Район многоэтажных домов, асфальтированных улиц и мощёных плиткой тротуаров. Когда-то эти дома гордо сияли чистым стеклом окон и ровной облицовкой фасадов. Плитка тротуаров весело цокала под ногами прохожих. Так рассказывала мама, когда была в настроении вспоминать.
Теперь всё было по-другому. Фасады потемнели, штукатурка осыпалась, стены обветшали. Крыши и верхние этажи скрывались в мутном месиве облаков, густая морось оседала на всех поверхностях. В двориках, где раньше росли деревья, не осталось ничего. Зелёным здесь были только потёки мха и плесени на вечно мокнущих стенах многоэтажек.
Как давно она здесь не была, с тех пор, как сбежала в общежитие. Сбежала - вот верное слово. Как бежит домашнее животное от доброго хозяина. Доброго, заботливого хозяина, который кормит, содержит в тепле и иногда выпускает погулять на поводке.
"Если ты сейчас уйдёшь, назад можешь не возвращаться!" - слова матери до сих пор звучали в ушах Елены.
Сейчас, после смерти Алекса и встречи с его родственниками это казалось неважным. Мама здесь, она её не прогонит. Елена припарковала машину у подъезда и поднялась на крыльцо. Ей больше некуда идти.
Машину - маленькую, экономную, на которой можно только проехать по городу - Алекс подарил ей недавно. Они спустились в гараж, и он повёл руками жестом фокусника:
"Смотри. Нравится?"
Она посмотрела. Рядом с его большим чёрным автомобилем стояла машинка нелепого розового цвета, с двумя дверцами и выпуклым лобовым стеклом.
"Это тебе".
Она приняла подарок. Вечером оказалось, что муж связался с деканом факультета, где она училась, и от её имени забрал документы жены. "Зачем тебе учиться, киса? - сказал он примирительно, отступая от Елены и с деланным испугом закрываясь локтями. - Тратить время, таскаться по лекциям, всё ради жалкого диплома? Чтобы потом работать за гроши? У тебя уже сейчас всё есть!"
Машина была конфеткой, призванной смягчить горькую пилюлю.
Сегодня она поняла, что месячные так и не пришли. Она взяла у мужа деньги - "на покупки, хочу угостить тебя ужином, дорогой" - и поехала в аптеку. Тест для определения беременности стоил дорого, но она выложила все деньги, и купила его. Чтобы не ждать до дома, зашла в платный сортир рядом с аптекой.
Потом долго сидела на водительском сиденье своей машины, не в силах тронуться с места, с дурацкой штуковиной в руках, тупо глядя на две полоски.
Наконец тронулась с места, и поехала домой. "Ты дура, подруга. Может быть, ребёнок от него. От Алекса. Всё равно это должно было случиться... когда-нибудь".
Она повторяла это себе снова и снова, сжимая руль вспотевшими ладонями. От мысли, что это могло случиться по вине тех, что затащили её в машину в тот страшный вечер, к горлу подкатывала тошнота.
Домофон работал. Елена долго ждала, слушая трель вызова. Эти дома считались ещё вполне годными для жилья. Больше того, они даже ценились среди тех, у кого была более-менее приличная работа и достаточно средств, чтобы платить за энергию. Все, кто не мог себе этого позволить, уезжали в рабочие районы. О том, как жили там, Елена старалась не думать.
Наконец звонок прервался, раздался щелчок, и голос матери произнёс:
- Слушаю.
- Мама, это я.
- Кто я? - сухо отозвалась мать.
- Я, мама. Твоя дочь.
Минута тишины, потом тренькнул замок. Дверь приоткрылась, Елена вошла в подъезд.
Узкие оконца в стенах подъезда, давно лишённые стёкол, совсем не давали света. Синие точки лампочек на площадках загорались, когда человек приближался, и медленно гасли, стоило отойти на несколько шагов. Толку от них было немного.
На шестом этаже Елена свернула направо. Там пришлось хорошенько постучать, прежде чем залязгали многочисленные замки. Наконец дверь приоткрылась, с натянутой поперёк входа цепочкой.
- А, это ты. Ну, заходи, раз пришла.
Мать стояла, сложив руки на груди, посреди прихожей. В прежние времена Елена испуганно сжалась бы при виде нахмуренного лица и сурово поджатых губ. Теперь ей было всё равно.
На маме была строгая юбка и белая блузка, на ногах - офисные туфли. Воротничок игриво расстёгнут, и сложенные руки приподнимали ещё тугую, полную грудь. За крохотной пуговкой, еле удерживающей блузку от дальнейшего расстёгивания, виднелся краешек кружевного лифчика.
Мать молча смотрела, не делая попыток пригласить дочь в квартиру. Елена оглянулась по сторонам. Всё было по-прежнему, но что-то неуловимо изменилось.
