Блэкаут, начавшийся на мегавольтной подстанции в Пустапорожье и раскатившийся веером по Ганзее и граничного с ней цивилизованного мира, никак не отразился на жизни Пусты. Здесь не потекли растаявшие холодильники и не начали задыхаться в потерявших климатизацию офисах служащие. Погасшие экраны редких телевизоров тоже не вызвали особого ажиотажа - электричество в Пусте было опцией не постоянной, появлявшейся и снова пропадающей по неведомому никому графику.
Ярко раскрашенная кибитка катила по извилистым улочкам Овражка, блёклым в лучах страдающего летней инсомнией заполярного солнца. Гораздо ярче солнца, уже на полнеба пылало зарево на востоке. И в центре этого зарева раскалённой головнёй горела Падающая Звезда.
Овражковые обыватели, ещё пару дней назад посмеивавшиеся над "древним предсказанием", начали серьёзно тревожиться. На "пятачках" и крылечках домов собирались кучки возбуждённых женщин, стариков и временно безработных мужиков. Истории и слухи, которые они рассказывали друг другу, уже во многом превосходили по жути такую банальность как конец света. Да и трудно тут было не испугаться. Сначала, ни с того ни с сего провалился под землю "Мамонт". Конечно, бывали такие случаи, когда какой-нибудь курятник проваливался в подтащившую по летнему времени забытую старую выработку. Но ведь "Мамонт" - это вам не курятник! А его как корова языком! Вон, второй день уже роются, людишек из земли выковыривают. Потом вот лампочки погасли. Ну ладно, лампочек в посёлке не так много а электричества ещё меньше, но всё равно, знак! А теперь вот ещё и это зарево. Всё больше, всё ярче. Страшно. А куда деваться? Куда бежать? Скоро уже всё небо пылать будет.
Теля легко поняла и приняла изложенную ей Мартой историю. Постоянно извлекая из мерзлоты странные предметы неизвестного предназначения, пустовцы испокон веку сталкивались с чужими, не совсем, а иногда совершенно непонятными им историями. Поэтому востребована была фантазия, изобретательность и открытость для всего нового. Они интерпретировали и экспериментировали, приспосабливали и рационализировали. Так грозная монгольская катапульта мотала визжащих от счастья детишек в ярмарочные дни, а беговая дорожка, вынутая из рухнувшей в трясину международной орбитальной станции, приводимая в движение парой охочих до беготни упряжных лаек генерировала электричество для одного хутора под Пустельгой.
Будучи практичной женщиной, Телемаха Патрокловна сдержала гневный порыв Марты и не дала утопить "серый ящик" в ближайшем болотце. Такой замечательный ящик можно было наверняка загнать на торжке, ведь всегда найдутся люди, знающие куда приспособить ненужный тебе хлам.
Узнав о принятом Мартой решении начать новую жизнь и сменить бородатый имидж, Теля поняла - это её шанс.
"Матрёнушка, а что с твоей бородой теперь станется? Неужто правда - в печку?" - начала она издалека, нежно поглаживая разложенную на коленях кучерявую гриву.
"Да, Телюшка, отрезано и забыто. Долой атавизмы и да здравствует нормальное среднестатистическое оволосение кожных покровов!"
"А гадать ты как будешь? Просто так, с босым лицом?"
"А я и гадать брошу, ну его, это гадание. Менять так менять. Займусь чем нибудь другим, новым. Открою, к примеру, партнерское агентство."
"Это как?" - Не поняла Теля.
"Людей одиноких буду знакомить, счастье людям дарить."
"А, сводней значит. Ну, таких у нас уже хватает. Я как-то тоже, ну прямо из одной только доброты сердечной, ну без корысти совсем..." - Теля прижала руку к полной груди, туда, где скрывалось её большое и доброе сердце, - "а он-то, стервец, женатый оказался! Так бабы сначала друг другу рожи порасцарапали, а потом на меня давай помои лить. Так я больше и не связываюсь, ну их к лешему! Со своим бы разобраться", - глаза Тели затуманились, подёрнулись влагой.
"Ну, не знаю. Может и чем-нибудь другим. Туризм, а? Тут же столько экзотики!"
О туризме Телемаха своего мнения не имела, поэтому не стала углублять тему.
