Е.Огнев, А.Никольский

СТОРОННИКИ

Конха 12. Четвёртый год.

Фитрит снова зашевелился в своем углу, переворачиваясь, и, с усилием бормоча что-то невнятное, задвигал ногами, стремясь найти для них наиболее устойчивое положение.

- Не шуми, - сдавленно попросил Микельсон откуда-то издалека. - Разве ты не можешь тише?.. Так хотя бы не раздражай остальных. И ляг, наконец!

- Остальные - это, конечно же, ты, - лениво промямлил Фитрит и, скосив глаза налево, медленно перевернул лицом вниз лежащее рядом тело.

- Зачем? - отрешённо добавил он. Близость тела была ему неприятна. Фитрит протянул руку, но не достал; поколебавшись, он лег набок и, дотянувшись ногой, отодвинул его как можно дальше, в глубь кабины.

- И стоите вы, а не я, - закончил Фитрит, - я уже говорил...

Снова настала тишина. Некоторое время отшельников беспокоило глубокое молчание, пока Фитрит не произнёс:

- Диллоиды, тем не менее, расплавятся.

- Не надо,.. - вяло выдавил Микельсон. - Неужели трудно?!

- Вот, - перебил его сосредоточенно Фитрит, - сейчас всё... опять изменится.

Микельсон промолчал. Фитрит притянул ноги ближе к себе, обхватив колени руками.

Стало опять мутно...

...Фитрит утомлённо повернул голову, уткнувшись взглядом в лицо покойника.

- Как вы думаете, биолог, тот, что лежит там, в углу, уже тоже, должно быть, стал...

- Мне надоела ваша бесконечная суетливость, скажу больше - рудиментарность поведения, пилот. - Микельсон вскочил, но тут же почувствовал, как поверхность уходит из-под ног; он успел присесть и опереться о неё руками.

Послышался сдавленный смех Фитрита:

- Да, биолог, вы имеете все шансы достойно заместить ваших приматов на длинном пути эволюции.

Микельсон не ответил. Наступила долгая тишина.

Не замечая Микельсона в прозрачном слое опустившейся темноты, Фитрит не выдержал и слегка встревоженным голосом окликнул:

- Биолог!

Ответа не последовало, и Фитрит, прислушавшись, уловил лишь спокойно влившиеся в тишину мерные звуки рабочего режима забытого где-то наверху транслятора.

- Я один? - Пилот прислушался. - Где вы?..

Остро чувствуя, что ему всё-таки придётся вмешаться, пилот долго убеждал себя в обратном, но тревога пересилила остатки недоверия к себе, Фитрит начал с усилием перемещаться по кабине и вскоре наткнулся на тело.

- Микельсон! - Фитрит схватил его за плечи и, перевернув, провёл рукой по лицу. Неестественная гладкость словно покрытой целлулоидом кожи смутила его. Отшатнувшись, Фитрит поспешно двинулся на свободное место.

В углу он нащупал Микельсона. Положив ладонь на его крутую спину, Фитрит долго ощущал периодичность дыхания биолога, сравнивая с глухой тишиной и удивляясь ей...

...Рука вяло упала. Фитрит сразу открыл глаза - Микельсон сидел спиной к нему, низко опустив голову.

- Лежал бы.

- Опять ты об этом... Свет кто включил?

Фитрит заметил, что было действительно как-то неестественно светло - кабина оставалась в полумраке, но углы стали совершенно невидимы, а посередине повисло светло-мутное пятно.

- До чего же неудобно, - мучительно подбирая слова, простонал Фитрит, надеясь, что биолог что-нибудь скажет.

- Что неудобно? - встрепенулся Микельсон, задрав голову. - Потолок развело, свет оттуда.

Он прикинул расстояние от потолка до пола, решительно поднялся, сделал два шага. Пол качнуло, успел крикнуть что-то Фитрит. Микельсон почувствовал, что его медленно стягивает в сторону. Он пригнулся, потом подскочил. Кабину продуло. Потолок был уже под ногами, Микельсон хохотал, широко раскинув руки. Несколько раз ему удавалось коснуться поверхности, но она лишь шаркала по его конечностям и снова уплывала в пустоту...

...Свет вспыхнул внезапно. Неяркий красный свет больно ударил по глазам. Привыкнув к освещению, биолог увидел раздвинутый потолок - на месте бывшей поверхности излучали стержни ярко-белого цвета. Микельсон с усилием оторвал от них взгляд и осмотрелся: в глазах плавали наполненные красным круги - кабина-цилиндр, не имевшая углов, бугристый пол, несколько тел.

Только оглядевшись, Микельсон обнаружил, что стоит, стоит уверенно, хотя его и покачивало. В кабине больше никого не было. Шагнув в проём, который оказался за спиной, и выйдя из кабины, биолог не спеша двинулся вперед, гулко шлёпая босой ногой по пластиковому полу коридора.

Очень скоро он пошёл тяжело. Коридор приподнимался, и Микельсон, едва замечая наклон, с трудом преодолевал что-то физическое. Он кропотливо пробирался вперед. Вытянув руки в стороны, биолог опирался о стены, плотно положив ладони на их поверхность. В глазах всё ещё были вкраплены цветные пятна. Коридор казался тесным, постоянно заворачивал и поэтому действовал изнуряюще. Микельсон часто выглядывал за поворот, силясь что-нибудь увидеть. Но по-прежнему тянулось белое месиво стен, потолка и пола. Он уже давно перестал различать их чередование.

За спиной раздался чавкающий всплеск. Биолог оглянулся и увидел разлитую жидкость темного цвета, в которую только что ступил. Она плавно колыхалась, затягивая след. Ему стало противно, он отвернулся и увидел перед собой разлившиеся лаковые пятна, чьи-то босые следы... "Мои, должно быть", - подумал он, двигаясь дальше.

Ладони липли к стенам. Микельсон, наблюдая за пятнами, осторожно обходил их.

Пропала тяжесть. От неожиданности биолог остановился и глубоко втянул ртом воздух, выравнивая дыхание. Стало легче.

Появился сквозняк. Коридор пополз вниз, потом быстрее. Глаза биолога расширялись по мере увеличения наклона. Коридор провалился. Микельсон повис в нелепой позе, широко расставив ноги и напряжённо уперев ладони в стены. Он побагровел, ладони влажно заскользили по поверхности. Микельсон согнулся и с дикой сиплотой в сорвавшемся голосе рухнул вниз.

Он услышал шумный всплеск где-то рядом.

"Упал кто-то", - подумал он и тут же увидел себя в воде. Она была тёплой, немного вязкой; биолог чувствовал, что не тонет. Над поверхностью торчали колени и кисти рук. Было тепло, уютно...

Ему казалось, что до трапа он доплыл лишь одним желанием разума. Выкинув руку, Микельсон ухватился за стеклянные перила, поднялся на пару ступенек и сел.

Контуры бассейна едва угадывались, сторона напротив оставалась невидимой. Сильно рассеянный свет из коридора за спиной давал лишь смутное изображение предметов. Микельсон еле различил свою тень на воде, перед самым трапом. Он сидел и смотрел на неё.

Позади кто-то прошёл. Биолог заметил на гладкой поверхности отдельные отчётливые блёстки. Он поднялся и увидел выстраивающийся под водой рисунок из светлых квадратов.

Микельсон вытаращил глаза, развернулся, пробежал оставшиеся три ступеньки и выскочил через проём в коридор. Остановившись, он припомнил, в каком направлении были слышны шаги, и бросился вправо.

Коридор пустовал.

Микельсон добежал до первого поворота - в другом коридоре тоже никого не было. Биолог свернул и тут же наткнулся на давящую тишину. Уши заложило. Он тряхнул головой и не спеша двинулся вперед, не заметив, как открыл рот. Глаза скоро начали косить. Он остановился перед табличкой со стрелочно-цифровым указателем, поднял потное лицо и прочитал: "диллоиды". Повернувшись, он торопливо заковылял обратно.

Проходя мимо многочисленных дверей колониального отдела, Микельсон зашел в лабораторию.

За столом, спиной к двери, сидел Арстенс. Его голова покоилась на столе в куче битого стекла. Микельсон подошёл поближе и не сразу заметил Фитрита, стоявшего в углу лаборатории и внимательного за ним наблюдавшего...

Фитрита давно уже беспокоили настойчивые предупреждения командора, и он довольно часто забредал в лаборатории ЦУИ, не особо задумываясь, для чего вообще они предназначены и зачем непременно требуется его присутствие там. Командор доверял ему обеспечение резервного блока, именно ему, а не Беккеру или Дольмару из их тройки. Фитрита это не тревожило. Он привык выполнять указания командора, ибо целиком полагался на его компетентность в вопросах информации. Поэтому Фитрит регулярно бывал в отделе главного архива и уже успел приобрести квалификацию пилота ЦУИ. Микельсон тоже имел какое-то отношение к лабораториям ЦУИ - у Фитрита не было отчётливого представления, какое именно, хотя однажды он был свидетелем того, как Микельсон в разговоре с командором настаивал на изменении режима работы информационного отдела:

- Я проверил работу центрального дважды. Нарушения действительно существуют.

- Значит, всё-таки бесполезную информацию он пропускает?

- Нет.

- Как так?

- Часть такой информации была переработана центральным и переправлена в архив.

- Основание?

- Его нет.

- Откуда уверенность в том, что была переработана вторичная информация? Она выявлена?

- Нет, это уже невозможно сделать. Я просто знаю. Предлагаю обрабатывать её точно так же, как полезную.

- Каким образом?

- Классифицировать и распределять её наравне с остальной, полезной.

- Это при критическом режиме работы центрального? Мы уже стали использовать резервные модули. Делать этого нельзя. Существует вероятность аварийной ситуации. Конху могут законсервировать.

- Я поясню, так будет лучше. Обработку вторичной информации можно обеспечить, задействовав максимально возможное количество резервных модулей. Критический режим будет выдержан, а после перераспределения всей информации будет восстановлен нормальный режим с допустимостью постоянного функционирования четырёх-пяти модулей из резерва.

- Ты слышал, что я сказал? Перегрузка такого уровня не входит в программу. Возможен отказ центрального. Всё расформируют и придётся начинать сначала - с восстановления нормальной работы систем.

- Вряд ли... Не уверен.

- В чём?

- Я говорил, что часть вторичной информации центральный переработал...

- Этого не могло быть.

- Но модули резерва перегружены. Причём уже сейчас загрузка резервного блока превышает нормальный уровень и близка к критическому. Об этом я докладывал раньше, в отчёте. Тогда было разрешено использовать ресурсы блока...

- Это было связано с возросшим потоком информации.

- Это было связано с проникновением вторичной информации, командор, но об этом не знали ни вы, ни я, ни операторы. Сейчас интенсивность потока информации вошла в норму и одновременно обнаружилась перегрузка резервного блока. Для того чтобы обеспечить нормальное функционирование систем, необходимо произвести пересортировку. Вы ведь не дадите мне для этого операторов?

- Не дам. Эту работу ты сделаешь сам.

Доводы Микельсона показались Фитриту неубедительными, но он не счёл для себя возможным вмешиваться в разговор. Командор занял очень чёткую позицию, и Фитрит отдал ему должное: он ни разу не попытался утверждать, что данный вопрос не находится в компетенции Микельсона, а очень сухо и сдержанно опровергал все его попытки утвердить свою точку зрения. Под конец разговора Микельсон неожиданно порекомендовал командору найти умного, вдумчивого, безжалостного к себе человека для обслуживания резервного блока. Фитрит догадывался, конечно, почему командор именно ему поручил работать здесь, хотя и не понимал, какое право имел Микельсон на такие заявления. Вопреки высказанным требованиям Фитрит никогда себя не перетруждал, но и с программой всегда справлялся. С тех пор как он оказался в лабораториях ЦУИ, Микельсон иногда появлялся здесь. Поэтому Фитрит не удивился, когда в лабораторию зашёл Микельсон с бумагами в руках.

Он стоял в свете в обильно пропитанном жидкостью халате и смотрел на труп. Постояв так, он нерешительно повернулся и увидел пилота.

Фитрит встретил прямой взгляд, в котором было полное непонимание того, почему он, Фитрит, здесь и что вообще здесь можно делать. Потом взгляд пропал, и Фитрит увидел растерянные глаза биолога. Прищурившись (свет бил прямо в лицо), тот чуть приблизился к Фитриту, остановился, что-то невнятно пробормотал, положил бумаги на пульт и вышел из лаборатории.

"Не поверил, - решил Фитрит. - Его надо догнать, наверняка надо догнать..."

Фитрит задумался. Он совершенно не знал, что будет говорить Микельсону.

"Но надо его остановить, - продолжал соображать Фитрит. - Куда он пошёл?.. Ну, да - его надо проводить."

- Я тебя провожу, - сказал вслух Фитрит и, с трудом переступая, потащился за биологом.

Он совершенно не ожидал, что Микельсон будет ждать его за дверью.

- Я узнал тебя, - выговорил тот.

Фитрит молчал, вспоминая, зачем он вышел. Так и не вспомнив, он спросил, заполняя неловкую паузу:

- Бумаги, говоришь?

- Что? - не понял Микельсон.

Фитрит заглянул в лабораторию и вынес стопку.

- Бумаги,.. - подтвердил Микельсон, с интересом разглядывая их. Почувствовав что-то, он машинально схватился за ручку двери. Мигнул и погас свет, провалилась опора ног.

- Опять, - тихо сказал биолог, и его голос был поглощён разлившимся по коридору сухим бумажным шелестом...

Тусклый, красный свет с болью вытягивал сознание из глубины изображения предметов. Давление падало, хотя тяжёлый вязкий воздух по-прежнему жёстко прижимал к полу. Пересиливая напряжённую дрожь тела, биолог поднялся. Неподалеку лежал Фитрит.

- Поднимайтесь, пилот, - подбирая слова, позвал Микельсон и, пошатываясь, направился к выходу из лаборатории.

Фитрит лежал неподвижно, ничком, закрывая лицо руками... Зажёгся свет... Пилот вздрогнул, торопливо встал. Жгло лицо. Стояла изнуряющая тишина. К горлу подступал смех. Фитрит прокашлялся, осматривая кабину.

Он вышел в коридор и, прошелестев по разбросанным бумагам, двинулся по нему, вспоминая, как командор говорил:

"Знаешь сам: главное теперь - ЦУИ. Всё, что можно туда заложить, должно быть туда заложено. Центральному необходимо успевать контролировать всё. Много вторичной информации."

"Надо бы собрать бумаги", - подумал Фитрит. Он наклонился и стал собирать их.

Бумаги уже не влезали в руки, и Фитрит вернулся в лабораторию. Он включил анализатор и начал складывать отдельными листами всю документацию на гладкую, полированную поверхность приёмника, который послушно поглощал бумаги внутрь машины.

- Глупец! - раздался позади вопль Микельсона, перемешанный с отчаянием и смехом. - Глупец! Это же документы... - Микельсон смолк, задумываясь. - Этого нельзя! - закричал он. - Нельзя их туда, это совсем не то!

Фитрит обернулся. Микельсон стоял в проёме двери, обхватив руками затылок. Лицо его выражало беспомощное возмущение и муки размышления.

- Это же диссертация Штроссберга, - с обречённым облегчением выдавил Микельсон.

Фитрит молча вышел в коридор.

- Не волнуйся, я сейчас все соберу и мы отнесём это Штроссбергу, - говорил он, собирая бумаги. Но диссертация не кончалась, упорно продолжая себя в виде бумажного хаоса вдоль всего коридора.

Фитрит вернулся в лабораторию. Микельсон возился у анализатора, видимо, старался извлечь опущенные бумаги. Он держал за кончик лист, который торчал из щели приемника, тщетно пытаясь вытянуть его оттуда. При этом он как-то странно изогнулся - поза его отражала терпеливость и усердие; складка от приподнятого воротника сбегала вниз, сглаживаясь на туго обтянутой от напряжения спине и возникая в помятых полах халата, тяжело падающих на пол.

- Этого не должно было случиться, - бормотал Микельсон, - не должно случиться... - Он упустил лист и в изнеможении осел на пол.

- Да, - озабоченно подошёл Фитрит, - сколько было листов в работе Штроссберга?

На языке вертелся более существенный вопрос, но пилот никак не мог ухватить его и лишь мучительно морщился, глядя сверху вниз на расстроившегося Микельсона.

- Штроссберг не простит этого, - печально заметил Микельсон.

- Зачем она тебе? - выжал, наконец, из себя Фитрит.

Биолог поднял голову и изумленно воззрился на него.

- Что?! - Он приподнялся. - Штроссберг этого не простит! - раздражённо повторил он, вставая.

- Почему? - вырвалось у Фитрита.

- Не знаю, - глухо отозвался Микельсон и вышел из лаборатории.

- Подожди! - крикнул вдогонку пилот. Хотелось что-то ещё добавить к неожиданному вопросу, чтобы биолог не уходил так. - Бумаги-то надо собрать!

- Зачем? - раздался из глубины коридора удаляющийся голос Микельсона. - Штроссбергу они уже больше не нужны, а даже если и нужны, то все равно... - Голос его затих, растворившись в тишине коридора.

- Всё, что можно туда заложить, должно быть туда заложено, - повторил Фитрит и стал складывать на приёмник анализатора бумаги, которые держал в руках.

Фитрит вспомнил об этом совершенно случайно. Он испугался, отступил от анализатора и, собравшись, убежал.

Микельсон уже точно знал, куда он пойдёт, а идти нужно было обратно. Он в нерешительности остановился.

Мимо пробежал Фитрит.

- Э-э-э, - Микельсон сосредоточился, - здесь где-то бассейн. - Он поспешно двинулся прямо по коридору, ускоряя шаг.

До бассейна он добрался уже бегом. Схватившись рукой за стеклянные перила трапа, он начал спускаться, с удовольствием отмечая, что его тело наполняется приятной легкостью, радуясь знакомому шелесту воды.

- Давайте, я вам помогу, - Фитрит протягивал руку.

- Да-да, спасибо, я сам, - вторил Микельсон, оборачиваясь. Он вылез, они обнялись.

- Да, но вы сами понимаете, что мы должны расстаться и больше не видеть друг друга, - заговорил Микельсон.

- Я понимаю, - отозвался Фитрит. - Вы тоже должны это понимать.

Они отпустили друг друга, и Фитрит, вяло улыбнувшись, ушёл.

Микельсон ещё долго смотрел ему вслед, потом повернулся и вновь стал спускаться в бассейн.

Фитрит уходил, не оглядываясь, долго шёл по длинному прямому коридору, но он всё не кончался. "А если он не кончится?" - подумал Фитрит и испугался. Было тихо. Коридор уходил в обе стороны, концы его терялись в перспективе. Фитрит заметался, оглядываясь, но вокруг были только гладкие стены. "Назад надо", - мелькнула мысль, и тут же его охватил ужас: он не помнил, с какой стороны он шёл. Поражённый, он сел на пол, но быстро вскочил и побежал. Время шло, прямой коридор вызовом удалялся в бесконечность, а Фитрит продолжал бежать, надеясь её преодолеть. Беспомощно в голове суетились какие-то мысли.

"Куда-нибудь", - подумал Фитрит и выскочил в узкий, овальный коридор, поднимающийся вверх. Стены его были прозрачны. За ними виднелась комната, которая охватывала коридор со всех сторон и уходила вперед вместе с ним. Когда она кончилась, коридор перешел в галерею, повисшую в космосе. Фитрит по инерции ступил на неё и прошёл несколько шагов. Пространство обернулось вокруг него тяжёлым слоем. Он шёл, глядя себе в ноги, под которыми ничего не было, кроме прозрачной поверхности тонкого пластика. Подъём становился круче. Росла плотность встречного воздуха. Пилот скрипнул зубами, ломая что-то в себе, повторил ещё несколько шагов, остановился и посмотрел вперёд. Галерея уходила дальше таким же лёгким наклоном вверх. Фитрит стоял и смотрел туда, чувствуя, как где-то глубоко внутри него уже родился долгий, дрожащий гул и подкатывается к мозгу. Он сделал ещё два шага и понял, что больше не сможет. Он опустился и лёг, уткнувшись лицом в тёплый пластик пола; лежал и смотрел вниз.

Толчками пульсировала кровь. Фитрит вспотел. Почти сразу намок комбинезон. Пилота потащило вниз. Руки непроизвольно вытянулись. Скрюченные пальцы скользили в попытке остановить движение. Он истратил на это последние усилия.

