Богатырёва-Чермных Н.К.. Воспоминания врача акушера-гинеколога о первых годах работы 1948-1954

1954 год

1948-1954 ГОДЫ

Итак - июнь 1948 года. Закончен Молотовский (Пермский) стоматологический институт. Диплом и направление к месту работы - в кармане. Месяц отпуска провожу у родителей в деревне Франды Богородского района Кировской области, а потом - в неизведанный путь.

Согласно распределения, меня направляют в распоряжение Министерства здравоохранения Казахской ССР. Время послевоенное, тяжелое. Прямой железной дороги от города Перми до города Алма-Ата нет. Еду поездом через города Свердловск - Тюмень - Омск - Новосибирск - Барнаул - Семипалатинск - Алма-Ата.

Министерство здравоохранения Казахской ССР направляет меня в распоряжение Акмолинского облздравотдела. Еду до города Акмолинска обратно по тому же пути до города Пeтропавловск, от Петропавловска идёт железнодорожная ветка до города Караганда через город Акмолинск.

Заведовал Акмолинским облздравотделом в то время некто Якуничев. Имени и отчества его я не знаю и с ним я не встречалась. Отдел кадров облздравотдела направ-ляет меня в один из отдалённых районов области - Есильский, с райцентром в селе Кийма. Приезжаю в Кийму, иду в районный отдел здравоохранения. Заве-дующей райздравотделом в то время работала врач-терапевт Баклан Полина Степановна - женщина лет 26-27.

В Кийме больница со стационаром в 25 коек. В штате 3,5 врачебных ставки. Из них три ставки занимают заведующая больницей, она же врач акушер-гинеколог Гришина Наталья Александровна и врач-хирург Аркадий Моисеевич. 0,5 ставки занимает Баклан Поли-на Степановна. В больнице есть зубоврачебный каби-нет. В нём работает зубной врач - девушка по имени Ру-фина из города Ярославль. По слухам, у неё есть моло-дой человек, за которого она собирается выйти замуж, следовательно, уезжать она никуда не собирается.

Получается так, что для меня лечебной работы нет. Вернуться в облздравотдел - не на что, все подъёмные я израсходовала. Пришлось согласиться на должность санитарного врача и инспектора лечпрофа.

Жить меня пристроили к уборщице Дома культуры, имя которой - Катя. Катя незамужняя женщина 40-45 лет, живёт вдвоём с матерью в своём доме на самом краю главной улицы. Полы в доме земляные, но Катя - чистюля, во всём у неё порядок и чистота. Создалось только впечатление, что Катя какая-то нервозная, издёрганная жизнью. Бросилась в глаза робость в поведении бабушки, как будто она была забитая и униженная. Катя была с ней грубовата и мне было жаль бабушку. При разговоре с Катей выяснилось, что она обвиняет бабушку в том, что бабушка была гулящая и из-за неё вторая после Кати дочь находится в психиатрической больнице. Не знаю, насколько справедливы Катины обвинения, но бабушка была мне очень симпатична и мне было её очень жаль.

Работа санитарного врача меня, конечно же, не устраивала. Я по своим наклонностям и по призванию - лечебник и в мои планы не входила ни бумажная, ни административная должность. Решила обратиться с письмом в Министерство здравоохранения СССР. В письме изложила сложившуюся ситуацию и попросила разрешения выехать в Россию. Из Минздрава получила положительный ответ: мне разрешалось уехать из Казахстана.

Я, не теряя времени, уволилась с работы и поехала в облздравотдел, чтобы забрать документы.

Приезжаю в облздравотдел и узнаю, что вместо Якуничева на должности заведующего областным отделом здравоохранения новый человек - Мансветашвили Василий Михайлович. Новый заведующий оказался очень энергичным, с грузинским темпераментом и деловой хваткой человеком. За время своей работы он многое сделал для подъёма здравоохранения области.

В это же время в облздравотделе оказалась заведующая Новочеркасским райздравотделом Кудимова Адель Алексеевна. Она уроженка города Подольска Московской области, закончившая 2-й Московский медицинский институт. Как выяснилось, в селе Астраханка - райцентре Новочеркасского района - работают всего два врача: она, т.е. Ада, занимающая должность заведующей районным отделом здравоохранения и заведующий больницей врач Смирнов - человек 70 лет, страдающий алкоголизмом и больной бруцеллёзом. Вот и все врачебные кадры.

И конечно же, и зав. облздравотделом, и Кудимова Ада уцепились за меня, началась атака с двух сторон.

В.М. Мансветашвили: "Ну ты же писала в министерство, что хочешь заниматься лечебной работой, так я тебя завалю лечебной работой. Даю слово, что через месяц я сам лично привезу полное оборудование для зубоврачебного кабинета".

