом к его подбородку, - Прости меня, прости.
  В актовом зале не хватало места, каждый пытался рассмотреть легендарные туфли. Камилла спела, ей вяло похлопали. Камо не пришел. Куда с такими синяками. Пялился на скользкой завалинке, заглядывал в окно. Любовался ее худыми ногами. На шпильках она была похожа на цаплю. Но для него не было ничего прекраснее этой худенькой девчонки.
  Выскочила сразу после выступления, к черту этот концерт. Повела домой. Отец с бабушкой ушли встречать Новый год к соседям. Угощала тортом, собственного приготовления. Сухим и ужасно невкусным. Камо уплетал, за обе щеки уплетал. Принес бутылку шампанского, тоже купил в Якутске.
  Не стали ждать двенадцати. Опьянели оба, сразу. Она от одного бокала, он от ее близости. Танцевали медляк под старую бабушкину пластинку. Обнимала за шею, прижималась всем телом. От нее умопомрачительно пахло, какими-то взрослыми духами. Камо едва держался на ногах, прижимал к себе свое сокровище, ощущал маленькие острые грудки, сходил с ума:
   - Ну, что ты делаешь, маленькая дурочка! Ничего не понимаешь. Взрослей, скорее, Камилка.
  - Я и так уже взрослая. Это ты ничего не понимаешь. Я очень люблю тебя.
  - Любить - это не значит стать взрослой. Вот я точно люблю тебя, люблю и берегу. Я всегда буду рядом. И у тебя всегда будет все, что ты захочешь. И не только туфли.
  - Дались же они тебе! А мне не нужно все такой ценой. Ценой твоей жизни. И не смей больше так рисковать из-за глупостей. Как представлю, что могло случиться с тобой! Я уже получила нагоняй от бабушки и твоей матери. - Камилла заплакала.
  Вытирал слезы салфеткой, заставил высморкаться. Видел - тоже любит и бережет его, по-своему. "Подрастай, скорее, Камилка! Я подожду.
   А ждать Камо умел. Ближе к весне подкараулили бича. Тот шел с другом. Окружили в темноте подростки. Молча стояли, стучали нунчаками. Бич узнал Камо, грязно выругался:
  - Пришел мстить за свою сучку? - достал финку.
  - Нет, я пришел переломать тебе ноги - ударом ноги выбил нож. Набросились со всех сторон, молотили нунчаками, убивали безжалостно, с подростковой жестокостью, не научившись, еще, ценить человеческую жизнь. Впрочем, сумели остановиться. Второго просто избили. А вот своему обидчику Камо действительно перебил обе ноги. Наклонился к лежащему, скулящему от боли бичу:
  - Волчонок, говоришь? Так вот, запомни - волчонок однажды становится волком! - Да, я - Волк! И за нее загрызу любого!
  Странное это было дело. Приезжал следователь из районного города. Напрасно, пацанов, занимающихся в секции тхеквондо, вызывали на допрос. Все твердили одно - ничего не знают и в указанное время занимались в зале. Двадцать свидетелей, в том числе и тренер, дружно подтвердили, что Камо все время был на глазах и занимался вместе с ними. Еще человек пятьдесят взрослых - родителей и учителей, вдруг проявили интерес к единоборствам и, именно, в это время "смотрели" тренировку, сидя на скамейках в зале. Естественно Камо был там, усердно тренировался, подтверждая черный пояс. Дело закрыли. Бичи исчезли. Больше в поселке их не видели.
  Глава восьмая
   Парень устало тряхнул головой, прогоняя воспоминания, провел рукой по лицу. Готов убить любого, кто осмелится обидеть Камиллу. Что же делать сейчас? Если она сама обижает?
  Камо три дня "болел" зализывал раны, лечил синяки. Камилла не появлялась. Зато пришла ее бабушка. Принесла варенье. Сидели за столом, пили чай. Старая женщина не знала, как начать разговор. Жалела этого гордого яростного мальчишку.
  - Пора взрослеть Камиль. Жизнь штука непростая. Не бывает белого и черного. Вся жизнь на полутонах. Нужно быть мягче, понимать, прощать.
  -Я уже думал, что услышу очередную проповедь моей мамы. О том, что я рожден в другой вере, и принадлежу другой культуре. Но, Камилла же Юсупова. Когда-то ваши предки тоже не были русскими.
  - Когда это было. За прошедшие века обрусели, стали православными. Не важно, кем ты родился, важно - как прожил. Когда сильно любишь, можно научиться преодолевать преграды и тогда все что мешает, становится несущественным.
  - А, любить тоже нужно учиться, бабушка? Тогда я научился уже. Люблю Камиллу, больше жизни люблю.
  - Ты можешь любить очень сильно, но не сможешь заставить любить тебя так же в ответ. Нет, нет! - Она вдруг увидела в его глазах вселенское горе. - Это не о Камилле. Я просто хочу сказать, что только добровольно может любить тебя человек и принадлежать тебе. Только добровольно.
  - Но это же больно, когда не любят в ответ. - Камо показал на грудь.
  - Знаю, и поверь, почти никого не минует чаша сия на земле. Любовь редко бывает совершенной. Кроме радости, она состоит из грусти, сомнений, разочарований, расставаний и встреч. Так человек взрослеет. Так учится быть человеком.
  - Как же мне быть, бабушка. Любит ли меня Камилла?
  - А, это ты можешь спросить только у нее. И обращайся с ней бережно, не пацанка она уже - взрослая девушка. Гордая она Камиль, ранимая - не обижай ее. Сам-то пол школы, поди, перепробовал, слышала я.
  - Камиль покраснел, - да я даже лиц их не помню.
  - Сиди уже, лиц не помнит он, тоже мне - Дон Жуан.
  Вечером Камилла пришла, знала, что мать у Камо в ночную смену и можно спокойно поговорить. Помог снять шубку. Подвинул стул. Стеснялись друг друга, в воздухе повисло напряжение.
  - Камо, я не хотела этого. Он поцеловал, а мне было интересно, захотелось сравнить, узнать насколько сильно люблю тебя.
  Парень ударил кулаком по столу. Камилла испуганно вздрогнула, потом расправив плечи, храбро продолжала. Я не испытываю к нему того же, что к тебе, но он мне интересен. Не могу разобраться почему.
  - Ну, ты же сама, там на той стороне, помнишь? Загадала и ленту привязала.
  - Что лента...Ее, наверное, уже ветром унесло.
  Камо стиснул зубы, сжал кулаки:
   - Не унесло. Ты же крепко привязала. Господи! Что он говорит! Он что? Упрашивает ее? А она сомневается в своей любви к нему?
  - Тебе пора - держал в руках ее шубку - выпроваживал.
  Девушка просунула руку в рукав и вдруг уткнулась ему в грудь. Заплакала.
  - Прости. Камиль, не хотела сделать больно. Я очень люблю тебя. А Юрка, это все неважно, наверное, так бывает, когда взрослеешь, узнаешь жизнь.
  - Ты - моя жизнь! - Камо целовал ее мокрое лицо, губы, шею и не было сейчас, никого счастливее его на свете.
  Бросил шубку на стул, подхватил девушку на руки.
  - Камилка!
  Целовались яростно, страстно. Зарылся рукой в ее волосы, терзал пухлые вишневые губки, заглянул в лицо. Стыдливый румянец, притушила глаза ресницами. Как она прекрасна! Стянул с нее свитер, она не возражала. Плечи, нежные смугло-розовые. Шелковый топ - тонюсенькая преграда. Горячие руки скользили по прохладной ткани. Девушка опустила с плеча бретельку, поймала его руку и положила себе на грудь. Камо замер, маленькая, она вся уместилась в его ладони. Счастье было острым, почти невозможным, сердце пропустило удар, потом заколотилось бешено неритмично, разгоняя кровь, усиливая жар во всем теле. Затуманенный мозг отказывался верить после стольких дней, проведенных в аду, без нее. Бережно уложил на кровать, склонился, спрашивая взглядом, требуя пропуск в рай. В ее глазах любовь, доверие и что-то еще, смутно тревожащее, непонятное. Никакой страсти, только смущение и покорность. И кажется, Камо понял - смирение с неизбежным.
   Да, он понял, это было извинением! Она предлагала ему себя, чтобы утешить, успокоить, унять его боль. Так испокон веков поступали все женщины на земле, отдавая себя любимому. Но ему не нужна от нее эта жертва. Только любовь.
