Аннотация: Не только представители иных полицейских контингентов в Косово обращали, порой, на себя внимание не совсем адекватными выходками. Свои земляки, порой, поступали в быту и на службе ничуть не лучше.
Утро в тумане.
Однажды заехал я к своим друзьям-полицейским в Косовскую Митровицу. Посидели душевно за столом, Родину вспомнили... Засиделись, короче. И остался я у них ночевать. А на следующий день, с утреца, пораньше, чтоб на работу не опоздать, отправился назад, в Приштину.
Надо сказать, что иностранцы в миссии стараются селиться компактно, кучками, чтобы в случае опасности друг другу помочь можно было. Вот и гостевал я на такой улице, сплошь заселенной полицейскими. Её даже называли "Кока-кола роуд ". "Кока-кола" - это от того, что раскраска полицейских машин в Косово - красное с белым, очень напоминает банку с кока-колой. И вся эта улица была заставлена подобными тачками.
Утро, туман, слышимость непередаваемая. Птички поют, коровки пасутся, ну, и прочая фигня сентиментальная, пастораль деревенская... Еду не спеша, наслаждаюсь ясным утром, пробуждающимся городом, всходящим над горами солнцем, своим хорошим настроением, смотрю на сербов. Они уже начинают во дворы своих домиков выходить, ведь всегда же найдется, чем занять себя хозяину домовладения. Я еду, на лице благостная улыбка, рассеянным взглядом скольжу по постройкам...
И вдруг, бац! Чувствую, что-то было не так в увиденном мною пейзаже. Притормаживаю слегка. Точно! Вот же в чем диссонанс! А заключался он в том, что на крыльце одного из домов, в этой далекой сербской Митровице, только еще начинающей просыпаться и покрытой легким туманом стоит до боли знакомая фигура... Нет, человек был мне лично, пока, не знаком, но...
Эти синие семейные трусы, почти по колено, растянутая на грудях застиранная тельняшка, широкий и звучный зевок, сопровождаемый характерным хрустящим почесыванием выпирающего из-под тельняшки волосатого живота, не оставляли никаких сомнений в национальной принадлежности обладателя фигуры. Я торопился, поэтому не смог остановиться и пообщаться с человеком, но для себя мысленно пометил такой колоритный образ.
В течение дня мне удалось прояснить информацию о "настоящем гарном хлопце". Казак, из станицы то ли в Краснодарском крае, то ли в Ставропольском, не столь сейчас важно. То была импозантная личность. Гарный хлопец стригся почти наголо, сохраняя роскошный казацкий чуб. Выбиваясь из-под ООНовского берета, чуб придавал его обладателю некоторую опереточность, если не сказать точнее - полную дебильность.
Как оказалось, отправляясь на работу, гарный хлопец бросал себе в пасть неслабую пригоршню чеснока, а в карман запихивал аудиокассету с блатными песнями.
А теперь, представьте себе Митровицу, полицейскую станцию.
Полощется на ветру голубой ООНовский флаг, ворота открываются, и на патрулирование выезжает полицейская машина. За рулем наш казак, в лихо, по стойкой деревенской моде сдвинутом на затылок берете. Выставив локоть в окно, с папиросочкой в углу рта, он озорно поглядывает на молодых девчонок, вид у него очень молодцеватый и не менее придурковатый.
Все окна в машине открыты. Наружу торчат головы переводчицы, двух местных полицейских, которые не в силах терпеть непередаваемое амбре вчерашнего с сегодняшним, плюс чесночный "аромат". Из глаз у них текут слезы и капают на асфальт, оставляя позади машины две мокрые, прерывистые линии.
"Здесь бродит замшевый олень..." - разносится в утренней свежести над Митровицей низкий, хрипатый голос приблатнённого певца из далекой России...