Володи в келье не оказалось. А должен был сидеть и ждать, потому что поговорить было о чем. Не только поговорить, но и, больше того, - договориться. Мог бы и сам сообразить. Но от этих творческих натур логичных рассуждений ждать бесполезно: у них все на эмоциях. Психанул и ушел. Ищи его теперь. Записки, конечно, не оставил, а позвонить некуда: телефон его в сейфе у Мишина. Может, у Ирки прячется под одеялом? Но там его пусть Мишин ищет. Хотя, если бы он там находился, Ирка бы уже доложила. Отец Кирилл! Вот это стоящий вариант. К нему он мог вполне податься за утешением.
Дверь в церковь была закрыта. И по виду не определишь - то ли на засов, то ли лишь притворена. Знать бы, что сейчас у батюшки - обед или обедня? Службу Антон понимал. Это святое. В данном случае во всех смыслах святое. Решил, что посмотрит только. Если батюшка служит, придет позже. Взялся за резную массивную ручку. Потянул на себя. Створка мягко поддалась. И тут он запнулся. Остановился. Отпустил дверь, освобождая правую руку, запоздало перекрестился и только тогда вошел. Прошел притвор, вступил в храм.
Церковь встретила его гулкой пустотой, приправленной голубым сиянием, льющимся от купола, сочащегося небесной синевой. Словно сняли покрытие, позволив небесам заглянуть в храм. Иллюзия неба была полной. Марсианское стекло, ровно раскатанное по каменной основе, светилось ясно и нежно. Ниже, там, где стены, спускающиеся от купола к полу, не выскользнули еще из мягкой кривизны в вертикаль, панорамой размещались сцены из Нового завета. На стенах - фрески с изображением святых в полной рост. Написано было своеобразно, с явным отступлением от традиции, но каким именно рассматривать было некогда. Антон отметил только, что роспись была выполнена в экспрессивной, динамичной манере, и в то же время иконописность утрачена не была, а как бы "творчески переосмыслена". У святых были именно лики, а не лица, хотя и не плоские, как нередко бывает на иконах, а объемные, живые. Написаны они были сочными, мягкими мазками. А умиротворенность их была не естественной, изначальной, привнесенной из вне и отражающей "горний свет", но внутренней, словно приобретенной в результате тяжелой душевной работы. Он узнал Георгия Победоносца, хотя был тот пешим и без Змия. Крепкий, высокий мужчина с крупными кистями рук. На лице его неровной полоской белел затянувшийся шрам от полученного в сражении удара. Такой же, как у Антона. И лицо... Если бы не усы и борода. Неужели Володька списал с него?.. Да ну. Он отмахнулся от этой мысли.
Множество светильников, в форме шаров, освещали и эти фрески, и иконы, явно не володиной кисти, а сработанных где-то в монастырских мастерских на Земле. Строгий лик Спаса справа от царских ворот и скорбное лицо Божьей Матери - слева обращены были к Антону и, казалось, недоумевали по поводу его появления здесь. Он перекрестился еще раз. Но на этот раз скорее для того, чтобы не выглядеть глупо, если кто-то из прихожан или служек наблюдает за ним незамеченный. В военном институте им преподавали историю и культуру православия. А так как Антон никогда не делил дисциплины на основные и второстепенные, то и познаний - пусть поверхностных, но широких, - ему хватало на то, чтобы разобраться в церковном обиходе. Вот у кануна подле распятия догорала одинокая свеча. И Антон понимал, что это не просто так, а кто-то помянул усопшего. И еще он сообразил, что раз нет службы, то священник скорей всего находится в своей каморке, что располагается где-нибудь в притворе. Так оно и было. Дверь в квартиру Кирилла была приоткрыта, и Антон увидел сквозь проем спину хозяина. Кирилл молился. Стоял на коленях перед образами и время от времени кланялся, размашисто крестясь. Вот ведь. Антону почему-то представлялось, что священники общаются с Богом только в рабочее время, надев парадное облачение. Оказывается, и что-то личное в этих отношениях есть. Несколько удивленный тем, что Кирилл не намолился вволю на службе, Антон не стал его беспокоить. Наверняка, Володи у него сейчас нет. Удивился только: надо же, весь храм в его распоряжении, а он с Господом на квартире разговаривает. По-домашнему. Собрался было уже уходить, но отец Кирилл, вдруг обернулся и, легко поднявшись, поманил его рукой.