  Сидел безвольно, опустив руки, пытался разобраться в своих ощущениях. Хотелось видеть ее порывистой, полной страсти, желающей его так же сильно, как он желал ее. Она не готова. Любит, он чувствовал, но еще не готова стать его. Камилла смотрела своими огромными глазами, ждала. Поцеловал нежно, одел на нее свитер, посадил себе на колени. Баюкал как ребенка, дышал в ушко, шептал:
  - Люблю тебя больше жизни, дождаться не могу, когда ты станешь моей. Это время еще не пришло. Ты еще не готова. Все должно быть не так. Это будет прекрасно. И тогда я умру от счастья.
  Девушка слушала биение его сердца. Как тонко он ее понимает. Она сама не могла в себе разобраться, а он понял ее, ее страх, ее нерешительность. Родной, любимый Камо. Она обняла его за шею, прижалась покрепче. Почувствовала бедром его отклик. Камо засмеялся:
  -Пошли, провожу, а то умру прямо сейчас.
  Проводил и к Юрке. Тот вышел. Стояли на морозе, молчали. Оба понимали, что неправы и нет причины для лютой ненависти. Этой дракой и так подставили Камиллу. Школа гудела, появились сплетни, косые взгляды. Оба готовы были встать грудью на ее защиту, забить в глотки ехидные смешки, неосторожные слова в ее адрес. Пожали руки, обнялись. Крепко, без слов. И назавтра уже, знаменитая троица дурачилась на репетиции ансамбля, опровергая домыслы и сплетни.
  Глава девятая
  Новогодний бал в школе получился на славу. Натанцевались от души. Камо мастерски копировал Челентано, бархатный голос с легкой хрипотцой, движения - все в точку. Долго не отпускали, аплодисменты до одури. Девчонки млели - разряженные, пытались обратить на себя его внимание. Да где там! Камо видел только ее - тоненькую в шикарном фиалковом платье. Бабушка постаралась, заказала натуральный шелк под цвет глаз. Платье в пол, распущенные волосы, изящная серебряная диадема с аметистом. Так необычно. Просто, элегантно. Как принцесса из средневековья, Офелия.
  Камилла отыграла на клавишных концерт и смотрела вместе со всеми на своего "Челентано", слушала Юркины песни. Просили Ламбаду, она отказывалась, ссылалась на узкое платье. Актовый зал был забит под завязку. Школьники с восьмого по десятый, педагоги, подошедшие родители, время-то за полночь. Сидели плотными рядами, пели таежные песни под гитару, вспоминали смешное из истории поселка. Все вместе - молодежь, учителя, родители. Большая дружная семья. Выпускники притихли - последний Новогодний праздник в родной школе. Разлетятся весной в разные концы страны, навеки связанные неразрывными узами.
  Последний поцелуй, пора отпускать девчонку. Холодно. Нет сил оторваться от ее губ. Нежные, горячие, будто все тепло собралось на этих губах, и он забирал его ртом, отдавая свое. Камиль распахнул дубленку, прижал девушку к себе:
  - Не хочу расставаться! Ни на минуту!
  Камилла рассмеялась, сняла рукавичку, приложила руку к его холодной щеке. Парень перехватил ее ладонь, прижал к губам, на запястье что-то блеснуло холодной змейкой.
  Камилла показала серебряный браслет.
  - Юрка подарил, по-дружески - добавила она, заметив, как дрогнуло его лицо. - Если ты против, то я сниму, - стала торопливо возиться с застежкой.
  - Ну что ты, не снимай, это же по-дружески. - Камо чмокнул ее напоследок, - Давай дуй домой, а то точно замерзнем.
  Ушла. Камо прислонился к двери спиной. Закрыл глаза. Подарил по-дружески. Просто серебряный браслет. А, что Камиль дарил ей? Подснежники? Себя? И что он вообще мог ей подарить! Мать одна тянула его. Одевала не хуже других, собирала деньги на институт. Работала в ночные смены - старалась. Впервые Камо задумался о своей несостоятельности. Камилла - дочь главного инженера, Юрка - сын летчика. А он кто? Что он может ей подарить? Парень готов был учиться, пахать как вол, знал, что добьется много и сможет дать своей любимой такую жизнь, которой она достойна. Но когда это будет! А сейчас он может предложить ей только свою любовь и бесконечную преданность. Но как она могла принять от Юрки такой подарок! В груди заныло. Обида, ревность снова разрывали его сердце. Неужели ослабела ниточка, связывающая их? Нет не ниточка, лента. Та, что она привязала на шаманское дерево. Нужно напомнить ей, доказать, как сильно он любит ее. Мелькнула сумасшедшая мысль - глупая, смертельно опасная, но Камо уже принял решение, уверенными шагами направился к дому.
  Собирался быстро. Шерстяные носки, унты, полушубок, овечьи рукавицы. Жаль, что лыжи у него только под ботинки. На лыжню начинали выходить в начале марта, когда морозы ослабевали до сорока. Сегодня минус пятьдесят пять. На таком холоде в ботинках долго не продержаться. Спички, нож. Написал матери записку, что ночует у друга, потом еще одну для Камиллы. Вернется ли живым? Ночью пешком на ту сторону, по замерзшей, заснеженной реке! Это было безумием. Впрочем, уже было утро. В реале в это время года рассветало на пару часов в обед, и опять мир погружался в темноту.
  
  - Камилла, вставай, - бабушка трясла ее за плечо.
  - Ба, каникулы, же, - девушка подняла голову, и снова уронила ее на подушку.
  - Камо пропал, - бабушка тревожно смотрела на внучку, - мать ищет, пришла вот.
  - Как пропал? - Камилла подскочила, села на кровати, - тетя Дина, как пропал?
  Встревоженная женщина молча протянула ей записку.
  - Написал, что ночует у Сереги, но его там не было. А, это тебе, - протянула ей клочок бумаги, - Что за лента? Куда он пошел за ней? Зачем?
  - Н-на ту сторону, к шаманскому дереву. - Камилла заикалась, оторопело смотрела на кривые строчки, написанные знакомой рукой.
  - Знала, что принесешь ему несчастье, не пара ты ему - безутешная мать опустилась на пол, закрыла лицо руками, заплакала.
  Девушка, чувствовала, что мать Камо недолюбливает ее. Не могла понять причину, просто старалась реже попадаться ей на глаза. И вот сегодня впервые услышала эти обидные слова. Вопросительно посмотрела на бабушку, кинулась к плачущей женщине:
  - Тетя Дина! Не плачьте! Я сейчас!
  Через пол часа собрались в конторе. Камилкин отец руководил операцией. Вертолеты Ми-8 меняли вахты на отдаленные буровые, вернутся, в лучшем случае, часа через два, а действовать нужно немедленно. На площадке только старенький Ми-2. Зачехленный. Прогрев редуктора и других узлов займет несколько часов. Решили выдвинуть на поиски Камо два УАЗика. Но, на реке торосы, доберутся до середины реки и все? Дальше на лыжах. Пойдут буровой мастер Иван Забелин и охотник Дерезин - бывалые таежники. Тревожная весть уже облетела поселок, подходили люди, набивались в тесный кабинет, предлагали помощь.
  Камиллу трясло. Четыре часа, с тех пор как они расстались, прошло четыре часа и все это время Камо на лютом морозе. Пока доберутся в этой сумрачной мгле до того берега. Пока найдут его, пройдет еще часа три. Начиналась метель, на реке открытое пространство. Просто - нереально выжить, не замерзнуть.
  Тетя Дина сидела в углу, беззвучно шевелила губами, молилась своему богу, просила спасти единственного сына. Камилла прислонилась спиной к стене. Сжала кулачки, зажмурилась, советуясь с собой, укрепляясь в принятом решении. Открыла глаза - молящий взгляд матери через комнату, прямо в душу, через всех, собравшихся здесь людей, искренне желающих помочь Камо. Но только две женщины, родившая его и мечтающая родить от него приравнивали сейчас его смерть к своей смерти. Глаза девушки горели темным фиолетовым огнем, и мать поняла, осознала - только эта девчонка может сейчас спасти ее сына, и знает - как. Камилла незаметно покинула кабинет и помчалась к Юрке, не обращая внимания на бегущую за ней, на подкашивающихся ногах женщину.
