Аннотация: Вторая повесть из сборника Васи Неторопливого "24.41" Без корректуры.
Вода была всюду. Казалось, неведомый великан пролил свою фляжку в Великую Степь и образовалась громадная лужа без конца и края. Воды было много, до самого горизонта - одна вода. И там, далеко-далеко, она поднималась к непривычному бледно-голубому, словно выгоревшему, небу, по которому неторопливо плыли редкие белые облака. А еще вода жила. Она дышала и шевелилась небольшими ленивыми волнами. Похожие пробегают по длинной полосе ткани, когда ее дергаешь вверх-вниз за углы.
Ослепительное жаркое Солнце гладило воду лучами, порождая яркие блики. А уж игру света около кромки воды и вовсе можно было разглядывать бесконечно. Степь там словно бы покрывала сеть. И там мелькали крохотные оборотни. Вытянутые, стремительные конструкции блестели металлом и убегали, стоило к ним протянуть руку.
На горячем песке были разбросаны белые кости причудливой формы. Эти хрупкие останки неведомых существ ломались под легким нажимом и внутри они не были полыми. Подальше на берегу виднелось что-то похожее на разрядники кротов, только гораздо больше. Да и в отличие от мачт, сооружения венчали не шипастые металлические шары, а гибкие, вытянутые пластины из странного зеленого пластика. Легкий ветер лениво шевелил их, да и сами мачты слегка покачивались, в отличие от жестких кротовых. Страшно было даже подумать, какое зверье могло соорудить такие штуки и вместе с тем они не казались опасными.
Солнце скрылось в облаках и стало прохладно. Затем поднялся ветер. Волны стали большими, подбирались все ближе к ногам. Мелкие ошметки горелого пластика гнало куда-то в сторону сгибавшихся чуть не до земли мачт
- Зябко... - пробормотал Почтарь, открывая глаза.
Слышалось шуршание. Так бывает, когда на улице метет поземка из ледяной крупы. Свежий ветер. И холодный, а не тот, что был во сне. Почтарь поежился и подсел ближе к раскаленной спирали. Ему всегда будет холодно, даже если очаг умудриться сунуть запазуху. Нет, не то, не совсем холод. Очень трудно описать подобное состояние. И пусть так не говорят - "голодный холод", но лучшего определения и не найти. Да и стоит ли тратить силы на поиски? В конце концов даже от самых правильных слов теплее/сытнее не станет. Да и кому из обитателей Великой Степи интересны проблемы Почтаря, скажите на милость?
- Вот и договорились. - сказал он, будто ставя точку в давнем бессмысленном споре.
А вообще, мысленно спорить сам с собой он начинал для того, чтобы отвлечься, когда чувствовал себя не очень хорошо. Сегодня, например, рука побаливала сильнее, чем с ней это обычно случается. Смазка, наверное, не поступила в достаточном количестве. Почтарь сжал пальцы и суставы громко заскрежетали. Он посмотрел на руку и вздохнул.
- Беда... Видать спал крепко.
Почему-то всегда с телом начинало твориться что-то неладное только когда крепко спишь и видишь красивые сны. Чем реалистичней сновидения, тем больше проблем утром. К слову там, у воды, он видел свою руку совсем другой, человеческой. И помнил, что удивлялся, разглядывая морщинки на светлой и теплой коже. И пока во сне он радовался вновь обретенным человеческим рукам, в реальности слой пластика истончился настолько, что местами потрескался. По всей видимости новая кровь по какой-то причине перестала нормально циркулировать. Что ж, на такой случай лекарство есть хорошее.
Вздохнув, Почтарь сунул пострадавшую кисть в ведро, наполненное вонючей черной жидкостью. В прошлом году повезло добыть эту густую субстанцию из старого, насквозь прогнившего чудища, что было у самой развилки Южной и Восточной дорог. Бальзам, что каким-то чудом сохранился ржавых останках, хоть и вонял отвратительно, но отлично помогал справится с большинством проблем, что частенько возникали из-за остановившейся трансформации
По кисти руки словно кровь, не та, старая красная, а нынешняя, стекали вязкие черные капли. Почтарь осторожно подвигал пальцами: скрип в суставах вроде бы исчез. Движения стали плавнее, да и усилий на них почти не требовалось. Растрескавшийся пластик кожи стал быстро затягиваться, боль отступила и снова появилась легкая ритмичная пульсация в сигнальной системе. Конечно, подвижность пальцев пока еще оставалась ограниченной, а усилия не получалось откалиброать, но тут ничего не поделать - требуется время.
Когда жидкость перестала капать с кончиков пальцев, повеселевший Почтарь потер ладони друг о друга и тонкий слой бальзама моментально впитался в кожу.
- Ну, с этим, считай, все. - произнес он вслух и задрал штанину.
Ничего не изменилось. Количество и размер пятен пластика, - этих "меток оборотня", - остался тем же, что и раньше. Такими они были и год назад, и десять лет, но все равно Почтарь каждое утро с тревогой рассматривал пятна. Он не знал, радоваться ли тому, что процесс замер или же огорчатся. Одно было совершенно точно: болезнь решила больше не связываться с уродом - то ли недооборотнем, то ли недочеловеком . И правда, ну что ей возиться с неудачником, который и в оборотня-то не мог нормально превратиться...
По крыше загромыхало. Так всегда бывает, когда приходят люди.
- Люди...
Почтарь вздохнул и принялся убавлять мощность в очаге. Снижать ее требовалось практически до нуля, коль скоро вылезать наружу. Холодный ветер куда сильнее даже самого большого и горячего сердца - он выстудит все. Так уж лучше поберечь энергию.
Занимаясь нехитрым делом, Почтарь в который раз задался вопросом: а что же у него самого срывается в груди под металлом и пластиком? Пожалуй, ответа не узнать до самой смерти. Это выяснится когда кто-то распотрошит уродливое тело и докопается до истины. А знать хочется сейчас, чтобы понять, к кому ты ближе, к людям или оборотням.
Почтарь вскарабкался по шаткой лестнице и приподнял крышку люка: вокруг стояли узлы разных форм и размеров, большой ящик. И никого живого рядом, конечно. Что ж, привычная картина. Люди боялись и презирали Почтаря за то, что он был оборотнем. Точнее, почти оборотнем. И поэтому презрения к нему было куда больше страха. Почтарь ведь не охотник за живой плотью. Тут, скорее, опасение заразиться или просто осквернить себя общением. Стань Почтарь настоящей тварью, то презрение мгновенно испарилось бы, уступив место страху. Но коль скоро этого не произошло, люди, хотя и не жаловали уродца, пользовались его способностями. А что, прекрасный вариант. Оборотням Почтарь безразличен, животные, за редким исключением, его побаивались. Он мог без опаски жить там, где не отважился бы поселиться никто из обычных людей. И, кстати, мысли на эту тему не раз приходили ему в голову. Не то, чтоб он рассматривал всерьез такой уход, но сама возможность успокаивала, примеряла с действительностью. Хорошо знать, что ты свободен как никто из горожан и только у тебя есть выбор, которого лишены как люди, так и оборотни. Но знать - одно, а хотеть - совсем другое. Почтарь желал только одного: быть поближе к людям. Если и не жить в Городе, то где-нибудь поблизости, чтобы хоть изредка видеть бывших сородичей. Именно поэтому он и стал Почтарем. Сам, без посторонней помощи, построил фургон и начал занимался регулярной доставкой разнообразных мелких грузов и писем между поселениями.
Все время радость и боль терзали душу Почтаря. Радость - он все же полезный член общины, может служить людям, а боль - никто не хотел видеть недооборотня, находиться рядом с ним. Горожане складывали грузы рядом с его жилищем и тут же убегали, стоило шевельнутся крышке люка. А в тех поселениях, куда Почтарь доставлял посылки, его не пускали дальше внутреннего двора. И не убивали только лишь потому, что знали, кто он. Выбравшись из дома, Почтарь перенес все поближе к проему, а затем одну за другой, спустил вниз посылки, предназначенные для сегодняшнего рейса. Потом придется все поднимать обратно, но ничего тут не поделать: подготовка фургона - дело не быстрое и требует сосредоточенности. Это не лодка, где можно все закрыть двойной трюмной тканью. Да и экипаж там, вахты. Один моряк на палубе всегда дежурит. А здесь, если не следить за грузом, мелкая живность обязательно попортит содержимое отправлений.
Перед тем, как подняться к поверхности, почтарь взглянул на банку, в которой обитал светлячок. Сейчас он светился нежно-розовым. Это, считай, полдень. Значит, надо поторопиться.
В который раз Почтарь с грустью подумал, что светляк сильно потускнел и давно пора его заменить на нового. Каждый раз обещал себе не забыть поймать и все время забывал. Даже не так, не забывал - откладывал на потом, старался отсрочить момент. Вот когда шарик совсем перестанет светиться, тогда... Жалко было светлячка: столько лет они катаются вместе, а ведь такие существа редко больше года в неволе живут. Значит, хорошо ему здесь. К тому же Почтарь мог поклясться, что светляк все понимает. Многочисленные усики существа начинали вибрировать, когда приближался хозяин.
В последнюю свою ходку Почтарь спустил вниз плетенную из проволоки сумку-корзину. Там, как и ожидалось, была еда. Она же плата за работу, а плату он всегда брал вперед. И не потому, что был жадным или не доверял людям. Еда требовалась для того, чтобы в рейсе не пришлось добывать себе пропитание.
В самом начале своей деятельности Почтарь пару раз катался голодным. Пришлось заниматься еще и охотой, а для этого оставлять фургон. Несколько посылок пропало, что вызвало недовольство людей. Но правду сказать, если дичь оказывалась в поле зрения и особенно быстро двигалась, то не грех было и поохотиться. Это помогало разбавить объедки и подпорченные продукты, которыми люди предпочитали платить за услуги недообортню. Почтарь не был слишком уж гурманом, в какой-то момент трансформации он почти потерял способность чувствовать вкус. Заболеть от плохой еды тоже не мог, ибо организм оборотня перерабатывал практически любую органику в энергию иным, нежели у людей, способом. Однако запахи Почтарь различал отлично, да и вид испорченной пищи вызывал отвращение. Да и вообще, хотелось хотя бы иногда перекусить свежатинкой, побаловать себя.
Почтарь достал из сумки шмат изрядно подтухшей вяленой суслятины, откусил кусочек и принялся жевать. Да, для горожанина-человека такое мясо считалось испорченным. Но если даже не принюхиваться, то все равно понятно, что от свежего оно сильно отличается - в мясе завелись черви. И все же оно оставалось вполне съедобным для получеловека. Сейчас Почтарь откусывал кусок за куском и чувствовал, как мелкие черви пытались ужалить его в язык, да только силенок не хватит прокусить пластик. Покончив с суслятиной, он принялся за овощи. Мягкие, подгнившие, они давали множество важных элементов организму. Не насыщали, как мясо, но зато выравнивали баланс в организме, помогали оборотню синтезировать нужные элементы. В общем , энергетический подъем после них ощущался, что можно считать эквивалентом сытости.
Тщательно перебрав оставшиеся продукты, Почтарь выбросил весь найденный в сумке пластик в ведро. В этот раз отходов получилось довольно много. Он недоумевал, с какой стати горожане решили, что оборотень должен любить жевать пластик? Органика- и та не вся одинакова, могли бы и по себе понять такую простую истину. Он каждый раз складывал пластик на дно корзины, когда выставлял ее на крышу. Те, кто занимался доставкой посылок, вытряхивали содержимое и не могли не видеть, что Почтарь считает отходами. И все же в следующий раз среди еды вновь оказывался явный мусор. Не тот же самый - Почтарь это не раз проверял, но похожие ошметки пластика.
