Аннотация: Рассказ об одиночестве и обретении семьи. Рассказ о силе духа и несокрушимости воли. Просто одна история о девочке - и о драконе.
Вода, вода, всюду вода... Можно было бы закричать от ужаса, но истошный вой ветра заглушал все звуки; можно было бы заплакать, но в разбушевавшемся море и без того было достаточно соли; можно было бы просто утонуть - но воля к жизни была сильнее, и маленькая девочка изо всех сил вцепилась в обломок мачты, чувствуя, что если морю удастся оторвать ее от этой ненадежной опоры - конец.
Море было гораздо сильнее хрупкого человеческого тельца, и неумолимые волны, каждая из которых была вдвое, нет, втрое выше самого рослого из мужчин, то поднимали ее на головокружительную высоту, казавшуюся неприступным горным обрывом, то небрежно сталкивали вниз, на самое дно, как ребенок, забавляющийся с новой игрушкой... знать не знающий, что "игрушка" эта уже едва жива от холода и страха! Она уже давно утратила представление о времени, забыла, кто она и как оказалась в этом бушующем море - все, что она знала, так это то, что нужно во что бы то ни стало не потерять эту холодную, скользкую деревяшку, не позволить воде утянуть ее за собой, в холодную беззвездную глубину, заставить навсегда позабыть о солнечном свете... нужно бороться! Нужно! Вот только как было это объяснить тонким, закоченевшим пальцам?..
Очередная волна шутя вырвала опору из ее рук, но прежде чем паника затопила ее душу, обломок неожиданно вернулся, крепко ударив ее по голове. К счастью, удар пришелся вскользь, но этого хватило, чтобы сознание окончательно ее оставило, и крошечная фигурка, в последний раз мелькнув где-то среди пенящихся серых хребтов, исчезла в ревущей бездне, как и не было ее...
* * * * *
К рассвету тучи рассеялись, и бледное, словно больное солнце, выглянув из-за мокрого горизонта, недовольно осмотрело едва подсохшие угольно-черные скалы, скупо изливая свое тепло на узкую полосу каменистого пляжа, где, свернувшись в клубочек, лежало маленькое тельце, брезгливо вышвырнутое волнами на берег. Теперь, правда, море не пыталось уволочь несчастную на глубину, и волны уже не ревели, а тихо шелестели, даже не касаясь голых ног. Постепенно холодный воздух начал прогреваться, но прошло еще немало времени прежде чем свернувшаяся в клубочек девочка, наконец, пошевелилась и смогла приподняться на локтях - но лишь для того, чтобы перевалиться на спину, раскинув руки и глядя в бледно-синее небо, так не похожее на то, черно-серое, что она помнила с прошлой ночи. Раньше же... раньше - что? Застонав от боли, девочка приподняла руку и коснулась волос, нащупывая тревожившую ее рану, оставшуюся от памятного удара обломком мачты. Поморщившись, отдернула руку. Больно! От соленой воды рана припухла, к тому же, в нее попали мелкие песчинки, но выбирать их девочка не рискнула - с ее грязными пальцами она могла сделать только хуже. Поэтому, стараясь просто не обращать на нее внимание, она попыталась сесть. Попытка оказалась неудачная - от резкой боли она чуть было снова не потеряла сознание, неуклюже плюхнувшись обратно на галечный берег и чуть ли не до мяса рассадив ладонь о какой-то камень. Из глаз брызнули слезы, но она сдержалась и не заплакала. Вода была сейчас в цене - ведь пить из моря она не могла, а ручейка или речки вблизи видно не было. И это было хуже всего. Во рту было сухо, как в разогретой печи - казалось, что высохшая соль выдрала всю влагу, превратив горло в жесткий наждак, и даже слюна куда-то подевалась - видно, в ее теле осталось совсем мало воды. Как-то раз она видела человека, которого принесло в маленькой лодочке из открытого моря: высохшие, как у паука, руки, широченная грудь, обтянутая кожей не хуже барабана и лицо - обклеванное чайками, с провалившимся носом и чуть приоткрытым ртом, в котором виднелись редкие зубы. Тот день запомнился ей надолго, и сейчас одно только лицо несчастного - иссохшее и обезображенное - заставило ее сбросить с себя последние оковы сонливости.
"Нужно идти, - молча сказала она сама себе, - Найти воду. Не найду воды - смерть. Чайки глаза выклюют... надо идти. Вода... нужна вода".
Встать ей удалось далеко не с первой попытки - колени дрожали, в животе все скрутило, но она намеренно сдерживала тошноту, боясь потерять драгоценную влагу. Пыталась идти на четвереньках, но быстро отказалась от этой затеи - солнце поднималось все выше, а подставлять ему спину, едва прикрытую одеждой, не хотелось. К тому же, кое-как обкатанные, но все равно довольно угловатые камни больно впивались в ободранные колени, и, пройдя всего несколько шагов, девочка почувствовала, что только-только подсохшие ссадины вновь начали кровоточить - и, кривясь, поднялась в полный рост. Пошатнулась. Устояла. Пошла дальше.
До полудня было еще далеко, но жаркое южное солнце плевать хотело на время, и если поначалу его тепло, так резко контрастирующее с ледяными объятиями моря, было даже приятно измученному телу, то потом нагревшиеся камни разогрелись, как угли в костре, и идти по ним стало совсем невозможно. Спустившись, девочка пошла по воде, шлепая голыми пятками и время от времени смачивая прохладной водой голову - иначе было совсем уж невозможно. Нашла кучу выброшенных на берег водорослей, на свою беду, попробовала на вкус, но они оказались такими ужасающе горько-солеными, что обожгли ей рот, и она с отвращением выплюнула их, прополоскав рот морской водой - по сравнению с ними, та казалась почти пресной! Чуть погодя нашла выброшенную на берег дохлую медузу, но съесть ее не решилась - внушала опасение ярко-синяя каемка по краю зонтика - пришлось удовлетвориться плоской, как блин, рыбиной, из последних сил бьющейся в луже у кромки воды. Сильная, серебристая, рыба казалась опасной, и сначала девочка попыталась просто забить ее камнями, но мелкая галька явно не могла помочь в этом деле, а искать и, главное, бросить валун покрупнее просто не было сил. День к тому времени уже успел разгореться вовсю, и, оглядевшись по сторонам, девочка высмотрела в скале расщелину, дающую приятную тень. Забилась туда, подвернув голову и прижав ноги к груди. Сумела даже немного подремать, однако к вечеру болезненная резь в животе все равно выгнала ее наружу. К тому времени несчастная рыбина уже едва трепыхалась, выбившись из сил в жалкой горсти воды, оставшейся ей после полуденного пекла, а потом затихла вовсе. Маленькая путешественница тут же набросилась на нее, как дикий зверь, раскроив острым осколком камня бледное брюхо и принявшись жадно поедать сочное мясо и внутренности. Все съесть не смогла, но забрала остатки с собой, и, отдохнув, снова тронулась в путь.
С наступлением сумерек жара спала, а теплые камни были почти приятны на ощупь, к тому же, вечный шелест моря и громадный скалистый обрыв по левую руку не давали заблудиться. Правда, нести остатки рыбины было не так-то просто - в темноте руки были так же нужны, как и ноги, поэтому, давясь, заставила себя доесть остатки. Чуть погодя об этом пожалела - живот словно в узел завязался, и на этот раз она не сдержалась... Отдышавшись, дрожащей рукой вытерла губы и пошла дальше. Дважды падала. В горле стоял привкус желчи. Пыталась поискать еще еды, но не смогла - темнота превратила пляж в слабо серебрящееся полотно, и даже единственный узенький серп, висящий в небе, не позволял толком разглядеть дорогу, а неяркие звезды, больше похожие на умирающих светлячков, и вовсе не дотягивались до земли тонкими лучиками, погибая где-то высоко в небесах. Тем не менее, этой ночью девочка прошла немалое расстояние, хотя конца-краю этой скалистой гряде все не было. Впрочем, ее это не отчаивало - она по опыту знала, что такие вот отвесные берега могут тянуться очень долго, однако всему на свете суждено кончаться, и она была уверена, что дойдет. И найдет воду, еду - а там и до людей доберется. Она дойдет - потому что должна дойти.