С другой стороны Кудимова Ада чуть ли не на колени встаёт, умоляя ехать с ней. И я сдалась, чему Ада была несказанно рада.

Итак, я в селе Астраханка - районном центре Новочеркасского района Акмолинской области. Жить поселилась вместе с Адой в снимаемой ею комнате в семье Коломийцевых. В тот же день вечером мы с Адой навестили врача Смирнова. Он был очень болен, лежал в постели с высокой температурой. Своё состояние объяснил так: "Наверное, Шатунова (старшая медсестра больницы) ввела мне повышенную дозу вакцины". Не исключено, что он был в это время в состоянии алкогольного опьянения, что усугубило действие вакцины. Лечение вакциной по существу является шоковой терапией, т.к. вызывает сильную температурную реакцию. Больше врача Смирнова я не видела, т.к. через день он скончался. Вскоре после похорон его семья - жена Мария Кузьминична и сын Саша - из Астраханки уехали. Саша, как потом я узнала, поступил учиться в МИМО. Мы с Адой переселились в их дом, который находился в ведении райкомхоза.

С 9-го апреля 1949 года меня назначают на должность заведующей больницей вместо скончавшегося Смирнова. Мы с Адой работаем вдвоём.

Мне 22 года. За плечами никакого опыта ни административной, ни лечебной работы.

Больница представляет из себя небольшое одноэтажное оштукатуренное здание. В ней стационар на 15 коек, кабинет амбулаторного приёма, родовая комната, коридор (она же медсестринская) и врачебный кабинет. Других спецкабинетов, в том числе и лаборатории, нет. Из персонала есть фельдшер, акушерка, старшая медсестра, 4 палатных медсестры, 3 санитарки, сестра-хозяйка, завхоз и кучер, он же конюх. Больничный транспорт - 2 лошади, телега, сани, тарантас.

Ада на 0,5 ставки ведёт терапевтический приём. Все остальные больные, независимо от специфики заболевания - мои пациенты. То есть на меня легла и административная работа, в которой я ничего не смыслю, и амбулаторный приём, и стационарные больные, и обслуживание больных на дому согласно вызовам.

Через месяц сдержал своё слово В.М. Мансветашвили и, по пути в соседний район, привёз оборудование для зубоврачебного кабинета. Для зубоврачебного кабинета я отвела уголок в кабинете амбулаторного приёма и приступила к лечебной практике по стоматологии. Практически я оказалась в роли врача-универсала. Я уже упоминала о том, что я закончила не лечебный факультет, а стоматологический институт. Конечно, мы тоже изучали все базовые и клинические дисциплины, но практику проходили, в основном, по стоматологии. Что касается акушерства и гинекологии, то мы прослушали только теоретический курс этих дисциплин. Практика же свелась к тому, что нас ознакомили со схемой родильного дома, провели по кабинетам, показали оборудование и инструментарий. Роддом был пуст, т.к. время было военное, мужчин мобилизовали на фронт и рожать было не от кого. Так что родов мы не видели, а уж тем более акушерских манипуляций и операций.

Прошло месяца два от начала моей работы. Как-то вечером приходит ко мне домой акушерка и говорит: "Доктор, у меня в родах женщина с узким тазом. В родах уже сутки. Головка плода не продвигается и появились признаки угрозы разрыва матки. Дома у неё двое детей, данные роды третьи". Спрашиваю: "Что делать?". Отвечает: "Придётся перфорировать головку живого плода". На моё счастье акушерка была с большим опытом акушерской практики.

Ох, как защемило у меня в области сердца! Я же не знаю, как производится эта операция, но сказать об этом я не могу и не спасти женщину я не вправе; я всё-таки врач, к тому же заведующая больницей. Не сделать эту операцию - значит потерять и женщину и ребёнка, и оставить сиротами двух детей.

Разволновалась ужасно! А вдруг не смогу? Вдруг не получится? Стараясь не показать вида, что я волнуюсь, говорю акушерке: "Идите готовьте инструменты, я приду минут через 15-20". Акушерка ушла, а я схватила учебник по акушерству и начала лихорадочно штудировать материал об узком тазе, о разрывах матки, о технике операции перфорации головки плода.

