Нимченко Андрей Владимирович : другие произведения.

Как разбогател Сантьяго Гричес

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В конце 21 века человечество изобрело новый наркотик, названный "Формулой". Психостимулятор, способный создавать у человека любое настроение по его выбору. Формула любви, радости, успешности, веселья - вставляй диск в загрузочную машину и получай что душе угодно. Через пятнадцать лет после изобретения Формул общество понемногу превращается в "овощей", только и делающих, что жмущих на кнопки и получающих удовольствие...
  Как разбогател Сантьяго Гричес
  
  Господин Федотов.
  Джон Сергеевич Федотов выбрался из своей новенькой пятисотой "Волги", включил ей защиту и двинулся на другой конец тротуара к кафе. День был на редкость гадким. На душе тоска, скребущие кошки и мерзенький серый туманчик, который теперь почти всегда возникал по утрам и портил ему жизнь до самой ночи. Джон Сергеевич называл его "пленкой" и старался не замечать. Потому что, если его замечать, он понемножку пробирается в самые дальние закоулки души, и тогда мысль о самоубийстве кажется самой здравой из всех родившихся в очередной дрянной день.
  На сей раз это была пятница. По мнению многих его знакомых, достаточный повод, чтобы терпеливо сносить наплывы хандры, предвкушая субботний пикник на заднем дворе его маленького особнячка.
  Но Джону Сергеевичу не нужны были ни пикник, ни особнячок - ему была нужна Формула. Вчера он сломал домашний загрузчик, чтобы удержаться от соблазна, а сегодня даже выставил его на мусорную площадку. И он намерен был бороться дальше. Он не урод, который не может прожить без Формулы и дня - он терпит уже одиннадцать. Он не форман, а все еще принадлежит к вымирающему виду людей, живущих СВОИМ настроением, а не тем, что внушила загрузочная машина. Правда, настроение это - поганей и не вообразишь.
  Джон Федотов зашел в кафе, имея твердое намерение выпить кофе и получить от него удовольствие. В Саратове он впервые, но знакомые говорили, что в "Золотом колосе" у парка не бурда какая-то, а кофе что надо.
  - Здравствуйте. Приятно вас видеть. Вы у нас впервые?
  Джон Федотов прекратил оглядывать пустые столики и поднял глаза. Голос был не записным - он принадлежал продавщице. Хорошенькой, с веселыми глазами, явно подмасленными Формулой игривого настроения.
  - Да. Кофе.
  "Кресла ничего, мягкие и глубокие", - с удовлетворением отметил он десять минут спустя, разглядывая бюст подававшей кофе девушки. "И вообще уютно. Музыка такая... укачивает", - сделал он еще один вывод, когда она, колыхая бедрами, удалялась к стойке. После этого Джон глотнул обжигающего кофе и долго кашлял, проклиная себя за неосторожность.
  - Платок! У вас есть платок? - вскрикнула продавщица, принявшись тарабанить его по спине.
  - Е.. есть, - Джон полез во внутренний карман и вместе с платком извлек оттуда пенал формана.
  - О-о. Такая изящная модель. Можно посмотреть? - она протянула руку, но Джон не очень вежливо сунул пенал обратно.
  - Извините, - сказал он, заметив, что девушка пытается скрыть обиду. - Я... недавно прошел курс... у меня была боязнь потерять... - соврал он неуклюже, но правдоподобно.
  - Понимаю. - Протянула продавщица. Видно было, что настроение у нее все равно испорчено.
  "Через пару минут пройдет, - профессионально отметил Джон. - Наверное, она пользуется слабенькой формулой, действие которой легко перебить неприятной эмоцией. Было бы что-то мощное, я бы мог обозвать ее козой драной и все равно остался бы милым парнем".
  Джон заметил, что все еще держит руку с пеналом в кармане.
  - Если хотите... - девушка явно пыталась не дать досаде взять верх над профессионализмом, - ...загрузчик там, рядом с ванной комнатой.
  - Спасибо, - неловкость, которую испытывал Джон, почти переплавилась в раздражение, и оттого он стал холодно вежливым.
  Продавщица хмыкнула и вздернула носик - профессионализм проиграл. Но тут в кафе вошли новые посетители, и она перестала обращать на Джона внимание.
  Оказавшись, наконец, в уединении, господин Федотов попытался дать бой хандре, поскольку уже через час ему нужно было быть в университете: отсмотреть несколько кандидатов на переселение в Город Умников, ознакомиться с их работами, решить, кого пора брать в оборот, к кому стоит основательно присмотреться, а кто и вовсе недостоин внимания ДП.
  Но сегодня обуздать нерабочее настроение не получалось. Джон с тоской думал, какой же он все-таки неудачник. Да ладно бы еще простой, а то из самой несчастной породы этого вида homo sapiens. Из тех, у кого сначала дела шли слишком хорошо, из-за чего они вовремя не научились бороться, а потом неожиданно покатились под гору. "Пятнадцать лет назад, - хныкал в голове у Джона внутренний голос, - ты был самым молодым сотрудником Департамента психологического контроля. Подавал надежды. А теперь? В науке уже ничего не достигнешь, начальником не стал. Так и помрешь замом отдела".
  В том, что подняться выше по служебной лестнице ему вряд ли удастся, Джон уверился с тех пор, как Сильвер Ражени, носивший ему когда-то "пепси" из автомата, стал его начальником. Тогда и поселилась в душе обида, подавлять которую он пристрастился Формулой успеха.
  "Опять думаешь о дозе!? И это работник Департамента Противодействия, спаситель мира от Формул! И с такой тряпкой я живу!?" - всплыл в голове обрывок их последнего разговора с женой. Если он и не пустит в ход отцовскую "Беретту", то только чтобы своей смертью не доставить удовольствия этой продажной кошке.
  Компания - три парня и девчонка - пришедшая после Джона, направилась к ванной, на ходу вынимая пеналы форманов. Джон достал свой - темной кожи с блестящей металлической вязью. В одной половине - капсулы со стимулятором ("Действуют мгновенно, не оставляя последствий!"), в другой - загрузочные диски. Всего три, сделанных на заказ: Формула успеха, Формула спокойной радости и Формула наслаждения риском. Четвертый диск - Формулу семейного счастья - он сломал.
  Он оглядел людей, собравшихся в кафе, и понял, что здесь нет никого, кто не пользовался бы Формулами. Вон там, у окна, две девушки под Романтикой - глаза чуть томные, ноздри раздуваются, словно вдыхают аромат розовых бутонов. Парень в поисках приключений - дерзкие глаза, вспотевший лоб, неестественно благородная осанка. Два бизнесмена среднего пошиба: у одного штампованный Успех ("я на коне!"); у другого нечто изысканное ("дела идут так, что есть время наслаждаться жизнью!"). А у самой стойки студенты. Не иначе как из Клуба Весельчаков: рты не закрываются - одинаково готовы и остроту выдать, и засмеяться: "Слышь, Васек! Экстрасенс издал свои мемуары. Глава десятая называется: "Третий раз в третий глаз"..."
  Джон испытал прилив мстительного удовольствия. Не он один на этом крючке - весь мир рядом. Да уж, двадцать лет, прошедшие со времени континентальных объединений, изменили все неузнаваемо. Тогда Земля, только начавшая привыкать к своему новому устройству, пожинала первые его плоды. Пора изобилия, в котором купались все пять государств: Евро-Российское, Арабо-Индо-Китайское, Австралия, Африка и Объединенные Штаты Америк. Век сытости. И как следствие - пресыщения. А потом разочарование в жизни, массовые хандра и самоубийства, движения нео-хиппи, расцвет оккультизма. И изобретение Формул...
  Давешняя компания вышла из ванной и двинулась к выходу. Закачали себе что-то веселое - вот-вот прыснут со смеху.
  - Лизон! Может, в кино сходим? Без этих шпротов - вдвоем, - на самом пороге, приостановившись, игриво спросил девушку худой чернявый парень.
  - Нет, Лева, - жеманно ответила та. - Ты же знаешь, я по маме католичка - мне с вашими встречаться нельзя...
  - Вот черт! Вы что, сговорились все? Я скоро заявление в синагогу подам: "Прошу считать мое обрезание недействительным".
  Двое других парней заржали. Молодежь вывалилась наружу.
  ...Действие Формул основывалось на том простом посыле, что настроение человека зависит не только от реального положения его дел, но и от капризов взаимодействия подсознания с окружающим миром. При самом плохом раскладе, когда лучший выход - пуля в лоб, человек может испытать прилив мужества, просто увидев знакомую с детства картинку или почувствовав нечаянное прикосновение, внезапно совпавшее с его воспоминаниями о ласках матери. Возникла идея создать стимулятор настроения, напоминавший подсознанию о таких вот жизнеутверждающих моментах. Его собирались использовать для лечения психических заболеваний и реабилитации людей, переживших сильный стресс.