  Глава десятая
  Юрка спал. Держался весь вечер, старался спокойно реагировать на Камиллу. Прекрасную, необыкновенную. Неужели не видят все, живущие здесь, погрязшие в своей провинциальности, насколько она отличается от них? Нежная, утонченная, элегантная. Она могла бы украсить собой балы дворянских собраний не только обеих столиц, но и Европы. Затмить всех королев красоты Московского бомонда, парень никогда не встречал таких девушек среди золотой молодежи, когда гостил у своего деда - старого генерала. А здесь не замечают, привыкли. Определили ей место первой красавицы и все? Считают, что Камилла так хороша, только потому, что она - их Камилла, в этом таежном поселке? И, в любом другом месте она не была бы столь прекрасна? Потому что, как все они хорошо ходит на лыжах, как все кормит комаров на рыбалке, делит с ними незатейливый быт? Наивные! Она достойна большего. Юрка готов был бросить все богатства мира к ногам этой девушки. Если бы она была его. Если бы... . А, сейчас Юрка проводил тяжелым взглядом уходящую с Новогоднего бала парочку. Дома, стараясь заглушить тянущую боль в груди, выпил стакан водки и забылся тяжелым, неспокойным сном.
  Проснулся не сразу, настойчивый стук долбил по похмельной голове.
  - Да кто это там! Мать на работе, отец в рейсе, - парень как был в одних трусах прошел в коридорчик, отпер дверь.
  Она! Стоит, живая румяная от мороза, сверкает своими фиалковыми глазами.
  - Камилла?
  Камо не знал, сколько времени был в пути. Метель усиливалась. Замерз до дрожи, до судорог в теле. Шел, словно робот, отсчитывая шаги, огибая редкие торосы на реке. По колено в снегу, тяжело, вытягивая ноги. Сил оставалось все меньше. Когда перешел заснеженную реку, стало еще труднее. Почти по пояс греб в тяжелом, устоявшемся снегу, пробираясь к шаманскому дереву. Так, лента еще здесь, развязалась, полощет на ветру, но держится. Поблекла, выгорела на солнце. Солнце! Много бы отдал сейчас за один только теплый, согревающий луч. Удастся ли взобраться на дерево, развязать? Сбросил рукавицы, стал снимать полушубок, хорошо, что пуговицы деревянные и пришиты кожаной тесьмой. Остекленевшие от мороза нитки, просто бы отломились вместе с пуговицами. Долго карабкался по скользкому стволу, дотянулся рукой, сорвал кусочек капроновой ткани. Засунул под свитер, и, оторвавшись от ветки, прыгнул вниз. Долго не удавалось застегнуться, пальцы не слушались, отогревал руки дыханием. Потом просто запахнулся и побрел по проторенному пути в сугробах обратно.
  Шерстяная маска спасала лицо, от дыхания на ней образовалась ледяная короста. Пытался сорвать - рука не слушалась.
  Вот и старая вмерзшая в лед баржа. Хоть укрыться от ветра. Зашел в каюту, опустился на металлическое сиденье, стянул зубами рукавицы, бросил руки на железный столик, пальцы глухо стукнули по металлу. Замерзшие, неживые. Пытался зажечь спички, толку от них. Вокруг только лед и металл. Камо не сдавался. Растирал руки, бил по коленям, сунул под мышки, больно покалывало, появилась чувствительность.
  Радость растопила засыпающее сердце. Удары толкались в грудную клетку, складывались в особый ритм. Ритм кавказских гор, лезгинку. Камо застучал ногами, отплясывая, разгоняя кровь. Пар валил от его разгоряченного тела. Было тепло, Жарко. Камо был счастлив. Бороться до конца. Не сдаваться, выжить и быть счастливым. Огни софитов раскаляли сцену. Черная черкеска ладно сидела на нем, на поясе нож, как у отца и деда. Жарко! Жарко!
  Куча меховых тряпок в углу каюты, так это же человек - сидит сгорбившись, запахнувшись в полушубок. Заиндевевшая маска, пропускает слабое дыхание, жив, еще жив. Ноги одергиваются в такт каким-то только ему понятным, опустившимся на его замерзающее тело грезам. Маленький Ми - 2 стоял на самом краю взлетной полосы. Юрка с трудом сорвал тент. Металл промерз на жутком морозе, глухо звенел. Взлететь и добраться на ту сторону - минут пятнадцать - двадцать. Но перед этим необходимо прогреть узлы и детали. Паяльная лампа - долго. Пару часов, точно. Время, время! Мысли лихорадочно метались. Должно же, должно прийти нужное решение! Вот оно! Юрка стрелой метнулся к ангару. Сторож дядя Федя, молча помог ему выкатить тепловую пушку. Развернул кабель. Ему ли не знать, чем закончится эта авантюра для него и для Юрки. Но, сейчас на кону жизнь человека - дядя Федя был правильным мужиком. Помогал направлять потоки горячего воздуха в нужном направлении. Юрка ждал в кабине. Топлива в баке мало. Риск, но должно, должно хватить. Все, сделал знак 'От винта' и завел двигатель. Дядя Федор, пригнувшись оттащил пушку на безопасное расстояние, смотрел, как пропеллер медленно раскручивался, набирая обороты. Остались далеко внизу огни поселка, вертолет стрекотал над темной рекой. Никто не знал, физические возможности Камо, как знал их Юрка. Ему хватит сил и времени дойти до того берега, а вот обратно! Где искать его? Камо сейчас или у шаманского дерева, или на обратном пути. Слегка мело, река терялась в серой дымке. Юрка снизился, насколько было возможно. Внизу - снежно-ледяная гладь, темным пятном старая, вросшая в лед, баржа. Снизился еще, почему-то потянуло в это место. Куда еще мог Камо спрятаться от ветра? Юрка завис над баржой, шаря прожектором, никого не видно. Но, что это? Змейкой проторены следы. Точно, здесь он, здесь! Удастся ли сесть? Небольшие торосы вмерзшего льда не давали шансов. Юрка сделал круг, считая каждую минуту, убивающую его друга, потом резко снизился и сел. Машина накренилась, пропеллер продолжал работать по наклонной. Металл крошил лед, все глубже увязая. И вот, дзынь - отломилась лопасть. Вертолет завалился на бок, мотор заглох. Юрка ударился головой о приборную доску, из глаз посыпались искры. Выбирался из кабины осторожно. Голова соображала медленно, тупо. Наступившая тишина пугала. Вот она, его первая посадка - угробил вертолет. Зато баржа рядом, в каких-то 10 метрах. Осветил фонариком каюту. Дальнейшее Юрка помнил, как в тумане, сказалась контузия или память берегла его нервы. Пытался поднять Камо, поставить на ноги. Кричал на него, тряс. Курочил вертолет, таскал к барже сиденья, какие-то куски обшивки, обливал бензином, разжигал огонь. Металл немного нагрелся, в каюте потеплело. Растирал Камилю окоченевшие руки. Жесткий крупинчатый снег, безбожно ранил кожу. Хлестал по лицу, поднимал сзади за локти и ударял негнущиеся ноги о металлический пол. Теперь уже орал Камо. От боли в оживающем теле. Пытался оттолкнуть Юрку, дрался. Потом потянулся к затихающему костру, упал. Пришлось толкать его, водить вокруг костра, не давая уснуть. Огонь догорал. Все, что можно было сжечь - уже сгорело. Долго ли они протянут еще. Осталась одна надежда, что их найдут, прежде, чем.... О дальнейшем не хотелось думать. Камо не приходил в сознание. Юрка выбился из сил, всматривался в ледяную мглу, ждал спасателей. Нужно, чтобы их заметили. Взгляд упал на вертолет, искалеченная машина лежала, на боку, словно, выброшенный на сушу кит. Бензина хватило, сначала загорелись остатки обшивки, потом пламя, охватило весь корпус, и наконец, раздался хлопок, которого так ждал Юрка. Взорвался бак с остатками бензина. Теперь их точно заметят, этого нельзя не заметить. Время тянулось мучительно долго, подтянул поближе друга, сидел на снегу возле огромного костра, ждал. Голова кружилась и Юрка не смог определить видение это или реальность, когда над ним склонилось лицо в шерстяной маске. Глава одиннадцатая Серый рассвет тускло пробивался сквозь белое полотно. Камо оттянул больничную занавеску. Ничего не видно, окно подернулось мутной ледяной корочкой. Обратил внимание на свою руку - тонкая, исхудавшая. Месяц