Аннотация: Согласна ли Ваша собака носить имя, которое Вы ей дали? Целая жизнь маленького, но очень мудрого пса с абсолютно человеческими проблемами в одном рассказе.
Гав
Дорогие мои родители, прошло уже много зим, а я всё так же безмерно по вам скучаю. Я был щенком, когда нас разлучили, и в новом доме я часто вас вспоминал, несмотря на то, что вы обо мне забыли. У меня даже сложилась традиция подводить некие итоги года или череды событий, как, например, сейчас. Так уж получилось, что за последние полгода я ничего не рассказывал. В тот раз я говорил о накопившихся тяжёлых переживаниях и воспоминаниях. Я тогда чуть не умер, знаете ли.
Мне нравится думать, что я беседую с вами, милые мои, пускай это и неправда. Может, это моя наивность и преданная любовь к вам как к родителям, давшим мне жизнь, подталкивает меня; или это уже просто удобная привычка, так как помогает выговориться, и мне ненадолго становится легче. Не знаю.
Накопившиеся негодование и тоска заставляют меня задуматься и поразмышлять. Начну, пожалуй, с темы, которая давно уже стала традицией для меня, но, к сожалению, не для вас: мои хозяева, по совместительству муж и жена, меня почему-то называют Клыком, хотя меня зовут, как вы знаете, Николай Павлович Гав, и я вообще не похож на Клыка. Вот нисколечко, если вы, конечно, помните, как я выглядел. А если не помните, то ничего страшного в этом нет, и обиды я на вас не держу. Я, конечно, догадываюсь, почему меня прозвали Клыком, но всё же непонятно: это прозвище мне дали, когда я грыз сливочную, мягкую косточку, и у меня выпал молочный зуб. Они сочли это интересным для творчества, а у меня беда. Мне было страшно. У меня же зубы начали выпадать, а они взялись придумывать кличку. Странные.
Я добрый пёс с длинной и знатной родословной, что, безусловно, придаёт мне гордости за нас. Кость широкая. Душа большая. Зубы острые, а кусаться не люблю. Характер деликатный. Порода -- бассет-хаунд. Говоря простым языком -- низкая гончая. Почему гончая -- я до сих пор не понимаю, хотя инстинкты говорят об обратном, а почему низкая, -- ну... наверное, потому что я небольшого роста. Всё я вам, милые мои родители, не расскажу: многого и не вспомню, что-то не смогу сформулировать, а о чём-то и вовсе неудобно говорить. Красиво излагать мысли я не умею, стихия-то не моя, не профильная. Может, мой рассказ покажется глупым или неинтересным, но что мне теперь, нельзя поделиться своей историей?..
Сколько мне лет -- я не знаю, а хозяева говорить отказываются, делая вид, что не понимают. Я пытался даже подслушивать, но, либо меня отвлекали и задабривали, либо они обсуждали что-то другое. Все документы хозяева прячут в высоком шкафу. Как я ни старался их достать -- всё тщетно. Я пытался считать зимы, но полученный результат представлялся мне неточным, потому его в расчёт не беру, да и давно уже сбился со счёту. А как узнать, сколько мне годочков? Я же не дерево, меня так просто не спилишь и не сосчитаешь кольца на срезе (об этом, к слову, я узнал из познавательной телепередачи, которую однажды смотрели хозяева). Да и потом -- а есть ли у меня эти кольца? Бр-р-р, даже думать об этом не хочется. К тому же, как-то это не с руки, то есть, как-то это не с лапы, резать ради любопытства -- они ж мне нужны. Нашли дурака. Ну и буду я без годочков, ну никто и не узнает, сколько мне лет -- какая-никакая, а интрига. Всё-таки загадка может быть не только в женщине.
Судя по тому, как меня здорово откармливают на Новый год, я могу с уверенностью предположить, что мой День рождения первого января. Ха-ха. Надеюсь, вы не поверили в это? Я в курсе, что мой День рождения не первого января, и я прекрасно знаю, что Новый год -- это большой семейный праздник. Что именно празднуют -- я не совсем понимаю, но кормят очень-очень здорово. А раз не знаю, когда я родился, то что мне теперь, не праздновать моё появление на свет? И вы не подумайте, драгоценные мои мама и папа, что кормят меня от пуза только раз в год, нет, день живота -- частое событие в нашем доме, да и вообще приём пищи -- как по расписанию. От переизбытка еды в доме ещё никто не умирал, потому в холодильнике и кухонных шкафах продукты всегда в изобилии. Ведь лучше быть сытым, чем голодным. Вот и выходит так... раз собственных значимых событий я не имею (за редким печальным исключением), то пусть праздники моих хозяев будут и моими, им же не жалко, а мне приятно: Новый год -- да-да, я в тот день родился, Дни Рождения хозяев -- тоже день моего появления, а день их свадьбы... вы не поверите. Однажды я скучал без дела и решил подсчитать, сколько же я так отпраздновал дней рождения. Мама моя... Столько ведь не живут. Но от этого праздновать свои Дни рождения я не перестал. Я перестал их считать.
Я хорошо помню своё детство. Мы жили в большом доме хозяев, хотя другие собаки находились в питомнике на улице, и я никогда не любил туда ходить: они лаяли на меня, наверное, от злости и обиды потому, что они здесь, а мы там -- в тёплом и уютном доме. Я до сих пор не понимаю, как так произошло. Я до сих пор не понимаю, как и почему в доме оказался я, как и почему в питомнике оказались они. И что мне теперь, ни с кем не общаться? Я так не хотел. Я так не мог. Они чувствовали мою беззащитность и беспомощность, потому позволяли себе непристойные выражения в мою сторону, пока однажды не прибежали Вы, мой папа, если Вы, конечно, это помните, а если нет, то я с радостью сейчас всё напомню, и учтите, что обиды на Вас не держу.
Вы вышли на веранду, как вдруг услышали собачью ругань, направились туда, застыли, резко подпрыгнули и как гавкните, как рявкните, как залаете высококультурно, так они и... и замолчали. К слову, я надеюсь, что вы живёте всё там же, и у вас всё хорошо. Позже история с ними всё равно повторялась, и я пытался брать с Вас пример, но лишь неуклюже подпрыгивал, хлопая ушами, неуверенно тявкал, не рявкал, а мямлил и неумело лаял.
Со временем мой голос крепчал и становился более уверенным, и я уже без чьей-либо помощи научился его использовать, но с ребятами из питомника мне тягаться было всё ещё чертовски сложно -- мои юные попытки противостоять им их только забавляли. Слова словами, а сдачи дать хотелось. Очень хотелось. Обидно было, прямо до слёз. Зубы, может, и... стали острее, но хватко их применить у меня всё равно бы не получилось. Даже если бы и получилось, кому от этого стало бы легче?.. Вот-вот, никому. Они ж не виноваты. Я же не виноват, что так вышло. И что мне теперь, не жить? Мне так и не удалось поставить их на место, но надо отдать им должное -- они научили меня очень многому. Удивительно, я только сейчас понял, что в первом доме толком ничего интересного и не происходило.
