Аннотация: Один из лучших моих фанфиков, "То, во что ты веришь" - это вопрос, который решается всю жизнь, но далеко не каждый даст на него правильный ответ.
Я всегда думала, что правда на свете одна, и другой просто быть не может. Небо голубое, земля черная. Днем светло, ночью темно. Иногда ты - охотник, а иногда - жертва. На этом стоял весь мой мир. Но - порой жизнь играет с нами странные шутки, и если уж есть на свете то, во что ты безоговорочно веришь, рано или поздно судьбе это наскучит, и она сделает все возможное и невозможное, чтобы разрушить эту твою веру, и вволю посмеяться, когда, растерянный и обескураженный, ты вновь окажешься на перекрестке дорог, не в силах решить, куда же тебе идти дальше... То же случилось и со мной. Всю свою жизнь я считала, что встреча с величайшим хищником наших небес сулит смерть. Но вот настал день, когда мы с ним столкнулись - и я уже вообще не знаю, стоит ли верить наследственной памяти, диктующей нам свои традиции и законы. "Огнекрылый - зло!" - это я знала совершенно точно. Никому из нас еще не удалось ускользнуть от его страшных когтей, а те, кто все же выжил, навеки повредились в рассудке, и теперь всюду готовы были видеть зловещую черную тень, что когда-то перечеркнула их жизни. А потому, едва только успев заметить знакомый крестовидный силуэт, подобно грозовой туче накрывший мою голову, единственное, что я успела подумать: это конец. И лишь отчаянно закричала, когда кривые лезвия вонзились мне в тело, раздирая тонкие перепонки крыльев и по самое основание погружаясь в мою теплую, еще живую плоть... Мне повезло - забытье настигло меня раньше, чем стало по-настоящему больно, и я безвольно обвисла в когтистых лапах. Дальше я уже ничего не помнила, пребывая в каком-то очень странном состоянии на самой границе жизни и смерти... пока сквозь густую тишину, окутавшую меня подобно кокону, не пробился какой-то жутко настойчивый, потрескивающий писк, и, едва я подумала, что это, видно, неспроста, как меня, точно кусок мяса (которым я, по сути, и являлась) сбросили на какую-то довольно-таки жесткую подстилку. При падении я неудачно подвернула раненое крыло, и едва не завопила от боли, но, думаю, даже если бы я не сдержалась, вряд ли мой слабенький голос можно было бы разобрать сквозь то ужасающе пронзительное верещание, что буквально разрывало мне уши, ощутимо вдавливая в землю. А значит... я была еще жива, и, утвердившись в этом факте, я осторожно приоткрыла оба левых глаза. Сначала я ничего не могла разобрать - заходящее солнце яростно пылало в кроваво-красных небесах, надежно лишая меня зрения, и прошло еще немало времени, прежде чем я смогла прояснить взгляд, и все эти бесконечно долгие мгновения у меня над ухом не смолкал этот оглушительный писк, чем-то напомнивший мне крики голодного птенца. Очень и очень большого птенца. Потому что, когда я, пересиливая боль, кое-как заставила плывущий перед глазами мир вновь стать четким, то едва не умерла обратно, потому что в каком-то коготке от моего тела я увидела... детеныша огнекрылого. Правда, пока что в нем мало было от гордого хищника, властелина небес, которым ему еще только предстояло стать. Пока что это был просто огромный и, признаться, на редкость уродливый чудик, покрытый редким красноватым пухом, что сидел рядом со мной, попирая слабыми лапками заваленное обрывками шкур дно гнезда - и плакал, задрав кверху большеглазую головку с пока еще совсем маленькими нежно-голубыми гребешками. Моя скромная особа, судя по всему, его нимало не интересовала, так что даже его мать, вроде бы, на время забыла обо мне, вовсю квохча на краю гнезда, лишь каким-то чудом не трещавшего под ее весьма внушительным весом. Тут же сообразив, что это мой шанс, я подобрала под себя свои израненные крылья и попыталась потихоньку отползти куда подальше, но, едва я пошевелилась, как огромный коготь огнекрылой уперся мне прямо в крестец, и, обмерев от ужаса, я неподвижно замерла на месте, едва осмеливаясь даже дышать. Негромкое, но при этом довольно-таки грозное рычание вырвалось откуда-то из-за стиснутых челюстей хищницы, и, убрав свой коготь, она не больно-то ласково подтолкнула меня к своему хнычущему отпрыску. С какой целью - поняла даже я, несмотря на свое весьма жалкое состояние. Этому птенцу, должно быть, было уже несколько месяцев от роду, а в таком возрасте мать уже должна была начать приносить ему не мертвую, а еще живую добычу, чтобы будущий охотник приучался самостоятельно убивать свою еду. И вот теперь, сложив крылья и нахохлившись на краю гнезда, огнекрылая тихонько урчала, подбадривая своего детеныша, но вот только птенец этот чихать на меня хотел, не переставая вопить, пока я, ни жива ни мертва, лежала у него под брюхом, едва не задыхаясь от отчетливого запаха подгнивших остатков мяса. В конце же концов эти крики, по-видимому, надоели даже его матери, и, издав оглушительный вопль (тут же утонувший в криках ее сына), хищница, взмахнув крыльями, сорвалась со своего насеста и полетела прочь... оставив меня одну! Ну, не считая этого плаксы. Сказать вам, что я почувствовала? Да у меня с плеч настоящая гора свалилась! Тем не менее, некоторое время я лежала неподвижно, на всякий случай выжидая - вдруг она вернется? Однако, судя по всему, хозяйка гнезда покинула его надолго, и, не смея поверить своему счастью, я осторожно выбралась из-под ее детеныша, поднявшись в полный рост. Тот мельком посмотрел на меня слезящимися глазками - на мгновение я даже испугалась, ведь, как ни крути, уже в этом возрасте он был чуть ли не с меня ростом! - но, видимо, я не была тем самым, что ему было нужно, и, жалко сморщившись, он снова закричал, обдав меня запахом гнили - меня чуть не вырвало от этого запаха! Поспешно отвернувшись, я замахала крыльями, пытаясь развеять ужасающую вонь, но тут же вскрикнула и прижала левое крыло к телу - перепонка, разорванная когтями огнекрылого, давала о себе знать. Но ничего, как-нибудь долечу до дома. Обязана долететь! И, осторожно подобравшись к краю гнезда, я выглянула наружу. У-у-у... Несмотря на то, что я никогда не боялась высоты, сейчас у меня отчетливо закружилась голова, и пришлось поспешно прятать ее обратно. М-да... Повезло, называется. Судя по тому, что я увидела, до земли было очень и очень прилично. Не лень же было этой огнекрылой таскать материал... и где, интересно, ее самец? На мгновение меня кольнул интерес, и я даже оглянулась на пищащий ком пуха за своей спиной, гадая, не смотрю ли сейчас на сироту, но тут резкая боль напомнила о моем нынешнем положении, и, встряхнувшись, я приготовилась к взлету. Будет трудно... но если огнекрылая вернется, ночевать мне придется в ее желудке. А этого я допустить никак не могла, и, пробормотав сквозь зубы одно особо заковыристое ругательство, я расправила крылья. Свежая рана тут же закровила, оставляя на сучьях гнезда алые пятна, и маленький огнекрылый, притихнув, с некоторым удивлением наблюдал за мной, да так пристально, что в конце концов я, не выдержав, оглянулась. Наши глаза - мои, темно-желтые, и его, цвета солнца на закате, с неправильной формы угольно-черными зрачками - встретились. И я внезапно поняла, что смотрю в глаза своего убийцы. О да, разумеется, пока что этот детеныш мал, и вряд ли сумеет вовремя настигнуть меня, прежде чем я улечу. Но года через два - если, разумеется, он проживет эти два года, в чем я лично почти не сомневалась - он вырастет, научится пользоваться своими размерами и силой, став таким же безжалостным охотником, как и его мать, и тогда... Меня аж передернуло до самого кончика хвоста. Следующая наша встреча вполне может оказаться последней. Так, может быть, мне не стоит упускать этот шанс?.. Что мешает мне прямо сейчас вытолкнуть его из гнезда? Летать он не умеет, а до земли далеко. И, когда вернется его мать, она уже ничем не сможет ему помочь. Мои глаза сощурились. Ради блага моих сородичей... почему бы и нет? Что будет плохого, если станет одним небесным убийцей меньше?! Я почувствовала, как во мне закипает гнев. Сколько из нас погибло по вине огнекрылых? Мои когти напряглись, вонзившись в старые древесные сучья. А сколько умрет по вине вот этого детеныша, когда он станет взрослым и научится убивать?! Мои губы слегка изогнулись, обнажив острые черные зубы. Так что же мне мешает сделать это? Прямо сейчас?! Схватить его, как его мать схватила меня, подтащить к краю гнезда и сбросить в пропасть?! ЧТО?!!.. Да то, что я не могла это сделать! Я смотрела на этого птенца, на этого жалкого, беспомощного звереныша, покрытого свалявшимся пухом... и понимала, что против него - я бессильна. Если бы он напал на меня, если бы первым попытался убить - я бы яростно сопротивлялась, и, наверное, убила бы его, но вот так... из простой ненависти ко всему его роду... я не могла. А птенец, словно чувствуя мою к нему слабость, чуть наклонил голову набок, и взгляд его, утратив былую пристальность, превратился просто в любопытный взгляд маленького детеныша. Я не шевелилась, и, поизучав меня некоторое время, птенец, негромко пискнув, неуклюже пополз ко мне. Я напряглась. Что ему нужно?! Неужели... учуял запах крови? И что теперь? Нападет?! Моя спина невольно изогнулась, а губы оттянулись к уголкам