в больнице. Еще легко отделался. Крупозное воспаление легких. И все! Срастали почерневшие ногти на ногах, но пальцы то все целы. Никакой тебе ампутации! Жив! Жив и не инвалид. Если бы не Юрка! Свое спасение Камо до сих пор расценивал как чудо. Но вот он Юрка - живой, реальный. Успел вовремя. За этот месяц в больнице Камо многое передумал, переоценил. Дурацкий поступок поставил под угрозу не только его жизнь, но и многих других людей - спасателей и, конечно же, Юркину. Едва научившись управлять вертолетом, рискнул. Рискнул своей жизнью, чтобы спасти его. Камиль уже пережил стыд, за свою глупую выходку. О чем он только думал! Не пожалел мать, уже потерявшую мужа в этом глухом краю. Сколько бы, не просил у нее прощения, не мог выносить боль в ее глазах. Подставил кучу хороших людей! Юркиного отца затаскали за угробленный вертолет. Под давлением общественности дело замяли, но уволиться из экспедиции ему пришлось. Перевели на Чукотку, Юрка тоже собирался уехать. Аэродромного сторожа Дядю Федю отстояли. Юрка просто сказал, что выкрал вертолет. Камо с тоской вспоминал как жил раньше с чистой, необремененной ничем совестью. Теперь все по-другому. Жизни не хватит, чтобы отплатить долг этим людям, этому миру. Он вдруг понял, что жизнь - это не только любовь. Есть еще долг, ответственность перед матерью, перед обществом, в котором живет. И перед Камиллой, конечно. Камилла... . Приходила каждый день, плакала, винила себя. Никогда больше он не видел на ее руке того злополучного браслета. Потом успокоилась, стала прежней, приносила задания из школы, готовила к выпускным экзаменам. Они ведь собирались вместе в МГИМО. С их английским им туда прямая дорога. Только вот Камо передумал и тянул время, не зная, как сказать об этом Камилле. Но для себя решил твердо - будет поступать в нефтяной. Будет работать на Севере, как его отец. Хотелось быть полезным, принести пользу именно здесь, этой земле, взрастившей его и подарившей вторую жизнь. Надеялся, что девушка поймет его и, может быть, даже разделит его мечты. Надеялся, но так и не мог сказать ей об этом. В одном Камо был уверен - девушка любит его. Только вот смущало ее отношение к его спасителю, столкнувшись однажды в палате, она торопливо попрощалась с Камо и не глядя на Юрку выскочила прочь. Избегала. Пытался выяснить причину ее странного поведения у друга, но тот только пожимал плечами. Юрка дождался Камиллу вечером у ее дома. Было темно, но им и не нужно посторонних глаз. В школе держались на расстоянии, чтобы не давать пищу для новых сплетен. - Я уезжаю скоро. Хочу сказать тебе... - Не надо. Не говори. Девушка подняла на него глаза полные слез. Я благодарна тебе, правда. За Камиля. Ты так рисковал. Я не имела права просить тебя делать это. Если бы с тобой что-нибудь случилось, я не простила бы себе. Юрка поднял руку, вытер слезинку с ее щеки, поправил прядку волос: - Не надо плакать, и не надо винить себя. Ты все правильно сделала тогда. Если бы меня так любили. Если бы ты так любила меня. Это я должен просить у тебя прощения. Может быть не сейчас, но когда-нибудь потом простишь меня. Камилла уткнулась в Юркино плечо, зарыдала. Парень обнял ее крепко-крепко, прижал к себе, пытаясь защитить от всех обид и огорчений, от всех превратностей жизни. В груди всколыхнулась устоявшаяся уже боль неразделенной любви. И тут же протест, вызов: - Люблю тебя! Ты знаешь! Заканчивай школу, институт. Я найду тебя. Обязательно найду! - Юрка взял ее лицо в ладони и поцеловал в соленые теплые губы. Неожиданно, сильно. Отпустил и ушел, не оглядываясь на рыдающую девушку. Камилла подняла голову, смотрела вслед. Вот уходит из ее жизни любящий ее человек и очень хороший друг. Ей казалась, что следом уходит ее бесшабашная юность. Они стали взрослыми, пришла пора брать на себя ответственность, за свою жизнь и Камилла уже сделала свой первый, может быть самый главный в жизни выбор. Домой не хотелось. Бабушка замучает вопросами. А что можно ответить ей, когда сама до конца ничего не понимаешь. Девушка смела снег с качели, села на холодное сиденье, оттолкнулась ногами. Скрип, скрип. В голове было пусто. Скрип, скрип. Холодно, внутри как-то холодно, в сердце. Или это наступает покой после месяца слез и тревоги за жизнь Камо. Или это ощущение пустоты после Юркиного ухода. Холодно и темно. Фонарь плохо освещает двор, по углам неясные тени. Вот одна зашевелилась и превратилась в статную, грудастую Татьяну. Камилла даже не успела испугаться. Что ей здесь нужно? Одноклассница, никогда не была в подругах - сплетница, и почти соперница. Почти, потому что всерьез ее никто не воспринимал. Ходили слухи, что Камо иногда проводил с ней время. Как мужчина. Всего лишь слухи. Но все знали, что любит его Татьяна, а Камиллу ненавидит лютой ненавистью. Ну что ж - сейчас ее время. Все сплетни ее работа. Наплевать. Не до нее сейчас. - Чего тебе? Английский списать? - Нет, я иду навестить Камиля. Не хочешь составить мне компанию? Расскажешь, как целуешься тут, крутишь любовь с другим, пока Камо в больнице. - Ах, ты дрянь! Подсматриваешь? не поверит тебе он, никто не поверит. - Ладно, пусть не поверит. А если он у тебя сам спросит? Соврешь ему? - Да пошла, ты! - Камилла гордо подняла голову, зашла в дом. Ее окутало теплом. Наступила вдруг какая-то слабость, как после пережитого стресса. Все спать, хватит на сегодня. Ни о чем не думать. Спать. Спать. Глава двенадцатая Мать собрала последние сумки, пошла прощаться с соседями. Юрка сидел на деревянной табуретке, тупо смотрел в одну точку. Камиллу он больше не видел. Хотелось броситься к ней, в последний раз увидеть милые фиалковые глаза. Нет, нельзя, он уже простился с ней тогда. Было больно, в груди тянуло. Как он привык здесь. К этой природе, к людям. Нужно было остаться, закончить школу. Не захотел, не было сил видеть ее с Камо - счастливых. Для них ничего не изменится. Жили до него, будут жить дальше, будто и не было голубоглазого белокурого парня, затронувшего краешек их судьбы. И все же Юрка рад, что в его жизни появился друг Камо - горячий, верный. Если бы не Камилла - его первая безответная любовь. Первая и единственная. Знал Юрка, чувствовал - никогда не полюбит другую. Для чего жизнь свела их вместе? Какие уроки дала пройти, какой оставила след. Встретятся ли они когда-нибудь. Пока Юрка решил вернуться в Москву к деду. Скоро экзамены, он твердо решил - станет военным летчиком как отец и дед. Выходка сына - отъезд на Север, в глухие таежные края расстроила старого генерала. Теперь внук возвращается. Продолжит военную династию. В коридоре скрипнула дверь, кто там? Мать только что ушла. Неужели? Юрка бросился к двери: - Камилла! - Это всего лишь я, - Камо устало перешагнул порог. - Не ожидал? - Зачем ты встал! Как добрался сюда? - Ногами. Ногами, которые ты спас. - Камо пошатнулся и опустился на подставленную Юркой табуретку. - А ты ее ждал! - Камо не спрашивал, констатировал. - Уезжаем мы, думал, пришла проститься. - Конечно, у вас же сложились такие теплые отношения. - Слушай, Камо, я был честен с тобой, ты знаешь все. Она тебя любит. Теперь я уверен в этом. - Уверен? А как тебе это удалось выяснить? Опытным путем? Юрка подскочил, сжал кулаки. - Не смей так думать о ней, если бы ты не был слаб! Врезать бы тебе! - Видели вас, - Камо с трудом поднялся, предали вы меня, и она и ты. Смотрел черными перегоревавшими уже глазами, потухшими, покорившимися неизбежному. Юрка был потрясен: - Да, что ты такое говоришь! Не смей! Ладно - я, но она! Ты должен ей верить, а если нет - ты ее недостоин. - Юрка вдруг разозлился на друга, готового вот так легко отказаться от Камиллы. - И вообще, не