Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Король Генрих Viii

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ ВОСЬМОЙ
  По мотивам пьесы В. Шекспира
  
  KING HENRY VIII
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ ВОСЬМОЙ.
  КАРДИНАЛ УОЛСИ.
  КАРДИНАЛ КЭМПЕЙУС.
  КЭПИКИУС, посол императора Карла Пятого.
  КРЭНМЕР, архиепископ Кентерберийский.
  ГЕРЦОГ НОРФОЛК.
  ГЕРЦОГ БАКИНГЕМ,
  ГЕРЦОГ СУФФОЛК.
  ГРАФ СУРРЕЙ.
  ЛОРД ЧЕМБЕРЛЕН.
  ЛОРД-КАНЦЛЕР.
  ГАРДИНЕР, епископ Винчестерский.
  ЕПИСКОП ЛИНКОЛЬНСКИЙ.
  ЛОРД АБЕРГЭВЕННИ.
  ЛОРД СЭНДС.
  СЭР ГЕНРИ ГИЛДФОРД,
  СЭР ТОМАС ЛОВЕЛЬ.
  СЭР ЭНТОНИ ДЕННИ.
  СЭР НИКОЛАС ВОКС.
  Секретари Вольсея.
  КРОМВЕЛЬ, слуга Вольсея.
  ГРИФФИТ, гофмаршал королевы Катрин.
  Три дворянина.
  Доктор Бутс, врач короля.
  ГАРТЕР, герольд.
  Управитель герцога Бакингема.
  БРЭНДОН и парламентский пристав.
  Привратник зала заседаний.
  Швейцар и его помощник.
  Паж Гардинера.
  КОРОЛЕВА КЭТРИН, жена короля Генриха, впоследствии разведенная с ним.
  ЭНН БАЛЛЕН, фрейлина королевы, впоследствии королева.
  Пожилая леди, приятельница Энн Баллен.
  ПЕЙШЕНС, прислужница королевы Кэтрин.
  Несколько лордов и леди в немой сцене.
  Женщины прислуживают королеве. Секретари, офицеры, служба охраны, другие служители, духи.
  
  Место действия - Лондон, Вестминстер и , Кимболтон.
  
  ПРОЛОГ.
  Не смехом буду уши щекотать.
  Пора настала плакать и рыдать.
  По морю слёз блуждает жизни чёлн,
  А парус счастья сгинул в бездне волн.
  Любой, кто сострадает ныне горю,
  Слезу свою обронит в это море.
  Кто зрелищу пожертвовал монету,
  Познает истину, открытую поэтом.
  И даже те, кто в пьесе ждут скандала,
  Отдав ей шиллинг и часов немало,
  Получат удовольствие в конце,
  Восторг свой, отпечатав на лице.
  И только те, кому соблазн и смех,
  Важнее остальных земных утех,
  В душе азарту места не найдут,
  И, может, даже пьесу проклянут.
  Вы первые, кто удостоен чести
  Оценку дать событиям на месте,
  С актёрами судьбу сопережить,
  И жизнь свою по автору прожить.
  И если вас страданья не задели,
  Забыв чуму, плясали вы и пели,
  Скажу на то: встречаются курьёзы,
  Когда на свадьбе льют не мёд, а слёзы.
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лондон. Дворец. Передняя.
  (С одной стороны входит герцог Норфолк, с другой герцог Бакингем и лорд Абергэвенни.)
  
  БАКИНГЕМ:
  Я вижу, вы совсем не изменились
  С поры, как от французов возвратились.
  
  НОРФОЛК:
  Я восхищаюсь Францией не в меру,
  Нигде тому не видывал примеров.
  
  БАКИНГЕМ:
  Я, к сожаленью, занемог,
  Когда на стыке двух дорог,
  Два гения встречались,
  И славой упивались.
  
  НОРФОЛК:
  Я видел, как они салютовали,
  И в такт тому их кони гарцевали.
  А, спешившись, в объятиях слились:
  По - братски два колосса обнялись.
  Росток, достойный дюжины корон,
  И возгласов "ура!" со всех сторон.
  
  
  БАКИНГЕМ:
  А я всё это время провалялся
  В постели, где от хвори избавлялся.
  
  НОРФОЛК:
  Вы лишены глобальных зрелищ были,
  И главное на свете упустили.
  Событие оформилось в союз,
  Который описать теперь берусь.
  Всё нарастало, словно, снежный ком
  И чудо оказалось на потом.
  Как боги, галлы в золоте блистали,
  Их англичане быстро наверстали:
  Явилась Индия для бриттов рудником,
  Озолотив британцев целиком.
  Пажи блистали, аки херувимы,
  Их тяга к злату столь неудержима.
  А дамы под каменьями потели,
  И выглядеть достойными хотели.
  Их молодость покинула так рано,
  Что впору не каменья, а румяна.
  Менялись маски с ними - маскарады,
  Чередовались марши и парады.
  Блистали короли порознь и врозь,
  Пронизывая доблестью насквозь.
  Когда же оба солнца восходили,
  Меж ними разницы уже не находили.
  Тогда в дуэли солнца повстречались,
  И в памяти легендою остались.
  В турнире так они прекрасно бились,
  Что меркнет перед ними даже Бивис.
  
  БАКИНГЕМ:
  Нафантазировали вы, наговорили,
  По правде говоря, переборщили.
  
  НОРФОЛК:
  Дворянам не пристало сочинять,
  Частицу малую сумел я передать
  Того величия, которое вершилось,
  В словах картина эта не сложилась.
  Не родилась ещё такая речь,
  Чтоб истину доподлинно сберечь.
  
  БАКИНГЕМ:
  А действом этим управлял-то кто ж?
  
  НОРФОЛК:
  Тот, кто в делах таких совсем негож.
  
  БАКИНГЕМ:
  Скажите, не тяните.
  НОРФОЛК:
  Йорк, преподобный кардинал,
  Всё это действо зачинал.
  
  БАКИНГЕМ:
  Суёт он перст, как дьявол в пудинг,
  Честолюбив, дотошен, нуден.
  Пиявкой к солнцу присосался,
  В тени его весь мир остался.
  
  НОРФОЛК:
  Он, не имея родословной,
  Скопил в себе кураж огромный.
  И, опираясь на него,
  Поп не боится ничего.
  Плетёт паук вокруг монарха,
  Среду предательства и страха.
  
  АБЕРГЭВЕННИ:
  Что послано с небес ему, не знаю,
  Иные пусть о том теперь гадают.
  Но гордость, что он так изображает,
  Ни небо - преисподняя снабжает.
  И, если черти потчевать устали,
  Ад собственный таится в кардинале.
  
  БАКИНГЕМ:
  Как дьявол, не спросивши даже сира,
  Назначил лиц для избранного пира?
  Похоже, список подлый кардинал
  По кошелькам хозяев составлял.
  
  АБЕРГЭВЕННИ:
  И ни с его ль загрёбистой руки
  Так похудели наши кошельки?
  Я знаю дюжину знакомых и родных,
  Оставшихся в подштанниках одних.
  
  БАКИНГЕМ:
  Да многие тщеславию во благо,
  Дворянами остались на бумаге.
  
  НОРФОЛК:
  С французом мир недёшево достался,
  Британец жив, но без штанов остался.
  
  БАКИНГЕМ:
  Хоть буря и была укрощена,
  Не обещает отдыха она.
  Уже витает запах гари в мире,
  Бросают на весы раздоров гири.
  
  НОРФОЛК:
  Забыв про пакт, французы зашалили:
  В Бордо купцов английских не пустили.
  
  АБЕРГЭВЕННИ:
  Не потому ль не приняли посла?
  
  НОРФОЛК:
  Весть дипломатии курьёзы принесла.
  
  АБЕРГЭВЕННИ:
  Цена у мира очень велика,
  Но радости не чувствуем пока.
  
  БАКИНГЕМ:
  Трудов и денег вложено немало,
  За то благодарите кардинала.
  
  НОРФОЛК:
  Милорд, раздор ваш с кардиналом ныне
  Известен за морем, и путнику в пустыне.
  Я вам совет по дружбе выдаю:
  Не лучше ль злобу обуздать свою.
  Не вытерпев, поп может возмутиться,
  Тогда вам нечем будет оградиться.
  Он мстителен и меч его остёр,
  Разит из-за угла, как подлый вор.
  Примите мой совет: угомонитесь,
  И мести кардинала берегитесь.
  На то есть очень веские причины.
  А вот и айсберг вылез из пучины.
  
  (Входит кардинал Уолси в сопровождении охраны, перед ним несут мешок для пожертвования, далее следуют два секретаря с бумагами. Кардинал Уолси и Бакингем обмениваются презрительными взглядами.)
  
  УОЛСИ:
  Дворецкий Бакингема здесь?
  Канва допроса уже есть?
  
  ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ:
  Да, ваша честь.
  
  УОЛСИ:
  Надеюсь: он язык развяжет.
  
  ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ:
  Всю подноготную расскажет.
  
  УОЛСИ:
  Теперь он на ладони весь.
  И Бакингем убавит спесь.
  ((Кардинал Уолси со свитой удаляется.)
  
  БАКИНГЕМ:
  Нет у меня намордника пока
  Псу ядовитому, потомку мясника.
  На действия свои кладу печать:
  Придётся затаиться и молчать.
  В былую пору нищая скотина
  Вдруг поднялась над честью дворянина.
  
  НОРФОЛК:
  Одно лишь посоветую я другу:
  В молитвах ты найдёшь ответ недугу.
  
  БАКИНГЕМ:
  В его глазах прочёл себе я вызов:
  Разил меня и с маковки и снизу.
  И, глядя на меня, вдруг возомнил,
  Что властелин, и что раба сразил.
  К монарху он последовал с визитом,
  Но будет перед сиром мною бит он.
  
  НОРФОЛК:
  Ах, не спешите к дьяволу вы в пасть,
  В капкан ещё успеете попасть.
  Азарту вы резвиться не давайте,
  И скакуна терпением взнуздайте.
  Я искренне за вас переживаю,
  Дороже друга в Англии не знаю.
  
  БАКИНГЕМ:
  Король меня услышит в грозном спиче:
  Сражён негодник будет из Ипсвича.
  И докажу ему:
  Цена на свете есть всему.
  
  НОРФОЛК:
  Сдержите, герцог, вы свои слова,
  Ведь в печь врага бросаете дрова.
  Избавьте же себя от этой спешки,
  Иначе будут только головешки.
  Ведь, догоняя, можно обогнать,
  Что равнозначно термину "отстать".
  Когда огонь водицу вытесняет,
  Он в чайнике воды не прибавляет.
  Кто в Англии огонь такой остудит?
  Кто Бакингема, кроме вас осудит?
  Коль жить на свете вы ещё хотите,
  По крайней мере, пламя укротите.
  
  БАКИНГЕМ:
  Вам благодарен, делен ваш совет,
  Но оправданья негодяю нет!
  Я не от желчи собственной пылаю,
  А то, что он изменник - я-то знаю.
  Об этом заявить сегодня вправе,
  Ведь это видно, как сквозь воду гравий.
  
  НОРФОЛК:
  "Изменник", вас прошу, не говорите
  Бросаться этим словом не спешите.
  
  БАКИНГЕМ:
  Я королю сказать не постесняюсь,
  На дух свой, как на кремень полагаюсь.
  И лис святоша этот и волчище,
  А, может, и обеих тварей чище:
  И зол, как хищник, и хитёр как лис,
  И суть мошенника, и хищника абрис.
  Король наш, этим демоном ведомый,
  Обманут и во Франции, и дома.
  Союз убыточный, как лопнувший стакан,
  Напиток выплеснут и налицо - изъян.
  
  НОРФОЛК:
  Почту за честь признаться: так и есть.
  
  БАКИНГЕМ:
  Прошу возможность дать договорить,
  Мне есть, за что священника хулить:
  Всё, что задумал наглый кардинал
  В свою он пользу в пакте излагал.
  Когда же мы итоги подвели,
  Сгодилось всё, как мёртвым костыли.
  Никто не смел в итогах сомневаться!
  Уолси не способен ошибаться!
  Измена ведьма родила щенка,
  Прислав к нам Карла, своего сынка,
  Чтоб повидаться с тёткой королевой,
  По существу же - с Уолси сляпать дело.
  Союз Британии и Франции ему
  Опасен, и сегодня ни к чему.
  Вот и решил с Уолси пошептаться,
  Ведь кардинал готов за грош продаться.
  Так по дороге, вымощенной златом,
  Пройдут к измене ныне Карл с прелатом.
  И будет нанесён ущерб союзу.
  Такую нам готовит поп обузу.
  Так пусть король узнает, как торгуют,
  И честь его, и славу дорогую.
  
  НОРФОЛК:
  Узнав о нём такое, сожалею,
  Но сомневаться в этом всё же смею.
  БАКИНГЕМ:
  Всё заявив, не ошибусь на йоту,
  Когда закон с ним завершит расчёты.
  
  (Входят парламентский пристав, Брэндон и несколько стражников.)
  
  БРЭНДОН:
  Я к долгу призываю, унтер, вас,
  Чтоб высочайший выполнить указ.
  
  ПРИСТАВ:
  Вы, герцог и носитель прочих званий
  Свободы лишены и притязаний.
  Сам государь означил перемены,
  Лишив всего по случаю измены.
  
  БАКИНГЕМ:
  Как говорится, поздно или рано
  Меня настигли сети интригана.
  
  БРЭНДОН:
  Хоть и скорблю, тем выражая мненье,
  Указ монарха выше сожаленья.
  А потому прошу меня простить.
  Я в Тауэр вас должен проводить.
  
  БАКИНГЕМ:
  Мой враг юлить ли будет, врать ли
  Так очернит - отмоюсь вряд ли.
  Моя душа, как истина, чиста.
  Всевышний всё расставит по местам.
  Прощай, милорд мой, Абергэвенни,
  Я повинуюсь - нет сомнений.
  
  БРАНДОН:
  Прощаться вам не следует сейчас,
  (Обращаясь к Абергэвенни):
  Король хотел увидеть в башне вас.
  Вы в Тауэр проследуйте вместе,
  Дальнейшее узнаете на месте.
  
  АБЕРГЭВЕННИ:
  Нет в мире силы властней королей,
  Всевышнему на небесах видней.
  
  БРЭНДОН:
  Вот вензель и печати короля,
  По списку арестовываю я.
  Духовник герцога, плюс пару человек:
  Джон -Де-ля-Кар, а с ним и Джильберт Пек.
  
  
  БАКИНГЕМ:
  Все заговорщики!
  Не так ли понимаю?
  На этом будет точка, полагаю
  
  БРЭНДОН:
  Да и монах здесь приобщён к ответу.
  
  БАКИНГЕМ:
  Не Николас ли Хопкинс это?
  
  БРЭНДОН:
  Он самый, клянусь вам мамой.
  
  БАКИНГЕМ:
  Мне за доверие дворецкому расплата,
  Себя он продал дьяволу за злато.
  Чернильной тучею мне солнце заслонил
  И наговорами хозяина сгубил.
  Не вижу ни надежды я, ни света,
  Прощайте, лорды, жизнь моя отпета.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
   Дворец. Зал государственно совета.
  (Под звуки фанфар входят король, опираясь на плечо кардинала, дворянство, сэр Томас Ловель. Кардинал присаживается справа у королевских ног.)
  
  КОРОЛЬ:
  Волнительно сегодня сердце бьётся,
  В порыве благодарном отдаётся
  Тому, кто подлый заговор раскрыл,
  И жизнь монарху ныне сохранил.
  Дворецкого велите пригласить,
  Хочу его я лично допросить.
  И пусть оценят общество и пэры
  Измены омерзительной примеры.
  
  (Шум за сценой. Голос привратника: "Дорогу королеве!" Входит королева Кэтрин в сопровождении герцога Норфолка и герцога Суффолка. Королева преклоняет колена. Король поднимает её и целует, усаживает рядом.)
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Позвольте всё же преклонить колена.
  Пришла просить. Здесь милости арена.
  
  КОРОЛЬ:
  Вставай!
  Вставай!
  И сядь со мною рядом.
  Тебе и всем давно понять бы надо,
  Что доля власти у тебя в руках,
  Я - берег твой, а ты - моя река.
  Пока держу ладони-берега,
  Тебя готов всегда оберегать.
  Когда захочешь берега размыть,
  Тогда покою нашему не быть.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Любя себя, не забывайте чести,
  Любовь и долг всегда сильнее вместе.
  Прошение и просто, и велико:
  Не закрывайтесь от сограждан кликой.
  
  КОРОЛЬ:
  Сконфужен я и чувствую неловко.
  Довольно интересная трактовка.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Сограждане без счёта бьют челом,
  Достойные и родом, и умом,
  Что их теснят без совести и меры,
  И есть тому в Британии примеры.
  Ведь ныне, благодати вопреки,
  Поборы стали слишком велики.
  От обвинений мы пока далёки,
  Но кардиналу - главные упрёки.
  Народ судачит вовсе не о нём,
  А связывает беды с королём.
  И это в деле ставлю главным пунктом,
  А это, мой король, чревато бунтом.
  
  НОРФОЛК:
  В народных массах бунт уже созрел:
  Ведь многие сегодня не удел.
  Ремесленник налогами задушен,
  А цех его безденежьем разрушен.
  Но голод, как вы знаете - не тётка,
  Берутся и за вилы, и за плётку.
  
  КОРОЛЬ:
  О, помогите, небо, мне и боги!
  Какие и откуда вдруг налоги?
  Клянут меня здесь с вами, кардинал!
  Что за налоги?
  Почему не знал?
  
  
  УОЛСИ:
  Я в ногу с вами и с Британией шагаю,
  Иных я помыслов не ведаю, не знаю.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Мудрёно, кардинал, вы говорите,
  Ещё мудрёнее повинности творите,
  Которые умом нельзя понять,
  Но чтобы живу быть, их надо сдать.
  Коль хочешь сохранить себе хребет,
  Плати налоги, и беги от бед.
  Не вы ли, кардинал, отец налога?
  Коль клевета - ищите спас у Бога.
  
  КОРОЛЬ:
  Что за поборы,
  Порождают споры?
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Я время государя отнимаю,
  Но он меня простит, я это знаю.
  Народ наш не способен осознать,
  Как можно шесть частей конфисковать
  От общего хозяйства и доходов
  На якобы во Францию походы.
  Такое действо бурю вызывает,
  Любовь народа к власти охлаждает.
  Где на монарха господу молились,
  Там в государе просто усомнились.
  Признанием, надеюсь, не обижу:
  Ведь я важней беды сейчас не вижу.
  
  КОРОЛЬ:
  Такая весть мне равнозначна боли,
  Всё это против нашей царской воли.
  
  УОЛСИ:
  Мой голос был в составе остальных,
  Где судей хор звенел в речах стальных.
  Случаются, мой сир, такие вещи:
  Меня, не зная, на меня клевещут.
  А объяснения вульгарны и просты:
  Рвёт добродетель терния кусты.
  В преддверии великих достижений
  Нам не резон бояться осложнений.
  Мы в море бед, и не страшны акулы,
  Где хищницам гарпун нацелен в скулы.
  Невежество, порой, не знает меры,
  Тому всегда встречаются примеры:
  Творим добро, - его рабы не чтут,
  А за худое - гимны и салют.
  Когда бы мы насмешек опасались,
  Мы б нищими, мой государь, остались.
  И. обсуждая эти сплетни всуе,
  Вросли б ногами в землю, как статуи.
  
