Аннаэйра : другие произведения.

S'uk-dash salok

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не знаю, многие ли из вас играли когда-нибудь в замечательную стратегию - "StarCraft", повествующую о том, как на далеких планетах сектора Копрулу столкнулись в смертельной схватке представители трех могущественных цивилизаций: протоссы - первенцы богов, ужасающий Рой зергов и терраны - потомки изгнанников с Земли. Схватка идет не на жизнь, а на смерть, и преимущество попеременно оказывается в руках то одних, то других... но мой рассказ не о том.
  Гроза, как обычно, началась внезапно.
   Первыми ее почувствовали крошечные, похожие на полупрозрачных змеек мальки, что стайками ходили по мелководью, разыскивая среди камней микроскопическую живность, но, едва отдаленный трепет воды предупредил о приближающейся непогоде, как они тут же двинулись на глубину, и, какое-то время покружив над враз опустевшим океаном, старый какару начал постепенно забирать к берегу, что едва угадывался за плотной пеленой индигового тумана.
   Он никуда не торопился - он знал, что успеет вовремя.
   Его привыкшее к почти бесконечному полету тело и могучие перепончатые крылья без особой на то мысли выбирали в густом переплетении ветров нужные потоки - гроза надвигалась с моря, и сейчас какару быстро нес за собой попутный ветер - пока зоркие глаза летучего хищника привычно осматривали знакомый с детства пейзаж, не из чувства опасности - здесь, на Шакурасе, у него не было достойных конкурентов в воздухе - а из природного любопытства и желания ничего не оставлять незамеченным. Тучи сгущались, становясь почти черными, и над бескрайними дюнами искрящейся шалью вздымались облака мельчайших песчинок - потрясающе красивое зрелище... если, конечно, смотреть на него сверху, не пытаясь приблизиться!.. Воспоминание было старое, почти забытое, но боль осталась до сих пор, и по огненно-алой перепонке прошла невольная дрожь, сморщив едва различимые шрамы - красноречивое свидетельство более чем близкого знакомства нашего какару, тогда еще - молодого и глупого птенца с коварной красотой песчаных туманов. Острые, как битое стекло, осколки давным-давно разрушенных скал едва не разорвали его в клочья, и лишь внезапная смена ветра позволила окровавленной и сбитой с толку жертве вырваться из их зловещего хоровода, на всю жизнь оставив ей горькое и страшное чувство собственной беспомощности перед лицом безжалостной и угрюмой планеты, никогда и никому не прощавшей ошибок...
   Резкий удар в крыло едва не заставил летучего ящера перевернуться вокруг собственной оси и уйти в штопор, но, к счастью, ему уже недалеко осталось, и, наполовину прижав крылья к телу, он начал медленно спускаться вниз, описывая круги над гигантским белым скелетом, будто бы вмерзшим в неспокойный серый песок. Кем было это существо при жизни - какару не знал, но его это и не интересовало... а вот наличие в черепе исполина внутренней полости, надежно защищавшей и от непогоды, и от нескромных глаз - радовало преизрядно, заставляя вот уже на протяжении нескольких десятилетий считать древний костяк неведомого монстра... ну, если не домом, то излюбленным местом отдыха, где можно было расслабиться и дремать, уцепившись лапами за сводчатый потолок костяной "пещеры" и слушая, как воет ветер, разрезаемый торчащими из-под барханов обсидиановыми скалами, похожими на чьи-то голодные клыки. Именно они, в придачу к вечно меняющемуся рисунку ветра, отпугивали всех прочих какару от этого места, но старому пилигриму было не привыкать к сложным задачам, и, чуть распустив самые кончики крыльев, он ловко обогнул вихрящуюся песчаную воронку, собираясь поднырнуть под торчащий из песка костяной "клюв"...
   ...как вдруг яркая вспышка - крайне редкого на Шакурасе зеленого цвета - на мгновение ослепила его, заставив, испуганно заорав, шарахнуться в сторону... естественно, тут же потеряв равновесие и со всего размаху ударившись об твердую, как камень, кость. Естественно, глотку ему тут же забило колючим песком, крылья "разукрасились" множеством мелких ссадин, а к тому времени, как он добрался до крошечной глазницы и кое-как протиснулся внутрь, он уже весь дрожал от боли и усталости. Глаза, привычные к мягким сумеркам, все еще болезненно жгло, но через пару мгновений сплошная волна песка накрыла его убежище своим грузным телом, и мир погрузился во мрак, успокоивший опаленное зрение. Недовольно ворча и покряхтывая, точно древний старик, какару все-таки смог забраться под купол черепа и, зацепившись когтями за излюбленную трещину в кости, повис там вниз головой, уперевшись хвостом и завернувшись в ноющие крылья. Вой ветра все нарастал, превращаясь в неистовый визг, и кого-нибудь другого мгновенно бы оглушил, но жители Шакураса привыкли к не столь уж редким проявлениям непогоды, и какару вскоре затих, пристроив голову на груди и слушая, как снаружи на все голоса заливается буря, как шуршат песчинки, перекатываемые где-то под сводом черепа... как медленно, неохотно затихает где-то поодаль странный жужжащий звук, похожий на гул целого роя насекомых.
   И лишь перед тем, как окончательно провалиться в чуткий сон, мозг летучего хищника посетила мысль, что, в переводе на язык разумного существа, прозвучала бы примерно так:
   "Интересно, а что это был за свет?.."
  * * * * *
  
   Буря закончилась только через несколько часов, но какару не стал дожидаться, пока она окончательно угомонится, и, едва дотерпев до того момента, чтобы ветер уже не грозил начисто оторвать ему крылья, он выбрался наружу - снова через глазницу, поскольку нижняя часть черепа успела скрыться под внушительной грудой песка. Тучи потихоньку светлели - ровно настолько, чтобы превратить непроглядный мрак в плотные сумерки - и, проморгавшись и пару раз хлопнув затекшими крыльями, какару мощным прыжком ушел в воздух, чтобы, проскользнув над осыпающимися гребнями новообразовавшихся дюн, начать постепенно набирать высоту. Он был раздражен и, пожалуй, даже зол, причем, в отличие от многих "разумных", зачастую не осознающих причину собственного дурного настроения, какару точно знал, почему злится, и более того - абсолютно не сомневался в единственном способе решения проблемы, что уже ждал его на берегу постепенно успокаивающегося океана. Удобное расположение логова, а также внушительные размеры, позволяющие противостоять порывам ветра, и немалый жизненный опыт сослужили ему хорошую службу - к тому времени, как он добрался до места, в небе еще не мелькало ни одного крылатого силуэта...
   Хотя первым он все же не был.
   "Караки", - не без неудовольствия отметил он, наблюдая за ними с безопасной высоты, с которой, тем не менее, были отлично видны и тяжелые клювы, и мощные задние лапы, и покрытые твердым хитиновым панцирем спины ковыряющихся в грязи бегунов. Обычно эти два вида не слишком жаловали друг друга - более ловкие какару нередко оставляли бескрылых птиц без завтрака, к тому же, они обожали таскать яйца у них из гнезд, но и те, при случае, никогда не отказывались клюнуть зазевавшегося "птеродактиля", одним ударом раскроив ему череп. Этому не слишком ожесточенному, но упорному противостоянию было уже несколько миллионов лет от роду, и пока что ни одна сторона и не помышляла о перемирии, за исключением тех редких моментов, когда пищи хватало на всех - как, например, сегодня, и, покружив над берегом, какару все же приземлился, подальше от возможной опасности, но так, чтобы "пасущиеся" караки оставались в зоне его видимости. Те даже внимания на него не обратили, и, подвернув под себя крылья, какару неуклюже пополз вдоль береговой линии, оставляя за собой на песке смазанный след.
