Аннотация: Авантюрная повесть, о приключениях на фоне исторических событий. Обновлено 20.06.2012
54 г. до н.э.
осень, 23 день
Свинцово-серые волны с рёвом накатывались на берег. Над ними, почти касаясь своими рваными краями верхушек прибрежных скал, ползли тёмные, почти чёрные тучи. Они то проливались холодным осенним дождём, то пугали своей массивностью и ожиданием этого дождя. Уже неделю западный берег Галлии трепал осенний шторм, шторм лишавший всякой надежды мореходов.
На утёсе, над линией прибоя, стояла одинокая фигура. Если бы не развевающийся плащ, неподвижно стоявший человек издали сошёл бы за изваяние. Казалось он не чувствовал ни пронизывающего ветра, ни холодного дождя - ведь на нём, кроме плаща, варварских штанов и пояса с мечом ничего не было.
Человек смотрел на бушующее море и ждал.
От его ожидания(вернее, от результатов) зависело многое. И жизнь его в том числе.
Снизу, от леса к утёсу бежал паренёк. Уже подбегая к вершине, он начал что-то кричать. Но его крик заглушало море.
Добежав до человека в плаще, он, задыхаясь от бега, проговорил:
- Г..гос...под...ддин...! Ввас зовёт ваш друг!
- Где он? - спросил человек в плаще, не нарушая своей неподвижности.
- Внизу, у леса... - паренёк махнул рукой в ту сторону, откуда он прибежал - Ждёт у лошадей...
Более ни слова не говоря, человек запахнул плащ и скорым шагом направился в сторону, указанную гонцом.
Подходя к лесу он увидел пару лошадей и стоявшего рядом с ними человека, одетого почти так же, как и он.
- Гидерикс! - сказал ожидавший и протянул ему повод лошади - Мы можем ехать и исполнить нашу клятву...
- А как же флот? Если Он уже здесь? Если Он ударит нам в спину!? - Гидерикс мрачно посмотрел на своего спутника.
- Он не успеет. Рыбаки сказали, что в одном дне пути в море нет ни одного корабля. Да и не посмеет лысый выродок выйти в море в такую погоду...
- Иневар! Какие рыбаки выйдут в море в такую погоду? Эти вшивые рыбоеды лгут из страха перед тобой.
- Не спеши.. Ты прав, эти пожиратели рыбьей чешуи действительно меня боятся. Больше, чем бурного моря. Они вышли в море и провели там два дня... Правда, вернулись не все - Иневар усмехнулся.
Теперь усмехнулся Гидерикс, сбросив мрачность
- Тогда надо спешить. Отправляй гонцов князьям, с вестью. Сами поскачем в лагерь.
Гидерикс вскочил на лошадь, Иневар последовал его примеру и они покакали по лесной тропе прочь от берега.
И конечно они не услышали криков паренька, больше похожих на громкий шёпот
- Господин... Шторм... утихнет... к утру... Старые рыбаки...
Утро следующего дня.
Волны уже не били прибрежные камни - их ярость утихла ещё до полуночи. К утру море не напоминало ту ревущую стихию, по мрачности спорящей с тучами.
Туман.
Туман, предвещающий ясную погоду. Он был плотным, но уже поднимался ветерок, собирающийся разогнать остатки напоминания о вчерашней буре. Было слышно только как волны с шипением(почти неслышимым, в сравнении со вчерашним рёвом) накатываются на камни.
Но кроме этих звуков природы, с моря доносились какие-то несвойственные этому времени и месту звуки - ровный шум, постепенно нарастающий. Из этого шума внезапно выделились громкие людские голоса.
- Греби помедленней, рыбьи потроха! Берег близко!
- Уже мелко, выпрыгивайте из лодки и к берегу!...
В тумане раздались всплески и вскоре у берега появились бредущие по колено в воде человеческие фигуры.
- Бегом искать дрова и запалить на высоком месте огонь! - скомандовал один из пришедших.
Вышедшие из моря были одеты в короткие шерстяные штаны и льняные туники. Но у каждого справа висел короткий уставной меч, а через плечо была переброшена пара калиг. Выйдя на берег, они первым делом одели калиги и побежали к лесу - искать дрова и греться на ходу.
Вскоре на том месте, где вчера стоял Гидерикс, приплывшие запалили большой костёр. А через непродолжительное время, когда туман уже основательно поредел, к берегу возле скалы причалила либурна. С неё уже высадилось с полсотни солдат и три букцинёра - для подачи сигнала. Они встали у кромки прибоя и затрубили. Солдаты же рассыпались цепочкой вдоль берега.
Через час туман окончательно рассеялся. И, если бы Гидерикс ещё стоял на скале, то увиденное им зрелище смешало бы все его планы. И не только его. А многих бы ужаснуло.
Ибо всё видимое со скалы водное пространство занимало великое множество кораблей - либурн, бирем и трирем.
Флот Юлия Цезаря.
Глава 1.
'Гидерикс - Феликсу.
На море шторм. Лысый не успеет вовремя. Ждём помощи в условленном ранее месте..'
Тушку мёртвого голубя трепала собака. Заслужила. Да и улики надо уничтожить. Рабу, метко пулей сбившему голубя, досталась более достойная награда - целый денарий.