пасти. Ну что ж... Пусть попробует! Вот только детеныш, что бы ни было у него на уме, никак не спешил проявлять агрессивность, хоть и весьма целеустремленно ковылял в моем направлении, пока его тупорыленькая головка не ткнулась мне под брюхо. Хм... а он куда меньше, чем мне сперва показалось. Или это просто потому, что я не смотрю на него, как на огнекрылого? Просто - как на детеныша? А уж какого там цвета у него крылья... Я невольно почувствовала, что улыбаюсь. Ну, дожили. Крылья мои я так и держала раскрытыми, так что мне осталось всего лишь опустить их, чтобы когти на сгибах осторожно легли на мягкую спинку малыша, пригладив взъерошенный пух. Такой теплый... Детеныш, как будто услышав, что я думаю о нем, поднял головку и снова пискнул... а я едва удержалась, чтобы не сморщиться - ну и вонь! У него из пасти разило хуже, чем из глотки старухи, у которой сгнила половина зубов, и, слегка отстранив его в сторону, я заставила его приподнять подбородок и осторожно приоткрыла ему пасть. У-у-у... Вот, почему ты кричал! Надо же... больной зуб! Печально... но поправимо. Правда, едва я дотронулась до покрытого белесыми прожилками зуба, как едва не оглохла, и поспешно выдернула коготь из рта детеныша, иначе он бы там и остался - в откушенном состоянии. Детеныш же, оказавшись на свободе, весьма шустро попытался отползти в сторонку от меня, но я схватила его за плечи и не дала этого сделать. Мое щупальце, слегка поколебавшись, осторожно коснулось щупальца огнекрылого, и, стараясь думать предельно ясно и доброжелательно, я сказала ему: "Слушай, надо потерпеть. У тебя болит зуб, и, если его не удалить, ты не сможешь нормально питаться, ослабнешь, и в конце концов умрешь. Ты же этого не хочешь, верно? И твоя мама совсем не обрадуется, если потеряет тебя. Поэтому открывай рот". "Не хочу, - прохныкал он в ответ, - Больно!" "А будет еще больнее, - без намека на жалость сказала я, - Ты предпочтешь и дальше вопить, как недорезанный? Нет? Тогда замолчи и открой рот. В конце концов, ты огнекрылый или шестиног? Что за младенческие нюни?!" "Я - огнекрылый! - тут же взъерошился птенец, подняв дыбом свой пушок и сгорбив спинку, - И не смей так говорить со мной!" "А вот и буду! - я не менее грозно оскалила зубы, свободным когтем нашаривая рядом что-нибудь твердое, - Буду, буду, буду, пока ты не... эй!" - и я едва успела отскочить в сторону, прежде чем зубастые челюсти сомкнулись на моем крыле. Реакция у малыша была отменная... Вот только я была быстрее. И, проворно отпрыгнув в сторону, подставила вместо себя старую белесую кость, на которой зубки детеныша сомкнулись с неприятным хрустом! Кажется, порядком досталось и больному зубу - во всяком случае, через мгновение удивленные глаза мелкого округлились уже от боли, и он заорал в полный голос, а я, воспользовавшись этим, навалилась на него сверху и придавила к дну гнезда. Почувствовав, что пленен, он отчаянно забился, пытаясь сбросить меня, но силенок явно не хватало, и, дождавшись, пока он успокоится, я тут же одним когтем надавила ему на уголок пасти, заставив немного приоткрыть челюсти, а другим, зацепив больной зуб, с силой дернула его наружу. От последующего за этим возмущенного ора всего племени огнекрылых у меня чуть все нутро наизнанку не вывернулось, и я поспешно спрыгнула с детеныша, на всякий случай еще и отодвинувшись подальше, а когда он, дыбя пух, посмотрел на меня, одним взглядом обещая все мыслимые муки, какие только сможет выдумать, я продемонстрировала ему зажатый между моим когтем и сгибом крыла гнилой зуб. Дошло до него не сразу - некоторое время он просто тупо пялился на свой собственный зуб, словно не признавая, после чего осторожно приоткрыл пасть и дотронулся кончиком языка до места, где он раньше был. Поморщился, но, тем не менее, попытался пошевелить челюстями, щелкнул ими - я едва удержалась, чтобы не вздрогнуть - а потом... радостно завопив, бросился прямо ко мне! Признаться, я этого не ожидала, и, не удержавшись, бухнулась на землю вверх тормашками, когда он со всего размаху налетел на меня, обхватив мохнатыми крылышками и крепко прижавшись в груди. Честно говоря, весил он порядочно - во всяком случае, мне никак не удавалось сдвинуть его с места, а он, видимо, отыскав на мне теплую и удобную подстилку, потому что через некоторое время он перестал возиться и, на всякий случай обхватив меня за шею, чтобы не смела уползать, заснул, склонив головку мне на плечо. А я осталась лежать на спине, распластавшись по сплетенным сучьям, чувствовала, как рядом со мной, в другой груди, стучит такое же живое сердце... и не знала, что мне делать. Несколько раз я пыталась осторожно выползти из-под этого малыша, но он постоянно, приглушенно, урчал во сне, стоило мне только пошевелиться, и в конце концов мне ничего не осталось, кроме как замереть на месте - и уповать на лучшее. Что подумает мать детеныша, когда вернется домой? Что она со мной сделает?.. Я не знала. И до самого возвращения огнекрылой лежала, как на иголках, не в силах даже закрыть глаза. А когда надо мной, точно ветер в кронах деревьев, зашумели могучие крылья, и рядом с моей головой на дно гнезда опустилась громадная трехпалая лапа... Склонив голову, исполинская хищница внимательно осмотрела сначала своего детеныша, а потом и меня, трясущуюся от страха. Слегка приоткрыв пасть, она негромко рыкнула, обдав меня жарким дыханием, после чего, сложив крылья, уселась рядом, и ее щупальце, толщиной, наверное, с древесную лиану, слегка изогнулось, сперва коснувшись кончиком щупальца своего малыша, а потом, поколебавшись, потянулось к моему. Длинные белесые усики, почти такие же тонкие, как у меня, зашевелились, чувствуя мое присутствие, и, едва щупы соприкоснулись, как мы обе невольно вздрогнули от прямого соединения двух совершенно разных существ. Чувства огнекрылой - ее усталость, ее беспокойство за детеныша, что уже не ел и не спал почти два дня, ее мрачная решимость и зародившаяся где-то глубоко в сердце смутная надежда - обрушились на меня, точно водопад, и нам потребовалось еще несколько мгновений, чтобы привести мысли в порядок и разделиться на два потока, тесно прижатых, но не смешивающихся друг с другом. И вот тогда я впервые услышала ее голос. Он был хриплым, каким-то надсадным, но при этом, несмотря на всю звучащую в нем первобытную жестокость, я не могла не услышать мягких, каких-то музыкальных нот, пробивающихся сквозь маску великого хищника, несущего смерть всему живому...
"Что ты сделала с моим малышом?" - спросила она с некоторой долей интереса, и я могла бы поклясться, что в ее голосе просто сквозила надежда.
"У него... з-зуб болел, - мои мысли путались, взвиваясь столбами, как вечерняя мошкара, - Я помогла ему. Честное слово, я не сделала ему ничего плохого!"
"Я вижу, - огнекрылая по-прежнему смотрела куда-то в сторону, не потру-дившись на меня даже глаза скосить, - И я тебе... благодарна. Ты спасла моего сына, пестрокрылая, когда я уже потеряла надежду помочь ему. Я этого не забуду. Утром я отнесу тебя в твое гнездовье", - и, ничего больше не добавив, она отцепила свое щупальце от моего после чего, одним крылом прикрыв своего сына (и меня под ним), а под другое сунув голову, уснула... а вот я еще долго лежала в красноватой темноте, пока усталость не сморила и меня - кое-как повернувшись поудобнее, чтобы не отдавить себе за ночь крылья, я закрыла глаза... Вот только, кажется, едва я провалилась в беспокойный сон, как он тут же улетел, будто вспугнутый лесной дух, прерванный оглушительным визгом. Поморщившись, я попыталась перевернуться на другой бок, кутаясь в крылья - ох уж мне эти птенцы и их луженые глотки... - но, едва я пошевелилась, как куда-то мне в шею уперлась некстати торчащая ветка... ветка? Не сразу сообразив, что к чему, я сквозь сон попыталась нащупать ее когтем, попутно пытаясь сообразить, с какого это перепугу на голых скалах Гнездовья появилась ветка... Ветка?! Память в упор отказывалась меня слушаться, но тут прямо над моим ухом раздалась очередная порция пронзительного верещания, после чего чьи-то пушистые крылья обхватили меня, точно ползучие побеги, надежно прижав к себе... и я все вспомнила. Правда, спросонья у меня плохо получилось отбиваться от детеныша, который с чего-то решил весьма крепко меня пообнимать, но все мои жалкие попытки вырваться были просто трепыханьем мелкой рыбешки, потому что через мгновение огромная задняя лапа в буквальном смысле выдрала меня из хватки малыша и швырнула под себя, а, прежде чем я успела возмутиться, как мне тут же напомнили, кто я здесь - весьма красноречивым способом. Так что мне осталось лишь в ужасе вжаться в землю, когда надо мной, подобно удару грома, раздался ужасающий рев, и огнекрылая, полурасправив свои исполинские крылья, что-то яростно зашипела - сердилась-то она не на меня! А на своего детеныша, что, будучи раз в десять меньше матери размером, тем не менее, оскалил зубы и что-то свирепо зачирикал, точно рассерженный пурпурнокрыл - на весьма повышенных тонах! И мать только и могла, что раздраженно щелкать челюстями в ответ, а когда я, букашка рядом с большеголовом, робко поднялась со своего места, то она лишь громогласно фыркнула, искоса посмотрев на меня.