  Исследователям удалось выявить базовый комплекс образов для создания основных востребованных настроений: радости жизни, любви, спокойствия, уверенности в себе, и т. д. Но эффект от их воздействия был нестабильным, поскольку не было возможности ввести в Формулу образы, значимые для каждой конкретной личности. Долгое время ученые пытались изобрести нечто вроде ментального сканера для считывания воспоминаний, но эта ветвь работ оказалась тупиковой.
  Прорыв произошел, когда догадались, что воспоминания, соответствующие определенному настроению, не обязательно воссоздавать. Достаточно вызвать их, введя человека в состояние глубокого транса, закрепить в определенной последовательности, а затем завязать на определенный "ключ" - воздействующую на органы чувств программу. И готово - при прокрутке последней подсознание рождает образы прошлого, которые и творят настроение. Таблетки, как и загрузочный диск с программой-"ключом", - неотъемлемая часть набора формана - содержали вещества, делавшие эффект более сильным и стабильным.
  Абсолютно безвредные для здоровья Формулы действительно поначалу использовали для лечения психов и наркоманов. А в 46-м выбросили в массовую продажу. Нет, не то, чтобы форманство победило так сразу. Большинство конфессий осудили вмешательство в человеческую психику, христианство даже высказалось в том смысле, что это путь, по которому придет в мир Сатана. Но, в конце концов, Формулы победили, и Человечество получило новый - мощнейший и коварнейший в своей безвредности - наркотик в безраздельное пользование. Уже десять лет спустя услугами загрузочных машин пользовались четверо из пяти. Первые тревожные звоночки раздались спустя полтора десятилетия. Дело было не в возникавшей у большинства форманов зависимости. К тому времени поддерживать настроение с помощью Формул было по средствам почти любому, а для беднейших их выдавали бесплатно - государству были ни к чему недовольные жизнью. Но у форманов со стажем 10-15 лет настроение почти полностью теряло зависимость от реальных событий. Человек испытывал положительные эмоции, даже когда его жизнь рушилась, и не делал ничего, чтобы ее изменить. Отказывал механизм сродни чувству боли, кто-то из молодых ученых окрестил это "оргазмом в момент, когда тебе отрезают палец". Пока число таких форманов было невелико, но это были первые ласточки, те, кто пользовался новым изобретением с самого начала. Расчеты показывали, что через десяток лет бедствием будет охвачена большая часть человечества. Лекарство от "Синдрома Ф" найти не удавалось. Угроза превращения общества из развивающегося организма в скопище апатичных "овощей" неотвратимо приближалась.
  В 83-м в Евро-России производство Формул попытались свернуть. Правительство действовало решительно, даже слишком. Было объявлено, что в течение полугода будет прекращена свободная продажа ВСЕХ видов психостимулятора. Конгресс принял поправку в "Ев-Ро Право", по которой он переводился в разряд сильнодействующих наркотиков, разрешенных к употреблению только больным по спец. разрешению лечащего врача. А незаконное производство и распространение преследовались по закону.
  Это было слишком. Народ, обычно индифферентный к деятельности властей, восстал. Дело дошло до вооруженного противостояния, и правительство вынуждено было уйти в отставку. Армия в полном составе перешла на сторону гражданского общества, ясно и непрекословно заявившего о своем желании и впредь потреблять Формулы. Это была чистая победа демократии - нокаутом здравого смысла.
  Президент Станканов, правда, сумел отмежеваться от непопулярного решения, заявив, что это замы самоуправничали, пока он находился в отпуске. Евро-россияне с полгода потешались над ним; по головидению в открытую рассказывали анекдоты: "Алло! Это Верховный суд? Я хочу подать иск - мою жену поимели без моего ведома. Кто говорит? Да Станканов, кому ж еще!?"
  Президент удержался в своем кресле чудом: народ, делая из него шута, подрастерял большую часть решимости довести дело до импичмента. Следующий кабинет министров выбрал тактику убеждения. Однако попытки втолковать массам, насколько плачевными могут оказаться результаты приема Формул, особым успехом не увенчались. При вялой поддержке электората их всего лишь перестали продавать лицам, не достигшим возраста 21 года, и снизили допустимую длительность разового воздействия с недели до двух дней. Официальная медицина тратила гигантские средства на пропаганду - еще никогда Минздрав не предупреждал так настойчиво, что потребление чего-либо опасно для здоровья. Увы, в результате от трехмиллиардной армии форманов откололись единицы.
  А три года назад, в 84-м, в скрытом бюджете государства появилась особая статья расходов: ДП - Департамент Противодействия. Структура, целью которой был поиск и привлечение к работе талантливых ученых, специализировавшихся в областях, которые могли бы избавить человечество от форманской зависимости. Средства, выделявшиеся ДП, были так велики, что только невероятный подъем экономики позволял выдержать это бремя.
  Сейчас, насколько знал Джон, на правительство в городах Умников трудились тысячи ученых. Они были полностью отрезаны от мира. И на их шишковатых головах стоял такой жирный гриф "Совершенно секретно", что возвращение к обычной жизни еще лет десять не представлялось возможным. За три года исследований особых результатов города Умников не принесли. Но сейчас в работе были сразу несколько перспективных проектов, требовавших квалифицированных кадров. И Джон Федотов, заместитель управляющего отделом отбора ДП, как раз и занимался поиском молодежи для пополнения когорты спасителей человечества. Увы, не всегда добровольных: правительство не могло позволить себе миндальничанья, когда речь шла о жизни страны. Зато имело возможность сделать так, чтобы попавший в город Умников уверовал в необходимость оставаться там до победного конца.
  Джон Федотов встал, хрустнув суставами. Пора было браться за работу - оставалось как раз пятнадцать минут, чтобы добраться до университета. При мысли о том, что от его решения зависит, кому дышать воздухом свободы, а кому отправляться в маленькую, сверхблагоустроенную тюрьму, у него чуть-чуть улучшилось настроение. Что ни говори, а для этих университетских юнцов он - большой человек. День, возможно, был не таким уж и гадким.
  
  Рики Гринченко.
  День был прекрасный - безо всяких Формул. Просто солнце, вишня, цветущей веткой тарабанящая в окно спальни, и свежий ветерок, врывавшийся в форточку. Раньше тетушка Илоиза всегда прикрывала ее, уберегая Рики от простуды. И лишала удовольствия сначала прятаться от холодных токов в теплоте одеяла, а потом раскрываться навстречу потеплевшему бризу. Как Рики не убеждал ее, что весной душа поет и никакая простуда ей не страшна - все было бесполезно. Форточку тетя Илоиза, почище закоренелого подводника, считала едва ли не главной опасностью для жизни человека.
  Сегодня была пятница; если верить психологам, утверждающим, что предвкушение наслаждения более сладостно, чем оно само - лучший день в неделе. И хоть завтра Рики предстояла нелегкая ночь в морге, у него были свои причины радоваться наступившему сегодня. Кухня в его маленькой квартире, купленной в год, когда он закончил двенадцатый класс, была малюсенькой. Не кухня даже, а предбанничек между двумя комнатенками и лестничной площадкой. От последней - вотчины кота Пэра, обитавшего в коробке за мусороприемником - ее отделяла деревянная дверь. Довольно подранная снизу, по мнению соседки тети Вали, которое та всегда высказывала, если ей удавалось поймать Рики в коридоре. Если заходить в его квартирку с улицы, сразу натыкаешься на кухонный стол - это удобно, когда идешь с покупками. Дальше ступеньки, справа от которых кабинка душа, совмещенного с туалетом, слева - вход в холодильник. А по прямой - провал в первую комнату, пол которой почти на полметра ниже верхней ступени. Для одной его знакомой их короткий роман закончился прямо здесь - сломанными каблуком, большим пальцем правой ноги и стойким чувством неприязни ко всему, что связано с Рики.
  Он привычно запрыгнул в кухню и "зашел" в холодильник за брикетом замороженной говядины "диетической обезжиренной со вкусом чеснока и мяты". С верха небольшой обувной пирамиды под столешницей свалился башмак - каблуком ему на мизинец. Рики поставил говядину в плиту. За дверью заскребли когти, предоставляя тете Вале очередную тему для нравоучений. Просто выкинуть кота из подъезда она не решалась: Рики пообещал ей, что тогда заведет летучую мышь.
  - Сейчас! - крикнул он, доставая миску. У Пэра была своя миска, битая и гнутая, с вензелями какого-то забытого семейства, выкормившая, должно быть, не один десяток котов.
  - Заходи, оболтус, - Рики открыл дверь, пропуская Пэра внутрь. В миску, поставленную под стол рядом с башмаком, плюхнулся кусок мяса - большая редкость в этой посуде. Пэр глянул на Рики испытывающе. Тот кивнул. Кот понюхал говядину, на всякий случай заглянул в башмак и стал есть.
