Я умирала трижды. Умирать не страшно, если за идею или за любовь. Что, собственно, одно и то же. Как там у Высоцкого? "Это лучше, чем от водки и от простуд". Так и есть...
В первой своей жизни я была волчицей. Настоящей серой волчицей. Я жила в стае, а ее вожак был моим возлюбленным. Мы вместе выходили на охоту, устраивая облавы на курятники в соседней деревушке, вместе спасались от собак и свинцовых пуль, переживали и голод, и сильнейшие морозы, а в тихие лунные ночи, когда было вдоволь еды, мы устраивали свои игры...
Моих волчат убил пьяный охотник. Убил всех, за исключением одного, самого крупного и здорового. Его он унес с собой, чтобы посадить на цепь и сделать пугалом для детей и воров. В ту ночь наша стая отправилась в деревню. Меня убили с первого же выстрела. Люди догадывались, что мы придем за своим детенышем. Нас поджидали. Меня оставили лежать на снегу, и сделано это было специально. Волк никогда не бросает свою волчицу. Запахи моей крови и моей смерти не отпускали его. Он ходил неподалеку и ждал, когда наступит ночь и огни в деревне погаснут. Он пришел ко мне, чтобы разбудить и увести за собой. Он отказывался верить в мою смерть. И даже когда почуял приближение охотников, услышал их шаги и шепот, не бросил меня, не убежал. Потеряв и своих детей, и свою волчицу, он встретил смерть спокойно, как и подобает вожаку. А кто-то из людей, разглядывая его, бьющегося в предсмертных судорогах, засмеялся и сказал: "А вот я бы из-за бабы не подставил себя под пулю. Тем более из-за мертвой бабы".
Просто он никогда не был волком...
Почему звери не умеют смеяться? Они умеют скалиться и рычать. Но только люди смогли объединить оскал и торжествующий вопль, и так появился смех. Если бы звери научились смеяться, люди бы заплакали.
Родившись в другой раз человеком, я почти никогда не смеялась. Будучи еще ребенком, я видела сны, в которых по-прежнему была серой волчицей, подругой, соратницей и возлюбленной вожака. Просыпалась со слезами... И удивлялась: что я делаю здесь, в благоустроенной клетке, откуда виден лишь маленький кусочек неба и совсем не видно лес?
Я росла замкнутой и нелюдимой девочкой и избегала родительской ласки. Я прибила щеколду на дверь своей комнаты и, отгородившись от мира, рисовала красками лес и зверей, его населяющих, - такими, какими я помнила их по прошлой жизни.
Однажды я попыталась рассказать матери, кто я на самом деле. Она рассердилась: "Перестань говорить чушь! Ты живешь первый и последний раз. И никаким волком ты быть не могла!".
С годами мне все реже снились мои любимые сны. Все слабее была память души. Только в преддверии заморозков и ливней болело под левой лопаткой. Там, где когда-то в меня вошла пуля охотника.
К 20-ти годам я так и не встретила своего вожака, не было у меня и настоящих друзей. Я жила отдельно от родителей и по ночам иногда выходила побродить по улицам. Меня сопровождала моя собака - немецкая овчарка по кличке Дик, своим внешним обликом, и окрасом, и злобным нравом напоминающая настоящего волка.
Я ненавидела людей за их лживость и алчность. Я любила животных, и они относились ко мне доброжелательно, будто чувствовали, что человек я только наполовину. Я ненавидела людей, а больше всего - пьяных мужчин в длинных пальто. Охотник, что убил меня когда-то, носил длинное пальто, и от него исходил запах водки.
Как-то раз, гуляя ночью со своей собакой, я увидела идущего навстречу человека в плаще. Шел он неровной походкой пьяного человека.
Я не свернула в сторону - в темноте все мои страхи растворялись, я становилась смелой, веселой и злой. Мне захотелось взглянуть в его лицо.
Когда мы поравнялись, я преградила ему дорогу и посмотрела в его глаза. Они были бессмысленные от водки и печальные.
- Чего тебе? - спросил он и замер испуганно.
Он был уже немолод. С потрепанным, будто изжеванным лицом, усатый, с густыми, сросшимися бровями. Я ощупывала его взглядом, втягивала ноздрями его запах. И вдруг я его узнала.
