- Жить всё сложней, - вещал Молодцев. - Прежде рыцарь мечом смерду грозил. После - денежный гнёт: забастуешь - тебя, скорее всего, не убьют, но с работы - пинком! Многих страх держит, что выпнут - и жрать будет нечего. Теперь, вот, новый гнёт - инфА*. Смотрит телек мужик и думает: "С боссом одни фильмы глядим" - вроде как, равенство... Но инфА - не только телек. Идёт мужик, видит машины, размышляет: "Тьма машин, один я - пешкодралом". Богатых стало чуть больше, - и это сломало бедных. Раньше, видя карету, одну на весь город, нищий злился. Теперь, видя "тачки", вздыхает: "Я - лох". Вот это всего страшней - себя невзлюбить. Пока другой не любит - фигня: собака лает - ты идёшь. Но если сам в себя плюнешь - всю жизнь дерьмо будешь жрать.
Овсов не грустил насчёт не рвавшихся в бой мирных граждан - лишь жалел их. "Одно слово: жертвы, - думал он, клея листовки. - Системой опутаны". Верилось: годик-другой - и мозги их встанут на место, мираж рассеется. Не сбылось. Раз даже Молодцев взорвался:
- Это быдло сдохнет скорей, чем на митинг пойдёт! Хуже псов шелудивых: псину пнёшь - тяпнет, а эти... Сколько акций, листовок - всё как в дыру какую!..
- Других людей нет. Либо этих поднимем, либо грош нам цена, - сказал Овсов.
- Точно, - откликнулся Вовка Таргаев по прозвищу "Батя".
Кликуху свою он обрёл с лёгкой руки того же Молодцева: тот где-то вычитал, что отца Тамерлана звали Таргаем. Так и стал Вовик Батей. На батю он не тянул - мелкий, с мальчишьим лицом... Да и радости его были сплошь пацанячьи: как он был счастлив, когда научился плавать! Ещё у Вовки были разные глаза: правый - синий, левый - с желтизной.
Впервые Ванька столкнулся с ним на концерте рок-коммуны.
- А сейчас - "Пуля"! - крикнул Виктор и у сцены закипел слэм.
В пылу его один из зрителей чуть не был затоптан. Ванька успел поднять парнишку за ворот - одной левой. Так познакомились.
Батя "в миру" был студент-юрист - с того же вуза, что и Молодцев. Вовка выбивался из местного молодняка: в каникулы пахал, хотя москвич, семья полная...
- В общем, двинул летом в автопарк - мыть салоны после рейсов. Но свалил: труд каторжный, платят гроши...
- Слышь, Вов, а чего ты в уборщики? Ты ж юрист!
- Ща их как собак нерезаных. И без связей никуда - одиссея, блин, капитана Блата...
- Нич-чё, братан, наше время придёт!
Вместе шли клеить листовки: Вовка лепил дрянную бумагу к стене, Ванёк стоял на стрёме. Каждый миг ждали наезда, но обошлось.
Втык настиг с другого боку. Батя не пришёл на Первомай. Не появился и позже. Пытались дозвониться - тщетно. Сыскался он лишь после праздников.
- Где был, чего пил? - спросил Ванёк.
- На даче.
- Так у вас, вроде, нет.
- У друзей, - промямлил Вовик.
- В другой день, значит, не судьба?
- Помочь надо...
- А нам - не надо? Не думал, брат! Борьбу на дачку чужую сменял...
Тогда Ванёк ещё не понял, что к чему. Вовка проболтался сам - чуть позже. В дни предвыборной акции вдруг заявил: никуда не пойдёт - не сможет:
- Лизе обещал...
На дело думали идти вдвоём. Поздней узнал: про Лизу много кто был в курсе - лишь напарник до последнего не при делах.
Вечером прибыл Молодцев.
- ...И?
- Как решили.
- Вместо Бати?
- Сам справлюсь. Один.
"Выйдет, не может не выйти", - думал Овсов, бредя к себе.
- Да поможет нам Зевс! - произнёс он чуть слышно, как в детстве. И прибавил: "Поможет".
* * *
Бритты выдумали "оппозицию Её Величества", но косые левши вновь подковали блоху, создав "партию власти".
"...Какие бы перемены не переживала страна, государственная служба была и будет примером самоотверженности, верности долгу, готовности прийти на помощь...", - телек тут же вырубил: жизнь коротка, чтобы слушать бред. "Вам хочется, чтоб не лез никуда, начальству во всём внимал - дал бы хомут на себя надеть... Что-то мерзкое есть в слове "дать" - не мужское: "этому дала, этому дала, этому не дала..." - ну и не надо! Не нужны подачки".
Вспомнил брата:
- Так не бывает, - поучал Андрюшка, - что все - голубень, один ты - мушкетёр.
- Будь я мушкетёром, я б миледи выбрал!