Пришла в родовую палату. Женщина уже лежит на родильном столе. Акушерка приготовилась давать эфирный масочный наркоз. Инструменты разложены. Произвела наружное обследование роженицы, плод жив. Это для меня самое страшное - перфорировать головку ЖИВОГО плода, но другого выхода нет. Произвела вагинальное исследование - картина, характерная для родов при узком тазе при несоответствии размеров таза и головки плода: открытие шейки матки полное, плодного пузыря нет, предлежит головка плода, в центре проводной оси таза - малый родничок, головка фиксирована к костям таза. Приступила к перфорации головки плода перфоратором Феноменова, о котором современные акушеры, наверное, не знают. Перфоратор этот в форме конуса, груб. Со временем он был заменён перфоратором Бло, бранши которого рассекают ткани как ножницы. Об ощущении в момент перфорации головки писать не буду. В течение всей последующей жизни при воспоминании об этом моменте я содрогаюсь. Перфорировав головку, большой кюреткой удалила мозг, наложила краниокласт, извлекла плод. Произвела ручное отделение и выделение последа, обследовала стенки матки на целость, произвела массаж матки, операция закончилась. Пролежав в стационаре положенное количество дней, женщина выписана домой в удовлетворительном состоянии.

Прошло какое-то время, в больницу привозят женщину с запущенным поперечным положением плода. В таких случаях плод обычно бывает уже мёртв. Снова читаю учебник по акушерству профессора Скробанского. К счастью, ещё будучи студенткой, я приобрела оба учебника профессора Скробанского - и по акушерству, и по гинекологии. И они меня очень выручали. Прочитала о технике операции эмбриотомии. Обследовала женщину. При вагинальном исследовании - опять классическая картина запущенного поперечного положения плода. То есть открытие шейки матки полное, предлежит позвоночник плода, плодного пузыря нет - всё как по учебнику. Опять даём эфирный масочный наркоз - другого вида наркоза в то время не было. Рассекла позвоночник плода, удалила внутренности, разрезала мягкие ткани, разделив плод на две части. Затем извлекла вначале головной конец плода, затем - тазовый. Произвела ручное отделение и выделение последа, опять массаж матки на кулаке, операция закончилась благополучно. Через положенное количество дней женщина выписана домой в удовлетворительном состоянии. В этот раз я чувствовала себя увереннее, т.к. был уже маленький опыт и не так переживала, т.к. плод был мёртвым. Потом была ещё такая же операция, но роды у женщины были преждевременными - при беременности в 30 недель и плод был маленький - недоношенный.

Прошло немного времени, привозят опять роженицу с поперечным положением плода, но с целыми околоплодными водами и с полным открытием шейки матки. Но я уже "ас" в акушерских операциях (шучу, конечно, в отношении "ас"). Опять же под наркозом вскрыла плодный пузырь, захватила рукой плод за ножку, произвела поворот и извлекла живой плод. А дальше всё то же - ручное отделение и выделение последа, обследование стенок матки на целость, массаж матки на кулаке. Женщина выписана домой в удовлетворительном состоянии с живым ребёнком. Все операции производились под эфирным масочным наркозом, т.к. другого вида наркоза в то время не было, а уж тем более не было такой врачебной специальности как анестезиолог.

Но самое трудное, с чем мне пришлось столкнуться, произошло в ноябре 1949 года. На дворе была уже зима в полном разгаре. Зимы в те годы были снежные и морозные, дни в ноябре уже короткие. Было часов 5-6 вечера, когда опять приходит ко мне домой акушерка и, усмехаясь, говорит: "Н.К., приехал Осадчий - председатель сельского совета села Новочеркасское. Жена его сделала криминальный аборт при 6-месячной беременности; плод родился, а послед не отделяется и началось кровотечение". Спрашиваю: "А что, жену не привёз?". В ответ: "Нет. Хочет, чтобы мы поехали с ним".

Усмешка акушерки и то, что Осадчий не привёз жену, объяснялась тем, что аборты после войны были категорически запрещены и за этим на селе следили председатели сельских советов, а тут у самого председателя сельсовета жена сделала аборт и, конечно же, он не хотел огласки. Сам Осадчий - участник Отечественной войны, лицо его изуродовано рубцами и шрамами - следы ожогов, инвалид. Тут я опять очень разволновалась, т.к. с такой ситуацией ещё не сталкивалась, к тому же придётся оказывать помощь в домашних условиях, где и кресла-то гинекологического нет.

Сказала акушерке, чтобы готовила инструменты, а сама опять за учебник, на этот раз по гинекологии. Собралась, пошла в больницу. Сели мы с акушеркой в сани и покатили на лошадке в село Новочеркасское, которое находится в 15 километрах от Астраханки. Зашли в дом. Женщина лежит на кровати. Спрашиваю, какой был срок беременности, отвечает "6 месяцев". А это равно 24 неделям. Выясняется, что плод родился часа 4 тому назад. Осматриваю женщину. Дно матки находится чуть ниже пупка и матка соответствует примерно 21-22 неделям беременности. Выделения из половых путей кровянистые, умеренные. Говорю акушерке, что надо везти женщину в больницу. Что здесь же нет гинекологического кресла, как мы будем производить кюретаж? Акушерка:

- А если в дороге начнётся сильное кровотечение?