Почтарь выбрался наружу. Ледяной ветер обрадованно накинулся на жертву, пытаясь закрутить, сорвать одежду, вытянуть тепло. Почтарь поежился, поплотнее запахнув латанное тряпье. Холод, как и боль, он, к сожалению, тоже пока чувствовал, но покуда в организме достаточно энергии, умереть от переохлаждения он не мог. Гораздо хуже, что поскрипывает колено. Хорошая подвижность суставов в рейсе - жизненная необходимость. Впрочем, вроде бы все двигается без задержек, не мешает сейчас и ладно.
Затворив люк, Почтарь вставил в массивные петли здоровенный ржавый болт и закрутил на пару оборотов столь же изъеденную коррозией гайку. От любопытных людей, если тем вдруг вздумается наведаться, такой засов не поможет, но очень сомнительно, что кто-то из горожан вдруг придет. А вот от живности спасает прекрасно. Таким же способом запирался и изрядно поржавевший контейнер, где находился фургон. Бывало, что зверье перекусывало проволоку и вытаскивало штыри, а вот болт им не по зубам, сколько бы твари не старались. Почтарь не раз видел отметины - царапины изрядной глубины, а то и застывшие капли расплавленного металла, но как бы то ни было засовы выдерживали. Пока, по крайней мере. Разве что иногда приходилось менять штыри, но недостатка в них не было. Конечно, от тварей побольше или поумнее ничто не спасет. Но что тут делать подобным существам? Оборотни, вот, чуют в Почтаре своего и стараются держаться подальше, а поскольку от обиталища не пахнет людьми, оно крупным хищникам не интересен.
Раскрыв створки, Почтарь выкатил свой фургон, затянул тормоз, подложил под колеса камни, чтоб уж точно не позволить ветру похулиганить, и вынес из контейнера мачту. Главная, она же и самая тяжелая часть работы - приладить "привод". Хорошо морякам, у них там все иначе и да и ветер в Городе куда тише - не слишком-то мешает при подготовке. К тому же мачту ставят только когда меняют старую, да при этом еще и работает вся команда. А здесь - возня в одиночку. Высокая жердь, с блоками и веревками, сама-то по себе довольно увесистая, но когда ее раскачивает ветер, то кажется, что весу в ней раза в два больше. И ведь этой неподъемной дубиной надо исхитриться и попасть четко в отверстие. При том так, чтоб не перекосило по дороге - возни прибавится. Установил мачту с первого раза - считай, что повезло, больше сил на парус останется. Или не повезло, если в приметы верить. Как говориться, когда в начале все идет гладко- жди беды потом.
Заметив, что кто-то на подконтрольной территории решил заняться делом, ветер окреп и принялся налетать порывами. Качающаяся мачта вырывалась из рук и пару раз падала на землю. Только с третьего раза, как следует прицелившись, Почтарь воткнул-таки мачту в держатель. Ее перекосило и заклинило, но это уже был прогресс по сравнению с предыдущими попытками. Ветер обиженно взвыл, закрутил пыль в маленьком смерче. Он задул будто бы сразу со всех сторон и швырял в лицо Почтарю мелкую ледяную крупу. Но затем все же устал, а может быть унесся к тучам, чтоб пожаловаться им на упрямого полукровку. Этого затишья оказалось достаточно для того, чтобы одним движением поставить мачту четко в гнездо. Да, судя по тому, сколько времени и сил отнял первый этап - дорога обещала быть не слишком напряженной.
Проверив еще раз крепления, Почтарь натянул веревку-ограничитель и отправился за следующей деталью - парусом. Он сам придумал конструкцию и соорудил сам парус, использовав прочный и легкий пластик. Такой не часто попадался в развалинах, пришлось не день и не два бродить по окрестностям. А затем резать, греть, гнуть, приспосабливать хитрый материал, чтобы пластик превратился в хороший парус. Или нет, не так все происходило. Сперва были десятки попыток сконструировать нечто хитрое, способное использовать ветер, но чтобы попроще, чем у парусников. Да, только после того, как моделька фургона смогла хорошенько разгоняться и двигаться даже против ветра, Почтарь принялся за постройку большого паруса. Много разных задач пришлось решить в процессе изготовления, но в результате все же получился неказистый, но вполне функциональный косоугольный обтекаемый короб, способный заставить ветер как следует поработать.
Стоило вынести из контейнера парус, как ветер вновь принялся за свое. Резкие порывы швыряли ледяную крупу в лицо, куда бы Почтарь не повернулся. Пришлось ждать когда станет хоть немного потише. Улучшив момент, он одним движением поднял легкий треугольник, надел кольца на штыри мачты и тут же установил в отверстия шплинты. Заметив, что Почтарь вновь оказался хитрее, ветер налетел с удвоенной силой. Он с остервенением затряс фургон и попытался сорвать парус. Кое-чего ветру добиться удалось: он вырвал веревку из рук полуоборотня. Впрочем, ничего страшного не произошло: треугольник нижним ребром жесткости уперся в ограничитель. Почтарь хмыкнул, не торопясь зацепил тяги, развернул парус на нужный угол и закрепил его в таком положении. Теперь, при каждом ударе ветра, фургон начал вздрагивать и скрипеть. Но теперь это были не жалобы на судьбу, а просьба немедленно отправиться в путь.
Почтарь убрал из под колес камни, запрыгнул, приотпустил рычаг тормоза, придерживая ногой педаль тяги паруса. Фургон плавно тронулся с места и двигаясь размашистой змейкой катился к дому. Можно было двинуться и по прямой, но перед погрузкой имело смысл проверить как что работает. Почтарь проехал пару кругов, чтобы убедиться в исправности узлов, а затем подрулил к дому и плавно остановился. Сегодня он остался доволен поведением фургона.
Погрузка всегда была делом замороченным и не очень-то легким. Стащить весь груз вниз куда проще, нежели поднять. А ведь все надо еще и уложить внутри фургона. Причем, это следовало сделать так, чтобы груз лежал правильно, иначе перекос может плохо сказаться на управляемости узкого, по сравнению с парусником, фургона. Ну и основательно закрепить поклажу требовалось, чтоб при резких маневрах ничего не летало внутри и не нарушало баланс. Почтарь помнил, как в первые свои рейсы учился понимать эти нехитрые правила, испытывая все на своей шкуре. Иногда и в буквальном смысле. Будь он обычным человеком, то вряд ли бы смог пережить все аварии. Правда, будь он обычным человеком, то никогда не стал бы заниматься тем, чем занимается сейчас, ведь живи он человеческой жизнью, то занимался бы уходом за животными и выращиванием хлеба.
Когда фургон был загружен, Почтарь повесил на боковую стойку сумку с едой и еще раз прошелся, придирчиво проверяя каждый узелок крепления. Этот ритуал он соблюдал неукоснительно. Покончив с проверкой, слазил вниз, забрал из очага сердце оборотня и убрал его в укромное место. Вряд ли, конечно, кто из людей сунется в жилище полуоборотня, но все же. Остаться без тепла для Почтаря хоть и не смертельно, но неприятно, а другое добыть - дело нелегкое.
Каждый раз, когда перед уходом в рейс Почтарь закручивал гайку замка, он старался не думать, вернется ли обратно. Если перед дорогой задумываться над такими вещами - с места не тронешься. Смерть поджидает всюду, в любой момент всякий путешествующий по Великой Степи может узреть Солнце, а Почтарь, как и любой другой обитатель мира, не слишком торопился умереть. К тому же стоило только начать колебаться человеческой части, как тут же начинал встревать оборотень. А от этого нарушалась координация движений и путались мысли. Да и восстанавливаться приходилось долго.
Почтарь убрал тормоз и осторожно повернул парус. Фургон тронулся с места и,
погромыхивая колесами по растрескавшейся серой полосе дороги, начал разгоняться. Почтарь только чуть подруливал, старясь держаться середины дороги.
Серое полотно, серое небо, серые каньоны Развалин... Все вокруг серое, будто краски вымерли вместе с теплом и светом. Серость буквально высасывает жизнь, заставяет месчтать о том, чтобы рассыпаться пылью, исчезнуть, сгинуть. В такие периоды совершенно необходимо уметь слушать и слышать. Вот ветер подвывает в снастях и щелях фургона, словно тянет своеобразную мелодию, для которой колеса отбивают ритм. И эти звуки переплетаются, становясь единой композицией, отзываются эхом где-то в груди. А может и не в груди вовсе, а в сердце? Что если оно все еще человеческое?
Каждая такая мелодия вызывали в памяти какое-нибудь событие прошлого. Из далекого, почти сказочного времени, когда Почтарь еще был человеком. А поскольку мелодии никогда не повторялись, то и воспоминания разнились. И всегда они были добрыми, после них хотелось верить в лучшее и даже в выздоровление.
А затем, в какой-то неуловимый момент, музыка вдруг словно бы начинала жить сама по себе. Она покидала тесные пределы души, усложнялась, вбирая в себя все больше и больше звуков. И память начинала пасовать, неспособная подстроиться под звучащую музыку. И тогда она становилась частью дороги, как фургон, ветер и сам Почтарь. Единое целое, мчащееся через Развалины, через Великую Степь. В такие моменты уходила боль, испарялись обиды и не оставалось ни единого сомнения в том, что такая сущность запросто способна добраться до места, где есть то самое единственное для всех Солнце. Что бы ни ждало на пути - все преодолимо. И тогда Почтарю хотелось петь. Но он не знал песен, которые бы могли сочетаться с этой потрясающей Музыкой Пути и тогда сочинил свои слова. И хотя придумывались они долго, получилось нечто поцарапанное, неуклюжее. Но зато она чем-то походила на сам фургон эта коротенькая песенка. И хоть Музыка в страхе от нее бежала, но зато текст отлично сочетался с настроением того, кто поет. С этой песней было замечательно мчаться по Великой Степи.
Мой старый фургончик негромко скрипит,
Великая Степь нам навстречу летит.
Лишь ветер-бродяга швыряется льдом,
Оставив другие дела на потом.
Он с мачты пытается парус сорвать,
Чтоб видеть, как тот будет в тучах летать.
Но как ни старается-тужится он,
Лишь только сильней разгоняет фургон.
В далеких селениях люди нас ждут,
И верят - в фургоне посылки придут,
Я всех адресатов в поселках найду,
Их грузы раздам, для других - заберу.
Пока фургон двигался, Почтарь повторял и повторял эти слова. То сквозь зубы, то с придыханием, но каждый раз совершенно не так, как в предыдущий. В общем-то он даже не замечал, что поет, ибо привык к песенке. Она была и талисманом, и своеобразной мантрой, а может даже заклинанием. Короче, песня стала неотъемлемой частью пути. И не важно, приносила ли она удачу: просто так было легче и все.
Во время поездок шквалы налетали довольно часто, тогда фургон кренился и приходилось довольно шустро управляться с парусом, чтобы не уехать в Степь или, того хуже, не опрокинуться. Привычная рутина пути, нечто обыденное. Единственное, когда ветер начинал шалить слишком часто, то рано придавливала усталость. Но нынешняя поездка проходила на редкость спокойной, по крайней мере - пока. И не только из-за редких боковых порывов ветра, а вообще: суставы почти не скрипели и не заедали, а спина хоть и побаливала, но не до темноты в глазах. Конечно, пока что это была не совсем Степь, а только Развалины, однако в каменных каньонах ветер тоже любил озорничать.