Манлий Квинт Торквата, из древнего рода Торкват, бывший старший центурион первой когорты седьмого легиона, ныне на вынужденной пенсии в своей усадьбе...
Курам на смех! Он, ветеран этих проклятых войн в Иудее, потомок древнего рода...
К пятидесяти годам своей жизни имеющий фалар больше чем любой из прихлебателей этого выродка Красса, оказался на задворках жизни и Республики. Не без помощи вышеупомянутого Красса.
За все восемнадцать ран, полученных от врагов в боях и от мятежных легионеров в Иберии, он получил в награду дом в Риме, земельный надел в провинции, сотню рабов. Кроме того, он скопил достаточно крупную сумму денег, что бы прожить остаток дней в неге и спокойствии, предаваясь чтению книг, привезённых им из Афин.
И что же!
Вначале, после смерти Суллы, от него потребовали вернуть дом, якобы полученный незаконно, в результате проскрипций. Он отказался. Подготовил речь, для выступления в Сенате и собирался обратиться за помощью к Помпею. Но все эти приготовления были прерваны пожаром, внезапно возникшим ночью. Дом сгорел полностью, хорошо, что никто из домашних не погиб. Виноватыми сделали воришек с Субурры, промышлявших грабежом во время пожара. Но по Риму упорно ползли слухи о причастности некоторых высокопоставленных сенаторов к спекуляциям землями и домами в городе. К эдилу обращаться было бесполезно, не без его ведома творились эти беззакония. Тем более, что в их переменчивые времена на эту должность восходили не по знатности в честных выборах, а по весомости взятки клиентеле и сенаторам. При Диктаторе было проще - за такие дела головы снимались без излишней судебной волокиты. Теперь те, кто уцелел, громче всех шумят в Курии, приписывая себе потаённую борьбу с диктатурой и проливая слёзы над якобы 'незаконно отнятым имуществом',
Квинт Манлий был не один в своих злоключениях. Досталось ещё многим, мене знатным, но от этого не менее уважаемым людям. По совету доброжелателей, он удалился в свою усадьбу, оставив жену с детьми у её родственников в Риме.
Но боги решили отмерить ему испытаний полной чашей. Вскоре начался мятеж поднятый Катилиной. Усадьба была сначала пограблена воинством мятежников, потом карательными войсками. но он во всей этой сумятице остался жив - мятежники его не тронули(т.к. среди них оказался один из его подчинённых центурионов), а потом он отъехал в Рим. Вернулся уже на пепелище.
Цицерон, взявшийся за раскрытие заговора с большим воодушевлением, начал искать пособников среди тех, кого в эти дни не было в Риме(кто был - выловили и предали суду). Квинту снова посоветовали убраться подальше, и не без оснований - кому-то не понравилась его активность в бытность его в Риме. Теперь же ему хотели приписать пособничество заговорщикам - мол потому мятежники Катилины и не тронули, что состоял в заговоре.
По сходным причинам в Цизальпинской Галлии оказалось несколько десятков(если не сотен) граждан великого Города.
На оставшиеся деньги, Квинт купил маленькую усадьбу, десяток рабов и стал жить в глуши, особо не показываясь в ближайшем поселении; не ходил в гости к соседям. Прослыл нелюдимым чудаком-отшельником.
Так прожил он десять лет. Иногда ездил в Рим, повидаться с женой и детьми, но каждый раз тайно.
Всё изменило небольшое событие. Через поселение проводили большую партию пленных галлов с войны, которую вёл Цезарь. Её сопровождала вексилла ветеранов, которые ожидали окончания службы и конная ауксилия. Соседи посоветовали ему приобрести парочку рабов подешевле, пока колонна не достигла большого города - там цена могла возрасти многократно. поговорив с легионерами, Квинт подошёл к невысокому опциону и поговорив с ним, предложил остановиться на постой у него в скромной усадьбе. патрицианская гордость Манлия осталась на пепелище дома на Квиринале и два десятка легионеров перебрались к нему в усадьбу и устроились в одной из построек. А трёх рабов ему за это они просто подарили. У соседей на постое были центурионы, а сердце и душу Манлия обрадовали эти простые весёлые и грубые люди, чьё ремесло была война. Он велел рабам вынести им три кувшина вина и приготовить трапезу. Но сам остался в одиночестве в своём доме. Вскоре весёлые песни, доносившиеся со двора и тоска, грызшая душу, вынудили его присоединиться к легионерам и продолжить вечер с ними. Пирушка, затеянная во дворе, переросла в вечер воспоминаний. Квинт рассказал, как он в молодости воевал, как ходил со своей когортой в дозор во время похода и как по разгильдяйству центуриона первого ранга, их подразделение отправленное за фуражом в ближайшую деревню оказалось на территории занятой противником. И как после этого он выводил остатки когорты к своим. Опционы, в свою очередь рассказали пару историй о службе в Галлии, о походах на ранее неизвестные племена. Так, поочерёдности переходя от тягостей военной службы к любовным историям et cetera...