На рассвете было сделано приятное открытие: на плоских, гладких камнях осели драгоценные капли росы, чуть солоноватой, но от того не менее вкусной, и девочка, мало что не постанывая от восторга, слизала столько воды, сколько смогла найти - вернее, успела найти до того, как яркий солнечный диск показался на небе и досуха высушил весь пляж. И вот что странно: вчера солнце вставало в той же стороне, у самого края гряды, а сегодня выскочило прямо из середины моря! Впрочем, если девочка и обратила на это внимание, то не придала особого значения, пользуясь прохладой утренних часов, чтобы пройти еще немного - до того момента, как разыгравшееся светило выжгло ее из камней, и девочке пришлось вновь прятаться от солнца. Не найдя уютной расщелины в скале, вроде вчерашней, была вынуждена скрючиться за каким-то валуном, сжавшись в комочек и обхватив голову руками, чтобы хоть так уберечь ее от испепеляющего жара. С трудом переждала полдень. Голодная резь в животе так и не дала уснуть, поэтому, как только солнце скрылось за скалами, встала и пошла дальше. Пыталась искать что-нибудь съестное, но попался только небольшой краб, расшибленный волной о камни, и она высосала из него все, что можно, оставив после себя только пустую шкурку. Пыталась поймать еще одного представителя местной фауны, больше похожего на крупную многоножку, но потерпела неудачу - кандидат на съедение ловко скользнул в воду и был таков. Ноги дрожали от усталости: и без того худые, они просто не знали, где еще брать энергию, чтобы тащиться вперед, и девочка уже потеряла счет, сколько раз она падала прямо на камни, лишь каким-то чудом ничего себе не сломав. Безумно хотелось спать, однако голод гнал вперед не хуже кнута надсмотрщика, и она заставляла себя переставлять ноги до самого заката, но с заходом солнца воля ей изменила - не издав ни звука, она потеряла сознание.
Очнувшись, она сперва даже не поняла, где находится. Стояла глубокая ночь, и тело у нее просто заледенело, так что ей с трудом удалось улечься на бок, подтянув ноги к груди и сунув руки подмышки, чтобы хоть как-то их согреть. Тем временем мысли ее вертелись вокруг одного-единственного вопроса: как выжить. Первоначальная мысль дойти до края гряды уже не казалась ей такой уж удачной. Кто знает, насколько она длинная, эта гряда? Миля? Две? Десять?! Этот обморок был первым, но явно не последним, так что перспектива удачного окончания пути таяла прямо на глазах. Когда она оказалась на берегу, вдали от жестоких волн, мало не утопивших ее, ей казалось, что этого вполне достаточно для выживания, но теперь соленая вода, шумевшая у берега, словно посмеивалась над маленькой глупой девчонкой, и та с трудом удерживалась, чтобы не заплакать в голос. Нельзя, нельзя, нельзя раскисать! Выход должен быть! Выход есть всегда... Надо просто собраться... просто взять себя в руки... встать... Встать...
Чувствительный щипок куда-то в икру. Боль едва достучалась до сознания, но зато с этим успешно справился запах - отвратительный, ни с чем не сравнимый душок мокрой птицы, выкупанной в бочке первоклассного помета. Такую гадость сложно было с чем-то спутать, и, с трудом нащупав рядом небольшой камень, девочка неуклюже швырнула его за спину. Как ни странно, попала - раздался истошный вопль, сопровождаемый шуршанием по камням, и девочка, застонав от боли, все-таки заставила себя приподняться на дрожащих руках. Все, что угодно - только не в брюхе у стервятника! Эти огромные неуклюжие существа с широкими крыльями и длинными голыми шеями, воняющие отбросами, представляли из себя одних из наиболее презираемых существ этого мира, и сама мысль о том, что одна такая тварь полакомится ее телом, вызвало у девочки тошноту - застонав, она свернулась клубком, пытаясь утихомирить взбунтовавшийся желудок. Тот, надо сказать, успокоился нескоро, и все это время сгорбившийся пожиратель падали караулил неподалеку, внимательно разглядывая несостоявшийся обед маленькими подслеповатыми глазками. Нападать он не спешил - его сородичи вообще не были замечены за охотой на живую добычу, и питались исключительно дохлятиной - но и улетать не спешил, во-первых, потому, что взлет и посадка для него вообще были сущим наказанием, а во-вторых, видно, он еще надеялся на удачу, тем более что девочка еще долго лежала, не двигаясь, пока, наконец, не сумела перевернуться на спину, глядя на светлеющее небо - и скальную гряду, казавшуюся ей такой же высокой и неприступной, как и северные горы... Но ведь не заоблачную! Сидящий рядом стервятник был тому живым подтверждением - это неуклюжее существо не могло бы прокормиться на голых камням да узкой полоске пляжа, и, скорее всего, оказалось рядом с ней совершенно случайно, прилетев откуда-то из-за гряды... выходит, там есть места, пригодные для того, чтобы жить. Там есть вода и пища...
Девочка почувствовала, как живот резануло болью, и, поморщившись, села. Как ни хотела она избежать этого испытания, но, увы, выбора особого не оставалось. Либо вода и жизнь, либо смерть, третьего не дано. И при этом, как ни странно звучат подобные слова, а только восхождение на вершину гряды казалось ей куда более разумным путем к спасению, чем продолжение утомительного путешествия вдоль берега. В конце концов... Постанывая, девочка сумела встать и подойти вплотную к гряде, внимательно осматривая ее неровную поверхность. Взрослый человек тут, скорее всего, сорвался бы, но для маленькой подвижной девочки даже небольшие выбоины, уступы и трещины могли стать отличными ступеньками. Совсем славно бы было, конечно, найти еще и веревку, но, увы, скала была совершенно голая, так что пришлось надеяться исключительно на собственную ловкость и своеобразную практику, полученную в портовом городе, когда она вместе с целой ватагой таких же, как она, голодранцев с воплями носилась по крышам домов, штурмуя их не хуже заправских скалолазов. Вот и теперь, внимательно присмотревшись, она тут же наметила сразу с десяток мест, куда можно было поставить ногу или зацепиться рукой, и была почти уверена, что сумеет найти все ступени этой странной "лестницы"... или погибнет. Выбор, если он и был, оказался невелик. А она еще была далеко не в том состоянии, чтобы вот так просто предпочесть тихую смерть всем трудностям и испытаниям жизни! И потому, не теряя времени даром, она заставила себя встать - стервятник встретил этот маневр хриплым карканьем и, на всякий случай, вприпрыжку отодвинулся еще на пару шагов - и подойти к скале, решительно зацепившись пальцами за первый крошечный выступ, царапнув ногтями по твердому камню.
К счастью, скалы уже успели высохнуть после шторма, но и без того восхождение получилось не самым легким, и девочке пришлось призвать на помощь всю свою ловкость, чтобы не сорваться вниз. Тем временем стервятник, наконец-то сообразив, что добыча от него уходит, все-таки сумел оторвать грузное тело от земли и, отчаянно хлопая крыльями, начал медленно набирать высоту, стараясь поймать те слабые потоки теплого воздуха, что уже поднялись над землей, вместе с ослепительно-ярким солнцем, лениво высунувшимся из-за горизонта. Его свет еще не успел приобрести испепеляющую силу, но зато высветил все малейшие трещины и неровности, и наша героиня с новыми силами принялась забираться все выше и выше... пока внезапно ее волосы не тронул порыв ветра - и стервятник с хриплым криком набросился на нее сверху, размахивая крыльями и норовя ударить клювом. К счастью, он промахнулся, и тяжелая пернатая туша лишь придавила распластавшуюся по камням девочку, но почти тут же рухнула вниз, выправив полет только у самой земли и начав новый заход. Этот стервятник был стар, и, судя по всему, его изгнали из стаи собственные родичи, но старость еще не притупила его мозги, и он явно смекнул, что, сбросив девочку вниз, заработает себе славный обед. Мнение самой девочки его интересовало мало, и пока что лишь его неуклюжесть спасала маленькую скалолазку - он то и дело промахивался, явно не привыкши к таким сложным маневрам, но с каждым разом он становился все увереннее, и девочке приходилось буквально вжиматься в скалу, мертвой хваткой цепляясь за уступы и трещины, когда назойливый падальщик в очередной раз бил ее всем своим телом. Его маленькие глазки помутились от злобы, тяжелый зоб стал ярко-красным, и он беспрестанно кричал, так что его хриплые вопли, отражаясь от отвесных скал, разносились далеко вокруг... и, должно быть, именно они стали для старого трупоеда его первой и последней непростительной ошибкой.
Внезапно небо над ними потемнело, и девочка тут же съежилась на скале, готовясь к очередному удару стервятника, но - ее тела коснулась лишь воздушная волна, поднятая чьими-то исполинскими крыльями, а крик падальщика сменился беспомощным хрипом, когда огромные когтистые лапы вонзились ему в спину. Сила удара была такова, что обоих кувыркающихся летунов снесло в сторону, и лишь у самой воды они сумели разлететься в стороны: изрядно оглушенный, но почти невредимый стервятник во весь дух рванулся наутек, а вслед за ним, мощно рассекая воздух перепончатыми крыльями, полетел... дракон! У девочки чуть глаза на лоб не вылезли, ведь о драконах она слышала только в старых сказках, но никем иным огромное существо, стремительно летевшее вслед за стервятником, быть и не могло - длинное, гибкое, с кожистыми крыльями и извивающимся хвостом, оно быстро сокращало расстояние, отделявшее его от неуклюжего падальщика, так что сомнений не оставалось - очень скоро оно его настигнет, а потом... что?! Девочке словно кто тычка под ребра дал - охнув, она начала поспешно карабкаться дальше, уже не оглядываясь на жуткий рев и хлопанье крыльев. Надо во что бы то ни стало выбраться с этой скалы! Убежать! Спрятаться!.. Мелкие камушки выскальзывали у нее из-под рук, и пару раз она чуть было не полетела вслед за ними, но даже это не заставило ее умерить прыть - чересчур уж велик оказался страх перед летучим хищником... однако, как она ни торопилась, да только с крыльями дракона ей было не поспорить, и вернувшийся за добычей ящер без малейшего труда сорвал ее с голых камней, как жука, сжав гигантскими когтями.