   Отгремевшая буря снабдила местную хищную живность богатым выбором блюд, и меньше чем через полчаса в желудке нашего летуна уже упокоились две голые рыбины, больше похожие на слизней, одно круглое и бледное, но на редкость мясистое нечто, а также с полдюжины мелких рачков и других морских обитателей, наконец-то унявших голодную резь в животе и вернувших ему хорошее настроение. К тому времени пляж уже значительно оживился, и, помимо еще трех караков, к пиршеству присоединилось с дюжину молодых какару, крикливых и наглых созданий, что, может, и не могли сравниться размером со старшим поколением, но вот меткие удары их острых клювов были весьма болезненны, и, так как буквально в пяти метрах от нашего героя вот-вот намеревалась разразиться грязная свалка из-за какой-то наполовину стухшей падали, он благоразумно решил, что с него, пожалуй, хватит. Сыто рыгнув и наскоро почистив вымазанный тиной клюв, какару неуклюже забрался на ближайший камень, торчащий из песка, точно чей-то наполовину сточенный зуб, после чего с трудом оторвался от земли, чувствуя приятную тяжесть в животе.
   Ему редко удавалось так хорошо поесть - по-хорошему, так в умирающей экосистеме Шакураса ни одно живое существо не было избавлено от постоянного чувства голода, гложущего внутренности, поэтому сейчас, на время успокоив свой желудок, какару чувствовал себя в высшей степени довольным. Воздух наконец-то замер, уже не пытаясь поиграть с его легким телом в перевертыши, и небесный бродяга позволил себе редкую вольность - он просто во всю ширь распластал свои необъятные крылья и дал ветру нести себя, перетекая с одной воздушной воронки на другую и описывая над землей ленивые круги. Естественно, летал он не просто так, и едва различимые изменения в угле наклона крыльев и положении хвоста постепенно направляли его в сторону его убежища, но не привычным коротким путем, а по широкой дуге, дабы заодно еще и осмотреть окрестности - вдруг что? Когда голод ненадолго отступал, какару мог быть очень любопытным, и сейчас он с интересом исследовал расстилающуюся под ним землю, в свою очередь уделяя внимание и выступившему из-под песка чьему-то белому когтю, и одинокому валуну, скатившемуся со скалы к ее подножию, и крошечной многоножке, проворно снующей среди камней...
   ...и тусклому зеленоватому отблеску, что мог бы показаться незаметным, но только не на этой планете, где любой, даже самый слабый источник света тут же становился ярчайшим маяком, тем самым привлекая чужое внимание - как пресловутого мотылька, летящего к зажженной свече - и какару незамедлительно направился в ту сторону, постепенно спускаясь все ниже и ниже, пока, не утерпев, он не сел на верхушку ближайшей скалы, сложив крылья на спине и опустив голову вниз, при этом чуть повернув ее боком - он всегда так делал, когда наталкивался на нечто крайне занятное.
   Или сбивающее с толку.
   А в данном случае - и на то, и на другое.
   Вспышкой, что привлекла его внимание, был одинокий - должно быть, по-следний - всполох призрачного света где-то на самом конце матового угольно-черного крыла... или не крыла, но того, что когда-то им было, а теперь, искореженное и изуродованное, наполовину зарылось в серый песок. Какару был стар, по меркам своего племени, но все же за все годы своей одинокой жизни он всего один раз заметил мелькнувший среди тяжелых туч изящный силуэт космического корабля, и теперь рассматривал мертвое существо со смесью интереса и недоумения. Судя по всему, корабль был захвачен бурей, и острые клыки скал пропороли ему брюхо, оторвав оба крыла и заставив совершенную летающую машину неуклюже рухнуть наземь, перевернуться несколько раз и, наконец, остановиться у подножия одной из скал, выставив на обозрение вспоротую кожу и похожие на спутанный черный клубок внутренности, отсвечивающие все тем же зеленым светом. Ка-а-ак интересно... Кончики крыльев какару затрепетали, и, немного помедлив, он все же решил спуститься вниз длинным планирующим прыжком, закончившимся мягким приземлением у задней части корабля. Плотно подобрав под себя перепонки, он осторожно приблизился к громадному черному телу.
   "Странно, сверху он показался мне куда меньше", - мог бы подумать какару, если бы был способен так мыслить, и, вытянув вперед шею, он осторожно тюкнул корабль в бок, после чего мгновенно отскочил назад и расправил крылья, готовясь, в случае опасности, тут же подняться в воздух. Однако его осторожность оказалась лишней - корабль и не думал нападать. Вот только завоевать доверие какару было не так-то просто, и он повторил свой маневр еще несколько раз, прежде чем убедился, что это существо перед ним действительно мертво, а не притворяется таким в надежде привлечь неосторожную жертву. Ну, а мертвого бояться нечего, и, осмелев, крылатый охотник вплотную занялся изучением своей "добычи". Несколько ударов по корпусу убедили его, что черная шкура невероятно прочна, а попытка засунуть голову внутрь вполне могла закончиться плачевно - края "раны" были густо усеяны острыми сколами металла, так что, внезапно накренившись, корабль тут же превратился бы в гильотину. Будь какару действительно голоден, он бы все-таки рискнул выдрать кусочек, а будь он ленивее - улетел бы, чтобы вернуться лишь через несколько дней, когда тление заставит труп распухнуть и самостоятельно выбраться из своей скорлупы, но, к счастью, на этот раз благоразумие и любопытство перевесили, и наш летун неуклюже пополз к когда-то двузубому и красивому, но теперь согнутому мало что не вдвое носу корабля, собираясь выявить наличие у этого создания глаз и, как следствие, возможности их выклевать...
   ...как вдруг песчаный бархан, на который он наступил, слегка пошевелился.
   Реакция последовала мгновенно - не прошло и пары секунд, как какару уже был на верхушке той самой скалы, с которой и начал свой обзор. Вцепившись в камень задними когтями, он громко, угрожающе зашипел, сгорбив спину и приподняв крылья, чтобы казаться еще больше... но через несколько мгновений шипение само собой сошло на нет, и блестящие глаза без зрачков изумленно уставились на удивительное существо, медленно выползшее из-под песка.
   Крупное - за свою жизнь какару встречал мало существ крупнее себя, и сегодня коллекция в его памяти пополнилась еще одним экземпляром - но при этом довольно стройное, покрытое гладкой серой кожей, что, однако, не натягивалась между конечностями, а плотно прилегала к туловищу, и, внимательно осмотрев его, какару успокоился: нет, летать оно точно не могло. Да и вообще, двигалось это создание с трудом, и, едва выбравшись из-под бархана, кое-как доползло до ближайшей скалы, чтобы привалиться к ней спиной, наконец-то открыв широкую грудь, мощную шею и почти плоское лицо... лишенное клюва! Это поразило какару больше всего - у всех обитателей его мира клюв имелся, за исключением бесхребетной морской живности, однако это незнакомое ему существо жителем моря явно не было, но, тем не менее, клюва, да и вообще какого бы то ни было видимого рта у него не наблюдалось. Какару наклонил голову набок. Его наследственная память - знание, доставшееся от тысяч поколений его предков - молчала при виде этого создания, и, будь летучий хищник Шакураса просвещен в строении Вселенной - тут же понял бы, что эта форма жизни чужда его планете, однако он был всего лишь животным, и теперь, повстречав на своем пути нечто совершенно нелепое, просто не знал, что ему делать. Инстинкт самосохранения подска-зывал, что лучше бы убраться отсюда поскорее, да еще и, желательно, на пару лет забыть дорогу к этому месту, однако существо, кем бы оно ни было, было бескрылым, бесклювым и изрядно помятым - ну какой от него мог быть вред?..
   Словно почувствовав интерес к своей персоне, это создание поморщилось - кожа его пошла складками - и медленно открыло свои огромные глаза, и вновь - этого странного зеленого цвета! Некоторое время оно моргало, словно бы не в силах понять, где оказалось, но потом его взгляд упал на изуродованный корабль, и складка между тяжелых бровей слегка разгладилась - чуть приподняв плечи, оно откинулась назад, коснувшись затылком камня и опустив веки. На мгновение какару ощутил непонятный приступ мрачноватого веселья, но чувство исчезло раньше, чем он успел в нем разобраться, оставив его в полном замешательстве. Какару никогда не испытывал ничего подобного, и это его смущало, как следствие - раздражало, и в заключение - злило, поэтому, потоптавшись немного на верхушке скалы, он хрипло каркнул и взлетел, смахнув с камней целое облачко пыли, что устремилось прямо в лицо пришельцу, по-прежнему сидящему внизу.