Попал я к своим нынешним хозяевам по всей видимости неслучайно, и я тот переломный момент отчётливо помню: в мой родной дом, где мы с вами, достопочтенные родители, жили, приехали, как вы помните, странные люди в не менее странных цветных одеждах. Меня оторвали от сладенькой косточки и на руках принесли в гостиную на смотрины. Что было дальше -- вы, конечно, не знаете по очевидной причине -- вас там не было. А я был, и мне было страшно, но я вас не виню и за это не в обиде. Понимаю. Потому сейчас всё расскажу: меня принесли, передали в руки гостям, я сопротивлялся, как мог, брыкался, порыкивал, меня начали гладить и тискать, даже заглянули в уши и в пасть. Они заулыбались и дружно закивали. Гости передали хозяину дома грязные и невкусные бумажки, которые люди почему-то называют деньгами (им видней, как и что называть, но более разумно было бы использовать косточки -- это моё мнение, поймите, если я окажусь не прав).
Это уже я потом понял, что меня купили, и я до сих пор не понимаю... как можно купить то, что не имеет цены? Неужели у меня есть ценник? Выходит, что есть. Тогда где бумажка с ценой, какие выставляют в магазинах? Это что же получается, раз можно купить то, что бесценно... можно купить всё? Тогда почему мои хозяева не купили вместе со мной и вас, уважаемые мои мама и папа? Может, им не хватило денег? Оно и понятно, если всё имеет свою цену, даже бесценное, то вы, мои родители, стоите гораздо-гораздо дороже. Всё-таки как-никак -- чистокровный и знатный род. Впрочем, я с этими ценностями в корне не согласен: то, что бесценно, не должно иметь цены. Но людям, наверное, виднее.
В магазине, к слову, я был один единственный раз, и то -- по чистой случайности. Мы почему-то сильно спешили, и хозяин взял меня с собой в магазин. Мне там понравилось, хотя было прохладно. Я шёл рядом с ним и всё разглядывал до тех пор, пока перед нами не появилась какая-то разъярённая женщина, которая начала возмущаться и тыкать в меня пальцем. Она требовала покинуть магазин с собакой, то есть -- со мной. Говорила, что нельзя, не положено, будто я разведу здесь грязь, а то и полезу к продуктам. Но ведь это в корне не верно: лапы у меня чистые, луж не было, а к чужим вещам я не подхожу, ведь они же чужие, не мои. К женщине подошли охранники, когда та подняла голос, а хозяин взял меня на руки, погладил и, улыбнувшись, посоветовал ей оглянуться назад. Она отошла чуть в сторону, и мне стало видно, как у больших шкафов бегают двое мальчишек и очень непорядочно себя ведут. Один неуклюже ходил у шкафа и держал в руке пакет, из которого манящей струйкой текло молочко (я даже облизнулся), а второй переворачивал банки и строил башенки. Значит, детям можно в магазин, а собакам -- нельзя. Где были их родители, я не видел. Хозяин воспользовался возникшим замешательством, и через несколько минут мы уже покинули магазин вместе с покупками. Н-да...
Мне даже не дали с вами попрощаться -- я-то думал, что мы просто едем кататься. И докатались до их дома. Навсегда. А дом оказался вовсе не домом -- так, квартирка, хоть и просторная. Ни тебе двора, ни тебе хозяйства, ни тебе раздолья. Жилище находилось на последнем этаже большого и высокого здания, с балкона которого открывались чудесные виды на холодный город, который часто кажется пустым, но об этом я узнал значительно позже.
Когда новые хозяева впервые привезли меня к себе домой и поставили на трясущиеся лапы посреди комнаты, я весь взмок, сжался и затрусил, с опаской озираясь вокруг. Это можно понять, потому ничего постыдного и смешного в данной ситуации я не нахожу, зато нашли хозяева: они еле слышно хихикали и умилялись, стоя за моей спиной. Будь я лошадью, обязательно бы лягнул, но я всё же собака; тогда ещё маленький неопытный щенок. Моя природа была -- не лягаться, а по-щенячьи наделать лужу. И в этом я не вижу ничего плохого. Хозяева тоже ничего такого не увидели, хотя через несколько месяцев они крепко взялись за моё воспитание, которое, естественно, пошло мне на пользу.
После лужи я не придумал ничего лучше, как косолапо направиться под угловой шкаф, поскальзываясь на гладком и блестящем ламинате, а неловкий цокот когтей меня немного пугал. Затем они, переговариваясь, убрали за мной, а потом принесли миску с молоком. Соблазнители. Из-под шкафа мне было прекрасно видно, что они уселись с ногами на диван, который стоял у противоположной от меня и моего шкафа стены. Глупые, будто я их не видел. Стали ждать. А мне было страшно, понимаете? Страшно. Очень жестоко, жестоко и ещё раз жестоко с их стороны. Я так не хотел. И что мне теперь, не попить вкусненького молочка?.. Искусители. Я осторожно высунулся и вдоволь напился, немного испачкав свой нос и их пол. Они снова умилялись и хихикали.
Я сидел под шкафом и не понимал, чего они ждут. Лужу наделал, молоко выпил и залез обратно в своё укрытие, поджав хвост. Что им ещё надо? Это же не какое-то представление. Они же не в цирке (к слову, туда меня никогда не брали, зато я его видел по телевизору, и мне не понравилось). Да и ничего такого интересного я не умею. Они пытались меня выманить странными причмокивающими звуками. Зачем так делать, когда можно обратиться по имени? Тем более, они его прекрасно знают.
Через несколько минут, поняв, что я отнюдь не шучу, они принесли и положили рядом с моим временным убежищем большую, мягкую и тёплую чёрную подушку. Я от этих движений забился ещё глубже, а Андрей -- так зовут хозяина -- засунул руку под шкаф и начал ею старательно меня искать. Ему не составило труда найти меня, а мне не составило труда издать щенячьи писк и сопение, что изумило его супругу. Он положил меня на подушку и погладил по голове своей большой рукой, заглядывая в мои глаза. Я сжался в маленький комок и продолжил дрожа не шутить уже на подушке. Потом я заснул.
Сколько я проспал -- не знаю, но проснулся уже под вечер. Я тогда сильно утомился. Надеюсь, вы это понимаете, а если нет, то я не в обиде. Миски рядом со мной не оказалось, а пить хотелось так, что... Н-да. Я сполз с подушки и осторожно поплёлся к двери, в проходе которой внезапно показалась Юля -- так зовут хозяйку -- она улыбнулась, присела и подняла меня своими тонкими руками. Я совсем не сопротивлялся, лишь что-то бубнил про необходимость удовлетворения моих жизненно важных потребностей; Юля меня отнесла на кухню и там поставила на пол. У стены стояли две металлические миски: в одной были приятно пахнущие хрустящие кусочки чего-то, что хозяева всегда называли моим "кормом", а в другой -- очень даже вкусное и охлаждённое молочко. Тогда я понял, где я буду кушать. Оставалось узнать распорядок дня. Так я начал здесь жить, сделав очередную лужу.
Так или иначе -- началось наше знакомство. Что-то мы, конечно, друг о друге уже знали. Им тогда было, кажется, по тридцать годков, женаты уже десять лет, а я оказался таким вот своеобразным подарком, детей нет, всю жизнь в городе, имеют просторную квартиру, хорошо работают, вредных привычек не имеют (хотя что считать вредной привычкой?). Собственно, это всё, что я узнал, когда они с первыми хозяевами обсуждали подробности передачи меня. Признаю, подслушивать -- нехорошо. Интересно, а это вредная привычка?..
