Аннотация: Сердце матери и возлюбленной может выдержать многое, но и оно не из камня. По мотивам сербской легенды "Смерть матери Юговичей".
Молит Бога Юговичей маты, чтобы дал ей очи соколины
Чтобы дал ей крыла лебедины...
Старый дом в Тирионе, дом из темного камня в зарослях шиповника и терна. И почти не видно к нему тропки. По ночам скользит по пустым покоям неясная тень в призрачном свете Тилиона и слышен женский голос:
— Мне бы очи соколиные, мне бы крылья лебединые... Долететь до того берега, посмореть на лица милые...
Одного живого лица ей уже не увидеть — сотни лет прошли с того дня, когда потемнел каменный лик возлюбленного. Изваяла его Нерданэль из белого мрамора, как и семь других статуй.
До недавна все семь каменных обличий были белее снега. Только у старшего, любимца и первенца, нет правой руки — треснул когда-то давно белый камень, и лежит теперь кисть у его подножия, словно рыжеволосой леди нет никакого дела до судьбы ее творения.
По ночам в пустых покоях, в призрачном лунном свете, скользит неясная тень, опускается на колени, касается губами каменной ладони...
Но истекает время живой кровью — и темнеют обличия статуй, сразу трое, потом еще двое... И выходит леди, похожая на призрак, из заросшего колючими кустами дома по еле видной дорожке когда-то цветущего сада, и идет по пустынным улицам и заброшенным кварталам, кивая встречным женщинам, тоже похожим на тени.
В этом городе много женщин и мало мужчин. Вот красивый дом из светлого камня, но он тоже зарос кустами диких роз, и почти не видно к нему тропинки.
Медленно пробирается к порогу Нерданэль, входит в прихожую, проходит по анфиладе комнат. Ее никто не встречает, но она знает, куда идти.
В зале, где слезами сочится вода из мраморного фонтанчика, сидит леди, одетая в черное. Ее застывший взгляд устремлен на стену, где когда-то висели четыре меча искусной работы и изящный лук, сотворенный для рук девы-охотницы.
Ржавчиной покрылись лезвия клинков и осыпались на пол, а лук, разломанный надвое, лежит на полу.
— Скольких ты потеряла? — спрашивает хозяйка дома, не оборачиваясь. — Я думала, что вернется хотя бы Туракано, но осыпался ржавчиной и последний клинок.
— У меня осталось двое сыновей, Анайрэ, — тихо отвечает гостья.
— Не завидую тебе, — шепчет леди в черном под тихий шелест фонтанных слез, — я уже умерла, а ты еще будешь страдать, ждать и надеяться. Как хорошо уже не надеяться и никого не ждать. Я счастлива, потому что мертва. Не приходи сюда больше, милая подруга, пусть этот дом вместе со мной превратится в прах.
И рыжеволосая леди покидает мертвый дом лорда Нолофинвэ, того, кто когда-то враждовал с ее мужем, а теперь ушел вслед за ним в подземелья Мандоса, откуда нет возврата, сдержав свое слово, исполнив предначертанное.
Тихо скользит по тихим улицам Тириона рыжеволосая леди, и вот перед ней Миндон Эльдалиэва, а рядом королевский дворец.
Возле дворца много мужчин, вооруженных мужчин, в их голосах звенит давно не слыханная радость, но проходит мимо них леди, и пропускает ее стража без единого звука.
— Наконец-то! — восклицает лорд Арафинвэ, увидев гостью. — Вы слышали? Прибыл посланец с того берега, и Валар милостиво согласились помочь. Мы идем на войну — и, может, нам удастся спасти тех, кто еще сражается там.
Но рыжеволосая леди смотрит поверх его плеча в глубину тронной залы, где у стены застыла женская фигура. Пять зеркал висят на стене, пять зеркал в обрамлениях из искусно вырезанных виноградных лоз, четыре из них потускнели и покрылись трещинами, и лишь одно светится прежним магическим светом, и навек застыло в нем отражение юной девы, чьи волосы сияют попеременно то золотом, то серебром, словно отблеск давно угасших Лаурелин и Тельпериона.
— Я спасу хотя бы дочь, — говорит лорд и король, — Артанис еще жива.
Леди переводит взгляд с живого зеркала на женскую фигуру, застывшую у тех зеркал, что мертвы. Делает шаг, но лорд Арафинвэ удерживает гостью.
— Моя жена давно уже не покидает залы и никого не узнает. Она беседует со старшим сыном — Эарвен говорит, что видит его в этом зеркале, что он жив и весел.
— Но это... — шепчет Нерданэль.
— Это безумие, — спокойным тусклым голосом отвечает лорд, — и я не знаю, как вымолить мне прощение у матери моих детей за то, что я оставил их одних и повернул назад. Но теперь я хотя бы отомщу за их гибель, пусть это и не вернет разум Эарвен.
Его гостья кивает головой и медленно выходит из залы. Пробирается через шумную толпу воинов, и вот уже дворец остался позади, а впереди ее дом из темного камня, в зарослях шиповника и терна.
Восемь статуй в ее мастерской на своих местах, и белы лики ее старших сыновей... И истекает время живой кровью...
***
Две эпохи минуло, и вот идет пустынными улицами Тириона эльф со странными резковатыми чертами лица, а за ним поспешают двое молодых воинов, очень похожие на него и друг на друга.
— Странные тут творятся вещи, — говорит старший, — я думал, что наконец-то обрету счастье и покой, но ваша мать Келебриан до сих пор спит в целительных садах Ирмо, и никто не знает, когда ей суждено проснуться. Король грустен и похож на тень, госпожа королева разговаривает с зеркалом... Недаром леди Галадриэль так медлила с возвращением домой. Дом лорда Финголфина, моего предка, я так и не нашел — мне указали руины, а посреди них фонтан, роняющий вечные слезы. Неужели мне не суждено увидеть и госпожу Нерданэль, мать тех, кто воспитал меня во времена, которые уже стали легендой?
Но цел дом из серого камня, хотя дорожку к нему троим эльфам пришлось прорубать мечами. И вот они проходят там, где сотни лет скользил лишь лунный свет, и в одной из комнат обнаруживают мастерскую скульптора. И темны лики у всех восьми статуй, но гость сразу узнает двоих, и склоняет перед ними колено, а его сыновья делают то же.
Поднявшись, эльф по имени Элронд замечает еще одну статую, сияющую белизной, разительно отличающуюся от тех, темных. Это эллет, ее мраморное лицо спокойно, губы крепко сжаты, правая рука прижата к груди.
— Элладан, Элрохир — откройте ставни, — говорит Элронд голосом, привыкшим отдавать команды, и сыновья распахивают трухлявый ставень, который тут же летит вниз в заросший сад.
И тогда оцепеневший Элронд видит, что между каменными пальцами статуи медленно, по капле, сочится живая кровь...