Девочка закричала в голос, но жуткий вой ветра быстро заткнул ей рот, так что вряд ли даже сам дракон услышал ее писк, пока без малейших усилий тащил хрупкое человеческое тельце над земле, неспешно поднимаясь вверх без единого взмаха крыльев. Маленькая пленница пыталась вырваться из его лап, пыталась кусаться и царапаться, но тщетно - даром, что мощные, эти лапы были покрыты еще и толстыми роговыми щитками, какие бывают у птиц, так что дракону, самое большее, было слегка щекотно, но он не спешил выказывать неудовольствие своей беспокойной добычей, и только по этой причине девочка осталась жива, а к тому времени, как она совершенно выдохлась и беспомощно обвисла в кривых когтях, от земли ее уже отделяло такое расстояние, что очередную попытку вырваться можно было приравнивать к самоубийству. Скальная гряда промелькнула внизу, как и не было ее, но прежде чем дракон полетел вниз, явно не желая мерзнуть на пронизывающем ветру, девочка успела окинуть взглядом окрестности - и слабый, какой-то жалобный стон сорвался с ее губ, когда она разглядела чуть подернутую дымкой гряду скал, что замыкалась в кольцо - в огромное каменное кольцо, в центре которого, словно доверчиво свернувшийся клубком зверек, приютилась прекрасная зеленая долина, в которую, собственно, и нес девочку дракон. Сначала она решила, что тот держит путь прямо к круглому озеру, опрокинутым кусочком неба разлившемуся посреди густого леса, но потом заметила посреди водяного зеркала скальный утес, плоскую вершину которого венчало что-то, издали похожее на растрепанную меховую шапку или на корзину с соломой, но вблизи оказавшееся ничем иным, как исполинским гнездом, свитым из толстых веток и молодых деревьев. На гнезде, аккуратно подвернув под себя мощные задние лапы, сидел еще один дракон, побольше, что, заслышав шум крыльев, повернул увенчанную невысоким гребнем голову, издав низкий, почти музыкальный рев, и его супруг (или супруга) ответил тем же, после чего, оглушительно захлопав крыльями, сел на край гнезда, так и не выпустив добычу из лап. Девочка, трясясь от ужаса, смотрела, как два чудовищных зверя ласково потерлись носами, зашелестев чешуей, после чего принесший ее дракон поднял ее свободной лапой - ей только и осталось, что взвизгнуть - продемонстрировав сидящему на гнезде. Тот вскинул гребень и, раздув ноздри, с любопытством обнюхал подношение, но почти тут же чихнул, обдав бедняжку запахом мяса, и отвернулся, всем своим видом говоря: мы таким не питаемся! Кажется, первый дракон изрядно расстроился - ласково курлыча, он попытался вновь привлечь внимание... должно быть, подруги, но та, единожды высказав свое мнение, явно не оценила его стараний, свирепо рявкнув, так что бедолага мало что не свалился вниз, но вовремя расправил крылья и, покружив возле гнезда, полетел прочь, не желая спорить со вспыльчивой пассией. Лапу он при этом, естественно, разжал.
Тонкий вскрик - и вот уже тело девочки рухнуло прямо в темные воды озера, подняв целую тучу брызг. Вода оказалась довольно холодной - наверное, ее питали подземные ручьи - и подействовала стимулирующе: извернувшись на глубине, девочка оттолкнулась ногами от какой-то подземной коряги и поплыла наверх, выпуская целые стайки мелких пузырьков, пока с громким "Уа-а-ах!" не вырвалась навстречу небу и солнечному свету. Дракон уже улетел - она едва успела заметить черную точку, исчезнувшую за скальной грядой, а сидящей на гнезде драконихе, судя по всему, не было никакого дела до того, что происходит внизу, поэтому наша героиня, предоставленная самой себе, поплыла к ближайшему берегу, работой согревая свои уже начавшие неметь мышцы. Мелкая рыбешка, едва заметив ее приближение, тут же бросалась во все стороны, пару раз она заметила на глубине рыбу покрупнее, но, к счастью, ни одной, способной сожрать тринадцатилетнюю девочку, ей так и не встретилось, и вскоре она уже карабкалась, цепляясь за корни и ветки, на обрывистый берег озера, а потом еще выше и выше - по скользкой, росистой траве, пока не добралась до ровного места, где смогла наконец рухнуть на колени, пытаясь отдышаться. Выплюнула застрявший на зубах песок. Болела помятая драконьей лапой грудь, болели легкие, болело все тело. В ушах стучала кровь. Перед глазами все плыло... Но, тем не менее, она заставила себя встать и идти. Лесные пичуги, сидевшие на ветвях, встретили ее приближение тревожными криками, но улетать и не думали, а одна, самая храбрая, даже спустилась веткой пониже, следя за странным двуногим созданием черными глазками-бусинами. Вот только "созданию" сейчас было явно не до них - едва добравшись до первых деревьев, оно там же и плюхнулось, прямо на мягкий мох, и сон свалил ее безо всяких вопросов - быстро и надежно.
Она проспала весь день, проснувшись только к вечеру, и то лишь потому, что почувствовала, как кто-то тянет ее за волосы. Сперва осторожно, но потом, осмелев, дернул что есть силы, и девочка, вскрикнув, резко вскочила, вырвав-таки свои космы. Такой подставы "некто" явно не ожидал, и, коротко всхрапнув, отбежал в сторону, после чего укоризненно посмотрел на девочку большими карими глазами, опушенными длинными ресницами. Существо было изрядно похоже на молодого бычка, покрытого длинной рыжевато-бурой шерстью, и даже облизывало мокрый черный нос, совсем как корова, но вместо коротких крепких рогов, что должны были быть у него в таком возрасте, во лбу "бычка" рос один-единственный рог - и какой рог! Не такой уж длинный - пожалуй, даже покороче руки девочки - он был чуть изогнутым, серо-коричневого цвета, так что его не так-то просто было разглядеть на фоне темной шерсти, но все же осознание того, что перед ней стоит самый что ни на есть всамделишный единорог... Девочка протянула руки, и единорог, пару раз фыркнув и мотнув головой, все же подошел. Улыбаясь сквозь слезы, маленькая путешественница погладила широкий лоб, почесала за ухом, дотронулась до основания рога. Теплый... Зверь смотрел на нее спокойно, даже доброжелательно, но задерживаться не стал, и, едва лишь девичья ласка ему наскучила, как он мягко отодвинулся в сторону и, вскинув голову, небрежной рысцой скрылся за деревьями - и словно пропал в темноте, как и не было его. Только блестели лужицы воды, уже успевшей собраться в глубоких, крепко вдавленных в мох трехпалых отпечатках с плоскими, тупыми копытцами на конце каждого пальца, да с мокрых волос стекала за шиворот липкая, тягучая слюна, пахнущая чем-то сладким. Девочка улыбнулась: ходить обслюнявленной, пусть даже единорогом - как-то неприлично, поэтому, встав и хорошо потянувшись, она двинулась обратно к озеру.
Солнце уже почти село, а из драконьего гнезда по-прежнему торчал наружу длиннющий хвост, но девочку он не обеспокоил - она ведь уже поняла, что есть ее драконы брезгуют, поэтому, скинув с себя успевшую высохнуть одежку, полезла прямо в воду. Здесь, у берега, вода была теплой, и под ногами были не камни, а песок, хоть и крупный, так что плавать было - одно удовольствие. Чуть погодя с охоты вернулся отец крылатого семейства, тащивший в когтях какую-то огромную зубастую рыбину, и девочка даже прятаться от него не стала, рассудив, что ящер, очевидно, не такой дурак, чтобы садиться в одну и ту же лужу дважды - да и зачем ему ее тощая тушка, когда под брюхом болтается этакая махина? Супруга встретила муженька весьма благосклонно, и пара драконов в момент распотрошили рыбину до самого хвоста, умяв в какие-то несколько глотков. Девочка, следившая за их "ужином", невольно вздохнула - она бы тоже не отказалась! Впрочем, нынче ей голодать не пришлось - вдоволь нанырявшись, она нашла на дне крупные, как тарелки, и такие же плоские раковины, которые тут же и оприходовала. Правда, попытка номер один оказалась неудачной - она случайно разорвала небольшой желтоватый мешок, спрятанный под раковиной, из которого выплеснулось с пол-ложки отвратительной зеленоватой жижи, мгновенно пропитавшей бледную ракушечью плоть и сделавшей ее совершенно невозможной на вкус. Второй заход оказался удачнее, а там уже она наловчилась, и, отыскав подходящий камень, высекла огонь, чтобы на костре поджарить свою добычу. К тому времени долина уже успела погрузиться в сонную тишину, и только плещущая хвостом рыба да уютное потрескивание пламени нарушали ее покой, а маленькая девочка, обхватив руками колени, сидела на берегу озера, глядя на пляшущие язычки пламени и обдумывая свое, мягко говоря, не самое простое положение.