Мне понравился новым дом. Несмотря на некоторые недостатки, всё же он мне пришёлся по душе, и до сих пор приходится. Мне другого не надо. Хотя изредка не хватает веранды и своей земли. По квартире я могу ходить где хочу, если не закрыты двери, две из них (на кухне и в прихожей) я научился открывать сам, на остальных -- хитрые замки. Жизнь здесь предполагает размеренность и спокойствие: из-за гладких полов особо не побегаешь (это я сполна компенсирую на прогулках, чему уже не рады хозяева -- они стали не поспевать) и не попрыгаешь -- боюсь испортить красивые полы.
В просторной прихожей они доверительно держат обувь на полу, несмотря на один неприятный инцидент, когда меня, маленького, оставили одного. В туалет не пускают, а в ванной комнате меня иногда купают, но там бывает прохладно. Спальня хозяев мне нравится, она такая уютная и тёплая, что и не хочется оттуда уходить, но, к моему большому сожалению, мне не всегда разрешают туда заходить. В квартире есть ещё одна комната, которая изначально была предназначена для хранения вещей и творчества хозяев: Юля увлекалась "моделированием" (собирала самолёты, машины и прочие интересные вещи), а Андрей занимался созданием картинок из разноцветного песка в баночках (я не знаю, как это делается и как называется, но выглядит, я вам скажу, невероятно красиво). Позже из неё они сделали ещё одну спальню, а их увлечения переехали на кухню и в гостиную, в которой и находится моё спальное место. Там большие и широкие окна, очень светло, спокойно и телевизор, с помощью которого я узнаю много нового, поэтому не удивляйтесь, если я знаю те или иные слова -- нахватался. Кухня у нас широкая, я люблю лежать под столом и наблюдать, как хозяева готовят или празднуют.
В нашем с вами доме, хорошие мои, было замечательно почти всё, кроме соседей. Здесь в этом плане ничем не лучше, их даже намного больше. Утешает лишь то, что они практически не дают о себе знать и то, что соседи по этажу тихие и спокойные (что остаётся актуальным до сих пор, уж не знаю, почему, учитывая то, что старые соседи несколько раз менялись на новых) -- это мне нравится. Есть среди них соседка, хорошая женщина, немногим старше Юли, у неё большая семья, поэтому иногда она приносит нам гостинцы, но зачастую -- только для меня: это поистине прекрасные косточки, которые я сгрызаю практически без остатка. Хозяева не могли не заметить мой неподдельный интерес к ним, поэтому выдают мне косточки штучно и периодически. Это они здорово придумали, иначе я бы на эти косточки и взглянуть не смог.
Про остальных соседей мне рассказать нечего, просто потому, что я с ними не знаком, либо этого не заслуживают, так как шумят, галдят и порой мешают нам спать. Неприятно.
Мне было бы любопытно делить дом ещё с каким-нибудь добрым животным жителем, но -- увы. Насколько я понял, кошку мы не можем завести потому, что у Юли на них аллергия, хотя Андрей предлагал взять такую, от которой она не будет чихать и кашлять. В итоге кошку так и не завели, все варианты были отвергнуты. От второй собаки отказались в силу того, что они и за мной-то не успевают следить и ухаживать. В общем-то они правы, но в целом -- нет, ведь двойная ответственность сделала бы своё дело, и про меня реже бы забывали (по краней мере, я на это надеялся). Про других свободных животных рассказывать нечего -- это было всегда разовое помутнение. Зато одним днём они завели рыбок в аквариуме у себя в спальне. С ними, конечно, не поговорить, но как они чаруют; я частенько сижу рядом и просто любуюсь ими. Это умиротворяет. Обсуждались и другие маленькие питомцы, однако дальше разговоров ничего не заходило. Когда я уже был взрослый, Юля хотела завести попугая и даже уверяла Андрея, что будет за ним прибирать, но после созналась для себя, что это не так, да и я был решительно против -- они шумные и страшно ругаются. Вот и выходит -- я до сих пор один единственный, и меня это в некотором роде устраивает.
Что-то я увлёкся. Простите, забыл, о чём говорил... Ах, да, о знакомстве. Мы постепенно стали узнавать друг друга, притираться. Мне они показались хорошими. Поначалу между нами было недопонимание, затем -- наступило время меня делить. Они пытались понять, кто есть хозяин, а кто просто друг. Разделять власть мне не хотелось, потому решил так: кто первым выведет меня погулять, тот и станет хозяином на улице, сам-то я не могу, двери заперты, незнакомые местности меня пугают и тревожат, потому в одиночку туда никогда не выхожу; а тот, кто меня накормит -- станет хозяином в доме, сам-то я не в состоянии, у нас вся еда заперта или расположена высоко.
Вообще странная привычка -- прятать еду, но это уже я потом сообразил, что в этом есть смысл: вся еда, как, впрочем, и любая вещь, должна находиться там, где ей самое место. Некоторые продукты требуют холода, что-то и вовсе нуждается в морозе, а чему-то и не холодно, и не жарко; да и так, чтобы вкусности глаза не мозолили и не соблазняли почём зря. Вот и выходит, что прячут еду и от себя, и от прожорливых гостей. Ну и от меня ко всему прочему. Это меня не обижало, но и быть от них полностью зависимым мне тоже не хотелось. Это страшно. А если их не станет? Каждый раз, когда они уходили, меня охватывала эта мысль и не отпускала до самого их возвращения. И этот страх не отпускает меня до сих пор.
Решение было принято, но всё пошло не по плану. Первая прогулка состоялась через несколько недель (до этого меня держали только дома). Они поступили хитро: и гулять меня вывели вместе, и покормили сообща. Ловко просчитали всю ситуацию. Молодцы. Уважаю. Так они стали моими опекунами и друзьями: папа-хозяин и мама-хозяйка.
Но вот сама прогулка мне запомнилась надолго. Она оказалась для меня сущим кошмаром. Было жутко страшно, надеюсь, вы понимаете, а если нет, то я не в обиде. Меня окружало много-много больших сооружений, почти всё было покрыто асфальтом: ни покопать, ни порыть, ни... Ну вы понимаете. Кругом сновали не менее странные люди, которые вечно куда-то спешат, а дети слишком шумные и активные. Я был очень маленький, потому меня вынесли вечером на руках, благо было лето, отнесли в парк и отпустили. Я даже и не думал отходить далеко. Робко и неуверенно бродил вокруг, всё время поглядывая на хозяев -- вдруг они возьмут и убегут, оставив меня такого крохотного здесь, одного? А если кто-то на меня нападёт, кто меня защитит, когда вы, милые родители, так далеко? А что, а что... Так я сделал все дела и даже немного погулял. Оказалось, что всё не так уж плохо, и можно здесь спокойно отдыхать. Правда, позже у меня сложилось стойкое ощущение, что это я вывожу их на прогулку, а не они меня.
В будущем я уже познакомился со всей местной живностью и, к счастью, все оказались бесконфликтными. Но в один далеко не прекрасный день меня посетила мысль, не знаю, умная ли, но надеюсь, что так, а если нет, то вы, мои славные, ничего такого не подумайте: жизнь в каменных джунглях как бы предполагает окаменение индивидуума. Ну не получается иначе. Эдакий... Город-Горгона. Пустеешь, растворяешься. Холодеешь, отвыкаешь, теряешься... Вот и я потерялся: я игриво побежал за весело гогочущим мальчишкой на велосипеде и не успел опомниться, как заблудился. Меня скоро нашли -- жив, цел, пёс. Жалко ошейник и поводок, хотя их, конечно, тоже потом нашли -- они были грязные и вонючие, прямо как я тогда, но меня просто помыли и высушили, а вот их решили выкинуть. Хорошо, что не наоборот (какая глупость). Купили новые. Больше я не терялся и по первому требованию возвращался к хозяевам.
