Снег медленно, грациозно падает вверх. Крупные снежинки в свете фонаря, вместо того чтобы ломать позвоночники об асфальт, вальсируют ввысь. Может быть, это какой-то всесильный шутник проматывает запись-жизнь в начало? Сейчас я пойду в ванную, и там шипящие струи всосутся в массажную щетку под потолком...
Так бывает, когда несешься в автомобиле, а наглые дождевые капли перетекают по лобовому стеклу в запрещенную логикой сторону. Пренебрежение обыденностью имеет место, если быстро двигаться.
А я застыл. В номере гостиницы, под самой крышей. Выше меня только спутниковые антенны, голуби и снег.
Свет в комнате погашен. На стекле мое отражение. Гляжу сквозь него, оно совсем прозрачное и лишнее на этом пестром, искрящемся фоне.
Я почти не умею быть один. Вяну и хирею. Это со всеми так?
Тишины и пустоты во мне больше, чем нужно. Поэтому включаю телевизор. Иллюзия присутствия, плацебо для мятущейся души. Кажется, будто во все каналы сразу хлынула нефть. Аспидно-черная, разъедающая мозг. Миловидная девица делает страшные глаза, сводит пунцовые губки в тугой комок и тревожно бормочет:
- Через четыре дня Конец Света. Смотрите прямой репортаж. Последняя программа на планете Земля.
Ожидающие смерти. Они везде.
Давно не пацан с рогаткой: видел, бывал, состоял, привлекался. Доморощенных провидцев помню десятка два. Тридцать девять трупов с пакетами на головах в ожидании кометы Хейла. Зарин в японском метро. Затмения солнца и парады планет. Помню, и значит, - еще существую. Вопреки им.
Но это многоголосое повторение вызывает тошноту. Натягивает нервы до предела. Понимаю, паникеры грызутся за сладкую мозговую косточку рейтинга. Однако меня тошнит жить в мире, где скупают тушеное мясо, спички и бензин. Где бронируют билеты на ковчег. Где интернет пестрит объявлениями: "Скоро двадцать первое декабря, а у тебя нет бойфренда?!"
Поэтому я смотрю на снег, который тоже устал сопротивляться. Повалил, как положено, - на съежившуюся от холода землю.
И тут позвонил он. Тот самый, который приходит к человеку, когда тому уже все равно. Точнее она. Приятный женский голос, низкий, чуть хрипловатый, развратный до жути:
- Добрый вечер. А не хотели бы вы провести его не один?
Я еще там, за окном и в стекле. Абсолютно не понимаю, чего от меня хотят. Поэтому переспрашиваю:
- Простите, что?
- Я имею в виду компанию девушки. - Она останавливается, давая время подумать, затем добавляет: - Массаж.
Но по обе стороны разговора - взрослые люди. И они прекрасно понимают, что именно станет массировать желающая "составить компанию" гостья.
Поэтому отвечаю:
- Ой, нет, спасибо за предложение. Я как-нибудь сам.
Слышно, что моя собеседница улыбается, шумно выдыхая воздух через нос.
- Жаль, всего доброго.
Кладем трубки. У нее - следующий клиент, у меня - пустой одноместный номер и Армагеддон на носу.
Вообще говоря, принципиально не пользуюсь услугами феечек. Тому множество причин: совесть, воспитание... бедность, в конце концов. Но главная - чую, так быть не должно. Заплати я впервые за такой "массаж", в тот же момент потеряю чувство собственного достоинства. Ну, это как если волк начнет мясо в гастрономе покупать. Или нет, если боксер-тяжеловес выиграет у Олимпийского комитета золотую медаль в преферанс. За такие вещи надо драться. Только тогда они обретают настоящую ценность.
Вода в душе скучно и предсказуемо льется сверху вниз - чудо закончилось. Она уносит тоску, не всю, но часть. Безжалостно полирую себя мочалкой и щеткой.
Однако все только начинается. Снова оживает телефон.
- Добрый вечер, а не хотели бы вы...
Я уже понимаю, чем закончится пожелание доброго вечера. Отвечаю, перебивая:
- Нет, нет, спасибо.
- Извините за беспокойство.
А в телевизоре старая песня, точнее, поминальные песнопения:
- Пророчество Майа сбудется в ближайшую пятницу! Уроки выживания...
- Из ума, - добавляю я.