- Извиняйте, отец Кирилл, что оторвал... - В его духе было бы закончить фразу словами "от беседы с шефом", однако никчемность ее была так очевидна, что он вовремя сменил тон, - от молитвы.
- Пустое, - ответил Кирилл. - Это фарисеи и политические деятели молятся напоказ. А молитва не есть особый и огражденный от повседневности акт. Молитва, как лекарство для души. Разве мы чванимся, когда принимаем лекарство? Мы разве говорим: "Не мешай мне, я пью таблетку?" Так что не смущайтесь. Вы мне не помешали. Что-то случилось?
- Володя пропал. Он не у вас?
- Нет. А когда пропал?
- Сегодня утром.
- Целый день... - Отец Кирилл задумался. - Может быть, ушел рисовать? Он раньше часто ходил на этюды... До случаем с Кульковым. Краски его на месте?
- Да кто ж их разберет. Какие-то на месте. У него ведь этих красок... Хотя... - Антон мысленно осмотрел их келью. - Этюдник на месте.
Отец Кирилл помолчал. Потом сказал задумчиво.
- Есть одно место. Только туда нам без защитной одежды нельзя.
- В зоне наката?
- Да. Выселки... Слыхали про такое?
- Слыхал. А ему что там делать?
- Он ходит туда иногда. Помогает одному человеку.
Этого Антон не знал. Володя не говорил, и в донесениях Кулькова об этом не было.
- Что за человек?
- Несчастный это человек. Ему нигде нет места.
- Но там-то он пристроился. А вы говорите: нигде.
- Он бы и рад оттуда уйти, да некуда. Так уж устроен этот мир, что люди живут в неволе. Ограничения им поставлены внешние. Одни могут жить только в Выселках, другие только в поселке, третьи - здесь у нас, а кто-то вынужден вечно скитаться в одиночестве. Вот мы с вами не можем жить в зоне наката. А если вдруг случится надышаться влажным воздухом, уже не сможем вернуться сюда. На Марсе каждому свое место определено. - Он помолчал и вдруг добавил сокрушенно, - а в Священном писании ничего о том не сказано. Пойдемте, я познакомлю вас с человеком, который не ограничен в местопребывании.
Они прошли через церковный зал. На ходу Антон спросил, кивнув в сторону росписи: "Володина работа?"
- Володина, - подтвердил отец Кирилл.
Они вышли в коридор, миновали пару переходов. Потолки коридоров были невысокие. Не то, что в поселке. И не так хорошо выровнены. Как говорится: "Из-под топора". А точнее - бура. Прогнали пару раз машину - некогда было заниматься красотой. Однако полы, в отличие от потолков, да и стен, были ровными, гладкими. Искусственного освещения, видно, местные обитатели, не жаловали. А, может быть, поселковое начальство на них экономило электроэнергию. Редко встречались слабенькие лампочки-самосветки. Но вдоль стен, на высоте глаз, тянулась аккуратно налепленная стеклянная полоса шириной сантиметров в двадцать. Свету она давала немного, но его вместе с тем, что отбрасывали лампочки, было вполне достаточно, чтобы ориентироваться. В отходивших в стороны коридорах было еще более мрачно. Антон знал, что почти все они, кроме двух-трех, ведущих в катакомбы и в поселок, заканчивались тупиками. В них, этих ответвлениях, располагались квартиры местных обитателей. В центральном же коридоре, по другую сторону от аппендиксов размещались места отдыха, игровые, аудитории для собраний и школьных занятий. Мрачно. Уныло. Серо. И безлюдно. Лишь изредка попадались местные. Они почтительно здоровались с отцом Кириллом, с интересом поглядывали на Антона. С ним тоже здоровались, но осторожно. Словно сомневаясь, надо ли это делать. Кирилл меж этими встречами знакомил его с устройством "Богадельни". Наконец они свернули в боковой проход и оказался в небольшом аккуратном зальчике, освещенным приятным мягким светом. Зальчик был обшит под дерево и уставлен стульями. Трое ребятишек с азартом возились возле монитора: видно, вели виртуальный бой с представителями неземной цивилизации. Напротив большого экрана сидел жилистый мелкий старичок в мятой зеленоватой униформенной куртке явно с чужого плеча, помеченной яркой белой надписью "Марсдобыча".