Его выбросило в коридор и пронесло неопределенное расстояние. Фитрит почувствовал только, как стукнулись обо что-то подошвы. Тело дёрнулось, пилот затих. Он лежал, прислушиваясь к этому внутреннему покою, ощущая ровное дыхание и спокойный пульс, потом поднялся и неторопливо двинулся наверх.

Придерживаясь руками стены, Фитрит миновал галерею. Стена кончилась, он вышел в зал. Очертания зала угадывались только по отдельным, отрывочным воспоминаниям - выход оставался на противоположной стороне. Фитрит спешно прошёл в том направлении. Зал был пуст, ещё более тёмен и прозрачен. Стены купола не замыкали пространства. Мир, разбитый синеватой, неуловимой шероховатостью безжизненных звёзд, как и раньше, казался падающим. Внизу, под поверхностью зала, звёзд почти не было, там всё пропадало.

Фитрит спешил.

Только здесь он уловил, что звук его шагов непонятен ему, или не доносится до него. Фитрит задержался. Он неуверенно прислушался к своему дыханию, но это ещё больше усомнило его. Он остановился и посмотрел вниз.

Там ничего не было, кроме ниспадающей тёмной глубины с редкими, но яркими звёздами, и лишь исхудалый отблеск выделял ноги...

Фитрит перевёл взгляд вверх и долго силился выделить отдельные звёзды, но не мог.

Он улыбнулся и направился к выходу. Выйдя в коридор, он сразу почувствовал вибрацию. Пилот успел подумать, что отметил это с какой-то кристальной ясностью в голове. Фитрит сначала не понял, что это, а потом, на миг оцепенев, отшатнулся и, уже забыв о вспышке ясности, бросился назад. Он чувствовал, что пол, помогая, течёт вслед за ним словно по наклонной плоскости.

Фитрит выскочил в зал, пробежал с десяток шагов, но, потеряв привычную опору стен, не сориентировался и упал. Здесь пол не вибрировал и не тёк, а медленными, чуть ощутимыми волнами плыл вперёд. Под ним всё было неподвижно. Фитрит тоже был неподвижен, но взвешенность и медленные конвульсии почти не ощутимого теперь пола создавали не поддающуюся восприятию иллюзию бездвижного перемещения единственного в пространстве бездвижного существа среди содержащей его внутри себя столь же бездвижной бездны...

Пилот приподнялся на руки, резко встал, зашатался, но смог удержаться на покатой поверхности. Не обращая ни на что внимания, он бросился бежать вниз и быстро достиг противоположной стены купола. Было темно, и он не сразу отыскал выход в коридор...

Непривычно было идти и думать. Первое, что Фитрит вспомнил сразу, - это резервный блок памяти главного архива. Из ста двадцати восьми модулей, входящих в блок, пять оказались ни разу не задействованными. Этим никто и никогда не интересовался - распределение ресурсов блока осуществлялось автоматически и не требовало контроля. Тот факт, что пять модулей - со второго по шестой - оказались с момента выхода конхи на траекторию ни разу не задействованными, заметил только Фитрит. Заметил он это случайно. Ему понадобился четвёртый модуль для временного хранения двух расширяемых пакетов данных, полученных им для контроля. Он мог это сделать и не прибегая к помощи архива. Для этого нужны были анализаторы (они обладали достаточной памятью), к которым был допуск через посредника, работавшего в одной из групп высокого класса. Обычно это делал Эберг. Фитрит же входил в группу нижнего уровня, но, бывая в архиве, имел доступ к поступающей сюда информации. Там же находился и, вероятно, работал Микельсон, по непонятным для Фитрита мотивам прикреплённый к его тройке. Поэтому Фитрит решил воспользоваться архивом, а не анализаторами. Параметры четвёртого модуля подходили для хранения расширяемых пакетов, и, послав распределителю запрос на использование резервного блока, он получил подтверждение вместе с предупреждающим сообщением, из которого следовало, что пять модулей, в том числе и четвёртый, ни разу не были использованы для хранения данных. Как это могло случиться? Каким образом распределитель, помещая данные в модули резервного блока, неизменно обходил модули со второго по шестой? Либо с самого начала программа с неизвестной Фитриту целью была составлена таким образом, чтобы пять модулей оставались незадействованными, либо это случилось позже, после аварии диллоидов, когда весь главный архив перестал контролироваться центральным и перешёл на автономное обеспечение. Что касается резервного блока памяти главного архива, то он мог функционировать в двух режимах: либо под управлением распределителя главного архива, либо автономно. И поскольку аварийного сигнала о выходе блока из работы не последовало, значит, в момент аварии он находился на автономном обеспечении, и об этом обязательно кто-то должен был знать: командор или кто-то в совете.

Всё это знал и Фитрит, когда шёл по коридору.

Если эти пять модулей не были маскированы с самого начала, то, значит, это произошло значительно позже, когда уже шла работа по программе. Если последствия аварии сказались на распределителе, но не на резервном блоке, то позже, когда уже был законсервирован центральный, а распределитель был восстановлен для автономной работы, потребовалась новая программа работы главного архива.

Чем же тогда занимался он и по какой программе? Фитрит уже давно был готов задать себе этот вопрос, но мешал один точный по своей организации факт: независимо от того, что происходило и о чём знал Фитрит, лаборатории действовали и давали реальные результаты. Это означало, что или они были получены другим способом (непроизвольным, так как основная программа оказалась сорванной из-за аварии распределителя), или работа велась по другой программе, тоже предусмотренной, о которой знали немногие, или же было ещё что-то третье, чего Фитрит не мог предположить из-за недостатка сведений о работе.

Он поднялся на шестой сектор, вышел на этаж и углубился в сеть коридоров. Ровный свет, тишина и пустота ускоряли движение. Но обстановка оставалась неизменной на протяжении долгого времени. Пилот забеспокоился - в этом секторе он был впервые и никак не мог освоиться. Фитрит подошёл к дверям одной из кабин. Безрезультатно попробовав развести дверные панели, он отправился обратно.

Пилот спустился на два яруса ниже. Лёгкое, знакомое напряжение легло на тело, возбуждённо заработал мозг, вытягивая из памяти несколько старых маршрутов. Фитрит шёл, почти не ориентируясь, стараясь не нарушить ход мыслей. В подсознание утекали неестественно краткие по сути догадки. Фитрит, не успевая улавливать существенное, выхватывал части фраз для формы ответа. Он заметил, как пересёк пройденный недавно коридор и почувствовал, что выходит на прежнее направление, замыкая круг. Он окончательно сбился.

- Всё - хлам! - Пилот застонал от нарастающего раздражения и резко свернул.

Пробираясь по небольшому залу, заваленному контейнерами, он наткнулся на пристальный, отталкивающий взгляд рыжих глаз покойника. Фитрит машинально отстранился. Тусклый и густой свет тут же проник из-за спины и отразился в них.

"Nycticebus tardigradus, - вспомнил откуда-то Фитрит, внимательно разглядывая эти глаза, - древесные и ночные животные. Зубная формула i2/2, c1/1, pm3/3, m3/3 = 36. Срединные резцы верхней челюсти отделены друг от друга промежутком. Хвост длинный, короткий или отсутствует. Указательный палец кисти короткий или рудиментарный. На втором пальце задней конечности - коготь, а остальные пальцы снабжены ногтями."

Фитрит сухо засмеялся.

Коридор, куда он вышел, расходился в стороны.

"Я ничего не знаю."

Пилот ещё раз вслух повторил эту мысль и отчётливо представил, как она опустошительна. За нею ничего не следовало, кроме ощущения исхода.

"Я так много делал", - подумал Фитрит только для того, чтобы заполнить паузу в тишине коридора.

"Как это упрощено всё", - подтвердил он промелькнувший в сознании короткий вывод.

- Я же делал, - сказал он, почти не слушая себя.

"Наверное, можно было всё предупредить. Координатор сказал, что к командору ходить не надо, что программа выполняется и нет оснований для беспокойства. А ведь именно он отвечал за надёжное функционирование конхи и, значит, должен был быть особенно чуток. Но нервозность ощущалась, это же очевидно. И совсем странным выглядел ван Бастен, как будто чувствовал за собой вину. Уж он-то вообще не должен был иметь никакого отношения к обыкновенной технической неполадке. И, однако, совершенно непонятно повели себя тогда именно участники специальной группы. Ни один из подчиненных пилотов, с кем мне пришлось говорить, так толком ничего объяснить и не смог. Причём все были искренни - Чеслер даже пожал плечами. А вот все пилоты спецгруппы - до единого! - тут же замкнулись. Ещё никто ни в чём разобраться не успел, а они уже все начали ходить по коридорам. Ван Бастен мне не понравился сразу. Ещё два года назад я настаивал перед командором о выведении его из состава совета. Но командор сослался на спецзадание, которое должна выполнить группа. А когда я предложил выбрать вместо ван Бастена кого-нибудь другого - Экмана, например, - то командор довольно жёстко дал понять, что резидента не выбирают, а назначают, и что все эти претензии надо было адресовать Шолтесу или Зельзнику еще до выхода на траекторию. С физиками же всё обстояло наоборот."

- С ними всё было по-другому, - устало протянул Фитрит.

Как-то сразу он провернул в памяти недавно продуманную цепь рассуждений, вычленил несколько этапов и услышал, что стонет. Он замолчал и почувствовал, как это много отнимает сил. Захотелось лечь. Он заметил, что стоит в коридоре, сдвинулся влево, пошёл, повторяя:

- Резервный блок, пять модулей, Микельсон, программа, ван Бастен, спецзадание... А что до этого было? И потом?

- Блок, модули, - снова начал он, - Микельсон... Микельсон... Он же где-то здесь.

- С физиками всё обстояло наоборот, - раздался громкий голос, который Фитрит моментально узнал: этот голос ещё совсем недавно принадлежал Рокулу Стисмаку. - Экспертный отдел представил свой первый доклад командору ещё в начале года. Но командор уделил этому докладу очень беглое внимание и не посчитал нужным довести основные положения доклада до сведения остальных членов совета. Надо заметить, что участники экспертной группы нарушили устав, не предуведомив меня о своей акции, но следующий доклад, представленный через месяц после первого, они уже пропустили через все необходимые инстанции, и ко мне он попал непосредственно из рук Гарри Штроссберга, подробно с ним ознакомившегося. Я счёл нужным немедленно доложить на расширенном заседании совета суть выводов экспертной группы, и, надо сказать, позиции членов совета изрядно меня встревожили, что и явилось причиной моего сегодняшнего, уже, пожалуй, запоздалого выступления. На том, весьма памятном для меня заседании, командор занял настолько неопределенную позицию, что я до сих пор не могу уяснить для себя, как он отнёсся к случившемуся. Координатор вообще посчитал весь доклад бредом, не имеющим никакого реального приложения. Правда, надо сказать, его не поддержали ни проректор, ни экспедитор, но и они восприняли основные тезисы доклада весьма скептически. Наиболее принципиальную позицию занял начальник ЦУИ Арстенс. Он потребовал немедленного прекращения плановых работ и переброски всех наличных сил на обеспечение скорейшей консервации всей накопленной информации и на изменение радиуса облёта конхи. Большинством голосов этот проект был отклонён, и, надеюсь, теперь понятно всем, что была совершена грубая ошибка. Ровно через трое суток после заседания произошел первый случай нарушения права доступа к памяти центрального архива.

Голос умолк.

- Что? - услышал Фитрит свой голос, растерянно вглядываясь в самый конец коридора. - Если это Микельсон, то надо искать его в отсеках управления.

Вправо от себя Фитрит увидел ответвление. Он вышел туда. Это была объёмная вытянутая труба, выложенная внутри вспухшими металлическими листами. Пол оказался разобранным, стены неловко сорваны, хотя на их месте еще остались потрескавшиеся куски материала. На вогнутой теперь поверхности коридора, там, где был проложен пол, лежали осколки светлого пластика. Через несколько метров труба надламывалась и круто поднималась вверх.

"Дует", - подумал Фитрит, перешагивая переборку. Металл лип к подошвам. Фитрит успел ещё о чём-то подумать, потом долго вспоминал, нащупывая пропавшую мысль. "Опять поднимается", - пришло ему в голову. Он подошел к обломанному краю коридора, поставил ногу на поднимающуюся поверхность. Труба заныла наверху, там что-то сорвалось и гулко упало.

"Откуда это?" - вспомнил он утерянную мысль и внимательно проводил взглядом оранжевый шарик, скатившийся мимо ног. В желудке заурчало. Фитрит сел и обнял голову руками.

Ему было приятно расшевелить волосы, слепить на голове липкую завитушку и разгладить её, провести ладонью по затылку и опустить её на шею...

Фитрит поднял голову, посмотрел на переборку над собой и произнёс долгий сиплый А.

Звук длился долго; Фитрит не хотел прерывать его. Воздух кончился, наступила тишина.

Выход наверх он нашёл в соседнем секторе и поднимался недолго. Дальнейший маршрут был хорошо знаком ему, и скоро он достиг отсеков управления. Там никого уже не было. Все пульты, кроме контрольного, были отключены. Фитрит подошёл к нему. Ярко светился индикатор связи с конференциальным архивом. Пилот сел за пульт, посмотрел на тёмное стекло экрана, выключил индикатор и набрал на клавиатуре команду вызова.

"...Однако, даже эта гипотеза рассматривает процесс довольно упрощённо, - начал прочитывать он набранный текст. - И хотя формально можно сказать, что приведенная схема участков сцепления не объясняет, каким образом волновые процессы в нейтральной среде стимулируют скорость..."

"Если Микельсон сумел подключиться к ЦУИ, - подумал Фитрит, - значит, он обладал правом доступа, хотя бы частичным".

Он пропустил несколько пунктов. Подключился следующий блок. На экране появилось:

"Пакет 12-44. Доклад "Стоунхендж" (подборка документов из материалов нуль-канала).

Документ 1. Сводка. Группа Алана Ямиссона. Вылет 1011.

Дальняя дуга. Бакен 9. Цель: Прием рабочей информации в режимах 401 - 410. Состав: Эрик Акслах, первый оператор; Грегори Пиггот, второй оператор.

При обследовании четвёртого кармана была неожиданно зафиксирована информация в реальном времени в виде изображения. Поскольку такой вариант не предусмотрен программой, полученная картинка не была обработана и записана в память."

Далее, как показалось Фитриту, последовала какая-то мешанина в передаче словесной характеристики явления. Фитрит так и не одолел её до конца.

"Документ 2. Сводка. Группа Патрика Сендиджа. Вылет 1012. Дальняя дуга. Бакен 9. Цель: Прием рабочей информации в режимах 411 - 420. Подтверждение информации вылета 1011. Получение телеконденсера и обработка предварительных материалов. Состав: Пит Амелинкс, первый оператор; Пауль Ольшак, второй оператор; Ричард Коулт-Хорт, физик; Олстон Хаббл, физик; Эдвард Дьюк, физик."

Фитрит сделал выдержку, пропустив сводку, и задержался на отчете спецгруппы. Кое-как разобравшись в нём с макетом телеконденсера, он пропустил ещё пару пунктов.

"Документ 9. Доклад "Стоунхендж" ("Висячие камни"). Физик Ричард Коулт-Хорт, референт; статистик Пер Скре, референт.

По мнению большинства специалистов, готовивших программу "Стоунхендж", особого внимания заслуживают веерообразные ряды высоких камней..."

"Начинается", - отрешённо и как-то издалека подумал Фитрит. Мысль показалась затянувшейся, в голову больше ничего не шло. Он сонно перечитал значительную часть доклада и застал себя на том, что отвлекся и последние несколько строк просмотрел автоматически, не задумываясь. На экране менялись какие-то расчёты. Пилот не стал разбираться в них и пропустил весь этот материал.

"Документ 21. Конференц-зал. 22.03.03.

Реплика 5. Физик Эдвард Дьюк, консультант."

Подключился звуковой канал.

- К моему некоторому сожалению я вынужден выступать на этой коллегии консультантом, хотя в принципе разделяю мнение физика Коулт-Хорта и поддерживаю его гипотезу. Мне трудно было бы принять другую установку, поскольку я участвовал в метрической группе, проводившей как предварительные, так и рабочие расчёты. Но я просил слова. У меня есть весьма существенные дополнения, о которых я уже уведомлял совет и которые на первый взгляд незаметны. Речь идёт об освещении на полученном телеконденсере. По рапорту Алана Ямиссона свет на макете, цитирую: "вероятнее всего, верхний, вертикальный и, судя по всему, имеет естественно-природную основу". Конец цитаты.

При непосредственном наблюдении и предварительном обследовании так оно и есть. Но в процессе изучения мне удалось выявить общий эффект освещения объектов и зоны их расположения, а так же телеграниц охвата. Я могу определённо заявить: совершенно невозможно обнаружить, где источник света и существует ли он вообще... Я прошу позволить мне продолжить!..

Я допускаю возможность рассеянного света, вызывающего различного рода блики и световые пятна от самих же предметов-объектов. Во всяком случае, это явление можно назвать многосторонним, точнее - разнонаправленным. Очевидно, здесь в основе лежит один из реальных эффектов освещения и реальный источник света, закономерности которого и производят впечатление от общей картины как появление неких предметов, теневых лунок, коридоров и прочих эффектов. Но закономерности яркости в том, что и ближайшие, и отдаленные объекты наблюдения одинаковы в силе отражения света. Это показали предварительные расчёты. При более основательных наблюдениях нашей группой было доказано, что объекты не излучают свет, на основании чего я и подверг сомнению в начале выступления естественную природу света, а отсюда и наличие его вообще. Лучшим объяснением этого явления может быть динамический баланс Стенфорда, но он, как известно, был обнаружен при весьма сомнительных результатах, к тому же последующего подтверждения не получал.

Повторные опыты и расчеты ничего нового не дали...

Фитрит нажал клавишу.

"Реплика 13. Физик Зоран Тантич, референт."

- Считаю характер полученного явления синтезированно-переходным. Химико-биологическая энергия трансформировалась в физическую. Коротко характеризуя эту реакцию, выделю пять ключевых этапов: синтез, сегрегация, линейный транспорт, концентрирование и последующее сохранение уже в той форме, которую мы получили. Соответственно, поток есть чрезвычайно динамическая по природе структура и потому неуловимая. Возникновением подобных явлений в последнее время занимался доктор Шёберг и пришел к выводу, что образования таких телемиражей можно объяснить только тем, что существует очень малая вероятность связывания престо-пучков и что получение этого телеконденсера можно представить как разновидность процесса самосборки. Обращаю внимание на то, что в данном случае контактируют друг с другом не отдельные частицы, а большие молекулярные комплексы. Из последующего изложения будет видно, что внешне сходным принципом - я имею в виду функциональные способности макета - можно, по-видимому, объяснить также и упорядоченное построение оптических линий в единый, сформированный поток...

"Реплика 14. Физик Франс Эден, референт."

- Я не взял бы слова, если бы не занимался структурными типами. И в этом аспекте не могу поддержать коллегу Енссена. Структура полученного изображения не может быть подтверждена никакой проверкой, а тем временем требует повторного опыта, который, как все понимают, уже исключен. Я же говорю о сверхупорядоченных структурных формах, а не о какой-то относительно-статистической структуре. Они не участвуют в движении, как это представлялось предыдущими докладчиками, однако влияют на форму рисунка. Это отдельный вопрос, я не хочу его затрагивать в процессе прений только из-за того, что он отвлечёт нас от основной задачи этой конференции.

Моё основное сомнение - это факт, что структура Енссена не содержит субъединиц, а изолированные структуры по Бреннеру и Тукеру невозможны. На основании последнего проблема структурности мне кажется фикцией. К сожалению, осуществить проверку моих доводов уже невозможно, и я не имею полноценного права настаивать на своих заключениях...

"Реплика 22. Статистик Эдвард Юс, референт."

- Мне не пришлось заниматься теорией расчёта. Это осталось привилегией физиков, я только воспользовался их услугами.

Выводы доктора Хокинса поддаются статистической проверке, хотя между нами - статистиками и завязался спор о том, какие методы проверки можно считать тут надёжными. Его первые научные выступления на эти темы не делали никаких скидок непосвящённым - главным образом потому, что они по необходимости были максимально краткими.

Задним числом мы можем сказать, что в том толковании значения так называемых "висячих камней", которое предложил коллега Пер Скре, есть слабые места. Они обозначены условными метками на диаграммах перед вами в схеме статистического прогнозирования.