- А что делать?

- Придётся делать на столе.

На моё счастье акушерка была опытная. Женщина лет 38-40, она, по-видимому, не раз побывала в таких нестандартных ситуациях. На мой недоумённый взгляд отвечает: "Выдвинем стол на середину комнаты, женщину положим поперёк стола, а вместо ногодержателей сделаем импровизированные - из простыни". ФАНТАСТИКА! Но делать нечего, последовала совету акушерки. Выдвинули стол на середину комнаты, женщину положили поперёк стола. Через шею перекинули простыню, концами простыни подвязали ноги за подколенки, получился ногодержатель. Приступили к операции освобождения матки от оставшегося в матке последа. Муж светит нам керосиновой лампой, т.к. электричества в селе не было. Акушерка мне ассистирует, то есть держит зеркала. Произвожу вагинальное исследование. Данные: шейка матки сохранена, спазмирована. Еле-еле удалось протиснуть два поперечных пальца через шеечный канал. Сделали инъекцию атропина в толщу шейки матки, но спазм не снялся. Начинаю манипуляции по извлечению последа: то пробую двумя пальцами извлечь что удастся, то большой кюреткой, то абортцангом, то снова пальцами. Но удаётся удалить только часть плацентарной ткани. Возилась минут 40-50 и вдруг моя правая рука отказала - онемела и потеряла способность удерживать инструменты. Сняла перчатки, посмотрела высоту стояния дна матки через переднюю брюшную стенку - матка уменьшилась до 17-18-недельной беременности. Сняли женщину со стола, сделали инъекцию питуитрина, положили холод на низ живота и назначили в качестве противовоспалительного сульфидин. Противовоспалительных средств, кроме сульфидина и стрептоцида, не было. Сказали мужу, что если кровотечения в течение ночи не будет, утром привезти жену в больницу, а сейчас отвезти нас домой. Уехав, я не спала всю ночь, находясь в состоянии тревоги до того часа, пока женщина не была доставлена в больницу. Часов в 10 утра Осадчий привёз жену. При обследовании - матка до14 недель беременности, шеечный канал затампонирован куском рождающейся плацентарной ткани, то есть последа. Уяснив ситуацию, произвела кюретаж полости матки, удалила все остатки. Пролежав в стационаре положенное количество дней, женщина выписана домой в удовлетворительном состоянии. Когда я описываю этот случай, мне кажется, что некоторые, особенно молодые врачи, думают: "Сочинила всё это бабушка". Но, чтобы поверить в это, надо знать и испытать ситуацию в стране в то послевоенное время, когда вся экономика страны, а в том числе и медицина, находилась в состоянии разрухи.

Так приобрела я опыт оказания срочной акушерско-гинекологической помощи, проделав фактически все операции, не требующие чревосечения.

Я об этом никому не докладывала, отчетов не писала, да с меня этого никто и не требовал.

В 1950 году началась компания по освоению целинных и залежных земель Казахстана. В район начинают поступать врачебные кадры. На должность хирурга приехал выпускник Ленинградского мединститута, на должность терапевта - выпускница Ярославского мединститута, на должность акушера-гинеколога - выпускница Краснодарского мединститута, на должность педиатра - выпускница Алма-Атинского мединститута, на должность санитарного врача - выпускница Запорожского мединститута. Хирурга поставили на должность зав. больницей. Акушера-гинеколога Скрябину Н.К. - на должность зав. райздравотделом, т.к. Кудимова Ада, отработав положенные 3 года, уехала домой в город Подольск Московской области. Меня назначают зав. амбулаторией. Скрябина, не проработав и года, вышла замуж и переехала в город Акмолинск. Меня назначают на должность акушера-гинеколога, а с 5-го мая 1950 года приказом облздравотдела - заведующей райздравотделом.

Из районного бюджета выделили средства на строительство новой больницы. Построили больницу со стационаром на 25 коек на готовом фундаменте, который был заложен перед войной для строительства детского сада. К основному корпусу пристроили операционный блок, состоящий из коридора, операционной и перевязочной. Хирурга направляют на 6-месячную специализацию в областной центр. Район неблагополучен в смысле заболеваемости малярией и бруцеллёзом. Среди местного, особенно коренного населения много больных, страдающих туберкулёзом, чесоткой и трахомой.

Организуются мероприятия по ликвидации бруцеллёза, которым болеют, в основном, животноводы. Работники ветеринарной службы обследуют поголовье скота и больных бруцеллёзом животных выделяют в особые хозяйства, организуемые на так называемых отгонах. Люди, больные бруцеллёзом, подвергаются лечению. Больные малярией берутся на учёт. С наступлением весны они подвергаются противорецидивному лечению акрихином.

