Nrina : другие произведения.

Черно-белый фотоальбом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фанфик по Watchmen. Пре-стори Роршаха. Он еще даже не подошел к опасному краю пропасти, хотя его взгляд уже соприкоснулся с чернотой бездны, которая медленно перетекала в широко открытые карие глаза. Маленькие кусочки жизни. Годы 1964-1975.

  1964
  
  
  "Days like this I really wish,
  I really wish I wasn't me"
  
  Парнишка лет четырнадцати. Труп нашли утром в переулке, в двух кварталах от Manhattan Fabrics - места работы Уолтера Ковакса. Темная история, замешанная на наркотиках. Живот располосован так, что внутренности вывалились наружу.
  По дороге домой Уолтер намеренно сделал крюк и свернул в этот переулок. Следы крови так и не смыты с асфальта, черные подтеки уже начал покрывать уличный мусор, никому нет дела. Обрывки желтой заградительной ленты трепещут на ветру, прощально машут ушедшему ребенку, чей силуэт растертым меловым контуром проглядывает сквозь пустые пачки сигарет и осколки пивных бутылок.
  Еще утром, перед работой Уолтер купил старый выпуск New York Gazette со статьей об убийстве молодой девушки с итальянской фамилией. Вечером, неся газету домой и еще не зная, что имя жертвы в передовице окажется ему знакомым, Ковакс натолкнулся в узком проходе между домов на двоих парней, избивающих пожилого мужчину. Типичное для этого района происшествие.
  Уолтер замедлил шаг.
  На противоположном конце переулка показался человек - мужчина средних лет в идеально сидящем на крепкой фигуре пальто. Ковакс с надеждой посмотрел на новое действующее лицо, ожидая поддержки - ситуация была более чем недвусмысленная. Старик, зажимая окровавленную голову, тихо стонал в руках бандитов.
  Мужчина в элегантном тренче украдкой бросил настороженный взгляд на эту сцену и, надвинув шляпу на самые брови, быстрым шагом пересек переулок, провожаемый пристальными взорами присутствующих. Едва прохожий скрылся за углом, один из грабителей обратился ко все еще стоящему на месте нежеланному свидетелю:
  - Что-то забыл, малыш? Иди домой, к мамочке, уже поздно гулять одному по улицам.
  Если до этого еще оставался шанс, что Ковакс предпочтет не встревать и бегом доберется до телефонного автомата, вызывая тех, чьей профессией было предотвращать подобные происшествия, то после оскорбления, безотчетно надавившего на больные точки, пути назад не было. Низкое рычание сорвалось с губ рыжего парня. Бесконтрольная ярость, которую он старательно учился подавлять все последние годы, высвободилась наружу. Ковакс принял боевую стойку. Подонок с кривой ухмылкой перебросил безвольно обвисшего старика напарнику и широко расставил руки, надвигаясь на низкорослого противника.
  - Хочешь поиграть, малыш? - лезвие сверкнуло в ладони бандита. Ложный выпад, еще один, Уолтер принимает правила - не сложнее, чем в боксе. Нож нацелен в живот, удар летит по косой, почти задевая кожу, Уолтер без затруднений уворачивается - гибкое, легкое тело всегда было его тактическим преимуществом, даже в поединках с противником другой весовой категории. Шаг влево, удар наотмашь свернутой газетой по глазам, ублюдок взвизгивает и на мгновение теряет ориентацию, инстинктивно прижимая руку к голове. Этого замешательства достаточно для Ковакса: локоть влетает в диафрагму, заставляя человека согнуться пополам. Ногой выбивает нож. Точно направленным ударом пусть не внушительного, но отнюдь не слабого кулака - фирменный апперкот.
  Нокаут.
  С одного удара. Ковакс внутренне горд собой.
  Второй грабитель громко выматерился и отбросил в сторону старика.
  - Ну держись, рыжий!
  Ножа у амбала не было, но с такой комплекцией он в нем и не нуждался. Эта внушительная смесь жира и мускулов почти на две головы возвышалась над миниатюрным соперником. Уолтер сделал шаг назад, нервно сжимая свое единственное оружие - истерзанную New York Gazette. Нож валялся в нескольких метрах в груде хлама, вне досягаемости. На какую-то долю секунды Ковакс пожалел, что вообще ввязался в это дело, но отступать было некуда. Темнокожий громила злорадно ухмылялся, видя замешательство на лице противника.