"В чем дело?" - осторожно поинтересовалась я, дотронувшись до ее щупальца, и, некоторое время помолчав, огнекрылая сквозь зубы прорычала:
"Он не хочет тебя отпускать".
"Ч-что? Почему?" - крайне удивленно пролепетала я, тщетно пытаясь сообразить, в чем причина такого его странного решения, в ответ на что огнекрылая, приглушенно зарычав, буркнула:
"А это ты сама у него спроси!" - и, отцепив свое щупальце, она, перепрыгнув через меня аккурат на край гнезда, нервно нахохлилась там, а я, глубоко вздохнув и понадеявшись на свою удачу - на то, что этот птенец не решил-таки мною закусить на прощание! - осторожно направилась к этому пушистому, что, едва меня увидев, тут же перестал кричать и, радостно заверещав, бросился на меня, точно маленький ураган. Впрочем, на этот раз я уже была готова к его фокусам, и потому во второй раз превратить меня в свою подстилку ему не удалось, хотя, признаю, он старался. И когда его щупик соприкоснулся с моим, я просто не смогла сдержать улыбки - такое искреннее обожание светилось в его мыслях.
"Не уходи, - сказал он, прижимаясь головкой к моей груди, - Пожалуйста! Мне без тебя опять будет скучно!"
"Но... - попыталась я возразить, - у меня же тоже есть дом, маленький..."
"Пожа-алуйста! - его мордочка жалко сморщилась, как пересохший на солнце фрукт, - Я больше не буду на тебе спать, обещаю! И едой я с тобой буду делиться! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!"
"Ну... Хорошо. Но только на несколько..."
"Ура!" - завопило это чудо, и через мгновение я опять обнаружила себя, валяющейся на полу гнезда, с приличного веса тушкой сверху. И когда мать птенца, оглянувшись на подозрительный шум, увидела нашу теплую компанию, то не удержалась, и от ее гортанного хохота, больше похожего на замораживающий кровь ужасающий рев, в самом прямом смысле содрогнулась земля. Известие о том, что я решила задержаться у них в гостях, судя по всему, ее не особо удивило, хотя на сына своего она посмотрела, мягко говоря, с иронией, и, пробормотав сквозь зубы нечто насмешливое, расправила крылья, после чего, резко ударив ими по воздуху, сорвалась в полет. Я проводила ее тоскливым взглядом. Нескоро еще мне суждено, как ей, свободно парить под облаками... Мои крылья не были серьезно повреждены, но разорванная перепонка никак не желала натягиваться во всю ширь, как положено, создавая плотную, цельную основу, и, когда я, тем не менее, попыталась ее расправить, то едва не вскрикнула от боли и поспешно прижала крыло обратно к телу. Птенец, что наблюдал за мной, сочувственно заурчал, словно извиняясь за раны, нанесенные его матерью, и мне осталось только грустно улыбнуться ему в ответ. В тот день я уж больше не пыталась подняться на крыло. И на следующий - тоже. А, учитывая, с какой скоростью рос мой подопечный - или, скорее, приятель - глодало меня смутно сомнение, что, вновь поднимаясь в воздух, я попутно буду еще и его учить летать. Мило... Что же касается матери птенца, то она, видимо, свыклась со странной привязанностью своего сына, хотя, честно говоря, мне казалось, что ей трудно воспринимать меня как взрослое, разумное существо - особенно после того, как я, пару дней проведя в гнезде и по самые уши облепившись красноватым пухом - птенец линял нещадно! - настолько пропиталась его запахом, что скорее стала похожа на такого же, как он, детеныша огнекрылого, чем на саму себя. Не скажу, что меня это сильно обрадовало, но, по крайней мере, теперь из ее глаз почти исчезла былая ироничность, уступив место снисходительной смешинке, воспринимать которую, как ни странно, было гораздо легче. Мы даже стали с ней иногда разговаривать, причем, после пары бесед, с удивлением выяснили, что нам даже интересно друг с другом общаться, и теперь, прилетая вечерами домой и приволакивая добычу (в основном - шестиногов, и за это я была ей даже благодарна!), мы неизменно усаживались на краю гнезда и степенно беседовали, пока Ветерок - так огнекрылая звала своего отпрыска - с урчанием наслаждался своим ужином. Со временем мне даже было позволено узнать, как зовут мою странную соседку. Падающая Тень - вот как она представилась, слегка усмехнувшись на мое собственное имя - Ловкая. А что? Я всегда отличалась проворством! Но, судя по всему, на вкус огнекрылых мое имя было чересчур коротко. Что ж. Я не возражала. Тем более что, по сравнению с ней, я и впрямь казалась детенышем... Хотя, как однажды заметила сама Тень, размер не имеет особого значения. На что я, скорчив рожицу, ответила: тебе легко рассуждать!..
"Странно все это..." - задумчиво пробормотала я. Мы с Тенью, точно две статуи, застыли на краю гнезда, больше половины уступив Ветерку - малыш целый день тренировал свои мягкие, неокрепшие крылышки, пытаясь взлететь, и теперь, вконец уморившись, крепко спал, распластавшись по полу, так что нам было даже жалко будить его на ужин.
"Что странно? - огромные глаза Тени слегка скосились на меня. Мы сидели, слегка соприкасаясь щупальцами, и это легкое касание, хоть и не давало нашим разумам сплестись, позволяя им течь двумя отдельными, несмешивающимися потоками, тем не менее, полностью раствориться в своих мыслях тоже не позволяло. Впрочем, меня это не особо расстраивало, - То, что пестрокрыл и огнекрылый сидят рядом, точно лучшие друзья, и разговаривают, как ни в чем не бывало? Действительно, необычно".
"Да нет же... вернее, не совсем то, - я едва слышно засмеялась, - Странно то, что мы так похожи, Тень. Всю свою жизнь я считала ваше племя убийцами, за какие-то грехи созданные на погибель моему народу..."
"А я считала вас всего лишь пищей, созданной для прокорма моих сородичей, - кажется, Тень поняла, что же я имею в виду, и в ее голосе проскользнула необходимая нотка, - Хотя... признаться, я редко думала о вас, как о существах, вообще способных думать. Наверное, так мне было просто легче вас убивать".
"Но когда мы узнали друг друга поближе..."
"Все меняется, - кивнула Тень, - И оказывается, что то, что мы с тобой счи-тали правдой... на самом деле было просто тем, во что мы верили".
"И что теперь будет, Тень? - помолчав, задала я мучащий меня вопрос, - Когда мы расстанемся... что ты будешь делать?"
"Не знаю, - она пожала широкими плечами, - Но одно я тебе могу сказать точно - эта встреча будет иметь значение только... для нас двоих. Не нам с тобой менять вековые устои, Ловкая. И мои сородичи вряд ли поймут, что я имею в виду, даже если я постараюсь им растолковать. Слишком долго вы были добычей, а мы - хищниками. И то, что мы с тобой сумели так сблизиться... это, скорее, странная причуда судьбы, чем нечто, способное переломить традиции".
"Значит..."
"Охота продолжится, - в голосе Тени слышалось самое искреннее сожаление, - Мне... очень жаль, Ловкая. Но таков порядок вещей".
"А что будет, если мы с тобой снова встретимся? - с болью спросила я, - Ты снова попытаешься меня съесть? А твой сын, Тень? Что будет, когда он вырастет и вылетит на охоту? Он - тоже будет на меня охотиться?!"
"Нет, - глаза Тени потемнели, - Только не мой сын. Он любит тебя, Ловкая. И он никогда не сможет причинить тебе вред", - кончик ее крыла слегка коснулся моего, где, еще плохо зарубцевавшийся, виднелся шрам, оставленный ее страшными когтями, а я вздохнула в ответ.
"Я... тоже его люблю, Тень... - я не смогла сдержать улыбки, - И... во имя всех деревьев в лесу, не могу поверить, что говорю это огнекрылому! Странные шутки порой шутит с нами Эйва".
"Странные, но совершенно не смешные", - поморщилась Тень.