Итак, она оказалась на острове. Скорее всего, когда-то это был вулкан, но с тех пор много воды утекло - подземный жар утих, а остывший кратер превратился в цветущую долину, спрятанную от глаз внешнего мира, так что только те, у кого имелись крылья - или, как единороги, по прихоти судьбы - могли добраться до этого зеленого уголка. Судя по всему, на это и надеялась пара драконов, когда свила свое гнездо на этом острове, и, пожалуй, их убежище до скончания времен не увидел бы ни один человек, если бы не одна маленькая девочка, волею судеб занесенная на эти скалистые берега... и которой, должно быть, на роду было написано навеки здесь остаться. Если хорошенько поразмыслить, то перспектива была не так уж плоха - этот остров был, по меньшей мере, вдвое больше портового города, в котором она выросла, к тому же, здесь было гораздо теплее - но все же... едва представив, что ей придется провести здесь всю жизнь... совсем одной!
"Не плачь! - строго сказала она себе, - Не плачь! Слезы не помогут... совсем ничем. Ты сама себя втянула в эту историю, так что нечего раскисать!"
Она даже шлепнула себя пару раз по щекам, небрежно смахнув непокорные слезинки, после чего сняла с палочки первую из раковин и стала жадно рвать упругое мясо, что показалось вкуснее даже того сочного копченого окорока, который ей довелось попробовать года три назад. Еще пару раковин она закопала в угли, когда костер окончательно прогорел, после чего легла спать прямо на траве, свернувшись в клубок и поджав длинные тощие ноги. И даже если ее плечи и подрагивали - кто знает, а может, это всего лишь гуляка-ветер, проносившийся над лугом, касался ее своими холодными крыльями?..
Утро встретило ее росой, сверкающими лучами солнца - и каким-то странным булькающим звуком, доносящимся с берега. С трудом разодрав слипшиеся за ночь веки, девочка кое-как повернула занемевшую голову... да так и осталась лежать, точно мертвая, чувствуя, как яростно колотится сердце. Ибо опыт опытом, а только она искренне сомневалась, что хоть когда-нибудь научится без содрогания смотреть на огромную крылатую тушу, высотой с двухэтажный дом! Правда, сейчас дракон казался немного ниже - он не стоял, а, скорее, сидел, подобрав под себя задние лапы и оперевшись на хвост, и вальяжно чистился, время от времени опуская морду в воду и стряхивая с челюстей обрывки чешуйчатой кожи, которая клочьями слезала с его шкуры, как у ящерицы или змеи... Линька? Дракон казался полностью поглощенным этим занятием, и лишь изредка нетерпеливо рычал, когда ему не удавалось с первого раза отодрать от своей шкуры особенно крупный кусок. Правда, до конца завершить свой "туалет" ящер не успел - пронзительный вопль подруги, донесшийся из гнезда, заставил его аж подпрыгнуть от испуга (да и не его одного!), а потом разразиться целой серией нежных курлыкающих звуков, в которых разве что глухой не разобрал бы мольбу о прощении. Дракониха, уже успевшая приподняться над гнездом, ответила негромким, но сердитым шипением, недвусмысленно приподняв над спиной перепончатые крылья, так что самец, поняв сей жест совершенно правильно, поспешно бросился бежать вдоль берега, на бегу подпрыгнув вверх и, поймав восходящий поток воздуха, начал быстро набирать высоту. Несколько мгновений - и он уже превратился в крошечную точку, едва различимую на фоне бледно-голубого неба, а девочка, переведя дух, обнаружила, что не дышала все это время. Пошатываясь, добралась до берега, взглянула вниз. В воде, слегка покачиваясь на поверхности, плавали обрывки шкуры, от совсем маленьких, с ладонь, до приличных кусков, которые вполне могли бы сойти за одеяло. Подумав, девочка даже выловила несколько таких лоскутов побольше. Хоть и поношенная, а все же кожа у дракона была просто на загляденье - мягкая, полупрозрачная, она была густо покрыта мелкой чешуей... мелкой, разумеется, лишь по сравнению с размерами самого дракона, ибо каждая такая чешуйка была, по меньшей мере, с палец длиной, но при этом вся шкура оказалась на удивление легкой. Легкой и прочной, поправилась девочка, безуспешно попытавшись согнуть чешуйку в руках или растянуть кожу. Чешуйки были черные, но не такие, как вода в лесном омуте или чрево пересохшего колодца - скорее уж они напоминали вороненую сталь, и вся шкура была очень уж похожа на самую что ни на есть настоящую рыцарскую кольчугу. Какой она, кстати, вполне могла стать... Девочка осторожно сложила находку, увязав в самый большой кусок обрывки поменьше, после чего, цепляясь за ветки, выбралась на откос и направилась к остаткам своего вчерашнего костра. В самом деле - к остаткам...
Кажется, дракон все-таки унюхал испекшуюся раковину даже под слоем углей, и разворошенная ямка свидетельствовала о том, что он ее нашел. Пара осколков скорлупы - вот и все, что осталось от завтрака девочки, и, подумав, она решила, что обмен состоялся вполне равноценный. Правда, живот от этого не наполнился, но то была задача не самая сложная - в ее распоряжении было все озеро и весь лес, разумеется, в том случае, если она постарается! Она постаралась - и уже к обеду, совершенно довольная, сидела на берегу, запекая в углях целых пять крупных пятнистых яиц, найденных в лесу, под кочкой, в придачу к нескольким клубням, изрядно похожим на те, что продавались в ее городе, только мельче - всего с кулак размером. К этому всему бы еще корочку хлеба... хотя бы самого старого, высушенного, каким сердобольные богатые хозяйки подкармливали городских птиц. Голодная ребятня, многие из которых видели хлеб только по праздникам, сметали эти корки едва ли не быстрее неповоротливых пернатых, после чего с криками и улюлюканьями уносились прочь, под лай цепных стражей, чтобы на чердаках да под заборами поделить и съесть свою добычу...
Девочка, вздохнув, потыкала костер веткой, разворошив рдеющие угли, и выкатила наружу один из клубней - остывать. Как оказалось, на вкус этот дикарь был весьма неплох, хоть и не такой сладкий и сочный. Подобрав на берегу плоский осколок камня, она ловко нарезала клубень на кусочки, исходящие паром, и вскоре с удовольствием лакомилась печеными яйцами с гарниром... М-м, вкуснотища! Долго думала, куда девать оставшееся, потом сообразила. Правда, для этого пришлось побродить по лугу, ища подходящее растение, но в конце концов она-таки обнаружила масленник, сплошь покрытый маленькими черноватыми стручками. Из каждого такого стручка можно было добыть полкапли мутного, пряно пахнущего масла, однако этого вполне хватило, чтобы смазать большой плоский камень, разогретый на углях, и выложить на нем с дюжину толстых ломтей клубней, как на сковородку. В небе проскользнула крылатая тень - с охоты вернулся дракон, правда, на этот раз он принес не такую крупную добычу, как вчера, и сварливая самка съела все сама, свирепо зашипев на самца, когда тот сунулся ей под руку... вернее, под крыло. Девочка, сидевшая на берегу и переворачивающая ломти, только засмеялась, глядя, как огромный зверь скачет по краю гнезда, точно голодный пес, выпрашивающий кусочек съестного, но потом на ее лице отразилась тревога - когда дракон, подскочив к самому краю скалы, мягко соскользнул вниз, во всю ширь расправив крылья и тяжело закружив над озером. Пару раз он черпнул воду пастью, даже сделал какое-то змеиное движение, как будто пытался поймать кого-то, но бесполезно - только брызги поднял. Видно, мелкая озерная рыбка была слишком ловка, чтобы так просто попасть ему в зубы, и дракон это понял - издав низкий, стонущий вздох, он резко завернул, но к гнезду возвращаться не стал, вместо этого приземлившись на берегу, чуть в стороне от костра. Девочка сделала вид, что не заметила появление соседа, да и сам ящер не спешил знакомиться - чуть слышно ворча, словно ругаясь, он потоптался на месте, после чего лег, как кошка, клубком, спрятав голову под крыло. На огонь он предпочитал не смотреть, но девочка ему не поверила и, сняв с камня половину лежащих на нем ломтей, спрятала их под себя, остальное оставила, после чего повернулась на бок и почти тут же уснула. Правда, ненадолго - сложно, знаете ли, спать спокойно, когда тебе под живот суется чья-то морда. А уж если морда эта принадлежит дракону... Короче, завопила она во всю глотку, и уж что, что, но вопить сия особа умела знатно. Еще с детства. Бабушка, которая ее вырастила, в шутку называла воспитанницу "маленькой баньши", и, надо сказать, совсем не зря - во всяком случае, на дракона ее крик произвел впечатление: невнятно всхрапнув, ящер отшатнулся прочь, мотая головой и жалобно (жалобно?!) ревя. Судя по всему, ему ее "выступление" не понравилось.
- Впредь тебе наука! - сипло, еле слышно сказала ему девочка (кажется, голос она все-таки сорвала), - Будешь знать, как тырить чужую еду, ты, жирная ящерица!