В штате райздравотдела была должность санитарного фельдшера и дезинсектора. На должности санфельдшера был Говоров Прокопий Александрович, на должности дезинсектора - его жена Маша. За ними был закреплён транспорт - старый мерин по кличке Шабдар и телега. Весной они ездили по степи, по полям, выявляя места выплода малярийного комара. Они обследуют речки, озёра, заболоченные места, заросшие лужицы и места выплода комара обрабатывают дустом. Года через два случаев малярии не стало.

Перед посевной кампанией - в начале 1951 года в область, а, следовательно, и в наш район, хлынул поток целинников. Начались массовые медицинские осмотры приезжающих на целину. В местах будущих совхозов возводятся палаточные городки. Требовалось, чтобы все бригады, работающие на посевной, были обеспечены медицинскими аптечками. Помню, как-то раз в райком партии поступила жалоба о том, что в одной из бригад нет перевязочного материала. Меня вызвал к себе первый секретарь райкома, поставил в известность о жалобе и закончил такой репликой: "А что, у заведующей райздравотделом уши ватой заткнуты?!". Ушла из райкома очень расстроенная и подавленная.

Хирург, закончив 6-тимесячную специализацию, вернулся в район. В больнице открыли хирургическое отделение и начали производить хирургические операции. Мне как занимающей должность акушера-гинеколога пришлось стать и ассистентом хирурга за операционным столом. В первое время производили операции по поводу аппендицита, грыж, кист, то есть не очень сложные операции. В моей ассистентской практике было два интересных случая. Предстояла операция по поводу острого аппендицита. Я попросила хирурга разрешить мне провести эту операцию. Он, поколебавшись, согласился. Я произвела эту операцию под руководством хирурга а, закончив, "брякнула": "первый блин комом, но вообще-то всё нормально". На следующий день провела обход своих пациентов, посмотрела и мною прооперированного, состояние его было вполне удовлетворительным.

После обеда - работа в райздравотделе. Иду в райисполком, где находился и районный отдел здравоохранения. На лестнице перед входом в здание встречаюсь с начальником районного отдела КГБ Александром Ивановичем Красниковым. Здороваюсь с ним. Отвечает: "Здравствуйте. Так что, Н.К., первый блин комом?". Я удивилась такой оперативной осведомлённости, но не растерялась и отвечаю: "Ну, Александр Иванович, разве можно быть довольной, когда делаешь операцию впервые? И ловкости нет и движения не отработаны, а вообще-то всё нормально, состояние больного вполне удовлетворительное". На этом мы с ним расстались. Я, конечно, сразу догадалась, кто на меня донёс, т.к. в операционной нас было трое - хирург, я и операционная медсестра Николенко Татьяна Николаевна - репрессированная.

А второй случай такой.

Состоял на учёте у хирурга больной язвенной болезнью желудка, тоже репрессированный, и хирург решил его прооперировать. Операция довольно сложная, тем более для начинающего хирурга. Прочитав ход операции и узнав о том, что при наложении анастомоза можно сделать "порочный круг", я попыталась отговорить хирурга. Тем более, что операция не срочная, а плановая. Хирург согласился со мной но, придя утром следующего дня на работу, заявил, что он решил всё-таки оперировать больного, что в течение ночи прочитал и до мелочей представил себе весь ход операции и решил, что сможем прооперировать, справимся. Сказала ему: "Тебе виднее, ты хирург и отвечать тебе". Подготовили больного и в назначенный день прооперировали. В процессе операции очень внимательно отнеслись к тому моменту, когда формировали анастомоз, чтобы не сотворить порочного круга. На следующий день у больного появилась рвота и боли в подложечной области. Больного срочно отправили в областную больницу. Дня через два мне пришлось ехать в облздравотдел. В облздраве встречает меня главный хирург области Цой Гелен Васильевич, подходит и, не здороваясь, произносит: "Ну что, Чермных (это моя девичья фамилия), сделали порочный круг?! Отвечаю, что не может быть порочного круга, потому что мы очень внимательно отнеслись к этому моменту операции. Что прежде, чем наложить анастомоз, мы неоднократно проверили, правильно ли мы его накладываем. Гелен Васильевич, уходя, бросил: "Больной тяжелый, рвота не прекращается". Я опять расстроилась, настроение испортилось, т.к. хотя я и не хирург, но отвечаю за всё что происходит в вверенном мне ведомстве, т.е. в здравоохранении района. К счастью, больной этот, скажем так, выкарабкался, т.е. поправился. А дело было в том, что мы неудачно выбрали место для наложения анастомоза, наложили его там, где большая складчатость слизистой желудка и в области анастомоза начался отёк тканей, которые закрыли выход из желудка, создав механическую непроходимость.