"Да уж... совсем не смешные", - в тон ей кивнула я и мы переглянулись... а через мгновение наше терпение лопнуло, и мы с ней просто покатились со смеху. Причем так громко, что умудрились разбудить Ветерка, и тот, разлепив глаза, тут же возвестил весь мир о том, что о нас обеих думает - своим громогласным и крайне оскорбленным ором, продолжавшимся до тех пор, пока мать, все еще пофыркивая и словно бы пытаясь прочистить горло, не легла рядом, с головой накрыв его крылом. Сработало - через некоторое время негромкое похрапывание возвестило о том, что малыш заснул, и мне даже было дозволено, как обычно, разместиться у него под теплым боком, в уютном карманчике из кожи, в котором мне вполне хватало место, чтобы, завернувшись в крылья, не беспокоиться о ночной прохладе. И, свернувшись калачиком, я, все еще негромко посмеиваясь (и слыша такие же, но отнюдь не настолько же тихие звуки со стороны Тени), вскоре заснула. Продрыхнув без задних крыльев до самого рассвета. А едва солнце встало, как Тень, пощекотав кончиком крыла сынишку - тот что-то сонно проворчал в ответ - и заговорщицки подмигнув мне, улетела на промысел, и я, вовсю потянувшись, уселась на краю гнезда, чтобы в который раз за последние дни попытаться почистить свои крылья. Надо сказать, порой я сомневалась в целесообразности этого моего ритуала - ведь, как ни крути, один день в гнезде огнекрылого, и вся работа насмарку, но, тем не менее, привычка брала свое. Тень и Ветерок только посмеивались, глядя, как я ерошусь, но, в самом-то деле, не могла же я, как Ветерок, спокойно спать на обрывках шкуры вчерашнего молодого шестинога, при этом делая вид, что совершенно чистая! Я только фыркнула, представив, что на это сказала бы моя мама. Да ее бы удар хватил! Хотя нет, удар хватил бы ее гораздо раньше - если бы я сообщила ей, что живу в гнезде огнекрылых. Бедная мама... Вольно или невольно, но я развеселилась, представляя себе, что бы она мне на это сказала. Нет, боюсь даже представлять! И, едва сдержавшись, чтобы не расхохотаться в голос, я сунула голову в зазор между правым передним и задним крылом, пытаясь вычистить оттуда забившийся комок пуха... и тем самым на несколько мгновений абсолютно лишила себя обзора. Впрочем, чего мне было бояться? Я сидела на краю гнезда величайшего хищника в этих краях, так было ли на свете существо, что осмелилось бы приблизиться к нему хотя бы на несколько взмахов крыльев?.. Оказалось - было. И, когда меня накрыла огромная черная тень, я не успела даже вскрикнуть, как мощная воздушная волна попросту смела меня с моего насеста, и я, отчаянно закричав, кувырком начала падать в бездну. Поток ветра расправил мои крылья, и я что было силы забила ими по воздуху, не обращая внимания на боль, однако воздух, не желая поддерживать перепонку крыла, легко проходил через так и не зажившую рану, а я, будто беспомощный птенец, камнем летела к земле. В голове мелькнула ироничная мысль: спаслась от когтей огнекрылого, зато погибну, разбившись о камни! - но тут затрещали ветви, во все мое тело словно бы впилось бессчетное множество чьих-то острых зубов, и несколько мгновений спустя я обнаружила, что повисла вниз головой, зацепившись задними крыльями за росшее на склоне парящей горы старое скрюченное дерево. Расщепившиеся от удара сучья крепко держали меня, и, изогнув шею, я попыталась рассмотреть небо наверху, и, едва мои глаза перестали слезиться от боли, как я разобрала громадный силуэт, неторопливо скользящий в вышине... силуэт взрослого огнекрылого, но не Тени - я была просто уверена, что это не Тень, потому что в когтях этого чудовища отчаянно верещал и бился крохотный красноватый комочек... Ветерок! Зарычав от ярости, я что было сил забилась в переплетении ветвей, стараясь вырваться на волю и догнать похитителя, что тащил моего воспитанника, моего Ветерка, как его мать обычно таскала свою добычу, не обращая внимания на его жалобные вопли... негодяй! Подлец! Да как ты смеешь... Клокочущее рычание прервало поток моих мыслей, и, точно выброшенная на берег рыба, я точно безумная начала рваться на свободу, как-то не задумываясь о том, что летать я не могу, и, если я и освобожусь, то неминуемо погибну всего через несколько мгновений - как только достигну земли... Да плевать мне на это было! Ветерок, совершенно беспомощный и беззащитный, кричал от ужаса где-то там, под облаками... а я совсем никак не могла ему помочь, и мне оставалось только кричать ему вслед, пока их обоих не скрыли низко плывущие облака, а я, совершенно опустошенная и обессилевшая, не повисла, точно тряпка, в равнодушной хватке мертвых ветвей. Я думала, что умираю... Последнее, что я запомнила - это медленно пролетевший мимо камушек, отколовшийся от основной породы и полетевший вниз, стуча о выступы скалы и словно бы отмеряя оставшиеся мне мгновения жизни... а потом наступила темнота... Я не могу сказать, провисела ли я на тех ветках несколько мгновений, или же успели пройти столетия. И когда вокруг моего тела, точно клещи, сомкнулись чьи-то громадные лапы, то я сумела лишь слабо, инстинктивно дернуться в ответ, не пытаясь, да и не желая вырываться...
"Тихо, глупая, - раздался в моей голове негромкий, усталый голос, - Это я".
"Тень?!"
"А то кто же, - фыркнула огнекрылая, после чего добавила уже другим то-ном, - Как ты, Ловкая?"
"Ничего... Голова болит немного, но все в порядке".
"Еще бы она у тебя не болела, - усмехнулась Тень, - Знаешь, какая у тебя громадная шишка на лбу? Я уж сперва подумала, что ты у нас решила рогами обзавестись. Сколько камней ты пересчитала, пока падала?"
"Не помню, - я поморщилась от боли, - И... Тень! Ветерок!"
"Я знаю, - кивнула та, - Небесный Пепел мне все рассказал".
"Пепел?"
"Урод, что похитил моего сына, - чужим, дрожащим от ярости голосом пояснила огнекрылая, - Мой бывший приятель. Во время любви он проиграл свой бой сопернику, и я, как и гласит обычай, выбрала себе в супруги Коготь Облаков, но этот ублюдок не простил мне моей так называемой "измены"... Вернее, - ее губы изогнула очень нехорошая усмешка, - этот бывший ублюдок".
"Ты... убила его?"
"Ага, - без гнева, без сожаления ответила она. Просто сказала, - Сбросила его на скалы, перед этим переломав ему все крылья. Но сперва вытряхнула из его поганой головы, куда он утащил моего сына. Теперь я знаю, где Ветерок".
"И где же он?"
"К закату отсюда. В месте, где гнездятся черные птицы и живут бледнокожие червяки, недалеко от Большой Ямы. Слышала о ней?"
"Еще бы я не слышала! - я лишь головой тряхнула, словно бы избавляясь от всех тех многочисленных слухов и сплетен, что ходили в Гнездовье касательно этой самой Ямы, - Значит, мы летим туда?"
"Я - да, - ответила огнекрылая, - А ты возвращаешься домой".
"Но..."
"Не спорь, Ловкая. Это слишком опасно, и я не смогу приглядывать еще и за тобой. Твои сородичи о тебе позаботятся. Ты не пропадешь".
"Но Тень... Я ведь тоже хочу помочь спасти Ветерка!"
"Верю, - с необычайной теплотой в голосе сказала та, - Поэтому и прошу тебя остаться. Ты поможешь мне, но если только не будешь мешать".
"И что ты будешь делать, когда доберешься до Ямы? Да ты не успеешь и на несколько взмахов приблизиться, как умрешь! Там всюду смерть!"
"Мой сын тоже там, - просто сказала она, - А значит, мое место - рядом с ним. Не волнуйся, Ловкая. Я дождусь сумерек, тогда, возможно, мне удастся проскользнуть незамеченной. Ты же знаешь этих странных двуногих - они слепы, и не видят даже того, что происходит у них перед самым носом".
"Но ведь ты тоже плохо видишь в темноте, - заметила я, - И, хотя бы ради того, чтобы приземлиться, не переломав крылья, тебе придется искать свет. А где свет - там и двуногие. Ты же видела их, Тень! Они не знают жалости! И они убьют тебя, как только увидят!"
"У меня нет другого выбора!"
"Выбор есть всегда..." - прошептала я едва слышно, и когти Тени сжались.
"Так я и знала, - чуть ли не с облегчением сказала Тень, - Ты бы не стала все это мне рассказывать только из желания запугать. Что у тебя на уме, Ловкая?"
"Я гораздо меньше тебя... нет, ты сперва выслушай меня, Тень! Я гораздо меньше тебя и окрашена куда незаметнее! Твои огненные крылья полыхают, точно пожар, и их даже полуслепой увидит, а мои, зеленые, наоборот, сливаются с землей, и меня куда сложнее разглядеть! Тебе придется лишь аккуратно сбросить меня над их гнездом, и, клянусь, я найду Ветерка и выведу его к лесу, откуда ты нас обоих заберешь. А если... если это не получится, то ты всегда сможешь отправиться вслед за мной... но я постараюсь, чтобы до этого не дошло!"
"Это очень опасно, Ловкая..."
"Не опаснее, чем для тебя, - фыркнула я, - Я не так беспомощна, как тебе кажется. И, если меня загонят в угол, я буду драться не на жизнь, а на смерть!"
"Ну..."
"Ты согласна?"
"Мне это не нравится!"
"Мне тоже. Но так будет лучше для всех нас".
"Что ж... хорошо, будь по-твоему. Что мне нужно делать?"
"Дождаться темноты - это ты хорошо придумала, - начала я посвящать ее в детали своего еще толком не придуманного плана, - Ночью мне будет легче найти Ветерка, чем днем, когда гнездо проснется. Тебе нужно будет спикировать на землю, после чего выпустить меня - только смотри, чтобы я не убилась! - и тут же улетать прочь, пока тебя не заметили".
"Я постараюсь опуститься как можно ниже, - кивнула Тень, - но не слишком, иначе не успею выйти из падения, и сама разобьюсь насмерть. И еще, Ловкая... Скажи мне одну вещь, пожалуйста... Прежде, чем мы начнем претворять твой план в действие".