относись так к людям. Иногда они ошибаются: не научившись прощать, потеряешь любимых. Не причиняй ей боль. Она любит тебя. Как можно отказаться от нее! - Юрка рассвирепел, наступал на прислонившегося к двери Камо. Кричал ему в лицо. Потом вдруг перешел на шепот, пытаясь разбудить потухшие глаза: - Нет на земле женщины прекраснее ее, какие волосы, глаза, губы, родинка на груди. Темные глаза ожили, в них появился гнев. Камо схватил Юрку за ворот: - Родинка, говоришь, родинка! - Он тоже видел ее, когда не принял жертвы Камиллы. Похоже, Юрка не был столь щепетильным. - Знаешь Юрка, ты спас меня, но стребовал слишком высокую цену. Поверь мне - лучше бы я погиб. - Вышел, не глядя больше на пристыженного друга. Вдруг овладело абсолютное равнодушие, слабые, ноги не держали. Шел, осторожно ступая, в подернутое унылой пеленой завтра. Глава тринадцатая Каникулы закончились. Школа. Юрка уехал. Распалась их троица. Камилла в душе простилась и отпустила его. Сколько еще встретится на их жизненном пути хороших верных друзей. На их с Камилем пути. Последние дни не видела его, Камо был дома, отъедался. К нему не ходила, не хотелось встречаться с тетей Диной. Бежала в школу, скорее увидеть родные глаза, почувствовать за партой его локоть. Камиля нет, села, почему в классе так тихо? Почему все молчат. Обернулась, вот он Камиль - сидит за последней партой на Юркином месте. На ее немой вопрос ответил спокойным почти насмешливым взглядом. Почти у всех в глазах такое же выражение, иногда даже презрительное, и только у Татьяны - злорадное. Ясно - ее работа. Камилла отвернулась, опустила голову, они что, так легко поверили сплетне, лишили места рядом с Камилем, изгоняют из общества? Ощущала себя, как во сне. Все это не с ней, не о ней. Сейчас она проснется, Камо рядом, обожаемая и любимая всеми. Глухо - звонок на перемену. Скорее к нему, расскажет ему все, он поймет. - Камо, - близко, почти касаясь, его запах, радость в душе, он рядом. И взгляд хлесткий, как пощечина. - Я слушаю, - нарочито внимательно, с насмешкой. И тут же рука, его рука за мощную талию, проходившей мимо Татьяны. Притянул и вот уже две пары глаз, насмешливо. Камилла проснулась, выпала из сна в реальность. Рухнуло все, разом. Вся ее незатейливая счастливая жизнь, мечты, надежды, все прежнее существование. Обвела взглядом притихший класс, каждого, ища поддержки. В ответ презрение, неприятие. Пронзило чувство обиды, остро до кончиков пальцев. За что они так с ней? За что он так с ней? Почему он не верит, она все та же, его Камилла. Как он может так легко оставить ее? Не поддержать сейчас? Слезы дрожали на кончиках ресниц. Мгновение - и разрыдается, спрячет лицо в ладонях. И все же проснулась родовая дворянская гордость. Не дождутся, она не станет плакать перед ними! Смахнула росинки с ресниц, прямой взгляд прямо в душу Камо, горький разочарованный. Обожгла фиолетовым огнем. Схватила сумку, скорее домой! Выплакать внезапное горе, бабушке в колени, в подушку. Ушла, сел за парту. Убежала. Как она на него посмотрела! Яростно. И еще как-то, он не мог подобрать слово, вот оно - разочаровано. Она в нем разочаровалась. Интересно, в чем же? В том, что оказался глупым пацаном перед их взрослыми отношениями? Его корчило. Представлял, как Юрка ласкает Камиллу, целует ее тело, грудь, ту самую родинку. Чуть не взвыл, выскочил следом за Камиллой. Пошел домой. Какие тут уроки. Думал, что уничтожил, выжег за эти дни все чувства, эмоции. Но сейчас все вернулось. С новой силой, с новой болью. Боже, как, больно-то! Напиться, как делал это Юрка? Заглушить разрывающую душу тоску. Нет, хватит куролесить. Пора становиться взрослым, ответственным. Сделать так, как обещал себе, матери. Сдать экзамены, поступить в институт. Но где взять силы? Как вырвать из себя предавшую его любовь? Сколько пройдет дней. А может быть лет. Пока успокоится его сердце, отступит боль, излечится душа. Крыльцо, захлопнулась дверь. В безопасности, дома. Казалось, что за этой закрытой дверью осталась вся ее прошлая жизнь. Жизнь, которая никогда не станет прежней, и Камилла никогда не станет прежней. Оговоренной, отринутой, может быть понятой и прощенной, но никогда не прежней. Не будет больше безмятежности, безоглядного счастья, доверия. Может быть, произойдет чудо - Камо и другие поверят ей и простят, но она не простит, особенно его. Прислонилась спиной к двери, закрыла глаза - его лицо, ставшее вдруг таким чужим и взгляд - холодный колючий. Этот холод пробрался к самому сердцу, пронзил ледяной иглой. Подкосились ноги, руку на грудь - удержать, сохранить частичку тепла. Старая женщина едва успела подхватить осевшую на пол внучку. Камилла смотрела прямо перед собой потемневшими глазами, молчала. Три дня высокая температура. Бог пощадил - отключил разум, воспаленный мозг рисовал безмятежное прошлое, солнечные блики на реке, Камо с удочкой. Запекшиеся губы шептали его имя, горячие руки лихорадочно перебирали край одеяла. Девушка металась в бреду. Кризис. Пришла в себя. Только вот в себя ли? В совершенно другую, незнакомую. Измотанная бабушка не отходила, держала за руку. Камилла равнодушно смотрела на нее, на постаревшего отца. Открывала рот, глотала лекарства. Молчала. Превратилась в послушную куклу. Застыла. За все время она не проронила ни слезинки. И только однажды попросила отца: - Расскажи мне о маме. Помню ее, как дочь. Расскажи, какой она была женщиной, где вы с мамой познакомились? Расскажи историю вашей любви. Знаю, что тяжело, но мне это нужно, сейчас. Выключил свет, чтобы не видела дочь горя в его глазах. Не до себя сейчас. Выросла его малышка. После смерти жены, она стала смыслом его жизни. Растил, лелеял свое сокровище. И не заметил, как дочь превратилась в красавицу - смуглая, темноволосая в его Юсуповскую породу. Только глаза от матери - странные фиолетовые. Жили в Питере, она была его студенткой, светлая такая худенькая девочка. Сидела в первом ряду, смущала необычными даже для северной столицы светлыми льдистыми глазами. Ее звали Анжеликой, студенты обращались к ней просто 'Ангел'. Она была коренной питерской девчонкой. Очень гордилась этим. Модничала, носила джинсы и бесформенные блузки - распашонки. Пыталась казаться взрослее - распускала длинные золотистые волосы. А, он в прошлом очкарик и ботаник, теперь молодой кандидат наук. Проучился всю молодость и теперь наверстывал. Тусовался с питерской богемой, встречался, без разбора, с молодыми эмансипированными женщинами. Купил себе мотоцикл - осуществил мечту детства. Выбритый с утра, строгий преподаватель, вечерами носил кожаные куртки, пил пиво, с оглушительным ревом гонял по ночному Питеру. За что и получил кличку 'Бес'. Здесь на байкерской тусовке и встретился со своей студенткой - первокурсницей. С удивлением обнаружил, что этот хрупкий усердный на занятиях 'Ангел', прекрасно водит свой харлей - мечту всех мотоциклистов и гоняет не хуже его, 'Беса'. Нежная белокурая девочка оказалась оторвой. Курила, пила пиво и вообще, была - 'своей в доску' среди суровых байкеров. Ее родители трудились в каком-то консульстве и постоянно жили за границей. Выросла с бабушкой. - Ты, помнишь бабушку Дарью? Она умерла, когда ты училась в третьем классе. Теперь у них появилась тайна. На лекциях они были преподавателем и студенткой, в клубе 'Ангелом' и 'Бесом'. Тайна интриговала и возбуждала. Разговаривали взглядами, понимали друг друга без слов. Он ставил ей оценки в зачетку, не задавая ни единого вопроса. Впрочем, самый главный вопрос был в его взгляде - 'Любишь ли меня?'