Никулина Ирина Анатольевна : другие произведения.

И.А.Никулина Тонкая грань

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ћТонкая граньЋ Речь в романе идет о курьере мафии, по стечению обстоятельств ставшему Курьером в Великое Неизвестное. На пути в неизведанные реальности главному герою помогают Рыжая Ведьма, она же Сновидящая, и художник-дизайнер, он же Проводник. Правда, как и в жизни, когда приходит время главной битвы, Курьер остается один на один с изменчивой Бесконечностью. Сильная личность, направляемая неизвестными силами... в Мертвый Город. Ветер свободы, соскобливший человеческие шаблоны, полет фантазии не ограниченный ничем, кроме собственного страха.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Никулина Ирина

   Тонкая Грань________________­­­­
   ­­­­ КУРЬЕР

повесть

  
   Руки, ноги Этого повсюду

Со всех сторон глаза, головы, лица

Всюду слушают чуткие уши;

Мир собою покрыв, стоит Он.

(Бхагавад-Гита.)

   Февраль.
  
   ...Двадцать минут. Это всё, что у него было.
   Так много, для того, кто может умереть через минуту. Он уже не раз думал о смерти: один гулкий выстрел, одна дырка в черепе, и все - мира больше нет. Что тогда будет? Туман? Тьма? Ничто?
   Впрочем, сейчас не важно.
   Он пошел к морю. Там со временем происходило необъяснимое колдовство, особенно в фиолетовых сумерках: минуты растекались и длились часами. Может, потому что тот живой исполин, тот организм, чьё тело - вода и соль, был настолько древним, настолько бесконечным, что суета невольно отступала перед его величием. Туман окутал набережную, накрыл её своей неподвижностью, проглотив не только берег, пальмы и пирс, но и саму реальность. Сегодня море было вратами в сновидение.
   "Если долго сидеть на холодных камнях, то можно заснуть на берегу и уйти из этого мира, навсегда раствориться в тех далях, что иногда снятся магам". (Хотя, есть еще один вариант - отморозить задницу.)
   -Ну, здравствуй! - Сказал он морю. - Можешь не отвечать. Я знаю: таких, как я, было много... И все думали, что умеют общаться с тобой...
   На самом деле он не умел общаться с морем, он просто приходил на его пустой берег, чтобы помолчать вместе с исполином. Вся его долгая и никчемная жизнь была для древнего сознания моря не более чем вздох, длилась не дольше, чем отблеск падающей звезды. Так, одна промелькнувшая мысль из миллионов мысленных конструкций, один порыв ветра в сердцевине смерча. Ничтожная вспышка беспокойного разума, посмевшая надеяться услышать ответ вечности...
   И все же море было радо ощущать его. Особенно, сегодня, в фиолетовых сумерках. Мрачные синие пальмы склонились над головой почти с угрозой, ветер рванул пряди волос, но потом, словно застеснявшись, резко утих. Скомканная пачка сигарет - бумажное перекати-поле набережной - подхваченная порывом ветра, полетела вдоль берега, нещадно ударяясь мокрым бумажным телом о холодные камни. Только что спокойная зеркальная гладь моря взбунтовалась; три волны, одна за другой, с силой ударились о пирс, плюнув человеку в лицо брызгами. Он рассмеялся: - И я рад видеть тебя...
   В прошлый раз он сидел на этом самом берегу месяц назад. Собирался умирать и прощался с миром. Потому что его ждали... Впрочем, это тоже не важно. Тогда он увидел нечто СТРАННОЕ: в грозовых тучах, нависающих над спящим морем, образовался просвет. В просвет вели ступеньки. Прямо над ним проплыло чудо из чудес: небесный остров, на котором возвышался величественный дворец. Строение не было видно целиком, но и тот небольшой фрагмент, что приоткрылся в просвете, навсегда врезался в память. Стены дворца были сделаны не из камня или дерева, а из прозрачного материала. Лёд? Хрусталь? Алмаз? Винтовые лестницы уходили в небо, жидкая радуга стекала по ступенькам в этот бренный мир, где на берегу сидел онемевший свидетель - человек. Он видел танец розовых лепестков, сопровождающий движение острова; он вдыхал аромат таких сладких и тонких духов, что не имел сил их выдохнуть; слышал далекие голоса и музыку, столь легкую и текучую, что она сливалась с шумом ветра. Он смотрел на железных колоссов, охраняющих дворец от врагов, и сочинял речь, которая бы умилостивила их неподвижные лица и заставила бы опустить оружие.
   ...потому что он очень хотел попасть во дворец.
  
  
  
   Потом все внезапно закончилось: облака проплыли, растаяли, как легкая дымка на ветру; сумерки уступили место ночи, и он убедил себя, что дворец - греза, которая привиделась уставшему разуму. Он украдкой посмотрел на море: оно тоже застыло, удивленно провожая проплывающий остров.
   Это было (или не было?) месяц назад.
   Сегодня он просто пришел к морю, и это было важно, если вообще что-то может быть важным. Важно для него самого.
   Пахло водорослями, живой рыбой, дымом костра и еще чем-то весенним, вроде цветка магнолии. Он знал, что магнолии не цветут в конце февраля, и все же, ему так хотелось... Воздух, плотный и насыщенный, мог бы послужить пищей богам. Вдохнув морской запах, Гость больше не хотел есть, не хотел спать, не хотел идти на вокзал и не хотел возвращаться домой. Он желал одного: сидеть здесь вечно, спокойным и целостным, как древнее море, вечным и пустым, как космос, холодным и твердым, как эти пляжные камни.
   Стоя на пирсе, долго смотрел на черную воду под ногами, видел всю её глубину. Он хотел бы нырнуть в это слитное пространство, хотел погрузиться в живую колыбель, стать ее частью, чтобы потом миллиарды лет волной исступленно биться о берег, шуметь пеной, брызгать каплями и кишеть рыбой. Море было полно эротики, даже такое спящее и холодное, с колючими снежинками над поверхностью. Эротики иного плана, чем человеческая. Море было бесполо и самодостаточно; оно не нуждалось в соединении с чем бы то ни было. Его переполняла осторожная сила, свойственная столь величественному осознанию. Оно никогда и никому не доверяло, и ничего не хотело, просто проявляло запретный интерес. Интерес к мимолетному человеческому сознанию.
   Вначале он отступил на шаг, обрызганный холодными каплями, потом равнодушно отметил, что вода затекла в левую туфлю, и отступил еще на шаг. Следующая волна почти накрыла с головой, подарив массу неприятных ощущений. Мокрые волосы, покалывание во всем теле, капли, стекающие за воротник куртки, мокрые джинсы. Ну, хватит... Он отпрыгнул назад. И море утихомирилось. Оно стало ласковым, нежным, несмелым, оно подзывало и молило о внимании. Как истерзанный любовник, ластилось и обещало быть покорным. Он представил, как снимает одежду и погружается в ледяные темные воды. В какой-то миг показалось, что если делать все не так, как обычно делают люди, то можно дышать под водой. Он, обнаженный, зайдет к своему бестелесному любовнику и станет частью воды. Сядет на песчаном дне, и, оттуда, сквозь толщу воды, будет три тысячи лет смотреть на звезды. Созвездия будут проплывать, корабли будут тонуть, жизнь будет идти, существа рождаться и умирать, цивилизации сменять друг друга, а он никогда не умрет, потому что сольётся с морем в холодном оргазме.
   Но у него было всего двадцать минут. Его ждали люди, вокзал и автобус. Ночь стала чернильно-синей, словно хотела своим мраком скрыть кокетство морских волн. Пальмы разогнулись, отпуская его, понимая, что человек уходит, значит, интересного зрелища не предвидится. Им вдруг стал интересней ветер и кричащие в небе птицы. Море сделалось совершенно равнодушным, устыдившись своих самонадеянных игр. Оно притихло и занялось обычным неделаньем: волны с холодным отчаяньем бились о пирс, пена клубилась, черная вода облизывала холодные камни, выбрасывая на берег обглоданный водой мусор.
   -Мне надо возвращаться, я - Курьер. - Объяснил он морю. - Мне очень не хочется, но что поделаешь?
   Он собирался бросить монетку, чтобы оставалась надежда на возвращение, но не стал. К черту приметы! Море больше не хотело ни его самого, ни монеток, ни дурацких объяснений. Море потеряло к нему интерес.
   Он побрел вдоль берега, подгоняемый холодными порывами ветра. Птицы замолкли, провожая неудачника. Пальмы покрылись пылью и сделались колючими, чтобы пальцы неудачника не прикасались к ним. Грустно улыбнувшись, он с силой пнул морскую корягу: ЧТО-ТО ОН ДЕЛАЛ НЕ ТАК...
  
   На вокзале понял, что его время кончилось... Было слишком тихо; он переполнился подозрениями. Клочья ночи нанизали чернильную темноту на спящие дома города, и город приобрел неестественную объёмность.
   Он перестал быть привычно трёхмерным.
   Там, где улицы уходили во тьму, открывались выходы КУДА-ТО ЕЩЁ. Гость не осмелился даже протянуть руку в эту тьму. Очень тихо и осторожно Курьер проскользнул по освещенным улочкам, с некоторой долей мазохизма воображая себя героем компьютерной игры. Он - ненастоящий, а лишь образ на экране; мир не настоящий. Настоящая только тьма.
   Ему потребовалась вся имеющаяся в запасе ясность сознания, потому что на вокзале его могли ждать...Те, кто не любил курьеров. Он уже видел этих людей: стояли возле пальмы у пригородной кассы, курили, переговаривались, пили колу и выжидательно посматривали на привокзальную площадь, - это было три года назад. Они выстрелили дважды, потом не спеша сели в "десятку" и уехали, затушив окурки о ствол пальмы. Тогда мишенью был другой человек.
   Он называл этих существ "доберманами". Они лоснились собственной важностью и мнимым всесилием. Упивались ремеслом палачей, как голодные звери свежей кровью. Верные цепные псы, для них не имело значения, на кого охотиться. Их жизнь обрела смысл в преданном служении; в своих смелых снах они воображали себя самураями. Он презирал "доберманов", как величественный орел презирает охотника с ружьём. Но они могли выстрелить, докурив очередную сигарету. Пах-х-х! - И зимнее море больше не увидит своего любовника.
   Вокзал представлял собой растянутую вдоль набережной букву "п", обросшую ларьками, кафешками и скамейками. Там всегда пахло едой, асфальтом, бензином и сладкой ватой. Там были люди, чемоданы, автобусы, и всё это вибрировало на волнах деловой сосредоточенности. Там жил особый вокзальный дух, Курьер не любил это место, несмотря на его уют, комфорт и красоту нового зала ожидания. Вокзал был анальным отверстием города и всегда охотней выкидывал лишних людей, чем принимал новых. Особенно зимой. Особенно ночью. Особенно под присмотром "доберманов".
   Сегодня вокзал словно вымер, - нет людей, стоянка пуста, ни одного автобуса, ни одной машины такси. В воздухе ощущался легкий запах жареных пирожков, но он доносился, подхваченный ветром, из глубин соседнего железнодорожного вокзала. Здесь же ощущалась неприятная пустота, словно вокзал превратился в местный бермудский треугольник. И даже пальмы не желали быть свидетелями происходящего; заботливые городские службы укрыли их специальным материалом.
   Готовился заговор?
   Он глубоко вздохнул. Этот сон слишком затянулся. Завтра он проснется кем-нибудь неинтересным силам судьбы: библиотекарем или автослесарем. Или, может быть, мусорной корзиной. И он не будет предметом охоты для "доберманов", просто будет радостно жить, есть свой хлеб, любить как все на земле, плакать, торговаться на рынке, копить деньги на похороны... Нет, никогда этого не будет. Потому что его ждал автобус, ночной вокзал, посты ГИБДД, холодный пот, холодная сосредоточенность и стекло, сквозь которое видны несущиеся мимо города.
   Он стоял посредине ровной асфальтированной площадки, и видел своё отражение в вечной лужице бензина; улетая вместе с мелким мусором, танцующим вальсы с ветром, он сновидел один и тот же сон с погруженными в грезы сторожами и бездомными. Хотелось сделать одно единственное НЕ-ДЕЙСТВИЕ: намотать ткань и плоть вокзала на ось своего тела, стать огромным и плотным, тяжелым и застывшим. Он бы проглотил десяток автобусов, он бы забеременел залом ожидания, оброс бы ларьками с запахом снеди, вдыхал бы тьму, застрявшую в углах и укутал бы себя асфальтовым покрывалом стоянки... Но его время в этом городе кончилось.
   Он понял это, когда увидел двоих, куривших у пальмы. Серые куртки, черные брюки, туфли с узкими носками. Квадратные лица, короткие стрижки, оттопыренные карманы. Типичные "доберманы".
   Они старались не смотреть на него.
   Вернулся на вокзал через час. Тревога и нехорошее предчувствие тугими жгутами стянули грудь. Шел, пригибаясь к земле, словно взвалив на плечи все грехи мира. Слух преследовали запредельные звуки: отдаленный шум, или даже скорее гул, стук, шорох. И шёпот. Шёпот многотысячного спящего города. Курорт-соня вливал в уши свой навязчивый гомон. Шум, как змея, вползал вереницей звуков в мозг, и хотел, чтобы Курьер УЕХАЛ. Уехал прямо сейчас, без ничего. Это означало бы смерть, оттянутую на пять часов.
   Несмотря на полное царствие ночи, вокзал немного ожил. Стояло два автобуса, старый Мерседес с краснодарскими номерами и ставропольская Сетра. Два собрата-труженика, два неизменных друга и соперника. Он хорошо знал оба автобуса, помнил лица всех четверых водителей. Курьер мог бы сейчас сесть на один из автобусов и пуститься в долгий путь домой.
   Ни черта он не мог бы! Узник своего обязательства, сам посадил себя на цепь. Да и вообще, был ли у него дом? Куда он мог вернуться, не опасаясь за свою жизнь?
   Возле автобусов царила обычная для ночных пассажиров суета: торопливое вползание людей и сумок, неспешный перекур счастливцев, занявших свои места. Все шло своим чередом. Ничто не могло остановить эту посадку, и никто не задержит автобус. "Забудь, - сказал он себе. - Это не твой экспресс домой. Ты не войдешь в это замкнутое пространство, зная, что два "пса-людоеда" уже протерли все глаза, ожидая жертву". Иначе автобус может не доехать до конечного пункта назначения.
   Он остановился на том же месте, что и в прошлый раз. Ровно посередине вокзальной площади. Сзади стояли автобусы, - запряженные лошадки для глупых людей, так и не отрастивших крылья. Справа было здание вокзала, ведущее вялую ночную жизнь. Не сезон. Не сезон для ресторанного бизнеса, не сезон для курорта и не сезон для КУРЬЕРА. Прямо перед ним была стена ларьков и мелких магазинчиков. Там не было ничего, кроме подозрительной тьмы и тумана. А вот слева, возле пригородных касс он увидел Посыльного! Это была женщина; плотно сбитая, короткая стрижка, спортивный костюм, мужские ботинки. Он уже как-то забирал у нее Посылку. Прошлым летом. Тогда на ней был открытый сарафан и сандалии. Он помнил ее улыбку, загар и смешной выговор, не похожий на местный акцент.
   Лунный свет падал на ее макушку. Свет падал и на его кроссовки, только что купленные, чистенькие, с магазинным запахом. Он не тратил времени даром; за час преобразился, насколько смог: вывернул куртку наизнанку, натянул капюшон на голову, в бутике приобрел кроссовки и широкие рэпперские штаны. Она скользнула взглядом, и не узнала его. Что ж, хорошо, значит, голодные псы тоже пускают слюну в напрасном ожидании. Хотя он не слишком на это надеялся,- они не ушли, они были здесь, на вокзале. Вокзал пропитался их черной "доберманской" аурой: её клочковатые следы витали повсюду, смешиваясь с туманом. Вдохнул воздух: воздух пах "доберманами". Курьер всегда узнал бы запах направленного на него оружия, - оно пахло СМЕРТЬЮ. То, что "псов" не было видно, ни о чем не говорило. Курьера не проведешь! Хорошо знакомый с обманом очевидностью, он не верил в то, что видел. Никогда.
   Застыл, ощущая, что внутри его живота трепещет бабочка. Ее крылья прорывались сквозь тело, холодными движениями обмахивая его руки и ноги. Вокзал стал жидким, готовым растечься под его весом. Туман ожил, радостно приветствуя гостя. Вокруг него клубились воронки плотной тьмы, и сама ночь с ужасом отступила, оставив Курьера наедине со свихнувшейся реальностью. Он стоял, не шевелясь, просто наблюдал за бабочкой. Она билась и судорожно трепетала, словно пойманная силками его тела. Бабочка не причиняла ему ни боли, не удовольствия, лишь неприятно щекотала. Они были два разных организма из разных слоев мира. Одно изображение, наложенное на другое. Насекомое умирало, задохнувшись от неестественности среды. Он выдохнул ее остатки в жадную тьму и присел на корточки, черпая из асфальта дневное тепло и устойчивость.
   Курьер увидел "доберманов". Четко и ясно, словно здание вокзала стало лишь голограммой, за которой пряталась истинная реальность. Они сидели в зале ожидания, заняв удобную наблюдательную позицию, у широкого окна с игровыми аппаратами.
   Ожидали...
   Он развернулся и пошел прочь от вокзала. Свернув на широкую дорогу, пробежал несколько сот метров и нырнул под небольшой мостик. Пути отступления он приметил еще в прошлый раз. Там, под мостиком, дорога, разделившись, шла в трех направлениях. Спустился вниз по пути, что вел к местному архитектурному исполину: огромному морвокзалу. Там дремали яхты, танкеры, скутеры, катера и прочие заманчивые средства передвижения. Только, вот беда: ему нужно было совсем другое направление... А он так хотел плыть по морю. Пусть даже в утлой лодчонке, и встречать рассвет, и заигрывать с волнами...
   Завернул в первый же дворик, чтобы прилипнуть спиной к большому раскидистому дереву. Это была старая и мудрая ива. Показалось, что здесь, как и на пляже, пахнет цветущей магнолией, а может быть гиацинтами. Дворик спал и был счастлив своим покоем. Курьер представил себя Гарсией Маркесом, осознавшим, что у него остался всего один день жизни. Нет, он бы не рисовал под светом звезд, и не омывал бы розы слезами, и не давал бы дурацких наставлений тем, у кого впереди иллюзия вечности. Он бы пошел к морю. И гулял бы по волнам, целуясь с закатом, глубоко дышал и громко пел, не оглядываясь на то, что его услышат. Он бы взлетел, оставив этот мир потеть в сексуальном бреду и задыхаться в запахе не смытого в унитазе дерьма. Он был бы невероятно тих и самоудовлетворен, и подарил бы все, что имел земле. Свое тело в первую очередь. А потом бы стал ветром, что разбрызгивает морскую пену и сыплет на влюбленных лепестки цветков, и принес бы всему миру легкий аромат цветущих в феврале магнолий, или стал бы огромным танкером, режущем поверхность воды, как нож режет теплое масло. Или, на худой конец, чайкой, испражняющейся в зеленую поверхность моря.
   Время остановилось, показалось, что он прирос к дереву, и прошло уже несколько веков. Дерево корнями впивалась в сочную землю, а кроной цеплялось за звезды на ночном небе. Казалось, стоит тряхнуть сильней, и звезды начнут падать, укрывая горящее тело. Так плохо ему еще никогда не было. Колесо мироздания совершило финальный круг и пришло время миру измениться. Что-то должно произойти, причем столь грандиозное, что человеческой фантазии не хватит вообразить и сотую часть. Курьер улыбнулся полной луне, укрывшей лик грозовыми тучами: может теперь больше не надо беспокоиться о Посылке и "доберманах"? Он ведь умирает... Пусть обосрутся от злости, прочитав его некролог.
  
  
  
  
  
  
   Но он не умер.
   Звезды посыпались, укрывая его горящие ноги своей прохладой. Кто сказал, что звезды - это разгоряченные плазменные шары? Это он - разгоряченный плазменный шар. Это внутри него шла термоядерная реакция. Курьер вдохнул побольше звездной пыли, готовый выродить новую Вселенную, и стал медленно падать в никуда, теряя все, что видел, что имел и что помнил...
   -Эй, парень...
   Он вернулся. Моментально осознал, кто, что и где. Он - чокнутый ублюдок, потерявший сознание в курортном городишке. Идиот, сидит себе под раскидистой ивой и воображает, что звезды падают с неба. Открыт для всех - для воров, убийц, милиции, "доберманов". Он последний лох, у которого сорвало крышу совершенно без повода.
   Курьер чуть не взвыл от ужаса. Да, возможно в мире что-то происходило: больные планеты сходили с орбит; взрывались сверхновые; истомленный онанизмом, Млечный Путь выплескивал себя за границы известной Вселенной. И что с того? Какое он, обычный курьер, имеет к этому отношение? Никакого. Зато он отвечает за свою жизнь, раз уж она ему дана. И еще, он должен выполнить ДЕЛО: доставить гребаный груз, чего бы это ни стоило. Как, черт возьми, он мог забыть о таких простых, но насущных вещах?
   Его трясло мелкой противной дрожью. "Романтик недоделанный, ты чуть не кончился, прямо здесь, в центре февральского рая". Кровь молотила по вискам, он практически оглох, слушая только бешеный ритм своего сердца. Но всё вернулось на круги своя: звезды сияли, проглоченные голодной тьмой ночного неба, твердь находилась там, где ей положено находиться - под ногами глупого Курьера, а дерево не росло до самого неба. Какой больной сказочник нашептал ему этот кошмар? Море шумело сзади, мирный курортный дворик (три многоэтажки и гаражи) спал крепким сном. Жизнь как жизнь, никаких необычностей. И все же, в мире что-то произошло. Эта уверенность не покинула его, даже после того, как сознание окончательно очистилось. И сердечный удар тут не причем, как и дурная дедушкина наследственность.
   -Эй, что случилось?
   Он не сразу понял. ЧТО ИМЕННО она имеет в виду? Случилось с ним, случилось с "доберманами", или случилось с миром вокруг? Не важно. Главное, звезды перестали сыпаться с небес, как сухие осенние листья, и тьма спряталась в закоулках. Земля и асфальт не расплывались, он был жив и пока не обнаружен свирепыми ищейками.
   Перед ним стоял Посыльный.
   Но как эта женщина его нашла? Хороший вопрос. Если она нашла, могли найти и "доберманы". Он начал злиться, на ее неосторожность, на собственную глупость и на злой ветер, который нагло сбросил капюшон куртки и сейчас бесцеремонно хлестал лицо волосами. "Все ревнуешь к морю?" - Усмехнулся он, и перестал злиться. Все объяснялось просто: где-то между ларьками автовокзала существовал ПРОХОД, совсем узкая тропинка, которая привела эту женщину сюда. Она просто срезала путь, примерно прикинув, в какую сторону он ломанулся. Ну что ж, не плохо, если за ней нет хвоста. Если "хвост" есть, он собственноручно убьет ее прямо здесь. Смертельно надоела эта игра в прятки и догонялки. Сколько он уже в нее играет? Пять лет. Всегда один, всегда осторожен, всегда точен, всегда безупречен до мельчайших деталей, - от этого зависела его жизнь. И пять лет Курьер успешно избегал неприятностей, пять лет вовремя привозил Посылки, не опоздав и на минуту, ни разу не привел "хвоста", и не получил пули. И если сегодня с ним случилось что-то странное, то это уж никак не из-за расхлябанности. Либо он болен, либо мир. Но он не позволит глупой бабе испортить ему дело. Во-первых, кто позволял ей идти за Курьером, пусть даже другим путем? Во-вторых, кричат ночью во весь голос только совершенные отморозки.
   -Тихо!!! - Он затащил её в тень дерева и хорошенько встряхнул: - Совсем спятила! Что орешь?!
   И все же он был рад. Рад, что появился Посыльный, что "псов" пока не видно. И самое главное: ночное коловращение мира прекратилось. Скорее всего, произошло это благодаря ее дурацкому "ЭЙ!". Ну и ладушки. И все же он впился в нее глазами:
  -- Ты ничего не заметила?
  -- Нет...
   Теперь она дрожала, как осиновый лист, подозревая себя в каком-то ужасном проступке. Он мог испугать человека. Что-то ВЫХОДИЛО из его организма, что-то нематериальное, но вполне конкретное, наваливалось черной тучей на людей, заставляя их поджилки трястись от ужаса. Он втянул запах и поморщился: пахло потом, мылом и дешевыми духами. "Нет, так нельзя с Посыльным, с тобой в следующий раз не захотят работать!". Курьер ослабил хватку и нежно погладил ее короткую стрижку:
  -- Я хотел сказать: у тебя не кружилась голова или что-то в этом роде?
  -- Нет. - Она освободилась от его неудобных объятий, раз и навсегда прицепив на Курьера ярлык "опасный идиот". - У меня ничего не кружится, и, вообще, нельзя ли помягче!
   Помягче?! Он бы захлебнулся от смеха, если бы курорт-соня позволил громко хохотать. Помягче... Он хотел рассказать ей, что видел, как звезды упали к его ногам, что идет Апокалипсис, и что "...завтра грянет чума, и пойдет пировать, поджигая дома. Всем раздаст по кресту и на страшный суд отправит строем". Неужели она слепа и глуха, или послание было столь индивидуальным, что только Курьер мог его слышать? Ничего, завтра, когда настанет Египетская Тьма, реки потекут вспять, каменные гаргульи расправят крылья, Великий Мао встанет из могилы, и, собрав армию зомби, пройдет маршем по планете, он будет тем, кто, злорадно потирая руки, вечно ворчит: "А ведь я предупреждал!"... Впрочем, он сам не верил в Апокалипсис. Это слишком просто. Кресты, Христы, убиенные младенцы, терзания плоти и наказание Божие, - это для мазохистов. Власть Сатаны, полчища саранчи, змеи и драконы, - это точно изобрели прожженные садюги. Вряд ли что-то произойдет в реальности. Человеческая глупость воистину неистребима, а пока она есть, то мир, закрученный вокруг нее, никуда не денется. Земля не провалится в ад, ибо нет такого ада, который выдержит теток, подобных той, что сейчас стояла перед ним.
   - На! - Она сунула пакет.
   Посылка для Курьера. Небольшой пакет, сантиметров пятнадцать, коричневая мягкая бумага. Тяжелый, но не слишком плотный. Что там: наркота, лунный грунт или прах усопшего местного авторитета? Он никогда не открывал Посылки, это был ЗАКОН. Меньше знаешь, дольше живешь. Поначалу мучило любопытство, но, где-то через год, Курьер потерял интерес к человеческим отходам, просто отвозил и получал деньги, Посылка оставалась неприкосновенной. Всегда. И каждый раз он молил, чтобы это была не бомба или ядерные отходы. "Будет тикать, - выкину!" - шутил он с Посыльными, и видел вымученные улыбки на их лицах. Наверно, им было глубоко безразлично, бомба там, или что ещё... Их страх был поддельным: в конце концов, не им же тащиться с пакетом под мышкой всю ночь на автобусе, или потеть холодными водопадами на таможне в аэропорту.
   Он принял пакет аккуратно, но без лишнего внимания. Хотел промолчать, но без последней нотации не получилось:
   -Во-первых, за нами следили. Там, на вокзале, двое ребят в зале ожидания. Ты должна была их узнать: квадратные лица и особый блеск в глазах: ОХОТНИКИ. Ты поленилась их заметить, курица. Во-вторых, если я ушел с вокзала, за мной НЕ НАДО ИДТИ, это понятно? Надо убраться с открытого места, засесть в местных кустах и заниматься чем-нибудь полезным: носик пудрить, например. И ЖДАТЬ. Ждать, пока я сам подойду. И, в-третьих, будь бдительной, обращай внимание на то, что происходит в мире. Ты совсем не слышишь моря, города, воздуха...
   ...Да, и тебе не падают звезды к ногам, и потусторонние бабочки не дохнут в твоем чреве. С тобой все в порядке, слишком в порядке. "Перед кем я распинаюсь?".
   Он замолчал. Она не поняла ничего, кроме того, что этот курьер конченый параноик. Может, так оно и было?
   -Пакет должен быть в Краснодаре завтра.
   -Я знаю, детка. Но я задержусь. Передай своим ребятам, что на вокзале меня ждали "доберманы". Они поймут, о чем речь. Я сейчас возьму такси и доеду до Лоо, а там сяду на проходящий автобус. Всё, иди, и больше не дури.
   Ему очень-очень хотелось доехать на такси до самого дома. И никаких пыльных, пропахших бензином и ворами автобусов. Никаких остановок на убогих станциях с вонючими сортирами, никаких перекуров и чемоданов. Но такси было мышеловкой для курьеров, - именно в такси их и брали, именно там их грабили. Именно в такси и стреляли. Если уж и взлететь к Небесам, то не от взрыва бензобака, решил он один раз, и никогда не изменял принятому решению. Это помогало ему быть ЖИВЫМ.
   Он накинул капюшон и пошел к трассе, даже не попрощавшись с морем. Та тонкая нить, что привязала его к курорту-соне, оборвалась сегодня на вокзале. Та тонкая грань, которую он был готов переступить, слившись со стихией, отдалилась в неизвестность. Он бы заплакал, если б вспомнил, как это делается.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ***
   Нырнул в черную пасть автобуса; темно и тепло - то, что надо, как в норке. Еще бы чашку горячего шоколада и красивую эротику по видео... Он продрог, ожидая запоздалый транспорт к дому. Сначала стоял на пустой ночной трассе, вглядывался в совершенно черное пространство, потом стал пританцовывать, напевая полумолитву-полустих: "Где же ты, мой милый автобус, я твой транзитный пассажир". И вот, когда "милый" наконец появился, тихо урча мотором, Курьер был откровенно рад. Он бы даже поцеловал пыльные шины, если б проклятые приличия позволяли.
   Большая часть пассажиров спала. Им снился дом и удобная кровать, деньги и секс, ад и море, дети и волки. "Это хорошо!" - Сказал он, растирая пальцы, чтобы кровь в них снова ожила. Сел на пустое сидение. Соседей впереди не было, сзади дремал какой-то небритый дядька. Несколько отчаянных курильщиков выползли из брюха Икаруса, но быстро вернулись, - ветер и холодные снежинки напрочь отморозили все их желания. Он разместился на двух сидениях. Готовился заснуть, не снимая кроссовки, кутаясь в легкий куртец, ожидая, когда придет тепло, но затылок и шея упирались в холодное стекло, и тело мелко задрожало. Там, в середине живота, где билась крыльями-лезвиями мертвая вокзальная бабочка, образовалось странная пустота. Некий сосуд, готовый быть заполненным. Только вот чем? Он пытался поесть на станции, но так и не смог ничего проглотить: пирожок пришлось отправить в мусорную корзину. Наивный, думал, что голоден, - все было куда сложней. Если образовавшийся сосуд и надо было заполнять, то чем-то БОЛЕЕ КАЧЕСТВЕННЫМ, чем дорожный пирожок с картошкой. Может манной небесной? Или энергией звезд? Он не знал. А бабочка умерла, и спросить было не у кого. Так что, мистер Кроули... отложим магию до лучших времен.
   Он через кожу впитал атмосферу автобуса: запах, энергию, тепло и грязь, - "доберманами" не пахло. Дети, армянское семейство на задних сиденьях, грустная, усталая от жизни женщина справа от него, сонные студенты с наушниками в ушах, - обычный контингент для Икаруса. "Доберы" остались в матрице курорта-сони, тереть до боли глаза, высматривая жертву, и лакать колючие снежинки, падающие на язык. Возможно, им достанется от босса; возможно, они разозлятся не на шутку, но они потеряли Курьера, и это факт. Как и все псы, они не слишком хитры и проворны, лиса машет хвостом у них под носом и тикает в нору.
   Автобус наконец сдвинулся с места, увозя в брюхе спящего Курьера. Прощай, Норфолк...
   Ему снились португальские готы, - бормотали что-то о своих танцах под луной и вечных богах. Кожаные, черные, мрачные. Он подыграл им на свирели, а потом пустился в пляс по огненному кругу. Женщины в длинных одеждах ударяли его полами платьев и косами, смеялись и молились Одину. Он не возражал. С него сняли одежду и поставили в центр. Под пятками разгорался огонь, но пламя только слегка согревал, не причиняя боли. Все было очень хорошо, Курьер не боялся за пакет, потому что проглотил его и теперь драгоценный груз поместился в пустой сосуд в его желудке, который породила бабочка. Вот так... В его теле был потайной карман.
   Готы красили лица синими тенями и приносили жертвы португальским демонам. Женщины летали на метлах, управляясь с ними покруче Гарри Поттера, а он все играл и играл на пастушьей свирели, позволяя своему телу вырастить прозрачные крылья, в память о почившей бабочке.
  
  
   ...Есть Путь, но нет того, кто следует по нему... ...Есть Путь, но нет того, кто следует по нему......Есть Путь, но нет того, кто следует по нему......Есть Путь, но нет того, кто следует по нему...
  
   Мертвые принцессы выброшены в Космос. Так жаль. Он бы выплакал целое ожерелье из слез. Курьер, кажется, разрешил великую буддистскую загадку: что будет с кулаком, если разжать пальцы, и он готов был, повинуясь коанам, вытащить четыре района Токио из своего рукава, но голос сказал: "Проснись, они ждут".
   Он вздрогнул, стряхивая, словно мелкую пыль, остатки сна из своей головы. Вроде все было неплохо, кроме того, что Курьер окончательно замерз. Холодные предрассветные сумерки уже завладели ночным миром. Пассажиры спали, представляя собой жалкое и беззащитное зрелище. И он уснул, хотя и знал, что это лишний риск; пакет предательски вывалился из подмышки и теперь лежал между его попой и сиденьем. Ноги съехали вниз, и попали во власть навязчивого сквозняка. Он мысленно выругался. "Красавец! Уснул, как сурок. Кто угодно, самый паршивый воришка, мог прихватить пакет, и полетела бы тогда твоя буйная головушка, Курьер". И еще его беспокоил голос во сне. О-н-и ж-д-у-т. Что бы это могло значить? Отмахнулся, - просто буддистский сон, такое уже бывало. А вот есть хотелось всерьез. Он пожалел, что выкинул пирожок. Теперь у него в груди и в солнечном сплетении поселилась жгучая пустота. Кто-то высосал его изнутри, пока он спал?
   "Ничего страшного, ковбой, это просто ГОЛОД. Пока ты бегал от "псов", некогда было замечать, чего хочет организм. Теперь пришло время телу заявить о своих потребностях. Потерпи, до родного города осталось совсем немного". А там он купит шашлык, бутылку хорошего красного вина, салат с креветками и большое мороженое. Поедет домой, насвистывая что-то из кельтских баллад. Торопясь, откроет дверь, обнимет и поцелует Персика, включит камин и музыку, - может, португальских готов, а может, что-нибудь американское, только медленное. И долгая зимняя ночь закончится. Потом позвонит Виктору и отвезет Посылку, или попросит кого-нибудь прислать за пакетом. В конце концов, у Виктора целая армия "шестерок", надо же им иногда впрыскивать адреналин в кровь.
   Автобус уже минут десять колесил по городу, сонному и пустому, в пять утра. Чистому и притихшему, как никогда. Снова вернулось ощущение - ЗДЕСЬ ЧТО-ТО НЕ ТАК. И что-то (или кто-то) ждет Курьера, притаившись за видимостью обыкновенной жизни. Пустота, поселившаяся в солнечном сплетении, распространилась по всему телу, словно накрыло холодной волной, силе которой он и не помышлял сопротивляться. Неожиданно пришла мысль о невозможности покинуть автобус. Только выйдешь, - и обнаружишь, что голодные лангольеры сожрали местный вокзал, и там теперь пространственная дыра. Автобус - единственное, что осталось от привычной реальности, мир изменился, ты ведь помнишь, ковбой. Нельзя выходить - четырехколесный железный зверь проглотил тебя, и теперь его кишки - твой единственный дом. Здесь уютно, есть общество и твой пакет будет в полной сохранности. Просто НЕ ВЫХОДИ, он ведь едет в бесконечность, ты можешь быть вечным пассажиром.
   -Ну, уж нет, брат, я выйду!
   Возможно, он слишком громко высказал свои мысли, - несколько пассажиров зашевелились, а водитель обернулся, вопросительно поглядывая.
   -Сон приснился.
   Он, кажется, всё объяснил водителю и себе: просто паршивый сон. У Курьеров такое бывает: не спишь ночами, дрожишь, а потом, на тебе, - дурацкий кошмар. Только одна ремарка: воображаемый брат, агитирующий навечно остаться в брюхе автобуса, разговаривал с ним не во сне. Может в полудреме? А может у него температура? Обиженное море не простило своего несмелого любовника и послало БОЛЕЗНЬ. Его продуло или что-нибудь в этом роде. Пощупал лоб, - лоб, как лоб, - сухой и прохладный. Ничего не говорило о том, что это бред.
   Пора было выходить. Обычно ему нравился этот момент: все самое неприятное уже позади. Ты все ещё грязный, голодный и усталый, но от дома отделяют десять минут на такси. Предвкушение приятной теплой волной разливается по телу: наконец-то мир на время оставит его в покое. Люди в автобусе просыпаются и суетятся, собирая пожитки. Глупцы, они обременяют свои путешествия чемоданами, авоськами и баулами; они не видят из-за своих свертков других городов; они не разговаривают с пальмами и не любуются морем. Но они ощущают нечто близкое к чувствам Курьера: тихая радость по поводу завершения пути. Они не умеют приветствовать город, но они удовлетворены переменами.
   Он вдохнул свежий морозный воздух, - норд-ост и где-то около нуля, вокзальная площадь завалена снегом. Пятеро пассажиров ждут автобус, пританцовывая на ветру. Курьер ступил на родную землю и снова ощутил болезненный укол в солнечном сплетении.
   Вот его время и кончилось...
   Он привык доверять своим предчувствиям. Это и была работа Курьера: прислушиваться к интуиции и увертываться от злокозненных ударов рока, он привык ходить по тонкой грани, отделяющей покой от успеха, привык лавировать и уворачиваться на крутых изгибах судьбы, доверяясь чувствам. Но сейчас что-то менять было поздно: он уже выскользнул из теплого безопасного чрева автобуса и прилип к вокзальной площади, утонув в тонкой снежной вате.
   -Ладно, пойдем встретим опасность с открытым забралом.
   Он вовсе не был последним рыцарем на земле, просто другого выхода не существовало в этом холодном февральском утре. Что сделано, то сделано. И потом, разве он не параноик, воображающий опасность на каждом шагу? Нет! Это его дед был параноиком.
   Он прошел автобусную стоянку и вместе с другими пассажирами влился в здание вокзала. Новый, усовершенствованный вокзал слегка отдавал европейским лоском: высокие стены венчал потолок в стиле ферум-фешн: металлическое небо с неоновыми звездами, много цветного стекла, зеркал и кафеля. "Живой уголок" с шикарными диванами, плюс видео за определенную плату. Неудобные металлические кресла для публики победней окружали периметр залов двухэтажного здания. Все вполне прилично, даже стерильно, - доблестная милиция на входе, никаких вонючих бомжей. Горел неяркий свет, и для шести утра было слишком много народу. Стайка солдатиков-отпускников: кирзовые сапоги, расхлябанная форма, шапки набекрень; студенты-экстремалы: рюкзаки за спинами больше человеческого роста, лыжи, девчонки в обтянутых спортивных костюмах; делегация школьников с сонными родителями; несколько цыганок и две бабки с узлами возле предварительной кассы; армянин в деловом костюме с сотовым. Он не разглядел всех, но рыжая девка у игровых автоматов сразу бросилась в глаза.
   СТОП. Он видел ее, когда уезжал. Рыжие волосы хвостиком, темно-коричневая, почти черная помада, кожаный пиджачок не по погоде, узкие линялые джинсы, ботинки с мехом, рыжая сумка в тон с волосами.
   Чёрт!!!
   Она следила за ним. Следила, когда уезжал, и ждала сейчас, когда вернулся. Это конечно не "доберманы" курорта-сони, но тоже не подарок. Он ее знал. Не то чтобы очень хорошо, но достаточно, чтобы немедленно доложить Виктору. "Привет, я звоню с вокзала, и здесь меня поджидает одна дамочка, она, кажется, журналист". Он представил, как бледное аристократическое лицо Виктора покрывается красными пятнами, а тонкие сухие пальцы сжимаются в кулаки, ломая длинные ногти: "Журналист, Влад? Это плохо. ОЧЕНЬ ПЛО-ХО. Она тебя выследила? Жди, милый, я сейчас подъеду". И все; ее судьба решена. Был журналист - и нет журналиста. Виктор не любил женщин, но еще больше он не любил огласки своим грязным делишкам. Человек этот, всегда холенный, аккуратно причесанный, брызжущий неоправданным аристократизмом, у многих вызывал отвращение, но обладал смертельной хваткой. То, во что вонзились его наманикюренные коготки, - никогда не ускользало. Он был Хищник по натуре, несмотря на благородное воспитание и манеры "своего парня". На белом и узком лице редко отражались страсти. Когда он коварно улыбался, лицо преображалось, и за маской немощного инфанта виделся истинный лик: холодного расчетливого злодея. Чем-то необъяснимым он импонировал Курьеру.
   Курьер хорошо запомнил первый урок Виктора. Пять лет назад он пришел к нему с предложением своих услуг независимого курьера. Наивный простачок, он посмотрел на худого человека с сеткой на черных волосах, в шелковом розовом халате, в пушистых тапочках на голых тонких ногах и подумал: "Чем этот педик всех напугал?". Через день он был приглашен Виктором на закрытую вечеринку в честь возвращения из-за границы человека по имени Клим. Курьер тогда утратил контроль, пил шампанское, хохотал громче других и смело беседовал с новым нанимателем:
   -А если я...ха... ну, возьму посылку и больше не вернусь? Бывает ведь такое!
   -Ты вернешься, милый. - Виктор внимательно смотрел ему в глаза и гладил его подбородок свои длинным ногтем. - Ты ведь не так глуп, как Клим.
   Потом с Климом случился припадок. Он упал, конвульсивно бился и захлебнулся собственной рвотой. Курьер сразу протрезвел, - его предшественника отравили. Виктор был опасен. Этот педик в розовом халате не ценил жизнь, и мстил, как граф Монте-Кристо. Кроме того, он наслаждался смертельными конвульсиями человека, которого полчаса назад называл ближайшим другом. Курьер на всю жизнь запомнил зрелище мертвого человечка, скорченного в луже собственной блевотины. "Я вернусь, Виктор, чего бы мне это не стоило!" - Мысленно поклялся Курьер, и до сих пор исправно следовал клятве.
   Глупая рыжая девчонка его не остановит. У него был козырь, - Курьер кое-что о ней знал: во-первых, она жила в соседнем дворе, во-вторых, у нее были какие-то шашни с женой вице-мэра. Что именно - он не знал, но, на крайняк, раскопать грязь не составит труда. Не только журналисты в этом городе владеют информацией, Курьерам тоже полагалось ВСЁ ЗАМЕЧАТЬ. Похоже, она здесь не просто окалачивается: дуреха решила тиснуть о нем статейку. "Бесстрашная Суперменша выследила наркокурьера" или что-то в этом духе. Он начал медленно закипать от злости; неужели в городе нет других сюжетов? Бездомные детишки, брошенные собачки или фестиваль рок-музыки. Нет, эта слониха влезла в чужую посудную лавку и надеется урвать себе сувенир. Так бы и оттаскал ее за рыжие патлы! Сиди себе в своей редакции, дари розочки вице-мэрше и жри мороженное в кафе. Так нет же, умница-журналист решила перейти дорогу Виктору. Один звонок и ее жизнь повиснет на волоске. Он уже полез во внутренний карман за телефоном, но передумал. Нет, это была не жалость, - жалость умерла, когда взорвалась его старая "Хонда". Просто был шанс ускользнуть незаметно. Она увлеченно играла, успешно управляясь с виртуальными гонками, забыла высматривать свой супер-сюжет, а может, устала, проведя бессонную ночь. НЕ ЗНАЛА, что он уже прибыл.
   Курьер пожал плечами и выскользнул обратно. На автобусную стоянку. Он обойдет вокруг, через мост и там поймает такси. Не такая уж это большая проблема. И прощай сюжет. Бедняжка не напишет статью, не получит свой мизерный гонорар, а злобный редактор назовет ее никчемной дурой и отправит делать репортаж о городской канализации. Правда, это не решит проблему их дальнейших взаимоотношений. Глупышка вряд ли оставит попытки довести сюжет до конца. Вполне возможно, появившись следующий раз на вокзале, он встретит ее снова, вооруженную диктофоном и фотоаппаратом. Но это потом. А сейчас он хотел домой - ванная, фрукты из холодильника, вино и холодный нос Персика. Он накормит себя и зверя, а потом они лягут на диван, смотреть кино. Персик заурчит на его набитом едой животе и аккуратно запустит коготки в порыве высшего наслаждения. Он расскажет Персику о море, и о странной тьме, ведущей в неизвестность, и о глупых "доберманах", неспособных поймать одного Курьера.
   Он уже сделал первый шаг, ловя затылком хлопья снега и мысленно прощаясь с рыжей журналисткой, когда увидел ИХ. Те самые "доберманы", сочинские...Они о чем-то спрашивали водителя автобуса. Икаруса, на котором Курьер приехал из курорта-сони... А он только что мысленно назвал их глупыми!
   Итак, проход перекрыт. Остается путь через вокзал, где ждет жадная до сенсаций девчушка-корреспондент. Он однозначно оценил ситуацию: его жизнь за жизнь соседки-выскочки. "Доберманы" или девчонка из местной газетенки. Либо его убьют безжалостные квадратные дядьки, либо он встретится с прессой, а пресса чуть позже встретится с местными квадратными дядьками. Курьер даже не был с ней знаком, и никакие сожаления его не остановят. Есть лишь миг, чтобы решить - своя жизнь или чужая. И он уже решил. Надо вернуться в здание вокзала, по возможности проскользнуть незаметным мимо сонной журналюги, и руки в ноги, если псы-киллеры не слишком расторопны, у него будет время смыться. А дальше в игру вступит тяжелая артиллерия, - если надо, Виктор взорвет весь гребаный вокзал. И все мертвые принцессы будут выброшены в Космос, как во сне. Впрочем, это уже будут не его проблемы.
   Хлебнув свежих хлопьев снега, он ворвался назад в здание вокзала. Да...Вот как неприветливо его встретила родная земля! Времени подумать, не было; тело опережало мысли и здравые решения. К черту логику! Был лишь миг. Что будет с кулаком, если разжать пальцы: КУЛАК ПЕРЕСТАНЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ. Потому что существование кулака - это иллюзия. Так же и его жизнь, уют и покой - всего лишь иллюзия, Но он не был готов расстаться с этой иллюзией. Он даже перегрыз бы глотку всему миру, чтобы хоть на час продлить ощущение ЖИЗНИ. Пусть он будет распоследним мудаком на планете, но он хотел жить, и собирался отчаянно сражаться за право сделать еще один вдох. Да будет так!!!
   Он всем своим теплом и мыслями поместился в зале ожидания. Вокруг него запели и закрутились воронки чужих разговоров, запахов, тайных желаний и страстей. Курьер нырнул на право от входа - к ларьку с газетами. Там была удобная ниша, - лестница сворачивала вправо и вниз, к камерам хранения; в этой нише он и поместил свое тело, высматривая рыжую журналистку. Она уже не играла в видеоигры; села на металлическое кресло, зевая во весь рот, - объект не появлялся; кажется, бедняжка отчаялась получить желаемое. На один короткий миг он подумал, встрепенувшись от холодности мысли: а что, если он не прав, и журналист не выслеживает его. Девка просто уезжает в командировку - на вонючий слет супер-журналистов или на что-нибудь подобное. Он ВООБРАЗИЛ то, чего нет...
   Они встретились взглядами. Рыжая замерла, так и не дозевав, так и не додумав мыслишки. Ее тело встрепенулось, словно увидела Христа во плоти. Все ясно: ничегошеньки он не вообразил, все было именно так, как показалось сначала: красотка дежурила на вокзале, ожидая Курьера, она запаслась терпением и острым карандашом, чтобы создать величайший в мире сюжет о гадком извращенце, работающем на местных мафиози. Он даже догадался о примерных источниках сюжета: не иначе, как дворовые сплетни. Они жили в соседних дворах, но частенько встречались, то на стадионе, то в магазине, то на узкой народной тропе, ведущей из обоих дворов к главной улице. Возможно, они учились в одной школе, и знали одних и тех же людей. Она посчитала возможным устроить за ним СЛЕЖКУ. Правильно, где еще глупышка поймает живого Курьера? Он разозлился не на шутку: вероятно, проныра уже выяснила его адрес, запомнила номера его "Крайслера" и запечатлела на своей дешевой "мыльнице" все его встречи. Это было очень некстати, особенно в свете новых событий. Появление сочинских "доберманов" на родной территории, плюс любопытный журналист, нисколько не успокоили его напряженный разум; да и Виктору это не понравится...
   Кажется, их встреча была неизменной. Как айсберга и Титаника, как Тома и Джерри, как Мерседеса и Запорожца. Он усмехнулся и закусил губу, ну что, Владислав Тимофеевич, вы готовы дать интервью? Нет, он должен подготовится, надеть галстук, продумать ответы на вопросы и ... что там еще делают перед интервью?
   Интервью откладывалось. Он увидел нечто более опасное. Двух близнецов сочинских "доберманов", только одетых в более теплые куртки.
   Приехали!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Сердце сжалось и остановилось, грудь запылала огнем, вот его и заперли в тиски. Перед глазами потемнело. Он собирался выпустить дракона, дремавшего в нем тысячу лет, и одним большим выдохом смести все на хрен с лица земли: и этот вокзал, и девицу с диктофоном, и квадратных монстров с пушками за поясом.
   Они ждали его на улице возле выхода, рядом с тремя ментами-охранниками. И ничего они не стеснялись, и ничего не боялись, жевали свою жвачку, животные. Курили что-то дорогое, но вонючее. Сигары? Он заметил их, когда открылась дверь, впуская носильщика с тележкой. Деталей не было видно, Курьер в большей степени ДОГАДАЛСЯ, дорисовал в своем воображении всю истину. Кто-то продал его там, в курортном городишке, и продал капитально. Братки-доберманы следили, следили, да потеряли, а потому решили поступить просто: встретить Курьера в конечном пункте назначения. И по дороге они размножились, или клонировались: из пары превратились в четверку. Он не был готов к такому повороту событий; он не ожидал такого проворства от тупоголовых горилл. Что ж, это был промах. Он слишком успокоился, убаюканный морем и фиолетовыми сумерками, позволил себе падать в обмороки и верить Посыльным. Он не знал, кто его продал, но сейчас это было не важно. Надо было спасать собственную шкуру.
   Был еще один выход: предать Виктора. Отдать пакет и уехать. Молча, с виноватым лицом и ноющими нервами; с мертвечиной внутри. Исчезнуть из этого города, и, может быть, из этого мира. Он несколько раз прикидывал такой разворот: доехать до дома на такси, разогреть мотор "Крайслера", погрузить в багажник домашний кинотеатр, цифровик и коллекцию дисков. Комп не влезет, но он успеет скрутить "винт" и материнку... И Персик... он так и не купил зверю корзину для транспортировки. Хорошо, хоть деньги лежат на счету в банке. А потом гнать долго-предолого в любом направлении, все равно куда. До ближайшего безопасного городка. А там он откроет свой ресторанчик или музыкальный салон. Да, скорее сеть музыкальных салонов, где будут продаваться португальские готы и кино про мертвых принцесс.
   Увы, это была лишь утопия; мечта Курьера о пенсии. События закрутились так, что он не мог предать Виктора. И было еще одно "но": "доберманы" НЕ ХОТЕЛИ один пакет, похоже, они хотели пакет и душу Курьера. Произойдет все просто и чисто, ведь они профи. Ничего сверхординарного: так, пара ловких незаметных ударов ножом и человек упал. Человек что-то потерял. Ну, бывает. Может с сердцем плохо? Они даже "скорую" вызовут: выживет - не выживет, выживет, - не выживет, не выживет... Жаль парня, вроде как, и не причем совсем, так курьер какой-то...
   Он сразу понял, к чему все было: сон, голоса, возвещавшие "они ждут", коловращения мира и пустота внутри его тела. Наверное, так приходит смерть. Сначала пустота занимает лишь небольшую часть внутри живота, а потом расплывается, съедая тело, и вот тебя уже нет, ты ассимилирован Великой Вселенской Пустотой. И "доберманы" тут не причем, они не больше, чем орудие судьбы, пешки очередной шахматной партии между Смертью и Иллюзией жизни.
   Он сжал кулаки, до боли, до хруста. Кулаки ему пригодятся. Еще есть шанс разорвать кольцо, которое сжималось вокруг него: те "шкафы", что дежурили на улице у входа не видели Курьера. Они НЕ ОЖИДАЛИ. Может устроить им сюрприз: встречу со своими кулаками? Один хороший удар, и у него будет фора в несколько минут, пока "гориллы" очухаются. А дальше его ждет танец со Смертью. Курьер давно не бегал на перегонки... Плохо, - если заговорят "пушки", вряд ли он убежит от пуль.
   Он хотел жить, - как никогда раньше. Хотел дышать и плакать, пряча разгоряченное лицо в мокром снегу. Хотел читать похабные стихи на стенах сортиров и жевать черствые пирожки с клубникой. А еще, не спать всю ночь и встречать рассвет, удивляясь, почему не делал этого раньше. И он хотел резаться годами в Doom, и зависать в порносайтах, обливаться холодным потом, обнаружив вирус в компьютере. Хотел бесцельно бродить по осенней листве и смотреть, как Персик устраивается пописать. Он хотел сидеть под цветущей вишней и слушать, как жужжат шмели. Хотел болеть, хохотать, целовать, уставать, пьянеть и мерзнуть. И делать все, что составляет суть понятия "быть живым". Он по крупицам собирал себя, учился быть осторожным, ловким, быстрым и смелым. Он, как самый придирчивый дизайнер, пять лет творил обстановку в своей квартире. На собственном горбу тащил две остановки долбаный ковер. Два месяца расплачивался за стереосистему. Курьер не спал всю ночь, когда навернулся монитор у компа. Черт, он даже Персика выбирал полгода, пока нашел подходящего котенка! И все это должно за две секунды сорваться в пропасть? Имидж, уют, комфорт, его жизнь? Он строил такие сложные конструкции своей судьбы не для того, чтобы убогие "гориллы" с пустыми башками просто всадили ему пулю в сердце.
   Курьер понимал, что весь его праведный гнев не имеет ровным счетом никакого значения. Звезды нашептали, и вокзал поймал в западню. Интересно, что он сделал не так в Космическом масштабе, чтобы сейчас грызть себе локти, выдумывая на ходу планы спасения? Какая сволочь, там, НА ВЕРХУ решила, что Курьер больше не нужен истории? Ладно, если Бог оставил его на растерзание "доберманом", он сделает всё, чтобы спасти себя и Посылку. И на хрен молитвы, они не помогают.
   Оставалось одно: действовать безупречно. Журналюга пусть пока живет, а вот ближайшему "доберману" он собирался залепить один, но сокрушающий хук. Четко представил, как кулак, ускоренный злобой, врезается в плоть, ломая носовую перегородку... Ведь сделал же он это в прошлом году, в Турции. "Вспомни: ты видишь свой кулак, ты слышишь глухой звук, кровь брызгает на лицо, и "красавцы" с удивленными рожами сползают вниз, как кули с мукой...". Пришло время повторить подвиг. (Во имя Мата Хари!!!) Ибо другого выхода он не видел.
   А если курьер сдохнет, как последний шелудивый пес, что ж, такова судьба. Мама наверно узнает спустя полгода. Виктор пустит одну скупую "мужскую" слезу, чтобы не испортить макияж. У рыжей журналистки материал накроется медным тазом. Наверное, только Персик будет долго мяукать, в недоумении созерцая пустую миску.
   Зато, черт возьми, он станет, наконец, свободен от всего: от необходимости пить, есть и испражняться; строить дом, растить сад, болеть и желать. Дождь и снег будут проходить сквозь его гнилое тело, черви устроят небывалую пирушку, а он будет лежать, разлагаться и НИЧЕГО не чувствовать... Ну уж нет! Он запретил думать о кладбище, -не время страдать некрофилией.
   И тут Курьер увидел этого парня. Полный отморозок. Черные волосы всклокочены, пирсинг, леопардовая куртка, кожаные штаны, ботинки - "Гриндерс"; и, ко всей этой кричащей безвкусице, - из-под куртки выбивалась яркими лоскутами немыслимая фиолетовая рубаха. Боже, с какой помойки одевается краснодарская богема! Он бы громко хихикал, рассматривая местное чудо в перьях, если б не серьезность положения. Но речь шла о жизни Курьера, а отморозок как нельзя лучше подходил для временного укрытия Посылки. (Сосуд Для Божественного Испражнения!!!). Во-первых, - он направлялся прямо к Курьеру; во-вторых, - он был типичной Жертвой, - расслабленным мечтательным мальчиком, не готовым к элементарным жизненным испытаниям. И, в-третьих, - Курьеру показалось, что именно этот разряженный петух послан ему судьбой, чтобы увеличить шансы на спасение. Он подождал пока парень подойдет совсем близко. Было ясно, куда тот направляется - к лотку с журналами; мальчику захотелось почитать. Наверняка что-нибудь дорогое и стильное: "GQ" или "ХХL", а может он возьмет пять самых дешевых журналов со сканвордами и голыми тетками. Для мастурбации ума, как лекарство от безделья. Тьфу! Курьеру стало дурно, он побоялся даже заглядывать в мысли типчика с серьгой в носу.
   Он схватил его за ворот и притянул так близко к себе, что ощутил легкий запах терпких духов, и увидел, как заметались мысли в голове паренька. Глаза Жертвы расширились, придавая лицу детское выражение. Ну, просто воплощенная невинность! Виктору нравились такие типажи, - Курьер усмехнулся. Парень попытался выскользнуть из цепкой хватки, как ему показалось, СОВСЕМ безумного человека. Следующий его шаг легко было предугадать: истошный вопль на весь вокзал: "По-о-омогите!!!"... И для таких людей светил лунный свет, вращалась Земля и расцветала сакура!
   -Тихо, придурок! Один звук и живым не выйдешь!
   Курьер подавил его волю, просто нависая над ним, как гора над цыпленком. Парень сглотнул колючий ком слюны и обиды, но благоразумно замолк. Еще бы! Он раздавил бы его как блоху, размазал по полу, вытирая модной прической грязные следы тысячи ног на полу вокзала. Курьер в миг бы стал сверхжесток, посмей глупый богемный мальчик только пикнуть.
   Одним уверенным жестом Курьер расстегнул молнию на леопардовой куртке и сунул своему визави Посылку - увесистый пакет в коричневой мятой бумаге. Самое дорогое на данный момент, что у него было, если не считать жизни. В другое время он бы не доверился этому спесивому ребенку, вышедшему из галлюцинаций Пикассо, но обстоятельства сложились так, что больше никого у Курьера не было, - вот такая хреновая ситуация.
   Притянув парнишку еще ближе (так, что влажные губы Курьера касались уха трясущегося мелкой дрожью нового Посыльного), он объяснил в одной фразе суть задания. Слова вылетели как пушечное ядро, пригвоздив расфуфыренного молодца к полу:
   -ПРОХОДИШЬ ЧЕРЕЗ ДАЛЬНИЙ ТУАЛЕТ, ВЫХОДИШЬ НА УЛИЦУ, ЖДЕШЬ МЕНЯ НА ТРАМВАЙНОЙ ОСТАНОВКЕ.
   Он вроде бы все неплохо рассчитал. Действительно, дальний туалет со времен своего бесплатного существования имел непосредственный выход на привокзальную площадь. Для Курьера этот проход был ничем не лучше официального выхода, он прекрасно просматривался неотступно бдящими "доберманами", но вновь образованный Посыльный мог совершенно беспрепятственно обойти убийц, и даже скорчить им несколько наглых мин своей пирсинговой физиономией. Сочинские бандюки никак не ждали модного мальчика с перепуганным личиком. Они дотошно изучили фотопортрет Курьера, и, как исправные женихи, жаждали лишь его появления, чтобы набросить белый саван. Итак, Посыльный выйдет из сортира, пройдет через вокзальную площадь, завернет за угол серого здания таможни, и там, на холодной одинокой остановке они и встретятся. Если конечно паренек не сдрейфит раньше времени. Курьер представил, как его Посыльный падает в обморок или начинает истошно вопить в туалете, призывая милицию, убеждая всех, что какой-то псих подсунул ему бомбу. А если кишки не выдержат - полный конфуз и парня тут же заметут.
   -Не будешь на остановке через пять минут, из-под земли достану, понял?!
   -И мне приятно познакомиться. - Наконец-то выдавил Посыльный. У него даже получилось съязвить. Что ж отлично, возможно он не такой хлюпик, как показалось вначале.- Что там такое?
   -Не парься, просто у меня проблемы со свободным выходом. Видишь тех ребят за дверью? Весельчаки, хотят сюрприз устроить, а мне надо их переиграть. Ты задачу усвоил? Получишь вознаграждение. Все, пошел!
   Ну вот, он как мог, обезопасил Посылку, теперь стоило подумать о спасении собственной шкуры. У него по-прежнему сосало изнутри всепоглощающее чувство бездонной пустоты. Он бы с удовольствием воспользовался крыльями мертвой бабочки, если б знал как, или попросил море помочь ему, если б все происходило в курортном городке. Он бы стал невидимкой, если б позволяли дурацкие законы физики. И еще, он бы страстно желал, чтобы этот февраль кончился. Пусть бы было так: зажмуришь глаза, откроешь и уже весна. Коты на крышах изнывают от страсти, сплетаясь в драках. Март. Ранним утром его вишневый Крайслер усыпан лепестками цветущего персика. Апрель. Обливаясь потом, он выбирает вьетнамки на рынке, позорно торгуясь за лишнюю десятку. Май. Волшебство весны и мираж дворца в облаках. Курьер бы все отдал, чтобы скользнуть по стреле времени сразу в цветущий сад, и миновать убийственный февраль.
  