   Какару не оглядывался, стремясь как можно быстрее покинуть это место, и вскоре исчез в наступающем тумане, а потому не увидел, как клубящаяся пыль, застывшая в футе от неподвижного безротого лица, осела на землю, и существо вновь приподняло худые плечи и запрокинуло назад голову в жесте, который заменял ему несколько кривую, но все же откровенную усмешку.
   Между этими двумя существами было очень много различий, но все же кое-что их определенно объединяло, и поэтому потерпевший крушение в пустыне Шакураса протосс улыбался - как умел, с легкой грустью и едкой самоиронией.
   Ибо знал, что недолго останется в одиночестве.
   И, как водится, не ошибся.
  * * * * *
  
   Когда какару вернулся на скалы - через несколько часов, успев выспаться, подобрать на берегу кое-что из остатков вчерашнего пиршества и порядком подправить себе настроение - протосс уже пришел в движение, и сейчас, перевернувшись на живот и уперевшись в землю одной ногой - вторая была неловко оставлена в сторону - непринужденно отжимался от земли, закинув левую руку за спину. На гостя он даже не покосился, и какару спокойно сел на прежнее место, внимательно наблюдая за незнакомцем, что с завидным спокойствием продолжал свою разминку. Кажется, нога у него была сломана, но в остальном он еще легко отделался - куча ссадин и несколько более глубоких порезов по всему телу, вот и все повреждения. И, судя по выражению на его лице, он отнюдь не собирался помирать здесь на радость падальщикам - при том, что из всего имущества у него остались лишь подранная одежда да разбитый корабль, который первая же песчаная буря превратит в груду бесполезного хлама. Умел бы какару оценивать мужество и самообладание по достоинству - зааплодировал бы, но ему были незнакомы подобные проявления чувств, и все, что он сейчас испытывал - это любопытство, с некой примесью гастрономического интереса. Ведь, как ни крути, тушка перед ним была немаленькой, а вслед за мгновенной удачей вполне мог наступить голод, поэтому любое живое существо на этой планете считало неприличной роскошью упускать возможность набить брюхо, и какару не был исключением. Но пока что, к счастью для обеих сторон, море не торопилось оставлять сушу без внимания, подкидывая ей новые запасы провизии, а сам протосс никак не походил на беспомощную жертву - мускулы, бугрящиеся под кожей, и внуши-тельные когти на каждом из четырех пальцев рук с успехом отпугнули бы и более кровожадного хищника, так что какару предпочитал не покидать свой насест, а протосс обращал на него не больше внимания, чем на его сородичей, время от времени показывающихся вдалеке. Один из этих визитеров, молодой самец, даже попытался присоединиться к "посиделкам" на соседней скале, но старик не потерпел конкуренции и с шумом прогнал нахала, после чего вернулся на свой пост, провожаемый косым взглядом сияющих зеленых глаз. В свою очередь, протосс более ни разу не прикоснулся к мыслям какару, и того это вполне устраивало, так что, в некотором роде, условия вынужденного перемирия были оговорены и приняты - хотя, конечно, и тот, и другой прекрасно понимали, что, в случае чего, не дадут за чужую шкуру и тухлой рыбьей головы!
   "Пожалуй, он мне даже нравится, - мог бы подумать какару, - Совсем не похож ни на глупых караков, ни на наглых молодых, ни на бесхребетную морскую еду. Были бы у него крылья - сказал бы, что это старый какару, вроде меня, который никогда не спешит с решениями и ничего не делает просто так, но при этом знает себе цену и умеет за себя постоять. Будет немного скучно, когда он умрет, но я обязательно воздам ему должное и не позволю такому отличному телу просто засохнуть в песке!" - после чего, передернув затекшими плечами, он уже собрался сняться со скалы и полететь в сторону дома, дабы хорошенько выспаться перед следующей охотой, но, буквально в самый последний момент оглянувшись через плечо, старый летун мало что не свалился вниз от изумления, и ради сохранения равновесия вынужден был, оглушительно вскрикнув и замолотив крыльями, вцепиться в камень всеми четырьмя когтями.
   Протосс исчез!
   Нет, какару был готов простить ему целую кучу странностей, начиная от особенностей анатомии и кончая этой самой дурацкой привычкой просиживать целыми днями на одном месте, лишь изредка оживая для того, чтобы, совершив несколько энергичных телодвижений, вновь застыть, как статуя... но вот внезапно исчезнуть, при этом не оставив после себя никаких следов, да еще и так, что даже сам какару ничего не заметил - это уже перебор! И он готов был разразиться целой серией негодующих воплей, тем самым высказав свое мнение по поводу такого завершения знакомства (а также лишения его будущего обеда), но - не успел, ибо в следующий миг и без того не самый светлый мир вокруг окончательно погрузился во тьму, и тощее тело короля шакурасского поднебесья беспомощно распласталось по верхушке скалы, а над ним, точно веер из тьмы, распустились тонкие липкие щупальца, тянущиеся во все стороны... голодные, точно спущенные с цепи ищейки, жадно ощупывающие каждую трещину, каждый камушек, каждый миллиметр песка в поисках желанной добычи...
   И, будь измученное сознание бессловесного летуна в состоянии хоть что-то уловить - возможно, и его коснулся бы бесплотный голос, в котором, тем не менее, прозвучало что-то вроде холодной насмешки:
   "Тебе... от меня... не спрятаться..."
  * * * * *
  
  ...Тонуть во тьме.
   Кто бы мог подумать, что тьма - самая обычная, лишенная света тьма - может быть настолько плотной?..
   Ни света, ни тени, ни холодной синевы тумана, ни призрачного свечения моря, ни бесстрастного внимания звезд.
   Ничего.
   И безымянное существо впервые открыло недоумевающие глаза.
   Где я?..
   Оно попыталось перевернуться и оглядеться по сторонам, но тщетно - ведь у него не было даже тела, подвластного силе разума, а, куда ни глянь, простиралась лишь бездонная холодная пустота. Лишение. Отсутствие всего - образов, звуков, запахов... ни прошлого, ни будущего... ни памяти, ни имени...
   Кто я?..
   Существо попыталось закричать - слепая память отсутствующего тела - но не сумело издать ни единого звука, и удушающая волна паники накрыла его с головой - чувства, куда более страшного и свирепого, чем окружающая тьма.
   Кто же я?!
   Он пытался вспомнить, напрягал всю свою волю, чтобы извлечь наружу хоть что-то - хоть что-нибудь! - но мог уловить лишь какие-то смутные образы - и стонал, и плакал во тьме, одинокий и всеми покинутый, не видя и не чувствуя вокруг ничего, за что мог бы зацепиться его новорожденный разум...
   "Я здесь".
   Мягкий, успокаивающий голос коснулся его - точно чья-то сияющая рука протянулась сквозь окружающую пустоту, и от ее дружеского прикосновения темнота, окутавшая его, словно бы истаяла, и в освободившийся от душных оков разум хлынули воспоминания. Мрачные и, по большей части, обрывочные - старая его память была слишком ограничена, чтобы помнить абсолютно все - но вот последние несколько дней она хранила цепко, и какару, наконец, вспомнил.
   "Ведь я знаю тебя..."
   "Меня зовут Корадун".
  * * * * *
  
   Тело было ужасно тяжелым и холодным, но, по крайней мере, под тонкой корочкой плоти еще пульсировала жизнь, и какое-то время какару просто лежал, отдаваясь древнему и дикому, как сам мир желанию отлежаться в покое и тишине, пока не подживут раны, давая роздых измученному себе... но хриплое, промозглое дыхание, коснувшееся сердца, враз прогнало даже это призрачное ощущение покоя, заставив мелко-мелко задрожать, судорожно цепляясь за камень острыми когтями... захрипеть, разевая лишившийся даже капель влаги костяной клюв... и медленно, чудовищно медленно приподнять непослушную, словно бы камнем набитую голову. В ушах тут же застучало, но, против обыкновения, на этот раз какару было наплевать на собственную боль, ибо все его внимание, и неразумное, и разумное, тут же сосредоточилось на... на...
   На вот этом самом.
