Я лежал на диване и листал свежий выпуск "Мозгоебства каждый день". Ни одной буквы разобрать не мог, но картинки нравились. Впрочем, когда я под гидом, мне нравится абсолютно все. С таким же успехом мог торчать и от "Женских советов".
В дверь постучали.
- Идите в пизду, мудаки хуевы, - промычал я.
Голос мой сейчас напоминал гул в водосточной трубе.
Забарабанили сильнее. Очевидно, били ногами.
Утром эти скоты спиздили двадцать милов моего гида.
- Открой, твою мать! Открой! - это Вилка. Готов спорить, что именно она поковырялась в моем НЗ. Сука.
- Я же сказал, иди в пизду! - крикнул я.
В пустом телевизоре стояла большая трехлитровая банка с рыбками. Вилка сперла их в зоомагазине. Каждое утро начиналось с того, что она сыпала своим головастикам вонючую хуйню из разноцветной пластиковой коробки.
Коробку сука спиздила в том же магазине.
Я с трудом поднялся с дивана. Перед глазами плыли разноцветные круги. В башке гудел вентилятор.
- Прошмандовка, или ты скажешь, куда дела мой гидроморфон, или я расхуячу твоих сраных рыбок, - сообщил я.
Взял разноцветную коробку и высыпал все содержимое в банку. В мутной воде закружились, точно пепел после извержения охуенного вулкана, серые щепки. Головастики испуганно залегли на дно.
- Не трогай рыбок! - завизжала Вилка. - Открой! Отдам я твой ебаный гид! Открой, блядь!
Я подошел к двери.
- Отдашь?
- Отдам! - прокричала девушка.
Щелкнул замок. Я впустил Вилку.
Первым делом она бросилась к телевизору с рыбками.
- М-у-уда-ак, - протянула Вилка, сжимая в руках банку. - Что ты натворил?!
- Дал головастикам пожрать, - ответил я. - Где мой гид?
Вилка села на стол, прижала к груди банку с рыбками. Уставилась на меня:
- Я его поменяла.
- На что? - осторожно спросил я.
- Вот на это, - ответила Вилка.
Девушка поставила банку рядом с собой, сняла с плеча сумочку и достала оттуда небольшой белый шарик. Слегка потерла его ладошкой, потом протянула мне.
- А что это за хуйня?
- Яйцо ангела.
Я взял шарик в руку. На ощупь он был теплым и мягким.
Хуйня какая-то.
- Ты поменяла это на десять ампул гидроморфона?
...Неприкосновенный запас у меня появился три года назад. В город приехал какой-то косоглазый хер из Японии. Привез с собой десять вагонов с гидрокодоном, гидроморфоном и оксикодоном. Начал скидывать дурь по бросовым ценам.
Говорят, якудза собирались организовать у нас центр сбыта своего опиатного говна.
Местные наркобароны не одобрили демпинговую продажу японской наркоты. Собрали толпу придурков-торчков, раздали арматуры и отправили громить драг-точки косоглазых.
Надо ли говорить, что среди придурков-торчков был и я?
- Да, прости...
Эта дура ни хуя не понимала в наркоте. Иногда баловалась транквилизаторами, но в серьезные вещи не врубалась.
Тупая сука.
- Забери ебаное яйцо, отнеси обратно и засунь своему меняле в жопу. Я хочу обратно мой, блядь, гид.
Когда я под кайфом, то плохо контролирую себя. Впрочем, разве не ради этого мы долбимся?
Вилка забрала у меня шарик и отрицательно покачала головой. Потом сложила ладошки лодочкой и поднесла к уху:
Я ширялся гидом уже добрых семь лет. А до этого сидел на морфе. За это время успел повидать немало чертей и ангелов. Обычно они приходили как дополнение к дозе. Но, блядь, менять двадцать милов дури на подобную хуйню - совершенная поебень.
- Бегом детка, - сказал я. - Ты ведь не хочешь заполучить дополнительную девятимиллиметровую дырку в жопе?
Засунул руку под диван и достал пушку. Мою славную компактную четырнадцатизарядную Беретту.
Дверь взвизгнула. На пороге показался Шприц.
- Ты хочешь ебнуть Вилку? - удачно пошутил он.
- Эта сука поменяла двадцать милов моего гидроморфона на яйцо ангела.
Шприц снял с головы фетровую шляпу, отвязал с шеи голубой шарфик. Бросил на вешалку.
Этот мудак считает, что фетровая шляпа и голубой шарфик делают его похожим на Гелая Фроста.