  КОРОЛЬ:
  Где осмысленью дело подлежит,
  Ему мятеж народный не грозит.
  И не взимался нами и соседом
  Такой налог, он совести неведом.
  Шестая часть от целого как смерть,
  Её народу ныне не стерпеть.
  Когда сдирают с дерева кору,
  Хоть корни целы - ветви отомрут.
  Народ закону должен потакать,
  А право - нашим людям выживать.
  Амнистию восставшим обещаю.
  Скажите, кардинал, я их прощаю.
  
  УОЛСИ (напутствует секретаря):
  О милости монарха сообщите,
  По весям весть благую разнесите.
  Народ меня не любит за поборы,
  А потому прощение нам вопру.
  Не кто-нибудь, внушай народу - я
  Налог изъять заставил короля.
  Иных вам не даю я предписаний,
  Работайте и ждите указаний.
  
  (Секретарь уходит.)
  
  (Входит дворецкий Бакингема.)
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Мне жаль, что славный герцог Бакингем
  Вам якобы означил круг проблем.
  
  КОРОЛЬ:
  Не только мне он досадил, а многим.
  А потому судить я буду строго.
  Оратор он, наук познал немало,
  Учёности ему всегда хватало.
  Когда ж порок и знания слились,
  Они во власть геенны отдались.
  Так с Бакингемом в жизни и случилось.
  Беда нежданная на герцога свалилась.
  Изъян с учёностью грехи преумножают,
  Чудовищностью действа поражают.
  В речах его становится всё сказкой,
  Он ад и смерть, малюет белой краской.
  Вот человек, кто прикоснулся к аду,
  Его послушать, королева, надо.
  Расскажет он, что трудно рассказать,
  Докажет то, что трудно отрицать.
  
  УОЛСИ:
  О Бакингеме правду расскажи.
  Побойся бога, не поддайся лжи.
  
  КОРОЛЬ:
  Свободно говори пред государем.
  Мы благосклонность вам свою подарим.
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Не уставал он каждый день твердить,
  Коль государь прикажет долго жить,
  Нам не оставив отпрыска на трон,
  Пробел на царствие заполнит только он.
  О том Абергэвенни говорил,
  А кардинала всякий раз корил.
  
  УОЛСИ:
  Прошу отметить важность показаний:
  Враждебность, низость мерзких притязаний.
  Он болтовнёй изменнической своей
  И вас хулил, и близких вам друзей.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Служителю господню не пристало
  Вельможу ранить хлёсткими устами.
  
  КОРОЛЬ:
  Прошу конкретизировать рассказ,
  Как недруг мнил венчаться после нас?
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Какой-то Хопкинс дал ему намёк,
  Коль верить слухам - он почти пророк.
  
  КОРОЛЬ:
  Кто Хопкинс, опиши мне в двух словах?
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Картезианский, государь, монах.
  В абсурд поверить герцога заставил,
  Без устали его на царство славил.
  
  КОРОЛЬ:
  Откуда знаешь то, что говоришь?
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  До вашего отбытия в Париж
  Хозяин мой во время службы в храме
  Спросил меня меж прочими делами,
  Что лондонцы о Франции судачат,
  И что в Париж поездка ваша значит?
  Сказал я, что французы вероломны,
  И риски в данном случае огромны.
  Он намекнул, коль это совершится,
  Монаха предсказанье подтвердится.
  Его духовник истину лишь знал,
  Но исповедь он втайне содержал.
  Любая тайна тайною не будет,
  Один господь нас за язык осудит.
  А тайна незатейливо проста,
  Прочитанная с душеньки-листа:
  "Весть на четыре света стороны -
  Быть Бакингему во главе страны".
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  У герцога дворецким вы служили,
  Крестьяне вас за грубость невзлюбили.
  Кто благородство очернить посмеет,
  Быть благородным шансов не имеет.
  
  КОРОЛЬ:
  Чтоб суть допроса подытожить,
  Позволь, миледи, суд продолжить.
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  На сердце руку я кладу:
  Твердил ему я, как в бреду,
  Дрожащим голосом, в слезах,
  Что заблуждается монах,
  А, кроме прочего, итог
  Ужасен будет, видит Бог.
  На это он мне отвечал:
  "Не вижу я свою печаль!"
  К тому же он и сразу
  Ещё добавил фразу:
  "Когда б ни выжил наш король,
  Была б моя иная роль,
  И уж, конечно, кардинал,
  Башку давно бы потерял!"
  
  КОРОЛЬ:
  Какой, однако, он нахал!
  А что ещё ты услыхал?
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  И кое-что иное.
  
  КОРОЛЬ:
  Надеюсь, не дрянное?
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Недавно в Гринвиче вы были
  И там за Бломера журили...
  
  КОРОЛЬ:
  Припоминаю что-то
  Про служку-обормота,
  Который у меня служил,
  А верным Бакингему был.
  И что ж потом случилось.
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Такое и не снилось!
  "Когда бы в Тауэр, - сказал, - меня сослали,
  Я б сделал так, как предки завещали:
  Свиданья б с государем попросил,
  И свой кинжал бы в грудь ему вонзил".
  
  КОРОЛЬ:
  Какой предатель!
  
  УОЛСИ:
  В тюрьме он, королева, кстати.
  Как можно быть тому на воле,
  Кто королю неверен боле?
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Лишь небо суд над всем вершит.
  Господь рассудит и решит.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты что-то нам недосказал?
  Так поспеши, чтоб свет узнал.
  
  ДВОРЕЦКИЙ:
  Когда о предках говорил,
  К ножу он руку приложил,
  Вторую к сердцу прижимал,
  И будто клятву повторял:
  "Я превзойду теперь отца:
  Дождусь венца, а не конца!"
  
  КОРОЛЬ:
  Такое ныне невозможно:
  Когда он - меч,
  А мы - лишь ножны.
  Немедля узника судить!
  Коль виноват - велеть казнить,
  Коль суд статью ему найдёт,
  Где до пощады снизойдет,
  То и причин имея тыщи,
  Во мне он милости не сыщет.
  Ведь я - судья, а не заступник,
  Любой предатель - есть преступник.
  
   (Уходят.)
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Вестибюль дворца.
  
  (Входят лорд Чемберлен и лорд Сэндс.)
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Не знаю даже, что здесь и сказать.
  Как может Франция так моде потакать?
  
  СЭНДС:
  Как не смешны наряды,
  Но многие им рады.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Что англичане из поездки привезли?
  Манеры странные, гримасы да узлы,
  В которых модные увязаны тряпицы,
  Плюс - выражения забавные на лицах,
  Да и носы, что морщили пред парой
  По имени Пепина и Клотара.
  
  СЭНДС:
  Уверенность потеряна в ногах:
  Похожи на калек на костылях.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Языческий покрой же говорит:
  Отныне христианство им претит.
  Так мерзко, что по телу аж мороз!
  (Входит Сэр Томас Ловель.)
  Какие, Ловель, новости принёс?
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Одну лишь новость я принёс сюда:
  Указ собраться у ворот суда.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Какой же нынче повод для указа?
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Освободить британцев от заразы,
  Что поразила королевский двор,
  Где вызывает мода шум и спор.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Обычаи прекрасны наши, дом,
  Гордимся и одеждой, и умом,
  Отменно всё от Лондона до Дувра,
  Не удивить нас модою из Лувра.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Указ гласит: забыть всем о Пьеро,
  Убрать из шляп стекляшки и перо,
  Дуэли, фейерверки запретить,
  Чулки и бабьи тряпки не носить,
  Забросить мячик теннисный в комод,
  Ведь джентльмен у нас - не идиот.
  А те, кто быть такими не желают,
  То пусть к шутам за море отбывают
  Донашивать пожитки от француза.
  Претит нам заграничная обуза.
  
  СЭНДС:
  Прекрасное лекарство для больного.
  Нет эликсира действенней иного.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Перипетии этой представляю драму:
  Мальчишек ряженых лишатся наши дамы.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Без песенок французских и без скрипки
  У донжуанов шансы будут хлипки.
  
  СЭНДС:
  Пусть скрипка чёртова отсюда уберётся,
  Провинциалу шанс тогда найдётся
  Волынкою, что полнит долы, горы,
  Привлечь к себе красавиц юных взоры.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Ах. Как вы юны, вам я доложу!
  
  СЭНДС:
  Я памятью и детством дорожу.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Куда спешите? Будто на аврал.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Меня позвал на ужин кардинал.
  Похоже, звал на встречу он вас тоже.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Да, да меня на ужин пригласил.
  Здесь соберутся все, кто сердцу мил:
  И леди знатные и видные вельможи,
  Кто в королевстве властвует и может.
  ЛОВЕЛЬ:
  Рука прелата щедро подаёт,
  Забудет всё обиженный народ.
  Любому не откажет, кто попросит.
  Дары богаты и обильны росы.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Найдётся ли язык, чтоб обозвать
  Того, кто создаёт нам благодать?
  
  СЭНДС:
  Себе позволить он такое может,
  Ни голод, ни беда его не гложат,
  Таких людей нам небо посылает,
  Он грешников в святые обращает.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Да, так оно и есть!
  Хвала ему и честь!
  Ладья моя уже под парусами,
  Сэр Томас, вы, надеюсь, с нами?
  Идёмте же, иначе опоздаем,
  Мы с Гилдфордом за праздник отвечаем.
  
  СЭНДС:
  Не надо слов.
  Уже готов.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Зала во дворце Йорка.
  
  (Слышны звуки гобоя. За небольшим столиком под балдахином восседает кардинал, за длинным столом разместились гости. Входит Энн Баллен, леди, джентльмены и прочие гости, с другой стороны входит Сэр Генри Гилдфорд.)
  
  ГИЛДФОРД:
  Его преосвященство попросило
  Приветствовать в гостях миледи милых.
  Он эту ночь веселью посвящает,
  Заботы здесь гостей не посещают.
  А общество отменное, и зелье
  Залогом будут пира и веселья.
  (Входят лорд Чемберлен, лорд Сэндс и Сэр Томас Ловель.)
  Кто опоздал, тот к тосту не успел,
  А я сюда на крыльях прилетел.
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Не мы тому, мой дорогой, виной,
  У молодости - крылья за спиной.
  
  СЭНДС:
  Когда бы кардинал, как я, мирянин,
  Был красотою этих леди ранен,
  Он предложил бы им такой десерт,
  Какого в страсти не было и нет.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  А если бы духовником их были?
  Представьте, что б тогда вы отчудили.
  
  СЭНДС:
  Я б, исповедуя красавиц, исцелил.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Какое б врачеванье предложил?
  
  СЭНДС:
  Перину, а под ушко - пуховую подушку.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Прошу вас, леди милые, присесть.
  До кардинала время ещё есть.
  Прохладна ночь, а мы вас пожалеем,
  Обнимем, приласкаем, обогреем.
  
  СЭНДС:
  Не знаю, как вас, сэр, благодарить!
  Я дам всегда готов боготворить.
  Когда же красотою увлекусь,
  Я, как отец, безумным становлюсь.
  
  ЭНН:
  Ваш папа недоумком оказался?
  
  СЭНДС:
  Влюбившись раз, он чокнутым остался.
  Но сумасшедший женщин не кусал,
  А нежно их и томно целовал.
  
  (Целует.)
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  И сказано, и сделано прекрасно.
  Да будет пир!
  Да будет праздник классным!
  
  СЭНДС:
  Всё так и будет, лорд, как вы, сказали,
  Лишь надо, чтобы мне не помешали.
  
  (Под звуки гобоя входит кардинал Уолси и занимает место хозяина.)
  
  УОЛСИ:
  Медам, месье, прошу вас всех за стол,
  Особо чтим сегодня женский пол.
  Я полные бокалы наливаю
  И выпить за красавиц предлагаю.
  
  (Пьёт.)
  
  СЭНДС:
  Один бокал не хочется мне что-то,
  Уж лучше кубок - чаркам нет в нём счёта.
  Разок махну за наших милых дам,
  Пусть поцелуи бродят по устам.
  
  УОЛСИ:
  Сегодня Сэндс, по-моему, в ударе,
  Как никому ему я благодарен.
  Дам веселите, скукой стол чреват,
  Кто, джентльмены, в этом виноват?
  
  СЭНДС:
  Ланиты вспыхнут от румян вина,
  Взорвётся смехом в зале тишина.
  
  ЭНН:
  Вы, Сэндс, игрив,
  И по сердцу мотив.
  
  СЭНДС:
  Мотив сердечный, на душе легко,
  И чувство нежное засело глубоко,
  Запрятано оно в одеждах где-то...
  
  ЭНН:
  Вы показать не может не мне это.
  
  СЭНДС:
  Не я ли, ваша светлость, говорил:
  Остановить их - выше всяких сил.
  
  (Слышен бой барабанов, пушечные выстрелы.)
  
  УОЛСИ:
  Что там такое происходит?
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  
  Так пусть разведать кто-то сходит.
  
  (Слуга уходит.)
  
  УОЛСИ:
  Что это за таинственные звуки?
  Кто будоражит нас от скуки?
  Да вы не суетитесь, дамы,
  Война - для нас, а вы - вне драмы.
  
  (Слуга возвращается.)
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  И что же там? Извольте доложить!
  
  СЛУГА:
  Такое трудно сразу пережить:
  Корабль на рейде и палит нещадно,
  Плывут челны, в них люд сидит нарядный,
  На лицах и улыбки, и довольство,
  Похоже, иноземное посольство.
  
  УОЛСИ:
  Лорд Чемберлен, идите же, встречайте,
  С послами по-французски поболтайте,
  На бреге уваженье окажите,
  И с почестями в залу пригласите.
  Недаром этот вам бросаю вам клич я,
  Пусть озарит их красота величья!
  Вам одному встречать послов неможно,
  Возьмите в свиту рыцарей вельможных.
  (Чемберлен со свитой уходит. Все встают. Столы сдвигаются.)
  Давайте-ка, друзья мои, прервёмся,
  К столу и яствам мы ещё вернёмся,
  С посольством разговору завершу,
  И к новому вас пиру приглашу.
  (Под звуки гобоя в сопровождении Чемберлена входит замаскированный под пастуха король со свитой. Они направляются прямо к кардиналу и картинно кланяются ему.)
  Как чинно всё и благородно!
  Что этим господам угодно?
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Они не понимают по-английски,
  Но праздники любому сердцу близки,
  Вот и пришли они на этот пир.
  О вашей славе говорит весь мир.
  Стада оставив в зелени долин,
  Они вас просят, важный господин,
  Участвовать в торжественном обеде,
  Где вы добры и так прелестны леди.
  
  УОЛСИ:
  Скажите, лорд, я тронут этим очень,
  Мой скромный дом им станет этой ночью
  Пристанищем и кладезем веселья.
  Танцуйте!
  Пойте!
  Пейте мёд и зелье!
  
  (Кавалеры приглашают на танец дам. Король выбирает Энн Баллен.)
  
  КОРОЛЬ:
  О, красота, ты убиваешь нас!
  Такое созерцаю в первый раз.
  
  (Музыка. Танцы.)
  
  УОЛСИ:
  У нас к вам предложенье есть.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Да, ваша честь.
  
  УОЛСИ:
  Средь этих милых пастухов
  Есть предводитель всех волхвов.
  Хотелось бы о том узнать,
  И место лидеру отдать.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Пойду, разведаю секрет,
  И на вопрос ваш дам ответ.
  
  (Подходит к маскам и шепчется.)
  
  УОЛСИ:
  О чём же вы шептались:
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Они во всём признались:
  На самом деле есть такой,
  Кто потревожит ваш покой.
  Когда наступит смены час,
  От тут же помянет вас.
  
  УОЛСИ:
  Я покидаю пьедестал.
  Мой выбор царственный настал.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты, кардинал, всё угадал.
  (Снимает маску.)
  Когда б ни пастырем ты был,
  То веселился б и кутил,
  Как подобает многим,
  Но ты служитель бога.
  Да, есть за что вас, лорд, корит,
  Иным вам подобает быть.
  
  УОЛСИ:
  Прекрасный тон и настроенье! -
  Всевышнему благодаренье!
  
  КОРОЛЬ:
  Скажи, гофмейстер имя той,
  Кто затмевает красотой.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Дочь Сэра Баллена девица,
  Она же - фрейлина царицы.
  
  КОРОЛЬ:
  Как я прекрасно танцевал!
  Как страстно леди целовал!
  Поздравим с праздником друг друга,
  И пустим чарочку по кругу.
  
  УОЛСИ:
  Готов ли наш банкетный зал,
  Где я всё лучшее собрал?
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Да, кардинал.
  
  УОЛСИ:
  Вас танцы, сир, разгорячили.
  
  УОЛСИ:
  Хочу вас в залу пригласить
  Себя немного освежить.
  
  КОРОЛЬ:
  Пусть каждый выберет по даме.
  Я, дорогая, только с вами.
  Повеселимся, кардинал,
  Я тостов дюжину набрал.
  Красавиц будем в тостах славить,
  И танцевать, и пир наш править.
  Вели греметь во все литавры,
  А дамам - обряжать нас в лавры.
  
  (Удаляются под звуки фанфар.)
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Вестминстер. Улица.
  
  (Входят два джентльмена с разных сторон.)
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Куда так, уважаемый, спешите?
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Нет времени. Вы, сэр, меня простите.
  Спешу узнать, как герцог Бакингем.
  Дай Бог нам избежать его проблем.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Заботиться о нём теперь излишне,
  Цвет обронив, уже засохла вишня.
  Судьба на небесах его вершится,
  Пока же он содержится в темнице.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Вы на суде присутствовали сами?
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Невольным созерцателем был в драме.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Что можете об этом рассказать?
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Не трудно, полагаю, угадать.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Виновным осуждённого признали?
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Признали и в железо заковали.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Как жалко, что законом правит зло.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Скорбящих здесь немалое число.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Не можете ль подробно описать?
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Не знаю, право, как пересказать.
  В суде достойно герцог отвечал,
  В измене обвиненья отрицал.
  Парировал нападки очень ловко,
  Во всём была у герцога сноровка.
  И стряпчий был, однако же, не прост:
  Свидетелей представил на помост:
  Дворецкий, всем известный человек,
  По имени и отчеству Сэр Пек,
  И речи потерявший ныне дар
  Духовник Бакингема Де-ля-Кар,
  А с ними Хопкинс, мних проклятый
  Кто герцогу корону сватал.
  
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Вещун и предсказатель?
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Да, приятель.
  Все ополчились на него:
  Ватага - против одного.
  По совокупности всех мнений,
  Был обвинён он в госизмене.
  Так ладно герцог говорил,
  Что люд вздыхал и слёзы лил.
  Хоть это в памяти осталось,
  Судом в актив не засчиталось.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Вопрос единственный остался:
  Как обвиняемый держался?
  
  ПЕВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Когда он встал заслушать звон
  Своих грядущих похорон,
  Тоска им тут же овладела,
  И градом пот омыл всё тело,
  Он словом выстрелил в судью,
  Как будто всем, сказав "Адью",
  Но, успокоившись, в итоге
  Был терпелив и мудр как боги.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Он смерти не боялся всё же!
  
  ПЕВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Но был в смятении, похоже,
  Хоть бабой не был никогда.
  Вердикт - вот в чём его беда.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Всему причиной - кардинал.
  
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Кто б это ныне отрицал!
  Глубинное имеет здесь значенье:
  Смешенье Килдэра, Суррейя назначенье.
  И пэры знают это, и король:
  Ирландия сыграла свою роль.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Политика большая интриганка.
  
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  У графа есть причина для ва-банка.
  Бьёт кардинал любимцев короля:
  По шее надаёт и ву а-ля!
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Его народ терпеть уже не может,
  Пусть пламя ада негодяя сгложет!
  А герцога настолько обожает,
  Что зеркалом господним называет...
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Постойте же, любезный, погодите,
  А вот и бог, о ком вы говорите.
  
  ((Из зала суда выходит Бакингем в сопровождении служителей правосудия. Секиры обращены в сторону жертвы. По бокам осуждённого стража с алебардами. За ними следуют Сэр Томас Ловель, Сэр Вильям Сэндс, и толпа простолюдинов.)
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Так близко я его впервые вижу.
  Давайте подойдём к нему поближе.
  
  БАКИНГЕМ:
  Я знаю, вы пришли издалека,
  Великая народная река,
  Вам герцог о беде своей расскажет,
  Его казнят и каждый рот завяжет.
  На грудь мою навешен грязный ценник:
  Иду на казнь я с кличкою "изменник".
  Коль это так, то совесть мне - топор,
  Она мне и палач, и мой укор.
  За смерть свою я судей не виню,
  Они из права выбрали меню,
  Прощенье христианское забыв,
  Жестокостью своею поразив.
  Но там, где зло могилы чести роет,
  Месть прорастёт, и встанет за героев.
  Иллюзий я на милость не имею,
  Пусть добр монарх, унизиться не смею.
  Вы, кто слезу за Бакингема льёте,
  Как ангелы со мной на казнь идёте.
  Когда железо плоть мою разрушит,
  Хвалу воздайте господу за душу.
  Одна теперь у герцога дорога:
  На плаху и на небо - прямо к Богу.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Вы перед Богом накануне казни,
  Простите мне все ваши неприязни.
  
  БАКИНГЕМ:
  Сэр Томас Ловель, вас прощаю
  И всем прощенье завещаю.
  Надеюсь, что сойду в могилу,
  Я без проклятий чёрной силы.
  Его величеству привет,
  Скажите, что покинул свет:
  На полпути уже к чертогам,
  Где повстречаюсь ныне с богом.
  Пока же на Земле стою,
  Молитвы королю пою,
  Чтоб жил и царствовал на славу,
  Любил людей, лелеял право.
  Когда же время иск предъявит,
  Итог пусть памятник поставит.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Я провожу вас к водной глади,
  Там в лодку узника посадят.
  Заставит Вокс солдат грести,
  Чтоб в Лету с богом отпустить.
  
  ВОКС:
  Концу положено начало.
  Наш герцог на пути к причалу.
  Напоминать я не устану:
  Ладью украсить впору сану!
  
  БАКИНГЕМ:
  Какой там сан!
  Какой порядок!
  Без сана я. И вид мой гадок.
  Сюда я прибыл Бакингемом,
  Теперь же нищим стал Богеном.
  Но как бы ни было, - не плачу
  Я правдой остальных богаче.
  Кровь, что палач прольёт на плаху,
  На ваши скатится рубахи,
  Её не смоет даже время,
  Пусть кровоточит ваше племя.
  Отец мой Ричарду грозил,
  Но предан Банистером был,
  Настигла батюшку беда,
  Казнён жестоко без суда.
  Что рок наметил, то и смог,
  Да успокоит душу Бог.
  Седьмой же Генрих чтил папашу,
  И все вернул владенья наши,
  Обрёл я чин и уваженье,
  Забыв про стыд и униженье.
  Теперь же Генрих номер восемь,
  Средь лета мне устроил осень:
  Лишив и жизни, и щедрот,
  Был всем хорош, да стал не тот.
  Казнён отец и сын казнён,
  Но я судом был обвинён,
  Он четвертован без суда,
  Мне - повезло, ему - беда.
  Одно у нас ним совпаденье:
  Нам слуги прочили паденье,
  Которых преданно любили,
  Они же нас за грош сгубили.
  Поверьте мне, иду на смерть,
  А вам до времени терпеть.
  Там, где любовь не знает меры,
  Друзья фальшивы, цели серы,
  От дружбы той пустяшный прок,
  Уйдёт, как влага сквозь песок.
  И никогда не возвратится
  Та мутноватая водица.
  А коль случится возвратить,
  Придёт, чтоб в мути утопить.
  Молитесь за меня, народ,
  Мой час последний настаёт.
  Коль на досуге загрустите,
  Мне миг короткий посвятите,
  И просветите белый свет,
  Как я погиб, во цвете лет.
  На том беседу завершим.
  И попрощаемся засим.
  Нет ничего Земли дороже,
  Прости мне, боже.
  
  (Герцог и сопровождающие уходят.)
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Какая жалость!
  Сердце сжалось!
  Падут проклятия на тех,
  Кто взял на душу этот грех.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Коль невиновного казнят,
  Иные беды нам грозят.
  Под этою короной
  Они ужасней оной.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Храните, ангелы, от бед!
  Ужели и спасенья нет?
  Откройте, сударь, тайну.
  Узнать желаю крайне
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  На тайне, сударь мой, запрет:
  Как государственный секрет.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Я не болтлив,
  Хоть и пытлив.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Молва по Лондону гуляет:
  Король супругу оставляет.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Такое было, но король
  Разгневался на слухи столь,
  Что повелел всем в уши
  Теперь заткнуть беруши.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Такое было, говорят,
  Но слух, как пушечный снаряд,
  Преграды пробивает,
  И снова возникает.
  Всё так и есть оно и вот:
  Король нацелен на развод.
  Здесь кардинал плетёт интриги,
  И есть уже к разводу сдвиги.
  В столицу к нам не за спасибо
  Кэмпейус преподобный прибыл.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Уолси нам беду намолит,
  И императору насолит.
  Произрастают эти беды
  Из-за епископства в Толедо.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Вы правы: так оно и есть!
  А где же совесть, где же честь?
  Он издеваться не устанет,
  А королева жертвой станет.
  
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Чтоб каземата избежать,
  Нам надо языки прижать.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Вестибюль дворца.
  
  (Входит лорд Чемберлен, читающий письмо.)
  
  ЧЕМБЕРЛЕН (читая):
  "Те лошади, которых вы просили,
  Прекрасны по оснастке и по силе.
  Отобраны из северных пород,
  В готовности стояли у ворот
  Отправиться немедленно в столицу,
  Но не судьба была тому случиться:
  Пришёл от кардинала человек,
  И на фиаско замыслы обрек,
  Сказав, что кардинал на островах,
  В таких же ныне, как король, правах.
  Прелату не осмелятся перечить!
  Все лишены сегодня дара речи".
  Уже могу сказать я наперёд:
  Лошадки - вздор! Страну он заберёт.
  
  (Входят герцоги Норфолк и Суффолк.)
  
  НОРФОЛК:
  Лорд камергер, приятного вам дня.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  И вам удачи пусть добро чинят.
  
  СУФФОЛК:
  Как наш монарх?
  Скажи-ка в двух словах.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Сидит один. Лицо - чернее ночи.
  Он чем-то очень сильно озабочен.
  
  НОРФОЛК:
  И какова на то причина?
  
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Укрылся он в своей личине,
  Поскольку бедами чревата
  Женитьба на супруге брата.
  
  СУФФОЛК:
  Совсем другая повесть,
  Его тревожит совесть.
  
  НОРФОЛК:
  Сегодня кардинал - король,
  В театре дней он правит роль,
  И дёргает за струны,
  Как старший сын Фортуны.
  Всё, что хотел, имеет.
  Кода ж король прозреет?
  
  СУФФОЛК:
  Дай Бог тому случится,
  Иначе помутится.
  
  НОРФОЛК:
  Как он в делах благочестив!
  Как верно избран был мотив:
  Ведь с императором порвав,
  Лишил он королеву прав
  Надеяться на прочный брак.
  Поп оказался не дурак!
  Челнок без паруса и вёсел
  Бес в море штормовое бросил,
  Надтреснув, брак в пучине тонет:
  Нет у него от козней брони.
  А вот и круг спасательный -
  Развод безотлагательный.
  Жена-то - камень драгоценный,
  Ей равных нет, во всём - бесценна.
  Храня супруга двадцать лет,
  Она была, как амулет.
  Красы своей не растеряла,
  Как ангел мужа охраняла.
  И даже, получив развод,
  Супруга брак не проклянёт.
  Вот, господа, какие вести.
  Подобный брак достоин чести.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Я господа всевышнего молю:
  Такой советник вреден королю!
  Уже бежит по Лондону молва,
  И сплетнями забита голова:
  Готовит поп Британии обузу -
  На трон сестру от главного француза.
  Бог королю прозрение подарит:
  Змея пригрета нашим государем.
  
  СУФФОЛК:
  Господь на небе видит всё и бдит,
  Он от поповского ярма освободит.
  
  НОРФОЛК:
  Молиться надо нам, не уставая,
  Сей властелин повсюду успевает.
  И впечатления от дел его свежи:
  Он принцев обращает всех в пажи.
  Мы для него - из теста человечки:
  Что налепил, то и засунул в печку.
  
  СУФФОЛК:
  Что до меня, так я его не вижу,
  Мне вера в долг родней всего и ближе.
  Коль королю такая суть угодна,
  Без кардинала проживу свободно.
  Все заклинания, угрозы кардинала -
  Пустое "тьфу" от самого начала.
  Пусть он свои протягивает лапы
  Не в мой карман, а в римский кладезь папы.
  
  НОРФОЛК:
  Пойдём же государя отвлечём,
  Подставим в трудный час ему плечо.
  Надеюсь, лорд, пойдёте вместе с нами?
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Иными озадачен я делами.
  Мне государь их срочно поручил,
  Вас проводит не нахожу причин.
  Его настрой для визави - помеха.
  И всё же - я желаю вам успеха.
  Прощайте.
  
  НОРФОЛК:
  Вы нас не забывайте.
  
  (Чемберлен уходит. Король, отдёргивает штору, видно, как он сидит, углубившись в чтение.)
  
  СУФФОЛК:
  Король в раздумье пребывает.
  
  КОРОЛЬ:
  Кто мне печалиться мешает?
  
  НОРФОЛК:
  Дай Бог, чтоб сир не рассердился.
  КОРОЛЬ:
  Кто там без ведома явился?
  Кто нарушает мой покой?
  Вас, сударь, спрашиваю я:
  Кто вторгся в мысли короля?
  
  НОРФОЛК:
  Приносим сотни извинений,
  Вы, милости и блага гений,
  Примите нас по делу долга,
  Займём мы вас совсем недолго.
  Так на душе у нас тревожно,
  Без вашей воли нам неможно.
  
  КОРОЛЬ:
  Я эту дерзость не прощу,
  И живо с лестницы спущу.
  Есть расписание для дела,
  Оно для лордов не приспело.
  (Входят Уолси и Кэмпейус с полномочиями Рима.)
  Уолси, кардинал милейший,
  Ты добротою так и блещешь,
  Дарован щедрою судьбой,
  Врачуешь короля собой.
  (Обращаясь к Кэмпейусу):
  Учёного приветствую в стране,
  Двору - подарок и, конечно, мне.
  (Обращаясь к Уолси):
  А чтоб слова уверенней звучали,
  Отдайте мужу почести вначале.
  
  УОЛСИ:
  То - после. А сейчас хочу просить
  Наедине проблемы обсудить.
  
  КОРОЛЬ (обращаясь к Норфолку Суффолку):
  Мы заняты, непрошенные лица,
  Прошу вас из палаты удалиться.
  
  НРФОЛК (Суффолку):
  А гордости у этого попа -
  Как у матрасного клопа.
  
  СУФФОЛК (Норфолку):
  То - не вопрос:
  Он - главный в королевстве кровосос.
  Но продолжаться, Норфолк, так не может.
  
  НОРФОЛК:
  Меня-то это, брат мой, и тревожит.
  Риску поставить я преграду злу.
  
  СУФФОЛК:
  Рога сломаем этому козлу.
  
  (Норфолк и Суффолк уходят.)
  
  УОЛСИ:
  Мудрей царей, пожалуй, не найти,
  Коль к церкви взор решили обратить.
  Вас ни за что никто не упрекнёт
  И двор оценит, и простой народ.
  Испанец кровью церковью повязан,
  Решение суда признать обязан.
  Свободный голос добрых христиан
  Спешит на помощь из далёких стран.
  И Рим, что под небесной высью,
  Вам в помощь кардинала выслал.
  Кэмпейуса я снова представляю,
  Любить и жаловать его, вас умоляю.
  
  КОРОЛЬ:
  Его в объятиях я снова задушу,
  Добро пожаловать в Британию прошу.
  Спасибо, что священника прислали,
  Какого сердце и душа мои желали.
  
  КЭМПЕЙУС:
  Вы, государь, так благородны,
  Вам - флаг любви международной.
  Мы, представители от Рима,
  Любовью этой одержимы.
  Нам полномочия дают
  Права на справедливый суд.
  
  КОРОЛЬ:
  Два мужа, равные по сану,
  Где благородство под сутаной.
  Пора нам королеву звать,
  И суд над нею затевать.
  За бога и за веру!
  Зовите Гардинера.
  
  УОЛСИ:
  Я знаю, вы её любили,
  И уважали, и щадили.
  Теперь же, как не говорите,
  Она нуждается в защите.
  Простолюдинке даже,
  В защите не откажут.
  Судебная плата
  Найдёт ей адвоката.
  
  
  КОРОЛЬ:
  Защиту лучшую назначим,
  И разве может быть иначе?
  Есть адвокатам всем пример -
  Мой секретарь лорд Гардинер.
  (Уолси выходит.)
  (Уолси возвращается с Гардинером.)
  
  УОЛСИ (обращаясь к Гардинеру):
  Вот вам рука, желаю счастья.
  Теперь вы в королевской власти.
  
  ГАРДИНЕР (обращаясь к Уолси):
  В молитвах господом услышан,
  Рукою вашею возвышен.
  
  КОРОЛЬ:
  Ко мне, епископ, подойдите,
  К устам главу свою склоните.
  (Отходят и шепчутся.)
  
  КЭМПЕЙУС:
  Здесь доктор Пейс служил доселе.
  
  УОЛСИ:
  Служил, служил он, в самом деле.
  
  КЭМПЕЙУС:
  Какие отзывы о нём?
  
  УОЛСИ:
  Был сведущ, опытен во всём.
  
  КЭМПЕЙУС:
  На ваше имя злые слухи,
  Как на навоз, садятся мухи.
  
  УОЛСИ:
  Вы что имеете в виду?
  
  КЭМПЕЙУС:
  Беду на вашу честь, беду.
  Твердят, что Пейса вы прогнали,
  И возвышаться не давали.
  Не вынес бурь он в этом шторме,
  С ума сошёл и тихо помер.
  
  УОЛСИ:
  Вот христианское клише:
  Да будет мир его душе!
  Тем, кто мою марает честь,
  Темницы, казематы есть.
  Покойный был совсем дурак,
  Вот и закончилось всё так!
  Вот этот сделает, как нужно,
  Пока таков, живу с ним дружно.
  А потому приближен к власти,
  Могу и править здесь, и красть я.
  Мы поднялись, чтоб низкий пал,
  И никогда не возникал.
  
  КОРОЛЬ:
  Всё королеве передайте,
  Но в мягком тоне излагайте.
  (Гардинер уходит.)
  Блэкфрайарз - место для суда.
  Вот вы и явитесь туда.
  Уолси, поведёте дело,
  Вы предприимчивый и смелый!
  Жена полна любви и ласки,
  Накину на лицо я маску,
  А во главе поставлю совесть,
  Пусть завершает нашу повесть.
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Передняя королевы.
  
  (Входит Энн Баллен и пожилая леди.)
  
  ЭНН:
  Нет! Ни за что и никогда!
  Ведь в этом вся моя беда.
  Король так долго с нею жил,
  Минутой каждой дорожил.
  Как можно это отрицать?
  Грех на святое клеветать!
  Творя добро, не знала зла,
  Простой и искренней была.
  Во славе быть гораздо проще,
  Терять её - больней и горше.
  Была царица вне позора,
  Явился ад святому взору:
  Ей отречение грозит,
  Во всём предательство сквозит.
  И, как в народе говорится:
  Такое монстру не приснится.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Такого в мире не найти,
  Кто б мимо драмы мог пройти.
  
  ЭНН:
  Величия не знать, поверьте,- благо,
  Пусть не в душе оно, а на бумаге.
  Развод величью трудно достаётся:
  Как будто с телом сердце расстаётся.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Рисуется, по-моему, проблемка:
  Была - царица, станет - иноземка.
  
  ЭНН:
  Тем более об этом сожалею,
  И мнение особое имею:
  Накинуть лучше платьице простое,
  Чем обрядиться в горе золотое.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  И что ни говорили бы, а всё же -
  Довольство достояния дороже.
  
  ЭНН:
  Я вам девичеством клянусь:
  Быть королевой не стремлюсь.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Я в положении таком
  Зашла бы очень далеко,
  Невинность, обменяв на трон.
  И в том - триумф, а не урон.
  А опыт мой мне говорит:
  Вас гложет тайный аппетит.
  Вы женских прелестей полны
  И, как красавица, вольны
  Товар по вкусу выбирать,
  А только власть всё может дать.
  Козликом совесть ваша скачет,
  Пора взрослеть и жить иначе.
  
  ЭНН:
  Такою быть мне вовсе не годится.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Ужели не хотите быть царицей?
  
  ЭНН:
  Ничем меня не соблазнить.
  Хочу простолюдинкой быть.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  На что я - старая ворона,
  И то б не погнушалась трона.
  Ломаться, дева, перестаньте.
  Хотя бы герцогиней станьте.
  
  ЭНН:
  Нет! Ни за что!
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Не та, вы леди, и не то.
  Могу себе предположить,
  Что вы не сможете родить:
  Настолько вы убоги.
  Простите дуру, боги!
  
  ЭНН:
  Который раз вам повторяю:
  Быть королевой не желаю!
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Рискни собою ради бриттов!
  Рискни!
  Рискни!
  И будем квиты.
  Ведь даже за земли клочок,
  Любой отдать себя бы смог.
  С тобой морока и беда!
  Там кто-то движется сюда.
  
  (Входит Чемберлен.)
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Какое утро!
  Благодать.
  О чём изволите мечтать?
  Какие речи и слова?
  Цена секретов какова?
  
  ЭНН:
  Какой здесь может быть секрет,
  Его давно жуёт весь свет.
  Кусают слухи, словно, волки,
  О королеве скорбны толки.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Все слухи - это бизнес дам,
  Но я дровишек не поддам.
  Вот-вот! И угольки сгорят.
  Вернутся в мир: тепло и лад.
  
