Новеллизации : другие произведения.

Макаров Максим. Выбор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первая книга в сокращение
  
  
  Максим Макаров "КАДЕТСТВО.
  Книга первая ВЫБОР"
  (избранные отрывки)
  
  
   Глава первая.
  Сцена первая. Милиция.
  
  ... Когда открылась дверь и ввели Андрея, Макс проворно спрыгнул с подоконника и недовольно пробубнил:
  - Нет, это просто невозможно! Как, объясните, в таких условиях можно спокойно подготовить побег? Я требую одиночку!
  Дежурный демонстративно повел носом:
  - Курил, небось, засранец?
  Макс молниеносно выкинул вперед правую руку - ладонью к милиционеру.
  - Ни слова больше. Это оскорбление заключенного при исполнении, - он пригрозил пальцем, - Заметьте, при исполнении заключенным его прямых обязанностей. Я буду жаловаться.
  Дежурный хмыкнул:
  - Сиди уж, шут гороховый. И смотри у меня - если что, мигом на зимовку к ракам отправлю.
  Едва милиционер вышел, как Макс подлетел к Левакову, успевшему сесть и спрятать лицо в ладонях, и заботливо поинтересовался:
  - Друг, они тебя пытали? Но ты ведь им ничего не сказал?
  Андрей резко опустил руки, зло зыркнув на Макса:
  - Отвали, хуже будет...
  Внезапно Макс выпрямился и в сердцах хлопнул кулаком по столу; если не считать трех стульев и подоконника, стол этот был здесь единственным предметом, по которому можно было в сердцах хлопнуть.
  - Куда уж хуже? А как все хорошо начиналось...
  
  2.
  
  А начиналось все полтора часа назад, когда Макс, Мухин, Кузя и Мордвик неспешно брели к троллейбусной остановке после напрасно потраченного на дискотеке времени. Поэтому, говоря, что все начиналось хорошо, Макс лукавил или намеренно скрывал правду с самого начала.
  Мухин и Кузя были его одноклассниками в элитном классе модной гимназии, с продвинутым изучением всего, что только возможно. Соответственно, не трудно сделать вывод, что их родители вполне могли обеспечить достойное отсутствие детей дома, а следовательно, у Мухина, Кузи и Макса имелось много общего. Мордвик же был прищипенцем, которого за это ценили едва ли не втрое дороже. У родителей Мордвика денег не водилось - то есть абсолютно, - поэтому его общество придавало компании пикантный нелегальный (что в переводе означает "не одобренный бы родителями, что и требовалось доказать") оттенок.
  - Эй, прогляньте! - взвизгнула Кузя, умело перебирая шпильками.
  Несмотря на свое прозвище, Кузя была девушкой - миниатюрной юркой брюнеткой, такой прилипчивой, что от нее было совершенно бесполезно пытаться избавиться.
  Макс с Мухиным не спеша подошли к подружке и, не ожидая увидеть ничего особенного, но заранее приготовившись смеяться, прочитали объявление под неоновой рекламой кафе с одной немигающей буквой: "Срочно требуются повара на десерт и бухгалтеры-калькуляторы".
  - Желательно женского пола, - быстро прокомментировал Макс, хмыкнув, против ожидаемого, совершенно искренне.
  Кузя довольно оглядела друзей, наслаждаясь своим маленьким триумфом. Она мерзла, что и неудивительно, учитывая ее прогрессивный наряд и на редкость холодную июльскую ночь. Макс хотел было предложить девушке свою куртку, но потом передумал, опасаясь, вдруг Мухин, а тем более сама Кузя растолкуют его действия неправильно, что непременно аукнется впоследствии. Максу казалось, что Кузя уже несколько месяцев оказывает ему слишком откровенные знаки внимания, однако он сам, несмотря на явную миловидность девушки (особенно ему импонировала родинка под глазом - была в этом какая-то "изюминка"), совершенно не испытывал тех эмоций, которые она, по всей видимости, рассчитывала у него вызвать.
  - Троллейбус, - без всякого выражения произнес Мордвик, до сего момента занятый исключительно музыкой в МР3 плеере Макса.
  Мордвик вообще мало говорил, что вне всяких сомнений придавало парню умный вид, однако никоим образом не отражалось на содержимом его головы.
  Ребята прибавили шагу. Впрочем, в этом не было необходимости, потому что троллейбус стоял и, похоже, не собирался двигаться с места. Внутри никого не оказалось, не считая парня примерно одного с ребятами возраста, безмятежно спавшего на сиденье за кабинкой водителя. Сам водитель, а вернее, сама водительша - рыжая, почти красноволосая женщина с фигурой дачного комодика - появилась минутой позже и застыла в удивлении:
  - Тю! А вы шо тут делаете? Я ж до парку йихать собралася!
  - Ну так шо - и нам туда же треба, - имитируя южнорусский акцент женщины, ответил Макс, - Обожаю аттракционы.
  - Хлопчик, - водительша издала утробный звук, который, видимо, должен был означать, что она разволновалась, - не морочь мне голову. Марш отсюда по домам.
  - Так ведь мы же по домам как раз и собирались, - невозмутимо ответил Макс.
  Кузя восхищенно молчала рядом. Мухин, не любивший скандалов, делал вид, что изучает маршрут, а Мордвик, как обычно, был погружен в себя, и понять, о чем он думает, не представлялось возможным.
  Не ожидавшая сопротивления водительша оторопело переводила взгляд с одного на другого, потом, видимо решив обратить все в шутку, натянуто улыбнулась:
  - Ха-ха-ха! Все, ребятки, давайте отсюдова, - и, чтобы не потерять лицо, опустила глаза и чересчур быстро спустилась по ступенькам, при этом тяжело, руками удерживая равновесие своего пышного, на сидячей работе откормленного тела.
  В этот момент Макс отчетливо, как никогда, осознал, что последнее слово обязательно должно остаться за ним. Кузя притаилась и, словно хищница, напряженно ждала развития событий. Мухин замер, да и Мордвик, до этого, казалось, целиком поглощенный музыкой, притих и старался дышать через раз. Безусловно, сейчас можно было искрометно пошутить и, подав пример остальным, небрежной походкой выйти из троллейбуса, между делом высмеяв толстуху-водительшу. Но... Но нет - Макс, конечно, не мог выбрать этот путь! Только не он - не сын Петра Макарова. И, прежде, чем голос рассудка успел предотвратить необратимые изменения в его дальнейшей жизни, Макс решительно направился к месту водителя.
  - Дамы и господа, просьба пристегнуть ремни и не курить на протяжении всего полета, в смысле проезда. Наша машина проследует по маршруту "Улица Ленина - дом" без остановок. Поехали. Ах да... - перед тем, как водрузиться на покрытое пуховым платом сиденье, Макс оглянулся на друзей и лучезарно улыбнулся: - С вами говорил командир экипажа Максим Макаров.
  Усевшись за руль, он быстренько размял пальцы и уже готов был запустить машину, но тут почувствовал, как на его плечо довольно бесцеремонно опустилась чья-то рука. В первый момент Макс решил, что это кто-то из ребят решил образумить его, и даже испытал некоторое облегчение. Но когда обернулся, то увидел, что за спиной стоит незнакомый парень, решительно настроенный довести дело до конфликта.
  "М-мм", - чуть не застонал Макс. Совсем забыл, что в троллейбусе кроме их компании был еще кто-то. Они, видать, разбудили того пацана у окна. Однако вслух Макаров невозмутимо произнес:
  - Молодой человек, обед и прохладительные напитки будут подавать чуть позже. Пройдите, пожалуйста, на свое место.
  В салоне раздался одобрительный смех, что, разумеется, не могло Макса не порадовать. Поведя плечом, пытаясь сбросить чужую руку, он повернулся к приборам. Так. Теперь главное эту штуку завести. Уж, наверное, это ненамного сложнее, чем управлять автомобилем, а уж автомобилем-то он управлять умеет. Главное - время не тратить, а то еще рыжая баба вернется и крик поднимет. И вообще, интересно, куда это она отправилась?
  - Ты, вылезай отсюда! - парень по-прежнему стоял позади него и уже откровенно начинал действовать на нервы.
  - Гражданин, - не отвлекаясь от изучения кнопок на передней панели троллейбуса, ответил Макс, - перестаньте "тыкать" и пройдите на свое место. Или осознайте, что ваше место за периметром.
  В следующий момент он понял, что его грубо и насильно выдергивают из-за руля. Поскольку атаки Макс не ожидал, то нападение более чем удалось. Впрочем, растерянность Макарова длилась от силы пару секунд. Он резво вскочил и сверху вниз глянул на бузотера. Перед ним стоял невысокий парень, чью худобу одежда не только не скрывала, но, напротив, подчеркивала, свободно болтаясь везде, где возможно. Нос незнакомца слегка кривился влево, что, однако, делало лицо более мужественным. Густые брови были сдвинуты, и смотрел пацан из-под них не прямо, а как-то по-звериному, настороженно. Макс не смог удержаться от комментария:
  - Это неприлично, когда у девушки так густо растут брови. С этим надо как-то бороться.
  Парень издал какой-то приглушенный, похожий на рычание звук и бросился в атаку. Если первоначально драка в намерения Макса и не входила, то теперь, получив весьма ощутимый хук слева, он отбросил все свои благие намерения и с энтузиазмом бросился мутузить врага, подспудно не забывая обходить особо болезненные зоны, о чем противная сторона, к сожалению, не знала (или не хотела знать), так как оппонент лупил его, не чураясь использовать для победы зубы и ногти. Причем орудовал ими почти профессионально, умудрившись исцарапать Максу все не скрытые одеждой места.
  Вскоре ребята благополучно сползли на пол троллейбуса, не отпуская друг друга ни на секунду, а, напротив, сцепившись еще крепче, видимо опасаясь случайно потеряться в пылу драки. Откуда-то сверху слышались женские крики и голоса, не то подбадривающие, не то пытающиеся их образумить. Но до сознания мальчиков доходил лишь отдаленный гул.
  А потом появилась милиция...
  
  3.
  
  ... Лариса Сергеевна в сопровождении милиционера прошла в комнату, где свесив ноги с подоконника, скучал ее сын. Не успел милиционер открыть рот, как мать, мельком окинув взглядом желтые стены, казавшиеся еще более желтыми из-за яркой лампочки без абажура, произнесла довольно решительно..:
  - Вставай, Максим, пойдем домой.
  Макс, не торопясь, подобрал куртку, кивнул Андрею, который, хотя и не смотрел на товарища, однако с явным неодобрением, если не сказать - с презрением, молчал на своем стуле (откуда он, кстати, так и не вставал с тех пор, как его привели из кабинета лейтенанта Коньковой).
  Макаров подошел к матери.
  - Ты чего так долго на этот раз?
  Кулаки Андрея непроизвольно сжались, однако он лишь тихо выдохнул.
  Лариса Сергеевна взяла Макса за кисть и спокойно предупредила:
  - Дома с отцом будешь разговаривать.
  - С кем-кем? - сынок прищурился, - Это что-то новенькое. С нетерпением жду первого акта комедии.
  Дверь закрылась, и Андрей остался в комнате один. После ухода Макса он позволил себе немного расслабиться, насколько это, конечно, вообще было возможно в его положении. Андрей до сих пор поверить не мог, что все его будущее оказалось теперь под угрозой - только из-за того, что ему не повезло встретиться сегодня с этими недоносками...
  ... Поднявшись, наконец, Леваков отошел к окну и поморщился: парень из троллейбуса, напыщенно отстранив шофера, открыл перед матерью дверь их автомобиля и застыл в глубоком поклоне. А на лице женщины (и это больнее всего задело Андрея) тенью мелькнула любящая улыбка.
  
  
  КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава вторая.
  
  2.
  
  ... - Ну, ребята, так как насчет того, чтобы перенести время и место дуэли? - Илья вопросительно поднял брови.
  Макс неторопливо посмотрел на Андрея, чью рубашку по-прежнему мял в кулаке. Леваков, будучи заметно ниже его, как и тогда, в троллейбусе, готов был принять вызов. Черт с ним, решил про себя Макс, опуская руку.
  - Всем спасибо, все свободны. Актеры идут готовиться ко второму акту, - с этими словами Макс повернулся, а одновременно с ним повернулись и люди-горы в черном.
  Это была его охрана, навязанная отцом. Только они не охраняли Макса, а внимательно следили, опять же по приказу Макарова-старшего, чтобы любимый сынок не смылся раньше времени.
  - Эй, - раздалось сзади.
  Макс обернулся. Андрей стоял все там же, не сменив позы.
  - Мы с тобой потом, в училище поговорим.
  А уж это вряд ли. Но вслух Макс ничего не сказал, только плечами пожал.
  Однако встретиться им пришлось очень скоро. Гориллы отца приволокли Макса на сборище по поводу начала вступительных испытаний. Мягко подтолкнув его к остальным абитуриентам, они убедились, что все пути к отступлению у хозяйского сынка отрезаны, и с чувством выполненного долга отступили.
  Перед толпой порядком напуганных мальчишек, которая должна была представлять собой стройную колонну, стоял заместитель начальника училища по учебной части полковник Ноздрев. Чуть в отдалении, сплоченные общими чувствами, кучковались родители. Каждый год полковник Ноздрев наблюдал одну и ту же картину и вполне мог уже как булгаковский Воланд изречь: "А люди все те же".
  Время от времени кто-нибудь из стаи родителей издавал вопль, неумело замаскированный под шепот. Одновременно краснел и неловко начинал вертеть головой один из абитуриентов, по всей видимости любимое чадо несдержанного родителя.
  Мальчики, впрочем уже не мальчики, а парни, неуютно переступали с ноги на ногу, пытаясь скрыть неловкость, несмешно остря с соседями.
  "Как бараны, - с отвращением подумал Макс, затесавшийся во второй ряд, - А вам, дорогие предки, я потом скажу отдельное спасибо за особое удовольствие почувствовать себя полным ослом", - мстительно размышлял он. К счастью никто из родительской толпы его окликнуть не мог (даже отцовские бультерьеры поспешно ретировались), поэтому Макс, в отличие от многих других ребят, не вздрагивал нервно каждый раз, когда эхо доносило очередное родительское благословение...
  ... - Повторяю в последний раз. Сейчас вы пройдете профессиональный отбор, куда входит: беседа с психологом, медкомиссия и зачет по физподготовке...
  "Если повезет, вылечу уже после психолога", - Макс развлекался тем, что делал на себя ставки.
  - ... Те, кто будет допущен к основным экзаменам...
  "Во надрывается!"
  - ... Сдают русский язык и математику. Всё! Я так понимаю, вопросов нет и быть не может.
  Макс повернулся налево вслед за толпой, все еще гордо именуемой строем, когда почувствовал, что кто-то дышит ему луком в ухо. Демонстративно зажав пальцами нос, он обернулся и увидел суетливо трусящего за ним толстяка, который прилагал все усилия, чтобы не потерять Макса в толпе.
  - Ты чего? - гнусавя, так как нос по-прежнему был зажат, поинтересовался Макс.
  Отфыркиваясь, толстяк поднял на него почти преданный и любящий взгляд, который, к сожалению, растворялся в необъятных щеках.
  - Потеряться боюсь. Я за тобой стоял и решил из виду не терять.
  Воздев глаза и руки к небу, Макс возвестил:
  - Потеряться здесь? - вокруг, перешептываясь, шаркали ногами абитуриенты, - По-моему, это невозможно. Разве не так?
  Замявшись, толстяк уклонился от прямого ответа, по-прежнему стараясь не отставать от Макса ни на шаг.
  - Может, да, а может, и нет.
  - О, братец, да ты философ, - Макс отвернулся.
  В этот момент громоподобный вопль сотряс территорию училища:
  - Степка-а!.. Вон он, вон! - последние слова были сказаны чуть тише.
  Толстяк прибавил ходу и поравнялся с Максом.
  - Степка, да оглянись же, отец зовет! - звонче, но ничуть не менее громко закричала женщина.
  С любопытством поискав глазами обладателей роскошных голосов, Макс заметил у забора нетерпеливо притоптывающую пару. На мужчине были широкие, пузырящиеся на коленях джинсы и красная спортивная кофта на молнии. Борода его была острижена коротко, под самый подбородок. Женщине больше пошли бы длинная юбка и платок, но и на ней красовались джинсы, а сверху кокетливая, в оборочку, белая кофточка. Оба родителя почему-то крайне заинтересованно смотрели на Макса. И только после очередного их возгласа Макаров понял, чье внимание они безуспешно пытаются привлечь.
  А поняв, радостно глянул на толстяка, который как-то разом весь сжался и безуспешно попытался спрятаться за худущим Максом.
  - "И отречетесь вы от меня трижды", - усмехнулся Макаров, - Как тебя зовут-то?
  Ожидая подвоха, толстяк пошевелил щеками, но все же решился:
  - Перепечко. Степа...
  - Ясно, вперед к психологу, Печка! - резюмировал Макс.
  Но когда они добрались до места, пространство перед кабинетом уже оккупировали с десяток самых бойких абитуриентов, которые теперь напряженно прислушивались к приглушенной беседе за дверью.
  Леваков вышел от психолога одним из первых и сразу оказался в плотном человеческом кольце, которое едва не впихнуло его обратно в кабинет. Из разноголосого хора вопросов Андрей выделил два основных, на которые и попытался вразумительно ответить, одновременно не теряя надежды высвободиться:
  - Да ерунда какая-то. Про самолеты спрашивала. Вроде все нормально.
  - Про самолеты? - мигом призадумался белобрысый узколицый очкарик с характерной фамилией Сухомлин, - Валят, точно валят, - безнадежно вывел он, поразмыслив пару секунд, - Эй, - крикнул он в толпу, - кто что про самолеты знает?
  - Да не в том смысле про самолеты, - вмешался Илья Синицын, - Это тесты такие психологические. Она спрашивает, в чем разница между самолетом и птицей.
  Ребята притихли.
  - И в чем? - не выдержал Сухомлин.
  - В топливе, - на ходу бросил Макс, подойдя к двери вместе с Перепечко, который едва ли не держал его за куртку.
  Пока основная масса пытала Андрея, они ухитрились пролезть без очереди.
  - Я так вижу, желающих нет. Значит, иду я.
  Входя в кабинет с твердым намерением покинуть его свободным человеком, Макс, однако, не имел в запасе никакого плана. Он решил импровизировать в зависимости оттого, что за субъект окажется этот психолог.
  На первый взгляд психолог оказалась ничего себе. Женщина не старше сорока лет и, что главное, не пытающаяся изображать из себя солидного профессора. Когда дверь за Максом закрылась, она улыбнулась и кивнула ему на свободный стул с противоположной стороны стола, за которым сидела сама. Проигнорировав приглашение, Макс прямиком направился к шкафу, открыл стеклянные дверцы и начал вытаскивать одну книгу за другой, небрежно пролистывать их и складывать ровными стопочками на столе перед носом психолога. Та с любопытством наблюдала за его действиями, но никак не комментировала, видимо ожидая, что последует дальше.
  А дальше, опустошив шкаф и заложив книгами все бумаги на столе, Макс, словно только сейчас вспомнил, по какой причине пришел сюда, виновато улыбнулся и прошустрил к стулу. Однако когда он сел, оказалось, что стена, воздвигнутая абитуриентом, почти полностью отгородила от него психолога, оставив на виду лишь ее макушку с колосящимися на ней пшеничными волосами. Подождав пару секунд, но так и не дождавшись никакой реакции, Макс заложил ногу на ногу и громко спросил:
  - У вас поесть чего-нибудь не найдется?
  - Что, простите? - раздалось из-за стены.
  - Я, понимаете, когда волнуюсь, всегда есть безумно хочу. Вот и спросил, может, у вас найдется чего съестное?
  За стеной раздалось сопровождающееся скрипом шуршание, а затем появилась рука, которая положила перед Максом булочку с изюмом и вновь скрылась.
  Недоуменно поглядев на булочку, Макс тем не менее от угощения не отказался:
  - Спасибо.
  - Пожалуйста, - психолог встала в полный рост, взяла сразу три верхние книги и пошла складывать их обратно в шкаф, - Я не успела, когда вы вошли, спросить вашу фамилию. А теперь, полагаю, вам уже нет нужды ее называть, - она говорила неторопливо и ласково, задумчиво расставляя книги по алфавиту, а затем аккуратненько выравнивая их.
  Быстро запихнув в рот последний кусок булочки, Макс с надеждой посмотрел на психолога. Та, возможно, и заметила его взгляд, но невозмутимо продолжила:
  - У вас, Максим Петрович, совершенно нормальная, адекватная даже, я бы сказала, реакция с психологической, - тут она обернулась, - и не только, точки зрения. Отмечу также смекалку, которая, безусловно, пригодится вам во время последующего обучения в стенах нашего славного училища, - закончив расставлять книги, психолог с удовлетворением осмотрела свою работу и вернулась на место, - Поздравляю, идите на медосмотр. И да, - добавила она, в то время как Макс понуро поплелся к двери, - позовите следующего.
  Не успел Макаров выйти, как к нему, удивительно проворно для своей комплекции, подлетел Перепечко.
  - Ну как? Спрашивала про самолеты?
  Мельком глянув на Перепечко, Макс буркнул на ходу:
  - Нет, булочками кормила.
  - Булочками? - оживился Перепечко, - Ну, я пошел.
  А Макс задумчиво побрел по коридору. Дойдя до туалета, он свернул туда и, запершись в кабинке, достал из кармана сигареты. Первое, что бросилось ему в глаза, - это отсутствие типичных для подобных мест надписей на стене и дверях. Кругом все было начисто выбелено, а сам унитаз сверкал, как скальпель хирурга. Забравшись на него с ногами, Макс закурил. Нет, в обычной жизни он эту гадость и в рот не брал. Но здесь был случай особый. В его положении и заяц, как в одном известном фильме сказано, закурит. Видно, папочка хорошо подготовил почву к поступлению сына. Однако еще рано выбрасывать белый флаг.
  Скрипнула дверь. Полукрадущейся походкой некто приблизился к кабинке, в которой засел Макс. Выразительно помолчал... и проявился:
  - Здесь кто-то есть?
  Голос был низким, но принадлежал явно человеку молодому. Бросив в сортир едва пригубленную сигарету, Макс нажал на слив и вышел.
  Незнакомец стоял у стены, отступив назад, благоразумно предположив, что дверь сейчас откроется. Примятые, словно от шапки, волосы чуть прикрывали немного оттопыренные уши, а на носу коричневело несколько детских веснушек. Внимательно оглядев друг друга и не сделав пока однозначного вывода, ребята тем не менее расслабились.
  Прищурив и без того несколько раскосые глаза, "примятый" спросил, кивнув в сторону кабинки:
  - Курил, что ли?
  Макс фыркнул и ничего не ответил. Разве и так не ясно?
  - А вот за это и пропереть могут, - доверительно сообщил "примятый", - Если кто узнает, - добавил он после паузы.
  Равнодушный, а скорее не имеющий надежды на подобную перспективу Макс подумал, что, пожалуй, слишком задержался в этом сомнительном обществе. Парень ему не понравился. Трудно даже сказать, чем именно.
  Но "примятый", похоже, был настроен на знакомство, потому как удобно облокотился о стену и, выпихивая что-то языком из-под верхней губы, вальяжно продолжил:
  - Да расслабься. Я вообще-то просто так - предупредить хотел. Ты зачет по физподготовке уже получил?
  - У меня освобождение на три года.
  - Да ну? - справедливо не поверил "примятый".
  Но Макс уже ушел.
  