"Так значит, всё-всё на выкид? Ах жалость какая", - и она сокрушенно покачала головой. Потом метнула быстрый взгляд на товарку, потупилась и спросила осторожно:
"А если тут у нас объявится другая гадалка и у тебя твоё добро сторгует? Недорого, ты же всё одно выкидывать собралась? А?" - Теля распахнула глаза и просительно уставилась на Марту.
"Да пожалуйста! А тебе-то на что? Знаешь что-ли кого?" - удивилась Марта.
"Матрёнушка, душенька, так это я, это я для себя! Не могу больше, не хочу! Спрячусь за бороду, буду людям правду говорить! Ты меня научишь?"
Такой оборот дела озадачил Марту.
"Девонька, а ты хорошо подумала? Ты думаешь, за правду меньше рожу царапают, чем за чужих мужиков? Ах, да что там! Кому правда-то нужна! Не в том, милая, искусство - правду угадать, а в том, чтобы клиенту потрафить. А правду он и сам знает. А не знает - так ему же лучше!"
Таким образом, к моменту, когда кибитка вкатилась в славный своими серединедельными торжищами Овражек, перевоплощение было завершено - борода сменила свою владелицу. Поскольку Телина русая коса не увязывалась с вороным отливом бороды, пришлось упрятать девичью гордость под нашедшуюся в реквизиторском сундуке чалму. Глаза и брови Марта искусно подвела сурьмой. Новая мадемуазель Марта, женщина с бородой и прорицательница, внешне ничем не уступала старой. Всё остальное должно было решить время.
Марта правила к тому месту, где ещё пару дней назад колоссальной грудой камня и гигантских ископаемых костей возвышался "Мамонт". Теперь на этом месте разверзлась не менее колоссальная воронка, в которой, как муравьи, растаскивая лом, хлам и комья мёрзлой земли, копошились люди. На краю воронки стоял Сёмка, теперь уже Семён Лукич. Косоворотка его стала бурой, один рукав висел на нитках. Когда рухнула крыша Мамонта, сидел Сёмка под каменной стойкой бара и пересчитывал деньгу, это его и спасло. Стропилина рухнула на стойку и хрустнула пополам в аккурат у него над головой. Так же, как он умел ужом ввинтиться в толпу, вывинтился он и из руин родного заведения.
После исчезновения Лу пришлось Сёмке перенимать хозяйство. Хотя какое уж тут хозяйство, дырка, так сказать, от "Мамонта". Всего наследства, не считая того ларца с дневной выручкой - имя и слава заведения. Хотя, такого авторитета, как у сивоусого Лу у теперешнего Семёна Лукича не было, его ещё предстояло заслужить. Начинать придётся даже не с нуля, с минуса придётся. И новый шеф, дико жестикулируя, орал на мужиков в яме, неумело ворочающих камень-валун, терпеливо утешал баб, чьи кормильцы так и не вернулись домой после обычной "рюмашки у Мамонта", а также выслушивал деловые предложения насчёт новых участков. Дел было невпроворот.
Оставив Телю в кибитке вживаться в новую для неё роль, Марта прямиком направилась к жужжащей кучке народа, столпившийся вокруг Сёмки. Осознавание того, что всего в каких то метрах под этой мёрзлой землёй находятся люди и среди них ОН придало ей сил. Но оказалось, что для Марты смена образа тоже не прошла бесследно. Привыкнув за три года, что народ, завидя её бороду, раздаётся перед ней как лёд перед ледоколом, она с размаху налетела на плотную толкучку и даже слегка ушиблась. При повторной попытке кто-то даже сунул настырной брюнетке локтем по рёбрам. И тут наконец сработало. По толпе прокатился шепоток, все закрутили головами и привычно расступились, давая дорогу. Марта заученным движением пригладила несуществующую бороду и шагнула вперёд. И только тут она осознала, что взгляд толпы направлен на что-то за её спиной. Она стремительно оглянулась и обомлела. Позади неё, величественно, словно царица из древней сказки, направляясь к воронке, шла Теля.
Чёрные тугие кольца бороды казалось шевелились при каждом шаге, подведённые глаза горели под низко надвинутой чалмой. Вдобавок к самому цыганскому платью, что только имелось в гардеробе прорицательницы, Телемаха Патрокловна завернулась в плат золотой парчи, найденный в том же сундуке. Короче говоря, выглядела новая Марта до того сногосшибательно, что даже Марте настоящей захотелось пасть перед ней ниц и молить о милости. Проходя мимо неё, женщина с бородой ещё больше сдвинула брови и цыкнула сквозь волосяной занавес: "Беда! Звезда падучая!" Марта мало поняла из короткого сообщения и последовала за новоиспечённый предсказательницей сквозь расступающуюся толпу.