  Сзади глухо застонал старик. Поднимаясь на ноги, дрожащим, надтреснутым голосом позвал на помощь. Слабый крик, вряд ли способный привлечь чье-то внимание: слово "Помогите!" скорее отпугивает, чем привлекает людей. Преступник обернулся, намереваясь заткнуть беспокойную жертву; в эту секунду Уолтер длинным прыжком метнулся к мусорному баку за ножом. Черт возьми, и это - нож? Рукоять была крайне неудобной, о балансировке никакой речи и не шло - лезвие скорее являлось столовым прибором, чем боевым оружием. Ковакс едва успел перехватить это жалкое металлическое изделие, когда разъяренный локомотив под двести пятьдесят фунтов живого веса с разгона впечатал его в стену.
  В голове словно взорвался стеклянный фейерверк. Что-то острое чувствительно врезалось в спину. Высвободиться из-под беспорядочно молотящего кулаками тела, поудобнее вывернуть руку, замах... Нож, распарывая одежду, кожу, мышцы, входит в плечо здоровенного негра, и хлипкая рукоять обламывается, оставляя лезвие в теле. Жуткий вой разнесся по переулку, заглушая негромкие призывы покалеченного старика о помощи. Уолтеру понадобилось несколько секунд, чтобы освободиться от неумелого захвата раненой туши, придавившей его всем своим весом. Превзнемогая тупую боль в затылке - наверняка сотрясение, неплохо приложился об кирпичную стену - Ковакс вскочил на ноги и снова занял боевую позицию, прикидывая траекторию удара в висок противника. Но грабитель, похоже, закончил на сегодня ночные похождения и, лежа на земле, глухо подвывал, сжимая окровавленное плечо. Физические стойкость и сила бывают часто несопоставимы со стойкостью и силой духа. На счастье, соперник добровольно выбыл из игры. Отнюдь не собираясь подниматься, он тихо скулил сквозь стиснутые зубы:
  - Я запомню тебя, рыжая тварь! Ты у меня еще...
  - Вы сможете встать? - обратился Ковакс к пожилому человеку, подавая ему руку. Морщинистая ладонь, перепачканная в крови, протянулась навстречу. От старика разило перегаром.
  - Спасибо, парень, я... я тебе жизнью обязан.
  - Идемте отсюда. Нужно вызвать полицию.
  При слове "полиция" раненый грабитель резво вскочил на ноги.
  - Беги-беги, ублюдок, - прошипел старик, поднимая с земли свернутую газету и отдавая ее Коваксу.
  - Идемте, - повторил Уолтер, косясь на все еще лежащего без сознания второго преступника.
  Далее - лишь смутные воспоминания, все как в тумане. Поиски чертового телефонного автомата, с избитым человеком, цепляющимся за плечо. Адреналин все еще стягивает внутренности в тугой комок, сердце никак не может успокоиться. Искореженная телефонная трубка с разорванными венами проводов. Безлюдные улицы. Редкие прохожие, завидев парнишку, тащащего пожилого мужчину, сразу стараются изменить свой маршрут. Ощутив запах крови, они скрываются, прячутся, лишь бы чужая беда не коснулась их самих. Никому нет дела: отведенные взгляды, ускоренные шаги.
  Наконец, работающий телефонный автомат. "Звонок принят, наряд выехал".
  - Вы в безопасности, мне нужно идти.
  - Но... - старик зашелся в приступе кашля. - Хотя, как знаешь, парень. Сейчас никто не хочет лишний раз сталкиваться с копами. Возможно, я смогу что-то для тебя сделать...
  Он полез в карман, очевидно, за кошельком.
  - Чтоб этих ублюдков... - негромко выругался, вспомнив, что деньги остались в руках бандитов. - Я могу дать мой адрес, ты сможешь...
  - Спасибо, не стоит, - произнес Уолтер. Голова раскалывалась, сейчас ему хотелось только отправиться домой и остаться одному.
  - Черт возьми, парень, хоть имя свое скажи!
  - Извините, мне нужно идти.
  Вдали завыли полицейские сирены. Уолтер еще расслышал, уходя в темноту, как нетрезвый старик с окровавленной головой тихо бормотал себе под нос:
  "Если уж не чертовы копы и не эти шизанутые Minutemen, то тогда кто? Кто?.."
  