Что я могу рассказать вам о моём воспитании и манерах? Практически ничего, так как большая часть занятий была скучной. Одни тренировки, тренировки и ещё раз тренировки. Я научился сидеть, лежать, лаять, давать правую лапу, давать левую лапу, переворачиваться, брать поноску... В общем, всё, что нужно образованному псу, я уже очень скоро знал и умел. Получше многих. Ваф. Если бы они занимались мной чаще и усерднее, то от еды и всех этих занятий меня бы начало воротить, а так они всё сделали правильно. Меня ни капельки не воротило. Молодцы.
Что касается моих хозяев, то они тоже в какой-то мере воспитанные и умные. От них я много чего узнал, больше ли, чем от телевизора -- не могу сказать. Случалось, конечно, всякое: иногда меня забывали покормить, редко выгуливали из-за работы, бывало, наступали на хвост и лапы, мне было больно и я взвывал, а в какие-то моменты мне крепко доставалось -- это уже было, когда я вырос, и длилось, пока не пришёл понимающий человек и не взялся за их воспитание. И вообще, я не люблю обращаться к этой теме, для меня они всё равно хорошие, ведь добра было значительно больше, и зла я на них не держу.
А ещё я никогда точно не знал, кем и где они работают, чем занимаются. На моём веку они сменили несколько мест, в итоге найдя подходящие для жизни. Видимо, это работа их мечты. Когда меня впервые оставили одного, мне было грустно, скучно и одиноко, а самое главное -- страшно. Чем занимаюсь в их отсутствие -- я, замечательные мои, предпочту тактично умолчать. Всё-таки это, простите, дело сугубо личное, интимное, так сказать. Уж в этом-то вы точно должны меня понимать. Так вот. Я столько лет терялся в догадках об этом, что уже начинал подумывать, что их профессии -- это большинство разнообразных занятий вместе взятых.
Спустя столько лет я начал догадываться... то, что они делают в большинстве своём -- скорее хобби, увлечение или же просто человеческие и бытовые обязанности, потребности. Нужда, одним слово. По разговорам хозяев и малочисленных гостей я могу предположить, что работа Андрея связана с бумагами, он это называет "юридические делишки", а Юля управляет хлебобулочным заводом -- она рассказывала, что начинала с пекаря, но с момента моего появления в семье она никогда ничего не пекла, этим занимается обычно Андрей, сама же Юля хлеб и булочки просто приносит. Несправедливо.
Увлечения у моих хозяев самые разные: они тебе и уборщики -- каждую неделю доводят квартиру до блеска так, что временами мне бывает стыдно за свои грязные лапы с прогулки, впрочем, они их каждый раз моют. И тебе ремонтники -- если что-то сломается или надо заменить, то это делают на совесть, а если где-то не справляются, то зовут знакомых, большинству которых платят деньги, но оно и понятно: одной благодарностью сыт не будешь. И тебе мойщики -- посуду так моют, так моют... Я иногда вижу своё отражение в моих металлических мисках! И ещё много-много разного.
Они и повара -- на кухне такое вытворяют, такое готовят, создают совершенное и невероятно вкусное -- у меня даже во сне слюнки текут рекой. Но иногда хозяева, кажется, устают настолько, что заказывают еду, и нам её приносят во всяких пакетах, стаканах и коробках. Не могу сказать, что вкуснее, но это всё же лучше, чем ничего. Иногда к нам приезжают гости, иногда случается наоборот. В редких случаях они берут меня с собой, где тоже прекрасно кормят, а вот в заведения общепита меня почему-то не приглашают. Зато на природу зовут постоянно и, как и положено верному псу, я соглашаюсь. Это они здорово сообразили. Без меня там опасно. Заботятся как о себе, так и обо мне, понимают, что совершать вылазки на природу -- очень приятное и полезное занятие. Стало быть, ещё и проводники, водители, грузчики и так далее, и тому подобное.
Об отдыхе, к слову, я могу говорить очень и очень долго, не то чтобы это моя излюбленная тема, но тем не менее. Зачастую мы выбираемся на природу три раза в год: летом на остров, он находится прямо в городе, и мы туда плывём на лодке. Там Юля или Андрей рыбачит, пока другой готовит беседку для ужина на открытом воздухе, разводит огонь в мангале, накрывает на стол и подкармливает меня между моими пробежками до берега и обратно. Так мы проводим время до темноты, а потом, к сожалению, домой. Изредка случается и такое, что мы отправляемся на остров ещё несколько раз, и необязательно летом. Зимой на острове мне нравится больше, жалко, что мы в это время года были всего ничего.
Осенью мы всегда едем на машине к близкому другу семьи за город. Там весело и людно, а ещё там много-много вкусного и все щедры ко мне. Я предпочитаю быстро наесться и наблюдать за ними, лёжа на балконе, потому что в доме аж три кошки; не то чтобы мы с ними не ладили, но они безумно приставучие. Балкон -- единственное место, куда кошки не ходят, и в нём я нахожу своё спасение.
Третья поездка в году зачастую в конце лета, мы едем далеко на озеро, где живём одни в большом прохладном доме целых две недели. Вот это мне раздолье -- лучшее время в году. Поначалу я боялся диких зверей, которых я видел издалека, когда заходил за дом, но быстро понял, что за дом заходить не стоит, и страх исчез.
В других городах, не говоря уж о странах, я никогда не был. А вот хозяева бывают, но я на них не в обиде, понимаю, что со мной могут быть трудности, хотя скучаю и немножечко сержусь, поймите меня, дорогие мои, с этим я ничего не могу поделать. Возможно, мои эмоции по этому поводу были бы сильнее, если бы меня не отвозили к друзьям хозяев, где мне не дают покоя три хулиганистые кошки, о которых я ранее рассказывал. К тому же по приезде они меня всегда радуют любопытной едой, которую привозят из путешествия.
А какие они замечательные и опытные организаторы домашних мероприятий -- закачаешься. Правда, мне частенько на них достаётся, ведь я хочу принимать непосредственное участие в том, что они делают, помогать, а они, в свою очередь, считают, что я попросту мешаюсь под ногами.
Как-то у нас отключили свет, и мы все дружно проводили вечер в гостиной при зажжённых свечах. Весьма красиво и романтично. Андрей и Юля сидели, о чём-то мило болтали и играли со мной в мячик. В очередной раз я побежал за ним, цепко схватил его и, не успев затормозить, врезался в стол, с которого упала свечка прямо на ворсистый коврик; по нему быстро распространились огоньки, очерняя всё под собой. Вот вам и профессиональные пожарные -- сработали слаженно и оперативно. Все живы и здоровы. Всё проветрено. Коврик они на следующий день заменили на новый, более удачный и красивый -- выходит так, что ещё и хорошие дизайнеры.