Итак, я по-прежнему исполняю функции заведующей районным отделом здравоохранения, врача акушера-гинеколога, врача стоматолога и ассистирую при хирургических операциях.

В 1952 году вышел приказ министра здравоохранения СССР, запрещающий специализацию врачей-стоматологов по другим специальностям. Связано это было, по-видимому, с тем, что стоматологов в лечебных учреждениях не хватало, а в то же время значительная часть закончивших стоматологические институты работают кто терапевтами, кто педиатрами, кто отоларингологами.

В начале января 1953 года я поехала в облздравотдел с годовым отчётом. Подходит ко мне главный акушер-гинеколог области Пак Михаил Николаевич - очень добрый старикан лет 60-65 и говорит: "Н.К., Вы хотели бы проспециализироваться по акушерству и гинекологии?". Я отвечаю, что не разрешат. Михаил Николаевич: "Это предложение Василия Михайловича, пойдёмте к нему". Пошли в кабинет заведующего облздравотделом. Мансветашвили - сразу вопрос: "Ну, так что, согласна?". Отвечаю, что не разрешат, раз запрещена специализация стоматологов по другим специальностям". Он: "А если мы добьёмся в порядке исключения?". Отвечаю: "Если разрешат - поеду на специализацию". В.М.: "Езжай домой, как только я позвоню, сдавай райздравотдел и приезжай за путёвкой". Дня через два-три звонит, чтобы срочно сдавала райздравотдел и выезжала, и добавляет: "Немного опоздаешь, но ничего, догонишь". Звонок был по окончании рабочего дня, часов в семь вечера, а я всё еще в больнице. И тут я "опозорилась". Узнав, что я опаздываю на курсы и что надо срочно кому-то сдать райздравотдел, я начала звонить председателю райисполкома домой, т.к. время было уже не рабочее. На должности председателя райисполкома был казах по фамилии Байлин. К стыду своему не могу вспомнить ни имени его, ни отчества, хотя он был моим непосредственным начальником. Байлин - в прошлом учитель, до того обрусевший казах, что его и к казахам трудно отнести. Звоню ему домой и говорю, что мне надо срочно выехать в город Алма-Ата на специализацию. Кому передать райздравотдел? Он отвечает: "Н.К., мы с Зурой (женой) собираемся в кино, заходи к нам, попьём чайку и вместе с нами пойдёшь в кино". Отвечаю: "Спасибо, но мне надо собраться и срочно выезжать, т.к. я опаздываю. Кому передать райздрав?". Байлин: "Н.К., ты что, с ума сошла? Я что, среди ночи должен заседание исполкома собирать? Утром всё решим". Тут я опомнилась, поняв, что сотворила глупость и мне стало стыдно. Извинилась и повесила трубку. На следующий день сдала свои обязанности врачу-педиатру и выехала в столицу Казахстана город Алма-Ата. Город Алма-Ата мне очень понравился. В полукольце гор, солнечный, зелёный, всюду текут арыки, очень много цветов, он показался мне сказочным.

Специализацию проходила в течение шести месяцев, с 1-го февраля по июль-месяц на базе роддома, который являлся научной базой при медицинском институте. Кафедрой акушерства и гинекологии заведовал профессор Кленицкий Яков Савельевич. На кафедре работали также профессор Мурзалиева Кадиша и доцент Бульина Мария Андреевна. Руководил курсами Попов Николай Петрович. Если не ошибаюсь, он был в то время главным акушером-гинекологом республики Казахстан. На нашем цикле специализацию и усовершенствование проходили шесть врачей. По окончанию курсов 28 июля нас аттестовали Аттестационной комиссией при Алма-Атинском горздравотделе. Аттестовали в то время по пяти категориям. Самая высокая категория была первая, самая низкая - пятая. На нашем цикле у двух врачей уже была четвёртая категория, им оставили ту же, т.е. четвёртую. Мне и еще двум врачам - двум Зинаидам - дали также четвёртую категорию и одному врачу пятую категорию. Врача, которой дали пятую категорию, звали Нажиба. Она работала в участковой больнице и, по-видимому, обеспечивала только консервативное лечение больных, не владея оперативными методами. Так вот Нажиба очень обиделась на меня за то, что мне, по образованию стоматологу, дали четвёртую категорию, а ей - закончивший лечебный факультет - пятую. Она даже не пошла с нами в столовую на прощальный обед.

Итак, я официально стала врачём акушером-гинекологом четвёртой категории.