Полоса везения не прервалась и в местечке, где Почтарь останавливался на отдых перед тем, как выехать в Степь. Обычно на выезде из Развалин колыхался целый лес смерчей, а сейчас уныло покачивалась лишь парочка, да и те выглядели немощными. Когда капитально не везло и просвета среди столбов было не разглядеть, Почтарь оставался на площади до тех пор, пока не откроется кусочек чистого пространства. Конечно, и при полной блокаде проскочить наверняка получилось бы, подключись к процессу оборотень, однако точнейшее маневрирование отнимает много сил. В конечном итоге оно вымотает настолько, что потом придется долго отдыхать и все усилия окажутся бессмысленными. Да и то сказать, какой отдых может быть в Великой Степи...
Судя по мусору, ветер над Дальней площадью давно не менял направление: под правой стеной скопилось немало мусора. Значит, тут вполне можно было передохнуть даже не слишком прижимаясь к камням бортом. Почтарь отыскал взглядом местечко у стены, что находилось ближе к выезду, и лихо пронесся, лавируя между кучами железа и ямами-ловушками. В мертвой зоне, где ветер стих, пришлось развернуть парус так, чтоб тот не тормозил ход и катиться по инерции к намеченной площадке.
Фургон качнулся и остановился точно там, где и хотел Почтарь - между двумя невысокими кучами сухой травы. Хорошее местечко, почти ровное. Почтарь спрыгнул и заглянул под днище. Стало понятно, отчего фургон тряхнуло: одно колесо угодило-таки в неглубокую яму. Не страшно, но все же плохо. Яму-то Почтарь видел и хотел оставить ее между колес, но вот поди ж ты!
Никакого вреда фургону препятствие причинить не могло, но тут дело было в другом: Почтарь устраивал себе проверку, чтобы наверняка знать возможности столь необычного своего организма. Проверить взаимодействие частей, так сказать. А то, например, как со зрением. Случалось иногда, что мир вдруг начинал раздваиваться, даже расслаиваться. Если такое происходило до или на самой Дальней площади, то не страшно. Достаточно было на время отвлечься от всех посторонних мыслей и повращать правым глазом. Что-то там внутри не ладилось: привод заедал или настройка сбивалась. Обычно хватало нескольких секунд, а затем раздавался легкий щелчок и оба глаза начинали работать достаточно синхронно. Выявить же неполадки помогали только такие маневры, когда требуется точнейший глазомер и напряжение организма. И испытания проводить можно только здесь, на площади. А ведь еще и точная настройка требовалась, которая уж точно не могла проводиться в Степи, потому как совсем другой метод применялся.
Порывшись в инструментальном ящике фургона, Почтарь добыл брусок твердой черной глины, которую еще некоторые знающие называли графитом, и трафарет. Как ни странно, но с помощью этих нехитрых вещей можно было точно "отладить" зрение. Почтарь подошел к стене и натер бруском прорези в пластике. На шершавом бетоне появились концентрические круги. По такому рисунку удавалось настроить глаза практически идеально.
Почтарь уселся прямо на бетон и сконцентрировался на полосочках. Правый глаз тихонечко пощелкивал. С каждым щелчком двоящиеся линии рисунка сходились все ближе, пока не превратились в одинарные. Еще мгновение - и мир начал выглядеть абсолютно четко. До каждой его точки расстояние теперь легко определялось.
Все это было связано и с координацией движений. После коррекции зрения руки и ноги начинали работать намного отчетливее. Во всяком случае не мешали друг другу, а настройка проходила в автоматическом режиме.. Возможно, что щелчки в глазницах Почтарю только чудились, а настраивался весь организм, но как тут можно быть уверенным в чем-то. Ведь коль скоро все проблемы, портящие жизнь, происходят из-за неполного превращения, то в ощущениях не так уж просто разобраться. Ладно, хоть настроить все можно. Точность-то очень важна: от нее напрямую зависит жизнь. Положим, до Площади тянулись места, куда зверье не очень-то совалось из-за ловушек, что остались тут еще с глубокой древности. Тут с нападающими, коли такие объявятся, справится достаточно легко. А вот дальше начиналась Великая Степь. В общем, только до Дальней площади и можно было позволить себе маленькие ошибки, а потом уже все. Там, в Великой Степи, малейший просчет фатален.
Почтарь вспомнил первые свои поездки. Тогда еще не придумал он тот трафарет и не было у него кружка с полосочками дома на стене. Ну и как-то однажды, из-за неверной оценки расстояния, его фургон налетел на ежа, парившего над дорогой. Тяжело вспоминать о том времени. До сих пор сжималось сердце, когда бритвенно-острые кромки дисков ежа кромсали металл, поклажу, а крутившиеся под ногами мелкие грызунымигом растаскивали кусочки по норкам, как бы их не пытался Почтарь отогнать. Вдвойне было обидно то, что еж-то не хищник, он питается мелкой шушерой и не нападает на крупные объекты, просто защищаться умеет. Объехать его легко, видно издалека, а вот если зацепишь - мало не покажется! Почтарь не успел вовремя сманеврировать. В общем, пришлось сооружать новый фургон. Хорошо хоть парус не пострадал. А то его изготовить едва ли не сложнее, чем построить фургон. С той поры Почтарь научился "юстировать" свой организм. И всегда делал это два раза: один раз - до старта, второй - перед выездом в Степь.
Покончив с настройкой, Почтарь забрался в фургон и устроил себе пир. Солонина, если не считать запаха, оказалась вполне приличной, не слишком подтухла. Хотелось верить, что сумку с едой собирала женщина, которая старается найти продукты посвежее. Почтарю было приятно думать, что такая неплохо к нему относится. Что однажды они встретятся. Ну, пусть не встретятся, а увидятся хотя бы издалека. Помахать ей рукой. А может и неплохо, что они лично не знакомы и, скорее всего, никогда не познакомятся. Вдруг оказалось бы, что никаких особых чувств женщина не испытывает, а просто время от времени наступает ее очередь собирать еду. И с продуктами - чистое везение.
Обед шел своим чередом, когда снаружи послышался тихий то ли плач, то ли скрежет. Звук вроде бы и не угрожающий, но посторонний. Почтарь насторожился, отодвинул сумку, вытащил нож и выглянул наружу. Пусто. Скорее всего ветер оторвал очередной проржавевший насквозь лист на одной из конструкций поодаль, а теперь железо болтался, издавая жуткие стоны. Такие штуки производят иногда очень странные звуки. Похоже, сейчас как раз такой случай.
Почтарь убрал нож, отвязал висевший под самой крышей сверток и вытащил оттуда арбалет. Точнее, что спервоначалу задумывалось как арбалет. После множества модификаций оружие совсем не походило на то, было изображено на картинке, но зато вполне неплохо стреляло. Конечно, ружьям горожан в убойной силе и дальности оружие еще уступало, однако уже не слишком. Почтарь чуть не после каждой поездки что-нибудь усовершенствовал и надеялся-таки однажды добиться как минимум не худшего результата.
Перед тем, как закрепить арбалет на стойке фургона, Почтарь тщательно проверил, как он заряжен и обнаружил, что одна из пружин не взведена.
- Ах, ты, елки-палки...
Он вставил указательный палец в отверстие шайбы над пружиной, а большой - в такое же у ложа. Подлеченная рука на этот раз действовала прекрасно и Почтарь точными движениями привел механизм в боевое состояние. Проворачивая трещотку, Почтарь проверил барабан, а затем, доставая по очереди из прикрепленного к стойке ведерка камни, вложил по одному в каждое отверстие.
Заряжая арбалет, Почтарь с удивлением заметил, что никак не может припомнить, стрелял ли из него для самообороны. И вообще, во время движения арбалет требовался разве что для самоуспокоения: стрелять по хищникам Великой Степи, да еще на ходу - дело гиблое. Да хоть бы и остановишься: хищники перемещаются на таких скоростях, что прицелится толком не успеешь. Опять же, пробить камнем броню не выйдет. По крайней мере с первого раза не удастся наверняка. Вообще, ввязываться в драку глупо, лучше избегать встреч, уходить от опасности. А если уж сцепился, то ничего лучше ножа и придумать невозможно. Иногда и просто руками удавалось справиться.
Покончив с едой, Почтарь сделал из бутылки небольшой глоток воды и спрыгнул с фургона. Пройдя шагов двадцать, он остановился, повернулся спиной к понемногу крепнувшему ветру и облегчился, хотя, если честно и не очень хотелось. Но впереди длинный перегон, а будет ли нужный ветер, окажется ли поблизости укрытие и удастся ли вообще остановиться по пути - неизвестно. Поэтому если можно предупредить возможную остановку, то лучше это сделать. А таких вещей - раз, два и обчелся. Остановка по нужде - одна из них.
Почтарь сложил остатки провизии в сумку, проверил, как закреплен груз, покачал тяги. Вроде бы все в порядке, можно было ехать. Он задрал голову и взглянул на небо. Там проносились темные тучи, влекомые мощным ветром. Ровно шли, не клочьями. Похоже, что с погодой нынче тоже повезло.
Впрочем, Почтарь смотрел в небо не только для того, чтобы выяснить кое-что про погоду. Очень хотелось снова увидеть Луч. Случилось однажды так, что на несколько мгновений тучи разорвались, разошлись, продырявились и сквозь прореху пробился ослепительно яркий луч света. Сперва это явление показалось страшным, как все необычное. Каждый, живущий в мире, знает, что все необычное - опасно, а те, кто это не понял - давным давно вымерли. Но он не был опасен, этот яркий столбик света, упершийся в останки какого-то давно сгнившего механического чудища. Прекрасный мостик между небом и землей, этот лучик дарил ощущение безопасности. Кусочек сказки посреди серого ледяного сумрака.
Почтарь не сразу сообразил, что видит тот самый легендарный Солнечный свет, о котором говорили на проповедях. Сперва показалось, что светится какой-то большой родственник светляка. Почтарь ринулся к пятнышку, чтобы схватить, но ладонь не встретила сопротивления, а оказавшись в круге света, вдруг ощутила доброе тепло. Непонятно как, но оно разительно отличалось от того жара, что давало сердце оборотня. А может быть так казалось? Почтарю не удалось разобраться: луч пропал так же неожиданно, как и появился. Тучи сдвинулись и снова неслись по своим делам. Все вернулось на круги своя. Впрочем, нет, не все. Солнечный свет навсегда остался там, внутри, под пластиком кожи, за сталью ребер, за грудной броней. И он грел надеждой. Возможно еще и поэтому Почтарь оставил мысли о самоубийстве, предпочтя жизнь изгоя. Да и как можно хотеть добровольно умереть, если внутри живет частичка Солнца?! А если вдруг однажды снова появится разрыв в тучах, то только живой, а не мертвец, сможет почувствовать этот добрый нежный свет, что когда-то был доступен людям. Ведь в Писании говорится, что когда-то Солнце всем дарило теплои однажды это время снова наступит.
Сегодня чуда не произошло. Почтарь еще раз внимательно оглядел небо, вздохнул, убрал из под колеса камень, уперся плечом в борт и выпихнул фургон из мертвой зоны. Стоило только покинуть "тихую гавань", как ветер тут же ударил в парус. Почтарь запрыгнул в фургон, пробежал по настилу к рулю и взялся за управление.
