По углам толпились тени, но силуэты плотно скрывала темнота и широкие плащи.
Ни единый шорох не осквернил торжественную тишину.
Вдруг пламя светильников затрепетало.
Откуда-то сверху раздался голос, зычный и проникновенный:
- Собратья! Приветствую вас! И рад, что снова собрались здесь, в грязном подвале, где сырость и мрак в почете, а жар камина и солнечный свет не у дел. Где вместо клятвы "Любовь до гроба" мы жаждем "Гроба - для любви". И нет ничего желаннее щепотки белой мары, изъевшей кончики альвеол. Такое время на дворе. Земля жаждет плоти. Трупов нужно больше, так много, чтоб они перестали прельщать брюнетку с отточенной косой в руках. Пусть поперхнется праздная ламбада, и вопли придушенных младенцев не потревожат хмельных от крови палачей. Пусть корчи преступных утроб перестанут заглатывать воздух, пропахший хлоркой и нашатырем. Соитие не состоится! К чему корчевать эмбрионы? Мачете разрубит преступные чрева. Женские чары - источник зла. Вот почему мы убиваем любовь. До того, как она сама станет убийцей, мы выпускаем горячую алую кровь, и... это не просто. Чтобы унизить чувство, нужно сначала его приручить, дать ему сладкозвучное имя. И лишь потом дозволено вывернуть утробу страсти наизнанку.
Пламя свечей дрогнуло. Виноградные глаза стеариновых фруктов вспыхнули и погасли.
- Итак. Сегодня четверка избранников порадуют нас отчетом о проделанной работе.
Из черного угла к кривоногому столику, заставленному вазами с отрубленными головами драконов и змей, вышла высокая тень.
- Я выполнил задание. Мой меч с одного удара снес голову Дильсидоры Мальтийской.
- Рассказывай, маска.
- Меч взлетел. Дама вскрикнула и прикрылась руками. Ее шея была нежна, как воск. Лезвие не затупилось об нежные кости, словно прошлось по воде. Фонтан крови ударил из осиротевшего тела, затушил факел, пламя камина исторгло из угольного зева аромат ветчины. Голова, ударившись об стену, откатилась к ногам. Я поднял ее, заглянул в стеклянные глаза. Дильсидора шевельнула губами. Я понял, что проклят навек. Впился в синие губы, ее ледяной язык ожил, и раструб горла исторг нежнейшее шипение. Розовая пена выступила на губах. Дильсидора прохрипела сквозь обломки трахеи: "Я знаю, кто тебя убьет!" - "Кто, милая?" - Губы убитой застыли, я не расслышал последнее слово, - рассказчик замолчал, потупив взор.
- Это все? Твой рассказ правдив. Мы верим тебе. Следующий!
В круг выступил высокий господин в длиннополом плаще. Под маской угадывались благородные черты. Он был молод, порывист и тороплив. Откинул капюшон с лица.
- Мы слушаем.
- Тварь Антонция погибла не от меча. Я не прикоснулся к бокалу, который она поднесла к моим губам. Схватил за белокурую гриву и заставил пригубить поданное вино. Мерзавка позеленела, извиваясь гадюкой в тисках локтей и наотрез отказалась выхлебать зелье. Но кончик меча, раскрошив стиснутые зубы, разверз змеиную пасть до гланд, и ведьма захлебнулась ядом. Кашель согнул обмякшее тело пополам, глаза наполнились диким блеском, она с жадностью прильнула к моим бедрам, требуя ласк. Была омерзительна, пальцы вкогтились в ягодицы, прерывистое дыхание согрело фаллос, она пробежалась по нему язычком и, дрожа зубами, глядя снизу вверх, перехватила мой взгляд.
- Продолжай!
- Почувствовав острие меча на нежной шейке, среди россыпи бриллиантов и аспидных колец, она заскулила, как сука под плеткой: "Я молода, прости, я хочу любви. Без зелья ты был бы недоступен. Сейчас ты трезв, а я опоена ядом желания. Мы поменялись местами. Теперь я - ты, терзающий ласками, кусающий соль плеч, умирающий от аромата лона и губ. Убедись: мое зелье безвредно". Она крепко обняла меня, спрятав голову между ботфортов, и я не смог снести голову с первого удара.
- Задание не выполнено?
- Я оттолкнул ее, и снова занес меч. Она умирала долго, соединив руками края пореза на трахее, - с этими словами юноша извлек из саквояжа окровавленный ком, облепленный белокурыми локонами.
Он положил голову на постамент рядом с головой Дильсидоры, сдул золотистый завиток с бескровного чела и запечатлел на нем прощальный поцелуй.
- Но была ли Антоция ведьмой? - вдруг снова заговорил он, слепо вглядываясь в темноту зала. Железная перчатка сжала рукоять ледяного меча.
- Была. Потому что возжаждала не равного себе. У ног ее мужа, повешенного кузнеца, нашли умершего младенца. Простолюдин выкармливал брошенного новорожденного молоком козы, пока, желудок ребенка не лопнул от несварения.
В круг вышел третий господин. Тонкие губы искривила жесткая усмешка. Он извлек из поклажи голову в обрамлении ослепительных медных прядей.
- Неужели? - по залу пронесся шум.
- По неотразимой белизне лица, округлым щекам и гордому профилю легко узнать хозяйку головы.
- Леди Годривия? Ты убил королеву?
- Она ползала в ногах, моля о любви.
- Врешь. Она верна королю!
- Шлюха!
- Доказательств!
Убийца торжественно подошел к третьему постаменту, укладывая на него рыжеволосую голову.
- Остальное найдете в моих покоях.
- Но мы не посягали на честь короля!
- Король вне игры.
- Король - здесь.
Еще одна маска выступила из угла.
Гордая осанка отразила хоровод высоких теней, и Трехглазый Смарагд короны астероидом перечеркнул сумрак зала.
Без сомнения, четвертым испытуемым был сам король. Гордость, честь, неподкупная слава. Он сказал:
- Нет смысла таиться. Выпал жребий - вот моя дань.
Толпа вздохнула, застонала, рыцари пошатнулись, разглядев трофей в руках ко-роля.
- Маргариона! Перл земли!
- Не может быть! Вы убили ангела. Вы казнили свою дочь.
- Да, - сказал король. Я казнил единственную дочь.
Руки рыцарей потянулись к мечам.
- Друзья, вы хотите драться? С королем?
Свечи затрепетали от раскатов дружного хора:
- Виват королю!
- Виват! Мы очистим страну от похоти!
- Мы перережем шабаш!
- Долой черную мессу!
- Мы уничтожим порок!
- Мы оставим лишь несколько крепких самок, имеющих жирные широкие бедра и прочные тазовые кости.