Аннотация: Не характерный для меня рассказ, поэтому не обессудьте...
ВЫСТРЕЛ.
Сегодня сыну 5 лет. День Рождения. А я третий день бреду с отрядом, не могу ни письма отправить, ни телеграммы, ни позвонить, а он, наверняка ждет моего поздравления, заглядывает ежеминутно в почтовый ящик, косится на телефон... Война... Третий день бредем по горам. Не мытые, не бритые, со стороны сами на " чехов " похожи.
Нет на свете ничего приятнее для души, нежели обнять сына, прижать его к своей груди, почувствовать постукивания его маленького сердечка... Нет на свете иногда ничего обременительней, чем офицерские погоны на плечах...
Привал. Достал из сухпая пару хлебцов, безвкусных мучных изделий, похожих на печения. Еды еще на пару дней, а уже завтра выйдем, наконец, к аулу. Кто знает, что там будет... Останусь в живых, - уволюсь к чертовой матери, поеду домой. Достал из нагрудного кармана фотографию Илюхи. Как-то непроизвольно погладил ее. Дома пол года не был. Подошел Пернатый - тоже старлей, хотя по возрасту мне в отцы годится. Присел рядом, посмотрел на меня угрюмо, достал фляжку, протянул :
- Будешь?
- Нет!
- Ну, тогда я за твоего малого дерну.
Сделал глоток, не поморщившись, и убрал фляжку обратно. У него у самого двое детей где-то под Ростовом. Жены нет - ушла от него года два назад к какому-то летехе. Детей оставила ему. Они сейчас с ее матерью. Мать ее, его теща, как узнала об уходе дочери от детей, отреклась от нее и воспитывает внуков сама, а он зарабатывает деньги, ежедневно рискуя жизнью. Кукушка - жена,.. бывает. За это мы и дали ему позывной " Пернатый ". Он не обижается, да и вообще он не обидчивый.
- Слышь, братишка, я знаю, что тебе сегодня хреново, но Бес сказал, тебе сегодня с Лешим караулить.
Бес - это наш командир, у него в Первую заварушку почти вся рота легла, он тогда почти что с ума сошел. А добило его то, что похоронки он матерям отправлял и, как минимум, пять десятков матерей его уже во всех уголках нашей необъятной родины давно прокляли... По сути, - только за то, что жив он остался.
Леший - летеха, недавно с шараги выпустился, молоко на губах не обсохло, а написал рапорт, с просьбой отправить его в горячую точку. Боялся первое время до жути, а сейчас нормально, привык. Лешим зовем его за то, что родился он где-то в Сибири, в какой-то деревеньке в тайге. Лес знал так, как я дом родной не знаю. Два месяца назад в таком же переходе, когда начальство малек не расчетало с провиантом, и мы три дня шли без еды, он нас какими-то корешками кормил. Не вкусно, но очень сытно, пару штук съел и до вечера сыт.
Меня же звали Хохлом. За то, что фамилия у меня Саенко.
- Ну что ж, покараулим.
- Слышь, Хохол, давай тебя подменю. Потом как-нибудь ты меня выручишь. Знаешь, когда действительно никак не вырваться, - это не так страшно. Я как-то не мог приехать, потому что денег даже на пачку " Примы " не хватало. Вот это, действительно, обидно. А ничего не поделаешь.
- Да ладно, брат. Ничего страшного. Мне так лучше, посижу, подышу воспоминаниями, все равно сегодня не усну.
- Это ты по-первой. А потом привыкнешь.
После этого Пернатый бесшумно расхохотался. Так, наверное, могут смеяться только люди нашей профессии - от души, но абсолютно бесшумно.