  ЭНН:
  Надеюсь, так всё и случится.
  Осталось - Богу помолиться.
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Молитвы бог всегда приемлет,
  Таким, как вы, он в небе внемлет.
  И в доказательство того
  Король от сердца своего
  Готовит дивные сюрпризы:
  Вам титул жалует маркизы,
  И ежегодный пансион
  Маркизе Пембрук, дарит он
  В размере - тысяча монет.
  Таков властителя декрет.
  
  ЭНН:
  Не знаю даже, как ответить,
  Как он меня сумел приметить,
  Я так ничтожна и мала,
  Одна молитва мне мила,
  Вот и молюсь я день и ночь,
  Похоже, Бог решил помочь.
  Прощу вас королю сказать,
  Раба готова всё отдать.
  Пошли, господь, монарху счастье,
  Чтоб был во здравии и власти.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Как вы величественны, боже!
  Я впечатление умножу
  При разговоре с королём,
  И укреплю надежду в нём.
  (В сторону):
  Ум красоте не уступает,
  Король сражён, двор это знает.
  Восходит новая звезда.
  Не время ль должное воздать?
  Меня помиловать молю,
  Спешу с докладом к королю.
  
  (Чемберлен уходит.)
  
  ЭНН:
  Ну, вот: сбежал к монарху лорд.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Шестнадцать долгих лет мотаюсь,
  И клянчу я, и унижаюсь,
  Никто не жалует подачек,
  Одни сплошные неудачи:
  То слишком рано появлюсь,
  То слишком поздно объявлюсь.
  А ты, как рыбка золотая,
  Раскрыла рот и всё хватаешь.
  
  ЭНН:
  А призадумаюсь порой,
  И удивительно самой.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  И как вам ныне аппетит?
  В зобу от мёда не горчит?
  Излишне с этим спорить,
  Где мёд, там нет и горя.
  Одна красавица клялась:
  За всю египетскую грязь,
  Девица утверждала,
  Царицею б не стала.
  Понятно вам, о чём толкую?
  Вы сказку слышали такую?
  
  ЭНН:
  Вы всё изволите шутить.
  А не пора ли прекратить?
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Да, эти речи очень милы,
  А я б на вашем месте взмыла
  Весёлой птахой в синеву,
  Чтоб оценить всё наяву:
  Маркиза Пембрук и доход
  По тысяче червонцев в год.
  Живи, транжирь без счёта их,
  А обязательств никаких.
  И это, думаю, начало:
  Ладья уходит от причала.
  Вперёд! Вперёд!
  Не прячьтесь в нору.
  Вам ноша герцогини впору.
  Начал есть! Задел хороший!
  Ведь не откажетесь от ноши?
  
  ЭНН:
  До ваших сказок нет мне дела,
  Кем я была, тем преуспела.
  А думы горше-то полыни:
  Что будет с королевой ныне?
  Мы королеву в горе держим,
  И без ножа, беднягу, режем.
  Прошу её не ранить снова.
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Не пророню о том ни слова.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Холл Блэкфрайарз.
  
  (Звучат трубы и фанфары. Выходят два жезлоносца с короткими серебряными жезлами. За ними следуют два секретаря в докторском одеянии. За ними без сопровождения архиепископ Кентерберийский, за ним епископ Линкольнский, Элейский, Рочестерский и Сент-Асафский; за ними на небольшом расстоянии джентльмен, несущий мешок для пожертвований с государственной печатью и шляпу кардинала; потом следуют два священника, несущие серебряные кресты; за ними с непокрытой головой идёт церемониймейстер при дворе и парламентский пристав с серебряной булавой; затем два джентльмена с двумя большими серебряными столбами; за ними, выстроившись по бокам двух кардиналов, вельможи с мечами и жезлами. Король располагается на троне, два кардинала, в качестве судей, с каждой стороны от трона короля. Королева располагается в некотором отдалении от короля. Епископы располагаются по обеим сторонам зала суда. Ниже расположились писцы. Рядом с епископами расположились лорды. Остальная публика - соответственно рангу.)
  
  УОЛСИ:
  Во время читки полномочий Рима
  Всем вникнуть в суть статей необходимо.
  
  КОРОЛЬ:
  Нужды не вижу догмы оглашать.
  Не будем же мы Риму возражать!
  
  УОЛСИ:
  Что ж, согласиться с этим можем.
  Тогда, мой государь, продолжим.
  
  СЕКРЕТАРЬ:
  Прошу монарха пред судом предстать.
  
  ЧИНОВНИК СУДА:
  На месте ль он? Готов ли отвечать?
  
  КОРОЛЬ:
  Я здесь пред судьями и правом,
  В своём уме и теле здравом.
  
  СЕКРЕТАРЬ:
  Прошу я королеву пред судом предстать.
  
  ЧИНОВНИК СУДА:
  На месте ли она? Готова ль отвечать?
  
  (Не отвечая, королева поднимается с места, проходит по залу суда к королю, преклоняет колена и начинает говорить.)
  
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Взываю к вашей жалости ко мне,
  Я - чужестранка, в чуждой мне стране.
  Быть может, я кого-то и обижу,
  Но судей беспристрастных здесь не вижу.
  Откройте мне неверия завесу,
  В чём не сошлись супругов интересы?
  Чем чувства королева оскорбила,
  Чем короля настолько отдалила?
  Свидетель Бог - я верною была
  Любовь под вашей ласкою цвела,
  Я, как раба, ценила ваш настрой,
  А он бывал порою непростой:
  То до земли былину нагибал,
  То от ветров чужих оберегал.
  Желаний ваших я не отклоняла,
  Покорно, не противясь, исполняла.
  Друзей любила, им желала благ,
  Хотя в ином проглядывал и враг.
  Моих друзей вы гневом обжигали,
  И повод ненавидеть их давали.
  Я двадцать лет в покорности жила,
  Для ваших деток матерью была.
  Свою я честь за годы сохранила,
  Ужели всё напрасно в жизни было?
  Ужели душу матери и плоть
  Кинжалом права можно заколоть?
  И ваш отец и мой, король испанский,
  Устроили наш брак не дилетантски:
  Мужи держав ошибки исключили,
  И в храме нас законно обручили.
  А потому прошу вас не спешить,
  Хочу совет испанцев получить.
  Но коль откажете, то это ваше право,
  Творите суд всевышнему во славу.
  
  УОЛСИ:
  Пред вами преподобные отцы,
  Любого правосудия жрецы.
  В их честности сомнений быть не может,
  Предвзятость вас, надеюсь, не тревожит:
  На должность вы их сами избирали,
  А, значит, не ошиблись в их морали.
  Как божий день, становится всё ясно.
  Зачем же суд откладывать напрасно?
  
  КЭМПЕЙУС:
  Отличный довод. Лучше не найти.
  Позвольте к существу нам перейти.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Я у суда теперь под кровом.
  Лорд кардинал, позвольте слово.
  
  УОЛСИ:
  Да, мадам.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Слезам я волю здесь не дам.
  Я - дочь испанского монарха.
  Не будет слёз!
  Не будет страха!
  На мне монаршая печать,
  Я буду искры источать.
  
  УОЛСИ:
  Суд словом ныне не сломить,
  Прошу вас терпеливей быть.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Не мне быть терпеливей надо,
  А вам сдержать свою браваду.
  Вы не защитник мне, а враг:
  Месть - в голове,
  Ложь - на устах.
  Чтоб не наделали вреда,
  Вас отстраняю от суда.
  Ведь вы несёте это знамя,
  Раздув меж нами брани пламя.
  Пройдусь по пламени босой:
  Господь зальёт его росой.
  Ведь где для правды нет истока,
  Там судят судии жестоко.
  А потому и повторяю:
  Судью такого отвергаю.
  
  УОЛСИ:
  Что, королева, происходит?
  Всегда вы были доброй вроде.
  Совсем, совсем не узнаю
  Царицу мудрую мою.
  Вас боги щедро наградили,
  Умом вы дам превосходили.
  Хоть и расстроены, возможно,
  Но оскорблять меня не можно.
  Вражды я к людям не питаю,
  Не только вас, всех защищаю,
  Но в праве я неколебим,
  Как предписал священный Рим.
  Согласно вашему укору -
  Я автор пламени раздора.
  В суде я отрицаю это,
  То - наговоры и наветы.
  Когда б король про ложь узнал,
  За правду бы стеною встал.
  Негодовал бы, как и вы,
  Хоть вы, по сути, не правы.
  Но клевета так боевита,
  Её гнездо искусно свито,
  И без защиты человек
  Не оправдается вовек.
  Однако, поздно или рано
  Один король залечит рану,
  Но прежде вас хочу просить,
  Меня в неправде не винить.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Мой женский ум не так велик
  Противу хитростных улик.
  Под вашей пышною сутаной
  Роятся каверзные планы.
  И там, за короткостью степенной,
  Сокрыт расчёт обыкновенный.
  Король вас вытащил из грязи,
  А вы решили - стали князем.
  Важнее нет теперь вельможи,
  Вам всё позволено и можно.
  Любое слово, как указ,
  Уже работает на вас.
  Духовность ваша - только маска,
  Внутри - болото, ложь под ряской.
  Его святейшеству, не вам,
  На суд себя теперь отдам.
  
  (Кланяется королю и собирается уйти.)
  
  КЭМПЕЙУС:
  Не чтит закон сама царица!
  В суде вести так не годится
  
  (Королева уходит.)
  
  КОРОЛЬ:
  Верните королеву в суд.
  
  ЧИНОВНИК СУДА:
  Король к ответу вас зовут.
  
  ГРИФФИТ:
  Мадам!
  Король взывает к вам!
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Надеюсь, он зовёт не вас,
  Придёте, коль наступит час.
  Пошли мне, господи, терпенья.
  Своё я высказала мненье.
  Суды мне эти - не указ:
  Здесь первый и последний раз!
  
  (Королева со свитой уходит.)
  
  КОРОЛЬ:
  Ты, Кэтрин, выбрала свой путь,
  Но если скажет кто-нибудь,
  Что есть верней жена на свете,
  Не слушайте его, не верьте.
  Она из всех монарших лиц
  Была царицею цариц.
  В ней столько ценных качеств есть,
  Неможно все их перечесть.
  К тому же - корни родовиты,
  Где предки лаврами увиты.
  А, кроме прочего, ко мне
  Была лояльная вполне.
  
  УОЛСИ:
  Я об одном прошу вас, государь,
  Кладя свою невинность на алтарь,
  Всем доказать, что на руку я чист,
  И не запятнан послужной мой лист.
  На это дело вас не подстрекал,
  И королеве зла не предрекал.
  
  КОРОЛЬ:
  С вас подозрения любые я снимаю.
  Не обвинил,
  Не обвиню,
  Не обвиняю.
  Немудрено, что недруги, как псы,
  Суют везде вонючие носы.
  По поводу любому шавки лают,
  А, изловчившись, за ноги кусают.
  Они-то королеву и достали,
  Пока вы плетью их не отхлестали.
  Но оправдав, хочу ещё добавить,
  Как в долгий ящик силились отправить
  Вы это дело, затрудняя ход.
  Теперь мне это силы придаёт.
  И что бы там молва не изрыгала,
  Приму я только правду кардинала.
  Позвольте, ваше время отниму,
  И расскажу вам, что и почему.
  За ходом рассуждений проследите,
  Потом по результатам и судите.
  Положены в основу были строки
  Епископа Байоннского намёки.
  Посол-француз задачу задал,
  Когда принцессе мужа сватал.
  "Дочь Мэри, герцог Орлеанский", -
  Сказал посол, прищурив глазки, -
  "Должны немного потерпеть,
  Сир хочет дело рассмотреть.
  Дочь короля, но - не принцесса,
  Поскольку не имеет веса:
  Ведь по свидетельству она
  Вдовою брата рождена."
  Отсрочка душу потрясла,
  Сомненьем в сердце проросла,
  Лишила сна и аппетита.
  Надежда случаем убита.
  И тут подумал, что я жну
  Плоды за братову жену.
  Как только сына зачинал,
  Он, народившись, умирал.
  Мне небо прямо заявляет,
  Дарить мне сына не желает,
  И обрекает королевство
  Быть без наследника наследству.
  К вам обращаюсь: как мне быть?
  Как мне проблему разрешить?
  Я обращался к мудрецам,
  Как, Линкольн, обращался к вам,
  Когда впервые вам признался
  И, плача, вам исповедался.
  
  ЛИНКОЛЬН:
  Да, вспоминаю нелегко я.
  Ужасно зрелище такое.
  
  КОРОЛЬ:
  Я много слов наговорил,
  Нет ни желания, ни сил.
  Хочу, чтоб рассказали,
  Что вы мне пожелали.
  
  ЛИНКОЛЬН:
  Я право должен был блюсти,
  И нашу Англию спасти,
  А потому и дал совет
  Прийти на суд. Иного нет.
  
  КОРОЛЬ:
  Кентербери, вы есть последний,
  Кому молил свою обедню,
  Кому все почести несут,
  Вы посоветовали суд.
  И вы, мужи и службоверы,
  Кому я предан был без меры,
  Чьим дорожу всегда залогом,
  Скрепили суд печатью, слогом.
  Вы суд чините ни царице,
  Воздев свои к иконам лица,
  А обстоятельствам тернистым.
  Да будет суд прямым и истым!
  Коль вы докажете, что брак,
  Державной Англии не враг,
  Я соглашусь и до могилы
  Я буду верен Кэтрин милой.
  
  КЭМПЕЙУС:
  Без королевы суд - не суд,
  Увы, его перенесут.
  При этом главное осталось:
  Чтоб Кэтрин в Рим не обращалась.
  
  КОРОЛЬ (в сторону):
  Ах, кардиналы - шутники,
  Сползают напрочь парики,
  Видны под пудрой грима
  Указы пап из Рима.
  Куда ты, Крэнмер, подевался,
  Король тебя уже заждался.
  Надеюсь, миром обойдётся,
  Всё на своя круги вернётся.
  
  Окончен суд.
  Всё завершайте.
  Мы удаляемся. Прощайте.
  
  (Все выходят в том же порядке, в каком входили.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лондон. Апартаменты королевы.
  
  (Королева и служанки за рукоделием.)
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Чтоб рукоделье завершилось,
  Возьми-ка лютню, сделай милость,
  И песню нежную напой,
  Где борет грусть Орфей-герой.
  
  ПЕСНЯ.
  
  Орфей на лютне струн коснулся.
  Мир очарованный проснулся.
  
  Цветы на ножках потянулись,
  Чтоб дотянуться до лучей
  Цветными чашами очей,
  И, раскрываясь, улыбнулись.
  
  Все кто услышал глас Орфея,
  Забыв про всё, спешат скорее
  
  Поспеть за нотами-звездами.
  Застыли музы в страстной неге,
  Как кони радужные в беге.
  Раскрылся мир чудес над нами.
  
  И сладко так от песни сердцу.
  И грусть ушла, захлопнув дверцу.
  
  (Входит джентльмен.)
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Почто вы оказались тут?
  
  ДЖЕНТЛЬМЕН:
  В приёмной кардиналы ждут.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Они хотят поговорить?
  
  ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Пришли об этом попросить.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Пусть заходят.
  (Джентльмен уходит.)
  Какой резон они находят
  Вести теперь со мной беседу?
  По их вине тону я в бедах.
  Когда палач с лицом монаха,
  Не врачеваньем - смертью пахнет.
  
  (Входят кардиналы Уолси и Кэмпейус.)
  
  УОЛСИ:
  Мир дому вашему и счастья!
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Под крышей кроюсь от ненастья.
  Готовлюсь к худшим временам.
  Чем быть могу полезна вам?
  
  УОЛСИ:
  Хотели б с вами в кабинете
  Расставить точки и ответить
  На ваши главные вопросы,
  Что поднимали на допросе.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Я не храню таких секретов,
  Чтоб их шептать по кабинетам.
  А кредо - чтоб любые дамы
  Душой и сердцем были прямы.
  Не всем, как мне, дано такое:
  Где правда - там живу легко я.
  И не пугаюсь языков,
  Ни глаз недобрых, ни оков.
  Коль что-то выведать хотите,
  Без предисловий говорите.
  Любую правду вам открою,
  И никогда её не скрою.
  
  УОЛСИ:
  Хочу в латынь я ухо обмакнуть:
  "Замком уста у правды не замкнуть"....
  Tanta est erga te mentis integritas, regina serenissima...
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Латынь оставьте в стороне,
  Английским пользуюсь в стране.
  Язык со мною подружился,
  Поскольку дух мой не ленился.
  Поймёт ли кто-то на латыни
  Меня, властительницу, ныне?
  Я выбираю здесь английский,
  Минуя недоверья риски.
  И, если правдою разить,
  Она должна английской быть.
  А все грехи, что отпускают,
  Пусть по-английски называют.
  
  УОЛСИ:
  Мне жаль, что долг и честь солдата,
  Кто почитает власть так свято,
  На откуп брошено презренью,
  Нападкам диким, подозренью.
  Мы здесь не добродетель губим,
  Её, как вы, мы ценим, любим.
  И не намерены итожить
  Число грехов, чтоб беды множить.
  Мы лишь намерены узнать,
  Как вы решили поступать.
  И дать вам ценные советы,
  Чтоб честь свою сберечь при этом.
  
  
  КЭМПЕЙУС:
  Лорд Йоркский, отдаваясь долгу,
  Забыв к презрению немогу,
  Которой вы его разили,
  И, не щадя усилий, били,
  Решил недуг сей превозмочь,
  И бескорыстно вам помочь.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН ( в сторону):
  Да, кардинал неодолим
  Ко мне предательством своим...
  
  Ценю усилья, лорды, ваши,
  Намерений не знаю краше.
  Коль вы честны на самом деле,
  Дай бог вам веры, мощи в теле.
  Но я при слабом женском духе
  Подобно немощной старухе,
  Не знаю, как вам отвечать,
  На всём безвестия печать.
  Я рукодельем занята,
  Мне впору жизни суета,
  А не учёная беседа,
  Где в каждом слове грех, да беды.
  Да и величие моё
  Строку последнюю поёт.
  Прошу мне время, лорды, дать,
  Чтоб адвоката отыскать.
  Пока ж в беде я одинока.
  За что судьба мне мстит жестоко?
  
  УОЛСИ:
  Вы короля любовь забыли,
  Друзей, что толпами ходили.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Ноль по стране таких найдётся,
  И вряд ли кто-то отзовётся,
  Чтоб ходатаем Кэтрин быть,
  Главы такому не сносить.
  Такого подданного сир
  В иной отправит тут же мир.
  Друзья мои, господь-то видит,
  Живут в Испании, в Мадриде.
  
  
  КЭМПЕЙУС:
  Прошу сомнения оставить,
  И вам совет свой предоставить.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Какой же свет
  Прольёт на дело ваш совет?
  
  
  КЭМПЕЙУС:
  Отдайтесь воле государя,
  Он милость вам свою подарит.
  А коль закон осудит вас,
  Вас разорит позора глас.
  
  УОЛСИ:
  Он в корень зрит,
  И правду говорит.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Моей вы гибели хотите,
  А потому так говорите.
  Стыдитесь, вы же - христиане
  А не муллы в турецкой бане.
  На небе судия единый,
  В его я верую седины.
  