   У тени не было облика - ни звериного, ни протосского, ни какого-либо еще. Просто... тень. Ничто. Сгусток черной тьмы, похожий на уродливую кляксу - но тьмы опасной и смертоносной, что, казалось, зовет его за собой, манит и шепчет, хотя он и не мог понять ни единого слова... протягивает к нему свои черные щупальца, готовые пронзить его сердце и высосать душу, превратить его тело в пустую оболочку, чье безликое существование будет лишено всякого другого смысла, кроме безоговорочного служения своему бессменному господину - пока окончательная смерть не принесет ей долгожданное избавление.
   Нет...
   Затрепетали широкие, окаймленные пламенем крылья, расправляя сетчатый рисунок пульсирующих вен.
   Ты ошибаешься...
   Нет.
   Задрожало отливающее пурпуром горло, наливаясь теплой кровью.
   Я не твоя добыча.
   НЕТ!
   Темное, древнее пламя вспыхнуло в глубине бездонно-черных глаз.
   Так просто ты меня не получишь!
   И, сгорбив спину и приоткрыв клюв, какару, из последних сил оттолкнув-шись от камня, с диким воплем набросился на черную сущность, склонившуюся над распростертым телом протосса. Он знал, что Корадун все еще сражается со скверной - он слышал, как тот кричит от нестерпимой боли - но не мог придумать ничего лучше, кроме как со всей силы вонзить клюв туда, где, по его представлениям, могло бы находиться сердце жуткой твари - в самую толщу извивающихся черных щупалец. Его тело, его разум, саму его суть мгновенно облепило липкое "нечто", и он ослеп, оглох, скованный болью и непереносимым холодом, высосавшим из его тела последние крохи тепла, но непокорный дух его - дух вечного бунтаря, каждое свое мгновение доказывающего негостеприимной планете, что достоин жить на ее просторах - продолжал бушевать. Ведь, в конце концов, он знал, на что идет. И всему на свете, рано или поздно, приходится конец - так есть ли разница, когда умереть, если никому из нас не дано предвидеть свою судьбу, и мы можем лишь делать все, от нас зависящее, чтобы достойно встретить свой конец?.. И плененный в недрах тьмы какару, казалось бы, обреченный на неминуемую гибель, что есть силы колотил врага крыльями, хвостом, клювом - каждой частичкой своего тела он отрицал эту "нежизнь", это лишенное смысла существование, всю эту древнюю, как мир, злобу и неутолимую жажду, заставляющую безымянную тень поглощать и растворять в себе разумы других существ, словно бы изо всех сил пытаясь заполнить сосущую пустоту внутри самой себя! Какару сражался с этой тенью - жалкий, маленький какару, бессловесный летун с полузабытой планеты - и каждый его яростный удар, преисполненный неугасимой воли к жизни, заставлял противника дрожать и извиваться, оглушая воздух ментальными криками... пока, наконец, они внезапно не оборвались, поглощенные милосердным забвением, и какару тихо опустился на холодный, как лед, серый песок, распластав по нему измученные крылья.
   Я встану, говорил он себе словно бы сквозь сон. Я обязательно встану.
   Вот только подожду, пока земля перестанет качаться...
   Почему небо такое черное?!..
  * * * * *
  
   "Ты мог бы рассечь меня пополам".
   "Мог бы, - суховато, как обычно, ответил протосс, и не думая отрицать очевидное, - но не рассек же. Я знал, куда бить".
   "Но как ты?.."
   "Не все в этом мире можно увидеть глазами, - несколько отстраненно от-кликнулся он, - К тому же, не в моих правилах уничтожать союзников. Пусть даже, не скрою, весьма неожиданных, - последнюю фразу он произнес с каким-то непонятным выражением на лице, так что нельзя было понять, шутит он или говорит всерьез, - Но, думаю, не преуменьшу, если скажу, что наполовину эта победа - твоя, и я тебе благодарен, - после чего, пересиливая боль, он слегка наклонил острый подбородок, потупив сияющий взор, - Ты помог остановить зло, не дав ему укорениться на этой планете... Один бы я с ним не справился".
   "Но кто был... было... это существо?"
   "Служитель, - тон Корадуна был на редкость равнодушен - даже для него, - Тень от тени, голодная, но безмозглая гончая, во всем покорная воле своего хозяина. Лишь потому нам вообще удалось пережить схватку с ней".
   "Но кто же ее хозяин? Кто может быть ужаснее, чем эта тварь?!" - возопил он, однако разум Корадуна тут же словно охолодел и слегка отстранился.
   "Этого я тебе не скажу".
   "Почему?"
   "Потому что не хочу посвящать тебя в вещи и события, которые тебя не касаются... о которых ты даже не задумывался, когда еще был... другим".
   "Но ведь я изменился! Ты изменил меня! И я имею право знать!"
   "Нет".
   "Объясни!"
   "Я не могу. Но знай - я сделал это не ради тебя. Считай это неким побочным эффектом... и я был бы рад вернуть все обратно, но, к сожалению, не в силах этого сделать. Надеюсь лишь на то, что следы моего, не спорю, бесцеремонного вмешательства исчезнут сами собой".
   "Я... снова стану... прежним?"
   "Я надеюсь на это. Но обещать ничего не могу. Я не думал, что тень потратит столько времени на то, чтобы разыскать меня... потому и решился замаскировать свой разум, прикрывшись тобой, - в его голосе не было и капли сожаления - просто сухая констатация факта, - Прискорбная необходимость, но оказавшаяся весьма эффективной... учитывая, что мы уцелели. По крайней мере, - он мрачно, с хрипотцой усмехнулся, как будто у него и впрямь было горло, способное огрубеть от разговоров, - лучшая половина нас".
   "Где ты? - какару с трудом приподнял словно бы каменные веки, - Твой голос... Ты как будто в тумане..."
   Протосс не ответил, и, пересиливая жуткую усталость, крылатый с трудом привстал на локтях, чувствуя себя слабым, как только что вылупившийся из яйца птенец. Густые холодные сумерки, окутавшие скалы во время их битвы, наконец-то развеялись, но промозглое дыхание тени все еще цеплялось за каменные отроги, не желая исчезать и словно стягиваясь в плотную воронку над угольно-черным пятном, оставшимся там, где "сгорело" то, что осталось от их врага - склизкие черные ошметки, в которые он превратился, едва его рассекла надвое искрящаяся неистовой зеленью энергетическая дуга, внезапно возникшая между серокожими четырехпалыми ладонями...
   Теми же самыми ладонями, что сейчас безжизненно лежали на земле, все еще подернутые призрачным сиянием.
   "Корадун?"
   "До чего же ты надоедливый, - с чем-то вроде неодобрения заметил протосс, - Ты мне нравился куда больше, когда сидел на своей скале и молчал".
   "А ты мне - когда не изображал из себя выброшенного на берег многохвоста", - проворчал какару и, обойдя его кругом, приблизился к раненой ноге, что сейчас выглядела не лучше тухлой рыбины: бледная, распухшая... разве что не воняла, но, судя по виду маленькой раны, которую едва ли не случайно оставили призрачные когти тени, до этого недолго осталось, и, пересиливая отвращение, какару, примерившись, нанес точный и короткий удар прямо в центр "паутинки" воспаленных вен, заставив Корадуна вздрогнуть от боли, а опухоль - взорваться изнутри, выплеснув наружу крошечный фонтанчик черно-пурпурной крови.
   "Благодарю", - едко прошипел протосс, но какару ждал такой реакции, и не обиделся, после чего, внимательно осмотрев рану, коротко бросил.
   "Жди меня".
   "Куда ты собрался?"
   "К твоим сородичам. Один я тебя не дотащу, сам ты дойти не сможешь".
   "И ты думаешь, они тебе поверят?"
   "А с чего им мне не верить?" - удивился какару, и Корадун, не выдержав, негромко засмеялся - словно зашипела, стекая по камням, волна прибоя.
   "Какой же ты еще... наивный, - зеленые глаза прищурились, - Думаешь, мой народ впервые сталкивается с тьмой? И ведь ничто не мешало этой тени, скажем, захватить твой разум, а потом отправить тело в ближайшее поселение!"
   "Но я не поддался ей! - какару зашипел, расправив крылья, - Ты же видел!"