Отец Кирилл подошел к нему, тронул за плечо. Тот в ответ медленно повернулся, неохотно отрываясь от действия на экране, но увидев, кто к нему обращается, тут же встал и почтительно поздоровался. За руку. Что Антона удивило. Он привык думать, что попам верующие исключительно руки целуют, как дамам.
- Николай, поговори с Антоном Александровичем. И помоги, если сможешь.
Он кивнул Антону и отошел к ребятишкам. О чем-то спросил их. Те отвечали неохотно, а когда он погладил одного из них по лохматой голове, тот напрягся. И видно было, что это прикосновение ему в тягость. Да, молодое поколение, похоже, к служителю культу не так почтительно, как старшее.
- Добрый день, отец, - приветствовал старика Антон.
- Вот он - отец, - отвечал старик, кивая на Кирилла. - А я дядя. Дядя Коля. Он сел и выжидательно посмотрел на Антона. А левым глазом уже косил на экран. - Если дело не срочное, садись-ка кино посмотри. Хорошее. Про другую планету.
- Про какую же это? - Поинтересовался Антон. - Про Землю, что ли?
- Нет, еще про другую. Космическую. Такую еще не открыли.
- Мне бы про ту, которую уже открыли, поговорить.
Старик вздохнул.
- Ну, спрашивай.
- У меня друг пропал. Богомаз ваш. Володя. Говорят, ты знаешь, где он может быть.
- У бабы его смотрел?
- Отпадает. Будто бы у него на выселках знакомый есть. Давай сходим. Дорогу покажешь.
- Да куда тебе идти, - усмехнулся тот в ответ, - тебе же штаны резиновые надеть надо.
- Ну, так как?
- Завтра схожу. Сегодня уже поздно...
- Солнце зашло? - подначал его Антон. - Пойдем уж сегодня. Я вот только штаны переодену и пойдем. А?
Старик покосился на пацанят.
- Нет, сегодня никак. Я за внуком присматриваю. Завтра с утра и сходим. Пятьсот монет.
- Пятьсот? А это много или мало? Я в ваших деньгах не очень...
- Нормально это. Или у тебя денег нет?
- Найду. А вот интересно, дядя Коля, как тут у вас на Марсе, насчет выпить и прочее?
- Насчет выпить - сложности. А насчет прочего, как сговоришься, - ответил дедок и тут же быстро оглянулся на ребятишек, играющих на компьютере: вдруг услыхали непристойный намек. Антон перехватил взгляд и отметил про себя, что население здешнее приличия блюдет. Хотя бы в том, что при юношестве старается язык попридерживать. Он подсел к старичку и достал из бокового кармана фляжку с коньяком, которую носил с собой постоянно для особых случаев. А случай был, несомненно особый. Тем более, что этого дедка ему просто хотелось угостить. Без цели. Как говорится, из уважения. Старик снова оглянулся на пацанов и вздохнул утвердительно. Быстро опрокинул стаканчик, закашлялся, багровея лицом.
- Давно не употреблял, - сознался виновато. Ой, развезет...
- Да ну... С трех-пяти, да за хорошим разговором. - Антон достал из кобуры сверток с бутербродами. Развернул, угостил деда. Тот проследил эту операцию ироническим взглядом, однако комментировать не стал. Потом принялся рассматривать бутерброд, но, увидев, что он местного изготовления, тут же утратил к нему познавательный интерес и принялся обстоятельно закусывать.
