Аннотация: Сказка, а почему бы и нет... Грустная только.
В скандинавских краях верят, что у каждого человека есть фильги - фейри хранитель в облике животного, куда бы не пошел человек, фильги всюду следует за ним...
Осень. Понедельник. Утро. Самое обыкновенное, ничем не выдающееся, утро. Хмурое Питерское небо, затянутое плотным, серым одеялом, низких облаков, в любой момент готовых разразиться не то дождем, не то снегом.
Будильник, жалкое подобие деревенского петуха, маленькая пищащая сволочь - самое подлое изобретение человечества, его пронзительный фальцет гремит парадоксальным громом под свинцовым ноябрьским небом. Во истину, когда наступит судный день, архангелу уже будет совершенно не нужна труба, он достанет из кармана тихо тикающего друга и с ехидной усмешкой посмотрит на циферблат, а потом... ...потом, согласно легенде, мертвые встанут из могил и пойдут... кто на страшный суд, а кто на работу или в институт...
Естественно, он проснулся и на голом усилии воли сполз с кровати, как же иначе, ведь его профессия самая нужная, самая необходимая, самая-самая, вызывающая горькую усмешку, и существование на гроши от зарплаты до зарплаты, человек который никогда не останется без работы, но и никогда не получит достойной награды за свой труд.
Скучный и однотонный завтрак, чашка душистого чая, блюдце молока коту, дурашливые голоса из радиоприемника, очередные клоуны на пике популярности...
Метро, вечный сквозняк, хмурые лица едущие чередой по эскалатору, мерный гул электромоторов и шум подъезжающих электричек. Энергично давящая, толпа у дверей на посадке, мерно прущая, толпа на выходе, вал из тихо матерящихся индивидов на стыке двух человеческих волн...
Она хрупкая и беззащитная, пытающаяся удержать сумочку и полураскрытую книгу, выбившаяся из под берета, черная прядь норовит, окончательно, закрыть глаза. Он остановился, оттеснил напирающего сзади, краем уха услышал новую строчку из своего генеалогического древа, мысленно удивился, что такое возможно, промолчал, толпа прилила вновь, наступили на ногу, вдавили в вагон, но перед ним осталось не большое свободное пространство, где девушка пришла в себя и благодарно улыбнулась...
- Доброе утро.
- Доброе...
Молчание. Мелькание огней за стеклом. Переход на другую ветку, любопытный и чего-то ожидающий взгляд карих глаз, виноватая улыбка и толпа разделила, закрутила и вынесла из вагона, мягко, но непреклонно толкая в направлении эскалатора, живой селевой поток, текущий вопреки закону гравитации не вниз а вверх.
Работа, тихое шипение ИВЛ, мерное попискивание кардиомониторов, зевающий коллега с красными от вечного недосыпа глазами, сдающий смену, привязанные к кроватям пациенты, еще один серый день, и не менее серая, несмотря на чернильную ноябрьскую темноту ночь...
Вечер, рация посипев несколько секунд, прочистив мембранное горло, хрипло выдавила:
- Автотравма, Шок-2... "N;%*:%N:...
- Слышали, с "нетерпением" ждем...
Машина РХБ, бригада в синем с сосредоточенными лицами завозят каталку в операционную, он с будничным видом налаживает систему для наркоза, словно удар током, под дыхательной маской знакомое лицо, перед глазами пробегает утренняя встреча, не ошибиться, то же красивое, спокойное лицо, только глаза закрыты, и неестественная бледность, превращающая его в мраморный лик статуи, холодный и безжизненный. Руки работают сами по себе, повторяя, сотни раз отработанные, движения, бригада хирургов застыла в ожидании, а глаза все так же неотрывно смотрят на нее, словно надеясь увидеть утреннюю улыбку, наркоз пошел...
Ночь, он сидит у ее постели и смотрит на нее, надеясь увидеть признаки улучшения, хирурги сделали все возможное, теперь дело за молодым здоровым организмом, что должен сам проявить всю волю к жизни, и сделать первые шаги к выздоровлению, а в его силах сделать все возможное, чтобы эти шаги дались как можно легче. Очень хочется спать, облокотившись на край кровати и, положив голову на руки, он проваливается в поверхностный беспокойный сон...
Падение, непрерывное падение в пропасть без дна, или полет, полет в бесконечность, необычная легкость во всем теле, мерцающий свет в кромешной тьме, откуда-то издалека и в никуда тянутся мириады нитей, переплетаясь между собой в причудливый узор. Тонкие, нечеловечески красивые руки порхают над ним, вплетая все новые и новые элементы в кружева, иногда отсекая случайные нити от веретена, и те тают бесследно растворяясь в темных водах кипящего источника, что-то знакомое и невообразимо древнее во всем...
Разговор, разговор без слов, три женщины, то прекрасные и юные, то старые и сгорбленные, и разговор без слов, он понимает, что этот разговор чем-то важен для него, что-то важное решают сейчас, и нет никакой возможности повлиять на результат, нет ни права голоса, ни возможности что-либо сделать, можно только слышать, слышать безмолвный приговор. Решение принято и серебряные ножницы приближаются к еще одной нити узора, чем-то эта нить важна для него, настолько, что он рвется вперед, раскрыв рот в беззвучном вопле, пытаясь остановить движение сверкающих лезвий, щелчок звучит как выстрел в этой абсолютной тишине...
Рассеченная нить не успевает распасться, как его руки подхватывают ее и пытаются соединить вновь, тени угрожающе сдвигаются вокруг дерзнувшего нарушить порядок. Он сжимает зубами концы нитей и зажмуривает глаза, беззвучный вскрик, и высокий звон, словно лопнула гитарная струна, одна из прядильщиц встряхивает пораненным пальцем и с удивлением смотрит на лопнувшую нить, которая, кружась, не спешит рухнуть в бурлящие воды источника... Он расслаблено открывает глаза и начинает растворяться в кружащих тенях, только на границе сознания что-то похожее на сожаление и чувство незавершенного дела... Тени отпрянули и чуть светящаяся дымка скользнула над темными водами бурлящего источника.
Утром отделение реанимации напоминало разворошенный муравейник, дежурный врач умер, не было, никакого ЧП, он не пил, никогда не пытался покончить с собой, он просто уснул у постели молодой девушки, которую привезли вечером с тяжелейшей сочетанной травмой, и больше не проснулся, утром медсестра, попытавшаяся его разбудить, обнаружила, что он уже холодный...
Девушка, которую не надеялись спасти и, даже после сложнейшей операции, не оставляли ей шансов, неожиданно для всех быстро пошла на поправку, и уже через неделю смогла сидеть в кровати. Ей никто не рассказывал, о странном случае с одним из докторов, но случайно увидев в отделении фотографию в траурной рамке она почему-то заплакала, сама не зная почему, просто два ручейка, безмолвно, проложили влажные дорожки по исхудавшим щекам...
Она выписалась еще через месяц, несмотря на все усилия врачей, травма позвоночника на всю жизнь оставила ее прикованной к инвалидному креслу. Подъезжая к дому, она увидела сидящего на лавочке пред подъездом кота, грязного и худого, внимательно изучающего ее взглядом, а потом без церемонно прыгнувшего ей на колени, она рассеянно погладила его и, неожиданно для всех, встав с кресла, держа кота на руках, сделала неуверенный шаг, то ли это была игра солнечных лучей на снегу, то ли, наоборот, набежавшая легкая тучка, но окружающим, на мгновение, показалась, стоящая за ее спиной тень, развернувшая крылья и обнявшая ее ими, или просто тень крыльев...