Смеркалось. Я стоял в первую смену. Ребята отрубились мгновенно. В правой руке фото сына, в левой хлебец. Чтоб не хотелось спать, просто необходимо что-нибудь жевать. Накатили воспоминания. Вспомнились роды жены. Втроем собрались у меня дома. В ушах стоял голос доктора, взявшего трубку: " У вас сын. Вес... Рост... Богатырь!". Пили коньяк, потом водку, потом еще что-то. На утро - в часть. В голове звон, командир отпустил домой, дал отгулять три дня, на четвертый поехал в первый раз сюда. Ребенка видел тогда только через окно роддома, с учетом разницы в четыре этажа. В первый раз его обнял, когда ему шел уже четвертый месяц. Он, конечно, не узнал меня, начал плакать; потом, со временем, привык.
На глаза накатила скупая мужская слеза. Укусил кусочек хлебца. Дал размокнуть во рту, чтобы крошки не шуршали.
Вдруг, чу, какой то шорох ветки, совсем рядом, метрах в двадцати. Рука, автоматически, без звука поменяла фото и хлебец на винтовку. Навел прицел в сторону чащобы, откуда мгновением раньше, был какой-то посторонний звук. За одним из кустов мелькнула чья-то тень. Приподнявшись на корточки, тихо толкнул Лешего. Тень, наверное, заметила мое движение и устремилась в лес, уже не скрывая своего присутствия, ломая на пути ветки и шелестя прошлогодней листвой. От прицела толку мало. Вскочил и, стараясь производить как можно меньше звуков, бросился за тенью. Ориентировался на звук, за кем гонюсь, не видел. Пятьдесят метров, семьдесят, сто.
Когда выбегал от ночлежки, точно видел, что Леший понял знак и зашевелился, значит, проснулся, инстинкт вставать на любой посторонний звук у него уже выработался за время службы здесь. Значит, растолкает остальных, хотя и они, наверное, слышали хруст веток.
Звуки впереди стихли. Остановился. Стараюсь вслушаться, но ничего подозрительного вокруг. Неужели упустил? Тогда все потеряно. Операция сорвана. Вперед - пути нет, нарвемся на засаду, назад тоже, не пристало срывать задания.
Слева от себя, метрах в пятидесяти, на небольшом холме, боковым зрением уловил какое-то движение. Какую-то долю секунды смотрю в ту сторону - движение было вблизи большого валуна, метрах в пяти, промедление и тень скроется за ним. Потом ищи-свищи. Навел винтовку, бесшумно снял с предохранителя. Посмотрел в оптику - ничего. Да и невозможно с ней работать ночью.
Дыхание сбилось... если передвигаться в ту сторону - наверняка, упущу, - буду ждать движений. Неправда, что со временем ко всему привыкаешь... Все равно страшно... Замер...
Секунда... Две... Три... Десять...
Движений никаких... И в оптике - никого... Глаза так и сподобают моргнуть... Нет! Нельзя...
Тридцать секунд... Может упустил уже... Может, померещилось...
Минута... Тишина...
Нет, точно, - что-то там есть, но очень маленькое... на человека не похоже... Да, какая-то тень вырисовывается на земле... Как - будто... ребенок?...
В это мгновение тень делает резкое движение в сторону валуна, пальцы, без команды мягко отжимают спусковой крючок на выдохе...
Выстрел прозвучал практически бесшумно... Глушитель знает свое дело...
Тень замерла. Попал. Вне всяких сомнений.
В обход крадусь к валуну. Винтовку не опускаю. Взгляд не отвожу от того места, где только что видел тень. Нет движений.
Осталось пятнадцать метров...
Ребенок!... Лет шести... Лежит на траве, раскинув в стороны руки... Подошел вплотную, попробовал - пульса нет. В этот момент у меня закружилась голова и подкосились ноги... Мальчик. Лет шести. В голове туман. Ружье упало на землю возле ноги. Из глаза потекли первые слезы. Уже не скупые мужские, а обильные детские. Руки сами подняли маленькое тело и прижали его к груди. На плечо легла чья-то рука. За спиной раздался тихий голос Беса:
- Молодец, Хохол! Если бы не ты его, то завтра утром всех нас, не успели бы даже с ночлежки уйти! На, хлебни, - рука протянула фляжку, - помяни этого и за здоровье своего. У него, говорят, сегодня Днюха...