После второй дядя Коля разговорился. На Марсе ему было "сносно". На Земле бывало и хуже. Прилетел со сменой. Отработал, как положено. А потом подписал контракт на второй срок, потому что женщину встретил. Деньги хорошие, жизнь сытая. Ни о чем думать не надо. Так и остался. Заработанное детям переписал. С женой-то он разошелся. Они на Земле аж две квартиры купили. Хорошие. Одну жить - другую сдавать пока. Но сейчас уже обе, наверное, заселили. Дети-то выросли. Семьями обзавелись. А здесь ему не скучно. Кино - пожалуйста, игры всякие компьютерные, в клубе на гармошке играет, с мужиками в картишки иной раз перебросится. Еще ведь и работает. Плохо, что выпивки нет. Но привык за эти годы к сухому закону. А вот еще в церковь ходить начал. И помолиться, и помочь в чем. Ну и за внучком помогает присматривать. Вон тот - в синей рубашке, возле компьютера. Максик. Нет, семьи так и не завел. Да здесь и не обязательно. Но внучок, вроде его. В смысле, мать пацаненка вроде бы его дочка. Да точно его. И похожа. А и какая разница? Так жить теплей, чем бобылем. Есть с кем по-родственному словом перекинуться. Есть куда пойти вечером. Женщина - это женщина. Чужая кровь. А дети и внуки - свое. Родное.
Поговорили о нравах и обычаях. Дядя Коля поделился наблюдением о том, что, как Игорь Валентинович пропал, стало хуже. Усольцев народ крепко держал, хоть и человек культурный. Все больше на сознание в разговорах нажимал, но, если что не так, брал за грудки. От своего не отступался. У него в охране ребятишки были крепкие. А где они теперь? Кого поубивали, кто разбежался.
- А куда здесь разбежишься? - Убедительно засомневался Антон.
- Да есть куда, отвечал дядя Коля чуть поплывшим голосом. Двоякие могут на выселки уйти. Если их там примут. Но двояких-то примут. А вот надышавшихся не факт. Этих вполне могут забатрачить. Да и в сухом есть, где укрыться.
Пацаны за столом переглянулись. - Ага, подрастающее поколение в теме, - подумал Антон. Вот с кем надо будет контакты устанавливать. - Забурчал телефон. Звонил Мишин. Антон вышел за дверь, но там крутились подростки, и он отошел за угол - подальше от чужих ушей. Мишин был расстроен и, кажется, уже начинал паниковать. Спросил про Володю. Антон ответил односложно, мол, ищу. Тот помолчал в ответ. Потом сказал бесцветным голосом:
- Ищи. Нам этой пропажи не простят. И в девятнадцать ноль-ноль - ко мне. Будем совет держать, как жить дальше.
Нам! Это ж надо... Ну, понятно, на себе принимать все не собирается. Будет удар распределять, цеплять в сниску как можно больше народу. Антон - ответственный за прикрытие. С него первый спрос. Логично. Ничего не ответил, дал отбой и вернулся в комнату. А здесь, словно пружину сжали.
Парни, что толпились около двери, когда он выходил звонить, словно только и ждали его ухода. Не просто вошли - захватили помещение: стояли возле стола, блокировав пацанят. Одного - белобрысого - оттеснили в сторону и, если судить по красной левой щеке, немного поучили. Дедок был там же, видно, рвался на помощь малолеткам, но его до места событий не допустили, а довольно бесцеремонно прижал к стене один из акселератов. Появление Антона для всех было неожиданным.
- Пионеры наших бьют? - поинтересовался он с порога. - И что вам, хлопцы, от нас надо? Мы беседуем, никого без крайней необходимости не трогаем. Мы добрые, когда не в печали. Отпусти-ка дядю Колю, юноша, а то ведь он и опечалиться может.
Парень убрал руки.
- Итак, дети Марса, ко мне лично вопросы есть?