- Убийца! - прошептала я, и под моей левой лопаткой вспыхнула острая боль, словно в старую рану вонзилась еще одна пуля.
Он пошатнулся, и в мои ноздри ударил запах его страха, страха моей жертвы. Этот запах, знакомый мне когда-то давно, опьянил меня и заставил впервые в жизни расхохотаться. Тот, кто убивал, поймет меня. Кто хоть раз наслаждался страхом своей жертвы, своей властью и превосходством над ней, не забудет этого никогда. Это пьянит и будоражит сильнее самого крепкого вина.
Вряд ли он помнил, точнее, знал, что когда-то убивал моих волчат, меня и моего возлюбленного. Может быть, в этой жизни он был безобидным и несчастным алкоголиком. Не может быть счастлив убийца. Даже если сам забыл об этом. Даже если нырнул в новую жизнь, спасаясь от грехов прошлой. За все нужно платить. Так устроено в этом мире, и в других мирах, наверно, тоже.
Он отодвинул меня плечом и пошел дальше. Видимо, он решил, что я - порождение его пьяного разума.
Я смотрела, как он удаляется походкой уже совершенно трезвого человека, смотрела ему вслед и моя собака. Мне казалось, она понимала все, что происходило в те минуты, и сопереживала мне.
- Взять его! - прошептала я.
Человек успел оглянуться, прежде чем овчарка бросилась ему на грудь. Испытав однажды страсть охотника, будь готов в следующий раз примерить на себя обличье зверя.
Он оказался слабым противником. Я подошла посмотреть, как Дик в бешенстве скребет лапами его грудь, с остервенением рвет клыками лицо и горло.
Скоро охотник затих. Лицо его, измазанное кровью, походило на выпотрошенную подушку. Дик слизывал горячую кровь, и мне с трудом удалось успокоить его и оттащить от того, кто еще недавно был человеком.
Мне не было ни противно, ни страшно, ни стыдно. Боль под лопаткой больше не беспокоила меня. Из глубин памяти на меня смотрели благодарные волчьи глаза...
Возвращаться домой не имело смысла. Жизнь человеческая стала мне мала, как платье ребенка. Захотелось снять ее и бросить.
Я ушла в лес, и лес встретил меня торжественным молчанием и запахом сосновых шишек. Это был незнакомый лес, но был он мне милее родного дома. Моя собака улыбалась мне глазами. Наверно, в прошлой жизни она тоже была лесным зверем.
Я брела по заснеженному лесу, пока не почувствовала за спиной чье-то присутствие. Я вдохнула глубоко, из последних сил, и поняла, что это моя смерть. Тогда я легла в снег и стала смотреть на луну, пока усталость не положила на веки свою тяжелую лапу. Засыпая, я слышала, как жалостно поскуливает Дик. Умирать не так страшно, если вместе.
Он лег рядом и согревал меня своим телом и дыханием, пока я не заснула и не ушла из опостылевшей мне человеческой жизни.
Его убили утром, когда нашли мое замерзшее тело. Дик бросился на подошедших людей, едва они приблизились ко мне. Это были бродяги, живущие на кладбище. Они зарезали Дика ножами, а после съели его мясо, поджарив на костре. Но прежде он здорово покромсал их лица и кисти рук...
Третья моя жизнь длилась неполных 25 лет. За это время я успела выйти замуж и родить ребенка. Мужа я не любила - он часто пил, и пьяный мог перебить в доме всю посуду и окна, мог избить и меня.
Все молодые женщины, которых я знала, рано завели семью. Их мужья зарабатывали деньги и пили. Женщины были покорны и ворчливы. Они считали, что живут правильно, ведь так жили их матери, сестры и подруги. По тем же правилам воспитывались и их дочери.