   "Я - видел, - протосс наклонил голову, - Но я - не они. Моему народу слишком много пришлось вынести, чтобы так просто доверять первому встречному".
   "И что же делать?.. - кончики крыльев повисли, - Я ведь должен что-то сделать! Хоть что-то! Нельзя вот так просто сдаваться!"
   "Смерть приходит к каждому, - и вновь, с этой жутковатой отрешенностью, подумал Корадун, - Чем я лучше?.. Я прожил хорошую жизнь, и умереть, защищая свой народ - лучший конец, которого я мог лишь желать..."
   "Прекрати! - глаза какару вспыхнули - казалось, он едва удерживается от того, чтобы не ударить его, - Перестань говорить о смерти! Я умру куда раньше тебя - мне попросту не дана такая же долгая жизнь, преисполненная каким-то там "высшим смыслом"! - но, когда наступит мое время, я буду сражаться за свою жизнь - за свою короткую, бессмысленную жизнь - до последнего вздоха, и я не позволю тебе так просто опустить крылья! И мне все равно, что подумают твои сородичи, что сделают и случится со мной - я не узнаю, пока не попытаюсь, и я во что бы то ни стало сделаю это, понял?!"
   И вновь Корадун оставил его без ответа, продолжая пристально разглядывать какару из-под слегка опущенных век. Впрочем, на этот раз тот и не ждал ответа, поэтому лишь гневно фыркнул и, встряхнувшись, направился к ближайшей скале, собираясь забраться на ее вершину и уже оттуда спрыгнуть в воздух...
   "Подожди".
   Голос протосса был до того негромким, что его можно было принять за шепот, и от былой желчи в нем не осталось и следа - однако какару был слишком разъярен, чтобы принимать извинения.
   "Что?!" - рявкнул он, оглянувшись через плечо... но в следующий миг обида была позабыта, и, вскрикнув, он опрометью бросился к Корадуну, что запустил длинный изогнутый коготь в рану на своей ноге.
   "С ума сошел?!"
   "Успокойся, - в его тоне вновь проскользнуло раздражение, но оно быстро исчезло, - Я не вижу трусости в том, чтобы добровольно лезть в пасть голодной омхары, но и мудрости в этом поступке тоже немного. Ты передашь другим послание от меня, и они поймут, что тебе можно доверять".
   "Послание?" - какару наклонил голову набок, не вполне понимая, что он имеет в виду, и смех - тихий, но искренний - был ему ответом, после чего протосс заозирался по сторонам, явно что-то разыскивая в скалах, но, видимо, не нашел, и в конце концов взгляд его упал на недоумевающего какару, а вернее - на его крылья, распластанные по земле.
   "Что?.."
   "Подойди, - тот поманил его свободной рукой, - И расправь крыло".
   "Зачем?"
   "Увидишь", - судя по его тону, сейчас он не был настроен на объяснения, и какару счел за лучшее послушаться... но все равно невольно дернулся, когда покрытый почти черной кровью коготь коснулся тонкой кожи.
   "Щекотно!"
   "Потерпи", - сказал Корадун, причем опять с этим странным выражением, когда совершенно разные эмоции - раздражение и веселье - становятся единым целым, и нельзя понять, какое же из них - основное. Его коготь, не останавливаясь ни на мгновение, вычерчивал все новые и новые значки на кожистой перепонке, и какару внимательно следил за его движениями, за всеми этими бесчисленными завитками и точками, которые определенно должны были что-то означать... только вот что именно? Корадун молчал, не спеша раскрывать свои секреты и полностью отгородив свой разум от его мыслей, так что летуну оставалось лишь ждать, нетерпеливо переминаясь на месте и не сводя взгляда с его быстрых рук.
   "Готово", - наконец, сказал протосс, откинувшись назад и прикрыв глаза, пока какару, расправив крылья, вертелся из стороны в сторону, разглядывая покрывшую нижнюю поверхность крыльев "татуировку". Эти значки были загадкой, и природное любопытство терзало его с усердием, достойным лучшего применения, заставляя мало что не тыкаться клювом в странные символы, в один за другим, словно пытаясь их не то пересчитать, не то повторить - каждый в отдельности, упорно пытаясь выскрести наружу скрывающуюся за ними...
   "Можешь лететь", - с чем-то, напоминающим иронию, заметил Корадун, и какару, вздрогнув от неожиданности, смущенно втянул голову в плечи, после чего быстро тряхнул подсохшими крыльями и, покачавшись на паре задних когтей, с силой подпрыгнул в воздух, остервенелыми ударами загребая под себя воздух. Он взлетел высоко - так высоко, как только мог - и, с трудом отыскав нужный ветер, заскользил вдоль изломанной линии морского побережья, едва не касаясь кончиками крыльев холодных облаков. Безошибочное чувство направления вело его куда-то за низкую цепь полуразрушенных холмов, сейчас скрытых туманом...
   Туда, где, едва различимая в сумерках, возвышалась над миром гигантская многоуровневая пирамида, увенчанная огромным лиловым кристаллом, парящим над ее вершиной.
   Каждое существо на Шакурасе, будь оно маленьким или большим, ощущало присутствие этого странного здания - последнего напоминания о Творцах, давно и навеки изменивших весь облик планеты - но все они предпочитали держаться от него подальше, и сейчас, по мере того, как он приближался к древнему месту, какару чувствовал, почему... К тому времени, как он увидел это поистине колоссальное сооружение во всей его непоколебимой мощи и суровой красоте, исчерченная черными знаками перепонка уже немилосердно дрожала, заставляя буквально пробиваться вперед сквозь вибрирующий воздух, завоевывая каждый новый взмах, и когда какару понял, что уже больше не может - просто сложил крылья, судорожно прижав их к собственному телу, после чего камнем рухнул вниз. Так быстро он еще никогда не летал... Суставы буквально выворачивало наизнанку, по крыльям то и дело пробегали волны обжигающей боли, заставляя кричать в полный голос, давиться воздухом, снова кричать... пока очередной мощный толчок ветра не заставил его, в самом прямом смысле, перекувырнуться через голову и не очень-то красиво шлепнуться на что-то... вернее сказать - на кого-то живого, тут же схватившего его своими огромными руками. В дальнейшей реакции какару не было ничего разумного - просто ответ обессиленного, перепуганного и подавленного животного, яростно забившегося в чужой хватке, размахивая крыльями и норовя ударить клювом. А, так как весил он совсем не мало и был неплохо вооружен, вполне естественно, что через пару мгновений вновь почувствовал, что летит - на этот раз на землю, но, к счастью, с куда меньшей высоты, так что, несмотря на не самую изящную посадку, он даже не покалечился, а когда, отряхиваясь и мотая головой, чтобы очистить ее от грязи, приподнялся на когтях, то первым делом оглянулся на того, кто его поймал.
   Протосс!
   Этот, новый, отличался от Корадуна - он был гораздо тоньше, и кожа его была скорее лиловой, чем серой, однако его глаза светились все тем же неестественным зеленым светом, да и в резких чертах лица определенно присутствовало что-то знакомое. Кажется, какару все-таки успел его тюкнуть - над угловатой бровью набухала небольшая царапина, и еще, по крайней мере, две виднелись на руках... ничего удивительного, что протосс смотрел на него со смесью удивления и опаски! Вот только какару сейчас было не до извинений - гортанно крикнув, он вприскочку заспешил к двуногому, что даже попятился при его приближении, но, к счастью, не побежал, и, подойдя вплотную, летун приподнялся на дыбы и широко расправил свои расписанные крылья.
   Вернее - бывшие когда-то расписанными...
   Из горла какару вырвался разочарованный стон, когда, проследив за, мягко говоря, недоумевающим взглядом протосса, он увидел, что драгоценное послание, которое он пытался донести, превратилось в какое-то грязное пятно - отдельные символы смазались, другие исказились до неузнаваемости, и узнать в них что-то осмысленное теперь, пожалуй, не смог бы и сам Корадун! Взгляд какару, полный одновременно страха, стыда и надежды, обратился на незнакомого протосса, но тот продолжал смотреть на него с непониманием и, пожалуй, подозрительностью - так смотрят на странное и опасное животное, от которого неясно, чего можно ожидать! Очередной стон, куда более горький, и острый клюв с силой ударил в твердую землю, оставив на ней маленькую дырочку...