Почему они ходят по своим нуждам в помещение с чудным названием туалет -- я догадываюсь, а вот почему меня туда не пускают -- не имею ни малейшего понятия. Шучу. Кто-нибудь хитрый мог бы назвать это сегрегацией, но я так не считаю. Так положено. Культурные люди в городе не ходят, простите, для этого самого на улицу, а я тоже культурный, но собака, и полагаю -- это моя природа. Мне так проще. Хотя в гостях я видел кошачьи лотки прямо в доме. Спрашивается -- почему у меня такого нету? Это же значительно удобнее и быстрее! Несправедливо. А вот это уж дискриминация. Ха-ха. Я, надеюсь, вы не поверили в это? Может, и удобно, но не практично. Да, извиняюсь за столь скабрёзную тему -- я посчитал её забавной, но если это не так, то прошу прощения.
В медицине они разбираются, как заправские профессора. Искусно обработают любые царапину, ссадину, ушиб, ранку, а ещё погладят и пожалеют. Подуют, если в этом есть необходимость. Я уж не говорю о том, что они первоклассные фармацевты. Наша аптечка ломится от разнообразия лекарств и прочего необходимого. В общем, на все случаи жизни. Но что-то более серьёзное сами лечить не решаются, видимо, у нас нет подходящих условий, стерильных инструментов и нужных талмудов. Потому изредка они ездят в больницу, если не могут сами себя вылечить. Наверное, собирают мировые консилиумы из-за тяжёлых, сложных и редких случаев. Ха-ха. Шутка. Так получается, что они с блеском выполняют мелкие и несложные процедуры, а в серьёзных ситуациях они не решаются действовать в одиночку, потому обращаются куда следует. Хотя, кто их знает, меня же они с собой не берут и ничего не рассказывают.
К хирургии они холодны, как медицинская сталь. Да и не их это призвание, судя по характеру профессии. Когда меня везли оперировать, то их дальше коридора и не пустили. Я чувствовал, что им страшно, как и мне, надеюсь, вы понимаете, дорогие мои. И хорошо, что родному нельзя оперировать близкого ему человека. Это правильно. Это всё по уму. Одобряю. Понимаю.
Так и выходит, что мы подобрались к жуткому событию, которое произошло со мной. С год назад мне что-то поплохело, хотя ничего не предвещало беды. Лежал себе, лежал, грыз аппетитную косточку, и у меня резко зачесался живот. Я внимательно осмотрел его и обнаружил какую-то подозрительную шишку. Осторожно почесался, с опаской поглядывая на появившуюся беду. Через несколько дней мне стало плохо, очень плохо. Моё ухудшение здоровья заметили и хозяева, когда шишка стала совсем большая и с неё слезла кожа, простите за такие подробности, но как есть. Меня в тот же день отвезли в ветеринарную клинику. Врач в белом халате меня спокойно осмотрел и пощупал. Потом сделали какие-то чёрно-синие снимки, на которых было что-то уродливое и странное, и сообщили, что это опухоль. Мне было страшно, надеюсь, вы понимаете. С кусающимися уколами я знаком с самого детства, если вы помните. Мне делали прививки и другие полезные вещи, потому мне не было страшно, когда сделали два укола: после первого мне стало легче, боль прошла, а после второго я уснул. Не успел я прийти в себя, как был выведен в коридор. Как я понял по радостным лицам Андрея и Юли, всё прошло хорошо. Им передали меня вместе с лекарствами и инструкциями. И они послушно их выполняли. Я чувствовал себя дурно, меня качало во все стороны, глаза плыли, а слюни текли и текли. Я был в какой-то нелепой белой рубашке с лентами, которая прикрывала почему-то только мой живот. Это я уже потом увидел, что с ним сделали. Мама моя... Я -- живой страх и ужас. А вдруг не заживёт?..
Всё это время хозяева за мной ухаживали так, будто я не пёс, а здешний царёк. Ни на шаг не отходили, даже на работе договорились, чтобы быть дома подольше. И вот мне стало легче. Рана зажила отлично, оставив после себя большущий, выпирающий шрам, но это ничего -- шрамы украшают мужчину. И всё прошло, и всё стало хорошо. Прошу прощения, но так получилось, надеюсь, вы понимаете.
После я безмятежно лежал целый день, думая только о том, что видел за окном. Думал о смене дня и ночи, о временах года, лёжа под знойным и лучистым летним солнцем. Мне нравятся все четыре сезона, и у каждого есть что-то своё, особенное. Лето -- это изумительное и счастливое время года, где всё неутомимо цветёт, пахнет и живёт. Можно гулять хоть до рассвета, любуясь всевозможной флорой и фауной, а зимой, когда снега много, мои лапы проваливаются, а уши стелятся -- это так забавно... Да что я вам объясняю, родные мои, вы и так всё прекрасно знаете и без меня. Расскажу проще: зелёное лето -- плодородное и живое, красно-жёлтая осень -- сонная и тоскливая, белая зима -- одинокая и безмятежная, а салатовая весна -- бойкая и жизнеутверждающая. Даже и не знаю, что вам ещё рассказать по этому поводу. Наверное, я бы не отказался и от пятого сезона, если бы он был. Всё-таки удивительная штука -- жизнь.
Что ни говори, но хозяева меня любят. И я их люблю. И жить без меня не могут. И я не могу. Но временами они уж очень странные, а где-то даже нелогичные. Я люблю быть в темноте, только они почему-то её боятся, сопровождая своими криками, оханьями, стонами, вечно чего-то елозя. Правда, они её боятся периодически, а не постоянно. И не только ночью. Бедные. Я не мог не заметить, что в моём присутствии они всегда спокойные. Наверное, мне доверяют. И это правильно. Я не дам их в обиду. Но не могу же я всегда быть рядом... Что им теперь, вздрагивать впотьмах? Тогда почему они меня не пускают или запирают в другой комнате? В любом случае, я рад, что с каждым годом, они всё реже и реже боятся темноты. Днём так вообще о ней даже и не вспоминают. Это хорошо -- храбрость должна быть в каждом живом сердце. Это замечательно.
С самого детства я просыпался в семь утра (время я узнавал от говорящего будильника, телевизора или радио на кухне), чтобы поприветствовать собирающихся хозяев и поскулить от неизбежного осознания того, что они уходят навсегда. С тех пор моё утреннее расписание не изменилось, в отличие от расписания хозяев. Они стали уходить позже, Андрей в девять утра, а Юля через час после него. (Мне пришлось немало потрудиться, чтобы разобраться со всеми этими часами, минутами и секундами, однако я так и не смог разобраться, как определять время по часам со стрелками). С новой работой Андрей иногда остаётся дома, он как-то сказал, что ему разрешили так делать. Юля тоже может не пойти на работу, но гораздо реже, говорит, что сами справятся, не маленькие.
Утром мы все завтракаем, затем они потихоньку собираются уходить навсегда. Если никто из них не остаётся дома, то мне насыпают в миску обед заранее, и я занимаюсь своими делами. Вечером они приходят зачастую вместе (как я понял, Юля забирает Андрея на машине), переодеваются, умываются, а потом они хитро разделяются: один идёт на кухню готовить ужин, а другой осматривает квартиру и прибирается, если это не требуется, то приступает к другим домашним делам (это очень странно, потому что они есть всегда) или даже идёт помогать с готовкой, или ложится в кровать, чтобы немного отдохнуть, или выводит меня на прогулку. Я не особо люблю это время, потому что я хочу быть и с Андреем, и с Юлей, а разорваться не могу. Если кто-то из них устал, то я иду с ним, нужно же быть рядом, поддержать, а если нет, то я предпочитаю лежать на кухне до самого ужина.