  4.
  
  В кабинете начальника Суворовского училища генерал-майора Леонида Вячеславовича Матвеева было душно. Отложив очередное личное дело, он расправил затекшие плечи, встал, открыл окно и размял шею руками...
  ... Вступительные экзамены оставались позади. Теперь начиналось самое трудное. Пока новые мальчики освоятся и попривыкнут, пока поймут, что попали далеко не в санаторий, им с полковником Ноздревым придется сдержать не одну атаку и выиграть не один бой, включая и самый страшный - бой с родителями.
  Нередко случалось, что родители еще меньше ребят понимали, куда отдавали своих детей. И активно пытались вмешаться в процесс обучения. Но обычно это приводило к обратному эффекту: парень нервничал, а родители страдали и злились. В итоге офицер-воспитатель имел в своем взводе не суворовца, а кисейную барышню, чуть что ударявшуюся в слезы. И ведь не вдолбишь им, что они мальчишек только портят. Родители, одно слово.
  Однако сейчас перед Матвеевым стояла куда более сложная и к тому же первоочередная задача. Ему следовало вычленить всех потенциальных бузотеров, массовиков-затейников и острозубов, которые будут задавать тон всей роте. Таких ребят Матвеев уважал, потому что, как правило, при должном внимании именно из них вырастали лучшие офицеры...
  ... С годами Матвеев научился по двум-трем характеристикам определять "трудных" суворовцев, а после пристального наблюдения делать в отношении них выводы, которые часто давались ему не просто.
  Нынешний курс обещал быть относительно спокойным: после тщательного изучения Матвеев отложил в сторону буквально три-четыре дела.
  Прежде всего, конечно, личное дело сына этого чиновника - Макарова. Ну, здесь все на первый взгляд просто - личная просьба высокопоставленного чиновника принять сына "на перевоспитание" (формулировка Макарова-старшего). Ох, не любил генерал-майор таких личных просьб...
  ... А здесь...
  Матвеев открыл папку, чтобы еще раз взглянуть на несколько дерзкое, с его точки зрения, лицо новоиспеченного суворовца Макарова (который, кстати, еще и не подозревал о том, что его уже зачислили). Здесь, похоже, отец и правда боится, что теряет парня, и, как считал генерал-майор, не безосновательно. Ну что ж, посмотрим. По крайней мере, первые шаги Макарова-младшего просчитать будет несложно. До этого момента парень действовал в точности так, как от него и ожидали: пытался завалить математику, допускал детские ошибки в диктанте (при этом, усмехнулся Матвеев, превосходно избегал трудных лингвистических ловушек). Посмотрим...
  Кто там еще? Ах да. Мальчик из интерната. Так, вроде ничего особенного, на первый взгляд. Тихий, не буйный. По крайней мере, до последнего экзамена он таким казался (впрочем, пойди поищи среди интренатовских "легких" подростков!). Толковый вроде парень и подготовлен неплохо, что для выпускников интерната редкость. Однако после экзамена чуть не устроит драку с сыном майора Ротмистрова. Решил оставить обоих. Пока...
  Недовольный собой, генерал поморщился. Не рассчитали они нынче с проходным баллом - двадцать человек лишних взяли. Вот ближайший месяц, решил Матвеев, и покажет, кто здесь действительно лишний.
  
  
  КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава третья.
  1.
  
  ... И вот один за другим теперь поднимаются на крыльцо будущие суворовцы...
  - Леваков.
  Илья Синицын, стоявший от Андрея справа, толкнул его локтем:
  - Ты же Леваков, кажется? Чего тормозишь?
  Неужели все-таки произнесли его фамилию? Да нет, Синицын ошибся. Только... Только никто на крыльцо не поднимается, а Ноздрев нетерпеливо оглядывает толпу.
  - Так есть Леваков или нет?
  Есть Леваков, есть, не вслух, но очень громко закричал Андрей, выходя из строя. Леваков - это он.
  - Макаров, - невозмутимо продолжил оглашать список полковник Ноздрев.
  Отсюда, с крыльца, Андрею было хорошо видно, как перекосилось лицо Макса. Не как остальные, а медленно, будто делая одолжение, отделился от других абитуриентов Макаров. Поднявшись на крыльцо, он встал было рядом с Андреем, но передумал и пристроился с противоположной стороны.
  - Перепечко, - раздалось над плацем.
  Толстяк просиял и шустро просеменил к Максу.
  - Мы с тобой в одном взводе будем, - радостно прошептал он и помахал рукой отцу, который, прочем, не ответил, так как сосредоточенно дергал за рукава своих соседей, призывая их полюбоваться его сыном, - Вот здорово!
  - Ага, просто зашибись, - мрачно согласился Макс.
  - Синицын.
  Илья только чуть-чуть замешкался, чтобы кивнуть отцу, и легко взлетел на крыльцо.
  Теперь они суворовцы...
  
  2.
  
  До первого сентября оставалась еще пара дней. Старшекурсники и "сосы", что в переводе означало "спасите наши души", как "ласково" называли первокурсников, сидели в бытовке. Старики сосредоточенно пришивали погоны к "сосовским" кителям.
  К новому прозвищу ребята отнеслись по-разному. Сухомлин, например (Андрей хорошо запомнил его по вступительным экзаменам), заметил, что это по-любому лучше, чем Сухой, как его называли в обычной школе. Андрей, правда, в душе был с ним не согласен, но видно, уж очень достали Сухомлина в прошлом этим прозвищем.
  - Только не кидайте в меня терновый куст, - расхохотался похожий на молодого Леонардо Ди Каприо Трофимов. Смеялся он громко, запрокидывая голову и лупя себя ладонью по коленке, - Сухой "сос". Убейте меня дверью!
  - Это легко устроить, - меланхолично заметил плотный старшекурсник, которого друзья называли Бучей, - ты только ори громче.
  Перепечко, потерявший где-то своего Макарова, взволновался:
  - Бить, что ли будете?
  Но почему-то все рассмеялись. Даже Синицын, к которому после первой их встречи, Андрей питал особое уважение. Этот говорил мало и не часто, а вдобавок еще и негромко, но остальные почему-то смолкали и внимательно его слушали. Есть такие люди.
  Однако особенно заливисто ржали старшекурсники. Видно было, что растерянность "сосов" доставляет им удовольствие. А давно ли сами были на их месте!
  - Бить вас будет Философ... но не больно, - Буча закончил пришивать погоны и подергал их для верности.
  - А кто такой философ? - осмелел Перепечко.
  Старшекурсники переглянулись.
  - Вы что, еще прапорщика Кантемирова не видели? - удивился один из стариков.
  - Этого видели, только не знали, что он Философ и есть, - вмешался Сухомлин, - Кстати, а почему Философ?
  Честно говоря, прапорщик меньше всего напоминал философа. Типичный солдафон. С первого дня, как появился, только и слышно: уставы, приказы, "мое слово - закон". Ноги широко расставит, руки за спину уберет и смотрит, смотрит, как на лошадей перед скачками.
  - Потому что Кантемиров.
  Может, другие поняли прикол? Андрей оглянулся и быстро убедился, что он не одинок.
  - Эх, "сосы", "сосы", - театрально вздохнул старшекурсник, - Был такой немецкий философ по фамилии Кант. Кант - сокращенно от Кантемирова. Кстати, настоятельно не рекомендую придумывать ему другие прозвища - этого прапорщик совсем не любит.
  Поймав на лету готовый китель, Синицын не удержался и погладил погоны.
  - Все отоварены? - Буча встал.
  - Этого... как его, Макарова не видно, - огляделся Сухомлин.
  
  
  
  3.
  
  Макс и не думал прятаться. Он, не разуваясь, лежал на кровати в казарме и вспоминал свою последнюю встречу с родителями. Вернее, с матерью. Отец, конечно, не смог выкроить время. Или (к этой версии Макс склонялся более всего) рассудил, что сын вряд ли сможет сказать ему что-то новенькое, разве что упрекнуть за "счастливое детство". Но он ошибался! Максу много чего было сказать отцу! И, прежде всего, ему хотелось послать того к черту. Упекли его сюда и думают, что все в шоколаде. Да ничего подобного! Конечно, его теперь окружают одни придурки, но ведь и здесь жить можно. И даже в большей независимости от Макарова-старшего. В этой тюряге, похоже, свои законы, к которым любимый папочка лапу свою приложить не сможет. Ох, Макс и заживет!
  А вот и первый хороший парень, саркастически подумал он. Над кроватью склонилось испуганное лицо Перепечко.
  - А меня, это, послали, - Перепечко явно благоговел перед Максом и побаивался его.
  Переведя взгляд на потолок и закинув ноги на спинку кровати, Макаров лениво ответил:
  - Раз послали, иди. Ничего не поделаешь.
  - Куда идти? - не понял Перепечко.
  - Куда послали, - усмехнулся Макс.
  Степа мотнул головой:
  - Так меня за тобой послали. Тебе велено в бытовку идти, погоны пришивать.
  "А шнурки им не отпарить?" - Макс закрыл глаза. Ничего, как-нибудь и без него обойдутся. Спрашивали они его, когда все как один под папочкину дудку плясали? Нет. Так что сами пришьют, да еще форму на стульчике аккуратно развесят. Эх, сейчас бы компьютер...
  - Ты что, "сос", совсем оборзел?
  Открыв глаза, Макс обнаружил, что за спиной окончательно перепуганного Перепечко стоит столь внушительных размеров старшекурсник, что Степа на его фоне выглядит чуть ли не Дюймовочкой.
  - Ого, убойная сила! Чувствую, еще пару минут - и можно ложиться на пол. Разбудите, когда приедет спецназ, - Макс хотел было перевернуться на бок, но старшекурсник преспокойно схватил его двумя широкими горячими пальцами за ухо и потянул вверх. Да какое там потянул! Он его буквально поднял в воздух и поставил на пол. Но ухо не отпустил.
  Перепечко в ужасе попятился.
  Бугай приблизился вплотную к Максу, так что тот мог спокойно определить, что он ел сегодня на завтрак, и с расстановкой произнес:
  - Вообще-то "сосов" у нас бить не принято. Но иногда они случайно и очень больно сами падают с кроватей или даже с лестниц. Неприятно, правда?
  Если Макс и хотел что-то ответить, то попросту не мог, потому что боялся вместо связной человеческой речи издать вопль боли. От унижения и досады ком подступил к горлу. Но плакать нельзя было ни в коем случае.
  - Ну что, идем с энтузиазмом пришивать погоны? - почти миролюбиво поинтересовался Бугай, ослабляя хватку.
  Боль стала терпимее. Макс глянул прямо в глаза своему мучителю и вытянулся, как мог, учитывая, что его ухо все еще оставалось в руках старшекурсника, по стойке "смирно".
  - Могу даже песню затянуть.
  - Затягивай! - Бугай опустил руки, потом сложил их на груди и весьма иронически уставился на строптивого "соса".
  Маршируя, Макс бодро направился к двери, поборов искушение потереть пострадавшее ухо.
  - Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец...
  За ним двигался эскорт в виде исполненного достоинства старшекурсника и тревожно трусящего сзади Перепечко.
  В коридоре мимо ребят прошел задумчивый Леваков. Только что у него произошла не особо приятная встреча, поэтому на Макса и его сопровождение он, несмотря на всю помпезность данной процессии, внимания не обратил...
  
  4.
  
