-Экие сани, черные. Крытые словно гроб. А в дверце стеклышко, смотри, поблескивает.... Смотри Никола!
-А кучер то, кучер, глаза яко у дьявола страшные. Ой, нездешние люди, нездешние...
-Глупая баба, ясно что нездешние, из Питербурга поди.
-Дальше бери...
-Куды ж дальше?
Баба испуганно ткнула пальцем в небо.
Из сеней послышался шум, открылась дверь, и на крыльцо вышел высокий белолицый человек в пышной соболиной шубе. За ним выбежал пожелтевший староста и бухнулся на колени. Крестьяне, не шибко пугливые в последнее время, немедля упали на снег вслед за старостой.
Некая сила исходила от гостя. Казалось, если и снять с него шубу, надеть крестьянскую одежу и пустить в поле на версту, то и тогда увидишь в нем человека странного, будто правда нездешнего.
-Кто Емеля Глухов? - спросил гость.
Емелю вытолкнули к крыльцу.
-Обнажи спину!- добавил староста трясущимся голосом.
Емеля сбросил на снег рубаху и согнул тощую жилистую спину, от которой исходил пар. Гость вынул из-за пазухи огромную орлиную лапу, украшенную чеканным золотом и подойдя к Емеле, со всей силой провел когтями по спине. Кровь заструилась по разорванной коже и мужик, охнув, упал наземь.
Гость оглядел всех стеклянным взглядом и рявкнул на толпу:
-Бога забыли! Работать не хотите! Вестника смерти вам позвать?
Бабы закрестились, заплакали дети.
Гость вытер о снег лапу, убрал ее, и пошел к своим саням. Кучер расторопно усадил барина внутрь, и через минуту красивейшая вороная тройка неслась вон из селения.
Отъехав от жилых мест, сани прибавили ходу, и легко оторвавшись от земли, понеслись навстречу заходящему зимнему солнцу. Гость наблюдал в окошечко за мелькавшими полями, пролесками, и подняв холеные руки, тихо бормотал:
Феб! Воспевает и лебедь тебя под плескание
крыльев,
С водоворотов Пенейских взлетая на берег высокий.
Также и сладкоречивый певец с многозвучною лирой
Первым всегда и последним тебя воспевает, владыка.