- Можно мне пожить здесь, пока я не восстановлюсь на факультете? - спросила она. Вопрос был риторический. Она почти не сомневалась, что мама ей не откажет. Не сможет отказать.
Ей не ответили, и Елена посмотрела на мать. Взгляды их встретились. Ничего доброго не было в глазах матери, словно на неё смотрела чужая женщина.
- Я слышала, ты вышла замуж, - сказала мама. Это тоже не было вопросом. Просто констатация факта.
- Да. Мой муж умер...
- Я знаю. - Голос матери стал ледяным. - Мне уже рассказали. Чужие люди.
- Мам, я не могла...
- А теперь ты приходишь, и просишься переночевать.
Стукнула комнатная дверь. В прихожую вышел мужчина и стал рядом с матерью. Однажды Елена его видела - это был новый шеф матери. Тот, старый, который был раньше, куда-то пропал, и на его место пришёл этот - упитанный коротышка средних лет. Редкие волосы прилизаны, на жирном подбородке ямка, как от тычка карандашом.
Шеф обвёл девушку взглядом с головы до ног, оценивающе посмотрел на ноги, и хозяйским жестом приобнял мать за талию.
- У нас гости?
- Нет. Она уже уходит, - ответила мать, не делая попытки сбросить его руку.
Елена покачнулась, и прислонилась спиной к косяку. В ушах возник, и стал нарастать тихий звон, словно где-то бренчал стальными крыльями мириад голодных комаров.
- Куда я пойду? - сказала она, тихо, самой себе.
- Раньше надо было думать, когда с мужиками бегала. Найдёшь кого-нибудь, - зло ответила мать. - На улице не оставит.
Елена опустила голову, чтобы не видеть, как рука шефа тискает мамину блузку. В голове звенело всё сильнее. Начало ломить в висках, а очертания предметов стали резкими, как на картинке.
- Я беременна. У меня будет ребёнок.
В прихожей повисло ледяное молчание. Оно всё длилось, и Елена подняла глаза. Начальник матери наконец убрал руку и сейчас щипал пальцами губу. Мама хмурилась и поправляла блузку. Девушка знала этот жест и это выражение лица. Так было всегда, когда принималось решение.
- Так. - Наконец прозвучал приговор. - Сейчас пойдёшь к себе в комнату. Я звоню своему врачу. Он назначит время, и мы поедем с тобой в клинику. Сделаешь аборт. Врач возьмёт деньги, но ничего, отдадим. Главное, не терять времени.
Елена не поверила своим ушам. Это она, она сама должна была предложить сделать это! Она! Это ей навязали этого ребёнка, навязали, бросили в эту реку с головой. Какое мать имеет право решать за неё!
Тошное ощущение чужого, инородного тела внутри неё, плода насилия, будто её окунули в грязь, вдруг исчезло. Растворилось, растаяло от злости и страха за часть себя.
- Нет!
- Что? - ровно сказала мать. - Что значит - нет?
- Я никуда не пойду. Аборта не будет.
- Вот значит, как. Бунт на корабле? - никогда Елена ещё не слышала у матери такого голоса. Даже когда уходила в общежитие. Она и не знала, что та умеет так говорить. - Хватит нести чушь. Сейчас ты пойдёшь в свою комнату...
- Я ухожу. - Елена развернулась и взялась за дверную ручку.
- Стой, идиотка. Андре, задержи её.
Горячие мужские пальцы ухватили её за локоть.
- Погоди, деточка...
Она обернулась и взглянула ему в лицо. Видно, что-то было в ней, что Андре мигом разжал пальцы и убрал руку. Глупо ухмыльнулся и отступил на шаг.
- Прощайте, - она шагнула за порог. "Дура!" - захлопнувшаяся дверь отрезала последний возглас матери.
Елена спустилась на два пролёта и застыла, глядя перед собой невидящими глазами. Мир окончательно потемнел, стал чёрно-белым, резким. Предметы сдвинулись, стали плоскими, обрели контур и замигали. Звон в ушах стал оглушительным, достиг невыносимой ноты, и внезапно стих, как отрезанный. Через мгновение всё вернулось. Мир обрёл цвет и объём.
Она решительно поправила ворот куртки и зашагала вниз по лестнице.
Глава 12
Настоящее время. Игра
Зал для игры оказался большим и светлым. Гораздо больше и светлее, чем у них, в офисе, который сгорел так внезапно. Перед ними распахнули дверь, и все прошли внутрь, в центр помещения с высокими потолками, где ровными рядами стояли капсулы.
Да, это были не те убогие кресла с наспех приваренными кронштейнами и облезлыми подлокотниками. Здесь чувствовался размах.