Они прикинули его габариты и промолчали.
Рыжий крепыш с серьгой в ухе, - он видно был у них за главного, - бросил через плечо пацанятам:
- Все поняли, салаги? - И, нагло поглядывая на Антона, двинулся к двери.
- У тинэйджеров вопросов нет... - Задумчиво сказал Антон. - А у нас к тинэйджерам? - Он придержал рыжего за плечо. Тот, ощутив железную силу пальцев, сник. - Дядя Коля, что так и отпустим? Неправильно это как-то. А поговорить? Эй, дружище, - обратился он к пацану с красной щекой, - у тебя есть что спросить у мальчиков? Спроси. Они ответят.
Пацан набычился и вдруг решительно подошел к долговязому верзиле и протянул руку.
- Давай сюда.
Тот густо покраснел. Видно было, что нервничает. Еще бы, от того как он поведет себя, зависела репутация. Но вдруг лицо его изменилось: стало решительным и спокойным. Он с силой ударил пацаненка по руке.
- Отвали!
- Ну мне-то ты не откажешь! - Усмехнулся Антон и двинулся к парню. Тот отскочил в дальний угол. Остальные рассредоточились по комнате. Рыжий шагнул Антону за спину. Антон сделал еще шаг вперед и остановился. Длинный все еще не решался. Один из тех, что стоял сбоку, сделал резкое движение. Антон оглянулся, будто бы поддался на уловку, и тут длинный что-то бросил Рыжему. Предмет летел по высокой траектории и чуть в стороне, однако Антон был готов к броску и в прыжке перехватил это что-то. Странный, продолговатый предмет. Совершенно черный. Но рассматривать его было некогда.
- Твое? - спросил Антон у пацаненка.
Тот кивнул.
- Пускай пока у меня побудет. Тинэйджеры свободны.
Парни один за одним понуро направились к выходу.
- Рыжий, - окликнул Антон главаря, - если кого-нибудь из них тронешь - высеку. Понял?
Тот вышел, не ответив.
- Вот гаденыши, - облегченно вздохнул дядя Коля, - опускаясь на стул. - Совсем стыд потеряли. Кирилл-то их попридерживал. А теперь нет власти.
- Поговорим? - спросил Антон серьезно.
- Это можно, - согласился дядя Коля, выразительно взглянув на флягу.
На этот раз он выпил не спеша и с явным удовольствием. Вернул посуду и сказал:
- Ну-ка, Игорек, подойди сюда. - Белобрысый, набычившись, подошел. - Рассказывай, чего они на тебя насели.
Пацан пожал плечами. Он явно не собирался откровенничать.
- Это твое? - Спросил Антон, показывая трофей.
- Мое, - отвечал тот тихо.
- И что это?
- Не знаю.
Предмет был на удивление знакомый. Именно такой Антон недавно видел, а вот подержать его в руках тогда не удалось. А это, как он понял, было очень удобно и даже приятно. И отдавать почему-то не хотелось. Кто знает, подержи он в свое время такой же пультик в руке, может быть, и не отдал бы его Мишину... Однако, что же это?
- А где взял?
- Нашел.
Иного ответа и не предполагалось.
- А я думал, что сам сделал. Ну, раз нашел, значит, штука эта не твоя, и я ее конфискую. Да и зачем она тебе, если ты даже не знаешь, что это? А это может быть что угодно. Вплоть до оружия.
- Забирайте, - вдруг охотно согласился пацан. - Это я тем отдавать не хотел, а вы берите.
- Тем, это кому? Ребятам?
- Они так... Им сказали... - Пацан вдруг быстро посмотрел на старика, набычился и замолчал. Видно было, что больше он на эту тему говорить не станет. Но Антон видел, что выговориться ему как раз хочется. Только разговор этот должен происходить без свидетелей. И Антон не стал настаивать. Будет еще возможность поговорить. Парня из зоны внимания он выпускать не собирался. Он только спросил:
- Покажешь, где нашел?
- Покажу.
