Надо больше доверять друг другу, вот что я вам скажу. Если бы мы тогда поверили старине Ры... Но кто же поверит, что Ры стало нехорошо от выпивки, если этот чувак на спор пил спизженный у байкеров бензин?
Говорят, когда Толстой Мамми было тринадцать лет, то ли дед Мороз ее изнасиловал, то ли она его, - никто уже и не вспомнит, как было дело, даже сама Мамми. Я думаю, что все-таки она его, потому что знаю Мамми... Известно только, что с тех пор у нее шарики за ролики немножко заехали.
Мамми - сто с лишним кило жира. Мамми - для нее не существовало закрытых дверей, она выносила их ударом своей туши. Мамми - груди гнилыми арбузами. Мамми - густой зеленый каракуль в кокетливом вырезе на юбке. Сбивающий с ног запах пота, выделений и дешевых духов. И баран на поводке, выкрашенный той же краской, что и маммин лобок. Баран вонял похлеще своей хозяйки и выдрессирован был идеально. Она никогда не оставалась неудовлетворенной. Она называла его "сыночка" и "бяшенька". Их с бараном любовь никогда не омрачнялась ссорами. Ох, Мамми...
Все знали, что у Мамми мозги всмятку, но никто не обращал внимания, пока Ры не надрался этим новомодным пойлом, которое рекламировали на каждом углу. Ну, знаете: Дед Мороз со стаканом и девками, наряженными снежинками, и глаза такие, как будто Санта-Клаус вставил ему в задницу. Перед Новым Годом этим стариканам в красном приходится потреблять столько всякой муры, что неудивительно, что потом они целый год отдыхают.
Все знали, что у Мамми мозги всмятку, но кому до этого дело? С ней было хорошо. К ней всегда можно было приникнуть и поплакаться в гигантскую жилетку. Доброты Мамми хватало на всех. Ее потные ладони убирали любой страх. Она всегда находила слова утешения. Она была уютной, вот - она была уютной. А еще Мамми обожала праздники. Без ее зычного голоса компания становилась скучной, а веселье - мертвым.
Незадолго до Рождества мы устроили маленькую вечеринку. Как всегда - духотища, дым такой, что топор вешай, и море выпивки. К двенадцати Толстая Мамми уже валялась на полу, суча ногами, и кричала, что хочет Деда Мороза. Через открытое окно в душную комнату рвался холод. Сквозняк нес запахи помойки и озноб, но остудить горячие головы не мог. Ры, который давно мечтал вставить Мамми, в мечтах о ней стерший руки до мозолей, немедленно предложил свои услуги. Но Мамми не так-то легко провести.
- Ты ненастоящий Дед Мороз, - сказала она сникшему Ры, - и настоящие желания ты выполнять не умеешь. Даже Бяшенька справляется лучше тебя, правда, сыночка? - баран заинтересованно подвинулся ближе. "Ах ты, сынуля", - пробормотала Мамми, грузно переваливаясь на четвереньки и отклячивая задницу. Короче, все шло своим чередом.
И вот тогда-то загрустивший было Ры выпил пару стаканов этой шняги и сразу ожил. Все-таки реклама не врет. По крайней мере, глаза у Ры были почти такие же, как у того деда. Ры соорудил себе бороду из прокладок Мамми и бегал по квартире, пытаясь подарить кому-нибудь свой член. Сначала он, конечно, сунулся к Мамми, но она только фыркнула и целомудренно прикрыла вырез на юбке. Остальные тоже не пылали энтузиазмом. Сморщенным отростком заинтересовался только баран, да и то больше с гастрономической точки зрения. Ры, глядя в оловянные бараньи глаза, затосковал и начал ныть, что, дескать, ему плохо, хуй никто брать не хочет и вообще его от нас всех тошнит. Кто же знал, что он это всерьез! Мы бы хоть его в сторонку отвели ...
Короче, Ры наблевал прямо на ноги Мамми, туда, где из ее лучших туфель выпирали опухшие складки плоти. "Ры, лапочка, ну зачем же так?" - засмеялась Мамми, изящно дрыгнула ножкой и направилась за новой порцией выпивки. Толкнула могучим плечом жалобно взвизгнувшую дверь на кухню. Гладкие подошвы туфель заскользили по жирной блевотине Ры... Мамми сопротивлялась. Она выпучивала глаза и размахивала руками, оставляя вмятины на стенах. Она даже успела схватиться за рог барана, но тот уже ничем не мог ей помочь.
Когда мы подняли Мамми, оказалось, что с ней-то все в порядке. Не в порядке был Бяшенька. Выдавленные кишки расползлись по полу, а по черепу змеилась здоровенная трещина, из которой вяло вытекали желтоватые мозги. Рог вырван с мясом. Думаю, если бы Мамми упала на кого-нибудь из нас, результат был бы тем же. Но она упала на верного барана...