Транспорт двигался к границе Дальней площади, к линии, туда, где буйствовал ветер и покачивались смерчи. Почтарь придерживал тормоз, чтобы фургон не слишком разгонялся. На подходе к полосе требовалось набрать такую скорость, при которой уже возможно маневрировать, но не настолько большую, чтобы быстро проскочить границу. И в том, и в другом случае можно воткнуться в смерч, поэтому Почтарь постоянно притормаживал. На подходе к линии он скинул куртку и бросил ее на коробки. Так она останется целой.
Сегодня разгон получился на славу. К точке невозвращения, к месту, где уже нельзя развернуться для новой попытки, фургон набрал точно ту скорость, которая необходима. Почтарь подправил курс, чтобы пересечь границу под прямым углом и полностью осовбодил тормоз. Через мгновение ветер ударил в пластик по касательной, фургон сильно накренился, но выровнялся. Почтарь уверенно проскочил между смерчами и вырулил на дорогу. Он лишь на миг отвернулся, чтобы поглядеть на площадь и сразу отвернулся. Теперь отвлекаться нельзя: фургон шел по Великой Степи.
По телу прошла дрожь, но это не от страха, а от радостного возбуждения. Так всегда происходило, едва фургон оказывался на трассе. Лоб Почтаря покрылся испариной, пальцы быстро ощупали все рычаги и тяги. Из плеч вылезли шипы. Заостренные, блестящие, они все же не были полностью стальными, как, например, пальцы, состояли из армированных сталью костей и еще чего-то непонятного. Материал прочный, способный разодрать металлический лист, как кусок пластика. Что и говорить - защита хорошая, но, к сожалению, управлять появлением шипов не получалось. Вдобавок приходилось быть очень осторожным, чтобы ничего не зацепить. Что поделать, раз совершенство мира заключено в его равновесии
Некоторое время спустя Почтарь ощутил, как его накрыла "скорость". Он таки не мог подобрать другого названия явлению, когда мир вокруг словно становится медленнее. Вот и сейчас тучи ползли по небу еле-еле, а фургон замедлился. Ветер лениво катил мусор по серой траве. Теперь удалось рассмотреть, как под самыми тучами разворачивалась вереница пчел. Похоже, у них начиналась охота. Рой нехотя опускаясь к земле, беспрерывно выпуская голубые молнии разрядов. Суслики уже растопырились и терпеливо ждали насекомых.
"Скорость" сегодня оказалась выше, чем обычно и пчел удавалось рассмотреть во всех подробностях. Панцири, приводы, усики разрядников - все четко видно. Что ж, отлично! Это значит, что он, Почтарь, теперь быстр, собран и способен потягаться со зверьем на равных. Смерти за ним просто так не угнаться, потому... что он - не человек. И этот факт добавлял нотку грусти в музыку пути.
Енот сидел на самой дороге, поджидая добычу. Едва фургон оказался в зоне обстрела, он подтянул сегменты своих хвостов и выбросил шары зарядов. Те, разбрасывая искры, запрыгали навстречу цели. На кого тут пытался охотиться енот - непонятно, однако он не слишком хорошо прицелился, как машинально отметил Почтарь. Заряды можно было легко обойти, например, двигаясь по плавной дуге. Впрочем, времени прикинуть траекторию оставалось полно. На этот раз не пришлось даже уходить с трассы - удалось ограничится простым маневрированием и бомбы прошли между колес. Почтарь быстро обернулся и увидел, что енот раздраженно заворочался, заскреб по бетону гусеницами и развернулся. По всей видимости, он намеревался повторить атаку, но Почтарь отнесся к этому совершенно спокойно. Он знал, что достать уезжающий фургон енот просто не успеет. Да и зарядов у зверя осталось мало, если судить по количеству истраченных на перый залп шаров. Зато сам Почтарь успел-таки швырнуть камешком в енота. Не затем, чтоб навредить, а из озорства. Судя по звуку попал и ... чуть не поплатился за излишнюю самоуверенность: у обочины вспучилась улитка и швырнула ком огня. И следом за первым - второй, повыше. Клешни твари раскрылись, вверх взметнулись щупальца. Тело моллюска приподнялось над землей, слышался нарастающий вой. Тварь готовилась сделать рывок, чтобы схватить поджаренную добычу.
Почтарь ударил по тяге паруса и одновременно швырнул "ежа" в сторону улитки. Аварийный якорь несколько раз скакнул и за что-то зацепился. Веревка натянулась. Рывок, и резкий поворот поставил фургон на два колеса. Однако маневр позволил избежать последствий встречи с огнем. Улитка завизжала и рванулась вслед за ускользающей добычей. Выхватив нож, Почтарь рубанул по звенящей веревке, обрубая "ежа". Колеса фургон глухо ударились о землю: он двигался уже не по дороге а по самой Великой Степи. Впрочем, на данный момент это было не так уж важно. Главная задача сейчас- уйти от улитки, а потом будет потом. Фургон, подпрыгивая на кочках, мчался прямо к видневшемуся неподалеку холму. Почтарь знал, что улитка не отставала. Эти редко встречающиеся,но весьма опасные звери могли преследовать жертву сутками. Хорошо хоть заряды им приходилось долго копить,а то еще залп - и все. Сейчас Почтарь слышал или, скорее, чувствовал, все более обжигающие удары обратного отсчета накопителя улитки. Они вспыхивали и угасали, эти расширяющиеся пятнышки внутреннего огня. Почему-то эту тварь Почтарь понимал очень отчетливо. Родственник она, что ли? Но в любом случае чувство было совсем не лишним. Когда обжигающие уколы стали почти невыносимыми, он уже до сотых долей секунды знал, когда последует выстрел.
Проскочив мимо ржавых остатков какого-то чудища, уткнувшегося тупым носом в склон холма, Почтарь в последний момент налег на рулевой рычаг. Фургон пошел юзом и когда улитка выстрелила - скрылся за холмом. Почтарь успел заметить, как огненный шар угодила в ржавый остов. Видать там, внутри железной трухи, что-то взрывчатое хранилось, потому что после попадания заряда раздался оглушительный грохот, а фургон ощутимо тряхнуло. При этом взрыв то ли как-то зацепил улитку, то ли отвлек внимание, но она потеряла добычу из виду. Во всяком случае фургон она больше не преследовала.
Из своего предыдущего опыта встреч с подобными моллюсками, Почтарь знал, что когда улитка поймала жертву, то уходила с добычей в свою берлогу. Туда, где лежала раковина, где можно спокойно пожрать и сделать запасы. Однако если охота была неудачной, хотя такое случалось крайне редко, - долго на одном месте не задерживались. Уж в чем там причина - сказать трудно, но факт оставался фактом.
Скорее всего и эта улитка отправилась на поиски новой жертвы и опасность миновала, но на всякий случай Почтарь решил переждать некоторое время и не высовываться из-за холма. Лишний риск ни к чему. Почтарь осторожно отпустил тормоз и повел фургон вдоль каменной гряды, чтоб отыскать какую-никакую "бухту", где не так будет трепать ветер и на виду не придется торчать.
Вообще, к холму близко подъезжать, если нет особой надобности, не стоит. Как правило, в таких местах обитает немало мелкой живности и хищники приходят на нее охотится. Иногда и очень опасные хищники. Вот тут, например, имелось даже гнездо орла. Старое: спекшихся грунт в яме уже покрылся пылью, а от нитей купола остались только редкие обрывки. А орел абы где гнезда не ладит - только там, где поблизости обитает много органической добычи на небольшой площади. Проплешин, правда, не видно, но и времени прошло немало. А то и повезло птице лодку покромсать. Там годной пищи много. Матросы, опять же, для нее изысканное лакомство.
Почтарь для себя отметил место, где расположено гнездо. Туда в общем-то имело смысл слазить, если будет тихо вокруг. Вряд ли, конечно, много полезного отыщется, но кое-какая мелочевка, что не попала под лезвия крыльев, могла сохраниться в неприкосновенности.
Искомое местечко у холма нашлось, но оно было уже занятно. Почтарь это понял в тот момент, когда на палубу попыталась спикировать змея. Он только и успел, что подставить правое плечо. Змея оказалась большой и довольно тяжелой: Почтарь едва устоял на ногах, когда та наделась двумя головными сегментами на шипы. По плечу и боку тут же поползла теплая успокаивающая кровь. Почтарь, не теряя драгоценного времени, ударом по тормозу остановил фургон и дернул плечом, стряхивая тушку с шипов. Затем схватил змею обеими руками и сильно сдавил. По коже обильно потекла густая жидкость. Быстро отшвырнув останки змеи подальше в сторону, Почтарь начал втирать в кожу драгоценную субстанцию. Он буквально физически ощущал, как кровь проникает в тело, смешивается с его кровью, разгоняет ток, исцеляет суставы.
Когда сердце змеи, наконец, взорвалось, Почтарь уже закончил растирание. Он отметил, что громыхнуло довольно солидно и испытал мимолетное сожаление, что не попытался добыть столь мощное сердце. Но тут уж ничего не поделать, требовалось выбирать. Ведь лечебным эффектом обладала только свежая змеиная кровь, но стоило только вырвать сердце и лекарство тут же становилось ядом, разъедающим пластик. Змеиная смазка пришлась сейчас куда как более кстати, нежели генератор тепла. Ни из одной твари такой хорошей больше не надавишь. Вот теперь и пластик будет нарастать гораздо быстрее.
Почтарь отпустил тормоз и взялся за руль. Ветер повлек фургон к примеченному убежищу. Оставалось совсем немного, когда с неба камнем рухнул орел. Как успел заметить Почтарь, птица была довольно молодой, но уже вполне автономной, без каких-либо признаков органики. Вряд ли та же самая, что гнездо строила, но точно состоящая в какой-то связи с предыдущей. Как вариант, кто-то из прямых потомков, хотя черт их ведает, как они там размножаются. Этого никто не видел никогда.
Клюв птицы ударился о перфорированный настил и заискрил, намертво привариваясь к металлу. Сопла начали разворачиваться, пластины перьев - выстраиваться ступеньками. Еще немного и орел начнет крутиться. А там, как только наберет скорость, оторвется от настила и пройдется по фургону жутким волчком. Нет бы просто органику жрал, так ведь все разнесет вдребезги, сволочь, порежет на кусочки.
- Черт бы тебя! - в сердцах бросил Почтарь и резко затормозил.
Он вытащил из под крышы фургона толстый стальной прут и воткнул его в ближайшее к раскинувшей крылья птице отверстие. Мера, конечно, простая, но при этом очень действенная, если вовремя ееприменить.
Почтарь успел вовремя. Правое крыло, описав полукруг, уперлось в прут, из сопел вырвалось пламя, послышался нарастающий вой. Воздухозаборники на боках раскрылись до отказа, мощность движков достигла максимума, однако штырь не давал птице возможности раскрутиться. Орел вздрагивал, крыло бессильно скребло режущими кромками перьев по стали. Из решеток на боках вырывались клубы дыма, вонявшего жженым пластиком.
Вот теперь можно было не торопиться. Почтарь остановил фургон, сходил за клещами и вернувшись уселся на настил. Оставалось только дожидаться, когда стихнет вой. Сейчас трогать птицу не имело смысла, ибо она сдохнет самостоятельно, но вот когда перестанет двигаться и завывать - придется пошевеливаться, чтобы успеть до взрыва. Быстро оторвать тварь, орудуя тяжелыми клещами - то еще удовольствие, но другого способа нет. Горячая она слишком, руки сожжешь.