Я была одной из них. Я принимала негласные правила. Но иногда, проводя бессонные ночи у кроватки своего ребенка или ожидая пьяного загулявшего мужа, я смутно чувствовала, что рождена для чего-то другого. Я попала в жизнь, совершенно мне чуждую. Я любила танцевать при полной луне, когда никто не мог видеть меня. Скажи я кому-нибудь об этом, меня бы высмеяли. Под моей левой лопаткой было крупное родимое пятно. А еще я обожала собак, особенно немецких овчарок, ведь они так похожи на волков. Муж не разрешал мне завести щенка. Он панически боялся собак. Ему часто снился один и тот же сон: на него нападает огромный пес, похожий на волка, и вгрызается зубами в глотку...
Однажды муж пришел домой пьяный и злой. В тот день он получил месячную зарплату - часть ее пропил в баре, а остальное потерял. Он решил выместить свою злобу на мне - он всегда так поступал. Он избил меня, и я стала собираться к родителям, чтобы у них переночевать. Однако отпускать меня он не хотел и, схватив кухонный нож, стал угрожать, что убьет, если я посмею выйти за порог. Я не поверила и, стоя возле дверей, сыпала в него оскорблениями и придумывала самые обидные слова, чтобы ранить его как можно больнее. Тогда он ударил меня ножом в живот и скрылся в детской, потому что сам испугался того, что наделал.
Воспользовавшись этим, я выбежала на улицу. Мой страх был настолько сильным, что я почти не чувствовала боли, и бежала, не разбирая дороги, в одном домашнем платье, по снегу.
Наконец я потеряла сознание и упала, а когда ненадолго очнулась, то почувствовала, что рядом кто-то есть.
- Ты когда-нибудь пил чужую кровь? - услышала я чей-то молодой мужской голос.
- Нет, только свою, - отвечал ему другой, - когда резал вены.
И тогда тот, первый, стал слизывать кровь с моей раны. Я чувствовала прикосновения его губ и языка и горячее дыхание на своей коже.
- Ну как? - спросил второй нетерпеливо.
- Теплая... чуть горькая. Попробуй тоже.
- Да брось, Арманд, - сказал второй устало. По голосу он показался мне еще моложе, чем его приятель. - Смотри, какая она красивая. Если она выживет, она будет моей, - и он провел ладонью по моим волосам.
В другой раз я очнулась уже в незнакомой комнате. Играла музыка - я такой раньше не слышала. Жуткая, злобная музыка, но она пришлась мне по душе.
Я не знала, сколько времени я провела без сознания. Сколько часов, дней, суток... За окном царила все та же ночь. Кто-то успел заботливо перевязать мне рану и уложить в постель.
В комнате находились двое молодых людей с длинными волосами. Тот, что помоложе, взглянул мне в глаза и вскрикнул:
- Арманд, она очнулась! - и я вспомнила, что уже слышала этот голос раньше, когда умирала в снегу.
Я улыбнулась его изумлению и радости.
- Что ж, она твоя, Дик, - сказал Арманд.
Что-то теплое и родное шевельнулось в моей душе, и я поняла, что нашла свой дом. И своего вожака.
Кроме Арманда и Дика, в квартире жили еще двое молодых людей - Стен и Кит. Все они ушли из своих семей, все были одиноки и счастливы. Их объединяла любимая музыка и крепкая дружба. Самым среди них умным, самым отважным, хитрым и удачливым был Дик, и его мнение всегда было решающим.
Днем они уходили на работу, а я ждала их и готовила пищу. По ночам мы гуляли в лесу или на кладбище, а прохожие и милиция избегали с нами встречаться. Я выходила из дома только в темное время суток, чтобы никто не мог узнать меня и вернуть в прежнюю жизнь. Дик звал меня Волчицей, и я сама со временем забыла свое настоящее имя. Все ребята любили и уважали меня, как и я их, и за любого я готова была умереть. А Дик был моим возлюбленным. Иногда, гуляя среди могил, мы испытывали какое-то дикое, безумное веселье. И тогда, закинув голову и вглядевшись в бледное лицо луны, я начинала танцевать, и Дик смотрел на меня с восхищением своими черными хищными глазами.
Мы никогда не задумывались о будущем. Мы жили стаей, как волки, и были бесконечно счастливы...
Но однажды появился он - мой бывший муж и несостоявшийся убийца. Мы сидели на берегу реки, у костра, и тихо подпевали Дику, который играл на гитаре. Было темно, и мы не сразу заметили чужака - он возник из глубины леса и стоял за нашими спинами, желая присоединиться к веселой компании и не решаясь сделать первый шаг.