Мы прибегли к статистическим методам. Они дали возможность обработать имеющиеся у нас неполные сведения, поскольку сбор данных вёлся с недостаточной точностью. Первые работы, в которых проводились поиски общей единицы, или модуля, принадлежат Хокинсу. Он указал, что существуют две совершенно разные ситуации, требующие различных методов расчёта. Первая - это те случаи, когда мы считаем, что какой-то модуль существовал, и имеем представление о его величине. Хокинс разработал статистический метод проверки параметров объектов, чтобы выяснить, имеется ли в них предполагаемая для модуля величина. Вторая ситуация - это тот сложный случай, когда нет никакого представления о существовании модуля и параметры "угадываются" статистически для вероятной замены модуля его исходными. Эти два подхода дают довольно различные результаты: первый подтверждал бы природное происхождение, второй - искусственное. Мои специалисты считают, что в данном случае первый метод вводит в заблуждение.

Теперь кратко о выводах, затем точное обоснование. Наша группа, с учетом некоторых провалов в толковании телемакета, предположила, что вероятнее всего перед нами обыкновенные по своей цели и необычные по своей форме шахты...

"Реплика 28. Старший системотехник Рудольф Динцис, оппонент."

- Внимательно изучив материалы докладов и некоторые ключевые комментарии к ним, я всё больше замечаю, что буквально в каждом из них запинаюсь за какие-то неясности, сомнительные проблемы с двойным дном и прочие ловушки. Попытки уложить всё сказанное в этом зале в более-менее стройное единство, чтобы хотя бы осмыслить, я не говорю уже о переводе в систему для дальнейшей работы, мне не удалось. Некоторые выводы в докладе настолько расходятся друг с другом, что я теряюсь...

"Реплика 29. Эксперт Брайан Тишби, оппонент."

- Дорогие друзья и коллеги! В моём выступлении не будет ни одного факта и никаких расчётов, а будут лишь, в некотором роде, размышления по поводу всего высказанного вами здесь. Хочу сразу совершенно убеждённо заверить вас, что всё это шутка капитана Ямиссона. А для себя я это называю весёлым каламбуром и, поверьте, без лишних эмоций, намёков в адрес выступавших передо мной членов дежурных экипажей и... хм, ученых.

Так вот, рассматривать явление телеконденсера, пытаясь делать выводы, даже самые робкие, я бы сказал, формальные, опираясь на то, что мы получили, невозможно. А получили мы в некотором роде иллюстрированную чушь. И что уж самое невероятное в подобной ситуации, что я сам имею собственное мнение - это смешно. Ха, простите... и, как бы справедливо заметил капитан Стенфорд, не машите руками! И совершенно напрасно теряется коллега Динцис. Я, например, удивлён, что вообще он изловчился отыскать в этом. Ваш телезавр, дорогой Коулт-Хорт, - бред. И это ещё не всё, я задам вам всего несколько вопросов, и если вы ответите на них полно и убедительно, я признаю себя болваном. Итак, почему изображение на экране является, собственно, информацией? Что значит "не предусмотрено программой"?..

"Документ 32. Экспедитор Мортен Йонссон. Рапорт.

Считаю, что эксперт Тишби во время выступления находился в крайне невменяемом состоянии и душевном расстройстве..."

"Документ 38. Резолюция командора.

Принятое нами явление неизвестного происхождения, единично и носит временный характер. Дальнейшие исследования прекратить, материалы по докладу передать в нуль-канал главного архива."

Загорелся оранжевый огонёк индикатора сброса информации. Фитрит всё ещё сидел в кресле, глядя на пустое окно экрана. По сторонам маятником покачивалась тишина. Пилот заметил, что задумчиво прижимает пальцами губы. Мыслей, правда, никаких не было. Всё и так казалось ясным. Фитрит глубоко вздохнул, снимая лёгкое напряжение. Встал, осмотрелся, вышел в соседний холл, постоял там, наблюдая окружающее его широкое пространство с разбитыми креслами, подошёл к пустующей лифтовой шахте, посмотрел вниз, пошевелил губами, массируя отёкшие мышцы лица, ещё раз посмотрел вниз, протянул руку, ощутив напор влажного, конденсированного воздуха из глубины шахты, шагнул туда и повис.

Где-то высоко наверху почти бесшумно гудел транслятор. Фитрит послушал его. Тело медленно поднималось. Достигнув первых этажей верхнего яруса, пилот выплыл из шахты и, придерживаясь за редкие поручни, принялся лавировать в круглых, как трубы, коридорах.

Легко оттолкнувшись, Фитрит, подобранный неожиданным слабым потоком воздуха, попал в вертикальную трубу. Она, плавно завернув, выбросила его из стены в раскинутое пространство огромного зала.

Фитрит ещё довольно долго летел вперёд по инерции, пока не повис посреди зала. Под ним, внизу, было очень темно и мрачно. Пол был разобран на пару десятков этажей вниз и теперь торчал в отдельных местах нелепыми кусками рифлёных арматур. Тело плавно покачивалось в незаметном движении воздуха. Фитрита повернуло лицом вверх; он увидел матовую поверхность потолка, белевшую в неизвестно откуда отражённом свете. Свет струился издали; пилот, проследив, различил в глубине провала вытянутый вдоль стены ламид. Раскинутое навзничь тело с запрокинутой вниз головой слегка покачивалось в незаметных волнах пространства, возникших из тёплого сквозняка откуда-то снизу. Полузакрыв глаза, Фитрит медленно погружался в эфирное состояние, постепенно переставая замечать то, что видит.

Где-то в глубине стен хлопнул люк, оборвав тишину. ("В трансляторной", - сорвалась мгновенная мысль, и сразу напряжённо заработал мозг.) Размытый поршень вырвавшегося из трубы плотного тёплого воздуха быстро достиг Фитрита и подтолкнул его вперёд.

Пилот ловко ухватился за поручни у противоположной стены и, оттолкнувшись, углубился в пролёт коридора, который чуть дальше плавно закруглялся и наклонно устремлялся вниз.

Подуло сильнее. Скользкий воздух, облизывая шею, затекал за воротник, пробирался по телу, вздувая комбинезон и делая его незаметным, щекотал бёдра и вырывался через клапаны в башмаках.

Фитрит стал падать быстрее. Волосы зашевелились и, сбившись назад, сплелись на затылке. Струи воздуха засвистели в носу. Глаза высохли и заслезились. Фитрит закрыл лицо руками. Затылок чесался.

Темп возрастал. Фитрита протащило по поверхности, он подскочил на руках и провалился, набирая скорость, вниз, успев подумать:

"Сколько это ещё?"

Перевернувшись несколько раз через себя, он увидел, как коридор стремительно выпрямляется. Пилот раскрыл рот, но встречный воздух опрокинул звук вовнутрь.

Задев ногой, Фитрит неуклюже подпрыгнул, приняв вертикальное положение; движимый громадной инерцией, сделал несколько растянутых прыжков и выбросился из оборвавшегося коридора в затемнённое пространство. Беспорядочно размахивая руками, он упал лицом в воду. Брызгами, как пригоршней стекла, бросило в лицо. Фитрит ударился о стену и развалился телом в воде.

"Да что же такое?!" - простонал мысленно он, не двигаясь в холодной воде с плавающей твердой коркой. Вода легко попадала в уши, проникала дальше. Пилот поперхнулся, закашлялся, неудобно поворачиваясь телом, приподнялся. Вода с шумом и как-то замедленно стекала с него многочисленными струями. Фитрит нащупал в воде что-то мягкое. Продолжая глухо откашливаться, он встал, отряхнулся от липких, крупных капель и посмотрел на то, что держал в руках. Это был халат тёмно-серого цвета, обильно пропитанный водой. Пилот стоя, всё ещё покачиваясь от падения, выжал его, встряхнул, расправляя, осмотрел еще раз.

"Холодно", - подумал он, накидывая на себя халат, потом плотно провел ладонью по лицу, снимая остатки брызг и ощущая глубокие бескровные порезы. Фитрит мрачно посмотрел в темноту, потоптался, разглядывая жижу под ногами; так ничего и не различив, пошёл обратно на свет.

Наверху - далеко - с тяжелым надсадным скрежетом что-то открылось, с тонким скрипом на грани визга продолжило движение и громко ахнуло, захлопываясь и разнося гулкий звук по помещениям.

Фитрит остановился, покачав головой, дождался, пока всё стихло, и произнёс только:

- Холодно.

Он протиснулся в какой-то боковой коридор, выбрался из воды, сделал несколько шагов и измождённо повалился на пол.

Руки, лежащие перед лицом, покрылись знобящей сыпью, зубы стучали.

"Так и знал."

Фитрит сунул под себя руки. Стало совсем тихо. Фитрит даже не ожидал этого, но как-то сразу почувствовал, что всё изменилось за ним, в том коридоре, откуда он пришёл. Ему показалось, что там потеплело и холод оттеснило сюда, и он повис над пилотом слабым влажным слоем. Всё происходило бесшумно. Кровь уже давно отхлынула от головы и больше не беспокоила своим пульсом. Фитрит закрыл глаза и в который уже раз попытался расслабиться. Дыхание было ровным. Пилот почти не замечал его, всё больше погружаясь в какое-то лёгкое, привычное состояние, напоминавшее невесомость. Это было приятно, потому что не беспокоило, не тревожило. Но что-то мешало. Это была дрожь. Пилот сначала не поверил, но она усиливалась и скоро перешла в плавные толчки поверхности, на которой он лежал. Фитрит вздрогнул. Сразу в голову бросилась кровь. Оттолкнувшись руками, он вскочил и тут же увидел, как быстро за спиной прибывает вода, а коридор слегка накренило.

Подобрав полы халата, Фитрит метнулся подальше от всего этого. Пробежав коридоры, он свернул в слабо освещённую зону.

Он шёл и оглядывался. Позади всё оставалось спокойным, ни одного лишнего звука, одно лишь шарканье собственных шагов. Оно то ускорялось, то снова замедлялось. Фитрит часто спотыкался, хотя внимание его было предельным.

Он задержался возле одной из многих дверей, пошарил глазами в поисках таблички с обозначением. Было очень тускло, и пилот не сразу обнаружил, что она сорвана. Он приоткрыл дверь, осторожно заглянул и вошёл.

Вспыхнул ровный свет, заставивший его сощуриться. Свет успел раствориться в глазах большими оранжево-зелёными пятнами, которые постепенно гасли, оставляя яркую раскалённую жилку. Фитрит долго смотрел на неё, не поднимая век; она потускнела и исчезла.

Фитрит открыл глаза: просторная кабина овалом расходилась от дверей и заканчивалась оборванными концами стен на тёмном оплавленном слое. С одной стороны он разрезал часть разбитого экрана в полстены, с другой - приборный щит. Пол был покрыт невысокими дюнами. Слева от пилота, у самой двери, выделялся контур плотно прикрытых дверц, справа была выдвинута панель с клавиатурой.

"А где же остальное?" - Фитрит бросился к тёмной стене. Ноги вязли в горячей поверхности пола. Неуклюже выдергивая их, пилот спешил. Поверхность заволновалась, образуя новые дюны. Фитрит добрался до стены и машинально ткнулся в неё руками. Они ушли в тёплый жидковатый слой и завязли. Он смотрел перед собой на прозрачную поверхность и видел за ней мелкие зернистые точки звёзд.

"Всё осталось там", - подумал пилот, вглядываясь в расплавленный, с отёками слой.

Фитрит заметил, что ноги по щиколотку погрузились в пол. Он поднял голову: стена устремлялась вверх и текла оттуда застывающими струйками.

"А что там?" - Фитрит всматривался в прозрачный слой и, чем быстрее догадывался, тем быстрее тащил из этой стены руки; они очень медленно показывались на поверхность. Пилот изогнулся, ещё больше углубив ноги в пол. Испугавшись, он сильно рванул руки. Они вырвались, обнажив дымящиеся, окровавленные кисти. Фитрит по инерции развернулся, повалившись спиной на стену, но, наклонив назад голову, успел оттолкнуться от стены затылком, оставив на ней волосы. Тело наклонилось, пол поглотил уже половину голени. Фитрит повернулся и снова оказался лицом к стене, постепенно падая на пол, но кабина поплыла набок. Он повис, ноги сами поползли из жидкости. Пилот сорвался и, скользнув по подвижной поверхности, прокатился к двери. Кабина медленно упала в прежнее положение, свет чуть померк, но не погас.

Фитрит выполз в коридор. Двери бесшумно закрылись. "Тепло", - протяжно подумал он, поднялся. Члены сводило судорогой, изо рта и носа стекала кровь. Фитрит высморкался на стену, ядовито прокашлялся и побежал направо.

Он торопливо выскочил к бассейну и, с трудом переставляя ноги по трапу, спустился в воду.

"Вот так, хорошо... А чьи там были следы?!"

- Чьи там были следы?.. Микельсон! - закричал пилот, выбираясь из воды. - Микельсон!

Чуть согнувшись, он проследовал по коридору. Заглянув в кабину, он посмотрел на застывшие у левой стены следы, которые уходили к прозрачному слою и там обрывались.

- Микельсон! - Фитрит бросился по следам, чавкая упругой подошвой обуви и поддерживая развевающиеся полы халата.

- Микельсон!

Фитрит замолк, остановившись, и так же лихорадочно заторопился назад.

Выпрыгнув из кабины, он, подобравшись и что-то выкрикнув скороговоркой, просеменил вправо и, вырвавшись на площадку, бросился в бассейн.

"Тепло", - успел подумать он.

В глубине - высоко - взвился тонким хрипом убегающий вверх звук и осыпались осколки стекла.

- Здесь, здесь я! - расхохотался Фитрит, поднимаясь по трапу. - Здесь я!

Он привычно разбежался в коридор, ведущий вниз провалившимся полом.

Фитрит торопливо миновал несколько дверей и остановился - дальше коридор оказался затоплен.

Фитрит двинулся по раскачивающемуся под водой полу, подскользнулся и медленно покатился по смоченной поверхности. Пол оборвался. Фитрит, работая руками, проплыл к торчащему проёму, наполовину затопленному водой, и влез туда. Пилот встал на ноги; затопленный зал оказался совсем тёмным, и лишь небольшая площадь была освещена из проёма. Вода скрывала шею.

- Я все время бежал отсюда, - облизывая губы, Фитрит оглядывался в темноте, - и вот я уже здесь...

Высоко вверху упал и с шумом прокатился объёмистый бак - было слышно, как выплеснулось что-то масляное. Фитрит напряжённо вслушивался, задрав голову. Натяжно, срываясь, приближался сквозняк. Пилот отступил, морщась. Совсем рядом свалился тяжёлый ком жидкости, и тут же раздался шлепок.

Глубоко в раковинах лопнул глухой звук. Фитрит вытаращил глаза и судорожно схватился руками за уши. Волна захлестнула лицо и потащила пилота за собой. Он замахал руками, откашливаясь; его занесло в сторону.

Фитрит вывалился в коридор, вскарабкался по вибрирующей поверхности пола, вышел на площадку и, вытирая лицо рукой, не оглядываясь, двинулся в глубь коридоров. Промокший халат путался тяжелыми полами в ногах, с него стекало. Фитрит шёл, не обращая ни на что внимания. Он почти не думал. Перед глазами всё ещё стояла темнота зала. Фитрит запомнил нечёткие очертания каких-то предметов и пытался теперь как-то объяснить их, но никак не мог.

Время тянулось, пилот продолжал идти. Непроизвольно выбранный путь чередовался узкими и разветвлёнными коридорами, небольшими площадками, пустующими кабинами.

Петляя, Фитрит забрёл в какой-то отсек, сел на край стола и только потом почувствовал, как сильно устал. Плотно прижав пальцами глаза, он избавился от остатков образов, глубоко вздохнул. Повернувшись, он, не разбираясь, смахнул со стола всю рухлядь, снял халат и, накрывшись им, лёг на жёсткую поверхность. Глухое потрескивание зуммера где-то в углу сначала раздражало его, но потом он незаметно отвлёкся и забылся.

Через приоткрытые веки он увидел лица. Он узнавал всех, кто собрался здесь: командор, Микельсон, Каллаш, Гаусс, Куриван, Хэллс, другие. Их было немного, и все молчали, расположившись в удобных позах; кто-то сидел, остальные стояли.

Куриван отошёл от погасшего экрана и произнёс:

- Да, знаете, ваши машины...

- Видите ли, - моментально перебил его Каллаш, - если я начну говорить о ваших машинах, то вряд ли совет...

- Плевал я на ваш совет!

- Примите лучше сыворотку, - спокойно посоветовал Хэллс.

- Нет уж, принимайте её сами!

- Господа, - вмешался командор, поднимаясь с кресла, - мы не примем ваши предложения.

Все опять замолчали.

- Правда, у господина Куривана есть ещё один проект, вот его, я думаю, мы и заслушаем.

- Как так? Какой проект? - Каллаш поднялся. - Какой проект?! Да нет у него проектов!

Он вызывающе повернулся к Куривану и вопросительно взглянул на него. Тот улыбнулся:

- А вот теперь, вы, наконец, ошиблись, дорогой Эрвин, я действительно подаю проект.

- Так, значит, вы всё это подстроили?! Нет, подождите, я просто напишу на вас рапорт. - Лицо Каллаша стало вдруг добродушным. - Нет, действительно, я напишу на вас рапорт.

Куриван, продолжая улыбаться, отвернулся к экрану.

- Я напишу на вас рапорт, - продолжал Каллаш, пробираясь к двери. - Вот увидите, напишу рапорт.

Командор опустился в кресло.

И ещё был песок. Разбросанный небольшими барханами, тёплый и сочный. И ещё очень плотный. По нему можно было идти, как по мокрой земле, - он оставлял отпечатки ног. Через несколько шагов уже было заметно, как на продавленном ступнёй месте выступала розовая жидкость, незаметно и быстро. А дальше накатывались песочные волны, создавая странный шум сухого, сыпучего прибоя. Какой-то он был неестественный, мёртвый.

Лизнув опущенную вниз руку, волна отхлынула ровным, тут же застывшим слоем, открыв окровавленную кисть. Рука инстинктивно отдёрнулась. На песке проявился растянутый розовый след. Ноги почти по щиколотку ушли в песок. Быстро отступая назад, не глядя вниз, пришлось выбираться из него.

Уже стоя на твердой поверхности, разглядывая жёлто-розовый прибой, уверен, что это обман, что так не может быть, не должно...

Фитрит открыл глаза.

- Это сон, - тихо произнес он, глядя на Микельсона, который стоял у стены и стряхивал с себя хлопья пены. - Всего лишь.

- Чего ты там говоришь? - отозвался биолог.

Фитрит сел, свесив ноги. Было неприятно.

- Транслятор опять что-то сыпал, - сказал он.

Биолог кивнул:

- Я был в трансляторной - там ничего не сделать.

- Совсем? - неуверенно поинтересовался пилот и тут же отвлёкся.

- Совсем, - коротко констатировал биолог. - Больше я туда не пойду.

Микельсон прошёл к пульту, сел в кресло, несколько раз повернулся в стороны, задумался.

- И не надо было ходить туда, - заключил он.

- А заблокировать пробовал?

Микельсон отрицательно покачал головой и повторил:

- Там ничего нельзя сделать.

- А тебя там и не было.

Биолог почесал подбородок.

- Я там был. - Он посмотрел в сторону пилота. - Чего ты так смотришь?

- Спросить хочу. Я знать хотел, - протянул задумчиво Фитрит, - кто такой Эберг?

- Связующий, - пожал плечами биолог.

- А что он делал там, наверху? - продолжал развивать мысль Фитрит, чувствуя, что совсем не понимает роли групп высокого класса и что хотел спросить совсем не то.

- Откуда я знаю, - невозмутимо отреагировал Микельсон. - То же, что и остальные. Посредник - это ведь не прямая его обязанность.

- Да нет, - перебил как бы себя Фитрит, - не то. Не в нём дело. Я всё хотел понять, что делал ты? И потом, как ты оказался в нашей группе, с Дольмаром, Беккером и мною?

- Что делал? - как прожевал, сказал биолог. - То же, что Дольмар, Беккер и ты. Работал.

- Над чем именно? - непонятно зачем спросил пилот, чувствуя, как ускользает смысл разговора, и пытаясь хотя бы этим вопросом зацепиться за что-то.

- Над программой, - угрюмо ответил Микельсон. - "Портленд".

Фитрит спрыгнул на пол, отряхнулся, подошёл к биологу и, сунув руки в карманы, отчётливо произнес:

- Моя группа работала над программой "Альфа-Цитрон".