Когда скрежет и вой начали стихать, Почтарь раскрыл клещи и поднес их ближе к птице. Как только орел задергался и его воздухозаборники судорожно захлопали, Почтарь точным движением сжал металл клюва, поднатужился и резко поднял клещи за концы рукояток. Раздался хруст, клюв сломался и птица упала на настил. Почтарь ухватил орла за хвостовой стабилизатор и швырнул его за борт. Затем в сердцах бросил клещи на палубу и с тоской поглядел на столь близкой и столь недостижимое убежище. Что тут поделаешь, оно явно не пустовало, и Почтарю не хотелось встречаться со всеми теми, кто облюбовал это местечко.
Он отпустил тормоз и приналег на руль. От резко выполненного поворота фургон угрожающе накренился, но быстро выровнялся и принялся шустро набирать ход. Орел взорвался, когда колеса фургона уже вовсю громыхали по дорожному покрытию.
- Невезуха... - пробормотал Почтарь и вздохнул.
Да, поездка в этот раз явно не заладилась - уж очень много неприятных встреч для такого короткого отрезка пути. Увы, но чутье подсказывало Почтарю, что и дальше путь легким не будет.
Второго орла удалось заметить задолго до нападения. Выдернув из настила штырь, Почтарь обратился к своему внутреннему спутнику. На этот раз будить оборотня не пришлось. По всей видимости тот сам чуял опасность и уже вовсю пытался пробиться к полному управлению телом. И Почтарь предоставил ему полную свободу действий.
Время, пусть даже уже сжатое, почти совсем остановилось. Мысли стали не по-человечески четкими, быстрыми и очень-очень короткими. Почтарь не успевал осознать одну, как ее тут же теснила другая. Это даже не мысли были, а наборы символов, значки с цифрами. Расстояние, скорость, ускорение, угол, вес штыря, рука, подвижность, наклон, усилие... В части разума, что до конца не подчинялась оборотню, создавался образ какой-то сетки, где в каждой ячейке ютились те знакомые и незнакомые понятия. За первой сеткой возникла вторая, затем третья. Тоненькие ниточки связывали теперь большинство ячеек. Непонятно только, зачем так много всего. Почтарь решил не вникать и довериться своему оборотню полностью. В последний момент самым краешком сознания человек уловил сообщение оборотня о том, что не только орел являет угрозу - к фургону подбирались волки.
Руки, недавно и очень вовремя впитавшие кровь змеи, действовали молниеносно. Когда орел готов был пересечь вершину дуги намеченной траектории движения штыря, орудие взметнулось навстречу самонадеянной твари. От удара стальной стержень немного погнулся. Орел рухнул на дорогу. Некоторое время он очумело крутил головой. Затем под брюхом блеснули три суставчатые лапы на концах которых заблестели массивные цилиндры-пальцы. Из каждого такого пальца выдвинулись когти и со скрежетом ввернулись в покрытие дороги. Затем цилиндры резко удлинились. Тело орла поднялось над дорогой на добрый метр и стремительно развернулось в сторону фургона. Перехватив сигналы птицы, Почтарь-оборотень отбросил штырь и замер. Снова цепочки вопросов и ответов прошли вдоль человеческого сознания одним коротеньким импульсом, но человек успел понять, что орел уже считает фургон пассивной добычей, которую сейчас требовалось защитить от других хищников. Едва сменились приоритеты, птица на своем треножнике мгновенно развернулась в ту сторону, откуда приближались волки.
Хищники тоже заметили орла и остановились, чтобы определиться с дальнейшими действиями. Стремительный обмен данными в группе не давал возможности вникнуть во все детали, однако стало понятно, волкам очень не хочется связываться с сильной птицей и что их больше интересует фургон. Но они понимали: чтобы добраться до вожделенной добычи, сперва придется ликвидировать орла.
Будь сейчас Почтарь в человеческом сознании, он бы подивился такой маленькой стае. Обычно в ней насчитывалось не меньше пары десятков особей. Но оборотень не умел удивляться. Для него существовали только данные, на основании которых он рассчитывал свои действия. В текущей ситуации он так же учел, что три приближающихся волка все остаются в контакте с основной стаей, хотя и живут отдельно. И не только со стаей идет обмен информацией, но и с какими-то другими волками, чьи сигналы, не считая одной особи, очень примитивны, а возможности ограничены. Оборотень тут же просчитал вероятности и решил, что вторая группа опасности пока не представляет. Основной же стае никто из приближающихся хищников сигналы не посылал.
Между тем, тактику волки избрали простую, но эффективную: пока двое отвлекают птицу, третий перехватывает фургон. Оборотень тут же принял решение уйти и бросить транспорт. Когда Почтарь-человек сумел осознать происходящее, то принялся старательно вытеснять оборотня. Тот особо не сопротивлялся, ибо угроза фургону его не касалась. То есть, защищать фургон, с точки зрения оборотня, дело абсолютно нелогичное, а значит - бесполезное. Такое только для человека и годится.
Время тут же возобновило свой неторопливый бег. Следя краем глаза за маневрами волков, Почтарь взялся за управление. В тот момент, когда два хищника бросились к орлу, человек отпустил тормоз. Ветер повлек фургон в Степь, подальше от места грядущей схватки. Третий волк среагировал на маневр практически мгновенно. Он сжался в тугой шар и понесся вперед. Скорее всего волк хотел атаковать фургон в лоб. Если вдобавок к щупальцам хищник предполагал использовать инерцию собственного тела, то шансы на удачу у зверюги были неплохие.
Почтарь обернулся и успел заметить, как орел метнул в атакующую пару хищников перья. Птица так делала крайне редко, ибо восстанавливать оперение - дело долгое. Но коль скоро пожертвовал столь важными своими частями, значит решил, что фургон - достаточно ценная добыча.
На таком расстоянии орел не смог бы промахнуться. И не промахнулся. То, что оба пера попали в цель, подтвердили два мощных взрыва, на миг подсветившие низкие облака. Но то, что двух волков из стаи больше нет, вовсе не снижало опасность: орел-то наверняка пустился в погоню. Скоро, словно в подтверждение, послышался высокий гул и громкость его понемногу нарастала. Орел уверенно догонял. Движки так выли потому, что птица не поднималась в воздух: без части перьев ей было тяжело парить, улавливая ветер. Сейчас она, почти целиком сложив крылья, мчалась над самой землей.
Почтарь зафиксировал управление и приготовился отразить атаку. И не одну, а две. Сознание померкло, в игру вступил оборотень. Расшифрованный импульс дал понять, что волк развернулся и мчится навстречу. В итоге, хищники приблизились к фургону фургона практически одновременно. Ни тот, ни другой явно не желали делить добычу между собой. Волк ударил первым. Он подпрыгнул, перелетел через фургон и, растопырив в полете щупальца с острыми лезвиями на концах, ударил ими орла. Удар оказался мощным и точным. Однако птица не осталась в долгу и, ткнув хищника клювом в толстую грудную пластину, приварилась к ней. Ощутив, как горит прикрывающая сердце броня, волк судорожно сжался в шар и принялся терзать орла. Одно из лезвий отсекло хвост. Удивительно, но орел каким-то образом ухитрялся держаться в воздухе, хотя и начисто утратил способность к маневрированию.
Оборотень снова отключился. Почтарь успел заметить, как обреченные хищники, сцепившиеся в один тугой клубок, на всем ходу врезались в правое заднее колесо. От столкновения фургон содрогнулся, а затем его стало постоянно потряхивать. Почтарь увидел, что колесо вихляет: скорее всего погнута ось. Он схватился было за тормоз, но снова активизировался оборотень и рука легла на руль. За фургоном шли волки. Много. Стая волков. Идут быстро. Догоняют. По всей видимости, они приняли последний сигнал от сородича и теперь шли на помощь. А стае волков не в силах противостоять ни что и никто: ни хищники, ни обортни, ни люди... Не приходится сомневаться в том, что стая может походя сожрать орла, вот только вряд ли на этом остановится и с удовольствием закусит всем, что окажется поблизости. В том числе и фургоном. Значит сейчас главное - уйти подальше.
Почтарь зафиксировал руль, перебежал к противоположному от пострадавшего колеса борту и, ухватившись за канат второго якоря, свесился над землей. Противовес из тела не ахти какой, но если груз за время пути не сместился, а ветер в ближайшее время не сменит направление на противоположное, то даже так есть неплохие шансы уйти от стаи.
Жесткие серые стебли заиндевелых трав едва не хлестали по лицу. Мелькнула мысль, что на такой скорости даже оборотень не сумеет среагировать и убрать голову, если из земли, на высоте чуть выше стеблей, будет торчать какая-нибудь железяка. Однако теперь даже выбора не осталось. А если колесо и вовсе оторвалось, то вполне может статься, что фургон продолжает мчаться только благодаря противовесу - Почтарю.
Благодаря частичному превращению, нервы рук легко заблокировались и никаких болезненных ощущений не возникало - просто два нечувствительных придатка держали канат. Да и тело воспринималось лишь частично, как не бывает у нормальных людей. Впрочем, сейчас Почтарю просто некогда размышлять о своей нечеловеческой природе. Сейчас он стал устройством, частью фургона, машиной, в которой перемещаются по Великой Степи хрупкие остатки человека. Именно так. Обычная плоть просто не в состоянии выдержать подобных перегрузок, коль скоро даже с металлическими костями и маслом вместо крови приходится не сладко.
Хотя сейчас разум Почтаря и работал в гиперрежиме, многие необходимые навыки оставались доступны только оборотню и без его прямого вмешательства неосуществимы. Например, определение курса. Фургон довольно долго мчался по ветру куда-то в Степь, но путь этот был вовсе не прямым. Каждая кочка, каждая канавка на пути немного изменяли траекторию. После остановки придется здорово постараться, чтобы определить свое местоположение относительно дороги или известных поселений. Оборотень-то лихо умел прокладывать курс, но только когда считал вмешательство целесообразным.
Понимая, что его ожидают долгие поиски обратного пути, Почтарь старался обнаружить хоть какие-то ориентиры, однако свисая над самой землей ничего толком не разглядеть. К счастью, оборотень активизировался самостоятельно. Он не вмешивался, а лишь проинформировал человека о большом препятствии впереди; предупредил, что на такой скорости возможен жесткий финал путешествия. Значит, угроза не была критической и ее вполне мог устранить человек. Хорошо, можно действовать без спешки. А еще, в данных, что передал оборотень, виднелась ниточка пройденного курса с четко обозначенной исходной точкой и картой местности. Вся эта информация немедленно заняла место в человеческом сегменте памяти.
Осторожно перебирая веревку, Почтарь закинул ноги на палубу и начал осторожно подниматься. Частично утратив противовес, фургон стало сильно раскачивать на каждой кочке. Судя по кренам колесо все ж таки оторвалось. Почтарь остался стоять на самом краю настила, не позволяя транспорту завалиться, а сам готовился прыгнуть к рулю, едва представится нужный момент.
Впереди уже виднелась какая-то темная масса, когда переднее правое колесо фургона налетело на кочку. Воспользовавшись моментом, Почтарь прыгнул, сбросил петлю фиксатора и перебросил руль вправо, а затем отработанным движением освободил парус. Фургон дернулся и ушел в поворот так резко, что едва не завалился на левый борт. Почтарь освободил руль и повел транспорт по плавной дуге, одновременно притормаживая.
Когда фургон, сделав пару кругов, наконец остановился, задний правый угол плавно опустился на землю. Почтарь спрыгнул и огляделся. Не обнаружив поблизости явной опасности, присел на корточки, осмотрел колесо, точнее, все, что осталось - ступицу и кусок диска, и тяжело вздохнул. Как раз правое заднее он всего-то пару дней как заменил на новое и вот теперь опять придется немало попыхтеть, разыскивая другое. Так или иначе, а рейс придется завершить на запаске, если, конечно, ось можно поправить. В противном случае придется добывать детали и восстанавливать ходовую, а для этого потребуется убежище и время.