"Да?"
"Почему ты нам помогаешь? Мне, Ветерку? Ты ничем нам не обязана!"
"Потому, что считаю вас друзьями, - я пожала плечами, - А друзьям нужно помогать... просто так. Ни за что".
"Хм", - ответила Тень, и больше уже ничего не сказала, видимо, прорабатывая в голове, каким бы это ей образом половчее провернуть свою часть работы. А я, подвернув под себя крылья, чтобы они не так сильно хлестали по ветру, свернулась клубочком в лапах у Тени, прижав голову к груди и закрыв глаза. Ну что ж... семена брошены. Осталось только ждать. И смотреть, какие взойдут цветы...
"Удачи, - голос Тени странно вибрировал, когда она, точно бесшумный призрак смерти, реяла над раскинувшимся далеко внизу гнездом черных птиц, и я почувствовала, как нежно, почти по-матерински сжались ее когти, - Если вы не вернетесь до рассвета, я отправлюсь за вами".
"Спасибо, Тень, - с теплотой в голосе ответила я, - Только не спеши бросаться на верную смерть, хорошо?"
Огнекрылая не ответила, но я невольно сжалась, почувствовав, как напряг-лись ее могучие мышцы, за миг до того, как Тень, плотно прижав крылья в телу, начала, точно камень, отвесно падать вниз. Я едва удержалась, чтобы не закричать в голос, а через мгновение меня лишили даже возможности это сделать - со звуком, больше похожим на удар грома, огненно-красные перепонки расправились, образовав знакомый крестовидный силуэт, и, резко сбавив скорость, Тень выбросила перед собой задние лапы, как на охоте. Ее когти тут же разжались, и я, со свистом разрезая воздух, продолжила эта отчаянное падение уже в гордом одиночестве. Воздух обтекал меня плотной волной, долго не давая расправить крылья, и лишь у самой земли я успела раза два или три лихорадочно полоснуть ими воздух, прежде чем со всего размаху врезалась во что-то мягкое и упругое, пару раз подбросившее меня на себе, после чего успокоившееся, и, когда мир перед глазами перестал кружиться, я обнаружила, что с крайне глупым видом сижу на какой-то странной штуковине, напоминающей синюю шкуру животного, натянутую на блестящих тонких ребрах. Постучав по ней когтем, я убедилась, что эта тварь не живая, и, успокоившись, осторожно слезла на землю, с любопытством оглядываясь по сторонам. М-да... Ну и местечко. Похоже на... на... ни на что. Нет, серьезно! Я даже фыркнула негромко, рассматривая окружающие меня предметы, совершенно неподвижные, а потому, судя по всему, поголовно мертвые. Зачем они тогда здесь стоят?.. Непонятно. Но - не мое это дело, и, тряхнув головой, я слегка приподнялась на задних крыльях и до отказа наполнила легкие воздухом, стараясь вычленить из царившей тут неразберихи запахов специфический душок Ветерка. Удалось не сразу - все-таки пестрокрылы не похожи на наземных охотников, и чутье у них гораздо слабее, но, тем не менее, я усердно пропускала сквозь себя воздух, пока, едва не подавившись очередным глотком, не поняла: да вот же он! Запах был слабый, но это совершенно точно был Ветерок, и, стараясь не опускать голову и грудь, чтобы не потерять нужную струйку, я, точно нелепая пародия на двуногого, запрыгала к стоящей неподалеку причудливой деревянной конструкции, судя по всему - гнезду. Ну и гнездышко... Ко входу к нему, наверное, для защиты от врагов, вела длинная штука, похожая на череду речных водопадов, и, цепляясь когтями за края этих "водопадов", я начала вскарабкиваться наверх, стараясь не рычать, когда в очередной раз врезалась локтем в дерево. Над входом в гнездо висело мертвое солнце, светильник двуногих, что давал странно ровный, холодный свет, от которого мне лично становилось не уютно, а страшно. Этот свет был совершенно не похож на то мягкое, мерцающее сияние, что изливало все живое в этом мире, и, едва увидев это солнце, сразу можно было понять, что те, кто привез его сюда - здесь чужие, и им нет места среди нас, не умеющим сеять вокруг себя свет... Холодное солнце тут же выхватило из темноты мою внушительную фигуру, бросив на землю огромную черную тень, но, к счастью, двуногих поблизости не было, и, глубоко вздохнув, я приподнялась на дыбы и, зацепившись когтями за большую дыру в стене, заглянула внутрь. Запах Ветерка тут определенно был, но, сколько бы я ни втягивала в себя воздух, определить его источник не могла. В конце концов я просто позвала его - коротким, чирикающим звуком, каким обычно подзывала к себе птенца, и даже просунула голову как можно дальше внутрь, пытаясь услышать голос своего воспитанника, но, сколько бы я ни напрягала слух, ничего, кроме обычных лесных звуков, разобрать не смогла. Видимо, здесь его не было... Разочарованно и как-то почти жалко заурчав, я потянулась назад, однако забыла о мертвом солнце, и, ударившись об него затылком, так испугалась, что ломанулась, не разбирая дороги. Естественно, тут же споткнувшись и хвостом вперед полетев на землю, о которую ударилась, как нарочно, именно крестцом - самым больным местом! Чтобы не оповестить все гнездовье о своем присутствии, мне пришлось поспешно зажимать пасть крыльями, и несколько мгновений я просто тихо корчилась на земле, пока спину не перестало выгибать от боли, после чего, перевернувшись, я неуклюже заковыляла прочь. Дальше пришлось действовать уже осторожнее, чтобы еще чего-нибудь себе не повредить, и именно осторожность спасла мне жизнь - я заранее услышала, как в мою сторону кто-то идет, а, так как прятаться было негде, то пришлось тупо пригнуться к земле, и, когда из-за угла вышел бледнокожий, то я уже не думала. Я просто прыгнула. А, учитывая, что это худосочное существо мне было на ползуба, то я просто намертво пригвоздила его к земле, попутно так приложив о нее затылком, что тот, не выдержав, потерял сознание, и, удовлетворенно фыркнув, я, на всякий случай запихав его обмякшее тело под ближайший деревянный навес, уже куда резвее поскакала дальше. Надо было спешить... Надо! Мои легкие горели, и, вытянувшись так, словно пытаясь достать до небес, я изо всех сил наполнила легкие воздухом... Ветерок, ну где же ты?! В голове путалась целая мешанина запахов, от приятных до совершенно отвратительных, но я, не успокаиваясь, протягивала сквозь себя все новые и новые порции, пока... Я так и замерла на самых кончиках задних крыльев, балансируя на хвосте и больше всего на свете боясь грохнуться на спину и потерять этот запах. Кажется... Кажется... Мои дыхала раздулись во всю ширь. Кажется, оттуда! И, опустившись на все четыре крыла, я направилась к соседнему гнезду, размером поменьше, но - без единого входа! Надо сказать, я порядком удивилась. Зачем строить гнездо, в которое никто не сможет попасть?! Это показалось мне странным, и, подобравшись к стене, я принялась обследовать ее. Ну не может быть, чтобы тут вообще не было входа! Может быть... здесь?!! Я с сомнением осмотрела небольшую щелку у пола. Как они туда... пролазят? На всякий случай я попыталась туда протиснуться - мало ли, вдруг тут есть какой-то секрет? - но, как бы я ни старалась, щель не поддавалась, а вот стена над ней... Не доверяя собственным ощущениям, я, на всякий случай, пихнула ее плечом, и в ответ она едва заметно затряслась, точно... стена была не цельной! Вход! Замас-кированный вход в гнездо! Хитро... Нехорошо прищурившись, я, стараясь действовать осторожно, чтобы чего-нибудь зазря не сломать, начала постукивать когтем по этой блестящей пластине, ища слабое место, однако, сколько бы я ни смотрела, пластина, судя по всему, была очень крепкой... Но время-то шло. И, в конце концов, мне это просто надоело. На узкой площадке было не развернуться, поэтому, не долго думая, я приподнялась на дыбы и, сдавленно зарычав рванулась вперед... но тут пластина словно бы провалилась, и я кувырком покатилась по странно ровному, гладкому полу, пока не врезалась во что-то твердое. Судя по негромкому оханью, это "что-то" оказалось живым, и, едва я более или менее сообразила, где низ, а где верх, как тут же попыталась разглядеть этого... кого-то. И можете себе представить, что я почувствовала, когда рядом с собой увидела... двуногого! Тот встретил меня такими же круглыми глазами. А дальше мы, как будто прочитав мысли друг друга, синхронно отскочили в разные стороны, и я тут же выгнула спину горбом, оскалив зубы, а бледнокожий схватился за длинную кожаную ленту, висевшую у него на поясе. Судя по тому, как он схватился за эту штуку, она была опасная, так что я свирепо зашипела, готовая, если что, погибнуть, но напоследок выцарапать ему его маленькие серые глазки! Однако - не успела. Неожиданно и словно бы прямо у меня под ухом раздалось пронзительное верещание, и, скосив взгляд, я увидела... Ветерка! Весь обмотанный какими-то белыми тряпками, малыш сидел неподалеку, взъерошенный, но, судя по всему, живой, и кричал, как целый выводок пестрокрылов разом. Вольно или невольно, но я закричала в ответ, пытаясь его успокоить, и в тот же миг, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, двуногий атаковал. Хотя кто он был против меня - букашка... В который раз убеждаюсь, что размеры бывают обманчивы. Я даже не успела вякнуть, как эта самая лента обвилась вокруг моих челюстей, и двуногий навалился на мою голову сверху, придавив ее к земле. Приглушенно заорав, я изо всех сил начала дергать шеей, мотая ею из стороны в сторону, пока не почувствовала, как лапы червяка ослабли на моем горле - и, торжествующе завопив, через голову метнула его прямо в стену. К счастью, лента держала не очень сильно, и, зацепившись за нее когтем, я стряхнула ее наземь после чего, злобно зашипев, двинулась в сторону своего противника, что стоял неподалеку, всей спиной вжавшись в стену. Никуда ты от меня не денешься, худосочный. Я тебя все равно достану. И ты узнаешь, каково это - связываться с такими, как я! Лицо за прозрачным, из какого-то твердого вещества сделанным пузырем стало еще белее, чем мне сперва показалось, и ладонь его сомкнулась на рукояти длинного блестящего клыка... откуда он его вытащил? Впрочем, неважно. Меня он все равно не остановит. Вот только, как бы то ни было, инстинкты свое брали, и мой взгляд тут же метнулся к странному оружию, а губы оттянулись к уголкам пасти, продемонстрировав зубастые челюсти во всей их, так сказать, красе. Глаза двуногого тоже переместились на его клык, и я готова была поклясться, что в них промелькнуло некоторое удивление... Его рука сделала движение даже прежде, чем я успела это заметить, и клык, неярко блеснув в слабом свете, пробивавшемся снаружи, отлетел в сторону, зазвенев по полу. Я так и села... Он же сознательно лишил себя последней защиты! Ну, тут возможно два объяснения: либо он меня ни во что не ставит - что маловероятно, учитывая, какими глазами он на меня смотрит - либо он... не хочет со мной драться?! Я серьезно задумалась о душевном здоровье этого парня, но прийти к каким-то выводам не успела, потому что неожиданно что-то увесистое врезалось мне в бок. Атаки с этой стороны я не ожидала, поэтому повалилась на пол, и тут же оказалась... лицом к лицу с Ветерком, причем малыш был явно на грани нервного срыва!