  Рано утром сонный голос дневального взорвал сон Макса хуже любого будильника:
  - Взвод, подъем!
  Что за бред... в такую рань? Натянув одеяло на голову, Макс спросонья услышал другой голос, убедивши парня еще раньше, чем с него рывком сорвали одеяло, что это не бред.
  - Почему третий взвод еще не построен? У вас сорок пять секунд. Пошевеливайтесь! Помните: чем дольше подъем, тем короче завтрак, - майор Василюк шел вдоль казармы.
  Курсанты, натыкаясь друг на друга и не сразу попадая в штанины, суетились возле кроватей. "Надо будет выяснить, засчитывают ли учебу в Суворовском как службу в армии", - мрачно думал Макс, растягивая покрывало и пытаясь не столкнуться с Перепечко, который, загородив собой проход, что-то запихивал в тумбочку.
  Нет, Макс определенно видел нечто подобное и раньше. Но только в кино. В старой американской комедии. Кажется, она называлась "Майор Пейн". Военные там не знали, что делать с одним агрессивным темнокожим майором, и отправили его воспитывать детей в какую-то частную школу. Здорово придумали, правда? А он там над ребятишками измывался с утра до ночи. Пытался из детей солдат сделать.
  Но американским ребятишкам все же проще было, зло хмыкнул про себя Макс. У тех всего-навсего один майор, а здесь целое училище. И все норовят из тебя солдафона сделать по своему образу и подобию. Чуть ли не в уши заглядывают. Как же, будущий офицер - и вдруг с грязными ушами!
  Порядочки! Одна надежда: может, хоть с учебой в этой конторе особых заморочек не будет. Надо же выбирать: либо автомат, либо книга.
  Однако Макаров жестоко просчитался и понял это достаточно быстро.
  Первый учебный день в Суворовском училище заставил притихнуть даже самых бойких и говорливых. Все предыдущие годы, проведенные в обычной школе, показались им долгим подготовительным классом. Впрочем, и сами педагоги первым делом советовали курсантам забыть все, чему их учили раньше. Что было лишнее, потому как само забывалось уже после первого урока. Преподавательница алгебры и геометрии, прозванная кадетами БМП - аббревиатура, которая расшифровывалась как "Белова-малость-пришибленная", - несмотря на внешнее соответствие идеальному представлению об идеальном учителе математики (кстати, она в каком-то там году была признана "Учителем года") щедрой рукой раздавала двойки направо и налево. Математичке было около сорока, ходила она всегда твердой походкой, гордо выпрямив спину, и взволновать ее, похоже, могло только неправильно выведенное на доске уравнение. Тогда БМП заливалась краской, хватала указку, слегка прихрамывая на левую ногу, подлетала к доске и начинала объяснять все заново. В таких случаях ее речь начиналась неизменно: "Но как же так! Ведь все просто".
  В первый же день БМП вот так просто выставила в журнал одиннадцать двоек, причем половину из них - за "принципиальное несоответствие языковым и практическим навыкам".
  Но если бы она одна была такая!
  Учитель химии, которого называли просто химик, устроил кадетам небольшую гимнастику, входя и выходя из класса до тех пор, пока ребята не встали при появлении преподавателя так слаженно, что сборной России по синхронному плаванию впору было удавиться от зависти. В остальном этот полноватый, круглолицый человечек вызывал безграничную симпатию: за целый урок поставил всего каких-то жалких две двойки.
  Однако все прочие преподаватели просто ни в какое сравнение не шли с учителем русского языка и литературы. Курсанты уже и раньше слышали о Палочке. Однако на все их вопросы старики лишь ухмылялись в ответ. Видимо, не желали "сосам" удовольствие от первого знакомства портить. Фанатично преданный своему предмету, сухощавый и длинный Палочка, однако, получил прозвище вовсе не за внешний вид. Он имел особую методу, благодаря которой кадеты постепенно начинали не только знать его предмет, но и восторженно его любить. Дело в том, что любой намек на незнание урока или попытка вступить с педагогом в спор оборачивались в журнале аккуратной палочкой, которую впоследствии курсант мог исправить на четверку или единицу, в зависимости от того, входило ли в его намерения и дальше обучаться в стенах Суворовского училища. За урок Палочка был способен нарисовать бесконечное число своих "фирменных" значков, причем нередко одному и тому же кадету.
  В третьем взводе отличился Перепечко, получивший сразу пять палочек. Уныло и растерянно плелся он теперь за Максом в столовую. Впрочем, настроение Степы разделяли и остальные кадеты.
  В столовой уже обедали суворовцы из других взводов. Молча рассевшись, ребята взялись за ложки. Макс, прежде чем приступить к еде, недоверчиво оглядел свою тарелку, потом, бросив взгляд на содержимое тарелок соседей, осторожно взял ложку, зачерпнул немного супа, попробовал его и тут же выплюнул обратно.
  - Что за дерьмо? - он встал, отодвигая тарелку, - Приятного отравления всем.
  Но не успел парень сделать и шага, как к нему, тяжело ступая, подошел прапорщик Кантемиров (он же Философ). Мужиковатый, невысокий, но крепкий, с продолговатым, темным от быстро пробивающейся щетины лицом.
  - Фамилия, курсант?
  - Макаров, - нехотя ответил Макс.
  - Суворовец Макаров, сесть и продолжить прием пищи, - не терпящим возражения тоном приказал прапорщик.
  Макс не пошевелился, стараясь при этом не опускать глаз под тяжелым и пристальным взглядом Философа.
  - Сесть, я сказал, - повторил Кантемиров, распаляясь.
  - Я только команду лежать знаю. Могу ее в казарме показать.
  Пальцы прапорщика сжали шею Макса. Легкий непринужденный напор - и вот уже Макс обнаружил себя сидящим за столом.
  - Пока курсант Макаров будет есть испорченный им же суп, я напомню остальным суворовцам правила выживания в нашем училище...
  ... Кантемиров, повернувшись лицом к ошарашенно притихшим кадетам, сурово следил за тем, чтобы Макс не пронес мимо рта ни одной ложки...
  ... - ... ты, - Философ обернулся к Максу, - ушами не хлопай, а с аппетитом ешь свой суп.
  Макс чуть не убил Кантемирова взглядом, но бросить ложку не решился.
  На выходе из столовой Макарова догнал Перепечко. Макс, красный от злости, целенаправленно шел куда-то.
  - А ты чего сегодня вечером делать будешь? - пытаясь поддержать Макарова, как можно небрежнее спросил Печка.
  - В кино пойду, - зло огрызнулся Макс.
  - А что, можно? - удивился Перепечко.
  Макаров медленно повернул голову.
  - Ну, если не через центральный вход, то можно. Так все здесь делают, - добавил он ехидно.
  Но Печка принял его слова за чистую монету и призадумался.
  - Да ну? А меня с собой возьмешь?
  - Собирайся, - решительно кивнул Макс.
  
  КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава четвертая.
  
  3.
  
  Пропавшими суворовцами были самовольно перелезшие через забор Макаров и Перепечко. Они как раз досматривали фильм, когда в училище поднялась тревога.
  Труднее всего было перебросить Перепечко через ограду. Максу пришлось даже приволочь скамейку, так как он не был уверен, что выдержит на себе вес Степана. но даже со скамейкой неповоротливое тело Перепечко явно не желало быть переброшенным, потому что цеплялось за все подряд, отчего сам Степа издавал странные звуки. Их можно было определить как беседу двух куриц.
  Но, несмотря на сопротивление своего тела, Перепечко был настроен весьма решительно. Очень уж хотелось ему в кино попасть. Правда, время от времени он опасливо спрашивал Макса:
  - А нас точно потом не заругают?
  - Да не заругают, только говори тише, - уверял его Макс, отводя взгляд.
  В остальном побег удался на удивление просто. Когда с горем пополам они оказались на улице, Макс услышал посторонние звуки с противоположной стороны забора и быстро зажал Степе рот, который тот как раз намеревался открыть. Печка пытался было сопротивляться, но не сильно, а потом и вовсе покорился. Пару секунд они простояли, не двигаясь. Затем Макс, убедившись, что опасность миновала, опустил руки, но на всякий случай шепотом произнес:
  - Вот и всё! А ты боялся! - он самодовольно усмехнулся, - Пошли, Печка, к искусству приобщаться.
  И они шустро потрусили по направлению к кинотеатру.
  И вот ничего не подозревающий Перепечко радостно уплетал за обе щеки попкорн и, широко распахнув глаза, не отрывал их от экрана.
  Сидящий рядом с ним Макс смотрел сквозь экран. Он никак не мог успокоиться после инцидента в столовой. Так его еще никогда не унижали. Да что этот прапор о себе возомнил? И, главное, как на этого козла управу найти?
  - Максим, - прошепелявил Перепечко набитым попкорном ртом, - Я чего-то конец не понял.
  На экране уже шли титры, в кинотеатре включили свет.
  - Чего тут непонятного? Все умерли, - ответил Макс, вставая.
  Перепечко удивился:
  - Так это разве не комедия была?
  Но Макаров ничего ему не ответил.
  Всю обратную дорогу он мысленно просчитывал свои шансы на избавление от этой каторги. Неужели его и за самоволку не выгонят? Должны выгнать, успокаивал он сам себя. Это серьезное нарушение дисциплины. Макс даже руки потер в предвкушении своего триумфального возвращения домой.
  Но тут взгляд его случайно упал на Перепечко. Оп-па! Так ведь это значит, что и Печку тоже попрут домой - сено вилами тягать. Зачем он вообще толстяка за собой потащил?
  А Перепечко, все еще пребывая в блаженном неведении относительно нависшей над ним угрозы, переживал совсем по другому поводу.
  - Обратно мы опять через забор полезем? - Степа неуверенно помолчал, - Может, лучше на КПП пойти? Дежурному все объясним, и дело в шляпе. Что он не человек, что ли?
  Макс сочувственно вздохнул. Вот святая невинность!
  - Пойдем, как я скажу. А я скажу - через забор.
  Но у забора их уже ждали. Макс предполагал нечто подобное, поэтому не сильно удивился. А вот на Печку было жалко смотреть.
  Кантемиров и Василюк аж подскочили при появлении ребят. Прапорщик сделал было шаг навстречу, но остановился и в сердцах шлепнул себя по ноге.
  - Явились, летчики-залетчики. Нет, товарищ майор, у меня слов, - кивнул он Василюку, - одни эмоции.
  Майор смотрел только на Макса. Смотрел долго, не мигая. От этого взгляда Максу стало не по себе.
  - Где вы были, суворовцы? - спросил он наконец.
  Перепечко хотел было ответить, но Макаров опередил его и поспешно сказал:
  - Это я, товарищ майор, пригласил суворовца Перепечко в кино.
  Кантемиров коротко хохотнул:
  - А барышня Перепечко не смог отказать кавалеру.
  Василюк обернулся к прапорщику:
  - Проводи суворовца Перепечко в казарму.
  Печка неуверенно смотрел на Макса и не двинулся с места, пока тот не подтолкнул его:
  - Иди, давай. Быстро.
  Когда Кантемиров и Перепечко ушли, Василюк потер затылок и, не глядя на Макса, произнес:
  - Пойдем, курсант Макаров, прогуляемся.
  Они вышли на территорию училища. Вялый сентябрьский вечер взъерошил коротко стриженные волосы Макса. Пахло листьями и костром. Почему костром, неожиданно удивился Макс.
  Шли они неспешно. Василюк не торопился начинать разговор. В училище еще горело несколько окон, остальные, в том числе и те, за которыми спал третий взвод, темнели и выглядели неприветливо и неуютно - совсем не так, как днем.
  - Я, Макаров, многое понимаю, - в конце концов заговорил майор, - И что учиться ты здесь не хочешь, и что во сне видишь, как мы тебя выгоняем. Все понимаю, - он кивнул, - Другое мне непонятно. - Василюк остановился и впервые за то время, что ребята вернулись, посмотрел Максу прямо в глаза, - Не понимаю я, какую же это надо душонку подленькую иметь, чтобы товарища своего так подставить?
  Какого угодно поворота событий ожидал Макс, но только не такого. От слов майора у него что-то вдруг опустилось внутри, как на самолете при посадке, и его словно жаром обдало. Перед глазами возник образ Печки, карабкающегося через забор. Макс невольно смутился. Одно дело, когда у тебя самого в глубине души мелькают сомнения - правильно ли ты поступил, и совсем другое, когда посторонний человек вдруг про это говорит. Особенно Макса задело замечание командира про "подленькую душонку".
  - Да, может, ты и имеешь право злиться на весь мир. Допустим, - продолжил тем временем майор, - ты не самостоятельно выбрал этот путь, - он покачал головой, - Но ведь с Перепечко-то все иначе обстоит. Его родные в деревне, наверное, до сих пор поступление сына празднуют. А тут, нате-пожалуйста, вот он, ваш сын с вещами, забирайте, - Василюк скривился как от боли или сильного отвращения. Отвращения к Максу.
  - Нет, - испугался Макс, - Не надо Перепечко с вещами. Он же не виноват!
  - Покинул самовольно территорию училища - значит, виноват, - отрезал майор.
  Макс преградил путь командиру.
  - Нет, не виноват! Это я его... обманом, - голос у парня дрогнул.
  - А обманывать, суворовец Макаров, нехорошо, - неожиданно совсем другим тоном - слишком по-военному - сказал Василюк, - Наряд вне очереди. И Перепечко это тоже касается.
  Не веря своим ушам, Макс переспросил:
  - Так меня не выгоняют?
  - Я два раза не повторяю, суворовец. Идите в казарму.
  
  4.
  
  В казарме было тихо, но едва Макс переступил порог, как понял, что никто не спит.
  - Эй, Макар, - раздался громкий шепот Сухомлина, - что было-то?
  Макс прошел к своей кровати. Перепечко приподнялся на локте и взволнованно спросил:
  - Тебя выгоняют?
  - Дождешься от них, - недовольно, но не злобно пробурчал Макс.
  - Нет, а все-таки, что было-то? - не унимался Сухомлин.
  Макаров обернулся и увидел, что почти весь взвод настороженно наблюдает за ним.
  - Наряды раздавали. Нам с Печкой достались вне очереди, - краем глаза Макс заметил, как Перепечко облегченно опустился на подушку.
  Утром после подъема в казарму пришел майор Василюк. Суворовцы, построившись, следили, как он неторопливо проходит мимо. Наконец, остановившись, Василюк громко произнес:
  - Суворовец Макаров, выйти из строя.
  Среди ребят волной прошел гул и сразу утих. Все-таки выгоняют!
  Макс сделал шаг вперед и замер, глядя мимо майора, который тем временем продолжал:
  - Я долго думал и решил. Решил назначить вице-сержантом третьего взвода суворовца Макарова, - Василюк почти улыбался. По крайней мере, глаза его смеялись. - Поздравляю, Макаров.
  Слово "опешить" не до конца верно определяло те эмоции, которые испытал при этом Макс. Он резко повернул голову к майору и, не подумав, выпалил:
  - За что?
  Проигнорировав вопрос (да и вообще не глядя на Макса), Василюк продолжил:
  - Есть у меня еще и другая хорошая новость. Последние дни показали, что пока далеко не все до конца осознали, куда они попали. В связи с этим объявляю специальные занятия на плацу и спортплощадке, а именно - усиленный курс физподготовки и строевого шага.
  Суворовцы непонимающе переглянулись. Тогда Василюк повернулся к Максу, повышая голос с каждым словом:
  - Вице-сержант, почему третий взвод еще в казарме?
  - Трудный вопрос, товарищ майор, - ответил Макс.
  - На спортплощадку, быстро! - почти выкрикнул Василюк.
  Через три минуты (не больше) третий взвод в полном составе, еще бодро и легкомысленно расходуя силы, бежал первый круг под подбадривающие окрики майора Василюка.
  
  
  КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава пятая.
  
  1.
  
  Едва только дверь открылась и в класс бочком прошел преподаватель географии Илья Карлович, как суворовцы, стараясь не кряхтеть, бойко, хотя и довольно шумно, вскочили. Среди них не было ни одного, кто бы крепко спал и не стонал в последние две ночи. После спортивной выволочки их мышцы, не привыкшие к таким нагрузкам, едва ли не скрипели. Но особенно ныли икры ног, которые приняли на себя основной удар строевой подготовки.
  Макс, который был уверен, что после пятнадцатиминутного "тяни носок, суворовец Макаров" не сможет и стоять, тем не менее даже относительно громко доложил:
  - Товарищ преподаватель! Третий взвод к уроку географии готов. Отсутствующих нет! Вице-сержант взвода - суворовец Макаров.
  Не обращая внимания на застывшие в муке лица кадетов, географ рассеянно прошел к своему столу, положил на него журнал, из которого немедленно выпало несколько листочков и улетело под стол. Нагнувшись, географ полез за ними.
  Ребята внимательно следили за его передвижениями.
  - Это его Василюк подговорил, точно вам говорю, - прошептал соседу Сухомлин, - Решили измором брать.
  Наконец, Илья Карлович вынырнул из-под стола. Все так же не глядя в класс, аккуратненько сложил листочки в папочку, неспешно уселся и только тогда поднял голову. На лице географа отразилось полнейшее недоумение. Взвод неподвижно стоял и выжидательно на него пялился (уроки химии явно не прошли даром). Потом взгляд Илья Карловича просиял, и он быстро-быстро замахал руками:
  - Вольно-вольно. Сегодня мы начнем, - "мы" географ произносил в нос, что делало его речь несколько жеманной, - с того...
  - Что забудем все, что знали из географии раньше, - прошептал Андрей Синицыну, припоминая предыдущие уроки, - и, прежде всего то, что Земля круглая...
  
  4.
  
  ... все, оставшиеся в училище после раздачи увольнительных, выстроились в шеренгу.
  Дождавшись, пока не стало так тихо, что эхо от стука его собственных сапог слышалось в коридоре, Философ начал:
  - Для тех, кто не понял, повторяю. Согласно уставу, в прикроватной тумбочке хранятся туалетные принадлежности, носовые платки, подворотнички, предметы для чистки одежды и обуви, а также книги, уставы, фотоальбомы, письменные принадлежности.
  Кантемиров сделал паузу, выразительно посмотрев на гору продуктов из тумбочки Перепечко.
  - Суворовец Перепечко, выйти из строя.
  Степа весь красный и мокрый от пота, сделал шаг вперед. В этот момент он был похож на большого зайца в норке, возле которой притаилась стая волков. Вроде еще и не съели, но уже облизываются.
  - К чему из вышеперечисленного мы можем отнести вот это? - Кантемиров кивнул на месячный запас еды.
  - Ну как же, - под нос себе пробормотал Макаров, но услышали почему-то все, - колбаса - это личное оружие суворовца Перепечко.
  Недобро зыркнув на Макса, прапорщик продолжил:
  - Но еще хуже, что суворовец Перепечко взял из столовой хлеб, который выдается поровну на весь взвод. Как я могу назвать человека, который украл хлеб у кого-то из своих товарищей?
  - Крыса, - негромко подсказал кто-то.
  - Сами святые? - обернулся Кантемиров.
  Все молчали. Убедившись, что желающих вступить с ним в дискуссию нет, прапорщик подвел итог:
  - В общем так, летчики-залетчики, завтра все весело убираем территорию. Внепланово, так сказать.
  Когда прапорщик вышел, Печка все еще стоял посреди казармы и ловил на себе недовольные взгляды кадетов.
  
  5.
  
  Вечером после отбоя Синицыну не спалось. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок. В тишине слышно было, как приглушенно всхлипывает на своей кровати Перепечко. После шмона Печку все игнорировали. Его старательно избегали, словно он заразный какой. Поначалу Степа пытался разговорить ребят, а потом махнул рукой и провел остаток дня в печальном одиночестве, уныло решая задачи по алгебре.
  Макаров, правда, бойкота не поддержал. Но Макаров не в счет. Он и сам какой-то ушибленный. Выделывается постоянно. Другого бы в первый же день за такие фокусы турнули, а этого вице-сержантом сделали. Хотя говорят, что он блатной. Наверняка блатной. Таких не выгоняют.
  А вот с Перепечко они зря так. Прав был прапорщик - сами не святые. Просто попался именно Перепечко...
  
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава шестая.
  
  1.
  
  Не успели побывавшие в увольнении кадеты вернуться в расположение взвода, как слух о субботней проверке мигом облетел всех и стал основным предметом разговора. Суворовец Петрович (с такой фамилией и прозвища не надо) растерянно открыл сумку. На кровать посыпались апельсины, конфеты, выпал пакет с домашними пирожками и еще что-то упакованное в фольгу, по силуэту напоминающее курицу.
  - И что же теперь со всем этим делать? - Петрович развел руками.
  Ребята переглянулись: у каждого в сумке имелся примерно такой же, заботливо упакованный запас.
  Макс после того, как казарма вновь наполнилась галдежом (по которому он, к собственному удивлению, успел соскучиться), вдруг неожиданно почувствовал прилив хорошего настроения и быстро среагировал:
  - Как что делать? Активно есть. Вон и Печка поможет.
  Перепечко, которого суворовцы по-прежнему сторонились, насупился. Краска ровно залила его необъятные щеки.
  Остальные примолкли и только украдкой посматривали друг на друга. И тут Синицын, взяв стул, выставил его посредине казармы и громко произнес:
  - А ведь Макар дело говорит. Ну-ка, счастливчики, раскошеливайтесь на хавчик. Печка, чего ты стоишь? - обернулся он к Перепечко. Тот радостно встрепенулся, - Помоги Сухому продукты выложить. Его, судя по всему, на фронт собирали.
  Суворовцы расслабились и с шумом бросились устраивать стол. Довольный Макс незаметно вышел из казармы, пробормотав под нос:
  - И был у них пир на весь мир...
  Уже на следующее утро кадеты убедились, что поступили накануне крайне предусмотрительно. Едва они умылись, как раздался крик дневального:
  - Третий взвод, строиться!
  Майор Василюк, серьезный, даже почти суровый, обстоятельно рассматривал ребят. Те смутно догадывались о причине столь пристального к ним внимания командира, но каждый, на всякий случай, припоминал, не совершил ли он за последнее врем чего-нибудь предосудительного.
  - Мальчики, - начал Василюк торжественно, - Я вижу, вы так и не поняли до сих пор, что школа осталась позади, - он повысил голос: - Вы находитесь в Суворовском училище! И здесь всё, я подчеркиваю, всё происходит только по команде офицера и в соответствии с Уставом. Слово командира, прапорщика, преподавателя - закон.
  "Как на параде, - следя за майором, думал Макс, - Кричали мальчики "ура" и в воздух кепочки бросали".
  Василюк тем временем продолжал:
  - Особое ваше внимание я хочу обратить на внешний вид суворовца и состояние его прикроватной тумбочки.
  Макс успел уловить ритмику речи командира и ни капельки не удивился, когда тот произнес следующие слова на подъеме:
  - За неопрятность или наличие в тумбочках посторонних вещей вас будут наказывать. И наказывать строго. Понятно? - Василюк по очереди оглядел каждого. Удостоверился, что кадеты почти не дышат, - Теперь об увольнительных, - резко сменил он тему... - ... На прошлой неделе часть суворовцев первого курса была лишена увольнительных в город. И больше всего - из нашего третьего взвода! Это при том, что все вы знаете, насколько велика опасность вылететь из училища, - Василюк оставил торжественный тон, - Перебор в двадцать человек - шутка сказать! - он поднял правую руку, как будто собирался отдать честь, и снова опустил ее, - Я не хочу, чтобы в списке на отчисление были мои суворовцы.
  - Хм, а я бы в него записался, - очень тихо пробормотал Макс, но майор услышал.
  - Суворовец Макаров только что вызвался убирать туалеты...
  