Микельсон обвёл глазами ноги пилота, затем посмотрел ему в лицо и проговорил:

- Ну и что?

- И почему именно меня выбрали для работы с резервным блоком? - уже уверенно продолжал пилот, глядя поверх головы Микельсона. - Я ведь не имел к ЦУИ никакого отношения. Между прочим, меня перевели туда именно после того, как к нашей тройке присоединился ты, - и Фитрит посмотрел в широко открытые глаза биолога.

- Ну и что? - спросил тот.

- А то, что после всех этих перемещений наша группа больше не работала с прежней программой, - выпалил Фитрит и ещё пристальнее посмотрел на биолога.

- С чего ты взял?

Фитриту сказать было нечего. Разговор захлёбывался. И неожиданно снова прозвучал голос биолога:

- Я не понимаю, что ты так взвинчен, что, собственно, случилось?

- Что случилось? - тут же подхватил пилот. - Авария. Но это случилось позже, а вот что происходило до этого? Как могло случиться, к примеру, что распределитель, помещая информацию в резервный блок, не использовал модули со второго по шестой?

Фитрит наткнулся на изумленные глаза Микельсона и замолчал, выжидая, что тот скажет. Но биолог и не собирался его прерывать.

- Что ты там говорил командору о нарушениях в центральном? Я ничего не понял. Сможешь ты мне объяснить, что вообще происходило наверху?

- Этот вопрос не для меня, откуда я могу знать, что там произошло, я же не член совета.

- Но ты знаешь то, чего не знаю я.

Микельсон не ответил, и Фитрит продолжал.

- А твоя программа? "Портленд". Какое отношение она имеет к нашей работе?

Фитрит сделал паузу, но биолог сидел молча.

- Чем вообще ты занимался? Чего молчишь?

Микельсон встал. Они стояли друг перед другом, одного роста, и смотрели в лицо один другому.

- Я занимался балансом вакуумного поля, - раздельно произнёс Микельсон. - Были обнаружены ситуации, когда в нормальном, казалось бы, планетарном пространстве вдруг возникают подвижные пустоты. Необходимо успеть их вовремя хоть чем-нибудь заполнить, потому что они нестабильны и довольно быстро исчезают, образуя дисбаланс в пространстве, или его искривление. Вслед за этим обычно следует расширение и, как следствие, серьёзная пространственная деформация, что чаще всего приводит к совершенно неучитываемым процессам.

- Каким, например?

- Импульсному взрыву, вакуумным ловушкам, прямому смещению пространственных слоев. В последнем случае бывают непредвиденные информационные всплески...

- Ну, хорошо, а "Портленд"?

Микельсон кивнул.

- Заброшенные порты-спутники. Их называют портлендами. На них причалы для заправки трансгалактических лайнеров и многочисленных станций навигационной службы. Таких портов обнаружено немного, некоторые сошли с орбит. Полагают, это не случайно - порты всё-таки посещают. Непонятно, правда, кто. На одной из станций были обнаружены ланцевые стержни. Ими корабли нашего класса не пользуются. Сейчас вылавливают другие спутники.

- Экспедиция Ярана?

- Да.

Фитрит согласно кивнул.

- Это уже работа нашей тройки. Но получается, что ты выполняешь ту же программу, но отдельно. И потом, какая связь между портлендами и балансом вакуумного поля?

- Прямая. После первых же исследований выяснилось, что нарушения пространственного баланса происходят, как правило, в непосредственной близости от портлендов.

- Почему же ты мне раньше ничего об этом не говорил?

- Потому что ты в это время выполнял уже другую работу.

Пилот молчал, недоверчиво глядя на Микельсона.

- Чем ты занимался в последнее время, припомни?

- Выполнял поручение командора, обеспечивал резервный блок.

- Вот-вот.

- Что? Программы же это не касалось. Я продолжал работать с ней.

- Постольку-поскольку, - усмехнулся биолог.

- Что ты имеешь в виду?

- А то, что я думал так же, когда на меня повесили портленды и предложили курировать группу Дольмара.

- Я контролировал всю работу...

- Её контролировал я, - перебил пилота Микельсон. - А группа была переведена в пятый сектор.

- Что за сектор? Что там было?

- Экспертный отдел.

Фитрит даже не пытался скрыть своё удивление. Он поискал глазами глаза Микельсона, но ничего не обнаружил в них.

- Так, значит, меня просто вывели из группы?

Биолог ничего не говорил, ждал, пока Фитрит привыкнет к новой мысли и успокоится.

- А кто в совете был ответственным за работу тройки? - Фитрит внимательно смотрел в лицо биолога.

- Не знаю.

- А экспертного отдела?

- Командор.

Фитрит отвернулся, подошёл к столу, постоял, раздумывая.

- А что тогда делал я? - выдавил он из себя вопрос, зная, что биолог не ответит. - А что делал ты ещё до программы "Портленд"?

- Генетический контроль иммунного ответа, кооперация между тканями, нейромедиаторы и рилизинг-факторы, трансплантация ядер, гетерокарионы, - раздался ровный голос Микельсона.

- Трансплантация ядер,.. - повторил Фитрит. - Какое это всё имеет отношение к портам или вакуумным ловушкам?

- Никакого. Я делал то, в чём возникала необходимость.

- Значит, ты давно уже занимаешься темами, далёкими от твоей прежней работы?

- В каком-то смысле... Сначала было много работы в архиве - надо было систематизировать все полученные данные по молекулярной биологии, - а потом долгое время не поступало новой информации, меня перевели в лаборатории ЦУИ, там как раз была самая работа... Да что тут, собственно, интересного?

- Почти ничего, - громко заметил Фитрит и снова обратился к биологу: - Только сначала в ЦУИ оказываешься ты, скажем так - по странным обстоятельствам, затем из нормально работающей тройки выводят меня. И делается всё это незаметно.

- А по-моему, ничего предосудительного здесь нет. И никаких странных обстоятельств я не вижу. Так можно рассуждать, когда уже произошла авария. А если бы её не случилось? Так бы и работали.

- Вот именно.

- Я не понимаю, почему ты склонен подозревать в этом чей-то умысел. Фактов для этого у тебя явно недостаточно.

- Вот они-то мне и нужны.

- Но всё узнать всё равно было бы невозможно, ты же сам понимаешь.

- Допустим. А что ты там говорил командору о центральном?

- Да... теперь это уже неважно, после аварии. Это осталось неподтверждённым, я мог до конца и не разобраться. И потом, что ты всё копаешь?! - вспылил биолог. - Сколько можно?! Видишь же, что я ничего не знаю!

- И вот ещё, - Фитрит помедлил, подбирая слова и более сдержанный тон: - пять незадействованных модулей в резервном блоке памяти главного архива.

- Ты уже говорил об этом.

- Я хотел знать, что по этому случаю думаешь ты. Ты же работал в архиве.

- Чего ты от меня хочешь? Я не обязан знать объяснений всем твоим бредовым идеям. Спрашивать надо было у координатора. Об этих модулях я ничего не слышал. Вы слишком много задаёте вопросов, пилот.

- Ты же можешь разобраться, у тебя под контролем был весь архив.

- Мог бы. - Микельсон развел ладошки в стороны. - Сейчас уже ничего не сделать, раньше надо было.

- Ты подумай сейчас,..

Биолог громко вздохнул и засопел.

- ...я расскажу всё подробно, - закончил фразу пилот и выжидательно посмотрел на Микельсона.

- Не надо. Для того чтобы понять, в чём дело, мне надо самому посмотреть на эти модули и всю ситуацию.

- Так пойдем в ЦУИ и посмотрим. Главный архив-то цел.

- Зато законсервирован центральный. А без него провести достаточный анализ всё равно не удастся. Да я и не вижу особой надобности в этом.

- Однако ты увидел надобность основательно изучить доклад "Стоунхендж". Ты его перетасовал так, словно собрался защищать на нём диссертацию, и теперь с трудом можно понять, что там к чему. Документы вырваны кусками, наделано каких-то нелепых вставок и всё это показано мне!

Микельсон побагровел и сдавленно проговорил:

- Никакого отношения к этому докладу я не имею.

- Вот как?

- О чём ты говоришь?

- Блок "14". Пульт связи с ЦУИ. Ты был там и обращался к пакету 12-44.

Микельсон покачал головой:

- Я был в трансляторной.

- Это уже потом. И навряд ли. Скорее всего, тебя в трансляторной не было. А вот с пультом связи ты работал, потому что больше некому.

- Почему ты так уверен?! - не выдержал биолог, столкнувшись взглядом с Фитритом.

- Информационный блок с докладом не был вовремя возвращён в свой канал. Значит, вызван он был совсем недавно и его либо не успели сбросить, либо оставили специально. Кроме нас двоих, этим заниматься некому. Я нашёл этот пульт, кто же мог раньше с ним работать, кроме тебя?

Биолог прошёлся по кабине, рассматривая какие-то предметы, остановился рядом с пилотом и сказал:

- Знать бы, что ты ещё заготовил для меня, что у тебя вообще творится в голове. - Он прошёл в угол, вернулся обратно. - А если я тебе скажу, что всё время шёл за тобой и в трансляторной был сразу после тебя? Что ты так смотришь на меня? Я не видел тебя, но шёл за тобой. Во всяком случае, я был уверен в этом. Это сейчас я подумал о другом.

Микельсон умолк.

- Говори.

- А что говорить? Удивлять тебя примерно тем же, что сам тут наслушался? Не думаю, что это тебя устроит. Поменяемся местами и только.

- Что-то устал я, - сказал Фитрит. Он потёр руками лицо. Лоб оказался холодным и потным. - А с транслятором надо что-то делать. Опять что-нибудь выкинет.

- Бесполезно.

- Вот напрасно ты так. - Фитрит обошёл биолога и остановился у него за спиной. - Никак я не могу понять эту твою согласность: ничего не сделать - и ладно. А?

- Ты-то чего хочешь?

- Я хочу, чтобы он оставил нас в покое... Изолировать его. Вырубить! Взорвать в конце концов!..

- Да... Это серьёзно.

- Что "серьёзно"? Тебе, я вижу, он не мешает.

- Мешает. - Микельсон сел на стол. - Здесь многое мешает. Не только он. С диллоидами бы разобраться.

- Зачем? - На лице Фитрита отразилось недоумение. - Там, по-моему, всё ясно.

- Если бы.

Фитрит примостился рядом с биологом, молча ожидая продолжения.

- Понимаешь, я там не был, хочу посмотреть, как думаешь?

Фитрит беззвучно засмеялся, потряхивая головой.

- Смеётесь, пилот?

- Зачем вам туда? - через подавленный смех поинтересовался Фитрит и, не услышав ответа, предложил: - Пойдём лучше со мной.

Фитрит встал, выжидающе посмотрел на Микельсона. Тот что-то раздумывал.

- Не ходи ты туда, - попросил, наконец, биолог. - Что-то мне надо было сказать для тебя... Ну, куда ты спешишь? Посидел бы ещё.

Фитрит ничего не ответил, почувствовав, как изнутри наворачивается знакомый уже вал приступа.

- Проводи меня, - сказал он и подумал: "Начинается".

- Не то это всё. - Биолог поморщился, во рту быстро накапливался кисловатый привкус, голова загудела. - Откуда здесь воды столько? - пробормотал он, слез со стола, набросил на плечи халат, замешкался, глядя на свои руки, вытер их о стену и двинулся к выходу.

- Да, где я смогу вас найти? - вяло поинтересовался Фитрит, машинально наблюдая за развевающимися полами халата биолога.

Микельсон, шагая в воде, почти не поднимая ног, вышел в коридор.

Он встал сразу за дверью, прижавшись к стене. Заметно потеплело, и биолог погрузился в глубокую дремоту.

Из этого состояния он вышел после того, как почувствовал на спине холодные струйки. Уставший, с ленивым испугом, он отошёл от стены и повернулся к ней. На месте, где он прижался, блестело большое мокрое пятно с отёками. В самом низу они уже подсохли, и биолог ещё долго смотрел, пока пятно не исчезло, оставив после себя матовый оттенок грязи.

Сырыми ладонями Микельсон поспешно уложил на голове клоки взъерошенных волос. Приглаживая волосы, он шагнул было к выходу в лабораторию, но задержался и оглянулся.

Это было какое-то незнакомое, еле заметное легкое освещение, приставшее серебристым налётом на стенах, потолке, воде.

Микельсон терпеливо и не спеша приблизился к нему, не отрывая взгляда. В глазу всплыл острый фиолетовый сгусток с жёлтым отливом, который сразу растворился в голубоватую рябь с болью. Микельсон хохотнул и, закрыв глаза, повалился на колени. Опустив голову и весь согнувшись, он долго привыкал к новой опоре. Она шевелилась, и биолог чувствовал, как вибрирует тело. Пересиливая притуплённое напряжение мышц, он чуть приподнял голову и через изрезанную жилками пелену заметил Фитрита. Пилот стоял далеко и, сгребая ногой воду, направлял в сторону биолога волны.

Микельсон не выдержал, наклонился и опустил лицо в воду.

Когда он снова поднялся, глотая воздух и откашливаясь, коридор пустовал. Глядя в него, Микельсон уловил слабый, возникший где-то далеко позади звук. Продолжая стоять, биолог вслушивался в его мелодию, потом, шевеля губами, застонал, старательно подстраиваясь к ней. Ссутулившись, навалившись на стену, он жадно ловил каждый новый звук, широко открыв глаза и оживлённо всматриваясь через светлую пелену коридора.

Мимо, что-то проговаривая, прошёл Фитрит с обрезками металлических труб в руках. Временами он останавливался и, подпевая, тихонько постукивал ими. Поражённый биолог провожал взглядом уходящего Фитрита. Вытянув голову, Микельсон, подвывая, оторвался от стены и со смущённой улыбкой, пошатываясь, двинулся следом.

Пилот неожиданно остановился и замолчал, напрягшись всем телом. Микельсон встал за ним, что-то ещё напевая, нерешительно смолк, с восторгом глядя на Фитрита, и тут услышал слабый, ровный звон. Он исходил от труб, которые пилот опустил в руках. Фитрит стоял, наклонив голову, и, казалось, слушал. Так они простояли вдвоём. У биолога в глубоком ожидании дёрнулось веко. Звук сделался почти незаметным и пропал. Тряхнув головой, Микельсон, подобрав полы халата, осторожно сделал шаг в сторону Фитрита и остановился. Он постоял, всматриваясь в спину пилота. Со лба сбежала по виску капля и упала в воду. Биолог вздрогнул и, сделав несколько неуверенных шагов к Фитриту, со страхом на улыбке и любопытным ужасом заглянул ему в лицо.

Лицо пилота как-то вытянулось и обмякло.

- Что ты? - Микельсон, смягчившись во взгляде, приблизился к нему.

- Всё, кончился,.. - проговорил Фитрит, посмотрев на биолога ослепшим взглядом.

- Что ты? - Биолог прижал к себе Фитрита. Губы его задрожали, он почувствовал это и заплакал. - Что ты?

Фитрит обнял Микельсона и, вздрагивая, что-то пытался объяснить, но у него ничего не получалось, слетали лишь отдельные междометия. Обессиленный, он положил голову на плечо биолога.

Стоя по голень в воде, Микельсон со страхом ощущал неожиданную опустошённость, охватившую его. Пальцы биолога, прижимавшие тело пилота, бесчувственно немели. Пилот был необычайно лёгок.

- Пойдём отсюда, - сказал биолог и медленно повёл пилота в лабораторию. Усадив его в кресло, Микельсон постоял над ним, прислушиваясь к его дыханию. Пилот никак не реагировал, положив голову на грудь; руки его свисали с подлокотников.

Микельсон повернул кресло и посмотрел на Фитрита. Они встретились глазами. Биолог присел на корточки, чтобы лучше видеть лицо пилота, что-то сказал ему, не вникая в смысл своих слов, взял из его руки металлический обрезок.

Это был недлинный полый цилиндр из лёгкого металла, обрезанный с одного края поперёк, а с другого - наискось. Если острый конец быстро и глубоко вставить в центральный разъём контроллера, то разбалансированная защита может не успеть сработать.

- Я вас всех достану, - проговорил Микельсон, выпрямляясь.

Он вышел в коридор. Навстречу попались новые волны. Опережая догадку, биолог посмотрел в глубину коридора, но никого там не заметил. Вслушиваясь в пространство коридора, он, наконец, различил негромкие всплески. Вспомнив свой испуг, Микельсон всё-таки бросился бежать в том направлении, при каждом прыжке выдёргивая ногу из воды целиком, а другую погружая с шумом и разлетающимися брызгами. Халат развевался за его плечами. На бегу он расхохотался.

- Я вас всех достану!

Через десяток прыжков эхо вернуло до неузнаваемости изменённый голос, и Микельсон остановился.

- Я достану вас, - сказал он.

В поисках лифта он забрёл в центральный сектор и поразился, как здесь чисто и просторно. И идти по коридору было легко и приятно; специальное покрытие пола как бы скрадывало шаги, ноги передвигались свободно, без привычной тяжести в нижних секторах и ярусах. В центральном, как и везде, никого не было.

Микельсон не скрывал от себя этого небольшого удовольствия - пройтись по коридорам и этажам центрального. Бывал он тут редко, по делу, и долго не задерживался. К тому же обычно здесь толпились сотрудники отделов, и теперь торжественная пустынность многочисленных коридоров и отсеков нравилась биологу. Он просто шёл в ней, отмечая про себя, как даже легче думается в такой обстановке, и не позавидовал коллегам из центрального, которых постоянно отвлекали по срочным вызовам в другие секторы. Передохнуть им было некогда. Зато сейчас тут было тихо, уютно и как-то безопасно, не то что внизу.

По обе стороны были открыты отсеки различных отделов и групп. "Отдел статистики", "Группа переменных систем", "Группа космологических моделей", "Экспертный отдел", - читал биолог краткие таблички на каждой стороне, - "Отдел первичной стационарной обработки информации", "Корреляционный отдел", "Группа предварительных выводов"...

Постепенно Микельсон перебрался в другой ярус и остановился перед первой же дверью. "Прест Ховерс. Системотехник", - прочитал он на ней и заглянул внутрь. В кабине всё оставалось нетронутым. Направо вела полускрытая дверь в личную каюту.

На других дверях биолог поочерёдно читал: "Клиффорд Бертон. Главный оператор", "Альфред Купер. Старший эксперт", "Кристофер Поллак. Диспетчер". Микельсон решительно направился по коридору и скоро уже стоял перед дверью с надписью "Командор".

Каюта была прямоугольна и, как обычно, почти совершенно пуста. Единственным предметом, не убиравшимся в стены, было большое глубокое кресло, оснащённое системой перемещения по каюте.

Каюту освещал тусклый белый свет, и другого освещения Микельсон здесь ни разу не видел, хотя заходил сюда часто. Командор любил оставаться тут, в этой тусклой пустоте, развернув кресло к противоположной от двери стене. Аллофс пустил слух, что эта стена поляризована под глаза командора и он наблюдает через неё космос. Сказать можно, конечно, что угодно, но проверить нет никакой возможности, а сам командор никогда ни в чём подобном не признавался.

Биолог подошёл к боковой стене, пошарил руками по её гладкой матовой поверхности. Навстречу медленно выдвинулся небольшой экран с клавиатурой. Биолог перевёл дух: это была "записная книжка" командора.

Микельсон, уже полностью поглощённый ею, рассеянно поискал взглядом, куда бы присесть, заметил кресло, подтащил его к себе и уселся, подобрав полы халата.

Надо было вспомнить какую-нибудь дату. Просматривать все записи долго и нецелесообразно. Главное только в последних. Но лучше с запасом. Только какое сегодня число?

Биолог поёжился. Приходилось действовать наугад. Он набрал 1.03.04 и нажал клавишу ввода. На экране появилось: 1.03.04. No notes.

"Какая безмятежность", - подумал биолог. Он стал просматривать содержимое местной памяти с суточным периодом. Большинство дней командор ничего не отмечал, иногда проскакивали записи, не интересовавшие Микельсона. Он безучастно нажимал на клавишу, провожая утомленным взглядом чередующиеся бледно-зелёные цифры. Он не находил того, что ему сейчас было необходимо более всего.

Он остановился, лишь когда очередная запись заполнила весь экран, а на клавиатуре вспыхнул тускло-зелёный индикатор, предупреждающий, что суточная информация приведена не целиком. После даты 11.08.04 располагались строки, бросив взгляд на которые, Микельсон даже растерялся. Он никак не предполагал, что командор ведёт такие записи. Это были кодовые названия программ. На месте шифров к ним стояли многоточия.