Дракон ответил хриплым ревом, глядя на девочку злыми глазами, но держался на расстоянии - значит, подействовало. Камень, где лежали давешние клубни, оказался пуст и чисто вылизан, а количество припрятанных ломтиков сократилось наполовину. К тому же, прятать еду под собой явно было не самой лучшей идеей - ломтики превратились в кашу, так что пришлось сначала заново разжечь костер, потом выловить то немногое, что еще уцелело (оставшееся налипло на одежду и поеданию не подлежало), после чего, вздохнув, отправиться к озеру - стирать все это дело, пока не засохло. К счастью, лунного света вполне хватало, чтобы разбирать дорогу, и хотя новолуние только миновало, красного серпика было достаточно, чтобы разобрать знакомую дорогу. Напевая сквозь зубы - вода-то холодная! - какую-то мелодию, девочка быстро выполоскала одежду и мало что не вприскочку вернулась назад, к костру. Дракон, все еще державший дистанцию, встретил ее долгим взглядом, и если она хоть что-то понимала в нем, то сейчас на его морде черным по белому было написано презрение. Ну да, да... смотреть тут особенно не на что. Кости, кожа, жилы - вот и весь набор. Мяса, увы, маловато. Дракону на половинку зуба. Недаром же во всех сказках они охотятся не на каких-то там простушек, а на принцесс, холеных да откормленных, которых даже мыть перед едой не надо - просто закидываешь в пасть, и все дела... Девочка хихикнула, представив себе такую вот жирную девицу на резном троне, с целым выводком служанок вокруг, а над троном - надпись: "Мой завтрак. Не трогать. Дракон".
- А ты когда-нибудь принцесс ел? - спросила у дракона. Тот недовольно поморщился, но, сообразив, что голос уже не режет уши, успокоился. Что касается вопроса, то он его, судя по всему, просто проигнорировал.
- Ну не дуйся... Знаешь, то, что твоя матрона не позволила тебе разделить с ней трапезу - еще не повод опускаться до воровства. Ты - сильный и красивый дракон, а я - всего лишь слабая девочка. По-твоему, честно, что ты таскаешь еду у меня?.. Нет. Так что не возмущайся, - и, выбрав из костра тлеющую ветку, она снова направилась к озеру. Слова словами, а вот злить этакую махину точно не стоило. К тому же, в собирании ракушек нет ничего сложного - были бы ловкие ноги, способны нащупать твердую раковину даже под слоем песка, и руки - нести добычу. Побродив вдоль берега, девочка нашла, по меньшей мере, с десяток достаточно крупных моллюсков, но носить их пришлось в несколько приемов - иначе в руках они просто не помещались. Дракон наблюдал за всем действом с деланным равнодушием, но девочка видела, как посверкивают из-под шипастых бровей его глаза, поэтому не заставила себя долго упрашивать. Печь раковины ей не хотелось, так что пришлось просто поджарить мясо на прутиках. Учуяв запах, доносящийся от огня, чешуйчатый сосед мало что слюной не захлебнулся, однако подойти так и не захотел, так что, когда мясо приготовилось, девочке пришлось выложить большую часть на огромный лист местного лопуха (во всяком случае, так она его, про себя, называла) и принести под нос к дракону. По сравнению с ним самим, подношение было так себе, но, как только девочка вернулась к костру, тот перестал изображать из себя бесчувственный чурбан и набросился на еду так, что можно было подумать - месяц голодал! Ракушечное мясо явно пришлось ему по вкусу, поскольку он не сожрал все разом, вместе с листом, а ел почти степенно, подцепляя когтем каждый кусочек и отправляя к себе в пасть. Доев, вылизал лист, и потом еще долго обхаживал морду языком, глядя на девочку переливающимися янтарными глазищами.
- Вот видишь, - заметила та с набитым ртом (бабушка бы за такое ложкой по лбу стукнула, но за годы, проведенные на улице, девочка уже почти забыла о такой мелочи, как правила приличия), - Ведь можно просто попросить! Так что, если тебе вдруг захочется полакомиться - нечего пихать свою глупую морду куда попало, достаточно просто... Эй, ты куда полез?! - и, схватив последний кусочек мяса, она отпрыгнула в сторону, когда дракон - ну и туша! - полез к ней за добавкой. При желании он мог двигаться очень и очень быстро, и его гибкая шея почти обвилась вокруг костра, а длинные челюсти вцепились в лакомую добычу. Рывок - и мясо, а вместе с ним и девочка уже болтаются на высоте двухэтажного дома, а дракон, для пущего эффекта еще и приподнявшийся на задних лапах, с силой трясет головой, пытаясь сбросить ненужный груз на землю. На третьем с половиной рывке ему это удалось - девочка плюхнулась наземь, а ящер, крайне довольный, одним махом проглотил сочный (хоть и несколько отбитый) кусочек. Девочка свирепо смотрела на него, потирая ушибленное колено, но дракон лишь негромко затрубил в ответ, как засмеялся, и, отойдя в сторонку, свернулся там тугим клубком, как кот. Его горло чуть подрагивало, глаза щурились, и... может, девочке это только показалось или привиделось, но вот только, как она ни старалась, а рассердиться не смогла - настолько сильным было ощущение удовольствия, исходившее от дракона, что и самой хотелось... ну, если не петь и плясать, то, по крайней мере, не злиться.
- Выпендрежник, - беззлобно буркнула девочка, и дракон, кажется, понял - во всяком случае, с его стороны донесся еще один кудахчущий смешок. Ей осталось только рукой махнуть, накрыться лоскутами драконьей шкуры и уснуть. Конечно, эти тонкие пленочки кожи не могли защитить от ночного холода, но в тропическом южном климате даже ночью было не особенно промозгло, а вот от поистине ледяной росы такое "одеяло" защищало прекрасно - девочке только это и надо было. Ей бы, по-хорошему, стоило найти себе более надежное укрытие - в лесу или в пещере - но она не хотела отходить далеко от озера, дававшего воду и пищу, к тому же, здесь у нее были соседи! От которых, помимо всего прочего, была некая польза - они отпугивали от этого берега озера других крупных животных, и за все время пребывания там наша героиня лишь однажды увидела действительно заметных посетителей - когда на водопой с фырканьем и ревом заявилось целое стадо единорогов. В основном там были самки, рыжевато-коричневые, под ногами у них вертелось несколько телят, а возглавлял сей гарем огромный старый самец желтовато-белого цвета, с длинной, до самой земли, спутанной бородой и гигантским рогом, длиной, по меньшей мере, в человеческий рост, если не больше. Бык почти не пил, сначала дав утолить жажду молодым и самкам, а его налитые кровью глаза напряженно ощупывали берег и небо в поисках опасности. На дракониху, все еще сидевшую в гнезде, он едва посмотрел - видно, знал, что она не оставит свои драгоценные яйца ради погони за добычей, пусть и такой внушительной. Драконы и единороги как-то вообще старались не особо мозолить друг другу глаза, и, прикинув на глаз размер самых маленьких телят в стаде, девочка признала: до следующего года крылатому семейству свежего единорожьего мяса не видать, как своего затылка!
"Впрочем, их это, по-моему, нисколько не беспокоит", - не без толики зависти подумала девочка, глядя на отца семейства, устало тянущегося к гнезду с добычей в лапах. На небе с самого полудня собирались тяжелые серые тучи, так что она даже не стала костер разводить, забившись под крутой озерный берег, дабы там переждать непогоду. Ветер крепчал, неся по берегу целые стайки сорванных с ветвей листьев, на озере вообще начало разыгрываться целое представление, а девочка, прижавшись спиной к еще теплой земле, молча наблюдала за погодной кутерьмой, потирая одну руку о другую, чтобы не замерзли. И когда разверзлись хляби небесные, и на долину хлынули потоки воды - она только и смогла, что поджать под себя ноги, чтобы их не задевали летящие во все стороны ледяные капли. Казалось, что между небом и землей протянулись мириады тончайших копий, вонзившихся в податливую воду, в теплый луг, в лес и горы. Дождь не ласкал возжаждавшую живительной небесной влаги землю - он просто-таки впивался в нее, как зубы хищника впиваются в тело жертвы, и девочка молча ежилась, глядя на сплошную серую пелену, казавшуюся странным и страшным существом, с которым было бесполезно сражаться или договориться - можно было только спрятаться и ждать, когда оно само собой уберется восвояси. В такую погоду, думала она, только сумасшедший рискнет высунуться из дома - и тем больше было ее удивление, когда внезапно расчертившая небеса иссиня-белая молния высветила перепончатокрылый силуэт, носящийся над самым озером... сперва ей показалось - он что-то ищет там, в черно-серой глубине, но потом сообразила, что в движениях его скользит вовсе не отчаяние, а дикая, безудержная радость, и не безумный поиск это вовсе, а танец, бесшабашный дикий танец! В докатившемся следом раскате грома ей послышался торжествующий рев, и, раскрыв рот, она от вспышки до вспышки следила за этим сумасшедшим полетом, когда дракон то падал вниз подстреленной птицей, едва не касаясь воды крылом, то вновь поднимался вверх, выписывая в воздухе все новые и новые петли, спирали и обороты. Вот одна из молний, искрясь, дотянулась-таки до кончика кожистого крыла, и девочка, вскрикнув от ужаса, выскочила из своего укрытия, точно надеясь подхватить падающее тело до того, как оно расшибется о воду - но крик захлебнулся в груди, когда она увидела ослепительно-белых змеек, пляшущих на черной чешуе. Проскочив по спине, молния достигла второго крыла, и дракон лениво стряхнул с когтей уже не одну, а четыре молнии, словно когтями, располосовав ими небеса. Девочка готова была поклясться, что даже разглядела усмешку в его прищуренных глазах, после чего, грациозно перевернувшись, он рванул прямо в центр сгустившихся туч, загребая крыльями напитанный энергией воздух, так что каждый удар был подобен раскату грома, а по роговому гребню на спине струилось искрящееся белое пламя. Не прошло и нескольких мгновений, как он уже скрылся в плотной лилово-черной пелене, и, сжав руки на груди, девочка напряженно вглядывалась в клубящуюся тучу, боясь, что вот-вот удача изменит небесному летуну, и очередное рогатое копье пронзит его насквозь, как букашку... когда дракон, полусложив сверкающие крылья, и в самом деле вывалился из туч, камнем устремившись к земле, в голове сперва пронеслось: оглушили! - но у самой воды широкие перепонки распахнулись во всю ширь, так, что протянувшиеся от тучи пуповины молний разошлись веером, а сам дракон, издав оглушительный рев, пронесся над озером - и над застывшей в воде девочкой, а за ним целым роем расчертили небо яростные молнии, слепящие, смертоносные... воздух наполнился металлическим запахом, волосы девочки поднялись дыбом, и она даже в некотором недоумении смотрела на тонкие раскаленные ниточки, пляшущие на отливающих металлом чешуйках, лежавших на ее плечах...