Почтарь достал из фургона многострадальный штырь и металлический брусок. Орудуя железной палкой как рычагом, Почтарь поднял поврежденную ось и, удерживая на шипах плеча борт, подставил под балку брусок. Теперь можно было приступать к основному делу. Удерживая левой рукой остатки колеса, Почтарь вытащил шплинт, снял уже изрядно сточенную пластину, а затем и ступицу. Мощная пружина прижима, глухо звякнув, распрямилась.
Навскидку ось выглядела неповрежденной, но быстро и точно ее состояние оценить мог только оборотень. К сожалению, такие мелочи "соседа" не интересовали и пришлось действовать по обычной схеме. Почтарь снял с заднего борта запаску, повесил ее на ось и крутанул. И первая радость - колесо не вихляло! По крайней мере на глаз серьезных колебаний заметно не было, а те, что присутствовали - не представляли серьезной угрозы. Надолго ли - непонятно, но на ближайшее время - точно
- Повезло. - выдохнул Почтарь и с облегчением снял колесо.
Теперь оставалось снова собрать узел. Морщась, Почтарь выдвинул на телескопической штанге большой палец правой руки. Пластиковая кожа с противным треском разорвалась, из раны закапало темное масло. Края тут же затрепетали, выбрасывая длинные тонкие нити соединительной ткани, но разрыв увеличивался слишком быстро и механизм регенерации не успевал. Без непосредственного участия оборотня работа гидравлики вызывала не то чтоб сильно болезненные, но все же неприятные ощущения. Однако ничего не попишешь - пружину иначе не сжать. Поскольку правая рука теперь была занята, все остальные работы Почтарь проделал левой. Наконец, установив на место шплинт, он отпустил пружину и вернул палец на место. Пластик немедленно затянул разрыв. К сожалению, обратная процедура была не менее неприятной, но после удачно выполненной работы переносилась легче.
Почтарь обошел отремонтированный фургон, машинально отмечая новые вмятины и царапины на металле. Что удивительно, не смотря на столь бурные события, повреждения транспорт получил минимальные. В общем-то все сложилось довольно удачно, грех жаловаться.
День понемногу угасал. Тучи стали темнее, масса горы стала расплываться за пеленой падающей с неба ледяной крошки, холодало. Теперь нечего было и думать вернуться в исходную точку засветло. Обычные оборотни передвигаться ночью по Великой Степи могут совершенно спокойно: вряд ли кто рискнет напасть на самое опасное существо. Но тот, что дремал в изуродованном частичной трансформацией теле Почтаря, наверняка не захочет отправится в путешествие. Разве что какая угроза наметится, а так... Да и проку с оборотня - чуть. Бросит он фургон, как бесполезный хлам. И от транспорта к утру только металл останется, когда за него возьмутся ночные твари. А Почтарю-человеку такой вояж не под силу. И реакция не та, что у оборотня, и зрение, и нюх. Если в темноте виднеются лишь контуры препятствий, то для расчета маневра этого очень мало. Раза два-три может и получится избежать столкновений, но и то - при удачном стечении обстоятельств. Если повреждения окажутся слишком серьезными, то пиши пропало. В конечном итоге результат для фургона будет тем же самым, что и просто ночевка в Степи. По всему выходило, что надо срочно подыскать какой-нибудь укромный уголок, чтобы дождаться там утра. Почтарь развернул фургон в сторону темнеющей горы и отправился в путь.
Или полоса неудач кончилась, или просто на время решила позволить жертве отдохнуть, но гора оказалась развалинами древнего города. Редкая штука, на самом деле. Большинство крупных хищников избегает забредать в такие места, ибо им не развернуться в узких местах. Задевать стены тут опасно- может придавить отвалившимся куском бетона. А от мелких тварей довольно легко укрыться. Еще руины - отличное местечко, где бывает чем разжиться. Искатели, например, обязательно навещают развалины.
В лабиринтах улиц было гораздо темнее, чем на равнине. Почтарь сконцентрировался, чтобы не пропустить что-нибудь важное по пути. Скорость тут же упала - ветру было тесно, не получалось он нормально дуть. Впрочем, здесь и скорости большой не требовалось, так что при маневрировании в развалинах слабый ветер - самое то. Время от времени колеса попадали в выбоины, тогда фургон кренился и поскрипывал. Скрипы эти, отраженные от камней, становились похожими на стоны. В такие моменты Почтарь осторожно поглаживал стенки транспорта и шептал.
- Потерпи немножко, скоро отдохнем.
А сам старательно вглядывался во тьму, пытаясь отыскать хорошее местечко для ночевки. Однако скрипы не умолкали. Наоборот, по мере продвижения в глубь развалин, звук усиливался. Не сразу Почтарь понял, что не только фургон скрипит, а что-то вроде стона эхом отдается в голове. Казалось, кто-то маленький свернулся внутри черепа и тихонько хнычет.
Почтарь затормозил и принялся вертеть головой, вслушиваясь во тьму. Наконец, ему удалось локализовать точку и определить расстояние до нее. Это место находилось близко. Оставалось только удивляться, что сигнал такой слабый, коль скоро источник рядом.
Повинуясь рулю, фургон двинулся по боковой улочке. Она была настолько узкой, что оси колес едва не задевали стены. Почтарь уже подумывал о том, чтобы убрать парус и толкать фургон, но тут впереди заметил два крупных светящихся круга теплового излучения на дороге. Судя по багровому цвету пятен, горело здесь жарко, но довольно давно, едва ли не этим утром. Во всяком случае уже к следующему утру все тепловые следы исчезнут.
Почтарь остановил фургон и прошел вперед. Света еще хватало, чтобы разглядеть куски змеи, валявшиеся вокруг первого пятна. Рядом со вторым обнаружилась парочка оторванных щупалец волка. Восстановить картину происшедшего было не так уж и сложно: хищники сцепились и убили друг друга. Сердца, понятно, взорвались. Вроде бы трагедия обычная для Великой Степи, да вот только ни змеи на волков, ни волки на змей не нападают. Во всяком случае никто никогда подобного не видел. Да и волки в одиночку не сражаются.
Пройдя еще несколько шагов, Почтарь увидел два маленьких комка. Это тоже были волки, только маленькие. И они были мертвы. Таких крохотных ему никогда прежде не приходилось видеть. Тем более - мертвых. Любой хищник обладает столь мощным сердцем, что взрыв такого разносит тело на куски.
Наклонившись, Почтарь поднял тушку маленького волка. Щупальца безвольно обвисли, открывая развороченную грудную пластину. Значит, сердце все же взорвалось, только слабенько. Такая же картина наблюдалась и у второго волка.
- Странные дела... - пробормотал Почтарь, перебросил трупы волков через стену и вернулся к фургону.
Ловить ветер теперь уже не имело смысла - на короткие расстояния проще было толкать транспорт. Тем более, что по бетону колеса катились легко и больших усилий прилагать не требовалось. По мере приближения к запеленгованному месту, плач становился все громче и отчетливей. И хотя Почтарь отлично понимал, что не смог бы "услышать" никого из людей своим мозгом, он все равно воспринимал неведомое плачущее существо, как человека и потому старался добраться до страдальца как можно быстрее.
Существо Почтарь увидел, когда оказался напротив пещеры. Увидел он, правда, не существо, а только раскаленную точку его сердца, трепетавшую в глубине провала. И это странно. Обитатели Великой Степи тщательно скрывают свое тепло, если, конечно, хотят прожить подольше. Здесь же - обратная картина. Может, приманка? Не похоже, вообще-то. Для создания приманки такого типа слишком много всего сразу.
Оставив фургон около входа, Почтарь осторожно двинулся вперед, каждый миг ожидая нападения. И это было нормально. Все необычное, отличающееся от привычного - потенциально опасно. По всей видимости, существо обнаружило чужое присутствие и плач тут же стих, сменившись нарастающей паникой. Открытый страх? Тогда уж точно не приманка. Да, странное поведение для волка. А в том, что это волк - сомневаться не приходилось: сигналы, исходившие от зверя, воспринимались именно так.
Почтарь остановился. Он чувствовал, что если сделать еще шаг, то зверь, подстегиваемый ужасом, мог броситься. Провоцировать же нападение, чтобы убить беспомощное и жалкое существо не хотелось. Укрыться на ночь волк не помешает, а с плачем можно и потом разобраться. Главное, фургону места хватит, а все остальное - потом.
После тьмы пещеры, опустившаяся на развалины ночь казалась светлой. Почтарь обошел фургон, прикинул высоту свода и решил, что парус можно не снимать, достаточно сложить мачту. Вот только уклон дороги великоват. Прежде чем втолкнуть фургон в пещеру, Почтарь зацепил якорь снаружи, оставив свободными пару метров каната. Расчет оказался верным. Не успев набрать скорость, транспорт остановился на уклоне. Почтарь поднялся на борт и сбросив канат скатился в пещеру. Там он затормозил, а затем сходил за якорем.
Все было готово к ночевке. Оставалось только бы понять, как быть с испуганным волком, плач которого не давал сосредоточиться. И вообще, почему он боится? Сородичи его умели скрываться и нападать так, что жертва не успевала ничего понять. А здесь... Так может себя вести ребенок, но у степного зверья не бывает детей, если таковыми не считать предтрансформационных личинок. Однако те с момента появления обладают размерами и формой "взрослых" тварей, просто состоят по большей части из органики и соображают медленней.
Маленькие волки, как погибшие так и этот, были куда меньше тех, что бегали в стае. Другая порода? Нет, не сходится. Большие наверняка сожрали бы таких слабых и трусливых малявок. Любое проявление слабости у обитателя Великой Степи случается лишь однажды. Оно даже не влечет за собой смерть, оно и есть сама смерть. Исключение - люди. Их сила в слабости и любви. Слабость заставляет их объединяться, любовь помогает им выживать в Великой Степи. Зверье так не умеет. Или теперь и они научились? Если предположить, что волк дрался со змеей, защищая своих маленьких потомков?
Однако сомнения его не покинули. Их подпитывали хныкание волчонка, вызывая жалость и до некоторой степени - раздражение. Местечко для укрытия удобное во всех отношениях, если не считать этого громкого плача. Наступало время ночных тварей и этот неслышимый звук, далеко разносивший весть о беспомощном состоянии потенциальной жертвы. Такой запросто привлечет голодное зверье, буде кто окажется рядом. А такие заодно и фургоном не побрезгуют. Наверное, придется как-то себя обезопасить.
Почтарь снял со стойки арбалет, однако почти сразу вернул его на место - он не любил пользоваться оружием. За долгие годы он твердо усвоил одно: жизнь, какой бы она ни была, - величайшая ценность. Отнимать ее с той легкостью, которую поощряет использование оружие, нельзя, ибо мир может снова потерять равновесие и рухнуть в бездну, из которой людям уже не выбраться. Прикинув, Почтарь, взял запасную заплатку для тента. По дороге он думал только о том, как причинить волчонку меньше страданий.
Снова паника зверя будто пронзила мозг раскаленной проволокой. Страх был чистым, незамутненным, отчаянным, глушившим все остальные сигналы. Абсолютным, можно сказать. Чувство столь сильное, что буквально вплеталось в информационные потоки сознания Почтаря, однако он упрямо шел к огненной, раскаленно добела точке сердца. Маленького сердца. Оно наверняка взорвется так же слабо, как и у тех волчат, чьи тельца лежат сейчас среди развалин. Но искорка странной жизни угаснет навсегда и никому не по силам ее снова разжечь.