   ...Электричество под контролем...Ты - это Любовь... Встань!!!!... Во весь рост...Ты обнимешь звезды...Курьер...Клубника для мистера Уайтхеда...Ты ведь хотел быть Магистром...Саквояжи...Мертвые бабочки и мертвые принцессы... Ерунда, полная ерунда...Ты поцелуешь звезды...Такие холодные...Твоё сердце - вот огонь...
   Он обернулся, чтобы посмотреть, кто это там шепчет такой бред. В словах было что-то от мыслей Курьера, от его хаотичных снов. Пока он поворачивал голову, то понял бесполезность всего. Он мог бы сражаться с "доберманами", и унес бы ноги от самых пронырливых журналистов; он бы даже нашел в себе силы предать Виктора. Но то, что происходило, не было во власти человека, каким бы человек не был ловким.
   Курьер хотел взмолиться португальским готам и призраку мистера Кроули, но у него больше не было языка. Он хотел немедленно выйти ВОН, но не знал как. Сочинское коловращение реальности нашло свое продолжение на благодатной краснодарской почве: вокзал втянуло в черную дыру. Курьер понял это сразу: те слова, что он принял за пьяное бормотание, не были словами; это были шипящие звуки, которые в его голове складывались в знакомые слова. Так разговаривают между собой змеи или приведения. Так дальний гул напоминает музыку, так в бессвязном бормотании младенца мать слышит своё имя. Так машут крыльями летучие мыши и стрекочут цикады, передавая послания богам.
   И все же звуки сложились в слова и слова даже имели смысл. Это было как узор из букв... он увидел источник: Существо стояло слева у колонны, подпирающей табло расписания поездов. Страх сковал тело Курьера, холодные муравьи забегали по спине, впиваясь в кожу укусами животного ужаса. Свело живот; похоже, он не на шутку сдрейфил. Понял, что готов бежать в любом направлении, хоть в лапы к сочинским браткам, - с ними можно договориться. С тем, что он видел, не было смысла РАЗГОВАРИВАТЬ. Воронка событий уже завертелась, она засосала в себя Курьера и весь вокзал.
   Он стоял некоторое время, пытаясь быть незаметным и слушая мир. Понимал, что не может совершить даже самую элементарную в мире вещь: повернуть голову и посмотреть на невыносимый источник безголосого шепота. Шея задеревенела и не желала подчиняться. Он осторожно вдохнул, вдруг понимая, что просто поддался ужасу; на самом деле ничего страшного не происходит.
   Курьер повернул голову и внезапно успокоился, отсчитывая удары сердца. Ничего НЕОРДИНАРНОГО возле колонны не наблюдалось. Так, стоял какой-то человек. Странный, да. Но не выходящий за рамки этого безумного мира. Все нормально, - успокоил себя Курьер, - просто какой-то псих нацепил черную простыню...
   Это было не так. Даже если Курьеру ОЧЕНЬ хотелось верить, что там, под черным атласом не больше, чем человек, это было не так. Все уже давно было не так. Всё началось намного раньше...
   Он не смог долго смотреть на фигуру в черном капюшоне. Казалось, там, под атласной тканью ШЕВЕЛИТСЯ ЖИВАЯ ТЬМА. Та, что пряталась в закоулках курорта-сони; та, что всегда нависала над миром, желая поглотить его и ассимилировать. Тьма, пугающая, но завораживающая. Та самая, что клубится в пропасти без дна, и в глазах мертвеца. Краешки ткани трепетали от соприкосновения с Тем, кто шептал слова - заговор:
   ...Твоё сердце разгорится до звезд...Ты - курьер в неизвестность... Мертвые принцессы наколоты на иглу времени...Вас трое... Встань, увидишь мир...Ступени, курьер, одна за другой...
   Он видел нечто подобное на картинах одного сумасшедшего парня: колдуны без лиц, молнии без туч, эфемерные фигуры без костей и плоти. Парень умер два года назад. Может, художник подсмотрел То, Чего не стоило видеть; то, что являлось темной тайной, и не должно было выползать на свет, согретое человеческим любопытством. Может, и он теперь по наивности прикоснулся к подобному источнику, и все это шоу теней разворачивается только перед его воспаленной фантазией? На самом деле Курьера давно "загрызли" "доберманы", и его холодный труп покоится на дне озера. Курьера охватило отчаянье. Он знал, - если сейчас к горлу подступит крик, то начнется паника, и он потеряет малейший шанс на спасение. Стиснул стучавшие зубы, повторяя как молитву: "Бояться нечего, ничто не угрожает", и сделал шаг вперед. Все очень просто. Какие бы странности ни творились в мире, он будет продолжать делать своё дело. Пройдет к выходу, убьет "доберманов", заберет Посылку, расплатится с пареньком...Десять долларов, не больше. И сразу к Виктору, избавиться от Посылки, - она стала невыносимо тяжела.
   Он понял, что не может сделать и пол шага. Ногу пронзила боль, и вроде бы он совершил движение, но ничего не произошло. Воздух сделался таким ощутимо ватным, что движения и звуки в нем ЗАСТРЕВАЛИ. Что это, черт возьми, невесомость? Все это были проделки сущности в черном атласном плаще, в этом Курьер не сомневался. Тварь стояла, не показывая лика (если он вообще был!), бормотала заклинания, и у Курьера "ехала крыша". Фигура эта, как ни странно, была единственным четким видением, все остальное - вокзал, люди, улица за стеклом, стали расплываться и покачиваться, как будто он хорошо поддал. Может, у него случился сердечный удар? То-то "доберманы" обрадуются!
   Он совершил героическое усилие, пытаясь сосредоточится на картине окружающего мира. О, нет!!! Так не может быть!!! Курьер забыл думать и дышать, и даже забыл, что очень хотел жить. Жить любой ценой. Теперь эти желания не имели значения. Умер не он, а ...ВЕСЬ МИР. Люди вокруг Курьера замерли, остекленев, - манекены на задворках театра. Богу надоело наблюдать за копошением человеческой массы, и он нажал стоп-кадр...Нет! Он подобрал другую аналогию: дьявол остановил время. Да, это самое подходящее определение происходящему (если верить, что жизнь замерла в реальности, а не в его воображении). Но вместе с людьми замер (УМЕР???) и Курьер. Он видел застывших неживых людей, похожих на проекции самих себя, слышал шум и гул далеких Джаггернаутов, осознавал свои мысли и физические потуги, но ничего не мог изменить. Жалкая мошка, он капитально влип в паутину необъяснимой силы. Он мог лишь бессмысленно биться, все больше запутываясь в сетях, сплетенных из плотного воздуха. Впрочем, его попытки определиться с терминами и понятиями были несуразны и мелки перед лицом (!!!!!!!) шепчущего колдуна в черной мантии. Он-то был живой; живее всяких живых. Двигался, трепетал и даже взмахивал руками, не позволяя их рассмотреть. От его движений кружилась голова, и битое стекло неудобства царапало внутренности. Курьер не мог смотреть на дьявольский танец, и не мог не смотреть тоже. Он хотел присоединиться, вмиг утратив все, что имел, но воспоминание о море удержало его на месте.
   ...Не думай...Ищи...Способы есть...Иди за мыслью...Ты не один, Кроули...Двигайся так, как думаешь...Возьми пакет, Курьер...Не думай, это лишнее...
   Двигайся так, как думаешь. Он отчетливо уловил этот странный посыл. Что бы это значило? "Может, уточнишь, ковбой?!". Нет, Курьер не собирался уточнять и переспрашивать. Он захотел узнать, что с его новым Посыльным, этим смешным пареньком с пирсингом.
   -Эй!!!...
   Это "эй" пришло словно с другого конца Вселенной. Рожденное не здесь, глухое и ненастоящее, все же оно было человеческим. Курьер стоял возле Посыльного, - нос к носу. Даже слишком близко. И Посыльный сказал: "Эй!". Курьер в тот же миг все понял: надо выхватить пакет, а потом отправить (ему пришло в голову слово "закинуть") своё тело сквозь пространство туда, куда он посчитает нужным. Странное существо в черном плаще на его стороне!!! Ему дали шанс закончить свое дело. Магия колдуна, или кто он там был, остановила время, чтобы бедняга Курьер выжил и спас Посылку. Что это было: дар или счастливое стечение обстоятельств, разбираться он не стал. Пришло время использовать новые возможности. Курьер называл это "оседлать облако", другими словами: БЕРИ ШАНС, ПОКА ДАЮТ!!!
   Посыльный выглядел по-другому, не так как остальной антураж вокзала: прозрачным и застывшим; напротив, вполне материальный и наполненный жизнью. Он даже силился что-то выговорить кроме "эй", и судорожно дергал рукой. Курьер хотел ему сказать, что надо ДУМАТЬ и мысль реализуется, не надо двигаться, это бесполезно. Но не сказал, - тот понял все сам, и, выронив пакет, исчез. Видимо, ему не понравилась идея быть Посыльным. Что ж, такое бывает, не важно. Главное, что "доберманы" застыли вместе с остальными людьми и больше не помеха, Курьер свободен выбирать любой путь.
   -Стой!
   Он хотел отмахнуться от нее, как от дурного сна, но вместо этого оказался лежащим на полу. Рыжая ведьма довольно проворно к нему приближалась. Она двигалась странно и ни на что не похоже. Как будто воздух был водой, а она мелкой рыбешкой, несомой волнами. Бегущая По Волнам... Курьер всегда подозревал, что женщины прирожденные колдуньи. Она чудесно управлялась в ватной реальности, где он не мог даже пошевелить пальцем. Движения конечностей размазывались, и не возможно было смотреть, не испытывая рези в глазах. Ее слова оцарапали сознание, вливаясь холодным потоком сразу в мозг.
   -Стой, здесь что-то не так...
   Она произнесла вслух те слова, что крутились у него на языке последние сутки, но которые он сам не осмелился высказать. Впечатала их в твердый воздух; потому что все это было чертовски правильно: с миром реально что-то случилась, и не один Курьер это чувствовал. В феврале не могло пахнуть магнолией, а асфальт не бывает жидким. Он списал всё на дедушкину наследственность. И зря. Перед ним было живое доказательство: журналистка и Посыльный чувствовали то же, что и Курьер. Не бывает одинаковых глюков у троих незнакомых людей.
   Он оставил умственные измышления на потом. Надо делать ноги, пока вокзал не "разморозило" или Существо не отказалось ему помогать, удерживая "выключенные" стрелки у часов Вечности. Его подталкивал долг завершить дело и любопытство: а получится ли? Курьер подумал о Викторе; представил его холенное бледное лицо, нос с легкой горбинкой, большие черные глаза, улыбку одними кончиками губ...
   ...И все закончилось. В один миг, в один вздох, в один всплеск мысли. Он расхохотался, приветствуя обычный мир. Машина (старая "Волга") едва успела притормозить, объезжая стоящего на дороге Курьера. Залилась отчаянным лаем собака, и где-то сзади включили музыку. Курьер стоял возле "Пескаря", - любимой забегаловки Виктора. Был поздний вечер, и снежинки спешили упасть на его разгоряченную голову. Он был не просто ДАЛЕКО, а очень ДАЛЕКО от вокзала, на другом конце города. И "доберманов" не было, и колдуна тоже, и журналистки.
   Бо-оже, как хорошо!!!
   Мертвым принцессам придется подождать, - сегодня он не придет.
   Он потом будет разбираться в происходивших чудесах. Сейчас, когда мир и Курьер вернулись в нормальное состояние, надо сделать простые действия: отдать Посылку и поехать домой. Домой...
   "Ты - это любовь!" - Повторил он усмехаясь. В теле ощущалась небывалая легкость и опустошенность, - Курьер понял, что жутко проголодался.
  
   * * *
  
   Андрей сразу заметил Пришельца: не похожий ни на кого (и даже ни на что!), тот появился на вокзале, просто собрав сам себя из воздушных масс; точнее было сказать, что он не появился, а ПРОЯВИЛСЯ. Так проявляются пятна на ткани. Прорастают из Небытия, вдруг заполнив собой часть мира. Он только пожал плечами и отвернулся: хотя, здесь и не совсем свободная страна, никто не может запретить проявляться на вокзале существам без организма. Андрей точно знал: их полно, особенно там, в Небоскрёбе. Он пошел по своим делам, к Мурику. Мурик вчера клятвенно заверял, что у него появился новый номер "XXL".
   Андрею не спалось всю ночь, и он решил прогуляться по городу. Неповторимая февральская ночь выродилась в жидкие утренние сумерки, он подмерз, и уже пожалел, что выгнал себя на прогулку в такую рань. Ну, ничего, у Мурика скоро закончится утренняя смена, они попьют кофе и почешут языками в привокзальной кафешке. О моде, о подружках Мурика, о тяжком труде независимых дизайнеров. Спать не хотелось, но тело налилось некоторой приятной тяжестью и усталостью, - то самое чудесное состояние, в котором он творил свои нетленные шедевры. Не для журнала, для себя. Журнальным макетам он отводил второю половину дня, все равно их участь печальна и предрешена: в конечном счете - мусорная корзина и тлен. А вот утро после бессонной ночи...
   И тут появился этот безумец. То ли он вышел из местной психушки, то ли вынырнул прямо из восьмидесятых. В его облике было что-то, невероятно отсталое от веяний времени. ОН ПРОПАХ ПРОШЛЫМ. Никто, кроме эльфа из "Властелина колец" уже лет десять не носил гладких желтых хвостиков и серых двусторонних курток! Правда, этот Динозавр Моды нацепил широкие штаны, торчащие, как две пароходные трубы. Неужели, в этих штанах он собирался идти в ногу со временем? Воплощенная немодность и отсталость. Ходячий нафталин, - определил его Андрей, - если он, конечно, не эксцентричный миллионер из Бразилии, (миллионеру бы он простил пренебрежение к стилю одежды, на то они и миллионеры, что бы быть нелепыми и кричащими). Но кроме безвкусной одежды, образ которой завершали мокрые кроссовки, этот фрик имел непотребные и, видимо, очень сумбурные мысли: глаза его вылезли из орбит и бешено вращались, лицо побледнело, руки тряслись. Андрей решил обойти эпилептика стороной, но тот исхитрился проворно схватить его за ворот куртки и подтянуть к себе.
   Черт, вот так не повезло!!!
   Он подумал: когда всё кончится, он будет, посмеиваясь, рассказывать Мурику о злосчастном утре. "Представь, иду, никого не трогаю, вдруг этот псих...". Опасный псих, или даже маньяк. Андрей поежился, увертываясь, как угорь. Однако, тип был намного сильнее, и его поддерживал адреналин. У парня что-то случилось. Хотя, может, Динозавр и не был полным психом, - глаза его наполняла безумная сила, но, похоже, он точно знал, что делает. Андрей не на шутку испугался. Он всегда боялся таких людей: с отчаянным блеском в глазах и железной волей. Похоже, маньяк решил использовать его в своих маньячьих делах: он сунул ему увесистый пакет за пазуху и проорал в ухо что-то о туалете и остановке. Да, действительно в туалет, - тут же решил Андрей ,- это будет подходящее место, чтобы выкинуть его дурацкий пакет. Интересно, что там, отрезанное ухо любимой жёнушки?
   Но нет, псих хотел, чтобы Андрей выволок его пакет на улицу, пронес мимо ментов у входа и оставил на остановке. Наверняка тип страдал паранойей, и ему везде мерещились злые преследователи, жаждущие отобрать сверток со старыми вещами. Далее между ними произошел обмен следующими репликами:
   -Не будешь на остановке через пять минут, из-под земли достану, понял?! - Ревел как трактор заплесневелый ретроград, лицо его при этом оскалилось как у зверя, а желваки задвигались.
   -И мне приятно познакомиться. - Усмехнулся Андрей, внезапно осознав, что по уши влип в какое-то дерьмо, покруче, чем просто встреча с умалишенным. - Что там такое?
   Он увидел, что Пришелец производит загадочные манипуляции, и понял, что сейчас привычный мир рухнет в ад. Стены вокзала вряд ли выдержат запредельное колдовство, здание растает, как прошлогодний снег, а маньяк, вцепившийся ему в воротник, упадет замертво, не выдержав накатившей волны реальности. Он бросился прочь, пытаясь успеть к выходу, как будто выход мог чем-то спасти от надвигающейся катавасии. Вдруг заметил Анжелочку, рыжую девчонку из газеты (года два назад они работали вместе в журнале "Чайка"). Было странно видеть её здесь в такую рань. Андрей подумал без всяких на то оснований: она следила за Динозавром. Она даже шагнула в его направлении, намереваясь остановить силой своего намерения. Бедняжка не спала ночь, ожидая это "облако в штанах". Неужели это герой ее материала? Как низко пала местная пресса, успел подумать Андрей и тут мир ОБРУШИЛСЯ.
   Обрушился в карман к Пришельцу. Из его живота вырвались воздушные стрелы и пронзили Динозавра. Да, вот маньяка и настигла неотвратимая карма. Но что-то произошло и с остальными людьми, они внезапно остановились и превратились лишь в мазки на виртуальной палитре. Их не было, потому что не было никогда. Они снились сами себе, опьяненные фантазией о жизни и существовании. Так же как и он. Но Андрею не было болезненна мысль о том, что человек лишь проекция, он просто с грустью осознал правдивость этой мысли.
   Ему хотелось подхватить Анжелу и как-то (он пока не знал КАК ИМЕННО) вытащить ее и себя из хлынувшего через Пришельца небытия. Тень собственной тени, он не смог шевельнуться, ибо не имел тела. Так, расплывающиеся круги вместо привычной материи. Анжелка, напротив, чувствовала себя не плохо, она вдруг ВЫЛИЛАСЬ в спираль и поплыла к Динозавру. Неужели он все еще был ей нужен? Тип с желтым хвостиком отчаянно бился со своим двойником, не в состоянии понять, что сейчас у него нет твердого тела. Он захотел забрать пакет, и это было ПРАВИЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ. Андрей расслабился, позволив себе быть туманом: пакет выскользнул через него на пол. Динозавр всосал в себя пакет, используя странные щупальца, и исчез, перескочив в обычный мир. От него остался только легкий след: как будто воздух разрезали ножом, а соединить забыли.
   Да-а, мир сильно сдвинулся.
   Андрей ощутил щекочущий холод внутри себя, словно его надули гелием. Проклятье, как неприятно!!! Он не мог даже умереть, зависнув где-то между двумя полосами мира. Сон...сон...сон...сон...сон...сон...сон...
   Он встрепенулся от боли. Ужасная боль, выворачивающая позвоночник. Лежал на полу, а Анжелика пыталась помочь ему встать. Хотел попросить оставить его в покое, но не смог: тело уже поставили на ноги. Обычное раннее утро на вокзале продолжалось, съедаемое безжалостным монстром - временем. Там, где он только что был, придуманного людьми времени не существовало; не было тела и не было жизни. Странно... Зато в этом мире, наполненном человеческим дыханием, сутолокой и чемоданами, было всё, поддерживающее иллюзию жизни: голос объявлял о прибытии поезда номер 235, Москва-Сочи, стояла очередь в кассу, прохаживались солдаты с водкой, ворковала испуганная Анжела с диктофоном в сумочке.
   -Здесь что-то не так, понимаешь... Я следила за Луисом. Что он тебе дал? Я уснула, или свет выключили на самом деле? Андрюшка, отвечай...
   ВСЁ, кроме Пришельца. Сущность исчезла, смутив их умы, посеяла сомнения и болезненное желание ПОНЯТЬ.
   КОНЕЧНО, ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕХ, КТО ЗАПОМНИЛ.
   Он жадно впитывал звуки жизни на вокзале, чтобы скорее утвердиться в своей материальности. Лжец, он хотел обмануть себя. Он ловил глазами мелькающие образы: женская сумка из кожи питона, смятый бумажный стаканчик у кадки с пальмой, рюкзак с лыжами, рыжие волосы Анжелки... Мир вернулся, но, как и всегда, какая-то сознательная его часть осталась пребывать в Безвременье, чтобы ЖДАТЬ. Ждать чего? Он понятия не имел. Нужно было вставать и идти домой. Черт с ним с журналом... На сегодняшнее утро достаточно событий.
   Апрель.
  
   Он подставил лицо солнцу и абрикосовым лепесткам. Солнце на закате нежно ласкало сквозь ветви абрикоса. Лепестки лениво кружились и осыпались на желтые волосы Курьера. Наконец-то кончился холод, сопли и окоченевшие ноги. С миром произошла самая великолепная вещь, какая только может быть: пришла весна. Колдовской апрель сразу заявил свои права теплым солнцем, легким ветерком и цветущими деревьями. В озере возле его дома всю ночь квакали лягушки, и не было ничего прекрасней, чем звук оживающей природы. Курьер ходил несколько пьяный от запахов весны, от пробивающейся зелени и пения птиц. Его "Крайслер" усыпало лепестками, Персик выбрался на балкон, и как-то Курьеру показалось, что по небу пролетели апрельские ведьмы. Он бы тоже полетал, бешено хохоча, пугая ворон и летчиков местных авиалиний. Жаль, не росли крылья.
   Он еще два раза был в гостях у курорта-сони. Магнолии пока не расцвели, но всевозможные кусты оперились бутонами. Буйство красок ошеломило Курьера: оранжево-розовые, лимонно-желтые, сине-фиолетовые цветы готовились раскрыть миру свою красоту. Он забрался ночью в чей-то сад и провалялся среди цветов до рассвета. Собаки и ночные сторожа не трогали Курьера. Не известно почему, но так всегда получалось: он спокойно преступал границы чужой собственности, никогда за это не отвечая. Наверное, потому, что не был вором или убийцей. Он поступал, как море: вдруг выливался куда хотел, никого не спрашивая.
   К морю он не подходил ни разу: что-то разладилось в их отношениях. Туманное и недовольное, море призвало к себе туристов и отдыхающих. Похоже, оно не желало соприкасаться сознанием с мыслями Курьера наедине, - нет, так нет. Как и всякий ветреник, в апреле он не нуждался в прохладных объятиях моря. Было много других проявлений жизни, которым стоило уделить свободное в командировке время. Например, узкая аллейка, в сумерках оживающая тысячей незнакомых форм. Запах нераспустившегося нарцисса, песня без аккомпанемента, льющаяся по ночным улицам курорта-сони.
   И все равно, он чувствовал какую-то легкую печаль, сидя под снегом лепестков цветущего абрикоса. Море отодвинулось в прошлое, став смазанным воспоминанием, как и дворец в облаках, пригрезившийся мечтающему Курьеру, а вот события на вокзале никак не выходили у него из головы, хотя прошло уже почти два месяца. Привыкший платить по своим долгам, он ждал (или жаждал) когда кредитор нарисуется в его непростой жизни и предъявит счет, ибо Курьер знал одну неопровержимую истину: ни что не дается просто так. Если в одном месте прибавилось, в другом должно убавиться, - закон перекидывания монады, или закон Архимеда, если угодно.
   Итак, по законам физики, вскоре должен был появиться Тот, кто дал ему шанс оставить "доберманов" с носом, кто подтолкнул Курьера использовать нечеловеческую силу и совершить головокружительный скачок из тюрьмы вокзала к забегаловке Виктора. Тогда это казалось вполне НОРМАЛЬНЫМ, но чем быстрей бежали стрелки часов, тем неуверенней становилась память Курьера. То есть, да, все так и было: он за одну секунду преодолел расстояние в десятки километров и, счастливый, избавился от Посылки (и заодно от "доберманов"). Дальнейшая судьба "доберманов" ему была неизвестна, но после одного короткого звонка Виктора ревностные ищейки более не появлялись, что Курьера вполне устраивало. Возможно, их тела уже вступили в стадию трупного гниения где-нибудь на задворках курорта-сони, а может они нашли другую жертву, ощутив на себе давление авторитета Виктора.
   Сам факт волшебного перемещения покрылся туманом и налетом неуверенности, словно это было не с ним. Так, выдуманная история, рассказанная на досуге. Материал для "желтой" газетенки. Он бы подарил эту историю рыжей журналистке, но она больше не появлялась. В то же время, все это было, черт возьми. Как говорят юристы: имело место. И он ждал ПРОДОЛЖЕНИЯ. Или хотя бы объяснения, - простенького, рационального и успокоительного. Было еще кое-что, спрятанное в рукаве у Курьера: он собирался и дальше использовать МЕТОД МГНОВЕННОГО ПЕРЕМЕЩЕНИЯ. Никаких пыльных и душных летних автобусов: раз, - и ты в нужном месте, два, - и вернулся назад. Один щелчок пальцами, и Посылка доставлена. Недоставало мелочи: Черного Колдуна, без голоса шептавшего заклинания. Как ни крути, а его присутствие - обязательный элемент вселенского шоу с остановкой времени...
   Курьер слишком хорошо помнил свое состояние на вокзале. Безумный фанатик своего существования, Воин Света, он готов был сражаться за каждую секунду жизни. Он зубами вгрызался в ткань реальности, подтягивая к себе нити судьбы; он острием светимости кромсал модальность времени, заворожено вслушиваясь в змеиный шепот. Он променял бы сотни своих реинкарнаций на одну единственную: ЭТУ жизнь. Эту, в которой он узнает секрет Колдуна. Курьер готов отдать свою левую руку за то, чтобы повторить фокус с "забрасыванием" тела в нужную точку на карте. Как жадный змеепоклонник, он согласен пресмыкаться в угоду знанию. Но сегодня казалось, что, скорее местные гаишники сядут в медитацию, земля станет плоской, а дерьмо пахучим, чем Колдун сам придет и все расскажет. Да, блюдечки с голубой каемочкой существовали только в фантазиях Великих Комбинаторов, - Курьер это точно знал.
   Там, на вокзале, велась игра, намного более сложная, чем его забавы с сочинскими "доберманами". Увы, но у Курьера была четко прописанная роль, отступить от которой хотя бы на шаг не было возможным. И все же, как обезумевший мартовский кот, он жаждал продолжения, нетерпеливо скребя когтями по крыше. Похоже, он крепко подсел на крючок любопытства и обещания силы. И еще, он хотел рассказать кому-то о коловращениях мира в то холодное февральское утро. Бесцельные блуждания по апрельским улицам наперегонки с ветром привели его к дому Виктора. Там тоже цвел абрикос. Курьер пожал плечами: в конце концов, именно из-за Виктора он и влип во всю эту сомнительную историю, так пусть же и выслушает. "Я не требую соцпакет и должностные инструкции Курьера, но сегодня мне понадобятся твои уши, приятель!"
   Эта история удивительно подходила для апрельского утра. С застрявшими в волосах лепестками абрикосы он вошел в хоромы Виктора.
   Утро пахло дорогим мужским одеколоном, сигарами и сексом. Игореша с мрачным видом листал журнал "Оружие". Курьер кивнул с вопрошающим видом, в ответ получил не слишком приятную мину: это означало - босс не в духе. Игореша, не смотря на свою фигуру ("шкаф с антресолью"), был человеком в высшей степени добрейшим и приятнейшим для секьюрити. Внешне - клон сочинских "доберманов", - краснодарский аналог обладал относительно добрым нравом и напоминал скорее панду, чем кровожадного пса. Курьер давно нашел с ним взаимопонимание, иногда оставляя на столике заграничные порножурналы.
   На секунду он засомневался, стоит ли заходить. Когда аристократическую часть личности Виктора накрывала депрессия, босс становился занудлив и невыносим бесконечными жалобами. Попасть под такой расклад Курьеру вовсе не светило: быть облитым человеческой грязью, после того как весна осыпала его белоснежными лепестками абрикоса?! Но все же он зашел, - еще глубже вдохнуть запах одеколона, сигар и человеческого греха.
   -Привет, Калигула.
   Виктор промычал что-то невнятное и махнул рукой. Он сидел перед огромным трельяжем и сосредоточенно выщипывал брови. Зарисовка: одно утро из жизни великого человека, - педик в нежно-фиолетовом халате выщипывает брови, чтобы потом нахмурить их как следует, посылая врагов к черту на сковородку. Курьер ничего не говорил, наполнялся атмосферой, силясь понять простую вещь: чем он хуже этого бледнолицего пижона? Почему судьба благоволит к полным извращенцам, а его, чудесного и замечательного, упорно кидает на обочину? Он опустился на диван и утонул в дюжине мягких подушек. О том, что здесь ночью происходило нечто непристойное, говорили детали. Столь незначительные детали, что их мог заметить только внимательный взгляд Курьера, натасканный на подобные мелочи. Ваза в стиле модерн, предмет гордости босса, стояла не на журнальном столике, как обычно, а в дальнем углу, у окна. В пепельнице недокуренная сигара. Подушки, на которые Курьер бросил свое тело, небрежно раскиданы. На зеркале висит золотая цепочка (забытая или не принятый подарок?). И еще, плотная атмосфера, - как будто капли пота сползли с человеческих тел и растворились в воздухе.
   Курьер вообразил юное мальчишеское тело, которое еще, быть может, полчаса назад лениво потягивалось на том месте, где он сейчас лежал, мяло подушки и выпрашивало денег. Он попробовал представить себя в такой роли и, расслабив члены, растекся по дивану, обнимая подушки.
   -Что случилось, Влад?
   Виктор (хитрая тварь) оказывается, давно за ним наблюдал, отложив увлекательное занятие по устранению лишних волос с лица. Курьер часто видел это выражение лица: краешки губ улыбаются, глаза полуприкрыты, на лбу появляется морщинка, а на висках пульсируют жилы, - смесь лукавства и угрозы. Обычно за этим следовало либо язвительное замечание, либо приказ об уничтожении.
   -Ничего, что я в обуви? - Мило поинтересовался Курьер, еще глубже погружаясь в подушки.
   Нужно было выиграть эту необъявленную битву, чтобы завладеть вниманием Виктора. Когда-нибудь, на пенсии, он напишет инструкцию по эффективному общению со спесивыми боссами.
   -Знаешь, иногда ты кажешься мне надежнее, чем большинство моих...- Виктор задумался, подбирая слово. - Близких людей. Но ты слишком наглый и слишком самостоятельный...
   "Что бы занять их место". - Мысленно продолжил Курьер. Он уже думал о такой перспективе в самом начале знакомства с Виктором. В свои тридцать пять лет он мыслил широко, выглядел неплохо и желал денег, пусть не любыми, но быстрыми путями. Он мог бы залезть в постель к Виктору, получить какую-то сумму денег, но через пару месяцев все бы кончилось. Бесповоротно выброшенный, он бы отправился на помойку памяти, как и всех предыдущие мечтатели. Причем без выходного пособия. И куда бы Курьер пошел дальше с такой подмоченной репутацией? Да, собственно, прошли уже те годы, когда Курьеру доставляли интерес подобные игры. Его вполне устраивает нынешняя ситуация - два-три дня командировка и неделю свободен. Хотя... он был далеко не худший вариант из тех, кто нежил свою задницу на этом диване, и Виктор это понимал.
   Они посмотрели друг другу в глаза, и Курьер отвел взгляд. Виктор, (сама Утонченность!!!) выдохнул сожаление. Очень легкий и практически незаметный выдох, который можно было бы угадать по движению губ.
   -Так что случилось? Тебе нужны деньги?
   Не позволяй боссу хмуриться, - заповедь первая из будущей Библии счастливого подчиненного. Курьер расхохотался:
   - Когда я просил у тебя денег, Виктор?
   - Значит, что-то случилось.
   Курьер извлек свою попу из обволакивающей мягкости подушек. Ему вдруг стало противно, всё, что он ощущал здесь: ароматы сладкой жизни, хитросплетения страстей, словесные уловки, тонкая игра, пахнущая алчностью и развратом. Внешняя красота, за которой притаился грязный секс и кровавые деньги. Запах дорогих сигар, посасывать которые губами - сложное искусство. Тонкие, наманикюренные пальцы, массирующие виски с синими жилками. Курьер понял, ЧТО НЕ ЖЕЛАЕТ ничего рассказывать. Чудеса того холодного февральского утра таяли в этой тепличной атмосфере, сходили на нет, вымирая в сказку. Здесь не было места безумным мечтам о всесилии. Здесь не пахли зимой магнолии, и мир не останавливался ни на секунду, плотный, материальный и устойчивый в своей планомерности. Здесь, в этой комнате, занимаясь любовью, думали о сделках; поедая перезревшие персики, мечтали о розовых ягодицах; обливаясь шампанским, клялись принять буддизм и уйти в монастырь. Курьер собрался улизнуть, просочившись между интересом Виктора и его утренней расслабленностью. Но, сказал "а", говори "б"! Виктор бесцеремонно преградил ему путь, и, больно сжав запястье Курьера, повторил вопрос:
   -Что случилось, Влад?
   Так, ерунда. Временное помутнение рассудка. Он забыл. Не хотел делиться тайной. Он сглупил, когда пришел сюда, в обитель демонов. Он бы сожрал тюбик бриолина, лишь бы не заставлять свой язык ронять слова. Слова о чем-то столь личном, что розовые ягодицы рядом с подобным интимом - полное ничто. Он был безобразно жаден на данный момент. Курьер скорее умрет, чем поделится секретом мгновенного перемещения. Это - если бы... Но кем он был? Случайным прохожим, который едва прикоснулся к тайне и пал, опаленный силой, чтобы барахтаться в болоте собственных сомнений. Что он мог рассказать Виктору? Что он хотел бы поведать миру? Что он позволил бы прошептать на ушко Богу? Ничего.
   - Там кто-то был. На вокзале, когда сочинская братва караулила меня, отморозив задницы. Этот ... человек помог мне проскользнуть.
   Виктор смотрел на него непонимающе. Ожидал продолжения рассказа. Нетерпеливо приподнимал бровь, мысленно подбадривая. Ну, был человек, и что дальше? Но Курьер замолчал.
   -Хочешь, я найду этого человека? Влад, для меня ничего невозможного нет.
   -Нет, не стоит. Кажется, он сам меня найдет.
   "Эк тебя заколбасило!" - Усмехнулся Курьер про себя. Похоже, его зацепило сильней, чем надо. "Весна, брат, почки, цветочки, и всё такое, а ты грузишся какими-то интеллектуальными ошметками!". Дух почтенного мистера Кроули переворачивается в могиле, наблюдая, как местный курьер мечтает перейти НА ТУ СТОРОНУ. Нет никаких других сторон. Есть только конкретные вещи: ластик, бетон, асфальт, нефть, зола... И еще Виктор, с тонким ароматом духов и без лишних волос на белом теле. И дома, и дороги, и птицы, и вокзалы, и сортиры, и "Крайслер Неон" 97 года, усыпанный по утрам лепестками персика. Нет рая, нет ада, нет богов и ангелов, нет других миров, кроме этого. Потусторонняя жизнь - спасительная выдумка разума, не желающего смириться со своей конечностью во вселенной. Неужели и он, устойчивый великий колосс, оплот практичности и рациональности, пал жертвой мистических иллюзий? Нет, Курьер, этого бы очень-очень не хотел. Он потому и пришел к Виктору, чтобы получить дозу словесного успокоительного.
   Что-то глодало его изнутри.
   Не то мёртвая бабочка, не то демон любопытства. Однажды он сбил машиной (это была еще старая "Хонда") белого, как снег, кота. Животное отлетело на обочину, навсегда запечатлев в человеческой памяти круглые глаза, полные немого удивления. Курьер не вышел посмотреть, - мертв кошак или жив, напротив, рванул на скорости домой. Еще пару месяцев его подмывало поехать посмотреть, - выжил кот или издох. При этом, внутри черепа шевелилось неприятное мертворожденное сожаление-любопытство. Сегодняшнее ощущение было сродни тому, кошачьему, только к нему еще примешивалось почти страстное желание овладеть продемонстрированной силой. Он повис на крючке сверхвозможностей, ослепленный легкостью бытия. Он барахтался в сетях собственной ограниченности, готовый порвать их и распустить во всю мощь крылья восприятия. Того восприятия, что дано ему как представителю человеческого рода. Для исполнения далеко идущих планов не хватало многого: в первую очередь колдуна, шептавшего на змеином языке, во-вторых: дворца, плывущего по небу на облаке, и ещё парочки-тройки магических приемов для обретения истинной власти над собой и миром.
   Как всё это вывалить Виктору? Где здесь мотив, а где действие; где причина, а где следствие? И всё же его прорвало, как лопнувший гнойник. Он выпустил изо рта сонмы слов-стрекоз, детей необычного союза: воздуха, желудочного сока и мертвой бабочки. Он словно родил всю историю заново, испытывая муки и боль, неуместный восторг и бесполезные опасения. Он бы поплакался на плече Виктора, если б это помогло.
   - Всё началось еще в Сочи, когда я пошёл к морю...
   Июнь.
  
   Он вернулся из Ростова вечером. Вышел из электрички и удивился: как жарко! Горячие плотные волны гарью и асфальтом дыхнули ему в лицо. Едва колыхающийся воздух лениво баюкал тополиный пух. Повсюду пахло пылью и пионами. Курьер почесал кончик носа, избавляясь от прилипшего пуха, и подумал: лучше было оставаться в Ростове! Лучше было объехать весь мир в первом классе скоростного электропоезда! Лучше было квасить холодное пиво с ростовскими рокерами! Лучше было уснуть в пьяном бреду в парке Горького и, проснувшись рано утром, выйти на набережную, воображая себя пингвином!
   Верный сын зла, он обожал Ростов-папу, город, полный презрения к закону, дешевого пива и старых криминальных традиций. Это был странный город; странный тем, что Курьер терял здесь безупречную бдительность и зачастую добирался в родной городок на "автопилоте", и каждый раз легко и удачно. Ему часто снилась строгая голубая церковь, окруженная хаотичным рынком, старенькие трамваи и бесконечно длинные подземки. А еще снилось ростовское мороженное, он съедал по 20 штук, самых разных: круглых, квадратных, цилиндрических, с карамелью и белым шоколадом, - пока не опухало горло. В Ростове у него жил один знакомый - бывший редактор "Донушки", популярной желтой газетенки, с которым Курьер и пускался во все тяжкие, гремя монетами и понтами. На этот раз они не встретились, и Курьер просто побродил по улицам, позволяя проведению вести себя по лабиринтам города. Зашел на рынок, купил кожаные брюки местного пошива, пообщался с продавцами, выяснил, что его остроносые туфли в Ростове - диковинка, - возгордился, съел шашлык, пристал к местному капитану милиции с жалобой на отсутствие мусорных баков на улицах города.
   Единственное, что угнетало его в Ростове - мертвая степь, окружавшая город, пустота по всем направлениям, сжавшая полис в кольцо. От такой пустоты хотелось взвыть волком. Он бы лучше усыпал степь мусором, чем ощущать себя запертым в границах города. Он ненавидел открытые пространства, и все поля засадил деревьями и застроил башнями. Он бы над каждым деревом нарисовал облако и дворец. И радугу, чтобы сидя на ней, болтать ногами, созерцая город. Он бы вылил в небо море, а каналы завязал бантиками, еще всем запретил бы курить табак и петь шансон. Вот тогда Ростовская область стала бы раем. Он бы научил аборигенов слушать тишину и полночь, утром танцевать капаэру, а в обед курить гашиш.
   Вернулся он расслабленным, отдохнувшим и беспечно-счастливым. Легкая поездка, минимум нервов, обратная дорога без посылки. Даже встретившая его непомерная жара родного города не испортила общего попсового настроя. Отзвонившись Виктору, Курьер направился домой, предвкушая мяукающую радость - бесполезный комок меха по имени Персик, ванну с морскими солями и джаз-рок по радио. По-прежнему пахло пионами и пылью. В воздухе расползлась июньская медлительность, помноженная на жару. Птицы замолкли, собаки уснули, люди спрятались в своих двадцати квадратных метрах, даже его Крайслер, усыпанный недозрелыми вишнями, казался всего лишь деталью общего пейзажа. Мир, встречая Курьера, застыл и насторожился, как сытый леопард. Была такая неестественная тишина, казалось, - реальность разломилась, а Курьер вошел в щель, где все останавливается. Он вспомнил холодное февральское утро, когда мир ДЕЙСТВИТЕЛЬНО тормознулся, давая понять, как иллюзорно его постоянство. Курьер усмехнулся, - он тогда поверил в ЧУДО. Дитя порока, он собирался ускользнуть от бешеной скачки жизни, вняв змеиному шёпоту колдуна. Свет надежды давно погас, призраки перестали щекотать нервы, а вокзал ничем не намекал на исполнение тайного умысла. Он пожал плечами и продолжил свою жизнь, гоняться за химерами не входило в планы Курьера...
   Телефон в его комнате разрывался, пока Курьер доставал ключ, пока открывал три замка, пока выпрыгивал из туфлей, одновременно обнимая Персика. И продолжал звонить еще несколько минут, пока хозяин в некотором сомнении смотрел на него и размышлял: брать или не брать трубку...
   Может когда-нибудь это случится? Нет, точно. Он снимет обувь и пойдет гулять по траве. Потом заметит, что трава не примята там, где ступала нога Курьера, и станет он ниже трав,ы и тише воды, и легче ветра. Тогда португальские готы будут играть только для него одного в огромном пустом зале, а он будет висеть у потолка, воздушный и страдающий легкостью. Человек-паук и Бэтман зайдут перекинуться с ним в картишки, а он забудет как его имя, и назовется Великим Птахом, богом Египта. А на дне моря его встретят десять тысяч Персиков, все одинаковые, обязательно с белым пятнышком на лбу. Он обнимет их десятью тысячами рук и поцелует десять тысяч холодных носов...
   Он устал быть Курьером. Вот в чем дело. Устал брать телефонную трубку и обливаться холодным потом, чуя приближение Охотников. Он устал всегда возвращаться в одну и ту же квартиру, как бы они ни была уютна. Он устал быть БЕЗУПРЕЧНЫМ. Ему надоело бояться и ждать. Он бы с большим удовольствием вышел на честный бой, чем играть в шахматы с невидимым противником. Курьер жаждал победы, как и любой первобытный самец. Если бы он нашел врага, всё стало намного легче, - уже завтра он танцевал бы танец победы у холодного трупа врага, вырвал его сердце и съел, запивая кровью и силой свой триумф. А потом бы оплакал и сжег, развеяв пепел.
   У Курьера не было врагов. Не было друзей и любимых, - просто он и мир. Просто запах розы утром, и тени, затаившиеся в темноте. Еще музыка. Мир профессиональной акустики "Грюндиг": 16 колонок и португальские готы. Он на полном серьёзе собирался покупать электрогитару, - из него бы полилась такая навороченная готика, что португальские готы немедля пригласили бы его в далекую Португалию исполнять песню о Мистере Кроули!!!
   -Луис, это ты? - Спрашивала трубка.
   Словно его полоснули лезвием по горлу.
   Никто не называл его этим дурацким прозвищем уже лет пять, разве что Виктор иногда подтрунивал, напоминая, как глуп был Курьер в таком-то году. Его звали Владислав, и никакого отношения к вампиру Луису из сентиментального фильма он никогда не имел. И к наркодельцам из Мексики тоже. Назвавший Курьера Луисом сильно рисковал, либо был совершенно не осведомлен. Курьер уже собирался разбушеваться похлеще Фантомаса, порвать трубку на части и пуститься в ритуальный танец смерти, когда осознал, КОМУ принадлежал голос. Успокоился. Это была глупышка-журналистка, участница таинственной мистерии на вокзале холодным февральским утром. Рыжая пустышка, сующая свой длинный нос, куда не просят.
   -Здесь нет никаких Луисов, - промурлыкал Курьер, сама воплощенная утонченность и изысканность. - Вы неверно набрали номер телефона. Прощайте, всего хорошего.
   -Я на счет того события на вокзале. Если тебе интересно, приходи завтра в семь вечера на улицу Ромашковую, дом три, квартира шестьдесят шесть.
   На этом связь оборвалась. Курьер еще некоторое время вертел трубку в руках, кусал губу и не находил ни одного толкового вопроса, который бы стоило вывалить даже в пустоту. Что всё это значило, чёрт возьми?
   Родилось три версии. Первое: она сумасшедшая и всё ещё лелеет планы написать о Курьере разгромный материалец. Второе: сочинские "доберманы" выследили его через рыжую соседку и теперь радостно чистят обрезы, ожидая, когда перезревший клиент сам упадет в ловушку. Третье (и самое невероятное): девчонка что-то разузнала о колдуне или нашла способ повторить мгновенное перемещение. Но тогда на кой ляд ей Курьер?
   Он страстно желал верить в третий вариант.
   А вот если дуреха попала в лапы сочинских бандитов, он скорее съест собственные носки, чем начнет проводить спасательные операции. В баночку неосторожных журналюг! Вариант со статьей казался крайне неправдоподобным, нужно быть истинной самоубийцей, чтобы продолжать гоняться за любимым курьером Виктора. Рыжая бестия хоть и имела некоторую неконтролируемую навязчивость, но надо полагать, жизнью своей дорожила. К тому же прошло много времени. Все открытые раны любопытства за три месяца либо затягиваются, либо посыпаются солью удовлетворения.
  
   Курьер ненавидел ромашки. Непримиримый враг и ненавистник бело-желтых цветов, он имел на это полное право. Когда-то...
   ... проснулся на ромашковом поле, было жарко, вились пчелы. Он пел песню и смотрел на тучки, на голубое небо, на большой мир. Ромашки вплелись в его тело. Они обвили руки и ноги, они вросли в вены и рассеяли свою пыльцу в его желудке. Тугой комок их стеблей перемолол его кости в песок, а свежие побеги укоренились в тканях. Он понял, что это не тот сон, в котором ему хотелось пребывать и дальше. Зажмурил глаза и, отрыгивая пыльцу и лепестки, проснулся. Над ним склонились врачи, ярко светила лампа. Курьер запомнил удивленный взгляд хирурга и стекла очков, забрызганные кровью. Он очнулся на операционном столе и с ужасом провалился из этого сна в прежний, с ромашками...
   Но всё это было полной ерундой, в сравнении с жестокой истиной сегодня: в этом городе не было НИКАКОЙ РОМАШКОВОЙ УЛИЦЫ. Может, совсем маленькая, проулок с тремя дворами? В любом случае, Курьер не мог найти места, которое бы соответствовало названному адресу. Ни по карте, ни по справочной. Он бесцельно бродил по городу, смутно ощущая, что дверь в белой стене перестала существовать и распродажа чудес в его жизни, видимо, закончилась. Хреновый из него получился мистик!
   Мистер Кроули хотя бы слышал шёпот демонов!
   Прочих психов манила нечистая сила, обещая вечную жизнь. С парнем из его подъезда лично общался бессмертный воин из Китая. А вот с ним, глупым Курьером, обошлись куда проще и жестче: его просто послали по несуществующему адресу. Он бы набил морду своему ангелу-хранителю, честное слово! Нельзя же так издеваться над человеком с тонкой нервной организацией! Манить и кидать. Обещать и не давать.
   Небеса, наверное, хохотали над ним, давясь смехом и жалостью.
  
   Он сел под кроной старой шелковицы. Через неделю шелковица созреет и начнет опадать прямо ему в рот. Вот это будет кайф!!! А если станет жарко - пойдет дождь, а если холодно - он залезет в дупло. Так и будет здесь жить, пока не узнает, где Ромашковая улица.
  
   Через полчаса одна ягода упала на его белоснежный костюм и оставила пятно. Курьер решил завязывать с играми в Мистера Кроули. Сверхвозможностей не существует, Кастанеда мёртв, а господа розенкрейцеры пусть засунут розы туда, где загара не видно. Тот эпизод на вокзале он безжалостно вырежет из памяти. Не было чудес. Он просто уснул. Никаких мгновенных перемещений, черт возьми! А тот Содом мыслей, что творится в его голове, давно пора сжечь огнем рационализма. Смерть НЛО, Тибет в резервацию, Гарри Поттер - извращенец...
   Было обидно, до чёртиков обидно. И больно.
   -Тебе плохо?
   Сердобольная старушенция нагнулась над павшим Курьером, жалостливо покачивая головой. Да, только жалостью его еще не оскорбляли! "Тебе пора на пенсию, Курьер, ты стал немощен и беспомощен, ты даже вызываешь сочувствие у шамкающих старух. Любимец Изергиль, лучше тебе сейчас подавится недозрелой шелковицей!".
   -Да, - честно признался Курьер. - Мне очень плохо.
   Это была чистейшая правда. Так плохо ему не было, даже когда его бездыханное тело везли в реанимацию, когда Персик болел две недели и когда от "кокса" у него случился анафилактический шок.
   Но сегодня был особенный вечер - он утратил величайшую надежду своей жизни.
   -Ты заблудился.
   Курьер насторожился. Не то вопрос, не то утверждение со стороны назойливой пенсионерки очень попало в тему. Проницательная старушенция, возникшая ниоткуда, перестала казаться ему такой уж безобидной.
   Он встал, отряхнув с брюк листья и нерешительность:
   -Да, верно, ЗАБЛУДИЛСЯ. И мне нужна улица Ромашковая.
   -Так это на Юбилейном, у меня там внучка живет.
   Брехня! Он прекрасно знал весь Юбилейный район вдоль и поперек. Он бы пьяный и с завязанными глазами выполз из любого закоулка Юбилейного. Не было там улицы Ромашковой!!! Курьер не стал ничего объяснять незваной помощнице, достал сотовый и набрал номер своего дружка, живущего в том самом Юбилейном.
   Через минуту он садился в такси, пытаясь утихомирить выскакивающее из груди сердце. Он не благодарил старушку. Скорее всего, она была посланцем ВС (Высшей Силы, проявленной в лице колдуна), потому как возникла как раз в тот момент, когда он собирался плюнуть на всё с высокой колокольни и уйти домой, наматывая сопли на кулак. У Курьера был нюх на подобные штучки: где совпадение, а где прописанный сценарий. Бабушка была дутая, стопудово.
   Женька объяснил ему, насколько позволяла никудышная сотовая связь, что вдоль набережной на границе с полем возвели три дома, и, вроде как, улицу назвали, не то Сиреневая, не то Розовая, а может и Ромашковая. Женька был там вчера, притаранил цемента и кирпичей на постройку гаража. Курьер был уверен, что гараж давно построен, но это не имело к делу ни малейшего отношения. Его душа уже понеслась, опережая физическое тело. Не то в рай Ромашковой улицы, не то в капкан любопытства.
  
   Чудесненькая новая четырнадцатиэтажка поблескивала разноцветной мозаикой в лучах заходящего солнца. Радостное и сверкающее, безмятежное здание ничем не намекало на присутствие вселенских тайн. Постройка как постройка. Рядом - две такие же близняшки, пока недостроенные, обросшие строительным мусором и грудами того самого кирпича, что приглянулся Женьке. Мозаика на торце дома изображала цветочки, голубей, счастливые лица и прочую лабуду. Единственным отличием четырнадцатиэтажки от своих сестричек была идеальная чистота. Дом словно вылизали. Ни одной лишней пылинки, ни одного окурка, брошенного рабочими.
   Курьер трижды обошел здание, присматриваясь, прислушиваясь и принюхиваясь. Большие лоджии, новизна и чистота радовали взгляд, а вид из окон на берег реки привел бы искушенного домоседа в экстаз. Если бы Курьер был домоседом. Здание-чистюля оставило его настороженно-равнодушным. К тому же, никаких опознавательных знаков, типа название улицы или номер дома, он не обнаружил. Вполне могло оказаться, что домик "левый", и никакая здесь не улица Ромашковая! И квартиры под номером шестьдесят шесть нет, и никогда не было. Если обнаружится такая фигня, он пожмет плечами и потопает в ближайший продмаг, затарится пивом и нагрянет к худруку Женьке, пропивать остатки здравого смысла.
   Умножив четырнадцать на четыре, он направился во второй подъезд. Если дверь в иной мир есть в этом городе, то она должна быть на третьем этаже безымянного дома с попсовой мозаикой. Двери подъезда были не закрыты. Что ж, хороший знак. Лифты не работали, но он с удовольствием пробежался по широкой лестнице, втягивая носом запах свежей штукатурки. Дом был одинок и только ждал жильцов, готовый принять в свой организм орду злостных паразитов, режущих стены и заплевывающих подъезды семечками. Через пару дней здесь, как в адском котле, закипят бессмысленные людские страсти, разродятся первые трагедии и алкоголь брызнет на стены, впитываясь едким запахом отравы. Загремит "Русское радио", и слюнявые младенцы нагадят в памперсы, спущенные в мусоропровод. Первые ласточки совьют гнезда под крышей, и новоселы отметят первую свадьбу, осыпав подъезд копейками и утраченной невинностью. Вино, фекалии, сперма и кровь заполнят девственно чистые коммуникации дома...
   ...дверь в квартиру N 66 была приоткрыта. Курьер не спешил заходить. Он прислонился к косяку двери. В квартире кто-то был. Он пожалел, что не прихватил что-нибудь посущественней, чем личное обаяние. Если там сочинская братва, автомат Калашникова будет в самый раз. Преисполненный тишины, он ощупывал пространство.
   Тишина тоже прощупывала его. На виски навалилась свинцовая тяжесть. Так, словно он вот-вот умрет. Стало нечем дышать. Глубокая и застарелая боль вырвалась из глубин его мрачного сознания. Курьеру стало тесно внутри своей черепной коробки. Он вылетел в черноту у себя над головой и с ужасом обнаружил, что тела нет у двери в квартиру N 66. Там БЫЛО ПУСТО. Тишина втянула его целиком, вместе с физическим телом.
   Потом мир рухнул к чертовой матери. Рассыпался, развалился, рассеялся в прах. Мир, которого никогда и не было. Его съежившийся разум обступило иное пространство. Единое, кишащее жизнью и осознанием. Огромный, тягучий океан сердец и умов, сплетенный воедино. Он не готов был раствориться в этой каше. Он запретил себе открывать глаза и слышать. И глупо было кричать, что "не прошел всего пути", что он еще нужен на бренной земле, что Персик без него сдохнет от голода... Потому что Курьер не умирал. Даже там, на сочинском вокзале он в сто раз был ближе к физическому концу, чем сейчас.
   Сейчас он был всё там же, в том мире, где и всегда, просто с глаз пала пелена привычной картины мира. Он не спал и не терял сознания .Всего лишь вылетел из-под влияния тех полей, что делали мир одинаковым для всех, и сейчас мог бы остаться наедине с мириадами открытых сознаний, человеческих и не только. Никаких образов, предметов, форм, страстей, наслоений, шаблонов, надстроек, - только Курьер и чистая реальность...
   Он схватился за голову, которой не было. Его тошнило собственными внутренностями, он пытался вывернуть наружу свою кожу. Выползти из себя, вот чего хотел от него мир.
   Нельзя! - Подумал Курьер. Если там, в комнате засада, то его убьют, оплевав смешками.
   Он открыл глаза, и минут пять, совершенно безразлично созерцал краску на стене подъезда. Ничего этого нет на самом деле. Ни стены, ни двери, ни криков птиц в небе, ни самого неба. ИЛЛЮЗИЯ.
  
   ГРАНДИОЗНАЯ ИЛЛЮЗИЯ, ЧТО ПИТАЕТСЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СЛАБОСТЬЮ К ПОСТОЯНСТВУ.
  
  
  
  
  
   Он хотел взвыть, но понимал, что нельзя. Его выкинуло из матрицы. Всего на пару секунд. Достаточно, чтобы ощутить разницу. Но теперь всё вокруг перестало его интересовать. Что он видел все свои тридцать пять лет? Блеклые отблески мира, случайные узоры, принятые за окончательный вариант жизни? Собирался уйти. Его больше не интересовала улица Ромашковая, тайные встречи и мечты о силе. В баню колдунов и журналистов! На что ему мгновенные перемещения и прочие прелести телекинеза, если матрица запустила в него свои корни и сожрала большую часть сознания?
  
   Мне больше не больно, - подумал Курьер, - потому что я мёртв. Я организован так, как не должен быть организован. Я всего лишь чья-то пища и все мои мечты не мои мечты, а порочное смакование матрицей самой себя. Вот и наступили фиолетовые сумерки в твоей душе, герой...
   У него возникло единственное желание: погрузиться в теплое неподвижное море, слушать гитару и гармонь, пока бренные останки тела не рассосутся, превратившись в соль. А он еще страдал из-за каких-то мелочей...А он искал легкие пути к истине... А он желал любви и тепла...Матрица давно высосала всё это из его хрупкого тела и выпила, как божественный нектар, оставив пустую, иссушенную саморефлексией оболочку. Как он был жалок всё это время...Спящий в склепе своих пристрастий, ни разу не проснулся, закостенел и умер от неподвижности, раскидав клочки сознания в пространстве сновидений. Увязав логикой в один узел отрывочные сны, он принял эти видения за иллюзию жизни. Сейчас, когда случайное пробуждение стряхнуло с него удушающие объятия матрицы, Курьер понял страшную истину: все, что у него есть, это гниющее тело и отрывки снов о мире, которого не существует.
   Огромный давящий и щекочущий комок эмоций родился у него в груди, разрывая ее жаром и болью. Не имеющий смелости окончить бессмысленное существование, он лежал в новом чистом доме на Ромашковой улице, не понимая, почему иллюзия продолжается. Он скреб ногтями пол, а потом его вырвало какой-то грязью и зеленью. Распятый матрицей, проснулся и уснул вновь, сохраняя обжигающую память о свободе. Как он дальше собирается притворяться быть живым? А откуда-то пахло сладкими сырниками и клубничным сиропом...
  