  Рики пил молоко с тетушкиными хлебцами и чувствовал, как прибывают силы. Они теперь всегда прибывали после хлебцев - такой уж полезной штукой те оказались, хотя четыре месяца назад он терпеть их не мог. Собственно, из-за хлебцев тетушка и умерла - в попытках осчастливить мир не обратила внимания на какую-то опасную болячку и спохватилась только, когда самое время было писать завещание. Изобретенные ею хлебцы были идеальной пищей. Комбинация питательных, лечебных и прочих веществ при постоянном употреблении приводила к общему оздоровлению и балансировке обменных процессов. Она также оказалась средством профилактики многих серьезных заболеваний. Три института питания, в том числе и родной Саратовский, где она работала, подтвердили уникальность изобретения Илоизы Ленштоль. С одним "но" - по вкусу ее хлебцы мало отличались от жареной земли вперемешку с птичьим пометом. Уж это Рики мог подтвердить - как-то его дружок Бэзил Баклушин насыпал этой дряни в банку с концентратом, и тетушка Илоиза неделю пичкала его хлебцами с дерьмом. А он об этом узнал от Бэззила, только когда в банке оставалось уже на донышке...
  Чтобы выпустить хлебцы в серийное производство, необходимо было изменить их вкусовые качества. И тут госпожу Ленштоль постиг удар: выведенная ей диетическая формула не желала идти на компромисс, с введением новых компонентов исчезали ее целебные свойства; и она превращалась в обыкновенный набор веществ, средней питательности.
  Рики вгрызся в серый блин, рассыпавшийся у него во рту горсткой мелких кусочков. Перед глазами всплыла картинка из отрочества - эпохи экспериментов по усовершенствованию вкуса. Тетушка Илоиза, еще полная сил сорокапятилетняя женщина, тихонько входит в его комнату, держа за спиной, блюдечко с опытной партией - тремя-четырьмя "коровьими лепешками". На ногах - плюшевые тапочки: чтобы дети, с головой погрузившиеся в виртуалку, не услышали ее шагов. Она заходит между дверью на балкон и компьютером, отрезая пути к отступлению.
  - Попробуйте - вкусно... - от вкрадчивого голоса даже монстры в шлеме дрожат и разбегаются в стороны.
  Бэзил и Масик судорожно сглатывают, но хлебцы берут. Вообще-то зря тетя беспокоится - это обязательная повинность, которую необходимо выдержать, если хочешь играть на супер-компе Рики - с тремя шлемами и одним полным контактным набором.
  В конце концов тетушка окончательно удостоверилась - или человечество принимает ее хлебцы такими, как они есть, или не принимает вообще: решающая ставка, на волю и сознательность, была сделана и оказалась бита. Группа добровольцев из тех, что повернуты на собственном здоровье, с уринотерапии и сыроядения были переведены на питание хлебцами. Двадцать три дня спустя первый отщепенец сделал выбор в пользу мочи. А к концу испытательного срока продолжал употреблять хлебцы лишь один из десяти. Это был не тот результат, при котором стоит мечтать о Нобелевке.
  Тетя Илоиза уволилась с работы, оборвала контакты с друзьями. Рики отправили в Ростов, в школу для одаренных детей, имущество было распродано, куплена квартирка для него и новое оборудование для лаборатории. Профессор Ленштоль решила, что раз невозможно изменить вкус хлебцов, она изменит вкусы людей. И тут ей улыбнулась удача, причем, в области, к хлебцам имевшей весьма далекое отношение. Тетушка Илоиза нашла способ победить Формулы!
  Увы, совладать с собственной смертью ей было не дано. И теперь Рики двадцать пять, а семь лет назад она умерла, оставив ему бумаги, лабораторию и потертый "компакт" на сто двадцать гигабайт - свое завещание. Он не видел ее до самого конца. Почти два года: пока учился в спецшколе, поступал на факультет "техники психовизуа", набрасывал сценарии своих первых ПВфильмов, устраивал новую жизнь. Диск на сто двадцать "гигов" поставил эту самую жизнь с ног на темечко. У семнадцатилетнего парня хватило ума понять, что единственная родственница оставила ему состояние. Но в упаковке, открыть которую будет непросто.
  На следующий год Рики перевелся на факультет "Исследование Подсознания", со временем сумел разобраться в сути изобретения. И создал то, что должно было положить конец власти Формул.
  Он делал все, как учила его тетя Илоиза. Долгих семь лет, когда единственным его другом был кот Пэр. И вот вышел на финишную прямую. Сегодня ставки будут сделаны, и на этот раз выигрыш достанется ему. Так что Рики было от чего улыбаться - безо всяких там Формул.
  
  И снова Рики.
  Когда этот тип появился в лаборатории, Кански едва не въехал головой в плиту монитора. Сегодня к ним заходили уже двое неизвестных, и оба в сопровождении директора. Но Славка и не думал терять равновесия. А тут... Почувствовал он его, что ли?
  В этом министерском и впрямь было что-то, выдающее род его деятельности. Взгляд - глубокое озеро скуки, в глубинах которого вдруг мелькнет профессиональное любопытство. Словно щупальце гигантского спрута. Холеный, с чуть-чуть показной успешностью в облике. Но и что-то дерганное присутствует. Рики тоже сразу его опознал. Сердце заколотилось быстро-быстро, ладони вспотели, лицо едва не лопалось от прилившей к нему крови.
  Пришелец ходил от стола к столу. От одного старенького трехмерного монитора к другому. Кивал, жал руки. Директор Иван Петрович с исконно русской фамилией Долман и прозвищем "Диван Петрович", важно семенил следом. На Дивана, принимавшего гостей, спорили. Новенькие из студгородка не верили, что можно "важно семенить". Вот и сейчас на лицах троих практикантов, кажется, из Питера, недоверие сменялось весельем, а затем горьким осознанием того, что с тремя ящиками пива придется расстаться. "Сегодня вечером ко мне, - по губам дяди Пети, объяснявшего им условия расплаты, читал Рики привычную фразу, - у вас от работы клины, а клины "Клинским" вышибают".
  Рики убрал с экрана игрушку и переключился на постройку проекций. Гость и директор были уже у стола Славика. Тот рдел, как девочка, сбивчиво объясняя, над чем он сейчас работает. Кажется, визитеру было интересно. Год назад к ним уже приезжал дядька из министерства, после чего тихий доцент из соседнего отдела Гриша Збарсков укатил в Европу. С тех пор от него пришло три письма, несколько открыток и фотография. На ней Гриша был с молодой женой - не очень, по мнению Рики, хорошенькой, но не без фигуры. Збарсков писал, что платят ему очень хорошо, через пару лет приглашают перебраться по обмену в ОША, и он уже дважды отдыхал на Карибах. Чего тут удивляться, что Славик во сне видел очередной приезд гостя из столицы. Рики стало немного жаль товарища: после того, как "покупатель" из министерства подойдет к нему, он еще долго не вспомнит о существовании Святослава Кански.
  Наконец визитер что-то записал в блокнот, благожелательно кивнув Кански, и парочка отчалила от его стола. Если министерский не педик, то, наверное, мечтает избавиться от Славкиного влюбленного взгляда. Диван Петрович хмурился в сторону дяди Пети. От него не ускользнуло, что у того резко поднялся градус настроения. А по опыту директор знал, что после визита важных гостей у дяди Пети к вечеру в крови поднимается и алкогольный градус. Связь между двумя событиями была несомненной, но постичь ее природу Дивану Петровичу до сих пор не удалось.
  - Ричард Гринченко, - уже рекомендовал его директор, - молодой. Подающий. Надежды. Работает... Над чем?
  Рики нажал последнюю, ГЛАВНУЮ, кнопку, и обернулся к Дивану с гостем. Через тридцать секунд директора вызовут. Программа, которую он заложил при установке системы-секретаря в его кабинете, уже работает.
  - Способы изменения искусственных подсознательных зависимостей ниже третьего уровня глубины. - Произнес он, глядя в глаза министерскому. Спрут в глубинах озера зашевелился.
  - Да? - с легким удивлением произнес Диван. Еще бы - раньше он об этом ничего не слышал. - Ну вот, значит, способы изменения... э-э... Джон Федотов. Министерство.
  В этот момент в ухе у директора раздался голос секретаря, настоятельно приглашавшего Дивана Петровича на видеоконтакт с ректором. Тот сейчас находился на отдыхе в Финляндии. Рики знал, что он терпеть не мог отнимать от отпуска время на работу, и промедление могло обернуться для директора выволочкой. Значит, сейчас Диван Петрович уйдет. И минут десять мистер Федотов будет в полном его распоряжении. Этого времени вполне достаточно, чтобы раз и навсегда изменить жизнь.
  - Пардон, - Диван чуть поклонился. - Пять минут. Удалюсь. Дела.
  Он быстренько задвигался к двери из бокса.
  - Изменение зависимостей, говорите? - Джон Федотов, кажется, даже не обратил внимания на уход директора. - А подробнее?