Почтарь посмотрел на кусок пластика в руке, потом снова уставился на раскаленную точку сердца. Сегодня в мире было так много смертей, что еще для одной просто не осталось места. Значит, надо как-то иначе все решить, по-человечески.
Остановившись в нескольких шагах от волчонка, он развернул пластиковую заплатку, а затем снова двинулся вперед. Почтарь был совсем рядом, когда свернувшийся в тугой шар зверь резко развернулся и вцепился в пластик стальными когтями.
- Спокойно, дружок, спокойно. - произнес Почтарь, плотно укутывая добычу. При этом в его мозг иглами вонзились ужас и бессильная ярость волчонка. Они терзали мозг не хуже, чем когти - кожу. - Ну, ну, дружище, не кипятись. Сейчас мы пойдем в фургон и я тебе дам пожевать чего-нибудь. А потом мы подружимся. Мы ведь подружимся, да?
Положив шевелящийся кулек на настил внутри фургона, Почтарь раскрыл сумку принялся выкладывать на пол еду. Поди знай, какие из продуктов предпочтет волчонок. Может быть сейчас он и вовсе откажется от еды.
Когда "стол" был накрыт, Почтарь рывком развернул пластик и сделал шаг назад. Волк тут же устрашающе затряс щупальцами, однако заметив, что враг не приближается, осторожно придвинулся к разложенным на полу продуктам и тронул солонину. Щупальце немного позеленело. По нему пробежала россыпь едва видимых огоньков. Зверь медленно подтащил кусок поближе, словно хотел рассмотреть продукт, а затем вдруг цапнул солонину и запихнул кусок себе в рот. Послышалось щелканье, чавканье и урчание.
Все еще опасливо поглядывая на Почтаря, существо принялось активно уплетать провиант, до которого мог дотянуться.
- Жуй, жуй...- пробормотал Почтарь, улыбаясь.
Волчонок насыщался и ему было некогда думать о плохом. Во всяком случае Почтарь больше не слышал плача существа, да и вообще больше ни одного сигнала не ощущал. Что ж, уже неплохо. Значит эмоции волка сейчас не слышат и другие, кто обитает в развалинах. Хотя поблизости никого опасного вроде бы нет, на редкость мирная ночь для развалин. И даже ветер поутих как-то.
Понемногу интенсивность поглощения продуктов быстро снижалась, по всей видимости зверь почти наелся. Почтарь подивился, что волчонок, не смотря на скромные размеры, ухитрился съесть большую часть припасов. Теперь зверь едва шевелил своими когтистыми щупальцами, а стебельки глаз то и дело подгибались. Похоже, он хотел поспать. Почтарь, правда, не слышал, чтоб волки спали, ну так ведь не доводилось ему слышать и про детенышей волков. Да мало ли на свете существует такого, что еще только предстоит узнать. Степь - сама по себе великая тайна, стоит ли удивляться всякий раз, когда сталкиваешься с неизвестным?
Чтобы не беспокоить звереныша, Почтарь уселся на тюки и уставился на банку со светляком. Тот лениво пульсировал тускло-зеленым - полночь близко. Скоро бедолага и вовсе перестанет светить. Точнее, свет его человеческие глаза не смогут увидеть - только оборотня. Волчонок же громко сопел. То ли от близости живого существа, то ли от тишина этой ночи, но в фургоне вдруг стало необычайно уютно. Ощущение это Почтарь испытывал и раньше, но вот чтоб в дороге - первый раз. Дома в такие вот моменты он любил вспоминать прошлое. Если точнее - старался вспомнить прошлое. Родителей - не получалось: очень уж давно все было. Так, смутные пятна вместо лиц вырисовывались в серой мути. И немудрено: едва появились первые радужные пятна на коже, его тут же отселили, а родные от него отреклись. Говорят, они даже намеревались убить его, едва только у малыша сформируется сердце оборотня, да только трансформация так и не завершилась. Болезнь почему-то решила остановиться и не успела до конца преобразовать сердце. Все остальное, что присуще оборотню, было налицо: стальные кости, пластиковая кожа, масло вместо крови и странные органы чувств. С таким набором очень трудно выглядеть человеком даже в собственных глазах, и все же Почтарь мечтал когда-нибудь встретиться с родителями. Наверное потому, что разум его вмещал две сущности, кое-как уживавшиеся внутри черепной коробки.
От мыслей о болезни стало грустно, а спать, пусть даже ту пару часов, что настоятельно требовала человеческая часть, совершенно расхотелось. Спрыгнув на землю, Почтарь прошелся вдоль стены, ощупывая шершавый бетон. Казалось удивительным, что кому-то пришла в голову мысль построить такую пещеру едва не в центре поселения. Почему-то не верилось, что это убежище для странников Степи. Логичней было бы строить такие пещеры на окраинах, куда наверняка и прибывали лодки. Ко всему, вряд ли самые крупные из судов могли протиснуться сюда по узким улицам, да и мелким друг с другом не разминуться. Конечно, если после людей здесь побывали оборотни и все для своих тут переделали... Но нет, это вряд ли. У оборотней совсем по-другому голова работает. Это люди - существа общественные и способны на иррациональные поступки, а оборотень рассчитывают каждое свое движение, обдумывает каждую мысль с учетом наименьших затрат энергии. Оборотень делает что-то только когда это необходимо ему и только ему.
Донесся звук размеренных шагов. Кто-то спокойно и не скрываясь шел по ночным улицам. А раз спокойно, то не человек. И, похоже, не оборотень. Почтарь, хоть и не услышал каких-либо всплесков информационной активности, скользнул вдоль стены и встал перед фургоном. Когда на тебе ответственность за чью-то жизнь, лучше быть готовым ко всякого рода неожиданностям. Но мимо входа неторопливо прошествовал всего лишь истукан и Почтарь расслабился. Истуканы - существа непостижимые. Неясно, кто они, откуда приходят и куда идут. Никто не знает о них ровным счетом ничего, бродят по Великой Степи и бродят. Оборотни их сторонятся, люди тоже, а хищники - так и вовсе на утек пускаются почему-то. А ведь не страшные они, истуканы эти, только и умеют, что шагать. С незапамятных времен они обитают тут. Почтарь видел таких древних, что из их тел торчали пучки серых трав, но встречались и совсем новенькие. Моряки говорили, что истуканы - души грешников, обреченные на вечные скитания. И не будет у них дома, тепла и любви до искупления. Правда это или нет - поди знай. Почтарь склонялся к мысли, что это все же больше легенда. Ведь если так рассудить, то истукан был в своих скитания куда более счастлив, нежели он, Почтарь, вроде бы обладающий и домом, и теплом, и любовью к людям. Ну какое же это наказание, когда ты ничего не чувствуешь и не понимаешь? Так или иначе, но с моряками Почтарь не спорил. Он не хотел ссорится, ведь это были единственные люди, кто не шарахался от него при встрече. Единственные, кто говорил с ним на равных.
Мимо Почтаря с тихим скрипом прошмыгнула мышь и исчезла где-то в глубине пещеры. Ничего удивительного, наверняка там, в недрах полно норок, значит стоит ждать и других подобных же гостей, вроде крыс. На последних, кстати, можно и поохотится. Они хоть больше и агрессивней мышей, но у них вкусное мясо. Хорошо закусить можно, если все сложиться удачно, конечно. Кстати, вот еще животное, которое размножалось без личинок. Маленьких крысят Почтарь сам видел, но не мог понять, как они появлялись на свет.
От мыслей о свежей еде в глотке стало влажно. Почтарь забрался в фургон и увидел, что маленький волк спит. Причем, совершенно безмятежно, не воспринимая окружающий мир и не излучая информационного фона. Только горячее пульсирующее пятнышко крохотного сердца видел Почтарь в темноте.
Стараясь не шуметь, он осторожно взял сумку с остатками припасов и выбрался наружу. Нащупывая кусок за куском, принялся с аппетитом поедать снедь. Хотя за этот долгий день энергии было израсходовано немало, Почтарь съел ровно столько, чтобы восстановить силы до минимально необходимого уровня. Он понимал, что волчонку надо оставить побольше. Если и правда это детеныш, то ему необходима энергия для роста. Почтарь улыбнулся, вспомнив малыша, и положил недоеденный кусок в сумку. Коль скоро детеныш, будь то зверь или человек, не сможет добыть еду сам, значит ни один кусочек лишним точно не будет. Но ведь и ему, Почтарю, надо чем-то закусить. Можно попробовать углубиться в пещеру и там восполнить недостаток еды. Поохотится на крыс, например..
Почтарь вытряс из сумки остаток припасов перед спящим волчонком, взял арбалет, мелкие камешки про запас и выбравшись наружу закрыл фургон. Закрыл не потому, что опасался бегства зверя, а из опасений, что какая-нибудь тварь может напасть на беззащитного малыша. Тент же не так уж просто разорвать. Тем более - не наделав шума.
Вообще, этой ночью арбалет показался Почтарю куда более неприятной штукой, нежели обычно. Но сейчас, когда появился еще один рот, к тому же весьма прожорливый, придется-таки использовать оружие. Да и вряд ли несколько выстрелов нарушат равновесие мира: крысы плодятся быстро.
Спускаясь в темную глубину, Почтарь время от времени пытался переключить зрение в режим поиска органики. Раньше такое получалось, но сегодня - увы. Да в конце концов это и не важно. Все равно едой крыса станет только после смерти, а значит, в охоте на крыс важно успеть разглядеть не органическую составляющую зверька, а быстро тающий тепловой след животного.
Первую бордовую полоску Почтарь заметил шагов через пятьдесят от места, где встретился небольшой ржавый остов древней лодки. Полоса быстро темнела, становясь фиолетовой, а потому не стоило терять времени. След привел Почтаря в боковое ответвление, заканчивавшееся тупиком. Судя по количеству свежих ярко-красных полос, исчертивших пол во всех направлениях, где-то тут находилось крысиное гнездо. Почтарь прижался к стене и стал ждать. Требовалось время, чтобы спугнутые неожиданным визитом крысы вновь высунулись из нор. Ожидание надолго не затянулось. Одна за другой на завале начали вспыхивать яркие точки и вскоре начали перемещаться по полу. Почтарь наметил самые яркие и выстрелил. Два громких щелчка разогнали крыс, но две остались на месте. Почтарь поднял увесистые тушки, уложил в сумку и снова встал к стене.
Так удалось добыть одиннадцать крыс, прежде чем остальные поняли, что происходит и перестали вылизать. На всякий случай Почтарь подождал еще немного, но больше ни одна крыса не вылезла из норки. Он взвесил на руке сумку: что ж, и это - вполне приличный результат. Во всяком случае должно хватить на всю дорогу и самому Почтарю, и его маленькому другу.
Вернувшись, Почтарь достал одну крысу, осторожно забрался в фургон и повесил сумку на крючок. Светлячок уже засветился красным - скоро рассвет. Волчонок все еще уютно посапывал, изредка подергивая кончиками щупалец. Вряд ли он скоро проснется. А если и так - у него достаточно пищи. Пусть сперва сжует то, что осталось, свежатину лучше оставить на потом.
Почтарь выбрался из фургона и отправился встречать рассвет. Хорошее время, когда ветер еще не набрал силу, а тучи ленивы на ледяную крупу. А там может и солнечный Луч мелькнет. Яркий, ласковый, дружелюбный...