- "Фавориты Леды", "Белый шум", "Малый Харон", "Викинги", "Великое кольцо", - читал заворожённый биолог. На дисплее менялись страницы с названиями неизвестных ему программ. Он не встретил ни одной знакомой или хотя бы услышанной где-то. А шифры таили молчание, скрывая даже класс программ, но то, что они принадлежали к высшему классу, Микельсон догадывался. - "Мараново плато", "Параллакс Дженса", "Атаки IgG-систем", "Эффект захвата", "Второе поколение", "Мышь".

"Фитриту это будет интересно, даже необходимо, - подумал сразу Микельсон, - а что же мне-то надо было?"

Биолог вздохнул и решил, что зашел сюда в общем-то напрасно, из одного лишь любопытства, или ещё чего-то? Микельсон поводил глазами по каюте, но зацепиться было не за что. Он всё-таки пролистал записи до конца. Встал. Долго смотрел на последнюю строчку. Подобрал прихваченный обрезок трубы и отправился к выходу. У двери он остановился, оглянулся напоследок и вышел из каюты.

Я знаю, что будет впереди. Даже через сотню шагов. Здесь ничего не меняется, не изменится и за этот небольшой отрезок времени. Какой-то он ясный, как будто заранее обо всём знаешь, делаешь известные действия. Они просты и открыты. Надо только пройти это время. Но всё равно вернёшься вниз. Надо бы ещё поговорить с пилотом, что-то не о том мы говорили друг другу. Не о том. Но как сказать, чтобы было правильно, понятно? И что он не понимает, всё так естественно?.. Что же будет, когда снова спустишься вниз? Как можно выразить, показать то, в чём сам существуешь? Неужели он не понимает и этого? Не понимает. У него другое на уме. Он разрушитель. Ему так хочется, он и мыслит так. А как быть мне, как поступать с собой и с ним? Нас же двое, мы вместе. И всё-таки, что будет дальше? Почему я не понимаю этого, а лишь знаю? Чего-то не достаёт. Или мешает. Неуютно, холодно. Холодно.

Биолог переложил орудие в левую руку, а правой обтёр лицо. Тёплая ладонь ещё больше усилила чувство неловкости и лёгкой лихорадки.

По вьющейся спиральной дорожке биолог поднимался выше, минуя ярусы и секторы. На одном из них он услышал однажды слабый шум в лифтовой шахте, добежал до нее, но лифта не было, донёсся только негромкий свист кабины где-то внизу. Биолог крикнул в шахту, подождал. Но после этого всё стихло окончательно, и, раздосадованный, он снова стал подниматься своим ходом. Тишина в этой части конхи была столь глубокой и длительной, что на протяжении всего подъёма биолог не только привык к ней, но даже освоился и уже давно задумался о чём-то своем, когда обнаружил, как сразу сменилось освещение.

Микельсон собрался. Миновав ещё ярус, он вышел в скрытый коридор, не торопясь прошёл его и оказался в небольшом, мягко освещённом зале. Перед ним вытянулся до самых стен матовый, с голубым отливом корпус транслятора.

Микельсон выдохнул из лёгких воздух, обвёл взглядом всю машину и подумал: "Не я должен это делать, другой." Биолог подошёл к боковой стенке транслятора, плавно поднял крышку контроллера, взвесил в руке обрезок трубы, прицелился. Массивный корпус транслятора высился перед ним независимо и спокойно.

"А ведь этот парень может знать шифры", - мелькнула мысль. Одновременно с ней порыв принятого решения упал, биолог скрипнул зубами и опустил руку.

- Мне ведь всё равно, - сказал он, покачав головой. - Я только хотел выполнить то, что желал пилот.

Биолог загрустил. Походил без цели по залу. Зашёл в коридор, не оглядываясь прошёл его, поплутал некоторое время по сектору и остановился возле лифтовой шахты. Она была пуста. Микельсон сунул в проём руку. Её охватили струи тёплого воздуха, поднимающиеся снизу. Биолог посмотрел туда и прыгнул.

Как он и ожидал, плотная масса горячего воздуха приняла его глубоко внизу. Биолог выкарабкался из шахты, поправился и двинулся по коридору.

Он прошёл мимо бассейна, оставив его справа, проделал не спеша знакомый уже путь, примериваясь к себе и сжимая в руках обрезок трубы.

Он повернул и вступил в провал тишины. Она была всё такой же. Микельсон приостановился, проделав несколько осторожных шагов.

Стало слышно, как бьёт в грудь сердце, выплёскивая в сосуды кровь. Мышцы показались резиновыми и чужими. Микельсон ещё сильнее сжал пальцы, почувствовав, какими они стали острыми. Всё тело налилось напряжением. Непроизвольно заиграли на лице желваки. Биолог поёжился, пытаясь как-то сбросить с себя всё это, но получилось неловко, отчуждённо. Совершенно пропала воля. Ещё до того, как он вошел сюда, было отчётливое желание и даже сформированное без сомнений решение. Сейчас их не стало. Всё оказалось нейтрализованным. Микельсон шёл по непонятным ему побуждениям. Что-то двигало им, отстранённое, неживое. Биолог с опозданием контролировал собственные движения. Тихой болью запротестовал мозг. Микельсон остановился, пересиливая мощные толчки крови. Голова потяжелела. Преодолев последние несколько метров, он свернул в другой коридор и попал в ярко-фиолетовое излучение. Оно проникало даже через закрытые веки. Микельсон положил на глаза сухую, не свою руку, пошатываясь, шагнул вперед. Из последних усилий он держал на слипшихся губах нижнюю челюсть. Голова покачивалась. Он шёл при помощи инерции и наклонной поверхности пола. До диллоидов он не дошёл. Свалился у стены далеко от них, и единственное, что удалось ему, - это удержаться в полусидячем положении. Биолог слышал, как потрескивает иссушённая кожа лица, рук. Он сидел, глядя незрячими глазами куда-то перед собой. - На ошейнике у него что-то было записано. - Нет. - Смотри. - Нет! Колпачок отдай. - Ну я же видел. - Положи, я возьму. - Не могу я! - Не так делается. Положи! - Да не туда, сюда посмотри! Я же вижу! - Положи! - Вот же! Я тебя очень прошу - посмотри! Ну посмотри же! - Не трогай, больно. - Я не хотел... хотел не это, ну взгляни, это же он! Не могу я больше тебе говорить. Ну потрогай, что ли, ну же! Я сам тебе помогу. - Не трогай! Чего ты?! Брось отсюда. И не плачь, я вижу. - Видишь! - Нет!!. Отвернись! Отвернись!! Микельсон с трудом восстановил зрение, посмотрел назад и узнал пройденное пространство. Впереди всё было незнакомым. - Что же это? - с отчаянием простонал он и уперся пружинами рук в пол. Неровно встал, почти вскочил и заторопился назад. Каждый шаг получался прыгучим. Биолог пропрыгал по коридору, свернул, оказавшись совсем в другой обстановке, и, почувствовав это, заулюлюкал. Получилось очень естественно и раскованно. Беспокоили ещё мышцы. Они были как бы надутыми и потяжелевшими. Таким образом, не замечая своих действий и редких мыслей, он добрался до лаборатории, впрыгнул туда и столкнулся с Фитритом. Пилот вытирал руки помятыми листками бумаг, поглядывая на биолога.

Биолог смутился. - Я ходил к диллоидам, - сказал он. - Мне кажется, что там всё по-другому, не так, как было, как думали... - Да? - Мне не удалось войти туда, но я уверен, что они не причина, там что-то другое произошло, но я не знаю... Туда очень трудно попасть, я пробовал. Ты постарел. - Да... - Пилот выбросил скомканный бумажный шарик. - Стоило ли ходить к ним? Микельсон мельком посмотрел на пилота и отвёл глаза. - Ты собрался куда? - спросил он. - Хочу разобраться. С программой, с экспедицией. Я подумал, что наша работа наверняка была связана, так или иначе, с работой остальных троек. Но, скорее всего, всё тут сложнее. - Фитрит задумался. - Какая-то связь существует и с другими отделами. И не только сверху вниз, но и по горизонтали. Всё было объединено для какой-то цели. Надо разобраться. Со мной идёшь? - Не знаю, - неуверенно произнес биолог, не глядя на Фитрита. - Понятно. Пилот вздохнул, постоял ещё и неспешным шагом отправился из лаборатории. - Да, вот ещё что, - окликнул его биолог. - Я был в каюте командора. У него есть список всех программ. Не хватает только шифров. Не исключено, что их может выдать транслятор... Фитрит остановился, повернулся, кивнул, подождал. Микельсон молчал. Пилот вышел. Биолог долго прислушивался к его шагам, пока они не стихли совсем. Тогда он бесшумно приблизился к выходу, выглянул и вышел. Озираясь, он удалился в соседний коридор и сразу заметил свободный от воды участок сухого пола. Он постоял. Всё ещё о чём-то подумывая, смотрел на еле заметные колебания воды вокруг него.

Поверхность снова заблестела покойной гладью. Микельсон обычным движением продолжил путь. Преодолевая неожиданное сопротивление встречного воздуха, он наклонил корпус вперёд и, выбравшись на сухой участок, выпрямился.

Приспосабливаясь к ожиданию, он посмотрел наверх, увидев белые плитки потолка и стен, которые, как ему казалось, где-то дальше опускались в воду.

Пол под ступнями мягко прогнулся. Микельсон, согласно кивнув, сошёл с места, с безразличием поглядывая на две продолговатые вмятины, залитые водой.

- Я так и знал... И там то же самое.

Микельсон вышел обратно. Сильный поток воздуха в спину чуть не опрокинул его, но биолог, балансируя руками и разметавшимся халатом, удержался.

- Больше нет ничего, - заключил он после длительного блуждающего взгляда. - Не здесь. Дальше.

Прибывала вода. Микельсон некоторое время наблюдал за этим процессом, глядя вдаль на поблескивающую в свете поверхность, потом пошёл вперёд, взрыхляя голенью воду. Сзади оставалась волнующаяся жидкость, прорастающая большими выпуклыми пузырями, которые гулко рвались, когда Микельсон уходил от них уже далеко и не слышал. Временами он оглядывался, прикидывая пройденный путь, и видел шумно успокаивающуюся поверхность; отчасти это ободряло.

- Да, - тихо подтвердил он себе. - Надо дальше.

Биолог прорвался через тугой слой воды к боковому ответвлению, оглянулся ещё раз на покинутый коридор и бросился большими шагами вверх по ступенькам, непроизвольно качая головой. На полпути он остановился и, развернувшись, посмотрел вниз. Там выделялся вырез входа со спокойным блеском тихой воды. Микельсон долго смотрел туда.

- Это же я был там.

Слой воды всколыхнулся. Микельсон недоверчиво, со страхом посмотрел на него и заспешил наверх, наступая на полы халата. Он не останавливался, хотя вскоре уже начал спотыкаться. Ступени тоже не кончались. Впереди было темно, а свет внизу быстро тускнел с расстоянием. Вода прибывала.

Бежать почему-то стало легче. Снизу донёсся шум потока.

Микельсон увидел, что ступени выпрямляются, превращая лестницу в ребристый пол, и успел ещё несколько раз споткнуться, прежде чем понял, что ступени несутся уже вниз. Силы не давали передышки. Нахлынувшая сзади вода смела его с ног и с шумом унеслась дальше. Глаза закрылись сами...

Он подошёл к краю шоссе и присел на обочину. Подошвы скользили по скату из гравия и надоедали. По одну сторону дороги лежало поросшее болото, по другую тоже что-то пустело. Самолёт он оставил за собой.

Это шоссе он заметил гораздо раньше, года два назад. Спустя это время, сегодня, он, наконец, посадил машину на бетонную дорогу. Он не знал о ней ничего, ни когда она появилась, ни её предназначения. Он смотрел на болото. Чуть дальше обязательно был лес, но его не было видно. Местность была сырая, неприятная, но тихая.

Ноги надоели. Он подобрал их руками и положил на колени подбородок. Начинал пробивать озноб и кашель. Кристес убрал руки в комбинезон. Уходить не хотелось. Ноги опять съехали вниз. В ушах тревожно звенело.

Можно было посидеть, подумать, но мешал лёгкий озноб. "Промёрзну."

Где-то гулял ветер. Близко нервировали неравномерные лязгающие звуки. Биолог стиснул зубы, и звуки прекратились. С неудовольствием уперев руки в ступеньку, он оторвал от лестницы длинное извилистое тело и встал.

Где-то гулял ветер. Желваки на щеках заболели. Их пришлось расслабить, а возобновившийся неудобный лязг заглушать гулкими шагами по ступенькам. Микельсон спускался.

Постепенно разогнавшись, он стремительно помчался вниз, перемахивая по несколько ступенек сразу. Лестница кончилась, и он, со свистом в ушах, не разбирая пути, зигзагообразно пробежал между смыкающимися в углы стенами и, остановившись, как влитой, рефлексивно захлопнул за собой дверцу тренажёра.

Он почему-то остался стоять, хотя все крепления вроде бы были на месте и мышцы уже начали медленно и упруго нагружаться. Микельсон напрягся. По телу постепенно разливалась боль и сила...

Машину он увидел далеко. Она шла быстро и часто мигала фарами. С той стороны потянулся надсадный звук мотора. Всё сразу переменилось. Он отметил это с какой-то печальной ясностью. Всё получилось несуразно.

Он поднялся в кабину. Привычно загудел двигатель. Кристес поправил зеркало - в него была видна машина. Его явно заметили. Автомобиль сначала тормозил, потом набрал скорость и приближался. Уже были слышны предупреждающие сигналы.

"Тут даже и машины бывают", - снова как-то подумал он.

Корпус задрожал, самолёт дёрнулся и медленно покатился. Кристес снова взглянул на автомобиль. Самолёт дрожал, вместе дрожали щёки - было неприятно и неудобно взлетать.

Кристес долго не поднимал машину. Автомобиль давно катился позади едва заметной светящейся точкой. Небо над головой быстро темнело. Самолёт оторвался от шоссе, когда появились первые деревья леса...

Нагрузки сместились и стали более естественными. Тренажёр медленно вернулся в горизонтальное положение.

Биолог выбрался из кабины весь измочаленный и дряблый. Тело размякло и хотело кашицей растечься по полу. Лицо было мокрым и скользким. Где-то гулял ветер. Вокруг расстилалась непроглядная темень.

- Э-эг, - пророкотал гнусаво Микельсон, расстилая руки перед собой. - Хы, - добавил он в нос и оказался почти согнутым. Пытаясь что-то рассмотреть, биолог широко открыл глаза, а когда руки куда-то упёрлись, он что-то увидел. Он тяжело сел, вытянув ноги, и тут же понял, что сидит на самом краю.

Нервно расталкивая руками поверхность под собой, он лёг на живот и свесил в пустоту руку. Пальцы быстро слиплись и подсохли. Биологу это что-то напомнило. Он передвинулся телом ещё ближе к краю, обняв выступ коленом и опустив руку ниже. Её схватил прохладный поток воздуха. Биолог привыкал к равновесию.

... высокий и широкий лоб казался ему немного покатым. Собственно, это и привлекло его внимание с самого начала. Он подумал, что, может быть, высоко стоит и нужно чуть-чуть присесть, чтобы лоб принял нормальные формы. Он хотел уже это проделать, но тут в глаза бросилась необычайно гладкая кожа, без единой морщинки. Он невольно засмотрелся, приблизился, разглядывая её, и чуть даже не поцеловал. Ему стало неловко, он засмущался, но сразу же взял себя в руки и отечески возвёл взгляд поверх головы, как бы прощаясь.

- Волосиков-то совсем нет...

Он неожиданно вспомнил покатый лоб негра и увидел перед собой темнокожего Важана, который водил ладонью по своей лысой голове, стряхивая пот и знакомо поглядывая. Биолог посмотрел удивлённо ему в глаза и сравнил их с глазами Баррана, когда тот улыбался. Они были похожи...

Микельсон порывисто задышал, шевеля скользкими губами и непроизвольно придвинул к руке голову, как делал это в детстве, чтобы дольше подремать. Он тут же почувствовал, как тело переваливается вниз, инстинктивно оттолкнулся коленом и рукой, сразу очнувшись. Рука провалилась ещё глубже. Стараясь изо всех сил удержаться, биолог медленно повалился вниз. Он успел схватиться за выступ руками и почувствовал, что стоит на коленях в воде.

- Свет! - закричал он в изнеможении.

Что-то шарахнулось в сторону, или упало. Микельсон услышал недалеко звуки, напоминающие торопливые шаги по воде.

Он подтянулся на руках и сел на выступ. Происходило что-то неуловимое, непредсказуемое. Он съёжился. Всё становилось по-другому. Он успел привыкнуть к тому, что было раньше. Что надо было делать теперь, он не знал. И не хотел знать. Мозг отреагировал на всё спокойно, даже безразлично. Следить за собой было бесполезно - он не улавливал никакой тревоги, ничего, что могло бы подсказать ему следующий шаг. Всё осталось. Слетело лишь мучительное напряжение, да мешало томительное предчувствие чего-то лишнего, мешающего собраться.

Микельсон заметил, как постепенно, раздвигая темноту, зажёгся тусклый, грязновато-красный свет, вытащивший из мрака рельефную стену и что-то рыхлое в углу. Опять послышались чьи-то хлюпающие шаги, но вскоре, не приближаясь, смолкли. Биолог напряг сильный бицепс и долго смотрел на него, любуясь.

...Было весело, когда они купались. Больше всех веселился Ульф, и его маленькие коренастые ягодицы то и дело сверкали над водой. А потом, когда вылезли и грелись, Ришар сказал:

- Надо будет уйти на рассвете: утром очень хорошо дышится...

Кожа на лице воспалённо зудела. Микельсон напряг мышцы лица, они передёрнулись, всё как будто бы прошло. Он положил руку на лицо, по ней скользнули короткие, слабые разряды. Биолог усмехнулся, и на губах осталась мягкая, едва заметная улыбка.

Он улыбался, как тогда, когда его обвиняли, а он никого не понимал, потому что был искренен и, конечно же, ни в чём не виновен. Вот тогда он улыбался точно так же, спокойно, легко, даже не смущаясь Андерша. Тот просто не разобрался.

- Бывает! - Биолог добро и широко улыбнулся.

Андерш ушёл.

Микельсон, качая головой, удивлялся:

- Бывает же! А ведь бывает... Привыкнем. - Он мирно вскинул вверх брови. Они медленно опустились.

Важан сидел мокрый, озябший и смотрел, щурясь, на свет. По его большому телу стекали многочисленные капли и падали на песок.

- Огромная сила и яркость его соединяются с кратковременностью протекания, - продолжил он. - Это бурная взрывная реакция, быстро себя изживающая. Нередко тогда изменяются обычные представления индивида. Многое из происходящего воспринимается необычно, я сказал бы, в совершенно ином аспекте, происходит ломка привычного, стирание граней, может быть, крах.

Он поднялся, посмотрел далеко от себя, положил руки на бока и остался в такой позе.

- В таком состоянии суживается объём сознания - оно направлено на ограниченный круг воспринимаемых предметов и представлений, связанных с определёнными переживаниями, или даже страданием.

Он подумал и добавил:

- Особенностью этого процесса является освобождение подкорковых центров от сдерживающего и регулирующего влияния коры. Господство подкорки обнаруживается в неожиданных внешних проявлениях.

Важан закинул руки за голову и потянулся, приподнявшись на цыпочки.

- Трудно скрыть бурное переживание гнева, отчаяния, радости. - Он снова сел, собрав руки на коленях. - Вот так-то.

Ульф улыбался, раскачиваясь на копчике...

- Ну знаете!.. - Коваль развёл руками и опустил углы губ вниз. - Простите...

Он отвернулся и направился с раскинутыми руками к классам.

- Так ведь не понятно же. Объяснили бы! А?

Биолог, сжав зубы и сильно жмуря глаза, замотал головой.

- Ничего не понятно, - пробормотал он, - ничего!

Микельсон заставил себя подняться. Он чувствовал какое-то усилие в правой ноге, распространявшееся снизу, от самой ступни. Походка получалась неровной.

Пробираясь через узкий проём придвинутых друг к другу стен, пришлось сворачивать голову набок, прижимая подбородок к ключице, чтобы боком протиснуться сквозь него. Это удалось не сразу. В какой-то момент биолог застрял со спёртым дыханием и, не выдержав, закашлялся. В груди хрустнуло; он освободился резким рывком и упал руками на мягкую, пружинящую поверхность пола.