  Рики неожиданно стало страшно и он понес какую-то ерунду, мучительно ощущая, как утекают секунды. Потом вспомнил присказку дяди Пети: "В огороде бузина, нет на водку ни хрена...", - так тот обычно говорил, если кто-то не решался прямо о чем-нибудь попросить... К черту!
  - Мне кажется, я нашел решение проблемы форманства...
  Спрут в глазах министерского работника замер и убрал щупальца в озеро. Теперь там была одна скука и... маленький мутный глаз подводного чудовища, из незаметного далека внимательно наблюдающий за Рики.
  - Простите, что?
  - ...Решение проблемы форманства. До сих пор к борьбе с ним подходили неправильно. Ветви рубили, а корни выкорчевать не пытались. - Теперь, переступив черту, Рики говорил очень быстро. - Цель любой формулы - обслужить стремление человека жить в ладу с миром, получать удовольствие от существования. Никаким инстинктам они не противоречат, болезней от них тоже никаких. Но главное - зависимость от них закрепляется куда глубже, чем уровень, на который влияют все эти попытки убедить общество во вреде форманства, навязать новые игры, спорт. Все это влияет только на сознание. А под ним тяга, такая, что найдутся любые доводы, лишь бы опять натянуть на голову контактный шлем. Формулы влияют на подсознание. И зависимость возникает у подсознания. А значит, и ломать ее нужно в глубине, там, где корни...
  - И что же вы придумали?
  - Воздействие на другом уровне, глубже, чем тот, на котором закрепляется зависимость. Инстинкт этот - стремление к комфорту - надо переменить. Так, чтобы Формулы опасность для человека олицетворяли.
  Рики замолчал. Джон Федотов разглядывал что-то на его носу, затем произнес:
  - Над этим сейчас многие ученые работают. Очень талантливые, притом, ученые. Увы, пока безрезультатно. Вы хотите сказать, что вам это удалось?
  - Не знаю, каким образом. Увидел во сне, как Менделеев. Костяк, основную формулу, сам которой пока не понимаю. Она, как бур, позволяет проникать в самые глубины подсознания. Влияет в основном на инстинкт самосохранения. В чистом виде, наверное, ни на что не влияет - я пока не разобрался. Но она - словно транспортное средство и вспомогательная программа для внедрения формулы Анти-форманства. Возникает стойкое неприятие его как образа жизни. Результаты есть, я опробовал. Сам я уже четыре месяца не пользуюсь Формулами. Могу попробовать разок-другой, но будто стоит что-то на страже и при малейшей опасности втянуться отдает команду: "Назад!" Двенадцать форманов, на которых я это испытывал, за несколько месяцев ни одной попытки вернуться к старому не сделали. А среди них были такие, кто с самых первых лет на загрузке сидел.
  - И... как же это работает?
  - Говорю же - не знаю! Для меня это загадка. Пока, - Рики посмотрел прямо в глаза господину Джону Федотову. Спрут давным-давно уже вылез на берег весь, до последнего щупальца. - Я работал сам и не хочу, чтобы к изобретению примазывалось наше лабораторное начальство или Диван Петрович.
  - Кто?
  - Директор - мы его Диваном зовем. Д. Иван - понимаете? Так уже было: наши ребята делали что-то, а потом соавторами обрастали. И не замечали, как соавтор автором оказывался. Я знаю, вы можете проверить это... - Рики положил на ладонь Джона маленький старый пенальчик с двумя дисками. - И оценить... Здесь фильм. Мой. Я учился на псивизуалиста, так что опыт имею. Называется "Только однажды в жизни". Про человека, пытающегося выбраться из мира иллюзий в реальный мир. По-моему, получилось неплохо. Но сюжет, в общем-то, не важен. Главное - начинка. Формула на красном диске начинает действовать через пару дней. На синем есть программа замедления. Это для показа на большой аудитории, чтобы не возникло повода обвинить во вмешательстве в подсознание. Механизм запускается очень медленно, месяцев через шесть-восемь. Смотря насколько велика зависимость. При копировании на пси-оборудовании эффект сохраняется.
  В дверях в конце залы показался Диван. С расстояния в двадцать метров видно было, как велик градус его кипения - усы на кумачовом лице торчали в стороны, как две малярные кисти. Связь с ректором, понятное дело, оборвалась, как только он переступил порог кабинета. Он шел по направлению к Рики и Джону Федотову. Но, похоже, их не видел.
  - Вот, моя визитка. Там адрес, телефоны, - Быстро сказал Рики. - Проверьте диск. Я думаю, пары дней будет достаточно.
  - Хорошо, - пенал и карточка исчезли в пиджаке Джона.
  - Дядя Пе-е-тя! Ты что, издеваешься?! Какого хрена этот секретарь третий раз за неделю меня впустую гоняет! - заорал Диван через весь зал, как он это обычно и делал. - Почини эту долбанную программу или я на нее "Дед-вирус" напущу, мамой клянусь!
  - Ваша работа? - почти утвердительно произнес Джон.
  Рики пожал плечами. В самом углу громадной лаборатории, ошарашенный внезапным наскоком шефа, недоуменно приседал и пожимал плечами дядя Петя. Серебристая борода, вставшая колом, по степени возмущенной растопыренности давала очков тридцать форы усам Дивана Петровича. Рики набрал код из трех букв в потайном окошке ликвидатора, щелкнул "энтером", уничтожая следы своего присутствия в секретаре Директора. Положительно, если он и будет жалеть о чем-то в своей новой, обеспеченной и очень интересной жизни, так это о старом хакере Петре Петровиче, лупящем пиво ящиками и готовом написать для тебя любую программу, если она способна довести до белого каления непосредственное начальство.
  
  Джон Федотов.
  Да, это было нечто. Это было... было... да, господи! Все, что угодно это было, если не врал пси-анализатор. Слава, деньги, глаза поздравляющей его Ванессы, в которых смешались два чувства: досады и жадного любопытства - принимает ли он назад раскаявшихся жен...
  Ранним субботним утром Джон сидел на лавочке у какого-то памятника в центре города и хлебал из термобанки ледяной джин. Голова работала четко. План выстраивался как бы сам собой, без всяких усилий. В крови бурлила такая энергия, будто это кто-то другой, а не он, отсидел дикую ночь за порталом анализатора в лаборатории. Птица - синяя птица удачи - вертела перед ним манящим павлиньим хвостом. Надо только подкрасться так, чтобы не спугнуть. Вырвать перо. И не оставить следов...
  ...В маленький городок неподалеку от Саратова - Жирновск - он рванул сразу же, как только отделался от Дивана Петровича. Здесь жил приятель, у приятеля уехала жена, имелась лаборатория и отсутствовало любопытство. Двухдневный отпуск Джон получил, позвонив чертову желторотику-шефу под утро. Правда, пришлось снести несколько выпадов, но они почти не задели его - Джон просто записал Сильверу Ражени очередную обиду на счет, по которому тому придется платить очень скоро.
  В третьем часу ночи, когда усланный Джоном хозяин, Васька Дагаминов, хлестал с подружкой пиво в баре, наслаждаясь нечаянным холостяцким счастьем, он окончательно уверился, что на диске была Нобелевка. Он не знал пока как, но программа работала - в этом сомнений не было. На несколько сладчайших минут воображение унесло Джона в светлое будущее, где его поочередно омывали то волны признательности спасенного человечества; то мелкая, неопасная - вроде острой приправы - зависть всяких там Ражени; то наслаждение от вида новых мест, вкуса изысканной жизни, в которую он, несомненно, погрузится, явив миру Избавление. Потом Джон понял, что всему этому не бывать. Максимум, на что он сможет рассчитывать, преподнеся министерству гения на тарелочке, это повышение по службе. Притом существенное, лишь если удастся пронести этот лакомый кусок мимо алчных начальственных ртов прямо к столу министра.
  Джону Федотову стало так обидно, что он готов был изгрызть от досады угол психосканера. Он даже пустил самую настоящую мужскую слезу. И уже собирался забиться в припадке ненависти к собственному бессилию, когда вдруг увидел выход:
  "Программа - это ВСЕ. Она есть, значит, можно разгадать, как она действует. Я смогу разгадать. Даже без сопроводительных документов. Может, через год, может, не сам, а с помощью того же Дагаминова. Главное - чтобы она стала МОЕЙ. Тот парень не хочет делиться? Я тоже не хочу... Надо только решиться и... у меня дня три, пока он не заподозрил неладное и не попытался отыскать другого человека в министерстве, чтоб передать диск. Если парень не соврал, что работал один, никто об его изобретении не знает. Значит, хороший несчастный случай вполне подойдет. А если соврал? Впрочем, этот... Диван говорил, что он замкнут и даже с женщинами подолгу не встречается: "Уж больно они для него активные, в душу норовят залезть", - так, кажется. Но все же надо самому отсмотреть психотип личности. Проверить, подтвердить..."
  Жар, охвативший Джона, выжег накопившуюся усталость. От откатился на стуле от анализатора к обычному компу и вошел в базу университета. Открыл своим ключом досье и стал методично проглядывать данные на двенадцать сотрудников, с которыми он встречался сегодня.