Наутро, после кувшина кисленького пива, которое варили местные варвары и конфискованного у раба(который прятал его в копне за сараем)опционы повеселели и разошлись по своим делам(спать или щупать местных девок); один из них подошёл к Манлию.
- Торкват, от кого прячешься?
Разменявший пятый десяток лет Манлий обычно не удивлялся - многое довелось повидать и пережить, но в этот раз...
- Не много ли ты знаешь для опциона, - стараясь остаться невозмутимым, он продолжил пить пиво. - Мои беды не должны никого беспокоить. Особенно здесь, в провинции.
Опцион хмыкнул.
- Всё можно вернуть, и дом и доброе имя, если знать к кому обратиться за помощью...
Манлий бросил кувшин и резко повернулся к опциону.
- Да кто ты такой! Раздери тебя пустынные демоны! Даже в Сенате меня не стали слушать. А тут, на краю Республики мне предлагает помощь никому неизвестный легонер!
- Не горячись, скоро в Риме может всё поменяться. А мой командир может стать не последним человеком в новом Риме. Таких как ты много, и они стараются помочь делу справедливости...
- Какой справедливости?! Сената? Плебеев, которые ждут нового Мария? Или союзники, чья мечта получить гражданство Рима приводит к очередной войне?! А может кучка нобилей, которые не успели урвать при прошлом разделе награбленного и теперь ждут реванша?
- Какой справедливости?! Сената? Плебеев, которые ждут нового Мария? Или союзники, чья мечта получить гражданство Рима приводит к очередной войне?! А может кучка нобилей, которые не успели урвать при прошлом разделе награбленного и теперь ждут реванша?
- Манлий! Я мало что понимаю в том змеином клубке, который сплёлся в Риме. И уж тем более, спорить о том, на чьей стороне правда. Я всего лишь предел тебе пожелание моего начальника, центуриона Фламиния, он приглашает тебя на трапезу к наместнику. И совет, уже личный - от себя не спрячешься. Будь собой.
После этого разговора Манлий присел в тени дома и задумался над тем, что ему сказал легионер. Действительно, спрятавшись здесь и дожидаясь справедливости он только утвердил 'правоту' его обидчиков, а ведь он не один, у него семья, дети. Старший сын служил где-то в Галлии, под началом Цицерона, брата знаменитого оратора. Опционы ничего не знали о нём, судя по вчерашним расспросам.. Следовало спросить об этом центуриона - ещё один повод, что бы пойти на встречу.
До вечера было ещё много времени, а у него сохранилась старая привычка - размышлять во время прогулок. Одевшись потеплее, он сказал рабу-домоправителю, что пойдёт прогуляется.
Мирные провинциальные пейзажи настраивали на соответствующий продолжительным размышлениям лад.
Много раз он взвешивал все pro et contra. Несмотря на пространные намёки опциона, было понятно, что тот имел ввиду. Цизальпинская Галлия - удалённая провинция, но и сюда доходили известия о том, что творилось в Риме в последнее время. Назревал очередной передел власти. Только если во времена его молодости все делились либо на марианцев либо на сулланцев, то в нынешнее время оптиматы собрались вокруг стареющего преемника Суллы - Помпея Магна. Но даже в их стане был раскол, раскол возникший на почве дележа всего, что осталось после правления Диктатора. Манлий это почувствовал на собственной шкуре. Один из триумвиров, Марк Красс, занимался беспредельным грабежом как покорённых варваров(чем в нынешнее время никто не брезговал) так и своих сограждан. Популяры были пока в меньшинстве, однако там, за Альпами, в горниле очередной завоевательной кампании ковалась новая сила
И вот предвестники этой силы появились в этом спокойном от внутриримских разборок уголке Республики.
Солнце окрасило в тёплые вечерние тона западные склоны холмов и Манлий понял, что пора.
Да, пора принять решение. Переодевшись дома в облачение, соответсвовашее его рангу в 'прошлой жини', он отправился на ужин.
В триклинии, освещённом масляными светильниками был накрыт стол, за которым уже возлежал легат Публий, помощник пропретора, управлявшего провинцией и незнакомый ему человек в тоге всаднического достоинства.
- Манлий?! Да хранит тебя Юпитер, это ты? - удивлению Публия не было границ, после того, как он увидел одного из жителей Провинции в облачении столь высокого достоинства.
- Мы всегда немного не те, кем кажемся, не так ли Публий? - Манлий поэдобнее устроился у стола.
Незнакомец усмехнулся, уловив двусмысленность ответа, но глуповатый Публий, получивший свою должность 'по родственным связям', не уловил насмешки над собой. Он встал что бы поприветствовать и представить уму своего гостя.
- Старший центурион, командир претории консула Гая Юлия Цезаря Тит Фламиний Ульпий, а это...- Публий смутился не зная, как ему теперь титуловать своего соседа.
- Квинт Манлий Торкват, гражданин Рима, всё остальное в прошлом. - пришёл ему на помощь Квинт.
- Однако, судя по твоему виду, ты всё же сохраняешь надежду вернуть кое-что из этого прошлого - сказал Фламиний, указывая на пурпурную полосу на тоге.
Всё меньше понимая своих гостей, Публий возгласом 'Аб ово' возвестил начало трапезы.