   ...залитый зловонной отравой самооткровений, он прогонял черную птицу... Птица клевала затылок, когтями рвала волосы, щекотала шею острыми перьями. Он хотел сжать ее тщедушное тельце в своих сильных руках и пальцами выдавить жизнь из адского создания. Он ощупывал голову, не находил там никакой птицы и тихо подвывал, не понимая - кто из них более живой - его боль или он сам. Надо было совершить простые движенья: встать, зайти в квартиру 66. Если там сочинские "доберы" - всё устроится само собой: его боль прекратится, а дух улетит, вслед за назойливой птицей. Это было тяжело сделать, черт бы побрал этот материальный мир! Воздух придавил его своей толщей, стена нанесла ощутимый удар, - лоб вспыхнул очагом новой боли, прогнав птицу. Он взмолился железной бабочке и мертвым принцессам. Суть молитвы была проста: пусть всё прекратится! Он завис между привычным миром: часть Курьера ощущала шероховатую стену подъезда, запах штукатурки, голоса (там, в глубине квартиры 66), а другая видела насквозь каркас дома с попсовой мозаикой, каркас города, каркас планеты. Солнечный ветер обжигал его сознание, растянутое до границ галактики, метеоры рвали дыры в его туманном теле. Он таял, истекая жизненной силой.
   Курьер услышал голоса. Тревожные, испуганные. Рыжая журналистка размахивала руками у него перед носом, выписывая замысловатые узоры. Он пытался улыбнуться ей и объяснить, что она НЕ НАСТОЯЩАЯ. Призрак, вдох, сон, отзвук...Персонаж придуманной им иллюзии. Но слова так и не вытолкнулись наружу, как мертвые младенцы, только оцарапали горло...
   Дальше ему снилось, что бренное тело положили на диван и второй персонаж сна -паренек с черными волосами - стал отдаляться. Рыжая девка продолжала назойливо лезть к нему, неосторожно хватаясь за обнаженное сердце. Он хотел убить ее своим ледяным дыханием, но увидел над собой ТВАРЬ и забыл о журналистке... Черная тень прилепилась к потолку квартиры 66. Объемная и многорукая, она переливалась изнутри черными жидкостями. Жадная и опасная хищница намеревалась упасть, чтобы ... Он не знал, что собиралась сделать эта нежить, но испугался не на шутку, вдруг, обнаружив, что, с неимоверным усилием цепляется за обглоданные матрицей останки своего существования. Спрятаться было некуда, и он стал проваливаться в диван. Он тонул в пыльной кожаной обивке, он просыпался мелким пеплом, погружаясь в жидкую текстуру дивана...
   Пока что-то холодное не хлестнуло его по лицу. Как плетью. И он ощутил себя живым и плотным. Услышал, как скрежещет зубами многорукая черная тень, растворяясь в воздухе. Он вынырнул в обычном мире, с удивлением облизывая губы. Возле него стоял тип с черными волосами, его импровизированный Посыльный из той февральской вокзальной канители. И рыжая журналистка. Он разглядел бисеринки пота у нее над губой.
   Глаза этих двоих светились тихой радостью и успокоением. "То же, мне, воины света! - Подумал Курьер. - Что натворили, бараны, я ведь уже почти умер...". Нерожденный не может умереть. Он спал в Матрице и вернулся к благонадежности своего сна, вот и весь подвиг. Облизал губы - пиво. Как бытие щедро к Курьеру - его возвращение к иллюзии жизни свершилось посредством дешевого пива. Ха! Вот и вся магия... вот он арсенал Матрицы во всей красе. Было бы впору оплакать свою несостоявшуюся смерть, чтобы захлебнуться горькими слезами или утонуть в чёрном стыде, с каплями пива на губах. Вместо этого он презрительно отбросил протянутые к нему руки:
   -Какого чёрта?
   Он бы убрался отсюда в тот же миг.
   За окном сгустились тучи и фиолетовые сумерки. Из этого естественного союза громыхнула молния, и хлынул долгожданный ливень. Иллюзия, подумал Курьер. Кривлянье Матрицы.
   Воздух наполнился свежестью и сыростью, шум дождя заполнил комнату. Искусный обман, достойный лучшего во Вселенной фокусника. Как и черная тень на потолке. Как и Персик, грызущий свой "Вискас". Как и эти люди, изображающие обиду и непонимание.
   Он осмотрел комнату. Пустая, если не считать черного дивана, куда поместили немощное тело Курьера, и двух таких же черных кресел. Похоже, кто-то в спешке соорудил подобие жилого помещения.
   -Мы не одни.
   Сказал Курьер. В сумерках и тишине слова растворились в шуме дождя. Он и сам толком не знал, что имел в виду, но ребята трухнули. Забились в кресла и съежились. Резко наступившая темнота в доме без электричества способна иногда напугать сама собой. (Особенно этих доморощенных сыщиков из паршивой газетенки!). Они сидели как истуканы и ничего не ощущали. Хотя, конечно, им повезло не узнать зловещей правды, - Матрица не выплюнула их, сладеньких и свеженьких. Полных сил для подпитки общего механизма.
   ...У вас спионерили вашу жизнь, наивные чада; даже ваши сны лишь иллюзия внутри иллюзии...
   Он встряхнул головой, освобождаясь от плена черных мыслей. Если по существу, то перед ним сидели, трясясь от холода и тьмы двое детей, и наивно заглядывали в глаза, ожидая чуда. Ему хотелось послать всё куда подальше и детей отправить спать в теплые кроватки. Он не нянька. Он не спаситель заблудших душ. Он такое же дерьмо в проруби, как и все господа искатели вечных истин. Он так же бздит, увидев призраки, как и весь мир.
   -Спасибо. - Сказал он, переломив внутри себя последнее самоуважение. Они ждали чего-то вроде благодарности. Они думали, что спасли Курьера ... от чего? От потери сознания, от смерти, от утекания в Зазеркалье?
   -Ты был РАСПЛЫВЧАТЫЙ. - Она пыталась объяснить то, что видела. Для нее это было крайне важно - всё выразить словами и запустить слова в мир, что бы все "необычности" уместились в приготовленные для них рамки, - именно так и действовала Матрица, подгоняя все пережитое под свои строгие конструкции и шаблоны. - Как будто внутри тебя был туман. Ты выдыхал туман, и мне показалось, вот-вот растаешь.
   "Прекрасный летний день, - согласился с ее мыслями Курьер и допил дешевое пиво. - Особенно удались сумерки и пиво. Может, тиснем статейку на тему черных теней на потолке?"
   Вслух он сказал: - Я вышел из Матрицы, если можно так сказать и то, что оттуда обнаружилось, меня вовсе не радует.
   -Я тоже не в восторге. Никогда не думала, что придется вытаскивать Луиса из Небытия.
   Ну да, Луиса, шестерку Виктора, наркокурьера и убийцу... Что еще она там вообразила в своей пустой рыжей головке? Он посмотрел на третьего участника шоу теней. Стильный пижон, готовый обкакаться в любой момент, он даже не посмел подать голос, втиснувшись в черное кресло, словно подступавшая тьма могла его защитить! Интересно, зачем судьба свела их вместе в этом пустом доме?
   -Ладно, кого ждем? - Спросил он их на всякий случай, осознав горькую истину - его полеты вне Матрицы никому не интересны.
   -Вообще-то тебя. - Рыжая Стерва еще и смела дерзить. Прирожденная хамка, не удивительно, что ее место работы - "желтая" газета-какашка.
   -Я уже здесь. - Курьер набрался терпения, вступив в словесную игру.
   -Тогда, может, объяснишь, зачем нас собрал. - Подал голос модник. Он конечно же был на стороне рыжей писаки, и хотя сегодня не выглядел расфуфыренным петухом, все же не вызывал у Курьера никаких симпатий.
   "Я СОБРАЛ??? Вот так новость!". Попахивало заговором. Мата Хари возрыдает в гробнице, а Лаврентий Павлович молча зааплодирует, гремя костяшками, ад возрадуется - кто-то сплел грандиозную паутину, в которую и влипли два безмозглых ребенка и один безмозглый, но взрослый Курьер.
   -Мне позвонила...
   -Анжелика, - Она подсказала своё имя, как будто это было важно. - Да только я не звонила.
   -Тогда почему ты здесь? - Совершенно идиотский вопрос. Он уже и так всё понял. Никто никому не звонил. Всем им померещилось, что надо собраться на Ромашковой улице, вот они и собрались. Пивка хряпнуть, языки почесать и спасти противного Луиса от превращения в туман.
   -Ты мне звонил, ЛУИС.
   -Стоп, стоп. Я НЕ ЗВОНИЛ. И я не Луис.
   Они надолго замолчали, осознавая факт обмана. Только вот кем или чем? Похоже, они и, правда, БЫЛИ НЕ ОДНИ!!! Всевидящее око ВС следило за ними, взращивая для своей мрачной мистерии. Понятно, кто звонил - колдун, творивший чудеса с восприятием холодным февральским утром на краснодарском вокзале. Только вот ребятишки еще не доперли до этой элементарной, но жестокой истины. Впрочем, как у всех персонажей сна, у них не было возможности даже дернуться в сторону самостоятельности.
   Он вдохнул запах, - с улицы всё ещё пахло сырниками и клубничным сиропом, а где-то недалеко худрук Женька строил гараж, насвистывая песенку про Черного Кота. Сюита, ля-мажор, посвящается сотрудникам ДК, застрявшим в Матрице... Курьер набрал номер Женьки, собирался сообщить ему свое последнее открытие: ТЫ НЕ СУЩЕСТВУЕШЬ, ДРУЖОК. Ты спишь, задавленный трехмерными полями и видишь те сны, что удобны тебе и Матрице.
   Сонный женский голос сообщил, что Женька уехал. Да-да, еще три дня назад. Когда будет? После завершения гастролей, не раньше. Может через неделю. А кто спрашивает?
   Вот всё и разъяснилось: сила, взявшая их в оборот, всемогуща не на шутку: она способна имитировать не только знакомый, но и совершенно неизвестный голос старого приятеля Курьера. Он понял, что его недавний вылет за границы организованного пространства не случайность. Нет, бедняжка не утомился и не ударился головой. Его выпихнули со всей дури, не заботясь о целостности разума. И, похоже, спецэффекты на этом не закончатся. Журналистка Анжелика и ее убогий приятель до сих пор ничего не поняли. Они вместе с Курьером попали в такой переплёт, что мама дорогая, - речь уже не идет о мелких неудобствах. И даже о спасении души. Все сумерки мира многотонной свободой навалились на плечи жалкой троицы. Их вот-вот раздавит. Впрочем, Курьеру нечего сетовать, он ведь сам желал быть в гуще событий. Дурак, спал и видел, как всемогущие личности (божественные или дьявольские - не важно) на блюдечке поднесут ему вход в сказочную реальность, где всё возможно. Вот и получи, как говорится. А впрочем, чего зря верещать, потея от ужаса, пусть всё будет, как будет! На этой спасительной мысли он прекратил свои умственные метания и собирался отправиться восвояси: кормить Персика и целовать его мокрый нос.
   -Раз уж мы собрались, давайте всё обсудим. - Подал голос заблудший стиляга. Кажись, оправился от испуга. Благо, в темноте его глаза не были видны.
   Бушевали скрученные ветром сумерки. Черное небо отяжелело дождем и обрушилось на землю, превратив мир в единый фронт воды. Стены давили на замерзающих в темноте. Небесные хляби вырвало массой воды, сравнимой с океаном. Мы все утоним, чего здесь обсуждать? И, тем не менее, он согласился. "Вот ты и попал, братец Луи. Сейчас дождь и журналисты перемоют твои обглоданные Матрицей косточки". А как же Персик? Впрочем, так же как и все, его благостный сон перетечет в напряженное ожидание.
   -Меня зовут Андрей, я дизайнер. Мы с Анжелкой раньше вместе работали в журнале.
   ...А мне три кучи на... Хотел, было, подумать Курьер, но потом лишь пожал плечами: пацан оказывается Д-И-З-А-Й-Н-Е-Р, что ж, одним журналистом в его сне меньше, и то хорошо. Дизайнер, визажист, имиджмейкер, - это не профессии, это ориентации. Но, его, Курьера, чужие ориентации мало колышут.
   -Ты знаешь, братец, я сейчас пережил нечто столь странное, что у меня отпало желание что-либо обсуждать. Что мы будем обсуждать, твой сон или мой, или тот, что приснился на троих?
   -ТО, ЧТО ВМЕШАЛОСЬ В НАШИ СНЫ...
   Заманчивое предложение. А мальчонка не так уж глуп, и всё равно, что он может знать, доморощенный Сенека, протирающий сутками штаны у своего компьютера? Верстальщик офсетной макулатуры, приятель больной на голову лесбиянки-журналистки?
   -Я сто раз выходила из нашей матрицы во сне. - Напомнила о себе лесбиянка-журналистка. (Анжелика - маркиза ангелов, хи-хи!). - Если вас, мужиков, это так пугает, то я не удивлена, вы действительно слабые...
   -Я тоже покидал наш организованный трехмерный мир. - Признался дизайнер. - Первый раз трудно, потом привыкаешь, нужно только иметь определенную гибкость ума. У женщин она врожденная...
   -Вы все высказали своё "фи"? - Курьеру стала надоедать вялая словесная перепалка. Он то ожидал грандиозного побоища, даже приготовил окровавленный меч ораторского искусства, помолился костям мистера Кроули, и хотел, было, вращать копье своих речей, отражая больно бьющие удары, коих не последовало. А где же обвинения в прислуживании мафии и неправедной жизни, или всё впереди, и доблестные представители прессы просто копят силы для полномасштабной атаки? - Молодцы. А теперь отвечайте, ЗАЧЕМ ВЫ ЗДЕСЬ и ЗАЧЕМ ВАМ Я, жалкий и убогий недочеловек?
   Они молчали, задавленные тьмой, небом, дождем и его агрессией. Молчали, вероятно, потерявшие интерес к беседе. Жалеющие, что притащились сюда, к черту на кулички, спасли опасного придурка, настроенного против них, и не желающего уронить ни капли снисхождения. Ангелы Матрицы, дети Желтой Звезды, безнадежные фантазеры, они надеялись, что достаточно притащить свои попы на Ромашковую улицу, чтобы в миг прозреть и найти тропинку в нирвану. Он смеялся над ними, он хохотал над собой, притащившим свою попу с той же бодягой в башке... На свалку сеньора Дона Кихота! Мельницы лишь сняться! Вкус крови - не реален, но он убивает сознание...
   На улице по-прежнему тяжелыми массами валил ливень, ворчащие вдали тучи обступили кольцом дом N 3 на Ромашковой улице и обстреляли короткими молниями. Дождь не прекращался, а с улицы до сих пор пахло сырниками. Словно время застыло и остановилось с тех пор, как сумерки завладели комнатой. Курьер подумал, а не пора ли бежать от всей этой булгаковщины, но вспомнил, что НЕКУДА. Мир, мертворожденный его (а, может, и не его!) разумом, везде был одинаковым. Здесь, в квартире 66 он, кажется, дал трещину...
   -Мне только интересно, почему колдун не появился? - Курьер высказал вслух свои мрачные мысли.
   -Какой колдун?
   Он даже не понял, кто это сказал: маляр-одиночка компьютерных пространств или рыжая ведьма Анжелика. Но, похоже, эти двое объединились против него. Сейчас они начнут рассказывать, что не видели никаких странных личностей на вокзале в то холодное февральское утро. Что он псих, склонный к суицидальной шизофрении, что ему на каждом углу мерещатся колдуны и маги...
   -Тот, что был на вокзале.
   -Это было неорганическое существо. - Андрей страдал излишней самоуверенностью, для него всё было ясно и просто, как бутерброд на тарелке. - Правда, я таких раньше не встречал...
   -Вообще-то это была женщина. Я четко видела.
   -Тебе везде бабы кажутся! - Радостно воскликнул Курьер.
   Ну, хотя бы ОНИ ВИДЕЛИ ЕГО... Пускай каждый по-своему, но всё же там кто-то был. Колдун он или нет, не суть важно. Может быть и не колдун. Он легко пересмотрит свою точку зрения, ведь это всего лишь точка зрения... Но, черт возьми, ему не показалось, и Курьер не конченный фрик, как его знаменитый дедушка, Ловец Теней. В принципе, это уже потом, спустя энное количество дней и часов, он нарисовал картину того, кто стоял у колонны и дирижировал мистической самодеятельностью, дергая за нитки своих кукол-людей. А тогда, холодным февральским утром, он вряд ли бы смог идентифицировать существо как нечто определенное. Может и женщина, чем черт не шутит. Он не видел лица. Он, вообще, мало что видел.
   -А тебе - колдуны. - Парировала наглая журналюга. - Кому кто нравится...
   Он пропустил "шпильку" мимо ушей. Не дай бог, сейчас выяснять, кто кому действительно нравится или не нравится... Пускай наивная амазонка радуется своей маленькой победе; если уж кто и может на самом деле повергнуть их в пучины отчаянья и страха, то только он сам, Курьер всех Курьеров. Он атаковал с другой стороны:
   -А вы, друзья мои, проверили квартирку, когда пришли? Вы вообще, уверены, черт возьми, что нас тут трое, а не четверо?
   -Ну, я заглянула в туалет...
   Как же, носик напудрить. Дурехе не пришло в голову, что иногда неизведанное может поджидать и в туалете. Он бы рассказал ей пару историй с плохим концом, да только в другой раз. Сегодня он настроен плавать во тьме и утекать в щели между мирами.
   -А в кухне ты была, красавица?
   -Нет. Но вряд ли...
   -Я пойду проверю, - привстал, пытаясь сориентироваться в полной темноте. - У кого есть зажигалка или спички?
   В ответ - тишина. Мало того, что все трое были чокнутые, да еще и не курящие. Да, похоже, ВС подбирали еще тот коллективчик! Он двинулся к кухне на ощупь, держась за волокна мира и собственную храбрость. Спустя секунду он уловил на шее теплые выдохи. Детишки сопели у него сзади. Не иначе, как решили испытать собственное мужество. Пожал плечами: ему-то было все равно. По большому счету, умрет он сейчас, или лет через пятьдесят - нет никакой разницы. До этого вечера разница была, да еще какая! Он бы загрыз миллион глоток, лишь бы продлить свою жалкую жизнь. Но теперь все изменилось. Он увидел всю слабость своих позиций. Цель оказалась опиумом для элиты. Сказки о силе, шепот безграничной свободы, путешествие в Бесконечность, всё это могло лишь присниться ему, спящему внутри собственного разума.
   Тьма протекала сквозь его тело и омывала волнами прохлады раскаленный мозг. Нет, он и, правда, мог бы перестать БЫТЬ прямо на этом самом месте! Извечная песня Бытия более не звучала для него заманчивым мотивом. Но он был не один.
   Втроем, мысленно держась друг за друга, они проскользнули к таинственной кухне. Напряжение достигло своего пика, сдобренное солидной порцией молний и грома. Стихия бушевала, мысли метались, как птицы в клетке, а темнота делала возможным любые чудеса. Курьер втянул воздух, пробуя его на вкус. Озон, слабый запах давно съеденных сырников, свежесть, сырость штукатурки и что-то еще, незнакомое...
   Кто-то схватил его за руку. Он не знал кто, то ли сумасшедшая журналистка, то ли дизайнер-недоучка. Так больно, что должна была сломаться кость...Он уже набрал воздуха, чтобы на одном выдохе изрыгнуть отборные ругательства, но осекся.
   ОН ЗДЕСЬ.
   То, что было на вокзале, находилось сейчас с ними, или точнее было бы сказать, они находились в нем весь вечер. Курьер, скрежеща зубами, услышал шепот без голоса (змеиная музыка!) и понял одну ужасную и отвратительную вещь: Нечто, условно названное Колдун, растеклось чернотой ночи, заполнило всю квартиру N 66 на Ромашковой улице и поглотило их раньше, чем они это поняли. Он застыл, пораженный неимоверной простотой чужого вторжения, не уверенный, нужно ему это или нет.
   -БЕЖИМ!!!
   Стоп, нет, какой еще "бежим!"???
   Его вынесло в коридор, ударило об угол, мотнуло вверх и влево; он хотел остановить их, крикнуть, чтобы немедленно прекратили панику. Но куда там! Курьера вытащили из тьмы двое не на шутку испуганных детей. Он не помнил, как спускался по лестнице. Просто тьма, а потом улица. Та самая, Ромашковая. Несколько фонарей, маршрутка, подвыпившая личность пакует в мешок куски строительного мусора. Курьер хотел громко возмутиться, в конце концов, это мусор худрука Женьки и нефиг его трогать, пока он в командировке... но только рассмеялся.
   Рассмеялся тому, как красиво засверкали пятки у доблестных сотрудников печатных изданий. Они бежали с изяществом горных ланей, обгоняя ветер и саму реальность. Их собственный визг остался далеко позади. Их страх сочился вперед на несколько километров, шлейфом укутывая съежившиеся деревья и дома.
   -Куда вы бежите, глупые? - Крикнул он вслед.
   Неужели они собираются обогнать ночь и темноту? Или они думают, что железная дверь и два английских замка спасут их от наступления Вечности? Он хохотал, пьянея от своего смеха. Он-то никуда не собирался драпать. Честно говоря, КАК ЧЕЛОВЕК ОПЫТНЫЙ, он вообще сомневался, что присутствовала угроза. Разве там, на вокзале случилась лажа? Наоборот, он суперски утер нос сочинским бандюкам. А то, что помощь пришла в таком непривычном виде, так, что ж? Дареному коню ни в зубы, ни под хвост не заглядывают. Дары нужно брать от всех, кто истинно желает подарить, - это было его многолетнее убеждение, как человека, который сам не раз делал безвозмездные подарки. Во всяком случае, он бы помедлил пару минут. Очень хотелось узнать, чего такого необычного жаждал им предложить колдун (если сгустки тьмы можно так назвать!) и какую плату намеревался за это взимать. Что ж, у кого-то затряслись поджилки и штанишки стали мокрыми. Это вам не жену вице-мэра соблазнять!
   Впрочем, он сам не горел особым желанием вернуться в царство тьмы под номером 66. Наверно, ребятишки правы: на сегодня хватит. Итак, похоже, заварилась крутая каша. "Ха, а ведь такие чудеса вряд ли снились самому мистеру Кроули!". Внутри его живота зашевелилась мертвая бабочка. Ее крылья-осколки оцарапали тело изнутри. Жутко неприятное ощущение. Не боль и не щекотка, а так...Он стиснул зубы и доплелся до реки, рукой сжимая живот.
   Плюхнулся в холодную воду, не раздеваясь. Прямо в песочную жижу белоснежным костюмом. Холодная река проникла в раскаленное тело и успокоила его. Мертвая Бабочка выплеснулась через пупок, оставляя много пустого места внутри Курьера.
   Через час он вспомнил о Персике...
   Июль.
  
   Как они кричали!!! Захлебывались своими скрипучими голосами. Боль сделала их хриплыми и равнодушными. Театр кабуки разворачивался внизу, под его окнами! Вороненок выпал из гнезда час назад. Выкатил черные перепуганные зенки, уцепился за ветку жасминового куста и, казалось, прирос к ней навечно. Красивые черные родители-вороны выкликивали свое заблудшее дитя, призывая на помощь весь мир. Мир оказался никчемным и бесполезным. Мир не мог спасти одну маленькую желторотую жизнь и утешить смертельно раненные материнские чувства.
   Персик мог бы одним резким движением прекратить весь сыр-бор. И пообедал бы заодно, и родители-вороны перестали бы вторить друг другу в бесконечном плаче. Но Курьер запретил зверю даже мечтать о лаком кусочке. Паршивый птенец мог заразить персидского кота, за которого Курьер сам лично перегрызет глотки целой вороньей стае. К тому же, Персик не умел летать, и прыжок с третьего этажа грозил переломами, если даже не убиением рыжей животинки.
   Курьер долго смотрел на вжавшегося в собственные перья птенца, выпавшего из привычного мира, и задавал себе один болезненный вопрос: а не похож ли он на героя вороньей драмы, глупца, ради призрачной свободы потерявшего уютное гнездышко? Не он ли сидит сейчас, ежась от придуманного холода, обнимая свою неуверенность за плечи? Не он ли растерян и напряжен, цепляясь лапками своего разума за гибкие ветки? Не он ли ждет счастливого избавления из плена сомнений и желаний, понимая, как призрачна его надежда? Не за ним ли следят из темноты желтые глаза хищника? По сути своей, он та же тварь, из того же теста, что и несчастный вороненок. Птица, не умеющая летать, птица, загипнотезированая взглядом голодного охотника. Птица без крыльев, твердящая как молитву: "Я не умру! Я не умру!".
   Наступала влажная июльская ночь, полная любовников, созревших абрикосов и полчищ комаров. Он уже насладился летом, жарой и вседозволенностью. Его Крайслер больше не усыпали цветки персика, а шелковица на том самом дереве перезрела и осыпалась, черными какашками испачкав траву. И вовсе не была ночь в июле полна соблазна. Она наполнилась криками вороньей стаи и бессмысленным взглядом умирающего птенца. Начал накрапывать легкий летний дождик, смывающий пыль и остроту вороней боли. Всё уляжется само собой...
   Курьер усмехнулся, вспоминая свою июньскую встречу с неизвестным Героем Вечности. С колдуном-неведимкой, чье тело способно расползтись сумеречной тьмой.
   Как ему было плохо!!! Словно он схватил руками молнию. А потом он шел домой в мокром костюме. Шел и мерз. Мерз и продолжал идти. Устал, разделся до гола и продолжил свой путь, пугая ночных духов и котов. Он высох, поддаваясь холодным поцелуям ветра. Потом лежал на мягкой траве, удивляясь, что раньше этого не делал. Боль ушла. Но осталось ощущение вывернутости на изнанку. А вдали он слышал ворчание грозовых туч и смех Мистера Кроули. Так что там, в вашей голове, мистер Курьер?
   А на следующий день он поехал в Город Доберманов, курорт-соню. В город, где его ждал брошенный и злой любовник - море, где наркотическими кристалликами разбросаны осколки умершей бабочки и где в цветниках пахнет гарью, а в шашлычных - магнолиями...
  
   Он позавидовал Мистеру Кроули. Нет, его, Курьера, демоны не заберут. Не то время. Вымерли, дешевки. Не смеют явиться в мир, где им нечего делать. А кто их тут ждет? Он представил заблудшего Воланда, в романтическом опьянении решившего, было, соблазнить пару душ. Великий господи, несчастному придется для начала удавить больше школьниц, чем Мистеру Чикатилло; потом, пыхтя и надрываясь, устроить огненное шоу, круче чем "RAMMSTAIN"; и, наконец, залепив лицо белилами, изогнуться в позу мертвого манекена, тщетно пытаясь достичь высот неподражаемого Мистера Мерлина Мэнсона. А если, не дай бог, глупому бесенку вздумается захватить власть над миром, - прямая ему дорога баллотироваться на выборах. Менеджеры, имиджмейкеры, брокеры, юристы, тележурналисты...(Л-Е-Г-И-О-Н). Если всё это не убьет Воланда, то московский смог, анекдоты про Бен-Ладена в сети интернет и прокисший йогурт "Услада" доведут бесовской разум минимум до "Кащенко"...
   Так что, мир обречен, и надежды нет свалить даже "по ту сторону". Умные духи сидят себе в своем тепленьком местечке и тихо поджаривают грешников на сковородках "Тефаль". Бедняжки, боятся сунуть нос в ту адскую мясорубку, что люди устроили сами себе. А может, им просто не интересны зомби, принимающие сон за явь, а явь за провалы в памяти. А вот еще, если бы Воланду дать попробовать местное пиво "Брандмейстер"... Апокалипсис, Армагеддон, танец смерти, полчища саранчи, Абадонна на сгнившем мертвом коне? Ой, не смешите мои носки! Да-да, мы уже все это видели в "Зловещих мертвецах". А спецэффекты будут? Сколько стоит входной билет на шоу? А вампиры там участвуют? Нет? Какая жалость...
   Мир бы не заметил и самого Мистера Кроули, явись он верхом на летающей свинье.
  
   Курьер не мог понять одной вещи, или чувства, если угодно: всю жизнь он ощущал себя более сильным, ловким, гибким, хитрым, наглым, смелым, живучим, чем большинство человеческого "мяса", заполнившего города и села своим пустым присутствием. Он оттачивал остроту своих талантов, работая курьером. Но, черт побери всех вместе взятых Викторов с их жалкими планами и убогими страстишками, он НЕ ДЛЯ ТОГО ПРИШЕЛ В МИР, чтобы прислуживать маньякам и садистам с бриолиновыми волосами. Курьер ждал, когда ему откроется что-то вроде прохода в другие измерения, или замок, парящий в сумеречных облаках, вышлет к нему своих эмиссаров. Он ждал знака. Он терпел мертвых бабочек в своем чреве, он зубами грыз непоколебимые стены упрямой матрицы. Он любил себя и поступал по правилам. Он дождался одного штриха, перечеркнувшего все тяготы: мир оказался затянувшимся сном. Он не был силен и ловок, а лишь ВИДЕЛ СОН, где он силен и ловок. Он ничего не заслужил, ибо всю жизнь лишь варился в бульоне собственных надуманных страстей. То, что он пережил, считая своей заслугой и похвалой разуму, не стоило и выеденной яичной скорлупки, это была игра самовлюбленного сони.
   Мир не обрушился в одночасье, нет, но продолжать дальше игру всерьез не имело смысла. С другой стороны, быть может, все его пролитые кровь и пот, все его старания и потуги как раз и привели к тому печальному выводу, что он погребен в шелковом саване иллюзий. Вот достойная оплата за тайные мольбы Мистеру Кроули и мертвым принцессам. Ты хотел прозреть, Курьер, ты прозрел...
   Вот такие мрачные мыслишки бродили в его светлой голове, сопровождаемые скрипучим карканьем воронов. И всё же, у ВС были на него какие-то свои заветные планы. Почему? Да потому что он не собирался быть мясом, брошенным в топку жадной матрицы. Лучше к черту в пасть! Лучше с моста вниз! Лучше сочинские бандюги расстреляют его на вокзале, а сочинский автобус превратит в фарш мягкие кости, намотав их на грязные шины.
  
   -ЛУИС! ЛУИС!!!
   Он вздрогнул и уронил подушку. Да, моё сердце остановилось... Он до боли сжал кулаки, впрыскивая злость как наркотик в свои вены. Он представил, что берет пригоршню "вонючек" - клопов-черепашек и методично засовывает в ее милый ротик, потом насильно смыкает челюсти и двигает ими, имитируя смачное прожевывание. Ты никогда не умрешь, рыжая ведьма, - думал он, надевая джинсы на голое тело, - ты будешь вечно ходить по земле с зашитым ртом, полным клопов и колорадских жуков, ты будешь тщетно мечтать о малине и пончиках, если еще хоть звук вырвется из твоей глупой глотки...
   -ЭЙ, ЛУИС, ВЫХОДИ!!!
   Это безмозглое дитя филфака подписывала себе приговор прямо сейчас и здесь. Это же надо, додуматься, кричать на весь двор его старую, всеми забытую кличку! На миг он замер, пробуя ситуацию на вкус. Если отбросить воображаемый привкус клопов-вонючек, то ситуация была не ахти: это могла быть НЕ ОНА, маркиза ангелов, не рыжий борзописец в сомнительном женском обличии, а... Он не знал, как ему назвать то, что до этого условно называлось "колдун". В общем, пришла мысль о подделке. Тут он действительно испугался: а что, если существо, впервые явившее себя холодным февральским утром на вокзале, удачно имитирующее все подряд, начиная с голоса его дружбана Женьки, решило сейчас прикинуться журналисткой Анжелкой? Что, если мастер подделок, колдун-пришелец из Ниоткуда вновь пытается затянуть Курьера в свои липкие сети неизвестности, посчитав его (после встречи в квартире 66) "слабым звеном"? Он медлил, разрываясь между злостью и страхом. Последовала новая серия оглушительных возгласов:
   -ЛУИС, ЭТО Я, АНЖЕЛА. ЕСТЬ РАЗГОВОР!
   А у меня есть нож. И топор. А еще дедово ружье... Всё-таки это была она, пишущее чудо из местного восьмиполосного "желтяка". "Золотое перо" слезливых томно-нудных житейских историй, бдитель нравов соседнего двора, обрушивающий потоки словесных помоев на честных налогоплательщиков, вроде него, Курьера... Впрочем, он не читал ни одной ее статьи. И не собирался. Даже если она исхитрится написать их на древнем иврите. Все равно, ее "нетленные шедевры" будут, как говориться, написаны левой ногой с большого бодуна. И глупышка не виновата, просто таков приговор времени, таков формат всей местной прессы. Тот, кто начинает включать мозги, автоматически выключается из счастливого общества иллюзионистов. А потому выбор один - либо спи и наслаждайся снами, либо будешь паршивым псом, изгнанным из стаи.
   Он появился на улице в тот момент, когда сумерки только набирали силу, и приключился час ведьм и созерцающих нирвану.
   Одна ведьма уже стояла перед ним.
  
   -Тсс, чего кричишь, дурёха? Не видишь, сумерки наступают?
   -А как бы я еще тебя нашла, ты ведь АДРЕСА НЕ ОСТАВИЛ!- Она насупилась и посмотрела исподлобья, слегка напуганная его ядовитым тоном. - Ты просто сочишься злом, как граф Дракула.
   -А ты, это ВООБЩЕ ТЫ?
   -Ксиву показать?
   Как будто ВС не могли, подделав человека, подделать удостоверения? Он не стал углубляться в своё недоверие.
   -Ладно, проехали. Я вижу, это - ты. (Еще один вороненок, выпавший из гнезда). А где твой дружок... (Курьер забыл, как зовут сотоварища рыжей ведьмы, верстающего порножурналы)... художник?
   -Андрей. Я как раз и пришла о нем поговорить.
   Да, без сомнения, красотка выбрала самую "интересную" тему для Курьера. Проблемы пижона-Пикассо. Неужели уронил мольберт себе на ногу? Мелкие домашние неприятности мальчика-мимозы, счастливо избегающего армии. А как только у доморощенного Ван Гога что-то приключилось, они вспомнили о Луисе...
   -Что с ним, ухо, что ли отрезал?
   Она даже не улыбнулась. Похоже, предстоял долгий и обстоятельный "базар" на тему чужих бед и страданий. На кой чёрт ему это нужно? Курьер подумал, раз уж всё так хреново складывается, а не пойти ли им полежать на траве в школьном дворе? А что, очень даже подходящее место для откровений.
   ...Там трава высока. Там лунный свет смел, как нигде. Там слышно, как хрипят в творческом экстазе шведские думстеры. Там вмерз в ледяные века кирпичный Титаник, инкубатор мертворожденного сознания. Ну, здравствуй альма-матер, гнездо-"давилка" общественного мнения, тюрьма, чей пол усыпанная битым стеклом и мертвыми душами. Там по ночам бродит, тусклым огоньком светя в пыльных окнах, призрак убиенного сторожа Дмитрича...И в раздевалке пахнет анашой и потом. Там заплеваны углы и переполнены мусором детские сердца...
   -Пойдем на школьный двор, полежим в траве. - Предложил он журналистке, проверяя весь ее набор смелости и отваги на вшивость. И заодно на блохастость. - Там трава высока...
   Блохи из нее не посыпались, слава богам. Она молча кивнула, бесстрашная амазонка в ягуарово-пятнистом платье. Что ж, правильный шаг, иначе бы он развернулся и пошел домой. Он поймал ее скользящий взгляд на своей голой груди. Неужели ищет татуировки? ИХ НЕТ. Ни гордо парящих орлов с алмазными когтями, ни воронов с рубиновыми глазами, ни черепушек, проткнутых мечами и увитых змеями. Он не страдал подобной ерундой. Она лишь едва заметно пожала плечами. Да, материалец для статейки не набирается. Курьер был чист, как стекло. Выражаясь словами Мистера Уайтхеда, "его руки так чисты, что из них можно пить молоко". И молоко, и пиво. Никаких символов и знаков принадлежности. И ни одного слова о том, кто он и чем занимается. Поговорим о вещем Андрее Батьковиче, будь он не ладен...
   -У меня будут к тебе вопросы. Иначе я не смогу доверять.
   -Чтобы я не говорил, девочка, ты всё равно не будешь мне доверять, и правильно сделаешь.
   -Это мне решать. - Она умела проявить характер. Что ж, она заслужила несколько минут его внимания. Нонсенс, но это так. Только у него тоже будут вопросы.
  
   ...он хотел ее спросить: видела ли она СМЕРТЬ? Сжималось ли ее тело, когда сердце, нанизанное на острый клинок печали, плакало кровью? Вряд ли. Видела ли она, как медленно погружается в зеленую воду мертвое лицо того человека, чьи трещинки и узоры кожи знакомы тебе, как свои собственные? Слышала ли она тихое бесконечное подвывание, не то раненой волчицы, не то умирающего ребенка? Втягивали ее ноздри запах свечей, тлеющих в плывущих венках?
   Он не играл в игры - всё воспринимал всерьез. Он впитывал капли дождя, когда они капали, и выплевывал солнечные лучи, когда их было слишком много. Он иногда слышал гром в соседнем городе. И клаксоны машин. И как звонят телефоны. Он летал, оседлав молнию, обнаженный и всесильный. И выпускал из жерла своего корабля мертвых принцесс. Он носил в животе осколки сдохшей бабочки. Он пустил бы всех в мире рыб плавать по своим венам. Он бы слушал шепот колдунов и равнодушно наблюдал бы, как шуршащие тленом черви и змеи вгрызаются в его мертвую плоть. Он думал, что это и есть смерть. Ты растекаешься сознанием по миру, а земля дышит сквозь тебя своим прелым и теплым дыханием.
   Всё было не так. Он спросил у мистера Кроули, что такое смерть и в ответ не услышал ничего... Это и была смерть.
   ...он хотел спросить, что происходит, если твои сны более реальны, чем жизнь. Он хотел спросить, кто пользуется его сознанием, пока оно укутано тошнотворно приторным одеялом иллюзий. Еще, он хотел знать, почему Курьеру не позволено летать во тьме космоса черной ледяной глыбой, сеющей споры солнечных бактерий. И, например, что будет, если завтра он проснется и обнаружит, что он царь всего живого. Или он - планета, разрываемая ядерным катаклизмом?
   И, конечно, он бы спросил, о чем бормочут очумелые португальские готы. И когда Виктор уйдет на пенсию.
   Только вот вряд ли у нее были ответы...
  
   Он лег на траву между футбольным полем и самодельными окопами, рожденными в застойный совковый период для дурацкой игры "Зарница". Лег на спину, раскинув руки, влился в землю и пропитался пыльной травой. Затоптанное миллионами мальчишеских ног, поле молчало. Ветер принес запах оплаканных дождем опилок, собачьего дерьма и озона. Вечер прощал собачникам их бессмысленные променады и шкурки от семечек. Потому что они тоже ходили, укрытые светом его звезд. А звезды над школьным двором были непомерно огромные, словно перезревшие сливы. Мерцали, может, собирались потухнуть, а может упасть и сжечь праведным огнем все на Земле. Здесь, на школьном дворе, было единственное открытое место, где поэты и собачники могли наблюдать парады планет и падения астероидов. Дома не давили своей монотонной многотонностью, а заводы не коптили небо, заплетенное узорами тополей. Тихий восторг клаустрофобика, - школьный двор был таким молчаливым и послушным лишь поздно вечером, и то, в те редкие дни, когда Курьер приходил полежать в пыльной траве.
   Было жарко. Сумерки еще не вылили всю порцию прохлады, а разогретая земля испаряла жар своего гигантского тела, не заботясь о потеющих мечтателях и романтиках. Он закрыл глаза и подтянул колени. Представил, что он - Иисус, распятый по собственной глупости. ...Шел второй день. Проклятое солнце нещадно жгло глаза. Он уже перестал слать небу проклятья, всё бесполезно. Вороны пили его кровь, глупцы лобызали ноги. Тело постепенно умирало, одеревенев. Жара, смрад заживо гниющих тел, песок, кровавый пот в глазах. Какого хрена он сделал шоу из своей смерти? Они будут помнить... Они будут верить... Они будут жаждать пути... Напрасный труд, надежды заплесневели. Поздно, друг, ты уже распял сам себя. Пара лет, и ты превратишься в сказку. Пара столетий, и во имя твоё садисты и безумцы соберут войска, и именем твоим грянут кровавые бойни. Не пройдет и полтысячи лет, как души невинных скопятся у врат рая, проклиная имя твоё и отца твоего. Сожженные на кострах, утопленные в святых реках, распятые младенцы и девственницы с заплаканными лицами. Не пройдет и тысячи лет, как весь твой, полный таинств и мистерий, путь превратится в мертворожденный социальный институт, то подавляемый, то поощряемый официальной властью. А ты всё висишь, умирая и жарясь, захлебываясь слезами о мире, умирая от собственной никчемности. Что, чёрт возьми, спасло бы этот мир? Мертвец, сошедший с креста? Зомби, родивший новых зомби? Ничто и никто. Мир предпочел одну иллюзию другой, одного грозного бога сонму других, более кровожадных и сердитых.
   Курьер улыбнулся, провожая свою социально-религиозную фантазию. Рыжая ведьма подумала, подумала и легла тоже, утонув в высокой траве. Ее затылок касался затылка Курьера. Почти интимное соприкосновение. Он сорвал травинку, прогнать назойливого комара, и дал свое не слишком откровенное согласие:
   -Ладно. Задавай свои вопросы, это ведь твоя ПРОФЕССИЯ.
   -Хорошо. - Она смотрела на звезды, слушала крик удода и тяжело дышала, не то от жары, не то от неестественности принятых ими поз. Их тела образовали неравномерный крест, до тех пор, пока Курьер не занялся травинкой. - Ты любил когда-нибудь?
   Вот те на! Тоже мне, вопросик... А как же выяснение подробностей насчет его труда в качестве мафиозной "шестерки"? А вопросы о его сексуальной ориентации? А перечень употребляемой им наркоты? Похоже, в самый последний момент она перечеркнула все свои планы и спросила наконец-то что-то важное для себя.
   -Да, только это было давно.
   Действительно, давно. Он пылал огнем и метался по всему городу в поисках черных роз, скрежетал зубами и выбрасывал мебель в окно. Он рыдал в телефонную трубку, слушая пустоту и гудки. Слал проклятья, и злорадствовал, когда они сбывались. Он дарил компакт-диски и свою наивность. Он ждал, ждал и ждал, отсчитывая каждую секунду.
   И дрожащими руками записывал стихи. Все в доску белые, как снег. Что-то вроде этого:
   Забросаю тебя

откусанными заусенцами.

Чешуйками кожи

небо вышью.

Из волос сплету

кольчугу

Заманить бы тебя в небо!!!

.......................................

Я из ручек

чернилами

море вылью,

Слезами покрою сушу.

(и что-то там про китайские суши)

Опьяню текилой,

Розами изглажу...

Отпущу навечно

в чернильное море.

Тони! Мой придуманный корабль...

  
   "Если это не любовь, - думал он на досуге, перечитывая выблеванные с кровью вирши, - значит это безумие!". И он помнил глаза. Большие, полные слез. Глаза, убегающие от его прожигающих взглядов. Глаза, опущенные в пол, будто там и есть все самое интересное. Еще он помнил неопознанный травянистый запах, не то мяты, не то пачули. И часы, хорошие, дорогие часы на запястье. Все остальное он запретил себе помнить. Имя, адрес, возраст, пол, цвет волос, голос, ощущение. Это была однобокая любовь, а значит не настоящая.
   -А ты любила?
   Врун. Поэт-недоделка. Он знал, что любила. Эта история с вице-мэршей гремела по всему району. Она спросила, потому что искала собрата-страдальца, безумного лунатика, опьяненного собственным мазохизмом. Она искала, но не нашла оправданий своим бесцельным тратам сил и энергий. Он давно перестал страдать всей этой ерундой. Человек, презирающий правила, он бы легко развел на секс кого угодно, начиная с португальских готов и, заканчивая рыжей ведьмой-лесбиянкой, будь на то особая надобность. Но раскрываться и любить до потери пульса, - нет уж, увольте! Стоило только чуть приоткрыться, излучая силу и свет, как выстраивалась очередь из желающих смачно харкнуть в обнаженную человеческую душу. Курьер не любил людей, это правда. Про него говорили, что он больше любит своего мерзкого перекормленного персидского кота, чем ближних своих. Что ж, может быть.
   -Мне так показалось.
   Долгожданный ответ упал как одна тяжелая капля. Ей показалось! Ха, мало ли что кому кажется... Вот Курьеру казалось...впрочем, не важно!
   -А какие были симптомы?
   Не то чтобы он воображал себя врачевателем человеческих душ, но четвертый десяток лет и отсутствие вредных привычек позволяли сыграть в гаденькую игру: целитель-пациент, где роли меняются ежеминутно. Укутавшись в байковый халат, безумно раскачиваясь в скрипучем кресле-качалке, кряхтя и сплевывая мокроту, спрятав лицо в линялом желто-полосатом шарфе, поскрёбывая лысую, покрытую старческими пятнами черепушку, он, воображающий себя вселенским столетним старцем. Еще бы пару веков играл в такую невеселую игру, и выслушивал бы, почесывая тонкие ножки, утонувшие в пушистых розовых тапочках, чтобы потом часами делиться накопленной мудростью, пополам со звуками несварения. Может это и есть его место: давать советы глупым заблудшим журналисткам, принимающим жар растущего тела за праведные чувства? Какая любовь, лапочка... Так, зачесалось где-то, кровь прилила, дьявольский дух весны ударил в свадхистану.
   Она старательно описывала признаки своей перезревшей влюбленности, в надежде на готовую панацею для следующего конфуза:
   -...То счастье, то очень сильная печаль. Бессонница, депрессии, беспокойство. Еще - плакать хотелось и безумства совершать.
   А прыгать кошкой по крышам? А выпить все духи и что б тебя "Шанелью" вырвало?
   -Это страсть, дорогуша. Ни капельки любви, расслабься. Любовь, сволочь, бывает очень тихой и убивающей.
   Они молча лежали, переваривая мысли о самих себе. Он думал, о том, могла ли быть любовь у португальских готов и мертвых принцесс. Готы ныли бы на своем португальском, призывая сеньорит разделить с ними очарование холодной смерти. А мертвые принцессы, и так, уставшие от абсолютного нуля вакуума, молили бы об огне страсти, ну хотя бы о затхлом костерке, чтобы согреться. А потом, вместо мертвых принцесс появился бы Виктор, чистый и благоухающий, с коварной улыбкой и коньяком в пакете, и португальцы надолго бы застыли в недоумении, забыв, как правильно щипать свои штатовские гитары.
   -А почему ты сдрейфила, там, на Ромашковой улице?
   -А ты разве не сдрейфил?
   -Нет.
   Вот и поговорили. Лучше было укрыться травой и украсть пару снов у набежавших ночных тучек. Он просто зря тратил время, путаясь в чужих мыслях. Лучше было сидеть дома, ожидая алую ночь и черный дождь. И обнимать урчащего Персика.
   -А если я скажу, что такой улицы нет на самом деле, и мы были НЕИЗВЕСТНО ГДЕ?
   Тоже мне, удивила, пророчица. Он подозревал нечто подобное. И он точно знал, что иногда у широкой дороги есть несколько узких поворотов в темное и неизвестное. Он иногда стоял на распутье, думая: повернуть или нет?
   -С чего ты взяла?
   -Я там была. Искала этот дом. Его нет. Можешь сходить сам и убедиться. Там просто набережная, стройка, стоят краны и навалены горы речного песка.
   -Глупая женщина! - Курьер, наконец, убил надоедливого комара и выбросил травинку, вновь раскинув руки, как уставшие крылья. Ему стало холодно и скучно, надоело объяснять необъяснимое. - Там есть улица и есть дом, но входить туда нельзя днем и когда тебе захочется. Нужно запастись терпением и ждать особого знака. Ждать, когда тебя ПОЗОВУТ. И потом, в особо оговоренный час, в очень собранном и трезвом настроении идти на битву, готовой встретить смерть или откровение во всеоружии своих сил и возможностей. Пойми ты, дома N 3 нет в нашем обычном мире, потому что наш мир уже переполнен придуманными нами предметами и вещами.
   Обычно такие дома кочуют, скользя по невидимым нитям из одной головы в другую; от художника к шизофренику; от фантаста к одержимому мистику. Есть ли этот дом днем или нет, какая к черту разница, они ведь были в нем, они пережили некие неповторимые ощущения и последовательные события. Они могли бы умереть в этом доме и никогда не вернуться к своим уютным квартиркам и привычным делишкам. Тогда вопрос о том, где именно расположен дом N 3 отпал бы сам собой, как клок вылинявшей шерсти.
   -Ладно, что там с нашим Ван Гогом?
   -Андрей исчез.
   А это уже интересно! Может, Мистер Кроули, наконец, прибрал его к рукам, надоевшего своими неумелыми поползновениями в вечность? А может, и нет. Художник-пижон мог самостоятельно найти Ромашковую улицу и навсегда поселиться за пазухой у черного колдуна-змея, опередив увальня Курьера. Он мысленно взвыл не то от испуга, не то от зависти. Но! Слишком рано делать выводы. Верстальщик-недоучка, скорее всего, загулял со знакомыми холстомарателями, или (хи!) уехал к мамочке на дачу, жевать зеленые груши и рисовать с натуры земляных червей.
   -Что значит, исчез?
   -У него заказ на журнал и две газеты. Он должен был еще вчера сдать в типографию макеты и кальки...
   -Он что, не пришел на работу? И ты меня по этому поводу вытащила из сумерек?
   -Его нет дома. Я звонила и приходила. Он не мог уехать.
   Ну да, у него сдохнут рыбки и любимый попугайчик обгадится со страху. Что он, Курьер, должен делать? Взломать дверь растаявшего в воздухе пижона? Накормить его золотых рыбок, или что у него там? Вот уж, честное слово, делать больше нечего, как искать сопливых мальчишек. Он подумал, как бы избежать навязчивой благотворительности. Он, старый больной Курьер, в дождливую погоду выкашливающий осколки мертвых бабочек из легких, вовсе не желал пинкертонить бесплатно, и принимать всерьёз всякий бред об исчезнувших верстальщиках. Как спасение с небес, угрюмо пискнул его сотовый телефон.
   Секунду он помедлил, наполняясь ужасом и холодом, словно проглотивший Вселенную. Представил, что звонят Высшие Силы. Не в меру обнаглевшие, уставшие ждать его на той стороне...
   ...кровавый техногенный закат пожирал оставшиеся секунды. Обреченный мир застыл, отсчитывая удары сердца. Жестокие барабаны вторили ударам, разрывая череп. Желтые сумерки уже сожрали едкий дым. Кислота замерзла, равнодушная к умиранию. Холодная железная пустыня испускала долгий протяжный и заунывный звук. Не то сирена, не то плач жрецов. Отзвук вибрировал, призывая всё живое встретить смерть, заглянув в ее огненное лицо. Плач катился перекати-полем по вечной желтой пустыне. Собаки, рвавшие кость друг у друга, замерли, упустив добычу на землю. Медсестра, с пальцами, пахнувшими йодом, оставила умирающих и вышла на площадь. Верховный бог плакал стеклянными осколками, рвущими его веки в последних судорогах жизни. И вскоре ход часов прекратился: одна большая теплая волна поглотила мир, уровняв его с прочим пустым и бессмысленным пространством. Не осталось ничего. Разве что немое удивление медсестры и еще отзвук невыносимой, рвущей плоть печали. Печали обо всем мире...
   Курьер схватился за живот. Что еще за вонненгутовские фантазии? Да, в его чреве образовалась мистическая пустота после того, как там поселилась и сдохла бабочка, но пустота никак не была размером со всю Вселенную. Глюкам - бой! Он смело нажал кнопку и решительно ответил: "Слушаю".
   Это был всего лишь Виктор, его обкусанное счастье. Вечный Босс, набриолиненный хозяин курьеров и пастырь жадных подростков. Мучимый крайней степенью ностальгии, он призывал в свою келью Курьера, чтобы изнасиловать его уши очередной слезливой историей. На слух это воспринималось как неумелое пиликанье на скрипке.
   -Привет, Курьер. - Долгий-долгий грустный вздох. Запах коньяка, конфет и еще чего-то приторно сладкого в голосе. - Не мог бы ты приехать? Поболтаем, может, куда-нибудь сходим. На озеро или в парк.
   Убедившись, что командировки не предвидится, Курьер разочарованно отстраняет трубку от уха. Пиликанье продолжается, хотя на другом конце связи молчат. Очередной золотой мальчик бросил всемогущего Виктора, унося в кармане его любимые духи. Это было уже сто раз. И каждый раз одинаково. Невинное чадо, не испорченное жизнью, попадало в мир повсюду гремящего золота и из милого детюшки превращалось в хищного злобного зверька, готового разорвать всех и вся, лишь бы урвать себе кусок красивой жизни. Курьер бы запретил Виктору растлевать неокрепшие детские умы вечной халявой и розовыми лепестками в постели. Ибо не кому-то другому, а именно ему, приходилось подтирать викторовы сопли, когда очередной перезревший "цыпленок" бросал его босса, прихватив золотые побрякушки и замышляя грязный коварный шантаж. Причем Виктора было бесполезно шантажировать, все и так знали о его "невинных шалостях". Он только злился, мрачностью превосходя заплаканный дождливый лунный свет. Он выпускал на обидчика армию "доберманов", пил валидол, коньяк и диет-колу. При этом не то плакал, не то жужжал, как осиный рой, производя гору скомканных шелковых платков. А потом вызывал Курьера, чтобы водопадами жалоб облить вполне счастливого на данный момент человека.
   Никуда они не ходили. Никогда. Когда Курьер приезжал, Виктора уже так развозило, что он мог только лежать на подушках, сморкаться и удивленно вопрошать судьбу, за что она с ним так, злодейка?! Они валялись вдвоем на полу, потягивая дорогое пойло, Курьер привозил с собой самый мелодичный си-ди с бормотаньем португальских готов, и Виктор, слушая надрывные мелодии, клялся навсегда запереть своё сердце и ключ спустить в городскую канализацию. Однажды он так и уснул, обняв Курьера. Было отвратительно. Дилемма возникла по очень простой причине. Разбудить босса - значило продолжить прослушивание "плача Ярославны", не разбудить - означало сидение, не шевелясь полночи. Виктор спал очень чутко, и редко кому удавалось застать его хотя бы дремлющим. Однако Курьер уже через час трижды проклял "оказанное доверие", скрипя закостеневшими суставами.
   -Я буду минут через двадцать. - Пообещал Курьер ожидавшему Виктору.
   -Что, "внеурочная работа"? - Ядовитая рыжая ведьма не на шутку обиделась.
   Во-во, только, понимаешь, пошел задушевный разговор, а тут "жилетку" перехватили другие плакальщики. Ничего, переживет.
   -Издержки производства. - Хохотнул Курьер, отряхивая высокую траву и мысленно прощаясь со школьным двором. До свиданья, опилки. До свиданья, собачки. До свиданья, какашки.
   -И как тебе оплачиваются ночные визиты?
   Он пожал плечами. Она может брызгать желчью хоть до утра, это бесполезно. Всему свое время. Ее - вышло.
   -На общественных началах, детка. И это не то, о чем ты пытаешься думать. Боссу грустно и у него совсем нет друзей.
   -Значит, идешь лизать пятки всякой последней мрази?
   Она хотела спросить, почему он до сих пор с Виктором, когда остальные надорвались, подавились, испугались, испарились. Потому что он умел лавировать между собственной важностью и искусством быть удобным.
   А сегодня он бы лучше лизал пятки и отгрызал натоптыши. И брил бы волосы на теле Виктора. Но его ждало более изысканное и утонченное страдание, изобретенное талантливым палачом Виктором - искупаться в грязи однообразных человеческих страстишек, запивая их амаретто и заедая миндалем.
   -Подумай лучше над другим, Королева. Почему колдун выбрал ИМЕННО НАС?
   Без сомнения, она уже ломала свою хорошенькую головку над этим вселенским вопросом. Так же, как и он. Но, ломай - не ломай, ответы от тщетных усилий не появлялись, однако, стоило узнать, насколько далеко заходит ее фантазия. Вполне красивое и свежее человеческое существо, она могла быть добром и светом, но вместо этого хмурила брови, растекалась желчью и слишком много думала. Итак, послушаем, что же светило местной публицистики придумала о причинах насильственного объединения Высшими Силами их в странноватую троицу.
   -Потому что мы не такие, как все. Мы ... ну, НЕ СТАНДАРТНЫЕ.
   Извращенцы. Вот что она хотела сказать. С некоторой долей гордости за свою непохожесть на человеческий шаблон. Старо, как мир. Такую глупость могла вообразить только наивная кукла, не понюхавшая все ароматы жизни, красотка с рыжим хаером. Курьер лишь слегка повел бровью: он мог бы показать ей истинных извращенцев, безглазых, съеденных червями сомнений, с черными изгаженными душонками. Он нашел бы ей сотни фриков в этой пончиковой идиллии, зовущейся действительностью.
   Вот, например. Позавчера он имел несчастье наблюдать на свалке типа, пожирающего использованную женскую прокладку. Сахарные олвейз с крылышками! Чавкающий и залитый кровавой слюной, урод закатывал зрачки за горизонты белков в пике наивысшего наслаждения.
   Ещё. Человек, хранящий в своем чулане рядом с огуречным рассолом усохшие отрубленные руки врагов, чья вечная вонь должна была напоминать ему об успешно свершившейся мести.
   Да чего далеко ходить? Вот Виктор. Съедает раненные любовью сердца на завтрак, высасывая соломинкой самый лакомый кусочек, остальное отправляет в жадную клоаку мусоропровода. Иногда целует на прощанье. Иногда получает "по башне".
   Женька. Мартовским котом, с рупором вместо глотки, ревущий испанский шансон под окнами своих примадонн, он же, ворующий кирпичи с Ромашковой улицы... Стоп, это уже не правда, это ВС рассказали Курьеру сказочку про кирпичи.
   А если брать в глобальном масштабе? Предположим, ВС не такие уж премудрые и предобрые, как хотелось бы. На самом деле, они спят и видят, как бы полакомиться вкусным человеческим сознанием. Как бы вылить в бокал незамутненные мысли, и хлебнуть звездного коктейля. (Состав коктейля: золотое человеческое сердце, свежий человеческий ум, детская слезинка и чистая человеческая кровь). Предположим дальше. ВС таки устроили громадный бабах и со звездным дуршлагом в ручищах отлавливают свою пищу.
   И вот, рвануло. Земля в щепки, и кто куда.
   Худышки в розовых трусиках, мурлыкая вчерашние шлягеры, строем и держась за руки - в свой блендамедовый рай.
   Менты в голубой форме - в голубой рай. Менты в белой - в белый. А менты в защитной форме - в рай цвета хаки, слушать песни "Наутилуса".
   Ом мани падме хум!!! Кока-кола-кока-кола-кока-кола-кока-кола...
   Инженеры - в рай сложных инженерных конструкций, где будет большой-большой чулан, заваленный кульманами, ватманами, лекалами и карандашами фирмы "KOH-I-NOOR".
   Террористы и врачи - в ОЧАГИ. Причем, одной бригадой. Производить и собирать фрагменты человеческих тел.
   Сатанисты и дъяволисты всех мастей разделятся на две группы. Кто посмекалистей - в ад к Мистеру Кроули, кто поманьячистей - к бессмертному Глену Бентону, выжигать перевернутые кресты на заднице.
   Президенты - в президентский рай с президентскими номерами.
   Программисты - в рай гигантских "винтов" размером с кольца Сатурна.
   Космонавты - в Космос, педиатры и педофилы - в песочницу, политики и бюрократы в бюрократический ад и в окопы, вместе с газетчиками.
   Психи и писатели - в большую комфортабельную психушку. Менеджеры в особый менеджеровский рай - рай вежливых улыбочек, белых рубашечек и бесконечного товара, готового к захвату клиентского рынка.
   И так далее и тому подобное...
   И только бомжи и кокаинисты не в рай и не в ад. Первых не возьмут без специальной санобработки, а вторые уже создали при жизни свой собственные раеад или адорай.
   Так что, останется парочка Курьеров, с десяток Викторов и несколько мартовских кошек на звездной крыше уцелевшего кораблика. Разве насытятся ими ВС? Хлипковата Земля, пищи для жаждущих поглотить развитое сознание - раз и обчелся. И скрутит животики у ВС и стошнит их протухшим Джимом и недоваренным Элисом. А Тайши и Карлосы проткнут плоти ВС острием своего отточенного намерения. А Билл (который Гейтс) запустит супервирус в их супермозг и заплетет череп вселенской паутиной. Голосистый Кипелыч, как истинный герой асфальта, на своем стальном коне начнет выписывать крутые виражи, наматывая на шины печенки и селезенки ВС. Остальные "арийцы" будут сидеть на соседнем чужом облаке, беззаботно покачивая ножками в трико и хитро улыбаясь, сыпать сверху ангельскую пыль. А улыбаться у них найдется повод: по глупейшей ошибке ВС поглотят спящую тетку Пушкину, так и не заметившую Апокалипсиса. Спящая, она еще куда ни шло, но "арийцы"-то знают: когда-нибудь она начнет просыпаться... Так что, хреновато придется Чуждым Силам. И с грустью они подумают: зря только заряд потратили на эту Грязь (Землю)... хотя, бабах был здоровский!
  
  
   Он ушел, не прощаясь. Она смотрела, как он протиснулся боком в узкую, рассчитанную на детскую фигуру щель в школьном заборе. Высокий, костистый. С немодным желтым хвостиком волос, мелькнувшим белым пятном в нахмуренных сумерках. Внешне - не силач, но с кошачьей грацией, с шагами осторожного зверя. Привыкший всё замечать вокруг, привыкший принимать судьбу без лишних эмоций. Почти влюбленный в своего паршивого босса. Почти поэт. Она видела как не рожденные стихи мутными каплями падали на дно его желудка. Она не стала спрашивать, кто его босс и почему именно он. Курьер наверняка бы рассказал длинную философскую теорию о том, что человек, имеющий контроль над твоей жизнью, должен быть умен, цепок и богат. Чтобы было чему учиться. Она два раза в своей жизни видела Делеева. Не то чтобы умен, хотя и выстроил что-то вроде своей империи со строгим порядком внутри всеобщего хаоса и сплина. Не то чтобы очарователен, хотя ухожен до мелочей. В нем было полно несуразностей и слепых желаний. Циник и поклонник мертвых поэтов. Хитрец и жадюга. Растлитель и мерзавец. Палач с ликом скромняги. Властолюбец и деланный деньгами аристократ. И все же, Курьер бежал к нему по первому зову. Ах, господину Делееву взгрустнулось... Мир должен перевернуться.
   В какой-то мере она пожалела Курьера, попавшего в такую жуткую зависимость от собственной независимости. Андрей сказал, что с Курьером ничего страшного не происходит. Он силен, может больше, чем другие, но его неординарная сила не пролезает в игольное ушко социальной роли, или скорее мелкой ролишки, что он избрал для себя, опираясь на мифическую свободу. Для того он и был выкинут из матрицы - убедиться, что в ближайшее время никакая свобода ему не светит на том уровне засыпания, что он считал своей жизнью. Она побывала в его снах и с ужасом слушала, как он разговаривает с Элистером Кроули и Элистер Кроули отвечает ему. Она знала, что он, как ребенок может часами резаться в примитивные игрушки, сублимируя реальность, или рисовать конец света в 3 D - графике. Компьютер и кот были слабостью, в наличии которых он не признался бы и под пытками. Но он умел побеждать без суеты, без драки. С улыбкой уверенного в себе человека, с неизрасходованной злостью, прикрываясь удачным щитом - черным сарказмом. Забыв о своем имени, он называл себя Курьером, считая всех прочих смертных, вроде нее и Андрюшки, ошметками мусора, прилипшими к его божественным стопам. И только потому, что, по его мнению, они не смогли бы протащить через таможню полкило анаши, а он, величайший из Курьеров, мог, и этим фактом жутко гордился. Герой постперестроечного времени! Надутый индюк. Его могла убить одна мелочь: отсутствие страха. Его профессией было лезть на рожон и рисковать за горсть сухарей. Однако разминка кончилась, и судьба бросила жребий. Предстояли совсем нешуточные битвы. Как бы он не хорохорился, а команда ему была нужна. Иначе всё останется на сегодняшнем уровне: раз в неделю поездочка с липким холодным напряжением в членах, потом оттяг в меру его курьерской распущенности, потом обязательный, как визит к врачу, поход в логово прогнившего страстями Делеева. Да...программка - не фонтан!
   Андрюшка ей нравился намного больше. Немного безбашенный, чувствительный и влюбленный в мир. Во всяком случае, он намеренно не пугал окружающих своими грозно сведенными к переносице бровями и психоделическими мыслишками. Впрочем, сетовать поздно: похоже, всё решено на недоступном их сознанию уровне. А статью о жизни "маленьких лошадок" - курьеров она передумала писать. Не о чем, да и не о ком.
   Небоскреб.
  
   ...он мог бы схватить своими сильными в сумерках руками всё, что хотел. Но Проводник замерз. Сухие листья эвкалипта больше не грели его. Потому что пора было идти к Небоскрёбу.
   Небоскреб - Башня-мечта параноиков - врезался плотью в стратосферу. Своим острым шпилем - сто семьдесят девятым этажом - Небоскреб врос в седьмое шаманское небо, где на кроне Древа Вечности дремали в коконах умершие шаманы-ученики. Небоскреб не мог быть в этом городе. Никогда, и ни за что. Но он был. Город не терпел зданий выше четырнадцати этажей. Самолеты зацепились бы за его мистический шпиль, а воздушная подушка, дремавшая под городом, провалилась бы, сломав свой асфальтный хребет. Никто не строил Небоскребов, но один все же был. Не построенный и не сделанный. Сам по себе выросший на погибель спящим и детям. Проводник обнаружил его давно. Небоскреб сам позвал его в гости. Позвал так настойчиво, что не было сил отказаться.
   Кошки и вампиры, сидевшие на шпиле Небоскреба, иногда отрывались, совершая небольшие полеты в воздухе под музыку Лунной сонаты. Жутко грустную и психоделическую. Они по-звериному лакали Млечный Путь и своим бесовским хохотом мешали дозревать шаманам-коконам. Кажется, там еще бродил какой-то талантливый лунатик, на крыльях страха долетевший до крыши Небоскреба. И, кажется, его тоже звали Андрей.
  
   ...Он прошел сквозь стеклянные двери, не успевшие открыться. Фотоэлементы давали сбой и сильно тормозили, а ему некогда было ждать. В холле было пусто. Мигали желтыми глазками камеры слежения, и чахлая пальма уныло сохла в углу. "Добро пожаловать, - пропел механический бесполый голос. - Лифт находится направо от входа. Не пользуйтесь лестницей, если вы не являетесь обслуживающим персоналом".
   Он всегда заходил в лифт, нажимал любую кнопку и ждал, когда долгий подъем закончится. Лифт останавливался на 117 этаже. Большой и просторный, он мог бы вместить целую армию магов, но только раз вместе с Проводником ехал еще один пассажир - тощий серый субъект, босой и нагой. Дрожащий и испуганный, он, кажется, заблудился. Над ним хихикали, размахивая перепончатыми крыльями два демона. Он не произнес ни слова, и вышел на шестьдесят седьмом этаже. Проводник хотел посмотреть, ЧТО ТАМ, на шестьдесят седьмом, но услышал такой печальный и неземной голос, напевающий самую грустную мелодию в мире, что ему расхотелось.
  
   Однажды он набрался наглости и, минуя металлическую пасть лифта, поднялся по лестнице. Насчитал семь этажей, не имеющих и намека на двери, когда уткнулся в глухую белую стену. Пройти сквозь нее никак не получалось. Он испугался, что будет пойман за запретным действием, и помчался вниз. Где-то на третьем этаже его догнали две женщины в конопляных одеждах. Похоже, они вышли из той самой глухой белой стены. Обе поджарые, коротко стриженные, собранные и внимательные, с сияющими глазами. Он очень хотел попросить их научить нескольким пассам или хотя бы особой песне, но так и не решился.
  
   Небоскреб был домом, где его ждала Сила, Приключение и Выход. Выход в те миры, куда он пока не решался заглянуть.
   На 117 этаже была всего лишь одна комната. Его личная. До шаманской крыши было далековато, но и от города он отрывался достаточно высоко. Одна пустая комната с зеркальным полом и буйствующими акриловыми цветами шестью стенами. Потолка он никогда не мог разглядеть, наверное, его не было. Седьмой стеной было окно-экран. По-дурацки похожее на окна в шикарных офисах где-нибудь в Беверли-Хиллз. Иногда из окна был виден город, его обычный город, с рынком, аэродром и домом Анжелки. Только хитрец Небоскрёб сделал так, что детали нельзя было рассмотреть. Глаза начинали болеть, слезиться и картинка расплывалась и таяла, как обычный сон. Но чаще окно становилось мутно-голубым, обещая неведомый простор за стеклом.
   Он садился, подогнув ноги, как заправский йог. В темноте, поглощенный криком сов и собственным всесилием, Проводник вдыхал мир и выдыхал, полный вечного терпения увидеть то, что покажет окно. И окно показывало, когда утомленный собственный молчанием, он начинал вздремывать, понимая, как нелепо спать во сне. Ветер, живущий только в мире 117-го этажа, разбрасывал его волосы и напрочь выдувал гравитацию. Он и его волосы поднимались в пространстве, смеясь над физикой и геометрией, окно-экран чернело, перед тем как раствориться...
  