Он вспомнил Ришара, как тот, улыбаясь, подпрыгивал на батуте, и было непонятно, какое удовольствие он в этом находит.

Хотелось дышать озоном и не вспоминать Важана, но добиться не удавалось ни того, ни другого.

А Ришар продолжал подпрыгивать, чуть стесняясь своей радости, и его ноги в удобных тапочках методично мелькали над податливым, но упругим полотном батута.

Пол действительно был упругим. Микельсон всё давил на него ладонями. Ришар прыгал, свежесть в воздухе поймать не удавалось, зато ею постепенно наполнялось тело.

Стоять было приятно, гораздо приятнее, чем дышать озоном, - биолог чувствовал, как лёгкость разливается по телу; он подумал, что ждал её, или чего-то ещё? Но лучше, чем сейчас, ему ещё не было. Он поднялся на несколько шагов вперёд, прислушиваясь к приливам этой лёгкости; почти бегом, поддаваясь этому чувству, он стал подниматься по коридору. И чем быстрее становился шаг, тем меньше ощущалась тяжесть воздуха, пола, стен. Вскинув руки, Микельсон побежал. Хотелось привычно смеяться, долго и глубоко. Биолог расхохотался, презрительно глядя на мелькающие двери, источники света, сребристость пола, бессмысленно-бесконечное пространство коридора. Он хохотал, не задыхаясь; воздух как-то свободно проникал в лёгкие и так же свободно вырывался из них, и была приятна пустота, которая наполняла их, так свободно передаваясь всему телу. Микельсон глубоко захватывал ещё больше воздуха и хохотал ещё сильнее, чувствуя, как наступает невесомость, как ноги привычно легко передвигаются в воздухе, не касаясь пола, как тело по инерции продолжает стремительный подъём и как возвращается привычное тепло. Биолог вспомнил Фитрита, когда они стояли там, у ЦУИ, когда были в самый последний раз. Он хохотал, чувствуя, как ему становится ещё легче, и вдруг с ужасом закричал, вспомнив постаревшее лицо пилота.

- Фитрит! - Он сжался, подобрав ноги. - Фитрит!

Выпрямившись и раскинув руки, цепляясь за стены, выем дверей, он медленно поворачивался, поднимаясь выше.

Неожиданная тяжесть с болью ворвалась в лёгкие, со свистом выдавив весь воздух. Тело грузно ударилось в пол. Биолог услышал хлопок и вслед за ним нарастающий звук. Он вслушался, закрыв глаза. Сигнал повис, и Микельсон постепенно стал привыкать к нему.

Звук становился всё глуше; за ним следовала опустошённая тишина, но биолог слушал даже её... Он продолжал смотреть за полоской на диске. Она вращалась очень быстро, и он не успевал остановить её взглядом, она всё время пересекала его. Он снова чётко фиксировал её, но она убегала вперёд, он опять не успевал. Ему казалось, что этого не должно быть, ведь это всё было естественно, просто. Он начинал понимать, что больше не может, но полоска снова входила в видимую плоскость, он успевал за ней, пока она не убегала опять...

Биолог смотрел, как руки беспомощно свисают, касаясь пальцами пола...

Дождавшись, он выскочил в раскрывшиеся двери и бросился вверх по коридору. Проделав несколько больших прыжков, вытянув руки, он рухнул на пол. Кисти рук гулко и больно брякнулись, боль сразу перешла на лицо; он почувствовал, что лежит в воде и нечем дышать... Микельсон поднялся на корточки и повалился на бок...

Дул слабый ветер. Редкие порывы задевали лицо. Мимо с шелестом проносило обрывки бумаги, скреплённые листы. Микельсон подобрал под себя руки, приподнялся на локти, чуть продвинулся из-под вороха бумаги и лёг снова. Подуло. Он съёжился, потом сел, остановив взгляд на разбросанных листках. Неровно поднялся, восстанавливая дыхание, постоял, просматривая подобранный лист:

"...можно наблюдать годами и не заметить в нём ничего, что было бы интересно в научном отношении. Чтобы сделать важное наблюдение, необходимо прежде всего уяснить, что следует наблюдать, а также иметь заранее составленное представление о возможных результатах. Продвижение вперёд часто происходит тогда, когда раскрывается неведомая доселе сторона вещей, что обусловлено не столько применением какого-то метода, сколько рассмотрением объекта под другим углом зрения. При этом всегда руководствуются идеей о том, какова может быть так называемая реальность. Она неизбежно включает в себя некую концепцию о неизвестном, то есть о том, что лежит за пределами логически или экспериментально доказуемого..."

Микельсон протяжно посмотрел в коридор и, повернувшись, сосредоточенно стал спускаться, придерживаясь стены. Он свернул в ближайший поперечный коридор, оказавшийся шлюзовым переходом. Микельсон постоял в углублённой поверхности пола и торопливо прошёл по всему проходу.

Перешагнув в первое же ответвление, он поднялся на площадку, зашёл в лифт, но двери на другую сторону оказались закрыты. Микельсон задержался, выжидая.

Лифт качнуло. Биолог постоял - тяжесть в ногах заметно ослабла, и Микельсон теперь только угадывал движение лифта. Он стоял и смотрел в ноги, пока не заметил, как пол кабины медленно пополз вниз. Биолог присел, с интересом разглядывая повисшие над поверхностью ступни... Трауверк спокойно сидел в кресле. Он заранее знал, что думать не о чем; он просто уютно углубился в складки сиденья. Голова мягко покоилась на спинке кресла. Трауверк не думал. Полузакрыв глаза, он непроизвольно рассматривал то, что стихийно складывало воображение: длинная частная дорога, бессвязный разговор, смысл которого Трауверк не улавливал, а принимал его как привычные знаки. Навстречу вылетел ласкандер. Трауверк впервые увидел его кабину - ему махнули рукой с обочины - ласкандеры столкнулись. Трауверк беспокойно качнулся в кресле. Мысли не было. Микельсон испугался.

- Что это? - забормотал он, глядя в углы кабины.

Кресло повернулось вертикально. Трауверк вывалился из него, но инстинктивно удержался на ногах, бессмысленно глядя на предметы... в последний раз он слетел с обрыва, прокатился по гальке, рухнул ногами в вязь, даже шагнул и остался стоять... Пол стекал в лунку. Трауверк спокойно смотрел, потом сорвался вниз... Микельсон, безмятежно уткнувшись телом в угол кабины, наблюдал, как мелькает показатель секторов.

Лифт необычно, с завыванием остановился. Биолог послушно встал и вышел из кабины, столкнувшись с Ларсеном.

- Вы выключили свет?

- Я. Или Фитрит.

- Я думал,.. - начал оправдываться Ларсен.

- Нет-нет, - мягко прервал его биолог. - Теперь уже всё равно. Проходите, - доверительно предложил он. - Сюда, - добавил он и отодвинулся.

Ларсен недоумённо и вопросительно посмотрел на биолога.

- Идите. - Микельсон подождал, пока он зайдёт в лифт, который с воздержанным шумом тут же ушёл вниз, и подошёл к выходу с площадки. Он присел на пол, спустив ноги на ступеньки.

Сквозило.

Микельсон закутал горло в воротник и отодвинулся к стене.

...Он прошёл прямо к себе. Стол, где должны были лежать документы, пустовал. Миккей озабоченно надул щёки, разом выпустил воздух и вернулся на лестницу.

"Сами задерживают", - подумал он.

Снизу поднималась Анна. Поместив руки на пояс, Миккей засмотрелся на её лёгкие движения. Она подошла к нему.

- Я искала тебя.

- Да?

"Лучше бы я молчал."

Анна протянула руку.

"Сейчас гладить будет."

Миккей уклонился и прошёл мимо неё к окну.

- Как же ты свободна.

Пятый день нет дождя. Пыль на дорожках перед домом напоминает по цвету пляжный песок и кажется раскалённой. Газон так высушило, что он представляет собой что-то похожее на искусственный настил. Жаркий ветер с расположенного вблизи моря хоть как-то оживляет этот край. И ещё лес. Единственное, что привлекает глаз. За высоким стеклом окна он смотрится как другой мир, за мёртвой полоской сухих лугов. Там покой, здесь бетонированная тишина и пустота особняка.

- Особняк, - произнёс вслух Миккей, взвесив это слово.

- Не хмурься, - тихо попросила Анна и тронула его мягкими пальцами за плечи. Миккей почувствовал, как она прислонилась к нему. - Приходил Олаф?

- Нет. Опаздывает.

Она затихла у него за спиной.

- Я завтра ухожу на Материк, - совсем тихо сказала она.

- Что? - Миккей насторожился и повернул голову.

- Меня зовут на Материк. Я здесь уже давно...

- Ну и что? И почему Материк? - Он повернулся к ней.

Она молчала.

- Подожди, скоро пойдут дожди. - Он пожал плечами. - Ты уйдёшь, на станции совсем никого не останется.

- А Стренге?

- Стренге... - Миккей вздохнул. - Старик не вылезает из лаборатории, видимся редко. И Олаф теперь появляется только по делам.

Миккей заглянул ей в лицо. Анна задумчиво смотрела в окно, оставаясь наедине со своими мыслями. И молчала.

"Опять молчим, - с досадой подумал он. - В который раз уже так. И снова стоим..."

Миккей быстро спустился на этаж и свернул в оранжерею, единственное живое место на станции. В отсутствие сотрудников здесь произошли незаметные перемены, и сейчас оранжерея существовала как бы самостоятельно, отделившись от особняка.

Миккей приходил сюда.

"Что ещё придумает старик?"

За последние дни этот сквозной вопрос мучительно растягивал и без того немалую цепочку других вопросов. И то, что Стренге целыми днями безвылазно находился в лаборатории, невольно вызывало уважение к нему и ещё какую-то надежду. Старик работал помногу, особенно последние месяцы, и Миккей уже с нетерпением ждал, что же он принесёт. А Стренге не появлялся.

Двигаясь по петляющей дорожке оранжереи, Миккей остановился возле распустившегося цветка яркой, интересной расцветки, привлекательно выделявшегося в окружающей его однообразной зелени.

"Цветок Полинга, - вспомнил Миккей. - Раскрылся. Полинг долго ждал этого. И не увидел, ушёл с искателями."

Сверху, раскачиваясь, опустилась небольшая мохнатая лапа и мягко легла на плечо. Миккей поднял голову и встретился с устремлёнными на него расширенными, умными глазами кошачего лемура.

- Здорово, старина, - проговорил Миккей. - Нашёл меня...

Кусты с треском раздвинулись, и на дорожке показался долгожитель Бакстера павиан чакма. В отсутствие своего хозяина он привязался к Миккею и каждый раз появлялся в оранжерее вместе с ним. Взглянув из-под нависших надбровий, павиан тяжеловесно и сильно прыгнул в сторону. Миккей сорвался с места первым, но павиан быстро обогнал его. Миккей знал, что к концу оранжереи павиан забеспокоится, замедлит движения, растерянно пропустит соперника, покрутится у выхода и скроется в зарослях. "Когда же он вырвется за мной," - с азартом думал Миккей, разбегаясь ещё быстрее.

Он выскочил из оранжереи в холл и, не выбирая дальнейшего направления, наугад, забежал в коридоры жилого сектора. Позади раздался протяжный, призывный клич павиана. Миккей устремился по широкой, покрытой мягким настилом лестнице наверх; за спиной неслись преследующие шаги.

Пошатываясь, он добежал до бассейна; напряжённо сохраняя равновесие, благополучно миновал вибрирующий над водой мостик, вытянутую вслед за ним вереницу тренажёров, выложенную зеркальными плитками комнату отдыха, теннисный зал с высокими потолками и светлыми окнами во всю стену; перепрыгивая ступеньки, спустился на другой этаж, вылетел в коридор с ярусом жилых комнат и, продолжая слышать за собой настойчивого преследователя, выбившись из сил, остановился на последнем выдохе и повернулся навстречу.

Анна едва держалась на ногах. Задыхаясь, обратив к Миккею помутневший взгляд, стараясь найти его глаза. Миккей увидел, как, пошатнувшись, она успела сделать к нему шаг, и обнял её уже падающую.

- Как быстро ты бежишь, - услышал он её голос и не узнал его.

Миккей хотел ответить, но так и не смог.

Она часто вздрагивала, уткнувшись лицом ему в плечо. Миккей вдруг понял, что впервые чувствует её так близко.

Осторожно наклонившись, он подхватил её под колени, удивившись её лёгкости, перенёс в первую же комнату, уложил и сел рядом.

"Обманул-таки павиан."

Шторы с окон были сняты и брошены в кресло. В центре комнаты стоял небольшой бильярд. На нём аккуратно сложили фрукты, банки из-под напитков, бильярдные шары, журналы, халат, ещё что-то, чего не улавливал скользящий взгляд. Вся мебель была сдвинута, на стенах рисунки углём из камина в углу, короткие росчерки автографов, распахнутая настежь стеклянная дверь на террасу.

Анна притихла.

Миккей вышел на террасу. Закинул руки за голову, потянулся.

- Тлен.

Он не спеша прошёлся, постоял на краю террасы. Под ней, внизу, размещалась площадка для автомобилей. Именно туда и спустился Миккей. Он ждал Олафа...

Помяв пальцами губы, Микельсон поднялся и, заложив руки за спину, уверенно спустился по ступеням в коридор. Он шёл твёрдо, стуча пятками и глядя в пол.

Биолог вышел на посадочный мостик, который далеко удалялся ровной, устремлённой линией. Он свернул на неё. Пройдя с десяток шагов, он ещё был уверен в том, что делает, но потом как-то естественно отвлёкся и шёл теперь свободно, раскованно, в такт шлёпая ступнями по тёплой поверхности мостика.

Голову обдувало. Биолог закидывал руки, приглаживая тёплыми ладонями волосы, возвращал руки за спину, пока опять не становилось прохладно.

Он долго наигрывал голосом знакомую мелодию, но так и не приспособился к ней. Он замолчал, с наслаждением улавливая её и так. Продолжая идти, он издали заметил конец платформы и теперь с каждым новым отрезком пути спокойно посматривал вперёд.

Последние метры площадка приподнималась. На краю виднелись обугленные полосы, оставленные ласкандерами. Микельсон приблизился к самому краю. Угадывалось лёгкое движение платформы.

Спустившись, он пошёл обратно почти так же спокойно, как шёл сюда. И только уже ближе к концу к нему стало возвращаться обычное беспокойство.

Всё началось с памяти. Он попал в самую жару. Полуденный зной при полном безветрии и необыкновенной в этих местах тишине всё-таки не отпугнул собравшихся здесь, чтобы посмотреть на сияние голубого обелиска памяти. Он возвышался над самым морем далеко от берега, и все смотрели туда. Большинство пришедших были раздеты. И только биолог оставался в комбинезоне. Он не спеша шёл по самой кромке моря, старясь не привлекать к себе внимания. Но на него смотрели и, как казалось ему, неприветливо, и строго. Море редкими набегами волн обволакивало ноги. Оно тоже было тёплым, едва отличимым от воздушного тепла. Но это было лучше, чем идти по раскалённому песку. Ступая босыми ногами по влажной, твёрдой поверхности, биолог стал ловить встречные, брошенные вскользь взгляды, рассматривать лица, угадывая и изучая их выражения. Красивые лица, отметил он про себя. И как много их здесь. Он шёл, не замечая, как его серебристого цвета комбинезон отражает голубые лучи обелиска, разбрасывая их на тела людей. Он думал о них, о себе, не представляя, какое в этот момент лицо у него самого, пытался понять по чужим взглядам, что думают о нём. И только одно желание - поскорее выбраться к трассе. Как же жарко... Он не спеша отстегнул ворот, снял куртку, понёс её в руке. Ему доброжелательно махнули. Лёгкая женская рука. Ему улыбнулись.

Биолог прошёл по мягкой, ровно подстриженной траве газона, всё-таки оглянулся - как же много их пришло сюда - и поднялся на трассу.

Вот и лёгкий ветер.

Он обулся, накинул куртку и направился по обочине в город. По дороге его подобрал Юрис.

- Как дела на станции? - поинтересовался он между прочим.

- По-разному, - не распространяясь, ответил биолог.

- Сегодня День Памяти, - переменил тему Юрис.

- Знаю.

- На берег пойдёшь?

- Нет.

- Напрасно. Совершенно напрасно. Память - это, пожалуй, единственное, чем мы по-настоящему владеем.

- Тем хуже, - глухо прореагировал биолог.

- Память очищает, ты уже никогда не сможешь сделать неверный шаг, - продолжал настаивать Юрис.

- Я слышал об этом. Да мне нечего вспоминать! И не только мне.

- Ты даже не почувствуешь, всё придёт само, вот увидишь. Без видимых усилий. Многие благодарны.

- Далеко не все приходят на берег, - отозвался биолог. - По разным причинам. Может быть, у них в этом нет необходимости.

- А Мартина спасла твоя память, - напомнил Юрис.

- Зато теперь я его совсем не вижу.

- По-моему, он нашёл для себя что-то важное, сейчас у него есть дело.

- С ним ничего не случилось бы, не уйди он с вами. Я переживал когда-то что-то подобное, но предпочёл оставить всё как есть.

- Тогда было легче выбрать. - Юрис ненадолго примолк, припоминая прошлые события. - Я поступил по-другому. Это было вернее. Особенно хорошо представляешь это на берегу.

- И всё-таки это не единственный выход, - твёрдо проговорил биолог. - Надо сказать даже не так. Поспешность приводит нас к выбору.

- Ты улетаешь? - неожиданно по-будничному прозвучал вопрос.

- Да. Послезавтра, - ответил биолог, отпуская дыхание.

- Значит, на станции не получается?

- Работать надо, а нас трое осталось... двое. Двое... Действительно ничего не вышло. Только Стренге хочет попробовать ещё раз. Ещё надеется.

- А ты что ушёл?

Биолог помолчал.

- Работать надо, - повторил он задумчиво, потом оживился: - А в общем-то, делать здесь больше нечего. Искатели ушли уже далеко. Сейчас там устанавливают новые станции.

- Что ты будешь там делать?! Это же не для тебя. Здесь лаборатории, живой материал, эксперимент, витаукт. Ты же над ним работал.

Биолог с грустью посмотрел на Юриса.

- Ничего не получается. Работать не с кем. Кто был, почти все ушли с искателями. Другие заботятся о своей памяти. Совсем забыт мир, из которого мы вышли, - тот, что сейчас над нами. А ему нет дела до нас, он совершенствует себя, свои законы. И мы должны понять его, просто обязаны. Там ответы на многие вопросы, там хранится наша настоящая память. И надо быть вместе с тем миром, воздействовать на него и принимать его. Выход у нас только туда, где сейчас искатели. А мы в себя глядим.

Юрис покачал головой.

- Среди искателей потери, - сказал он. - И ты строг в суждении. Не стоило бы так. Мы много сил отдаём каждой жизни, и утрата её восстанавливается очень долго. Искателям в последние годы тяжело, экипажи набираются с трудом, постоянная нехватка исследователей. Работа ведётся всё медленнее. Вперёд ушли одни проходчики.

- О том и говорим. Нельзя останавливаться - завязнем. Окончательно уйдём в себя. А Мартин... Это потеря. Ну что ж, пусть он остаётся с вами. Я только помог ему, чтобы он жил, а решать всё равно он будет сам...

- И всё-таки память, - проговорил Микельсон, опускаясь коленями на ступенчатую перемычку. Он обрушил кулак на тонкую полоску шва между ступенями и прохрипел: - Как она навязчива.

Резко оттолкнувшись ногами, он проскочил через лифт с телом Ларсена и, хорошо разбежавшись, бросился прямо на угол между двумя сомкнувшимися стенами, наклонив вперёд голову и вытянув руки. Непонятно было - то ли стены дрогнули от удара, то ли произошло внутреннее потрясение. Микельсон сполз на пол, переждал, пока всё перестанет дрожать перед глазами.

- Опять тупик, - измождённый, простонал он и услышал где-то за спиной разговор. Негромкий, на два голоса, из-за одной из боковых стен.

- Не шуми... Разве ты не можешь тише?.. Так хотя бы не раздражай остальных. И ляг, наконец!

- Остальные - это, конечно же, ты. Зачем? И стоите вы, а не я. Я уже говорил.

Микельсон, стараясь не шуметь, подкрался к стене и потихоньку пошёл вдоль неё.

- Диллоиды, тем не менее, расплявятся.

- Не надо. Неужели трудно?!