"Прекрати! - заверещал он, как недорезанный, хлеща меня щупальцами по голове, - Ты ничего не знаешь!"
"Ах ты... маленький... - я едва удержалась, чтобы не сказать грубость, - Чего же это я, интересно, такого не знаю?! Что он хотел убить меня, а потом и тебя?"
"Нет! Он хороший! Он помог мне! Если бы не он, я бы уже был бы мертв!"
"Что?!"
"Я свалился прямо ему на голову, а он спрятал меня здесь, чтобы другие не нашли! Он не обижал меня, честно! Он просто хотел помочь!"
"Откуда ты знаешь? - я сощурилась, - Мало ли что у него на уме! Ты мои мысли слышишь? Ты знаешь, что я думаю! А он?.."
"Нет", - кажется, такого моего вопроса малыш не ожидал.
"Вот и я - нет. Так откуда..."
"Но я знаю, что он не злой! Я просто... знаю это, и все! Он не может быть злым, Ловкая! Он совсем не такой!"
"Они все одинаковые!"
"Они не одинаковые! Как ты, как я, как мама! И он не похож на других! Не веришь? Смотри!" - и, соскочив с меня, он проворно заковылял к двуногому.
"Ветерок, стой!" - закричала я, потянувшись ему вслед, но он даже не оглянулся и, подобравшись к этому... этому... парню, ткнулся ему под колено. А тот не отпрянул, как мог бы. И не ударил его. Он просто опустился на одно колено, и его безволосая рука потянулась прямо к голове Ветерка... Я тихо зарычала, предупреждая, что не шучу, но двуногий не отпрянул, и его ладонь на удивление осторожно опустилась на головку птенца. Я следила за каждым его движением, но, чем больше времени проходило, тем больше мне хотелось спрятать клыки и удивленно приподнять щупальца: что тут вообще творится? Бледнокожий, как ни в чем не бывало, гладил Ветерка, а тот только и знал, что довольно урчать в ответ, пока другая рука в чем-то копалась у него на спине. Заинтересовавшись, я осторожно приблизилась, в любой момент готовая отпрыгнуть назад. Двуногий что-то бормотал, что-то ласковое, и его тонкие пальцы на удивление бережно подправляли одну из белых тряпочек. Я потянула воздух. Хм... Пахло чем-то... травяным. Огнецвет? Не похоже, хотя запах такой же щипучий. Мне даже захотелось фыркнуть, но тут Ветерок что-то негромко чирикнул, скосив на меня взгляд, а вслед за ним оглянулся и двуногий. Я впервые увидела его лицо так близко... Странное, надо сказать, лицо. Слишком плоское, на мой взгляд, но не такое мягкое, как у некоторых других двуногих. Только вот цвет нехороший - ну точь-в-точь как кишки какого-нибудь дохлого шестинога. Бр-р! Меня аж передернуло, и парень, нахмурившись, потянулся ко мне рукой - ну кто тебя просит лезть, а?! Я все-таки еще не была готова настолько ему довериться, и потому едва слышно зашипела, точно пузырь на вершине дерева-шара, если аккуратно проткнуть его когтем. Пальцы его слегка задрожали, но все же руки он не убрал. А он смелый! Не знаю, удержалась бы я, если бы оказалась в таком же положении - скажем, рядом с Тенью. Ну что ж... Я не верила ему. Ни капельки. Но, по крайней мере, поняла, что подлости от него ждать не стоит - и, негромко фыркнув, я слегка толкнула носом эту розоватую ладонь. Теплая... Странно - раньше мне казалось, что они холодные, как рыбы. А теперь... Рука осторожно погладила меня по лбу. Даже приятно! Я даже чуточку прижмурила глаза, млея от этого нового ощущения, но все же полностью забыться себе не позволила, и, когда голая рука слегка коснулась моего плеча, моя голова тут же повернулась ей вслед. Двуногий опять что-то зашептал, явно пытаясь меня успокоить, но, хоть я и не отпрыгнула куда подальше, следила за ним более чем внимательно. Он потянулся к моему раненому крылу... Реакция последовала незамедлительно - я тут же зарычала, но Ветерок обиженно заворчал в ответ, пихнув меня под локоть, и, недовольно на него посмотрев, я замолчала. Рука замерла в каком-то волоске от моего тела... а потом нежно коснулась рваного рубца, проследив пальцем след ужасной раны. Пробормотав что-то вроде "пуэ синк" (на самом деле - "poor thing", что значит "бедняжка"), он направился куда-то в сторону. Я проводила его злыми глазами.
"Ты все еще ему не доверяешь?" - чуть ли не со вздохом спросил Ветерок.
Я нахмурилась. Нахаленок...
"Не доверяю, - не терпящим возражения тоном ответила я, - Он странный - это я поняла точно. А странное зачастую опасно".
"Ну, а мне-то ты веришь?" - кажется, птенец ждал от меня не такого ответа.
"Тебе-то верю..."
"А я верю ему, - тут же насупилось это пушистое чмо, - Значит, и ты должна ему доверять, Ловкая! Он не такой, каким ты его видишь! Ты должна не видеть - Видеть его! Ну... просто попробуй! Пожалуйста, ради меня!"
"Ветерок", - чуть ли не обреченным тоном сказала я. Знал, чем меня дос-тать... шантажист мелкий! Я едва слышно зарычала себе под нос, после чего, повернувшись, вперилась в приближающегося двуногого настороженным взглядом. Впрочем, тот и не смотрел на меня, а, подойдя сбоку, присел рядом, держа в руках круглую баночку и небольшой кусок белого пуха, смоченного какой-то жидкостью. Я тут же поморщилась от неприятного запаха, но двуногий работал быстро и аккуратно. Его гадость слегка щипала, но я все же удержалась и не зашипела, хотя искренне хотелось. Протерев старую рану, он открыл крышку на баночке и достал оттуда что-то, похожее на липкий древесный сок, после чего принялся смазывать этой дрянью разрыв на перепонке. Надо признаться, теперь я смотрела на него, мягко говоря, с некоторым недоумением. Впрочем, судя по всему, он знал что делает, и, смазав всю рану, снял со своей кожаной ленты, что валялась неподалеку, небольшую загогулинку. Щелчок - и эта штуковина вспыхнула ярким светом, заставившим меня недовольно вздрогнуть. Свет бил не в глаза - наоборот, узкий пучок его был направлен прямо на рану, и я сразу почувствовала, как эта тягучая масса начала застывать, формируя что-то вроде пласта, соединившего края разреза. Вскоре вся нашлепка окончательно превратилась в крепкую мембрану, и двуногий, выключив свет, отодвинулся в сторону, чтобы я смогла осмотреть результат его работы. Нахмурившись, я, не спуская с него глаз, осторожно натянула перепонку крыла, и с удивлением почувствовала, что оно... не болит! Крайне изумленная, я еще сильнее выгнула крыло, после чего, уже забыв обо всем, дотянулась его кончиком до самого лба, выгнула, провернула в суставах все свои пленчатые перья... Крыло подчинялось безукоризненно, принимая самые сложные положения, и когда я его все же сложила, то... восторг было, пожалуй, слишком уж бледным определением.
"Вот видишь! - Ветерок, кажется, разве что не светился, - Он и тебе помог! Я же говорил... Он хороший!"
"Ветерок..."