  КЭМПЕЙУС:
  Горячность все мосты сжигает,
  И шансов впредь не оставляет.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Я вас святыми почитала,
  А вы - пороков кардиналы.
  И не ревнители вы веры,
  А иереи - лицемеры.
  Ужель стыда недостаёт,
  Чтоб запечатать лживый рот?
  Я вижу приговор в конверте,
  И кубок, полный зелья смерти.
  Хотите женщину убить,
  И этим зельем отравить.
  Но опасайтесь, чтоб печали,
  На ваши плечи не упали,
  А коли бог такое ссудит,
  Пощады вам, попы, не будет.
  
  УОЛСИ:
  Ваш разум, королева, бредит,
  Простолюдинка вы - не леди.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  А не без вашего ль участья
  Могла так низко в пропасть пасть я?
  Вы мне соломы не стелили,
  А очень долго больно били,
  Напялив на пупы сутаны,
  И солью посыпали раны.
  А мой гонитель ложе стелет,
  Но не меня зовёт в постель он.
  Жива одна моя покорность,
  В небытие зачахла гордость.
  И вы, учёные мужи,
  Напрасно точите ножи.
  
  КЭМПЕЙУС:
  Вы ненормальны - это ясно,
  И ваши доводы ужасны.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Коль нет защитников достойных,
  Щитом закроюсь добровольно.
  Не я ль была женою верной,
  Соблазны обойдя и скверны?
  Король владел не только телом:
  Душою, сердцем, жизнью, делом.
  Его одаривала лаской,
  Любовь у нас жила, как в сказке.
  Я Бога за него молила,
  А что в награду получила?
  Вы, кардиналы-изуверы,
  Такие знаете примеры?
  
  УОЛСИ:
  Вы отдаляетесь от темы,
  Иные нас гнетут проблемы.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Ни в чём не виновата, и не каюсь,
  И отрекаться я не собираюсь.
  Ответ мой однозначно прозвучит:
  Лишь смерть меня с престолом разлучит.
  
  УОЛСИ:
  Хочу я, чтобы мудрость пробудилась.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Ступив на эту землю, убедилась,
  Что здесь культуру лести почитают,
  Иному англичане не внимают.
  Вы суть не скроете от господа-творца:
  За ликом ангельским - бездушные сердца.
  Что уготовано несчастной бедной леди,
  Душа в агонии уже предсмертной бредит.
  Корабль разбит в штормах чужих морей,
  Вдали от Родины и преданных друзей.
  Как лилия что некогда царила,
  Увяну я над собственной могилой.
  
  
  УОЛСИ:
  Когда бы вы нам верили душой,
  Комфортно было б вам и хорошо.
  Не могут сан, священная сутана
  Таить в себе кощунственные планы.
  Во имя неба вас прошу понять,
  Вы можете монарха потерять.
  Покорность сердце царское ласкает,
  Упорство - государя озлобляет.
  Я знаю, ваше сердце благородно,
  Оно порой, как штиль, на глади водой.
  Позвольте нам войти в него друзьями,
  Мы - миротворцы,
  Мы - душою с вами.
  
  КЭМПЕЙУС:
  А день грядущий это вам докажет,
  Узлы противоречий он развяжет.
  В добре примите уверенья наши,
  От страха отряхнитесь, и от фальши.
  Нельзя любовь монарха растерять,
  Неверие вас может покарать.
  У царственных сегодня ног и рук
  Весь арсенал божественных наук.
  
  КОРОЛЕВА КЭТРИН:
  Мешать творить вам суд я не посмею,
  Коль оскорбила, лорды, сожалею.
  Толкуя с вами, вижу я сама:
  Достойно вам ответить - нет ума.
  Прошу привет монарху передать,
  Дай Бог ему, и жить, и процветать.
  А я, кто на английский брег ступила,
  За власть большую цену заплатила.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Апартаменты короля.
  
  (Входят герцог Норфолк, герцог Суффолк, граф Суррей и Чемберлен.)
  
  НОРФОЛК:
  Коль соберёте жалобы в кулак,
  То кардинал вам - не опасный враг.
  А если не отважитесь на это,
  Позора ждите от двора и света.
  
  СУРРЕЙ:
  О тесте - герцоге сказать не упущу,
  Ну и, конечно же, за тестя отомщу.
  
  СУФФОЛК:
  Я заявляю, лорды, без прикрас:
  Дворяне им унижены не раз.
  Как будто Бог двором и светом правит,
  Он пэров ни во что уже не ставит.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Милорды, это просто разговоры,
  Назвали вы, но не поймали вора.
  Схватить мерзавца будет нелегко:
  Он ближе к трону, вы же - далеко.
  Враг языком монарха саблю точит,
  Его руками заколоть вас хочет.
  
  НОРФОЛК:
  Не бойтесь! Это время миновало.
  Не мёдом речь - полынью ныне стала.
  Испорчен кардиналом аппетит,
  Монарха от сластей его тошнит.
  
  СУРРЕЙ:
  Как хочется такое слышать чаще!
  Жить веселей от этого и слаще.
  
  НОРФОЛК:
  Поверьте мне, всё так оно и есть.
  Поп покусился на монарха честь.
  Такие обнаружены детали,
  Что волосы монарха дыбом встали.
  
  СУРРЕЙ:
  И как же обнаружились проделки?
  
  СУФФОЛК:
  Всё оказалось подленько и мелко.
  
  СУРРЕЙ:
  Не интригуй же душу так!
  Но как же, расскажи нам, как?
  
  СУФФОЛК:
  В письме, что кардинал писал,
  И Папе в Рим адресовал,
  Поп рассказал об Анне Баллен,
  Которой увлечен и болен
  Наш уважаемый монарх,
  И мотивировал в словах,
  Что если будет дан развод,
  Король в разврате пропадёт.
  Как объяснить, не знаю я,
  Но то письмо у короля.
  
  СУРРЕЙ:
  Не повезло ему с письмом.
  
  СУФФОЛК:
  Хоть и задумано с умом.
  
  СУРРЕЙ:
  Да, это веская причина.
  
  СУФФОЛК:
  Она изменит всю картину.
  
  СУРРЕЙ:
  Надежды свет на рампах сцены,
  Грядут большие перемены.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  В письме означен почерк беса:
  Вредит он царским интересам.
  Диагноз есть, но нет успеха:
  Лекарство - смерти не помеха.
  Больной давно уже скончался,
  С прекрасной леди обвенчался.
  
  СУРРЕЙ:
  Когда бы так, прекрасно было!
  
  СУФФОЛК:
  Судьба сей акт уже свершила.
  
  СУРРЕЙ:
  Да будут славить неба музы
  Чертоги этого союза!
  
  СУФФОЛК:
  Пусть весть благая разнесётся!
  
  НОРФОЛК:
  И равнодушных не найдётся.
  
  СУФФОЛК:
  Готовят коронацию по плану,
  Но уши забивать ей, лорды, рано.
  Король теперь на должной высоте:
  В оправе при уме и красоте.
  Надеюсь, для страны сия оправа -
  Залог благополучия и славы.
  
  СУРРЕЙ:
  А вдруг король поймёт письмо иначе!
  
  НОРФОЛК:
  То будет, прямо скажем, незадача.
  
  СУФФОЛК:
  Нет! Нет!
  Такое, лорды, невозможно!
  Оса жужжит, забыв про осторожность.
  Кэмпейус в Рим уехал, не простился,
  Король, узнав об этом, рассердился,
  Не на агента Рима, - на Уолси,
  Возненавидев кардинала вовсе.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Чем ненависть монарха круче будет,
  Тем горше кардинала станут будни.
  
  НОРФОЛК:
  Когда же Крэнмер возвратится?
  
  СУФФОЛК:
  Он не преминул в срок явиться.
  Устоев церкви не менял
  И на разводе настоял.
  Сказал, что всё по-христиански,
  И по закону, и по-царски.
  И коронация есть в плане:
  Быть королевой леди Анне.
  А после этого процесса
  Стать Кэтрин вдовою принцессой.
  Она теперь кандидатура
  Во вдовы мёртвого Артура.
  
  НОРФОЛК:
  Сей Крэнмер подвиг совершил,
  Проблему цезаря решил.
  
  СУФФОЛК:
  Коль помогать не престанет,
  Архиепископом он станет.
  
  НОРФОЛК:
  На месте слухи не стоят:
  Уже об том говорят.
  
  СУФФОЛК:
  Похоже, кончен наш аврал:
  Сюда дрейфует кардинал!
  
  (Входят кардинал Уолси и Кромвель.)
  НОРФОЛК:
  Вид кардинала мрачен.
  Он чем-то озадачен.
  
  УОЛСИ:
  Ты сделал всё, как я сказал,
  Пакет монарху передал?
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Отдал монарху в руки прямо в спальне.
  
  УОЛСИ:
  Пакет не отложил он в угол дальний?
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Немедля распечатал и прочёл.
  Читая, внешне очень изменился,
  И приказал, чтоб кардинал с утра явился.
  
  УОЛСИ:
  Надеюсь, что появится сейчас.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Уже идёт. Я уверяю вас.
  
  УОЛСИ:
  Прошу меня оставить одного.
  (Кромвель уходит.)
  (В сторону):
  Моё решенье ныне таково:
  Сестра французского монарха
  Спасёт Британию от краха,
  Нам Аленкон на трон желанна,
  А не богиня Баллен Анна.
  Маркизе Пемброк Рим откажет,
  На трон красотку не помажет.
  
  НОРФОЛК:
  Он чем-то очень недоволен.
  
  СУФФОЛК:
  Король от пакостей уж болен.
  
  СУРРЕЙ:
  О, Небо, меч свой наточи,
  И проходимца проучи!
  
  УОЛСИ (в сторону):
  Не может поменять господь
  Царицы и служанки плоть.
  Не может рыцарская дочь
  Стать королевою за ночь,
  А бывшую царицу,
  Сместив, убрать в темницу.
  Коптит свеча такая скверно.
  Я загашу её, наверно.
  Хоть и умна сия княжна,
  Нам лютеранка не нужна,
  Освободимся от оков
  Опасных нам еретиков.
  Король в тисках девицы
  С ним трудно сговориться.
  Однако Крэнмер преуспел,
  Он с королём дуэтом спел.
  
  НОРФОЛК:
  Чернее тучи он, как мне сдаётся.
  
  СУРРЕЙ:
  Пусть сердце от напряга разорвётся.
  
  (Входит король, что-то читая и Ловель.)
  
  СУФФОЛК:
  Король, король!
  
  КОРОЛЬ:
  Отвёл себе стяжателя он роль!
  И ежечасно тратится не в меру!
  Ужели люди платят столь за веру?
  Похоже, вера трудится немало.
  Не видели вы, лорды, кардинала?
  
  НОРФОЛК:
  Мы давеча его здесь наблюдали,
  Но кардинала в нём не узнавали:
  Кусал он губы, что-то бормотал,
  В грудь колотил, и головой мотал.
  То замирал, то начинал бежать,
  То плакал, то пытался громко ржать,
  То в небо пялился, беседуя с луной,
  То, помолившись, прыгал сатаной.
  
  КОРОЛЬ:
  Он, в самом деле, тронулся умом,
  И это, вам скажу, не мудрено.
  В бумагах, что прислал ко мне на подпись,
  Не документы, а сокровищ опись:
  Недвижимость, одежды, побрякушки,
  Обвесить ими можно до макушки.
  И, оценив, я, лорды, заявляю:
  Таких богатых подданных не знаю.
  
  
  НОРФОЛК:
  Без воли божьей здесь не обошлось,
  Коль вам прозреть в бумагах удалось.
  
  КОРОЛЬ
  Когда бы думы уносились к Богу,
  Молился бы, как все, в убранстве строгом.
  Но этот плод не божьего посева,
  В карман кладёт и набивает чрево.
  
  (Садится. Нашёптывает что-то Ловелю. Тот направляется к Уолси.)
  
  УОЛСИ:
  О, небо, милость мне свою яви!
  Его Величество, Господь, благослови!
  
  КОРОЛЬ:
  Так озадачены вы божьими делами,
  Что ваше сердце там - за облаками.
  Вернётся ли оно сюда опять,
  Чтоб все счета земные посчитать?
  Хозяин вы, похоже, недалёкий,
  И, славу богу, я - не одинокий.
  
  УОЛСИ:
  Есть время для молитв и для занятий,
  И государевых, конечно, предприятий.
  Вниманий неких требует природа,
  Ей плата по счетам иного рода.
  Я, бренный сын, особо ей плачу:
  Состариться до срока не хочу.
  
  КОРОЛЬ:
  Красиво, кардинал, ты излагаешь.
  И говоришь, и делом подтверждаешь.
  
  УОЛСИ:
  За словом дело следует всегда.
  Без дела слово - чушь и ерунда.
  
  КОРОЛЬ:
  Слова, как рыбу удочкой таскаешь.
  И всё же - слог на хлеб не обменяешь.
  Мой батюшка вас очень обожал,
  И сказанное делом подтверждал.
  Я, следуя отцовскому наказу,
  Не отказал вам в милости ни разу,
  Вам прибыли в ущерб своим дарил,
  И никогда за службу не корил.
  
  УОЛСИ (в сторону):
  Красивый слог,
  Но чувствую подвох.
  
  СУРРЕЙ (в сторону):
  Я вижу сети:
  Бог шельму метит!
  
  КОРОЛЬ:
  Не я ли вас поставил с троном рядом?
  Ужели сомневаться в этом надо?
  Ужели вы сего не подтвердите?
  Говорите!
  
  УОЛСИ:
  Да, государь! Как в этом сомневаться!
  От этой правды некуда деваться.
  Не заслужил я даже сотой доли
  От тех щедрот, что дать король изволил.
  Желанья оказались выше сил,
  За что себя корю я и корил.
  А цель всегда святая и одна:
  Чтоб королём гордилась вся страна.
  Я послушанием, молитвами плачу,
  И до могилы верным быть хочу.
  
  КОРОЛЬ:
  То подданного истинный мотив,
  Кто, государю долг свой посвятив,
  Достоин уважения, награды,
  Предатель же - не может ждать пощады.
  Делился я и щедростью, и властью
  И в праздники, и в будни, и в ненастье.
  Я, полагаю, мне теперь на это
  Взаимностью обязаны ответить.
  
  УОЛСИ:
  Могу поклясться, что всегда я буду,
  Боготворить вас как святого Будду.
  И даже если б проклял вас весь свет,
  Что, в общем-то, по сути, сущий бред,
  И то бы на защиту вашу встал
  Скалою непреступною вассал.
  
  КОРОЛЬ:
  Как речи пафосны, бесценны!
  Какая публика и сцена!
  (Подавая ему бумаги.)
  До завтрака возьми-ка, прочитай,
  При этом аппетит не потеряй.
  (Король уходит, бросив на кардинала Уолси презрительный взгляд. Свита, посмеиваясь и перешёптываясь, следует за королём.)
  
  
  УОЛСИ:
  Как это можно объяснить?
  Чем смел монарха прогневить?
  Как разъярён король и строг!
  И взглядом, уходя, прожёг.
  Так лев взирает на овцу,
  Приговорив её к концу.
  Бумаги надо мне прочесть,
  Похоже, в них разгадка есть.
  Хотел я Рим за деньги взять,
  Чтоб все конфликты разрешать.
  Огромных это денег стоит,
  Вот опись так и беспокоит.
  Какая глупая досада!
  Хитрее наперёд быть надо.
  Кто сунул опись в тот пакет?
  Досадно. Но ответа нет.
  Какую хитрость применить,
  Чтоб короля угомонить?
  Способен я на многое,
  Возьму его растрогаю ...
  А это что там в шляпе?
  Моё посланье Папе!
  Теперь с высот я кану в ад,
  Как с неба ниспадает град.
  И даже если помолюсь,
  Я в луже грязной окажусь.
  
  (Снова появляются Норфолк, Суррей и Чемберлен.)
  
  НОРФОЛК
  Внимайте воле короля,
  Что он изустно изваял:
  Велел у вас изъять печать,
  И нам немедленно отдать.
  Пока проблема не решится,
  Вам в Ашер Хаус удалиться.
  
  УОЛСИ:
  Слова не властны надо мною,
  Один Господь - над головою.
  Да и указы-то, признаться,
  Не могут устно отдаваться.
  
  СУФФОЛК:
  Монарха волю отрицаешь?
  Его слова опровергаешь?
  
  УОЛСИ:
  Пока я слышу только злобу,
  Она в чести у вас особой.
  Нет смысла подчиняться ей,
  Лишаясь должности своей.
  Вы из фальшивого металла,
  Вас зависть из него ваяла.
  Моё падение с вершины
  Для ваших праздников причина.
  Святая истина проста:
  Меня сдаёте, как Христа.
  Но только помните о том,
  Что вы обрящете потом.
  Когда король печать вручал,
  Он сроки действия назвал:
  "От торжества и до могилы
  Печать сия имеет силу!"
  О том вам заявить я смею,
  Свободны, лорды. Честь имею!
  
  СУРРЕЙ:
  Дитя и тот законы знает:
  Король даёт и изымает.
  
  УОЛСИ:
  Без толку в ухо мне кричать.
  Пусть сам король возьмёт печать.
  
  СУРРЕЙ:
  Простит меня, Господь-создатель,
  Ты, поп, действительно, предатель.
  
  УОЛСИ:
  Какой же подлый ты, Суррей,
  Назад всего лишь пару дней
  Ты вырвал бы себе язык,
  Но никогда бы не возник.
  
  СУРРЕЙ:
  Не ты ль угробил Бакингема?
  Греха пурпурного богема,
  Где во главе стояли воры,
  Свои вершила приговоры.
  Они седин не стоят тестя
  И по отдельности, и вместе.
  Ты короля лишил опоры,
  Меня, сослав к ирландцам в горы.
  Ты был палач с тех самых пор,
  А королю вручил топор,
  И отпускал грехи ему,
  Ведя политику-чуму.
  
  УОЛСИ:
  Болтливый лорд всё сочиняет,
  Он правду ложью оскорбляет.
  Я в казни той не виноват.
  Мне сам Господь здесь - адвокат.
  Отправлен герцог был на плаху
  По совести, а не по страху.
  Не трудно будет доказать,
  И к вашей чети привязать
  Огрехи царского двора,
  За что казнить вас всех пора.
  
  СУРРЕЙ:
  Лишь длиннополая одежда
  Тебе даёт на жизнь надежду,
  Иначе б проколол насквозь,
  Мечом, кромсая плоть и кость.
  Как только терпите, милорды,
  Такие дерзости урода?
  Под этим красным колпаком
  Уолси, ставший пауком.
  Так не позволим этой шляпой
  Ловить ему нас с римским Папой!
  
  УОЛСИ:
  Ведёшь себя, как супостат.
  Святая доброта вам - яд.
  
  СУРРЕЙ:
  Добро творите из добра,
  Страну до нитки обобрав.
  На короля донос строчите,
  И в Рим послать его спешите,
  Чтоб Папа словом и перстом
  Монарха пожурил потом.
  Вы спровоцировали нас,
  Настал теперь расплаты час.
  И не поможет святость,
  Она уже - предвзятость.
  Вы, лорд Норфолк, муж благородный,
  Дворянством чтимый и народом,
  Для вынесения решений
  Составьте список прегрешений.
  Бумаг не хватит и чернил,
  Переписать, что натворил.
  Я прокричу сильней набата,
  И дорогою будет плата,
  Гораздо горше, чем потешки
  В твоей распутной головешке,
  Когда в объятиях душила
  Тебя распутная горилла.
  