Вернулась в Астраханку. За время моего отсутствия появились кое-какие изменения в кадровом составе больницы. Хирург, он же главврач, перевёлся в областную больницу, в город Акмолинск, который был уже переименован в город Целиноград. Его место занял вновь присланный хирург, с которым поработать мне не пришлось и я даже не узнала, оперирует ли он. Появился новый фельдшер - крупный молодой мужчина лет 28 с большой степенью близорукости. Появилась и новая акушерка - молодая девушка со стажем акушерской практики два года. По характеру она несколько вальяжная, медлительная и, как мне показалось, слишком спокойная. Имя её Валя, по национальности якутка.

Приехала после специализации в Астраханку вечером. Легла спать. Вдруг среди ночи стук в окно и голос санитарки: "Нина Кононовна, с Галей Мент плохо!". Этот возглас был для меня как холодный душ. А дело вот в чём. Мент Галя - санитарка аптеки. Женщина низкого роста, замужняя, имеющая двух детей. Перед моим отъездом в Алма-Ату она обратилась ко мне с просьбой проверить её на срок беременности. При осмотре установлено, что срок беременности равен трём месяцам; выявлено также, что в вагине женщины выраженные рубцовые изменения, как будто после ожогов, т.е. влагалище сужено рубцами. Вероятно, Галя делала раньше прерывание беременности с помощью введения каких-то средств через вагину. Сказала ей о том, что с началом родовой деятельности необходима операция кесарево сечение, т.к. родить через естественные родовые пути не сможет. Через несколько дней я уехала и о Гале забыла. Когда санитарка сказала, что плохо с Галей Мент, я сразу поняла, что Галя в родах и произошёл разрыв матки. Бегу в больницу. Галя лежит бледная, с трудом отвечает на вопросы. При осмотре - картина разрыва матки, сердцебиение плода отсутствует. Спрашиваю Галю: "Укол какой-нибудь делали?". Отвечает: "Питуитрин". Так я и знала! Хотя акушерка на вопрос, не вводила ли питуитрин, ответила отрицательно. Перенесли Галю на операционный стол, подключили систему с 5%-ным раствором глюкозы. Крови для переливания нет, есть только физраствор и глюкоза, а они в такой ситуации что мёртвому припарка. Фельдшер дал наркоз, всё тот же, эфирно-масочный. На операцию пошли с новым хирургом. Только сделали надрез кожи брюшной стенки, у Гали исчез пульс и прекратилось дыхание. Попробовали применить методы оживления - безрезультатно. Наложили швы на надрез кожи и сняли с операционного стола. Так встретила меня больница после возвращения со специализации. После этого душевное состояние ужасное, стрессовое. Если бы я приехала на сутки раньше, или Галя начала рожать на сутки позднее, Галя и ребёнок были бы живы. Слышала потом, что отец Гали - председатель местного колхоза был на меня очень обижен. Но что я могла сделать в сложившейся ситуации?

Но, сколько и как не переживай, а надо продолжать работать. Опять вернулась к прежней нагрузке, т.е. и заведывание райздравотделом, и работа в зубоврачебном кабинете, и работа в гинекологии. Теперь я уже произвожу и полостные операции, такие как кесарево сечение, по поводу внематочной беременности, по поводу новообразований придатков матки.

В начале августа 1953 года ко мне на жительство приехали родители. С ними хорошо, хоть дома душой отдохнёшь. От работы очень устаю. В голове крутится мысль: надо выбираться отсюда и уезжать на Родину в Россию. Как-то раз прихожу с работы домой, мама лепит пельмени и подаёт мне письмо. Смотрю - обратный адрес город Омск. Удивилась, так как в Омске у меня нет ни родственников, ни знакомых. Вскрыла письмо. На шести страницах письма пишет мне студент Омского музыкального училища. Письмо написано с юмором. Свою внешность представил в карикатурном ракурсе. Написал, что родился в селе Таволжанка, что в 15-ти км от Астраханки. Что в Астраханке проживает его двоюродный брат - Злобин Василий. А Злобин жил через дом от нашего дома. Что летом он приезжал в Астраханку и видел меня. Короче говоря, целью письма было познакомиться со мной. Я вообще-то не признавала заочных знакомств, считала это несерьёзным, но тут решила ответить на письмо. Так между нами завязалась переписка. В одном из писем договорились встретиться в Целинограде во время каникул. Встретились, познакомились, сходили в кино. Большого впечатления Михаил на меня не произвёл, был несколько скован. Пробыв вместе два дня, мы разъехались, но переписка наша продолжилась. В одном из писем в апреле 1954 года он делает мне предложение. Я ответила согласием и мы договорились в мае встретиться снова в городе Целинограде и зарегистрировать брак, что мы и сделали. Теперь я приняла фамилию Богатырёва.