Сёмка Лукич в этот момент терпеливо оборонялся от наседающей на него матроны, размером мало что не в три Сёмки, требующей от него вернуть ей в сей момент её благоверного.
"Мадамочка", - увещевал её Сёмка, - "с нашим превеликим удовольствием, токмо нету в наличии. Как только отроем - первым делом к вашей милости и доставим. Войдите в наше положение", - Сёмка склонил голову набок и вложил в голос всю имеющуюся у него силу убеждения, - "ямища-то во кака, а мужичков, чтобы рыть - мало."
Баба уже было хотела высказать свой контраргумент, когда в поле её зрения попала шествующая сквозь толпу борода и она, выпучив глаза, осеклась.
Сёмка тоже повернул голову и всё его острое как у хорька лицо настороженно застыло. Теля остановилась в нескольких шагах перед ним и слегка склонила голову. Вдруг она одним махом распахнула руки, золотая парча обагрилась кровью полыхающего неба. Толпа шарахнулась.
"Было мне видение", - замогильным голосом завела Теля, - "падёт звезда огненная!" - она ещё раз взмахнула руками, крутнулась волчком.
Народ, и без того напуганный разливающимся по небу пожаром и страшными слухами, заголосил, бабы стали падать на землю, укрывать собой детей.
Как ни страшно было Сёмке, а положение обязывало.
"Эй, тётка, ты мне народ не стращай, мы тут ужо пуганые!" - строго обратился он к прорицательнице. - "Ежели чаво по делу - то говори. А нет - то и нечаво."
Теля шагнула ближе и уперлась в него взглядом.
"Бегите, зарывайтеся в землю, земля гореть будет", - завыла она и закатила глаза.
Тут не выдержал даже Сёмка.
"А ну давай по домам! Слыхали? В ямы, в подвалы, в выработки!" - заорал он и замахал на людей руками.
"Эй, Сёмка... Лукич, я слыхивал, что снаряд, ну на войне, ежели он из орудьва выпущен будет, никогда второй раз в одну воронку не попадёт", - подал голос один из присутствующих мужиков. - "Так могеть нам в енту ямищу и спуститься, авось беда мимо и пролетить?"
Сёмка колебался недолго и скомандовал: "Спущайся вниз, все! И городите схрон! Из чего? Да из чего найдёте! Навались, я выставляю!"
Тут же во все концы Овражка были пущены гонцы, созывать народ на тотальную эвакуацию.
Марта подобралась к Теле и спросила на ухо:
"Алё, подруга, ты чего завелась? Случилось чего?"
А случилось следующее: как только Марта оставила Телю одну в кибитке, пресловутый серый ящик опять ожил - заморгал лампочкой, закряхтел. Теля, уже просвещённая насчёт предназначения и функций ящика, трепеща от страха, нажала на кнопку связи. Из динамика раздался тревожный женский голос:
"Марта, Вы меня слышите? Марта, отзовитесь!"
Теля вскочила на ноги, бросилась к двери и выглянула наружу. Чёрная копна шевелюры бывшей прорицательницы виднелась в толпе за добрую сотню метров от кибитки, не докричишься. И тогда Теля приняла решение.
"Я Марта", - сказала она, склонившись к прибору. - "Слушаю."
"Марта", - задыхался голос из далёкой Ганзеи, - "звезда действительно упадёт, комета упадёт! Бегите, прячьтесь, спасайте людей!"
Теля оторопело смотрела на надрывающийся ящик, не зная, что ответить и что предпринять.
"Вы меня слышите? Здесь произошло непредвиденное, мы полностью потеряли контроль! "Мега-Ящик" обесточен, мёртв, я вышла на связь с лабораторного ПМАР. Почему Вы молчите? Вы на связи?"
Услышанное было трудно переварить, но главное Теля всё-таки поняла - если звонят из самой Ганзеи и орут нечеловечески, то беда значит нешуточная выходит.
"Здесь я", - ответила она наконец, - "задумалася только. Так чего мне делать-то?"
"Что угодно! Объясняйте, угрожайте - только спасите людей! Остаётся очень мало времени!"