Теперь Манлий вспоминал тот разговор, предложение, которое он ожидал услышать и цена вопроса, которая оказалась для него неожиданной и чуть было не возмутила его. Предложение примкнуть к сторонникам Цезаря, возглавить группу в Сенате. Сенат в Риме, а туда надо ещё вернуться. Начало дороги в Рим было здесь, в виде его новой обязанности.
На следующий день после разговора, он отправился на прогулку и встретился в условленном месте с Фламинием. После непродолжительного разговора о погоде и природе, центурион прешёл к главному.
- Тебе, как икушённому в вопросах войны известно, с какой целью они ведутся - власть, деньги слава. А так же устранение противников на пути к этому. Косматая Галлия была завоёвана за год, а мятежи, несмотря на жестокие усмирения, регулярно вспыхивают. - Тит сделал паузу, однако Манлий молчал и он продолжил. - Золото для подпитки галльских вождей идёт через Иллирию, куда оно поступает из Иудеи. Оружие везётся в Иберию и оттуда в Галлию. Все эти потоки, равно как и 'стихийный народный гнев' управляется из Рима. Одни посылают воевать, другие подпитывают врагов и всё это - Триумвират! Так не может долго продолжаться. В доме может быть только один хозяин. А Триумвират - нежизнеспособная химера. К тому времени, когда это чудовище скончается погибнет слишком много граждан. Рим может исчезнуть как сила. Или вообще исчезнуть - слишком много внешних врагов.
- Один диктатор или несколько, я не вижу разницы. Всё это приведёт Республику в бездну. - Квинт ответил шаблонно, но уже догадывался, что ему ответит Тит.
- Те, что сейчас сидят в Риме, ведут себя как пиявки, высасывающие свою жертву. Они не догадываются, что как только они выпьют все соки, погибнут вместе со своей жертвой. А мы... мы пытаемся не допустить гибели. Нас не устраивает такое положение дел.
- Вы приведёте к новой гражданской войне, которая пожрёт вас, словно Кронос своих детей. Республика погибнет.
Не по-осеннему тёплое солнце освещало разноцветные холмы. Смотря на эти яркие, жёлто-зелёно-красные леса, как-то не верилось в жуткие предсказания.
- Цезарь давно бы мог вернуться в Рим, но там он найдёт свою гибель. А перед этим его уничтожат как человека, свершившего много великих дел. В варварских землях им его не достать ни эдиктами, ни какой другой силой. Легионы хранят его лучше богов, которые в последнее время забывают смотреть на землю.
Они ещё долго разговаривали, после того, как Квинт дал согласие. Обсуждали детали его деятельности, уславливались о средствах общения и как передавать письма. Тит подарил ему ещё трёх рабов и пообещал передать письмо сыну.
И вот в руках он держал обрывок пергамента с посланием, которое должно было попасть в Рим. Манлий ю удалось узнать, как доставлялись тайные письма агентов Помпея, выяснить, кто этим занимался в Провинции. Рабы, оставленные ему Фламинием, были обучены многим полезным веща, один из них владел тайнописью. И теперь, в очередном письме для сына будет зашифровано послание для Тита.
- Руфий! - Манлий подозвал раба, с которым пошёл на охоту, - Возьми всю добычу и неси в дом. Потом поедем в поселение.
В поселении, в лавке, он купил пару голубей, сломал одному из них крыло, привязал к лапке капсулу с посланием и велел Руфию, как стемнеет, подкинуть покалеченного голубя во двор одному из агентов, работающего на Помпея.
Утром Руфий подошёл к хозяину и доложил о выполненной задаче.
- Хозяин! Надо придумать другой способ перехватывать сообщения - это уже третий голубь со сломанным крылом. Догадаются, что кто-то читают их почту. Да и голуби, хоть и покупаем похожих, не те.
- Сам знаю. - Квинт плохо спал и потому с утра был не в настроении. А тут ещё раб учит его премудростям 'тайной войны'. - Вот и придумай, раз такой умный. А то на полях работать некому, живо туда отправлю.
Но сказано это было 'для порядку'. Он понимал, что если попадётся, то уже не убежит. Руфий был прав, надо было менять 'стиль работы'.
II.
В каждом городе есть район, расположенный неподалёку от богатых кварталов, куда даже днём городская стража заходит всем десятком, стараясь не расходиться и и излишне не тревожить его обитателей.
А ночью?
А ночью там поодиночке ходят или пьяные или сумасшедшие. Даже разбойничьи шайки там стараются ходить в 'полном составе' - ибо жизнь людская там стоит столько, сколько её обладатель может за себя предложить. Одеждой или деньгами. А как правило и тем и другим. Ограбленного также могли продать в рабство на ферму в провинции. Иногда трупы несчастных выплывали по Главной Клоаке в Тибр.
И тем удивительнее было увидеть на одном из пустынных переулков одинокую женщину, закутанныю в плащ. Она шла по переулку уверенно, освещая дорогу небольшой масляной лампой, аккуратно обходя зловонные кучи мусора.
Из оконного проёма дома, мимо которого она прошла, за ней наблюдало несколько человек.