- Это ты? - вдруг воскликнул он, узнав меня, и все невольно вздрогнули и замолчали.
Он назвал мое имя, мое земное имя, и на меня повеяло той забытой жизнью - жизнью, полной дурацких правил.
Я подошла к нему и сказала: "Больше всего на свете я хочу, чтобы ты был мертв".
Мои друзья невольно поднялись, почуяв ярость в моем голосе. В руке Дика блеснул нож, который он всегда носил с собой. Они не знали моего врага, но они знали меня. Арманд лечил меня, если я была больна, ставил мне уколы и покупал лекарства в аптеке, потому что когда-то изучал медицину в университете и здорово во всем этом разбирался. Стен всегда помогал мне по хозяйству, а малыш Кит, которому едва стукнуло семнадцать, умел развеселить меня, если я грустила, и дать добрый совет, когда в этом была нужда. Дик же был для меня и старшим братом, и отцом, и любовником...
Он набросился на моего врага молча, и воспоминание о наших прошлых жизнях, где мы шли рука об руку и где он был сначала моим волком, а потом - моим верным псом, и именно так - молча - кидался на своего противника, блеснуло в моей голове чередой смутных образов.
Отчаяние придало моему врагу смелости, и даже когда Арманд, Кит и Стен пришли Дику на помощь, им не сразу удалось повалить его на землю.
Они не собирались убивать его, я чувствовала это, но он об этом не знал. Когда ребята немного поостыли и расступились, он неожиданно вскочил и кинулся ко мне. В первую очередь убивают слабых, а слабой оказалась я. Он не мог простить мне того, что, оставшись живой, я не вернулась к нему. Он видел меня счастливой, видел меня влюбленной и любимой... Такой, какой я никогда не была рядом с ним. Он, жуткий собственник и ревнивец, хотел отомстить мне, и столкнул меня с невысокого берега в реку. Он хотел успеть причинить мне страдания прежде, чем, как он полагал, его убьют...
Я могла просто удариться о землю, но остаться живой, ведь берег был не так и крут. Мой враг на это и рассчитывал. Но я упала на острый камень, который рассек мне голову и залил кровью все мое некогда красивое лицо. Убивший меня когда-то давно, позднее - убитый мною, он вновь стал моим палачом.
Я умерла мгновенно. Пока Дик и остальные спускались ко мне, мой убийца сбежал.
Дик целовал мои глаза и плакал, и его слезы смешивались с моей кровью.
А когда подъехали милиция и "скорая", он никак не хотел отдавать мое тело, и один из копов тихо сказал другому: "А я бы не стал так реветь из-за бабы"...
Мой убийца, отсидев положенный срок, вышел на свободу и жил еще долго. Он так и не женился, и всю свою долгую жизнь он пытался завоевать любовь нашей дочери. Но тщетно. Она боялась его и презирала, и, когда он умер, ни разу не появилась на его могиле. Года через два подростки-сатанисты сожгли деревянный крест и разгромили оградку. В огне пропали и фотография, и табличка с именем, а сама могила осела и поросла высокой травой.
Дик пережил меня лишь на несколько месяцев. Он убил себя сам, в очередной раз вскрыв себе вены.
Говорят, наши друзья и враги следуют за нами из одной жизни в другую.
Я вновь на земле. Я знаю, кем я была раньше, и знаю, каково мое предназначение - с тех пор, как однажды во сне передо мной пронеслись все мои жизни.
Мы часто спрашиваем себя сами: почему кто-то с первых минут встречи вызывает нашу симпатию, уважение, доверие, а кто-то, наоборот, неприятие и отвращение. И, не найдя ответ, отвечаем себе: "Просто мы научились разбираться в людях, и беглого взгляда уже достаточно, чтобы составить впечатление о том или ином человеке".
Мы и не догадываемся, что нашей встрече предшествовали многие другие, и у нас было достаточно времени, чтобы полюбить или возненавидеть.
Я живу - а значит, живы мой убийца и мой любимый человек. И я обязательно их встречу. История не окончена. Бой продолжается...