После еды всегда по-разному: они могут задержаться и поболтать на кухне, могут заняться своим творчеством, могут разойтись за свои компьютеры или могут вместе посмотреть какое-нибудь кино, вечером хозяева редко куда-то уходят, но и такое случается, иногда играют со мной, уделяют мне внимание, затем наступает время прогулки -- это очень успокаивает. Дальше они снова занимаются своими делами, а позже отправляются к себе в комнату часто без меня.
Рано или поздно, я так полагаю, это должно было случиться -- мы узнали, что в нашей семье наконец-то ожидается пополнение. Всё начало меняться, Юля помогала Андрею всё меньше, Андрей -- наоборот: водил её в разные места, в том числе по врачам, ухаживал, кормил и баловал, и чем дальше, тем больше. Они даже купили интересную жужжащую штуку, с помощью которой Андрей мерил Юле давление и в конце зачитывал результат, как я понял, иногда хороший, а иногда нет (кажется, это называется тонометр, о нём я узнал позже из рекламы по телевизору). До этого состояния они стали очень часто ругаться и проявлять непонимание друг к другу. Наверное, я тоже был бы глубоко недоволен и расстроен, если бы не получалось завести своих щенят, но определённости в моих словах, увы, нет. Подробности я, не то чтобы не знаю, догадываюсь, но говорить о них особо не хочется. Хорошо лишь то, что в доме воцарились прежние теплота и забота, они постепенно делали ремонт в комнате для будущего ребёнка, о которой я ранее уже говорил; силами хозяев и друзей в квартире появлялись детские вещи, коляска, подгузники. Раньше Андрей не всегда спокойно реагировал на странное поведение и слова Юли (впрочем, это было взаимно), а во время беременности он ей всячески угождал и терпел все капризы. Андрей по этому поводу сам шутил, говоря, что он проявляет чудеса раболепия и решительности. Моё уважение к ним росло часто, но после этого расти уже было некуда, поэтому я ими просто горжусь. Я тогда сильно переживал, что Андрей может приревновать меня к Юле, так как я предпочитал проводить всё это время с ней, ведь Юле нужна была поддержка и забота, а Андрея я посещал лишь в свободное время. К счастью, он это понимал и обиды не держал. Очень большой молодец.
Так мы дружно жили, пока однажды ночью не началась паника. Простите, мои замечательные, паника началась с меня. Из-за того, что рабочие и жизненные ритмы хозяев стали сильно различаться, они приняли мудрое решение спать в разных комнатах, поэтому о случившемся первым узнал я. Мне было очень страшно, но я держался и никому не мешал после того, как позвал Андрея. Я не запомнил, как называется то, что произошло, но Юлю тогда увезли на сохранение, чтобы это ни значило. Андрей приехал один только под утро, я его как и полагется, встретил у порога, он очень сильно переживал о случившемся. Простите, но я не понимал и не понимаю, к чему здесь волнения, ведь там за ней ухаживали и помогали ей. А днём он уже болтал с ней по телефону. Мне не понравилось только одно: оказывается, накануне той ночи они крепко поругались, когда возвращались из больницы, но по разговору уже помирились. Так мы с Андреем прожили одни почти целую неделю. Было грустно, но мы справились.
Однажды утром ему позвонили, когда солнце только начало вставать (а было лето, на минуточку), и Андрей, схватив большую сумку, которую они собрали ещё давно, ушёл. Я даже не успел запаниковать, настолько это было быстро. На следующий день он прилично напился, но не буянил, всё это время он занимался детской комнатой, украшая её шариками, ленточками, цветочками и прочими милыми вещами. А ещё через несколько дней Андрей поехал за Юлей.
Удивительно. Вот она была с животом, а приехала уже без него и с карапузом. Странно это. Я, конечно, понимаю, но всё же -- странно (и чудно), надеюсь, и вы понимаете. Такое событие очень важное и знаменательное. Не зря говорят: собака -- друг человека. Я проявил всё своё благородство, деликатность и тактичность. Потому что я понимаю. Так надо. К слову, его назвали в честь меня -- Николай. Прекрасные мои, не спешите смеяться, я всё понимаю, знаю, что его имя не в мою честь, но всё-таки я хочу думать, что это так. И я его никогда не обижал, а вот он... Но это всё из-за отсутствия опыта и несмышлёности. Когда он подрос -- это прошло. Я не обижался. Я бы и рад завести свою семью, но не судьба -- без помощи хозяев мне мою избранницу не найти. Вот я и решил, что буду радоваться хотя бы за своих хозяев.
И я его люблю, и он меня любит. Я его защищаю и оберегаю, и он меня. Я забочусь, и он. Когда ему грустно, я хватаю зубами свою родную подушку и иду спать в его комнату, а когда мне грустно, тоскливо и одиноко... я прихожу сам. А как им узнать, что я чувствую? У них нет таких навыков. Приходится самому. Вместе играем, живём, радуемся. Переживаем. Он мой лучший друг. Хороший малый. Далеко пойдёт.
Когда Юля была уже с заметным животом, её сильно трогало внимание Андрея. Плакала даже от принесённых мандаринов или завтрака в постель. Мне это время нравилось, потому что я мог ночевать в их спальне хоть каждую ночь. А однажды меня увели в гостиную и заперлись у себя, когда Андрей ночью сходил по её просьбе в магазин за гуталином -- уж больно ей хотелось его понюхать. Только, пожалуй, сейчас я стал понимать, почему они не пускают меня, когда им страшно от темноты. Они не хотят, чтобы я переживал и чтобы видел, что им страшно. Молодцы, даже о таком заботятся.
Всё это Юля объясняла гормонами и что всё пройдёт (я смотрел телепередачу про них и мало что понял, но одно уяснил точно -- это очень важная вещь). Но ничего не прошло. Первые недели с карапузом оказались непростыми. Новое время для нас всех. Юля была дома, говорила, что у неё длительный отпуск, Андрей его тоже взял, только на две недели. А раз отпуск, значит, нужно отдыхать и радоваться, поначалу так и было, хоть я и видел, что им тяжело. Мы все вместе уделяли много времени новому члену семьи и друг другу, они за ним ухаживали и играли, а я был рядом, защищал и поддерживал.
Затем Юля стала чаще лежать в постели, она не спала, не играла в телефон, не смотрела кино, просто лежала и смотрела то в стену, то в потолок, что для них обоих было категорической редкостью. Иногда она плакала, я тут же искал Андрея и то, что могло так растрогать Юлю, но ничего такого не находил, а иногда Андрея не было дома, и Юля плакала без видимой для меня причины. Позже она могла долго лежать в постели и реагировала лишь на карапуза, которому что-то было нужно, а иногда срывалась с места и начинала хлопотать по дому пока сильно не уставала. Бывало и так, что Юля могла проснуться посреди ночи или не могла уснуть и начинала прибираться, мыть посуду, заниматься стиркой вещей и тому подобное. Меня и Андрея это смущало. То, что видел я, не видел Андрей, потому что он уже вышел на работу. Теперь он уходил раньше и приходил позже, чтобы достаточно зарабатывать, как говорил Андрей. Юля, когда бездумно лежала в постели, перестала реагировать на крики ребёнка и лишь к вечеру что-то пыталась делать. Я старался привлечь внимание Андрея, но не получалось. Он сам обо всём узнал в первый же свой выходной и вызвал врача, который всё объяснил и посоветовал ей лечь в больницу. Так мы снова остались одни, но уже на очень долгий месяц (я считал, каждый день считал, и каждый день был каким-то пустым). В первый день Андрей очень ругался, был сам не свой и постоянно разговаривал по телефону, он пытался сделать так, чтобы ему разрешили в это тяжёлое время постоянно работать из дома, но ему не разрешали. Вот что за люди: у человека беда, а они капризничают? Ведь иногда же разрешали. Андрей сказал, что в таком случае возьмёт отпуск за свой счёт, а если не дадут, то он уволится. В общем, денёк выдался тяжёлый для нас обоих. На следующее утро ему позвонили, этот звонок Андрею понравился. Позже я узнал, что ему всё-таки пошли навстречу и разрешили работать из дома. Это хорошо.