. Ловил ответ и получил его, летом, перед самыми экзаменами. Пропала, вдруг на несколько дней, появилась не в институте, а на тусовке, среди давних друзей. Они лучше знали и понимали. Утирала слезы, размазывая тушь, ее не трогали, наливали пиво, она пила. 'Бес' пытался удержать очередную кружку, его остановили: - Не трогай. Родители погибли в аварии, разбились за границей. Отвез к себе бесчувственную, зареванную. Держал голову над унитазом, пока ее тошнило. Молодой организм избавлялся от хмельной отравы. Потом поил горячим чаем, укутывал и баюкал, как ребенка. Прожила у него Анжелика несколько дней. На экзамены так и не пошла. Бросила институт. Все лето носилась по городу с бешенной скоростью, рисковала. Глушила пиво огромными кружками. Смотрела пытливо, выворачивая наизнанку душу. Бес не выдержал траура, сделал предложение. Поженились среди своих - свадебный кортеж на мотоциклах с фатой. Наутро попросила, вдруг: - Отвези меня далеко, далеко. На край света. Бросил ради нее все, карьеру, любимый Питер и уехали сюда в экспедицию. Работал, сначала простым инженером, жили в маленьком таком балке. Топили печку дровами. Но были счастливы. Очень. Любили друг друга. Она ничего не умела. Вместе учились лепить пельмени, жарить картошку. Тетя Шура очень помогла. Ездили к ним в гости, дружили. Самое лучшее время было, особенно, когда ты родилась. Думал, умру от счастья. Долго не было детей и тут такая радость. Мотался на вертолетах по буровым, скучал - какими были встречи! Когда ты подросла, отдали в садик. Анжелика устроилась в лабораторию, иногда уезжала в командировки. Простудилась где-то. Сгорела за пару недель. Поздно кинулись. Меня не было, когда сообщили, что лежит в больнице, примчался, но было уже поздно. Корил себя, винил во всем. Ну, не разрешал же ей работать. Разве она послушает! Ей нравилось. Романтичная была, нежная. Стихи писала, смешные. Одно мне нравилось. Послушай - Завис Ми - 2 над буровой, Сметая снег с верхушек сосен. Опять расстанемся с тобой, Опять на сердце злая осень. Прощаюсь сердце замирает, Летит воздушный поцелуй, Внизу, заснеженный играет, Хвостом изгибы бьет Вилюй. И точкой тень от вертолета, По снегу чертит путь домой, Дурацкая у нас работа, Так редко видимся с тобой. А нужно-то совсем немножко - Чайку горячего плеснуть И под горячую картошку, Селедки с луком навернуть. Укутать спящую дочурку, Без света, чтоб не разбудить Да в приоткрытую печурку, Вдвоем обнявшись покурить Ах, эти редкие свиданья, Сжимает грудь, волнует кровь. И снова, встречи, расставанья И ожиданье, и любовь. - Папа, как здорово! Прекрасные стихи! Почему ты никогда не читал мне их? - Не знаю, дочка. Наверное, считал тебя слишком маленькой. Или хотел сохранить это только для себя, для нас двоих. Для 'Ангела' и 'Беса'. - Ты любишь ее! До сих пор любишь! Она была очень красивой. - Камилла села на кровати, глаза сверкали. - Дело не только в красоте, девочка моя. Дело в доверии. Она отдала в мои руки всю свою жизнь. Как можно обмануть человека, когда тебе так безоглядно доверяют. - А, Камиль не верит мне. Значит, он меня предал? Или не любит? - Не знаю. Каждый человек индивидуален. Каждая нация. Тем более Кавказ. У них свое восприятие жизни. Свои понятия. Кстати, знаешь, отец Камиля очень любил твою мать. - Как это? - недоверчиво посмотрела на отца. Как это, любил? А, тетя Дина? - Знала она, скорее всего, знала. Мы же очень дружили, сначала. Когда вам исполнился год, устроили праздник. Сидели за праздничным столом. Анжелика сделала высокую прическу, одела нарядное, питерское еще платье. Так, вот он в тот день глаз с нее не спускал. Я тоже - она была прекрасна. Я думаю, тогда он и полюбил ее. - А, мама? - Камилла замерла, ожидая ответа. - Мама любила только меня, о чем и сказала ему однажды. И он ушел из нашей жизни. Перестали ходить друг к другу в гости, общаться. Только Камиль продолжал бегать к тебе. Слышал, что собирались уехать к себе на Кавказ, но тут наша мама умерла. И они остались. Первое время, я часто ходил на ее могилу и часто видел его. Каждый год на ее могиле появлялись розы. Не знаю, где доставал, откуда привозил. На каждую годовщину смерти - розы. Пока сам не погиб. Помнишь взрыв на буровой? Вот, так закончилась эта история. - Вот, почему тетя Дина так не любит меня! - Камилла легла, уставилась в потолок. - Папа, а ты не ревновал? - Нет, котенок. Все дело в доверии, мы с мамой очень любили друг друга. - А Камиль мне не верит. Значит, не любит меня, как до сих пор любишь ты, как любил маму его отец. Его любовь ненастоящая - снова безвольно на подушку, тупое безразличие в глазах и тихо так: - Папа, увези меня отсюда, далеко. Нелегко далось ему решение, оставить здесь свою молодость, могилу жены, но ради единственной дочери. - Уедем, малыш. Далеко-далеко. Давно приглашают читать лекции по геофизике в Йельский университет. Не решался, ждал, когда школу закончишь. Сдавай экзамены, дочка, и уедем. - Спасибо, папа, а можно сейчас к тете Шуре, к Валерке, хоть на денек? Глава четырнадцатая Странно, но врач не только разрешил, но и одобрил. Девочке просто необходимо сменить обстановку, побыть на природе. Камилла оживилась, собирала подарки, книги. Уговорила и бабушку. На целую неделю. Вертолет поднял снежную пыль, улетел. Холодно и тихо-тихо. Спокойно. Могучие ели раскинули ветви в белом пушистом снегу. Укрывают охотничий балаган. Дымок из трубы. Хорошо! Валерка натопил баню, отправил женщин. Намыли бабушку, ушла, нельзя ей долго в пару. Тетя Шура парила девушку. Та равнодушно подставляла бока, никак не реагируя на хлесткие удары. - Ну что ты как неживая! А ну попарь-ка меня. Да шибче, девка! Камилла хлестала изо всех сил, задыхалась в душистом березовом угаре. В ней вдруг проснулась злость. Тормошат ее, не дают остаться одной со своей болью. Уже начала привыкать к этой ноющей ноте внутри, лелеять ее, почти наслаждаться. А тете Шуре все мало, просит поддать и хлестать сильнее и сильнее. Нота в груди натянулась струной тоньше и выше, зазвенела и лопнула. Камиллу прорвало, рыдала, уронив голову на голое дородное плечо. Наконец-то! Взрослая женщина опытной рукой гладила ее волосы, молчала, давала выплакаться. Потом тетя Шура умывала ее прохладной водой, слушала историю разбитого сердечка, утешала. Девушка еще всхлипывала, дала завернуть себя в полотенце, в огромный тулуп. В голове стало пусто, на душе легче. С аппетитом поела удивительно вкусных пельменей, выпила кружку ароматного чая и провалилась в спасительную пустоту. Горевали взрослые женщины над спящей красавицей. Сбылись опасения бабушки насчет Камиля. Яростный он, нетерпеливый. Тут и до беды недалеко. Увозить нужно девчонку, спасать. Валерка сидел в стороне, не вмешивался. Думал о своем. Проспала Камилла почти сутки. Стала прежней. Дурачилась с Валеркой. Рисовала карикатуры на него. Кстати, у парня обнаружился недюжинный талант. В стопке оказалась книга по технике рисунка. У него получалось. Делал наброски карандашом, написал ее портрет. Ходили на лыжах недалеко. Стоял туман. В разреженном от мороза воздухе не хватало кислорода, было трудно дышать. Все же прогулки пошли на пользу девушке. Появился румянец, лишь глаза оставались потерянными жалкими как у брошенного щенка. Тут уж за дело взялась бабушка. Назад - к истокам родословной. Славный род, славная история. Рассказы о мужественных предках всколыхнули гордость. Во взгляде появилась уверенность достоинство. Камилла оживала, улыбалась, позировала Валерке, помогала по хозяйству. Вечерами за неторопливой беседой лепили пельмени из оленины. Женщины наставляли девчонку: - Забудь обо всем - просто откинь все постороннее. Все мысли только на занятия. Сдашь экзамены. Это главное. Тем временем многое утрясется. Твой Камиль еще будет в ногах у тебя