   Впавший в несмелую медитацию, Проводник зевнул, отрешенно слушая, как где-то, несколькими мирами выше, на этаже, наверно, сто двадцать пятом, настойчиво звонил телефон. Да, кто-то обжил Небоскреб, перетащив сюда все вещи. Зачем? Он не понимал. Не было ничего лучше, чем сидеть здесь изредка, в полной пустоте семиугольной комнаты-обманщицы, наедине с огромной Вселенной, черт побери! Стоило ли тащить в Небоскреб все свои саквояжи страстей, польки-молотилки, кастрюли-ершики, жвачки-ржачки, мобильники-дебильники...
   Там, за окном блеснул глаз. Желтый зрачок дракона. Любопытный и кокетливый. У Проводника захватило дух, но он испугался не на шутку: мысли разбежались по комнате, а колдовской очаг за его спиной вспыхнул голубым пламенем. Дракон поманил его прокатиться на своей спине над мирами. И не только... В его желтых глазах сверкало желание. На всякий случай человек отрастил крылья и снял одежду. Андрея пугали размеры ящера и его сила, но снедаемый нечеловеческим любопытством и разлитой по телу страстью к новым ощущениям, он не мог удержаться...
  
   Звезды удивленно застыли на небе, позабыв падать в положенные сроки. Вампир и черные кошки, уцепившись за шпиль небоскреба, захихикали и вытащили подзорную трубу. Заворчали шаманы в своих коконах, вращаясь на цветочных пуповинах. Гости Небоскреба оставили свои танцы и высыпали дружно на смотровые площадки: за много веков сна никто еще не видел, чтобы дракон пригласил человека в интимный полет на своем малахитовом теле.
   ...Воины декаданса упокоятся в зеленых перьях змея по имени ...
   ...Всем будет роздан рай в пакетиках. Копированный, архивированный, тиражированный...
   ...Дробовик разнесет твой череп, заряженный напалмовым фейерверком (чтобы ничего не мешало тебе слышать стрекот цикады)...
   ...Желающим превратится в ворону просьба записываться на психотропное воздействие, место сбора - вокзал, февраль прошлого года...
  
   Перезревшие абрикосы тяжелыми кляксами шмякались на капот его Крайслера. Персик, рыжий пленник третьего этажа, ждал где-то в другом мире.
   Ему было так хорошо, что он частично утратил свое тело, расплываясь мыслями.
   Их беспричинный смех был слышен на небесах.
   -А ты представлял свою смерть? - Посмеиваясь, спрашивал Виктор. Он совершал запретные действия для хорошего босса: разделял волосы Курьера на пряди, потом педантично заплетал их в аккуратные тонкие косички, потом расплетал и заново ворошил, играя с хаосом. Парикмахерское безумство было его коньком во время сегодняшней тьмы. - Ну, как бы ты хотел умереть?
   -Никак. - Хохотал Курьер, пытаясь отобрать свои волосы из цепких рук Виктора. - Не то чтобы я собираюсь жить вечно... Но если что, то пусть меня убьет молния.
   -Твои мозги изжарятся. Будет жуткая вонь. Ха-ха...
   -Нет, будет потрясающая гроза. Буйство природы и танец силы. Я буду танцевать вместе со смерчем, как его самый любимый сын. А потом, когда придет время, я остановлюсь в тайном месте, и одна точная молния проделает маленькую аккуратную дырочку в моей голове. Я буду продолжать стоять, а капли дождя затекут в мою пустую черепушку. Потом я буду кружить над моим упавшим телом, и смотреть, как цикады заползли сквозь дырку в мертвую голову, и черви, и всякие жуки... А ты?
   -Мне иногда кажется, что я давно умер...
   Курьер перестал смеяться. Пружина раскрутилась и музыкальная шкатулка захлопнулась. Ему почему-то захотелось обнять Виктора и весь мир, согреть, облить слезами и сказать: нет, всё не так уж плохо. Шанс есть. Вот только он поймает за хвост скользкие ВС, выпытает секрет, и дверь в реальность распахнется, унося их на крыльях малахитового змея по имени... Он никак не мог вспомнить дурацкое имя змея. Но не важно. Пока он собирался с мыслями, Виктор уснул, положив голову на заплетенные тридцать три курьерские косички.
   Курьер посмотрел на счастливо дремлющего босса. Виктор. У него была лучшая "трава" в городе, и лучшие курьеры, и лучшее вино по цене двух Крайслеров. Но он был таким же потерянным и страдающим существом, как большинство в этом городе. Дитя автострады и бадов, порошковых дел мастер, знаток средств по уходу за волосами, коллекционер сердец, голов и винтовок Винчестер, он спал, доверяя свою жизнь улетающему вместе с искрами костра Курьеру. А Курьеру показалось, что Черный Колдун кружит где-то над ними, готовый исполнить их фантазии о смерти.
   Он осторожно высвободил свои волосы, переложив голову Виктора на траву. Уселся, поджав ноги. Погладил бледный лоб босса. Подкинул хвороста в костер, готовый бодрствовать до утра, охраняя неповторимую умиротворенность этой ночи.
   Август.
  
   Было время - он запивал горбатые сумерки горьким чаем. И слушал грозу, собирая звезды в приоткрытый рот. Трепеща кончиками холодных пальцев, он гладил зарницы. Было время любить. Он, вскормленный манной кашей шаблонов, позволял обволакивать себя паутиной надежд. Было время, ему нравилось вести тихие и осторожные игры с силой. А ещё ему нравилось носиться с Персиком, цепляясь когтями за палас, орать бесконечное мя-яу-уу и ощущать, как шерсть топорщится в злобном экстазе. Было время, он упивался своим бытиём.
   Теперь он знал, как должны блестеть глаза. Как пахнет свежесорванное яблоко. Как шелестит листва, побитая градом. Это не помогло ему ни на йоту. Пришло время, и он разучился радоваться. Его колдовство выползло из него перезревшей гусеницей.
   Ему снилось, что он умер и лежит на дне глубокого и холодного колодца. Смеясь, он плюется вверх в надежде отомстить всему миру. Миру, выпившему по капле его силу быть человеком. Раздавленный подменой понятий, отравленный глупостью и шепотом плоти, Курьер просыпался, стуча зубами, с ужасом понимая, что настоящего пробуждения так и не происходит. Было время - он верил...
  
  
   Города встречали его по-разному. Иногда смехом или слепящим солнцем. Иногда морозной свежестью или смердящими трубами. В этот город он не приезжал лет пять. Не было необходимости. Но были незавершенные дела. Как всегда. Когда-то, гуляя по разгоряченным солнцем камням и пачкая ноги в смоле, он пообещал себе вернуться в этот пыльный утренний порт, переполненный приземистыми баржами и кричавший всю ночь взъерошенным павлином. Городок, деловой и промышленный, давно осел на приколе дырявым корабликом в вечно изменчивой реальности. Он шуршал валютой в новомодных таможнях и вонял пьяными моряками в портовых ресторанах. Так себе городок. Спящий, как и все другие.
   Курьер побродил по городу, лениво передвигая ноги. Он забыл куда идти, улицы путались, как несуразные лабиринты. Нагретый пыльным солнцем, он подумал о том, чтобы погрузить своё разгоряченное августовское тело в холодную толщу воды. И плыть рядом с кораблем, поросшим ракушками, руками разгребая маслянистые нефтяные пятна. Здесь не было буйной зелени и обилия пальм, щекочущих макушку, как в недрах курорта-сони. И красотки не гуляли по набережной, крутя загорелыми бедрами в бикини. Обычные толстые тетки с котомками толпились у нового рынка, прямоугольного и строгого, как грядки огурцов. Плаксивые детишки просились на море, парочки гуляли по парку, слипаясь сладкими поцелуями. Никакого очарования у Курьера не возникло. Он забрел в район новостроек. Много места, много солнца, дома-свечки, отсутствие деревьев. Люди, с надеждой обрести новый взгляд на мир в новом районе. По запаху он понял, что приближается к морю, - пахло его забытым любовником, щедро дарующим водоросли и ракушки. Он подумал, что сегодня придет туда в качестве обычного грязного потного субъекта, желающего смыть с себя все грехи мира. Он уподобится мертвой чайке, гниющей на скользких валунах одинокого острова. Ибо, сколько Джонатану не летать, придет время упасть, опаленным усталостью и отсутствием воздуха. Ведь море с удовольствием проглотит гниль его тела, и вместо Высших Сил выпьет глоток его сознания, прибавив жизненную силу Курьера к своей громаде волн и просторов. Он соврал Виктору, вовсе не хотел он быть убитым молнией. Вот раствориться в морских солях, планктоном заплести поверхность, мертвыми медузами заполнить штормящие берега...
   Проходя между домами и вдыхая воздух, не зараженный пыльцой беспросветной глупости, он с грустью подумал, что здешние домишки, выросшие для непомерно расплодившегося населения, очень уж похожи на район его родного города, где обретал его давний приятель - сумасшедший худрук Женька...
   ...где росли перекати-поле прямо на пороге супермаркета...
   ...где кирпичи и песок громоздились доступными кучами...
   ...где спящие краны по ночам грозно покрякивали, скрипя железными ногами...
   ...где текла холодная равнодушная река, унося с собой техногенную отраву города...
   ...где ИНОГДА ПРОЯВЛЯЛАСЬ НЕГАТИВОМ НЕБЫТИЯ РОМАШКОВАЯ УЛИЦА, заглатывая в свою жадную пасть укушенных любопытством Курьеров...
   Он прищурился на слепящем солнце, облизывая пересохшие губы. Так и есть, черт возьми! Вон там, за углом и начнется Ромашковая улица, и три осиротелых дома поманят Курьера зайти, освежить и выпотрошить свои человеческие мысли. Ну, это уж слишком! Отсталый порт, пропахший цементом, среди белого дня открывает ему вход на другой уровень? Он бы не поверил, но мертвая бабочка зашевелилась, наполняя болью кишки. Он бы пожал плечами, смеясь, над тем, как иногда восприятие шутит с магами-недоучками, но вывеска на стене недостроенного дома так и гласила: Ромашковая. Не то улица, не то реальность.
   О нет, только не сейчас!
   На другой стороне улицы, возле подземки, он увидел человечка, томно уткнувшего нос в газету объявлений. Посыльный. "Ты нашел его, герой!". Всё правильно, вот рынок, напротив мебельный магазин, а пасть подземного перехода выродила маленького серого человечка, притащившего невероятную тяжесть Посылки. Именно здесь они и должны были встретиться. Он опоздал. На встречу с Ромашковой улицей. Можно было конечно на всё забить, плюнуть в накрашенное личико Виктору и пойти ТУДА, в туннель между песнями о людях и нелюдях. И летать, задыхаясь свободой. И потеряться, не думая о возвращении. И правда, пускай господин Делеев хоть раз оторвет холеную задницу и сам смотается за своей говенной посылкой.
   Ему надоело быть мелким Курьером. "Доберманы" его больше не пугали, он проходил мимо них как воздух, как дыхание, незамеченный и прозрачный. Они утратили свой нюх охотников, потому что Курьер больше не пах страхом и озабоченностью за свой мирный сон. Портовые бандюки не узнали его, подтвердив свою несостоятельность. Теперь Курьер смеялся им в то, что условно называлось лицами.
   Но он не мог. Какое-то гаденькое чувство шевелилось в его теле, даже более противное, чем гнилые останки бабочки. Обязательность. Долг. Обещание. Доверие. Преданность. Сети данных понятий опутали его разум, и он пошел к Посыльному, забрать Посылку. Грязный белый кулек с порванными ручками. Тяжелый, как ядерная боеголовка. Шел, жертвуя своим шансом проснуться во тьме Ромашковой магии. Он знал, что после разговора с Посыльным не сможет вернуться на Ромашковую улицу. Она исчезнет, как растаявшее облако. Как плавающий в небесах остров. Как упавшая в море слезинка. Она есть только сейчас, и только на пару секунд приоткрыта дверь и только для него - бродяги и скитальца в мире снов. "Прощай, моя заветная калиточка!" - всхлипнул Курьер. Подумал, что потом пожалуется морю, и море его поймет. И пошел забирать Посылку с мрачными мыслями, достойными воспевания португальскими готами. Он обернулся и увидел, что вывески больше нет, и огромный фургон загородил поворот, за которым его ждало, может быть, самое волшебное приключение из всех.
   Черное всегда есть черное, а белое - белое... А вот серые сумерки часто не серы. И крик совы в сумерках не всегда крик совы. И всплеск воды в озере имеет не те причины, что удобны разуму. Укутанный обманчивой темнотой, Курьер бродил по чужому городу. Он туго застегнул все пуговицы своей рациональности, но они сдавили горло, и стало нечем дышать. Черное перестало быть черным, а белое - белым. Усмехаясь, он припомнил, что Виктор сказал однажды по какому-то малозначительному поводу: "Я уже исколол язык о твои небритые мысли!". При этом он мягко поглаживал свою безволосую коленку, втирая в нее крем для тела. Он и понятия не имел, какой на самом деле хаос творится в мыслях его курьера.
   Магнитные монстры гонялись за Курьером по телефонным кабелям, мертвецы всех мастей выстраивались в очередь поделиться своими мудрыми, грязными мыслями, ветер пел колокольчиковые арии, боги давились обычной советской амброзией, а потом их рвало плоскими вселенными и дырявыми солнцами. Потому он иногда отключал мысли. Он боялся. Боялся, что их услышит проницательный психиатр, и тогда ему придется убить психиатра.
   Последние дни в воздухе его восприятия повисло облако ПРЕДЧУВСТВИЯ. Что-то должно было произойти. Так небо полнится свинцовыми тучами, закручивая их на ось гнева, как сладкую вату. Он ждал Знака. Бродил по улицам, наблюдал, отгоняя от себя ленивых августовских мух. Наблюдал не так, как привыкли глаза, а наоборот. Он смотрел не на идущих людей, а на их тени. Тени о многом ему рассказывали. Иногда у людей вовсе не было теней, а может, они и не были людьми. А иногда тени были такими тусклыми и плоскими, что Курьер отворачивался, за непроницаемым лицом пряча кислоту ощущений. Он наблюдал за возней воробьев в пыльном море. За прожекторами в небе и молочным лунным светом, выплеснутым водой в его разум. За просветами и дырами, за ямами и рябью. Он наблюдал за собой, за своим телом, за тем, как хрустят суставы, как бывшая еда двигается по кишечнику, как немеет затылок, вдыхая болотный запах озера. Еще, он наблюдал, как шипит кошка, каждым взъерошенным волоском демонстрируя недовольство.
   Он втягивал в себя жизнь, как будто она вот-вот оборвется...
   Возле чужого цирка в чужом городе он увидел долгожданный Знак: плакат возвещал о фантастическом шоу с участием "настоящего" мага. Местные умельцы кисти и дизайна изобразили на желтом фоне раскинутый в стороны черный плащ факира, перчатки и волшебную палочку, вместо лица зияла мистическая темнота. Вылитый портрет его колдуна периода холодного февральского вокзала. Курьер некоторое время посозерцал плакат, собрался, было, купить билет на шоу, но потом передумал: время его августовского безделья кончилось...
   Кажется, кто-то ждал его в родном городишке, готовый угостить солидной порцией "фантастического шоу" с участием настоящих магов и ненастоящих людей.
   Пролетающая над городом стая уток крякнула в подтверждение. Причем, он точно знал, что утки в августе не летают косяками в направлении юга.
  
   Сентябрь.
  
   Влажное дыхание осенних сумерек в самой своей сердцевине прятало подступающий холод. Прохладные ночи и желтые листья вот-вот грянут, закружатся в легком танце, доживая свои последние теплые денечки. И холод проникнет в тела, холод заполнит сердца, мягкой лапой печали прикоснется к обнаженным мыслям.
   Это конечно для того, кто ощущает холод. И для тех, кто умер, отравившись июльскими ночами, полными непристойных соблазнов.
   Но есть те, чьи сердца заключили дьявольские договора с умирающим солнцем морлоков. Холод их не беспокоит. Есть те, кто наматывают время на костяшки пальцев и наносят удар по застывшей реальности.
  
   Осень обещала.
  
   Обещание силы повисло как капля на кончике листа, готовое упасть и затопить окрестности его ожидающего разума. Курьер думал о полной свободе. Его мечты о мелком бизнесе в сонном курорте потухли, как догоревшие свечи. Кому нужен ресторанчик на побережье, когда вся Вселенная вот-вот распахнет свои горячие объятия? Он хотел прикупить небольшую планетку со слабой гравитацией, чтобы выращивать там особые растения и строить пирамиды в свою честь. Но и это было обычной человеческой глупостью. Удобной грезой в удобной позе, иными словами - сном. Те, еле слышные, напевы сумерек, что он едва различал своим обостренным слухом, шептали о безграничных возможностях, о головокружительных путешествиях, о такой вселенской любви, что он просто захлебывался своим воображением, запрещая себе слушать коварный шепот судьбы.
   Курьер смаковал на вкус свои предчувствия и наполнялся изменчивым миром, протекающим сквозь его тело сотнями потоков. Он вдыхал воздух и в его осенней свежести узнавал обещание. Он слушал спящий город, и среди миллионов слов человеческий болтовни различал тихий шепот колдуна. Он протягивал руки, и птицы садились к нему на ладонь. Он заходил в пивной ларек и здоровался с живущими там тенями.
   Ты никогда не умрешь. - Говорили Тени, и он улыбался. Ты силен и умен,- нашептывали Тени,- ты можешь стать лучше всех. Курьер улыбался. Такие обещания его больше не интересовали.
   Теперь он слушал только осень и сумерки.
  
   Ты никогда не вернешься. Н и к о г д а. Ты пойдешь туда, куда поманит судьба костлявым пальцем осеннего колдовства, и мир удобных грез перестанет существовать. Возвращаться будет некуда. Ты знаешь, и все же твоё сердце замирает, ожидая неизвестность. Гуд бай! Ты не вернешься...
   А в сентябре всё началось с кошек...
  
   Злые бесы, мусорные короли, драные хищники городских джунглей!!! Проклиная свой тонкий слух, Курьер проснулся. Душераздирающий вопль резал черную глухоту ночи, как нож растаявшее масло. Персик принял боевую стойку, хвост - веером, спинка - дугой, и присоединился к мрачной песне своих собратьев, утонувших в бездонном кармане ночи.
   -С ума сошел! - Курьер швырнул в него подушкой. - Я сплю, понимаешь?!
   Кот не понимал. Не хотел понимать. Только раздраженно сверкнул янтарными глазами в сторону спящего хозяина и продолжил вой в ночи. Кошачья разборка на улице затянулась. Твари видимо вцепились друг другу в глотку и покатились клубком, отплевывая злость и клочки шерсти. Странная такая, не то война, не то любовь. Надо было что-то предпринять. Не слушать же целую ночь как дерутся кошаки, и оборзевший Персик вторит им своим невостребованным инстинктом.
   Он отхлебнул пива, разбудив холодильник; натянул помятые шорты и вчерашнюю майку. Шаркая порванными вьетнамками и сражаясь с назойливыми прядями волос, он спустился вниз, вооружившись шваброй.
   Сраный миротворец! Он пожалел, что выперся глубокой ночью разнимать дерущихся тварей. Это было глупо. Коты спрятались.
   -Где вы, паршивцы?
   Как и любой в этом подлунном мире, он не любил, когда его будили посреди ночи.
   Тем паче, Курьер Великолепный завтра собирался вылететь утренним рейсом в один мелкий приграничный городок. Так, за сущей ерундой - посылкой с чьей-то смертью и глотком лунного света. Как всегда, обычная командировка. Настолько обычная, что даже рыжей ведьме не набралось бы материала для статейки.
   -Ну ладно, от винта!
   Однако коты притихли. Только Персик верещал на балконе. Курьер положил швабру и сел на скамейку. Появилось нехорошее шевеление в солнечном сплетении. Как там, на курорте-соне. Что-то не так!
   Ночь выманила его на улицу.
   Кровать вытолкнула его, разомлевшего в грезах.
   Кот-предатель послал его в темноту улицы.
  
   -Сговорились, да? Ну-ну...
  
   Он решил подождать. Хорошо, он попался. Ночь заманила его в свои силки и что дальше? Он сладко зевнул и ясно вообразил, как сейчас вернется, поставит швабру в туалет, лениво съест кислое яблоко, капая соком на подушку, и провалится в сладостный мир сновидений. Мир, где он, бог всего сущего, по утрам будет глотать сырые планеты, а ночью танцевать с ангелом смерти осенние шаманские пляски дождя. И у него будет свой мир, рожденный по законам Курьера. На фиг инфляцию, на фиг курсы повышения квалификации, на фиг правила дорожного движения, пусть все зарастет монстерой. Женщинам - ходить голыми. Кошкам - не рожать. Попугаям - не материться. Дискетам - не ломаться, троллейбусам - сгнить за одну ночь, всем сразу, в одном депо. Правительствам - на сельхозработы, детям в бесплатную кондитерскую, в очередь за кариесом... Нет, правда, он будет очень свободолюбивым богом. Как бабочка под дождем, как ветер у кромки моря. Виктору он подарит все гей-клубы, рыжую журналистку назначит министром по делам печати, а бормотание португальских готов объявит национальным гимном, и что бы в конце обязательно было "Fuck You!!!".
   А еще он свершит так, чтобы везде было тепло и сыро. И мир превратился бы в одну большую лагуну - чистая вода по колено, как в заставке "Рай" для Windows. И золотые рыбки в венах, и хрустальные мосты вместо зубных поликлиник, и Содом и Гоморра там, где был парламент.
   Он проснулся, услышав сдавленное хихиканье. Кто это там? Никак рыжая ведьма?
   -Это ты, Ангелок?
   -Смешно храпишь.
   Странно. Она сидела на другом конце скамейки. Собранная, бодрая, в облегающем спортивном костюме, в тяжеловесных кроссовках на шипах. Как будто ждала его. И врала без зазрения своей журналистской совести: не храпел он вовсе! Впрочем, Курьер не разделил ее веселого настроения. Умудренный опытом, закаленный опасностью, он точно знал - подобных встреч не бывает просто так. Но, на всякий "пожарный" он ненавязчиво поинтересовался:
   -Тебя коты разбудили?
   -Нет, ты ведь знаешь, коты здесь не причем.
   Он знал. Может, не хотел мириться с этим до конца, но все же знал. Она перестала зловредно хихикать, и Курьеру стало совсем грустно. Так грустно, как не бывало никогда.
   Он не вернется. Сегодня они уйдут в голодную пасть ночи и не вернутся.
  
   Он словно прощался со всем миром, вдруг ощутив к нему неподдельную любовь и тепло в сердце. Он хотел всплакнуть, но не смог - не было времени. Он посмотрел на звезды, потом помахал печальному одинокому Персику и пошел на север, туда, где всегда ждала Ромашковая улица и февральский вокзал. Ему было все равно, пойдет ли Анжелика за ним или нет, присоединиться ли по дороге Андрей, или нет, упадет ли завтра весь человеческий город в ад или нет...
   Его ждал другой город. Единственный, где он еще не был в командировке.
  
   Город Мертвых.
  
   Он шел туда, куда должен был. И следом шел Дождь. По-осеннему дерзкий и суровый, мокрый насильник сковал холодом тело. Но Курьер все равно шел. Не оглядываясь и не сожалея. Его прежний мир-промакашка гнил на соседней помойке. Скомканный и выброшенный. Прощай, мир сладких грез! Гуд бай, фальшивый праздник!
   Ему было легко и спокойно, как воину перед самой главной битвой, когда все лишнее отшелушивает собранность и отрешенность, когда нет ничего, кроме единственной цели - выжить любой ценой. И дождь не мог догнать его. Дождь хлестал сквозь его прозрачный разум. Тихие слезы неба и мятный запах свежести не удержали Курьера. Потому что пришло время расправить крылья мертвой бабочки.
   Пахло горькой календулой. Тишина и смятение опустились на улицы. Розовая на вкус ночь пугливо всхлипывала совой. Он оставил позади бурлящий страстями городок. Городок, запоем читающий Пелевина, пыхтящий над десятым корелом, проповедующий развитие и самореализацию духа. Городок, полный облезлых шавок и плюшевых овечек. Он не читал Пелевина, рисовал в девятом кореле и не думал о своем развитии. Он был чужим для всех. Он просто приоткрывался дождю и розовой ночи. Он просто шел, брызгая лужами, и его провожали тени. Он слушал шепот колдуна и поступал так, как говорили знаки. Он мог бы умереть и не заметить этого. Пустота внутри живота разрослась коварной метастазой, пожирая его плотное материальное тело. Тело не нужно было там, куда шел Курьер.
   Затормозил, когда перед его отрешенным взором возникла Ромашковая улица. Секрет ее местонахождения был прост как дважды два: нужно было просто идти в любом направлении, не останавливаясь. И иметь сильное намерение выйти за собственные границы.
   Чуть позади, метрах в десяти, справа от него вышагивала рыжая ведьма. Молчала всю дорогу. Замерзла, намокла своими рыжими кудрями, но глаза блестели. Что ж, Маргарита, бал вот-вот начнется. Только полек и вальсов не предвидится, будут мрачные португальские готы и брутальные шведские думстеры. Впрочем, за душу можно не беспокоиться, ныне такой сомнительный товар не котируется, вот человеческое осознание, лакомое человеческое осознание...
   Тени плясали вокруг него, дождь ворчал где-то вверху, готовясь ливануть со всей мочи, смерть дышала в спину, холодными пальцами умелого пианиста пробегаясь по клавишам его позвоночника. Он хотел сказать журналистке, чтобы валила на фиг отсюда, чтобы тащила свою тощую задницу в теплую уютную квартирку к плюшевым мишкам и розовым ленточкам. Ее время еще не пришло. Он промолчал, - она не станет слушать. Да и, в конце концов, ему глубоко безразлично, что там будет с глупой девчушкой из соседнего двора.
   Дом N 3 встретил незваных гостей одиноким светом в окне. Третий этаж, квартира шестьдесят шесть. Что там? Перекресток миров? Божественная клоака? Вход в Бесконечность? Кто-то опередил их и уже распивал оставленное Мессиром пиво, раскладывая адский пасьянс и непринужденно болтая с неорганическими созданиями, пришельцами из Ин-Ово. Курьер сразу понял, - в квартирке прочно обосновался наглец и хитрец, якобы пропавший холстомаратель, пижон Андрей.
   -Уже там. - Сообщил он свою догадку Анжелике.
   -Он Проводник.
   Она пожала плечами, для нее это было естественно. Курьер хмыкнул, ну и ладно, проводник, так проводник.
   -И что?
   -Я бы тоже была там, да вот решила тебя проводить. Присмотреть, не случилось бы с тобой чего по дороге. - Она злорадно захихикала.
   Курьер вздрогнул, вдруг всерьез испугавшись. Он-то в шутку называл ее ведьмой, а она и правда... Впрочем, Мистер Кроули из нее вряд ли получится. Обычная дура, глупая баба, вообразившая себя полуночной ведьмой. Ха, да он таких ел на завтрак... Ему не понравилось, как блестели ее глаза.
   -Как бы ты меня опередила?
   -Я - Сновидящая. Засыпаю в одном месте, просыпаюсь в другом.
   Так, ерунда, обычное дело!!! Курьер начал злиться, утратив свою отрешенность. Холод проник в вены, растекся по телу; словно электрическим ударом, его пробило дрожью. Выходит, он здесь самый, что ни на есть лох и неумеха, дитя малое, его надо провожать, за ним надо приглядывать.
   О-очень интересно!
   -Я правильно понял: ты - Сновидящая, Андрей - Проводник? А я тогда кто, - дед Пихто?
   -Ты - КУРЬЕР. И ты это давно знаешь.
   Да, он Курьер. И это давно знают многие. Даже сочинские Доберманы. Но сейчас это ничего не объясняло. Впрочем, он был не уверен, что нуждается, в каких бы-то ни было, объяснениях. Вот так, мистер Кроули. Ваши протухшие откровения не пригодились. Просто есть Ромашковая улица, и есть дом N3 , где на третьем этаже мерцает неясный свет надежды. Не святая троица уже слетелась на притягательный огонек, все трое готовы сгореть беззаботными мотыльками, готовы увязнуть в липучей магии как голодные мушки. Он схлопнул ладони - забрал с собой память о мире, где прожил тридцать пять лет. На случай невозвращения. (Так, как учил сеньор Кастанеда, почивший в вечности.) И решительно побежал к третьему дому. ВРЕМЯ ПРИШЛО. И еще, проклятый дождь закатился холодными каплями в самую сердцевину его разума...
  
   Полная темнота сопровождала их, вошедших в пасть подъезда. Дом N3 притих и насторожился, даже камни перестали думать о конце вечности, даже песок перестал мечтать о пепле и тлене. Пахнуло сыростью и застоявшимся воздухом. Глухие шаги Курьера бесцеремонно нарушали повисшую во тьме зловещую тишину. Ведьма Анжелка шагала по-кошачьи тихо и неслышно. Он угадывал ее присутствие только по теплому дыханию сзади и шороху одежды. "Что, ковбой, колдуны дышат тебе в спину? - Усмехнулся Курьер. - Так-то, Владик. Ты этого хотел, вот и получай на полную катушку". Тьма и тишина облепили его ясный разум туманом мистики. Голова закружилась, и он остановился, перевести дух: что-то подъем до третьего этажа заметно затянулся.
   -Не останавливайся. - Тихо шепнула Анжелика и ткнула его кулачком в спину. - Нельзя.
   Он где-то в подсознании согласился с ней на все двести процентов и прибавил ходу. Живот, где хранились осколки мертвой бабочки, завибрировал, подтверждая, что опасения не напрасны. Чуть задержишься, и сочинские коловращения хлынут лавиной. Нет уж, только не спецэффекты а ля его дедушка! Животный ужас накрыл Курьера с головой. Он бы с удовольствием вцепился в руку журналистки, пока зубы не застучали громче шагов. Сохраняя остатки мужества, он рванул вверх по ступенькам со всей своей курьерской мощи и уперся в полуоткрытую дверь с выползающим из нее неярким светом. Казалось, они прошли этажей двадцать. Сердце выскакивало из груди, разливая адреналин по венам. Отравленный страхом, Курьер пожелал вернуться в прошлое, открутить стрелки часов на час назад: он спит, кричат драные кошки на улице, Персик подвывает нестройному хору. Он не встанет, нет, даже не проснется. И не выйдет на улицу и не встретит журналистку. Пусть всё будет, как раньше...
  
   Поздно кусать локти, суши весла, Странник, вот он Вход.
   -Ну, что будем делать? - Спросил он у наглеца Андрея, развалившегося в кожаном кресле с дамской сигарой в зубах. Прежняя неприязнь к дизайнеру вспыхнула в Курьере. Пижон и хам, медуза, вообразившая себя осьминогом. Шелковая рубашка, рваные джинсы, туфли-бульдоги. Стильное мясо для поддержки сексуальных аппетитов Виктора и ему подобных. - Курить вредно, красавчик, будет пахнуть изо рта.
   -Ерунда, - отмахнулся "красавчик".- Ты ведь не моя мама. И потом, не известно, чем будет пахнуть, когда мы выйдем отсюда.
   Вот здесь Курьер был с ним согласен. Он не мама и даже не папа. А на счет "чем пахнуть" - в лучшем случае - дерьмом. А может трупным смрадом. Или серой. Или ничем, как от мистера Кроули.
   -Что там?
   Журналистка кивнула в сторону кухни, где была такая же тьма, как и в коридоре. Курьер только сейчас обратил внимание, что оттуда веет могильным холодом, и расползаются почти прозрачные клубы тумана.
   -Ответы на все вопросы. - Андрей потушил сигару прямо о кожаный диван и выжидательно кивнул, предлагая вновь прибывшим гостям прогуляться в кухню.
   -Уже был там? - С деланным равнодушием поинтересовался Курьер, скривившись в поддельной ухмылке. - Или кишка тонка?
   -Тонка, - честно признался Андрей. - Ты ведь у нас смельчак, КУРЬЕР.
   -С чего ты взял, умник?
   -Тихо, я пойду. - Она решительно собрала волосы в хвост и набрала воздуха в легкие. Ее любимая теория о несостоятельности мужчин как вида подтверждалась на глазах. Дети, трусы, глупцы.
   -Сидеть, женщина, - шикнул Курьер. Еще не хватало, чтобы его посрамила какая-то зарвавшаяся ведьма-феминистка. - Я пойду, это мой вызов. И потом, я ведь Курьер.
   -Заодно посмотри, нет ли там пива в холодильнике... - Хихикнул Андрей, и ведьма захихикала вместе с ним. - Ладно, если что, кричи.
   Не волнуйтесь, закричу. Во всю глотку. Курьер сжал кулаки. Над ним насмехались дети, а в кухне шестьдесят шестой квартиры ждал колдун. А за спиной колдуна застыла, готовясь к прыжку, пугающая Неизвестность.
  
  
   Пережившим эту ночь посвящается...
   Победитель Доберманов, слуга Сластолюбца, любовник холодного Моря...
   Он так много сумерек потратил зря...
   Он почти не грустил об этом мире...
   Напевающий с португальскими готами гимн мистеру Кроули...
   Упоенный холодной решимостью, он преисполнился силы сделать шаг...
   Он позволил Колдуну и туману забрать свое омертвелое тело взамен на свободу и цельность.
  
   Курьер шагнул в непостижимые пределы кухни "дьявольской" квартиры. Не то чтобы он ожидал там встретить Воланда в домашнем халате и теплых тапочках на босые волосатые ноги, попивающего "Абсолют" и пожевывающего соленый огурчик. Нет, это было бы слишком хорошо, слишком привычно и обыденно. Он ждал нечто вроде черного храма сатанистов, простого, кровавого и оформленного в стиле блэк. А ля Крис Энжел.
   Его ожидания не оправдались. (И так было всегда. Ожидания - штука паршивая!). Кухни ВООБЩЕ не было. Была черная пожирающая мгла. Мгла моментально съела его тело. Он взлетел, зависнув где-то в районе предполагаемого потолка. Все, что от него осталось - сжатое ужасом и холодом проснувшееся осознание. Пространство "кухни" соскоблило с его спящего разума все возможные сомнения.
   Где-то слышался мрачный заунывный траурный марш вперемешку с собачьим лаем. Прощай, Курьер. Прощай мир меховых тапочек и пушистых Персиков.
   -Выплюнь яд!
   Что? Кто это сказал?
   Зависший и обездвиженный, он ничего не видел... Если вообще, было ЧЕМ видеть. Он ощутил пустотой в своем бывшем животе присутствие Колдуна. Его зловещий черный силуэт плавал, как туман, то, исчезая, то, растворяясь в темноте. Посверкивая глазами, он не показывал более ничего. Только один всепроницающий огненный взгляд. Совсем не человеческий. Да... они, глупцы, еще спорили - кто это, мужчина или женщина. Это - ничто, силуэт, собранный из клочьев снов, вздохов, смутных образов и негативов. Но колдун разговаривал. Выпуская свое змеиное шипение во все сорок восемь измерений. И Курьер, воплощенный из человека в одну большую пустоту, растекшийся сознанием по углам адской кухни, совершенно отчетливо понял, о чем идет речь. Колдун скорее не говорил, а выстреливал болезненной мыслью. Курьер проглотил мысль и переварил. В нем много злости, в нем полно сарказма и яда. Вот что нашептал Колдун. Это его курьерский щит, его способ защищаться от нападок мира. Его способ удерживать себя во сне, кормя матрицу. Для того чтобы стать свободным, не надо совершать дурацких подвигов. Просто выплюнуть то, что мешало, то, что защищало... (Что будет с Курьером-кулаком, когда пальцы разогнутся?). Он взвыл от беспомощности, бултыхаясь в клейкой паутине тумана. Зачарованный шепотом Колдуна, облегченный от бренного тела, он с глубокой болью и отчаяньем осознал отвратительную истину: он не готов отпустить себя самого. Он не готов встречать реальность, обрушив все свои щиты. Яд поддерживал его, как умирающего скорпиона поддерживает надежда ужалить перед смертью самого себя.
   -Помогите!
   Зачем-то выплюнул скомканный крик Курьер, он не желал более ловить горящий взгляд во тьме. Он хотел выйти вон, убраться из кухни, покинуть Ромашковый рай и забыть как страшный сон, кутаясь в верблюжье одеяло и обнимая Персика. И завтра пойти к Виктору и поехать в очередную командировку. И приехать, чтобы потратить деньги. В лучших магазинах...
   Тело его вернулось, вдруг тяжелым грузом облепив сознание. Зубы стучали, он мерз и готов был упасть, если бы было куда. Силуэт наклонился к его голове и холодное, как лед, прикосновение чуть не свело Курьера с ума. Он хотел завопить, соревнуясь тоном с лучшими тенорами мира, но крик ватным комом угнездился в груди, разрывая грудную клетку. Что, воздух кончился или Курьер свое отдышал?!
   Тряпичная кукла, нанизанная на копье ужаса, мертвая стеклянная бабочка, он вспорхнул крыльями, вдруг ощутив прилив сил. Так бывает, когда после сильного холода выпьешь глоток горячего какао.
   -Я готов летать с тобой, кем бы ты ни был!
   -Мы идем в город Мертвых. Возьмите с собой отрешенность. Вы - уши и глаза, не более.
   -Что нам делать?
   -Уснуть. Проводник знает, где ВХОД. Я буду там ждать.
  
   Любовь и благоговение растеклось по его новому телу - тонкому, изящному, трепещущему крыльями.
   Я - новая порода бабочек - Гигантский Курьер. Я усею воздух алмазной пыльцой своих крыльев.
   Крылья вырастут до границ Вселенной.
   -Кто ты? - Спросил Курьер-бабочка. - Или что ты?
   -Я всё и я ничто. Я слезы мира о самом себе. Я - это ты.
   Он хотел спросить: а что... а кто... а почему... а зачем... а когда...но его выбросило из "кухни", прямо в тусклый коридор, пахнущий новым паркетом. Как мусор из окна автобуса. Как лист, оторванный ветром. Как горькую слюну, скопившуюся во вселенском рту. Над ним, дрожащим и молчаливым, склонились тени, в которых он узнал (скорее угадал) Анжелику и Андрея. Ему ничего не хотелось говорить, но они бесцеремонно трясли Курьера за плечи, требовали ответа. У него не было никаких ответов. Он вообще забыл, что значит разговаривать словами. Он хотел показать им, что он отныне бабочка, но кроме нелепых взмахов руками, ничего не получилось. Ты снова - Курьер. Ты обречен быть человеком, сколько тебе не дари другие формы. Печально, но факт.
   -Где мое пиво? - Спросил вконец обнаглевший пижон Андрей.
   -Сходи за ним сам, умник, - беззлобно рассмеялся Курьер, яда у него и, правда, не осталось. - Только штаны лучше сними заранее...
   -Что она сказала? - Поинтересовалась Анжелика.
   -Она - вовсе не она и не он. (Так - не рыба, не мясо). А сказано следующее: мы идем в город Мертвых. Там мы только наблюдаем. Без анализа и реакций. Путь прост: мы засыпаем здесь, а дальше Проводник нас ведет ко Входу. Все ясно?
   Он увидел их лица. Чуть грустные, в меру напуганные, но решительные и готовые. Они не задавали вопрос, который крутился у него в голове назойливой мухой еще до того, как его нога ступила на священную землю Ромашковой улицы. С какой целью организовано шоу? ЗАЧЕМ?
   Ответ: "так надо" не удовлетворял его.
  
   А с улицы по-осеннему пахло холодом, сыростью, карамелью и цветочными духами. Там, за стеклом, была жизнь. Та, к которой он привык, та, которую он безоговорочно воспринимал как единственную возможную. С будильником в шесть утра, с вином в выходные, с жарой и снегом, с пауками в углах и шерстью на диване. С запором после вечеринки, с температурой после турпохода, с томной негой после сна, с болью в раненом любовью сердце, с пением в монастыре, с голубиным пометом на новом костюме...
   Колдун позвал их туда, где все это не имело значения, либо вообще не существовало.
  
   -Я буду засыпать на диване. - Обозначил позиции Курьер. - Боюсь, мои крылья не уместятся в кресле.
   -Как ты?
   Мисс Участие!!! Ну, просто кино: Анжелика и Курьер. Он посмотрел на нее презрительно-снисходительным взглядом. Как он? Хороший вопрос. Как садовая улитка под колесами Икаруса.
   -Ничего. - Он выдохнул холод. Тот белый, смертельно опасный холод, проглоченный его жадным разумом в бесконечности адской кухни. Еще чуть-чуть, и его стошнит ледяной лавиной. - Только замерз.
   -Плохо. Очень плохо. - С видом профессора эзотерических наук прокомментировал Андрей, устраиваясь в одиноком черном кресле. Он не то пародировал американские блокбастеры, не то просто выделывался. Курьеру не стало лучше. - Как мы можем тебя согреть?
  
   Он умел спать в любом месте и при любых обстоятельствах. Долгие ночные дороги и вечные автобусы научили Курьера. Согнувшись, сидя, стоя, стоя в скоплении народа, в могильной тишине и на рок-концерте, в непроглядной тьме и при ярком свете, бьющем прямо в глаза. Потому что многое зависело от того, насколько он бодр и собран по прибытии. Как и сейчас. Все повторяется, как закат... Он отправляется в очередную, самую безумную командировку.
   Курьер лег на спину, голову водрузил на твердый валик, волосы освободил от резинки и свесил свободной волной. Волосы были для него фетишем. Да, его волосам завидовал Виктор, его волосы дружно ненавидела вся армия его любовниц и любовников, его мама долгие годы не могла смириться с его волосами... Но ему казалось, что он сводный брат старика Кощея, чья сила спрятана не в игле, а в желтом непокорном хвостике. Как и любой на этой земле, он думал, что имеет право на свое маленькое особое безумие, на свое тайное порочное пристрастие к длине волос.
  
   Он видел сон, очень яркий сон. Сначала все расплывалось, как в обычных ночных бреднях. Потом он вспомнил, что заснул на черном кожаном диване, где-то между мирами. Он вспомнил, кто он в матрице. Курьер, утонченный, изящный, смелый, стильный, всемогущий, гибкий, хитрый и смелый... Он - не больше, чем кусок дерьма. Ошметок матрицы, прилипший к сапогам времени. Ему снилась улица. Узкая, вымощенная крупным камнем. С высокими кривыми стенами, увитыми высохшим виноградником. С узкими проходами, где гнили красные "Запорожцы" без колес, грустные символы совковой эпохи. С убегающей вниз перспективой, где сонно застыло мертвое Чертово Колесо, утонувшее в тумане, где огромные улитки обтекали своими мокрыми утренними телами тухлые бананы. Он знал эту улицу, хотя и не мог вспомнить, откуда. Может в детстве он гулял по ее узкой дороге, засматриваясь на заманчивый полукруг Колеса в ближайшем парке? Детали расплывались, но в целом Курьер уловил всю картину, позволив воображению дорисовать мелочи. Вот там, слева, возле стены лежит огрызок яблока со следами детских зубов, а справа, возле груши, где арка из красного кирпича, есть углубление в стене, где он с мальчишками прятал самодельный лук и коллекцию сигаретных пачек.
   Нет, это не была улица его детства. Он услышал, как из окон заунывным тенором выливается совершенно Негативный Тип - Ротайчик, он же Питер Стилл, со своим убойным хитом. Что-то там про подружку его подружки. Анжелике бы понравилось... Он услышал ее смех, она стояла рядом. Он не мог увидеть, потому что не мог повернуть вдруг одеревеневшую шею, но он ощутил ее тепло, ее запах, ее щекочущий смех, ее рыжий цвет, слитный с бормотанием Ротайчика. Это была ... ее улица детства. А Ротайчик как раз тринадцать лет назад разродился лесбийским творением. Значит, она тоже слушала готов. Что ж, один ноль в пользу сексуальных меньшинств.
   Сфокусировав взгляд, он увидел в конце улицы художника. Вроде бы тот сидел лицом к чертовому колесу и рисовал. Утренний маньяк кисти и холста, он уже перенес половину реальности на свой мольберт. А колесо таяло, парк стирался и вот-вот рухнул бы вниз.
   Андрей!!! Безумный творец-пижон, кажется, решил поиздеваться над Курьером. Так мальчишки задирают пьяницу, еле волочащего ноги. Так стервозная хозяйка колотит палкой опостылевшую шавку на цепи. Сегодняшний сон нашел свой объект для ехидных насмешек - Курьера. А рыжая ведьма хохотала от души, звеня разнокалиберными колокольчиками смеха... А где-то в стене была белая дверь и лавка чудес. А по улицам бродил мальчик, продавший свой смех - Курьер. В обмен на ловкость пантеры, на быстроту гепарда, на силу льва, на безжалостность ястреба, на всеядность гиены...
   Он попробовал засмеяться, но издал какие-то грохочущие тяжелые звуки пополам с черным дымом. Так смеются вулканы. Так гремит гром в третьесортном фильме ужасов. Так падают кастрюли в коммуналке. Вот ты и дожил до своего конца, Курьер, ты не умеешь смеяться...
   -Пойдем, некогда.
   Он услышал голос Андрея сквозь вату сна, забившего уши. Улица заколебалась и растаяла, превращаясь в ночной пейзаж с зелеными фонарями и китайскими джонками, плывущими по зеленой воде извилистого канала. Если где и была белая дверь, то она растаяла вместе с образом старой улицы. Курьеру стало совсем грустно и неуютно. Он хотел спросить, куда они идут, но обнаружился, что совсем не умеет говорить...
  
   Не засыпай!!!
   Не засыпай!!!
   Не засыпай!!!
   Проснись, Курьер!
   Жалкое, никчемное создание...
   На фиг мы его взяли...
  
   Стиснул зубы, заскрежетал ими, как старыми ржавыми воротами. Эй, кто это назвал его никчемным? Если Андрей, он сейчас разобьет его длинный нос, если рыжая ведьма... Он разозлился. Как он разозлился!!! Вернулась улица с чертовым колесом вместо маяка надежды. Запах пыли и влажный туман. Скрипнуло окно, звякнул дверной колокольчик, - улица оживала. Было раннее утро, если во сне бывает утро. Они куда-то шли. Может, к краю пропасти. На Анжелике было длинное белое платье. Такое пышное, что он чуть не утонул в пятитысячной юбке, пахнущей свежестью и стиральным порошком. И он увидел краешек ее ноги, белой как мрамор. С золотым лаком на ногтях. Эх, мама-Мексика... Какие-то женщины когда-то целовали эти миниатюрные ножки, делали массаж стопы, нежно поглаживали рельеф. Их поцелуи прилипли высохшими кляксами страсти. Они были искусны...
   -Не засыпай, черт возьми! - Услышал он возле самого уха. Звук вернул Курьера на улицу, где было полно народу. Вроде бы это был его город. Самая обычная утренняя дребедень, с молочницей на углу, с пьяницей в подворотне, с собакой, спящей на траве... Только не было в его городе ни этой улицы, ни чертового колеса, плывущего в тумане листом Мебиуса. И люди шли сквозь Курьера, как тени сквозь лучи света. - Где мы?
   - Это реальность сновидения. Анжелика поддерживает ее для тебя. Будь другом, не спи, пока мы не прибудем в Небоскреб.
   Что еще за Небоскреб? Он не собирался заходить в небоскребы, особенно в РЕАЛЬНОСТИ СНОВИДЕНИЯ. Он хотел крепко уснуть и проснуться там, где он провел свои тридцать пять лет - в привычном мирке. Пусть узком, пусть тесном и спертом. Пусть душном и малом. Пусть иногда истертом до тошноты. Но там он знал, КТО он. Знал, что его ждет и как реагировать, если судьба дает тебе хорошего пинка. Здесь он расплывался, ежесекундно забывал, кто он и что делает. Разваливался на части, уплывал с туманом. В нем отсутствовала привычная целостность.
   Вокруг кружили бабочки, он закрыл от них свой живот. По реке плыли торговцы рыбой, заполняя сновиденье запахом сельди. Он скользнул в реку, догоняя запах, и вдруг понял, как легко перемещаться в этом вывернутом на изнанку миру - вслед за своими мыслями. Река несла его вниз, легкого, как вздох богини. Люди на берегах занимались магией. Птицы плакали стихами, а японские фонарики плавно покачивались в тон бормочущему Ротайчику. Курьер стал рекой. Его энергетический двойник затеял сложный танец-транс, покачиваясь на волне запаха сладких сырников...
   -Не спать!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   да, проткните мои бока, выколите мои глаза, жадные беспощадные вороны...
   -Я не сплю.
   Молитесь клипартам, жуйте ваши жвачки, животные. Ему было плохо. Мотало из стороны в сторону. Рук он не находил вообще; ноги болтались, как тряпичные куклы, где-то между распорками чертового колеса. Было легче умереть, чем собрать этот мир.
   -Небоскреб, Курьер!
   -Я могу уснуть?
   -Разве что навсегда...
   Кто это сказал? Колдун? Курьер задрожал. Вот и твоя смерть, Влад. Никаких спецэффектов, просто уснул во сне и не проснулся... Почтим память героя...
   Он увидел Небоскреб и расхохотался. Он был в этом здании сотни раз. Только в реальности дом был этажей двенадцать, не больше. Первый этаж - налоговая, второй, третий и кажется пятый - телевизионщики, последние этажи пустые, там раньше был ресторанчик с морепродуктами. А пару лет назад в левом крыле колдовала над счетами бухгалтерия Виктора. Он помнил, как пахнут пылью ковры на третьем этаже, стены в сортире в мелкий цветочек и строгого администратора на пятом.
   Во сне здание имело надстройку в лишние пару сотен этажей. Так, ерунда, мелочи жизни, ну прибавилось башня длинной до самого черного неба...
   Ух, ты! - подумал Курьер, и понял, что здесь-то он не заснет. Небоскреб - местечко сотворенное точно для его мрачноватой душонки. В стенах - призраки, в подвале мечется дух Мистера Кроули, а похотливые драконы бьются крыльями в стекла. Он украдкой взглянул на Андрея, подсмотрев его маленькую тайну... (А рыжая дурочка волновалась, - куда исчез ее верстальщик!). Ну и Проводник ему достался! Интересно, а дракон был мужского или женского пола? Здание пропиталось вязкими тайнами и приторными секретами. Армии сновидцев оккупировали его, чтобы безобразно потакать своим вселенским грехам. Что за сны они здесь видели, потерянные дети Силы? Колдовской домик с вампирами на крыше, режущей небо. Курьер медленно облизал пересохшие губы: быть может, ему здесь и понравится.
   Да здравствуют рыжие ведьмы и пижоны-верстальщики!
  
   Приключение начинается.
  
   Раб изящных антуражей, он задрожал, извиваясь позвоночником. Где-то надрывно пели одинокие скрипки, и по золотому потолку топталось что-то очень тяжелое. Тени дышали ему в спину, жасмин и магнолии цвели, свешиваясь из текучих грезами стен. Запах сводящих с ума орхидей, обнаженные ведьмы... Здесь открывался вход в другую грань мира. Здесь он ощутил себя живым. Тело Курьера выглядело грязным, больным и тощим. Вот он, ты, дружок, без украшений иллюзиями матрицы. Чужие обиды и зависть облепили его черными присосками.
   И все же, это было ощущение настоящей жизни. Он дышал миром, он упивался ощущениями, он приплясывал, сбрасывая с себя увесистые куски плавучей грязи. Он подпрыгивал, зависая у дрожащего неоном потолка, расплескивая мокроту и гниль, и ловил ангелов за хвост. Он понимал, о чем говорят звезды. Готовый обнять весь живой мир своим горячим сердцем, он не хотел помнить, что надо возвращаться. Ему было все равно, где он. Хоть в нигде. Мягкие обои Небоскреба податливо извивались под его скрюченными пальцами, воздушные змеи уносили его на своих пушистых крыльях и электрические скаты смеялись, путаясь в его ногах, руках и волосах.
   -Прекращай кормить весь этот зверинец своим теплом! - Прикрикнула Анжелика. Истинный ангел, она, конечно, была права. Он бессовестно впал в поросячий восторг, разбрызгав сны и слезы.
   -Извини, - рассмеялся он, сотрясаясь и гремя костьми, как Кощей на смертном одре. - А где мы?
   Ответа не было. Они сели в лифт, отмахиваясь от прозрачных бабочек, вылетающих изо рта Курьера с каждым смешком. Кажется, осколки мертвой бабочки в его животе самоопылились и породили грустное потомство, живущее не больше минуты. Блеклые и не жизнеспособные, эти умирающие вздохи его любви ко Вселенской Тьме, путались в волосах и умирали, не успев осознать, что такое жизнь. Курьеру стало грустно, и его восторг утих. Лифт мчался бесконечно. Сутки и недели. Он проголодался, потом забыл, потом опять проголодался, потом захотел в туалет, потом забыл. Его старые привычки умирали, отпадали, шелушились, как арахисовые шкурки. Все, чем он жил раньше, не имело значения. Он забыл, что такое боль и сердечные муки, он выбросил мораль, совесть, страх, тревогу, раздевая себя, как луковицу.
   Когда они выходили из лифта на 117 этаже, он стал таким легким, что парил, как безумный гелиевый шарик.
   -Нас ждут. - Напомнил Андрей. Безжалостный, хладнокровный и собранный, Проводник готовился испытать судьбу с максимально высоким уровнем осознанности. - Прекрати паясничать!
  
   Небоскреб околдовал Курьера, лишил воли тряпичную куклу по имени Владислав... Небоскреб дал ему свободу летать и выкашливать розы с клубничным джемом вместо лепестков. Он не верил в райские местечки без подвоха. Он подозревал, что где-то за углом притаилась инжировая смерть...он подавится косточкой и не проснется... А русалки на крыше играют в покер на его бессмертную душу.
  
   Луи...Луи...Луи...Луи...Всё стонешь, Луи?
  
   Он зашел в комнату для магических обрядов. Столп огня в центре, на стенах притаились хитрые рожицы демонов, мерцают свечи, зеркала, зловещие тени. Обстановочка что надо, похоже, у холстомарателя Андрея был вкус. Только окно...такое большое. За матовым стеклом - чернота.
   -Нет, там город Мертвых, присмотрись!
   Что за бред? - Хотел, было, спорить с Анжеликой раздосадованный Курьер, но чернота за окном уже поймала его внимание в смертельный капкан. Он смотрел и смотрел. Теряя слезы, выплакивая свои последние щиты от Бесконечности. Он трепетал от страха, как муха, пойманная в липкую сладкую паутину. Тонкий мостик, по которому он перешел на ДРУГУЮ СТОРОНУ, рухнул в одночасье. Для Курьеров возврата нет, путь назад закрыт. Он ждал, что кто-то спросит: готов или нет, и тогда, кусая локти и обливаясь горючими слезами, он прокричит, захлебнувшись мольбой и слюной: Нет, черт возьми, не готов!!! Трижды не готов!!!
   ...но мертвая бабочка в его животе вылетела и устремилась туда, в пугающую темную громаду города, потащив Курьера за собой. Ибо она принадлежала Городу Мертвых. Ибо она была связана неразрывной нитью с его пупком. Там, за стеклом, ждал Колдун. Черный силуэт на черном фоне. Приложив к лицу белую маску, он смеялся, сотрясаясь гибким телом и манил своих гостей-пленников. Миг настал, отступать поздно. Гнетущая тишина обрушилась на дрожащее курьерское тело. Или он оглох?
  
   ...прощай Персик, прощай Виктор и цветущие весной абрикосы...
   ...прощай море, прощайте "доберманы" и кино по воскресеньям...
   ...прощай мир...
  
   У него больше не было никаких двадцати минут.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ноябрь
  
   ...Гуд бай. Я не вернусь никогда.
   Я начинаю жизнь насекомого. Не как у Пелевина. Что может знать Пелевин о жизни насекомых? Разве это он носил в своем чреве девять месяцев мертвую бабочку? Разве это он подрагивал крыльями на холодном ветру, осыпая мир осколками своих надежд?
  
   Он родил мир из центра живота. Для того чтобы повиснуть в середине блестящей до рези в глазах паутине. Повиснуть мертвой алмазной бабочкой. Ночной Курьер в неизвестность с замирающим сердцем понял ту омерзительно простую, но отвратительную мысль: он еще тысячу раз вернется в матрицу. Куда бы ни убегал, куда бы ни улетал, куда бы ни умирал, хитрая и жадная конструкция ждет его возвращения, бессовестно теряя голодную слюну. Ибо предназначение Курьеров и Мертвых Бабочек - возвращаться туда, где они себя сотворили. В мир организованных трехмерных полей, со всеми прелестями мертвой однозначности: вечным ля-ля под несвежий винегрет, с окурками, упавшими из переполненной мусорки, с теледебатами на тему детской преступности, с кубышкой-свиньей, разбитой для покупки джакузи, с поездкой на побережье после развода. Это называлось жизнью, - череда привычных действий, своей иллюзорной значимостью затмившая реальность.
   Он заново родил мир из центра живота. Потом он вернется, чтобы лицом зарыться в листья, радостно глотая придуманный воздух. Чтобы втиснуть потное тело в маршрутку, везущую домой. Пространство обмануло его, распавшись на детали, как мертвый и ржавый механизм. Ты никогда не умрешь, - толковали упертые американские думстеры. Он смеялся над ними. Смеялся, засыпая в Городе Мертвых.
   Он махал крыльями, собирая пыльцу ощущений у себя в теле.
   Здесь, в Мертвом городе, спящий во сне, он намазал мир-масло на свое любопытство, готовый к небывалому пиршеству.
   Прозрачные дворцы склонились над ним, подавляя гигантскими масштабами. Они таяли под его пристальным взглядом. Фаллические башни рассыпались, не выдерживая нескромного внимания. И все же, стоило Курьеру отвернуться, город вновь прорастал единой, прозрачной и вязкой массой. Он был и не был одновременно.
   Луна вылила молочный свет на его больное темечко.
   Как я попал сюда? Мертвая бабочка, к которой он был привязан незримыми нитями, не спросив невольного сожителя, взмахнула своими крыльями длинной со Вселенную, и рванулась в мертвый Город, потащив за собой гнилой и бесполезный кусок мяса, не дожеванный матрицей, что звался иногда Курьером. Ноги его подкосились, сплетаясь в узел, и он упал на скользкие и холодные камни мостовой Мертвого Города. Одна загадка решилась сама собой. Именно так он передвигался тогда в холодное февральское утро. Часть его, постоянно блуждающая в Мертвом Городе, была в том месте, что соответствовало в матрице ресторанчику Виктора. На пике опасности, готовый обкакаться от страха, он сжался и позволил этой части притянуть себя. Никакие колдуны тут не причем. И он только что проделал подобную операцию, перекинув свое физическое тело из Небоскреба в Город Мертвых.
   Вот, Курьер, ты и открыл секрет свёртывания пространства: на самом деле нет никакого пространства и в помине. Переставший рубить мир на детали, да обретет силу свободного полета. Так-то.
   А раз нет пространства, значит и разделение на людей условно. Он и мистер Кроули - едины. Он и Виктор - одно глупое целое, он и рыжая ведьма - две части дышащего континуума. Он и море - одна большая волна, с гиком пролетающая в черной вселенной. И, не смешите меня, - яркие звездочки в ночном небе - не раскаленные горячие объекты, это всего лишь родинки на моем теле.
  
  
  
  
   Город Мертвых нещадно развеял его дутые картины жизни, подсунув новую, более совершенную иллюзию.
   Величественный град таял на ладони, утонченный, изысканный и смелый в своей холодной красоте. Звенел бубенцами на ветру. Мелькал тенями в узких проходах. Блестел мертвой чистотой.
   Курьер видел город тысячеглазым пауком, одна картинка накладывалась на другую, не помещаясь в умирающий курьерский разум. Пахнущий шоколадной стружкой, космический ветер гонял ленивые тучи в небесах, унося за собой тех, кто смел. Бешеные псы и прозрачный Персик завывали на двухтысячную луну, ту, что всплывала слева. С красноватой прожилкой через всю свою откушенную форму. "Соберись, приятель, иначе город ассимилирует тебя, посчитав пылью!"
   Он втянул щупальца, развешанные по всему городу, и изображение собралось в одну, довольно четкую картину. Пугающие холодные прозрачные дворцы все еще продолжали нависать над непрошеным гостем, но он увидел свои босые ноги и успокоился. Он всё еще человек и это не так уж плохо, черт возьми. Слева корчился бедняжка-пижон Андрей. Он судорожно цеплялся за живот, сучил белыми ногами и подметал волосами черную мостовую Мертвого города. Было ощущение, что он проглотил живую курицу, и та, не удовлетворенная своим непривычным ощущением, бьется у него в теле, желая просочиться через пупок. Рыжая ведьма пританцовывала рядом. Безмятежное дитя филфака, она почти не касалась мостовой, паря в густом насыщенном воздухе. Что ж, в конце концов, это СОН, а она - СНОВИДЯЩАЯ.
   -Идиот!!! - Жутко взревел Курьер у самого уха Андрея. - Ну-ка встать!
   Что за карма у меня такая, бодрить всяких недоумков, вовсю борясь с большой внутренней чесоткой - залепить хорошую затрещину. Нет, ты не прав, ковбой. Они ведь тащили тебя там, в узкой улочке с чертовым колесом. Господи прости, что за дъяволизм свалился на его усталые плечи...
   Андрей вскочил. Неваляшка матрицы, он качнулся, проваливаясь сквозь Курьера, растворяясь в нем и цепляя мысли, как паутины. О, Мистер Кроули, что же там, в вашей больной голове?
   Курьера вырвало Андреем, черным, волосатым, с янтарным светом вместо тела, с миром, схваченным и спрятанным под сердцем. С кистями, пластиковыми лилиями, с серьгой в ухе, с издателями и печатниками, с драконом за окном, со сломанной зубочисткой и лепестками чайной розы на шелковой простыне. Бог рекламных модулей, зодчий несмелого сюрреализма, он улетал от пения птиц и умирал, вкушая бормотание космоса. Он слышал, как шуршит трава воробьями, как в кульке булькает золотистый "неончик", дохлый еще с обеда...
   -Больше так не делай, - чуть не заплакал Курьер, отплевываясь светом и ртутью.
   Слишком интимное прикосновение. Одно спящее сознание прошло сквозь другое. Да, опасная степень открытости. Что скажите, Мистер Кроули? Это вам не мышиный помет жрать!
   Андрей успокоился и кокетливо усмехнулся. Курьер с некоторым содроганием представил, что мог этот самодовольный мальчишка прочесть в глубине его черного курьерского сердца и отступил на шаг. Давно пора было сделать этот шаг, чтобы увидеть четыре дороги, ведущие к опасностям Мертвого Города. Никаких направлений, просто Град растекался на четыре ручья, равнодушный к мучительному выбору путников. Мареновые розы усыпали их пути, мурены пели им рыбьи песни, а мрамор дворцов проливался теплыми реками. Он хотел зацепиться за юбку рыжей ведьмы и полететь с ней к луне, наконец, занявшей свое привычное место - длинную синюю спираль через все небо. Но она презрительно сбросила его вниз, на холодную и влажную мостовую, помахав изящно ручкой. Лунная шаманка, она не желала брать с собой глупцов и детей. Это правильно, - решил Курьер, здесь у каждого своя дорога. - Только вот где же их провожатый?
   Гул его присутствия раздавался отовсюду. Как далекий Молох, мелящий реальность в пыль и тлен, Колдун носился по улицам города, подметая неверные детали сна. Он был и не был где-то рядом, ускользающий от взгляда и манящий сверкнувшими желтыми глазами.
   -Эй, подожди, я с тобой!
   Он не догнал. Сломался за третьим поворотом, задыхаясь и путаясь в ногах и крыльях. Колдун ускользнул, предоставив троицу саму себе: броди по городу-сну, лови открытым сердцем записки откровенности. И наслаждайся своим бессилием, если сможешь. Смирение. Может за этим они пришли в Мертвый Город? Ну, уж нет.
   Ладно, как скажите, Мистер Кроули, поднимаю черный флаг.
  