- Бедный невинный Бяшенька, - произнесла Мамми, рассматривая смятую зеленую шкуру. - Ненавижу дедов морозов. Они лишили меня всего. - Она перевела дула глаз на Ры, и он сжался. - Они лишили меня невинности. - Ры задрожал. - Они лишили Бяшеньку жизни. Они ни разу не исполнили ни одного настоящего желания. Ненавижу дедов морозов, ненавииижууу! - из ее глаз хлынули потоки слез. Этого Ры выдержать не смог и ринулся прочь. А мы остались. Думаю, каждый про себя решил: а вдруг именно я смогу наконец-то заменить этого тупого барана?
А потом Мамми успокоилась. Правда, глаза у нее сильно блестели и вообще смотрели нехорошо, но мы подумали, что это от слез. Никто и не знал, что она что-то задумала.
- Надо же мне чем-то заменить моего Бяшеньку, - говорит Мамми, и мы идем в магазинчик под названием "Игрушки Киссаньки". По дороге мы наперебой предлагаем себя, но Мамми непреклонна. Вваливаемся в магазин, Толстая Мамми занимает весь зал и зычно требует самый большой и толстый член, какой только у них есть. Продавец, сутулый хиляк в красном колпаке и с жидкой бороденкой, уважительно пялится на Мамми и пускает слюни.
В общем, дубину она выбрала внушительную. Я и не знал, что такие делают. Могу поспорить, у ее Бяшеньки был меньше...
А Мамми, повертев член в руках, начала колыхать бедрами и хлопать на продавца ресницами, а потом невинным таким голосом просить, чтоб этот хрен показал ей, как такой замечательной покупкой пользоваться. И вот они под ручку удаляются в подсобку, и продавец трясет задницей и предупредительно распахивает перед Мамми двери, и втирает, что, мол, осторожней, здесь проем узкий, смотрите не ушибитесь...
Думаю, крики продавца слышны были за два квартала. Мы не удивлялись. Мамми - девушка горячая...
А потом она вышла из подсобки, в одной руке у нее был красный колпак, в другой - тот самый гигантский член, густо обмазанный дерьмом и кровью. Мамми обвела нас оценивающим взглядом, а потом сказала:
- Не люблю фальшивых Дедов Морозов. Но я сделала его настоящим, да-да, настоящим, - и торжествующе улыбнулась. Из щелей между зубами торчали розовые волокна.
Вот тогда-то мы и поняли, что пора линять.
***
Я бродил по мерзлым улицам и думал о Мамми. Мы больше не встречались, но с тех пор, как мы расстались в "Игрушках Киссаньки", за похождениями Мамми можно было следить и по газетам.
Она не всегда пускала в ход свою игрушку. Иногда просто прижимала очередного неудачливого деда к своей груди. Часто этого хватало. Иногда находились идиоты, согласившиеся на минет. Эти подыхали от потери крови. Но чаще всего она пользовалась тем самым резиновым членом. Он сделал ее знаменитым. Можно сказать, они прославили друг друга за эти несколько дней. Фотографии растерзанных Дедов Морозов заполонили прессу.
Мы всей компанией ходили на опознание старины Ры. От него мало чего осталось. Больше всего он походил на мамминого барана, после того как она на него упала. Только вот череп Ры оказался намного слабее бараньего и превратился месиво, из которого на нас с укоризной смотрели голубые глаза.
В газетах появился портрет сладко улыбающейся Мамми в кружевных чулках. Ее сняли на фоне чьей-то тощей волосатой задницы, обрамленной белым мехом и красным сукном. Продажи в "Игрушках Киссаньки" поднялись в пять раз. Профсоюз актеров потребовал увеличить оплату за исполнение роли Деда Мороза; впрочем, количество желающих нацепить белую бороду резко возросло. Оказалось, что тушу Толстой Мамми вожделел не только Ры...
На городском кладбище был выделен специальный участок, на котором хоронили жертв Мамми. Три дня там не затихали похоронные марши. На входе кто-то сделал игривую надпись: "Здесь похоронены наши подарки".
Я бродил по мерзлым улицам и думал о Мамми. О том, как всем хотелось приникнуть к ее груди и забыться. И о том, как она плакала над своим бараном. У Мамми добрая и чувствительная душа, и она любит всех нас. Она хотела бы прижать к своей груди все человечество, а ей достался лишь выкрашенный зеленкой баран.
Ветер гнал по асфальту сухую снежную крупу, закручивая ее вокруг мусорных баков. На обледеневшем асфальте лицом вниз валялся труп в красном колпаке и спущенных штанах. "Привет, Мамми", - мысленно прошептал я и улыбнулся.
***
А потом вдруг все стихло. Толпы озабоченных слонялись по улицам в дурацких костюмах, надеясь, что вот-вот из-за поворота выйдет Толстая Мамми с резиновым членом в руках, но все было тщетно.
Мы не думали, что Мамми угомонится так быстро. Предновогодняя суета была в самом разгаре, и было странно, что Толстая Мамми в ней больше не участвует. В конце концов я решился навестить ее.
На лестнице сильнее, чем обычно, воняло помойкой, а звонок был испачкан чем-то липким. Мамми открыла дверь почти сразу, но не стала впускать меня в квартиру. Кажется, она стала еще толще, лицо опухло, но глаза сияли.