- Договорились. Ну что, дядя Коля, на "поташок" да по домам?
- Да уж, надо бы. - Дядя Коля бережно принял стаканчик и аккуратно выпил. Вернул посуду. И сказал смущенно.
- Можно и сегодня сходить. А денег не надо. Коньяк остатный отдашь на том и порешим. - И, получив согласие, достал из кармана потертый телефон. - Щас, Цурику позвоню, скажу, чтобы ждал.
- Обо мне не слова. И о Володе не спрашивай. Скажи, что надо увидеться.
- Ладно, - отвечал дядя Коля, и заговорил в трубку, словно переключив диапазон, совершенно другим, солидным голосом: "Цурик, приветствую тебя, это дядя Коля звонит. Как твоя жизнь? Ничего? Я к тебе сегодня подойду. Надо мне твоего совета послушать по одному вопросу. В десять часов приду. Так ты жди. Смотри, чтоб я зря не сходил.
Цурик что-то ответил, но дядя Коля перебил его, сказав значительно: "Это не телефонный разговор", - и сложил трубку.
- Только ему надо харчей каких взять. Мы его подкармливаем. Он вообще-то наш. Сдуру в туман попал. А отселенные его теснят. А куда ему теперь деться? Некуда.
Антон на всякий случай развел их по домам. Квартира, где обитал Игорек, располагалась в самом дальнем конце коридора-тупичка. Возле нее было на удивление светло. Оно и понятно: вокруг двери толстым слоем было заштукатурено стеклом. Слой был довольно ровный. Однако кое-где остались следы детской пятерни.
- Ты мазал?
- Я, - ответил Игорек и постучал. Антон собрался было, сдать пацана на руки матери и тут же уйти, но когда дверь отворилась, передумал.
- Мадам, - проговорил он, ловя себя на том, что откровенно интересничает, - позвольте сдать вам вашего отпрыска согласно описи.
Впрочем, женщина эта совсем не соответствовала русскому определению 'мадам', которое подразумевает дородность и выхоленную неотесанность. Она была хороша скромной прелестью, которая не нуждается ни в кокетстве, ни в украшательствах. Прелесть эта светилось и во взгляде, отражалась в манере держаться, даже в том, как мило она удивилась, увидев в дверях Антона.
- Игорь, - она строго посмотрела на сына. - Что случилось? - И, подняла взгляд, заставивший Антона испытать давно забытое чувство смущения, - он что-то натворил?
- А что, может?
- Может, - вздохнула она сокрушенно, и этот вздох - естественный и откровенно горестный сбил ритм его сердца. Взгляд ее был встревожен. Она смотрела на Антона так, что он специально помедлил с ответом, чтобы побольше подержать его на себе.
- Да все нормально. - Ответил он наконец. И добавил, не к месту - меня Антоном зовут.
- Марина, - ответила она, смутившись, поскольку впервые за весь разговор отметила, что перед ней не просто провожатый сына, а мужчина. Машинально дотронулась до волос, словно поправляя их. Поколебавшись, добавила, - вы войдете?
- Если позволите, - ответил галантно Антон и таким тоном, словно вынужден был это сделать, чтобы не огорчать хозяйку, а не потому, что выдавливал всеми силами это приглашение. - Я, собственно, на минутку.
- Все-таки что-то случилось, - сказала Марина. - Она произнесла это так огорченно и с такой безнадежной обреченностью, что Антон сделал усилие над собой, чтобы вновь отвердеть душой. Ну не мог же он - крепкий уверенный в себе мужик - так явно и спешно капитулировать перед женщиной! А к этому шло. И сейчас вопрос стоял только о цене этой капитуляции.
- Он подрался? - В голосе теплилась надежда, что только это и ничего больше.
- Нет, он даже не подрался, - уловил подтекст Антон, и она улыбнулась в ответ на эту его прозорливость. - Часто дерется?
- Это только так называется - подрался, - в глазах ее проявилась боль. - Его бьют постоянно...
- Я вырасту... - Ответил Игорек, набычившись, и сжал кулаки.