По мне, так они делают его похожим только на ебанутого педика.
- На яйцо? Почему на яйцо, а не на хер? Вилка, зачем тебе яйцо ангела?
Шприц всегда шутит так, будто играет главную роль в "Грязных выебонах". Когда-нибудь я его грохну.
А потом засуну в жопу голубой шарфик.
***
Двадцать пятого февраля девяносто шестого я умру во сне. Но этого пока не знаю.
Весной девяносто четвертого мне сделают последнюю операцию. Окончательно распотрошат гнилую требуху. И этого я пока тоже не знаю.
В апреле девяносто третьего у меня обнаружат рак желудка. И этого я еще не знаю.
Зимой девяносто первого у меня будет охуенный передоз. Я ослепну на один глаз.
Но сейчас это все мне сугубо параллельно.
Я родился в шестьдесят шестом году в Дрездене. Впрочем, после того, как в шестьдесят втором Советы завалили ракетами-сосисками Штаты, стало совершенно безразлично, где появляться на свет.
Родители Вилки, французы, точно так же подохли от голода, как и мои предки. Какая разница - немец ты или сраный лягушатник, если из жратвы и у тех и других только листовки?
Со Шприцем я познакомился в Сопротивлении. Мы вместе жрали клейстер, которым должны были лепить газеты. По-моему, ни одной в городе так и не появилось.
Все хотели вступить в Сопротивление, чтобы дорваться до клейстера.
Когда коммунисты начали зачистку, мы со Шприцем съебали в Женеву.
В восемьдесят первом Женева стала райским уголком. Какая-то крупная партийная шишка превратила город в выездную резиденцию. Оазис, еб его мать. Здесь было немеряно наркоты и шлюх.
Шишку грохнули. В восемьдесят втором городок превратился в свалку. "Капиталистический нарыв на теле Мира" - писали в газетах. А в восемьдесят третьем всем стало посрать на Женеву. В Советах отбросил коньки дряхлый генсек Лаврентий Берия.
Впрочем, наркота и шлюхи в Женеве остались.
В восемьдесят шестом мне стукнул двадцатник. Японцы впервые пересадили человеку искусственное сердце. А в стране Советов началась гражданская война.
В мире творилась хуйня. В моей жизни творилась хуйня.
А по телевизору крутили "Грязные выебоны", вестерн про ковбоев-укурков.
***
- Вилка, это полная хуйня. Яйца высиживают жопами. Их не поливают кровью.
Наша девка окончательно съехала с рельс.
Впрочем, идея отметить Рождество, надо признать, была неплоха.
- Нет! - зашипела Вилка. - Мне именно так сказали. Первые десять дней держать в холодильнике, потом неделю поливать кровью.
Мы с Вилкой сидели на скамеечке в городском саду. Я курил лед, девчонка листала "Женские советы". А Шприц шлялся где-то в своем пидарском голубом шарфике.
На самом деле меня уже давно не торкало от льда, а Вилка едва умела читать по слогам. Мы ждали лоха. Неделю держали яйцо ангела в холодильнике. Теперь собирались добыть крови для поливки.
Полный идиотизм. Но, блядь, это было интереснее, чем ежедневно валяться на диване, ширяться и ебать Вилку.
Мне, честное слово, стало даже интересно, чем же закончится вся эта хуйня с ангельским яйцом. Шар с каждым днем увеличивался. И в нем действительно что-то было. Рано или поздно это что-то должно было вылупиться.
Вилка рассказала, что когда ее мать была маленькой, то каждый год отмечала праздник Рождество. Именно в этот день на свет появлялись маленькие ангелы и дарили детям подарки. Или что-то вроде этого.
Только уторченные мудаки, такие как мы, могли придумать Рождество ангела.
- Вот этот, - шепнул я. - Давай.
Мимо нас шел высокий светловолосый парень. На вид ему было лет семнадцать. В ухе у него красовалась солидного размера серьга в виде серпа и молота. После того, как преставился Берия, побрякушки с коммунистической атрибутикой стали охуенно модными.
Вилка вскочила со скамейки и подбежала к парню:
- Привет, малыш! Ты такой модный. Не хочешь маленький трах? Совсем-совсем дешево. Сосу и в жопу даю. Я чистенькая. Справка есть. Гандоны свои, а? - тараторила Вилка.
Озабоченные малолетние ебланы всегда ловятся на подобную хуйню. Именно так мы и познакомились в свое время с Вилкой. Она снимала парней на Центральной дискотеке, в подворотне вставляла спицу в ухо и обувала. Если кто-то начинал рыпаться - съебывалась, предварительно надавив на эту самую спицу.