Телемаха всегда умела справляться с чужими проблемами лучше, чем со своими собственными. Вот и сейчас она уже прилаживала свою новоприобретённую бороду и шарила взглядом по тесной комнатке, прикидывая, чего бы такого можно было бы ещё надеть для полноты эффекта.
"Всё, пошла я!" - объявила она ящику и запахнувшись в золотую парчу, шагнула на крыльцо.
Собирать народ на эвакуацию - дело хлопотное и неблагодарное. И хотя разбежавшиеся по селению гонцы и повторяли как заведённые "бегите, прячьтесь, земля гореть будет", но меркантильные поселяне примеряли слово "гореть" только на землю и свой скарб. Переживши конец света они не в коей мере не хотели оказаться стоять посреди сгоревшей земли так сказать "с голым задом". Поэтому призыв к эвакуации послужил для большинства сигналом к спасению нажитого.
Катастрофы вселенского масштаба в Пусте случались редко. Последняя из них стоила жизни тем самым ископаемым исполинам, на костях которых зиждился успех Овражкового "Мамонта". Непуганые граждане не строили надёжных бункеров и глубоких погребов, благо для содержания в свежести крынки молока её было достаточно поставить в ямку глубиной в пару вершков, а мороженая половина свиньи могла хранится почти вечно на льду домашнего подполья. Единственным укрытием для ценного имущества могли послужить только заброшенные или ещё активные выработки, в изобилии имеющиеся чуть ли не в каждом дворе. Вот в такие убежища и потащили встревоженные, но не потерявшие головы граждане свои перины и подушки, самовары и чайные сервизы и ещё много другого нужного и полезного скарба. На призывы бросать всё и спасать свою жизнь они отвечали "щас, вот только ещё эти два узелка приберу" и, сгибаясь под тяжестью многопудовых узлов, скрывались в подземелье.
Небо между тем распалилось от горизонта до горизонта. Налетающая на Пусту звезда светилась в нём раскалённой головнёй. С неба, первыми предвестниками надвигающейся катастрофы, начали валиться отдельные камни, пробивая крыши домов и разгоняя кур во дворах. Яма, оставшаяся на месте бывшего "Мамонта" стала наполняться людьми. Мужики городили из раскопанных тут же на руинах и притащенных с близлежащих подворий досок импровизированный навес. Большинство камней, летящих по косой траектории, перелетало яму или било в западный откос воронки. Но те из них, которые с грохотом ударяли по наспех сколоченному укрытию, вызывали крики ужаса и плач детей.
Марта и Теля тоже спустились в воронку. Чувствовали себя обе при этом исключительно скверно и неудобно. Во первых, топтаться ногами по земле, зная, что под ногами у тебя, всего в нескольких метрах, может ещё дышат и шевелятся люди и среди них находится ОН, любимый человек - от этого хотелось стать невесомым, комья мерзлоты представлялись им раскалёнными угольями. Немного утешало лишь не очень внятное сообщение Линды, девицы из "Мега-Ящика", якобы сманипулировавшей далёкое прошлое и обещавшей каким-то образом вытащить людей из-под земли.
Во-вторых, персоне в статусе "женщина с бородой и прорицательница", только что нагнавшей смертельный страх на толпу своим эксцентричным номером, было очень неловко сидеть бок о бок со своей встревоженной публикой. Бабы поворачивались к ней спиной, заслоняя собой детей и пытались, несмотря на тесноту, отодвинуться хоть на вершок от колдуньи. Редкие мужики, затесавшиеся в это собрание, не сводили с неё суровых глаз из-под нахмуренных бровей. Усугубляло положение то, что для Тели это было премьерное выступление и она совершенно не знала, как подобает вести себя в такой ситуации.
"Матрёнушка", - шептала она склонив голову к Марте, - "а что дальше то делать? Боюся я. Вон, зверем смотрят. А ежели чего и взаправду, ну прибьёт кого камнем или ещё чего - так они же первым делом меня на куски! Ты, скажут, накаркала, наколдовала."
Несмотря на усилившийся снаружи гул и грохот то и дело падающих с неба камней, перешептывание прорицательницы с её спутницей не осталось незамеченным и народ в страхе пытался отползти от них ещё дальше.
"Не трусь, подруга, отобьёмся", - ответила Марта так же шёпотом и вспомнила случай, приключившийся с ней два года назад.