  Джон просидел за монитором больше полутора часов. В программу такого уровня секретности мог быть встроен блок, следящий за движениями глаз и определяющий, что интересовало пользователя. И потому он для начала надолго остановился на Святославе Кански, внимательно проглядел наработки. И сделал пометку об установке наблюдения с перепроверкой результатов каждые три месяца. По инерции подумал, что у Кански, пожалуй, остался всего год-другой жизни вне города Умников; и тут же решил, что с диском Рики необходимость в последних вскоре может отпасть.
  Досье на Рики Гринченко он проглядел быстро и как бы поверхностно. Но мозг, работавший непривычно четко, зафиксировал все, что нужно - скрытен, друзей не имеет, длительные отношения ни с кем не поддерживает, в работе упорен, но, судя по всему, бесталанен (еще бы!) Сюрприз ждал его в графе дополнительной информации: последние два года по субботам Рики подрабатывал грузчиком в морге... горбольницы Жирновска! Джон едва не подскочил на стуле - в этом явственно проглядывал перст судьбы.
  В конце пятого часа он закрыл файлы (после папки Рики Джон заставил себя ознакомиться еще с пятью кандидатами), похрустел затекшими суставами, выпил кофе и вышел из дома.
  В этот день, 10 мая, погода сделала свой излюбленный в этих широтах финт - за ночь температура упала до минус трех и цветущие сады покрылись инеем. Джон бегом одолел расстояние до машины и вывел "Пятисотку" на дорогу. Холодный джин - вот чего ему не хватало!
  Первым глотком Джон поперхнулся и понял, что несчастный случай должен произойти не только с Рики, но и с его лабораторией. Файлы он скинет к себе, а потом пожар - лучший выход. Он придет к нему под предлогом... Под каким, он не додумал, поскольку неожиданно увидел физиономию идиота, отражавшуюся в зеркальце напротив: зачем этот риск, когда в лаборатории он может покопаться и позже. Если вообще парень, явно отдающий работе все время, не носит файлы с собой. Куда лучше устроить несчастный случай на ночной дороге.
  Джон вернулся в машину, достал из тайника набор "для устранения помех", как он его называл. Такой же, только казенный - часть снаряжения любого сотрудника Департамента - остался дома. А этот вот уже два года считался утерянным его начальником Ражени. Все, что ему нужно, здесь было. Глушитель - по виду кусок старой жвачки. Крепится под днище и в нужный момент частично вырубает электронику автомобиля. И газовый пистолет с пулями, заряженными ПК-276, на короткое время одурманивающим человека и делающим его сверх-восприимчивым к внушению.
  Джон Федотов смял термобанку, подбросил ее вверх и послал ногой в мусороприемник. В десятку! Жажда рискнуть, поставить все на "зеро" и выиграть, бурлила в нем, затапливая до самой макушки. В гостиницу он прибыл к началу двенадцатого. Сел у окна и уставился в белое сияние дня. Потом все мысли ушли. Он впал в оцепенение, словно паук, готовый отреагировать на движение расставленных сетей, а до того не считающий нужным тратить силы на движения. В звенящую, ломящую виски пустоту в голове вползала торжествующая радость оттого, что он решился изменить свою жизнь, что его прошлая слабость была лишь недоразумением, что он хищник, а не жертва, какой мнил себя раньше. В девять часов Джон Федотов вышел из номера. Тело его переполняла энергия, мышцы вибрировали. В груди, чуть правее от сердца, бил мощный источник торжества. Темный и такой же холодный, как вползавшая в мир ночь.
  
  Снова Джон Федотов.
  К первому часу воскресенья температура опустилась еще ниже. На дороге потрескивало. Покрытие в свете фар казалось то присыпанным острой ледяной хвоей, то походило на заледеневшую старческую кожу. Он припарковался в темном углу у ограды больницы, рядом с закрытым въездом в подземный гараж. Городок спал уже как минимум два часа - отрыдав положенное на вечернем пси-реале, подгрузившись "Романтическим настроением" или - с учетом завтрашнего выходного - нахлеставшись под завязку пивом.
  К двери морга Дхон подъехал, когда старый фургон и синий "Гринвер" Рики уже были на месте. Молодой ученый и водитель "труповозки" вышли из морга, толкая каталку- автомат с трупом. Немудреная машинка перетащила пластиковый мешок в кузов фургона, и оба мужчины двинулись назад. Джон сжал в руке жвачку-глушитель и вышел на улицу. Быстро пересек дорогу, стараясь не обращать внимания на холод. Он был в десяти метрах от "Гринвера", когда из-за угла показались двое милиционеров. Джон инстинктивно вжался в какую-то нишу в стене, потом принял расслабленную позу - не хватало еще возбудить в них подозрение - достал сигарету, сунул в рот, не торопясь прикуривать. Патрульные перешли на другую сторону, с сомнением оглядели его "Волгу" и исчезли за поворотом. Джон быстро добежал до машины Рики, прилепил глушитель и спрятался под высоким передним бампером - бежать назад времени уже не было.
  Юный гений показался в проеме ворот, сияющих мертвым ультрафиолетовым светом, и повез каталку с трупом прямо к своей машине. У Джона внутри будто взорвали ледяную бутыль с водкой - внутренности обдало одновременно холодом и жаром. Если он подойдет к передней дверце... Но парень остановил каталку у багажника, открыл его и перекинул внутрь пластиковый пакет.
   "У них что, в фургоне жмурики не помещаются? - подумал Джон. - А может, он некрофил? Тогда понятно, почему он живых девушек считает "слишком активными". Но кто бы его допустил к работе в университете с такими склонностями? Хотя, чего бояться - трупы же там не учатся..."
  Вдали послышался мягкий шелест колес и стук башмаков напарника. Рики торопливо захлопнул багажник и бросился к фургону.
  - Чего возишься? - донесся секунд через двадцать надтреснутый голос водителя.
  - Да вещи свои летние забрал - дома хранить негде, вот я их осенью сюда и отвез. Ребята, - Рики кивнул на кузов труповозки, - вроде не возражали.
  - Не возись - там еще хренова куча жмурья. Три недели не вывозили... Чего они их, солить, что ли, собирались?
  При мысли о соленых мертвецах Джона вырвало кофе и сигаретным дымом. Он не смог остановиться и старался блевать потихонечку, но Рики услышал.
  - Что там? Будто кто-то плачет.
  Напарник прислушался и махнул рукой:
  - На том квартале, наверное. Там мужик один все время к бабе ходит - песни под окном поет. Ни слуха ни хрена, ни голоса. Но, говорит, тут главное, чтобы страсть была. Так там ты бы видел, какие страсти - соседи ментов уже раз пять вызывали.
  Рики в шофером засмеялись, мимо Джона маленьким метеором прочертила воздух отброшенная сигарета, и послышались удаляющиеся шаги. Он выкарабкался из-под бампера и рванул к машине. Через час Рики закрыл ворота и прыгнул в свой "Гринвер". "Волга" заместителя начальника отдела отбора ДП тронулась с места, когда фургон и легковушка почти исчезли из виду. Когда они выезжали из города, под колеса Джона метнулась кошка, и он едва не врезался в мусоросборник. "Гринвер" исчез, и те несколько минут, что он нагонял его, стоили ему пряди седых волос. На тридцатом километре за городом, Рики, видимо, заметил слежку и ударил по газам. Джон отстал - дорога здесь была одна, никуда он не денется. Потом снова сократил расстояние. Расстояние между ними сокращалось, места начинались безлюдные - по обе стороны серого полотна степь с редкими лесополосами, кое-где овраги да редкие речушки. Пора. Он сжал активатор и увеличил скорость: через минуту "Гринвер" забарахлит, начнутся сбои в управлении и электроника примет решение об экстренной остановке. Он проедет дальше - за тот пригорочек, вернется с пистолетом...
  Машина Рики почему-то не останавливалась. Джон сжал активатор еще раз - минута, другая... удобное место осталось позади. За пригорком открылась широкая полоса абсолютно голой степи, и если глушитель сработает сейчас, придется останавливаться и стрелять в прямом контакте. Что ж, так, хотя бы, наверняка.
  Но глушитель не сработал ни сейчас ни десятью минутами позже - комок "жвачки" остался лежать у морга больницы Жирновска, сорванный Джоном Федотовым, когда тот выбирался из-под "Гринвера". Нет, шпион из Джона был никудышный. И невезучий: через пять километров у "Волги" лопнул скат, и авто Рики исчезло с его горизонтов. Пока он менял колесо, шанс решить все на дороге был потерян окончательно. Скрипя зубами и ругаясь, Джон двинулся дальше. Оставалось одно - несчастный случай в лаборатории.