"Что?"
"Помолчи!" - рыкнула я, после чего повернулась к двуногому. Он спокойно закручивал баночку, все теми же скупыми, неторопливыми движениями, словно не желая лишний раз совершать действие, не имеющее своего оправдания. Лень? Или все же аккуратность? Я даже фыркнула сквозь стиснутые зубы. А не все ли равно? И, повернувшись на месте (попутно едва что-то не сбив хвостом у себя за спиной), я осторожно потянулась к нему одним из своих щупалец. Беловатые волоски зашевелились... Двуногий замер, будто шестиног, зачуявший хищника, но отпрыгнуть не попытался, и я осторожно коснулась его головы, покрытой мягкой шерсткой. Она была просто удивительно мягкой, как пух на крылышках новорожденного птенца, и несколько раз я просто ради удовольствия провела по ней волосками, попутно пытаясь услышать, о чем же думает это странное существо. Но, сколько бы я ни искала, как добраться до его мыслей, самое большее, чего я достигла - это мягкой улыбки на его лице, и в конце концов он, подняв руку, осторожно стиснул мое щупальце в ладони, прекратив бесполезные попытки.
"Ты ни за что не раскроешь нам свои тайны, верно?" - все равно подумала я, осторожно освобождаясь. Какой же ты все-таки одинокий... да и не ты один. Все вы. Может, поэтому вы настолько агрессивны? Ну... в большинстве своем?
"Так ты поняла, или нет?" - устав дожидаться моего веского слова, спросил Ветерок. Мне хватило только оглянуться на него, и этот малолетний нахал, разве что не светясь, тут же замурлыкал, гордо раздувшись от осознания собственной правоты. Ну-ну, маленький... Я снова - едва удержалась.
Как... хорошо. Еще даже не до конца проснувшись, я все равно сладко потянулась всем телом, до хруста в каждой косточке, и, перевернувшись на живот, несколько оторопело принялась оглядываться по сторонам. Хм... кажется, я так устала, что повалилась кверху лапками прямо там, где стояла... или мне помогли? Ничего не помню... Встряхнувшись всем телом, я кое-как поднялась. Ветерок похрапывал неподалеку, на какой-то подстилке из странно пахнущего материала, и, фыркнув - как он может спать на таком? - я, постукивая когтями, направилась к двери... но тут она сама распахнулась, и внутрь, воровато оглядываясь, проскользнул наш вчерашний знакомый, прижимающий к груди какой-то белый кулек. Я принюхалась. Кулек пах мясом, и в животе у меня голодно заурчало. Кажется, получилось довольно громко - во всяком случае, двуногий улыбнулся и, достав оттуда огромный ломоть, бросил его мне. Я поймала играючи, тут же располосовав его на две половинки. Кусок, надо сказать, был отменный, но явно не на мои размеры рассчитанный, и, заглотив его, я выжидающе повернулась за следующим, однако ответом мне была лишь виноватая улыбка двуногого - второй кусок он уже скармливал мигом проснувшемуся на запах съестного Ветерку. У-у... ур-род! Раздразнил крохотным кусочком и слинял! Я лишь раздраженно щелкнула челюстями, и двуногий, снова засмеявшись, подошел к другой двери, к той самой, через которую я к нему ввалилась. Сквозь щель у пола пробивался легкий ветерок, и, отодвинув засов, он поистине величавым жестом распахнул ее... явив моему взору сонное гнездовье, окутанное легким туманом, темную стену леса, едва колыхавшуюся за колючей оградой... и чуть лиловатое небо, вот-вот готовое озариться первыми золотыми лучами рассвета...
Рассвет!
О Эйва...
Я ничего не успела поделать. Я даже подумать толком об этом не успела.
Хоть иногда время и тянется на удивление медленно... Казалось, даже сам воздух превратился в какую-то тягучую жидкость, похожую на ту, что склеила разрез на моем крыле, и я готова была поклясться, что слышала, как она зазвенела, когда, точно удар грома или трубный рев большеголова, над нами грянул этот ужасающий крик. Я слишком хорошо знала, кому он может принадлежать...
"Тень! - закричала я в отчаянии, - Нет, Тень!" - и, едва не сбив двуногого, я, выскочив на крыльцо, раскрыла крылья, готовая рвануться в небеса...
"Ловкая!" - сдавленно закричал за моей спиной Ветерок, но тут раздался другой грохот, куда более страшный, а в следующий миг - я даже пригнулась - надо мной, точно огненно-красный сгусток пламени, пролетела огнекрылая, во всем своем ужасающем великолепии, сжимая в когтях задних лап одну из черных птиц. Глаза Тени горели бешенством, и, согнувшись в кольцо, она драла птицу клыками и когтями, срывая с нее целые куски ее отвратительной шкуры, пока погнутый остов - куча безжизненных черных обломков - не рухнул на одно из гнезд, прогрохотав по крыше, и кошмарный крик Тени - крик, который, как я думала до этого, не способен быть изданным живым существом - не отразился в вечности... Она не собиралась никого жалеть. И себя в том числе. Она пришла сюда, чтобы убивать. И когда охрана гнездовья двуногих ожила, а со стен его, точно смертоносный дождь, посыпались огненные осы, несущие погибель, она не испугалась и не улетела прочь - наоборот, сопротивление ее, кажется, только еще больше распалило, и, свирепо расхохотавшись - никогда не слышала ничего более жуткого, чем этот хохот! - она бросилась прямо на них. Если бы мне кто-то рассказал - не поверила бы. Ну не может существо таких размеров вытворять что-нибудь подобное! И, когда я смотрела на то, с какой легкостью гигантская хищница уворачивается от ударов, я даже на миг поверила, что, возможно, ей и удастся спастись... да только Тень, судя по всему, считала иначе. Ей ее жизнь была без надобности. Она просто... не хотела жить. А потому, устав играть в прятки со своими врагами... просто бросилась прямо под их удар.
"Тень, нет!" - заверещала я во весь голос и, оттолкнувшись крыльями от пола, изо всех сил рванулась в небеса. Порванное крыло натянулось, но рана ничем не напомнила о себе, словно перепонка никогда и не была порвана, и, волей или неволей, но я не смогла сдержать протяжный крик счастья... тут же едва не поплатившись за это - я едва успела нырнуть вниз, как огненные осы пролетели через то место, где я была мгновение назад. Ну что ж... Тень может - а я что, не могу?! И, про себя ухмыльнувшись - посмотрим! - я, полусложив левое переднее крыло и поджав оба задних, ушла на резкий поворот, закружившись симпатичной и на диво бешеной спиралью. Я металась, точно ошалевший пурпурнокрыл, отвлекая на себя огонь, пока не подобралась на нужное расстояние и, тут же бросив дурачества, не бросилась на ближайшего врага. Я хорошо его разглядела - странную блестящую штуковину, что резво ворочалась на стене, поливая окрестности беспрерывным огнем, но меня ей было не остановить, и, оглушительно завизжав, я бросилась на нее сбоку. Эта дрянь была горячей, как каменный валун жарким полднем, но я все равно нашла ее слабое место - толстые, похожие на щупальца штуки, идущие из задней части ее длинного рыла, в которые тут же и вцепилась. Зубами. Ох, зря я это сделала... Она явно на меня разозлилась. И вдарила мне по полной. На какой-то миг у меня создалось впечатление, будто я, по дури, решилась полетать во время грозы и попала под удар молнии. Каждая мышца в моем теле натянулась, как, вроде, и не положено-то ей тянуться, глаза закатились - на несколько мгновений я совершенно перестала соображать, словно мое сознание внезапно исчезло. Ужасно ощущение, я вам скажу... просто ужасное! Я думала, что умру. И когда меня накрыла громадная черная тень, я лишь закрыла глаза, ожидая, когда меня накроют ледяные крылья смерти, однако, хоть крылья и накрыли, они были вовсе не холодные, а наоборот - теплые, почти горячие, и все измазанные липкой кровью! Впрочем, что к чему - я сообразить не успела. Потому что в следующий миг меня буквально впечатало в мягкую лесную землю, по самые уши утопив в грязи - в мертвой, пропахшей вонью двуногих почве, уже который год не знающей, что такое трава или деревья!.. Странно, но это придало мне сил, и, титаническим рывком воли вернув себе способность двигаться, и, зарычав, рванулась прочь из-под плотной мембраны, придавившей меня к земле. Удалось не сразу - вес был слишком велик, но я все равно ползла, цепляясь за старые, скрюченные корни, торчащие из земли, словно это сама Эйва протягивала мне руку помощи... Эйва, за что, за что ты с нами так?! Я ведь знала, кто спас меня. Мои легкие были переполнены этим запахом, но я все равно не верила ему и, точно безумная, продолжала сражаться... Пока, точно удар хлыста, не полоснул по моим дыхалам свежий воздух, и, закашлявшись, я не вывалилась из-под крыла... Тени. Она не шевелилась, только хрипло дышала, натужно раздвигая сломанные ребра, с трудом заполняя легкие воздухом.
"Тень", - прошептала я едва слышно, и веки огнекрылой слабо дрогнули в ответ, открывая ее проницательные глаза. Она смотрела прямо на меня, удивительно широкими, заполнившими почти всю радужку зрачками, казавшимися мне маленькими омутами черноты, ведущими прямо в вечность.
"Мой... сын..."
"Он жив, Тень! Жив! Это... это я во всем виновата! Прости, прости меня, пожалуйста! Я не хотела, чтобы все так... Тень!"