  УОЛСИ:
  Ах, как тебя бы сильно презирал,
  Когда бы к ближнему любви я не питал.
  
  НОРФОЛК:
  Король тем списком обладает.
  А список мерзостью пугает.
  
  УОЛСИ:
  Король в бумагах разберётся,
  Его любовь ко мне вернётся.
  
  СУРРЕЙ:
  Нет, не позволит людям память
  Зло без возмездия оставить!
  Красней и уповай на милость,
  Коль есть в тебе ещё стыдливость.
  
  УОЛСИ:
  Мне обвиненья не страшны,
  Укоры глупые смешны.
  А мой румянец - не убранство,
  А стыдоба за всё дворянство.
  
  СУРРЕЙ:
  Вы без согласия монарха
  Забрали под свою рубаху
  Судебный корпус духовенства,
  Осуществив над ним главенство.
  
  НОРФОЛК:
  А в переписке с Папой
  Ты выступал сатрапом,
  Свою, выпячивая роль,
  Когда писал: "Я и король".
  
  СУФФОЛК:
  Вы, помахав стране веслом,
  Умчась во Фландрию послом,
  Украли в Лондоне печать,
  Чтоб власть монарха подменять.
  
  СУРРЕЙ:
  Не вами ль свита свита
  Без короля и бриттов
  Меж Грегори - Феррарой,
  Недружественной парой?
  
  СУФФОЛК:
  Чтоб выше всех себя поставить,
  Монеты начали чеканить.
  Чеканка по свету гуляла,
  Махая шляпой кардинала.
  
  СУРРЕЙ:
  Ты в Риме выкупал посты,
  За злато, а не за кресты.
  Быть может, совесть Бог разбудит
  И греховодника осудит.
  Историй много знает память,
  Но рот не хочется поганить.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Он пал.
  Пинать его нет смысла.
  Есть у Фемиды коромысло,
  Она законом верховодит:
  Меж злом-добром черту проводит.
  Вот и посмотрим, где святой
  В раю ль?
  За адовой чертой?
  Пусть он другим примером служит:
  Чем выше сан, тем пропасть глубже.
  Ах, как я лорда понимаю!
  
  СУРРЕЙ:
  Ну, коли так, его прощаю.
  
  СУФФОЛК:
  Король прилюдно объявляет,
  Что власть легата с вас снимает.
  Известный всем монархам в мире
  К вам применён praemunire.
  А вся недвижимость и хлам
  Принадлежат казне, - не вам.
  Вы покровителя лишились.
  Таков итог. Торги свершились.
  Я поручение исполнил.
  То был удар небесных молний.
  
  НОРФОЛК:
  Мы вас оставим поразмыслить,
  Как жизнь теперь свою осмыслить,
  Как вы вернёте госпечать,
  Чтоб короля не раздражать.
  Прощай, побитый кардинал!
  Был ты велик, теперь ты мал.
  
  (Все уходят, кроме Уолси.)
  
  УОЛСИ:
  От вас я видел пользы мало,
  Да и того теперь не стало.
  Прощай, величие, прощай,
  Других отныне навещай.
  Устроен человек хитро:
  Надежда, заразив нутро,
  Нам дарит почестей букет,
  А тут - мороз! И жухнет цвет.
  Косой я недовольства скошен,
  И на помойку жизни брошен.
  Я, как мальчишка, в Море славы
  На пузыре гордыни плавал.
  Однако лопнула гордыня!
  В аду я пребываю ныне.
  Теперь иному сердце внемлет,
  Отныне славу не приемлет.
  Как долгу ты не отдаешься,
  Наград от принца не дождёшься.
  Настроя грань монарха зыбка:
  Сегодня - гнев, вчера - улыбка,
  Как грань меж миром и войной.
  Я - за дворцовою стеной,
  И в сточную качусь канаву,
  Там Люцифер толкует право.
  (Входит озадаченный Кромвель.)
  Ты что-то, хмур, как погляжу.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Сил говорить не нахожу.
  
  УОЛСИ:
  Я понимаю настроенье:
  Ты огорчён моим паденьем?
  И, судя по слезам горючим,
  Паденья не знавал ты круче.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Я горю вашему участлив.
  
  УОЛСИ:
  Ты не поверишь, но я счастлив.
  Сегодня, к худшему готовясь,
  Я обнаружил в недрах совесть,
  Ей нет цены на этом свете!
  Вновь безмятежен я, как дети.
  Она надежды воскресила
  И новой жизнью наделила.
  Лишив меня тщеславья груза,
  Король с плечей убрал обузу.
  Я в море почестей тонул,
  А он мне руку протянул.
  Любые почести излишни,
  Молитву только чтит Всевышний.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Вы, требу намоливши впрок,
  Хороший обрели урок.
  
  
  УОЛСИ:
  Надеюсь, так оно и есть.
  Готов уже и тяжбы снесть,
  Что враг тщедушный прочит
  Средь наступившей ночи.
  Однако завершим беседу.
  Теперь о новостях поведай.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Одной из худших объявилась
  К вам королевская немилость.
  
  УОЛСИ:
  Велик Господь и правду видит:
  На короля я не в обиде.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Заместо вас Сэр Томас Мор
  Уже и канцлер с неких пор.
  
  УОЛСИ:
  Присутствует здесь явная поспешность,
  Хотя учён и импозантна внешность.
  Дай Бог ему всех почестей при жизни,
  Служить во благо сира и отчизны.
  Когда же в гроб последний гвоздь забьют,
  Сироты пусть отходную споют.
  Какие новости ещё нам свет означил?
  
  КРОМВЕЛЬ:
  В архиереи Крэнмер был назначен.
  
  УОЛСИ:
  Да. Это новость новостей!
  Важнейшая из всех вестей.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  И, наконец, о леди Энн.
  Здесь зреет много перемен:
  Тайком уже обручена,
  И королевою она
  Предстала ныне в храме.
  Все говорят о даме,
  Как об английской драме.
  Растут в процентах акции
  О скорой коронации.
  
  УОЛСИ:
  То глыба, за которой я
  Не виден был для короля,
  Всех почестей лишился,
  И под ноги свалился.
  Моё величие - в аду.
  Я не к молящимся иду,
  Кто ждёт моей улыбки,
  А гибну в топи зыбкой.
  Покинь же падшего, покинь.
  Кто был акулой - ныне линь.
  Товарищ мне теперь карась.
  Кому нужна такая мразь?
  К монарху на поклон иди,
  У солнца - вечность впереди.
  Ты полон благостных идей,
  Он любит преданных людей.
  На память обо мне опрись,
  И в завтра светлое стремись.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Ужели должен вас оставить?
  Такое трудно и представить.
  Я побожиться не боюсь,
  Что будто с жизнью расстаюсь.
  Так муторно и мерзко,
  Ведь сердце - не железка!
  Я королю готов служить,
  Но вам поклоны буду бить.
  
  УОЛСИ:
  Какую бы не снёс грозу,
  Я не способен на слезу,
  А вот сегодня - слабый
  Обмяк с тобой, как баба.
  Давай слезу осушим,
  И сблизим наши души.
  Когда меня забудет свет,
  День недалёк - сомнений нет.
  Мои напутствия, друг мой,
  Что под могильною плитой,
  Ты извлеки потомкам,
  И разложи в котомки.
  Пусть знают, что у славы есть,
  Не только почести и честь,
  А целый мир акулий,
  Где зло сражает пулей.
  От славы истинный пижон
  Я был той пулею сражен.
  Ты, Кромвель, это не забудь.
  Гордыня ищет гиблый путь.
  Ты честолюбию не верь,
  И в ангеле бывает зверь.
  Себя последним освящай,
  А ненавистника прощай.
  Где подкуп, там разврат и пир,
  Где честность, там блаженный мир.
  Коль справедлив, суда не бойся,
  На службу Родине настройся,
  А коли ты падёшь в бою,
  Страна оценит жизнь твою.
  Теперь король хозяин твой,
  Меня же отведи домой.
  Перепиши всё слово в слово,
  Добро моё - теперь царёво.
  Лишь сердце под пурпурной тогой
  Принадлежит сегодня Богу.
  Когда бы Господу служил,
  Как королю, кому не мил,
  Меня бы он врагам не сдал,
  А нечестивцев покарал.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Терпеть вам только остаётся.
  
  УОЛСИ:
  Терплю.
  Покинуть двор придётся.
  Теперь, земных забот не зная,
  На Бога только уповаю.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Вестминстер, улица.
  
  (Входят с разных сторон два джентльмена.)
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Мы с вами виделись недавно.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Есть повод поболтать о главном.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Хотите поглазеть на Энн
  В канун великих перемен?
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Мы виделись, когда проблема
  Сразила насмерть Бакингема.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Для грусти ныне нет причин,
  Нам Энн даёт иной почин.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Ведь коронация покажет,
  Как Энн на царствие помажут.
  Весь люд лоялен королю.
  Я Бога за него молю.
  Народ готов повеселиться
  По всей стране и в град столице.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Я видел праздников немало.
  Таких процессий не бывало.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  А что за перечень в руках?
  Набор вельмож, наверняка.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Указан перечень вельмож,
  Кто в список тот особый вхож:
  Гофмаршал, ну и прочие,
  Их знаю-то не очень я.
  Перечислять какой в том толк?
  Суффолк, Норфолк,
  Их целый полк.
  Прочтите, коль желаете,
  Быть может, вы их знаете.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Да нет, спасибо. Не желаю.
  Я процедуру эту знаю.
  А как же Кэтрин, что у власти?
  Какие ждут её напасти?
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Пока она жила в Эпхилле,
  Что от Данстейбля в полумиле,
  Там суд над нею состоялся,
  Но он, похоже, не удался:
  Она на суд тот не явилась,
  И дело сразу развалилось.
  Чтоб короля не подводить
  Решили судьи разводить
  Супружескую пару, -
  Такая Кэтрин кара.
  Когда слегла от дел вдали
  Её в Кимболтон отвезли.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Увы, век Кэтрин кончен.
   (Звучат трубы.)
  Распахивайте очи!
  Люд, как лавина: справа, слева,
  Ступает павой королева.
  
  (Звучат гобои.)
  
  ПОРЯДОК КОРОНАЦИИ.
  1. Звучат трубы.
  2. Затем выходят двое судей.
  3. Появляется лорд канцлер. Перед ним несут кошель и жезл.
  4. Звучит хор певчих. (Музыка.)
  5. Мэр Лондона с булавой. За ним кавалер ордена Подвязки в медной позолоченной короне.
  6. Маркиз Дорсет с золотым скипетром в руке и золотой полу короной на голове. Рядом Суррей в графской короне с серебряным жезлом, украшенным голубем. Цепи и ордена на груди..
  7. Герцог Суффолк в облачении по сану с диадемой на голове, с обер-гофмейстерским жезлом в руке. Рядом Норфолк с гофмейстерским жезлом с диадемой на голове. Цепи и ордена на груди.
  8. Под балдахином, который несут четыре барона пяти портов, сидит королева в мантии. По бокам её епископ Лондонский и Винчестерский.
  9. Старая герцогиня Норфолк в золотой короне, украшенной цветами, несёт шлейф королевы.
  10. Прочие леди и графини без цветов с золотыми кружками.
  
  Все проходят по сцене в установленном порядке.
  
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Являет власть народу мощь свою.
  Я большинство по сану узнаю.
  А кто же тот,
  Кто власти знак несёт?
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Маркиз Дорсет. Не видывал шустрей.
  А рядом с ним шагает граф Суррей.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Довольно бравый!
  Я герцога Суффолка вижу справа.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Обер-гофмейстер.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  И лорд Норфолк с ним вместе.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Да. Как всегда.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Пошли, Господь, тебе благословенье.
  (Смотрит на королеву.)
  Не видывал такого я творенья.
  Сам ангел опустился прямо с неба.
  Нам, предоставив этакую небыль.
  Есть Индия у Генриха и чудо,
  Которому ещё дивиться будут.
  И, стоя на английском берегу,
  Я не завидовать монарху не могу.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Доверили баронам балдахин,
  И сами-то бароны не плохи.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  И это, как считается - не диво:
  Где красота, там все вокруг красивы.
  Шлейф герцогиня старая несёт,
  Норфолк за королевою идёт.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  За ними - вереница из графинь.
  Как велико число их. Ты прикинь.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Несутся звездопадом с небосвода,
  Безвестности и случаю в угоду.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Для этого есть тысячи причин.
  Но помолчим.
  
  (Процессия удаляется. Снова громко звучат фанфары.)
  
  (Входит третий джентльмен.)
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Приветствуем!
  Что скажете хорошего?
  Вы по какому случаю взъерошены?
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Я был в Аббатстве. Там толпа сгрудилась
  И радостью настолько возбудилась,
  Что каждого едва не задушила.
  Я продирался сквозь толпу, как шило.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  О церемонии, что можете сказать?
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Слов не найду, чтоб всё вам передать.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Хотелось бы услышать гул молвы.
  
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Такое действо стоит похвалы.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Вы поделитесь.
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Так слушайте же, сэры, и дивитесь.
  Оправа из лордесс и лордов,
  Сияя родословной гордой,
  Распалась, словно, конфетти,
  Желая этикет блюсти,
  На хоры пропуская Анну,
  Где трон стоял уже желанный.
  Народ от счастья ликовал,
  Когда алмаз сей засиял.
  И можно ль смертному мечтать
  С такою женщиною спать?
  Народ шумел, пылали страсти,
  Летели шляпы, будто снасти
  На корабле во время шторма,
  Недоставало только грома.
  Когда бы люди захотели,
  И бошки б в небо полетели.
  Меня ни чем не удивишь,
  Я видел Лондон и Париж,
  Чему свидетель ныне, -
  Нет равного в помине.
  Как ядра, бабы на сносях
  Громили всех кругом и вся,
  Забыв про собственных мужей,
  И походили на ежей.
  Толпа в единый ком слилась,
  И тут же действу отдалась.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Всё это очень мило.
  А что же дальше было?
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Встав на колени к алтарю
  Лицом к небесному царю,
  Она молитвы вслух читала,
  И люд застыл, и тихо стало.
  Кода же Богу помолилась,
  Она народу поклонилась.
  Обряд епископ завершил:
  Царице символы вручил.
  Когда же гимны прозвучали,
  Te Deum громко прокричали.
  Процесс закончив, наконец,
  Все в Йоркский двинулись дворец.
  Там будет веселиться свет:
  Объявлен королём банкет.
  
  ПЕРВЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  У кардинала нет теперь лица,
  Иное имя ныне у дворца.
  Уже простолюдин, похоже, знает.
  Король дворец Уйатхоллом называет.
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Я это знаю,
  Только забываю.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Кто из епископов был подле королевы?
  И справа незнакомец был и слева.
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Другим попам достойнейший пример
  И Стоксли, и, конечно, Гардинер.
  Один Винчестерский,
  Другой же - наш, столичный,
  Был королю он секретарь отличный.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Винчестерский епископ, говорят,
  Не очень Крэнмеру, по-видимому, рад.
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Известно это каждому в стране,
  Пока ж они от ссоры в стороне.
  Найдётся тот, кто Крэнмеру поможет.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  И кто же?
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  И словом защитит его, и кровью
  Известный государству Томас Кромвель.
  Он при дворе монарха не случайно:
  И казначей он, и советник тайный.
  
  ВТОРОЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Меня ты в этом очень убедил
  У этого всё только впереди.
  
  
  
  ТРЕТИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН:
  Я в Кромвеле, как вы, не сомневаюсь.
  Теперь же с предложеньем обращаюсь:
  Я при дворе служу и много знаю,
  А потому вас в гости приглашаю.
  Пока же будем мы туда идти,
  Я кое-что поведаю в пути.
  
  ОБА:
  На это есть ответ у нас один:
  Мы возражать не будем, господин.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Кимболтон.
  
  (Входит больная вдовствующая принцесса Кэтрин. Её поддерживают Гриффит, привратник и Пейшенс, прислужница королевы.)
  
  ГРИФФИТ:
  Как, королева, чувствуете ныне?
  
  КЭТРИН:
  Близка я, Гриффит, видимо, к кончине.
  Земля как будто ноги мне сковала,
  Я тщусь идти, но сил и духа мало.
  Подайте стул! Ну, вот, другое дело!
  Живу ещё, пока на стуле тело.
  Мы шли сюда, ты, вроде, говорил:
  Уолси, славы исполин, почил.
  
  ГРИФФИТ:
  Я говорил, но ваша боль, мадам,
  К моим была без участи словам.
  
  КЭТРИН:
  Скажи мне, Гриффит, как он умирал?
  Похоже, мне пример достойный дал.
  
  ГРИФФИТ:
  Арест Уолси сильно подкосил,
  На мула влез и выбился из сил.
  Нортомберленд едва его довёз,
  То зрелище достойно было слёз.
  
  
  КЭТРИН:
  Расстроиться была ему причина.
  Печальная рисуется картина.
  
  ГРИФФИТ:
  Он до аббатства в Лестере добрался,
  С почётом там аббатом принимался.
  И, попросив себе клочок землицы,
  Почил, успев пред смертью помолиться.
  
  КЭТРИН:
  Я за него молюсь Святому духу!
  И пусть земля Уолси будет пухом.
  Но прежде я хотела бы сказать,
  О чём нельзя сегодня забывать.
  Гордыня распирала кардинала,
  Она на трон и власть претендовала.
  Он у кормила Англии стоял,
  Священными местами торговал.
  Желания в законы возводил,
  По наговорам праведных судил.
  Несчастным на словах он сострадал,
  На деле же - их просто унижал.
  Всегда любил прилюдно обещать,
  Но никогда не мыслил исполнять.
  Позорил сан он и святое дело,
  Когда грешил в постели блудным телом.
  
  ГРИФФИТ:
  Чеканим брань на бронзе и везде,
  А добродетель - только на воде.
  У кардинала было и иное.
  Забудем, госпожа моя, дурное.
  
  КЭТРИН:
  Теперь я помолчу.
  Злопамятной быть, Гриффит, не хочу.
  
  ГРИФФИТ:
  Хотя он был породой невелик,
  Но славы дух в его мозги проник.
  Он был учён, умён, красноречив,
  Весь двор его насвистывал мотив.
  Морозом обжигал всегда врага,
  Друзей ласкал, как речка берега.
  Нельзя его понять обыкновенно:
  И жаден был и щедр одновременно.
  Ведь Ипсвич, Оксфорд, два столпа науки,
  Его воздвигли творческие руки.
  Один из них с хозяином упал,
  Другой из пепла заново восстал.
  И будет славить христианский мир
  Того, кто для науки - есть кумир.
  Он, каясь, удостоен был небес,
  В нём зарождался, но не вызрел бес.
  
  КЭТРИН:
  Когда я жить всем долго прикажу,
  Тебе быть летописцем накажу.
  Никто меня так, Гриффит не помянет,
  Никто так сердце правдою не ранит.
  Ведь ты того, кого я презирала,
  Явил мне ныне в лике идеала.
  Теперь желаю только мира праху,
  Тому, кого я прочила на плаху,
  Прошу меня удобней посадить,
  Недолго вам со мною уже быть.
  Пусть музыка печальная играет,
  И погребальный звон напоминает,
  В гармонии небесной утону,
  И в мир потусторонний загляну.
  