  2.
  
  И началась очередная учебная неделя. Неделя, от которой Макс не ожидал ничего нового. Завтра будет так же, как вчера, другими словами. Сценарий написан, роли распределены. Действие открывают вопли дежурного, а под занавес звучит команда "отбой". И так три года! Кошмар. Хоть зарубки на кровати делай. Лучше бы родители отправили его в исправительную колонию. Может, хоть слесарничать бы научился. А что? Слесарь первого разряда Максим Макаров. Звучит, а? Папочку точно удар хватил бы.
  Хорошо, пацаны не все полные уроды оказались. У некоторых даже намек на чувство юмора есть. Только им по этой части с Философом не сравниться. Как загонит на спортплощадку, так обхохочешься. Да и командир от него не отстает. Вон, зачем-то вице-сержантом Макса сделал. По системе Макаренко, наверное, воспитывает. Символично, по крайней мере: Макаров, воспитанный по системе Макаренко.
  "Да уж, - думал Макс, - Определенно бы лучше - в колонию".
  Однако вскоре произошло событие, которое резко изменило его настроение.
  Макс хорошо запомнил тот самый урок, когда впервые появилась Полина. По расписанию у них был новый предмет - этика и эстетика. Отвешивая реверансы, кадеты толпились у входа, пропуская друг друга вперед.
  - Только после вас, господин Трофимов, - согнувшись в три погибели и подобострастно улыбаясь, умолял Сухомлин.
  - Нет-нет, господин Сухомлин, я не могу себе позволить подобной дерзости. Тем более в присутствии дамы, - отвесив витиеватый поклон, возразил Трофимов.
  - А кто за даму, интересно? - полюбопытствовал Андрей.
  Он стоял рядом и с интересом наблюдал за ребятами, не участвуя в общей забаве.
  - Как? - изумился Трофим, - Неужели вас оставили равнодушным безусловные прелести барышни Перепечко?
  Ребята расхохотались. И Перепечко тоже, присев даже в реверансе, правда, чуть не грохнувшись при этом на пол. Вернее, он, безусловно, упал бы, если бы не Макс, поймавший его за шиворот в последний момент.
  - А ну, разойдись! Пропустите вице-сержанта вперед, летчики-залетчики! - копируя прапорщика Кантемирова, скомандовал Макс, отодвинув Степу к стенке.
  Мальчики, не сговариваясь, встали на цыпочки и, высоко поднимая колени, попятились.
  - Конечно-конечно, господин вице-сержант. Простите, что замешкались, - от лица всех подобострастным голосом извинился Сухомлин.
  Макс первым вошел в класс, а за ним, все еще изображая китайские церемонии, последовали остальные.
  Они еще не угомонились, когда дверь открылась и вошла Полина. Невысокая, хрупкая, что особенно подчеркивал ее просторный наряд, с чуть вьющимися на концах темно-русыми волосами и очень бледным, но удивительно красивым лицом. Правда, если приглядеться, черты его были не совсем правильные: рот слишком маленький, подбородок острый, а миндалевидные глаза на первый взгляд казались грустными. Но стоило Полине улыбнуться, как становилось ясно, что на самом деле они вовсе не грустные, а совсем даже наоборот - озорные. А еще Полина была очень молода - от силы лет на пять-семь старше ребят.
  При ее появлении суворовцы на автомате подскочили, и едва бросив на новую преподавательницу взгляд, издали звук, похожий на присвист. Тогда Полина и улыбнулась в первый раз. Вернее, хотела улыбнуться, однако вовремя себя сдержала. В результате ее губы лишь чуть-чуть дрогнули, а в глазах замер не вырвавшийся наружу смех.
  Сухомлин тем временем доложил:
  - Товарищ преподаватель! Третий взвод к уроку эстетики готов...
  Но Полина остановила его жестом.
  - Хорошо, - у нее оказался мелодичный, чуть звенящий, как колокольчик, голос, - Присаживайтесь.
  Макс очнулся только тогда, когда понял, что взвод уже давно уселся, а он по-прежнему стоит и задумчиво смотрит на Полину.
  Она мягко улыбнулась и вежливо поинтересовалась:
  - Вы что-то хотите спросить, суворовец?..
  - Вице-сержант Макаров, - представился Макс, принципиально проигнорировав громкое "о-о", которое пронеслось по классу, - Можно просто Максим, - добавил он, чинно склонив голову.
  Полина кивнула:
  - Хорошо, суворовец Макаров, можете садиться, - и не дождавшись, пока курсант выполнит ее просьбу, обратилась к остальным: - Мы с вами сегодня... - Преподавательница шла по проходу. Суворовцы, не скрывая восхищения, поворачивали головы, когда она проходила мимо них, - Приступаем к изучению очень важных предметов - эстетики и этики. Мы, надеюсь, научимся разбираться в музыке, живописи, а также освоим искусство танца. - Тут Полина обернулась и обнаружила, что Макс, над которым уже начали подсмеиваться, все еще стоит и, кажется, не думает садиться.
  - Суворовец Макаров? У вас, видимо, все-таки есть ко мне вопросы?
  - Есть, - кивнул Макс и вдруг спросил: - Как вас зовут?
  - Простите, - Полина смутилась, - я не успела представиться. Меня зовут Ольховская Полина Сергеевна.
  - А я думал - Этикетка, - довольно громко поделился своими соображениями Трофимов.
  Раздались жидкие смешки.
  Приподняв бровь, Полина медленно ответила:
  - Прекрасная тема для первого занятия, - она опустила ресницы, - Только что суворовец нагрубил женщине. И если этот суворовец мужчина, он сейчас же встанет и извинится.
  Трофимов подчинился, хотя и нехотя:
  - Покорнейше прошу меня извинить.
  - Зарабатывая таким образом очки у своих товарищей, - все так же, не повышая голоса, сказала Полина, - вы оскорбляете прежде всего себя. Садитесь.
  Наконец, тоже сев, Макс склонил голову. Интересный экземпляр. Вроде и не кричит, а здорово Трофимова на место поставила. Чем-то отдаленно она напомнила Максу мать, которая вот так же умела осадить отца, не отвлекаясь при этом от маникюра. И в то же время было в Полине нечто такое, что он никак не мог от нее оторваться, а потому снова и снова украдкой смотрел на преподавательницу. Странно, но пялиться на учителя в открытую, что было бы, наверное, естественно, Макс не решался.
  Рассказывая о своем предмете, Полина не сидела за столом, а легко передвигалась по классу, обращаясь, казалось, то к одному, то к другому суворовцу. При этом ее длинная юбка успокаивающе шелестела, рассеивая в воздухе слабый цветочный аромат духов.
  Но иногда она останавливалась, сжимала руки в кулачки, прижимала их к груди и, прикрыв глаза, задумывалась на пару-тройку секунд. Собиралась с мыслями. Затем отмирала, глубоко вздохнув, опускала руки и продолжала. В этот момент Полина больше всего была похожа на гимназистку начала двадцатого века, отвечающую урок перед профессором. Но уже в следующий миг она снова превращалась в учителя, который всем сердцем желает разделить груз своих знаний с учениками.
  После урока, пропустив мимо нестройно покидающих класс суворовцев, Макс дождался, пока Полина останется одна, и несмело (что его самого в другое время немало позабавило бы) подошел к ее столу, где преподавательница дописывала что-то в журнале.
  - Полина Сергеевна, разрешите? - начал он.
  Полина подняла голову и застыла с немым вопросом в глазах:
  - Да, суворовец?
  Уже немного освоившись в новой для себя роли и осмелев, Макс продолжил:
  - Я хотел бы записаться к вам на дополнительные занятия. Боюсь, не смогу самостоятельно освоить предмет.
  Полина, видимо, сразу поняла, к чему он затеял этот разговор, потому что тут же улыбнулась, но, как и в первый раз, лишь уголками губ:
  - К вашему сожалению, суворовец Макаров, я не даю дополнительных занятий. Поэтому вам все-таки придется попробовать разобраться с материалом во время урока.
  Но Макс уже вошел в раж:
  - А телефон ваш я могу попросить? Вдруг у меня возникнут вопросы по домашнему заданию?
  - На все ваши вопросы я с удовольствием отвечу до, во время и даже после уроков, - и она многозначительно на него посмотрела: мол, все ясно? - Еще что-то? - Полина улыбнулась - на этот раз открыто - и вновь склонила голову к журналу.
  Вот и поговорили. Чувствуя себя полным придурком, Макс поплелся к выходу. В коридоре нетерпеливо топтался Перепечко, который, несмотря на последние события, что-то жевал, при этом, правда, настороженно оглядываясь, нет ли поблизости офицеров.
  - Ну, где ты там? - обиженно спросил он, завидя Макса.
  - Там, - эхом повторил Макс. Остановился, задумался и резко повернулся на каблуках, - Так, Печка, настало, пожалуй, время, обзавестись мне здесь мобильным телефоном.
  - Но ведь нельзя? - высказал сомнение Перепечко.
  Однако Макс только отмахнулся:
  - Кому-то, может, и нельзя... а кому-то очень даже можно.
  И он быстро, не задерживаясь, чтобы посмотреть, идет ли за ним Перепечко, двинулся вперед.
  А Перепечко не отставал. Он, проглатывая на ходу нелегально добытую пищу, семенил сзади.
  - И как же ты, интересно, мобильный телефон достанешь? - нервничал Степа, безуспешно стараясь подстроиться под широкий шаг Макарова.
  Обернувшись на ходу, Макс голосом Остапа Бендера произнес:
  - Телефоны, дорогой Киса, не достают. Их вежливо просят. Вперед, заседание продолжается.
  
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  В седьмой главе Макарова нет, соответственно ее пропускаем.
  
  Глава восьмая.
  
  1.
  
  Через три недели после начала учебного года был отчислен суворовец Авдеев. В третьем взводе это оказалась первая потеря, и поэтому она обсуждалась особенно активно. Авдеев не был особенно популярен. За время пребывания в училище он выдал, правда, пару забавных шуток, вызвавших всеобщий смех. Он вписывался в команду, не фискалил (то есть не ябедничал), не держался особняком, не заискивал. Хотя его не успели полюбить, но и нельзя сказать, чтобы ненавидели. Он был суворовцем третьего взвода, а его отчислили. И было тому несколько причин. И если первые две кадеты принимали, то последняя вызывала жаркие споры, которые едва не раскололи ребят на два лагеря. Но обо всем по порядку.
  Во-первых, Авдеев завалил контрольную у БМП, а также нахватал палочек и не сдал лабораторную по химии. Все это дало руководству повод поставить напротив его фамилии знак вопроса. Остальное Авдеев довершил сам.
  И существенно помогла ему в этом собственная мать...
  
  [Это его мать с ложечки домашними харчами из-за забора подкармливала].
  
  ... Разумеется, эта история незамедлительно дошла до командира взвода. А через командира - до остальных суворовцев, и вот в какой связи. Василюк, между делом, упомянул о дискотеке, которая должна была состояться в ближайшую субботу.
  - Но вечно голодный третий взвод, видимо, пролетит, - добавил он скучающим голосом, - И поделом.
  Неудивительно, что после этого суворовцы стали смотреть на Авдеева с плохо скрываемой злостью. Оказывается, на дискотеку пускали девочек из города, что, несмотря на ультрасовременное оборудование и музыкальное сопровождение, придавало ей очарование старинного бала, которого, наверное, с таким же нетерпением ждали когда-то их далекие предшественники.
  Впрочем, это все еще куда ни шло. Окончательно Авдеев погорел после урока эстетики. Они проходили азы общения с противоположным полом (кстати, тема была выбрана специально в преддверии дискотеки - чтобы кадеты, так сказать, лицом в грязь не упали). Полина Сергеевна предложила разыграть маленькую сценку, где взялась изображать томно скучающую даму, а доброволец должен был представлять кавалера этой дамы.
  Добровольцем, что никого не удивило, стал Макаров.
  Выставив стул на середину класса, Полина Сергеевна присела на краешек, сложила ноги крест-накрест и устремила равнодушный взгляд в потолок. Макаров шумно встал, нарочито развязанной походкой вышел к доске, взял и повертел в руке мел, положил его на место. Потом, словно только что заметив Полину, смешно выпучил глаза и громко произнес:
  - О, клеевая девушка! Надо замутить.
  В классе раздались смешки. Полина Сергеевна продолжала равнодушно смотреть в сторону, а Макаров в это время деловито ходил вокруг.
  - Ровные зубы, здоровый цвет лица, хорошие волосы, - он повернулся к классу, - Да из нее бы получился первоклассный суворовец! Медкомиссию бы прошла - за нечего делать!
  Смех стал громче. Полине немалых трудов стоило сохранять серьезное выражение лица. Однако, осознав, что разговор плавно перетекает в другое русло и уже явно выходит за рамки дозволенного, она решила вмешаться:
  - А теперь, Макаров, попытайтесь представить, что девушка вам нравится. Представьте, что вы действительно хотите ее завоевать.
  После этих слов Макс, недолго раздумывая, подошел к Полине Сергеевне и с шумом чмокнул ее в щеку. Он, признаться, и сам не ожидал от себя такой прыти. Поэтому замер в ожидании реакции, которая его немного обескуражила.
  - Ну, - медленно, казалось нисколько не смутившись, произнесла Полина Сергеевна, - суворовец Макаров, после этого любая порядочная женщина отвесит вам хорошую пощечину, - она встала и спокойно продолжила: - Есть ли у кого-нибудь другие варианты развития событий?
  Суворовцы молчали. Вернее, приглушенно хихикали. Полина Сергеевна подождала какое-то время, потом иронично скривила губы. Макаров, который так до сих пор и не сел на место, выкрикнул:
  - Есть, Полина Сергеевна!
  Та удивилась:
  - Мне показалось, что вы уже высказались?
  Вместо ответа Макс развернулся и под изумленными взглядами всех, в том числе и Полины Сергеевны, вышел из класса. Но не успела девушка отреагировать на этот по меньшей мере странный поступок кавалера, как Макаров вернулся. Открыл дверь и возник на пороге воплощением романтического героя начала девятнадцатого века. Волосы он пригладил назад, форму оправил. Выражение его лица было задумчиво-рассеянным. Не обращая внимания на Ольховскую, словно ее и вовсе в классе не было, Макаров целенаправленно прошел прямиком к учительскому столу, взял мобильный телефон, лежавший рядом с сумочкой, и начал озабоченно его рассматривать, нажимая кнопки. Полина Сергеевна подняла было протестующее руку, но тут Макаров заговорил:
  - О Господи, милая девушка, что сидела за этим столиком, забыла свой мобильник! Я должен его вернуть, - и обеспокоенно оглянувшись, чем вызвал очередную волну смеха, Макаров обнаружил Полину, которая озабоченно следила за тем, как суворовец ловко орудует ее телефоном. Парень восторженно всплеснул руками: - Ах, вот и она!
  Далеко выбрасывая ноги, как в замедленной съемке, он полетел к Полине Сергеевне.
  - Какая удача! - воскликнул Макс, обращаясь к классу, будто оперный певец перед началом арии.
  Затем вновь повернулся к Полине. Присел на одно колено, склонил голову, левую руку прижал к сердцу, а правую, в которой был телефон, протянул к девушке.
  Полина взяла аппарат и, посмеиваясь, сказала:
  - Ну что же, господа кадеты. Суворовец Макаров действительно меня приятно поразил. Найдя забытый на столе, бесхозный телефон, - слово "бесхозный" она выделила, - он не положил его в карман, предварительно выбросив сим-карту. Нет, он вернул телефон владельцу! Весьма похвально!
  Пацаны снова захихикали, провожая взглядом Макса, который нимало не смущенный, а, напротив, очень даже довольный шел к своему месту. Авдеев тоже смеялся. В этот момент он еще не знал, что сегодня его последний день в училище.
  Чуть позже, в казарме, суворовцы бурно обсуждали эстетику. Авдеев, забравшись с ногами на подоконник, сложил губы бантиком и, прижав локти к груди, пропищал:
  - Спасибо-спасибо, Макаров, что не спер мой мобильный телефон. Вы знаете, как мало получаем мы, педагоги, и как долго я не ела мороженого, чтобы позволить себе купить этот милый телефончик, - и добавил уже своим голосом, который впрочем, был не намного ниже: - Этикетка жжет!
  Услышав последнюю фразу, Макаров резко обернулся, нахмурился. В его глазах появился блеск, которого раньше никто в нем не замечал. Может, поэтому кадеты молча расступились, пропуская Макса вперед, когда тот, тяжело ступая, прошел к окну.
  - Во-первых, ты сейчас говоришь о преподавателе Суворовского училища, которую зовут Полина Сергеевна Ольховская, - Макаров подчеркивал каждое свое слово, - А во вторых, живо слезь с подоконника.
  Сконфузившись, Авдеев оглянулся в поисках поддержки, но напрасно. Кадеты признали право Макарова командовать.
  Тогда, чтобы не потерять лицо, он, скривившись, спрыгнул на пол, вытянулся во фронт, выбросил вперед руку и проорал:
  - Вошел фюрер - все встали! Да, мой фюрер! Зиг хайль! Зиг хайль!
  Но вдруг, заметив что-то, быстро опустил руку и покраснел. Проследив за его взглядом, суворовцы увидели Кантемирова. Тот стоял посреди казармы, дрожа от гнева. Боясь не совладать с собой, прапорщик судорожно сжимал и разжимал кулаки, прибивая Авдеева взглядом к месту. Наконец, Кантемиров обрел дар речи:
  - Суворовец Авдеев! Ты знаешь, в каком году были созданы суворовские училища? - спросил он глухо.
  Бледный как полотно, Авдеев пробормотал:
  - В тысяча девятьсот сорок третьем году... Кажется, - добавил он, заметив, что лицо прапорщика не прояснилось.
  - А что, как тебе кажется, было в сорок третьем году?
  - Великая Отечественная война, - уже увереннее ответил Авдеев.
  - Да, Авдеев, Великая Отечественная война, - неожиданно грустно подтвердил Кантемиров, - А первыми суворовцами стали дети погибших на этой войне офицеров.
  Ребята, поникнув, молчали.
  - Но для вас, я вижу, это пустой звук? - прапорщик огляделся.
  Кадеты старались не смотреть друг на друга.
  Когда Кантемиров увел Авдеева, все почему-то сразу поняли, что он с ними больше учиться не будет. И каждый, конечно, подумал о себе. Многие решили, что несправедливо из-за такой ерунды выгонять человека. Но были и такие, кто не считал поступок Авдеева ерундой. Например, Синицын...
  