Но где-то внутри родился и грызет червячок сомнения: "А что, если..." Или скорее даже: "Ну что случится, если ты ... если вы с ней все-таки..." Вместе с грязью голубого экрана выходит сентенция: "Расчеши, ну расчеши Манту! А лучше намочи... Все равно ведь скоро сдохнем".
И когда раздается третий звонок, я не выдерживаю.
- Добрый вечер, можно вам предложить...
- Массаж?
- Массаж.
Нет, не нервничаю, говорю спокойно:
- Послушайте, вы меня хотите на измор взять? Ведь если еще раз шесть позвонить, я обязательно соглашусь.
- Понимаете, у нас ведь несколько организаций, специализирующихся на досуге. Мы вам еще не звонили.
Я уже понял, что сейчас скажу глупость. Но провонявший Концом Света мозг уже составил слова в предложения и выдал:
- Знаете, некоторые женщины находят меня привлекательным. К тому же я музыкант, а значит, руки сильны и чувственны. Все, кому я делал "массаж", были не против его повторить. Исходя из этого, постараюсь, чтобы ваша сотрудница получила от работы удовольствие. Да что там "постараюсь", гарантирую. Я джентльмен, и платы за него не возьму. Предложите, может, кого заинтересует.
Все сказанное было шоком даже для меня. Что уж говорить о моей собеседнице. Она только и нашлась:
- Однако вы... - и повесила трубку.
Был еще и четвертый звонок, совсем на грани фола - без трех девять. Наверное, и в этой сфере кризис, если так бесцеремонно...
Но я уже перегорел. Вежливое "нет, спасибо" оставило предпринимателей с носом, а меня - с деньгами.
За окном все так же бесится, хулиганит зима. Окраину столицы наутро нужно будет искать с собаками-сенбернарами. Вернулись из заметенного города соседи: кашляют, скрипят кроватью и ругаются на немецком. С другой стороны хохочут две украинки. И пьют чай, позванивая ложечками о края чашек.
Чтобы пустота не вернулась, нужно ложиться спать. Всегда помогало.
И тут в дверь стучатся.
Я открываю. Иногда кажусь себе безрассудным. Но ведь двадцать первое не за горами. Все можно. Хотя...чего бояться, в коридорах камеры везде.
На пороге стоит девушка. Степень симпатичности мешает определить пухлая куртка с надписью "room service". Темные волосы, собранные в хвост, наверняка, крашенные. Лицо с остатками веснушек - надо же, дотянули до зимы.
- Добрый... - Включаю дежурную улыбку. - А у меня есть.
Девушка посмотрела на дверь.
- Ой, так у вас же четыреста первый. Вечно я семерку с единицей путаю. Простите, бога ради.
- Да ничего. - Провожаю ее взглядом до лифта и защелкиваю замок. А в мыслях вертится: "Зачем горничной кружевные чулки и юбка с высоким разрезом?"
Наверное, я сделал правильный вывод и прошел какой-то непонятный кастинг. Через десять минут она вернулась. Уже без куртки, во всем "своем". Каждая женщина должна иметь маленькое черное платье. А моя гостья - особенно. Оно выгодно подчеркивает все, что полагается подчеркивать.
Смотрит девушка хитро, с вызовом.
- Я войду?- спрашивает она тихо, глядя в глаза.
Захватывает дух, наверное, я сглотнул слюну. Молча отошел в сторону и указал рукой на мою скромную келью. Чувствую легкий запах алкоголя, неужели для храбрости? Девушка вошла и сама заперла за собой дверь. "Сумасшествие, - подумалось вдруг. - А разве так бывает?"
- Говоришь, музыкант. А на этом сыграешь?
Она срывает с себя платье. Зачем так быстро? Однако удивительно возбуждающе...
Половина меня ханжески вопит: "Это же разврат!" Вторая согласно кивает: "Угу, он самый". И облизывается.
Наверное, непоследовательно и глупо. Но осторожно, как прыщавый мальчишка, дотрагиваюсь до плеча. Будто боюсь, что видение растает. Склоняюсь, вдыхая пьянящий аромат, и целую в шею. Туда, где бьется жилка. Видно, как кожа покрывается мелкой сеточкой "мурашек".
Мужчины - те же дети. Руки отказываются подчиняться разуму и сами тянутся к ее груди. Проводят по набухшим шоколадным бугоркам. Чуть сжимают, одновременно поглаживая. Вероломно захватывают всю доступную территорию. Хотя, нет, не всю - ладоней не хватает.