- Он воскрес, - сказала Толстая Мамми.
- Кто?!
- Бяшенька.
- Не рановато ли? - говорю, - Рождество на дворе.
- Да, Рождество. И поэтому он попросил меня всех простить.
- Бяшенька?
- Да, Бяшенька.
Толстая Мамми вызывающе уставилась на меня. Ее гигантская грудь ходила ходуном, а глаза стали красными и влажными. И тут из глубины квартиры вышел этот чертов баран и преданно задышал ей под юбку.
Уж не знаю, чем он занимался на том свете, но в санаторий он явно не попал. Баран выглядел точно так же, как тогда, когда с него подняли Мамми, к тому же успел основательно протухнуть. Я сглотнул.
- Хорошо, ты решила всех простить. Это замечательно. Я, пожалуй, пойду.
- Да-да, - рассеянно откликнулась Мамми и нежно потерлась щекой о баранью голову. На лице остались ошметки подгнивших мозгов. Она растроганно хлюпнула носом и утерлась, размазывая сопли и куски разложившейся плоти.
- Мы с Бяшенькой всех прощаем. И я хочу исправить все то зло, которое натворила. Кто теперь принесет людям подарки на Новый Год? Кто исполнит все сокровенные желания? Но Бяшенька объяснил мне, что надо делать. Этот Новый Год люди запомнят надолго. Мы с сыночкой сделаем их счастливыми. А сейчас мы хотим остаться наедине, извини, - добавила она, задирая юбку и обнажая мощные бедра.
По мне так поголовье Дедов Морозов осталось вполне достаточным, чтоб осчастливить детишек и взрослых идиотов, пускающий розовые слюни. Но для Толстой Мамми Новый Год - не праздник, если нельзя запустить лапу в мешок с подарками и пошептать о своих мечтах в ухо под красным колпаком. Впрочем, руки она запускала не только в мешок. У нее пунктик на Дедах Морозах, причем давным-давно. Когда ей было тринадцать лет... впрочем, я уже рассказывал. Думаю, с тех пор все и пошло, а Ры только подлил масла в огонь, и девушка немножко перестаралась с этими своими желаниями. Бывает. Правда, тухлый, но несомненно живой баран меня смущал. Воскресший Бяшенька никак не укладывался в эту простую концепцию.
Размышляя, я медленно спускался по лестнице, и тут сверху раздался зычный рев Мамми:
- И теперь они будут исполнять настоящие желания! А не всякую пургу типа десяти литров кока-ко... - остальное было заглушено страстным блеянием барана.
***
А тридцать первого какой-то папарацци засек Мамми, когда она с лопатой в руках шествовала в сторону кладбища. К тому времени, когда она в своей обычной манере вышибала ворота, вокруг столпилась куча журналистов с фотоаппаратами наготове. Половина пленок оказалась потом засвечена, но на оставшихся было хорошо видно, как Мамми энергично раскапывает могилы с фотографиями седобородых бородачей в красном, а рядом отирается Бяшенька. На одном кадре Бяшенька, задорно задрав хвост в засохших потеках крови, валит в раскопанную могилу дымящиеся катышки. На другом - трахает и так уже заебанного насмерть Деда Мороза.
Что они с Мамми там еще делали - неизвестно. На фотографиях, попавших в вечерние газеты, нет ни одного Деда Мороза - ни мертвого, ни живого. Зато есть груда раздавленных папарацци. И записка губной помадой на животе одного из них. В записке Толстая Мамми обещала, что сегодня к каждому придет настоящий Дед Мороз и выполнит главное, самое сокровенное желание.
В этом вся Мамми. Она так любит дарить подарки. Ее сердце переполнено любовью к людям. Даже в этой записке, адресованной всем, она не забыла дописать - "целую" - и оставить отпечаток пухлых губ.
Правда, мне как-то не по себе от ее обещаний. Ее любовь уж слишком всеобъемлюща и энергична. Да и пустые могилы наводят на невеселые мысли. Понимаете ли, я-то видел Бяшеньку после того, как...
***
Я встречаю Новый Год один. Лучше дрочить на телевизионных баб, чем тусоваться. Любые вечеринки напоминают о Толстой Мамми, а я не хочу о ней сейчас думать. Мне хочется плакать, когда я о ней думаю. Мне хочется прижаться к ее груди и провалиться в темноту. Но зачем я ей нужен теперь, когда у нее есть целая армия настоящих дедов морозов? И все-таки я жду.
Звонок. Из-под двери тянет холодом, гнилью, засохшей спермой. Там мертвый шелест и надтреснутое блеяние. Не стану открывать. Лучше буду сидеть и ждать. Они сами смогут войти. Я спросил, кто там, и мне сказали:
- Привет, дорогой. Это я, Толстая Мамми. Толстая Мамми и Деды Морозы. Мы пришли исполнить твое самое главное желание.
Уж для Толстой Мамми двери никогда не были помехой. Я подожду.