"Спаси... моего... сына, - каждую мысль она словно бы выталкивала наружу, как мать, порой, выталкивает своих птенцов из гнезда, когда решит, что для них настало время первого полета, - И сама... тоже... спасайся, Ловкая!" - после чего, натужно приподнявшись, она медленно, почти грациозно расправила крылья... или же мне так показалось, потому, что я ловила каждое ее движение, каждый жест, каждое выражение в ее глазах?.. Время словно бы остановилось, но потом, опомнившись, понеслось вскачь, точно обезумевший большеголов, и, взревев, Тень схватила меня задними лапами и потянула за собой - вверх! Еще одна очередь смертоносных ос вспорола воздух рядом с нами, но меня не задела ни одна, а вот на груди Тени, точно алые цветы смерти, расцвели кровавые пятна. Я закричала, словно это в меня попали, но Тень лишь рассмеялась в ответ, и, мощно полоснув воздух крыльями, почти отвесно - я так не умею! - взвилась над стеной, словно бы обняв ее громадным полотном из прорванной в нескольких местах, но все равно яростно полыхнувшей в первых лучах рассвета перепонки... и, спустя мгновение и удар сердца, я почувствовала, что вырвалась из ее когтей и устремилась к земле. Как раз вовремя - потому что еще через один миг до моих ушей донесся страшный грохот, и над гнездами двуногих начали подниматься черные птицы. Тень встретила их одна. А я, не помня себя от страха, стремглав помчалась туда, где остался Ветерок. Пластина, прикрывавшая вход, была закрыта, но я на полном ходу врезалась в нее, попросту выломав ее из стены, и ворвалась внутрь гнезда, точно разъяренная бестия, тут же увидев птенца - тот смотрел на меня ошалелыми глазами, крепко прижимаясь к груди двуногого.
"Ветерок! - чуть ли не завизжала я, - Уходим отсюда, быстро!"
"Но..."
"Без разговоров! - прорычала я настолько свирепо, что мне позавидовала бы целая стая огнекрылых, и, бросившись вперед, буквально выдрала его из рук двуногого, - Держись за меня!" - после чего, кое-как устроив его у себя на спине - тяжелый! - я мельком оглянулась на нашего спасителя. Его глаза...
"Спасибо тебе", - со всей искренностью, на какую сейчас была способна, прошептала я, и готова была поклясться, что он меня услышал - во всяком случае, лицо его чуть дрогнуло в ответ. Но разбираться было уже некогда, и я повернулась к проходу, однако тени на полу внезапно заметались, и внутрь помещения целым скопом ввалились трое двуногих, что, увидев меня, что-то закричали так и застывшему на своем ложе сородичу... видимо, чтобы он убегал... да вот только он и не думал этого делать. И когда один из явившихся вскинул блестящую палку, похожую на ту, что стояла на стене, только поменьше, наш знакомый, словно преобразившись, тут же бросился на него, повалив на пол. Между ними завязалась борьба, и оставшиеся двое принялись растаскивать их в разные стороны. Чудно! Мне только это и надо было. Потому что никто из них не успел даже спины разогнуть, как я, воспользовавшись их телами в качестве помоста, проскочила над ними, кому-то здорово вдарив когтем между лопаток (надеюсь, что не нашему другу!), и, вырвавшись из тесного помещения, без раздумий взвилась над землей. Ветерок заверещал в голос, что есть силы вцепившись мне в плечи, а я, натужно взмахивая крыльями, начала набирать высоту, стремясь уйти как можно дальше от этого проклятого места... от земли, пропитанной кровью... от всего этого чужого, серого мира, что, словно ядовитая тварь, присосался на зеленом теле наших лесов, высасывая их него все соки! Однако сказать оказалось легче, чем сделать, и, едва я услышала за собой гром птичьих крыльев, как тут же, ни о чем не думая, метнулась в сторону, уходя от огня - вовремя! Кажется, Ветерок кричал, во всяком случае, я чувствовала, как дрожит его горло от распирающих его воплей, но оглядываться было некогда - я и так была по уши занята тем, что пыталась спасти обе наши жизни, петляя над землей и уворачиваясь от свистевших мимо ос. Одна из этих тварей пробила мне крыло, оставив круглую дырку, тут же обкатившую всю перепонку жгучей болью, но ощущение проскользнуло как-то боком, едва задев сознание, потому что на данный момент у моего сознания были куда более важные проблемы. Например - как остаться в живых и не угробить Ветерка. Учитывая, что птенец покрыл почти всю мою спину, и его красноватый пух заметно выделялся на фоне моих зеленых крыльев, он был идеальной мишенью. Когда же я попыталась, заложив крутой вираж, подняться повыше, чтобы, перевалившись через стену, вырваться из замкнутого круга каменной ограды, меня встретил перекрестный огонь, и, чтобы спастись, мне пришлось, подобно камню, рухнуть вниз, на бреющем полете проскользнув над самыми крышами гнезд двуногих. А если так... Признаться, я не особо удивилась. Этого следовало ожидать... Нам отсюда не вырваться. И вопрос уже будет не в том, кто выживет, а в том, кто дольше продержится. И сколько врагов унесет с собою за грань смерти. Но... ладно, я. Я много чего в жизни натворила. Ну... разок даже чужой кусок добычи стянула. Не удержалась. А еще, наверное, иногда говорила не совсем то, что думала. Или не всю правду... Ладно, Тень. Я не знаю ее прошлого, но наверняка она чего-нибудь да учудила. Но... Ветерка-то за что? Что он-то вам сделал?! Я не понимала. Но за его жизнь я была готова бороться до самого конца. За жизнь огнекрылого, за жизнь одного из тех демонов, одно упоминание которых всего несколько месяцев назад заставило бы меня затрястись от ужаса... Не смешно, Эйва. Не смешно! Приглушенно зарычав, я вывернулась в воздухе, нацелившись прямо на черную птицу, что огрызнулась в ответ осами, да только мне было не до того. Посмотрим, как эти двуногие умеют ценить своих!
"Что ты делаешь, Ловкая? Что ты делаешь?!" - заверещал Ветерок на моей спине, но я его уже не слушала. И, выгнув одну пару крыльев кверху, а вторую - вниз, я буквально вкрутилась в воздух тугой спиралью, поднырнув под черное птичье брюхо и уцепившись когтями за ее тонкие ноги. Ветерок верещал уже беспрестанно, вцепившись в меня крыльями и обхватив задними лапками, а черная птица, явно перепугавшись до смерти, вертелась волчком, пытаясь меня сбросить, но мой план сработал - оставшиеся внизу явно не рисковали стрелять в меня, опасаясь подбить и ее, так что мне оставалось лишь держаться изо всех сил. Только вот... на сколько меня хватит? Рано или поздно... мне придется отцепиться. И что тогда? Смерть?.. Думать об этом не хотелось. Я не привыкла загадывать на будущее. И, зажмурив глаза, я всем своим телом прижалась к холодному и мертвому металлу, пробравшему меня до самых костей. Не думай о смерти, Ловкая. Смерти нет, когда есть ты, а когда она придет за тобой, то и тебя уже не будет... Верь в это. И живи, пока можешь. А потому, когда черная птица неожиданно резко рванулась в сторону, точно подхваченная ветром, я даже не сразу поняла, почему... пока не увидела промелькнувшие над собой полыхающие на солнце крылья, и в мыслях радостно проскользнуло: Тень, Тень... ты жива... Но через пару мгновений раздался страшный удар, перед моими глазами, будто гневные руки земли, взвились к небесам бессчетные ветви деревьев, и, спустя мгновение, я почувствовала, как кувырком полетела прочь, сминая папоротники. Я еще успела накрыть Ветерка собой, закутать его в свои крылья, прежде чем птица превратилась в гигантский огненный шар, через мгновение взорвавшийся всполохом дикого пламени. Волна испепеляющего жара прошла прямо надо мной и врезалась в стволы деревьев, тут же затрещавшие от боли, а я закричала в голос, чувствуя себя так, словно с меня содрали всю кожу... но не из-за огня, о нет! Я ведь знала, что заставило черную птицу рухнуть на лес. Я знала, кто направлял ее безудержный полет в последние мгновения ее жизни, мертвой хваткой вцепившись в черную шкуру. Я все знала! И потому могла лишь вопить, лишь стонать, лишь заходиться безумным плачем, прекрасно зная, что этого мне уже не исправить! А когда огненный вихрь все же стих, поглощенный влажным дыханием леса, мы с Ветерком еще долго лежали неподвижно, не в силах оглянуться назад, слушая, как, потрескивая, догорает умирающее пламя, как недовольно кричат где-то среди крон потревоженные птицы... слушая, как мучительно и яростно, наперекор всем смертям на свете, стучат наши все еще живые сердца...
"О чем думаешь, Ловкая?" - донесся до меня негромкий голос, и, оглянув-шись, я грустно улыбнулась Ветру Перемен, неподвижно сидевшему на краю нашего старого гнезда, как она сидела когда-то, давным-давно, много лет назад...
"Ни о чем, Ветер, - осталось лишь прошептать в ответ, - Ни о чем".
"Я тоже", - кивнул он с пониманием. И знаете... Если кто-нибудь когда-нибудь еще скажет мне, что огнекрылые не умеют плакать - я промолчу в ответ.
Потому что воистину мудра была Падающая Тень.
Правда - это не то, что есть на самом деле.
Правда - это то, во что ты веришь.