   Он поднял голову вверх, посмотреть, что там, над городом. Мокрый пушистый снег запорошил его зеленые глаза. Там была ночь и звезды. Там носилась оголтелая ведьма, разбрасывая тысячу юбок и мелкий бисер. И понятно: кому как не ведьме летать в полночь, поедая свет полнолуния. И она была не одна. Мудрая Анжелика уже нашла соратницу, а может быть и двух. Не удивительно, черт возьми!
   Осенняя ночная тьма пушистой лапой пригрела воспаленный разум Курьера, поглаживая волосы нежным ветром. Он тоже хотел летать. Там, в шаманской тиши звезд. И тихонько напевать португальских думстеров и перешептываться с ночными птицами. Ага, фиг!!! Они не взяли Курьера. Он не был ведьмой, вот так. Но я даже не мужчина, - взмолился Курьер, - я бабочка. Я хочу летать.
   Он лег на мостовую, растоптав свою гордость, в ожидании, когда тело поднимется в воздух, если конечно субстанция, образующая всё вокруг была воздухом. Он видел свои тонкие белые руки, слышал как похрустывают сзади крылья, просыпая сладковатую пыльцу, ощущал холод в ногах, но он не был уверен, что у него есть такие привычные органы, как печень, желудок, кишки, пищевод и ежи с ними. У него не было половых органов. Так, тусклый свет, бегущий по кокону.
   Он так и не смог взлететь. Его совсем запорошило снегом и завьюжило холодным ведьминским северным ветром. Встал и побрел прочь, уныло подтаскивая звенящие льдом мертвые крылья, гремящие о злую мостовую.
   -Андрей! - Позвал он, ощущая, что глубокая всепоедающая тоска вот-вот навалится на него тяжестью холода и смерти. - Ты где?
   Грохот тысячи водопадов обрушился на него, как лавина, оглушив и придавив. Кто-то гремел справа, словно колотил молотом по адским сковородкам. Курьер призвал в свидетели мертвых принцесс (наверняка, уроженец этого города!), Мистера Кроули, души всех погибших до него курьеров и направился прямо в волны шума, готовый раствориться здесь и сейчас.
   ...сначала ему показалось, что обыкновенный бомж ковыряется занемевшими пальцами в мусорном баке, шамкая мыслями и закусывая грязную бороду в покрытый язвами рот. Бродяжка в рваном пальто и рваных перчатках. Воняющий самокрутками и тухлой рыбой.
   ...обкуренным реальностью мальчикам посвящается величайшее предупреждение от века пластика и оргстекла: НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ СВОИМ, ИБО ВРУТ ОНИ, ПАСКУДЫ.
   Ох, Мистер Кроули, жаль, вы уже почили. Не быть вам свидетелем местных чудес. Зрелище открылось совершенно непередаваемое для закостеневшего курьерского мировосприятия: то, что копалось в мусорке, было НЕ ЖИВО. Разломанный пополам кокон едва сдерживало несколько волокон блеклого света. Свет грозил вот-вот потухнуть, навсегда прекратив иллюзию цельности данного организма. Как он передвигается, таская в себе 99 % мертвечины? Черная гнилая плоть болталась внутри подобия человека как давно перегнившая каша.
   Курьера затошнило, но он продолжал наблюдать. Несомненно, перед ним был человек, и человек был мертв. Убогий зомби, он исполнял не завершенные при жизни дела, выкапывая из мусора пропитание.
   -Гадость!
   Он понесся вперед, подальше от жителя Мертвого Города. Если они все таковы, становится оправданным столь мрачное название... Он увидел двух людей парящих чуть выше земли. Их тела переплелись, сжимаясь и содрогаясь в страстном поцелуе. Скамья под ними вибрировала жаждой и вожделением. Курьер хотел улыбнуться и спеть что-нибудь про любовь, но через секунду его плавающий взгляд сфокусировался и высветил неприглядную суть...
   Эти двое тоже были мертвы.
   Вдыхая отчаянье и выдыхая безнадегу, он продолжал наблюдать. Женщина имела немного света сверху и снизу кокона, большую же часть затянула черная зияющая пустота, едва пульсирующая жадным небытием. Любовник запустил черные щупальца в центр ее пустоты, пытаясь вытянуть хоть каплю энергии. В нем было чуть больше света, но между головой и животом бултыхалась грязная масса, издали похожая на кишащее червями гнилое мясо. Он был мертв.
   Пошлая вампирская киношка! Его крылья отяжелели. Курьер пошел назад, к тому месту, где он появился в городе. Красота дребезжащих на ветру замков больше не прельщала его. Там, в глубине двигались и копошились мертвецы. Что за безумная сила наводнила город бездушными телесными оболочками, и зачем колдун притащил их сюда?
   На пересечении дорог росло дерево, и на этом дереве сидел Андрей. Курьер испугался, что сейчас увидит мертвечину внутри него, но ничего не произошло, - Андрей был самый обыкновенный Андрей. Только черные волосы были взъерошены, а руки он сложил за спиной, как птица крылья.
   Курьер был рад видеть пижона-холстомарателя. Пора кончать всю эту бодягу. Он попросит Андрея вернуть его назад, в Небоскреб. Он будет угрожать и умолять, а если тот по неосторожности откажется, Курьер пойдет даже на крайние меры. Город удручал его и пугал, как ничто другое. Здесь веяло холодом и отчаяньем. А если Рыжей Ведьме нравится, вот и пожалуйста, пусть остается, хоть навсегда. Он, Курьер, готов променять горькую правду мира на сладкую ложь матрицы, он хочет вернуться, ибо силы покинули его.
   -Андрей?
   В ответ он услышал глухой нечеловеческий смех. Андрей взмахнул черными крыльями и серебряным вороном взметнул в заснеженное небо, опрокинув телеграфные столбы. Вовсе это был не Андрей. Какая-то тварь притворилась человеком. Курьер упал, сражаясь с неумолимой болью, ужас скрутил его прозрачное тело и сломал крылья. Он осознал крайне неприятную, как острое лезвие, мысль: в Мертвом Городе живут не только ЛЮДИ. Здесь полно других тварей, маскирующихся под людей-зомби. Ну, приехали! Дюк Нюкем маст дай!!! Почему, черт возьми, это так важно? Всего лишь сон в несуществующем городе... Это не так. Всегда было и есть. Далеко не просто сон... Он не хотел мириться с этой обволакивающей мыслью.
   Еще парочка "дутых" ворон присела на провода, каркая и сверкая глазами в сторону Курьера. Они готовились упасть на него. Присосаться к темечку и выклевать самые интимные мысли. Ага, подходите, я готов! Он представил, как летят крылья, осыпаясь черным снегом, как черные тельца расползаются жирными пиявками в его бледных пальцах.
   Но ничего не произошло. Начался молочно-бледный рассвет. И это была ночь. Тьма - днем и молоко - ночью. Странный мир, воистину!
   Он побродил еще какое-то время, убегая от шума и призраков. Увидел что-то очень знакомое: может оборванный плакат, а может надорванную ткань бытия с желтыми буквами. Флёр, рожденный в грехе. Пожал плечами, не пытаясь сохранить в памяти глупую деталь, но и не имея возможности отделаться от нее. Под мостовой что-то гудело. Не то подземные реки, не то гигантские жуки. Камни нагревались, и вскоре он стал обжигать ступни, не понимая, куда делись его брендовые ботинки. Город Мертвецов сожрал их, переварив в единую серую массу утренних сумерек.
   Мишура и мошкара кружились возле лица, запорошив глаза. Он ощутил зуд внутри тела. Зуд разрастался, постепенно захватывая сердце и горло. Он мешал идти, мешал четко воспринимать. Ты чешешься изнутри, немытое дитя матрицы. А может он уже заразился отравой города и вот-вот превратится в зомби?
   Он представил, что сейчас увидит Черного Колдуна, рожденного его больной фантазией и колдовством февральского вокзала, и вонзит в него острые когти своего недовольства, выплеснет черный смрад обиды. Если предполагается, что Курьер должен остаться в Мертвом Городе навсегда, - так шиш вам, Высшие Силы. Он не согласен, против, контра, и точка. Он уже собирался заорать во всю глотку: "Сволочи, верните меня домой!", когда увидел милого старичка. Тот улыбнулся, снимая магический колпак, и позвал войти в волшебную лавку. Умудренный недюжим опытом, Курьер нацелил на него пристальный взгляд, ожидая увидеть очередную омертвелую куклу.
   -Хочешь научиться летать? - спросил старичок.
   Он был живым!!! Хотя его кокон был вытянут и деформирован так, словно по нему хорошенько хрястнули чем-то тяжелым, тем не менее, живительная энергия текла по телу, он светился и дарил тепло. Курьер вдохнул затхлый запах волшебной лавки, тепло живого старичка и расплакался помимо воли. Мудрый мой, хороший, странный старичок, конечно, я хочу научиться рассекать холодное небо, целуясь с небесными ветрами. Я хочу быть птицей в твоем странном мире, чтобы видеть звезды совсем-совсем близко.
   -Да... да... да... да...
   Прокричал он, вдруг потеряв четкость картины. Пугливые тени осмелели и навалились на него, выпрыгнув из-за углов Мертвого Города. О нет, только не сейчас... Зуд распространился по всему легкому телу. Курьер вмиг отяжелел, потеряв крылья. Тьма съела дворцы, и мир вокруг стал вдруг желтым и колючим...
   Нет, пожалуйста, еще полчаса... Он просыпался, покидая Мертвый Город.
   Листья и асфальт обняли его плотное и жесткое тело.
   Здравствуй, Матрица...
   ...Демоны были. И были в этом плоском мире. Были всегда. Демоны-фаеры, демоны-марины и демоны-колодцы. С глазами-пуговками, жадные, беспощадные и терпеливые охотники, они чистили черные перышки, маскируясь не то под вороньё, не то под голубей.
  
   Не те, что забрали Мистера Кроули. Не те, о которых грезили блэкеры и готы всех времен. Те были частью сочинивших их разумов. Плодом сладостных фантазий убогих мечтателей.
   Нет, эти были самые настоящие. Живые и голодные. "Ты спятил, приятель, - с грустью подумал Курьер, беспомощно наблюдая за парой иссиня-черных ворон и вспоминая дурную дедушкину наследственность. - Они не демоны, - обычные твари, сосущие человеческую плоть, истикающую эмоциями. Их пища - твой восторг, твой холодный страх, твой страстный вздох и безумное отчаянье". Он видел их там, в Мертвом Городе и продолжал видеть здесь, в обычном мире, проснувшись рядом с осенними маргаритками.
   Рычащий и кашляющий листьями, он выплевывал остатки сна и осколки отпавших крыльев. Нещадный ветер гнал и гнал новые листья. Его засыпало желтым. Потрескивала лопнувшая неоновая витрина. Остатки желтого флёра истекали в морозный воздух. Мимо пронеслась машина, взорвавшись искрами боли в его нежных ушных раковинах. Заткнитесь всё, мне плохо!
   Нужно было думать, как добраться домой. Он спросил у маргариток, почему они живы так долго. Он отмахнулся от навязчивого роя песчинок, брошенных в лицо свирепеющим ветром. Кажется, матрица не ждала своего блудного сына. Его встретило разочарование и холод. Вот он, его мир, весь, как на ладони - главная улица, третий час ночи, свищет ветер. Нет, никакие "двенадцать" здесь не гуляют, разве что демоны, но их всего двое, замаскированных под пучеглазых ворон. Вон желтая витрина, а вон и та влюбленная мертвая парочка. Хихикают, показывая на него пальцем. Он поискал бомжа и телеграфный столб, но они были где-то там, за поворотом к рынку. А в трех кварталах рос неказистый пятиэтажный Небоскреб.
   Приплыли, Флинт.
   Приглашаем на новогоднюю распродажу: лот номер один - дерьмовый никудышный городок с грязными окраинами; лот номер два - красавец Город под названием Мертвый, дается в придачу. Ибо одно есть продолжение другого. Нет никакого Мертвого Города. Курьер бродил по родному городишку, только у него было другое тело, и другие глаза, и другой ум. И другими глазами он увидел неприглядную правду.
   Двое направились к нему. Те самые. Пошли вон, лучше с демонами!!! Распродажа продолжается. Скидки каждому, в подарок - мрачное знание. Вот это ты попала, Алиса. Нет никаких других миров. Нет Зазеркалья. Есть только этот, пережеванный до пресной каши город, населенный мертвецами.
   Курьер поднял голову в небо, не парит ли там смелая рыжая ведьма? Нет, загибается где-нибудь в соседнем дворе, проснувшись с тем же грузом на сердце. Он заставил себя встать, обнимая за плечи. Всплакнул навстречу ветру.
   -Мне не нужна помощь! - Крикнул на всякий случай, чтобы никто не шел за ним этой самой холодной и самой осенней ночью. Всё, он прикрывает мультисессию сновидения.
   А потом мир перестал пахнуть замерзшими маргаритками. Остановилась маршрутка. И было не три часа ночи, как ему сначала показалось, а всего лишь вечер. И людей гуляло много, все рваные и изъеденные чернотой. Мертвецы, уверенные в своей жизненной правде. Он втиснул своё негнущееся тело в теплую пещеру газели. Поместил попу на узкое сидение, подвинув толстуху в рыжей дубленке. Пахло жизнью, легкими цветочными духами, семечками и выкуренной сигаретой. Он закрыл усталые глаза, привалился к стеклу и подумал:
   "Черт, как хорошо, что я жив!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!"
  
  
  
   Черный осенний вечер с ярко-ярко синим небом, падающим сквозь стекло. Свалка шаблонов. Бансай из супермаркета. Самые низкие струны издавали самые низкие ноты. Таких нот не было в матрице. Никогда. Пластик, пережёванный богом.
   Он забыл, как писать стихи. Он не хотел вспоминать слова. Слова ни о чём не говорили, они даже не намекали на то, что он видел в Мёртвом Городе. Аморфный... смятый... в кулек мир-каркас засосал Курьера-бабочку в мясорубку трехмерности.
   Слышишь, как кричат птицы? А кто из них действительно птица?
   Нет, детка, больше не зажигай мой огонь, я и так развеянный северным ветром человеческий пепел. Он бы охотно нырнул в морские пучины, чтобы навсегда вынырнуть из искусной нерушимой лжи мира. Его старый любовник - море, наверняка, принял бы его в холодные объятия...
   Он вышел из маршрутки, хлебнул легкого холодящего воздуха и подумал: всё не так уж плохо. Нет повода распускать сопли. Его крепость спокойствия рухнула давно, там, на прошлогоднем февральском вокзале. Осень раскидала салатные кленовые листья, посеребрила инеем жухлую травку. И где-то там, на главной улице цвели маргаритки. А для пальм построили оранжерею, с подогревом и кондиционером. Пальмы должны думать, что они в Африке. А Курьеры должны радоваться командировкам и жрать свои рождественские апельсины, взрывать свои новогодние фейерверки и обливать свои спящие мысли жирным слоем иллюзий из дешевых бутылок. Шампань далеко, герой. Шампани не существует. Шамбала - сон внутри сна. Шамбала - сказка для слабых. Как розовые слоники и Санта-Клаус в камине. Мертворожденные мысли, вывалившиеся в мир просто от скуки и от необходимости болтать.
   Все его щиты дали течь.
  
   Подтирая вытекшие мысли, плакал с дождем его расколотый разум. Курьер присел на асфальт, не понимая, что есть холод и что есть мокрота. Упрямо несущий свой узор, он не мог уйти, но и не мог остаться. Захотелось кого-нибудь трахнуть. Жестко, быстро и плотоядно. Всё равно кого. Скачать побольше энергии. И унести в себе черную привычную отраву матрицы. А ведь он обещал не возвращаться. Никогда... Здравствуй, мир, где черное - черное, а белое- белое.
   Звонил телефон. Давно, с угрюмым упрямством. Эти увядшие розы для тебя, моё дитя... Это был Виктор. Хранитель края мира. Король плешек, сладкий новогодний шоколадный заяц. Что-то хотел от своего Курьера.
   "Ванилиновая фантазия" на фоне виниловой глухоты.
   -Привет...
   -Ты куда пропал, чёрт возьми?
   -А что, есть работа?
   -Работу я отдал другому курьеру. Тебя не было две недели.
   -Ты путаешь. Сутки, не больше.
   -Слушай, птенчик, хочешь гулять, - гуляй, но мог бы сообщить, где ты. Я, в конце концов, волнуюсь за тебя!
   Вот уж не правда! Не нужны мне твои увядшие розы. Всё черное - черное. Этот мир крутится, чтобы заедать проданное тело солеными орешками, а неудачные ночи запивать старым глинтвейном.
   -Мне плохо, Виктор. Как никогда.
   -Ты влюбился?
   -Бред. В глубине сердца я люблю только тебя.
   -Ты мне сегодня совсем не нравишься, дружок. Прислать тебе массажистку? Нет? А моего нового секретаря?
   "Он еще крепко спал, когда солнце взошло". Он спал, каждый раз, когда всходило. И когда заходило. И когда висело в середине голубого небосвода, томно покачиваясь в желтом мареве. Он тоже не нравился себе сегодня. И не понравился бы массажистке и секретарю. Он шел, принюхиваясь к миру, - нет ли запаха разложения. А салатные кленовые листья блестели первым инеем, тихие нахохленные галки сверкали янтарными глазами, и осенние маргаритки и анютины глазки умерли, не выдержали заморозка. Всё возвращалось к единству.
  
   Как трепетно и осторожно ветки касались затылка! Купола проявлялись сквозь утренние сумерки. Мир шелестел под ногами. Стелил алмазные пути идущим в ночи. Падал дождем и снегом. Проникал в съёженную курьерскую суть. Что-то неопределенное, но одаренное осознанием, вливалось в открытый просвет человека-бабочки. Когда-то он был Курьером. Теперь - вентилируемый фасад. Ветер перемен гулял по его горячим почкам. Он не нашел слез. Не вспомнил слов. Дикие розы удовольствия оплели его спятившие мысли, впились шипами сладкого яда. Он любил мир без оглядки на свои омертвевшие сомнения. Он прикасался своими усиками нежно.
  
   Настало радостное время сунуть голову в колодец, чтобы увидеть звезды в небе.
   ............................................................................................................
  
   Все кончилось на рассвете. Он пришёл домой. Упал перед дверью. Услышал слабое мяуканье за дверью, и вдруг нашел в себе силы и уронил несколько слезинок, смахнул их увядшими крыльями. Утро. Время подтянуть хвосты. Он больше не хотел быть мертвой бабочкой. Закрыв дверь, сквозь которую мир щекотал его светимость, он твердо решил, что на сегодня чудес хватит.
   Персик грустно смотрел с упреком брошенного и обиженного зверя. Он жевал макаронину, худой и непонимающий. Он потерял голос и одичал. Курьер вполз в пещеру своей квартирки и обнял кота, сдавил всей своей безрассудностью. "Вискас" - повторял он как заклинание, - "сейчас будет Вискас. Много Вискаса. Целая гора Вискаса. И я даже съем вместе с тобой. И выпью из твоей молочной миски, не плачь!".
   Как, черт возьми, он мог бросить живое существо без еды в запертой квартире? Ни единого шанса тебе, круглоглазый и белоусый. "Прости! - тискал он испуганного перса. - Я вернулся и я люблю тебя. И я люблю этот мир, каким бы он ни был".
   Ты - это любовь. Я ведь прав? Ты - хороший курьер, ты - самый лучший...
   -Колдун?
   Тьма подозрительно сгустилась, он отбросил Персика и ломанулся в зал, свалил стул и зажег везде свет. Хватит на сегодня. Спокойной ночи, Мёртвый Город. Он будет слушать музыку, грызть старый грильяж в шоколаде и чесать рыжую пушистую спинку. А завтра закажет шашлык из какаду и трюфели. И белое вино с оливками. Так то, Мистер Кроули, ваш покорный слуга ушел в отпуск.
   -И никакая я не любовь! - Крикнул он в темный зев окна. - Завтра уйду в запой.
   Декабрь.
  
   ...он думал о Содоме, разрытом беспощадными экскаваторами. Вопросы, как песок, просыпались сквозь его пятипалые мысли.
   У Курьера до сих пор не было ответа: ЗАЧЕМ и ПОЧЕМУ происходит то, что происходит. Чья железная воля бросает его на амбразуру убивающей истины? Что он должен был вынести из Мёртвого Города? Он, Курьер в шестое измерение, не привык приходить с пустыми руками. Откуда бы ни было.
   Он думал о Содоме; он понимал тех, кто, обнаружив свою омертвелость, пустился в беспросветный разврат. Чтобы утопить боль. Чтобы забыть. Чтобы ослепнуть и оглохнуть.
   Его бы это не спасло.
   Что за ролишка у Курьера во вселенской драме?
   Он из окна наблюдал декабрь, сыплющий мелкими мухами-снежинками. Чесал Перса, сдувая с ладони голубые брызги электричества. Скрипели спящие зимние деревья, остывал каппучино, и Курьер улыбался, лбом касаясь холодного стекла. Содом был далеко, там работали экскаваторы, жадно гребущие ржавыми ковшами священный песок. Он представил простой вариант, - Высшие Силы, перепив на кануне небесной амброзии, решили обратить человечество к состоянию первоначального счастия и любви (и прочей несбыточной белеберды). Для этих неблаговидных и сомнительных целей ВС собрали троицу Пророков, чьё назначение - поведать спящему миру, как он отвратителен. Один из Несвятой Троицы - Курьер.
   Итак, безупречный воин в домашних тапочках, он ведет за собой орду безумцев, нестройно шагающих под звуки "польки-усирачки". Безумцы в пачках жуют орбит без сахара и вопят во всё горло: "Долой шаблоны! Мертвые, проснитесь!".
   Да...Мистера Кроули стошнит потухшими звездами. Мрачные португальские готы наконец-то рассмеются, надорвав свои думстерские животики. Курьера объявят коммунистом, а Виктор раздаст каждому безумцу по пакету, чтоб не пропадала зря рабочая сила. А потом все дружно упадут в канаву, (памятуя пророка Оскара) ожидая, когда же, со дна будут видны звезды, а Курьер плюнет в сердцах и полезет на телеграфный столб, прибивать себя гвоздиками. Нет, спасибо, уже было. Никто не проснулся.
   Демоны-вороны не нуждались в пророках. Молчаливо глазеющие, они просто ждали момента, чтобы укрыть крыльями обнаженную макушку. Лакомки.
   И рыжая ведьма не стала бы пророчицей. Ей не идет балетная пачка, а пророки в джинсах умерли еще в семидесятых.
   Декабрю, лениво падающему белым снегом, не нужны были пророки. Он и так знал, что умрет, когда придет время, и ничего к этому не добавишь.
   Содому, застроенному желтыми коттеджами, не нужны были пророки и истины. Истины уже один раз убили Содом.
   Спящим вряд ли нужны пророки. Кто из них оторвет свою мозольную задницу от засаленного кресла, прервет эфир любимого сериала ради пророка, блюющего радугой на их однополосные мыслишки? Кто будет терпеть психа с горящими глазами, бесцеремонно тыкающего обескровленным пальцем в груди своих сограждан, гремящего речами во время самого смотрибельного шоу и призывающего мертвое мясо стать живым? Разве что управдом Денис Матвеевич, мечтающий по старинке вызвать "черный воронок"...
   Нет, увольте, он вовсе не желал работать Пророком. Пусть всё зарастет ядовитой неправдой.
  
  
  
  
  
  
  
   Декабрьские кошки больше не волновали металлическое сердце Курьера. Пусть хоть порвут глотки, он не выйдет. Никакая искусная замануха не вытолкнет Курьера из его теплого трехкомнатного рая... Они разрывались голосистыми мяу, призывая небеса в свидетели их смертельной битвы. Подмигивая янтарными глазами, Персик нервно бил по дивану своим рыжим хвостом, но не подрывался к балкону. Всё хорошо. Всё вернулось, и Курьер вернулся. Во времена дешевого вина и джаза с лимонадом. Он залижет свои раны, посыплет пеплом времени, научится делать вид, что ни хрена не было, женится на рыжей ведьме, заведет пятерых детей и большую колли. А Мертвый Город ему лишь снился. Как дворец в облаках, как тьма в сочинских закоулках.
   Кошачий вой перерос из воплей гнева и угроз в насмешливое покашливание. Эти наглые мешки с блохами смели насмехаться над ним. В грязно-мутном декабрьском небе, цветущем фиолетовыми лишайными пятнами заката, громыхнул гром, в котором явственно звучал унизительный смешок Мистера Кроули.
   Кого, черт возьми, он собирается обмануть?
   Город Мёртвых никогда не отпустит его. Как и Виктор, как и Матрица. Завьюжит, свирепея, ядом разольется по венам, навсегда став его частью. Как он собирался дальше жить со всем увиденным? Кому он может сбыть столь сомнительный товар, как завьюженный убивающей правдой курьерский разум? Ему хотелось знать, как чувствуют себя собратья по несчастью. Вряд ли плохо. Смута ума их не коснется. Рыжая ведьма всё принимает как есть, она не привыкла задавать вопросы. Практичная стерва. Холстомаратель Андрей испоганит пару холстов в безумных зарисовках Мертвого Города и уснет в объятиях дракона в развратном Небоскребе. Мальчишка-циник с дерьмовым пирсингом.
   Препаршивейшая ситуация, ему даже некому пожаловаться. Такого удушающего одиночества он еще никогда не ощущал.
  
  
   Он бродил по декабрьским оранжевым сумеркам, просунув голову в рыжее, как волосы Анжелики, небо. Морозный воздух пропах холодной карамелью, неон фонарей расплылся в разбитых бутылках. Острые стекла ждали. Новогодняя мишура проползла в ноздри. Мир щекотал его макушку изнутри. Злая тоска блуждала где-то рядом.
   Я не вернусь, никогда.
   Он понял, что это значит. Какая-то мелкая пружинка внутри его сознания сломалась раз и навсегда. Увидевший Город Мертвых, да не сможет радоваться привычному миру. Махнувший крыльями, да не захочет дальше ползать. Он помнил, как луна вылила свой свет в его темечко. Обрушилась кривым рогом, пробуравила мягкий череп, в образовавшуюся дыру выплеснула небесное молоко. И поздно просить клубнику, поздно прятать лицо в подушке. Он видел то, что видел. И то, что он видел, не спрячешь за красивой улыбкой.
   Фонарь на школьной крыше освещал черное окно. Мотыльки-снежинки сыпались в первом и последнем танце. Бессмыслица - вот образ века наступившего. Два гиганта - любовь-река и черное отвращение - боролись в его разуме не на жизнь, а на смерть. Причем на его, курьерскую смерть. Он смотрел на мир и любил его. Раскрываясь и рыдая от радости. Потом смотрел и ненавидел, захлебываясь тошнотворными волнами отвращения. Еще немного и эмоции разорвут его как тухлую селедку.
   Прожженное и заштампованное сердце рвалось наружу, навстречу ветру и мотылькам-снежинкам.
   Все чертовы двери захлопнулись у него перед носом. Он так и не понял, куда ему направить стопы: в рай или ад. Выпивший на ужин талого инея, Курьер с грустью вспомнил предка, - Ловца Теней. Не светит ли ему та же "веселенькая" перспектива - провести остаток дней в мягких стенках? Достойный внук достойного деда! Ха!
  
  
  
  
   -Да, я слушаю. Кто это?
   Номер не определился и грешным делом он подумал на вечное инкогнито - шиншилового босса голодных подростков - Виктора. Близился фальшивый праздник нового года и намечалась мафиозная "корпоративная" вечеринка. Только для своих. Только для лижущих подошвы босса. И не только подошвы. Курьера приглашали из лояльности к "меньшим братьям своим". Должен же в чьих-то голодных глазах отражаться блеск Викторовых бриллиантов. Мартини, мягкий свет, "Pet Shop Boys" и фальшивая снегурочка-трансвестит. Дерьмо! Курьер даже собирался отказаться, рискуя навлечь "благородный" гнев босса, когда услышал ЕЁ голос. Паршивка, рыжая лиса, она узнала номер его мобильника!
   -Конь в пальто! Ха-ха-ха... Как ты?
   Свежая, радостная, может даже слегка выпившая. Добралась таки. Журналюга-прохвостка как-то разузнала номер, который он хранил от посторонних как зеницу ока.
   Но он был рад её слышать. Да!!!
   -Ужасно, очнулся в клумбе с цветами.
   -Да ладно, не хнычь, ты жив, здоров, и ты там, где и был.
   -Это точно. А как вы вернулись?
   -Просто проснулись в своих кроватях. Так удобней, чем в клумбе, хи-хи.
   -Ты тоже видела мертвецов?
   -О чем ты, приятель?
   Её голос лился как холодное шампанское в хрустальный стакан. Глупый, но приятный. Может, он просто размяк? Хватается за каждую соломинку. Ты низко пал, Курьер. Рад по уши, что по грешной земле блуждает такая же сумасшедшая, как и ты сам!!!
   -Я видел людей, чья энергия мертва. Манекены. Куклы.
   -Не видел, дружок, а СНОВИДЕЛ. И потом, ты уверен, что твоё тело не такой же кусок тухлого мяса?
   -Я - живой, я - бабочка.
   Глупый разговор, но раз уж они начали... Было жаль упускать снежинки, растаявшие под светом школьного фонаря. Он глотал ледяной обжигающий декабрьский воздух. Воздух не слишком приятной правды. Бес, крепко оседлавший его сердце в последние дни, гнал его вперед, в пропасть познания.
   -Мы были в одной из реальностей сновидения. Как привычный мир ты создаешь своим разумом, так же часть тебя - сновидящий, твой эфемерный двойник, умеет создавать реальные миры. Из этих миров видны тела людей как энергетические образования, но видел ли ты своё тело?
   Нет. Не видел. Она трижды права. Он был бабочкой. Вот оно отрезвляющее откровение. Если бы в городе Мертвых он пошел к своему дому и заглянул под одеяло своей кровати, то нашел бы там спящий и гниющий кусок мясо, который и есть Курьер. Зарисовка из Сатаник-арт. Бабочка жива, а он лишь прилипший к ней ошметок мертвечины.
   -Всё так паршиво?
   -Всё так как есть. Ты почти убил себя своей жизнью, но шанс еще остается.
   -Шанс на что?
   -Залатать дыры, подтянуть хвосты и использовать волю для движения вдоль нитей мира.
   Эк загнула, писака! Она сама понимает, что мелет, китайская кофемолка? Откуда ей знать, что там, в планах ВС и чьё сознание пойдет на ужин?
   -А смысл всех подвижек в глобальном масштабе?
   Она засмеялась. Раскудахталась на волне попсового настроя. Учительствующая рыжая ведьма, во дела! Что такого смешного он спросил, чтобы осыпать его смешками?
   -Не знаешь сама, так и признайся!
   -Слышал ли ты о сомоорганизации замкнутых систем, о нулевой энтропии? Вселенная творит порядок из хаоса, стремясь к совершенству, но совершенство - полный покой, или нулевая энтропия - это смерть, конец развития, потому Вселенная, как и любая замкнутая система, внутри порядка ищет фактор, нарушающий покой, чтобы вновь вернуться в хаос и начать построение порядка...
   Она продолжала и дальше нести свою чепуху. Трещать с энтузиазмом, толком и расстановкой. Курьер отодвинул трубку из уха. Он не слушал.
   Потому что это была не рыжая колдунья Анжелика.
   И даже не пижон Андрей.
   И не человек вовсе.
   Все её слова были СЛИШКОМ ЕЁ, смех - ТИПИЧНЫЙ смех проныры-журналюги, интонации, акцент, паузы, глотание конца слов - идеальная копия Анжелики Батьковны. Слишком идеальная. Да вот только не была она столь умной, чтобы сказать, то, что он сейчас слышал.
   С кем говорил Курьер, или может с ЧЕМ?
   -Колдун? - Прошептал он, холодея кончиками пальцев, готовый выронить трубку и рухнуть, сломав окаменевшие ноги-тумбы. - Кто ты?
   -Я - ХАОС. Я ЕДИНСТВЕННЫЙ ВАРИАНТ ВЫЖИТЬ.
   Отлично! Сам великий Хаос говорит с ним по сотовому, прикидываясь знакомой лесбиянкой. Такие сюжеты не снились даже Королю Стивену, о таком не мечтал Мистер Кроули. Привет, Никки-младший, я уже иду к тебе!
   Бред! Он отключил телефон и зашагал к дому с твердым намерением выкинуть всю чушь из головы и дожить свою жизнь во сне и неведении. Он завтра же потащится в "пескариный" рай, будет до слез глотать колючие креветки, запивать теплым шампанским и плясать брейк с Виктором под ручку. К черту Мертвый Город! К черту бабочек и полеты в реальности сновидения!
   Ему было страшно. Страшно до боли в животе, до судорог в руках. Его консервированный страх выплеснулся наружу, пленив болью и холодом.
  
   Ступай тихо и аккуратно... Ты теперь на лезвие бритвы. Коварные колокола могут унести твою душу, плач ребенка растопить восковое сердце...
  
   ...Она куталась в чернобурые лисьи меха. Грустила и скучала. Понимала, что зря тратит время. Мерзла, напрасно ожидая.
   "Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте..."
   Сапожки-ковбойки, те же джинсы, что и в прошлом феврале, оранжевый зонт-трость, рыжий хвост.
   Он не желал с ней общаться. Особенно сейчас.
   "Мне слишком тесно взаперти и я мечтаю об одном..."
   ...не слышать чужих голосов, диктующих, что делать. Не видеть журналистов-очкариков, презрительно меряющих взглядом всех, кто слабее.
  
   -Здравствуй, солнышко. Лавка перед моим домом намазана медом?
   -И тебе здравствуй. Все тот же желчный Курьер. Пришла кое-что предложить.
   -А я только что с тобой говорил.
   -Очень интересно! И что же я сказала?
   Не верила, дурочка. Насмехалась, кривляка. Дерьмовая ведьма! Дочь каменных джунглей, зажатая тесными стенами необходимости, она предпочитала не замечать очевидного. Когда-нибудь и ты проснешься в феврале, стрекоза. Курьер посмотрел на нее с жалостью: Город Мёртвых для нее приключение. Дух захватывает, пятки щекочет и в промежность приливает. Ей бы, глупой, летать по небу на своей важности. Вечный Карлсон!
   -Да так, всякую ерунду. О самоорганизации систем, о нулевой энтропии и о хаосе.
   -Бог с тобой, золотая рыбка, я десять лет назад сдала экзамен по физике, и с тех пор ничем подобным не интересуюсь.
   -Я понял. Это был Колдун.
   -Ты слышал мой голос. Ты уверен, что это Колдун?
   -Почем мне знать, может это Мистер Кроули!
   Она качала головой, с насмешкой наблюдая, как у Курьера едет "крыша" и весь "дом" трещит по швам. Её теория о несостоятельности мужчин, как вида, подтверждалась на глазах. Какое там сновидение, им даже интегральную йогу нельзя делать! Косность и жесткость сознания, трусость и непомерная жалость к себе; а когда становится совсем плохо, они придумывают бога или дьявола, - для самоутешения и самоистязания, или Мистера Кроули. А некоторые разговаривают с собственными носками.
   -Ты знаешь, умник, хочу тебя огорчить. Ты единственный в этом мире видел Колдуна и разговаривал с ним. Я не видела, Андрей не видел, пассажиры на вокзале не видели. Так что сделай вывод.
   -Что ты этим хочешь сказать?
   -Ты все драматизируешь, черт возьми. Неизвестная сила проходит сквозь тебя, она несет знания и опыт. Она безлика. Хотя мне кажется, она близка к женской энергии. Ты приучил себя получать знания словами, вот тебе и звонят всякие колдуны. На самом деле ты разговариваешь сам с собой, пытаясь уложить в слова то, что не возможно описать. Ты - жалкий раб привычки.
   -Спасибо, подруга, умеешь поддержать.
   Он развернулся и ушел, ощущая полный рот горечи и стыда. Облепивший голову страх рассеялся от её прямолинейных выпадов. Журналюга в чем-то права. Но тогда речь идет о его психическом здоровье. Курьер, болтающий сам с собой по сотовому, - это уже не Курьер.
   Он не прощался; не сказал спасибо. Он позорно драпал, поджав свой курьерский хвост, потому что четко знал, что она хотела предложить. Очередную вылазку в Мертвый Город. Без приглашения ВС, по собственному почину.
   Без него в этот раз. Он полный пас. Он идет домой, приготовить глинтвейн, - много сахара и много пряностей, а еще профитроли с сыром, и нежные канапе из мяса ягненка, и йогуртовый соус. А потом он тихонько поплачет в темном углу, и, наступив на собственное горло, пойдет дальше, убив в памяти все странное и необычное. НЛО больше не будут ему сниться, а закат заплывать в оконные щели.
   ...так Курьер великий присоединится к жителям Мертвого Города, оставшись сном о себе... Мертвое - к мертвому.
  
   Она какое-то время продолжала сидеть на курьерской лавке, наполняясь презрением и отвращением. Он даже не стал её слушать, - упрямый осел. Еще чуть-чуть и он начнет плести терновый венец. Андрей был прав, Курьер похож на Титаник, - огромен, силен, грандиозен и вот-вот пойдет ко дну...
   Январь.
  
   Персиковое варенье. Сладость, облепившее небо. Тепло Персика. Ноги в верблюжьем одеяле. Горячий липкий глинтвейн. Португальские готы.
   Он пригласил Женьку. Вырвал его из обволакивающего быта. Они пили домашнее вино, болтали без умолку; смеялись, пели гимн шута; пили на брудершафт, целовались, хохоча и роняя бокалы.
   Курьеру не стало лучше.
   То, что он увидел на вечеринке Виктора, было куда круче, чем все мертвецы Мертвого Города вместе взятые. Он твердил, что все нормально, что не на того дурака напали, и посылал к чёртовой матери все ВС, но лучше все равно не становилось.
   Декабрьские когти отчаянья вцепились в его облитое кровью откровенья сердце.
   Хотелось сидеть в темноте, плавать на волнах дремы, курить "травку", покачиваться в такт рвущим горло португальским готам и несмело подпевать "Лав ми-и-и-и...". Тяжелая пушистая лапа судьбы наступила на хрупкую курьерскую шею, навсегда раздавив все его жизненные планы. Какое-то время он думал, что умирает. Хотел превратиться в вампира или демона, чтобы не чувствовать, как вгрызается в тело ноющее осознание, чтобы стыдливую мораль унесло ветром в открытую форточку, и не нужно было думать о куске хлеба. Чтобы навсегда убить память. Он бы кружил над миром, утоляя жажду чужой кровью. И никакой совести, ни капли любви к ближнему, ни крупицы сострадания, ни секунды желания жить. Увы, все эти громоздкие бесполезные чувства и делали его человеком, и в этом ничего нельзя было изменить, - ни на миллиметр.
   Спустя время, он прислушался к ощущениям, ощупал их алмазными крыльями и понял - он всегда был мертв и ужасен. Раньше он предпочитал не замечать этого. Теперь же горькая правда (она же - острая бритва) поперла изо всех щелей, просочилась через все гниющие раны его восприятия. Он стал замечать свое омертвение: кривой позвоночник, ожиревшее сердце, опухшие гланды... Лав ми-и-и... Отупевший мозг, узкий взгляд, спящий разум и не рожденная воля.
   А все началось в проклятом декабре. Глупая ворона, он горячими губами ловил тающие снежинки, когда позвонил Колдун и представился мировым Хаосом. А потом Рыжая Ведьма сказала, что никакого Колдуна нет и что Курьер (сын седьмого сына!) сам выдумал себе образ Всемогущего. Плюнувший в сердцах на шепот Неизвестности, Курьер с чистой совестью разогнался оттянуться на вечеринки у босса. А в это время Рыжая Ведьма с ее приспешником-холстомарателем Андреем задумали "небольшую прогулочку" в Город Мёртвых. Имеющие на это все эксклюзивные права, они нисколько не интересовали мечтающего напиться мартини усталого Курьера. Все было бы хорошо, если бы Мертвый Город на этот раз расцвел пышным цветом где-нибудь вдали, а не прямо в загородном доме у красавца Виктора. Но с ВС не поспоришь. Двенадцать ночи. Сидел, расслабленный, наблюдал за пиршеством. Вот тут-то Курьера и накрыло...
  
   Золотые мальчики с маслеными улыбками суетились вокруг умиротворенного Виктора. Подливали ледяной мартини, преданно заглядывали в черные глаза, скромно моргали длинными ресницами, кокетливо щекотали бледные щеки босса бархатистыми розами. "Свежее мясо". - Улыбался им Курьер. Представлял, как их "нефритовый божок", босс всех боссов, виктор всех викторов, сплюнув лишнюю платину из своего величественного разума, со звернным рыком вгрызается в розовые шеи. Пожирающему боссу посвящается...
   Серые хмурые людишки с расфуфыриными тетками-любовницами безумно корчились под музыку. Виктор поставил транс-дэнс. Босс сегодня был в ударе. Шестерки и прихвостни брызгали деланным весельем на фальшивом празднике. "Мясо". - Расшаркивался перед ними Курьер - Несвежее мясо. А Виктор брызжел в ответ неоправданным аристократизмом и плевался блеском платиновых коронок. Жидкое дерьмецо, на любителя.
   Квадратные дядьки с тощими манекенщицами пожирали блюда, роняя мидии на конопатые декольте. "Жующее мясо". - Чокался с ними Курьер. Виктор ел только маслины и шоколад. Кто-то уже блевал в туалете.
   Курьер практически никого не знал. Маленький лысый человечек бегал с цифровиком, собирал компромат на жрущее, дрыгающее ногами и сочащееся любовными флюидами мясо. Трансвестита-Снегурочки не было видно, но привезли торт ростом с Курьера, и по логике вещей ожидалось, что в определенный момент из него выпрыгнет безумное существо среднего пола в золотых трусиках и обязательно с алой помадой. Курьер подумал, что сегодня обойдется без десерта.
   -Скучаешь? - Поинтересовался Виктор, проплывая мимо, утонувший в облаке духов и бронзовых тел. С внушительной сигарой в томных губах. С павлиньим веером. В костюмчике от кутюр. В белых ковбойских туфельках. Пахнущий цикломеном.
   -А ты?
   -Как всегда, Влад.
   -Дерьмовые у тебя вечеринки.
   -Мартини настоящий.
   -А мясо свежее?
   -Ты ведь не ешь мясо, Курьер.
   Они рассмеялись, понимающе кивая друг другу. Как два старинных друга.
   В гостиной у двери, слева от совершенно дурацких оленьих рогов, висела скромная картина, правда в золоченной рамке. Курьер долго к ней присматривался. Раньше он видел ее в "пескарином" раю - ресторанчике Виктора. Ничем не примечательная марена чем-то необъяснимым зацепила внимание: пена на гребне волны, растерянные чайки, захлебнувшиеся собственным криком. Портрет курорта-сони? Неживое море в рамке вызывало сплин. Курьер посмотрел на марену, пожал плечами, влил в себя еще пару мартини и собирался спокойно ретироваться, прихватив для Персика две увесистые ножки индейки. Хотел порадовать рыжего перекормыша. Его утомило мелькание фальшивых улыбок, а марена породила легкий приступ клаустрофобии. Он стал тяжело дышать и совершенно потерял интерес к обществу. Курьер в тайне надеялся, что придет Анка, младшая сестра Алекса, телохранителя Виктора. Задорная живенькая девчушка, модель и будущий дизайнер. Он бы закрутил ее в быстром танце и прошептал бы несколько пошлостей в маленькое ушко. И смотрел бы, как она хихикает, накручивая его локоны на свои тонкие пальчики. Но её не было, вот такая фигня.
   Он представил, как хорошо будет глотнуть свежего ветра и запить его магическим лунным светом. Пройтись по улицам, шаркая пьяными мыслями о ночной иней. Забрести в круглосуточный ларек, купить какой-нибудь ерунды и по дороге напевать вчерашние шлягеры. Нужно было только улизнуть от настойчивости Виктора. "Останься, будет по-о-отрясающий десерт. Ты же не хочешь обидеть любимого шефа..." и так далее. Черное -всегда черное, а белое - белое, напомнил себе Курьер. Он заготовил парочку-другую благовидных предлогов, четко осознавая, что Виктора все равно не проведешь; проще было исчезнуть незаметно, пока босс танцевал возле елочки.
   Курьер развернулся, навострив лыжи в сторону выхода и ... хлоп! Тут-то всё и началось, -его повело в сторону; хватаясь за воздух, он проклял все мартини в мире, удивляясь, что напиток оказался таким коварным. Наверняка, Виктор-пройдоха подмешал туда чего покрепче, - повеселиться над гостями.
   Хватаясь за воздух, он захохотал, вдруг осознав, что происходит. Мартини был не причем, и Виктор тоже. Стены у дома растаяли, а в прозрачный каркас ворвался холодный ветер и засветили звезды. Детали расплылись, на голову обрушился адский грохот. Как будто орды дьяволов ломились в железные врата его разума.
   Полетаем, Курьер?
   Скрученное в мясорубке Мертвого Города, пространство взбесилось, всосав Курьера в свое разгоряченное нутро. Он заскрежетал зубами и схватился за живот, где расправляла крылья мертвая бабочка. Ну, здравствуй, искаженная реальность. Добро пожаловать на адскую сковородку. Сновиденье обрушилось снежным комом прямо на паршивую вечеринку. "Я не хочу! Я хотел просто выйти на свежий воздух". Зима не спрашивала Курьера, хочет он или нет снега, ветер не спрашивал, дуть ли ему на север или на юг, и Мертвый Город не слишком-то интересовался пожеланиями пьяного человечка.
   Всё закружилось в большом калейдоскопе: грустная марена, мертвые павлиньи перья, белозубые улыбки, стоны и шепоты, басы немецкой акустики, новогодняя мишура, запах цикламена и звон хрусталя. Душное пространство скрутило Курьера и понесло в залу. Он раздвоился. Одна часть (тяжелая и уставшая) дремала в гостиной, свернувшись калачиком под оленьими рогами и сочинской мареной; другая, легкая и почти прозрачная, ворвалась в зал, к гостям. Чтобы оглохнуть, не имея ушей. Чтобы ослепнуть шестью глазами, чтобы увязнуть в ковре цепкими лапками. Бабочка-Курьер, почти убитый упавшими звездами, цеплялся за яркие волокна, заплетшие светом весь зал. Он медленно плыл вдоль них, обжигаясь запахом свободы. Он скользил вдоль нитей мира, рассыпая наркотическую пыльцу из карманов своего эфемерного тела. Тени-убийцы хохотали над ним, демоны-вороны хищно кружили, унося на крыльях спасительный свет. Когда они пролетали, почти касаясь Курьера, издавали свистящий звук, вырванный из самых глубин подсознанья. Шелест, свист, шипение. Демонические шорохи. Курьер подумал, что они не наделены разумом, как шаровая молния. Просто физика Мертвого Города, не более. Но вороны услышали его мысли и шарахнулись в сторону. "Я безумная пища, меня нельзя есть!". - Плакал Курьер. Он плакал, кутаясь в своих алмазных крыльях, чтобы не слышать демонов и не видеть гостей. Он знал, что именно увидит. Откуда-то снизу мрачные португальские готы нашептывали свое готическое откровение: "Вампирия... Май дэстини...". Для полного сумасшествия не хватала Мистера Кроули. А как же Небоскреб? Как же Ромашковая улица? Что, на этот раз ВС решили обойтись без предварительной подготовки? Впрочем, он не собирался писать жалобу.
   Гигантская черная тень, такая же как на Ромашковой улице, прилипла к каркасу потолка и ползала там, переливаясь завораживающей тьмой в самой своей глубине. Мертвецы проплывали перед затуманенным взором Курьера-Бабочки. Он все же посмотрел на "блистающее" общество. Некоторые вроде были живы, но дыры в центре их коконов и тусклая светимость говорили об одном - они угасали. В этот раз он более спокойно встретил удручающую правду. Мертвы, так мертвы... Дэстини.
   Закралась опасная мысль, - пойти увидеть своё тело, чтобы навсегда расставить все точки над "и". Он не смог. Затрепетал холодным ужасом своими усиками и пылинками нектара. Просто не смог. Демоны шныряли над дребезжащими во тьме коконами, и были они вовсе не вороны и вообще не птицы, а остроугольные куски не этого пространства и не этого мира. Курьера пробрала дрожь. А потом он получил ответ на вопрос: кто это втянул его в передрягу.
   Она летала на самой настоящей метле и хихикала, размахивая оранжевым шарфиком. Её тело сновидения приняло форму сказочной ведьмы. Идиотка! Ему захотелось задушить Анжелику и ее нагловатого дружка-дизайнера. Два обкуренных Гарри Потерра и то натворили бы меньше бед. Андрей появился в теле черной пантеры и совершал легкие головокружительные прыжки со стола на потолок, затем на стену, затем к луне с мистическим воем. Хрен его знает, как у него это получалось. В конце концов, они были во сне, а здесь законы совсем другие, если вообще есть.
   Курьер хотел сказать, чтобы они всё прекратили и разбудили его бренное тело. Пусть на него упадут оленьи рога или даже грустная марена, или кто-нибудь откроет дверь и холодный ветер вернет Курьера к привычному мировосприятию. На сегодня хватит, пожалуйста... Он обещает покрасить волосы в черный цвет, если Мертвый Город уберется к чертям. Обещает выщипать все волоски из ноздрей, обещает исписать стихами стены подъезда...
   -Нет! - Хохотала Ведьма.
   -Нет! - Рычал Андрей, поблескивая зелеными глазами.
   Красавцы! Безжалостные людишки, вот когда он проснется...
   Он не успел разозлиться как следует, потому что увидел кое-что. Наверное, не должен был он этого видеть никогда. Ледяная правда обломала его крылья, и моментально выбросила из реальности сновидения. Тени-убийцы рассыпались, уступая место волне сатанинского холода. Он проснулся, дрожа всем телом, но продолжал видеть. То, чего не стоило бы знать, никогда и ни за что.
   Проглотивший тысячу иголок, заболевший миллионом огней, он отдал бы все волосы, и все ногти, и все глаза, чтобы забыть. Чтобы вернуть часы обратно, чтобы посчитать все сном. Мистер Кроули посмеялся над ним, задумчивые Мертвые Принцессы покачали японскими головами, а Рыжая Ведьма и Андрей-пантера перестали дурачиться, несмело застыв посреди устроенного ими же тарарама.
   Впрочем, ничего нового он и не увидел. Подозрения давно шевелились в глубине воображения и умирали там же, не находя выхода. Ему было удобно восхищаться всемогущим Виктором, не замечая определенных несуразностей. Тайно завидовать и воздыхать, любить его за безжалостность, размах помыслов и цепкость ума. Слепец, он отмахивался от мелочей, а теперь вот мелочи выползли наружу, поймав его в тиски. Как-то Курьер спросил, почему лицо Виктора не загорает, всегда оставаясь ровно бледным, в духе английских аристократов. Виктор отшутился, что платит слишком много своему косметологу. Он был бледноват даже для аристократа; взгляд его иссиня-черных глаз иногда прожигал насквозь, даже Курьеру становилось не по себе. Теперь он знал тайну своего босса.
   Виктор не был человеком. В самом прямом смысле. Не являлся человеческим существом, если угодно. Курьер, насмотревшийся на тускло-желтые рванные и омертвевшие человеческие коконы, мог бы безошибочно узнать человека и с закрытыми глазами. Впервые в Мёртвом Городе он видел Не-Человека, и так получилось, что это был его босс, его друг и почти его идеал. Виктор Дилеев - наркобарон местного городишки, - имел вовсе не кокон, а ярко-голубую светимость, похожую на чашу с раскрытыми лепестками, куда затекала энергия плавающих рядом коконов. Он собирал человеческую силу прямо в мешок своего чуждого тела. "Вампирия... Май дэстини..." Курьера затошнило. Переполненный отвращением, он собирался бежать на край света. Такого удара великая "дэстини" никогда еще не наносила его неокрепшему после Мертвого Города разуму. Виктор реально "выпивал" своих розовозадых мальчиков на завтрак, выбрасывая их, как пустую фляжку из-под пепси. Одного за другим, каждый день. Что это было за существо, так безупречно замаскированное под человека?
   -Больше не делай так, Влад. Ты испугал меня.
   Виктор гладил его щеку, другой рукой держа голову на коленях. Курьера бросило в жар. Оцепеневший от ужаса, почти убитый Мертвым Городом, он даже не пытался бежать. Судорожно глотал сухим ртом спертый воздух.
   -Нормально, просто обморок. - Крикнул кому-то Виктор и приложил ко лбу Курьера мокрый платок.
   -Кто ты? - Прошептал Курьер. Он ощущал себя мухой, увязшей в паутине. Каждое следующее движение все больше и больше запутывает тебя в смертельных нитях.
   -Я - это я. А ты что подумал?
   -Ты - не человек.
   -А ты?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

* * *

  
   Вот так январь обрушил на Курьера свой убивающий холод. Вопросы теснились голодным войском. Изгой Мертвого Города, Курьер не находил места и здесь, в пуховом одеяле и зеленом чае. Очумевший от собственной подозрительности, неделю он мучался вполне законным вопросом: продолжать ли ему свой неправедный труд на благо Не-Человека Виктора или поискать другого босса. Особняком стоял вопрос, что видели детишки с соседнего двора: Рыжая Ведьма и Холстомаратель Андрей. Вовсе не обязательно пронырам быть в курсе по поводу Виктора; однако, похоже, они кое-что узрели, тоже ведь, не лыком шиты. Проклятое поколение девяностых! Везде совать нос - врожденная черта. Нездоровое любопытство когда-нибудь прихлопнет наглецов. К тому же журналюга, наверняка, не умеет держать язык за зубами. Только Курьер мог безболезненно обладать такой тайной, ибо, кем бы ни был зловредный Виктор, к нему он благоволил по необъяснимым причинам.
   Открытым оставался вопрос о Вселенском Хаосе. Курьер решил сходить в местную библиотеку и приобрести замечательный учебник "Концепция современного естествознания", где речь шла о нулевой энтропии, самоорганизации замкнутых систем и прочей научной чуши. Если принять на веру полную интерпретацию разумом Курьера образа Колдуна, то выходило все очень просто: не имея подходящих терминов, он сам облек безмолвное знание в до боли знакомые понятия. Он сам выудил из закромов разума подходящие слова: Хаос, система, энергия, порядок, смерть. Просунув Неизвестность в игольное ушко своего спящего осознания, Курьер на выходе получил завораживающий демонический образ вселенского Хаоса, то есть отражение своих мрачных брутальных мыслей. Впрочем, вариант явления Дьявола тоже не исключался, - ночную мглу еще никто не отменял. И туман, и вой ветра в пустыне.
   Ядовитой орхидеей расцвел и придавил Курьера к земле самый последний и самый наглый вопрос, тот, что задал Виктор. Вроде бы в шутку, да не совсем... Курьер не видел своего тела. Всю жизнь он считал себя истинным человеком, только потому, что наличие других разумных существ на планете Земля не предполагалось его убогой фантазией. Теперь же могло оказаться, что он - жуткая тварь, вроде своего босса. Не даром они "спелись". Может Курьер и Виктор одного рода-племени, - нечеловеческого. И, хотя, позывов вытянуть чью-нибудь энергию пока не наблюдалось, - он все же задыхался в сомнениях, липкой ватой безнадеги обмотавших его ясный до селе взор. Надо было не мочить штаны от страха в Мертвом Городе, а пойти и поглазеть на свое спящее тело. А с другой стороны, великий провокатор - Виктор, иногда любил подлить масла в огонь,- даже там, где угли едва тлели.
  
   Теперь он с горькой усмешкой вспоминал те благостные времена, когда его душили мелкие бытовые проблемки, вроде сочинских бандюков или проныры-журналюги, имеющей наглость называть его Вампиром Луи. Как далеко они остались, где-то в забытых снах. А его "грандиозные" мечты? Сила обещала... Сила обещала, что он станет межгалактическим Курьером. Будет шнырять туда-сюда по разумному космосу с плутонием для марсиан. Будет пропихивать в межпространственные врата сомнительный груз для дельцов с Альфа Центавра. Иногда будет заскакивать в галактический бордель и посасывать звездные коктейли, а когда устанет, распылится по всему холодному черному пространству и поплывет в Неизвестность вместе с Мертвыми Принцессами, разгораясь горячей звездой в их мертвых животах.
   Жалкий братец Луи, - он бы съел все орхидеи в мире, чтобы вернуть те времена вечного штиля.
   Они уплыли безвозвратно. Вступивший в фазу пробуждения, он извивался как уж на сковородке, оформляясь в нечто большее, чем просто Курьер в маленьком южном городишке.
   В конце января он с грустью сознался себе в том, что занимается гнуснейшим в мире занятием - жалостью к себе, любимому. Хватит, агонизировать, ковбой, ты застрял в дурном сне, пора просыпаться. К тому же близился февраль, - месяц грустных песен и мертвых принцесс. Месяц перемен и вселенских рубежей.
   Кидающим жребий посвящается...
   Утонувший в розовых сумерках, в заползающей тьме он видел свои крылья мертвой бабочки. Ажурные, как самая тонкая паутина в мире. Они трепетали сзади, хрупкие и прозрачные. Он слишком много весил, чтобы реально улететь на таких крылышках.
   По ночам он пил лунный свет гранеными стаканами, днем глотал смог и гарь на обед. Он хранил следы укусов злодейки-судьбы. Он трепетал своими ажурными крыльями, ожидая, как обиженный влюбленный, звонка от Виктора.
   Виктор позвонил в последний день января. Сделал вид, что ничего не произошло. Предложил принять величайший вызов - прокатиться в край магнолий и дорого пива. Два курьера не вернулись, проглоченные жадным курортом-соней. И хотя он подозревал, что те жалкие отморозки, не достойные великого звания КУРЬЕРА, просто смылись, прихватив Посылку, и пропивают ее сейчас в гостинице "Жемчужина", поплевывая с девятого этажа и посмеиваясь над Виктором, все же вступил в игру. Иначе, он согласился. (Слишком быстро и легко!)
   -Виктор...
   -Да, Влад?
   -Я хожу по кругу?
   -То есть?
   -Февраль. Я еду в командировку в Сочи. Прошлый февраль был для меня поворотным моментом. Как это называется? Бифуркационая точка?
   -Ты жив и в порядке. Чего ты боишься?
   -Ты говоришь как сам Хаос.
   -Это еще кто?
   -Так, один знакомый.
   -Хочешь совет? Покрась волосы в черный цвет. Твой ангельский хвостик себя изжил.
   -Почему я должен тебя слушать?
   -Так получилось, что я твой босс.
   -Да-да, а я твоя майская роза...
   -Не смешно. Просто делай, как я говорю, и может быть, мир повернется к тебе другой гранью.
   -Почему я тебе нравлюсь, Виктор?
   -Не думай, что знаешь ответ на этот вопрос.
   -Значит, я не похож на тебя...
   -Увы, ты самое банальное порождение этой планетки, но у тебя есть потенциал: ты сильный, ты гибкий, чистый и цельный. Почти цельный...
   -Я поеду в Сочи. Ты доволен? И хватит поливать меня шоколадом. Меня уже подташнивает.
   -Как скажите, господин Курьер. На самом деле, я НЕ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ.
   -Ты можешь чего-то не знать, всемогущий повелитель?
   -Думаешь, у меня нет сердца?
   -Конечно, нет. И печени нет, и почек, и толстой кишки, как впрочем, и всего остального.
   -Ха. И зачем мне тогда унитаз, по-твоему?
   У Виктора был унитаз. Истинная правда. Золотой, в розовый цветочек. Курьер хохотал двое суток, краем глаза увидав это шедевр сантехнического искусства. И освежитель "Глэйд" там стоял, и рулон мягкой туалетной бумаги. Впрочем, это ничего не доказывало. Они посмеялись и положили трубки. Милая беседа милых людей. А луна вылила в сознание Курьера очередную порцию света-опия, и он взвыл, не то от радости, не то от растерянности. А потом пошел и покрасил волосы: в черный цвет, - под стать мрачным португальским готам.
  
  
  
  
  
  
   Февраль.
  
   Казалось, автобус увозил его навсегда. От залитой кофе клавиатуры, от линяющего толстяка Перса, от всех его вселенских заморочек. Из мира, где белое - белое, черное -черное, лево - лево, а право - право. Пещерный дух обуял его в полутемном салоне автобуса. Курьер жевал миндаль в шоколаде и запивал его био-йогуртом, тихо посмеивался над простаками в хвосте автобуса, глушившими дешевое пиво. Февральская тьма угрожающе копилась за стеклом Мерседеса, но сквозь толстые автобусные стекла не проникала. Его волосы пахли краской, а новая рокерская куртка залежалой кожей. Весь последний день января он бродил по бутикам и парикмахерским. Представлял себя в роли Андрея-Холстомарателя, пижонился по полной программе. Перестал пить глинтвейн и тащить Женьку на берег реки в десятиградусный мороз, успокоился и осмелел, прекратил грузиться всякой интеллектуальной белибердой, улыбался солнцу, здоровался с соседями, кормил уличных котов куриными объедками Персика.
   В Джубге у него появилась соседка, - запорхнула как птичка в черный зёв автобуса, легкая и замерзшая. Стряхнула иней с длинных волос, пахнула в лицо мятной жвачкой, разложила сумочки и принялась играть со своим сотовым. Студентка, - подумал Курьер. Рок-музыкант, - подумала Студентка. Очаровательное юное создание. - Вздохнул Курьер и предложил ей миндаль в шоколаде. Потом запрокинул голову, нежно всхрапнул и мягко сполз на её плечо, сонно причмокивая губами. Навалился на девчонку тяжестью всей курьерской головы. Она кашлянула, подергала плечом - безрезультатно. Смирилась, только сильнее въехала в кресло всем своим худеньким, еще детским телом. Он вдохнул ее морозно-цветочный запах. Наверняка, сочинка. Запахло магнолиями. Куртка-дутик, набитая перьями. Полосатый свитер на два размера длиннее, джинсы-капри, яркие гетры. Она сняла ботинки, поджала ноги и в позе калачика пристроилась вздремнуть, пытаясь не обращать внимания на длинноволосого дядьку-соседа. Он тоже провалился в дрему, согретый ее теплом и чистотой. Она еще не успела замуж, еще не родила детей, еще не трахалась каждый день. Он увидел ее кокон - не солнце конечно, но ровный и целый. Немного тускловат, слегка деформирован, как Луна перед полнолунием, но всё же целый.
   Курьер подумал, что может сейчас забраться внутрь ее светимости и взять все, что посчитает нужным. Оставить ее слегка недомогающую и растерянную. У нее все равно будут цветы и слезы, будет взрослая жизнь и работа с восьми утра. Как у всех. Зачем девчушке та яркая острота светимости в центре плоского животика? А вот Курьеру пригодится. Ему надо чем-то кормить жадную и голодную Мертвую Бабочку, спящую в человеческом теле...
   Виктор так и делал. Никаких вампир-шоу и черных свечей. Просто кладешь голову на плечо, немного обнимаешь, словно прощаясь. И очаровательное создание угасает, перестает мучаться лишним светом, становится уравновешенным и мудрым. Никого босс не любил и ни за кем не страдал, он скачивал, что мог. Просто, как поцелуй.
   Курьер убрал голову с плеча мерзнущей во сне соседки и приложил пылающий лоб к холодному стеклу. Февраль смеялся над ним, ухая ночным филином.
   В Лоо она вышла. Сказала, что зовут Вера, спросила, не рок-музыкант ли он. Рок-музыкант, - согласился Курьер, - Бас-гитарист, пост-панк и все дела. Ему нравится играть. На гитаре и с людьми. У него совместный проект с Элисом Купером, а продюсером будет Виктор Викштейн, когда вернется из дальней поездки. Вот так, детка. Нет, автографов он не дает и компакт-диски не дарит. Он пожелал ей счастливого пути, и зря она отказалась от миндаля в шоколаде.
   После нее остался запах магнолий. А может, это курорт-соня так встречал своего блудного Курьера ...
  