Ослепительная вспышка!
А потом над миром сгустилась непроглядная тьма...
Что было дальше - она помнила с трудом. Память словно бы превратилась в груду стеклянных осколков, большей частью черных, лишенных даже малейших проблесков света, и редко-редко среди них попадались цветные стеклышки - как глотки воздуха в сознании утопающего, яркие пятна света, никак не желающие складываться в единую картинку... Боль - это она помнила точно. Жуткая боль по всему телу, какая бывает, если слишком долго быть на солнце или окунуть палец в котелок с кипятком - только в десять, нет, в сто раз хуже, потому что болело все, от пяток до макушки, и хотелось содрать с себя живьем кожу, чтобы больше уж не мучиться, но руки не желали слушаться - приходилось терпеть... Помнила воздух - упоительно прохладный влажный воздух, наполняющий обожженные легкие, помнила капли дождя и громкое хлопанье, как будто парусов корабля, поймавших свежий ветер. Помнила резь в глазах, беспорядочные видения, мечущиеся в мозгу, помнила ужасающий стук крови - как будто сотни барабанов били в унисон, и череп, казалось, вот-вот разлетится на кусочки. Помнила чьи-то мысли - обрывки мыслей, постепенно начавшие складываться в целые фразы, а там и разделившиеся на голоса - много голосов! Некоторые из них были странными, словно детскими, либо принадлежащими слабоумным, но другие... эти слова были тяжелыми, как камни, обжигающими, как огонь или скользкими и быстрыми, как морской угорь. Некоторые из них были похожи на человеческие, от других же веяло невозможной древностью, пережившей весь род людской, так что девочка с трудом могла понять эти разговоры - скорее уж она просто чувствовала, что говорится в них о чем-то таком, что ей знать вовсе не положено, и смущенно отводила "взгляд". Несколько раз она чувствовала, как кто-то пытается пробиться к ней, слышала голос, зовущий ее по имени... но всякий раз, едва она пыталась закричать в ответ, силы покидали ее, точно вода - дырявый кувшин, и сплетение голосов превращалось в неясный шум, а там и вовсе покрывалось мраком тишины...
...впрочем, затишья не продолжались долго, и снова - боль, и снова - пламя, лижущее тело, превращающее его в груду пепла и обгоревших костей, и снова - беззвучные вопли, потому что, как она ни пыталась, а могла только беспомощно корчиться от мучений, не в силах даже закричать. И когда казалось, что дальше уже некуда, что терпеть больше не получится, и она вот-вот погибнет - словно бы чья-то сияющая рука дотянулась до ее сознания, и девочка невольно задрожала, соприкоснувшись с чьим-то разумом - столь небесно-далеким, столь могучим и прекрасным, что, казалось, даже ночные звезды померкли бы, если б узнали о его существовании. Он успокаивал и утешал... дарил новые силы. Заставлял надеяться. Звал к себе. Не манил, не завлекал - просто звал. Но так, что воспротивиться этому зову было попросту невозможно...
"Кто Вы?.."
"А кто ты?" - спросил в ответ мудрый и глубокий голос, в котором словно бы звучала тихая музыка, преисполненная невыразимой печали.
"Меня зовут..."
"Я не спрашиваю, как тебя зовут! - резко, с каким-то раздражением перебил он ее, - Я спрашиваю - кто ты?"
"Простите, я не хотела..."
"Прощаю, - в голосе послышалась горечь, - Ведь мы прощали вас столько раз, что и упомнить нельзя, а вы все продолжаете повторять прежние ошибки, потому что слишком торопливы, чтобы остановиться, задуматься... понять. Я прощаю тебя. Еще один раз. Но все же ответь мне, и ответь честно: кто ты?"
Девочка задумалась. А ведь и вправду... кто она? Маленькая поселянка, какой она была когда-то, давным-давно исчезла, но и грязная побирушка, рожденная на помойках портового города, тоже сгинула в бушующем море - на скалистый берег необитаемого острова выбросило просто девочку, ни принцессу, ни нищенку - самое что ни на есть обыкновенное человеческое дитя, которое, вопреки жестокой судьбе, не погибло в море, не испеклось на солнце, не попало на зубы дракону - оно выжило, решив всем и каждому доказать, что достойно жить! А значит, оно...
"Я - это я, - ответила она еле слышно, но отчетливо, - Никто больше".
"Хорош-шо, - прошипел голос после нескольких долгих мгновений молчания - как будто волна песка скатилась вниз по нагретому солнцем каменному склону, - Ты ответила честно, и я помогу тебе... наверное. Но для начала - ты хотела у меня что-то спросить? Спрашивай".
"Я... просто... Зачем Вы пришли сюда? Зачем помогаете мне? И кто Вы?"
"Кто я? - задумчиво повторил голос, - Я кто? Кто же я? Кто я такой? Что такое "я"? Был ли я? Есть ли я? Буду ли?.. Нет, нет, нет! - внезапно утратив всю музыкальность и величественность, разразился он старческим фальцетом, - Неправильный вопрос. Совершенно неправильный! "Кто ты?" - могут сказать друг другу знакомые, а мы еще совершенно не знакомы, поэтому я отказываюсь отвечать на столь глупо поставленный вопрос!" - и "некто" замолчал, словно обиделся, оставив девочку в полной растерянности. Некоторое время ни он, ни она рта не раскрывали, но потом внезапно заговорили - в голос:
"Извините, пожалуйста, я никак не хотела..."
"Ты любишь рыбу?"
"Ры...рыбу?"
"Ну да. Рыбу. Чешуйчатую, с плавниками. Мерзкую, вонючую, скользкую, холодную и брыкающуюся рыбу?"
"Эм-м-м... честно говоря... не очень".
"Вот как? - а вот теперь "некто" точно заулыбался, - Какое приятнейшее совпадение! Видишь ли, я ее тоже терпеть не могу, а значит, кое-кому придется изрядно поднапрячь крылышки, чтобы прокормить меня... то есть, конечно, я хотел сказать - тебя, пока ты будешь здесь".
"Здесь?.."
"У меня дома, - охотно пояснил голос, - Ах, да, конечно - добро пожаловать! К сожалению, сейчас ты вряд ли сможешь оценить всю красоту этих диких мест, но, думаю, это вполне поправимо... Ты знаешь, что с тобой случилось?"
"В меня... ударила молния, а дальше... я не помню".
"Кратко, но емко, - в голосе послышалось удовлетворение, - Впрочем, больше тебе знать и не нужно. А от себя я добавлю, что эта молния сожгла тебя живьем, как соломенную куколку. Буду груб, но сейчас я разговариваю с куском парализованной плоти, обожженным, оглохшим и ослепшим. Живым лишь благодаря тому, что некий оглушенный чувством раскаяния юноша приволок его сюда в собственных когтях, а один не лишенный сострадания старик согласился спасти ее душу, раз уж тело обречено погибнуть. Теперь слушай меня, девочка, и слушай очень внимательно: ты умираешь. Если я, будучи старым маразматиком с кучей странностей, внезапно раздумаю тебе помогать и возжелаю твоей смерти, то поверь: мне не придется прилагать для этого ровно никаких усилий. Я просто оставлю тебя на этом самом месте, и уж можешь не сомневаться - следующий восход солнца ты встретишь в качестве трупа. Это ясно?"