Дело происходило совсем в другом климатическом поясе и народ там был куда как дичей, чем в Пусте. Местного шамана не устроила хотя бы и временная конкуренция с экстравагантной бородачкой и он подговорил своих добрых прихожан принести её в жертву. Не по злобе, а только чтобы облегчить ей путь к верховному божеству. Дело приняло тогда очень серьёзный оборот и Марте пришлось использовать всё своё красноречие и поскольку аборигенским языком она владела только в объёме разговорника для посетителей пиццерии, язык жестов и мимику. В результате её пламенной почти часовой речи на свидание с божеством был отправлен сам штатный шаман. Марта же получила в подарок большую берцовую кость с вырезанным на ней свидетельством того, что она принята почётным членом племени. В сравнении с той ситуацией их актуальное сидение в яме выглядело детской игрой в песочнице.
"Главное не прозевать момент", - продолжила Марта шёпотом, - "когда наступит эскалация. Вот тогда и надо будет взять инициативу в свои руки. Поняла?"
Теля поняла не очень, но расспросить подробнее не пришлось, потому что рёв в воздухе стал совсем уж невыносимым и заглушил все остальные звуки. Только по перекошенным лицам и разинутым ртам можно было угадать, что все сидящие в яме орут во всё горло. Некоторые бросились обниматься, другие молились, кто-то уже валился без чувств. И вот, когда казалось, что громче быть уже не может и голова лопнет уже в следующую секунду, в небе действительно что-то лопнуло. Волна от этого хлопка прокатилась над их воронкой, пронося с собой доски, брёвна, солому с крыш и мох с окрестных болот. Свет померк.
Когда Марта снова открыла глаза, светопреставление уже закончилось. Небо над их ямой затягивалось грозовыми тучами, их подсвечивали молнии. Где-то глухо рокотал гром. Осторожно раздвигая застывших в шоковом оцепенении людей, она выбралась из под навеса, таща за собой Телю. Та была в полуобмороке и едва могла шевелить ногами.
Вся "мамонтовая" яма была засыпана толстым слоем деревянных обломков, мха и соломы. Среди этого хлама выглядывали предметы домашней утвари, брошенной в пустых домах и растрёпанные тушки домашней птицы.
Сёмка уже тоже выбрался из-под крыши и уже стоял наверху, на краю воронки. По тому как он чесал свою уже совсем уже взъерошенную голову ей стало ясно, что там, наверху дела плохи. Марта усадила замлевшую Телю, прислонив к большому валуну и поспешила наверх.
Там её взору предстала картина опустошения. Овражек перестал существовать. Там, где ещё час назад извилистыми ручейками разбегались улочки с разномастными домишками и теснились торговые ряды Овражкового торжища, сейчас одиноко торчали изломанные трубы печных дымоходов, валялись беспорядочными кучами размётанные срубы домов и деревянные стены щитовых вагончиков. Землю покрывал исковерканный домашний хлам, грязь окрестных болот. Там, где на землю попадали раскалённые небесные камни, вверх поднимались струйки дыма. Фоном к этому абсолютному разгрому служила такая же абсолютная тишина, нарушаемая только ворчанием грома в низких чёрных тучах. Не перекрикивались через плетень бабы-соседки, не брехали собаки и не кукарекали петухи.
Марта подошла к неподвижно стоявшему Сёмке и заглянула ему в лицо. По его грязным щекам, рисуя розовые дорожки катились слёзы.
Дед велел ехать медленнее и пристально вглядывался в полумрак туннеля.
"Стой, приехали!" - скомандовал он наконец и, корячась как краб, сполз с дрезины. - "Вишь тамока углубление? Ага, он и есть - Манилкин лаз. Сичас мы все чрез ево и вылезем."
Мужики стали спрыгивать с платформы, разминать ноги. Дед Маза поковылял к небольшой, укрывшейся в нише дверке. Генерал Хэрри пошёл было за ним, но старик остановил его.
"Ты енто, тута обожди. Мало ли, давненько я Манилку не навещал, хе-хе... Хто знат, могет скалкой промеж ушей, а могет и наоборот."
Дед достал из сумы свой специальный монтёрский ключ и, подсвечивая себе фонариком, вставил в замочную скважину. Его линейное хозяйство действительно было на высоте. Замок клацнул, дверь вздрогнула и, скрипя, подалась. Дед глянул на Хэрри с напускной бравадой и полез в открывшееся отверстие.
Прошло всего пара минут, а из дыры уже послышались приближающиеся проклятия на древнепустском диалекте. Все сгрудились вокруг ржавой дверки. Маза выполз задом. Полы его армяка задрались, выставив на обозрение древние порты, почти целиком состоявшие из заплат разной величины и масти. Маза был покрыт паутиной и грязью.