валяться. - Может быть, - девушка задумчиво посмотрела на бабушку, - Только я его никогда не прощу. Пролетела неделя. Камилла пришла в класс, как ни в чем не бывало. Глядела твердо спокойно. Камиля не сторонилась, смотрела на него как на всех. Как на пустое место. С ней не разговаривали, а ей и не нужно было. Не реагировала, если кто-нибудь отпускал сальное словечко в ее адрес. Только однажды, посмотрела на гоготавших так, что у них смех застрял в горле. Гордая, благородная, чужая для них - на губах снисходительная усмешка. Словно знала какую-то тайну, недоступную им, простым смертным. Впрочем, очередной остряк неизменно появлялся с фингалом, и вскоре оскорбления прекратились. К ней вдруг пересела Зоя - тихая девочка якутка. И как у нее хватило духа пойти против Татьяны! Против всех. Валерка постарался, успевал из тайги контролировать ситуацию, интересно как, по рации? В любом случае Камилла была благодарна этой тихоне. По крайней мере, теперь можно было сносно существовать в школе, в классе. И заниматься, заниматься. Легко сказать, заниматься! Камо... . Кожей чувствовала, как он прожигал ее взглядом. Сверлил глазами с последней парты на уроках. На переменах же равнодушно проходил мимо. Камилла приняла его игру, видела, что он по-прежнему любит ее, но проклятая гордость не дает переступить через ее 'предательство', простить. Было обидно, поверил сплетне - значит, хотел поверить, в угоду своей безумной ревности. И уже не она, а та прежняя Камилла вдыхала его неповторимый запах, когда проходил мимо, радовалась синякам очередного побитого хама, обидевшего ее. Знала, что Камо где-то здесь, рядом, за спиной. И от этого было спокойно. Не рвалась, соединяющая их нить. Когда случайно оказывались рядом, стояли, будто в огромном магнитном поле, пронизанные невидимыми лучами, притягивающими их друг к другу. Смотрели в разные стороны, но ощущали тепло горячих сердец, назло остывшему разуму. А разум диктовал - учить, готовиться к экзаменам, заниматься. И они учили, до одури, не оставляя времени и места тоскливым, разрывающим душу мыслям. Экзамены сдавали легко, будто соревнуясь - Камилла шла на золотую, Камо на серебряную медали. Глава пятнадцатая Весна промелькнула: хрустящими льдинками по утрам, лиственницей, прыснувшей распустившейся хвоей, первыми грозами. Душистый июнь и белые ночи. Светло, как днем. Не спалось, Камилла набросила легкий сарафан, выскользнула из дома. Захотелось к реке, постоять на высоком берегу, послушать плеск волн о мягкий песчаный берег. Та сторона терялась в серой дымке. Как там сейчас хорошо! Девушка обмахивалась березовой веточкой, комары зудели, сбивая романтический настрой. Вдруг, плечи окутало что-то мягкое теплое. Не оглянувшись, поняла - Камиль. Набросил свою рубашку. Его, неповторимый запах. Внутри все сжалось от радостного предчувствия, сердечко забилось - вот он рядом, только протянуть руку, выплакаться на его груди, почувствовать теплые губы! Что делает он здесь? Как узнал, что она не спит? Да, он здесь, как и каждую ночь, сидел на бревнах напротив ее окна. Смотрел сквозь тонкую ткань на тень, укладывающейся спать девушки и только потом шел к себе. По ночам горевал свое горе, которое днем прятал за напускным равнодушием. Молчали. Никто не делал первый шаг. Две гордости, словно две крепости ощетинились. Ну, вот она река, с самого рождения неразрывно связаны с ней. Ее течение - их артерии, плеск волн - биение пульса. Говорят, человек создан из воды, того места, где появился на свет. Это в крови - память. Именно, поэтому так тянет всех на свою малую родину, к милым сердцу местам. И Камилла с Камилем связаны этой рекой, может быть, поэтому так трудно расстаться. И все же, ее остывший разум снял рубашку, опустил на песок. Девушка уходила с берега, оглянулась - запомнить, сохранить в памяти этот темный силуэт на фоне белесого неба. Не захотела шить платье на выпускной, пришла в школьной форме. Белый фартук, распущенные волосы. В разноцветных платьях девчонки были похожи на воздушный зефир. Камилла держалась особняком. Чужая. Словно, ей не важно, как она выглядит, словно, не важно, мнение общества, словно ее здесь уже нет. Камо понял это и напрягся. Выпускной бал - повод для каждой девчонки стать королевой, показать себя с лучшей стороны. Камилла же не старалась, не хотела понравиться. Она отделила себя и отдалялась. В душе возникла паника, ощущение, что он потеряет ее, навсегда. Заторможенный мозг, вдруг заискрил, предположениями, страхами. Мысли торопились, бредово путались. Почти не помнил, как ей вручили аттестат, как сам получил в руки заветную корочку. Следил глазами за каждым шагам, каждым ее движением. Отбыла торжественную часть, сидела в конце огромного зала с отцом, бабушкой, с ними же направилась к выходу, когда все закончилась. Не остается на бал. Ее не будет. Краски вдруг померкли. Без нее мир просто переставал существовать, становился бесполезным и ненужным. Навалилась апатия, как тогда, когда она болела зимой. Он не жил тогда, существовал, дико переживая за нее, одновременно оставаясь равнодушным ко всему остальному миру. Мучился вместе с ней, не в силах пережить их разрыва. Но не мог, не нашел в себе силы простить, понять ее легкомыслия, предательства. Проводил на работу мать, в ночную смену. И снова в школу. Да нет же! Сейчас Камилла переоденется в прекрасное, самое красивое платье и придет. Он пригласит, обязательно пригласит ее на их самый главный выпускной танец - они же, столько лет вместе за одной партой. Ему вдруг стало неважно все, что между ними произошло. Он готов был отказаться от своей гордости, все забыть, лишь бы не потерять ее, лишь бы она всегда была рядом. Как же он будет жить без ее любви? В этой темноте, в этой пустоте. Новый состав ансамбля неплохо справлялся - сам натаскивал пацанов из девятых классов. Прослушал несколько песен, отогнал, навязчивую Татьяну, ждал. Камилла не пришла. Зал опустел, смолк назойливый шум, давая подумать, потом опять наполнился одноклассниками. Переоделись в джинсы, толстовки - в лес, на реку, встречать рассвет. Потянули его, как был в белой рубашке, костюме. Река, притихшая в ночи, баюкала волной. Болтали, делились планами. Прощай родная школа! Прощай река! Разъедутся твои дети в свою взрослую жизнь. И Камилла уедет. Куда? Камо вдруг очнулся, в груди заныло от предстоящего одиночества. Ребята налили водки, шампанское брали только для прикрытия, под бдительным оком родителей. Выпили, потом еще. Не отпускало внутри, стало хуже. И тут же Татьяна, тянет, тащит в уютный шалаш: - Забудь ты ее. Предала тебя. Ты замерзал тогда, в ту ночь, а она с Юркой, в его кровати. Приврала Татьяна, видела лишь, как выходила Камилла из опустевшего Юркиного дома и мчалась за ним к вертолету. Камо согнулся, свело вдруг желудок от боли, отвращения. К Татьяне, к самому себе. Ну, не может этого быть! Его Камилла! Что бы там не случилось - она порядочный честный человечек. Может быть наивная, может быть ошиблась, но не подлая, не предательница. - Да пошла ты! Грязная ты! Солгала мне тогда, и сейчас лжешь! И не смей ее касаться своим языком! Пошел, покачиваясь, загребая песок, в поселок. Припал щекой к теплой деревянной двери. Стучал, орал на всю улицу, плакал. Ему не открыли. Камилла рыдала в подушку, слышала - плакал Камиль, пусть пьяный, он понял все и звал ее. Не выдержала, метнулась к двери: - Пусти, бабушка, пусти. Он любит меня! - повисла на шее, целовала соленые щеки. Слезы струились по морщинистому лицу, ну, кто такое выдержит. Держала рвущуюся к двери девчонку, уговаривала: - Не он это плачет - водка. Пьян он, вот и не выдержал, пришел. Не порти себе жизнь, девочка. Не