  ... Синицын, не задумываясь, принял сторону Левакова, который яростно защищал прапорщика, отбивая атаки Сухомлина и Петровича.
  - Грош нам цена, - почти кричал он, - если даже мы, суворовцы, не будем за свои слова отвечать! А Авдеев не просто что-то там сказал, - Андрей пренебрежительно помахал рукой, - он ветеранов оскорбил! Им и так довелось - вся молодость насмарку! И что в итоге? - Леваков чуть не плакал от злости, - Молодые сопляки, вроде Авдеева, Гитлеру честь отдают!
  Сухомлин поморщился:
  - Сколько пафоса, Лева! Ты о войне не больше Авдеева знаешь. Конечно, мы все понимаем значение Великой Отечественной войны в истории России. Но ведь прошло уже больше шестидесяти лет! Необходимо жить дальше. Авдеев, на мой взгляд, стал жертвой политических репрессий, - Сухой поправил очки, - Всем известно, что к концу четверти надо убрать двадцать человек. Вот они и убирают.
  - Именно, - поддакнул Петрович, - Таким, как Авдеев, легко пинок под зад дать. Не то, что некоторым, - и он многозначительно глянул на Макса.
  Макс внутренне весь вскипел, но промолчал...
  
  
  2.
  
  Авдеев уходил, ни с кем не простившись. Суворовцы убирали территорию, когда он, одетый в штатское, с сумкой через плечо шел к выходу.
  Заметив его, все замерли, ожидая наверное, что он крикнет им что-нибудь на прощание. Но Авдеев, зная или чувствуя их пристальное внимание, тем не менее головы не повернул, а даже как будто прибавил шагу.
  Макс следил за Авдеевым до тех пор, пока тот не скрылся на КПП. Потом он обернулся к Перепечко, который оставил метлу и, сочувственно сопя, как и все, провожал взглядом бывшего сокурсника. Заметив, что Макс вопросительно на него смотрит, Перепечко поспешно взял метлу и пробормотал:
  - А все-таки жалко его. Ничего себе парнишка. Не вредный.
  Макс не ответил. Еще неделю назад он бы, наверное, по-черному завидовал Авдееву. Но не сейчас. Сейчас Макс, подобно Перепечко, испытывал к нему что-то вроде сочувствия.
  Дождавшись, пока Печка с удвоенной энергией вступит в борьбу с листьями, Макаров отвернулся и достал из кармана мобильный телефон. Как он и предполагал, раздобыть его оказалось несложно. Достаточно было просто попросить мать.
  В выходные Максим и сам удивлялся, как ему не терпелось вернуться обратно в училище. Мама была, безусловно, рада его приходу, но говорила все время что-то не то и, чувствуя это, терялась. А Макс, конечно, все замечал.
  Мать, по всей видимости, испытывала неловкость перед сыном - ведь это именно они с отцом упрятали его за забор. Но найти нужных слов, чтобы извиниться, или выяснить, не злится ли мальчик, она не могла и поэтому предпочитала прятаться от Максима, находя себе ненужные никому дела то в одном, то в другом конце дома. А потом и вовсе ушла. По магазинам отправилась - так она сказала.
  Конечно, Макс мог ее успокоить, но не хотел. Он даже испытывал какое-то мстительное наслаждение, видя смущение матери. Ничего. Пусть помучается.
  Отца дома, как обычно, не было. Он появился незаметно и сразу прошел в спальню. Таким образом, они встретились только за завтраком. В отличие от матери отец не страдал от угрызений совести. Он жизнерадостно расспрашивал сына об учебе и службе, но, как заметил Макс, совершенно не слушал его ответы. Задаст вопрос и, размазав тщательно масло по хлебу, жует, не отвлекаясь от процесса. А после того, как спрашивать стало не о чем, Макаров-старший и вовсе углубился в чтение газеты.
  А ведь Петр Макаров не всегда был таким. Макс помнил, как раньше отец возвращался с работы и подолгу смеялся с мамой, на разные голоса изображая своих коллег. А еще он любил, особенно в противные осенние дни, когда Макс с матерью скучали у телевизора, буквально силой оторвать семью от дивана и потащить их в какой-нибудь ресторан, как правило, китайский, где они ели деревянными палочками, подшучивая друг над другом и счастливо краснели от жары.
  Иногда, конечно, у отца случалось мрачное настроение. Тогда он долго и скучно говорил с матерью о политике, об английском парламенте, об американцах и их "дурацкой демократии". Но Макс внимательно слушал его, не вникая особенно в смысл, а лишь наслаждаясь певучим течением речи отца - талант, который впоследствии так пригодился ему в политической карьере.
  Потом все изменилось. Не сразу, а постепенно. Так что Макс первое время и не догадывался о происходящем. Мать стала все реже бывать дома, постоянно пропадая где-то с подругами (позднее Макс понял, что просто она перемены в доме почувствовала гораздо раньше него). Отец больше не говорил о "дурацкой американской демократии", а только интересовался, знает ли сын, во сколько государству обходятся его двойки и прогулы (хотя в то время прогулов у Макса еще не было). И еще часто повторял: "Мы демократы".
  А вскоре мальчик стал видеть отца не чаще двух-трех раз в неделю. Зато они с мамой летали к морю едва ли не каждые три месяца. У Макса появился новый компьютер, потом его перевели в другую, более престижную школу. А логическим завершением этой цепочки стало Суворовское училище.
  Бесцельно слоняясь по дому, то включая, то выключая компьютер, Макс думал о Полине.
  До этого ему уже нравилась одна девушка. Как ему казалось, очень нравилась. Она училась в параллельном классе, и звали ее Люся. Макс тогда разве что не на ушах ходил, чтобы только Люся обратила на него внимание. Зимой без верхней одежды он выбегал на переменах на улицу и, делая вид, что играет с ребятами в снежки, вертелся под окнами Люсиного класса в надежде, что она его заметит. А однажды Макс даже сорвал школьный концерт, в котором Люся участвовала. Но все было напрасно. После трех месяцев страданий Макс узнал, что Люся начала гулять со своим одноклассником. Тогда Макс поклялся, что впредь никогда не позволит себе столь явно выказывать чувства. И до этого момента слово держал. Пока не увидел Полину Ольховскую.
  Полина ни капельки не напоминала Люсю. Несмотря на острый язычок и видимую самоуверенность, преподавательница казалась Максу какой-то воздушной, неземной, что ли. Он мог часами смотреть на нее: наблюдать, как она ходит по классу, как иронично опускаются уголки ее губ и смеются глаза. Полина не умела сердиться, а когда что-то ее не устраивало, лишь досадливо морщилась и заметно грустнела. В такие минуты Макс был готов на все, только бы ее лицо вновь прояснилось.
  Парень и сам себе удивлялся, до того ему хотелось сделать ей приятное. Но как? Он просто голову сломал, но так и не смог придумать ничего дельного. Понятно же, что к такой девушке, как Полина, нельзя просто подойти и сказать: "Ты мне нравишься". Такую девушку необходимо завоевать, сразить и, может быть, даже взять штурмом. Словом, задача перед ним стояла трудная, но именно это Максу и нравилось.
  И в то же время Макс смертельно боялся, что Полина догадается о его чувствах, а потому делал все возможное, чтобы их скрыть. Ну что ж, пока ему это удавалось.
  Однако кое-какой план он все-таки разработал. Первую часть этого плана осуществить было несложно, а вот для реализации второй требовалось кого-нибудь привлечь, например, Печку.
  Макс оглянулся. Перепечко все еще был занят уборкой листьев. Удовлетворенно кивнув, Макс почти с любовью погладил телефон, выбрал в меню режим сообщений и нажал "входящие". Есть! Элементарно, Ватсон, как сказал бы Шерлок Холмс. Вот он - номер мобильного телефона Полины Ольховской!
  Накануне, во время этой дурацкой сценки со стульями, Макс успел отправить с мобильника Полины сообщение на свой номер. Собственно ради этого он и вызвался во второй раз отвечать урок. Сработало безукоризненно. Макс номер сохранил, не дав ему, однако, для конспирации никакого имени. Номер, и все. Пойди догадайся. Однако теперь парень в нерешительности смотрел на заветный номер, боясь его набрать. Просто набрать. О том, чтобы поговорить с Полиной не могло быть и речи! Сердце в груди колотилось так сильно, как будто она стояла прямо перед ним. Но, в конце концов, что он теряет? Его номер Полина определить не сможет. Просто подумает, что кто-то ошибся. Черт, была не была!
  Макс кивнул сам себе и нажал "вызов". После прерывистого скрипа, который означал набор цифр, раздались длинные гудки. А потом голос Полины:
  - Алло!
  Аккуратно прикрыв ладошкой микрофон, чтобы Полина не слышала его взволнованного пыхтения, Макс плотнее прижал трубку к уху.
  - Алло, - повторила Полина нетерпеливо, - Вас не слышно, перезвоните.
  Отбой. Второй раз Макс решил не набирать. Будем считать, что это была проверка связи.
  - Максим, - позвал его сзади Перепечко.
  - Что? - неохотно отозвался Макс, пряча телефон.
  Перепечко, приобняв метлу, как партнершу, пытался кружить ее по асфальту.
  - Макс, - повторил Печка, - а ты танцевать умеешь?
  Он выглядел смущенным и, видно, долго собирался с духом, прежде чем решился задать вопрос. И хоть Максу было смешно, он сдержался и ограничился коротким кивком. Перепечко погрустнел.
  - А я вот нет. Говорят, дискотека в субботу будет, девочки придут. Эх! - он безнадежно вздохнул и провел метлой уже по чистому асфальту.
  У Макса после звонка Полине настроение было просто превосходное. Поэтому он подошел к Печке и постарался того успокоить.
  - Смотри на меня, - Макс затоптался на месте, беспорядочно размахивая при этом руками, - Если бы звучала музыка, то считалось бы, что я танцую. И неплохо.
  Обиженно надувшись, Перепечко ответил:
  - Издеваешься, что ли? Ты же просто дрыгаешься.
  Макс покачал головой:
  - Нет, Печка, я танцую, - и он удвоил усилия.
  Степа сперва недоверчиво наблюдал за товарищем, а потом стал осторожно копировать его движения.
  - Танцуете? - раздался язвительный голос, - А я думал - вам надо территорию убирать.
  Рядом стоял, ухмыляясь, Сырников. Его вечно примятые волосы теперь еще и топорщились на концах и сально поблескивали. Не получив ответа на свою реплику, Сырников посерьезнел и спросил, принципиально обращаясь непосредственно к Максу:
  - Где тут у вас Леваков танцует? К нему пришли.
  Перепечко вызвался было разыскать и позвать Андрея, но Сырников его остановил:
  - Танцуйте дальше, я сам найду.
  
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  В девятой главе дискотека для 3 взвода отменяется из-за Трофимова, который развел Палочку липовой биографией поэта, Синицын воюет с майором Мурашко, а Леваков решается, наконец, навестить мать, и в результате - спасает ее от сердечного приступа, вызывая скорую. В начале десятой главы он сильно опаздывает из увольнения.
  
  Глава десятая.
  
  2.
  
  ... В казарме бурно, хотя и шепотом обсуждали отсутствие Андрея. Большинство склонялось к тому, что Левакова выгонят. Молчали только Макс, которому уже однажды довелось побывать в шкуре Андрея, и Синицын...
  ... Когда в сопровождении прапорщика появился Леваков, все примолкли. Андрей подошел к своей койке, разделся и нырнул в постель. Кадеты, дождавшись, когда Кантемиров уйдет, вопросительно посмотрели на Левакова. Но тот демонстративно накрыл голову одеялом.
  - Видимо, цыганочка с выходом, - прошептал, откидываясь назад, Сухомлин.
  - Точнее, с вещами, - отозвался Петрович.
  Макс резко сел на кровати и громко сказал:
  - Так, все умолкли. Была команда "отбой".
  Кадеты притихли, и только Сухомлин тихо, чтобы его слышал только сосед, лежавший с другой стороны тумбочки, пробубнил:
  - Смотри-ка ты, начальство!
  
  3.
  
  О том, что Левакова не выгоняют, Макс узнал первым. Причем лично от майора Василюка. После разговора с Андреем тот вызвал Макарова к себе в кабинет.
  Не понимая, в чем на этот раз провинился, Макс предстал перед командиром и почти сразу почувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Василюк был очень зол и злость свою направил против Макса.
  - Вице-сержант Макаров, я просто поражаюсь твоему пофигизму! Ночь на дворе, товарищ не вернулся в расположение, а они и в ус не дуют.
  Макс развел руками:
  - А что мы? Наверное, товарищ майор, усы еще не выросли.
  - Поерничай мне еще! - взорвался Василюк, - Хороши товарищи! Вы должны были хотя бы поинтересоваться, куда направляется и что собирается делать ваш однокурсник. А тем более ты, как вице-сержант взвода.
  Макс едва заметно скривился:
  - Я в вице-сержанты не напрашивался. И вообще, что я нянька Левакову, что ли?
  Василюк ударил кулаком по столу.
  - Прикажут, и нянькой будешь, и сопли ему станешь вытирать!
  Макс промолчал, пытаясь угадать, к чему вообще командир затеял весь этот разговор.
  - В общем так, Макаров, - сказал Василюк уже тише, но все еще заметно нервничая, - Детский сад кончился. Запомни, ты отвечаешь за курсантов своего взвода, и будь любезен выполнять свои обязанности. Иначе ты у меня к третьему курсу получишь диплом лучшего полотера училища, - и уже совсем мирно добавил: - Надо, Макаров, учиться думать не только о себе. А вдруг бы с Леваковым что-нибудь случилось? Мы бы, между прочим, даже не знали, где его искать. Концерт у него, видите ли, был в интернате, транспорт у него, видите ли, плохо ходит. Эх! - не исключено, что Василюк хотел выругаться, но вместо этого только в сердцах махнул рукой, - Тебе все понятно, Макаров? Тогда иди.
  Но Макс ушел не сразу.
  - Товарищ майор, разрешите обратиться?
  - Что еще?
  Макс замялся:
  - А Левакову... что ему будет за опоздание?
  Василюк пристально посмотрел на него.
  - Суворовец Леваков будет наказан.
  "Намек понял", - улыбнулся про себя Макс и вышел. Ему нужно было срочно найти Перепечко.
  
  4.
  
  Максим до последнего не посвящал Степу в свой план. Он сомневался, стоит ли вообще привлекать кого бы то ни было постороннего, но в конце концов решил, что в одиночку ему не справиться. Дело в том, что Макс решил во что бы то ни стало раздобыть домашний адрес Полины Ольховской. Остальное, по его замыслу, было просто: во время увольнения он придет к Полине домой и там, как он надеялся, поговорит с ней не как с педагогом, а просто как с девушкой.
  На последнем уроке Полина завела речь о танцах. Дело было как раз после дискотеки, и преподавательница решила, что самое время начать просвещать суворовцев на сей счет.
  - Я хочу, - начала она издалека, - чтобы вы поняли: танцы - это искусство, которое, к сожалению, имеет мало отношения к тому, что большинство из вас под этим подразумевает.
  - А что мы подразумеваем? - спросил с места Перепечко.
  Неожиданно Полина наклонилась и под общий смех затрясла головой, повторяя: "Бум, бум, бум". Потом она выпрямилась, раскрасневшись, поправила прическу и продолжила:
  - Нет, я, безусловно, по-своему уважаю современные дискотечные веяния, но все-таки настаиваю, чтобы вы не забывали и о старой доброй школе. Для вас, надеюсь, не секрет, что ваши далекие предшественники - кадеты восемнадцатого и девятнадцатого веков практически в совершенстве владели этим искусством, и любая девушка почла бы за честь танцевать с ними.
  Сухомлин пробормотал:
  - Ну да, и где они теперь?
  Полина обернулась на голос.
  - Теперь, суворовец Сухомлин, настала ваша очередь не посрамить звание кадета. Сейчас я покажу, с вашей, друзья мои, помощью, разницу между "бум, бум" и танцем.
  Она осмотрела класс и обратилась к Максу:
  - Суворовец Макаров, вы не составите мне пару?
  Почувствовав, что краснеет, Макс кивнул. Он одернул форму и вышел к Полине. Та мягко положила руку Макса себе на талию, а свою запрокинула ему на плечо. Полина была почти на полголовы ниже. Она стояла так близко, что Макс мог почувствовать запах ее шампуня и легкий, едва уловимый аромат духов.
  - Готов? - спросила она, глядя снизу вверх, - Давай на счет "три".
  И они полетели. Во всяком случае, Максу казалось, что летит. Прикосновение к мягкому изгибу ее спины, тепло которой он чувствовал даже сквозь платье, заставило Макарова забыть и то, где они сейчас находятся, и то, что на них в данный момент сосредоточенно пялятся десятки пар глаз. Для Макса существовала только эта минута. Он, Полина, запах ее волос и бешенное биение собственного сердца.
  Когда все закончилось и Полина отпустила его, Макс на секунду закрыл глаза, а потом, не глядя ни на кого, прошел на свое место. Теперь он точно знал, что ему делать.
  Как Максим и предполагал, Степу он нашел в буфете. Плюхнувшись напротив, Макс пристально оглядел переставшего жевать от удивления Перепечко. Удовлетворившись произведенным впечатлением, он отломил кусок от Степиного пирожного, запихнул его себе в рот и произнес:
  - Все, ниндзя, кончай лопать. Мы идем на дело.
  Перепечко спешно проглотил то, что успел прожевать, и переспросил:
  - На дело? Опять в кино, что ли?
  Макс отрицательно помотал головой:
  - Все гораздо серьезнее.
  Перепечко даже не успел испугаться: уже в следующую минуту он покорно плелся за Максом, который все объяснял ему на ходу. Дойдя до преподавательской, ребята переглянулись. За дверью раздавались голоса. Подбодрив Перепечко тем, что выразительно пихнул его в бок, Макс постучал, и они вошли.
  В кабинете мирно беседовали химик и Палочка. За их спинами располагался шкаф, в котором за стеклом лежали классные журналы. Вот эти-то журналы и были нужны приятелям.
  Макс откашлялся.
  - Меня просили передать, что у вашей машины, - он неопределенно мотнул головой, так, что каждый из преподавателей мог принять это на свой счет, - колесо спустило.
  Оба, не сговариваясь, опрометью бросились к окну. Почти синхронно с ними к шкафу просеменил Перепечко.
  Взволнованный химик оттолкнул литератора, почти запрыгнул на подоконник и, высунувшись по пояс в окно, обеспокоенно спросил:
  - Какая машина, зеленая, да?
  Краем глаза наблюдая, как Перепечко со скрипом открывает шкаф, Макс закашлялся.
  - Нет, темно-вишневая.
  Печка открыл шкаф и начал судорожно рыться в журналах.
  - Или темно-красная, - засомневался Макаров.
  При этой фразе подпрыгнул Палочка. И, лихо отпихнув химика, устремил суетливо бегающий взгляд на улицу. Химик же, обиженно потирая живот, который задел острый локоть Палочки, хотел было отойти от окна, но туту Макс завопил:
  - Вон она! Крайняя левая.
  Химик метнулся обратно. Улучив момент, Макаров обернулся. Печка, страшно довольный, отходил к двери. Макс расслабился.
  Тем временем битва возле окна продолжалась. Палочка, поправив очки, пытался определить, что, по мнению суворовца, означает "крайняя левая".
  - Макаров, объясните наконец: крайняя левая в общем ряду или же совсем крайняя?
  - Совсем крайняя, - успокоил преподавателя Макс.
  Раздался дружный вздох облегчения.
  - Ну, тогда точно не наша.
  Выйдя из учительской, Макс вопросительно посмотрел на Печку. Тот в ответ успокоительно поднял руку. А потом решился задать давно мучавший его вопрос:
  - Только одного я, Макс, не понимаю. Что ты с этим номером делать собираешься?
  Тот загадочно улыбнулся:
  - Эх, Печка, мал ты еще! По номеру телефона проще простого адрес выяснить.
  Степа понимающе кивнул, хотя, по правде сказать, ничего не понял.
  Быстро выучив домашний номер Полины наизусть, Макс с нетерпением ждал, когда наконец сможет пробить по компу ее адрес. Понятно, что разговаривать в училище бессмысленно. Полина никогда, даже если Макс ей и нравится, не признается в этом. Значит, он все правильно придумал. Надо только немного подождать, и тогда, быть может, все изменится.
  