  (Звучит печальная торжественная музыка.)
  
  ГРИФФИТ:
  Она заснула. Дайте ей покой.
  Ты, Пейшенс, сон её не беспокой.
  
  (Видение.
  Торжественно ступают один за другим шесть персонажей, облачённые в белые одежды. На головах лавровые венки, на лицах золотые маски, в руках пальмовые ветви. Сначала они приветствуют королеву, затем начинают танцевать. В процессе исполнения танца двое держат над головой венец, четверо других делают реверансы. Затем венец передаётся другим участникам действа до тех пор, пока не примут участие в преставлении все персонажи. Лицо королевы освещается радостью. Она поднимает руки к небу. Пляшущие персонажи растворяются, унося с собой венец. Музыка продолжает играть.)
  
  КЭТРИН:
  Куда вы, духи мира, подевались?
  А на поверку - горести остались.
  
  ГРИФФИТ:
  Мы, королева, рядом.
  
  КЭТРИН:
  Да нет. Не вам я рада.
  Вы путаете что-то.
  Когда спала, вы видели кого-то?
  
  ГРИФФИТ:
  Нет, мадам.
  
  КЭТРИН:
  Ужель не верить собственным глазам?
  Я праведников видела плеяду,
  Они душе моей растерзанной - награда,
  Сулили мне блаженство и покой,
  Держа сияющий венец над головой,
  Пусть недостойна я его пока,
  Но удостоюсь впредь наверняка.
  
  ГРИФФИТ:
  Дай Бог вам пережить тоску и муку.
  А потому - и сон вам в руку.
  
  КЭТРИН:
  Пусть музыка печальная замолкнет,
  И плавит солнце серых будней окна.
  (Музыка замолкает.)
  
  ПЕЙШЕНС:
  Смотрите, как лицо похолодело,
  Глаза угасли, и обмякло тело.
  
  ГРИФФИТ:
  Близка кончина.
  С духом соберитесь.
  За королеву господу молитесь.
  
  ПЕЙШЕНС:
  Бог, помоги и силы сбереги!
  
  (Входит посыльный.)
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  К её высочеству хочу я обратиться...
  
  КЭТРИН:
  Без позволения вы смели объявиться!
  
  ГРИФФИТ:
  Лишили титула её, но не почёта,
  Ты из себя не корчи идиота.
  Немедля на колени упади,
  И не в глаза, а в пол теперь гляди.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  Прошу меня за дерзость извинить,
  Поспешность не дала сообразить.
  В приемной джентльмен от короля,
  От страха, королева, струсил я.
  
  КЭТРИН:
  Послу быть королева здесь позволит,
  А этот пусть глаза мне не мозолит.
  
  (Гриффит и посыльный уходят.)
  (Входят Гриффит и Кэпикиус.)
  Коль память мне и глаз не изменяет
  Посол мне от племянника вручает
  Верительные грамоты надежды.
  Жив император и здоров, как прежде?
  
  КЭПИКИУС:
  И он здоров, и я к услугам.
  Был и останусь вашим другом.
  
  КЭТРИН:
  Как изменило время всё теперь:
  И сан не тот, и не в палатах дверь.
  Но что вас привело в такую даль?
  Мне искренне, Кэпикиус, вас жаль.
  
  КЭПИКИУС:
  Во-первых, уваженье выражаю,
  И вас почтить от всей души желаю.
  Кроль мне навестить вас поручил,
  Его ваш вид неважный удручил.
  Он просит, чтоб себя вы берегли,
  Недуг свой побороли, как могли.
  
  КЭТРИН:
  Походит то на милость после казни:
  Убили, а потом слезами дразнят.
  Когда бы зелье во время давали,
  И не было б причины для печали.
  В небесное вступить готовлюсь царство:
  Теперь молитва - главное лекарство.
  Устала о недугах думать я.
  А, кстати, как здоровье короля?
  
  КЭПИКИУС:
  Во здравии он ныне пребывает.
  Как говориться: лучше не бывает.
  
  КЭТРИН:
  Дай Бог ему и далее цвести,
  Чтоб мощь свою и славу обрести.
  Тем временем меня червяк источит,
  А имя бросят в хлам и опорочат.
  Ты почту отослала, что просила?
  
  
  ПЕЙШЕНС:
  Нет, королева, не хватило силы.
  (Отдаёт Кэтрин письмо.)
  
  
  КЭТРИН:
  Для короля письмо вам передам.
  
  КЭПИКИУС:
  Вручу его немедленно, мадам.
  
  КЭТРИН:
  В письме о нашей дочери пекусь,
  То - плод любви, сказать не побоюсь.
  Роса небесная, на дочку ниспади,
  И благодатями принцессу награди,
  Пусть это будет памятью о той,
  Кто ради дочки жертвовал собой.
  Прошу прислужниц тоже не забыть,
  На них дворян зажиточных женить,
  Дворяне же совсем не прогадают,
  Когда заботы царские узнают.
  Есть два служителя, они хоть и бедны,
  Но их заслуги при дворе видны.
  Богатство для служивого - не знак:
  Он ради имени послужит и за так.
  Прошу из свиты их не увольнять,
  И в память обо мне их привечать.
  Когда бы век мне небеса продлили,
  Была бы я при власти и при силе.
  Вот вам письмо, а суть в нём не нова, -
  Здесь христианства главная канва:
  Исполнить волю тех, кто умирает.
  Так пусть Господь вам в этом помогает!
  
  КЭПИКИУС:
  Я честью больше жизни дорожу,
  И королю немедля доложу.
  
  КЭТРИН:
  Спасибо вашим чувственным словам,
  За помощь несказанно рада вам.
  Не напрягая настроенья нити,
  Вы обо мне монарху намекните:
  Тревог виновница уходит в мир иной,
  Но помнит добрым словом всё равно.
  Она не королевой умирает,
  Но мужа-короля благословляет.
  Мои глаза устали и слезятся,
  Пришла пора, милорды, расставаться.
  А Пейшенс я прошу не уходить,
  Меня в постель поможешь уложить.
  Когда умру, цветами обложи.
  Смогла я целомудренно прожить.
  Пусть знает мир, какая я была,
  В супружестве не чахла, а цвела!
  Прошу за неудачи не бранить,
  Подобно королеве схоронить,
  Чтоб там не говорили, только я
  Родная дочь испанца-короля.
  Нет больше мочи,
  В глубины погружаюсь ночи...
  
  (Уходят, уводя Кэтрин.)
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лондон. Галерея во дворце.
  
  (Входит епископ Винчестерский Гардинер, перед ним паж с факелом. Встречаются с Сэром Томасом Ловелем.)
  
  ГАРДИНЕР:
  Не полночь ли нам колокол пробил?
  
  ПАЖ:
  Он час полночный в небыль обратил.
  
  ГАРДИНЕР:
  Часы такие нуждам посвящают,
  На пользу - не во вред употребляют.
  Скажите, Томас Ловель, Бога ради,
  Торопитесь куда вы, на ночь глядя?
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Простите, но задам вопрос вам я:
  Идёте вы сейчас от короля?
  
  ГАРДИНЕР:
  Я от него, и видел ненароком:
  Он в карты бьётся с герцогом Суффолком.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Пока не спит король, бегу. Прощайте!
  Мне опоздать на встречу не мешайте.
  
  ГАРДИНЕР:
  Что вынуждает экстренно спешить?
  Хочу заботы с другом разделить.
  Дела ночные хуже приведений,
  Для дел благих предпочитаю день я.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Я вас люблю, но здесь иная цель,
  Про отдых я забыл и про постель:
  У королевы роды начались,
  И слухи о кончине понеслись.
  
  ГАРДИНЕР:
  Хочу, чтоб плод монарха сберегли,
  А древо - вырвать с корнем из земли.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Сказал бы я "аминь", а в то же время:
  И королеву жалко мне и семя.
  
  ГАРДИНЕР:
  Вы, сэр, умны, религиозны в меру,
  А ради справедливости и веры
  В могилы надо было бы свести
  Людей, которых небо не простит.
  Здесь королевы знаменитой кроме
  И Крэнмер, и её советник Кромвель.
  Две королевы мощные руки
  Страну терзают смыслу вопреки.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  О двух столпах вы говорите главных.
  И чтимы лорды, и делами славны.
  А Кромвель казначей и архиватор,
  И секретарь монарха, и новатор.
  А в перспективе - новые посты.
  О них мечтать не можем я и ты.
  Нельзя архиепископа коснуться.
  Кто против власти смеет заикнуться?
  
  ГАРДИНЕР:
  И люди есть, и возразить могу,
  Не заикаясь, и в лицо врагу.
  Решился я об этом рассказать,
  Что средь совета набираю рать,
  Готовую срамить еретика,
  Который палки тычет нам в бока.
  Он нетерпим. И это всем известно.
  Дадим же злу теперь отпор совместно!
  Мы жалобы монарху изложили,
  Похоже, государя убедили.
  Потребовал он завтра на совете
  Виновного на жалобы ответить.
  Немедленные действия важны:
  Чертополох мы выполоть должны!
  Что и хотел поведать, между прочим.
  Прощайте, Томас, и спокойной ночи.
  
  ЛОВЕЛЬ:
  И вам того же, Гардинер, желаю.
  Всегда вас уважал и уважаю.
  
  (Гардинер и паж уходят.)
  
  (Водят король и Суффолк.)
  
  КОРОЛЬ:
  Мне, Чарльз, игра наскучила порядком:
  И не везет, и чувствую я гадко.
  
  СУФФОЛК:
  Не знаю случая, чтоб вас я обыграл.
  
  КОРОЛЬ:
  На этот раз момент я проморгал.
  Сегодня я особенно раним.
  Когда внимателен, то я непобедим.
  Есть, Ловель, новости от нашей половины?
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Её не видел я. На то есть, сир, причины.
  Я передал слова ей через слуг,
  Она ответила не сразу, и не вдруг.
  При этом попросила чрез девицу
  Вас за её спасенье помолиться.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты говоришь, она молиться просит?
  Ужели муки родов не выносит?
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Нельзя без слёз на муки те смотреть:
  Любая схватка гибельна, как смерть.
  
  КОРОЛЬ:
  Так пусть Создатель женщине поможет,
  И силы моей жёнушки умножит.
  
  СУФФОЛК:
  Дай, Боже, чуду ныне совершиться,
  Наследником царице разрешиться.
  
  КОРОЛЬ:
  Уж полночь, Чарльз, иди-ка и ложись.
  О королеве прежде помолись.
  Мне поразмыслить надо на досуге
  И о наследнике, и о своей супруге.
  
  СУФФОЛК:
  Желаю вам, король, спокойной ночи,
  Царице помолюсь, смыкая очи.
  
  КОРОЛЬ:
  Прощай же, и оставь немедля нас.
  (Суффолк уходит.)
  (Входит Сэр Энтони Денни.)
  И кто же там, в столь неурочный час?
  
  ДЕННИ:
  Прошу простить за неурочность сразу,
  Архиепископ здесь по вашему приказу.
  
  КОРОЛЬ:
  Кентербери?
  
  ДЕННИ:
  Он - у двери.
  
  КОРОЛЬ:
  Проси же. Почем не вижу?
  
  ДЕННИ:
  Ждёт вашего согласия на вход.
  
  КОРОЛЬ:
  Так пусть войдёт
  
  (Денни уходит.)
  
  ЛОВЕЛЬ (в сторону):
  Об этом мне епископ намекал.
  Ко времени я, кажется, попал.
  
  (Возвращается Денни с Крэнмором.)
  
  КОРОЛЬ:
  Прошу освободить вас галерею.
  (Ловель в замешательстве.)
  Идите прочь! Шутить я не умею!
  (Ловель и Денни уходят.)
  
  КРЭНМЕР (в сторону):
  Уж слишком грозен. Что-то здесь не так.
  Чернее тучи. Руки сжал в кулак.
  
  КОРОЛЬ:
  Желанием горите, почему
  Я вызвал капитана на корму?
  
  КРЭНМЕР (преклонив колена):
  Я, сир, клянусь: почту всегда за честь
  Любые пожелания учесть.
  
  
  КОРОЛЬ:
  С колен прошу немедленно подняться,
  По галерее надо прогуляться.
  Есть новости, они - не по плечу.
  Их разделить я поровну хочу.
  Давайте ж руку, я вам помогу,
  Но вас задачей трудной напрягу.
  Как это ни прискорбно, ни уныло:
  На вас немало жалоб поступило.
  А потому король и наш совет
  С вас поутру потребуют ответ.
  Пока ж совет вердикт свой будет править,
  Я попрошу вас в Тауэр отправить.
  О статусе не может быть и речи,
  Иначе не осмелятся перечить.
  
  КРЭНМЕР (преклонив колена):
  Решили, государь, вы очень верно:
  Зерно очистить надобно от скверны.
  Как клевета черна и языкаста,
  Где истина раздавлена под настом.
  
  КОРОЛЬ:
  Вставай с колен, Кентербери, вставай,
  Ты в правоте меня не убеждай,
  Тебе я верю, и давай пройдёмся,
  И в ситуации назревшей разберёмся.
  Я полагал, что будешь умолять
  Тебя в острог сегодня не сажать,
  И до момента в камеру отправки
  Потребуешь немедля очной ставки.
  
  КРЭНМЕР:
  Не могут мои честность с правотой
  Повержены быть подлой клеветой.
  Тогда бы был способен миру лгать я,
  Кода бы не имел сих благодатей.
  Мне обвиненья ныне нипочём:
  У правды есть надёжное плечо.
  
  КОРОЛЬ:
  Увы, но в мире мир всегда на грани,
  Бывает - правда тонет в море брани,
  Ей выплыть удаётся не всегда,
  И с правдою случается беда.
  Поправка на порядочность ничтожна:
  Купить судью всегда за злато можно.
  Так в мире тяга к злату велика,
  Что и судью согнёт, наверняка.
  Противник ваш озлоблен и силён,
  Жесток он, изворотлив и умён.
  Священнику твержу я неспроста:
  Припомните, как продали Христа.
  Вы дразните разинутую пасть,
  И в эту пропасть можете упасть.
  
  КРЭНМЕР:
  Хоть сеть врагом довольно прочно свита,
  Но сам Господь и вы - моя защита.
  
  КОРОЛЬ:
  Могу уверить, что враги твои
  Мне не посмеют объявить бои.
  А поутру явитесь на совет
  Во всей красе - противнику в ответ.
  А коль решатся вдруг арестовать,
  Не уставайте вслух протестовать.
  На бранные глаголы не скупитесь,
  С врагом по-вражьи яростно деритесь.
  Коль будете повержены при этом,
  Мой перстень вам послужит амулетом.
  Его вы при народе отдадите,
  Меня совету в судьи предложите.
  Я вижу, как исторгнута слеза.
  Теперь я верю собственным глазам:
  Не может благородство так лукавить,
  Лгуна нельзя печалиться заставить.
  В отечестве души светлей не знаю,
  Иди, тебя с надеждой провожаю.
  (Крэнмер уходит.)
  Он промолчал, не смею осудить.
  Лишили слёзы дара говорить.
  
  (Входит старая леди, за ней следует Ловель.)
  
  СЛУГА (за сценой):
  Поберегитесь!
  И немедленно вернитесь!
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Примите ангелов, желаннейших гостей.
  На их крылах гирлянды новостей.
  
  КОРОЛЬ:
  Ну, не тяни же, говори мне "да"!
  Родился мальчик! Принеси сюда!
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Да, будет принц! Он - в будущем ещё.
  А ныне - девочка под розовым плащом.
  Роженицу нельзя никак обидеть,
  Вас королева очень хочет видеть.
  Настолько девочке вы милый и родной:
  Как будто вишенки на веточке одной.
  КОРОЛЬ:
  Ловель!
  
  ЛОВЕЛЬ:
  Жду, государь, приказов и условий.
  
  КОРОЛЬ:
  Сто марок за известие плачу.
  Теперь супругу навестить хочу.
  
  (Уходит.)
  
  СТАРАЯ ЛЕДИ:
  Цена такая впору за щенка,
  А не за дочку или же сынка.
  Ещё надеюсь я заполучить,
  Ведь, говоря, не думала шутить:
  Настолько девочке он милый и родной,
  Как будто вишенки на веточке одной.
  Однако надо плату забирать,
  Иначе можно просто потерять.
  
  (Уходит.)
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Пред залом заседаний Совета. Сопровождающие, пажи, прислуга.
  
  (Входят Крэнмер, архиепископ Кентерберийский.)
  
  КРЭНМЕР:
  Надеюсь, что не слишком опоздал.
  Совет на заседание призвал.
  Меня явиться очень торопили.
  Так почему же дверь не отворили?
  Ты, при дверях, ужель меня не знаешь?
  И почему пройти не дозволяешь?
  
  (Выходит привратник.)
  
  ПИВРАТНИК:
  Такого лорда разве не узнаешь!
  
  КРЭНМЕР:
  А почему же лорда не впускаешь?
  
  ПИВРАТНИК:
  Совета волю призван исполнять:
  Пока не позовут, придётся ждать.
  
  (Выходит доктор Бутс.)
  
  КРЭНМЕР:
  Вот как оно!
  Войти мне право не дано.
  
  БУТС (в сторону):
  Насилию, увы, свидетель я.
  Придётся огорошить короля.
  
  (Уходит.)
  
  КРЭНМЕР (в сторону):
  Врач короля прошёл довольно рядом,
  Пронзив меня своим суровым взглядом.
  Увидел он позор, ах, неужели
  Противники достигли, что хотели?
  Я повода такого не давал,
  Врагов своих я так не унижал.
  Как совести хватило у людей
  Советника оставить у дверей
  В толпе простолюдинов и лакеев,
  На уровне пажей и брадобреев?
  Хоть и готов я от стыда сгореть,
  Куда деваться? - надо потерпеть.
  
  (В окне, расположенном сверху, появляются король и Бутс.)
  
  БУТС:
  Хотите, государь мой, удивиться?
  
  КОРОЛЬ:
  Чему такому надлежит случиться?
  
  БУТС:
  А, впрочем, ныне это и не диво.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты не юли, а выскажись правдиво.
  
  БУТС:
  Смотрите у дверей, какой замок!
  Кентербери суд ожидая, взмок.
  Он статусом вознёсся над толпой,
  Но неподвижен будто бы слепой.
  
  КОРОЛЬ:
  Пожалуй прав ты, это он и есть.
  Как можно так унизить лорда честь!
  Уж, слава Богу, что над ними я! -
  Сильнее прочих воля короля.
  Признаться, я совсем не полагал,
  Что для Совета мой товарищ мал.
  Его рассыльным держат у дверей.
  И травят, будто клеточных зверей.
  Пречистой Девой искренне божусь,
  Не видел я ещё такую гнусь.
  Как это мерзко!
  Задёрнем занавеску.
  Готовит день иное нам послушать.
  Глаза ослепли, а завянут уши.
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Зал заседаний Совета.
  
  (Входят лорд-канцлер. Занимает место во главе стола слева. Место Крэнмера остаётся свободным. Суффолк, Норфолк, Суррей, Чемберлен, Гардинер усаживаются по обе стороны стола. Кромвель, в качестве секретаря - в конце стола. Привратник - у дверей.)
  