  
  
  
  
   Приехал впритык, созвонился, назвал улицу Роз, - ту самую, - как в песне у Кипелыча. Решил пройтись по пустым рядам рынка. Как всегда, сияла ночь, луной был полон сад... Только укутанные пальмы спали, а птички в дендрарии скукожились в теплые комочки, прижимаясь друг к другу блохастыми боками. И луну закрыли облака; моросил странный, редкий, но тяжелый крупными каплями дождь. Никого не было. Центр курорта-сони вымер первой февральской ночью. Пустые прилавки рынка сиротливо выпирали из темных закоулков, - только Курьер и фонари. И капли, летящие веером, и невидимая ночная радуга.
   Он шел и удивлялся, ловил ртом теплые капли с лунным светом в сердцевине. Одинокий в самом людном месте Сочи. Где ночные прохожие, усталые пассажиры и сонные сторожа? Пахло сладкой вчерашней выпечкой. Липкая инжировая жизнь очистила пространство для прогулки Курьера по улице Роз. Он прошелся по "грибному мосту". И там никого. Ночь...Ну и что? Где торговцы дарами леса? Где вечные рыболовы и мамаши с колясками? Где, черт возьми, он снова потерялся?
   Было время... Он хотел еды. Было время, он желал вещей. Дорогих вещей и вкусной еды. Настало время, он жаждал свободы. И любви. И еще, он просил стабильности.
   Холодный ветер Мертвого Города сдул этот мусор желаний в сточную канаву жизни. Он шел по ночному чужому городу и плакал стихами, понимая, что видит сон. И родной южный городишка с Виктором и Рыжей Ведьмой, где он глушил разогретое вино, - тоже сон. Долгий и затянувшийся, оттого иллюзорно реальный. И автобус, и мокрый асфальт, и Посыльный на улице Роз. Он перестал обо всем беспокоиться. Две дерзкие вылазки в реальность сновидения изменили его бесповоротно. Что-то вынули из самого центра тела и вложили свою начинку. Он больше не был тем Курьером, что в прошлом феврале.
   Подвешенный между сном и пробуждением, блуждал по пустому сочинскому рынку. Смеялся, думал, что хорошо бы забраться на крышу гостиницы "Москва" и плюнуть оттуда на укутанные пальмы, и спрыгнуть, цепляясь за волокна неба. И спеть, как Монсеррат Кабалье.
   А потом пришел рассвет. И ветер принес запах моря.
  
  
   Посыльный торчал как пень на самом видном месте. Что-то жевал, ерзал глазами по серым утренним сумеркам. Си-Ди-плеер, всклокоченные волосы, спортивная куртка, рваные джинсы, белые кроссовки, на руке паршивый золотой браслет. Из тех, кто слушает "Пет шоу бойз" в 9 утра, а в полночь сидит в интернет-кафе. Он был заметен как светофор, как тореадор на арене. Идиот. - Подумал Курьер. Куда делась толстушка в стоптанных босоножках, его прошлый сочинский посыльный? Хорошая девчушка, незаметная своей стандартной внешностью. Не удивительно, что курьеры исчезли, - этот Иванушка-дурачок привлекал к себе всё внимание, нервничал, пританцовывал посреди улицы. Даже деревья и птицы глазели на одинокую фигуру, даже утренние вороны смеялись над ним, выплевывая из желтых ноздрей струйки теплого пара. Дождь почему-то перешел в мокрый теплый снег. В следующий раз не будет ни дождя, ни снега, и Посыльного увезут на "скорой", в скучающую по нему реанимацию, а очередной курьер сдохнет в сточной канаве, где-нибудь под "грибным мостом", лишенный чести, Посылки и паспорта. Не всем же так везет с осадками!
   -Эй, пугало, ты еще бы на лбу написал: "У меня за пазухой наркота"!
   -Ты, что ли, - курьер?
   -Да, а ты уже почти умер. Какого хрена стоишь посреди площади?
   -Никого нет.
   Да, кроме судьбы-злодейки. А судьба-злодейка и Мистер Кроули не любят слабаков и олухов. Удивительно, как еще этого сити-боя не сожрали бешенные сочинские "доберманы", они же инструменты Судьбы-злодейки, они же - палачи гнилого мяса.
   Приказал Посыльному маршировать в ближайший подъезд. Сам он порядочно засветился, для того чтобы быть пришибленным через минуту после передачи Посылки. "Доберами" не пахло, зловоние их нечищеных клыков он учуял бы за километр. Хотя, не видно было и легашей, и прочей фашиствующей братии. Все равно, возьми он Посылку сейчас, и шансы вернуться домой будут равны нулю, что даже меньше, чем шанс вернуться из цепких лап Мертвого Города.
   А он так хотел спокойно побродить по улочкам курорта-сони. Хотел тихо-мирно посидеть в шашлычной и подремать в стереокино до отхода дневного автобуса. Теперь, как только его пальцы коснутся проклятого пакета, придется улепетывать, заметать следы и изворачиваться, как уж на сковородке. Вот тебе и утро в Сочи!
   Всё повторялось. Как в прошлом феврале. Не хватало только коловращения и поднявшегося навстречу вокзального асфальта. Адреналин разлился во рту привкусом крови и хлорки. Раннее утро было совсем не его время!
   Прошелся назад к вокзалу. Посидел в кафе, неохотно вливая в себя паршивый вокзальный кофе. Да, Курьер, гаденький сон тебе привиделся сегодня. Ситуация очень тухлая. Ситуация такова, что лучший выход - развернуться и унести пятки. Хотя...хотя... Он решил рискнуть. В конце концов, снег скроет все следы. "Доберов" не намечалось. Может, обойдется? Он привык верить в хорошие исходы. Плохой исход означал его смерть, так что выбор был не большой. А он даже не прощался с Персиком. Ни слова, ни взгляда родному городу, уснувшему под вязким одеялом февраля. И не почесал лясы с Рыжей Ведьмой. Что-то ждало его там, На Выходе... Может пенсия по инвалидности? Вряд ли. Медаль - "Ветеран курьерского труда?"... Черт, Виктор знал, и все равно послал его. Мысли хаотично скакали, заполняя его пустотой и бездействием. Неизбежность усмехалась ждущим Посыльным. Курьер пошел на встречу, искать местного дурачка в заплеванном подъезде.
   Его беспокойство, выплывшее из середины живота, касалось не сколько конкретных врагов, а чего-то более абстрактного. "Доберманы", топтавшие сочинскую землю своими желтыми "гриндерс", находились в некой иной плоскости, чем Курьер. Он был не доступен. Он бы прошел мимо, и не был узнан. Он не источал страха, узнаваемого местными бандюками. Но что-то безликое следило за ним. Давно. Лет так пятьсот. И сегодня все так просто случилось, - его выследили. Кто бы там ни был, на той стороне подзорной трубы. Дыхание злого рока холодом обдало затылок. ВС добрались до жалкой курьерской душонки, через глупого мальчишку со жвачкой "Дирол" и наушниками в оглохших ушах.
   ...ступай тихо и аккуратно... ты теперь на лезвии бритвы...коварные колокола могут унести твою душу, а плачь ребенка растопить сердце...
   Где-то он уже это слышал. Колдун? Братец Луи уже наложил полные штаны, может, на этом и остановимся? Ему не хотелось быть сильным, и геройски погибнуть, защищая, как самое дорогое, сверток с чьим-то дерьмом. Но, с другой стороны, если он сейчас уедет, не взяв Посылку, Виктор лишится приработка, а Посыльный будет аккуратно уложен в пластиковый пакет и утоплен где-нибудь на глубине черного всеядного моря, благо, просторы позволяют. Мальчишка не вызывал у него никакого сочувствия. Само существование данного субъекта представляло сомнительную ценность для мира. Одно из миллиарда жвачных животных, навсегда увязнувших в паутине матрицы. Почему Курьер должен из-за него рисковать собственной шкурой? И все же он пошел на встречу, не имея никаких объяснений собственной глупости. Так распорядились ВС, черт их побери.
   Как ему хотелось выплеснуть ржавую, застаревшую с годами злость на глупцов, не зрящих вокруг себя. Придушить пацана в мрачной пещере облупленного подъезда. Распороть Посылку и запихать ее содержимое в уши, нос и рот никчемному созданию с дрожащими пальцами и красными ушами. Если он вообще не ушел...
   Нет, он сидел в подъезде, подложив рюкзак под тощую попку. Гладил облезлого серого котенка. Злость Курьера прошла. Это жизнь. Есть те, кто умирают, а есть те, кто тащат на себе груз ответственности за тех, кто умирает. Гири, кажется по-японски. Гири сейчас обрушилась на крепкие курьерские плечи.
   -Тебя выследили, придурок. Собирай вещички и вали из города!
   -Я не могу...
   Он что-то там скулил о малолетней сестре, о больной мамочке, о невесте-школьнице. Под конец распустил нюни и заревел, -мерзкое зрелище. Курьер был непреклонен. Забрал посылку - небольшой зеленый сверток, - и ушел, не прощаясь. Для него настало время расхлебывать свою дурацкую благотворительность.
   За ним следили. Было бы странно, если б нет. Так прилюдно передавать запрещенные уголовным кодексом предметы, среди, пусть не белого, но все же утра. Так расхаживать туда-сюда, пересохшим ртом глотая снежинки, - светиться ярче новогодней елки.
   Следили давно, еще с прошлых курьеров. Посланники судьбы, нечто более серьезное, чем квадратные дядьки с обрезами. Нечто неотвратимое, как летящий с крыши спятивший кирпич, нацеленный точно в твое больное темечко. Он ощущал их кожей и скрученным болью животом. Бабочка рвалась наружу, вдруг расцвевшая до гигантской летучей тени. Он знал, что они где-то сзади, и ничего не мог сделать. "Если я выживу, я убью Виктора!" - Поклялся Курьер, и в тот же миг услышал тихие скользящие шаги. Как лапки ящерицы, бегущей по позвоночнику. Как рвущая струны нота электрогитары. Как стук сердца в висках. Только что рыночная площадь была девственно чиста и едва прикрыта белым мокрым снегом, и тут уже кто-то дышал в спину.
   Он знал, что это за существа, -
   ...те, кто давно шастали по Мертвому Городу, Мастера появляться из дыр реальности. Те, кем он бы стал, будь у его больше времени на тренировку. Смелые, безупречные маги-самоучки. Постояльцы Небоскребов всех веков, мудрецы Мертвого Города. Иначе, - проснувшиеся из Матрицы. "Чудесно, ты будешь убит теми, с кем страстно хотел познакомиться". Младшие братья Колдуна. Твои первые Учителя. Жестокие Учителя, бросившие смертельный вызов. Вот и сбылась твоя мечта о Великой Битве, ковбой. Мортал комбат настал, мать его за ногу.
   Он даже не успел помолиться Мистеру Кроули...
   Тяжесть всего мира обрушилась на его треснувшую черепушку. Холод неизбежности вонзился в испуганный курьерский разум. Удар сзади. Четкий. Краткий. Безупречный в своей безжалостности. Он был для них ОЧЕРЕДНЫМ МЯСОМ.
   Я согласен, - взмолился Курьер, - я согласен быть фактором хаоса для этих миров, Колдун, не дай мне умереть... Я вступаю в твой клуб, я сделаю всё, что скажешь...
   Падал и не видел никого. Они мелькали все время сзади, посмеиваясь и ёрничая. Запахло магнолиями, как в прошлый раз. Розовый свет залил его глаза. Не то кровь, раздутая ветром, не то утренняя мгла, затмившая солнце.
   Злобный зимний день вступил в права.
   Виниловый сайдинг не скроет больше все твои геморрои.
   А в следующей жизни он не будет кошкой. Лучше страусом. Бегать на сильных ногах, выпрашивать печенье и нести яйца...
   Спрячь её!!!
   Он всё понял сразу. Надо спрятать Посылку. Колдун снова заговорил с ним. Вероятно, Курьер теперь воин тьмы и эмиссар Хаоса. И это, когда розовый день запорошил его слепые глаза. Когда никчемная курьерская жизнь повисла на тоненьком волоске рока. Когда он почти потерял сознание, выдыхая последние ледяные мысли.
   Прижал пакет к своему животу. Скользкий и отвратительный, как мертвый ребенок. И всё же, Посылка не достанется лазутчикам сновидения. Какого черта? Пусть в ней хоть грязные трусы, это ЕГО ВЕЩЬ до тех пор, пока не перейдет в руки Виктора! А он не любил отдавать свои вещи.
   Воздух закончился, и он упал в темноту небытия, унося с собой последнее ощущение - камень в животе. Посылка провалилась в сосуд его тела, чужеродная, грязная, разрывающая и царапающая.
  
  
  
  
  
   Засыпанный снегом, вросший волосами в камни мостовой, горячим ртом он ловил жидкий воздух. Окаменел, неподвижный от яда, разлитого по телу. Он не мог шевелиться; Посылка, растеклась по венам и зацементировала жизнь. Позже, в теплом автобусе, он определился со словами: извращенное творение судьбы-кукольника, он ощущал себя выпотрошенным и набитым финиковыми косточками. Зловещий рок-садист здорово над ним постарался. Соломенное чучело, он не мог даже всхлипнуть, провожая видение проплывающего замка в облаках. Того самого, куда он так страстно желал попасть. Жертва вселенского таксидермиста, Курьер бы содрал свою мертвую кожу на радость синобитам, и легким светом улетел к замку, где его ждали. Ждали безупречные существа, покинувшие матрицу. К замку можно было только взлететь. Он заскулил, - не умеющая махать крыльями бабочка. Замок в небесах всегда являлся не вовремя. Курьер предпочел бы уйти навечно, чем возвращаться в тот сон, где он валяется в мокром снегу с шишкой на голове, осмеянный ловкачами из Мертвого Города. И все же, Мертвый Город был единственной тропой отсюда. Там он мог научиться летать.
   -Ладно, я вернулся.
   Он вытащил свои руки, - они запутались в куртке и перекрученном узлом шарфе. Вытащил, белыми негнущимися пальцами вместе с Посылкой, примерзшей к ним, как какашка к хвосту пса. В животе засосало, и яд собрался в горле колючим комком. Черт! Его вырвало зелеными листьями и кусками бумаги.
   Он взвыл голодной волчицей, пугая до смерти местное население.
   -Ёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёёё...........
   Обнаружил жуткий голод. Нашарил рукой в кармане промерзшее яблоко, и жадно впился в него зубами. В глазах помутнело, рассмеялся и отбросил яблоко. Пора было убираться куда подальше. Юркая скрюченная старушонка уже бросила метлу и нырнула в подворотню рынка. Может за обрезом, а может позвонить, куда следует.
   Он не стал ждать развязки, - поплелся, подхватив Посылку. С отвращением думая, что она была внутри его живота... Иначе где бы он ее спрятал? Иначе как он ее сохранил? Они не смогли забрать сверток, - для этого пришлось бы разрезать его живот. Или они не увидели, где Посылка. По ходу дела, они были хреновые маги. Хотя и пахло от них магнолиями...
  
   Он устал смотреть на черные деревья сквозь ледяное стекло "Икаруса". И черные силуэты ворон на черных деревьях. И бледную яичницу солнца, застенчиво спрятанную за черными тучами. Черный февральский день встретил его, спящего, болью на макушке и противным подташниванием. Истина царапала обнаженное восприятие, - проще сдохнуть, чем быть Курьером Мертвого Города. А он хотел видеть ярко-синее небо и белых барашков-фиф, чинно проплывающие по небесному своду.
   Продаются рванные февральские тучи, цвет чёрный, б/у...
   Рядом жевали печенье и хрустели "сладкой парочкой" Твикс. Опеченьевание всей страны захватило даже ленивых сочинских пассажиров. Он терпел и терпел, потом гавкнул, выплескивая желчь всего февральского утра. Твиксоеды пересели подальше. Испугались одного пришибленного Курьера с мятой Посылкой под мышкой.
   Я так не играю... - Подумал Курьер, и позвонил Виктору, вылить в его бледные нечеловеческие уши океан своей обиды, обрушить водопады боли и поделиться бушующим желудочным соком. Сегодня он был Мастер портить настроения. Мистеру Кроули бы понравилось...
   Виктор - курьерская "жилетка", Виктор - последняя инстанция, Виктор - торговец поломанными сердцами... Босс с нечеловеческим нутром. Все его тонкие бледные пальцы были обманом. Все его лихорадочные взгляды и черный бриолин были искусной игрой затаившегося хищника. Хищника-хамелеона. И все же, Курьер позвонил ему, понимая ушибленной макушкой, что никто ему больше не поможет.
   Прими, друг, поцелуй норд-оста.
   -Виктор...
   -Влад? Все хорошо?
   Да... Сердце в клетке, перед глазами мраморный идол Персика, а так все хорошо. Темные демоны падают в мир, выблеванные шаманским молочно-снежным небом. Бьются о твердый асфальт. Безумная матрица хохочет над ними. А так все хорошо, мистер Кроули.
   Что любовник снежных шаманов мог объяснить продавцу аксессуаров смерти, кроме своего вселенского недовольства?
   "Все ноешь, Луи..."
   -Нет, на меня напали.
   -Кто?
   -Если б я знал. Так, колдуны-замухрышки. Выпрыгнули из другой реальности, ударили чем-то по макушке.
   Повисла пауза, как капля крови. Виктор должен был сейчас спросить о Посылке. Не спросил. Благородная такая нелюдь. Впрочем, у Курьера создалось впечатление, что он все знает, судьбы курьеров для него как открытая книга, куда он изредка вписывает безумные вирши.
   -То, чем они ударили, до сих пор у тебя на затылке.
   -Что это?
   -Энергетическое оружие. Как только приедешь, сразу ко мне, немедленно. Ты понял?
   -Есть вариант, что я не доеду?
   -Есть.
   ...ты приходишь чистым в сумерки,
   Ты приходишь безупречным к смерти.
   Иначе кто ты такой,
   Чтобы стучаться в эти двери?
  
   Прилипшее пятно зеленой лужицей бултыхалось на его макушке, впитываясь, проникая и ассимилируя. Он давно его ощущал, не имея сил сражаться. Колдуны Мертвого города заразили его вечным сном.
  
   Живущим в темноте посвящается...
   Живущим с темнотой посвящается...
   Поющим темноту посвящается...
  
   Писавший стихи огнем на листах темноты, друг воинов и НЛО, жизнь ему только снилась. Отсчет пошел там, на холодной сочинской площади. Ему приснилась Змеиная Королева. Судьба-насмешница дала ему всего четыре часа. Он понял, что не успеет приехать к Виктору. Не успеет дотащить свое изъеденное колдовством тело до ближайшей реанимации. Певец Матрицы, он проглотил пушистый комок чужой тьмы. Никто не поможет бедняжке-Курьеру с пятном на макушке. Он умрет ровно через четыре часа. Колдуны-обманщики ему не спасут, их нет в природе. Виктор далеко, а рыжей Ведьме нет до его мокрых штанишек ровным счетом никакого дела. Он даже не запомнил ее телефон. А будь он женщиной, у них могло бы что-нибудь получиться...
   Он долго и безумно хихикал в кулак, не в силах избавиться от расползающегося по телу пятна.
   Теперь он знал, как приходит смерть: горячим ветром в позвоночнике, бьющей в живот волной, неотвратимой волной. Мягким крылом птицы, шлепнувшим по макушке. И еще, безразличием.
   Он сдался. Руки вдруг стали маленькими и хрупкими, а голова раздулась как гелевый шарик за минуту до вселенского ба-бах!!! Он позволил теням войти в его жаждущее любви тело.
   Падайте, падайте, вечные стражи! Я скоро стану свободен. От всего. От себя. От сумерек, от какашек в кишках. От мертвой бабочки. Где же ты сейчас, мадам баттерфляй? Унеси меня в Мертвый Город, вечно скитаться бестелесным призраком. Пить ледяной чай с Ледяной Графиней, заплетать косы Мертвым Принцессам и гладить по бёдрам Небесных Ангелов.
   Зачем ему позвоночник? Он подарит его Рыжей ведьме, на память о собственной бесхребетности. Душу он давно завещал Мистеру Кроули, а плоть пусть сожрет Персик.
   Никого...
   Никого...
   Никого...
   Вышвырнутый опоздавшим автобусом, он вывалился в промозглую краснодарскую ночь, похрустывая суставами, мотая черными волосами и разбрасывая вокруг себя остатки света. Мир обманул его, - наивного простофилю. Никакие колдуны не спешили его спасать. Часы на башне застряли в зловещей полуночи. Он-то, слепой котенок судьбы, думал, достаточно заключить сделку с Принцем Тьмы, и все чудеса явят себя в тот же час. Час сов и ведьм. Кроме тошноты и снега ничего не явилось. Вот такая петрушка.
   Он упал в снег и отчаянно завыл. Земля опутала его холодным теплом. Галактическая раковая опухоль, пульсирующая на мягком затылке, проникала в самую потаенную плоть - в его гаснущее сознание. Мертвый волк мегаполиса, он дернулся, потом принялся кататься, утопая в белом снегу и своем одиночестве. Так плохо ему не было еще никогда. Не было слез, не было слов, не было сил даже на вздох. Затылок замерз, ввинчиваясь в снег, крылья мертвой бабочки царапали мозг изнутри, стекляшками по живой плоти.
   -Чтоб я сдох...
   Свежесть мокрого снега выела его курьерскую боль.
   Он катался все быстрей и быстрей, наматывая на себя нити земли. Тухлая зелень колдовской отравы вылилась в снег, насытив его навсегда.
   В новом году это был последний снег. Он точно знал.
   Во что превращается бабочка, когда умирает? В кокон... Он смеялся, упиваясь снегом, как вампир кровью. Он катался, наматывая всю магическую мощь февраля на свои оголенные кости. Пока не уплотнился. Пока не очистился. Лунный волк, раздувая ноздри, он пил нежные запахи зимы. Небесный иней прилип к его макушке жестким пластырем залепив сочинскую отраву.
   Он сидел и хохотал, отмахиваясь от глупых людей. Он основательно помял драгоценную Посылку, катаясь в мякоти вокзального снега.
   От него чего-то хотели.
   -Нет, мне уже не нужно "скорую"...
   -Нет, я сейчас уйду...
   -Нет, я не пьян...
   Так, немножко сдвинулся. Ну, с кем не бывает? Ах, с вами не бывает? Вам не повезло...
   Потом встал, подбросил вверх Посылку, и поскакал через сугробы, посылая воздушные поцелуи небесным шаманам.
   Всё оказалось так просто.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Март.
  
   Весна накатилась грязной волной. Хотелось много секса, витаминов, жареных куропаток и лепестков, падающих на лицо. Вернись, вернись холодная трезвость февраля... Он жадно пил левым глазом жаркое солнце, отплевывал потные осадки сонных мыслей, вспоминал свою любовь, прощаясь с ней навсегда.
   С Виктором отношения порушились. Великая некитайская стена выросла между ними в феврале. Когда он, драный лунный волк, привез чертову Посылку, давясь собственной победой и светясь мокрым от снега затылком, Курьер не простил босса. Говорить ничего не требовалось. Холеный нетопырь не от мира сего, - Виктор Делеев, - знал, что ждало Курьера в Сочи. Знал, и все же послал.
   Они посмотрели друг на друга.
   Твоя помощь не потребовалась.- Подумал Курьер.
   Она никогда тебе не требовалась. - Широко улыбнулся Виктор. - Потому тебя и назначили курьером. Вот такие пироги, малыш.
   Ну и ладно. Обойдусь.
   И всё... Отдал мятый сверток и умотал домой, отказавшись от "Амаретто".
   Долго мылся под душем, скрежеща зубами. Насылал тысячу и одно проклятье на нелюдя в обличии Виктора. Успокаивался, судорожно растирая тело мочалкой, потом опять ругался. У соседей вяли фиалки от его неизрасходованной злости. И все же, существо, прибывшее из-за границ известного мира, было право, - он всё мог сам. Всегда. Это он пах магнолиями в Сочи, а не курортный городок-соня, это он затащил детишек в черный зев Ромашковой улицы, он сам притягивал к себе "доберманов", когда становилось скучно невмоготу.
   Курьер молился мартовским сумеркам, самыми лучшим в мире. Сумерки падали мягким покрывалом на плечи и кружили, унося его бабочку, вдруг ожившую в начале весны. Он слышал звуки и голоса, которые не должен был слышать. Март играл с ним, как безумный котенок, то кидая на клумбу с нарциссами, то обсыпая с западным ветром речной пылью. Он спокойно забыл о Мертвом Городе, о магах-недоучках из сочинского февраля, о пропавшей где-то в чреве голодного города Рыжей Ведьме.
   Курьер развозил по городу всякий человеческий мусор: ворованные пентиумы, тиражи порножурналов, бечевку, канцтовары, подозрительные мешки с запахом тухлятины...
   Но пришло время слезать с карусели.
   Тому было явлено несколько неоспоримых до рези в животе примет. Знаки, черт их побери!
  
   Он гулял по ночному городу, лениво шаркая тапочками по теплым лужам. Вдыхал запах мокрых мартовских ореховых сережек. Пути-дорожки водили кругами, насмехаясь над его немым недоумением. А он все шаркал и шаркал, забыв о своем намерении просыпаться, чего бы это не стоило. А потом встретил Тьму, повелительницу мыслей, владелицу его черной половины сердца.
   Нэвэ комбэк... Разве что в черном саване...
   Тьма была та самая, сочинская до последней молекулы. Притаилась в тупике пустого дворика. Ждала, пожирая жадную, но не вечную матрицу. Курьер усмехнулся. Тогда, в Сочи, он с трясущимися поджилками, всхлипывал и делал полные штаны накопившимся страхом, боялся даже СМОТРЕТЬ в сторону закоулка, окутанного туманом тьмы. Этакая калечная, слепая, глухая и беспросветно тупая Алиса, топтавшаяся на пороге страны чудес. Потому что тогда он точно знал: скопившийся плотный туман есть один из ВХОДОВ. Правда, "черных", служебных. Только для своих. Уж чернее не бывает. Курьер подозревал, что, нырнув в эту пространственную нору, он, если и появится назад, то уже другим.
   Сейчас ему было глубоко пофиг, - другим, так другим; чужим, так чужим; психом, так психом. Он пожал плечами, набрал в легкие сырого запаха ореховых сережек, и шагнул прямо туда, - за границы сна и яви.
   Он вышел в незнакомом переулке. Так, обычная прогулочка. Вроде бы родной, закосивший под провинцию городок, сонные одноэтажки, ухоженный дворик с гиацинтами, и тот же запах мокрых сережек и треск стекла под ногами, цветут гребаные гиацинты.
   Отстой!
   Он еще раз пожал плечами, - ничего не случилось,- тьма обманула его. Ничего там нет, ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ. Единственно, было как-то не по времени тихо. Никаких звуков, кроме отдаленного собачьего воя. Но так бывает: просто идешь ночью по городу и вдруг попадаешь в зону полной тишины. Тоже мне, невидаль! - Усмехнулся Мистер Самоуверенность.
   Закапал легкий ненавязчивый дождик. Курьер присел на лавку возле большой раскидистой ивы, и вдруг застыл, укушенный собственной ненаблюдательностью.
   Черт возьми!
   Черт возьми...
   Черт возьми!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Никакой это был не краснодарский дворик, а сочинский, или, во всяком случае, его ТОЧНАЯ КОПИЯ. Память хлынула обжигающей лавой. Он прятался в этом дворике от сочинских бандюков; там началось первое коловращение мира; там он встретил Посыльного, - глупую курицу, орущую на весь спящий дворик своё дурацкое "Эй, парень"... Там звезды обрушились на его больную макушку страстным звездопадом. Тогда он думал, что умирает.
   Но это было в Сочи... Больше года назад.
   Мне пора, - сказал он цветущим гиацинтам и мудрой иве, - пока я не спятил.
   Он пошел к северу, там, где в его памяти был проход к сочинскому вокзалу, но уперся в плотный ряд домов, кустов, загороди из сетки и железа. Вечное сочинское кугутство маленьких приморских двориков, спрятавших свое безобразие за фасадами пятизвездочных красавиц-гостиниц.
   ПРОХОДА НЕ БЫЛО.
   Вот так, ковбой. Ты опять влип в какое-то дерьмо...
   Быстро теряя терпение и остатки мужества, Курьер пробежался вдоль периметра дворика, надеясь обмануть вечную тьму. Где-то ведь будет проход. Лаз, узкая щель, надрез в сетке, нора, наконец... Он готов проползти на брюхе, ибо безумие уже наступает на пятки, его бешеный ум искрится на пределе скорости...Он стал задыхаться и мертвая бабочка в животе зашевелилась, одарив волной холодной боли. Не вовремя! - Взмолился Курьер, зажимая руками горящие внутренности. Вовремя, вовремя, Влад. - Завыла собака. Очень даже вовремя, - заухал филин.- А когда же еще? Ха-ха-ха...
   Полчаса он пролежал на мокром асфальте, стиснув зубы, глотая кровавую слюну и гнусно постанывая. Раненный мартом волк, он оказался заперт в чужом спящем дворе. Вошедшим во тьму разрешалось впадать в панику.
   Не дождетесь! - Кинул он кому-то неизвестному, и поволочил свою разбитость к высокому забору с колючей проволокой.
   Я перелезу. Перелезу. Или я сдохну, задушенный собственным страхом.
   И в следующей жизни, когда я буду Мистером Кроули...
   Он перелез, вцепившись руками в колючую проволоку. Тяжело, задыхаясь, теряя сознание. Шмякнулся, как старый тюфяк на клумбу возле хлебного магазинчика. Кровь заструилась, намочив рукав куртки. К джинсам что-то прицепилось. ( Клок сочинской тьмы?). Собака теперь выла где-то совсем рядом, хихикали мальчишки.
   Он был в Краснодаре. В двух кварталах от своего дома.
   Плакал и раздирал горящий живот... В двух кварталах от спящего Персика, и миндаля в шоколаде, и надкушенного ананаса, и "Крайслера", усыпанного цветущей вишней. Мартовское колдовство. Вот это его накрыло!
   По полной, чувак, по полной. - Подтвердил внутренний голос, своими шамкающими нотками похожий на дедушкин прокуренный басок.
   Да подавитесь... - Всплакнул Курьер и выпустил мертвую бабочку полетать...
   В мир, где не было мертвых принцесс. В мир, забывший о Мистере Кроули, мир, не узнавший запаха магнолий в начале марта...
   Потому что он вспомнил КОЕ-ЧТО, пока перекидывал свое скованное ужасом тело через виртуальный забор с виртуальной проволокой-колючкой. Только вот кровь была вполне настоящая, в формате местной матрицы...
   Он лежал, задыхаясь и слепнув. Глупый, как ванильная кока-кола, мир навалился на него запахом подгорелой пиццы. Дождик и цветочные лепестки обрушились камнями. Мастеру абстракций грозила мозговая целлюлоза вместо утраченной сочности. Кажется, он собрался сгнить здесь, переродившись в кучу ветоши. Вот такой тухлый вариант с сочинской тьмой: сначала тебя колбасит, а потом плющит. Плющит до тех пор, пока смелые курьеры не превращаются в ржавые люки между мирами. Плоские и тяжелые. Огрызочный материал матрицы...
   -Вставай!
   ...и откуда она здесь взялась? Впрочем, глупый вопрос. Во-первых, она здесь жила, и, во-вторых, Высшие Силы не дадут ему сдохнуть, укрывшись вселенским бессилием. "Жаба" их задушит, столько вложивших в процесс пинания Курьера в больные места.
   Она оттащила Курьера в тень, чтобы матрица не глазела жадными зенками на умирающего Влада. Рыжая, пахнувшая весной и свежим батоном. Вроде бы вышла в булочную... Ангелок, ты опоздала! Твои рыжие локоны так чудесны...
   -Сейчас будет больно.
   Черт!!!! Спасибо, предупредила. Было и правда больно. Он уперся руками в землю. Тошнило всем огромным миром. Пеплом, грязью, мусором. Домами. Паровозами, шаманским снегом и пережеванным миндалем. Потом он вдыхал и вдыхал, жадными глотками, собирая остатки разлетевшейся мертвой бабочки.
   -Кто тебя послал, ведьма?
   Он знал, кто.
   Она перекинула его как ребенка на свое колено и нанесла резкий удар по лопаткам. В глазах потемнело, но потом он вернулся к своей привычной ясности.
   -Где такому научилась? - Он тайком вытирал слезы.
   -В сновидении, где же еще? - Она гладила его черные кудри, качая головой. Презрительная, сожалеющая. Пьющая лунный свет в полнолуние.
   Курьер вспомнил ее. И пижона-макетопроизводителя Андрюшку. Они были там. Он - по левую сторону от Курьера, она - по правую, - когда он проглотил мертвую бабочку. (И было это в дымящихся тьмой сочинских закоулках).
   ... До того, как появился колдун в холодном февральском зале вокзала. Вот так-то...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
   Как пронзительно быстро исчезают ощущения... Змея, укусившая собственный хвост, он не мог восстановить в памяти ту злосчастную ночь, когда сочинская тьма чертиком выскочила из коробки курьерской расслабленности. То ли и правда забыл, то ли не хотел, а может быть не мог. Все это было не с ним...
   Желтый песок. Красный воздух. Тяжело идти, еще тяжелее думать. Он не знал, когда это было и где. Не здесь, в тоскливой до оскомины повседневности. В этой матрице нет красного марева вместо кислорода. Так вот, он вспомнил, как тащил свое мертвое тело навстречу красной пустоши, пока не упал; пока та чуждая реальность не раздавила его бренное тело. Скомканный и вывернутый, он лежал, ожидая конца.
   Андрей был слева. Легкий и свободный, парил, злобно хихикая. Белый воздушный змей сновидения. Ведьма шла все время по правую руку. Молча, терпеливо, сосредоточено. Держала Курьера, когда он падал. Тащила тысячу юбок, шаркая в жидком песке. Иногда взлетала, передохнуть. Что-то еще происходило, он не помнил. Что-то важное. А потом на него накатило самое нелепое колдовство, даже для пустыни Мертвого Города. Задохнувшись в красном тумане, он сдался и согласился на ВСЁ.
   И тогда пришла Бабочка.
   Чтобы стать его частью.
   Чтобы умереть, либо выжить вместе с ним.
  
   Когда все эти "пироги" нарисовались в мартовской курьерской памяти, он собрался умереть. Там, в двух метрах от виртуальной стены. Потому что истина, которую он так вымаливал у Мистера Кроули, оказалась нестерпимой, обжигающей и неопровержимой - ОН ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ ТАСКАЛ В СВОЕМ ЖИВОТЕ СУЩНОСТЬ, ОБЛАДАЮЩУЮ СОЗНАНИЕМ. Иными словами, чуждая тварь, похожая на ком голубого света, круглая и шипящая, как шаровая молния, по взаимному соглашению вселилась в чрево Курьера, навсегда сделав его беременным существом, условно названным Мертвой Бабочкой. Впору было кусать локти, шокируясь собственной глупостью. Он-то, наивный краснодарский курьеришка, забыв о негласном соглашении, считал Бабочку чем-то вроде своей второй ипостаси. Симбиот, взрастивший в животе дьявольское создание, он был всего лишь сосудом неизвестно для чего. Да, тварь без сомнения помогала ему в трудные моменты, коих в жизни Курьера хоть отбавляй, но она жила собственным сознанием, используя человеческий организм как носитель для своей сумасшедшей энергии.
   Вот так сны о силе. Вот так прогулочки в неизвестность.
   С другой стороны, тогда он посчитал такой союз приемлемым, даже если не полезным. Там, в пустыне за Мертвым Городом, он сам предложил сущности вползти в его тело. А рыжая Ведьма и Андрей помогали Курьеру. Было только небольшое несовпадение: он не знал тогда этих проворных газетоделателей. Или не помнил, что знал...
   Обнаружив сии перезревшие пакости, рвущие его разум на сотни вопросов, он предложил Анжелике прогуляться к Виктору, как единственному и неповторимому источнику знаний о нестандартных ощущениях в области живота. Журналистка отказалась. Наотрез, сразу и безоговорочно. Она, видите ли, без всяких сопливых монстров в курсе текущих событий. А что там, в параллельных уровнях происходит, - то, когда надо, само вспомнится. "Ведьма!" - Взгрустнул Курьер. "Лесть тебе не поможет!" - Хихикнула наглая девчонка и пошла домой, писюкать очередной нетленный шедевр на тему детей-даунов. Ну и перышко в руку...
   Перепив последнего мартовского снега, громко булькая неосознанностью, волоча за собой хвост из осколков Мертвой Бабочки, наступив на горло собственной важности, он потащил в пригоршне свою измученность к алтарю Греха.
   Он шел сдаваться Виктору.
   ... прямо в красный кроваво-леденящий рассвет. Навстречу пустому и желтому солнцу. Обгоняя сумасшедший западный ветер, сдувший напрочь ведьму-журналистку.
   ...ты знаешь, ты все сам знаешь. Гудбай. Я не вернусь никогда.
   Псевдотехногенный мир провалился в адский холод, утратив прочность границ. Матица колебалась, как перезревшее марево. Мертвый Город наступал на пятки предрассветному колдовству. Ты знаешь, что черное - больше не черное... А мертвые Принцессы родили в вакууме мертвых детей.
   Он снял туфли, сунул их вместе с носками в щель между двумя гаражами, и, хихикая и подпрыгивая, пошел вперед, обгоняя безумный западный ветер.
   Летай, летай, летай, муха. Флай. Флай. Флай.
  
   И, конечно же, он не спал, повелитель шелковых подушек и треснутых сердечек. И, конечно, он ждал своего курьера, рассиживаясь на спинке дивана. В шелковой рубашке, в джинсах, с прической а ля Эдвард-Руки-Ножницы. С макияжем в неповторимом стиле пост-панка. С пирсингом. Правая бровь с каплей крови и золотой бусинкой. Пах брусникой, сигарами и дамскими духами. Вдыхал предрассветные сумерки, чуть подрагивая крыльями носа, мудрый и наивный одновременно. Босой, как и Курьер.
   -Не спишь?
   -Я ждал, что ты придешь.
   -Хм, а я думал, у тебя депрессия. Хотя, депрессия - это чисто человеческое, не так ли, Виктор?
   -Присаживайся. Будь как дома.
   -Я-то дома на этой планете, а где твой дом?
   Может, виноваты были предрассветные сумерки, а может, он просто устал ходить вокруг, да, около. Репутация крутого мафиози больше не защищала Виктора от нападок любопытного Курьера. Он энергично ринулся в атаку, отметая защитные недомолвки и обтекаемые уходы от темы. Он сделал ставку на непреклонность. Штурм штурмов, битва битв. Courier VS Viktor. Замерзший человечек против чудовища из перпендикулярных матриц.
   Голоса, Тени и Птицы разлетелись в стороны. Воздух накалился электричеством. Курьер знал простую истину: если он сейчас проиграет, ему никогда не встать с колен своего невежества... Он погладил свой живот, плотоядно поглядывая на загнанного в угол босса.
   -Смотри!- Выдохнул Виктор.
   Свет погас. Шоу началось. Уличные фонари остались там, за окном. Луна скучно зависла за горизонтом, солнце так и не родилось - мир погрузился во тьму, так любимую чужеродными сознаниями. Бамбук пророс сквозь их настороженность. Смерть сплясала капаэру и удалилась. Лопнувшим пузырям посвящается...
   -СМОТРИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Виктор перелетел из одного конца комнаты в другой, прихватив за собой расплывшуюся реальность. Только что восседал на спинке итальянского дивана а ля Боккаччо, и уже покачивается на корточках - на тонкой поверхности журнального столика, столь хрупкого, что пара книг бы его давно проломила.
   Курьер смотрел. Его смело одним этим прыжком. Он повалился на теплый пол, вцепившись в толстый ворс леопардовой шкуры. Подступила недавняя тошнота, живот втянуло во тьму - там билась мертвая бабочка, прокладывая себе путь наружу. Он бы уполз в самый темный угол, если б смог. Он бы просочился под диван в стиле Боккаччо, чтобы навсегда осесть там домашней пылью.
   Смотрел, стиснув зубы и подвывая. Любопытство погубило кошку, помнишь, ковбой? Смотри! Смотри! Смотри!
   Сидевший на столике силуэт разом загорелся, ослепив глаза курьера. Шар ярко-желтой энергии, живой как полуденное солнце. Это был человеческий кокон. Он видел сотни таких в Мертвом Городе, только смятых, пустых, скомканных и заржавевших без внутреннего стержня. Этот был безупречен - чистый, свежий, полный энергии. Прекрасное зрелище. Истинная человеческая природа, какой она должна быть.
   Курьер впал в детский восторг, обнимая подушку и кусая себя за коленку. Он напевал пейотные песни всех пейотных кактусов в мире. Он извинялся перед Виктором, раскачиваясь и вздрагивая. Хватит вбивать колья в собственное сердце...
   Когда, бессильный и умирающий, он готов был ползти на пузе, родившись хвостом Виктора-бога, с коконом что-то произошло, - он встрепенулся в предродовых судорогах, готовый убить Курьера своей непредсказуемостью. Волна чуждого всему живому голубого света пронзила янтарный шар, и он вытянулся, расцветая голубым сосудом. Тело трансформировалось в бестелесный призрак. Именно эту вампирскую структуру Курьер и видел на вечеринке...
   Сожранный своим любопытством, неспособный разорвать нить внимания, он замотал головой и замычал, выпустив Мертвую бабочку. Иначе бы он умер. Виктор-нечеловек выпил бы его душу, закусив его страхом. Бабочка махнула крыльям, и все вернулось к исходному состоянию: комната обрела предметы, освещенные первыми лучами солнца; Курьер перестал видеть поля энергий. (Хватит, хватит, ближайший дурдом - за углом!). Вместо Виктора несколько секунд он созерцал пятно тьмы, повисшее на потолке. Такое же, как в чреве нехорошей квартирки на Ромашковой улице. Потом босс материализовался на журнальном столике. Бледный, с каплями пота. С шелковой рубашкой, прилипшей к белому телу. Его трясло, но Курьера трясло куда сильнее. Так вот каким сексом Виктор занимался со своими мальчиками! Неудивительно, что они требовали больших гонораров.
   -Вопросы будешь задавать?- Спросил Виктор, послав ему воздушный поцелуй.
   -А как ты думаешь? - Он нашел в себе силы рассмеяться, и по-волчьи взвыл, кинув в Виктора подушкой. - Не сегодня...
  
  
   Он встречал рассвет среди спящих домов. Он целовал асфальт, обнимая землю. Самое таинственное существо в его вселенной. Родившее воздух, воду, зелень и море. Людей, птиц, кошек и миндаль в шоколаде. И Викторов. И мертвых бабочек. И Курьеров. И Персиков, жующих "Вискас".
   Он встречал рассвет, улыбаясь далекому пустому солнцу. Он теперь знал тайну своего босса.
   Мир уже начал просыпаться от убаюкавшей пустоты сна. Потирая слипшиеся мысли, вплывая в вечность на мягких подушках, люди выбирались на балконы, комкая в замерзших пальцах сигареты. Они выносили свое грязное белье на ветер и солнце. Они отмыкали свои офисы, планируя следующий непредсказуемый миг. Они заботливо сглаживали складки на теле. Курьер улыбнулся солнцу и пошел домой. Самое время лечь спать......
   Он не сразу узнал красавца-холстомарателя. Проклятое утреннее солнца ослепило его. Пижон-верстальщик лениво прохаживался по узкой кривой улочке с покосившимися домишками в стиле послевоенной разрухи. Улица заворачивала в тупик, упираясь в глухую стену автобазы. Где-то там, в кустах, возле детской зубной поликлиники пребывал тайный лаз, выходящий к железнодорожному вокзалу, но знал о нем лишь такой искушенный "уличный боец", как Курьер. Прочей шалупени знать о подобных лазах по рангу не полагалось.
   "Бракоделус Желтус Страницус". - "На латыни" подумал Курьер, прикидывая, откуда мог появиться в тупике Андрюшка, друг Рыжей Ведьмы. Как ни странно, этим немым утром, даже пижон-верстальщик не кричал на весь белый свет о своей неповторимости. Скромная серая куртка, мятая и достойная вылететь в мусор тут же, заношенные до дыр левисы, кроссовки с ободранными носами, - типичный прикид для поездки на сельхозработы в район теткиной дачи. Однако глаза "бракоделуса" сияли, как две большие луны, волосы топорщились, а пирсинг победно сиял в лучах восходящего солнца. Вот так встреча! Курьер втянул воздух, пробуя на вкус мыслишки убогого дизайнера, - не иначе, как наглец только что посещал Небоскреб. Насквозь пропахший сновидением, мальчишка, тем не менее, соображал неплохо: - завидев недолюбливаемого им Курьера, он резко изменил вектор своего движения и совершил героическую попытку незаметно испариться, в надежде избежать дружеских объятий. Не тут-то было!
   Курьер выпустил полетать мертвую бабочку. В конце концов, пора была пользоваться своими преимуществами. Он "растолстел", разошелся в стороны огромным прозрачным шаром, который теплой волной накрыл дрожащего зайца-Андрея. Трепыхаться не было смысла. В миг они оказались рядом. Выдох Курьера обжог лицо Проводника.
   Возможно, Проводник был прав. В том, что пугался сверх меры и навострил лыжи в сторону, противоположную пути Влада. Было последнее время что-то безумное в его взгляде. И сила вырывалась бесконтрольно, и взгляд становился все мрачнее и мрачнее.
   Курьер обхватил правой рукой собравшегося было ускользнуть угрем пижона, любителя высоких этажей.
   -Не хочешь со мной поздороваться, приятель?
   Он легко удерживал дрожащее тело Проводника, находя в этом даже какое-то утонченное удовольствие, сродни борьбе двух щенков. - Мы столько пережили вместе, и теперь ты бежишь от меня, как черт от ладана. В чем дело, малыш?
   -Ты стал похож на своего босса-извращенца...
   Курьер рассмеялся, отпустил Андрюшку. Значит, это заразно...
   -Давай пройдемся, расскажешь мне о Небоскребе.
   Проводник поправил куртку, стряхивая насильственные объятия. Некоторое время он колебался, хрустя сухими и длинными пальцами, - драпать сейчас, или какое-то время подождать, но потом покорно поплелся за Курьером. Ибо в другой стороне был - ТУПИК.
  
  
  
   Манипуляторы кривизны расползлись по углам матрицы. Настало святое время осторожно гладить чужие животы. Каждому конвертору - по грабберу, каждому реформатору по формату, каждому тексту - по редактору, и да здравствует Безье!!!!!!!!!!!!!!!
   Два огненных соло, - и пальцы струятся голубыми молниями. Можешь потрогать ими вечность. Или нежные животики. Псевдократия векторов. Искритесь спинами.
   Открывающим глаза посвящается...
   Бла-бла-бла-бла-бла... Феерия. Бла-бла-бла-бла-бла...Фенология. Бла-бла-бла-бла-бла...Феноменология.
   Они болтались по улицам, брызгали умными фразами, пили дешевое вино в бумажных пакетах, улыбались и щурились на солнце. Ночные мартовские выползни... Андрей сначала был молчалив, нахохлен, как птенец филина, насторожен и полон недоверия, но второй пакет вина свершил матричное чудо, и дизайнера понесло. Он рассказал о Небоскребе, сотворенном обкуренным хиппи, о других мирах сновидения, столь опасных или столь прекрасных, что вернуться из них нет надежды. О нелегком труде дизайнера, о двух любовницах Анжелики, о неорганических существах, неоднократно наблюдаемых дизайнером в обычной жизни, о теле сновидения, с которым Проводнику повезло прийти в этот мир.
   Курьер слушал милые бредни, попивал винище, вдыхал утреннее солнце на завтрак и думал, что Андрей не так уж плох, как ему казалось. На всякий случай он спросил:
   -Почему в Сочи на меня напали сновидящие?
   -Ты стал СЛИШКОМ ЯРКИМ. Ты светишься как стоваттная лампочка. Твое тело наполнилось силой и энергией, и ты пока не научился скрывать ее, вот всякие хищники и летят на твою светимость.
   Так они говорили и шаркали по городу, не замечая никого, кроме себя. Два сумасшедших в большом деловом утреннем городе. Наконец, после четвертого винного пакета Андрюшка стал похлопывать Курьера по плечу и называть братцем Луи, что, в общем, переходило границы допустимого приличия. Курьер поймал его распоясавшуюся руку и предложил продолжить их замечательную беседу в более интимной обстановке. При этом он улыбался жадноватой и хитроватой улыбкой а ля Виктор Делеев, кокетливо вздергивал левую бровь и сверлил несчастного "бракоделуса" честным не в меру взглядом. Андрюшка перепугался не на шутку, вновь стал молчалив и по-совиному нахохлен. Однако в моментальные бега не ударился, понимая где-то в глубине своего дизайнерского ума, что его просто нагло запугивают, и что, скорее всего, угрозы нет. На этом они порешили расстаться и пойти подремать ярким мартовским днем. За следующим поворотом, где дизайнер обещался показать Курьеру невероятно красивый вид на городскую свалку строительного мусора, их встретил ТУМАН. Просто выползший из остатков утренних сумерек, нереальный под палящими лучами солнца.
   Пару минут они созерцали почти живые клочья, зависшие на пути, и Проводник Андрей сказал:
   -Мне кажется, мы открыли какую-то не ту дверь.
   -Да, и из нее выползает черти что...
   Согласился Курьер. Схватил вдруг задрожавшего дизайнера и утащил в обратном направлении. Еще долго они шли, не оборачиваясь, не произнося ни слова, и не сбавляя быстрого шага. Было холодно и жутковато. Казалось туман все время где-то за спиной. Курьер с холодной решительностью осознал, что будет защищать этого никчемного верстальщика, даже ценой собственной жизни, как он защищал в Сочи Посыльного. Дурак, - сказал он себе, злясь и скрипя зубами. - Благородный дурак, - в следующий раз туман сожрет вас обоих!
  
  
   Безвременье.
  
   ...твои засиженные стрекозами фантазии...
   ...твои глаза - не то со слезами, не то с пузырями от клубничного мыла...
   ...ты человек, и ты - не человек...
   ...когда мой срок здесь закончится, я вернусь к своей изначальной форме...
   ...ты бессмертен, но ты зависим от энергии...
   ...курьер, курьер, курьер...куда же тебя занесло...
   ...ответы. Ты обещал...
   ...выдержит ли это твой разум...
   ...к черту разум...
   ...не надейся спрятаться в сумерках...
   ...ответы.
   ...нет возможности называть словами, то, что засело в твоем сердце стальной иглой...
   ...ответы!
   ...апрельское колдовство...есть мистическая сага, философский расклад и научно-познавательная лекция...выбирай...
   ...хватит распускать туман. Дзенствующий Босс всех Боссов, начинай же излагать...
   ...выбирай...
   ...пусть будет наука...
   ...так слушай же и запоминай, если сможешь...Люди назвали это красивыми, но глупыми словами...синергия...самоорганизация...энтропия...речь идет о том, что любая замкнутая система, не подверженная влиянию внешней среды, находится в постоянном движении и движение это имеет вектор от хаоса к порядку. Иногда наоборот. Хаос представляет собой все новое, таит массу возможностей и выбор нескольких путей. Организованный в порядок, он становится безупречным и совершенным...но мертвым. Система завершает свое развитие. Как алмаз. Нет разности уровней, нет свободной энергии - тепловая смерть. Самоорганизация системы, подходящей к такому этапу предполагает несколько выходов. Точка, где появляются разветвления путей, и где нет возможности избежать выбора, называется бифуркационной - переломной. Воздействие некоторых факторов, приложенных в нужный момент к этой точке, может изменить весь ход эволюции. Система не умирает, она вновь возвращается к исходному моменту хаоса, и круг замыкается, начинаясь по новой - развитие из полного хаоса к порядку, тем самым система продолжает существовать. Это правило вселенной. И оно касается тебя. Тот уровень бытия человечества, в котором ты пребываешь, завершает свою самоорганизацию. Некогда, фактором, всколыхнувшем порядок, было появление разума. Ныне разум царит повсюду, склеивая собой организованное в порядок пространство. Дальнейшее существование бесцельно и бесполезно, нулевая энтропия наступает разуму на пятки. Все, что могло развиться через рациональность, - развито. Система, в частности, твоя планета, ищет выход, фактор, который изменит ход вещей и начнет новое развитие, погрузив мир в хаос. Этот фактор - сдвиг разума с позиций царствующего монополиста, и восприятие человеком мира через другой центр, который условно можно назвать волей. Воля всегда была в возможностях человечества. Но использовалась редко. Отдельные индивиды достигали полноты возможностей, используя волю, но они просто ускользали из-под власти системы, отправляясь в бесконечное путешествие, им не было никакого дела до хода общей эволюции, и даже, если они воздействовали на организацию пространства и времени, это были случайные и бесполезные потуги. Невозможно с позиций человека увидеть тот момент, КОГДА наступает наиболее эффективное воздействие. Ты - тот фактор, что в нужный момент совершит нужную трансформацию. Ты - тот, кто воздействует своим превращенным телом на ход эволюции, ударив метко и сильно в бифуркационную точку... Ты - первый, за тобой пойдут остальные. У тебя нет выбора, ты учишься трансформировать себя, чтобы трансформировать мир. Новые люди будут похожи на тебя. Вернее, они уже не будут людьми в общепринятом смысле...но таков новый виток развития. У тебя нет учителей, и это условие. У тебя есть помощники и есть пришелец из других уровней существования - я. И еще - квинтэссенция самоорганизующейся системы - голос ломающейся матрицы, что ты принимал за Колдуна. И это все. Твоя задача непомерно сложна, но выполнима, ибо это в силах человека. Не ты первый идешь таким путем. Но ты первый применишь свои силы для всего человечества. Возможно, ты уйдешь, ничего не заметив после своего воздействия, но процесс будет запущен и колесо эволюции развернется, раскручиваясь в обратную от замораживания сторону. Ты - первая ласточка, так что отращивай крылья, все способы - хороши, потери не в счет, весь мир - твой инструментарий. Даже если ты убьешь меня или Рыжую Ведьму, это не будет рассматриваться значительным фактором, имея на то необходимость. Но ты можешь не делать ничего и умереть обычным человеком, развеять пепел которого никто не придет. Для этого тебе придется сопротивляться силам судьбы...
   ...а хорошие новости есть?...
   ...есть: я люблю тебя...
   ...мне, между прочим, не смешно...
  
   То, что убивает, делает тебя сильней. А потому, - умри, и вернись к жизни более совершенным. Позволь ветру унести тебя. Поговори со сверхновой, узнаешь много нового... Диазолиновый сон, укрывшей плотной тяжелой стеной больное человечество. Мескалиновые глюки, дающие пинка. Я не вернусь никогда... То, что убивает, то убивает.
   Он блуждал на стыке бледного марта и пьяного апреля. Ходил, купаясь в теплых сумерках. В надежде, что ответы придут. Не тут-то было, сегодня луна не светила своим оборотням. Курьер не мог вспомнить, КОГДА свершились некоторые события. Как например, припоминаемый в недавнюю теплую пору диалог между его курьерской особой и Дзенствующим Боссом, Виктором Неорганическим. Монолог состоялся, но временного отрезка для него попросту не было. Если конечно не мыслить категориями дедушки, Ловца Теней. Но дед Влада давно отправился в Страну Теней, где должно быть только его и ждали, чтобы закрыть врата. Он говорил Курьеру, что глупцы страдают оттого, что выдумывают время. Отмеряют его, ведут точный расчет, и все свои свободные векторы движения направляют по точной сетке минут и часов, которую вчера придумали. Дед не верил в существование Времени. В один прекрасный день, он встал со своего старенького креслица эпохи генеральных секретарей и ушел. Ушел в неизвестном направлении и больше не возвращался. Победивший не то себя, не то само время, он до сих пор считался без вести пропавшим.
   Курьер измерял часы и сутки по старинке, тикающими часиками на руке, сменой дня и ночи, сменой президентов и улетами косяков птиц. А вот свои "улеты", совершаемые даже без "косяков", измерять ему не удалось. Он помнил дословно монолог "Курьер-Виктор", но, где и когда это было, похоже, осталось загадкой-гвоздиком, вбитым в его и так треснувшую по швам логику. Вспомнилась еще одна история. Грустная, как ничто на свете. Фантастичная, как романы Клайва Баркера. Ей тоже не было места в этом заплесневевшем мире, в этой жесткой матрице, сдавившей дух со всех сторон.
   Он нашел следы слез, и капли ядовитой горечи в сердце. Несколько дней он ходил, что называется "не в себе", полный крейзи, не отвечал на телефонные звонки, не кормил Персика и не разговаривал с Мистером Кроули. Когда ему надоело состояние расклеенной кисейной барышни и горы скомканных платков, он махнул рукой, уговорив себя считать все произошедшее чистым сном, не имеющим значения.
   А снилось ему вот что...
   ...там, на школьном дворе, где трава высока, где асфальт укрылся песком, а трубы поросли камышом, он гулял, красивый лунный зверь, охотился за волшебными мотыльками и грыз неоновые лампочки. Так было удобно - рядом дом, рядом мир, рядом пустошь. Там, за школьным двором, трава очень высока. Там поросла осокой и клевером бывшая стройка-свалка. Загнездилась сойками, разветвилась узкими тропинками и огородилась от шумного города высоким бетонным забором. В детстве Курьер не раз играл с пустошью в странные игры, иногда один, иногда с кем-то, кого он сейчас не мог вспомнить. Собрал в коллекцию осколки кафеля и зарыл куч, наверно, пять, своих мальчишеских сокровищ. Это была магическая пустошь, особенно в последний лунный период. Португальским готам здесь бы понравилось.
   В полночь пустошь посетили Тени. Они принесли с собой хрустальный гроб с Безымянным Правителем. Безумные в своей злобе, они кривлялись над Правителем в последней пляски смерти. Курьер не любил смотреть на чужие похороны, тем более, что Правитель был жив, растекался светом по мертвому хрусталю. Человек рассвирепел, захлебнувшись брутальным настроением. Он выпустил Мертвую Бабочку полетать. "Энергия! Смотри сколько халявы!" - Сказал он Бабочке. - "Сожри их!". Должно быть он был ужасен, подвывая от смеха и раскидав свои руки над всей пустошью. Молнии сверкали в чистом небе, а Бабочка волной прокатилась по траве, выпив тени, как капли росы. Он ощутил зловещую пустоту в теле, словно космический ветер продувал насквозь открытую рану. Потом Бабочка вернулась.
   Курьер нашел в строительном мусоре старый ржавый молот и разбил хрустальный гроб. Как в сказке. Только целовать не стал. Безымянный Правитель не был человеческим существом. Он так нестерпимо светился, что Курьер не смог смотреть, его глаза сгорели бы, его лицо обуглилось бы. Безымянный Правитель нарисовал в воздухе шар и Курьер увидел семь миров, где правил гость пустоши, он видел его блистательные победы и унизительные поражения, мудрость и жадность, любовь и предательство. А потом он увидел Теней, они обитали на тридцать седьмом уровне захваченного мира, и в начале никто не придал им значения. Мертвые и холодные призраки, чьи тела струились антивеществом, чье сознание знало два чувства: злобу и месть. Они мстили за победу Правителя, они заковали его в гроб и похитили, чтобы убить так, как им хотелось. Великий воин семи миров пал, не в силах совладеть с силами судьбы. Он никогда не просил богов и не договаривался с демонами, а потому сейчас ему нет пути назад. "Ты свободен и ты жив! - Радовался Курьер, греясь в лучах света и славы величайшего из существ, встреченных им за короткую курьерскую жизнь. - Ты вернешься в свои миры, чтобы продолжать править ими". Но Правитель сел на холодный камень, повернувшись на восток. Через пару часов взойдет солнце. Лучи желтой звезды смертельны для существа его уровня. Его свет рассеется по бесконечной вселенной, его песни будут петь другие правители, его мысли запишут на материальный носитель и сохранят для тех, кто придет после него.
   И Курьер заплакал. От бессилия, от отчаянья, от света, бьющего в глаза. В кои то века ему повезло встретить столь всемогущего и мудрого пришельца, и вот те на- незадача, свет местной звезды убьет его. Курьер проклял Солнце, проклял Теней, проклял воздух, которым все еще мог дышать. Он хотел умереть вместе с Безымянным Правителем, ибо все теряло смысл рядом с теплом и светом, что исходил от пришельца. Но Мертвая бабочка была против...
   Три часа до рассвета они просидели на камне, ожидая, когда на востоке взойдет солнце-убийца.
   А потом, дрожащий и залитый слезами боли, лунный зверь вернулся в свою квартиру, потому что ему даже некого было похоронить в том хрустальном гробу: пришелец вспыхнул и сгорел как сухой лист в жадном костре...
   Апрель.
  