С возвращением Юли в доме воцарилась тишина, даже ребёнок как будто бы всё понимал и не вредничал. Она была спокойна и вела себя размеренно во всём, даже в разговорах чувствовалась аккуратность. В чём-то я её даже понимаю. Дальнейшая жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло. Когда Коля подрос и отправился в детский сад, Юля стала прежней, вернулась на работу, но Андрей реже обычного появлялся дома. Мы все привыкли к этой жизни, но и она тоже изменилась.
Между временем, когда Коля ходил в детский сад и когда он пошёл в школу, Юля и Андрей получили на своих работах повышения, которые подразумевали командировки. Они особо не расстраивались, так как говорили, что это хорошо оплачивается. Так, например, Андрей ездил в другие города, чтобы снова работать с бумагами, а Юля ездила открывать новые хлебобулочные заводы (сейчас она, к слову, уже их не открывает, она переделывает имеющиеся в целые комбинаты).
По этому случаю я вспомнил интересный момент: они никогда меня не пускали на кровать, хотя Андрей, когда Юля была в командировке, изредка пускал на кровать свою подругу, а Юля делала то же самое, когда Андрей был в командировке, но со своим другом. Потом они вместе уходили, потому что пора было забирать Колю из детского сада. Но это было редкостью, даже они сами подмечали, что им не хватает такого и договаривались о встрече уже вне дома. Что интересно -- в эти моменты они так сильно боялись темноты, что даже мне бывало временами жутко; и странно -- они её боялись днём, а вот когда хозяева были вместе -- нет. Я об этом уже говорил. Другим, значит, можно на их кровать, а мне -- нельзя. Как-то это несправедливо.
Ещё они стали говорить, что я должен питаться правильно, а сами лопают сосиски и котлетки. Возмутительно. Хотел было обидеться... и обиделся. Правда, ненадолго.
На очередной вечерней прогулке со всей семьёй я бегал и резвился, как вдруг мой нос учуял приятный запах. Я сразу же нашёл источник манящего аромата -- ближайшие кусты. Там лежала сочная и аппетитная колбаска, которая заботливо была оставлена каким-то очень добрым и неравнодушным человеком. Вовремя. Я как раз проголодался. Но не успел я насладиться послевкусием, как мне стало плохо. Меня так и тянуло лечь на землю, растянуться, но я, как мог, стоял и переполнялся обидой. Хозяева суетились. Бегали и охали, охали и бегали, в ожидании Коли, которого они послали домой. Мне уже было тяжело держать открытыми глаза, но я внезапно заметил Колю, который со всех ног бежал ко мне с банкой фиолетовой воды. Странная вода. Они открывали мне пасть и заливали её в меня. Я глотал, даже тогда, когда не мог, когда уже не было сил. Так я узнал интересное слово "надо". Слово-то какое странное, но, как оказалось -- нужное и полезное. Я его значения никогда не понимал, но когда меня попросили его понять, то я сразу же понял. Потому что надо. А попросил меня понять как раз мой лучший друг -- Коля, когда вжался в моё обмякшее и еле дышащее тело. Он повторял, как мантру, бубня и рыдая: "надо жить, надо жить, надо жить...". А я что? Что мне теперь... Надо так надо. И я выжил. Подробности выживания скромно опущу. И, дорогие мои, волноваться не надо -- это дела прошлые.
Мне не нравится, когда царящие в нашей семье дружбу и понимание разбивает ругань. Как я уже ранее говорил, до беременности они часто ругались и ссорились, во время беременности почти всегда была тишь да гладь, а после было вовсе не до этого, было очень много дел, как дома, так и вне его. Я думал, что ссоры покинули нас навсегда, но я ошибся. Как-то раз Юля даже била посуду, потом они заперлись в комнате и снова боялись темноты, а на следующий день радостные хозяева принесли новую посуду, но, принеся её на кухню, заворчали... В общем, в тот день посуду обновляли дважды.
С годами привычный образ жизни дома менялся и тускнел, он становился пустым, с тех пор как Коля пошёл в школу, будто бы мы не семья, а сожители какие-то. Для хозяев это стало, как было и с другими работами, нуждой, обязанностью. Они им занимались, воспитывали, играли с ним, но очень редко вместе. Я не мог не замечать, как их взгляды холодно пересекались на мгновения, и каждый из них возвращался к своим делам. В то время на меня обращал внимание зачастую только Коля и Андрей. Коля гладил меня перед уходом в школу и на внеклассные занятые (он тогда, по словам хозяев, усердно занимался танцами), после уроков и перед сном, а поужинав, частенько со мной играл, как и Андрей в своё редкое свободное время. Кормил и выгуливал меня в основном Андрей.
Когда Коля подрос, то и он бывал не лучше в таких ситуациях. Коля реже со мной играл, а приходя днём с уроков, садился за компьютер, хотя мог бы меня и выгулять, между прочим. В первое время он охотно со мной гулял, а потом это делал только из-под палки. И он тоже начинал ругаться и ссориться. Мне до сих пор неприятно. Андрей по-прежнему меня кормил, и мы вместе гуляли по утрам и вечерам. Когда его не было, этим занималась Юля, но прогулки она поручала Коле. Сама же она брала в руки поводок лишь в те дни, когда день выдавался особенно тяжёлым.
Незадолго до моей беды, связанной с бестолковой опухолью, хозяева очень крепко поссорились. Насколько я мог разобрать их громкую перепалку, дело было в друзьях, которых они приводили к нам, когда один из хозяев был в командировке. Юля обвиняла Андрея в предательстве, Андрей же требовал прекратить строить из себя жертву, потому что он давно знает о Юлином школьном друге. На том ссора и закончилась, Андрей очень грустный ушёл к себе в комнату, а Юля настолько была смущена, что осталась на месте. И они не разговаривали до того дня, когда мне стало плохо.
Однажды к нам приехал племянник хозяев. Странный племянник, со странным именем, которое я не назову из принципа (простите, если что не так). Он играл в гостиной, когда ему это, видимо, надоело, вдруг вскочил и загалдел. Так он уронил и вдребезги разбил вазу моих хозяев, которую им подарили на юбилей. И он обвинил в этом меня, нагло глядя в мою сторону и тыча пальцем. Самое обидное, что в это поверили Андрей и Юля... и меня наказали. Я возжелал разбить вазу на самом деле, раз меня обвинили в том, чего я не совершал. Если и обвиняют, то пускай уж за дело. Прошу прощения за столь дерзкие мысли, но ничего не поделаешь. Я был дико возмущён и наполнен злобой. Но вазу не разбил. С тех пор я его недолюбливаю и держусь всегда в стороне. Плохой человек. А я не люблю плохих людей.