  КАНЦЛЕР:
  Наш секретарь начало даст Совету:
  Что на повестке? Пусть объявит свету.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Архиепископ наш Кентерберийский
  Явиться должен на Совет английский.
  
  ГАРДИНЕР:
  Он вызван был заранее сюда?
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Да.
  
  НОРФОЛК:
  Кто замер у дверей, склонившись низко?
  
  ПИВРАТНИК:
  Уж полчаса как ждёт архиепископ.
  
  КАНЦЛЕР:
  Прошу его немедля пригласить.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Вас, преподобие, позволено впустить.
  
  (Крэнмер входит и направляется к столу заседаний.)
  
  КАНЦЛЕР:
  Душа и сердце ныне протестуют,
  Что ваше место за столом пустует.
  Слаб человек, а потому бывает,
  Что ангел нас хранитель покидает.
  И мы, мирской отдавшись, суете,
  Становимся для Господа не те.
  Ты, кто учить нас мудрости привык,
  Погряз в грехах как злостный еретик,
  А, значит, вреден королю и праву,
  Коль попираешь Родину и нравы.
  
  ГАРД ИНЕР:
  Коль благодати, лорды, захотим,
  То мы немедля ересь укротим.
  Мы удила и шпоры приготовим
  И скакуна, надеюсь, успокоим.
  Ни сан, ни жалость пусть вас не смущают,
  Зараза вспыхнуть бунтом обещает,
  Тогда лекарства будут бесполезны.
  Крутой должна быть воля и железной!
  Германия примером пусть послужит,
  Где бунтари теперь с законом дружат.
  
  КРЭНМЕР:
  Кто может прямо мне в глаза сказать,
  Что не стремился я себя отдать
  Служению и церкви, и отчизне?
  Иной не представляю, лорды, жизни.
  Найдёте ль сердце вы ещё такое,
  В котором нет ничуточки покоя,
  Когда б в стране творился беспредел,
  А я б на всё без участи глядел?
  Я предан сердцем только королю,
  И преданность доказывал свою.
  Лишь те, кто зависть лакомством считают,
  Меня, как псы дворовые кусают.
  Лицом к лицу перед угрозой встану,
  И отражать атаки не устану.
  
  СУФФОЛК:
  Вы - член Совета, потому сдаётся,
  Что смельчака такого не найдётся.
  
  ГАРДИНЕР:
  Поскольку нам сегодня не до вас,
  Отложим впрок мы этот судный час.
  А чтобы суд был оный беспристрастен,
  Вас в Тауэр король сослать согласен.
  В той башне сан ваш ничего не значит,
  Там обвинитель выступит иначе.
  А коль такое с вами приключится,
  Придётся вам немало удивиться.
  
  КРЭНМЕР:
  О, лорд Винчестер, вы - избыток чести:
  Глаголет друг, присяжный - жаждет мести.
  Лицу духовному почётней милосердье, -
  Ни честолюбия ущербного усердье.
  Далёк священник от меча и плахи,
  Напутствует молитвою - не страхом.
  Не вижу я ни в чём своей вины.
  Вы дефицитом совести больны.
  Но к сану уважение имея,
  Я препираться, более не смею.
  
  ГАРДИНЕР:
  За ярким блеском вычурного слова
  Еретика Совет увидел снова.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Милорд Винчестер, слишком вы жестоки.
  Господь нас всех накажет за пороки.
  Но если даже случай подтвердится,
  Не следует над узником глумиться.
  
  ГАРДИНЕР:
  Вам, секретарь, не следует встревать.
  Вы тот, кому здесь нечего сказать.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Как следует, милорд вас понимать?
  
  ГАРДИНЕР:
  Вы ереси безбожной фигуранты,
  И оба откровенные сектанты.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Что вы несёте? Я не понимаю!
  
  ГАРДИНЕР:
  Над ересью завесу открываю.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Когда бы честность ваша процветала,
  Ни страха паства б, ни забот не знала.
  
  ГАРДИНЕР:
  Вы о священнике глаголете не лестно.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Один кураж у вас - и это все известно.
  
  КАНЦЛЕР:
  Вы, лорды, как проказливые дети!
  Не стыдно ль вам скандалить на Совете?
  ГАРДИНЕР:
  Я высказал, что жаждал.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  Надеюсь, и меня услышал каждый.
  
  КАНЦЛЕР:
  Что ж - по итогам прений стало ясно:
  Вас заключить мы в Тауэр согласны.
  Пока король не вынесет указ,
  Нет права выпускать на волю вас.
  Я верно, лорды, излагаю мненье?
  
  ВСЕ:
  Да. Таково решенье.
  
  КРЭНМЕР:
  Ужель не заслужил я снисхожденья?
  Ужели Тауэр и нет другого мненья?
  
  ГАРДИНЕР:
  Пустому вы не отдавайтесь ражу.
  Довольно слов!
  Быстрей зовите стражу.
  
  (Входит стража.)
  
  КРЭНМЕР:
  Мне, как изменнику, назначили конвой?
  У вас не всё в порядке с головой.
  
  ГАРДИНЕР:
  Берите заключённого, берите!
  И в Тауэр быстрее отведите!
  
  КРЭНМЕР:
  Но коли так, тогда кольцо возьмите,
  Оно от государя, посмотрите.
  Теперь король судья мне, а не лорды,
  Кто потерял и честь свою и гордость.
  
  КАНЦЛЕР:
  Действительно - кольцо от государя.
  
  СУРРЕЙ:
  Такие перстни просто так не дарят.
  
  СУФФОЛК:
  То не поддельный камень, настоящий!
  Вы убедитесь в этой сути вящей.
  Не я ли, господа, предупреждал:
  Не троньте камень, чтобы не упал!
  НОРФОЛК:
  И гнев теперь падёт на нас, и срам.
  Не даст король его мизинца нам.
  
  КАНЦЛЕР:
  Как королю он дорог - очевидно!
  Пути из пропасти, по-моему, не видно.
  
  КРОМВЕЛЬ:
  На пастыря крамолу собирая,
  Мы чёрту отдались - не слугам рая.
  Ужели не смогли предусмотреть,
  Что в адовом огне нам всем гореть?
  
  (Входит король, бросает на всех неодобрительный взгляд, усаживается на своё место.)
  
  ГАРДИНЕР:
  Мы небу благодарность воздаём,
  Что есть Господь всевидящий на нём.
  Он мудрого монарха ниспослал,
  Нет справедливей божьего посла.
  Монарх-судья сегодня нас рассудит,
  Накажет зло. Всё так оно и будет!
  
  КОРОЛЬ:
  Епископа Винчестерского речь
  Нас похвалой старается завлечь.
  Но не поддамся ныне этим ласкам,
  Сорву с лица угодливую маску.
  Как спаниель, виляешь ты хвостом,
  Чтоб укусить, при случае, потом.
  Ведь всё творишь одной корысти ради,
  Как был, так и остался кровожаден.
  (Обращаясь к Крэнмеру):
  А ты, добряк, за стол садись широкий!
  Тому, кто первый хмуро скосит око,
  Не поздоровится сегодня и потом,
  Забудет он про сан свой за столом.
  
  СУРРЕЙ:
  Я, государь, не спал ночей...
  
  КОРОЛЬ:
  Не тратьте попусту речей.
  Я полагал, что мой Совет
  Умами озаряет свет.
  А на поверку оказалось:
  В Совете мудрых не осталось.
  По чину лорд - других не ниже,
  А к государю - прочих ближе
  Стоял, как сторож у дверей,
  Не лорд он будто, а лакей.
  Кто вам позволил забываться?
  Над дворянином измываться?
  Дозволив лорда обсуждать,
  Его не мыслил унижать.
  Вы правосудие забыли,
  Не правом - злом его судили.
  Гляжу - до правды далеко вам,
  Пока я жив, не быть такому.
  
  КАНЦЛЕР:
  Я оправдать Совет намерен,
  Здесь злобы нет, я в том уверен.
  Его хотели взять под стражу,
  Чтоб дать ему подумать, скажем,
  И оправдаться в полной мере.
  А там окрылись бы и двери.
  Так думал я, по крайней мере.
  
  КОРОЛЬ:
  Ну, коли так, то я согласен,
  Ваш гнев к товарищу напрасен,
  Его опять в среду примите,
  Коллегой снова назовите.
  Монарх ему давно обязан,
  И сердцем накрепко привязан.
  Прошу вас, лорды, не стесняться,
  В знак примирения обняться.
  Молю вас, лорд Кентербери,
  Сегодня чудо сотворить:
  Новорождённую принцессу
  Подвергнуть крестному процессу:
  В купельку крошку опустить,
  И божьим словом окрестить.
  Я всем прилюдно объявляю:
  Отцом вас крёстным назначаю.
  
  КРЭНМЕР:
  Такая честь не по плечу,
  Я выше ангела взлечу.
  Как может подданный несчастный
  Столь уповать на жест прекрасный?
  
  КОРОЛЬ:
  Да полно вам себя корить.
  Придётся серебро дарить:
  Серебряные ложки
  За ручки и за ножки.
  Помогут вам, сомненья нет,
  Мадам Норфолк, мадам Дорсет.
  Надеюсь, всё обсудите,
  И возражать не будете.
  Винчестер, Крэнмер, обнимитесь,
  И в лоно дружбы возвратитесь.
  
  ГАРДИНЕР:
  Я обнимаю от души.
  
  КРЭНМЕР:
  О, Небо, распри заверши!
  
  КОРОЛЬ:
  Я вижу слёзы на глазах
  И слово дружбы на устах.
  Недаром говорится:
  Кто проклял, тот не злится.
  Совет прошу я распустить,
  Малютку надо окрестить.
  Как говорили в старину:
  Не вас сдружил я, а страну.
  Развеем наши ссоры,
  Забудем про укоры.
  
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Двор во дворце.
  
  (За сценой шум и суета. Выходит привратник с работником.)
  
  ПРИВРАТНИК:
  А ну-ка прекратите гвалт!
  Дворец вам - не Парижский сад.
  Повылезали, как грибы
  Из дырок гнусные рабы.
  
  ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ:
  Привратник, на меня не вой!
  Доверен пост мне в кладовой.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Твой пост на виселице, плут.
  Тебя хлысты сегодня ждут.
  Неси мне дюжину плетей,
  Пора их жопам попотеть.
  Халявщики - кретины
  Прут валом на крестины.
  
  
  РАБОТНИК:
  Кто испугался в праздник пушки?
  Кто в Первомай дружил с подушкой?
  Нам проще Павла церковь сдвинуть,
  Чем эту стену опрокинуть.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Как пробрались? Я удивляюсь!
  
  РАБОТНИК:
  На то ответить затрудняюсь.
  Они плодились, как на диво,
  Подобно мощному приливу.
  По спинам жердь моя металась,
  Вот от дубины что осталось.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Увы, не радует ответ:
  Дубин нет и дела нет.
  
  РАБОТНИК:
  Не так велик мой, сэр, талант:
  Я - не Самсон и не Кольбранд,
  Не рыцарь знаменитый Гай,
  Претензий, брат, не выдвигай.
  Но никого я не щадил:
  Рогатых и безрогих бил,
  Крушил и справа я и слева.
  Вива король и королева!
  
  ГЛОС ЗА СЦЕНОЙ:
  Несутся вопли выше крыши!
  Ужель, привратник, ты не слышишь?
  
  ПРИВРАТНИК:
  Повоет и замолкнет зверь!
  Держи плотнее, парень дверь!
  
  РАБОТНИК:
  Как это можно удержать?
  
  ПРИВРАТНИК:
  Десяткам головы сломать!
  У нас здесь не Мурское поле,
  Не место сборищ местной голи,
  Ну и, конечно же, не штаб,
  Где маг-индеец дурит баб.
  Ужасней не видал картины:
  Какой-то блуд, а не крестины:
  И бабы здесь, и молодцы,
  Мужья и крёстные отцы.
  
  РАБОТНИК:
  У нас крестины обожают.
  Младенцев новых нарожают.
  Вон пышет медник красной рожей
  На чайник с кипятком похожий,
  Как змей Горыныч всё сжигает,
  К себе на шаг не допускает.
  Три раза бил его дубиной,
  А он стоит столбом поныне,
  Как бомбардир в смертельной драке,
  И вновь готовится к атаке.
  А рядом баба развопилась,
  И так в меня когтями впилась,
  Что чепчик с головы слетел.
  Я оглянутся, не успел,
  Как куче уличных гадалок
  Пришли на помощь сорок палок.
  А ко всему - ещё мальчишки
  Камнями мне набили шишки.
  Им дьявол, видно, помогал.
  Я бегством честь свою спасал.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Все эти люди на поверку,
  Как театральная галерка,
  Шумят по поводу и без,
  Кумир их - беспорядка бес.
  Такое вынести по силам
  Лишь заведеньям Тавэр-хилла.
  А в Limbo Patrum целый взвод
  Розг на десерт крестинный ждёт.
  
  (Входит Чемберлен.)
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Что это, други, за виденье?
  Откуда здесь столпотворенье?
  Сбежался люд, как на базар,
  Толпятся все: и мал, и стар.
  Куда ж привратники девались?
  Похоже, люда испугались.
  А, может, эта сволочь ваша
  Здесь веселится, пьет и пляшет?
  Как леди двинутся с крестин
  Сквозь эти сети паутин?
  
  ПИВРАТНИК:
  В разгоне приняли участье,
  Но рвали нас они на части.
  Мы одолеть их не сумели,
  Здесь нужен полк на самом деле.
  
  ЧЕМБЕРЛЕН:
  Коль государь за то накажет,
  На беспорядки мне укажет,
  Привратник, вам несдобровать,
  Придётся вас арестовать,
  И штраф немалый наложить,
  Чтоб впредь вам службой дорожить,
  А не сидеть с пивною кружкой
  В обнимку с бочкою-подружкой.
  Звучит труба! Скорей идите!
  В толпе дорогу проторите.
  Принцесса движется с крестин.
  Дорогу вычисти, кретин!
  Иди! Наскучило просить!
  Иначе сядешь в Маршалси.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Посторонитесь-ка, повесы!
  Несут крещёную принцессу.
  
  РАБОТНИК:
  А ну, верзила, встань ко рву!
  А то ведь голову сорву.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Умерь-ка пыл, заткни-ка глотку!
  Иначе сядешь за решётку.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Дворец.
  
  (Играя, входят трубачи. За ними появляются два Олдермена, лорд-мэр Гартер, Крэнмер, герцог Норфолк с маршальским жезлом, герцог Суффолк, двое вельмож несут большие чаши с дарами, поднесёнными на крестины, за ними идут четыре вельможи, несущие балдахин, под которым идёт крёстная мать герцогиня Норфолк, на руках которой ребёнок в мантии и т.д. Её шлейф несёт одна из леди. За ними следует маркиза Дорсет, другая крёстная мать. Далее следуют прочие леди. Процессия движется по сцене во время произнесения речи Гартером.)
  
  ГАРТЕР:
  Дай Бог тебе счастливых долгих лет,
  Принцесса Англии всея Элизабет!
  
  (Звучат фанфары. Входит король в сопровождении охраны.)
  
  КРЭНМЕР (преклонив колена):
  А вам, король, я пожелать посмею
  Забот счастливых с дочкою своею.
  На небеса, на Бога уповая,
  Молиться будем все, не уставая.
  
  КОРОЛЬ:
  Ответ достойный я найду едва ли.
  Каким принцессу именем назвали?
  
  КРЭНМЕР:
  Да будет имя вторить целый свет:
  Принцесса Англии всея Элизабет!
  
  КОРОЛЬ:
  Вставай!
  Довольно преклонять коленья.
  (Король целует дитя.)
  Мой поцелуй - тебе благословенье.
  Служи же господу, как поступаю сам,
  Я жизнь твою вверяю небесам.
  
  КРЭНМЕР:
  Благословил король принцессу-дочку.
  На том поставим точку.
  
  КОРОЛЬ:
  Вы, крестные, расщедрились без меры,
  Подобному не видывал примеры.
  Не будет деткой это позабыто,
  Ответит вам достойно в стиле бриттов.
  
  КРЭНМЕР:
  Теперь позвольте, сэр, сказать мне слово,
  Оно - с небес,
  Оно - для слуха ново:
  В нём лести ни на йоту не найдёте,
  Что предреку - на деле обретёте.
  Бесценный плод сегодня в колыбели,
  Но гимны небеса уже пропели,
  Стране своей сей царственный приплод,
  Созревши, процветанье принесёт.
  И всем монархам будет образцом,
  Над дедами вознесшись и отцом,
  Немногие из нас увидят это,
  Но будет так, клянусь вам белым светом!
  Царица Савская по мудрости своей
  И добродетели уступит только ей.
  А то величие, которым наш Господь
  Наполнит эту царственную плоть,
  На бриттов благодатью снизойдёт,
  И в душах понимание найдёт.
  Ей истина кормилицею будет,
  А небеса - советники и судьи.
  Да будет враг страшиться!
  Друг любить!
  Да не устать косе сорняк косить!
  По мере роста вырастет добро,
  Где медь была, заблещет серебро.
  Кто посадил лозу, войну забудет,
  Соседа спором донимать не будет.
  Кто верит в Бога, истину познает,
  Иного счастья человек не знает.
  Величие дарует - не родство,
  А дел великих в мире естество.
  Когда же на Земле её не станет,
  То дух из пепла Фениксом воспрянет.
  Любовь и ненависть, победы и паденья,
  Взойдут в потомках - их хранят коренья.
  Народы сложатся иные на планете,
  Светило наше им ещё посветит.
  А дети наших будущих детей
  Иных мудрее будут и святей.
  
  КОРОЛЬ:
  Ужели чудо в мире объявилось?
  
  КРЭНМЕР:
  Дитя на счастье Англии явилось,
  И проживёт на свете много лет,
  Ей по заслугам ровни в мире нет.
  Я более б ни слова не сказал,
  Когда бы с грустью вести не узнал,
  Что девой непорочною она
  Умрёт, но будет в рай вознесена.
  И в траур обрядится целый мир,
  В могилу провожая, свой кумир.
  
  КОРОЛЬ:
  Архиепископ, вы сейчас с Творцом
  Меня счастливым сделали отцом.
  Уйдя на небо, стану наблюдать,
  Как будет дочь страною управлять,
  Молиться не устану небесам
  За радость удивляться чудесам.
  Вам благодарность ныне выражаю,
  За искренность ценю и обожаю.
  Идите с королевой повидаться,
  Ей легче будет на ноги подняться.
  Долой дела!
  Домой не расходитесь!
  Всем кроха приказала: веселитесь!
  
  (Уходят.)
  ЭПИЛОГ.
  
  Ты драматурга, зритель мой, прости,
  Что пьесе рад - чудак из десяти.
  Одни пришли на пьесе позевать,
  Но им фанфары не давали спать.
  Другие - посмяться над соседом:
  Увы, смешат всегда чужие беды.
  Но ни того, ни этого здесь нет,
  Воспел святую женщину поэт.
  Где женщина, мужчина - сущий раб,
  Титан и тот в объятьях девы слаб.
  Рукоплескать он будет и смеяться!
  Без женщины, куда ему даваться?
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"