Аннотация: ....Ну, и что ты теперь станешь делать, убьёшь меня? Ты же знаешь, что не сможешь этого сделать. А может, всё же попробуешь?........
- "Ведьма! Ведьма! Ты мне всю жизнь изломала, исковеркала! Ты душу из меня вынула! Убить тебя, просто убить, это слишком мало!"
Отец и мать стояли напротив друг друга. Их разделял только кухонный стол, заваленный ёлочными игрушками, стеклярусом и серпантином. Дрожащий от гнева отец вцепился одной рукой в край стола, другой рукой он судорожно сжимал рукоять воткнутого в стол большого кухонного ножа.
Мать всегда рядом с ним выглядела более хрупкой, чем была на самом деле. Сейчас она стояла, слегка откинув голову назад, и странно улыбалась. Её обычно тёплые ярко синие глаза стали вдруг иссиня чёрного холодно-безжизненного цвета, и что то ещё в них было такое, что вызывало не просто страх, а почти животный ужас. Только на мгновение она взглянула на маленькую девочку, дрожащую в углу кухни, ещё раз улыбнулась своей странной улыбкой и произнесла, - "Ну, и что ты теперь станешь делать, убьёшь меня? Ты же знаешь, что не сможешь этого сделать. А может, всё же попробуешь?". Она рассмеялась незнакомым скрипяще-кашляющим смехом.
Маленькой девочке захотелось стать ещё меньше, незаметнее, просто исчезнуть, не видеть, не слышать, онеметь.
Отец откинул в сторону тяжёлый стол, словно пушинку и вмиг оказался возле матери. Его пальцы сомкнулись на худенькой шее когда то так любимой, но теперь ненавистной до помутнения рассудка женщины. Звон битого стекла, истошный крик девочки и сдавленные хрипы матери слились в один стон всеобщего кошмара. Два тела на полу вцепились друг в друга, и казалось, уже ничто не сможет остановить ни одного из них.
Девочка кинулась к отцу, обвила его шею своими худенькими ручками и закричала, - "Папочка, миленький не убивай маму, не надо, папочкаааа!!!"
Пальцы отца непроизвольно разжались, в глазах появилось осознание происходящего. Он подхватил на руки кричащую, бьющуюся в истерике девочку, прижал к себе. Тельце ребёнка обмякло в его руках. Отец растерянно бегал по комнатам со своей невесомой и такой невыносимо тяжёлой ношей.
- "Малышка, принцесса, девочка моя! Господи, что же я наделал! Прости меня, доченька, очнись, только не это, господи, прости меня, только не отнимай её у меня, господи!"
Наконец он положил её на огромную семейную кровать. Девочка не подавала признаков жизни. Отец упал на колени перед кроватью, уронил голову и безудержно разрыдался.
Словно лёгкий ветерок коснулся его волос. Отец поднял голову, на бледном лице девочки он увидел такую знакомую странную улыбку, глаза их встретились. Отец отшатнулся в испуге, вскочил на ноги, - " Нет, нет, этого не может быть, нет!" Неверной шатающейся походкой он поплёлся к дверям, повторяя, - "Только не она, нет, только не она, нет же, нет. Господи, за что?"
В дверях они столкнулись. Он растерянный и раздавленный и ОНА торжествующая, со сверкающими глазами и своей улыбкой сытой волчицы. Отец тихо отстранил мать и будто растворился в дверном проёме. Мать и дочь остались одни.
Почему я вспомнила об этом именно сегодня, сейчас? Сколько я тогда молчала, месяцы, годы? Не помню, но только однажды мать взяла меня за руку и твёрдо сказала, - " Сейчас мы пойдём к НЕЙ". Я вздрогнула оттого, что она произнесла это вслух. С ТОГО дня я могла слышать её молчание, не просто слышать, я знала каждую её мысль, как бы далеко она не прятала её в своём сознании, какими бы замками и заклятиями не закрывалась она от меня, я знала о ней всё. Мне доставляло неизъяснимое наслаждение быть у неё внутри, чувствовать её страх, её беспомощность, знать, что я сильнее её, могущественнее. Разумом пяти - шести летней девочки я тогда ещё не могла объяснить словами свои ощущения, да и к чему были слова, всё то, что я чувствовала, было намного важнее слов, которые перестали быть необходимостью в моей жизни. И вот она сказала вслух,- "сегодня мы идём к НЕЙ", усмехнулась моему испугу и вновь, как и раньше стала недосягаемо далёкой, сильной, чужой.
О прабабке я знала немного, и видела её до этого дня только раз, и как ни пыталась, не могла вспомнить ничего, кроме осознания, что она есть, и что мне не хочется больше никогда её видеть. В доме Пра стоял странный аромат смеси горьких трав и сладкого ладана. Пра указала нам на деревянную лавку, куда мы покорно уселись в ожидании, и продолжила шептать что то над сосудом странной формы. Я скорее привычке, нежели от любопытства попробовала "войти" в неё, но вдруг вскрикнула от огненной вспышки у себя в голове.
- "Шалишь, девка "- Пра погрозила мне костлявым пальцем, и с укором посмотрела на мать.
- " От деньгу велику посулили, коли найду, да накажу вора", пробормотала она ни к кому не обращаясь.
Пра склонилась над сосудом, что то блеснуло у неё в руках, и мне почудился далёкий крик боли и смертельного ужаса
- "Прости Господи, за грех сей великий, польстилась я, да не ты ль, Господи упреждал, не спокушай , от пущай грех то на их головы и падёт"
Пра перекрестилась двумя перстами, вздохнула и, обернувшись, как то некстати озорно произнесла - "Не согрешишь, так оно и каяться то не в чем будя ", и уже укоризненно качая головой выговаривала матери,- "Чой то она у тебя больно тошща стала, али привесть ране не могла?"
Пра подошла, положила сухую морщинистую руку мне на голову, и больше я ничего не помню. С той минуты я стала обычной девочкой, иногда немного странной, но в большинстве случаев говорливой хохотушкой.
Почему же всё это я вспомнила именно сейчас?
Ты стоишь напротив меня, кулаки сжаты, на бледном лице блистают глаза гневными молниями.
- "Ведьма! Ведьма! Ты мне всю жизнь изломала, исковеркала! Ты душу из меня вынула! Убить тебя, просто убить, это слишком мало!"
- "Ну, и что ты теперь станешь делать, убьёшь меня? Ты же знаешь, что не сможешь этого сделать. А может, всё же попробуешь?"
Я уже знаю, что ты увидел в моих глазах, почему ты в таком ужасе отшатнулся. Я рассмеялась тебе вслед хриплым кашляющим смехом, и вдруг мой взгляд наткнулся на крохотное тельце, дрожащее в углу комнаты...
- "Будь ты проклята, где бы ты ни была! Будь ты проклята!" - закричала я в небеса той, что была сейчас недосягаема для меня, и протянула руки к единственному существу, дороже которого у меня нет никого на этом свете.. моему маленькому сыну.