  ...Район, где жил Рики, не был самым худшим в городе. Но одним из худших. Тротуар - не пружинящее покрытие, от которого походка становится легче, свободнее, а древний асфальт. Серые блоки "панелек" чуть ли не вековой давности. И - уж вообще полное убожество - монолитные бетонные гаражи вместо подземок. Как явствовало из досье Рики, ему принадлежал один из них, где располагалась и мастерская. Джон остановил машину за три улицы и двинулся к высившейся впереди двадцатиэтажке. Розовато-зеленый, выделявшийся из господствующей кругом серости блок-монолит подмигивал кое-где проснувшимися окнами. С севера наползали клубы туч, вспухшее небо готово было разразиться мелкой водяной сыпью. Холодная ночь отступала, освобождая мир промозглому, унылому утру. И эта безнадежная серость уже запустила в душу свои липкие щупальца. Тоскою, тоскою веяло от всего! И сердце Джона пронизало иголками льда, когда он вышел прямо на гараж Рики.
  Прямо перед ним на бетонной стене светящейся краской было намалевано: "Рики-Рики - чики-дрики". Лившийся из щели в полуоткрытой двери свет делал надпись наполовину зеленой. "Гринвер", казавшийся не машиной, а лишь остовом от нее, стоял неподалеку. В ушах у Джона возник тонкий механический писк - будто зазвенели натянутые до предела нервы.
  Джон постарался надеть на лицо маску ошеломления и восхищения, встрепал волосы, чтобы завершить образ человека, примчавшегося пожать руку гения. И шагнул из колючей влаги застывшего мира в свет и тепло помещения. В гараже было пусто. Джон споткнулся о брошенный на пороге мешок - точь-в-точь как тот, что грузил Рики в машину. Желание узнать, что в нем, пересилило мысль о том, что восторженные работники министерств, являясь к юным гениям, не копаются в их мешках для трупов. Джон расстегнул молнию, ожидая увидеть холодный лик мертвеца, и надеясь, что он не будет изъеден какой-нибудь гадостью. В мешке были... мешки.
  - Слава богу, - прошепал Джон, - этот парень стащил халявные пакеты, а не подружку...
  Джон зашел в коридор за разделявшей гараж на две неравные части перегородкой. Вниз шла лестница. Остро пахнуло бензином. Джон любил этот запах.
  - Рики! Рики Гринченко! - позвал он. - Есть кто-нибудь?! У вас было открыто, я позволил себе войти. Это потрясающе, Рики! Я проверил - это потрясающе!
  Он почти спустился вниз. Подвал был обширным, а лестница уводила еще глубже, на третий уровень - настоящий бункер. Широкая обшарпанная комната. Стены, никогда не знавшие иного покрытия, кроме разноцветной краски, которую будто выплескивали на них целыми ведрами. Вакуумные лампы под потолком. В центре маленькое компьютерное царство - анализаторы, проекторы, пси-гонялки, трехмерный аниматор - модель "Люксерникс-К17" для профессионалов. Слева в углу - емкости, вроде топливных. Справа и сзади от Джона, что-то вроде дверей в подсобные помещения.
  Рики полулежал на столе спиной к лестнице, почти перпендикулярно к поверхности. Должно быть, спал - правый локоть под головой, левая рука свисает, черные волосы взлохмачены. Включенный комп был в режиме первичного ожидания. Значит - уснул недавно. В воздухе над ним замершая голограмма все еще демонстрировала разрез человеческого мозга. Зоны, подверженные пси-влиянию, светились синим.
  Затылок Рики был повернут так, будто просился, чтобы на него опустили что-нибудь тяжелое.
  - Рики? Вы спите? - тихо проговорил Джон, подходя ближе и нащупывая в кармане пистолет с ПК-276.
  "Надо было закрыть дверь в гараж... дурак, вот, что значит - нет опыта". Волосы парня - "боже, какие сальные! Он что: неделю не мылся?" - шевелились, должно быть, от сквозняка.
  - Рики-Рики - чики-дрики... - пробормотал Джон, подходя.
  Надо было разбудить его - сонному внушения не сделаешь. Он уже почти коснулся плеча, когда осознал, что голова Рики лежит как-то неестественно. И этот белый оттенок кожи... он белый вовсе не от освещения. Потрясенный Джон увидел, что с другой стороны от стола расплывается темное маслянистое пятно - кровь. Похоже, кто-то успел раньше него. Теперь надо лишь просмотреть документы.
  "Если они еще здесь, - мелькнула предательская мысль, - вдруг еще кому про формулу свою сказал..."
  Джон со всхлипом втянул пропитанный парами бензина воздух подвала и разворошил кучу дисков на командном манипуляторе. Вот он! - посередине одного из блестящих кругляшков была выведена крошечная надпись - "Антиформ-3". Он отложил в сторону остальные. Нужно проверить. Значит, отодвинуть тело, привалившееся коленом к системному блоку. Эта мысль была противна. Он пихнул кресло ногой, то, что недавно было молодым ученым, подалось назад и сползло на пол, поворачиваясь к нему профилем. Лицо оказалось избито до неузнаваемости, все в синюшных мешках кровоизлияний. Джона вырвало - второй раз за сутки.
  И тут, прежде чем он нашел в себе силы шагнуть к компьютеру, что-то хлопнуло, и его голову окутало сладкое белое облако. Сознание стало ускользать, но профессионал в Джоне успел определить, что это "дурман" - применяемый полицейскими быстродействующий, но не опасный для здоровья газ. Последнее его обрадовало. Ему до безумия хотелось узнать, кто напал на него, но в поле зрения, стремительно сужавшемся в крохотную точку, попадало лишь отвратительное лицо мертвеца. В последнюю секунду, когда запах бензина был уже нестерпимым, а от маслянистого пятна позади стола начали подниматься языки огня, Джон подумал, что здоровье ему, видимо, уже ни к чему.
  Кто-то склонился над ним, схватил за руки и потащил. Потом наступила темнота...
  
  Вроде эпилога.
  
  - Пупсик, дорогой. В такую рань...
  Он пробурчал что-то в ответ, высовывая сухие морщинистые ноги из-под одеяла. Встал. В номере было тепло, но его все равно слегка знобило - как всегда, если он просыпался после одиннадцати.
  Над прозрачным потолком вовсю палило южно-американское солнце, и от этого становилось еще хуже. Ох уж эти перелеты со сменой часовых поясов - в его возрасте с ними надо поосторожней.
  - Пупсик, давай, ты поедешь один...
  - Не называй меня пупсиком. И хватит дрыхнуть - белый день на дворе! - чересчур раздраженно прикрикнул он, и под одеялом обиженно засопели.
  Он оглядел очертания роскошной фигуры, скрытой легкими изломами шелка, и смягчился:
  - Ты же знаешь, Сантьяго будет с женой. А мне что прикажешь, взять девку с панели? Вставай, мы и так опаздываем.
  Сопение стало громче.
  - О'кей, - сдался Джон. - Девку, так девку. Но я отдам ей твои драгоценности...
  Он увернулся от подушки, наслаждаясь видом обнажившегося молодого тела, и засмеялся:
  - Ладно - пятнадцать минут, а потом пущу воду.
  Джон прикрыл дверь в столовую и взял со стола неизбежный атрибут гостиничных номеров в любой точке мира. Надпись на коробке была на испанском, но сомневаться в содержимом не приходилось. "Блинчик от тетушки" рассыпался мелкими кусочками на его зубах и начал таять. Великолепный вкус. А сейчас прибавятся силы. Его немолодое уже тело - "две недели назад шумно отметил шестьдесят пять и до сих пор чувствую себя на все сто" - словно пропитали сжиженной энергией.
  Он доел блинчик и вызвал коммутатор:
  - Центральный министерский канал. Слима Кантца. Срочно.
  - Шеф? - тенор Кантца дал трещину от удивления.
  - Какого черта вы спите!? Уже давно рассвело.
  - У нас ночь, шеф, - извиняющимся тоном произнес его самый молодой зам.
  Джон молчал, выговаривая про себя: "Конечно! Земля круглая и вращается вокруг Солнца. Слим сейчас на другой ее половине. Это что, первые признаки старческого маразма?"
  - И который теперь час? - спросил он.
  - В данный момент я не имею возможности с точностью это определить. Но, кажется, не более трех часов после полуночи.
  - Слим, я же просил вас не выражаться в подобном стиле.
  - Простите, шеф - я со сна.
  Джон представил Слима, так и не открывшего глаза, но по привычке вытянувшегося в кровати по струнке, и подумал: "Зато я - дуб. Поднял парня посреди ночи. Какого черта?!"
  - Раз уж я вас разбудил, что с документами?
  - Прибудут вовремя. Предварительную сверку с представителями мистера Сантьяго мы провели. Проблем возникнуть не должно. Вам останется только поставить подписи.
  - Ладно, спи.
  Джон отключил канал и полез в душ. Надо будет потом поесть основательней - теткиными блинами, как говорится, сыт не будешь.