- Мерот! За неё у Плешивого Азама можно выручить двадцать денариев... - шепнул однин из подсматривавших.
- Кутла! Научившись считать ты не научился думать! Да покойнику это и не надо, как и денарии. Если ты её тронешь, утром с перерезанной глоткой поплывёшь по Тибру в сторону моря! Вспомни шайку Старого Намиба! - Мерот тихо выругался - Их потом по кускам из реки вылвливали...
Грабители притихли и стали ждать добычи попроще. И вскоре удача улыбнулась - банда с соседнего переулка возвращалась с Палатина, отягощённая добычей.
Одинокую женщину звали Кальпурнией. Она прекрасно знала, что может ей угрожать в тёмных вонючих переулках Субурры. Показное уничтожение одной из банд обезопасило её 'прогулки', но могли быть и пришлые, не знающие местной 'конъюнктуры'.
Кальпурния! Дочь консула Луция Пизона и жена Цезаря в Субурре!
Чего только не сделаешь ради любимого мужа. Впрочем, не только ради него. Так уж получилось, но политические воззрения супругов совпадали.
Лампа осветила стену знакомого дома. После того, как дверь открылась на условленный стук, она вошла внутрь. Рабыня взяла плащ и проводила Кальпурнию в комнату. После этого, другой раб зажёг факел над дверью - условный знак для других гостей.
Кальпурния ненавидела Субурру, её обитателей и всех плебеев...
Но...
Всё укладывалось в это 'но...'.
Ватидия сегодня пригласила её на тайную оргию, которую обозначили как очередные празднества в честь очередной новоявленной ипостаси богини Весты или Венеры - Юпитер их разберёт.
Туда и направились роскошные носилки жены консула с охраной и факельщиками. А она сидела в комнате какого-то домишки в Субурре.
Эх, лучше бы она сейчас отведала новые кушанья, приготовленные поваром Ватидии. Или принимала ласки модного сирийского поэта, который писал хреновые вирши, но был великолепен(по словам Ватидии) на ложе...
Но...
Она жена Цезаря, мятежного консула и дочь 'старого мятежника', как говорила её мать.
Цезарь. В этом имени - всё. Очарование, восхищение, быть может любовь. Как говорит её раб-египтянин Себестус - Если не можешь представить жизнь без этого человека, то это любовь!
Но как это назвать супружеством? За три года она видела его несколько раз. На оргии она отправлялась не особо терзаясь душевными переживаниями - похождения 'лысого развратника' ходили по Риму в виде анекдотов. Что поделаешь, это Цезарь...
Вот только из всех аристократов, она предпочла его. Любимца плебеев и легионеров. Непредсказуемый. Противоречивый. Он мог быть и подлым и благородным. Настоящий политик.
Очень честолюбивый. Про него Сулла сказал, что растёт смена, страшнее Мария. И приказал убить его.
Человек, решивший, что Сулла не единственный, кто смог стать диктатором, а аргентариии и оптиматы не власть.
А ведь он прав - многие из тех, что сидели в Курии и носившие тоги с пурпурными полосами за власть признавали полновесные ауреи. Ах, как был прав тот темнокожий варвар, причинивший столько горя Риму, что Рим можно купить. Если покупатель сможет предложить хорошую цену.
Сулла и Марий смогли купить Город - путём узаконенного грабежа его граждан 'новыми гражданами'. А ведь стоит только войти во вкус и потом не остановиться. Теперь Рим будут рвать триумвиры...
А Цезаря пока многие не воспринимали всерьёз. Да он триумфатор и покоритель Галлии. Но Галлия далеко, а восставшие рабы и примкнувшие к ним союзники разоряли окрестности Рима.
А Цезарь делал пометки на полях 'Илиады' о новом календаре; на обратных сторонах счётов, которые ему оставлял управляющий, рисовал необыкновенные боевые машины, которые не снились даже Архимеду. При этом он увлекал своей речью грязных плебеев и они шли в его легионы, что бы сложить головы где-нибудь в Иберии или ещё неведомой BARBARA TERRA.
А его выступления в Сенате!
Весь Рим удивлялся, как ему удалось помирить Помпея и Красса, при этом получив немалую выгоду для себя. Хотя здесь надобно было не удивляться, а скорбить. Те, кому римляне доверили свою жизнь и свободу, оказались проведены любимцем черни.
- Республика умерла!
Кальпурния вздрогнула. Увлёкшись своими размышлениями, она не заметила, как в комнату, где она находилась, вошёл мужчина. Слова произнесённые им были чем-то вроде тайных слов для посвящённых.
- Республика умерла. - торжественности в этих словах не было, лишь горькая правда.
- Пойдём, уже все собрались. - сказал вошедший.
Кальпурния вместе с провожатым вышла из комнаты и направилась за ним. Её привели в скудно освещённый триклиний, где уже находилось около десяти человек - самых преданных делу Цезаря, или как они сами про себя говорили, наследники дела Катилины. Лица их или были в масках или(те что открыты) ей не известны. До её прихода они уже успели обсудить дела, которые им предстояло совершить в Риме. После негромкого приветствия и пожелания здоровья у неё взяли капсулу с письмом, в котором находилось зашифрованное послание.