После регистрации Михаил уехал сдавать выпускные экзамены, а я - в Астраханку. Подала заявление в облздравотдел с просьбой освободить меня от должности заведующей райздравотделом по семейным обстоятельствам. Когда приехала в облздравотдел за приказом об освобождении и с трудовой книжкой, Мансветашвили и слышать не захотел об этом. Сколько я его не просила, сколько не приводила доводов - всё безуспешно, в освобождении от работы он мне отказал, а трудовую книжку не отдал.

В июне, получив направление на работу согласно распределения в один из районов Омской области, а именно в Седельниково, Михаил приехал за мной. Родителей я отправила к сестре в посёлок Майкор Пермской области, а сама решила уехать без приказа и без трудовой книжки. К тому времени я была оформлена на награждение значком "Отличник здравоохранения". Решила так: трудовую книжку рано или поздно вышлют, а без значка отличника обойдусь. И мы с Михаилом отправились к месту его назначения в село Седельниково (районный центр) Омской области.

Приезд мой оказался кстати, т.к. за месяц до моего приезда из больницы уволилась врач акушер-гинеколог. Значит место для меня в больнице было. На работу меня приняли, сразу даже не спросив трудовой книжки, поверили на слово тому, что я врач акушер-гинеколог. В декабре 1954 года получаю конверт из Целиноградского облздравотдела, в котором и трудовая книжка, и значок "Отличник здравоохранения" с удостоверением к нему. В трудовой книжке запись: "Освобождена от занимаемой должности как самовольно оставившая работу". Подпись: Мансветашвили. Дальнейшей моей работе такая формулировка не навредила, на неё просто не обращали внимание. Я же на Василия Михайловича не обиделась, я его понимала. Фактически все эти годы я выполняла работу на три врачебных ставки - заведующей райздравотделом, врача-стоматолога и врача акушера-гинеколога, а зарплату получала из расчёта полторы ставки, т.к. получать более чем полторы ставки не разрешалось. К тому же работала не спустя рукава, а с полной отдачей сил. Конечно, лишаться таких выгодных кадров ему не хотелось.

Проработав в Седельниково два года художе-ственным руководителем дома культуры, муж уехал снова в Казахстан в город Кокчетав. Там работали его друзья - односельчане и одноклассники, которые и сагитировали его переехать в этот город. Я уехала из Седельниково позже, т.к. была беременна и должна была доработать до декретного отпуска. Получив дородовой декретный отпуск, я тоже переехала в город Кокчетав. В Кокчетаве у нас родилась первая дочка Танечка. Получив послеродовой декретный отпуск, я оформила увольнение из Седельниковской районной больницы и устроилась на работу в Кокчетавский городской родильный дом. Итак, с января 1957 года до января 1997 года моя жизнь связана с городом Кокчетав республики Казахстан. Работу в роддоме оставила в 1991 году в возрасте 65 лет. Жизнь в этот период ничем особенным не выделялась, ритм жизни был довольно однообразен: работа, дом, семья; снова работа, дом, семья и т.д. За период с 1956 года по ноябрь 1958 года у нас появилось четверо детей - два сына и две дочери, так что забот хватало.

В ноябре 1987 года скончался муж от повторного об-ширного инфаркта миокарда В 90-е годы произошел развал Советского Союза и моя семья оказалась в дру-гом государстве, поэтому в конце 1996 года перед самым Новым 1997 годом мы переехали в Россию, избрав местом жительства город Тула, где и живём вот уже 14-й год. Мне 84 года.

Мои положительные "приобретения" начиная с 1948 года, т.е. с началом медицинской деятельности: три правительственных награды, в том числе и орден "Знак почёта". Отрицательные приобретения - ишемическая болезнь сердца, гипертония, мерцательная аритмия.
Анализируя свою прожитую жизнь, прихожу к выводу, что жизнь прожита не зря, что жизнь при всех своих трудностях прекрасна и удивительна. Сожалею лишь о допущенных ошибках и упущениях, без которых, по-видимому, не обходится ни один человек.

Июнь 2010 года

Город ТУЛА

0x01 graphic

Июнь 2010 г.

ФОТОГРАФИИ

1948-1954 гг.

0x01 graphic

Выпускница Молотовского (Пермского) стоматологического института,

июнь 1948 г.

0x01 graphic

Кудимова Адель Алексеевна

0x01 graphic

Тарадина В.Н.

Оставить комментарий © Copyright Богатырёва-Чермных Н.К. (krutan@freenet.de) Размещен: 18/03/2024, изменен: 18/03/2024. 39k. Статистика. Очерк: Мемуары Иллюстрации/приложения: 14 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Богатырёва-Чермных Н.К. : другие произведения.

Воспоминания врача акушера-гинеколога о первых годах работы 1948-1954