- Что ты грязь прячешь? Иди мой руки и садись есть, - велела Марина. - Нам с Антоном...- Она взглянула выжидательно, однако Антон не заполнил паузу отчеством, и она продолжила - надо поговорить.
Парень вывернулся из материных рук и шмыгнул на кухню, плотно закрыв за собой дверь.
- Не знаю, что с ним делать, - сказала она. - Я весь день на работе, а у них тут своя жизнь. Приходит с синяками.
- Возраст такой, - вставил Антон банальность, скорее для склейки разговора. В голове было суматошно и жарко.
- Да, что вы! Нет. Характер. А отношения среди ребят стайные. Он же одиночка. Боюсь, что сломают его. Садитесь, пожалуйста. Вы чаю хотите?
- Не сломают, - ответил Антон, присаживаясь на пластиковый стандартный стул. - Я за ним присмотрю. А если что - мы с Володей Гущиным неподалеку живем. В 86-м. Знаете Володю?
Антон спросил о Володе потому, что личное - личным, но и о деле забывать не следует. А вдруг что-то знает? Реакция ее показалась ему странной. Марина заметно смутилась, прежде чем ответить.
- Знаю, конечно. Мы тут все друг друга знаем.
- Куда-то подевался, - продолжал Антон, подавив в себе неприятное чувство, вызванное ее смущением. - Целый день найти не могу.
- Не видела, - ответила Марина поспешно. Слишком поспешно, чтобы ответ мог быть незаинтересованным. Помолчали.
- Так что с Игорьком? - Спросила она, наконец, возвращая Антона к больному для нее вопросу.
- Да налетели на него какие-то молодцы. Пришлось отбивать.
- Почему они налетели на него?
- Вот из-за этого. - Антон достал из кармана отобранную вещицу. - Вы это видели?
- Нет... - Она взяла из его руки пульт. Пальцы их на секунду соприкоснулись, и повинуясь импульсу, Антон сжал ее ладонь в своей. Марина, не поднимая на него глаз, словно ожидала чего-то такого, тихо спросила:
- Зачем это?
- Не знаю зачем и откуда. Хотел у вас спросить.
И она, то ли тоже уходя в сторону, то ли продолжая начатую фразу, ответила чуть слышно:
- И я не знаю. Мне это не нужно. - Она положила пульт на стол возле него.
Появившийся из ванной Игорь живо встрял в разговор, сообщив, что нажимал все кнопки, но ничего не заработало. Видно, ломаная.
- Ну а что пацанам не отдал, раз ломаная?
- А мне какая разница, ломанная или нет, если я не знаю, от чего она? Когда нужная вещь сломается - это одно, а когда ненужная - так и разницы нет. Если б они обменять предложили или купили.
- Так и деньги отобрали бы.
- Деньги отбирать нельзя. Вещь эта найденная, а деньги бы уже мои были. За это высекут.
- У нас порядок такой. - Объяснила Марина. - За воровство и грабеж - телесные наказания. А по поводу находок вопрос спорный.
- Понятно. Но ведь не каждого высечь удастся?
- Игорь Валентинович всех лупил, - ответил Игорек с явным удовольствием. - Попробуй ему возрази. У него вон какие охранники! Здоровые, как ты!
- Да, - подтвердила Марина. - Он различия не делал. За это его уважали. Но и никого в обиду он из марсиан не давал.
Антон поднялся: пора было идти к Мишину. Он, как со взрослым, обменялся рукопожатием с Игорьком и подал руку Марине. В душе дрогнуло. Она колебалась только секунду и мягким движением протянула ему руку, забавно выгнув ладошку, словно смущаясь своего движения и пытаясь превратить его в шутку. Будто она лишь следовала заведенному ритуалу, а не стремилась к его прикосновению. И он задержал ее кисть в своей ровно столько, сколько требовало приличие. Нет, пожалуй, на мгновенье больше, на то мгновение, которое подсказало - ей приятно то, что он держит ее за руку.