- Кальпурния! Через несколько дней, Помпей в Сенате снова поднимет вопрос об отчуждении земли у союзников и передачи е нобилям... - начал один из присутствовавших(в маске) без вступления, будто продолжал прерванную беседу.
- Не торопись. - перебил его другой заговорщик без маски, но Кальпурнии неизвестный. - Помешать ему мы всё равно не сможем. Мы даже это и не планировали.
- Тогда ему помешает восстание! - запальчиво продолжил начавший беседу. - И снова прольётся кровь! Землю так просто мы не отдадим!
- Оставь свою горячность для других дел. Слишком рано. Ваш мятеж будет утоплен в крови, мы будем раскрыты. А Цезарь нам не сможет прийти на помощь.
- Вам хорошо рассуждать здесь, в Риме, сытым и под защитой легионов - поддержал 'мятежника' ещё один в маске - А мои земляки умирают с голоду во имя процветания взяточников из Курии...
- Хватит! - прервала их перепалку Кальпурния. - Мой муж сейчас не для того подставляется под варварские стрелы. Его задача сейчас - это преданная и боеспособная армия. А так же золото, о количестве и происхождении которого здесь присутствующие даже не задумываются. А всё ради решения проблем в Сенате!
- Мы устали ждать... Одни обещания - вначале от Катилины, теперь вот от твоего мужа. Союзникам нет свободы!
- Ты хочешь союзникам свободы на сорок лет или навечно? - вопрос человека без маски озадачил спорщиков. Он долго стоял в стороне, но решил вмешаться в дискуссию
Присутствовавшие на собрании люди в масках оглянулись и посмотрели друг на друга, словно взглядами искали ответа.
Сами понятия 'свобода' и 'союзники' взаимоисключали. Если первое сулили богатства и обязанности, то второе обеспечивало постоянный доход и защиту.
Молчание и нервные переглядывания свели было начавшуюся дискуссию на нет. Негромко переговариваясь, люди в масках покинули триклиний.
- Кальпурния, прими наши извинения за несдержанных 'союзников'. - сказал один из трёх оставшихся мужчин.
Она лишь устало кивнула и присела на скамью. Ей подлнесли чашу горячего ароматного вина. Она выпила и посмотрела на заговорщиков. Она знала всех троих, двое были военачальниками, третий занимал высокий пост в иерархии Рима.
Всё оставшееся время прошло в тишине. Ей передали другую капсулу, с подготовленным докладом для Цезаря и она покинула дом на Субурре
Через час этот доклад, как несколько других, были зашифрованы и отправлен с почтой на север.
Двое суток спустя. Флавиев тракт.
Почтовая повозка, запряжённая парой лошадей, неторопливо двигалась в сторону Аримина. Возница, сорокалетний вольноотпущенник и клиент Помпея, македонец по происхождению, уже предвкушал, как вечером он будет отдыхать в лупанарии...
Приятные мысли были прерваны резкой остановкой повозки.
- Крысиное отродье! - возница схватил палку и начал бить лошадей. - Чего встали?!
Тут он обратил внимание на другую повозку, ставшую причиной резкой остановки. Двигаться она не могла - сломалось колесо, повозку развернуло поперёк тракта, а вокруг неё хлопотал возница со своим пощником, тощим мальчиком-рабом. Македонец слез с повозки и направился в сторону незадачливого торговца.
- Убирай свою развалину с дороги! - Он угрожающе замахнулся палкой...
- Прекрати! - со стороны почтовой повозки приближался охранник, старый легионер, Гай Метирий. - Лучше помоги сдвинуть повозку с дороги!
Спорить с охранником, у которого за плечами двадцать лет службы на границе с Галлией, и имевшим шрамов больше, чем было женщин у македонца, он не собирался.
Скрипнув зубами и походя двинув кулаком в ухо раба(некстати подвернувшегося под руку), принялся помогать сдвигать повозку к краю дороги, не прекращая ругаться сквозь зубы.
Метирий смотрел на вольноотпущенника с неодобрением - он ветеран, а ему до полного римского гражданства ещё три года ездить и охранять почту. Македонец, чей отец был рабом у Помпея, получил(орк его раздери) неизвестно за какие заслуги статус клиента. За этими невесёлыми думами он не заметил, как за пологом почтовой повозки мелькнуло чьё-то чумазое лицо.
Наконец, общими усилиями середина дороги была освобождена для проезда. Злой на торговца, охранника и всю Ойкумену, македонец взгромоздился на место возничего и стегая лошадей палкой продолжил движение.
Когда они скрылись из виду из придорожных кустов вылез мальчишка, как две капли похожий на раба торговца. Он держал в руках небольшой шерстяной мешок.
- Фестус! Я сделал, как ты сказал. - с этими словами он протянул торговцу мешок.
- Ладно, помоги брату поставить новое колесо и едем.
Фестус отошёл в сторону от дороги и заглянул в мешок. Там лежали три капсулы. Одна была опечатана печатью жены Цезаря, а две другие - сенаторскими. Фестус усмехнулся, разжёг небольшой костёр, распечатал капсулы и сжёг лежавшие в них письма.