   Великий месяц колдовства вступил в свои уверенные права. Сирень, тополиный пух, южное жаркое солнце. Безумные библиотекарши садились на метла, чтобы взлететь к полной луне. Прогноз погоды обещал затмение, а жадные сумерки обрушились на глупцов любовным томлением. Ночь вливала в умы каждодневную порцию прохлады и ночного морфия. Курьер хмыкнул и отмахнулся от назойливых апрельских мух. Флай, флай, флай. У него было куда более заманчивое предопределение на ближайшие дни: разгадать свои сны. Первый, научно-популярный, художественно-математический, был еще куда ни шло: он нес информацию. Пусть в несусветно запутанных терминах, но все же, там был смысл. Что-то об энтропии и воздействии Курьера на ход мировой эволюции. Ха... Пара таких снов - и он задерет нос выше масонского ложа. Курьер - Спаситель Вселенной, Курьер - Новый Бог новой расы, Курьер - Сверхчеловек. Впрочем, он уже наелся этого дерьма, когда первые Викторовы денежки закапали ему в карман. Он уже отравился этим материалом, когда в пору холодного февральского колдовства забросил свое тело через весь город. Шире вселенной важность моя... Нет, спасибочки, хватит. Накушались, барин...
   Второй сон был с соответствующей холодностью рассудка расценен как пустой, тупой и отвратительный. Тошнотворный бред спятившей рабыни Изауры. Слезоточивый и приторно-сладкий сериал о бесконечно умирающих воинах. Серия 266-я, они все еще ждут рассвет. Серия 325-я, они еще ждут рассвет, пора умирать. Серия 567-я, рассвет еще не наступил, тридцать пятая слеза скатилась по щеке землянина...
   Если бы Безымянный Правитель передал Курьеру какие-нибудь, мало-мальски полезные сведения, то ещё куда ни шло... Так ведь нет, не передал, жадный инопланетный тиранишка. Ни тебе тайны жизни, ни формулы сверхэнергии, даже ни одного захудалого магического пасса... Курьеру не хотелось верить, что он сидел, как дурак, и ждал, пока умрет какой-то там Правитель, которого он и вовсе не знал. Но он пошел на школьный двор и спустился к пустоши. Туда, где трава высока. Никаких следов пребывания Теней и прочих мистических объектов не наблюдалось. Правда, камень был. Треклятый камень преткновения. Курьер не посещал мусорку-пустошь лет пять, минимум. Последний раз они были там с Женькой, валялись в траве, курили "траву", провонялись травой и считали звезды, астрономы хреновы. И не было там никакого камня. Хоть убейся. Не было. А теперь вот есть. Но о том, что он ЕСТЬ, Курьер узнал в своем сне, то есть какая-то часть событий могла состояться в этой двуликой реальности. И еще следы слез на щеках. Вот и открывай свои глаза, ковбой... Хрустального гроба он не нашел, а вот трава вокруг камня поблекла и выцвела кругом, образовав ту самую плешку, так любимую одержимыми уфологами.
   По поводу первого сна, Курьер пару раз названивал Боссу всех боссов и ненавязчиво интересовался, что ему известно о нулевой энтропии, эволюционных процессах в замкнутых системах и тому подобных крайне любопытных вещах. Но затея накрылась медным тазом викторового сарказма. Откровенно хихикая, гаденько почмокивая губами, Делеев сообщил, что имеет крайне смутное и абстрактное понятие о столь сложных физических процессах. А так же он перечислил еще десятка два терминов, в которых якобы ничего не смыслил в силу своего практически нечеловеческого ума, среди которых присутствовали: конвергенция, флюктуация, экстраполяция и детерминизм. Курьер не считал себя большим знатоком детерменизма, но он уверился, что Босс всех Боссов нагло лжет. Врет, и не краснеет своей неорганической душонкой, если она у него и есть.
   Курьер знал, как пахнут листья, прилипшие к ботинкам, как иногда больно бьет дождь по лицу, и что там, за пеленой привычности растет неизменный своей переменчивости Мертвый Город. Это позволяло ему отличить ложь от правды. Виктор врал.
  
  
  
  
  
  
   Мир - как болезнь, страсть - как сон, пробуждение - как смерть... Объективная реальность, данная нам в ощущении.
   Мир - как пелена...
   Он бродил по пыльному шестому этажу. Небоскреб. Всего шесть этажей здесь, в его мире... Вверху - крыша. И серые апрельские сумерки. И мир, который вот-вот рухнет. Пыльная апрельская суета машин, людей, светофоров, детей и зверья, видная из окна пыльного шестого этажа. Ленивая игра ветра с мусором, засыхающий цветник, фургон телевизионщиков застрял на выезде. Он нашел пустую комнату, чтобы ощутить нечто смутное, похожее на тошноту воспоминаниями. Проклятая реальность Мертвого Города рвалась из него наружу, готовая затопить все вокруг. Курьер-вулкан, его должно вырвать памятью, или он просто лопнет в пластмассовом миру, принятом за реальность. Здесь когда-то было рекламное агентство. Осколки принтера в углу, грязная кошачья миска с присохшей едой, обнаженные стены-кирпичи, стыдливо прикрывшиеся яркими плакатами, на высоком потолке зацементированный люк. Брошенный уголок застывшего бизнеса. Гниющая солнечная батарея на крыше. Пол в бумажных ошметках - чьи-то порванные судьбы. Курьер блуждал, спотыкаясь о хлам, мерз, обнимал себя за плечи, нуждаясь в неземной нежности. Смотрел из окна вниз, на группу молодых женщин, куривших, жующих и что-то говорящих. Все это было таким же ненастоящим, как и его сны. Все это крутилось ради самоудовлетворения, варилось в собственной каше и никогда не имело смелости мыслить о выходе за пределы круга.
   Если на секунду представить, что он и, правда, тот, кто должен изменить ход эволюции (да, да, Курьер - Великий Делатель Миров), то ему это ТРИЖДЫ НЕИНТЕРЕСНО. Он поступит так, как маги Небоскреба поступали до него - молча и втихомолку ускользнет из мира-унитаза, оставив всех сумасшедших наслаждаться рекламой, выборами, желтой прессой и фондовой биржей. В противном случае может случиться, что, пронзив иглой своей трансформации мир - мыльный пузырь, он окажется единственным, кто выживет в новой реальности... Но это, если представить, что обрывки его снов сбудутся...
   Он смотрел на мир, живущий своей стандартной вечерней возней, и ощущал, что очень тонкая грань отделяет его от Мертвого Города. Достаточно замолчать, и мир-пелена рухнет, смешной в своей придуманности, а каркас реальности выползет слепящим светом энергии. Светом, слепящим неготовых; светом, бесполезным для слепых. Они сойдут с ума, они выцарапают глаза, они умрут от ужаса, потеряв свой телевизор, свой подъезд, своего королевского пуделя. Они проклянут Курьера, прежде чем испустят дух.
   Божественная Тень приказала тебе убить их всех, последний из Брунанджи...
   Ночью он вспомнил. Может, Небоскреб подсказал, а может, тьма нашептала: было это недавно - он уснул, а проснулся в Небоскребе. В том Небоскребе, что имел надстройку из ста этажей. Долго сидел в комнатушке на шестом этаже, не решаясь даже прикоснуться к жидким стенам, боялся, что из них вытечет эссенция сна. Потом обнаружил рядом "милейшее" существо - так, не рыба, не мясо, не человек и не пришелец, а великий Босс всех Боссов. Виктор шарился по Небоскребу, надо полагать, присматривал себе очередную жертву. А нашел вот Курьера. Несъедобного и несваримого.
   После откровенно-научной беседы на тему максимальной энтропии и воздействия человеческого фактора на бифуркационные точки эволюции сознания Вселенной, Курьер, в полной уверенности, что ему впарили откровенную лажу, открыл окно и упал в черную тьму сновидения. И упал прямо в пустошь, где остаток ночи блуждал голодным лунным зверем. И не повезло ему встретить дурацкого Правителя, что явился на Землю самоубиться под лучами желтой звезды. Невеселые истории случались за окнами Небоскреба. Наверное, Курьеру просто не повезло, все драконы и мертвые принцессы были заняты той ночью... А может злостный насмешник - Мертвый Город накидал обнаглевшему Курьеришке картину под названием "Тщетность всех усилий". Парься, не парься - что-то все равно тебя убьет. Свет желтой звезды, свет красной звезды, или просто кирпич сорвется с шестого этажа Небоскреба.
   Утром он выполз, - пленник Небоскреба, поеживаясь и щурясь на ярком солнце. Пора было возвращаться в свою хрущобную "нору". Мир уже погрузился в привычную суету, не дожидаясь всяких странных, темных личностей, блуждающих всю ночь в заброшенном крыле "дома журналистов". Возле фургона телевизионщиков собралась группа студентов журфака. Шумные, веселые, пропахшие табаком, свежие, не смотря на ранний час. Истинные солнцепоклонники... Чуть в стороне стояла странная парочка. Так, ничего особенного. На первый неискушенный взгляд. Худая женщина неопределенного возраста с лицом иностранки, в свободной спортивной одежде и мягких тапочках. Рослый мужчина лет пятидесяти в черном костюме, в массивных ботинках и с черными очками, закрывшими пол лица. Однако Курьер чуял хищников за версту. По особому запаху затаенности, напряженности и собранности. Трезвые, экономичные движения, блеск глаз, плотность кокона. Они ничего не делали, просто стояли в стороне от фургона и, невзначай, поглядывали на двери Небоскреба, откуда ночь выродила утреннего ленивца - Курьера. В левой руке женщина сжимала какой-то предмет, вроде камня. Увидев гостя Небоскреба, они как по команде отвернулись, совершив поворот с неповторимой кошачьей грацией. В унисон.
   Чтоб мне провалиться на этом месте! Ахнул Курьер. Это были ОНИ. Те "милые" люди, чьего присутствия он не заметил в Сочи, пока ему не нанесли смертельный удар по макушке. Бедной курьерской макушке, ставшей больной, жидкой и зеленой. Тогда он думал всё - ит со файнал. Каюк, кердык, и здравствуй, мать сыра земля, накрылся Курьер медным тазом.
   По каким признакам он их узнал? А хрен его знает... Но это были они, маги-недоучки, посягнувшие на жизнь Курьера и на его драгоценную Посылку. Он просто ЗНАЛ это. Если можно так сказать, ОЩУЩАЛ ЗАТЫЛКОМ, той самой бедной макушкой. Он даже не стал спрашивать у мертвой бабочки и у Мистера Кроули. И так ясно, как пень. Хотя, компашка та собралась не в полном составе, в Сочи был еще кто-то. Так ему показалось...
   Кто он для них? Опасный противник, ворвавшийся в их реальность, или первое задание учеников-сновидящих. Вот вам, детки, дядя Курьерчик, победите, принесите его сердце на блюдечке и тогда вас научат, как попасть на второй этаж Небоскреба.
   Он не нанимался быть мишенью в чужой игре. Не тот тренажер нашли, не на того напали... Он преисполнился курьерской холодной злостью и силой. Сейчас он поймает их, опустошит до капли, высосет всю жизненную силу и бросит сухие материальные носители палящим лучам желтой звезды. Он сделал шаг, серебристый лунный волк, готовый совершить прыжок, и тут на проезжей части хлопнул по ушам почти взрыв, почти водопад звуков обрушился в сотые доли секунды. Что за черт? Он только на две секунды обернулся посмотреть, кто это там так нагло шумит в ранний солнечный день. Банальность дороги : у старого Фольксвагена лопнула шина. Бедняжка наехал на гвозди, старательно рассыпанные мирно посапывающими в своих детских кроватках сорванцами. Курьер перевел взгляд с лопнувшей шины на то место, где только что стояли маги-сновидящие. Пусто. Словно никого и не было. Только легкое дуновение ветра.
   Они его выследили в Небоскребе. Они показали себя, и исчезли, пока он ловил ворон. Достойные противники, - не чета тупым сочинским бандюкам. Да, эра троглодитов с куриными мозгами прошла для тебя, ковбой... Ты стал другим, и у тебя другие противники.
   Он позвонил Виктору, игнорируя запрет на звонки в ранний час. Пора разбудить Босса Боссов.
   -Виктор?
   -Да, милый. Путешествуешь по Небоскребу?
   -Ага...вроде того. Вспомнил тут кое-что. Насчет максимальной энтропии. Ты - лжец.
   -Лжец. - Хищно захихикал Виктор. - Ты желаешь удобных объяснений. А я к ним не склонен, увы.
   -А что ты думаешь по поводу... некоторых сновидящих? В частности тех, что пытались похитить Посылку в Сочи.
   -Я должен о них думать?
   -Понятно. Тогда удачного дня.
   -И тебе, братец Луи. И не звони мне так рано.
  
   Вот поганец! Босс боссов самоустранился. Может он не в духе, пока не наложил мейкап? По любому, сновидящие теперь забота Курьера. Его ВЫЗОВ. Мозоль. Головняк. Геморрой.
   Он подумал о Рыжей Ведьме. И, хотя, распоследнее дело обращаться за помощью к воинствующей лесбиянке, кажется, других путей нет. Он призовет их в недра Ромашковой улицы: Ту фейс вомен Анжелику и Пижона-дизайнера Андрюшку. Если Колдун когда-то нашептал им собраться одной командой, так тому и быть. Они пойдут в Мертвый город, только не как ротозеи зеленые, падающие в обморок от новизны правды, а как воины. И надерут задницы этим наглецам, посягнувшим на свободу личной жизни Курьера. Если конечно нулевая энтропия не наступит раньше...
   Он подумал: как интересно все складывается. Как все завязывается в один тугой узел! Только он с упорством бешеного барана отказался посещать Мертвый Город, как сразу и повод привалил туда прогулочку совершить. Жаль, только время экскурсий закончилось. Пора собираться на войну. Курьер он или не Курьер? То ли Мертвый Город держал его на коротком поводке, то ли судьба-злодейка так карты подмастила, но его потянуло в цитадель Мертвецов. Так, побродить по улочкам, выследить кое-кого, и если кое-кто уже мертв, умертвить еще раз, окончательно и бесповоротно, ибо нет места в Краснодаре всяким Вуду-пипл с глазами охотников... Впрочем, он не сомневался: маги-недоучки живее всех живых, ну точно внуки Ильича. Их глаза светились ПО-ОСОБОМУ. Курьер злился. Потому что его глаза так не сияли силой и дерзостью...
   Вот матрица и поймала его опять. На тот же крючок. Шире вселенной важность моя... С кем решил меряться силами? Впрочем, если его сотрут в порошок в Мертвом Городе, Мистер Кроули вдоволь посмеется: придет злая энтропия и липким языком слизнет мир-какашку, и некому будет спасти дубы-колдуны, метро-ситро и парилки-курилки. И проснутся спящие, и умрут мертвые, и у зомби будет всего два часа, чтобы вершить свой страшный суд и месть... Открой глаза, Луи, пока ты будешь гоняться за магами Небоскреба, мир может рухнуть в тар-тарары.
   Твой мир. Тот, что есть только для тебя...
   Он поежился, но своего решения не переменил. Пусть все как есть, так и свалится на голову. Может, он зря потратит время или сложит свою буйну головушку, значит, так тому и быть. Мистер Смирение, Курьер затаил сжатые кулаки. Они отправятся в Реальность сновидения, где дома - это энергия, птицы - энергия, и цветущая апрельская груша - энергия. И лунный свет - энергия. Где нет возможности быть целым, если ты не цел. Где нельзя нацепить маску респектабельности, если ты всего лишь клочок тумана, сдуваемый ветерком истины. Где нельзя имитировать жизнь и бодрость духа, если ты распался на черные дыры, если ты пуст, как диогенова бочка. Жалкий Курьерчик, он трусил, как зайчонок перед Мертвым Городом, трусил увидеть себя мертвым. Но это ничего, переживет...
   Была только одна загвоздка: он не знал, где живет Рыжая Ведьма.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Май.
  
   Холодная майская постель выгнала его в объятия серой вечерней мглы. Он прошвырнулся. Туда-сюда. Здравствуй май. Собиралась пресловутая майская гроза.
   ...Я знаю, уже поздно...
   не поможет ода цветущему жасмину. Анжелика отравилась апрельским пухом. Улетела, чертовка, на несанкционированный слет колдунов-дубов и обкуренных мистиков. Ее не было в городе. Он с угасающей надеждой вглядывался в желтые окна домов, ощущая их смертельную пустоту. Завтра он тоже уедет. На курорт. Тот самый.
   Прогнивший мыслями об альтруизме, он не заслужил ничьей помощи. Эгоманьякам не помогают хорошенькие ведьмочки. Шаркай, не шаркай, а поезд ушел, ковбой. И поезд увез твой шанс. Его накрыло молчаливым отчаяньем. Майская гроза так и не состоялась. Глубокое своей тьмой, - ночное небо жадно уронило пару капель, намочив курьерскую многострадальную макушку и все. Он всхлипнул, поддавшись общему сплину.
   Плакали гитары...
   Плакали иконы...
   Плакали березы...
   Плакали сердца, уснувшие в Атлантиде...
   А сумасшедший оранжевый закат плел свои майские сети.
   Поцелуй его, если сможешь, - услышал Курьер в своей голове голос Виктора-шансоглотателя.
   Откуда эта проклятая виолончель в его черепной коробке?
   Всё пиликает и пиликает, капая звуками по спящим мыслям.
  
   Он любил май. Свежесть мира рождалось в одной ягоде малины после ливня, в одном несмелом бутоне тюльпана, в первой птице на рассвете зовущей пару. И повсюду звучал мухоморовый регги, а пришибленные весной гормоны взлетали к звездам.
   А он уже был звездой. В каком-то мае.
   Светил в пустоте, кружил по орбите.
   Таскал за собой всякий мусор,
   Астероиды, планеты, вакуум.
   А потом отзвездил своё
   И потух холодным белым карликом.
   В каком-то чужом мае.
   И сейчас ему взгрустнулось, когда солнце зашло.
   Где эта бесконечная чернота мира?
   Где взрыв времен и пространств?
   Где проказник-суховей, космический ветер?
  
   Нужно было сколаппсировать от скуки,
   В том забытом мае.
   Умри-умри, моя голова-солнце...
  
  
  
  
  
  
   Он сделал легкий вздох, а выдохнул всю горечь Вселенной. Как бог.
   "Я - Курьер. Что в этом можно изменить?".
   Он принял трудное решение: отложить магов-недоучек в дальний и пыльный мешок. Оставить на закуску. После того, как он вернется из командировки, найдет Анжелику, позовет Андрея и тогда вплотную займется икающими котлетами мистиками. Пусть пока живут, дьявольские твари.
   Потом, в любой момент может свершиться Апокалипсис, сдующий магов-песчинок с лика величественной и вечной старушки-Земли. Да, пока он будет греть на камнях курорта-сони свои радикулитные косточки, орды бодрых вирусов с маниакальной жестокостью раскромсают все материнки мира. Иконы заплачут акриловой краской. Мутные реки со дна канализаций вырвутся через фарфоровые врата. И придет она, - смерть в крапинку. Смерть в цветочек. Смерть в глянцевой обложке.
   Чья-то больная фантазия пришлась ему по вкусу, и он рассмеялся. Все, что останется от мира: это дохлая красная мышь и воронки. Чтобы было куда утекать гнилой матрице. Добро пожаловать в нулевую энтропию.
   Он пошел домой, на всякий случай попрощавшись с домами, дубами-колдунами, дедами-пердунами и детской площадкой. Песок и тлен. И правда мира, - мгла, съевшая все. Не наступит Апокалипсис, никогда.
  
  
   ...бренчал словами, покачиваясь в такт радио-Челентано. То-то и то-то, сё-то и сё-то. Посты, хвосты, номера, мусора. Водку не пить. К морю не ходить, с Посыльными не заигрывать. Что-то он хотел сказать. Важное, как вселенская катастрофа.
   -Виктор...
   -Да?
   -Что не так?
   -Ну... С тобой поедет один человечек.
   Что еще за новости? Курьер сбросил предкомандировочную расслабленность. Виктор пошутил? Босс всех боссов решил разыграть Курьера? Он всегда ездил один. Он - пассажир случая, он бог своих путей, он, и только он, вселенский логистик всех маршрутов. Его одиночество спасало глупую курьерскую задницу. С тех пор как Курьер стал проявлять незаконную благотворительность по спасению никчемных глупых судьбишек местных Посыльных, у него кое-что случилось с макушкой: там прилип удар магов-недоучек.
   -Что-то у меня голова разболелась. Повтори-ка еще раз, Виктор.
   -Ему семнадцать лет и он хочет стать КУРЬЕРОМ.
   -Мне то что?
   -Он слышал о тебе. Ты - его кумир.
   Кумир-курьер. Курьер-кумир. Бред какой-то. Хитрая бестия Виктор задумал очередную аферу. Курьеру хотелось впрямую спросить, в чем здесь фишка и что ему делать с пацаном, но он знал, ответа не будет. Упрямец Виктор никогда не раскрывал карты до конца.
   -Мне это не нравится.
   -Может понравится позже? - Хищно захихикал Виктор и оборвал связь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Майская смерть вся в одуванчиках.
   Что б у тебя потекла тушь, чтоб все твои розовопопые мальчики ушли разом! - В сердцах пожелал боссу Курьер. Он злился, кусая губы. Сверкал глазами, как скандинавский бог, - прицеливаясь, - кому бы на голову выплеснуть свое вселенское недовольство. "Плохо, ковбой, совсем плохо". Даже хреново. Ехать в коварный Сочи, в кровожадный край магнолий с таким ненужным грузом! Их заметут на первом же посту. В них пульнут пьяные бандюки, спящие под засохшими пальмами. Их накроет злая судьбинушка как мухобойка комаров.
   Потом он успокоился. Пришла спасительная мысль, - он припугнет мальчишку и ссадит на первой же остановке. А если Его Великолепию Виктору Противному вздумается возмущаться таким попсовым поворотом дел, так он Курьер, тут и вовсе не причем - мальчишка сам сдрейфил. Так, нервишки не выдержали напряженной курьерской дорожки.
   Прочь хвосты! - с этим смелым лозунгом, барабанной дробью звучавшей в спящих курьерских мозгах, он появился на вокзале. 20.05. чудесное время провалиться в легкий майский сон на мягком сидении Икаруса. Он увидел мальчишку и скривился. Мертвая бабочка шевельнулась во чреве. Зачем такие типы вообще рождаются на свет?
   Ужас, летящий на крыльях ночи! Оранжевые штаны. Оранжевый рюкзак, забитый каким-то хламом, шипованные бутсы "Рибок", майка с изображением мишени (!). А еще на нем была масса бесполезных аксессуаров, место которым на свалке: велосипедные очки, плеер, кепка, мобильник на шнурке, золотой браслет, часы, дурацкие буддистские феньки на шнурках. Все это, гремящее собственной важностью, чудо природы методично жевало жвачку, почесывало синяк на коленке и стреляло сигареты у проходящих мимо. Такого кошмара Курьер не испытывал лет десять. В горле у него сперло дыхание. Злобно потирая руки, он представил, как сдирает с мальчишки все его причиндалы успешной жизни. Ходячее потреблятство!!! Цыпленок не доехал бы и до ближайшего поста ГАИ.
   Потом он вдохнул поглубже разгоряченного вокзального воздуха и успокоился. В конце концов, половина отдыхающих именно так и выглядела. С рюкзаками, набитыми колой, котлетами, глянцевыми журналами, шмотьем и туалетной бумагой. Мальчишка запросто сольется с толпой. Нет, не с кем он не сольется, он выльется на первой остановке и вернется к своему трехместному дивану и раздельному унитазу. Его место - уют и комфорт. Не выдержит он и одного поцелуя раскаленного сочинского асфальта. Сочинское море выблюет его, даже не освежив, а пальмы защекочут до смерти.
   -Привет. Ты - Влад?
   -Нет, Снежная Королева. Шел бы ты домой, мальчик.
   -Виктор предупредил, что ты будешь не в духе.
   -Ты даже НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, насколько не в духе!
   Курьер смотрел в его большие васильковые глаза и думал: зачем, зачем, зачем Виктор подослал ему эту Принцессу На Горошине. Испытание на терпение? Шоу для изысканных гурманов человеческих страстишек?
   -Как зовут? - лениво поинтересовался Курьер, приглядываясь к пассажирам возле автобуса. Ему показалось, там мелькнула чья-то знакомая фигура, но он так никого и не приметил.
   -Виктор.
   Курьер рассмеялся: только Виктора-младшего ему еще и не хватало. Ну и чехарда. Может пацан родственник Босса Всех Боссов? Может, он тоже пожаловал в сон Курьера прямиком из других уровней существования?
   Не любил он май и паутину. И мальчишек с мр3-шным плеером вместо мозгов. Собиралась гроза. Та, что недавно не собралась. Несколько секунд он колебался: идти к автобусу или нет. Потом вдохнул асфальтовой пыли и понял, - другой дороги нет. Он поедет в эту чертову поездку. Чего бы это не стоило. Вот так, Мэри Поппинс. До свидания.
   Он вместился в неудобное, продавленное тысячами поп сидение, насвистывая что-то из Челентано. С отрешенностью восточного мудреца он принял всё как есть. В ушах звучали адские трубы, в животе билась в истерике мертвая бабочка. Здравствуй, друг-Икарус. Здесь темно и уютно. И спертый запах. Как в гробу. Он сегодня разлюбил автобусы. Вот так. Курьера затошнило от дорог, от людей с сумками, от вокзальной суеты. Он бы вышел вон, если б узрел, где дверь в этот самый "вон".
   А ПОТОМ ПОЯВИЛАСЬ ОНА. Та самая РОЗА МАРЕНА. Ее звали Марлена и она торговала розами на сочинском пляже "Маяк". Маленькая такая девчушка с глазами-колодцами, с улыбкой ангела, с коварством, едва заметным в наклоне головы. Он покупал у нее розы, как-то, очень давно. И чуть не оставил сердце. Чуть не исколол душу увядшими шипами. Он залил свою страсть шампанским и уснул, как младенец под самшитовым кустом. Она сидела возле него всю ночь, плакала, срывала лепестки роз и сыпала на его умиротворенное лицо. Он проклял ее, он простил ее и отпустил. Он пожелал ей всего лучшего...
   А теперь она была здесь, на разморенном маем краснодарском вокзале. Провожала кого-то, целовала на прощание. Курьер не стал даже смотреть кого. Отвернулся, утонув в спасительной темноте Икаруса. Не хороший знак, вздохнул он, вздрогнув от чужого прикосновения. Виктор-младший распаковал оранжевый рюкзак, достал банки с пивом и осмелился предложить непотребное теплое пойло Курьеру.
   -Оранжевый - цвет сумасшедших и клоунов. И апельсиновой блевотины.
   -Нет, это цвет солнца и цветов. - Не согласился Виктор.
   "Посмотрим, что ты скажешь через полчаса", - злорадно хихикнул Курьер, обсасывая пошлый план избавления от "хвоста".
   Видение РОЗЫ МАРЕНЫ исчезло, оставив легкий запах увядших роз и шампанского. Курьер возблагодарил Мистера Кроули и прочих курьерских святых ...за то, что ОНА НЕ ЗАШЛА В АВТОБУС. Хватит с него сюрпризов на сегодня.
  
   Итак, они подъезжали к первому остановочному пункту - Джубге. Точнее сказать, первому для него - Курьера в сочинскую мясорубку и последнему навсегда для Виктора-младшего, Виктора-Оранжевые Штаны. "Ну что, Луи, пора пустить в ход всю твою колдовскую хитрость!". Быть пошлее пошлого, коварнее коварного, омерзительней, чем Виктор, Босс Боссов.
   -Виктор тебе ничего не говорил об оплате?
   -Что?
   Курьер бесцеремонно выдернул у визави наушник, застрявший глупой пуговицей в ухе, и от души потешаясь, рявкнул:
   -ОПЛАТА, дружок. О-п-л-а-т-а.
   -Н-нет.
   План вступил в первую стадию, а жертва уже заикалась. Хорошо! Курьер откинулся в кресле, пристраиваясь мирно вздремнуть. Так, ничего особенного, легкий вздрем на нелегком курьерском пути. И мелькающие поля за стеклом, и ночные фонари, и крик совы, где-то там, в Зазеркалье. Он предупредил насчет оплаты, и теперь имеет полное право прикрыть глаза, чтобы полетать в сновидении.
   -Какая оплата?
   Он съежился, жалкий сдутый воздушный шар. Курьер-пшик, он уже наложил полные штаны. Что ж, Джугба ждет своих пассажиров. Покупается пацанчик в море и бегом обратно, в родное гнездышко. А дальше - грызть твердь наук в захудалом провинциальном городишке. Одним экономистом станет больше. А свою мечту мотаться по городам с посылкой за пазухой пусть вспомнит как-нибудь, посмеиваясь, за чаем с шоколадным тортом.
   -Странно, что Виктор тебя не предупредил. - Курьер сладко зевнул и отвернулся от Виктора-Младшего. План вступил во вторую томительно-подозрительную стадию.
   -Он ничего не говорил.
   -Да ты ведь не маленький, соображалка есть. Что в этом мире бесплатно? Формула проста, желторотик: я тебя - обучаю, я за это получаю плату. - Раскрываем карты, господа Курьеры.
   -Резонно.
   Он согласился. Нет, он точно не родственник Виктора. Глуп, как валенок. Несчастный вообразил, что Курьеру нужны деньги. Эдак он провалит гениальный план.
   -Деловой разговор. Чем платить будешь?
   -Ну, в долг. Заработаю, отдам.
   -Святая Магдалена! Не смеши мои носки, красавчик.
   А за стеклом Икаруса собралась майская гроза и обстреляла их короткими, пока что молчаливыми молниями. Ветер рвал листву с деревьев, первые безжалостные капли упали на дорожную пыль. Гром догнал их временный дом на колесах через пару минут. Громыхнул, сотрясая мир. Уши заложило. Небо предупредило Курьера, но он только мысленно хихикнул в ответ и с деланным спокойствием продолжал обработку неокрепшего подросткового сознания.
   -Я не привык ждать, - это раз. Деньги я зарабатываю сам, - это два. Есть другие формы оплаты, - это три.
   И с чувством исполненного долга он закрыл глаза. Теперь надо вздремнуть. Пока автобус будет стоять в Джугбе. Пока Виктор-младший будет уматывать к чертовой матери. Курьер не проснется. Даже глазом не моргнет, даже не шевельнется во сне, пусть Оранжевое Чудо сваливает прочь. "Ты бы тоже свалил, Влад, - хихикнул в голове голос Мистера Кроули - А то мало ли что...". "Да ладно, родные пальмы, родные доберманы, улица Роз, гостиница Москва. Что там может быть нового?"- взялся лениво спорить с голосом Мистера Кроули, но голос почему-то не ответил.
  
   Момент Великого Бегства настал прямо в сумерках. В сумерках Курьер обычно становился видящим, растекаясь между реальностью Мертвого Города и привычным взглядом на мир. В этих сумерках, сдобренных буйством атмосферы, он мог бы видеть как скользят вороньи стаи в пластах энергии, как восьмиглазый паук чует жертву, как занимаются любовью демоны. Но вместо этого он играл в простенькую до оскомины во рту дешевую игру,- изображал крепко спящего мерзавца. Вполне натурально всхрапывал, нервно подергивал плечом, по сценарию мастерски изображая плохой, но крепкий сон. Иди, Курьерчик -Оранжевые штаны, спасай свою попу от злых дядек, я не проснусь. Я просплю сумерки, я не услышу грозу, я даже рискну своей безопасностью, лишь бы ты тихонько исчез из этого прожорливого автобуса. Навсегда. Вернись в ватный уют невежества. Проспи свою жизнь, обнимай девчонок, пей вино, обрастай вещами. Ты ведь за этим пришел в мир.
   Он взял рюкзак и соскользнул с сидения. Тихо, как мышь. Молодец. "Прощай, друг, удачи тебе. Успеешь еще сдохнуть". Курьер минуту не открывал глаза. Его душило любопытство, как сейчас выглядит физиономия Виктора-младшего, что он думает и что делает. Но он не стал смотреть. Моменты падения человеческого духа не доставляли ему удовольствия. Зато он живо представил, как звонит Боссу всех Боссов, и злорадно хихикая, сообщает, что ...
   О, нет!!!!!!
   Оранжевое Чудо вернулось. Мрачный, но решительный взгляд. Пыхтит, как ежик, стирает пот со лба. Рюкзак он водрузил на сидение. Сам нерешительно топтался возле сидения.
   -Я готов.
   -К чему?- Курьер отложил сотовый, поскрипывая зубами от накатившей черной злости.
   Идиот, какой идиот!!!
   -Ко всему. Пойду куплю сок.
   -Вазелин купи, - зарычал Курьер, булькая демоническим хохотом. - Придурок!
   В автобусе стало тихо. Нет, так не пойдет. Он, видите ли, готов ко всему. Зато Влад не готов. Курьер не готов смотреть, как столь юное и глупое существо будет расставаться с жизнью. Ладно, игры закончились. Он взял рюкзак Виктора-младшего и вышел из автобуса на грозу и ночь, полную каркающих ворон и вспышек зарниц, где-то там, на краю света.
   Мальчишка стоял возле табачного ларька, курил. Глаза, полные слез, обреченный взгляд загнанного в угол котенка. И, тем не менее, он не собирался отступать.
   -Давай поступим следующим образом, - Курьер бесцеремонно шмякнул его драгоценный рюкзак в черную дорожную пыль. - Я зайду в автобус и вздремну. Ты возьмешь вещи и больше не зайдешь в этот автобус. Пойди к морю. Поговори с ним, в сумерках оно склонно пофилософствовать. Искупайся. Аккуратно и тихо. Потом купи обратный билет и больше НИКОГДА НЕ ПОПАДАЙСЯ МНЕ НА ГЛАЗА. Усвоил?
   -Нет. И занеси мой рюкзак обратно.
   Упрямый осел. Курьер уже хотел выпустить Мертвую Бабочку, чтобы припугнуть пацана как следует, но потом притормозил. Успеется еще. Надо решить простую задачку: зачем Виктор прислал его?
   Курьер медленно обошел парнишку вокруг. Нежная, юношеская кожа, большие грустные глаза, стильная прическа, полная покорность во взгляде... Нет, не может быть! Или может? Он позволили Мертвой Бабочке обмахнуть жертву крыльями, обвеять холодом видения. Виктор-младший светился ярко и уверенно. Живой, в отличие от многих, он сочился молодой здоровой энергией. Итак, Виктор посчитал, что предстоит сложная командировка, и приложил к Курьеру "батарейку". Бери, Владик, пей его сколько надо. Заботливый папочка, завернул своему Курьеру в дорогу "живой бутерброд".
   У Курьера появился горьковатый вкус во рту. Так не пойдет. Он НЕ ПРОСИЛ!!! До этого он вполне справлялся сам, и сейчас справится. Или Боссу известно то, что не известно Курьеру?
   -Залезай в автобус, Братец Кролик.
   -Значит, ты будешь моим учителем?
   -С чего ты взял?
   Они молчали до тех пор, пока автобус не тронулся.
   -Я что-то делаю не так?
   -Тебе и делать ничего не надо, ты - моя еда. Спокойной ночи.
   Курьер на этот раз решил действительно вздремнуть. Ему стало противно от заботы Босса. Пахнуло мертвечиной. А впрочем, чего он ожидал, связавшись с нелюдью? Может он просто не продвинутый, и остатки недобитой морали не дают ему стать победителем? А как же нулевая энтропия? Победа любой ценой? Лес рубят, а щепки летят? А если он не сможет, не захочет, сломается? Вот простенькая математическая задачка: сколько таких мальчишек нужно употребить Курьеру, чтобы спасти мир? Сотню, тысячу? Его стошнит чужим светом, его разорвет от не уровновешенности, которую он проглотит. Это не правильно, Виктор, совсем неправильно!
  
   Он не спал всю ночь. Не смог. Ворочался, бурчал, проклинал. Невинное дитя рядом с ним мирно сопело в две дырочки, расположившись на плече Курьера. Какой наглец! Гад! Зачем он увязался в Сочи? Для Курьера здесь открывались узкие и опасные дорожки в бесконечность. Опасные тем, что раз ступив на сей скользкий путь, обратной дороги не найдешь. Мертвый Город отбирал часть ума. Ту часть, что отвечала за шаблоны. А без шаблонов не было привычного мира. Таким образом, попав в плен Мертвого Города, ни один Курьер не вернулся. Но у него была особая миссия по спасению сгнивший до основания Матрицы, а что было у Виктора-младшего? Какашки в кишках, глупость в башке и оранжевый благоустроенный мир. Зачем ему повторять путь жесточайших мучений и сомнений, уже пройденный Владом-Курьером? Разве что судьба так распорядилась? Или Виктор-старший помог судьбе?
   Что-то ждало их в сонном городе на берегу моря. Он понимал это, завороженно наблюдая, как мелькают тени деревьев, как свет ползущего в гору Икаруса вырывает из тьмы застывшие образы. Заяц, бегущий через дорогу. Крутой обрыв, теряющий дно в неизвестности. Капли дождя, ворвавшиеся в фортку автобуса из тьмы ночи. Он понял, что спит. Ничего этого не было. Ни автобуса, ни Виктора-младшего, пустившего слюнку на рукав его куртки, ни света фар, режущих дорогу, умытую дождем. Никаких командировок, никаких Посылок, никакого мая, никакой планеты Земля, даже Виктора не было. Все это только снилось его воспаленному мозгу...
  
  
  
  
  
  
  
   ...Это был НЕПРАВИЛЬНЫЙ ГОРОД. Во всем, начиная с Роз Марен и заканчивая могилами предыдущих Курьеров.
   В нем не хоронили мертвых голубей.
   В нем не корчевали деревья, растущие на подоконниках.
   В нем садовым улиткам позволяли ползать по раскаленному асфальту.
   В нем реки назывались Змейками, а дома отдыха именами маньяков-революционеров.
   Здесь никто не ел сардины в банках, а шампанское стоило втридорога.
  
   Он любил этот сонный курорт, изредка поедающий слабые души слабых курьеров.
   Он собирался сходить к старому любовнику - морю и вымолить прощение. А потом удариться во все смертные. "Белый рояль", секс под пальмой, ящик лучшего пива и посмотреть на местную нетрадиционную тусовку.
   Программа максимум рухнула как карточный домик, разметав его надежды одним махом. Он вышел из автобуса, щурясь на ярком майском солнце. Живот пронзили жесткие импульсы боли. Мертвая бабочка встрепенулась, царапая крыльями сонные мысли. Он так и не уснул за всю ночь. Вдыхал чужие сны...
   Как только его нога коснулась новенького вокзального асфальта. Он понял - ВОТ ТЕПЕРЬ ВСЁ. Его время кончилось. Точнее, ИХ время здесь кончилось.
   Жара. Пустота. Удушающий запах магнолий и разогретого асфальта. А он так мечтал о магнолиях... Иллюзии сползли к едрене-фене, прямо в ад. Ничего не осталось, ни яркого палящего солнца, ни утреннего вокзала, ни старых наивных надежд. Ты не забыт Высшими Силами, Герой сновидения, проклятый матрицей.
   Он видел все детали мира: переполненную урну с банановой кожурой, осиротелую бутылку недопитого пива "Балтика 9", инжир, проросший сквозь сочинский асфальт, грязную от дождей растяжку с призывом вступать в ряды Би-лайн, вокзальную громаду, спящую под апрельским солнцем. Ларь с табачными изделиями. Парламент, Парламент Лайт, Парламент Суперлайт. Магазин джинсов Левис, студию Кодак, салон красоты "Камелия, море, жадно облизывающее ночной прохладный берег. И особенных сочинских пчел, свивших свои гнезда на Орлиных скалах. Он видел весь город, прозрачный, наложенный деталями друг на друга, как бесконечный бутерброд. Он любил мир и плакал над всем этим бесполезным скоплением вещей и сознаний.
   Лунный свет больше не мог ему помочь. Ранее время - не лучшее время для Курьеров, подумал Курьер и обернулся посмотреть, где его верный Санчо Панса с оранжевым рюкзаком.
   ...они целились прямо в него. Стренджеры. Солнечные кошки с телами-кинжалами, со слепыми глазами, с зашитыми ртами. Он недооценил их. Маги-недоучки? Колдуны-стервецы? Первоклашки Небоскреба? Они ждали Курьеров именно в том месте, где они появлялись. Они были на шаг впереди Курьеров, и они целились в самое уязвимое...
   В оранжевое дитя с божественной энергией.
   Мертвая бабочка рванула куда-то вверх по своим мертвым делам, бросив скованного приближающейся пулей Курьера. Вот тебе на, прощай, Влад, мы больше не вместе? Вернись, я всё прощу, - взмолился Курьер. Он видел сквозь прозрачные пальмы, сквозь прозрачные стены, сквозь прозрачных утренних призраков МАГОВ Небоскреба. Двое. Сильных, сияющих, полных отрешенности и решительности. Они не медлили и не спешили. Просто отправили смертоносный снаряд зла. И целились в Виктора-младшего. В его подопечного, в его не съеденный бутерброд. Они посчитали это важным.
   Не отдам! Разозлился Курьер, выплевывая искрящую пневму и злость.
   А пули летят, пули... Прощай, Земля!
   Он вдохнул отравленный магнолиями воздух и схватил за грудки Виктора-младшего.
   Черт! Черт! Черт!
   Поцелуй солнце! Прощай, земля розы Марены, край жидкого асфальта и верескового меда. Они метнулись вверх. Молнии-курьеры, прижатые друг к другу виртуальные любовники. Сила сжала их в комок, сплющила в единую массу, пули остались внизу. Мир тоже. Утро тоже. Солнце тоже. Курьер услышал, как всхлипнул Виктор.
   Трехмерная реальность облупилась, как старая штукатурка, пальцы богов ударили по космическим струнам, если это и была окончательная смерть, то она свершилась с утонченным удовольствием...
   ..........................................................................................................
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ...ДРИМС... ДРИМС... ИЛЛЮЖЕНС...
   тьма окутала его, пронзенного навечно космическими струнами.
   Он уже устал гореть всем огнем вселенной, намотанным на слабое тело.
   Тьма и туман окутали его так плотно, что оставалось только сновидеть, ворочаясь и постанывая в одеяле иллюзий. Жгучая тьма и липкий колючий туман. Туман-вата в носу, в горле, в ушах, в глазах, кишках и ступнях, в крови и кости...
   ... пора была возвращаться.
   Мальчишка не выдержит, черт его возьми.
   Он ощущал Виктора-младшего где-то рядом. Почти мёртвого.
   ...прожорливый туман высосал все вкусные соки из Рыжего Курьерчика. И всё человеческое.
   Что тот мог противопоставить Великому Вселенскому туману? Бело-белое, а черное-черное? Мобильники-дебильники, тучки-сучки, программку телепередач, прайс-санрайз? Спичечный коробок с памятной ромашкой? Из чего он был соткан? Из ничего. А потому он таял, как сахарная вата под проливным дождем, и вряд ли из-под этих липких гнилых наслоений вымоется стальной стержень характера.
   Курьер уже сделал почти все...
   Туман и тьма вошли в его прозрачное тело, изменили и вышли.
   Так что, прощайте дримс, пока иллюженс...
   Отпустил Мертвую Бабочку, лети, моя любовь. Будет трудно, будет тяжело, невыносимо тяжело, но все же он вырвал эту тварь из своего живота. Хватит. Все вызовы отныне Курьер будет принимать в гордом одиночестве.
   Вспомнил про старичка в Мертвом Городе, что обещал научить летать его заблудшую душу.
   Соскоблил заплесневелые эротические наросты своего сознания, воспел хвалу Силе, создавшей мир и...
   Нет, кое-что осталось...
   Сначала показалось - слишком много этого бесконечного мира для окна его изрядно помятого разума. Но потом решил, НАДО! Чтобы не снились невыполненные обещания. Надо навестить тот холодный февральский вокзал, где, перекрикиваясь с утренним эхом, он переступил некую черту, отделившую Курьера от имитации жизни, присущей прочим согражданам.
   Потом я вытащу тебя.
   Он знал, КАК.
   И он нашел силы взреветь космическим ветром, выкашливая сомнения. Раб космических объедков, он повернул стену тумана и скользнул в тот дальний уголок времени, где сочинские бандиты пугали его до чёртиков, а местные ведьмы-журналюги раздражали до желудочных колик.
   Тело-гигант расплылось по вселенной клочьями тумана, это мешало чётко видеть картину... - Соберись! - Прикрикнул он себе, - Другого случая не будет.
   ...И увидел себя, замерзшего, съеженного, с холодной решимостью в горячем сердце. Вот Курьер зашел на вокзал, смотрит на солдат у стенки, мысли бешено скачут, голодный сочинский волк, предвкушает утреннюю ванну с теплым шампанским....
   Дальше...
   Что-то лопнуло внутри: отчаяние и страх тошнотворной волной накрыли по самое не могу...Он заперт между "доберманами" и журналисткой...
   А потом он увидел себя. Это так странно, смотреть на себя со стороны! Странно до жути. До боли, до умопомрачения. Жалкий Курьер, волочащий за собой целый шлейф страха и суеты. Стало противно, до тошноты, он пытался шептать что-то вроде заклинания, отрывки фраз, спасительных и утешительных...
   ...Клубника для Мистера Уайтхеда...
   Встань, чёрт возьми, и уходи, пока не появился Черный Колдун.
   Хотелось свернуться очень маленьким клубком, собрать все свои растаявшие части в один тугой и эффективный кулак. Бери эту проклятую Посылку и исчезай!
   Мастер полярных координат, он сплел тонкую паутину длиной через весь тот старый февральский город. Толкнул тело Курьера, оставив всех с носом. А потом увидел вдруг оживший вокзал, странное всё и заторможенное... Его координаты были однозначны, он стоял там, у колонны, над небом в стиле ферум-фешн, развиваясь мантией из космической Тьмы, он шептал и шептал заклинания...
   На змеином языке. Мощный и уплотненный двойник февральского Курьера...
  
   Убийственное открытие...
   Он нащупал мальчишку в тумане и рванул вниз, разматывая волокна космоса. Такого вселенского холодного ужаса ему еще не приходилось испытывать: ДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ, иначе взорвешься...
   Валим, милый, - шептал он Виктору-младшему - Там ХОРОШО, тепло, все живы и счастливы. Хочешь бесплатный Интернет? Навечно? А может цифровик с супер зумом? Я куплю тебе Жигули, или нет, лучше Хёндай. Желтый Порше. А может крутой сабвуфер? Люстру Чижевского? А хочешь прийти ко мне в гости? Я живу на Юге... Выпьем вина, съедим креветки. А может новый рюкзак, от Гуччи? Супер оранжевый, с золотым флаем? ПАДАЙ, ПАДАЙ, ПАДАЙ!!!! Поворачивай стену тумана...
   Хлоп!
   Один глухой короткий звук-ик. Хруст. Что-то сломалось...
   Шел легкий теплый дождик. Сумеречный дождь. Они вывалились из стены тумана прямо в сочинский вечер и кровавый курортный закат с лиловым солнцем на полгоризонта.
   Здравствуй, муравейник. Он вспомнил тяжесть тела и задрожал, жадно глотая отравленный иллюзиями воздух.
   Всё нормально, просто вернулись...
   Нет, ничего не нормально! Лежал на мокром асфальте посреди площади, обнимая мёртвого мальчишку.
   Сердце его не билось. Бедное Оранжевое Чудо!
   Стало противно. Несколько долгих мгновений он сражался с нахлынувшей тошнотой и непреодолимым желанием отскочить в сторону, лишь бы не прикасаться к холодной мертвечине... лишь бы не сжимать в обнаженной руке горячее сердце...
   -Бейся, черт побери!
   Он сжал, разжал, понимая, как это не реально... Обдало теплой волной, рука дернулась, он извлек пальцы, с ужасом обнаружив, что настоящая рука на самом деле за спиной Виктора, держит его слипшиеся волосы. Закричал, не то, проклиная небеса, не то, смеясь над своими жалкими потугами вернуть статус кво. Ничего не будет как прежде. Космические струны лопнули, мир перевернулся, а Курьер...
   -Тише, оглохнуть можно...
   -Виктор?
   -Кажется я. Где мы?
   -В Сочи, думается мне.
   Он обнимал вялое тело и хохотал, раскачиваясь под вдруг распустившимся в ливень дождём. Чёртов мальчишка жив! Его сердце остановилось, и снова пошло... благодаря длинной руке Курьера-Колдуна... Он задрожал, отбросив возрожденное Оранжевое Чудо, совсем теперь и не оранжевое.
   -Что?
   -Идем отсюда, видишь, люди собираются?
   -Что не так?
   Его теперь будет сложно обмануть. Виктор-младший вернулся с Другой Стороны, побывавший в Мёртвом Городе, а может и еще где подальше, он стал не в меру проницателен, собран, и въедлив. Был ли это тот человечек с мокрыми штанишками, упрямец с глупыми идейками в растрепанном умишке, что сидел на соседнем кресле сочинского автобуса и соглашался на все, лишь бы припасть к лотосным стопам своего кумира и идола Курьера Великого?
   Новоиспеченный Курьер 2 смотрел сквозь дождь большими, глубокими глазами, мудрыми, как у старика, и слегка улыбался краешком губ, почти как Виктор-старший. "Кажись, я слегка передержал сорванца в стене тумана. Во дела!". Что он скажет Боссу всех Боссов, как объяснит родителям паренька, что тот резко поумнел и стал осознанным вследствие того, что... Он не знал ЧЕГО ИМЕННО. Стена тумана кое-что подарила ему (Убийственное открытие, свободу Мертвой Бабочке), но не так сильно затронула разум. Курьер всё еще был полным сомнений, любви, ненависти, боли и радости индивидуумом, имеющим планы в этом мире. Мальчишка, некогда бывший Глупым Оранжевым Облаком в штанах, превратился в пугающе спокойного ходячего мертвеца с глазами умудренного жизнью аксакала.
   -Вспомнил кое-что. Пойдём, дождь.
   -Это был твой Двойник, там, на вокзале?
   Да, это был я, вышедший из стены тумана, из ватной тьмы, забившей рот, нос, и желудок... Король Магии, Мистер Кроули, снилась ли Вам встреча с собственным энергетическим телом? А мне вот явилась на яву. Курьер, ты должен был умереть на месте, наложить в штаны, а потом задохнутся от холодного липкого ужаса. Или сойти с ума. (Привет дед, вот мы и вместе!).
   -Круто. - Констатировал Виктор и повел Курьера в местный кабачок.
  
   Какая-то неласковая весна встречала неспешно бредущих курьеров. Равнодушных и смеющихся. Пьяный шмель запутался в волосах у Виктора. Сколько дней прошло? Может год или два? Они были и в то же время не были здесь. Суета, копошение, имитация жизни, призраки любви, - все эти тени проходили сквозь их прозрачные тела, не оставляя ни слезинки, ни даже легкого шлейфа запахов.
   Курьер знал, что скоро утратит это легкое и опустошенное состояние, к нему вернется благословенная обеспокоенность, мир завертится тошнотворным чёртовым колесом, его размечет по всей вселенной, и слова и дела будут иметь смысл. А вот Виктор-младший, похоже, вечно будет носить в себе божественную пустоту, чистый, пробужденный, смелый, как творец всего сущего... Что ж, ковбой, поздравь себя: ты сотворил первого из армии сверх-Курьеров. Здравствуй, новая раса...
   -Я теперь могу стать твоим учеником?
   Стало неприятно смотреть в его широко открытые застывшие глаза-колодцы.
   -Нет.
   -А любовником?
   -Тише, родной, пока нас не попросили из этого милого заведения...
   ... ты дарила мне розы...
   -Может сыном?
   -Ты садишься на поезд, ту-ту...едешь домой и идешь учиться. Институт международного права и всё такое.
   Вот только дядя Курьер отберет мобилу у лохов, беспечно сидевших за соседним столиком. Над ними как раз нависала лосиная голова-труп, с выпуклыми мертвыми глазами. Как символично! И этот чёрный бархат стен... Он подумал, как теперь пугать тюфяков без мертвой бабочки?
   -Чему меня могут научить в институте?
   -Ты слышал когда-нибудь про мимикрию, ученичок?
   -Я пойду к Виктору...
   Он всё знал. Надо позвонить Боссу. Помнишь мальчишку? А он повзрослел. Его совсем не узнать...
   Пахло пивом и сигаретным дымом.
   ...Мобилу они отдали сразу. Курьер не удивился. Набрал номер Виктора, нежный мяукающий голос вальяжно и с неким удивлением мягко поинтересовался:
   -Слушаю, кто это?
   Курьер положил телефон на столик, прямо у круглой пепельницы. С отвращением отбросил его в сторону. Ничего не ответил. Словно голос Виктора укусил его, как коварный змей.
   -Ты понимаешь, откуда ветер дует?
   Мразь неземная! Волк в человечьей шкуре! Всё наконец-то стало на свои места. Надо было услышать голос Босса, и как прояснилось в голове! Вот белое и стало чёрным, а чёрное - белым, а у дримс и иллюженс обнаружился хозяин. Виктор натаскал магов-недоучек, Виктор послал убийц выстрелить в Курьера, полагая, надо думать, что его служка слишком медленно развивается. Так, пара пинков от Супер-Босса, для ускорения процесса. А чтобы ты вернулся, милый, возьми-ка в дорожку нагрузку - Оранжевое Чудо.
   Ты бы его не бросил...
   Металлический вкус заполнил горло Курьера. А он думал - Бутерброд. Нет, скорее страховой полис, грузило для легких и воздушных путешественников в Сновиденье. Чтоб не слишком улетали.
   Ты бы не дал ему умереть...
  
   -Мы можем вернуться.
   Да-да, сесть в похожий автобус, уснуть и проснуться перед отъездом в Сочи. Он не был уверен, но вообще, чем чёрт не шутит.
   -Чтобы ты опять стал безмозглым и надоедливым пёсиком? - Курьер вывалил язык и часто задышал, хихикая и изображая преданного псевдо курьерчика времен краснодарского автобуса. - "Что я могу сделать для вас, великий господин?".
   Он даже не улыбнулся. Равнодушно пожал плечами. Мол, нет, так нет.
   Сколько еще таких мальчишек слетит с катушек, чтобы продвинуть Курьера? Он собирался спросить об этом Виктора. Только позже.
   -Я думаю, нам надо сходить к морю. Поболтать на досуге с черной водой, посмотреть на голодных чаек.
   -Пахнет лилиями.
   -Нет, друг Виктор, это магнолии...
  
  
   Они больше не нуждались в скорости. Мелкая рыбешка выпрыгивала к их ногам, не то умирать, не то перерождаться. Море пахло солью и водорослями. Покой разливался по венам, корабли дремали, убаюканные ночью. Трава и бамбук росли в этих сумерках особенно быстро. Черные извилистые языки с барашками морской пены облизывали уставшие ступни Курьеров, камни впились в пятки, и это было прекрасно.
   Влад лежал полчаса на больших неудобных сочинских камнях. Где-то тихо играл саксофон, и покрикивали озадаченные чайки. А потом он услышал знакомый до боли голос, голос предлагал купить розы. Пахло озоном и едой издалека.
   -Хочешь? - спросил Виктор.
   -Что?
   -Розы.
   Он ушел и вернулся через минуту с охапкой плотных и толстых бутонов кроваво-красного цвета. Смеясь, высыпал на Курьера, потом бросил в черную воду, молчаливо принявшую глупый человеческий дар.
   -Как она?
   -Вся в слезах. Я сказал, что ты умираешь, приехал попрощаться с морем.
   -Хам.
   Милая коварная улыбка на наивном детском лице испугала его безмятежность. Хотелось прочесть какие-нибудь красивые стихи.
   -Врун.
   Курьеру показалось, что Виктор-младший гладит его волосы, едва к ним прикасаясь легкими летящими движениями.
   -Наглец.
   -Она - призрак.
   Да-да, и всё равно щемило в груди. Осталось что-то, как вздох: Роза Марена. Скрипки, тонкий аромат увядших роз и ее восточные глаза.
  
   Он был сильным, как всегда. Он знал, что делать. Он легко решал проблемы, не думая над ними. Брал, всё, что хотел, готовый отдать всё, что есть. Не грустный, и не смешливый. Поменял на рынке чужой мобильник на штуку "деревянных" - будет на проезд и на пару бутылок пива. Они потеряли вещи, Оранжевый Рюкзак, плеер, паспорта и всё, что было в карманах. Есть не хотелось. Одежда была несвежей, пахла потом и затхлостью. Обратно их ждал автобус.
   Виктору Курьер больше не перезвонил. Вопрос с ним стоял ребром: если недруги с пулями - приспешники Твари Виктора, Курьер будет искать другого Босса. Нафиг ему такой адреналин? Должны быть разумные границы "помощи".
  
   Он слышал, как скользит синица крыльями по плотному воздуху. Он слышал, как плачет мать, баюкая мертвое дитя. Он чувствовал боль всех живых, и упоенное счастье, и грусть. Видел, как рождаются мириады звезд. Ощущал тепло зажженной в Париже сигареты. Эти ощущения были сродни божественному всезнанию. Раньше ими питалась мертвая бабочка, симбиот-пришелец из реальности Мертвого Города. Курьер не знал - хорошо или плохо, знать, что тело больше чем вселенная. Виктор-младший определил данную разбросанность НЕЦЕЛЬНОСТЬЮ. Ерунда, - отмахнулся Курьер. Он ничего не сказал про черную кляксу-тень, прилипшую к потолку мистической квартирки Ромашковой улицы. Тень вызывала холодное омерзение, и он приказал себе молчать. Не думать. Тень вышла из него, а потом вернулась назад. Ты полон сюрпризов, Курьер...
   И этот вопрос он задаст Виктору.
  
   Было хорошо никуда не спешить, ничего не хотеть. Просто смотреть, как мелькает зеленый лес за стеклом. Он подумал,- написать книгу, что ли. Реальность сочилась сквозь все щели его разума, еще чуть-чуть и Курьера не станет... Чтобы писать, нужно быть ПУСТЫМ - сказал Виктор-младший. Но когда ты станешь пустым, тебе не захочется писать. Ты сможешь движением одного пальца получить миллиарды и власть Короля мира, но такая ерунда будет трижды не нужна. И ты останешься с тем, с чем пришел в мир, - наедине с собственной пустотой.
   А в речке купались ведьмы, а на асфальте цвели лопухи, и Курьер вдруг засомневался, что они упали в тот же май. Это мог быть май год спустя, или десять лет спустя ... Или вообще не май. И не его Земля. А то, что они - не они, это уж точно. Никаких сомнений, Мистер Кроули.
   Он больше не хотел слушать португальских готов и не помнил о Персике, и не думал, как выглядят сиськи Рыжей Ведьмы. Молчаливый проводник мировых щупалец, он мог только заполняться самой жизнью. Энергия протекала сквозь Курьера, как ветер в вентилируемом фасаде. Здравствуй, весна, я заждался тебя! Он хотел сказать мальчишке, что любит его, но потом передумал, Виктор мирно посапывал, кутаясь в собственной куртке, совсем как младенец. Спящий, он напоминал себя старого. Что ты сделал со святым дитя, Курьер? Пахло пылью и полынью, автобус еле полз в гору. Мелькали черные реки. Секретные знаки говорили - не спи, Курьер. Орлы и вороны кружились над автобусом, а кто-то напевал: опен ю май айз...
   Ты проснешься в своем мае, где мальчишка будет убит и дождь унесет его кровь в черную морскую воду...
   Впрочем, он решительно отмел сомнения и страхи, спать хотелось жутко.
  
   ...большой кит. В черной тёплой луже. Мир суетился вокруг, сновал мелкой рыбешкой, скользил икринками, щекотал водорослями. Он - самый большой во Вселенной кит, любил всех и всё, обнимал своим могучим мощным телом, отец жизни. Чьи-то крошечные игры не волновали его, такого огромного и спокойного. Просто плыл, выпивая воду вместе с планктоном. Вода казалось ему теплой и мутной, взбаламученной, но он радовался своему окружению и посылал привет звездам. Ничто не имело значения, ничто не раздражало. Никаких обид, только любовь и спокойное теплое объятие. Кит-мир плыл вечно, иногда засыпая, чтобы увидеть себя очень маленькой и суетливой рыбешкой по имени Курьер...
  
   Катастрофический май, то ли тот, то ли совсем иной, ждал их на вокзале Виктором, воющими собаками, запахом пыли, ночью с привкусом вокзальных шашлыков.
   Он играл на клавишах мира-пианино, он танцевал вальсы с этим новым миром, вдруг показавшим свою сокровенную тайную сторону. Он перестал быть Курьером. Упоенный эйфорией кишащей вокруг жизни, Влад-кит мог только глупо улыбаться на то, как всё похоже в этом новом мире, и в тоже время - всё совсем другое. Ненависть умерла, покинула его прозрачное круглое тело, сомнения и смех перешли в открытый космос.
   Они не подошли к Виктору.
   Мы наденем смокинги, и такие холодные, изящные, с тонкими пальцами, с длинными ногтями, с тростью и моноклем, пойдем в оперу. Будем сидеть в первых рядах, с застывшей улыбкой рукоплескать маэстро. Все посмотрят на нас, подозревая, что мы вампиры Лестаты, или тайные любовники-миллионеры. Мы будем блистать манерами и сверкать глазами... мертвецы... Будем пить легкий терпкий южный аромат нот и никто не посмеет подойти. Я пошлю поцелуй балконам, а мальчишка закидает записками даму в ложе.
   Скрипки и виолончель споют нам реквием и мы уйдем навсегда. До свидания, мир...
  
  
  
  
  
  
   Это был не май. Каштаны только приготовились цвести, а с запада дул сильный холодный ветер. Сонные граждане выползали в первые теплые весенние сумерки, пахло застоялой болотной водой, жужжали мухи. Голодные, несмелые мухи в апрельском мире. Итак, это был колдовской апрель. Они проворочались в тумане почти год. Проклятое время обмануло Курьера. Он постарел на год.
  
   Сгнивший под холодным дождем старый Крайслер усыпали первые вишневые лепестки. Он увидел своё авто и удивился, сердце заныло. Не то тоска, не то страх. Он вроде бы попрощался с этим миром...
   Больше не хотелось ходить по тонкой грани, не имело смысла, Курьер покинул его разум. Вот и пенсия, Влад, ты ведь так ее боялся. Ему пришло в голову, - если сейчас сесть и заплакать, родится радуга, особая ночная радуга, не видная никому, кроме Колдунов и Мертвых Принцесс, а потом можно раствориться в радуге и утечь в неизвестность. Манящую, пугающую, эффективную, неожиданную, полную силы, бесконечность, всегда открытую для каждого. Он всплакнул, мотнул головой и побежал по ступенькам вверх, вдруг услышав тонкое неуверенное мяуканье.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   .........................................................................................................
  