- Не её - актрису Терехову: это она тебе нравится... А миледи выбрать нельзя, она злая, - добавил брат пионерским голосом.
- Тогда что есть "зло"?..
- Ну, это когда другим желаешь то, что не хочешь себе.
- Значит, я - злой. Если твои "другие" меня убить решат, я им смерти не только пожелаю. Я сдачи дать попробую - если не струшу. Выдумали, блин, "не убий" - суть в ином: не бойся бить в ответ.
- Нет в тебе любви к людям.
- За что их любить?
- В Писании сказано: "Возлюби ближнего".
- Там сказано: "Не мир, но меч". И "Не бойтесь тех, кто убивает тело" - Евангелие от Матфея...
- Тебя не переспоришь!
- Значит, не лезь: не уверен - не обгоняй.
"...Давно это было, ужЕ подстригся, офис с девяти до шести. Но стенд партии власти атакую - сегодня. Он обречён, ведь стенды бегать не умеют. И сдачи не дают, а безответный всегда обречён".
Московское отделение Партии решило в ночь перед выборами вывести из строя семь крупнейших стендов.
Поначалу хотел сделать всё по-мужски, без затей и боязней. Купить чернил в магазине у почты, затем у стенда отвинтить крышку флакона, без спешки, не торопясь - и...
'Революционер - мертвец в отпуске'* - нам ли не знать? К чему спешить у врат вечности? Ты в шаге от неё - так вперёд: взмах 'не слишком, а слегка'* - и!.. Шаг сделан, знак поставлен: 'Казнить! Нельзя помиловать'. У прочих - лизы, у нас - вечность. Небесный Иерусалим!'
Вот и магаз: канцтовары, дамские романчики... Сейчас внутрь войдёт он - избранник судьбы, купит банальный флакон "Радуги"... Ч-чёрт!!!" Стенд загородил чей-то джип цвета нездоровых фекалий. "Ё! Твой-ю бар-р-рикаду!" Всё равно зашёл внутрь.
Покупателей не было - пусто. "Пустота - это всё. Это место для ещё не свершённого", - правы китайцы. Блёстки, маркеры, чтиво в обложках дрянных тонов. Дамское "мыло" - для самых нежных, интимных мест. Для ума и души. За прилавками две продавщицы - на Ваньку не глянула ни одна. "Всё правильно, я ж не герой книжек для завучей и кассирш. Ща! Куплю пузырёк, выйду - и длань Господня тряхнёт вас обеих! Повернёт ваши тыквы в мою сторону - с силой, способной шеи свернуть. Там за окном я такое сотворю, что вам не снилось даже. А пузырёк даст ваша ручка, фрау-мадам! Господи, если б не было джипа!.. Где тушь, чернила? Один флакончик, Господи! Ни одного. Открытки, гламур-детектив, писанный жирной полковницей... Хоспис, всюду хоспис, Хос-с-споди-и!"
Он стоял, склонившись над низкой витриной с пузырьками в углу - в правом. Право. Прав! Вот они, есть! И как-то сразу стали понятны чувства самоубийц, бравших в "Хозтоварах" бельевые верёвки.
"Боже, зачем я здесь? Главное-то не здесь, а там. Джип - там, чтоб его своротить нужно гранату, а её-то как раз и нет..."
Ничего не купив, вышел, опустив голову. В левой руке - авоська, в правой - папка. Рабочая папка рабочей скотины. Серая, как пыль на его битой обуви. "Кто я, чёрт возьми?! Образ-подобие Божье или эта, вот, пыль?" Он нервно усмехнулся: "Ещё спрашиваешь! Иди домой, имбецил, ужин готовь..." В мозгу (сама собой) заиграла песня:
И как перед битвой, решительной битвой
Стою у каждого перекрёстка*.
Он и стоял - пред полем не начатой битвы. Постояв, вздохнул, втянул голову в плечи и потащился домой. "Да, стечение обстоятельств..." Даже Батя стал чуть понятней.
УжЕ дойдя до перехода, смог заставить себя оглянуться. Джипа не было! "Бог есть!" - вмиг, бегом, спотыкаясь, вернулся назад. Стоя у кассы, впился взглядом в нутро кошелька. Те ещё, наверно, были глаза! Трёх рублей, всего трёх, не хватало - в продмаге истратился подчистую! Шанс данный тут же был отнят - самой же судьбой! "Пустота", мать их китайскую! Хрен вам "возможность" - пуст кошель, нет возможности! Всё, домой: что положено Юпитеру, не дано клерку.
* * *
Вместо флакона взял билет. В автобусе остыл: "Чё дёргаюсь? У дома ж есть магазин!" Стенд обречён. Думы Ваньки прервала старбень* в синей куртке и жёлтых кроссовках. Потребовала встать и уступить ей место - даже не глянул в ответ.
- Ты, чего, слов не понимаешь?