Предрассветное небо было все такое же хмурое. Кажется, эту серую мглу вовеки не пробить ни единому Лучу, не справится Солнцу с промозглой серостью. Но когда ты видел, когда знаешь, как обстоят дела на самом деле, то всегда будешь ждать и надеяться, что вновь вспыхнет немыслимо прекрасный свет. Пусть на крохотный миг, но такое обязательно случится, как бы Степь не доказывала обратное.
Встав у выхода, Почтарь принялся есть крысу. Он тщательно пережевывал каждый кусок вкусного, еще слегка теплого мяса, с удовольствием отмечая, как угасает тревожное ощущение недостатка энергии. Теперь вполне можно отправляться в путь. Тем более, что резкий ветер Степи ворвался в развалины и гнал по улицам ледяную крупу.
Доев, Почтарь выбросил последнюю обглоданную косточку и отправился к фургону. Волчонок уже не спал, а с довольным урчанием поглощал еду. Звуки эти Почтарь уловил шагов еще за пять и остановился рядом с бортом, не решаясь нарушить трапезу малыша. Но немного поразмыслив все же поднялся на палубу и принялся готовиться к поездке. Он старался старался не шуметь, но получалось плохо. Впрочем, волчонка это, кажется, не обеспокоило. Даже когда Почтарь заглянул в фургон, зверь лишь еле заметно вздрогнул.
- Хорошо, малыш. Скоро отправимся в путь. Ты не против?
Волчонок, судя по всему, не возражал. Почтарь спрыгнул с платформы и принялся толкать фургон к выходу. Вверх толкать было труднее, но вполне по силам одному полуобортню и уже очень скоро ветер ударил всей своей мощью в парус.
Разогнав фургон до максимально возможной скорости на узеньких улочках, Почтарь тем самым пробудил оборотня. Тварь внутри включилась мгновенно, едва почуяла вероятную опасность. Сперва оборотень хотел заставить Почтаря сбросить скорость, но не вышло и тогда стал помогать рулить, чтобы помочь фургону как можно быстрее оказаться в Степи. Они мчались настолько стремительно, что дневные хищники, которые сейчас вовсю были заняты охотой, не успевали перехватить мчащийся фургон. Только выбравшись из развалин Почтарь немного притормозил. Переставший чуять опасность оборотень тут же исчез, оставив после себя лишь обновленную карту маршрута.
Удивительно быстро получается двигаться в пространстве, когда делишь дорогу с другом. Хотя у Почтаря оставалось не так уж много времени на общение с волчонком, но все же контакт наладить потихоньку удалось. Вскоре зверь не только позволял себя гладить по грудной пластине, но даже пожимал щупальцем руку Почтаря. Сперва, правда, не обходилось без повреждений, но вскоре волчонок научился делать это осторожно.
- Лучик! Я назову тебя Лучик, если не возражаешь. - объявил однажды почтарь и погладил друга.
Волчонок не возражал. Почтарь в какой-то момент заметил, что теперь очень осторожничает. Например, парус перекладывает не резко, чтобы избежать сильных кренов, да и тормозом пользуется чаще, чем обычно. А еще, Почтарь стал очень внимательно следить за местностью, старался "услышать" даже малейший информационный шорох. Не получалось уже мчатся по трассе так, чтобы отставали горести и невзгоды. Теперь Почтарь ощущал нечто такое, что еще никогда не испытывал: чувство ответственности за живую душу. В фургоне он ехал с другом, который целиком и полностью от него зависел. И, что удивительно, мир словно разделял эту заботу. Однажды Почтарь видел, что даже пантера унеслась куда-то в степь, начисто проигнорировав фургон.
А затем и вовсе чудеса начались: втянулись шипы. Впервые с начала своих скитаний по Великой Степи Почтарь смог надеть куртку. Одежда очень заинтересовала Лучика и тот быстро нашел способ ею попользоваться. Отныне он большую часть времени проводил на спине Почтаря, выглядывая из-за плеча на летящую навстречу Степь. И при этом тихонько мурлыкал, словно напевал какую-то песенку. Уютно и тепло было с таким другом мчатся по дороге.
До Территории Альфа они добрались с опозданием на сутки. Конечно, это время что-то значило только для самого Почтаря, поскольку отражалось только в личном расписании. Но он старался придерживаться составленного графика и всегда радовался, когда успевал добраться еще быстрее, нежели рассчитывал. Ну и, соответственно, огорчался, когда опаздывал. Сейчас никаких чувств опоздание не вызвало, даже и столь большое.
Не доезжая до ворот Территории Почтарь притормозил и осторожно уложил волчонка в сумку, предварительно содрав с нее пластик. Лучик визгливо возмущался, просовывал сквозь ячейки щупальца и отказывался от еды.
- Потерпи немножко, малыш. - уговаривал его Почтарь. - Они люди и ты для них - страшный зверь. Потом, когда мы уедем, я тебя сразу выпущу.
Но волчонок не на шутку обиделся и лишь шипел в ответ.
Створки разъезжались медленно, словно нехотя. Как обычно, за ними обнаружился ряд вооруженных стражников, а немного дальше толпился и гомонил народ. Фургон узнали. Стража расступилась, пропуская Почтаря на площадь, а ворота тут же закрылись, словно отсекая мир людей от Великой Степи.
Едва Почтарь откинул борт и отошел в сторону, как к фургону подошли двое, замотанных с ног до головы в пластик, людей и тут же принялись за разгрузку. Люди боялись заразиться, поэтому работали молча и быстро. Почтарь не мог их винить. Он сам много бы дал за то, чтобы болезнь обошла его, оставив человеком. Чтобы в тот злосчастный день не укусил его сверчок, невесть как прожегший дыру в бетоне рядом с кроватью. Почтарь, конечно, не помнил тот момент, но про это рассказал жрец и рассказ врезался в память. С тех пор Почтарь недолюбливал сверчков, хотя за прошедшие годы сомневался в правдивости легенды. У становящихся оборотнями людей человеческий облик - личиночная стадия. Эти несчастные изначально рождаются оборотнями, вот и все. А дальше болезнь потихоньку меняет в них людское. Сперва пятна на коже, а потом...
Внезапно Почтаря молнией пробил страх. Паника и страх. Уже знакомые, принадлежащие волчонку, чувства. Так реагировал малыш тогда, в пещере. Это значило, что к нему приблизился кто-то чужой.
Один из грузчиков вдруг закричал.
- Волк! Здесь волк!
Крик был приглушенным из-за тряпок, которыми был замотан рот. Почтарь вскинулся и пошел к грузчикам, но те путаясь в своих хламидах побежали к стражникам, а те, в свою очередь, подняли ружья.
- Там волк в сетке! - снова прокричал грузчик, сорвав с головы пластик. - Огромный!
- Оборотень привез волка! - тут же загудела загомонила толпа. - Волк приведет стаю. Оборотень сожрет нас. Из надо убить немедленно!
Наружу рвался оборотень, но сейчас эту тварь нельзя было выпускать ни в коем случае. Почтарь ощутил, как замедлилось время. Он скользнул к фургону, взял арбалет, сумку-клетку и очутился у ворот. Закрыв собой волчонка, Почтарь прицелился в людей. Из плеч, разрывая пластик куртки, вылезли шипы.
Стражники все еще целились в фургон, когда время вернулось к норме.
- Эй! - крикнул им Почтарь. - Пусть кто-нибудь приоткроет ворота. Я выпущу своего друга. Он еще маленький и никому не причинит вреда. Со мной можете делать все, что хотите. Можете вырезать мне сердце, пока я жив. Из него получится хороший обогреватель. Если нет, то я буду стрелять и убью многих. Оборотни не знают пощады, вы знаете об этом.
Стражники целились в Почтаря, тот целился в стражников. Он понимал, что не сможет стрелять в людей, но очень надеялся, что дурная слава оборотней заставит поверить в обещание.
Толпа смолкла. Вперед вышел человек в серебристом плаще. Наверное, это был старейшина, а может и жрец. Почтарь никогда не видел его, но знал, что кто-то такой существует у любой группы людей.
Седобородый, узколицый старик, с иссеченным шрамами лицом, встал перед солдатами, опираясь на кусок трубы. Те немедленно опустили ружья. Слезящимися глазами старик оглядел толпу, стражников, фургон, перевел взгляд на почтаря и тихо заговорил.
- Если ты, - он указал скрюченным пальцем на полуобортня. - Отдашь нам этого зверя, то получишь дополнительную еду и кров у нас на Территории сейчас и впредь.
- Жрец! - крикнули из толпы. - Он оборотень!
Старик поднял руку и на площади снова воцарилась тишина.
- Так как? - поинтересовался он, поглаживая стальной посох.
- Нет, жрец! - хрипло крикнул Почтарь, удивляясь громкости своего голоса. - Это мой друг.
- Но ведь это порождение Великой Степи. - возразил жрец. - Опасный хищник. У него металл и масло внутри, а вместо сердца - генератор энергии.
- Это мой друг Лучик! Он живой, живее, чем я. Оставь его живым и ты получишь много энергии.
Ветер подхватил слова и раскидал их над притихшей толпой. Стража все так же стояла с ружьями на изготовку. Они ждали сигнала.
По куртке зашуршали щупальца - Волчонок выбрался из клетки. Внезапно пришла волна его ощущений. Немножко испуга, но больше тепла, чувства защищенности и какой-то светлой радости. Лучик был с другом и не собирался от него уходить. Почтарь сильнее сжал арбалет.
Жрец поднял руку и громко скомандовал.
- Отставить!
Стража послушно опустила оружие, а в толпе тихонько зашушукались. Старик неторопливо подошел к Почтарю. Он встал перед ним, задумчиво посмотрел прямо в глаза полуобортню и попросил.
- Можно мне посмотреть на твоего ...м-м-м... друга?
Почтарь повернулся к Жрецу боком. Старик медленно протянул руку, помедлил и осторожно коснулся волчонка. Тот вздрогнул и Почтарь ощутил укол страха.
- Как его зовут?
Почтарь недоуменно посмотрел на старика, потом улыбнулся:
- Луч, Лучик.
Жрец снова посмотрел на Почтаря и кивнул.
- Хорошее имя.
- Жрец! - закричали из толпы. - Давай выпустим волка и оборотень отдаст нам свое сердце. Его хватит на большой дом.
Послышался одобрительный гул. Повернувшись к толпе, Старик поднял руку и гомон стих.
- Его сердце слишком горячее для любого нашего дома. И для всех наших домов его много. Сердце этого человека может согреть даже Великую Степь. Дайте ему и его другу еды на дорогу. Хорошей еды дайте. И грузите фургон. Им пора домой. И всегда, когда бы они не прибыли, пусть у них будет еда и жилье. Я сказал.
Запахнув серебристый плащ, жрец неторопливо пошел к толпе. Люди расступились перед ним. Почтарь с облегчением выдохнул. Обошлось.
Лишь только когда фургон выехал за ворота, а степной ветер яростно рванул парус Почтарь понял, что жрец не оговорился. Человек! Он, вечный изгой с маслом вместо крови и пластиком вместо плоти - человек!
- Лучик, мы едем домой! - крикнул он волчонку, перекрикивая вой ветра. - Домой, слышишь? И ты едешь домой, друг человека!
Великая Степь ждала. На плечах Почтаря лежали щупальца доверчиво прильнувшего к нему волчонка. Фургон несся через Степь. Зверь навсегда отдал свое сердце человеку.
А сам человек тихонько, чтобы не разбудить питомца, напевал песенку, только чуть изменив слова.