Но события получили новый оборот уже через несколько минут после случившегося: заходя домой, Коля видел из коридора, как его брат разбил вазу, но рассказать об этом своевременно не успел, потому что пошёл мыть руки. А мыть руки -- это очень важное занятие. Даже мои лапы моют. И это хорошо. Освободившись, Коля быстро вник в суть происходящего и всё рассказал. Племяннику серьёзно влетело: и за вазу, и за враньё, и за клевету. Справедливость восторжествовала, а передо мной извинились, погладили и вручили привлекательную косточку.
Эх... Как-то это всё грустно. В моей жизни есть один очень важный предмет, который пережил все перемены в нашем с хозяевами доме -- это весьма и весьма символично. Для меня, по крайней мере. Однажды хозяева сидели в гостиной, а я лежал на своей уже старенькой, но верной подушке. Она уже не была такой большой, мягкой и тёплой, хотя под ней лежала новенькая. Как-то первая... роднее, что ли. Юля её зачем-то хотела выбросить, но я не дал, а потом вмешался Андрей -- и тоже не дал. Так она у меня и осталась. Приятно, что меня порой понимают и заботятся обо мне.
Пару денй назад хозяева смотрели по телевизору очень занимательное кино, и я за компанию. Посмотрел, скажу я вам... Глубоко впечатлило. Навело на множество мыслей. Расскажу быстренько сюжет, если вы, уважаемые мои, не знакомы с этой великолепной картиной: жил да был некий профессор -- светило науки и вообще голова. Однажды он шёл по улице и увидел замерзающую дворнягу, которую взял к себе в хоромы и... внимание, только, пожалуйста, приготовьтесь, а лучше присядьте... постепенно превратил в человека! Бывший пёс теперь умел играть на балалайке, держать револьвер и другое (может, я тоже чего умею, но элементарно об этом не знаю? Попробовал бы, но...). Не знаю, собачья ли суть или человечья, но казавшийся обычным человеком, он стал развязным, приставучим, грубияном, пьяницей и начальником. Там говорилось, что в его поведении мог быть якобы виновен некий забулдыга с аналогичным характером. Уж не знаю, виновен ли этот человек или это всё собачья... человечья... в общем -- суть, или же бывший пёс был склонен к подобному изначально. Сказать наверняка не могли даже профессора, не говоря уж обо мне, хотя я догадываюсь. Но хуже всего то, что он охотился на своих бывших товарищей по несчастью -- таких же обездоленных уличных псов. (Это, дорогие мои родители, уму непостижимо. И по этому поводу у меня нет слов). Одичал. Через некоторое время он окончательно достал своего хозяина и начал представлять реальную угрозу для здоровья профессора и окружающих. Потому профессор превратил его обратно в собаку.
Что я могу сказать... Очень поучительная история. Жалко всех. И искренне обидно. Странные. Хотел бы я стать человеком? Думаю, нет. Потому что если я -- собака, то собакой и останусь. И буду ей до конца. Мне другого не надо. Наверное, вернув бывшему псу изначальный облик, профессор поступил правильно: собаке -- собачья жизнь, человеку -- человечья. Или там говорилось про смерть? Если да, то это неправильно. Ничего лучше жизни на свете нет. Она у нас одна. И её надо ценить. И я старался. Изо всех сил старался. Как мог, но старался. Что мне теперь...
Возможно, даже нет, наверняка -- это наш с вами последний разговор в частности, и в моей жизни -- в целом. Хватит. Надоело. Да и хозяева сокрушаются и рыдают уже который день так, что я не могу спокойно на них смотреть. И на себя, когда вижу в зеркале. Вид, я вам скажу, дорогие мои, ужасающий. Моя болезнь не так давно вернулась. Меня снова прооперировали, но безрезультатно. Врач сказал, что это всё -- что злокачественная опухоль разрослась и лечение невозможно, потому что она дала какие-то странные метастазы. Не понимаю, как она может дать, когда только и делает, что берёт. Поверить не могу, ведь с той операции прошло каких-то полгода... Я думал, что всё обошлось.
Я далеко не щенок, но всё равно сделал лужу. Это, к сожалению, контролировать я уже не могу. Простите, пожалуйста, надеюсь, вы понимаете, а если... Ну и ладно. По словам врача жить мне осталось всего несколько недель. Я всё-таки всем своим сердцем, хоть и собачьим, верю, что когда-нибудь мы с вами встретимся вновь, и я лично расскажу вам свою историю, только на этот раз я подготовлюсь.
Я прекрасно знаю и понимаю, что я с вами не беседую и что вы этого не слышите, и что ещё хуже -- никогда не узнаете об этом. Ваше мысленное присутствие в моей жизни меня всё время поддерживало, но порой мне всё-таки становилось только грустнее. Ничего страшного, я всё равно вас люблю и обиды не держу. Просто лежу и думаю. Сижу и думаю. Хожу и думаю. Думаю и думаю. Сверлю взглядом то постель хозяев, то диван в гостиной, всё мечтая на них понежиться, но, увы, похоже, не всем мечтам суждено сбыться. Я разговариваю с самим с собой, так как поблизости понимающего собеседника, кроме меня самого, попросту нет. Что мне теперь, и помечтать нельзя?..
В тот момент, когда врач сказал, что у меня новая опухоль, я вспомнил слова странного человека, который сказал, что всегда нужно искать плюсы. Что удивительно, мне это удалось: на машине скорой помощи был красный плюс. После той операции визиты хозяйских друзей, с которыми они боялись темноты, прекратились, но тут незаметно подкрался и минус -- вместо этого, они сами начали бояться темноты, теперь уже с большей силой, что я порой не выдерживал и завывал во всю глотку. Бывало, боялись даже и утром, сразу, как проснутся, хотя такого не было очень давно. А ещё за эти полгода они ни разу не ругнулись, не говоря уже о ссорах, Юля даже стала более нежна и заботлива. И с Колей они всё-таки нашли общий язык, он начал слушаться и перестал хулиганить (кажется, я об этом забыл рассказать, ну ничего). Занятно, что общая беда сближает людей и делает их сплочённее. Выходит, что моя беда помогла избавить моих хозяев от их проблем. Выходит, что всё не зря? Выходит...
А, вот идут мои хозяева с опухшими лицами и красными глазами. Ведут человека в белом халате. Забавный у него вид, но он мне всегда нравился. Мне с трудом удаётся дышать, мои лапы ослабли так, что я толком не могу передвигаться. Мне чертовски больно. Больно не только из-за этой треклятой опухоли, но и потому что обидно. По-собачьи ли, по-человечьи ли -- это не важно. Потому что чувствуем мы одно и то же. Идут. Незнакомый мне человек вышел вперёд, а мои горячо любимые хозяева почему-то ушли, Юля даже прикрыла своё лицо ладонями, оставив меня с ним наедине. Видимо -- доверяют. А раз доверяют, то и я буду. Вот он достал шприц. Наверное, он сейчас сделает укол, чтобы мне стало чуточку легче. Так что мне пора.
Искренне ваш, дорогие мои мама и папа, потомственный бассет-хаунд -- Николай Павлович Гав по прозвищу Клык.