  Конечно, встречу с Сантьяго Гричесом можно было и не устраивать - все сделали бы их замы. Но ему давно хотелось увидеться лично с этим человеком. Может быть, причиной была головокружительная карьера безвестного паренька из мексиканской глубинки, кто знает. Но когда министерству пси-безопасности, которое возглавлял теперь Джон Федотов, понадобился крупный кредит, а миллиардер, владелец торговой марки "Блинчиков от тетушки", входивший в десятку самых богатых людей планеты, дал согласие его предоставить, он попросил о встрече. Тем более, что из очень и очень надежных источников ему поступила информация, что этот филантроп готов решиться на шаг, который наверняка потрясет мировую общественность - отказаться от львиной доли своего состояния в пользу Движения экономического равенства. А на человека, который собирается сделать такое, даже в наше альтруистическое время стоило посмотреть вблизи.
  - Инга! - крикнул Джон, выбираясь из ванной и нажимая на пульте нужную кнопку. - Время вышло.
  В водном матрасе, служивший им ночью постелью, послышался плеск. Насколько он понял вчера со слов горничной, сейчас тот должен был прямо под Ингой убрать верхнюю стенку и превратиться в неглубокий бассейн. Джон в предвкушении зрелища заглянул в спальню и рассмеялся - привыкшая к его проделкам жена посапывала на широком и совсем безобидном кресле в углу. Ну, что ж, значит, сон ей дороже бриллиантов...
  
  ----------------------------------------
  
  - И не говорите мне, что ваше лунное поселение - это попытка решить проблемы демографии. Скорее уж - отвлечь от этих проблем, потянуть время. Деньги уходят огромные, а толку не будет никакого, хотя бы потому, что освоение человеко-метра поверхности стоит дороже, чем все места на кладбище в Ватикане!
  - Ну, что уж вы нас хороните, мистер Сантьяго.
  Собеседник Джона развел руками, как бы говоря, что ничего не может с этим поделать. Они сидели за столиком у "У Рэйнардса", слушая оркестр и прихлебывая диетическую "Колу", с самого обеда. Все бумаги были подписаны, заместители давно отправились заниматься текущими делами, жены - в казино. А мистер Федотов с мистером Гричесом все вспоминали о былых временах, спорили о наступающих, и Джона не покидала мысль, что он не хочет расставаться с этим человеком. Им овладело какое-то болезненное любопытство, предмет которого ему был неясен.
  - Это не я вас хороню, мистер Федотов, - Сантьяго Гричес задумчиво сжал крепкие губы, в сочетании с подбородком, по задумке пластических модельеров, обязанные свидетельствовать о волевом характере. - Тут все дело в привычке. Заселять иные планеты - пожалуйста. По той причине, что две сотни лет на этом строили часть нашей шоу-культуры. А с младенчества выбросить человека в иллюзорный мир - непривычно и страшно.
  - Да уж, - согласился Джон, - те добровольцы, которые согласились подключить мозги к машине, выглядят впечатляюще. Я бы не хотел, чтобы мой ребенок к ним присоединился.
  - У вас ведь их четверо?
  - Да. И по законам, на которых настаивают иллюзионисты, трое из них должны были бы стать придатком к машине. Б-р-р.
  - Ну, не все так страшно. И вовсе не придатком, а как раз наоборот. В конце концов, мы делаем машины, чтобы они облегчали нам жизнь. Почему не пойти дальше - пусть они создадут для нас саму действительность. Жизнь сотворена из материи, управляемой духом. В иллюзиях материю обеспечат машины, а дух останется наш, человеческий. Вы ведь верите в то, что Бог создал мир, чтобы твари его совершенствовались в нем душой? Если в иллюзии, поддерживаемой нейро-программами, законы совпадают с теми, что в реальности, и человек совершает те же этические выборы, разве не идет его развитие в соответствии с Божественным промыслом? Помните, древним было сказано - "плодитесь и размножайтесь". А раз этого приказа никто не отменял и разум наш стремится постичь новое пространство, не значит ли это, что мы выполняем Его волю?
  Джон рассмеялся.
  - В искусстве демагогии вам не откажешь. Но, по-моему, для государства тут важнее другое. Сложно убедить людей не рожать больше одного ребенка. Да и не очень обеспеченная жизнь - это все-таки жизнь. А вот если бы все последующие дети должны были уходить в иллюзии... Пожалуй, это имело бы воспитательное значение для родителей.
  Они замолчали. Джон пил "Колу", разглядывая профиль Сантьяго Гричеса. Что-то шевелилось на самом краешке сознания, какая-то догадка, почти узнавание. Мысль, навязчивая и неуловимая, связанная... с чем? Он пытался ухватиться за нее, но это не удавалось. Может, чуть позже? Он вздохнул, расправляя плечи, и заметил:
  - Какая-то напасть преследует Человечество. Сегодня - перенаселение, тридцать лет назад - форманство...
  Он не договорил, пораженный внезапной догадкой. ФОРМАНСТВО! События ночи тридцатилетней давности встали перед глазами так четко, будто он пережил их только что. Дорога, громадный гараж-лаборатория, лицо трупа, синее, будто комья засохшего черничного варенья, и пламя, столбом встающее из-за компьютера, тянущееся к нему плотными жгутами дыма. А потом - гудящий и плюющийся искрами гараж в каких-то пятидесяти метрах и мелкий неожиданно соленый дождь, острыми иголочками сыплющийся на лицо с низкого неба.
  - Рики... - прошептал он, - но вы же умерли!
  Лицо Гричеса, повернутое к нему на три четверти, ничего не выражало. Только глазное яблоко, в разлитом сиянии голд-свечей похожее на яичный желток, замерло, будто выдерживая паузу. Но вот он усмехнулся и снова развел руками - "ничего не могу поделать":
  - Я все думал, вспомните вы, или нет, Джон. Я, конечно, совсем не похож на Ричарда Гринченко из Саратова. Но мне казалось, что интуиция вам подскажет.
  - Но я отчетливо помню... ваше тело! - Джон Федотов замолчал потрясенный.
  - Поручитесь, что мое? - Усмехнулся Сантьяго Гричес, разворачиваясь к нему. - Насколько я помню, того парня не опознала бы и матушка. А я в ту пору как раз работал в морге...
  - Но зачем? У вас в руках было открытие...
  Мистер Сантьяго взял с тарелочки блинчик, выпекаемый его компанией, надломил.
  - Скажите, Джон Сергеевич, что случалось с молодыми дарованиями в области изучения психологии тридцать лет назад? Правду ведь говорят, что они были очень занятыми людьми? Такими занятыми, что на Майорку и Канары пару раз в год съездить успевали, а вот появиться в родном Кукуево - нет. Вам это не кажется странным?
  Джон промолчал.
  - Я не сам догадался, - продолжил его собеседник. - Тетушка подсказала, что война с форманством для ее солдат связана с изоляцией. Она была чертовски умой женщиной. Формула - не мое, а ее изобретение. И весь план, как передать диск, как потом исчезнуть, что делать дальше - тоже ее работа. Я получил очень хорошее наследство, мистер Федотов. Очень.
  - Все равно не понимаю!..
  Сантьяго Гричес вздохнул.
  - Что ж... пожалуй, вы имеете право знать. Илоиза Ленштоль открыла "Антиформ" случайно. Она разработала пищевую добавку - очень полезную, но отвратительную на вкус. Даже то, что при ее постоянном употреблении происходит балансировка всех процессов в организме и лет на десять продлевается жизнь, не могло заставить людей ею питаться. Тогда она решила, что сможет изменить вкусы людей. И когда взялась за создание метода глубокого пси-программирования, неожиданно натолкнулась на "Антиформ".
  Он замолчал, задумчиво вертя в руке пустой бокал. К ним двинулся было официант, но Гричес отослал его кивком головы.
  - Самой воспользоваться изобретением тетушке не удалось - продолжил он, - умерла, царствие ей небесное. А я семь лет убил на то, чтобы понять, о чем идет речь в оставленных ею документах. Не будь тетка знакома с методами нашего государства, я бы, наверное, сунулся к вам с "Антиформом" и угодил на одну из закрытых баз. И дивидендов от изобретения не увидел бы. Но она объяснила мне в завещании, что это слишком большой кусок, чтобы его мог безболезненно проглотить такой маленький мальчик.
  Миллиардер с усмешкой взглянул на Джона.
  - Вы ведь тогда пришли в гараж, чтобы убить меня, не так ли?
  Мистер Федотов вздрогнул.
  - Что вы, - ему удалось сохранить естественно-удивленный тон. - С чего вы взяли?
  Сантьяго отмахнулся:
  - Не беспокойтесь - у меня и в мыслях нет мстить вам. Но та машина-преследователь, ваше поведение в лаборатории - все выглядело именно так. Возможно, потом бы вы жалели о моей смерти, но в тот момент... А ведь вы были далеко не самым решительным из ваших коллег - я потом наводил справки. Так что, пожалуй, город Умников оказался бы для меня чистым везением, не потрудись тетушка продумать все заранее.