- Грубых - нет.
- Отольётся тебе рано или поздно!..
- Слышь, бабка, как бы тебе не отлилось, не отходя от кассы!
Этот выкрик был отголоском дней, когда словами бросался влёгкую. Сейчас, того гляди, сам услышишь: "Дядь, закрой свой гроб и не греми костями!"
* * *
Зажав в кулаке пару мятых купюр, сиганул в магазин. Успел - за пять минут до закрытия! "Касса в соседнем зале!" Руки, ставшие вдруг непослушными... Впереди - офис-вумэн, считавшая взятые файлики. Сбилась. Сызнова. "Господи, самому легче посчитать! Когда ж это кончится? Не одна ж ты, чёрт тебя!.." Теперь продавщица никак не могла всунуть файлики в пакет. Нет, вроде удалось.
- Устали за день? - спросил он вдруг, чуть улыбнувшись.
На миг почудилось: нет ни решения, ни Партии - лишь усталая улыбка после трудного дня. Продавщица выдала в ответ что-то раздражённое, затем, взяв чек, пошла копаться в шкафах и ящиках. Искала пузырёк - и, не найдя, достала флакон из витрины. Всё, приговор вынесен! Нужно лишь поставить точку.
* * *
Вымотался, что ли, за день? Всё никак не мог привыкнуть к постоянной работе, к жизни "от сих до сих". Вырубился, едва сняв ботинки. Проснулся лишь в десять вечера. Блуждавший взгляд наткнулся на флакон, завёрнутый в мятый пакет. "Чёрт!!! Сейчас или никогда!" Вмиг обулся, флакон - в карман. Для встряски мозгов глотнул в кухне чаю. Уличный воздух взбодрил окончательно.
* * *
Он шёл, рассекая тьму, мимо дежурной части. У входа стоял грустный сержант с "калашом" на брюхе. "Знал бы ты, куда я иду и что сделаю - в ночь твоего дежурства, на твоей территории. Просто-ненавязчиво бед натворю". Всё теперь "за" - Бог есть, но тогда придётся учесть мнение верующих. Они говорят, чем ближе мы к поступку, тем больше бесов вокруг. Тут мнения разнятся. Одни считают: бесы и одержимые жаждут угробить подвижника. Мне иное мнение ближе: помешать - да, силятся. Но жаждут не смерти, нет - в свой стан перетянуть. А "убить"... Если нечисть всех дерзновенных убьёт, ей с небом не за что биться будет. Верней, не за кого - обывалы ни Богу, ни чёрту не нужны. Исчезнут гордые сердца - и бой небес c адом утратит смысл. Святым пенсии придётся оформлять. Да и бес пойдёт в собес.
* * *
Какая ночь! Ни ветерка - лишь тёплая незримая волна, несущая к цели... По пути Ванька сорвал с забора плакат (той же партии власти) - так, для затравки. На виду у ночной смены дорожников швырнул многоцветь бумажную под ноги. Рабочие не поняли. Не дошло, что у них на глазах вершилась борьба Бога с дьяволом. Почти дошёл. Кто там маячит? Перебрали, что ль? Шатает - будь здоров. Куда прутся: к метро или сюда? К метро - нормалёк! Вынимаем... (Рука разом вспотела, налилась напряжением, будто гантель выжимала). Открыл - и й-е-х, да поможет нам Зевс!
Тушь выхлестнулась легко, растеклась с нежной лёгкостью, как вино по нутру. Нёсшая Ваньку невидимая волна вдруг развернулась и жаром хлынула в лицо. На секунду всё сделалось алым. На губах скопилась горькая слюна. Плевок, словно нехотя, покинув губы, шмякнулся о землю - и дошло: сделал, смог!
На душе стало вдруг легко будто в раннем детстве. Не знай чему улыбнувшись (может, именно этой лёгкости), повернул к дому. Шёл не спеша. "Всё ж чего-то стОим..."
Как он любил эти редкие мгновения, в кои всё прояснялось! С жизни будто спадала пелена. Тёмная завеса, рассечённая мечом - деянием, рвущим время надвое. На "так ужЕ не будет" и "есть".
("Всему этому "моральному большинству" не постичь острой красы поступков, свершённых ради них самих").
* * *
Деяние померкло наутро: раз - и всё! Он-то, наивный, думал: "Завтра - выборы, агитация запрещена. Не рискнут плакат новый клеить!" Весь день выборов люди будут видеть его отношение к миру. Ошибся: наутро стенд заклеили - совсем другим плакатом: "Цирк! Спешите видеть!"
Выборы выиграла партия власти.
Но главный сюрприз был иным: из семи стендов был испорчен лишь один. Все прочие на приказ забили.
* Слова Евгения (Ойгена) Левине (1883 - 1919) - германского революционера, две недели возглавлявшего правительство Баварской советской республики. Расстрелян в июне 1919 года.