   Где-то они были рядом, прозрачные слоны. То ли их снова послал Виктор, то ли сами приперлись, проверить, не сдох ли еще раненый Курьер. Ему было холодно. Апрельским утром, апрельским вечером и ночью. Ничего не грело сердце. Он нашел возле зеркала расческу с одним рыжим волосом. Жестким и упрямым посланием. Он знал, кто здесь был, кто кормил кота, кто изредка сдувал пыль с его домашнего кинотеатра, кто поливал спящую монстеру. Он вежливо улыбнулся ей и пожал плечами. Всё так, как и должно быть...
   Они явились в сумерках. Курьер совершал молчаливый танец с тенями, живущими всегда в его трехкомнатной квартире. Это было тонкое прикосновение и запретное, трепетное и очень неустойчивое. Тени побаивались его, но кажется, были заинтересованы. Влад ничего не предлагал им, и ни о чем не спрашивал. В один прекрасный момент он заметил, что слева колеблется фигура. Еще одна растеклась энергией по кожаному дивану. Они пришли проверить.
   Вдруг разозлился. Скрежеща зубами, взрываясь от неоправданного гнева, расправил плащ-крылья, грозный Чёрный Колдун, Гость с Темной стороны мира, и выпустил огромный вселенский холод, живущий в нем много тысяч лет.
   Незваных гостей словно сдуло ветром, они протекли через его растопыренные пальцы. Трухнули, наверно, как следует. Он услышал чей-то тающий в ночной комнате вскрик. Воздух был ледяной, а Тени, с которыми он танцевал доселе, расплющило и скрутило. Сердце колотилось. Волосы слиплись от холодного пота. Вот так, Влад, стало опасно даже в собственном жилье. Он обнял Персика, и всплакнул, вдруг ощутив себя всего лишь беспомощным человеком, которого гонят в тупик.
   Позвонил Виктору, вылил в молчавшую трубку весь набор накопленных за долгий жизненный опыт жаргонизмов, популярно объясняющих простую истину, гласящую: еще раз пришлешь своих магов-неудочек, разнесу нахрен вместе с этим вонючим городишком. Легче не стало.
   Виктор издал один гулкий смешок и загадочно поведал:
   -Ты самый лучший из Курьеров.
   -Были другие?
   -Были. Умерли.
   -И я должен умереть?
   -Ты станешь самым сильным, самым красивым, самым холодным и с самым большим сердцем. Я тогда полюблю тебя.
   -А у тебя что за интерес к делам человеческим?
   -Сел с вами в один поезд, обнаружил, что поезд несется под откос, ищу того, кто сорвет стоп-кран.
   Четкий образ, ничего не отнимешь, ничего не добавишь. Только вот он, Владислав Тимофеевич, хотел бы тихонько спрыгнуть с гаденького поезда, а не геройствовать, спасая парализованных глупостью сограждан. Кто это за него решил? Кто привесил ему свинцовые крылья?
   -Это как прыжок без парашюта, падаешь, цепляешься за ветер, облака, ветки, мечты...
   Кто это сказал?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Май
   Огромный, сумеречный воздушный змей, он шаркал по сумеркам расплавленной фантазией. Хохотал, обламывая податливые ветви сирени. Небо ворковало далекой майской грозой, предвещая освежающий небесный душ. Он шел извиняться, собрав свою отрешенность и целый куст сирени в кулак. Он был ужасен год назад, отвратителен до оскомины, мыслил себя особенным среди особенных. Контактер с ВС, хранитель божественных помыслов, всесильный Курьер в Бесконечность... Как наверное она смеялась, умненькая и хитренькая ведьма. Смеялась, не размыкая губ, не шевельнув ни одной морщинкой.
   Курьер шаркал лениво по траве возле ее дома, наматывая медленные магические круги, вдыхая жизнь и радуясь свободе от собственной важности и глупости. Он пришел сказать, что любит Рыжую Ведьму, без всяких там слюнявых задних мыслей. Просто любит, и Андрея тоже, и весь этот цветущий майский мир, чёрт его побери.
   И было так странно, было так легко и хорошо. Как будто он отпустил свой железный кулак, стиснувший истекающее силами сердечко. Он ходил, лениво подтягивая расслабленные ноги, без определенных мыслей, и думал, что вот сейчас как раз он и похож на Луи, отрешенного и печального вампира-извращенца. Прохаживался босыми ногами по влажной траве, обмахивался сиреневым веником, вдыхая сладостный аромат весны. Посмеивался, представляя, каким сумасшедшим был совсем недавно. Они терпели его, вечные дети Бесконечности. Они ждали его, терпеливым рукам не давая воли.
   -Я люблю тебя!
   Она издали отмахнулась, кокетливо облизнувшись. Хищная рыжая кошка, пахла жвачкой и чужими духами. Она всё знала, ей ничего не надо было объяснять.
   -Это мне?
   -Тебе, Ангел, впрочем, можешь поделиться с холстомарателем.
   -Не-а.
   Анжелика взяла его под руку, и потащила на школьный двор, шурша длинной шелковой юбкой. Открытая сиреневая кофточка была помята и натянута, как попало, босоножки на шпильках сидели как на кукле Барби, и хотя шагала она уверенно, что-то в сверкающих голубых глазах выдавало ее с головой. Только что выпрыгнула из постели, где осталась нежиться в шелковых простынях ее спящая подружка... Он облизнулся в ответ, представляя всю сцену в подробностях.
   -Всё равно люблю тебя.
   -Уже излечился от своей шизофрении?
   -Ты про моего двойника? Да, кажется, всё встало на свои места. Если у всего есть место...
   -Виктор говорил, ты ОБРАТИЛ мальчишку? - Она вдруг превратилась в опасную соперницу, готовую поразить одним смертельным ударом.
   Курьер не был готов к смене разговора, но лишь пожал плечами:
   -С каких это пор ты общаешься с Виктором?
   Вот еще новости, - если они объединятся, вызовы, большие и маленькие, посыплются на бедного курьерчика с двух сторон. Впрочем, его год не было - это раз... Не факт, что он вернулся в свой мир и перед ним его Рыжая Ведьма - это два...
   Она вырвала свою руку из его ладони, как будто сильно оскорбилась:
   -А кто мне дал ключ от твоей квартиры? Кто мне сказал, где ты? Я, между прочим, с прошлого мая кормлю твоего жирного, наглого...
   (да-да, я нашел твою расческу с длинным рыжим волосом)
   -Спасибо, родная, есть предложение...
   Он с утонченным изяществом закрутил ее в вальсе, а когда она, раскрасневшись, уселась на траву, выплевывая сиреневые лепестки - огорошил:
   -Пойдем на Ромашковую. Интересно, что там.
   -Обычный жилой дом.
   -Пойдем втроем, как раньше. Осталось незавершенное дело. Тень.
   -Ой, а ты босиком...
   Она пощекотала подошву:- Не колется трава?
   Курьер улыбнулся. Она сидела в грядке с травой и расцветающими ирисами, нежных сиреневых тонов. Лучшего мая у него не было со времен безвозвратно растаявшего детства. Если не считать нескольких незавершенных дел на улице Ромашковой.
  
   Резкие оранжевые тени влипли в его оголенное сознание. Оранжевые сумерки предвещали дождь, небо по-прежнему ворковало на языке майской грозы. Они шли молча, сосредоточено, но совершенно равнодушно. Надо идти, так надо. На Ромашковую, так на Ромашковую.
   Ветер с силой рвал ветви деревьев. Курьер видел спокойно текущую реку, новостройки, обжитые людьми, слышал бормотание однополосных динамиков, вдыхал тяжеловатый смешанный запах, содержащий в себе дух разогретого асфальта, подгоревшую манку, кошачью мочу и сладкий цветочный запах. Для Ведьмы все это было сон, для Проводника - искусно изображенная встроенным разумом картина мира, размазанная по холсту его восприятия. Курьер пытался убедить себя, что мир вокруг - иллюзия, но столь сложной, тонкой и разветвленной казалось система деталей, что верилось с трудом. Он знал, где все его иллюзии смываются в большой вселенский унитаз - на Ромашковой улице, в мистической квартирке.
   Только вот она была занята.
   Обжита какими-то людишками, утонувшими в водовороте событий, дел и мышиной возни, называемой быт. Как пошло... бельё на балконе, капающее чем-то ржавым и вонючим, двери подъезда, обклеенные пестрыми листами с рекламой чего-то там, переполненные баки с мусором, стая облезлых рыжих собак на пробивающейся зелени огородика возле дома.
   -Людским духом пахнет! - поморщился Курьер.
   -Воняет... - согласился Андрей, почесывая свою косматую черную шевелюру. - А чего ты хотел, ковбой?
   -Меня долго не было.
   -Меня как-то не было пять лет.
   -Ты застрял в стене тумана?
   -Нет, я ее повернул, только не в наш мир, а... наоборот. Я оставил там все лучшее, что во мне было.
   -А что же я вижу сейчас перед собой?
   -Какашки.
   Никто не улыбнулся, Анжелике похоже стало скучно, она выплюнула арбузную жвачку, которой пахла последние полчаса:- Ребята, идем, или нет?
  
   Откройтесь, райские врата! Он стоял и трепетал в ожидании чуда. Вот сейчас, пустой и раскрытый миру Курьер готов без лишних слов войти в мистическую дверь. Он не взял с собой ничего, из стандартного курьерского набора: наглость, сарказм, самоуверенность, ложную скромность, гибкость ума и хватку пантеры. Тени, что висела тогда на потолке мистической квартирки, не было никакого дела до всей этой рациональной шелухи. Курьер собирался встретиться лицом к лицу с чем-то, что пугало его жалкую душонку до чёртиков, до самой глубины тонкой нервной системы, до дрожи в хрупких костях, до звона в ушах, до спазмов во всем кожном покрове.
   И всё же он жаждал этой встречи сильнее всего, словно за разгадкой Черной Тени скрывался выход в Бесконечность, и великий неразгаданный мир, лишь издали намекавший на свои неизвестные грани, наконец-то раскроется жаждущему страннику. Перед тем, что ждало его в огромном космосе, померк даже летающий остров, некогда поманивший Курьера в городе Сочи. Вот только прийти на неизвестные территории он собирался не жалким дохляком из рода человеческого, а преобразованным, мощным, мобильным, высокоскоростным и практически бессмертным существом. Последнее человеческие лохмотья-мыслишки он собирался сбросить после встречи с Тенью, ибо для чего есть тьма, разве не для того, чтобы поглотить ненужные ему части сознания?
   Он почти знал, как совершить трансформацию, он видел, как это происходит, он сам совершал кое-что... там, на замерзшем февральском вокзале. Курьер - немощная ослиная тушка, мечтавшая о глобальном господстве, вспомнил, что он Колдун, прекрасное и светлое существо. Он скормит Тени ослиную тушку и полетит на крыльях восприятия к ... Впрочем, он не смел пока об этом думать. В любом случае, встреча с Тенью представлялась неким завершающим этапом в его нелегком пути.
  
   Хотел спросить, слышат ли они бормотание Энигмы, так же, как слышал он? А легкий смех, раскаты колокольчиков во всех мыслимых и не мыслимых тональностях? Но времени не было... дверь мистической квартирки отворилась, как будто их ждали. Впрочем, он не заметил, может это Рыжая Ведьма позвонила. Теряешь хватку, Курьер, - взгрустнулось ему на пороге.
   Почему-то запахло морем, лавандой и чем-то съедобным. Оладьи. Черт возьми, там, на кухне жарятся оладьи!!! Ну, совсем офигели, беспредельщики, - в сердцах плюнул Курьер. В таких случаях Виктор бы сказал: лучше бы вы защекотали меня до смерти! Впрочем...
   Он не успел вынести окончательный вердикт офигевшим беспредельщикам, потому как взгляд его таки упал на хозяйку квартиры, и он сам офигел дальше некуда. Эта была точная копия Рыжей Ведьмы, только где-то лет тридцать спустя. Подтянутая тетка с рыжими непокорными кудрями, выбивающимися из-под цветастого платка в духе рокеров восьмидесятых, в глазах озорной огонек, простенькое платье в китайском стиле, с застежкой до горла, стоптанные тапки ярко-красного цвета. Вам бы метлу, мадам...
   -Вы по поводу квартиры, ребятки?
   -Да, да, да!- Радостно закивали ребятки, переглядываясь с видом заговорщиков.
   На Курьера обрушилась казавшаяся канувшей в лету подозрительность. Не успели подойти, как дверь открывается и милая женщина предлагает им то, о чем они и не мечтали. Бывает ли такое в обычной жизни? Нет. Даже один раз на миллион. Нет.
  
   Или он не в меру осторожен, Воин С Тенями?
  
   Анжелика болтала какую-то чушь, - они студенты, учатся в политехе на ветеринаров, а Влад - их дядя из Сочи, он за ними присматривает, пока мама и папа в дальней экспедиции. Андрей прикрыл глаза и, похоже, прощупывал энергетическую обстановку. Квартира не слишком изменилась с тех пор, как Курьера там чуть не разорвала Черная Тень - тот же кожаный диван с креслами, белые стены, только вот на них теперь висели картины. От одной из них Курьера обдало нехорошим холодком: абстрактно, но вполне узнаваемо был изображен Мертвый Город, с плавающими домами, с людьми, похожими на клочья тумана, с призраками и воронами-демонами.
   - Что это?
   Видимо его голос прозвучал резко и холодно, потому что все обернулись, а хозяйка, на тот момент представившаяся Маргаритой (отчества он не разобрал), как-то по-детски присела и расплылась в вежливой улыбке.
   -Я сниму их, это картины моего мужа... Он пропал полгода назад, а это все, что осталось.
   Курьер знал, куда пропал муж. Анжелика и скучающий Андрей знали. Впрочем, Маргарита Батьковна (ей бы еще черного жирного кота под ноги!) похоже, тоже знала. Она притворно вздохнула и закатила очи долу, мол, судьба, что поделаешь. Вот так дела! Квартирка-то собирает вокруг себя странных личностей. - Отметил Влад. По теме, как выражается современная молодежь.
   -Не надо, пусть висят. - Курьер равнодушно пожал плечами. - Вдруг муж вернется, Маргарита.
   -Можно Марго.
   -Как скажешь. Я зайду на кухню.
   -Я там ремонт затеяла...
   -Это правильно, и все же!
   Она знала про кухню. Эта хитрая ведьма заходила в кухню, так же, как Курьер. Промелькнувшая неуловимая молния в ее совсем еще молодых глазах выдала Марго с головой. Но плотно сжатые губы не позволили Курьеру вести детальные расспросы. Да и зачем, и так все ясно, что ничего не ясно. Интересно, у нее своя Тень или она встречалась с чужими?
   Что там в этой кухне? Миры пересеклись, или разрыв пространства? Это в твоей башке, разрыв, тупица! - напомнил о себе давно молчавший Мистер Кроули, самая любимая псевдоличность Курьера. Ответа не было, да и кому нужны ответы, кухня "работала", остальное не важно.
   Он боялся смотреть на Анжелику, чтобы не выдать свой страх. Чтобы не задрожать кончиками пальцев, чтобы не передумать...
   Зайти в проклятую кухню стало теперь величайшим вызовом.
   (И поздно скрипеть зубами!)
   Оставь, смертный, зубатку в кляре, шоу уродов и немой плазмотрон!!! Пустота посмеется и кашлянет бесконечностью, сон прекратится. И нижнее белье можешь отдать на попечительство своих мифических спутников, оно больше не нужно...
   Большой вселенский кайф, изобретенный мистером Пелевиным, обещанный просвещенным, затопил его тело, и на попсовой волне выброшенного адреналина, злой и радостный, задохнувшийся от страха и любви к миру, приснившемуся ему лет тридцать пять назад, он вплыл в кухню-ВХОД.
   Здравствуй Тень...
   Где ты?
  
   Кухонька, как кухонька. Обычная для провинциального захолустья. Столик на тонких ножках, чистая пепельница на краю и пустая вазочка, два скудных табурета, плита "Индезит", бог знает какой давности, раковина в белый мрамор с намеком на шик, скромные голубые обои... Итак...
   Он присел на один из сомнительных табуретов. Зевнул и подумал о кофе. Поселить бы сюда португальских готов, хотя бы на недельку, в качестве самой крутой практики... А потом Курьер бесстыдно уснул, клюнув подбородком в собственную грудь.
   Проваливаясь в сон, он вяло подумал: как-то не время дрыхнуть, и главное, не к месту! Ему приснился огонь. Самый удивительный огонь во всех мирах Имаджики. Он начинался от края Вселенной и огненной плацентой взвивался вверх к бесконечности. Нерв Бога!!! Вокруг этого огонька восседали монахи. Кругом тесным, сияя бритыми затылками. Офигеть! - Подумал Курьер и ринулся к ним, помедитировать над чем-нибудь великим и грандиозным. Огонь неотвратимо манил к себе, а монахи показались самыми просвещенными в ближайших галактиках. "Я с вами, ребята!" - Выдохнул Курьер, черным камнем падая, отсоединяя Тень от себя. Это был не сон, но и не Мертвый Город, - похоже он далеко залетел.
   Один из монахов, странно покачиваясь и приплясывая, подскочил к непрошенному гостю. Глаза его сияли, как два солнца, а рот искривился в недовольно-удивленной гримасе.
   -Пошел вон! - Выдохнул монах на тарабарском, и так засветил Курьеру в "пятак", что сон моментально прекратился.
   Отброшенный к стенке, Курьер ощутил, как узор выпуклых обоев врезается в его оголенную спину, а перед глазами плавают сверкающие звезды. Боль была адская, но еще хуже оказалось ощущение выброшенности. Вот тебе и ответ на вопрос, Курьерчик: готов или не готов... Он потер кулаком горящее лицо, тихо выругался, тряхнув головой, и пошел готовить кофе.
  
   Злость не примирила их, вечных противников - Тень и Курьера. Смирение не освободило, не разорвало этой страшной зависимой страсти. Они не могли друг без друга. Он знал это с самого начала времен. Он не мог дальше быть под гнетом такой всепоглощающей власти. Тень высосала все, и сейчас билась в агонии, подбирая остатки (останки?). Тень думала за него, Тень потела в сексуальном бреду. Тень вечно болтала сама с собой, вытягивая жилы тела-носителя, Тень вплелась смертельной косой в курьерские кудри. Погибнет хозяин - погибнет паразит. Погибнет паразит - погибнет хозяин.
   Он знал эту мерзкую правду, всегда, без всяких колдовских квартирок. Без сальных улыбок Виктора-насмешника, без Анжеликиного смущенно-снисходительного взгляда. На ней был такой же паразит. На Викторе не было. Потому что он сам относился к разряду паразитов. Черная тень, вросшая жадными щупальцами в человеческое сознание, была на всех людях, кого он знал... Те, кто освободились, заплатили непомерную цену - либо были мертвы, либо бродили призраками в Мертвом Городе. Вдохи бестелесные, едва помнящие вкус жизни. Демоны-фаеры...
   Курьер пил кофе, бросая скользящий взгляд на потолок, заполненный пляшущими тенями. ...Ты забудешь, то, что узнал сейчас, потому что это убьет тебя - Шептал Колдун. Как только Тень не сожрала его энергетического двойника?
   -Кто они?- Он набрал номер Виктора.
   Виктор долго молчал. Было слышно жужжание какого-то прибора, может быть ионизатора, совсем тихий звук и дыхание.
   -Вряд ли тебе понравится правда, друг.
   -Не тяни, друг. Эта тварь сейчас висит надо мной, на потолке, я ощущаю себя странно живым и странно свободным, я не хочу ничего, кроме как продлить этот момент, но это временно...
   -Ты готов на все, человек?
   -Да, Виктор.
   -У тебя есть два пути.
   -Это обнадеживает.
   -Первый - перестать быть человеком физически.
   -Ха...
   -Второй - перестать быть человеком вообще.
   -То есть умереть?
   -Нет, сознание сохранится, но твое существование будет похоже на жизнь в Стене Тумана. Ты станешь энергетическим существом.
   -Третий вариант есть?
   -Умереть.
   -Как много выбора...
  
   Великая вселенская грусть навалилась на него холодной волной. Без слез, без сожалений. Просто невыносимая печаль и обреченность. Все его курьерские деяния, все человеческие сны уплыли, оставив его наедине с миром, а в мире была такая чернота и бесконечность, что он упал, пытаясь выпутаться из черного одеяла, сдавившего хрустнувшие кости. И тут Тень скользнула обратно. В нервное человеческое тело. Вернулась кухня, яркий свет и разлитый на столе кофе. И звуки вокруг и биение сердца.
   -Так вот кто создал этот мир...
   -Это их мир, Курьер, - Виктор грустил где-то на том конце мобильного эфира, и похоже, даже искренне. - Унитаз в твоей ванной - их мир, благоухающая роза в парнике - их мир, зал суда, приговоривший насильника - их мир, "Икарус", везущий тебя в Сочи - их мир, твое тело - их мир...
   Лавина тошнотворных откровений вылилась на его оголенный мозг, частично он прикрылся пеленой Тени, но брешь была пробита, и, скрежеща зубами, он заплакал, понимая всю бесполезность самых сложных движений. Без Тени нет мира, без мира нет Курьера, без Курьера нет ничего.
   -Откуда эти паразиты? - Спросил он, глотая холодные комья обиды и тьмы. Колючие вдохи- иглы.
   -Откуда?
   Виктор радостно расхохотался, и это не предвещало ничего хорошего. Хам.
   -Ты, кажется, не понял, они были здесь всегда, это и есть их мир.
   -Тогда откуда мы?
   -Людям не повезло появиться на этой Земле.
   -Все так хреново?
   -Быть пищей, наверное, хреново, друг.
   -Помоги мне!
   Он услышал гудки. Надо было вставать с ледяного пола, вытирать...что это? Кровь из носа. Он выполз из кухни на карачках, в туалете его вырвало. Вот дерьмо!!! Лучше бы не заходил в кухню, лучше бы не знал ничего, тешил бы себя мыслью о прекрасных перспективах... Поздно мама, делать аборт, еще одна пугающая истина родилась на свет.
   Будь ты проклята! - Прошептал он Тени и уснул, не в силах жить в чужом мире-инкубаторе.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

* * *

   Он не помнил, как вышел из колдовской квартирки. Где-то гнусавил запредельный Моби, пахло супом с фрикадельками. Была, видимо, очень глубокая ночь, потому что большинство окон в домах уже превратились в черные бездны-рты, глотающие своих хозяев. Первые секунды казалось, что бредет по Мертвому Городу и вот-вот обрушатся сводящие с ума демоны-фаеры, всегда щекотавшие его макушку. Но на реке пискнул нырок, и залилась лаем обычная гаражная собачонка. Потом он увидел мертвого кота, прямо у входа в холодный подъезд. Совсем молодого, в расцвете своих кошачьих лет, зверь лежал на боку, остекленело оскалив желтые клыки. Стало холодно и мерзко. Всхлипнул, вспоминая Персика. Вот он, чудесный дар Тени-паразита: сначала ты любишь все живое, впускаешь в сердце, пропитываешься жизнью и любовью, а потом видишь, как это умирает, ты грустишь и болеешь, потом заводишь новое, клянешься, что не будешь любить так же, как до этого, но любишь еще сильнее, а потом опять видишь как все умирает... А если, не дай Бог, тебе взбредет в голову крамольная мысль прекратить этот порочный круг и самому свалить куда подальше, вот тут-то все мирские дела и навалятся так, что не разгрести лет и за сто. И будет тебе не на кого бросить кота, жену, любовницу, детей, больного геморроем дедушку, соседа, Вовку-алкаша и весь этот искусно лживый мирок, заплетающий твои глаза вязкой паутиной.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -О! Какие люди, и без конвоя!!! Привет-привет...
   Курьер поморщился, присматриваясь к коварной тени возле строительной кучи мусора. Ведро, не то с песком, не то с цементом, бандана, черный плащ до пола, тапочки-скороходы без задников... Женька-Худрук.
   -Балда, напугал...
   Он честно и откровенно обнял Женьку, так и не расставшегося с ведром. Кто, черт возьми, мог лазать по строительному мусору глубокой ночью в районе новостроек? Может даже, это из его квартиры пахло супом, и слышался Моби. Майский выползень.
   Да здравствуют молчаливые рыбы и скользкие угри! Да расцветет море, как небо, - восходом жемчужного солнца... Они болтали, и Курьер оттаивал, вдруг наплевав на Тень и свои жуткие откровения.
   -Пойдем, пыхнем, у меня тут есть кое-что...
   У худрука Женьки, как истинного неформала от мира театра, водилась иногда слабая травка, преподносимая гостям в качестве дара божьего. Курьер не стал ничего говорить о стене тумана, о Мертвом Городе и прочих сдвигах восприятия, - трава, так трава, ему было все равно. Он почему-то подумал, что Женька похож на того дохлого кошака с остекленелыми зенками, навечно запечатлевшими немое удивление.
   Женька нашел белую крысу, ручную и очень умную. Долго делился пустыми размышлениями - назвать ли зверька Розой или Виолеттой. Курьер не захотел смотреть на иллюзорное приобретение иллюзорного Женьки, он глупо улыбался, медленно сползая в тревожный сон. Соглашался с Женькой, спорил с ним же, задавал какие-то вопросы, одновременно думая, как это все глупо - чем кормить крысу, как ее купать, сколько раз в день убирать говно. Было тепло по-весеннему. Запах сирени опьянил, и он радостно отметил, что Тень-паразит - чудесный творец миров.
  
  
   Апплодирую тебе, Смерть моя...
   Преклоняюсь пред тобой, Жизнь моя...
   Ненавижу тебя, убаюканный тобой навечно...
  
   Возлюби паразита своего и будет тебе хорошо, - Библия от Влада.
   Он обнаружил себя, плавно парящим над большим умершим деревом с черными ветвями. Демоны-фаеры маскировались под ворон, увидев Курьера, они прекратили щебетать, заулыбались клювами-губами, и стали раскачиваться вместе с ветвями. От монотонного мельтешения стало дурно. Он скрутился спиралью и собирался атаковать демонов-фаеров, разметать на кусочки, развеять по ветру Мертвого Города...
   -Влад, ты спишь?
   -Нет, Жень, я слушаю.
   -Так вот, прихожу я к ней вечером, часикам к одиннадцати, муж сидит на кухне, в тапочках и грязном халате, читает "Комсомолку", что-то там про Киркорова и "голубых"... Ты слушаешь?
   У Курьера возник неоднозначный выбор. Сыграть в эту странноватую, волнующую игру - где он дремлет у Женьки и одновременно парит в Мертвом Городе, или полностью перенести внимание в реальность сновидения.
   Кто-то создал этот островок OFF-Тень. И кто-то ушел сюда навсегда, оставив свои Тени в обычном мире. Кто-то даже не пустил сюда нелюдь Виктора. Он подозревал, что это не маги-недоучки и не предшественницы Рыжей Ведьмы. Тот, кто вылил из сновидения этот город, был очень-очень мощным и великим, и все же, этот кто-то просто кинул весь мир, предал заснувших людишек, навсегда отдав поле битвы Теням.
   Он упал вниз, как тяжелый куль, целиком перетянув свое тело в Город Мертвых. Сквозь прозрачные дома просвечивала Ромашковая улица и Женькин дом. Какая тонкая грань разрезала два мира! Идти стало тяжело, и он сел на каменную мостовую, удивляясь тому, какие камни теплые и живые.
   -Плохо? - лениво поинтересовались камни.
   -Точно, отстой.
   Его словно придавило большой каменной плитой.
   Огромный тикающий мотор надрывно работал в его гигантской груди. Рванный ритм этого мотора бесцеремонно принуждал хватать ртом несуществующий воздух. Он прорычал что-то грозное, помотал головой и вдруг понял, что впервые оказался целиком с физическим телом в Мертвом Городе. Всё безобразие заключалось в полной обездвиженности. Огромный танк без гусениц, он утопал в ватной реальности. Все вокруг было тонкой насмешкой. Все сияло силой и поражало легкостью. Курьер обнаружил себя многотонной неподвижной ржавой грудой плоти. Ни встать, ни пошевелить мыслью, ни вздрогнуть волоском... Оставалось смириться с неизбежностью навечно врасти в пейзаж Мертвого Города каменным монументом.
  
   Самому глупому Курьеру, застрявшему в сновиденье, посвящается...
  
   -Хватит валяться, встань!
   Он проснулся, и, сей секунд, оказался на дереве, не на шутку напугав демонов-фаеров. И вовсе он не валялся, так приснул слегка, а что, с вами не бывает?
   -Я не сплю.
   Он разглядел странного сухенького старичка. Не то Гэндальф, не то Гари Шпроттер в старости. Глаза старичка все время двигались, не попадая в фокус Курьера. Однако он знал, что они коварно светятся. Ветка под тяжестью Курьера жалко крякнула и предательски обломилась. Он рухнул, схватившись за хвост демона. Обдало волной жара, электрической неприязни и странным техническим запахом. Демон превратился в ворону и рванул сквозь здание-мираж в сторону кроваво-молочной луны, что слабо отсвечивала где за горизонтом. Курьера опять прижало к земле, но он увидел светящуюся нить, за которую старик дернул его, как непослушного телка на веревке. Сначала показалось, что все его окаменевшие и протухшие внутренности сейчас вырвутся в мир и рассыплются алмазными осколками. Потом дыхание перехватило и он забыл про физическое неудобство. Потому что опасно приблизился к хозяину Мертвого Города.
   Старик показал глаза.
   И вовсе он был не старик, так, маскировался под мудрого деда.
  
  
   Курьер смотрел всего секунду и сразу узнал всё, что надо было узнать. Старик очень давно пребывал в Мертвом Городе, он ушел из обычного мира и не намеревался возвращаться. Был странным, живым, очень подвижным и мобильным существом, состоящим из чистой энергии. И не было у него ничего из привычного человеческого - личной истории, имени, предпочтений, взглядов и памяти. Он черпал все, что надо из Мертвого Города, и отпускал туда же свои мгновенные радости и огорчения.
   -Я научу тебя летать.
   -Мне бы ходить для начала...
   Чуть не задохнувшись от восторга, Влад хотел обнять старикашку, но тот умело взмыл в черное небо, засияв где-то на горизонте ярко-желтым солнцем, вдруг осветившим пол мира. "Нет, нет, вернись, я больше не буду".
   Кто ты, умерший байкер, в последний момент зацепившийся в Мертвом Городе? Монах, взорвавший себя вместе с монастырем? Не простивший себя сатанист?
   Старичок был не прост. Дон Хенаро?
   Нет, было в нем что-то от местного колорита. Маг-самоучка, достигший невиданных высот? Или для Мертвого Города это норма, - летающие пулей старики?
   Неважно. Курьера вырвало строительным мусором, он ударил со всей мощи кулаком-ковшом по липовой мостовой, чтобы увидеть самую страшную в мире картину пустоты. Нити мира, свет и пустота, везде одинаковая, во всем равномерная. Его не было в этой пустоте. Старичок-свет был, демоны-фаеры тускло отсвечивали, а вот Влада Великого, короля дорог и хранителя посылок, не было...
   Потерялся и рассеялся в тени шестимерного пространства.
   Принял решение вернуться в мир Теней. К Женьке и его белой крысе, к Виктору и Рыжей Ведьме. Там ему казалось, что он есть.
   ...Женька дремал на диванчике, укутавшись черным свитером. Крыса попискивала где-то на кухне. Влад очень тихо, почти незаметно просочился в коридор и покинул квартиру приятеля. Пусть лучше облупленные балконы, пусть пьяные шмели в цветках, колбасные обрезки под столом и регистрозависимость в Максе... Летать он не хотел. Пока.
  
  
   Опутанным глобальной интерсетью,
   Потерявшим выход,
   Уснувшим в руках палача посвящается...
  
   ОН ДУМАЛ, КАК БУДЕТ ХОРОШО:
  
   Быть без Тени - летать себе, где вздумается... мир тогда сольется с Мертвым Городом.
   Любить, кого хочешь - любовь будет приносить много энергии ... потому что уродов не останется, все будут красивыми и сильными.
   Сражаться с кем хочешь - даже с Мистером Кроули. Мертвецы к тому времени перестанут быть мертвыми. А зачем, когда Тени нет?
   Видеть, что хочешь, а что не хочешь - не видеть. Видящими станут все (Во имя Великого Че!). И все станет единым полем энергии. Видеть можно будет бесконечно до тех пор, пока жива Земля.
   Творить можно будет, не задумываясь о материале, берешь себе пучок энергии и творишь из него. Детей рожать надо будет таким же образом. Причем и мужчинам и женщинам, ибо существенной разницы между полами не будет.
   Великой силы, жизнь дарующей и забирающей, не будет. (Бог мертв, Орла поджарили на вселенском ветре, Тиамат вселилась в тело Йохана Эндлунда!). Тени отправятся по этапу на вселенскую каторгу - кормить сами себя самими собой. Кто умудрится выжить - в резервацию, смотреть 24 часа в сутки фильм "Матрица".
   Впрочем, время будет только в их резервации, в остальном мире время, скорость, масса и прочие физические величины разместятся на страницах школьных учебников. А, поскольку, школ не будет, то значит - нигде.
   Детей плаксивых и неразумных не будет, котов гадливых и ленивых тоже, и пчёл кусачих, и учителей, взятки берущих. Мир будет таким, каким захочет каждый по отдельности и все вместе. Каждый и все вместе будут единым организмом, потому и мир будет единым и лишенным конфликтов.
   И тогда миру некуда будет развиваться дальше, застынет он безупречным кристаллом, поблескивая гранями, и возлежа обездвижено во тьме вселенской.
   Нулевая энтропия, однако.
   Вот такая лажа случится с миром. И придут новые Тени, злобные и агрессивные, и схавают мир-кристалл, со всеми сновидящими в нем безупречными существами.
   И что в пространстве будет вместо мира, то и самим Теням пока неизвестно...
  
  
   Апокалипсис от Влада.
   Библия Курьерская, глава последняя.
  
  
  
  
  
   А как же виноградные роды? А полет пьяного шмеля, а дух весны, некогда ударивший Рыжей ведьме в свадхистану? А слеза стрекозы, отразившая целый мир?
  
   Нет, новая модель мира, которую придумал Курьер, блуждая по району новостроек, никуда не годилась. К черту безупречность! Он бы просто прогнал свою Тень, чтобы умчаться в нескончаемый полет по таинственным мирам Вселенной.
   Визжа сиреной промчалась бешеная неотложка. Везли умирающего. Курьер увидел, как дух покидает хрипящего последними словами человека, рассыпая картину мира на несвязные осколки. Тень его метнулась прочь, испытывая жуткую боль и голод.
   Превозмогая холодные тошнотворные волны, Влад заставил себя думать о Тени. Во-первых, оно (назовем паразита существом), мыслящее. Во-вторых, такое же не свободное, как и все в жизни, приснившейся Курьеру. Не свободное, потому что не может выжить без своей вкусной жрачки - человеческой энергии. В-третьих, оно внедрилось в мозг хозяина, подменила истинное видение мира перешарпленными розовыми очками. Следовательно, по своей организации, существо это высшего порядка, неизмеримо сильнее и хитрее человека.
  
   Чего паришься, спроси у своей Тени.
   Мистер Кроули, не вы ли пытались свалить в бесконечность, а застряли в логове Теней навечно? - побрюзжал Курьер, но потом согласился.
   Мысль-то дельная. Чего измышляться на досуге, когда под рукой (ха!) имеется первоисточник? Да уж, повезло.... Эге-ге-е-е-е-е-е....
   Он только зажмурил глаза и увидел... РОЙ. Огромную единую, черную плащаницу, раскинутую над Землей. Видимую за три миллиона парсеков... Омерзительную, по сути, и великолепную по устройству. У каждого человека свой паразит, но паразиты связаны коллективным сознанием.
  
   Удобно устроились, гадкие твари...
  
   Он заплакал, понимая, что сейчас Тень пирует, жадно потирая свои энергетические ручонки. Так вот почему в мире так много одинакового! И творчество, и открытия и любовь, и чувства - творение роя Теней. Мы такие похожие... уколи нас - и мы чувствуем одинаковую боль... Да, да. Тень постоянно поддерживает высокоморальные "понятия" однородности и одинаковости, как бы склеивая разумы людей собой.
   Хотел знать - получи. Он замотал головой, брызгая слезами и каплями дождя. Как мало человеческого осталось в нем...
   Побрел домой. Молчал. И Тень молчала, не то чтобы сожалела, но успокоилась, наевшись слезами.
   Впервые Курьер не знал, ЧТО ДЕЛАТЬ. Он даже не знал, идет ли дождь по настоящему, или Тень сжалилась над "великим воином", окропив иллюзорными каплями.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Слушай мир. Живой и настоящий. Спроси его и узнаешь тайну. Спой ему и услышишь любовь. Слушай Землю. Она живая. Раскройся и уснешь в ее объятиях...
   Он спал, вечный пленник нерешенных проблем. Мурлыкал миру колыбельную, плавал в спирали Земли, ныл о своей участи и страстно желал свободы. Потом проснулся. И, не стыдно тебе, взрослому дядьке, жаловаться на каких-то там паразитов? Подумаешь, завелись умственные глисты, ну, у кого не бывает?
   Курьер помял подушку, с некоторым удивлением замечая, что подушка стала легкой и воздушной, а потом, понимая, что спать больше не хочет, он взлетел к потолку и мягко протиснул голову вверх, за границу своей комнаты. Легко посмеиваясь, понимая, что спит на каком-то чудесном уровне, где можно помнить, кто ты, он понесся в самый быстрый и прекрасный круиз над спящим майским городом. Удивленная собачья стая перестала грызться и проводила курьера-колдуна завистливым взглядом, деревья радостно помахали крыльями-ветками, а пучеглазое вороньё возмущенно раскаркалось и захлопало крыльями, невольно аплодируя. Дома чуть подрагивали - вечернее желе из чьих-то фантазий. Холод ночного неба щекотал его макушку и ноздри. Звезд не было, но некие белые тени-субстанции носились тревожными призраками по небу. Искали, куда бы приземлиться?
   Чёрт возьми, он точно знал, куда так несется на колдовских парах. Посмеивался, мотая черной, лохматой головешкой, удивлялся и радовался себе, как ребенок, пытаясь сохранить остатки мужской чести.
   Она ждала его в Небоскрёбе. Расселась на троне из розовых лепестков. Такая же, как была в его первом сновидении - в юбке-колоколе со слезинками влюбленных барышень, с ожерельем из паучьих глазок, с веером из тени черепахи. Рыжие кудри спадали на голые плечи, как волны на сочинском пляже, жадно глодавшие сухой и шершавый берег. Повезло же кому-то, - подумал он о теле Рыжей Ведьмы, но потом отмахнулся - не было в ней ничего пошлого и сексуального. Андрей несмелым тигренком терся у ее ног, находя в этом утонченное эстетическое наслаждение. Едва подрагивал полупрозрачным хвостом, выражая свою покорность и преданность. Притворяется, зараза, отметил Курьер и сам тяжеловатым кулем пал к ногам ведьмы. Вместо стен были водопады воды, как в лучших супермаркетах Европы, полумрак и свечи. Вот она, убогая фантазия о красивой жизни местных дизайнеров-недоучек, - усмехнулся Влад. Впрочем, было сыро и прохладно, юбка-колокол едва колыхалась, навевая размеренный ритм движения приснившегося воздуха. Сюда бы опия или кальян.
   -Наслаждаетесь? - Громко подумал Курьер, сотрясая стены и квакая несусветными смешками.
   -Хочешь в Мёртвый Город?- Она сделала вид, что это они его позвали, что это они его ждали, и было это так давно, что пришлось непомерно долго скучать. Воспользовались бы Драконом, - качнул головой Курьер и увидел, как Андрей неуютно сжался, зафыркал, и, кажется, даже покраснел.
   -Я там был. Двигался как мешок с цементом, который пинают пьяные докеры.
   Про старикашку он решил пока не болтать, но Анжелика улыбнулась краем рта, - что-то увидела.
   С края ее платья вспорхнули десятка два стрекоз, они напали на Курьера, щекотали и шелестели крыльями, потом влились в его кожу, оставив легкие красные следы, как от недавних татуировок. Что еще за прививка от местной примадонны изящной словесности? Он собрался, было, громко возмущаться неуместной шутке, как тут же замолк. Стрекозы что-то изменили в нем. Словно застарелые ушные пробки вывалились из ушей и миллиарды звуков тут же атаковали слух не готового к ним сновидящего Курьерчика. Он сжался, упал на пол, проклиная наглую Рыжую Ведьму. Потом привык, с неким удовольствием прислушиваясь. Разговоры распадались при желании на отдельные монологи, уличные шумы на живущие собственной жизнью звуки. Атака на уши была такой сильной, что он не мог ни о чем больше думать, только сидел и слушал мир, восхищенно провожая каждый звук. Не время пускать слюни умиления, ковбой, взмолился голос разума и голоса утихли, осталась только музыка, но она пульсировала без звука.
   -Дарю тебе слух! - Снизошла Анжелика. - Ибо ты стал плохо слышать. Я спросила, хочешь ли ты попасть целиком своим двойником в Мертвый Город, а не вламываться через черный вход, пытаясь затащить себя целиком с физическим телом.
   Интересный вопрос. Он как-то про это не подумал. Значит в тот странный, манящий мир, с демонами-фаерами на белых ветках, можно заходить по-разному.
   -И как это сделать?
   -Мы недаром собрались в Небоскрёбе...
   (Ну да, конечно, Дракон с зёлеными глазами... )
   -...Здесь есть вход. Нормальный вход, даже для таких олухов как ты.
   -И где же он?
   Они вдвоем пожали плечами и стали растворяться прямо в воздухе, видимо просачиваясь в Мёртвый Город, не дожидаясь противного олуха.
   -Для каждого он разный. Ищи. Где-то есть.
   Какое-то время он посидел в странном оцепенении, наблюдая, как переливается вода в стенах, а потом закрыл глаза и упал в обычный сон. Не то обиделся, не то разленился. А может, силенок не хватило.
   Персик топтался по его широкой груди, громко урча и тыкаясь мокрым носом в губы Курьера. Вздрогнул, проснулся, прогнал кота, побрел в кухню, выпить стакан холодной воды.
   Стало немного грустно. Звезды на месте, собачья стая лается где-то на школьном дворе. Майская гроза ворчит над соседом-Ростовом. Приснилось ему или было на самом деле? Мир ничего не ответил Курьеру, а деревья замерли, изображая неподвижность...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Июнь.
  
   Убийственный блюз щекотал уши.
   По нескромной зелени шелестел мягкими кошачьими следами, приминая вечную траву под ногами. Вчера купил себе мотоцикл. Судзуки. Гонял без шлема по ночным улицам спящего в прохладе лета городка. Мошкара, кошки и демоны в Мертвом Городе прыскали в стороны, непривычные к смелому движению между сном и явью. Курьера видели все - птицы, звери, мотыли, Виктор, рыжие ведьмы и насмешники из Небоскрёба. Люди не видели, ибо спали. Спали всегда, во сне выстраивая свою убивающую однообразием жизнь.
   Зачем тебе мотоцикл, Влад? Скромно потупясь, поинтересовался призрак Мистера Кроули. Чтобы летать! - Отвечал Влад, и так широко расправлял крылья восприятия, что и правда казалось, - мотоцикл вот-вот оторвется от дороги и взмоет в неизвестность. Старичок в Мертвом Городе обещал научить его летать, Рыжая Ведьма и Проводник показали хитрый вход. Можешь протиснуться вместе с мотоциклом, или с Крайслером, или с загородной виллой, если силенок хватит.
   Курьер собирался строить собственный город в реальности Сновидения. Мотоцикл возьмет обязательно, он будет для него самолетом, для Ведьмы - метлой, а для Андрейки - супер-аэрографом. Дизайнеры ему ой как понадобятся - ну там, внешний вид нового мира оформить, и так далее.
   И еще, Курьер собирался отменить принцип одного не безизвестного демагога - по поводу того, что богатому в рай, все равно, что в игольное ушко. В его, Курьерском мире, каждый принесет, что сможет утащить, - можно, например, свою любимую улицу закатать в ковер и с собой прихватить, а там, в сновидении, они придумают, как коврик развернуть и апгрейдить по полной программе. Фабрики - по карманам, как исторические памятники старому миру, океаны по стеклопакетам разлить, и автозаводик; какой протащить, он еще не решил - БМВ или Ламборджини. Если кто-то захочет, конечно, со всем этим скарбом таскаться, - нет, так нет, новых насновидят, сколько угодно.
   Самое главное, что он понял, - там, за границей Небоскреба, в старом Мертвом Городе, - Теней нет. Это определяющее. Тела тяжелого и больного, - нет. (Надо сказать, сначала Курьер слегка притрусил, как-то привык он к своим твердым ручкам, ножкам и письке, но потом всё легко разрешилось - хочешь тело, получи его, только опять вернешься к Теням.)
   Его захватила идея просочиться в мир Сновидения и выплеснуть из глубин своего мрачного подсознания целый мир. Хрустальные дворцы, обнаженные и прозрачные, золотые мосты, реки пивные, висящие прямо в воздухе, деревья обязательно шаманские, - с корнями в аду, а ветвями на небесах. Солнце, не одно на всех, а по десятку - на каждого, и чтоб выключалась, как лампочка. Или нет, к черту формы; формы - обман, формы - фальшь, матричная иллюзия. Пусть все станут видящими, бесконечные поля энергии и спираль прекрасной девы - Земли, скользи по нитям энергии сколько влезет, сливайся энергией со всем живым во вселенной. Рожай новые миры из своего тела...
   Утопия?
   Утопия!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Он отмахнулся от голоса Тени. Была только одна загвоздка: не совсем было понятно, где столько энергии нахапать, чтобы целый мир высновидеть...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ходил по лету, осторожно, бережно, выпивал цвета и запахи аккуратными глотками. Словно на прощание. Трава будет в его мире, - зеленая, свежая, душистая. И звезды огромные, говорящие, влюбленные, и грачи на ветках, мудрые и лупоглазые, и рыба с плавниками и крыльями...
   Курьер захихикал. Кажется, сумасшествие накрывало его разум, вгрызаясь в оголенное когда-то магами-недоучками темечко. Интересно, как Тень будет управляться с психом?
   Куриный побег... Утопия?
   Ему было все равно. Полное равнодушие холодной паутиной укрыло весь организм. Он был готов притвориться сумасшедшим. Тень не верила в его вселенские планы. Подарила Курьеру мотоцикл, - на тебе новую игрушку; но поздно делать подношения, он больше не продавался за копеечные иллюзии.
  
   Маги-недоучки приходили - не то извиняться, не то мириться. Ждали его вечером, два дня подряд, под проливным июньским дождем. Курьер так и не подошел, пусть еще помокнут, разини, потом разберется. Он не простил, но потерял к ним интерес. Вчерашний раненый волк стал теперь таким сильным, что атаковать его не имело смысла.
   Хотелось увидеть Рыжее чудо, посмотреть, что вышло из пацана, но его энергетический след терялся где-то за пределами города, и Влад махнул рукой. Все это не имело значения. Он ничего не хотел, ни за чем не гонялся, и ни о чем не мечтал. Открытый миру, тихо наслаждался каждой гранью жизни. Паразит иногда сваливал подальше, но чаще все же кормился Курьром, предпринимая все более и более изощренные попытки выбить Влада из состояния равновесия. А хрен тебе! - Посмеивался Курьер, и косил под психа.
   "Я не вкусный, я мерзкий, я не реагирую на привычные шаблонные импульсы. И скоро я свалю, и потащу за собой всех, кто будет в состоянии уйти. Вот так. Так что, день твой последний приходит, энергетический буржуй..."
  
  
   Он встретил ее на закате - шлепала себе с такой стандартной авоськой, набитой снедью, в вызывающе короткой юбчонке, в спортивной маечке с дурацкими стразами, рыжие локоны скрутила в тугой узел. Совсем не накрашенная, глаза блестят, маникюр отпустила. Он обогнал ее на Судзуки, резким виражом рисанулся, тормозив перед самым носом. Ведьмы приходят в сумерках...
   -Привет.
   Она была частью мира, и в тоже время выпирала из него, как катастрофически падающая скала - можно было взобраться на нее, а можно было грохнутся, отбив все органы. Июньский закат хамил, как жадный любовник - то окрашивал небосвод в ярко-оранжевый, то бесился фиолетово-розовым, то совсем притух красно-синими оттенками. Буйство мира намекало на перемены. Курьер распустил свои энергетические щупальца через все 24 мира, доступные его организму на Земле. Волосы развесил в этой плоскости, слушать мир и ловить любое изменение. Черные пряди-антенны донесли: пространство дрожало, следуя за солнцем, гаснувшим в ночь... Кто-то совсем убогий вообразил этот далекий, раскаленный шар, на который даже нельзя смотреть. В мире Курьера все будет открыто и доступно видящим - Зырь себе до полного усёра, коль приперло.
   Он тысячеглазым пауком следил за ВСЕМ НЕОБЫЧНЫМ: вот какая-то тварь сиганула с верхушки сосны, и, пролетев сквозь школу, неуклюже плюхнулась на стадион, растаяв в облако под безжалостными софитами. Где-то до боли в сердце плакал ребенок-инвалид, пожираемый своей Тенью. Обычные люди копались в своем обычном человеческом дерьме. Он еще не решил - предлагать им вход в свой мир сновидения, или нафиг не нужны этим сиюминутным созданиям сверхвозможности, равные богу.
   -Привет, - она вовсе не испугалась, так, презрительно повела голым плечиком. - Ты там не зазнавайся слишком!
   О чем это бормочет Рыжая Ведьма? Он ощутил, как часть жизни осталась где-то на периферии сознания, запрятанная глубоко пугливым разумом. Курьер что-то натворил и теперь не помнит этого?
   -А что?
   -Ничего, просто не надо было так сильно пугать ребят...
   Кажется, он понял, почему маги-недоучки толпились робкой кучкой возле его дома, не в силах вякнуть и пол слова. Крутых дел, натворил, Курьер. Только вот когда?
   -Не помню ни фига!
   Она не поверила. Видела, как он отслеживает легкие подрагивания пространства и не верила. Смотрела на сияющий в закатных лучах солнца новенький мотоцикл и не верила, упрямо качая головой. Не притворяйся ослом!
   -Правда не помню.
   И вдруг он вспомнил - так, мелочь, Курьер - в теле дракона из сновиденья, на шее - Андрей-Проводник, рядом Ведьма кружит на реактивной метле, и поливает Курьер огнем всех неправедных магов-недоучек, прятавшихся по углам Небоскреба. Круто было! УХХХХ! Аж дух захватило. Интересно, а что он еще там вытворял? Спрашивать не стал, Рыжая Ведьма, кажется, теряла интерес, нервно пошаркивая кедом по ядовито-зеленой июньской траве. Размахивала авоськой, и мысленно откупоривала пиво в обществе такой же ведьмы.
   -Новая подружка? - Поинтересовался Курьер.
   -Тебе-то что?
   Вместе валить собрались, Курьер им не особо-то нужен. Вот тебе, Влад, ударчик под дых, на старости лет. Впрочем, Ведьма уже сыграла в его непростой жизни ту судьбоносную роль, что прописали ВС, так что грех жаловаться. Замуж позвать не успел, ну и бог с ним. Ведьму всё равно за хвост не поймаешь, и уж того паче, за косу не удержишь.
   -Я тут придумал кое-чего...
   -А... Про новый город в сновидении?
   -Уже знаешь?
   -Сам разболтал, когда в Небоскребе крышу чуть не снес. "Фиг с ним, все равно мой круче будет!". А энергию где возьмешь, герой?
   ...Ага, в жопе с дырой. Она права, нужно горючее. На какой-то очень долгий и грустный миг ему показалась, что идея так и останется идеей, а силенок у Курьера не хватит. Все его попытки - демонам на смех, и позор на весь Мертвый Город. Старикашка от него отвернется, и все маги-недоучки. Кончишь в канаве, друг, - заржал гомерическим лошадиным хохотом покойный Мистер Кроули.
   -Чё-нибудь придумаю.
   -Ну-ну, зови, если ЧЁ
   Иллюзионист. Вслух не сказала, но подумала, стерва.
   Курьер передумал жениться на Рыжей Ведьме. Не поверила... Если даже она...
   -Мертвый Город создали маги прошлого, мощные чуваки, мы им и в подметки не годимся. Он везде есть, над каждым городом, висит, как зеркало, и реальность отражает через сновидение. Так эти маги не один век трудились, - шедевр получился, и было их не много, ни мало, а челов пятьсот. А ты - один, и ты даже не помнишь, что в Небоскребе вытворял. Ха!
   -А если я найду, где взять энергии?
   -Тогда мы ВСЕ тебе поможем.
   Он взревел двигателем, не стал уточнять, кто это все. Зачем ему все? Он и сам сможет. Помчался гонять по вплывшему в мягкую ночь городу. Сначала злился - предатели... а потом пустил в себя червячка сомнения, и идея показалась смятой промокашкой, пустой и бесперспективной.
   Драные кошки проводили его злобным шипением. Неорганоид на школьном стадионе взлетел черной тучей, готовый пожрать детей на зеленой траве, демоны-фаеры радостно потерли свои перышки, ожидая, когда маг-недоделыш шлепнется к ним на ветки мертвой тушкой-призраком.
   Ты проиграл, ковбой. Как Мертвые Принцессы когда-то, как Мистер Кроули, как сеньор Кастанеда, как твой дед-шизофреник.
   Тень вернулась... Он затащил мотоцикл в лифт, и пустой, холодный и дрожащий, поплелся домой - к толстяку Персу, к новой версии Дъябло и двухлитровому соку из апельсинов.
   Твоё время вышло, Курьер?
   Никакого времени и не было...
  
   Легким перышкам посвящается...
   Отбойным молоткам посвящается...
   Несмелым вылазкам в ночи посвящается... Вся предыдущая жизнь Курьера.
  
  
   Целовал закат, так деликатно больно, так щекотливо приятно... Вдыхал полной грудью, то, что создала матрица. Плыл в облаках, как воздушный канатоходец. Улыбался первым лучам солнца и уплывал в запредельные моря с лунным светом, для него ставшим смелой дорожкой. Он жил в сотни раз лучше, чем обыкновенный человек, и собирался на этом успокоиться. Виктор подсеял новую стоящую командировочку в еще не исследованный Курьером приморский городок. Гульнем? - Позвал он Тень. Еще как! - Радовалась Тень. Все отлично, считал Курьер; просто зашибись, подпевала Тень, - МЫ ТАК ВЫРОСЛИ! МЫ СТАЛИ ТАК МОГУЩЕСТВЕННЫ, СМЕЛЫ И ВСЕСИЛЬНЫ. Нам в пору гордиться собой и занимать подобающее в обществе положение. "Через пару десятков лет ты сойдешь в могилку, но не беда, ты ведь проживешь яркую и красивую жизнь, а новые миры строить - чушь, глупость, белиберда, сон, пустая выдумка".
   Месяц он колесил по краю, вливал в себя много алкоголя, бывал на виду у всех, купался, мотался, парился, летал на Судзуки. Города-близницы встречали его одинаковыми лицами, томно предлагали свои однобокие развлекухи - парк аттракционов, кокаиновые дорожки, дешевых блядей на пляже, смелых гадалок и нелепых массажистов. Прозрачные бутики манили новой коллекцией дерьмо-очков, дерьмо-носков и дерьмо-подтяжек, рестораны именно для него ловили гигантских крабов, прозрачных креветок, юрких форелей и скользких осьминогов. Ожившие унитазы призывно ждали, когда он переварит дары моря. Ненасытные фарфоровые друзья искренне любили сошедшего с ума Курьера...
   Через месяц он взвыл.
   Мертвой волчицей, проспавшей своих единственных волчат.
   Взвыл, грязный, толстый и непомерно уставший от своих дурацких попыток увильнуть от необходимости быть Курьером в Бесконечность. Не можешь, Влад? Счастливая жизнь не для тебя? Как все сложно завязалось в тугой узел. Он рубанул его разом, с ужасом оглянувшись и вспомнив Мертвый Город. Еще чуть-чуть, и от него бы не осталось ничего, кроме пустой оболочки. Тень разжирела и даже не пикала, довольная своей сытой жизнью. Он подносил ей тонны энергии на блюдечке, без единых усилий со стороны паразита...
   Курьер умирал.
   Тихонько и изнутри.
   Видел издали Рыжее Чудо, Виктора младшего. Тот шарахнулся от своего бывшего Гуру, как черт от ладана, - не признал совсем. Было обидно. В рот словно набралась масса какашек. Рыжая Ведьма и Проводник приходили пару раз в сновидении, ужаснулись, покачали головами с видом хирургов, признающих свои действия безнадежными. Был Курьер, а стал мертвяк. Ушли и примолкли, мудрые совята.
   Не-деликатная смерть настигла бывшего Курьера, и он взвыл...
   ...пугая города и моря, громыхая в небе отголосками своего гнева.
   Упал, ощущая на языке кровь, а под ногами колючую пыль.
   Он не смог вернуться. К жизни счастливого зомби, к сладкому рабству в матрице.
   Огромная его часть потерянным пугалом бродила по мирам сновидения, и оплакивала безвременный уход избранного ВС Курьера.
   Значит нельзя вернуться?
   Нельзя один раз на клавишу delete?
  
   Что там в вашей голове, Мистер Кроули? Все черной магией балуетесь? Мальчиков соблазняете? С демонами заигрываете? Быть вам мертвым во веки веков, Мистер Кроули!
   Не смог Курьер спрятать себя на дне затхлой шкатулки, подсунутой паразитом и названной ОБЫЧНОЙ ЖИЗНЬЮ. И не спас он никого, ни Розу Марену, ни Рыжую Ведьму, ни пацанов из Небоскреба. Все так и повисли между сном и явью, между пропастью и танком с направленным на них дулом.
  
   Очнулся, пришел в себя, поцеловал землю - теплую, сырую, живую. Вокруг взвились тайфунчики, выросшие щупальцами из земли. Кажется, мудрая планета приставила к Курьеру неумолимых стражей, - один неверный шаг и они перемелят твои кости в песок.
   Он передумал идти умирать в жаркое июньское море, что жадно глодало берег, ожидая старого приятеля - февральского Курьера. Влад, помнишь, ты ведь спас мальчишку от пули, ты перевернул стену тумана, ты выпустил мертвую бабочку... - Увещевал вдруг подобревший голос Мистера Кроули. Курьер расправил плечи, и побежал, по дороге выбросив рюкзак; скинул жилетку, рубашку пустил по вдруг рассвирепевшему ветру, бумажник рассеял купюрами в мрачный июньский вечер, хохотнув вслед.
   Пылала надежда, сжигая грудь...
  
   Гигантские скачки растащили в стороны ноги-шпалы, тело-циркуль вращалось, натянув ватный мир на свою ось... Коловращение, начавшееся давным-давно в Сочи, здесь же и закончилось, усыпав мир звездами-семенами... Это он производил такие изменения, своей волей тычась в пространство с усилием голодного котенка, царапающего запертую дверь. Пахло едой - пиццей, вином, раками, и, как разлитые духи, расплылся запах магнолии. Матрица затрещала по швам, задребезжав ошибками. Вот-вот рухнет, провалив мир в ад небытия. Чернильная тьма окутала его плотным одеялом, переломав кости. Курьер падал, продолжая бежать, тьма почти совсем накрыла его, добровольного мертвеца, когда на парапете под пальмой он увидел Колдуна. Маг Мертвого Города, повелитель демонов-фаеров и февральских вокзалов, махнул своим плащом, наполнив мир змеиным шипением... Божественная молния!
   И показал лицо, - лицо Курьера, только светящееся изнутри так ярко, что сам Курьер сразу лишился глаз. Конец, тебе, ковбой! - Промелькнула мысль.
   Я заберу твои глаза, Колдун.
   Они и так твои, дурачок, - рассмеялся Колдун и притянул к себе глупого Курьера, ощутившего вдруг свою невероятную мощь и свет, исходящий изнутри. Вот так дела, я, кажется, проглотил Солнце...
   Он стал самим собой. Встреча с двойником должна была убить его, бескрылую бабочку, во всяком случае, так вещала Рыжая Ведьма; дуреха, начиталась почившего в иллюзиях сеньора Кастанеду! Курьер стал единым целым со своим двойником, в один миг выгнал Тень, и родился заново, настоящим и живым. Нежно и осторожно выпускающим свою силу, нетленно и самозабвенно влюбленным в жизнь, подвижно и мобильно играющим с миром. Наконец-то Курьер стал собой!
   Теперь он знал все об этом мире, о чем шепчутся возбужденные звезды в ночи, где начинается радуга и как затащить весь город в созданный им в сновидении новый мир. Мир богов, творящих все, что им заблагорассудится, не перекрещивая интересы; мир бесконечно гибкий, вместивший все, что может вообразить человек.
   Тьма постепенно отступила, осыпав напоследок блюзом холодных капель - не то росинок, не то морских капель... Соленые слезы матрицы.
   Яркий свет ударил Курьера по глазам, запах табака щекотал нос, и тлеющие угли зашуршали в ушах, пальцы судорожно нащупали ворсинки ковра... Черт, куда его занесло? Он вроде как был в вечном краю магнолий, захваченный коловращением, несся к манящему светом Колдуну! Курьер увидел перед собой удивленно качающего головой Виктора. Тот облизнул пересохшие губы и отложил сигару в пепельницу, с некоторым терпением ожидал объяснений - чего это вдруг, его курьер вывалился в резиденции босса прямо из воздуха, как заправский маг.
   -Не помню, чтобы назначал тебе аудиенцию...
   Ха-ха! Курьер приподнялся, стряхивая с себя оболочку-маскировку, как сгнившее тряпье. Засверкал неземным светом, глазами прожег резко заметавшегося по комнате Виктора, взмахнул атласным плащом, выпуская сочинскую тьму-поглотительницу.
   -Ты знаешь, что делать...
   Вот он - божественный сосуд энергии, широкий и бесконечный, как Миссисипи в кубе. Вот он - запасник силы для постройки нового мира. Курьер не разглядел Виктора только потому, что Тень задушила его моралью, сквозь пелену которой Влад и рассматривал Босса всех Боссов. Виктор был искусно замаскированным даром Высших Сил, неорганоид, накопивший за тысячу лет жизни контейнер энергии, сравнимый с размером Галактики. Вот теперь займемся, любовью, батарейка моя!
   -Ты пугаешь меня, Курьер... Мы так не договаривались!
   Он распушил перья, расплывшись большой серой дырой, пугающей до чертиков, с электрическими разрядами внутри. Ах ты, жадная тварюка, радостно потер руки Курьер, и без зазрений совести закутал Виктора в одеяло своего темного плаща.
  
  

Дорога открылась.

Всем видящим и слепым, всем жаждущим и умирающим.

Прочь из офисов, долой телеки, всем бросить жевать, спать и совокупляться...

Великий Курьер открывает проход. Кто может, пойдет, чтобы стать небывало свободным, чтобы летать на крыльях, чтобы телами поменяться с кометами, и колдовать с миром, вращая пространство и время, как возжелается.

Кто не потянет, доживет свою жизнь, как получится.

Всем отбывающим - подобрать хвосты, разорвать путы и семь футов под килем, ловите встречный ветер, он приведет ко входу...

Он представил, что будет с небосводом - почернеет от миллионов Теней, оставшихся без хозяев, бесноватых и сдувшихся на глазах от энергетического голода.

Жизнь и сон так похожи, смерть и вдох так легки...

Этот ветер всем вам!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Скоро будет выбор, и он будет один раз - не ошибитесь.

  
   Апокалипсис от Курьера.
  
  
  
  
  
  
   27.03.06.
  
   0x01 graphic
0x01 graphic
0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
   137
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"