  Мистер Сантьяго разглядывал Джона, пытавшегося натянуть на лицо выражение негодования. Потом рассмеялся:
  - Приношу свои извинения, если плохо о вас подумал. Итак, кусок для меня был велик. И я отдал его вам, исчезнув, прежде чем мне успели отплатить обычной в таких случаях монетой.
  - Не получив ничего взамен?
  - Ну, нет! - в глазах Гричеса заплясали лукавые огоньки. - Кое-что мне перепало. Маленькая рекламная акция за счет сначала правительства Ев-Ро, а потом всех остальных стран. Еще не догадались? Кроме базовой формулы-проводника и "Антиформа" в коде было еще кое-что. Вы не замечали связи между массовым отказом человечества от форманства и огромной популярности изобретенных мной блинчиков?
  - Ну, общая тенденция к оздоровлению плюс вкус... - голубые глаза Джона Федотова расширились.
  - Я так и знал, что вы догадаетесь, - удовлетворенно заключил мистер Сантьяго.
  Джон взял с тарелки блинчик "от тетушки" и стал разглядывать его с таким видом, будто не ел вот уже почти три десятка лет точно такие же.
  - Значит, вот он - ваш гонорар за спасение мира? - спросил он.
  Гричес кивнул.
  - В принципе, я мог бы организовать производство чего угодно и сделать это самой необходимой вещью для человечества. Но тогда у меня были только тетушкины хлебцы. К тому же они и вправду полезны, - мистер Сантьяго усмехнулся. - Вытащив вас из огня, я двинулся в аэропорт и через сутки был в Мехико. Потом небольшая пластическая операция, изменение кожного рисунка на пальцах, губах, на сетчатке глаза - чтобы никто не смог провести параллели между гражданином ОША Сантьяго Гричесом и Ев-Ропейцем Рикки Гринченко. Обязательного генетического учета тогда еще не ввели, так что большего не потребовалось. Затем я перебрался в тихий городок, устроился на пси-студию. Через два года ваши из министерства наконец решились пустить фильм в прокат, хотя так и не поняли принципа действия формулы. Потом началась торговля с другими странами. За лекарство от форманства те готовы были дать очень многое. Наверное, до сих пор не все расплатились, так ведь?
  Джон Федотов утвердительно кивнул.
  - Не сомневался. В это время я уже действовал. Показал диск, с, якобы, "пиратской" копией друзьям, отдал его в местный псивизуа-зал. Потом наладил выпуск блинчиков. Замедление на диске было небольшим. Так что, месяца через три клиентов у меня хватало. А когда фильм прокрутили по всей стране, я едва успевал расширять производство. Приходилось даже искусственно снижать спрос. И никто не заподозрил связи секретного проекта "Антиформ" с популярностью хлебцев от тетушки Илоизы.
  - А вы не пытались использовать формулу еще?
  - Нет! - мистер Сантьяго вскинул руки ладонями вверх, перепугав подходившего к ним официанта с заказом Джона Федотова - бутылкой коньяка. - И не попытаюсь никогда. Я прекрасно понимаю, что формула - страшное оружие. Попади мои записи в руки каких-нибудь властолюбцев и вычлени они ее... Хватит с нас великих и любимых тиранов, вам не кажется? Я долго этого боялся и десять лет назад все уничтожил. А перед этим воспользовался формулой в последний раз - чтобы заблокировать свою память. И, поверьте, вскрыть этот "ящик Пандоры", - он указал на свой лоб, - никому не удастся.
  - Вы позволите вопрос? - Джон поднял глаза на мистера Сантьяго.
  - Валяйте.
  - Перед тем, как заблокировать память, вы успели расшифровать базовую формулу?
  Мистер Сантьяго покачал головой.
  - Нет, amigo. Этот орешек оказался не по мне. Эту тайну, извините за пошлось, тетушка унесла в могилу.
  - Жаль... - Джон вздохнул. - Не уничтожь вы все, возможно, нам удалось бы стабилизировать рождаемость...
  - Вы сейчас говорите как человек, - перебил его Гричес, - утверждающий, что силовое ружье идеально подходит для колки орехов. О тетушкином изобретении надо забыть. Чем старше я становлюсь, тем чаще думаю, что и победа над Форманством не стоила того, чтобы вмешиваться в скрытые глубины человеческого существа. В конце концов, мне кажется, был бы найден способ справиться с проблемой иным методом.
  - Возможно, вы правы, - Джон Федотов кивнул, - раздумчиво глядя на напиток цвета тигриного глаза, игравший пламенем свечей в его бокале. - Но ведь кроме пользы Человечество ничего иного не получило. И единственный, кто использовал формулу в своих личных целях - это вы.
  - Как знать...
  - Что вы имеете ввиду?
  - Я уверен, - медленно проговорил мистер Гричес, - что как минимум еще один человек использовал формулу в своих личных целях.
  Джон замер, напряженно вглядываясь в мужественное лицо сидевшего напротив человека. Сантьяго взял из корзинки блинчик и разломил его пополам.
  - Как минимум еще один...
  - И... кто же это? - В горле министра пси-безопасности стало сухо и горячо, как в Долине Смерти.
  - Простите за бестактность, Джон, когда вы в последний раз изменяли своей жене? -спросил его в ответ собеседник.
  - А какое это...
  - Имеет, поверьте. Так когда? Впрочем, можете не отвечать, я и так знаю.
  Джон Федотов откашлялся. Его третья жена, Эва, с которой они прожили два десятка лет, умерла три года назад. В начале их семейной жизни он и впрямь изменял ей - грех было не воспользоваться теми удобствами, которые давало невероятно высокое положение еще вполне молодому мужчине. Но потом произошла переоценка - многое, что он считал важным, ушло, от многого он избавился, потому что считал это необходимым для каждого порядочного человека, и в том немаленьком списке была и его страсть к похождениям. С тех пор он был верен Эве - до самой ее смерти. Так же обстояли дела и с Элизой. Не то, что другие женщины не привлекали Джона Федотова, но он знал, в момент, когда он переспит с другой, придет конец его семейной жизни, потому что семья и ложь - в этом он был убежден - не совместимы.
  - Я уже очень давно не изменяю. Это, по-моему...
  - ...недопустимо, - закончил за него Сантьяго Гричес. - Идем дальше. А что вы думаете по поводу исчезновения войн? А Движение экономической свободы? Тысячи лет человек человеку был волком, а в последние годы так стремительно становится другом и братом, что мы, похоже, мы катимся к Утопии, к "золотому веку", в развитому коммунизму в конце концов... Тысячи богачей по всему миру отказываются от состояний с одной целью - создать общество, все члены которого будут жить в экономически равных условиях и пользоваться благами, прежде доступными лишь им самим. И при этом никаких революций!
  - Ну, и к чему вы это клоните?
  - А вы еще не поняли? Моя тетушка была своеобразным человеком с богатой историей, в которой есть и период работы простой школьной учительницей. Десять лет, мой друг - а такой срок даром не проходит. Я всегда возмущался ее отношению ко всем вокруг, как к неразумным детям, и уверенности, что только она точно знает, как должно ЖИТЬ ПРАВИЛЬНО. Не лучшая черта, свойственная многим учителям, неправда ли?
  - И вы думаете...
  - Почти уверен, amigo, почти уверен. Я сам, знаете ли, затеял всю эту чехарду с блинчиками не из желания осчастливить Человечество, а только из личных, корыстных побуждений. Притом масштаб моей корысти вам известен. А на днях вот собираюсь записаться в альтруисты - о чем вам, должно быть, уже доложили.
  - Если это так, - раздумчиво проговорил Джон Федотов, - то Илоиза Ленштоль, пожалуй, оказала всем нам большую услугу. Хотя бы тем, что вот уже много лет все конфликы решаются без кровопролития. Знаете, одно это, по-моему, дорогого стоит.
  - Все так, дорогой Джон. Но вот вы - хотите сигару?
  - Нет. Бросил. Да их теперь и не делают.
  - А у меня есть несколько - держу как символ, хотя тоже бросил давным давно. Долго с этим боролся и вроде победил. Только вот не могу понять, сам ли. И всю эту бутылку коньяка мы с вами выпить на двоих не сможем - мы же оба уверены, что быть пьяным плохо... Что и говорить, у тетушки был свой взгляд на то, каким должен быть настоящий человек в целом, и на то, каким должен быть мужчина в частности.
  - И все же, не так все мрачно, как мне кажется, мистер Гричес.
  - Да, все отлично. Только... вы будете смеяться, но мне не дает спать по ночам одна мысль: за мужиков как-то обидно. И еще то, что именно я помог засадить в бутылку этого джинна - пороки, терзавшие человечество. Вот если бы мы избавились от них сами, пусть ценою огромных жертв, но САМИ! Ведь злые джинны неопасны лишь до тех пор, пока пребывают в заточении. А чем дольше они там находятся, тем больше их ярость, когда они вырываются на свободу. КОНЕЦ.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"