   А потом, как бы в естественном продолжении, выписав и плавную, похожую на изгиб волны закорючку справа, завершив первый значок.
   Глаза протосса, и без того не маленькие, изумленно расширились, и, мгно-венно позабыв о своих царапинах, он резко дернулся вперед, однако какару этого не потерпел, и с негодующим воплем отшатнулся назад... синхронно с повторившим его движение инопланетянином - только тот проделал это беззвучно, если, конечно, не считать глухого удара, когда, запнувшись о какую-то трещину, он неловко плюхнулся на... в общем, на спину. Какое-то время они оба разглядывали друг друга с безопасного расстояния, но потом протосс медленно, точно в полусне, приподнялся и сел, и, понаблюдав за ним какое-то время, какару все же сумел перебороть свой страх и вернуться на прежнее место, где ожидал его, запечатленный в сухой земле, первый символ неизвестного языка. Недоверчиво косясь на застывшего, как статуя, зрителя, какару продолжил выстукивать на земле свое послание, постоянно ощущая на себе напряженный взгляд сияющих глаз.
   "Братья... сестры..."
   Какару вновь вздрогнул. Мысли не были четкими - скорее уж они напоминали беспорядочные обрывки, но, тем не менее, он вслушивался изо всех сил, пока его клюв продолжал чертить кривую, завиток, прямую линию, уголок, точку...
   "Гончие... Шакурас... крушение... корабль... сражение..." - протосс читал настолько быстро, что какару едва за ним успевал, при этом стараясь не пропустить ни одного значка, хотя делать это, прыгая боком вдоль неровных строчек и то и дело смазывая написанное кончиками возбужденно трепещущих крыльев, было не так-то просто! Краем сознания он понимал, что они уже далеко не одни, что его, такого слабого и уязвимого на земле, окружили, по меньшей мере, еще три высокие фигуры в темных доспехах - но, когда перемазанный в пыли какару, слепо натолкнувшись крылом на чью-то ногу, просто толкнул ее - протосс молча отступил в сторону. И, если бы сам "посыльный" счел бы за необходимость во время своего занятия приглядываться к лицам наблюдателей, то заметил бы, как застывшие на них маски осторожности и недоверия постепенно смягчаются, и к тому времени, как последняя закорючка уютно свернулась в пыли, а измученный какару наконец-то поднял голову от земли, шепот неясных мыслей в его голове сменился чем-то куда более теплым, куда более... дружеским, и, встретившись взглядами с явно недоумевающим летуном, двое из новоприбывших, переглянувшись, не выдержали и рассмеялись, сощурив искрящиеся весельем глаза.
   "Корадун", - заметил тот, что стоял ближе, а его товарищ лишь кивнул в ответ, все еще с трудом сдерживая смех, после чего, обменявшись между собой еще несколькими фразами, эта парочка скрылась с глаз долой, мгновенно исчезнув в густом тумане. Какару проводил их затуманенным взглядом. Дикое напряжение, поддерживавшее в нем силы, пока он летел сюда и чертил это почти бесконечное "послание", постепенно сходило на нет, и он ощущал себя таким, каким и должен был ощущать: слабым, грязным и никому не нужным, а потому ничуть не удивился, когда дрожащие плечи его не выдержали, и он неловко плюхнулся на землю, единым движением мало что не уничтожив начисто половину своего труда... но ему было уже все равно - тяжело вздохнув, он наконец-то закрыл глаза.
  * * * * *
  
   Покой.
   Столь редкое, столь чуждое, но в то же время... такое приятное чувство.
   Какару сонно шевельнулся. Он не представлял, где он, не знал, сколько находился здесь, обессиленный и беспомощный... но, вопреки всему этому, никогда прежде он не чувствовал себя настолько... умиротворенным. Поворочавшись на месте, он осознал, что лежит на какой-то гладкой каменной поверхности, прикрытой сложенным в несколько раз одеялом, но все равно ощущает проникающий сквозь тонкую материю холодок - впрочем, скорее бодрящий, чем неприятный. Тонкие веки затрепетали и слегка приподнялись, но почти тут же скользнули обратно, плотно зажмурившись - глазам, убаюканным тьмой забвения, было нестерпимо больно смотреть даже на мягкое фиолетово-зеленое сияние одинокого кристалла, парящего где-то под потолком, и прошло еще немало времени, прежде чем какару привык к его рассеянному свету и осмелился оглянуться по сторонам, в некотором недоумении разглядывая затянутые синим туманом каменные стены.
   "Проснулся?" - раздался в его голове негромкий ласковый голос, и из сумерек выступил уже знакомый ему протосс - тот самый, кому он, в самом прямом смысле, вывалил на голову принесенные им известия. Зеленые глаза прищурились, и разума какару коснулся сдержанный, но искренний смех, подтвердивший правильность догадки.
   "Меня зовут Азадар, - представился он, слегка кивнув ему и разведя в стороны четырехпалые ладони, - Как ты себя чувствуешь?"
   "Сам не знаю, - честно ответил тот, осторожно пошевелив крыльями и убедившись, что, по крайней мере, очищенная от засохшей крови перепонка почти в полном порядке, - Немного отдохнул, но все еще слаб, точно жалкий птенец".
   "В твоем состоянии нет ничего жалкого и, уж тем более, ничего постыдного, - в голосе Азадара послышался упрек - так мог бы говорить отец, вразумляя сына, и хотя протосс выглядел существенно моложе, чем сам какару, тот не почувствовал себя оскорбленным подобным замечанием, - Организмы намного... выносливее твоего оказывались полностью истощены после встречи с тенью Пустоты, и, если я не ошибаюсь, ты - первый не-протосс, оставшийся в живых после подобного испытания".
   В его последней фразе послышалось что-то, похожее на уважение, но какару лишь отмахнулся от похвалы, передернув ноющими плечами.
   "Я был не один. Корадун вытащил меня. Если бы не он... - его глаза внезапно расширились, - А где он? Вы нашли его? Он в порядке?"
   "Тише, тише, - Азадар со смешком поднял обе ладони, словно в попытке защититься от его беспорядочных мыслей, - Не волнуйся, он в порядке... настолько, насколько возможно. Ты успел вовремя".
   "Хорошо, - какару чуть прикрыл глаза, - Я... боялся".
   Какое-то время они молчали, каждый - погруженный в свои мысли, и в конце концов Азадар снова засмеялся - легко, точно ветерок, играющий синими песчинками среди пустынных барханов.
   "До чего странно... Видишь ли, друг мой, - тут же пояснил он, - Корадун, если ты заметил, обладает крайне... сложным характером, и, насколько мне известно, друзей у него всегда было немного, поэтому я никак не ожидал, что одним из них станет... кто-то вроде тебя".
   "Я тоже... не ожидал, - какару слегка повел плечами, про себя отметив - а ведь и впрямь начал, мало-помалу, перенимать протосские привычки! - Но я рад, что сумел помочь, - и, помолчав, осторожно спросил, - Я могу его увидеть?"
   "Не сейчас, - строго сказал Азадар, - Ты еще слишком слаб, да и ему требуется время на восстановление - после всего того, что он пережил, я вообще удивлен, как ему удалось уцелеть! Но как только ты немного окрепнешь, я..."
   "Ты лжешь".
   Голос какару - чужой, вибрирующий голос - эхом отозвался в ушах.
   "Это он попросил тебя так сказать".
   Ни страха, ни ярости, даже обиды - просто, как факт.
   "Потому что боялся... сказать правду?"
   "Нет... Он боялся за тебя".
   "Что?"
   "Он отправляется в путешествие, из которого, вполне возможно, уже не вернется, - в голосе молодого протосса слышалась боль, - Корадун - воин, друг мой, и привык рисковать жизнью... но только своей. Он - темный храмовник, и следует своим путем в одиночку, не ввязывая в это никого другого. Позволь же ему..."
   "Нет".
   Какару поднял голову, в его темных глазах клубились тени.