"Да..."
"Что-то маловато слышу отчаяния. Ты уже смирилась со смертью?"
"Нет. Я хочу жить".
"Тогда почему?"
"Просто..."
"Просто - что? Устала сражаться?"
"Просто понимаю, что Вы не оставили мне выбора. Если вы захотите мне помочь - я выживу, не захотите - умру. Моя жизнь в Ваших руках".
"Хм. Ну, в целом, ты права. В целом, но не во всем. Ибо даже если я всем сердцем захочу тебе помочь - шансы все равно невелики, и, увы, далеко не все тут будет зависеть от моих умений и возможностей. А теперь ответь мне на вопрос, девочка: ты сказала, что хочешь жить. Насколько сильно ты этого хочешь?"
"Насколько... могу, - выдохнула она, - Я не хочу... туда... в темноту".
"А если я скажу тебе, что жить дальше в обличье человека ты уже не сможешь - ты все равно повторишь свой ответ?"
"Да".
"А если я добавлю, что могу спасти твою душу лишь заточив ее в другое тело, и ты уже никогда не сможешь вновь стать той, кем была когда-то?"
"Да".
"Странно... Ты сирота?"
"Откуда вы знаете?"
"Просто основываюсь на кое-каком опыте, приобретенном в далекой юности, к тому же... Ну, впрочем, неважно. Сколько тебе лет?"
"Тринадцать. С половиной".
"Половину можно не считать, хотя и без того - возраст у тебя не самый подходящий. Еще бы год - и тебя бы не спасло бы даже чудо, а так... попытаться можно. Тем более, что терять тебе нечего - в полутора случаях из двух тебя ждет смерть, и лишь в несчастной половинке - новая жизнь. Все еще не боишься?"
"Вы сами сказали - терять мне нечего".
"Тоже верно, - кажется, голос вздохнул, - Ну что ж... Передумывать ты явно не намерена, а терять время сейчас - непозволительная роскошь. Гхм... Сейчас мне придется уйти, дабы, так сказать, подготовиться. Дождись меня, поняла? Тут все от тебя зависит. Доберешься до кокона живой - считай, что уже выкарабкалась. Будет больно, неприятно и все такое прочее, но это ерунда".
"Я постараюсь. Только..."
"Я вернусь, как только смогу", - не размениваясь на долгие прощания, резко оборвал ее голос, после чего исчез, и вокруг девочки вновь сгустилась темнота, но теперь... теперь в ее сердце заронилась крупица надежды, и она знала - нужно просто ждать. Просто верить... как когда-то давно, в полузабытом детстве, верить, что, как бы ни было плохо - все обязательно наладится... все будет хорошо...
...а потом снова была боль - океан раскаленной лавы, готовый поглотить хрупкое человеческое тело, бесконечная пытка, от которой выворачивало суставы, раскалывалась голова, от которой каждая клеточка наполнялась страданием. Она ничего не видела и не слышала, не помнила и не знала - мир сгорел дотла и прекратил свое существование, оставив после себя лишь пустоту, наполненную мукой, в которой умирал свет и исчезали тени. Слабый огонек ее разума трепетал, как пламя свечи на ветру, пожираемый темнотой, и она металась из стороны в сторону, пытаясь спастись, убежать, спрятаться... но спасения не было, не было безопасного места, где не достала бы боль, как не было и рук, готовых поддержать и защитить. Вообще ничего и никого не было - только черный огонь, не знающий пощады, только голодная пустота, не знающая насыщения, только мрак и отчаяние, не знающие границ...
Тогда ей казалось - хуже уже быть не может.
Она ошибалась... ведь до этого, по крайней мере, она могла чувствовать. Но потом пришла новая волна - самая высокая, самая чудовищная - и ее собственное "я" разлетелось на осколки, сознание померкло, и девочка умерла.
Во всяком случае, по ощущениям, а, вернее, по их отсутствию это было очень похоже на смерть.
"Но после смерти не просыпаются, ведь правильно же? - была первая более или менее оформленная мысль, возникшая в ее голове, чистым звоном нарушившая царившую до этого глухую тишину, - Выходит, я не умерла?"
"Правильно мыслишь, девочка, - раздался в ее голове усталый хриплый голос, - С возвращением... или, вернее, с возрождением тебя".
"Сколько... я?"
"Пять дней".
"Целых пять?.."
"Да, откровенно говоря, я уже не верил, что ты выкарабкаешься".
"Но Вы же здесь".
"Здесь. Как говорили в древности, пока живешь - надеешься. Очень, к слову, мудрое изречение, а для тебя оно оказалось пророческим".
"Но я ничего не вижу..."
"А ты как думала? Что, едва очнувшись, тут же и прозреешь? Ха! И еще раз - ха! Не смеши меня, малышка. Забудь, что тебе - сколько там? - тринадцать с половиной лет от роду, забудь, что у тебя когда-то были глаза, руки и ноги. Это все в прошлом, которого, как известно, не вернуть, и сейчас ты беспомощнее младенца - собственно, ты никто иной, как нерожденный младенец, со всеми вытекающими. На полное развитие потребуется месяца два, если не больше, поэтому..."
"Два месяца? - в голосе девочки послышался ужас, - Но это же... так..."
"Долго? Страшно? Верю. Но ничего уж с этим не поделаешь. Это только в сказках добрый молодец - раз, два! - превращается в серого волка и обратно, а в жизни все намного дольше и куда как прозаичнее. Тем более - в таком тяжелом случае, как у тебя. Скажи спасибо, что хотя бы центральная нервная система не пострадала, в противном случае...!"
"Нервная... что?"
"Нервная система. Это, по сути, сеть клеток..."
"А что такое клетки?"
"Клетки - это... Так, я не понял! Ты слушать будешь, или перебивать?"
"Простите, пожалуйста..."
"Да ладно, не трясись. Я не сержусь. Почти. И не волнуйся, до всего этого мы еще доберемся, в свое время, а пока лучше довольствуйся тем, что имеешь. У тебя, по крайней мере, есть мозг, есть способность мыслить - а я знавал тех, кому этой способности показалось бы вполне достаточно, чтобы вытерпеть эти несчастные два месяца и не сойти с ума от скуки. Поняла? А сейчас спи".
"Но я же..."
"Я кому сказал спать? - в голосе послышалось рычание, - Сейчас тебе нужно как можно больше отдыхать, чтобы все ресурсы уходили на регенерационные процессы... Ну, что тебе еще? У меня, клянусь небом, уже скоро чесотка в хвосте начнется от твоих вопросов!"
"Можно... один вопрос? Последний?"
Ответом ей послужило нечто, что можно было расценить как "Давай уже".
"Вы спросили... спросили меня, согласна ли я выжить, даже если перестану быть человеком..."
"Передумывать уже поздно".
"Нет, не в том дело! Я просто хотела спросить..."
"Как только у тебя восстановятся глаза - ты сама все увидишь, - с усмешкой сказал голос, - Не волнуйся, я подарю тебе зеркало... Теперь спи", - строго добавил он, протянув к ее сознанию сияющую руку, и девочка мягко провалилась в сон - уютный бархатистый сон, похожий на пуховое одеяло...
* * * * *
"...А потом начались эти долгие два месяца в темноте. Немного передышки - и снова, как в мясорубке, рвет и сращивает, и снова рвет. Вспоминать неприятно. Дедушка говорит, что мне еще повезло, а я не верю: если мне повезло, то как же тогда выживали те, кому не повезло?.. Теперь-то я понимаю, что телу время нужно было, чтобы сначала растворить то, что уже имелось, а потом нарастить то, чего не было, но это уже после рождения я во всем разобралась, а тогда, вздумай деда мне все объяснить, то половины бы точно не поняла, и замучила бы его вопросами. Я, правда, и сейчас кое-чего по-прежнему не понимаю, но это дело наживное, пойму когда-нибудь. А для начала нужно ко всему привыкнуть и, - перо с расщепленным кончиком на мгновение замерло над куском выделанной кожи, - адепт... адопт..."
"Слово "адаптироваться" пишется через букву "а"", - раздался в ее голове негромкий смеющийся голос, и девочка, чуть не вскрикнув от неожиданности, торопливо прикрыла свой дневник.
"Деда! Ты же обещал мне, что не будешь подглядывать!"
"Но, к тому же, я обещал себе, что сделаю из тебя образованную юную леди. И как, спрашивается, мне исполнить это обещание, не подглядывая за тобой?.. Помимо всего прочего, ты просила меня научить тебя вести дневник".
"А... ну, тогда ладно, - девочка почувствовала, как горит ее лицо, а значит - она опять покраснела! - Как у меня выходит?"
"Хм... - голос в ее голове сделал вид, что задумался, - Уже лучше".
"Правда?"
"Да, определенно. Каллиграфом тебе, пожалуй, не стать, но при некотором желании твои почеркушки вполне можно будет разобрать".
"Дедушка!"
"Что? Я еще не закончил. Касательно самого содержания текста: не так плохо для новичка, ведь ты поняла главное: с дневником нужно быть искренним. Над стилем еще стоит поработать, однако мы продолжим занятия вечером. Сейчас мне нужна твоя помощь - я поймал молодого кита".