- Вот... Сейчас всё опять изменится.

И долгая, затянутая тишина. Биолог нерешительно потоптался, прошёл ещё немного, с усилием вслушиваясь в немые стены, и вздрогнул, когда совсем рядом знакомым голосом поинтересовались:

- Как вы думаете, биолог, тот, что лежит там, в углу, уже тоже...

- Что? - прошипел Микельсон, глядя с расстояния на стену. Но за него кто-то недовольно ответил:

- Мне надоела ваша бесконечная суетливость, скажу больше - рудиментарность поведения, пилот...

- Ах, как это замечательно! - со злорадством и угрозой пробормотал Микельсон, пожирая глазами стены, прежде чем оттуда насмешливо парировали:

- Да, биолог, вы имеете все шансы достойно заместить ваших приматов на длинном пути эволюции.

- Вот как,.. - выдавил биолог во время новой длительной паузы, потом поднял голову, посмотрел наверх и отчётливо произнёс: - Я хочу вернуться!

Он отвернулся и твёрдым шагом двинулся по лёгкой, пористой дорожке коридора.

- Биолог!

Окликнули его встревоженно.

Микельсон оглянулся.

- Я один? Где вы?..

- Идите вы!.. - огрызнулся Микельсон. - Уходите, - уже спокойно сказал он и пошёл дальше.

- Микельсон!

Снова негромко окликнули его.

Биолог шёл, не оглядываясь.

"Что такое?!" - с досадой думал он, находя перекрытые коридоры и шахты лифтов, шагая по расшатанным плитам пола, и с каким-то сосредоточенным озлоблением, плутая в одном направлении, потихоньку выбирался из навязчивых воспоминаний. Блёкли образы, знакомые и незнакомые лица, скрывались куда-то в кладовые сознания брошенные фразы, слова, мимолётные символы, реплики... Их заменяли свои, свежие, тоже откуда-то из памяти, но близкие, принадлежащие только ему. Биолог поймал себя на том, что разглядывает их, как будто они пришли к нему со стороны. Свои и одновременно чужие. Такие быстротечные, приходящие единственный раз. Понимая это, Микельсон не мешал себе, спокойно рассматривал и провожал их, даже не задумываясь, что последует за этим.

Город.

Полдень.

Парк.

Зной.

Обрыв.

Волны.

Отель.

Осень.

Путь.

Ночь.

Анна...

Неба нет. Над головой раскрыта огромная океанская брешь. Сбросив с колен руки, отталкиваешься от мягкой земли, встаёшь и смотришь вверх, а границы, привычной дневной границы нет, и поднимаешься сразу туда. Там вечный покой, всё недвижимо, но в мимолётной попытке рассмотреть что-то чувствуешь, как рождается сила движения, едва улавливаемого из-за своего бешеного течения, когда на этом месте прошли мгновения, а там временем владеет вечность. Расшатываясь, тело, не поддаваясь воле, клонится вниз, и уже принимаешь землю руками, валишься на спину и всё равно смотришь вверх. И лежишь без сил с тошнотой в горле, не закрывая глаз...

Время беспристрастно стирает воспоминания, как невидимый подземный проток. Но, закрыв веки, можно увидеть пережитое из прошлого. Даже при прощании с ним. Впереди лежит путь к звёздному экватору.

Микельсон приблизился к шахте, прошёл через лифт, перешагнув неподвижное тело, вышел на небольшую площадку и услышал за собой шорох.

Биолог оглянулся.

Ларсен полулежал, опираясь на локоть, бледный, и смотрел злыми глазами на биолога.

Микельсон вернулся к лифту и присел перед Ларсеном. Посидел так, глядя на него, улыбаясь и покачивая головой.

- Ну, пойдём, - сказал биолог и помог Ларсену подняться.

Микельсон молчал долго, до входа на посадочную полосу, и, когда Ларсен вступил на неё вслед за ним, заговорил:

- Ты думаешь, Шолтес был прав? Я тоже так думал. Но ведь он не делает этого для себя. - Микельсон осёкся на Ларсена, но тот как будто не слушал его, шёл, глядя под ноги, отставая.

Микельсон замолчал и тоже опустил взгляд, ускорив шаг.

- Лаборатории бездействуют, - проговорил он, задумчиво растягивая каждое слово, прищурился. - Шолтес не прав, средств для работы не хватало. Куриван схоластик. Зельзник не хочет понять главного. А Важан... Важан тоже не прав. И так было у всех. Но ведь работали, вот что странно.

Биолог спрятал руки в карманы и мысленно усмехнулся, это сразу отразилось на его лице вялой, горькой улыбкой.

- Зато теперь никто не работает.

Микельсон не заметил, как отстал Ларсен. Когда он остановился в непонимании посреди полосы, тот плёлся далеко позади. Биолог перенёс руки на пояс, откинув назад болтающиеся полы халата.

- Послушайте! - крикнул он. - Где мы встречались?

Он подождал, пока Ларсен подойдёт ближе.

- Вы не из пятёрки Синклера?

Ларсен приближался молча. Казалось, что он не прислушивается к речи биолога. Или собирается с мыслями.

- А мне показалось, что это ваш сектор. - Микельсон посмотрел внимательно на Ларсена, прикидывая, где он ещё мог видеть его, и произнёс:

- Жаль! Синклер занимался интересным делом. Не тем, что мне подбросили. У него была работа. Я к нему часто заходил. Особенно в последнее время. Вот я и подумал, что мы там виделись.

Ларсен остановился. Было видно, как он тяжело дышал.

Биолог продолжал смотреть за ним.

- Или у командора?! - крикнул он. - Там я тоже часто бывал.

Микельсон замолчал, склоняясь к последней версии.

Ларсен всё не шёл, и биолог уже прикидывал, как быть дальше, когда память неожиданно отчётливо представила ему, кто сейчас стоит в полусотне шагов от него.

Он видел его совсем недавно, каких-то несколько часов назад, внизу, среди тел.

Микельсон почувствовал, как сразу откликнулось напряжением тело, спина покрылась потом. Сжав зубы, он ждал, улавливая и изучая каждое движение Ларсена.

А Ларсен, откашливаясь в кулак, что-то показывал биологу, вытягивая свободную руку в его сторону.

Микельсон оторвался, наконец, от него и мельком посмотрел назад.

Он успел прыгнуть к стене, бросился на пол и натянул на голову халат. Раздался пронзительный свист и сменивший его вязкий, вибрирующий гул. Комбинезон отлип от спины и набух плотной массой воздуха. Биолог почувствовал, как его приподняло и потащило вперёд.

Финальная волна была самой мощной. Биолога подбросило, охватило жаром, перевернуло. Он прокатился по полу.

Отпустило. Подняв голову, Микельсон увидел плавно опустившийся впереди ласкандер.

В глазах всё плыло. Из ласкандера выбрался смущённый Ларсен и неловко побежал к биологу, прижимая левую руку к груди и припадая на левую ступню. В правой руке он держал шлем.

Биолог утёрся и встал, внимательно глядя на него.

Это был не Ларсен. Это был Берндорт. Он приближался к Микельсону, а тот никак не мог этого понять.

- Зашевелились, покойнички, - процедил Микельсон.

Берндорт остановился недалеко от него и не решался подойти ближе. Выражение его лица понять было невозможно, и биолог не хотел приближаться.

- Я сигналил, ты не слышал, - проговорил, запинаясь, Берндорт.

- Да, конечно, - едко заметил биолог.

- Я так рад, что встретил тебя. Облетел все посадочные полосы, думал, что уже никого не найду. Я так рад.

Биолог прислушивался.

- А что случилось? Где все?

- Внизу, - ответил спокойно Микельсон, расправляя халат.

Берндорт кивнул:

- Я там не был.

- Это ничего.

- А кто теперь принимает посадки?

- Насколько я понимаю, в этом нет никакой необходимости, - мягко проговорил биолог.

- Да? А что всё-таки произошло?

- Ты откуда взялся?

- Так, понятно. - Берндорт осмотрелся и заметил у ласкандера Ларсена. - А это кто?

- Не знаю.

Берндорт рассмеялся:

- За кого вы меня держите?

Это был Берндорт. Микельсон начал догадываться, что такова реальность и с ней придётся считаться. С последним сомнением посмотрев на тёмный абрис стоящей напротив фигуры, он повернулся и отправился вглубь полосы, удаляясь всё дальше.

Берндорт проводил его взглядом и снова посмотрел на Ларсена. Тот ходил возле ласкандера, разглядывая его с интересом. Берндорт задумался. Всё получилось неловко. Он подошёл к ласкандеру.

- Роберт Берндорт, - представился он.

- Ларсен. А откуда вы?

- Да вы что, сговорились?! - не выдержал Берндорт и направился догонять биолога, слегка припадая на левую ногу. Шлем выскользнул из руки и гулко шлёпнулся на пол.

Микельсон сидел на краю полосы, свесив ноги наружу. Здесь продувало сильнее. Тёмные волосы биолога шевелились.

Берндорт остановился за спиной Микельсона.

- Вы меня просто не узнали. Мы же с вами летали вместе, - сказал он.

- Может быть. Впрочем, вы мне тоже знакомы.

Берндорт оживился:

- Послушайте, я ничего не могу понять.

- Я тоже.

- Но я вижу, что произошло что-то. Как-то жутковато.

- Да. Лучше бы этого не было. Мне, честно говоря, самому не по себе.

Берндорт помялся и осторожно поинтересовался:

- А Ларсен?

- Что? - вздрогнул биолог.

- Он с вами?..

- А что вы так спрашиваете? - Микельсон не удержался и пристально посмотрел на Берндорта. - Он снизу. Я думал, и вы оттуда. Вы что же, в самом деле облетели всю конху?

- Почти.

- И никого не встретили?

- Нет. Я о том и говорю, что странно. Я надеялся, вы что-нибудь объясните. Вам должно быть проще, вы тут с самого начала.

- Начала чего?

Берндорт не ответил.

Микельсон встал и подошёл к нему.

- Пойдёмте к Ларсену, - предложил он.

"Наверное, я что-нибудь не так сделал", - подумал Берндорт, глядя на уходящего биолога. Он догнал его и пошёл рядом, немного позади. Под ноги попался оброненный шлем.

- Но так же нельзя, - проговорил Берндорт, пиная перед собой шлем.

- Что именно?

- Всё, что здесь происходит, это... недопустимо. Я это уже давно понял. Я только хотел заправить ласкандер. Отсюда надо уходить. До трассы мы доберёмся, а там нас подберут.

- Я знаю. - Микельсон покосился на шлем. - А вы ничего не чувствуете?

- Вы о чём?

- Ну, вообще. Себя, например, вы как чувствуете?

- В норме, а что?

- Может быть, что-то показалось непривычным?

- Мне здесь всё кажется непривычным.

- Нет, я говорю о вас, вы ничего не чувствуете?

Берндорт нахмурился.

- Не чувствую, - строго ответил он.

- Почувствуете.

- Послушайте, я же совсем о другом толкую. Кроме нас, на станции никого нет...

- Вы в этом уверены?

- Я в этом уверен.

- Тогда вы ошиблись.

- Что вы имеете в виду? - Берндорт переждал молчание биолога. - Я знаю только вас и Ларсена. И больше никого. Вы так говорите, как будто что-то знаете, но объяснить мне не хотите.

- А вам нужны эти объяснения, Роберт?

- Рассказывайте, биолог, - коротко и деловито предложил Берндорт.

- Мне трудно ответить... Вы что, в самом деле не видите, что я сам ничего не могу понять?! Если бы в этом можно было разобраться... А авария - это только следствие. Произошло что-то ещё. Очень неприятное, выматывающее душу... В общем, это одним словом не объяснишь, а если вы не были внизу - тем более. И до трассы, мне думается, вы не доберётесь, Роберт.

- Почему?

- Просто трассы больше нет.

- Как это у вас так получилось?

- И потом, - продолжал Микельсон, - на станции беспорядок. Хаос. Никого не осталось, кроме нас с вами,.. - биолог запнулся, - и Ларсена. Их всех случайностей эта, пожалуй, самая невероятная. Или я что-то выпустил... Надо подождать. Не вечно же так будет.

Биолог спохватился, заметив, что разговаривает больше с собой, забыв про Роберта, и тут же обратился к нему:

- Вот это в общих чертах.

Берндорт усмехнулся.

- А если так и останется? - поинтересовался он из-за спины.

Биолог покачал головой.

- Да нет, что вы.

- Складно разложили. У меня вот создалось другое впечатление. И потом, неужели вы не чувствуете, что оставаться дольше нельзя?

- Опасного ничего нет.

- Вы не поняли. Я, например, не вижу необходимости находиться тут. Это относится и к Ларсену, и к вам тоже. Зачем задерживаться?

Микельсон ничего не сказал. Вместе они неторопливо дошли до ласкандера, оставленного пилотом на полосе.

Ларсен поднялся навстречу.

- Я решил, что вы ушли, - не скрывая радости, сообщил он.

- Куда мы уйдём? - буркнул Берндорт.

"А нужен ли я?" - подумал биолог. Он уселся на крыло ласкандера. Пилот расположился рядом. Ларсен снова опустился на пол. Все трое молчали. Биолог ждал. Берндорт, щурясь, нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по тёплому листовому металлу крыла. Ларсен смотрел вверх, расстёгивая ворот комбинезона. Берндорт посмотрел на Микельсона, потом на Ларсена. Тот заметил его взгляд.

- В этой системе невозможно работать, - проговорил он медленно. - Трудно. Всегда устаёшь. Так уже который год. Я сначала думал, что это у меня всегда было, просто не замечал. А потом увидел, что другие тоже маятся. - Ларсен вздохнул, как после мучительного признания. - Здесь и жить тяжело. Совсем невозможно. Как и на Ульманисе, но там это было как-то незаметно, а здесь что-то совсем плохо. А сделать что-нибудь можно? - неожиданно громко спросил он.

Берндорт и биолог переглянулись.

- А вы ещё не поняли? - бросил пилот.

- А что ты хочешь? - прозвучал голос Микельсона.

- Ну, невозможно так дальше,.. - ответил Ларсен.

- И я о том же, - быстро вставил пилот и соскочил с крыла. Биолог одновременно оказался рядом с ним. Оба посмотрели друг на друга, но пилот ничего не смог прочесть во взгляде Микельсона и повернулся к Ларсену. А Ларсен смотрел на биолога и молчал.

- Вы чересчур торопливы, пилот, - негромко произнёс биолог.

- А вы нерасторопны, - сразу отреагировал Берндорт. - Станцию надо оставить. Но из нас, почему-то, чётко представляет себе это только один. В этом стоило бы разобраться, если бы было время.

- А вот у меня, в отличие от вас, времени как раз достаточно, и угрозы никакой я не вижу.

- А о ней речь и не идёт, - тут же ответил Берндорт. - Я говорю и настаиваю на возвращении.

- Я согласен, - вдруг проговорил снизу Ларсен.

Оба вопросительно посмотрели на него. Ларсен задумчиво разглядывал что-то в глубине посадочной линии. Тишина напряжённо повисла между ними.

- Станцией займутся специальные службы, - как будто издалека раздались и прозвучали, как последний довод, слова Берндорта.

- Вы знаете, - сказал Ларсен с некоторым волнением, - по-моему, внизу началась консервация конхи.

- Ты что говоришь?! - Биолог весь развернулся к Ларсену и испытующе заглянул ему в лицо.

- Я с трудом выбрался сюда,.. - начал оправдываться Ларсен, но, заметив, что биолог уже не смотрит на него, притих.

- Ну, вот и первый страх, - констатировал пилот и обратился к биологу: - А только что вы уверяли меня, что никакой опасности здесь нет и быть не может.

- И вы ему поверили?

- А почему я не должен ему верить?

- А почему вы не верите мне?

- Но Ларсен, судя по всему, был внизу последним.

- Вы так думаете?

Берндорт уловил в голосе биолога вызов.

- А вам необходимо фактическое доказательство, чтобы нас здесь захлопнуло? - парировал он. - Станцию начали консервировать, этого стоило ожидать.

- Я больше не буду работать! - резко махнул рукой Микельсон и сунул её в карман халата. Воцарилось неловкое молчание. Было неясно: то ли биолог вспылил, отреагировав так на слова пилота, то ли сделал какой-то одному ему известный вывод, то ли принял решение.

- Да что вас держит?! - не удержался и Берндорт.

Биолог достал из кармана руку, потряс ею перед лицом пилота и расстановочно произнёс:

- Здесь никогда не работали! Занимались чем угодно, только не работой. Все тут подчинены системе. И она, поверьте, не ошибка, а расчёт. Расчёт шизофреников. Полигон, а не станция! Разбираться в этом даже не хочется. Не в чем здесь разбираться. Потому что всё с самого начала, заведомо происходило неправильно. Толкуйте это, как хотите. Я разбираться во всех этих группах, отделах не намерен... Сомнительное удовольствие. Никому не пожелаешь. И не может быть никакой консервации. Слишком просто это было бы. И главное - удобно объяснимо. И вас не должно было быть! А этого, - Микельсон кивнул в сторону Ларсена, - тем более. Вы, пилот, вот с ним попробуйте разобраться. Вам этого надолго хватит. Легко отделаетесь, во всяком случае. А станцию оставьте другим, она ещё может кому-то понадобиться. А вы летите. Забирайте его и улетайте отсюда. Не знаю, куда вы попадёте, но уходите. Нечего здесь делать ни вам, ни мне.

- Так что ты решил? - нашёлся сказать только это Берндорт.

- Подожди! - Биолог махнул рукой и задумался. Пилот помалкивал, следя за Микельсоном. А тот ходил вдоль ласкандера, засунув руки в карманы своего халата, смотрел прямо перед собой, на лице его застыло выражение безучастности, и лишь по глазам было видно, что биолог напряжённо думает.

Впервые за долгое время Микельсон почувствовал, как в глубине сознания возникла реальная мысль, имеющая своё объяснение и своё продолжение. Биолог замялся, не обращая внимания на затянувшуюся паузу. Подхватив мысль, он крепко держал её, но испытующий взгляд пилота раздражал его, как будто тот ненавязчиво выспрашивал что-то. Биолог прохаживался между Берндортом и Ларсеном. Ларсен совсем сник, и было похоже, что он задремал. Зато бодрствовал пилот. Он что-то извлёк из кармана куртки и, изучая этот предмет, часто поглядывал на биолога.

Время тянулось, а Микельсон не останавливался, заставляя ждать.

Момент короткого просветления остановил его. Биолог увидел совершенно незнакомые образы, влившиеся в сознание чёткой картинкой, и сразу понял, что они теперь не оставят его. Биолог забеспокоился. Незаметно для себя он забрёл в шлюз, потоптался, чувствуя себя неловко.

- Я сейчас, - буркнул он и, не уверенный в том, что его услышали, торопливо, стараясь двигаться бесшумно, устремился по коридору. В конце его он оглянулся - за ним никого не было - и скрылся в первом же ответвлении...

Берндорт некоторое время продолжал поигрывать колпачком, затем поднял голову и посмотрел на Ларсена. Тот уже не сидел, а стоял, прислонившись к стене, и нюхал свои пальцы.

- Они пахнут ночью, Роби, - сказал Ларсен и, медленно опустив руки, внимательно посмотрел на пилота.

Берндорт молчал, сидя на крыле, и неподвижным взглядом изучал стоящего Ларсена.

Молчали они долго. У Берндорта от пристального взгляда уже начало двоиться в глазах, а Ларсен, чувствуя на себе осуждающий взгляд, виновато стоял, опустив голову, словно ожидая приговора.

- Что ты там говорил про трудности в системе? - выговорил наконец Берндорт и заморгал, снимая напряжение с глаз. - Мол, невозможно работать...

- Да... - Ларсен замялся. - Как-то неприспособленно всё...

- Для чего? Для работы?

- Ни для чего.

Опять зависла тишина.

Ларсен взглянул исподлобья на сморщенный в непонимании лоб пилота и добавил:

- Здесь вообще было нельзя с самого начала...

- Начала чего? И чего именно здесь было нельзя?

Ларсен молчал. Берндорт соскочил с крыла и подошёл вплотную к Ларсену. Тот отделился от стены, выпрямился и поднял голову.

Они стояли друг напротив друга, одного роста, и смотрели в глаза один другому.

- Я очень хотел бы, - с расстановкой произнёс Берндорт, - чтобы мне хотя бы кто-нибудь обстоятельно, подробно объяснил, что же здесь всё-таки произошло.