"От ить гадство!" - шипел старик. - "Завалено! Как есть завалено! Мышь не проскочит!"
"Гном", - позвал Хэрри, - "гляньте-ка, что там."
Гном натянул поглубже шапчонку и ссутулившись так сильно, что его медвежьи лапы почти достали до пола, полез в дверь.
"Всего-то пару годов я в Манилкину дыру не лазал, и на тебе - завалили!" - продолжал сокрушаться дед.
"А где эта э-э... дыра на поверхность выходит?" - поинтересовался Снегирь.
"Так ить в аккурат за Манилкиной баней", - живо откликнулся Маза, - "я как сюды хаживать то стал - спервой-то по делу мене надобно было. Ну не варвар же я, не буду в своём родном гадить. Ну и выбрался через дырку енту. Сижу значить в бурьяне. А тута банная дверь раскрыватца и Манилка прям на меня прёт, как есть в чём мать родила. Ну я вскочил, а порты то и не поддёрнул, забыл с испугу то. Она визжить и назад, в баню - я за ей. Ну и хряпнулся по длине, порты то..."
В дыре заворочалось, словно из берлоги лез разбуженный и потому злой медведь и из двери показался Гном. Он был тоже весь обвешан паутиной и натруженно пыхтел.
"Не, енерал, глухо, тута мы не пролезем. Ты, дед, када в енту дырку последний раз лазал то?" - обратился он к Мазе.
"Годов эдак..." - Маза задрал лицо к потолку, стал задумчиво ерошить бородёнку.
"Манилка эта твоя, где её дом стоит?" - спросил Валентиныч.
"Дом-то? Так на третьей Овражковой, околица тама. Вот тута баня, а посля ничего боле, тундра."
"Э, дед, да за третьей Овражковой там ещё шесть Овражковых понастроили. А на том месте теперь торжище, давно уже."
При упоминании о торжище Каюк встрепенулся, рожица его сквасилась.
Маза опять достал из сумки свой шнурок с узелками и шевеля губами принялся колдовать над ним. Мужики сдвинули головы и с напряжением ждали. Маза засопел.
"Ну вота ищщо, в енту дырку я редко хаживал, тундра тама пустая", - он указал на маленький узелок на засаленном шнурке. Голос его звучал смущённо. - "Бывалоча защемит в грудях, думаю - где она тама, звезда моя падучая? Доживу ли? Ну и вылезу из-под зему, на небо поглядеть одним глазком..."
Артельщики понимающе закивали. Гном нежно похлопал древнего линейщика по тощей спине.
"Эх, робяты!" - Растрогавшись, старик хотел сказать ещё что-то, но не найдя подходящих слов замялся, промямлил что-то нечленораздельное и поднялся с рельса.
"Поехали што-ли, звезда ждать не будет", - объявил он решительно и первым вскарабкался на дрезину.
Проехавши ещё с километр, старик снова велел тормозить.
"Туточки будет, вона, вишь цепочка висит?" - Объяснил он генералу. - "Ежли за её потянуть, то лесенка сверху сверзится, механизма там такая."
Он доковылял до цепочки, свешивающейся откуда-то из темноты и, повиснув на ней всем телом, потянул. Ржавая цепь скрипнула, хрустнула и Маза с оборванным её концом шлёпнулся на землю.
"Гад", - как-то тускло ругнулся дед, лёжа на спине, - "всё, не видать мне звезды. Похоже, проштрафился я гдей-то", - и он отвернул голову, даже не делая попыток встать на ноги.
"Будет исполнено!" - Лу крутанулся на месте и мягко покатился к распростёртому рядом с полотном узкоколейки тельцу патриарха.
Он бережно взял Мазу на руки и аккуратно прислонил к стене. Дед апатично глядел в пространство перед собой. После этого Лу встал под оборвавшейся цепочкой и взмыл на добрую сажень вверх. Точнее сказать, вверх взмыло поднятое телескопической гидравликой его тело, ходовая часть прочно осталась стоять на мёрзлом грунте туннеля. Где-то там, в темноте, Лу ухватил нижнюю перекладину складной лестницы и рванул её вниз. Потревоженная лестница заскрипела и обрушила на стоящих внизу лавину ржавой трухи. Всё-таки она поддалась и вместе с ней Лу вернулся в прежнюю свою конфигурацию. Мужики-артельщики смотрели на своего шефа раскрыв рты. Они и раньше замечали за ним чудные способности, но такой фокус они видели в первый раз. Валентиныч, знавший Лу с самого своего переселения в Пусту и сдружившийся с ним очень близко, только встряхнул головой. Вот это дела, неужели это всё тот же добряк Лу "сивоусый"? Каюк, напуганный такими трансформациями, осторожности ради держался за спиной своего "Анды". Жужа, тихо поскуливая, прижалась к ногам Гнома.