"Опять?.."
"Не слышу восторга", - суховато ответил тот, выходя из контакта, и девочка, глубоко вздохнув, аккуратно свернула свой свиток в трубочку и убрала его на полку - чуть в стороне от остальных, дабы дед, в очередной раз разбирая свои записи, случайно не наткнулся на ее "почеркушки" и не помер от смеха! Туда же отправились пузырек чернил и писчее перо, и, наскоро обмакнув перепачканные в черной жиже пальцы в специальную чашечку, наполненную едким раствором, она заторопилась на выход - а то ведь с деда станется влепить ей за опоздание! Старик, конечно, был еще тот перец - строгий до невозможности, он ни разу ее не коснулся, даже не накричал толком - торговцы в городе и то вопили пронзительнее! - но все же девочка чувствовала, когда он недоволен, и от этого чувства ей хотелось либо кого-нибудь убить, либо самой убиться об стенку! Таковы были последствия возникшей между ними кровной связи - ведь старику пришлось отдать ей часть своей плоти, дабы помочь пересилить смерть, и теперь воспитание "внучки" для него было пустячным делом - какие тут возражения, если она и сама рада ему угодить, дабы потом не мучиться?.. Девочка еще раз вздохнула. Нет, она не скучала по прежней жизни, не пыталась искать дорогу назад - дед ясно дал понять, что ее нет, после чего заявил, что не выпустит ее со своего островка, пока не превратит ее "во что-нибудь приличное". Не вопрос? Не вопро-о-ос...
"Вот только меня почему-то спросить забыли, хочу ли я становиться "чем-нибудь приличным" или нет", - пробурчала она про себя, выходя из пещеры. Тучи сгустились, окрасив небо в темно-свинцовый цвет, и девочка, памятуя о своем неприятном опыте общения с грозой, зябко передернула плечами.
"Замерзла?" - почти участливо поинтересовался голос в голове.
"Немного, - почти не соврала она, оглядываясь по сторонам, - Где ты? Нужно поскорее разделать эту вонючую рыбу!"
"Кит - не рыба, - в голосе деда, по-прежнему не показывающегося на глаза, проскользнула назидательность, - а морской зверь, вроде тюленя, поскольку дышит он небесным воздухом, а детенышей своих..."
"Деда!"
"Впрочем, у нас еще будут уроки зоологии... Ты сегодня разминалась?"
"Конечно!"
"Очень хорошо. Тогда приготовься".
"К чему? - спросила она с недоумением, - И где же ты, наконец?"
"Прямо над тобой".
Смысл его слов дошел до нее не сразу - а потом было уже поздно. Темноту небес разорвала гигантская ветвистая молния, заставившая девочку испуганно прижаться к земле, и хриплый клокочущий рев прозвучал в ее ушах лишь частью последовавшего за этим громового раската, когда на землю, прижав к телу мощные перепончатые крылья, с заоблачной высоты упал гигантский черный дракон.
Она видела его глаза, в которых бесновались огненные искры.
Она видела его пасть, и огромные оскаленные зубы.
Она видела его когти, блестящие загнутые когти, одного удара которых было вполне достаточно, чтобы переломить спину дикому быку!
Она все это видела - но не успела даже вскрикнуть, как эти жуткие пальцы, которым впору было шутя дробить стволы деревьев, обхватили ее поперек туловища, даже не оцарапав, после чего гигантский ящер легко - как когда-то, давным-давно - сорвал ее с голого утеса и утащил в поднебесье.
"С ума сошел?! - мысленно "закричала" девочка, пытаясь вырваться из его хватки, - Немедленно верни меня обра-а..." А-а-а! - завопила она уже в полный голос, когда перепончатые крылья прижались к чешуйчатому телу, и дракон, издав оглушительный рев, рухнул вниз. Едва коснувшись воды, он выкрутил в воздухе замысловатую спираль и, подхваченный мощным порывом ветра, взвился до самых туч, зарывшись в их мокрые подбрюшья и тут же окутавшись целыми вихрями беловатых искорок. Девочка испуганно сжалась в комочек, ожидая, что вот-вот к ним протянутся сверкающие белые нити, и тогда удара молнии не избежать, но крылатый ящер, казалось, ничуть не обеспокоенный подобной перспективой, легко и грациозно продолжил свое скольжение через грозовой фронт, оставляя за собой мерцающий след. Свечение на его чешуе все разгоралось, в воздухе отчетливо пахло металлом, сердце отбивало бешеный ритм...
Прервавшийся в мгновение ока, когда очередной разряд попал прямо в них.
Молния возникла словно бы из ниоткуда - слепящая, яростная, стремительная - она-таки поймала черную тень в свои сверкающие сети, и крик оборвался на излете, а воздух испарился из легких, едва лишь небесная стрела проникла в самое нутро, готовая уничтожить все на своем пути!..
...но не смогла этого сделать.
И глаза маленькой девочки распахнулись еще шире, когда она увидела искры, пляшущие на ее чешуе, почувствовала мелкую дрожь каждой частицы своего тела, ощутила в воздухе пьянящий запах свежести, от которого чуть-чуть кружилась голова... Старый дракон лишь усмехнулся в ответ, ловя на крыло следующую молнию, и маленькая драконочка в его лапах аж вскрикнула от удовольствия, когда сила небесного пламени вновь наполнила ее тело, заставив вибрировать каждый позвонок в ее спине, от основания черепа до кончика хвоста. Хватка огромных лап немного ослабла, и она даже смогла приподняться, сидя в корзинке из когтей, ловя момент, когда черное небо вновь расчертит огненное копье, и ее снова - да, снова! - захватит это невероятное ощущение, от которого дугой выгибался позвоночник и хотелось во всю ширь расправить крылья - до самого горизонта!
"Ну так давай же", - мягко посоветовал голос в ее голове, и драконочка, чуть заметно вздрогнув, застыла на месте, глядя на небо остекленевшими глазами.
Крылья... черные крылья!
Зловещая тень над каменными скалами.
Крылья... сверкающие крылья!
Дракон, танцующий среди грозовых туч.
Крылья... огромные крылья!
Дедушка, падающий на нее из поднебесья.
Крылья!
"Давай!"
И в тот же миг ветвистая молния, точно чья-то сияющая рука, обогнувшая широко расправленные перепонки старого дракона, дотронулась до ее лба, одним лишь касанием стерев из ее разума все прошлое, настоящее и будущее, все страхи и неуверенность, всю боль и робость, оставив после себя лишь одно-единственное слово, один-единственный Зов, которому нельзя было противостоять:
Лети!
И кривые когти, крепко удерживавшие ее в воздухе, разжались.
И маленькая девочка расправила крылья.
Лети!
Больше не было человеческого ребенка, тонущего в бездне океана - крылья, бесстрашные крылья спасли его от смерти!
Больше не было жалкой козявки, распластавшейся по голому скалистому пляжу, на поживу стервятникам - крылья, могучие крылья унесли ее прочь!
Больше не было беспомощной фигурки, которую с яростным ревом пронзали безжалостные молнии - крылья, сияющие крылья защитили ее от беды!
Больше не было смерти, больше не было боли, не было страданий, страхов, отчаяния - были только тучи, расчерченные молниями, только воздух, от которого вибрировали чешуйки и перехватывало дыхание, только ощущение легкости и единения со всем небом - этим воздушным океаном, не знающим границ, а также всеми существами, что тревожили его спокойствие своими крыльями, и тоже были счастливы! Она слышала все песни и молитвы, шепот каждого листочка в кроне дерева, растущего где-то на пустынном каменном берегу, слышала жутковатый вой ветра в горных ущельях и усталое шипение, доносящееся из сонных вулканов, слышала мелодичные трели оперения птиц, звон сверкающих панцирей насекомых, столбом вьющихся над землей... и самую чистую, яркую мелодию - замысловатое могучее плетение перепончатых драконьих крыльев! Они были там, владыки неба, и они танцевали на ветру, ловя набегающие потоки воздуха, и всей своей кожей она чувствовала их присутствие, их близость и поддержку: она, сложив крылья, с головокружительной высоты падала на землю, пристроившись рядом с молодым бесшабашным дракончиком, живущим в одинокой горной долине, она лениво парила в теплых потоках воздуха, наслаждаясь полуденными светом солнца вместе со старым драконом с окраин Великой пустыни, она весело смеялась, ловя пастью падающие с небес мокрые тяжелые капли, играя в догонялки с тремя драконятами, вылупившимися из яиц на затерянном каменном островке посреди океана... Она была с ними - она охотилась на ловких оленей, скользя над отвесными хребтами, она несла в когтях очередную толстую ветку для постройки гнезда, она летела в брачном полете с молодым другом, и счастье, искрящееся в глазах влюбленных, сияло и в ее зрачках... Она была с ними, она переживала каждый их вздох, каждый удар сердца, каждую радость и каждую печаль - до последней крупицы!
Больше не было одиночества.
Больше не было отчаяния.
И на крыльях грозы маленькая девочка впервые познала Счастье.