Парень призадумался. Потом спросил:
- Сколько?
- Десять, а? - ответила Вилка.
- Идет, - блондинчик заулыбался.
- Пошли, - девушка потянула его за руку.
- Ебнем его прямо здесь? - спросил я у Вилки.
Блондинчик, скорчившись, сидел у изгвазданной засохшим говном стенки. Судорожно пытался застегнуть ширинку.
Вилка поправляла прическу.
Я стоял около паренька и держал Беретту, мою милую лапочку, рядом с его носом.
Девушка пожала плечами.
- Вы из якудза, да, ребята?.. - завыл внезапно блондинчик. - Не убивайте меня... Не убивайте... А?..
- Заткнись, хуев гомосек! - прорычал я и нажал на курок. Рядом с корками говна расплылось уродливое красное пятно.
Завоняло горелым.
- Блядь, - сказал я. - Предохранитель пошел по хуям. Я ж так могу случайно и себе яйца отстрелить.
- Режь ему руки, - сказала Вилка. - Хотя нет. Погодь. Я сбегаю за бутылкой.
Ну что за хуйня.
Как праздновать ебучее Рождество - так все горазды. Как разделывать мясо, так, блядь, всегда я.
Вилка вернулась через десять минут. Принесла бутылку минералки "Партия-особая". Вылила воду на землю, отрезала лезвием пластиковое горлышко и протянула емкость мне.
- Горлышко используй как воронку. Кисти ему сноси. Быстрее. Пока кровь окончательно не застыла.
Я откромсал ножом блондинчику одну кисть. Кровь вяло потекла.
- Сожми руку возле предплечья, а потом отпусти, - посоветовала Вилка. - В "Грязных выебонах" такое показывали.
Профессор расчленения дохлых блондинчиков, блядь.
***
Неделя подходила к концу.
Каждый день мы исправно поливали яйцо кровью. Оно росло.
Специально к Рождеству мы прикупили кучу жратвы. Появление на свет ангела стоило отметить как следует.
...и начали придумывать желания.
- Я хочу дом. Охуенный дом, с бассейном и огромным гаражиком, - мечтала Вилка. Она явно пересмотрелась в детстве фильмов про партийную номенклатуру.
- Киностудию. Хочу киностудию, - говорил Шприц, поправляя своей ебучий педерастический шарфик. Наверняка на своей сраной студии он перетрахает всех миленьких баб и мужиков. И будет снимать фильмы про гомиков в голубеньких шарфиках.
А у меня было всего лишь одно желание.
Я хотел торчать до конца дней своих.
Яйцо задрожало.
- С Рождеством! - заорал Шприц. Потом, опомнившись, добавил: - С днем благоебения, детка.
Мы стояли вокруг яйца и с нетерпением ждали, когда же, наконец, покажется ангел.
Скорлупа треснула.
На стол вывалился маленький уродливый цыпленок.
***
Двадцать пятого февраля девяносто шестого известный киноактер Штеффан Альмстат, он же Шприц, и выдающийся хирург, Карла Нильсон, Вилка, поздравят меня с тридцатилетием. И подарят гигантский особняк в центре Токио.
Весной девяносто четвертого у меня родится сын.
В апреле девяносто третьего поженюсь на косоглазой дочке крупной шишки из якудза.
Зимой девяносто первого я выиграю двести пятьдесят тысяч в лотерею.
***
- Что это за ебучий птенец? - спросил я.
Вилка пожала плечами. Шприц почесал затылок.
- Ангел? - неуверенно спросил он.
- Хуйня какая-то, - ответил я. - Рождество не удалось.
Достал из-за пояса Беретту. Выстрелил.
Еще раз. Еще.
- Ты ебанулся палить в доме?! - завизжал Шприц.
Вилка заплакала.
Эту мелкую крылатую хуйню поменяли на двадцать милов моего гидроморфона! Блядь!
Я подошел к пустому телевизору, взял банку с головастиками и со всей силы ебанул ее об пол.
- С Рождеством, - промычал Шприц и поправил на шее свой пидарский голубой шарфик.
***
Зимой девяносто первого у меня случился охуенный передоз. Я ослеп на правый глаз.
В апреле девяносто третьего у меня обнаружили рак желудка. Сказали, что жить мне осталось два года. Максимум. Ну и хуй с ним.
Весной девяносто четвертого мне сделали операцию. Блядь. Лучше бы я сам подох.
Завтра, двадцать пятого февраля, мне стукнет тридцать лет.