- Роби, - Ларсен волновался, - я не смогу. Я очень мало знаю. Мне только кажется, что всё надо было по-другому... Вот, может быть, Дзига...

- Дзига не может, - жёстко ответил Берндорт. - Дзига объясняет так, что после его объяснений всё становится ещё более запутанным. Так что давай ты. Больше некому.

- Нет. - Ларсен помотал головой. - У меня не получится. Я ничего не знаю.

- Знаешь. Только сказать не хочешь. Или боишься.

Ларсен не ответил. Пилот чуть обмяк, опустил голову и отошёл опять к ласкандеру, тяжело облокотившись о крыло.

- Бред, бредятина, что за люди?.. - бормотал он под нос, потряхивая головой.

- Я вообще-то не собирался сюда, - сказал вдруг Ларсен. - Меня уговорил Сваровски. Пообещал, что здесь будет чем заняться. И в результате обманул. - Он медленно обогнул ласкандер и зашёл за спину Берндорту. - Я физик. Физик-вакуумщик. Сваровски обещал, что в этой области здесь будут большие возможности для исследований. Поначалу вроде бы так и было. Мы работали с Баричем. Но как-то непонятно работали. Без результата. Я, правда, уже потом понял, что всё именно так. А сначала мы просто работали. Не замечая ничего. А теперь видно, что с самого начала здесь всё не так...

Берндорт слушал его молча, с напряжённым ожиданием. Ему показалось, что Ларсен всё-таки может рассказать что-то существенное, определённое.

- Вдруг выяснилось, - продолжал Ларсен, - что той же самой работой параллельно занимаются ещё трое из нашего отдела: Сац, Уильямс и, кажется, Тёрнер. За Тёрнера, впрочем, не поручусь, а Сац и Уильямс - это точно. Да и он был с ними, я помню. И часто был. Потом и Дзигу перевели к нам. Он должен меня помнить. - Ларсен помолчал, сосредоточиваясь, и медленно вернулся к стене. - Сваровски говорил, что здесь можно будет что-то сделать, выдвинуть. А тут оказалось всё как-то тускло. Безвылазно. - Он помолчал. - Нулевой режим. Статика.

Ларсен завозился у стены, опускаясь опять в сидячее положение. Берндорт угрюмо посмотрел на него.

- А где они все сейчас?

- Кто?

- Ну, Сац, Тёрнер...

- Внизу.

- Так, может, их тоже нужно взять?

- Нет. - Ларсен покачал головой. - Их не взять.

Опять зависла тишина. Берндорт пытался соображать, но получалось плохо, да и Ларсен так ничего и не прояснил. Пилот шумно вздохнул и решительно повернулся к нему.

- Роби,.. - тепло выговорил Ларсен. - Как хорошо, что ты здесь, Роби. Я думал, что больше никого нет. Дзига сказал, что никого не осталось...

Берндорт поморщился.

- Что ещё сказал Дзига?

Ларсен прислушался к словам Берндорта. На его лице проявилась беспомощность, он забегал глазами, соображая.

- Пилот! - сказал позади Микельсон. - Нужно не так делать.

Берндорт обернулся.

- Но Роберт!.. - выговорил, наконец, Ларсен, но Берндорт уже не слушал его, обратившись к биологу. Тот высился в проёме выхода на полосу, открыто и спокойно глядя на пилота.

- Что ты ему наговорил? - Берндорт приблизился к биологу.

- А что он говорит?

- Сам бы хотел понять. Что-то из великого признания, но очень неразборчиво. Послушай, - проникновенно произнёс Берндорт, - я что сказать хотел... Всё уже решено, мы уходим.

Микельсон нахмурился и кивнул.

- Все вместе, - пояснил пилот. - Я, ты и Ларсен.

- Вы идите...

- Мы все уйдём. Ларсен! - Берндорт повернулся.

- Он вышел, - отчётливо проговорил за спиной биолог. - Только что.

- Куда?!

- Через лифт.

Берндорт помолчал.

- Дзига, - сказал он. - Найдём его. Нельзя же его оставлять.

- Ларсена?

- Да, пойдём. Ты же видишь, какой он. Я думаю, он где-то рядом, он не пойдёт далеко. Как ты думаешь?

Пилот перешёл лифт. Микельсон догнал его и пошёл рядом.

- Может быть, не стоит его искать, - как бы между прочим предложил биолог.

- О чём ты? - Берндорт покосился на Микельсона, продолжая движение, и, пока тот пытался что-то словесно выразить, решил не останавливаться.

- Пусть остаётся, - выдавил, наконец, биолог и долго выжидающе молчал. Берндорт не отвечал. Микельсон понял это и некоторое время задумчиво шёл вслед за пилотом. Потом он стал хмуриться и демонстративно шуметь за спиной Берндорта, шелестеть чем-то и шаркать ногами.

- Где же он?! - нетерпеливо проронил Берндорт, поглощённый поиском.

Микельсон проследил за взглядом пилота.

- Там его нет, - заметил он настойчиво.

Берндорт молча зашёл в соседний зал.

- Там тоже, - снова отозвался биолог. - Не надо его брать.

Берндорт удивлённо посмотрел на Микельсона, прошёл мимо него и остановился. Некоторое время он раздумывал, а когда повернулся, биолог уже бежал в конце коридора.

- Дзига! - машинально выкрикнул пилот и, прихрамывая, устремился за ним.

Берндорт сразу заметил, что биолог бежал не быстро и целенаправленно, ни разу не оглянувшись. Пилот сосредоточился и побежал быстрее, но ему удалось сократить лишь часть дистанции. Он уже стал уставать, силы расходовались как-то уж очень быстро, а биолог не останавливался. Пилот больше не старался догнать его и пристроился под его темп.

"Что же происходит? - волновался Берндорт. - И время идёт..."

И следом за этой мыслью закралась тревога, предчувствие уходящих мгновений, отсчёт которых начался с тех пор, как шасси ласкандера с шипением промчалось по взлётной полосе и пилот впервые почувствовал, что включился внутренний счётчик. И вместе с ним осталось одно желание - успеть. Он выполнил начальную часть своей программы - долетел до контрольного бакена и нашёл ориентир. Теперь осталось совсем немного - точно закончить. И потом всё будет так, как он рассчитал. Только бы ему поверили. Потому что он знал единственную брешь, через которую можно выйти. И ещё он знал себя. Хватило бы времени. Его течение невидимо, неуловимо. Здесь пилот был бессилен. И то, что происходило сейчас, удивляло и беспокоило его. Он чувствовал, что разберётся в этом, но потом и не один. А теперь необходимо уходить, как можно скорее.

"Почему они не понимают этого? - думал Берндорт, подсознательно подразумевая больше биолога, нежели Ларсена, почти уверенный в том, что именно Микельсон нужен ему. Но происходящее с ними не умещалось у него ни в какие разумные пределы. - Так что же всё-таки происходит? Почему ничего не получается?"

Он устал. Дышал тяжело, бежал всё медленнее и упустил биолога. Микельсон скрылся за плавным поворотом. Ещё несколько запоздалых движений, и пилот перешёл на шаг. С исчезновением биолога пропало всякое желание преследовать его. Скоро придут новые силы, и можно будет попробовать снова догнать его. Слушая, как бежит биолог где-то в конце коридора, Берндорт ещё надеялся, но, чем глуше доносились шаги, тем яснее он понимал, что уже не станет возобновлять попытки.

"И Ларсена там нет", - почему-то решил пилот и сам подумал, что выхватил чью-то чужую мысль.

Коридор выпрямился, и пилот остановился. Он стоял и ждал, собирая пальцы в кулак и отпуская их, чуть ссутулившись, не отрывая прямой взгляд от места, где ещё недавно бежал биолог.

Внутренний метроном стучал в висках, подгонял. Пересиливая себя, Берндорт сдвинулся вперёд, проделал несколько коротких шагов, оглянулся и неловко побежал. Того напряжения, которое могло бы что-то подсказать ему, принять интуитивное решение, не было. Впереди было пусто, неловко, но как-то особенно спокойно. Пробежав ещё немного, Берндорт окончательно убедился в бесцельности своего продвижения. Он мрачно посмотрел в перспективу коридора и пошёл назад, соображая - правильно ли он сейчас делает. Пилот возвращался, совершенно не зная, что теперь следует делать. Он даже было передумал и попробовал всё-таки пойти за биологом, но по ходу вдруг заметил, что коридор плавно поворачивает не в правую, а уже в левую сторону. Берндорт настороженно приостановился. Получалось, что он шёл за биологом со стороны биолога.

- Дзига! - позвал он. Звук его голоса глухо исчез где-то рядом. Берндорт надолго задумался, блуждая глазами по ровным, правильным плоскостям стен.

Он направился к ласкандерам. На обратном пути не однажды менял своё решение, углублялся в ответвления, но скоро возвращался - коридоры выглядели пустыми, глухими и выталкивали своими однообразными вытянутыми галереями, действуя притупляюще.

К ласкандерам пилот так и не вышел.

Он набрёл на пустую лифтовую шахту. Это была уже вторая пустая шахта, на которую он наткнулся. Прыгать через неё на другую сторону коридора пилот не стал - не было необходимости. Берндорт искал другой лифт. Нашёл он его быстро, но шахта опять была пуста. Пилот постоял, глядя вниз.

До следующего лифта он добирался долго, при этом несколько раз уклонялся в сторону от лифтов. Однажды ему показалось, что он поднимается, однако, прикинув на глаз, он убедился, что пол ровный.

Лифт он нашёл, но дверцы на противоположной стороне были закрыты. Берндорт почему-то решил, что лифт поднялся недавно. Свернув с площадки, он снова затерялся в карусели коридоров. Временами он останавливался и прислушивался, одновременно придирчиво изучая пространство вокруг себя.

Дважды он кричал Ларсена, отмечая, как звук здесь лёгок и чист. Дышалось тоже легче, без особого сопротивления, как раньше. Правда, тогда он бежал... И всё-таки здесь было по-другому.

"Чего там темнит Микельсон? Странный стал какой-то. Рассуждает как будто здраво, но всё не о том."

- Дзига!!

"Поговорить с ним надо. Чтобы он понял. А вдруг я не прав?" - осёкся Берндорт, и через паузу из недр сознания подсказали:

"Не может быть."

Пилот опёрся рукой о стену, огляделся. Стена мягко отъехала от него. Коридор сразу расширился. Пилот глянул наверх и уже совсем не спеша, осторожно двинулся вдоль стен.

"Стало быть, биолог,.. - отвлечённо припомнил он. А Ларсен? Ларсен... Да это, в общем, неважно, он не помешает, одного только оставлять нельзя, плохо получится. Дзигу я возьму. - Берндорт смутно ощущал, что никак не может поставить Ларсена на место, - тот был каким-то уж очень обтекаемым. Но занят пилот сейчас был не им; к нему он возвращался редко, да и то вскользь. - Дзига нужен, очень нужен... Хотя бы такой."

Ни о Ларсене, ни о Дзиге Берндорт больше не думал. Со всей тщательностью он пытался воссоздать картину последней их встречи у ласкандеров, припомнить каждую мелочь, деталь. Ему постоянно казалось, что остаются незаполненными два-три штриха к тому целостному и логичному, что он составил. Все те несколько минут их встречи ему не удавалось расположить для себя наиболее рационально и безопасно. Ошибиться было трудно, и именно детали беспокоили теперь пилота. Он мог бы их заменить, пренебречь, наконец, ими - это были уже частности. Берндорт этого не хотел. Не хотелось рисковать, очень не хотелось. Раньше, несколько часов назад, он мог бы рискнуть, но не сейчас.

Пилот был уверен.

"Что же так долго? - Берндорт всматривался в пространство коридора. Ответвлений не было, и пилот уже давно не проходил их. - А пора бы."

Он потоптался и повернул обратно.

Проходя по одному из многочисленных коридоров, Берндорт заметил, что всё больше углубляется к центру станции, удаляясь от цепи лифтов.

"Чего там Микельсон вспоминал о работе? О системе. А куда без неё? Ошибки... Меня не должно было быть. Группы... - Пилот сокрушённо покачал головой. - Не слишком ли много всего? И кому ещё понадобилась конха - что имел в виду биолог? Нет, не получился разговор. Не договорили. Ларсен встревал некстати. А впрочем... В чём-то биолог уверен, знает что-то. А улетать со мной не хочет, не хочет. Ларсен тоже о своём толкует. Что же получается у нас? Кто ближе к правде? Нет, это не хаос, тут всё очень конкретно. Плохо это, - заключил пилот. - Биолог? С ним ясно. Неужели Ларсен?"

Берндорт вздохнул посвободнее и пошёл быстрее.

"Да, наверное", - подумал он.

Он шёл через неосвещённую часть пути. Впереди пробивался слабый свет, чуть подсвечивая дорогу. На этот свет и двигался Берндорт.

Разговор он услышал давно, но не мог разобраться, кто говорил и сколько было голосов. Сначала он не придал этому особого значения. Когда он закончил свою последнюю мысль, он уже не сомневался, что слышит три голоса, хотя был момент, когда ему показалось, что там негромко участвует кто-то четвёртый. До света оставалось немного, и пилот ускорил шаг.

Глаза привыкали к постепенному освещению, но Берндорт не ожидал, что его встретит столь яркий свет. Пилот увидел выпрямленный светлый коридор. В нём никого не было. Голосов он тоже больше не слышал.

"Что же это? Где я их пропустил?"

Прочно стоя на ногах, скрестив руки на груди, пилот думал, глядя в коридор и не веря собственным глазам.

Через минуту-другую он удивился ещё больше, когда, сосредоточившись, не смог опознать ни одного из услышанных голосов. Он припомнил всё, даже небольшой сквозняк на своём пути. "Здесь его нет, - холодно отметил для себя Берндорт. - Неужели был поворот?" Пилот засуетился - время растягивалось, но он бросился обратно.

Ощупывая руками стены, он старался вспомнить, откуда доносились голоса. Воссоздавая в памяти каждый свой шаг, он, наконец, пришёл к выводу, что слышал их по своему ходу, навстречу.

- Ну, конечно, - протянул Берндорт, убеждая себя в этом. "Поторопиться бы", - прервал его мысли внутренний зов.

Миновав длинное и долгое пространство коридора, он выскочил прямо на посадочную полосу. Только уходила она не вправо, как раньше, а в обратную сторону. Нетронутая техника с сонными куполами кабин, убегающая от глаз взлётная дорожка с растянутым, ослепительно-снежным покрытием, отягощающим взгляд, и зыбкая, потревоженная тишина. Берндорт оглушённо рассматривал всё это, потом сорвался и выбежал через площадку в противоположный коридор. Проделал он всё это очень быстро. Ответвлений не попадалось. Это упрощало положение. Берндорт бежал прямо, поддерживая темп. Коридор снова стал сворачивать, но пилота это больше не беспокоило.

Когда стало невозможно регулировать дыхание, пилот побежал медленнее и остановился было совсем, но тут услышал голоса, доносившиеся из ближайших коридоров, разбросанных здесь сложной, запутанной сетью. Берндорт свернул наугад и снова, медленно и упрямо, начал бег.

Неожиданно для себя он оказался на знакомой площадке перед лифтом. Справа, в проёме, ведущем на полосу, сидел Микельсон и говорил что-то Ларсену, который был виден дальше, на полосе, сидящий на корточках, навалившись спиной на стену. Микельсон, не оглядываясь, замолчал. Тяжело сглатывая и прерывисто дыша, Берндорт подошёл к нему.

Микельсон смотрел в сторону. Ларсен безмолвствовал, не меняя позы; всхрипывал один Берндорт.

- Пора, - выдавил он надтреснутым голосом и шагнул между ними.

- Уже? - Ларсен поднял голову и уставился на Берндорта.

- Пора, - повторил Берндорт и направился к ласкандеру.

Позади слышались шаркающие шаги биолога и еле слышные Ларсена.

"Может быть, сверху?" - подумал вдруг пилот, вспоминая голоса, и растерянно повернулся к Микельсону. Биолог посмотрел на него открыто, уверенно. Зрачки его глаз были неестественно широко открыты.

- Э-э-э, Дзига, - укоризненно проговорил Берндорт, откинул дверцу машины и взялся за поручень.

- Х-х! - Микельсон ловко перепрыгнул в развевающемся халате через крыло ласкандера и какое-то время внимательно смотрел на пилота и Ларсена, стоявших у открытой кабины, потом попятился к выходу. Берндорт сделал встречный шаг.

- Х-х-х! - ещё явственнее произнёс биолог, глядя в глаза Берндорту, как будто стоял прямо перед ним, - зорко, в упор.

- Дзига! - встревоженно позвал пилот, машинально хватая Ларсена за руку. - Мы не успеем.

И между ними, через разделяющее их пространство, словно бы начал раскачиваться невидимый маятник. Оба молча смотрели друг на друга. Эти внешне неуловимые перемены были для них в этот момент самыми важными, проходящими во времени, которое отсчитывало секунды для каждого из них отдельно. Пошёл новый отсчёт.

- Биолог, вы не забыли, как выглядит ваш дом?

Биолог молчал. Берндорт увидел, как он пытается понять по губам, что ему говорят. Пилот тихонько подтолкнул Ларсена, пропустил его вперёд и проворно запрыгнул за ним в кабину.

Он не удержался и махнул биологу рукой.

Лёгкая дверца отошла на своё место. Ласкандер дрогнул, качнул крыльями и с места вышел на скорый, неровный разбег. Чёрные круги сопел засветились горячими красными огнями, вспыхнул белый факел, и вместе с взорвавшимся гулом машина поднялась над полосой и мягко оторвалась с выступа.

И сразу наступила тишина. Микельсон стоял и смотрел. Плавное скольжение машины. Он закрыл глаза и отвернулся.

Время выровнялось. Теперь оно переливалось механически - он просто не чувствовал как.

За ласкандерами. Петляя между низкими крыльями. Улавливая тепло волн. Близкий шлюз. Машины. Небольшой промежуток приёмной камеры. Изогнутый трек. Зрение. Зеркальное покрытие. С обеих сторон. Ровное напряжение отражённых волн. Свернул. Огибать вдоль стены полосу трека. Спуститься вниз и остаться один. Смутно помнил. Множество затопленных внизу коридоров. Теперь почти не появлялся. Там могло быть ещё что-то. Спускаясь всё ниже. Малоинтересно.

"Не хватает равновесия."

Чёткость мысли. Ничего другого не будет. Больше ничего нет. И нет самого равновесия.

Задержался. К боковой стене и увидел. Кожа лица. Глядя в глаза. В зрачки. Ничего не видно. Отвернулся и понаблюдал. Вытянутая полоса трека. Изгиб виража. Круто скрывается вниз. Очередной виток. На этом участке пройти свободно мог только треллер.

Присел на площадке. Девятый сектор. Оставалось немного. Уже начиналась вода. Рассчитывал спуститься ниже. Не предполагал, что до такого уровня. Назвал это неудачей. Сидя на площадке и радуясь. Передышка от однообразного спуска.

"Идти надо."

Встал. Обогнул стену. В проход. Узкий коридор, соединяющий секторы. Завернул туда. Издали увидел. Навстречу идут. Цвет костюмов. Статики. Ещё далеко.

"Зачем они здесь?"

Шёл к ним.

"Они ничего не знают."

Глядя на них, тут же ощутил, что остался один. Не поверил. Видел статиков. Знал, что никого нет. Такая реальность. Что-то напомнило ему. Сосредоточился. Объёмное, предметное чувство. Провёл рукой по лицу. Снимая напряжение. Его не было. Лишь сухая кожа.

"Они тоже одни."

Разветвлённый жёлоб коридора. Всё больше реагировал. Где-то в нём самом. По ту сторону. Вместе с ним шли статики.

Прошли через него. Сделал ещё шаг. Оглянулся. Разряжающая тишина. Движения двоих. Не было слышно.

Выдерживая расстояние. Не выпуская из виду. Догадался, что вниз. За ними в переход. Провалился по голень. Статики уходили. Остался на месте. Ухватился за переборку. Были не такими, как он. Были статиками.

Почерпнул воды. Для удобства вперёд. Размахнулся. Бросил в них. Меняя форму, пролетел по наклонной. Хлопнул в спину. Разлетелся брызгами. Обернулись. Улыбнулся. Махнул мокрой рукой. Один что-то сказал. Не услышал.

Посмотрел, как уходят. Вылез. Сел. Знал. Спустятся вниз и пойдут обратно. Встретит. Заговорит. Найдёт равновесие. И будет видно.

7.04.81 - 9.08.91