  5.
  
  Но макс не выдержал. Вечером ему захотелось еще раз услышать голос Полины. В последнее время Макаров часто набирал номер мобильника Полины и молчал в трубку. Та сердилась и моментально отрубалась. При чем сердилась она все больше, даже пару раз обозвала его "маньяком". Однако Макса не так-то просто было остановить.
  Примостившись под лестницей, он приложил трубку к уху и приготовился слушать. Сосредоточив все внимание на телефоне, Макс не заметил, как из-за угла вынырнул прапорщик Кантемиров.
  Ну, зато он-то Макарова заприметил сразу. Вид суворовца, в три погибели согнувшегося под лестницей, немедленно навел Философа на определенные мысли. "Курит, мерзавец, - решил Кантемиров, - Прямо в здании! Совсем обнаглели!"
  Чтобы поймать нарушителя на месте преступления, он на цыпочках подошел к нему. Макс по-прежнему ничего не замечал. И в тот момент, когда на том конце наконец ответили, чья-то рука тяжело легла на его плечо. Макс испуганно оглянулся, все еще крепко сжимая аппарат в руке. Кантемиров, не увидев сигареты, даже расстроился поначалу, подумав, что стареет и теряет сноровку. Однако в следующий момент на глаза ему попался телефон. Прапорщик моментально принял стойку.
  - Суворовец Макаров, ты разве не знаешь, что использование мобильных телефонов на территории училища запрещено? Или как?
  Макс не нашелся, что сказать. Из трубки раздавалось сердитое "алле" Полины. Услышав это, Философ, вопросительно подняв брови, полюбопытствовал:
  - Неужели не хочешь ответить?
  Все еще растерянно озираясь, Макс молчал. Эх, не догадался сразу на "отбой" нажать. Ну что ж, сам виноват. Одним резким движением Кантемиров выхватил телефон у него из рук, и не успел парень и слова сказать, как прапорщик приставил трубку к уху и ответил сам, иронично посматривая на испуганное лицо суворовца:
  - Алло, прапорщик Кантемиров слушает.
  Неизвестно, что ожидал услышать Кантемиров, но уж точно не то, что услышал. Узнав наконец имя своего тайного поклонника, Полина сперва опешила, но довольно быстро взяла себя в руки. Холодно и сдержанно она высказала прапорщику все, что думает о нем и о его дурацких шутках. И настоятельно попросила впредь ее больше не беспокоить. А затем со спокойной душой отключилась.
  Кантемиров так и остался стоять с вытаращенными глазами и телефоном в руке. По виду прапорщика Макс догадался, что его сейчас будут бить. И больно. Хотя, с другой стороны, кто просил Философа вмешиваться в его личные переговоры? Макс уже собирался было занять оборонительную позицию, когда Кантемиров выключил телефон, прекратив таким образом особенно громкое в тишине пиканье, и задумчиво повертел мобильник в руках.
  - Неужели та, на кого я подумал? - тихо поинтересовался он, смотря то на аппарат, то на Макарова, - Наша общая знакомая?
  Мгновенно оценив ситуацию, Макс понял, что в этой игре шансов у него нет. Счет разгромный. Поэтому он обреченно кивнул. Но не забыл при этом придать себе вид кающегося грешника. Что-то вроде "не кидайте в меня камни".
  - Значит так, Ромео, - медленно проговорил прапорщик, равнодушно игнорируя то, что перед ним стояло само воплощение скорби. Такой выход пропал! - Завтра мы с тобой пойдем к Полине Сергеевне отмывать мое честное имя.
  Тут Макс уже не на шутку испугался.
  - Товарищ прапорщик, пожалуйста, - он умоляюще сложил руки на груди, - Не выдавайте!
  Кантемиров почесал за ухом трубкой, которую все еще держал в руках.
  - А как же мое честное имя? - "С другой стороны, не выдавать же парня? Молодость, - хмыкнул прапорщик про себя, - Тоже мне, невесту нашел!"
  Не зная, что и ответить, Макс повторил, не спуская молящих глаз с Философа:
  - Ну, товарищ прапорщик...
  - Хорошо, - решительно сказал Кантемиров, - Но телефон останется у меня. Суворовцу иметь мобильную связь не положено, - и добавил: -Будет очень надо - придешь, я тебе его на время дам.
  Макс радостно кивнул. В этот момент он испытывал неподдельную любовь к прапорщику Кантемирову.
  
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Ротмистров пытается выяснить, кто кинул бомбочку в машину помощника прокурора. Леваков навещает мать в больнице, они тепло общаются и от врача он узнает, что матери нужна срочная дорогостоящая операция. Леваков решает обратиться за помощью к соседу своей бабушки, который занимается весьма темными делами.
  
  Глава одиннадцатая.
  
  3.
  
  ... Майор Василюк после истории с помощником прокурора (виновных, кстати, тогда так и не обнаружили) теперь неотрывно следил за своими суворовцами и не оставлял их одних уже практически ни на минуту. Говорили, что он получил хорошую выволочку у Ноздрева, но дело решилось миром. Кадеты временно затаились.
  Случилось, правда, одно странное происшествие, которое потом еще какое-то время обсуждали в спальне после отбоя. Но обсуждали тихо, чтобы не услышал Макс Макаров.
  А случилось вот что. Необъяснимым образом на столе преподавателя эстетики Полины Ольховской появился огромный букет китайских роз. Причем появился он непосредственно перед началом урока у третьего взвода. Китайские розы на языке цветов, как объяснила им потом Полина Сергеевна, означают сдержанное восхищение красотой избранницы. Ей, как она сказала, конечно, льстит подобное внимание, но все-таки хотелось бы выяснить, кому она этим вниманием обязана.
  Но так этот неизвестный и признался! Хотя букет, по общему мнению, был очень даже ничего. Правда, всех удивляло, почему его подарили Этикетке, которой двадцать лет в обед! Прозвище Полины кадеты произносили, предварительно убедившись, что рядом нет Макарова. Все помнили, как он разозлился на Авдеева. Макаров был главным подозреваемым. Однако и он, когда Полина Сергеевна прямо спросила парня, не знает ли тот, откуда взялись цветы, заверил ее в своей непричастности к этому. А Перепечко, который, возможно, и мог пролить свет на загадочные события, благоразумно помалкивал.
  Но суворовцы все равно косились на Макса и перешептывались за его спиной. Его поведение в последнее время изменилось до неузнаваемости. Дело в том, что Макаров вдруг начал сам вызываться в наряды, не успевал Философ в шутку, по своему обыкновению, спросить, есть ли желающие. Первое время все думали, что У Макарова, как всегда, есть в запасе какой-то хитроумный план. И надеялись, что вскоре все откроется. Но время шло, и кадеты убедились, что если Макс что-то и задумал, то он решил сохранить все в тайне. Парень добросовестно драил полы и туалеты, дежурил на кухне и отстаивал наряды по ночам. Кантемиров при этом ничего удивительного в поведении Макарова не находил и никак его рвение не комментировал, что тоже вызывало определенные подозрения.
  Догадываясь, что является предметом кривотолков, Макс упорно молчал. Прапорщик сдержал слово и не выдал его Полине. Хотя жизнь Кантемирова после того случая заметно усложнилась. Скрыть что бы то ни было в училище было практически невозможно. И вскоре каким-то невероятным образом до офицеров дошли слухи о похождениях Философа на любовном фронте. Над прапорщиком стали подшучивать, а Полина Сергеевна избегала попадаться ему на глаза. Но Кантемиров стойко сносил выпавшее ему испытание и только время от времени с досадой поглядывал на Макарова. А что Макаров? Макс все прекрасно понимал и мужественно драил туалеты, а также внепланово и кабинет Кантемирова, даже когда тот его об этом не просил. У Макса был свой собственный личный кодекс чести. И нарушить его он не мог.
  
  4.
  
  Илья Синицын по своему собственному кодексу чести продолжает войну с майором Мурашко за место в Суворовском училище.
  
  5.
  
  На выходных Ксюша застает Илью за очередным "зарабатыванием" денег, и Илье приходится ей все рассказать. Ксюша предлагает свою помощь.
  
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава двенадцатая.
  
  1.
  
  Сосед Ромка предлагает Левакову зарабатывать деньги у него. Андрею эта идея страшно не нравится, но состояние матери ухудшается, и выхода у него нет. Он просит время подумать. С верхней площадки их разговор случайно подслушивает бабушка Левакова, и понимает, что Андрей (сын ее погибшего сына, в смерти которого она винила Нину Левакову) попал в беду.
  
  2.
  
  Синицыну становится не так тяжко переживать свои неприятности при активной (и не только моральной) поддержке Ксюши. Теперь он замечает состояние своего друга Левакова, и понимает, что у него тоже проблемы. Но Леваков молчит, все еще думая, принимать ли предложение Ромки.
  
  3.
  
  Следующий день принес неприятные новости. Вернее, новости принес не день, а Трофимов.
  После завтрака он понуро подошел к ребятам и траурным голосом заявил:
  - Всё, накрылись, пацаны, и увалы, и дискач.
  Суворовцы чуть не подпрыгнули, услышав подобное заявление. Макс нахмурился:
  - Откуда такой пессимизм, Трофим? Неужели Палочка выяснил, что Афанасия Фета вовсе не существовало на свете?
  Трофимов с трудом сдержался, чтобы не показать Макарову язык. Его теперь только ленивый Палочкой не подкалывал.
  - Смейся, паяц! Первый взвод, между прочим, по химии пятнадцать двоек схлопотал. Информация получена из достоверных источников.
  Суворовцы приуныли. Завтра писать контрольную предстояло им. Одна надежда - на шпаргалки, но надежда слабая. Похоже, ничего не доставляло их преподавателям такого удовольствия, как поиск и обнаружение шпор. Можно подумать, будто им во время контрольной заняться нечем!
  Но Трофимов, видимо, знал, что в былые времена вестников, приносящих плохие новости, убивали на месте, и не захотел повторять их трагическую судьбу. Вдоволь насладившись печалью и тоской на лицах однокурсников, он неожиданно просиял:
  - А теперь - хорошие известия! Завтра у химика день рождения.
  Макс невесело усмехнулся:
  - Вот и замечательно - сможем принести цветы на свои похороны на законных основаниях.
  Махнув рукой, Трофимов согласился:
  - Цветы тоже можно. Но цветы не по моей части, - он не упустил случая отомстить Макарову за Палочку, - А вот подготовку праздничного концерта организовать берусь.
  Суворовцы недоуменно вытаращились на него. Оказалось, что у Трофимова был целый план...
  
  [Празднование дня рождения химика, точно такое же как в сериале, и теми же стихами, заканчивается тем, что Философ появляется во время самоподготовки, когда ребята празднуют победу, просит их также поздравить его на его день рождения, и... приглашает все еще растроганного Виталия Петровича для проведения сорванной контрольной].
  
  4.
  
  Илья звонит Ксюше, и та говорит ему, что видела в городе его отца. Илья удивлен - майор ВДВ Сергей Синицын сейчас должен быть на учениях.
  
  5.
  
  Драма, разыгравшаяся в благополучной доселе семье Синицыных.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  Глава тринадцатая.
  
  1.
  
  [Перепечко снится длинный кошмар про деревню, любимую собаку и жизнь в землянках. Причиной такого странного сна стала ниточка с узелками, аккуратно протянутая Сухим и Трофимом под его простыней...]
  
  ... Весь следующий день Степка клевал носом. Ему делали замечание, он вяло просыпался и через какое-то время начинал дремать снова. Не помогало ничего. Даже Палочка встревожился и предложил Перепечко сходить в медсанчасть.
  - Вы понимаете, - оправдывался потом Степа в казарме, - меня словно всю ночь колошматили. Как будто бревном лупили.
  - Представляю новую сказку - "Печка на горошине", - заливался Трофимов.
  Все засмеялись, а Перепечко только широко зевнул и добавил:
  - А тут еще метро это...
  - Метро? - заинтересовался Макс, - Что еще за метро такое?
  - Понимаете, - принялся объяснять Перепечко, - мне приснилось, что у нас в деревне метро строить начали. И прямо под нашим домом.
  Кадеты, не сговариваясь, прыснули.
  - Ну, тогда все понятно, - кивнул Макс, - Мы тут на Печку наезжаем, а он, оказывается, не спал, он индустриализацией деревни занимался.
  Они еще смеялись, когда в казарму вошли двое суворовцев из роты на курс старше их. В руках они несли чей-то портрет. Не обращая внимания на "сосов", они подошли к стене и опустили портрет на пол так, что третьему взводу было не видно, кто на портрете изображен.
  - Что это еще такое? - прошептал Сухомлин, обращаясь к Максу.
  Тот пожал плечами. Что ему, докладывают, что ли?
  Тем временем старшекурсники выбрали место, и один начал вбивать гвоздь, а второй, отойдя к кроватям, следил за его работой. Когда первый закончил, второй поднял портрет и бережно повесил его на стену. Отошел, убедился, что портрет висит ровно, кивнул своему товарищу, и оба, прихватив инструменты, вышли из казармы.
  Кадеты мигом подлетели к портрету. На них смотрел лопоухий конопатый парнишка. Когда фотограф нажимал на кнопку, лопоухий явно хотел улыбнуться, но не успел и так и застыл на снимке с чуть приподнятыми уголками по-детски пухлых губ.
  Трофимов пожал плечами:
  - А чего это его здесь вывесили?
  Сухомлин высказал предположение:
  - Может, отличник? Смотрите, мол, будете хорошо учиться - станете, как я!
  Суворовцы хихикнули:
  - Тогда я лучше в ПТУ пойду, - честно признался Петрович, - Вон как у этого додика уши отвисли! Он за них, наверное, шпоры прятал.
  Сзади раздалось задумчивое "кхм". Суворовцы оглянулись и тут же встали по стойке "смирно". В казарму незамеченный вошел прапорщик Кантемиров. Он печально посмотрел на портрет, а потом перевел взгляд на ребят.
  - Этот додик, между прочим, Герой России. Посмертно...
  Ребятам стало не по себе. Они снова, совсем по-другому, посмотрели на лопоухого парня, которого, оказывается, уже не было в живых. Поверить невозможно! Такой смешной, совсем еще молодой, и нет в живых. Кадеты молчали.
  - Погиб месяц назад под Гудермесом, - продолжал, думая о чем-то своем, прапорщик, - Помню, его мать чуть ли не каждый день прибегала с гостинцами и всё дежурных уламывала, чтобы сыну передали. А он стеснялся. Тихий был, вроде вон, Гришина, - прапорщик кивнул на покрасневшего моментом кадета, - А спал, - Кантемиров оглянулся и, подойдя к кровати Перепечко, быстро провел по ней рукой, - вот здесь спал. Его, кстати, все лопоухим дразнили, - он помолчал, - Всего семь лет назад училище закончил.
  Макс не выдержал и вышел вперед. Остальные поняли, что он хочет сделать, и были в душе согласны с Макаровым.
  - Товарищ прапорщик, разрешите обратиться?
  Кантемиров посмотрел на вице-сержанта.
  - Простите нас, - глухо попросил Макс.
  Прапорщик еще раз осмотрел взвод, кивнул и хотел было выйти, но тут вспомнил что-то и задержался:
  - Я, собственно, зачем пришел. Синицын, там к тебе пришли. Только быстро. До обеда осталось двадцать минут.
  
  2.
  
  История любви Ксюши и Синицына.
  Ксюша и Илья обмениваются новостями, и она заверяет Илью, что они со всем справятся.
  
  
  3.
  
  Андрей снова навещает мать в больнице. Он все еще мучительно думает, красть ли ему деньги для Ромки, чтобы потом получить свою долю на операцию для матери или нет. Ведь это спасет ей жизнь. А с другой стороны - преступление оно всегда преступление.
  Возвращаясь из увольнения, на КПП Леваков обнаруживает подменяющего дежурного Сырникова. Тот нарочно затягивает время и Андрею не отмечают увольнительную. Его должны отчислить за очередное опоздание.
  Под навалившимися на него бедами Андрей чуть не плачет, но вовремя сдерживается.
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  Глава четырнадцатая.
  
  1.
  
  Андрей Леваков понуро плетется в кабинет к командиру, ожидая самого худшего. По дороге он вспоминает, как один раз в интернате его сильно избили пацаны из организовавшейся там шайки. Он очнулся в больничной палате, связанный (чтобы случайно сам не дотронулся до разбитого в мясо лица; но он-то этого не знал, и думал, что его связали те парни, чтобы потом добить). Вспоминает, как санитарка приходила кормить его и рассказывала ему истории.
  Но Василюк сам рассказывает ему про его больную мать, и упрекает, что Андрей ему об этом не рассказал. Суворовец Леваков снова прощен и оставлен в училище.
  Илья Синицын хочет ему помочь. Но Леваков с отчаянным упорством не желает делиться с ним своими проблемами. Оба друга этим расстроены.
  
  2.
  