В почтовой повозке продолжали путь подменённые на подлинные письма, а эти, проверенные помощниками Помпея, стали не нужны. Сейчас вольноотпущенник Помпея вёз настоящую переписку, даже не подозревая об этом. А Помпей пусть ломает голову, каким образом Цезарь получает информацию от своей разведки в Риме.
- Патий! - Фестус повернулся к уже отремонтированной повозке. - Следующая подмена будет в корчме.
Один из пацанов поднял голову.
- Почему?
- Примелькаемся мы тут с часто ломающейся повозкой. У охранника больно глаз намётанный. Почует неладное - пропадём... А в корчме их и подпоить несложно и... - Фестус оборвал себя.
- Что, хозяин?...
- Ничего! - рявкнул Фестус. - Умойтесь и едем обратно в Рим.
Вечер того же дня.
Флавиев тракт.
Придорожная корчма.
Пьяный македонец вывалился из корчмы, и, порыгивая, шатающейся походкой направился к повозке.
Метирий, который во время службы много себе пить не позволявший и сейчас ограничился кружкой местного вина. Он с презрением и ненавистью смотрел на упившегося варвара. Среди ненавистных дум, возникающих при виде этого постыдного зрелища, была одна хорошая и согревавшая душу. Варвар в очередной раз рыгнул и стал мочиться на колесо повозки, задрав край туники.
'Вот это он зря!' - подумал Метирий и направился к македонцу...
Утро следующего дня.
Там же.
Возница с трудом забрался в повозку - ощущение было такое, будто его голову кузнец использовал вместо наковальни. Его не радовало хорошее солнечное утро, единственной мыслью(чудом удерживавшейся в его больной голове) было - Кто его вчера так отделал?
Зато Метирий, выпивший с утра в дорогу ещё одну кружку вина, прямо-таки светился от радости. Он смотрел на синюю даже под щетиной морду македонца и думал о следующем разе, когда македонец упьётся до беспамятства...
Вечер того же дня.
Рим.
Квиринал.
Перекрёсток Виа Ламия и Виа Тарут.
Солнце ещё не совсем скрылось за Палантином, а на улицах уже начались приготовления к ночной жизни.
На прекрёстках и у дверей доходных домов зажигались факелы и светильники, по улицам ходили парные патрули городских стражей - Квиринал не Субурра, его жители могли себе позволить это, тем более что покой лучших граждан Города должен оберегаться.
Кроме городской стражи, в богатых особняках находилась ещё и личная стража, из рабов, надевшихся стать вольноотпущенниками и клиентами. А в перспективе - полноценными гражданами Города. Они были самой преданной и надёжной охраной.
В одном из домов Квиринала, стоявшем на перекрёстке Виа Ламия и Виа Тарут стража была особенно бдительна, а патрули старались проходить здесь почаще - по указанию начальника стражи. Хозяин дома, трибун латиклавий, ближайший сподвижник Помпея Магна, Домиций, по прозвищу Серый.
Он очень не любил тёмных уголков, поэтому его дом был хорошо внутри освещён. Однако, окна выходившие на улицы были не только плотно закрыты ставнями на и забраны узорными решётками. Все эти меры предосторожности - и усиленная охрана и решётки были призваны защищать не несметные сокровища.
В этот вечер Домиций снова сидел за своим столом, на котором аккуратными стопками были сложены пергаментные свитки и капсулы с донесениями. В комнату вошёл секретарь, держа под мышкой ещё несколько свитков и табличек.
- Что с письмами Цезарю? - не отрываясь от чтения одного из донесений, спросил Домиций.
- Писем в это раз было пять. - секретарь замолчал, однако Серый не отрывался от чтения и не поднял голову. - Одно письмо от его жены, Кальпурнии. Ничего ценного не содержит, обычные женские сплетни и тоска по мужу. Второе письмо от его тестя Пизона. Жалобы на отсутствие должного внимания, пара-тройка ничего не значащих слухов и пересказ последних выступлений в Сенате. Тоже особых заслуживающих внимания сведений нет. Третье письмо от его друга, трибуна Луция. Рассказывает о настроениях среди плебеев. Два оставшихся - от ростовщиков, напоминания о просроченных долгах и требования процентов. Со всех писем сняты копии. Оригиналы на тайнопись проверена, ничиго не найдено. Сейчас ищем шифр в копиях. Работают математики из Греции и Египта. Но предварительная оценка - ничего нет.
Домиций отвлёкся от пергамента и посмотрел на секретаря. Третий год они пытаются нащупать ниточку, по которой в полевой штаб Цезаря поступает информация. Трудность состояла в том, что по ту сторону Рубикона с каждым месяцем становилось всё меньше лазутчиков, а те что оставались, поставляли большей частью недостоверные и разрозненные слухи. Уже одно это наводило на невесёлые выводы. А тут ещё слухи о новых восьми лагерях для комплектования и обучения легионов. Он уже докладывал Помпею об этих приготовлениях, а тот в свою очередь, в Курии выносил вопрос о комплектовавшихся в Галлии легионах - Против кого?
Если Галлия завоёвана и Цезарь готовил поход в Британию, тогда зачем лагеря так близко к северной границе Рима?