   "Не позволю. Ты сказал, что он боится за меня... возможно, в чем-то ты и прав, но не меньше этого он боится и за себя. Он боится, что я буду лишь помехой, что не смогу быть ему полезным, а значит, меня вполне можно оставить здесь, на Шакурасе - где для меня все равно не найдется места! Я уже никогда не смогу стать прежним, Азадар... таким, каким был раньше".
   "Ты вспомнишь, - мягко сказал протосс, - Корадун поступил... почти жестоко, подарив тебе разум, но, уверен, через какое-то время ты просто забудешь..."
   "А если я не хочу забывать? - свирепо зашипел тот, раздувая горло, - Если не хочу опять становиться тем, кем был? Азадар, я не виню его в том, что он сделал - будь я на его месте, тоже уцепился бы за любую доступную мне возможность! - но теперь, когда сделано то, что сделано - могу я, вихри и воронки, уже наконец обрести право собственного выбора?!"
   "Какару..."
   "Я уже не тот какару, кем родился, - сухо ответил тот, осознанно или нет, но полностью скопировав тон одного знакомого ему протосса, - Того существа... той части меня, кем я когда-то был, больше нет. Она погибла, поглощенная тьмой, и родился новый я - тень того, кем я был... тень того, кем должен стать. Азадар, я уже немолод, и вскоре моя короткая жизнь подойдет к концу, но перед тем, как раствориться в пустоте... я хочу хоть раз сделать свой собственный выбор!"
   Молодой протосс не ответил, просто отвернулся, сцепив руки за спиной и сгорбив плечи. Какое-то время он молчал.
   "Корадун будет недоволен".
   "Я знаю. Но он должен понять".
   "Да, верно... - Азадар вздохнул, - ведь это он пробудил тебя".
   "Нет. Он создал меня, - спокойно поправил его какару, - И теперь ему придется разбираться с тем, что он натворил!"
   "Почти ему сочувствую, - протосс слегка запрокинул голову, улыбаясь, - Но все-таки - удачи, мой крылатый друг. Чувствую, она вам понадобится".
   Какару не ответил, а когда Азадар обернулся, привлеченный легким ветерком, пробежавшим по комнате, то успел заметить лишь растворяющиеся в густых тенях кожистые крылья, окаймленные по краю широкой фиолетово-пурпурной полосой - и ясные, чуть светящиеся зеленым глаза, что смотрели на него с глубокой признательностью.
   "Спасибо", - шепнула в его голове теплая мысль, прежде чем ощущение присутствия исчезло, и какару окончательно слился с сумерками, а Азадар опустил голову, так, чтобы никто - даже сами тени - не увидел скорбной складки, исказившей его совсем еще молодое лицо.
   "И... прощай".
  * * * * *
  
   Ветер усиливался - кажется, с моря вот-вот должна была обрушиться очередная буря, и целые рои синих песчинок поднимались в воздух, готовясь поглотить и без того рассеянный звездный свет, но идущий по зеркально-гладким городским улицам протосс даже не думал прибавлять шагу.
   Он знал, что успеет вовремя.
   Давным-давно, когда темные храмовники только прибыли на Шакурас, они и не собирались здесь оставаться - неприютная планета казалась им мертвой и холодной по сравнению с цветущим Айуром - но их решение изменилось, едва они обнаружили на поверхности этого мира древний храм зел'нага, расы, в свое время создавшей их цивилизацию. Присутствие здесь подобного святилища показалось изгнанникам добрым знаком, и они осели на сумеречной земле, чтобы изучить бесценную находку. Со временем крошечное поселение, больше напоминающее лагерь беженцев, разрасталось и крепло, становясь все прекраснее, пока, наконец, не превратилось в Талематрос - крупнейший город на планете, жемчужину инженерной мысли протосских ремесленников. Может быть, эти причудливые здания, окутанные зеленым светом и сине-лиловыми тенями, и не были столь же прекрасны, как те, о которых слышал Корадун, когда наставник рассказывал ему об их далекой родине - но все же, на фоне мрачных пустынь Шакураса, похожий на заросшую сверкающими сталагмитами пещеру Талематрос выглядел... да, вот именно - на своем месте. Даже пребывая в изгнании, протоссы оставались протоссами, и их город практически идеально вписывался в окружающий ландшафт из похожих на застывшие волны острых скал и песчаных дюн, не пытаясь при этом противопоставить себя ему, но, в то же время, и не сливаясь с бесплодными равнинами, дабы во всем блеске продемонстрировать, что даже на этой суровой планете всегда найдется место и фантазии, и красоте...
   "Жаль, что я не смогу сам показать ему все это".
   Мысль была внезапной и не очень приятной - как подвернувшийся под ноги камень, и, слегка вздрогнув, Корадун опустил голову и заторопился дальше, стараясь больше не смотреть по сторонам и всякий раз морщась, когда протестующая против такого отношения нога напоминала о себе резкой болью. Снять с себя регенеративный блок он так и не успел, поэтому сейчас от колена до бедра воспаленной и покрытой синеватыми пятнами кожи не было видно из-за прилегающих к телу проводов - но, по крайней мере, на ноги его поставили, и больше уже задерживаться в лазарете он не собирался. Нет, целители ему не досаждали, так как даже среди них его непростой нрав был прекрасно известен, но он просто не мог сидеть вот так целыми днями и медитировать - ему нужны были действия, нужно было делать хоть что-то полезное, и, как только ему сообщили, что "Сумеречный странник" полностью восстановлен, он тут же решил отправиться в путь.
   "Ты точно не можешь задержаться еще хоть на пару дней? - спросил Телдранис, старший из инженеров, попутно давая какие-то указания молодым помощникам, - Мы бы обновили ему корпус, заменили некоторые кристаллы..."
   "Нет, - Корадун чуть прикрыл глаза, - Время не ждет, друг мой. А с парой вмятин на обшивке я уж как-нибудь смирюсь".
   "Как хочешь", - тот слегка поклонился, принимая его решение. Темные храмовники вообще не славились излишней настойчивостью - исключая, разумеется, те случаи, когда ставки были чересчур высоки - и предпочитали давать советы, а не навязывать их, поэтому, обменявшись с инженерами еще парой малозначащих фраз, Корадун тепло попрощался с ними и забрался внутрь корабля, с превеликим облегчением опустившись в свое старое кресло пилота. Легкое движение раскрытой ладони над гладкой панелью управления - и она вспыхнула зеленым светом, а Корадун, пока корабль неторопливо просыпался, позволил себе просто откинуться в кресле и посидеть так, запрокинув голову и слушая, как с низким гудением "Странник" запускает двигатели, готовясь к взлету...
   "И куда мы полетим?"
   Мягкий голос коснулся его мыслей, но, раньше, чем он успел опомниться, зашуршали перепончатые крылья, и из густых теней вынырнула одна, до боли знакомая, что легко загасила полет парой мощных взмахов и бесшумно опустилась на спинку кресла.
   "Ты!.."
   "А ты думал, что сумеешь так просто от меня избавиться?.." - какару внимательно посмотрел на него своими зеленеющими глазами, в которых, определенно и точно, сейчас плясали искорки смеха.
   "Но как ты?.. - начал, было он, но почти тут же прервался и почти страдальчески вздохнул, - Азадар..."
   "Не вини его понапрасну, он ничем тебя не выдал. Просто ты кое-что забыл - мы с тобой, в некотором роде... одно целое. И, - его глаза прищурились, а плечи приподнялись, - я могу предвидеть ход твоих мыслей - поэтому я сразу понял, что Азадар мне лжет, и ты собираешься покинуть город. Мне лишь осталось последовать за тобой".
   "Птица, - в голосе Корадуна раздражение и недовольство мешались с чем-то вроде мрачноватого удовлетворения, - ты не понимаешь, во что ввязываешься. Можешь мне поверить - там, куда я направляюсь..."
   "Нет и не будет места глупому какару, - проворчал тот, - Я знаю..."
   "Тогда какого?!.."
   "Но я уже не глупый какару, Корадун".
   "А кто же ты тогда?" - он сощурился.
   "Я? - он слегка наклонил голову, - Я - это я. Но уж точно не "какару", не "птица", и определенно не "глупая"... во всяком случае, не всегда", - добавил он почти примирительно, и Корадун не сумел удержаться от легкой усмешки.