Девушка чуть прогибается вперед. Закрывает глаза, дыхание ее учащается. Нет, освобождается от оцепенения. Отводит мои руки, отстраняется и выключает свет. Комната тонет во тьме.
Легкий толчок в грудь, и я падаю на постель. Леди шустра и проворна, тут же оказывается сверху. Замерла, лежит, прижимаясь всем телом. Чувствую, как бьется ее сердце. Она резко садится, обхватывая мои бедра своими. Медленно, вперед и вверх, затем, назад и вниз. Убийственно медленно! Ее ноготки впиваются мне в бока. Обхватываю низ спины, еще ниже. Под моими руками пламя, обтянутое нежной, бархатистой кожей...
Темп ускоряется. Она начинает тихонько постанывать. Громче, еще громче... Немецкой и украинской диаспоре за стенами это точно не понравится. Кого это волнует? Конец света...
Не могу бездействовать. Сбрасываю ее, она совсем не против. Перед глазами пелена, посеребренные лунным светом плечи, спина и дальше... С силой притягиваю ее к себе...еще и еще...
Девушка кричит... В мозгу подрывает себя террорист-смертник... Меня сотрясает ударная волна. Раскаты долго не утихают.
Наконец ощущение реальности начинает возвращаться. Мы лежим рядом, сказка кончилась.
Понемногу прихожу в себя. Она курит, глядя в потолок, и улыбается. Я не переношу табачный дым, но терплю. Пожелай она отрезать мой палец на память, не пискнул бы. Невольно начинаю понимать самца богомола. В такие моменты точно знаешь - никакого Апокалипсиса не будет. Как бы ни захлебывались пеной и желчью его Всадники.
Молчим. Если бы нас снимал режиссер, он бы потребовал, чтобы девушка говорила. Для раскрытия образа или развития сюжета. Рассказала бы о своей нелегкой судьбе. Как ее ежедневно избивает сутенер-мордоворот, бывший зек. Что половина выручки уходит на кокс, а вторая - на содержание стареньких родителей. И дочь бы крупным планом с глазами синими-синими, глубокими-глубокими.
Так вот, режиссер ваш ни бельмеса не смыслит в реальной жизни. Умело использует набор отработанных штампов. Швыряет в зрительный зал кошелек на веревочке и тянет.
Да, если по его схеме... Я ведь, вроде, победил. Сейчас костюмер наденет мне ярко-красный галстук?
Хотя нет, взъерошив ноготком шерсть на моей груди, девушка все же заговорила:
- А по телефону-то был герой! - Последнее слово произносит с придыханием, переходящим то ли в шепот, то ли в шипение.
Чувствую, что собираюсь покраснеть.
- Не комплексуй, музыкант. Вытянул на твердую троечку. Ладно, пусть будет новогодний подарок. Да и за наглость...
Девушка поднялась, быстро, сноровисто оделась. На прощание зачем-то чмокнула в щеку. Еще одно преступление перед привычным укладом вещей?
Половина меня завывает: "Ах ты, старый извращенец!" Вторая сыто икает и переспрашивает: "Почему старый?"
Развешиваю шторы - снежная река вновь рванулась к звездам. Сказка оживает.
Хмурое утро и я. Сдаю номер горничной - теперь уже настоящей - и спускаюсь вниз. Нужно вернуть ключ и забрать квитанцию об оплате. Заполняя бумаги, поднимаю глаза, а на меня смотрит мое вчерашнее приключение. Девушка виновато улыбается и, пожимая плечами, шепчет:
- Так получилось, музыкант. Желающих не нашлось, вот и... Развлекаемся, как умеем. Да и Конец Света в пятницу.
Должно быть, я выгляжу растерянно и смешно, поскольку ее улыбка становится еще шире.
- Ты что, обиделся?
Я молчу. Читаю и запоминаю ее имя на табличке, в надежде обидеться еще раз.
Выхожу из вестибюля. Закрываю дверь в ненормальный, взбалмошный мир. Возвращаюсь в стабильный, заезженный по кругу до прорех. За ночь снег подтаял, обратившись в жидкую кашицу. Хватает за подошвы, не выпускает. Но я уже не к месту, не отсюда...
До Апокалипсиса всего три дня. И может статься - это последняя история о единстве и борьбе противоположностей на Земле.