Но сенаторы, для которых слова 'Галлия', 'легионы' и 'Гиперборея' стояли в одном ряду(где-то рядом со сказками из Пелопонесса) требовали доказательств. Того же требовали и процезариански настроенные сенаторы.
И пока Цезарь не сделал ничего предосудительного, а рабы и золото исправно поступали в Рим, все вопросы оставались подвешенными.
Тогда, с молчаливого одобрения Магна, был разработан план. Создания ловушки для Цезаря.
Сейчас этот план входил в завершающую фазу.
Пока Цезарь в Британии и не может вернуть легионы из-за осенних штормов, поднять в Галлии мятеж. У Цезаря не останется иного выхода как двинуть вновь сформированные части на подавление мятежа. А Сенат получит доказательства формирования новых легионов и повод для отзыва Цезаря в Рим и суда.
III.
Косматая Галлия. Дорога.
Грязь.
Грязь везде - на дороге, на спине товарища, на твоём лице. На придорожных кустах и на зубах.
Но самое неприятное - это грязь в калигах. Она перетекала, хлюпала, холодила ноги. А ощущение! Будто в коровью лепешку наступил. А может и наступил, вот только не заметил... Да уже и всё равно, после трёх часов непрерывного марша.
А ещё мокрый плащ(тоже цвета дорожной грязи) и ранец, зацеплённый лямкой за кол для палатки. Всё это добавляло неприятных ощущений.
Запасная туника, сложенная вчетверо и подложенная под кол не помогала - плечо болело, хорошо хоть не стёр в кровь.
Левую руку оттягивал щит. И без того нелёгкий, он набрал дополнительный вес за счёт промокшего чехла.
Меч. Он постоянно съезжал с правого бока прямо на промежность и периодически бил по мошонке. И каждый раз, скрипнув зубами нужно проявить чудеса ловкости и перебросить его назад, на бок. Не сбиваясь с ноги и темпа. Хотя какой темп. Когорта после первого часа бодрого марша уже не шла походным шагом, а тащилась по галльской дороге.
Дорога... Вот в Риме - Дороги! А это так, лесная тропа, расширенная и утоптанная. Точнее, когда-то была утоптанной. После того, как тут прошли два легиона, она превратилась в канаву, наполненную жидкой грязью, чему немало поспособствовал идущий уже почти два часа дождь.
За спиной послышались короткие отрывистые команды. Их центурион, молодой римлянин, из-за грязи не отличимый от остальных легионеров(разве что только гребнем на шлеме) скомандовал прижаться к левой стороне дороги.
По правой стороне дороги их когорту, быстрым шагом обгоняли ветераны - Десятый легион. Любимчики Цезаря. Они прошли столько же, сколько и все остальные, но вышли из лагеря позже, нагнали основную колонну и уже начали их обгонять. Видимо получили приказ выдвинуться в авангард. На случай встречи с противником, что бы не подставлять под удар недавно набранные легионы.
Идут быстро, ничего на них не болтается. Снаряжение сидит на них, будто вытесано вместе с людьми из одного куска мрамора.
Правда они не тащили на себе как все остальные, всё снаряжение - оставили в обозе. Только щит, пара пилумов и меч. Шлемы, в чехлах, свисают за спиной. Центурион их не подгоняет, идёт быстрым шагом; на ходу заглядывает в свиток, полученный от гонца.
Да, а они 'Мариевы мулы'. Марий был гением, проводя реформу в армии. Одно из новшеств заключалось в том, что всё своё снаряжение легионер должен таскать на себе. Щит. Три пилума. Кол для палатки(или кусок ткани самой палатки). Ранец с личными вещами и недельным пайком. Киркомотыгу. Не говоря уже о кольчуге, шлеме и мече. Всё это весило немало.
Неожиданная передышка из-за пропуска вперёд ветеранов, легионерами использовалась на полную - кто-то привалился к дереву, кто-то снял часть снаряжении и бросил его на землю. Опционы и центурионы начали ходить между колоннами наводя порядок палками и руганью.
- Подъём! Собачьи дети! Ты чего разлёгся, отрыжка галльская! - орал их опцион Гуминий.
Колонна снова пришла в движение. Снова ноги разъезжаются в жидкой грязи, заболело плечо...
Они спешили на помощь осаждённому гарнизону под командованием легата Цицерона, брата того самого знаменитого оратора.
В лесу послышался свист и конский топот. За деревьями замелькали всадники - там шли конные ауксилии, набранные из германцев.
Боковое походное охранение. Как говорил их центурион Публий.
Плавт начал вспоминать, почему и как он оказался на этой грязной дороге.
А что ему ещё оставалось делать? Горбатится на отцовском клочке земли, выращивая тощую пшеницу? Собирать оливки с десятка деревьев? Тем более что всё это унаследует старший брат? В одно утро, Плавт решил, что с него хватит, надо искать лучшую долю. Однако где эта 'доля' находится он не знал. А дорога его привела к вербовщикам в Цизальпинскую Галлию. Так он очутился в тренировочном лагере для новобранцев вновь формируемых легионов Цезаря.
Три месяца назад. Тренировочный лагерь в Цизальпинской Галлии.