   "Вернуться не получится", - на всякий случай предупредил он, хотя уже знал ответ - и даже свой следующий вопрос.
   "Знаю. Но я не собираюсь возвращаться".
   "Ты можешь погибнуть..."
   "Знаю. И это тоже знаю, принимаю, верю и не забуду, - он засмеялся, пару раз хлопнув крыльями и едва не угодив протоссу по затылку, - Но я в самом деле все решил, и не намерен отступать... ты же понимаешь".
   "Да, - как-то обреченно выдохнул Корадун, однако мог бы и не стараться - актер из него был неважный. - Но все равно надеюсь, что ты еще одумаешься. Я не могу тебе обещать, что даже переживу следующий цикл, не говоря уж о чем-то большем..."
   "А я не уверен, что протяну на Шакурасе еще хотя бы пару дней, не заглядевшись на звезды и не угодив в песчаную бурю или в щупальца какой-нибудь морской твари, - с легким раздражением заметил тот, словно растолковывая некую элементарную истину, - Корадун, хватит уже об этом. Я стар, и мне и так недолго осталось - несколько лет, не больше - так что... пожалуйста, потерпи немного, и проблема со мной решится самым что ни на есть естественным способом", - закончил он не без яда, но протосс в ответ лишь как-то неопределенно пожал плечами и отвернулся, не встречаясь с ним взглядом.
   "Я мог бы просто попросить кого-нибудь стереть тебе воспоминания, - негромко сказал он, не глядя на него, так что можно было подумать, что он просто размышляет, - Мог бы пристукнуть и оставить здесь, пока не улечу за пределы атмосферы, а мог бы, в конце концов, выбросить из своего корабля и запретить себе даже вспоминать о твоем существовании - причем, я практически уверен, это была бы наша последняя встреча. Но знаешь, почему я этого не сделаю?"
   "Не имею представления", - сухо заметил какару.
   "Да потому, что я все еще тебе должен, - судя по тону, ходить в долгах не было его самым любимым занятием, и в ответ тут же послышался едкий смешок, который, впрочем, протосс благополучно проигнорировал, - Ты спас мне жизнь".
   "Ты мне - тоже".
   "Поверь, не потому, что особо за тебя беспокоился".
   "Я знаю. Но факт остается фактом".
   "Возможно, - протосс слегка усмехнулся, - Однако я не привык возвращать долги в половинном размере. Ты же выручил меня дважды".
   "Трижды".
   "То, что ты совершенно случайно на мне потоптался..."
   "Факт остается фактом", - если бы какару умели улыбаться, губы этого сейчас растянулись бы от уха до уха, и, посмотрев на него какое-то время, Корадун все-таки засмеялся.
   "Да, верно, - его зеленые глаза прищурились, - И так как едва ли я сумею вернуть тебе долг обычным способом, ибо с трудом представляю, что из сотворенного протоссами может представлять для тебя интерес, придется мне выполнить твое желание. Хотя, скажу откровенно, ты мог бы выбирать и получше!"
   На это какару ничего не ответил, и он молчал еще довольно долго, прежде чем, когда "Сумеречный странник" уже целиком зарылся в густые черно-синие облака, в его не голове не промелькнула донельзя странная мысль, заставившая невозмутимого пилота изумленно оглянуться на него через плечо:
   "Что?"
   "Я спросил, - терпеливо повторил какару, - ты знаешь, как умирают какару?"
   "Хм, - Корадун явно был сбит с толку, но быстро взял себя в руки, - полагаю, что точно так же, как и любые другие живые существа..."
   "Ты не понял, - зеленоватые глаза сощурились, - Я не спрашиваю, каким образом это происходит - меня интересует, как... ах, впрочем, неважно. Но, поверь мне, хоть мы и не помним, каким был наш мир до того, как Великие Творцы - те, кого ты называешь "зел'нага" - навеки изменили его облик, но все же до сих пор где-то глубоко внутри мы храним воспоминания столь древние, что порой кажутся полузабытым сном - о сияющем светиле, о голубовато-белых, легких облаках и об усыпанном звездами небе, протянувшемся от горизонта до горизонта, насколько хватит глаз! - его голос стал торжественнее и, в то же время, неизъяснимо нежнее - так же говорил сам Корадун, когда ему приходилось вспоминать далекий Айур, - И хотя многие не верят, что это правда, до сих пор некоторые старые какару, чувствуя приближение смерти, улетают туда, наверх, чтобы пробиться сквозь облака и хоть в последний миг, хоть краешком глаза, увидеть!.. - тут он глубоко-глубоко вздохнул, словно ему не хватило дыхания закончить, после чего тихо добавил - словно прошептал, - Ни один из них не вернулся назад, чтобы рассказать нам о своем путешествии, но каждый раз все равно находятся смельчаки и мечтатели, что верят в эти старые сказки".
   "И ты тоже в них веришь?"
   "Я не знаю, - честно признался он, - Очень трудно верить в то, чего никогда не видел и, возможно, никогда не увидишь... но все же иногда, брат мой, - он наклонил голову и слегка сгорбил плечи, словно собираясь поведать ему некую сокровенную тайну, - лучше уж верить в мечту, верить в несбыточную надежду, в придуманный тобой мир... чем просто гнить в самой что ни на есть настоящей грязи", - последнюю фразу он выдал мало что не саркастически, заставив Корадуна негромко хмыкнуть, сощурив глаза.
   "Знаешь... Я был, наверное, лет на триста моложе, чем сейчас, когда впервые услышал о том, что в нашем секторе появилась доселе неведомая разумная раса, прилетевшая откуда-то издалека, дабы обрести здесь свой дом. В чем-то они были похожи на нас, в чем-то отличались, и хотя поначалу ни мы, ни наши айурские братья не посчитали их за достойных оппонентов, со временем выяснилось, что эти космические бродяги, не обладая и сотой долей наших технологий, могли выживать даже в тех мирах, что и по нашим меркам считались малопригодными для колонизации - при этом практически беспрерывно воюя между собой! - в тоне Корадуна странным образом смешались негодование и невольное уважение, - Даже мы, темные храмовники, были, мягко говоря, удивлены подобным пренебрежением к себе подобным, и, честно признаться, были совершенно уверены, что еще пара сотен лет - и эти чужаки просто исчезнут, как тяжелый сон, но - годы шли, а цивилизация терранов - именно так они называли себя - лишь крепла и развивалась, захватывая все новые и новые миры, и постепенно даже законченные скептики признали, что со временем эти пришельцы с безымянных звезд могут стать силой, с которой придется считаться даже нашей великой цивилизации, - последние слова он произнес без малейшего хвастовства, но, пожалуй, с легким оттенком иронии, - Наши ученые долго ломали себе головы, пытаясь разгадать этот парадокс, когда цивилизация, на десятки лет отстающая от нас по развитию технологий, обладающая лишь зачаточными псионными способностями и, ко всему прочему, раздираемая конфликтами, исхитряется не только выживать, но и, более того, прогрессировать такими темпами, что нам и не снились! - но, в конце концов, ответ оказался до смешного простым, - он слегка улыбнулся, - И, думаю, если бы в этой Вселенной существовала цивилизация какару - ты бы их понял".
   "Правда?" - тот заинтересованно склонил голову набок.
   "Да, - кивнул Корадун, - Они верят в то же, во что веришь ты. О чем ты напомнил мне, когда я уже готов был сдаться и умереть, чему мы, темные храмовники, учим своих учеников, в свою очередь, узнав об этой древней истине у самой Пустоты, по которой сотни лет блуждали в изгнании, обреченные на смерть - но не желающие сдаваться, не смотря ни на что! И даже когда мы все же нашли место, которое смогли назвать домом... мы не забыли о ней".
   "Я знаю", - какару прищурился, улыбаясь, а его когти ласково сжали плечо протосса. А когда перед их глазами, наконец сбросив с себя пелену синей дымки, развернулась искрящаяся бездонная чаша - они смотрели на ее ледяную красоту без содрогания, ибо знали, что, как бы ни сложилась их судьба, они встретят все испытания с честью, ибо теперь ни один из них не будет идти в бой в одиночку.
   Плечом к плечу, брат мой. До самого конца.
  S"uk-dash salok.
   Конец.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"