  Жаркий спор между суворовцами и преподавателем истории Михал Михалычем по прозвищу "Мих Мих" на уроке по поводу декабрьского восстания 1825 года. И снова - практичный Сухомлин против идеалиста-Синицына. Преподаватель в восторге, а Андрей Леваков делает для себя определенные выводы. Он добудет деньги для матери, пусть даже безобразным способом, а потом ответит за это, так же, как декабристы.
  
  3.
  
  Сергей Синицын в отчаянии пытается забрать сына из Суворовского училища. Но Илья оказывает решительное сопротивление. Не смея ему рассказать об измене матери, майор Синицын сдается.
  
  4.
  
  Бабушка приносит Левакову на КПП деньги на операцию для Нины и просит у него прощение за то, что сдала его в интернат. Андрей вначале сопротивляется, но бабушка говорит, что хочет таким образом искупить перед ними свою вину. А он должен пообещать ей, что ни в коем случае не свяжется с ее соседом Ромкой. Обрадованный донельзя отпадающей необходимостью красть, Андрей обещает бабушке, что не свяжется с Ромкой. Он принимает деньги, и говорит, что потом все отдаст. Довольная бабушка быстро уходит, боясь, что он передумает.
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  Глава пятнадцатая.
  
  1.
  
  [Ночью Сухомлин и Трофимов, окрыленные успехом с Перепечко, протягивают ниточку уже под несколькими кроватями суворовцев. Те начинают смешно подскакивать во сне. Насладившись зрелищем, друзья вынимают нитку и довольные проделкой, засыпают... ]
  
  ... Услышав мирное похрюкивание злоумышленников, Макс Макаров сел. Его кровать попала в зону их действий. Однако он не спал, а, закрыв глаза, думал о Полине и о том, что скажет ей, когда неожиданно появится на пороге ее квартиры. Вернее, он представлял, что скажет Полина.
  Когда Сухомлин с Трофимовым неслышно, как они думали, приступили к реализации своего плана, Макс одним из первых почувствовал дискомфорт. Но решил не выдавать себя. Он тут же разработал план ответного удара.
  Легко спрыгнув с кровати, Макс присел около Перепечко, одной рукой зажав ему нос, а другой прикрыв рот. Степа дрыгнулся и проснулся. Заорать он не смог - Макс крепко его держал. Бешено вращая глазами, Печка увидел, кто на него напал, и заметно успокоился. Только тогда Макс ослабил хватку.
  - Вставай, - прошептал он.
  - Зачем? - так же тихо спросил Степа.
  - Мстить будем, - сдергивая одеяло с Перепечко, ответил Макс.
  Тот поежился от холода, но встал.
  - Кому мстить-то? И за что? - спросил он, позевывая.
  Макс нетерпеливо махнул рукой:
  - Я тебе потом объясню. Значит, так, - вручая Перепечко тюбик с пастой, распорядился Макс, - Ты берешь на себя Трофима, а я Сухого. Когда рожу ему намажешь, не забудь перышком под носом пощекотать.
  - А это зачем? - удивился Перепечко.
  Макс загадочно ухмыльнулся:
  - Увидишь.
  Степа почесал затылок и поплелся к Трофимову. Тот, не подозревая ни о чем, невольно облегчил Печке задачу. Парень лежал на спине и чему-то радостно улыбался во сне. Вздохнув, Степа как можно выше поднял тюбик над лицом Трофимова и выдавил пасту. Внушительный кусок ее мягко приземлился на щеку, после чего Перепечко, как велел ему Макс, выдернул из подушки перо и поводил им под носом у спящего. Трофимов поморщился и поднял руку, так что Печка от неожиданности чуть не подпрыгнул. Но Трофим не поймал его, а только недовольно провел ладонью по лицу, самостоятельно размазывая пасту.
  Перепечко улыбнулся и подумал: "Ну Макс, во дает!"...
  
  [Утром Философ и смеющиеся кадеты видят разрисованный "спецназ" в лице Трофимова и Сухомлина. Художники скромно молчат, и весь взвод получает дополнительных десять кругов вокруг стадиона. Кантемиров обнаруживает у Андрея крупную сумму денег. Андрею приходится признаться командирам во всем. Офицеры решают помочь. ]
  
  2.
  [Синицын в очередной раз пытается безуспешно вызвать друга на откровенный разговор. Наконец, Леваков сдается. Илья отдает ему все свои деньги, заработанные с таким трудом для майора Мурашко. Вскоре информация о беде Левакова облетела все училище и к нему стали подходить другие суворовцы, молча отдавая деньги на операцию. Андрей смущался, был крайне растроган, но ребята вели себя очень тактично, и после проведенной дополнительной беседы с Василюком, он без возражений принимал помощь. Все деньги он отдавал на хранение Василюку в сейф... ]
  
  ... Майор подсчитал, что за полдня они сумели собрать больше десяти тысяч рублей. А ведь знали о происходящем еще далеко не все.
  
  3.
  
  Например, ни о чем, как ни странно, не подозревал Макс. Он нервно слонялся по коридору в надежде выловить Полину. Дело в том, что Макаров решил восстановить доброе имя прапорщика Кантемирова.
  Не то чтобы Полина Сергеевна особенно злилась на Философа. Кажется, она даже приняла решение замять эту историю. Однако Максу неоднократно приходилось слышать, как кто-нибудь из офицеров (а чаще остальных - майор Василюк) отпускал, как будто в сторону, невинное на первый взгляд замечание, от которого Кантемиров, однако, покрывался багровым румянцем. И только Макс знал почему.
  Наконец он понял, что дальше так продолжаться не может. Однако в планы Макарова не входило выдавать себя. И Макс решил положиться на волю случая. Ему казалось, что он сумеет уболтать Полину и отвлечь ее от основного - от истинного имени телефонного маньяка.
  Полина вышла из преподавательской, закрыла за собой дверь и направилась в ту сторону, где сидел Макс.
  Внутренне сжавшись, он встал и двинулся ей наперерез. Но преподавательница была так увлечена своими мыслями, что даже не сразу его заметила. Тогда, чтобы избежать столкновения, Макс позвал:
  - Полина Сергеевна...
  Та растерянно подняла голову и только в этот момент увидела, что едва не наступила на своего ученика.
  - А, Макаров... Вы что-то хотели? - Полина единственная во всем училище обращалась к суворовцам на "вы".
  Макс кивнул:
  - Да. Полина Сергеевна, я хотел вам признаться... - и тут же добавил, испугавшись, что это прозвучало двусмысленно: - Это насчет вашего телефона...
  - Моего телефона? - не поняла Полина.
  И тут Макса осенило. Ну конечно! Он скажет, что дал прапорщику Кантемирову номер мобильного Полины, выдав его якобы за свой. Конечно, в этой версии есть множество несостыковок, но Полина на них, может, и внимания не обратит. Естественно, она поймет, что макс каким-то образом узнал ее телефон, но и здесь можно будет как-нибудь вывернуться.
  Он уже было открыл рот, чтобы выложить Полине эту информацию, но та вдруг неожиданно заинтересованно посмотрела на мальчика:
  - Макаров, а вы ведь из третьего взвода?
  - Из третьего, - подтвердил Макс.
  Он почувствовал себя так, словно его притормозили на полном ходу.
  А Полина почему-то обрадовалась:
  - Ой, это же замечательно!
  Макс нахмурился. Раньше она в этом факте ничего замечательного не находила.
  - Я сейчас очень тороплюсь, однако хотела найти вашего мальчика - того, которому деньги нужны. А тут вы, Максим, - она назвала его по имени, - Будьте добры, передайте, пожалуйста, Левакову.
  Полина порылась в сумочке, достала кошелек и извлекла оттуда заранее приготовленные пятьсот рублей.
  Макс ошарашенно смотрел на купюру.
  - А зачем это Левакову? - только и сумел выговорить он.
  Теперь настал черед Полины удивляться:
  - Как, неужели вы не знаете? Его матери срочно нужна операция. Наши, - она говорила о преподавателях, - уже почти все скинулись. А это от меня.
  Максим попятился. Чего же Леваков молчал? Вот дурья башка! Макаров сразу забыл, что собирался сказать Полине, и теперь, грызя ноготь, напряженно думал. Ну конечно, отец! Он точно поможет.
  - А в какой больнице его мать, вы не знаете? - спросил Макс Полину, которая все это время держала деньги в руках и с удивлением на него смотрела.
  - Да нет, откуда?
  Ничего, это мы быстро выясним. Столько времени зря потеряли! Макс развернулся и почти бегом бросился на поиски Кантемирова.
  - Макаров! - окликнул его сзади голос Полины, - А как же деньги?
  Макс развел руками:
  - Простите, мне в другую сторону.
  - Но, Макаров, - снова позвала его Полина, - ты вообще зачем меня ждал?
  - Все потом, - сказал Макс и скрылся за углом.
  Кантемирова он нашел в столовой. Прапорщику не нужно было долго объяснять. Вскоре Макс уже звонил отцу. А еще спустя какое-то время он, с увольнительной в кармане, мчался в ту сторону, где размещалась администрация города.
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  Глава шестнадцатая.
  
  1.
  
  О майоре Ротмистрове, его проблемах с сыном Алексеем, а также о его бывшей и теперешней женах.
  Ротмистров без энтузиазма выделяет в начале двести, а потом триста рублей на помощь Левакову и простит сына ему передать.
  
  2.
  Сырников без энтузиазма пытается сделать это, но "переусердствует" в оскорблениях Андрея и после злобной перепалки тот отказывается их брать.
  
  3.
  
  В то время как Сырников пытался таким образом вручить Левакову деньги, Макс Макаров подходил к зданию городской администрации... Максиму не часто приходилось бывать здесь и до поступления в Суворовское училище, а уж кадетом он входил сюда и вовсе впервые.
  Раньше отец не любил, когда Макс его навещал. Хотя слово "навещал" тут, пожалуй, не совсем уместно. Макс приходил к отцу лишь в том случае, если ему было что-то нужно. Макаров-старший, прекрасно это осознавая, злился, говорил, что сын отнимает у него слишком много драгоценного времени, а поэтому, дабы поскорее избавиться от Макса, быстро соглашался выполнить любую его просьбу.
  Забавно, подумал Максим, а ведь и сейчас я тоже к папочке не бескорыстно пришел. Он ухмыльнулся: как-то тот его примет?
  В приемной отца сидела знакомая Максу секретарша Светлана. Всегда ухоженная, пахнущая лаком и духами, с безупречно длинными ногтями, обычно самых ярких цветов, она осторожно, словно боясь, касалась клавиатуры компьютера, следя за тем, чтобы не испортить маникюр.
  Услышав, что в приемную кто-то вошел, Светлана подняла голову. На лице у нее привычно застыла ослепительная дежурная улыбка. Но когда секретарша узнала визитера, дежурная улыбка сменилась искренней.
  - Максимчик! - воскликнула она, выбегая из-за стола и против воли целуя парня едва ли не в губы, - Какой ты красавец стал! А форма, между прочим, - Светлана кокетливо улыбнулась, слегка опустив ресницы, - тебе очень идет. Ну просто очень.
  Максим поздоровался с ней и спросил, у себя ли отец.
  - Да, только у него посетитель, - предупредила секретарша.
  Рассудив, что времени у него совсем мало, Макс под протестующие возгласы Светланы вошел в кабинет.
  Макаров-старший сидел в очень высоком кресле, положив перед собой руки на стол и сцепив пальцы в замок. Над его головой висел огромный портрет президента, а на столе вполоборота, так, чтобы непременно видели посетители, стояли фотографии Макса и его матери.
  Отец действительно был не один, однако, заметив Макса, он неожиданно расплылся в улыбке и даже привстал.
  - А это мой сын, Максим, - сказал отец так, как будто все это время ждал его прихода, - Суворовец.
  Посетитель оглянулся, посмотрел на парня и заулыбался.
  - Отпустили, значит? Или сбежал? - не меняя интонации, спросил отец, хитро прищурившись, - Ну, шучу-шучу, - услышав это, посетитель засмеялся противным тонким голосом.
  - Папа, - начал было Макс, но Макаров-старший быстро его прервал:
  - Подожди, сынок, в приемной, мы тут пока с дядей закончим.
  Тут уж Макс, при всем желании, сдержаться не смог:
  - Хорошо, папочка, я пока попрошу тетю Свету, чтобы она сводила меня пи-пи.
  Лицо у посетителя вытянулось. Было видно, что он абсолютно растерян и не знает, как реагировать на выходку Макарова-младшего. А отец только неодобрительно покачал головой.
  Макс вышел в приемную и пристроился на стуле недалеко от Светланы. Вполуха слушая ее болтовню, мальчик нетерпеливо посматривал на часы. Ну скоро папа там? У него через два часа увольнительная заканчивается.
  Увольнительную Максу выдал лично начальник училища. Ему кадет Макаров клятвенно пообещал не опаздывать. А свое слово Макс ценил.
  Наконец посетитель вышел от отца и, еще раз с подозрением оглядев Макса, покинул приемную.
  Макаров-старший сидел за столом. На этот раз при виде сына он не встал.
  - А ты, Максим, я вижу, не меняешься?
  - Ошибаешься, пап, - ответил сын, присаживаясь напротив.
  Отец недоверчиво хмыкнул и на всякий случай уточнил:
  - А ты точно не сбежал?
  Макс поспешил его успокоить:
  - Нет, мне лично генерал-майор Матвеев - думаю, это имя тебе знакомо, - распорядился увольнительную дать.
  Петр Макаров сделал вид, что не заметил поддевки сына.
  - Узнаю - наша порода! Уже и с генералом на короткой ноге, - он помялся, как будто не знал, что еще сказать, и, может, поэтому спросил: - Ты на меня еще сердишься? Ну, за то, что я тебя в Суворовское сдал?
  Макс хмыкнул:
  - Спасибо, что не в детский дом, - а затем добавил: - А если серьезно, я тебе даже благодарен. Умею ходить теперь не хуже любой породистой лошади.
  Макс встал и прошелся перед отцом строевым шагом.
  Тот засмеялся:
  - У тебя одни шуточки на уме.
  Макс посерьезнел:
  - А вот и нет. Я к тебе по делу.
  - А я все гадал, когда ты это скажешь! - почти с радостью воскликнул отец, - Выкладывай, что опять натворил? Только если дело касается трупов - это к матери, - неуклюже попытался пошутить он.
  Макс укоризненно посмотрел на отца и рассказал, что матери его сокурсника необходимо сделать операцию.
  - Но операция эта какая-то дорогая, что ли, - неопределенно добавил Макс, не знавший подробностей, - Короче, нужна помощь.
  Макаров-старший удивился:
  - И всего-то? Прямо сейчас все и устроим.
  Сын сперва даже не поверил:
  - Ты серьезно?
  Отец прижал ладонь к груди:
  - Слово Макарова. Послезавтра она уже будет лежать на операционном столе.
  Макс встал.
  - Тогда я пошел, а то у меня увольнительная скоро закончится, - но перед тем как выйти, он подошел к отцу и неловко его обнял: - Спасибо.
  Некоторое время отец задумчиво смотрел ему вслед, а затем, стряхнув с себя оцепенение, вернулся к работе.
  А Максу, едва он вышел в приемную, пришла в голову совершенно замечательная идея.
  - Света, - обратился он к секретарше, - скажи, а ты можешь по телефону пробить адрес?
  Та небрежно пожала плечами:
  - Проще простого. Ты номер помнишь?
  Уж что-то, а домашний номер Полины Ольховской Макс помнил прекрасно... "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  
  
  Глава шестнадцатая.
  
  (Продолжение)
  
  4.
  
  Не прошло и десяти минут, как он вышел из здания городской администрации, имея в кармане адрес Полины. Макс решил навестить ее, не дожидаясь выходных, и продолжить прерванный разговор. В запасе у него было еще целых сорок минут, а Полина, как оказалось, жила совсем недалеко.
  Макс задержался около цветочного киоска на углу ее дома, выбрал небольшой, чтобы не шокировать девушку прямо с порога, букет роз и, пытаясь справиться с волнением, свернул во двор.
  Около подъезда, где, по предположению Макса, находилась квартира Полины, сидели и мирно беседовали три старушки. В песочнице ползали, пачкаясь, пока не видят мамы, детишки лет двух-трех.
  Макс, заложив букет под мышку, опустился на качели и начал тихонько раскачиваться. Может, он зря все это сейчас затеял? Ну что он успеет сказать Полине? Только ответит на ее удивленные вопросы, а там у него и время все выйдет.
  Гораздо разумнее не гнать лошадей, а спокойно подготовиться к встрече. Лучше он придет к ней, как и предполагал, в субботу. Полина угостит его чаем (в случае чего сам напросится), и за чаем они уже спокойно обо всем поговорят. Придется Кантемирову еще пару дней походить в женихах. Ничего, зато потом Полина, наверное, у него еще и прощения попросит.
  Приняв решение, Макс неожиданно почувствовал облегчение. Даже самому себе он побоялся признаться, что попросту струсил.
  Резво спрыгнув с качелей, Макс, все еще сжимая ненужный букет под мышкой, двинулся было обратно, как вдруг что-то привлекло его внимание.
  Этим "что-то" была черная "ауди", притормозившая около Полининого подъезда. Макс сам потом не понял, почему тогда остановился. Не иначе - интуиция.
  Автомобиль тем временем заглох, а дверь водителя открылась. Наружу вышел мужчина - пожилой, лет сорока пяти, в дорогом костюме, который плотно облегал его внушительных размеров живот. Зачесанные назад волосы скрывали аккуратную, почти идеально круглую залысину на затылке. Зато лицо незнакомца показалось Максу чересчур смазливым для его возраста.
  Неизвестный бойко подскочил к пассажирскому месту и предупредительно открыл дверь.
  Макс почувствовал, как ноги его вдруг сделались ватными, во рту пересохло, а сердце забилось с такой силой, что мальчику даже стало больно. Из машины вышла Полина. В руках у нее был огромный букет лилий, который не шел ни в какое сравнение с китайскими розами Макса.
  Улыбнувшись своему спутнику, Полина не сразу отняла у него руку (но в конце концов все-таки отняла!) и стала терпеливо ждать, пока тот закроет машину.
  Перед тем, как войти в подъезд, мужчина остановился, ласково, но по-хозяйски приобнял Полину и небрежно ее поцеловал. Затем дверь за ними захлопнулась.
  Макс оперся о качели, возле которых еще стоял. У него внезапно закружилась голова. Руки безвольно опустились. А предназначавшийся для Полины букет неслышно упал на землю.
  
  
  "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава семнадцатая.
  
  1.
  