поверил сразу, не будет верить никогда. Поедом, будет есть тебя всю жизнь. Гордость не даст ему покоя. Гордость ему дороже тебя. Подумай! Не буду больше держать! Решай сама. Отошла, Камилла к двери, почти открыла, почти простила. Почти. Безвольно опустила руки и осела, прислонившись щекой. Слушала его пьяное бормотание, шепот на чужом незнакомом ей языке. Ласковый шепот, завораживающий. - Не поверил, - повторила бабушка, - И никогда не докажешь ему обратное. Девушка подняла заплаканное лицо. Послушно встала, умылась, легла в кровать. - Уснула девочка. И парень ушел. - Заглянула в комнату к внучке. Спит. Успокоилась вроде. Бабушка вытерла слезы, пошла к себе, думать невеселую думу. В доме затихло. Камилла прислушалась. Встала перед зеркалом. На щеках румянец, глаза полны решимости. - Говоришь, не докажу, - осторожно открыла окно. Камо сидел на крыльце, опустив голову. Плохо одному. Мать на работе. Ну что наделал! Завтра будет стыдно за свою несдержанность. Да, наплевать. Главное Камилла. Не открыла, не пустила его. Скрипнула калитка - она! Подошла, стояла, опустив руки, молчала. Не было сил поднять голову, посмотреть на нее. Вновь обида стиснула железным обручем грудь, стало трудно дышать. Тронула за плечо, пыталась заглянуть в глаза. Камо дернулся, сбросил эту предавшую его руку. Смотрел вниз, на ее ноги в смешных домашних тапочках. Она присела рядом, настойчиво обняла, прижалась мягкой грудью к его плечу. Камо трясло. Что ей нужно от него? Пришла утешить? Предложить себя? А, что ей терять? Развратница! У него уже были девчонки - и девственницы и порченные другими пацанами. Был брезглив. Про каждую знал - когда и с кем. Не связывался с подружками друзей, отношение с девчонкой после друга, воспринимал, как разновидность инцеста. А после самого близкого друга, после Юрки? 'Ну, что ж, Камилла, ради тебя придется нарушить свои принципы', - посмотрел ей в лицо, впервые после ссоры. Не покраснела, не отвела глаза. Спокойно перенесла презрение в его взгляде, взяла за руку, потянула в дом. Камилла села на кровать, расстегнула халатик. А он впервые стеснялся раздеться. Сейчас будет сравнивать. Его сравнивать с Юркой! Какая она спокойная, уверенная в себе, даже, какая-то равнодушная, а его трясет как в лихорадке. Пытался взять себя в руки, пусть видит в нем взрослого опытного мужчину. Сама пришла. Первая красавица школы сидит перед ним, чего теряться. Призывал на помощь цинизм, свои самые низменные инстинкты, только бы заглушить крик раненого, истекающего слезами сердца. Как забыть сейчас, что она была с другим! Что ее ласкали чужие руки. Чужой рот собирал удивительный вишневый вкус с ее губ. Губы... . Прикоснулся своими и уже не смог оторваться. Хмель как рукой сняло. Вдыхал родной запах, кружилась голова, сердце захлебнулось забытой радостью. Схватил на руки, привычная ноша. Сколько лет таскал ее на руках! Скорее в кровать, пусть и она почувствует тяжесть его тела. Ее губы дрожали. Сначала неуверенно, потом смелее стала отвечать на его ласки, поцелуи. Камо будто сошел с ума, всматривался в ее лицо. Неужели это она? Здесь, с ним! Целовал волосы, стыдливо прикрытые глаза, губы. - Камилла! Моя Камилла! - склонился над ней, все еще не веря в реальность происходящего. Девушка погладила его отросшие локоны. Положила руку на грудь и расстегнула пуговку на рубашке. Поймал ее прохладную ладонь, приложил к губам, потом к груди - успокоить, остудить горящее сердце. Все его существо вдруг пронзило понимание - девчонка она еще, никогда не знавшая мужчины. Идиот! Где весь его опыт! Это же видно - по тому, как стеснялась его рук, как стыдливо прикрывала грудь, сжимала коленки. По тому, как отвела глаза и покраснела - таки, когда он полностью разделся. Камо сдерживал свою страсть, боялся напугать, обидеть. Поразился ее красоте. Как прекрасна! Достоин ли? Целовал шею, ласкал горячими руками упругое девичье тело. И снова губами грудь, маленькие вишневые соски и родинку. Ту самую. Теперь он знал, был уверен, мужские губы впервые прикасались к ней. Девушка таяла от его прикосновений, сама робко гладила его, даря острое, невыносимое наслаждение. Не мог больше сдерживать себя, проник в ее горячее влажное тепло, устранив девичью преграду. Камилла не вскрикнула, лишь широко открыла глаза и вцепилась в его плечи. Камо ждал, пока пройдет боль, пока она привыкнет, целовал теплые губы, слезинки на щеках. И не в силах больше контролировать страсть любил ее бурно, безудержно, причиняя еще большую боль, получая выстраданное свое. Наконец-то, он получил ее всю без остатка. Выпил до самого донышка. И на самой вершине блаженства, когда душа почти рассталась с телом, прошептал ее имя, ставя печать, утверждая власть над самой прекрасной на земле женщиной. Камилла лежала на его груди, слушала бухающее сердце. Камо. Любимый родной. Как она любила его! Он прижимал ее к груди, как драгоценность, боясь отпустить, расплескать негаданное счастье. Не насытившись, не трогал больше, страдал от причиненной ей боли. Она отдала ему это право. А он? Как он поступал с ней! Как он мог обидеть девочку недоверием? Оскорбил ее, устроил ад. Как посмел? Простит ли она его? Пристыженный, страдал от своей горячности. И в тоже время был горд и счастлив - Камилла принадлежит ему, больше они никогда не расстанутся. Его истерзанное сердце успокоилось, душу окутало покоем, счастливый уснул, прижимаясь губами к ее виску. Прежняя Камилла таяла в объятиях любимого. Забыта ссора. Зачем все это случилось в их жизни? От ссоры не осталось и следа. Но новая Камилла знала - случилось и оставило след в их душах и сердцах. И так как прежде, уже не будет никогда. Будет по-новому, по-разному, но не так как прежде. Будильник на столе отсчитывал секунды этого нового в ее жизни. Тик-так. Тик-так. Камиль оценивал ситуацию, еще не проснувшимся сознанием. Будильник - значит дома, в своей комнате и остро - Камилла. Вскочил. Казалось, плечо еще хранит ее тепло. Или ему показалось. Привиделось во сне. Да нет же, простынь в пятнах крови. 'Девочка, моя' - подумал с нежностью и сожалением о причиненной ей боли. И тут же страх, засосало в груди от предчувствия невосполнимой потери. Как без нее пусто! Быстрее к ней, увидеть, ощутить, что она есть. Солнце неумолимо в глаза, нагревает пыльный песок. Жарко. Камо мчался к дому Камиллы, не обращая внимания на редких соседей, сочувственно глядящих вслед. Распахнул калитку, бабушка на крыльце. Что за выражение в глазах? Опаски и сочувствия. - Где Камилла? Спрашивал, уже предвидя ответ, уже страдая от чувства невосполнимой потери. - Уехала она Камиль, в Америку с отцом. Сегодня первым рейсом, взлетают уже, наверное. - А, как же медаль? Медали вручают только через неделю! - Поэтому и осталась, заберу сама. А у них виза, им срочно нужно. Боже! Как посмотрел - резанул. Помчался в аэропорт. Задохнулся, пытаясь унять, выскакивающее из горла сердце. Схватился за грудь. АН -2 - маленький Антошка мчался на него по взлетной полосе, набирая скорость. Камиль - наперерез. Остановить! Дядя Федя с трудом удерживал обезумевшего парня. Камиль вырывался, кричал в остервенении, грозил кулаком пилоту. Самолет оторвался от земли, и покачав на прощание крыльями взмыл в небо. - Камилла! Останься, Камилла! Невыносимое горе вдавило в песок. Камо упал на колени. Руки в кулаки, по лицу бессильные слезы. Плакала и девочка, припавшая к иллюминатору. Замирая от боли в сердце, навсегда прощалась с рыдающим мальчишкой, кривыми улочками поселка, огромной таежной рекой. Конец первой части. будет готова вторая книга-продолжение "Выше любви".
Оценка: 5.10*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"