Первым наверх полез бывалый Гном. Потом Лу поднял на балкон деда Мазу. Следом Лу с лёгкостью втянул и себя на решетчатые мостки. Старик отыскал и открыл своим ключом железную дверь - точную копию той, что они пытались взломать под Мамонтом. Один за другим, растянувшись вдоль стены, на балконе собралась вся компания.
Генерал оглядел своё ободранное и до глаз извазёканое в саже и грязи воинство и улыбнулся.
"Ну что, парни, до свободы рукой подать. Молодцы! Вот сейчас выйдем и первым делом отметим это как следует. Но сначала надо выйти! Итак, идём организованно, спокойно. Первым - Лу, вторым Гном..."
"Э, погодь, енерал! Твой "сивоус", он канешно стену разворотить могёт, но ежели он как пустабрёх в норе застрянет, кто его за хвост вытягивать будет?" - забеспокоился дед Маза. - "И окромя того, я полковник, а он кто? Капрал! То-то!"
Говоря это дед бочком, вдоль стены протиснулся к двери.
"А мене наверх до зарезу надо, первей всех", - и с неожиданной для калеки ловкостью он нырнул в приоткрытую щель дверного проёма.
Лу рванулся за ним следом. За дверью оказался прорубленный в мерзлоте наклонный ход, поддерживаемый деревянными крепями. В полу этого туннеля были когда-то вырублены ступени и Лу, несмотря на свою вездеходность, был вынужден притормозить. Гном пыхтел за его спиной, но обогнать в тесноте подземелья не мог.
Тем временем Маза на четвереньках уже подобрался к деревянному люку, закрывавшему вход в лаз. Сверху люк порос мхом и лишайником, а зимой кроме того ещё и покрывался снегом. Сейчас же мерзлота уже отпустила верхний слой тундры и древний трухлявый люк, перекошенный от времени и невзгод, пропускал в щели немного наружного света. Старик изо всех сил упёрся головой в доски, приподнял крышку и зажмурился. Его глазам, отвыкшим от дневного света, открылось завораживающее зрелище. Всё вокруг было залито ослепительным светом. Воздух гудел. Комета летела над Пустой, пылая как гигантский факел и рассыпая гигантскими же искрами свои осколки. В тот момент когда Лу уже протянул свою руку, чтобы ухватить шустрого старика за деревяшку ноги, тот протиснулся в щель и выкатился наружу.
Оказавшись под горящим небом, дед Маза встал лицом к падающей на него звезде, раскинул руки и завёл речетативом ту молитву, которую выучил мальцом и повторял день за днём без малого сто лет:
"И паде на пусту землю звезда огненна... и выйдут из чрева пусты земли люди неведомы и буде это конец свету..."
Люк приподнялся и в щель выглянул Лу. Старый солдат многое повидал на своём веку - и пылающие под напалмом джунгли и ковром ложащиеся бомбы. Больше всего то, что он увидел сейчас, напомнило ему атомный взрыв. Только ему ещё не приводилось бывать внутри гриба. Он заворожённо глядел на увеличивающийся на глазах огненный шар и раскинувшуюся чёрным крестом на его фоне тощую фигурку. Гул нарастал и становился невыносимым. Одновременно с рвущим перепонки хлопком Лу метнулся к остолбеневшему в экстазе "звездопоклоннику".
Огненный шар взорвался почти у них над головой и его куски фугасами и шрапнелью разлетелись на десятки километров. Взрывная волна вмяла оттаившие пустские болота и содрала с них и без того хилую растительность. Что-то мелькнуло в воздухе. В голове Мазы под железным тазиком раздался такой звон, как если бы он засунул свою голову в деревенский колокол, а кузнец саданул бы по нему своим самым большим молотом. В тот момент, когда Лу сбил его с ног и навалился на него всей своей тушей, старик был уже без сознания.