  Он ее ненавидит! Как же он ее ненавидит!
  "Ах, эти персики, ах, эти ланиты! Полюбуйтесь мальчики, как играет свет! Это же восхитительно!"
  Полюбуйтесь, мальчики, как ваша расчудесная, ваша возвышенная и неземная Полина Ольховская жмыхается по подъездам со старым козлом, главное достоинство которого - шикарная машина. Смотреть на нее противно, думать о ней противно! Лучше бы она была, как все. Лучше бы носила брюки и курила в компании с физиком, как паровоз. Зачем прятать свою низкую развратную душонку за красивыми словами и скромными складками длинных юбок?
  Макс остервенело драил унитаз, даже не надев перчаток. Наряд вне очереди он получил за то, что не сдержался и откровенно нахамил командиру. Правда потом извинился. Ведь он и на самом деле был не прав. Но с тех пор, как он увидел Полину рядом с этим... с этим - Макс даже слов подобрать не мог для обозначения того типа с машиной. В общем, Макаров бесился. И бесился уже не первый день. Ребята стали обходить его стороной. В том числе и Перепечко.
  Нет, так тоже нельзя. Что ему, из-за нее теперь из училища уходить? Ну уж нет. Не дождется.
  Макс выпрямился. А может, он неправильно понял? Вдруг это ее двоюродный дядя по материнской линии? Парень усмехнулся. Так и будем называть его - дядя.
  В туалет заглянул прапорщик. Оценив работу Макса, он заметил:
  - Силен, без перчаток-то! Испачкаться не боишься?
  Макаров вытянулся по стойке "смирно":
  - Никак нет, товарищ прапорщик. Оно своих боится.
  Кантемиров хмыкнул:
  - Самокритичен, уважаю, - и махнул рукой, - Давай, Макаров, строй взвод на ужин.
  - Есть строить взвод на ужин! - заорал Макс.
  Кантемиров только головой покачал. Неужели они с Василюком ошиблись? Вообще-то, когда майор Макарова вице-сержантом назначил, Кантемиров поначалу очень против был. Но Василюк сказал: "Вот увидишь, из парня выйдет толк. Его только в нужную сторону подпихнут нужно". Через месяц прапорщик и сам стал замечать, что Макаров начал вести себя совсем по-другому. А тут: здрасьте, приехали! Опять все заново. Прапорщик призадумался. Может, у парня случилось что? Надо будет разобраться.
  Однако Макс уже и сам решил взять себя в руки. В конце концов - он Максим Макаров, а не половая тряпка. Да любой из старых друзей поднял бы его на смех! Он снова вспомнил Люсю. Нет уж, хватит, довольно эти женщины его крови попили! Вот прямо завтра же Макс начнет новую жизнь.
  Но на следующий день была эстетика, и Полина, конечно же, свела на нет все его благие намерения.
  
  2.
  
  А началось все с того, что она выбрала для урока самую что ни на есть неподходящую тему. Полина решила поговорить с кадетами о любви. Естественно, не о любви вообще, а о том, как эта тема раскрывается в шедеврах мирового искусства.
  Макс чуть не плевался. Какое лицемерие! Да что вообще Полина может знать о любви? Нет, понятно, что в институте ее хорошо подковали, но разве достаточно теоретических знаний, чтобы иметь право калечить их молодые, еще не окрепшие души?
  Внимательно следя за передвижениями преподавательницы по классу, Макс фыркал едва ли не после каждого ее слова. Причем фыркал так громко, что порой умудрялся заглушить речь Полины.
  - Любовь является основной темой в творчестве большинства художников, поэтов и писателей. Не сомневаюсь, что все вы читали хотя бы одно произведение мировой литературы, главной темой которого была именно любовь, - Полина сделала паузу и внимательно осмотрела класс, - Это был вопрос, - уточнила она.
  - "Эммануэль" считается? - с места поинтересовался Трофимов.
  Кое-кто одобрительно захихикал.
  Полина улыбнулась, как будто ожидала чего-то подобного:
  - Данное произведение раскрывает плотской, а не духовный аспект любви. Может, есть и другие варианты?
  Макс, перестав фыркать, схватил ручку и стал нервно стучать ею по столу. Полина несколько раз поворачивалась к Макарову и выразительно поднимала брови, но он принципиально ее игнорировал.
  - Неужели никто не хочет ничего сказать? - удивленно спросила Полина после продолжительной паузы. И тут заметила одну поднятую руку. Это был Леваков, - Да, суворовец?
  - Полина Сергеевна, можно мне выйти?
  - Не совсем то, что я ожидала услышать, но да, конечно.
  Пока Андрей выходил, руку неуверенно потянул Перепечко.
  - Вы хотите последовать за Леваковым? - поинтересовалась Полина.
  Степа слегка покраснел.
  - Нет, я хотел ответить.
  - Замечательно! Слушаю вас.
  - "Ромео и Джульетта", - на одном дыхании произнес Перепечко и сел на место.
  Полина одобрительно кивнула и предложила развить предложенную суворовцем тему.
  - В бессмертной трагедии Вильяма Шекспира, - начала она, - блестяще отражена тема невозможной, запретной любви. Общество и родные против юных возлюбленных, но их чувства настолько сильны... - последнюю фразу Полина выделила, произнесла едва ли не с придыханием.
  Макаров вскочил. Непонимающе глядя на него, преподавательница замолчала на полуслове. С силой бросив ручку на стол, так что та покатилась и упала на пол, Макс с вызовом предложил:
  - Давайте лучше обсудим фильм "Интердевочка".
  - Старье! - выкрикнул кто-то из суворовцев.
  Полина же просто удивилась:
  - Любопытный выбор. А можно узнать, с чем он связан?
  - Не вопрос! Кое-кто из присутствующих назвал данное произведение "старьем", но я кардинально не согласен. Я считаю, что тема, которая там раскрывается, невероятно актуальна и сегодня.
  - И чем же именно? - Полина присела, не сводя с Макса заинтересованного взгляда.
  - Дорогая валютная проститутка отдается богатым старым мужикам за большие деньги и не строит из себя при этом ангела, - Макс вложил в свой ответ столько презрения, что не сомневался: Полина поймет, на кого он намекает.
  Однако если Полина и поняла, то вида не показала. Выглядела она более чем невозмутимо.
  - Может, я что-то и упустила, но мне всегда казалось, что фильм немного о другом, - она встала, - Хорошо, Макаров, садитесь.
  Но Макс не сел.
  - Полина Сергеевна, я могу выйти? Мне в медсанчасть нужно.
  - Что-то случилось? - она озабоченно на него посмотрела.
  Макс кивнул:
  - Голова жутко заболела.
  Полина дара разрешение и посторонилась. А Макс прошел мимо, сознательно задев ее плечом. Извиниться он и не подумал.
  Оказавшись в коридоре, Макаров тяжело задышал. Ему захотелось курить.
  Но ведь какова! Даже бровью не повела. Как будто это ее и не касается. Макса искренне поражало ее хладнокровие. И еще его жутко бесило, что Полина по-прежнему ему нравится. Ничуть не меньше, чем три дня назад.
  В училище было тихо. За дверьми мерно жужжали голоса учителей, а кое-где и суворовцев. Макс послонялся по этажу, но, подумав, что здесь его может засечь кто-нибудь из офицеров, побежал вниз, стараясь не сильно топать по ступенькам.
  Внизу, под лестницей, прислонившись лицом к стене, стоял какой-то парень. Макс притормозил и обратился к нему:
  - Слышь, сигареты не будет?
  Суворовец обернулся, и Макс с удивлением понял, что это Леваков. Как он его сразу не узнал? На лбу у Левакова краснело пятно - след от стены, в обнимку с которой он, видимо, стоял уже не одну минуту. Пятно особенно выделялось на его очень бледном лице. Узнав Макса, Андрей покачал головой - нет, мол, не курю, - и отступил дальше под лестницу.
  Макс пошел за ним. Присел рядом на корточки и задрал голову.
  - А ты чего здесь торчишь?
  Андрей не ответил.
  - Тоже Этикетка задрала? Понимаю, - Андрей даже внимания не обратил, что Макс вдруг назвал Полину прозвищем, которое до этого терпеть не мог, - Вообще, скажи, зачем нам этот дурацкий предмет? - он развел ладони в разные стороны, - Вот смотри, Лева. Есть ли хоть малейший шанс, что тебе, допустим, представится возможность отплясывать венский вальс? Молчишь, - Макс вздохнул, - Вот и я думаю - шансов ноль. Так чего тогда время зря тратить, а?
  Но Андрей упорно его игнорировал. Макс нахмурился:
  - Да что с тобой? Ты что, до сих пор на меня за троллейбус злишься? Ну не прав я был тогда - легче тебе стало?
  Однако Андрей отрицательно покачал головой:
  - Все в норме.
  Макс ударил себя по лбу. Естественно, он тут болтает невесть что, а у Левакова там сейчас мать оперируют. Как он забыл?
  Выпрямившись в полный рост, Макс спросил:
  - А чего ты увольнительную не попросил?
  - Я просил, не дали...
  ... Макс неуклюже похлопал Андрея по спине:
  - Ну и ладно. Потом маму навестишь, когда она уже в палате будет, - он попытался ободряюще улыбнуться, но, к сожалению, совершенно не знал, что нужно говорить в подобных ситуациях. Максу редко приходилось кого-то утешать, - Да не переживай ты так. Врач, который ее оперирует, - просто профессор. Точно тебе говорю.
  Конечно, Макс понятия не имел, кто оперирует мать Андрея. Но ему показалось, что это должно хоть в какой-то степени успокоить Левакова.
  Андрея это хоть и не успокоило, но старания Макса он оценил.
  - А сам-то ты что здесь делаешь? - спросил он Макарова, чтобы сменить тему.
  Макс ухмыльнулся:
  - Я вообще-то в медсанчасть отпросился.
  
  3.
  
  Ни до какой медсанчасти Макс, естественно, так и не дошел. Зато туда вызвали Илью Синицына...
  
  [Майор Мурашко переходит в решительное наступление. Леваков вернул Илье деньги, после того, как отец Макарова устроил для его матери операцию, но их по-прежнему недостаточно. Илья просит Мурашко еще немного подождать, и в расстроенных чувствах звонит Ксюше. Та утешает парня и говорит, что она обязательно что-нибудь придумает. После звонка Илья встречает в коридоре сияющего от радости Левакова.]
  
  4.
  
  Операция прошла успешно, но нужно время, чтобы знать окончательный ее результат. Леваков снова просит у Василюка увольнительную и снова получает отказ. Мать еще в реанимации, и он ее все равно не сможет увидеть. Леваков очень расстроен, но подчиняется.
  
  5.
  
  Вечером в комнате отдыха суворовцы лениво смотрели какой-то русский сериал про бедную девушку, которая на самом деле оказалась богатой, но пока об этом не подозревала. Трофимов и Сухомлин громко спорили о том, чем закончится сегодняшняя серия. Сухомлин утверждал, что девушка доберется, наконец, до вокзала, где ее с начала прошлой серии ждал кавалер, а Трофимов со знанием дела объяснял, что встречи не будет.
  - Вот увидишь, по дороге она попадет в аварию. Мужик ее, конечно, рассердится и серий пятнадцать, а если им лимит позволяет, то и все двадцать, будет страстно переживать, что девица его кинула.
  Сухомлин прищурился:
  - Трофим, откуда такие познания? Твоя просвещенность по части сериалов начинает меня пугать. Что-то тут не так!
  - Все путем, - спокойно заверил его товарищ, - просто у меня мать с сестрой по вечерам от телека не отлипали. Стоило нам с отцом хотя бы заикнуться, что, мол, хватит уже, так они такой визг поднимали, что мы покорно садились рядом и молчали в тряпочку, - Трофимов вздохнул, - Вот, думал, хоть здесь отдохну...
  Тут не выдержал Перепечко, который, в отличие от остальных, не сводил заинтересованного взгляда с экрана:
  - Слушайте, шли бы вы болтать в другое место! Мешаете ведь.
  Ребята переглянулись и прыснули.
  - Печка, не переживай, они будут жить долго и счастливо, - успокоил его Сухомлин, - А если ты хочешь узнать подробности, обратись к Трофиму - он у нас, оказывается, эксперт по сериалам.
  - Точно? - наивно обрадовался Перепечко, но, заметив, что кадеты ржут в кулак, обиженно сказал: - Я вообще, может, к эстетике готовлюсь. Изучаю отражение темы любви в искусстве.
  При упоминании эстетики Макс вздрогнул, потом резко вскочил, подошел к телевизору и начал судорожно переключать каналы. Суворовцы удивленно молчали, наблюдая, как одна картинка на экране сменяется другой. А Макс даже не следил за программами - просто щелкал и все.
  И тут Сухомлин вдруг неожиданно что-то заметил и завопил:
  - Эй, Макс, остановись. Там, кажется, твой отец мелькнул!
  Только тогда Максим в первый раз посмотрел на экран - так, как будто впервые увидел телевизор, и щелкнул пультом назад.
  На экране действительно был его отец. Он стоял в небрежно наброшенном на плечи белом халате посреди больничного коридора. Рядом волновалась молоденькая, но не очень симпатичная журналистка в очках и с косо подстриженной челкой. Макс прибавил звук.
  Журналистка спросила у господина Макарова, почему он решил обратить внимание на тяжело больных пациентов именно этой больницы, на что отец, выдержав положенную паузу, ответил:
  - Как вы понимаете, выбор был совершенно случаен. Не секрет, что в нашем городе немало людей, которым жизненно необходима операция, но, находясь за чертой бедности, многие просто не могут себе это позволить. Я рад, что в моих силах оказалось спасти хотя бы одну жизнь, - Макс не верил своим ушам.
  Отец говорил так, словно сам только что вышел из операционной.
  Журналистка тем временем продолжала гнуть свою линию:
  - Значит, когда вы договаривались о том, что оплатите операцию, то даже не знали имени пациентки?
  Господин Макаров улыбнулся. Макс догадался, что именно в этом месте ему по сценарию положено было улыбнуться и, возможно, пошутить, как бы говоря: "Да, я молодец, но как видите, не бравирую этим".
  - Зато теперь я знаю ее имя. Нашу больную... - он так и сказал: "нашу"! - зовут Нина Владимировна Левакова.
  Макс быстро выключил телевизор. А он-то, хороший человек, уши развесил. Подумал, отец на самом деле помочь хотел. Бескорыстно. Но Макаров-старший и здесь умудрился найти свою выгоду. Никогда еще Макс так не стыдился отца, как теперь.
  - Ну зачем же ты выключил, - раздался сзади злой голос Андрея, - такая передача интересная!
  Макс обернулся. Леваков стоял рядом, с трудом переводя дыхание, зрачки его сузились.
  - Круто, Макс. Спасибо тебе большое. Каково это - на чужом горе светиться, а? Да если бы я знал, так лучше... - Леваков не договорил.
  Он хотел сказать, что если бы знал, то лучше бы пошел к Ромке. Однако не сказал, повернулся и молча вышел.
  Макс смотрел ему вслед и чувствовал, что краснеет.
  
  
  
  
  
   "КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР" .
  
  Глава восемнадцатая.
  
  1.
  
  
  Полина Ольховская была очень расстроена. Пять лет она проучилась в педагогическом институте и ни разу не усомнилась в том, что правильно выбрала профессию. А сейчас... Нет, безусловно, Полина догадывалась, да и на лекциях им не раз говорили, что теория зачастую расходится с практикой, но она была абсолютно в себе уверена. Или самоуверенна, что, по всей видимости, не одно и то же. Теперь уже поздно об этом думать.
  Но ведь на четвертом курсе она целую четверть преподавала эстетику в одном элитном лицее. И все было замечательно: и дети ее любили, и родители восхищались молоденькой учительницей (в основном, правда, папы, но об этом Полина старалась не думать).
  Когда после выпуска выяснилось, что в Суворовском училище открыта вакансия преподавателя этики и эстетики, она даже обрадовалась. Что может быть интереснее, чем прививать идеи прекрасного будущим офицерам, думала она, в глубине души мечтая воспитывать для Российской армии едва ли не новых Андреев Болконских. А что? Много-много Андреев Болконских.
  Вообще-то, Полину и раньше обвиняли в старомодности. Некоторые считали, что ее взгляды и понятия давно устарели. Особенно Яков. Яков... Они встречались уже больше полугода, а Полина до сих пор и сама не знала, что же связывает их на самом деле. Симпатичный, неглупый, он в то же время абсолютно ее не понимал. И в первую очередь он не понимал, зачем Полина "поперлась в это дурацкое училище". "Столько есть вокруг прекрасных, а главное, доходных мест", - часто повторял он. Вот, видимо, где собака зарыта! При выборе специальности Полина в последнюю очередь думала о своих будущих доходах (что, по мнению Якова, было также крайне несовременно).
  Хотя в чем-то он, может статься, и прав. Работать в Суворовском училище оказалось не так просто, как она предполагала. Кто их разберет, этих мальчиков. Иногда она видела: ей удается их заинтересовать. Но чаще Полине казалось, что кадеты втихаря посмеиваются надо всем, что она им рассказывает. Это было очень обидно. Нет, никто не спорит, у ребят сейчас сложный возраст, по сути, они еще мальчишки, но все-таки...
  Полина понимала, что и сама по возрасту ушла недалеко от своих учеников. Она и так изо всех сил старалась выглядеть старше и солиднее, однако это получалось у нее плохо. Нет-нет, и вылезут, как ослиные уши у царя, ее неполные двадцать два года.
  А ведь суворовцы все видят. Особенно Макаров. Когда Полина была недовольна собой или тем, как прошел очередной урок, она почему-то всегда вспоминала именно Макса.
  Неординарный мальчик, непростой. Иной раз так на нее глянет, что просто мурашки по коже. А в следующую минуту уже вовсю хохмит и мешает вести урок. Или, наоборот, вызовется ей помочь, а в результате вгонит в краску (хотя, слава Богу, никто вроде этого не замечает).
  Полине порой стоило невероятных усилий сдержаться, чтобы не расхохотаться над очередной выходкой Макарова. Нельзя ставить под угрозу свой авторитет педагога. Однако положа руку на сердце Полина всегда с удовольствием и некоторым волнением ждала следующего урока у третьего взвода. Что-что, в скучать Макаров ей не давал.
  По крайней мере, так было до недавнего времени. А вот на последнем уроке Макаров был сам на себя не похож - колючий, злой, он только что не кромсал ее взглядом на части. Это был уже совсем не тот взгляд, что прежде. Что-то такое читалось в этом новом взгляде... что-то похожее на презрение.
  Сначала Полина решила, что у Макарова неприятности. Но когда он практически в открытую ей нагрубил и демонстративно покинул класс, сославшись на головную боль, Полина подумала, уж не в ней ли самой причина его дурного настроения.
  Странно, что она могла сделать не так? Чем его обидела? Полина знала (на собственном, хотя и не слишком пока богатом опыте), что учителя иногда, сами того не замечая, обижают учеников, а те очень тяжело переживают обиду.
  Как бы то ни было, Полина решила на следующем же уроке попытаться выяснить, в чем дело. Если, конечно, Макаров не станет прежним. А вообще, что это за мода - учителям дерзить? Нечего им такие вещи с рук спускать! Надо с ним поговорить!
  Однако Макс не дал ей возможности исполнить задуманное. Он попросту не явился на ее урок. А когда Полина после доклада дежурного спросила у суворовцев, что случилось с Макаровым, те дружно промолчали, внимательно глядя на нее честными и преданными глазами.
  Так что Полина была очень расстроена...
  
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"