  
  Первым делом - душ. Смыть с себя грязь, пот, кровь. Ванная комната на этаже к этому времени уже свободна, можно долго стоять под горячими струями, если только хозяйка не начнет орать по поводу расходуемой воды. Тело в синяках, царапины слегка саднят. Ушиб на затылке, глухая, почти притупившаяся боль. "Надо постирать полотенце, уже две недели забываю". Размытый силуэт в запотевшем зеркале, немного недотягивающий до шести футов... Хорошо, хорошо, не дотягивающий ЧЕТЫРЕ дюйма до шести футов. Он вряд ли уже станет выше. Худощавый, жилистый, с развитой мускулатурой - первый полусредний вес.
  Завернулся в полотенце. Быстро проскочил в свою комнату.
  В коридоре холодно, темно, сквозняк по ногам. У пожилой пары снова вывернута до упора громкость радиоприемника. В смежной квартире дверь приоткрыта: молодой парень, живущий там, явно страдает какими-то психическими расстройствами. Возможно, сидит на наркотиках. В комнату напротив недавно заселилась женщина лет тридцати пяти - у нее всегда тихо и выходит она редко.
  Уолтер разворачивает газету и пытается расслабиться. Холодные капли с влажных волос сбегают на шею, заставляя кожу невольно покрываться мурашками. В комнате довольно прохладно. Уолтер привык, его мало заботят перепады температур.
  Долго не может сосредоточиться на чтении, не в силах даже прочитать заголовок в шапке. Буквы расплываются перед глазами - произошедшее этим вечером не выходит из головы. Конечно, ему случалось участвовать в куда более жестких потасовках, и полученные сегодня травмы были просто не стоящими внимания по сравнению с порой получаемыми на ринге увечьями. Годы в школе для трудных подростков способствуют изучению не только обязательных наук, в жестоком обществе малолетних преступников Ковакс усвоил и другие премудрости - от многообразия приемов рукопашной борьбы до применения в качестве оружия любых подручных средств. Синяки сойдут, но не скоро сотрется из памяти картинка двух отморозков, избивающих плачущего старика. За жалкие несколько долларов в его кармане. А возможно, просто ради удовольствия, ради смертельного ужаса в глазах жертвы.
  Тот мужчина в переулке. Прошел мимо, даже не остановившись. Люди сами позволяют бесчинствовать нелюдям, давая карт-бланш своим безразличием.
  Уолтер заметил, что у него чуть заметно дрожат руки.
  Успокоиться. Отвлечься.
  Кофе. Много молока, почти половина чашки. Три кубика сахара. Уже легче, напряжение спадает. Старое кресло жалобно скрипит, когда Уолтер вертится, пытаясь найти удобное положение с чашкой кофе и газетой в руках. New York Gazette хрустит в пальцах, приковывает взгляд крупным заголовком: "Женщина была жестоко убита, пока соседи наблюдали". Смутно знакомое имя.
  Китти Дженовезе. Что-то важное всплывает в памяти. То самое отказное платье.
  "27 минут почти 40 человек в доме слышали крики. Многие смотрели из окон". Просто смотрели.
  Примерно года два назад или даже чуть меньше. Капризная, высокомерная, как и большинство обеспеченных клиенток. Возможно, в тот момент, когда она швырнула на пол готовое платье и, развернувшись на тонких каблуках, решительно зашагала прочь, Уолтер мог ее ненавидеть настолько, что почти желал ей смерти. Отказное платье было очень, очень красивым. Как она могла не видеть этого?
  Теперь уже поздно.
  Уолтер поднял голову, отрываясь от газеты. На сегодня чтения хватит. Какое-то давящее чувство поднималось изнутри, подступая к горлу, словно комок рвоты - омерзительной, кроваво-желчной.
  "Просто смотрели".
  Страшная смерть - в шаге от спасения, в нескольких дюймах, которые мешала преодолеть ледяная стена человеческого безразличия, на расстоянии вытянутой руки, которая так и не протянулась к телефонной трубке, чтобы набрать номер отделения полиции.
  Уолтер поднялся на ноги. Газету и чашку на стол. "Надо вымыть посуду, много накопилось", - машинально замечает он и подходит к окну. Задергивает рулонные шторы и затем беспокойно меряет шагами свою небольшую квартиру: восемь шагов вдоль, пять поперек. Шесть, если не мешает кровать. Шесть с половиной, если делать маленькие шажки. Раз, два, три...
  Воспоминания не отпускают. Окровавленный мужчина и хохочущие мерзавцы. Четыре, пять...
  Неприятный привкус во рту, гадкий осадок, отвратительный, мерзкий, тошнотворный. Шесть, семь, восемь... Стена.
  Картинка продолжает стоять перед глазами. Прикрывает веки - бесполезно. Свет, проникая через тонкую кожу, отпечатывает темно-багряный цвет на сетчатке, который плывет, превращаясь в густые, маслянистые лужи крови.
  Уолтер открывает глаза. Он стоит у стены, уперевшись взглядом в маленькое зеркало. Ковакс редко пользуется им - оттого отвратительнее ему видеть сейчас угловатое лицо с рельефными скулами, на котором многочисленные веснушки и шрамики от ветрянки дополняют далеко не самый привлекательный образ. Занесенный для удара кулак в последнюю секунду расслабляется, остановившись в нескольких дюймах от стекла. Уолтер бессильно опирается ладонью на стену. Его глаза избегают встречаться с собственным отражением.
  
  В комоде под зеркалом хранится несколько обрезков бело-черной ткани -раскроенное отказное платье Китти Дженовезе. Уолтер аккуратно извлекает небольшой латексный рулон - если бы не статья в газете, он и не вспомнил бы о его существовании. Ткань нравилась ему: только черное и белое, какими и должны быть все вещи. Не смешивается.
  Ножницы и спиртовая горелка. Этот латекс, очередное революционное творение доктора Манхэттена, довольно капризен к кройке.
  Портняжный сантиметр. Довольно глупое, непривычное занятие - обмерять собственную голову.
  Иголки, нитки. Можно приступать.
  ...Он все-таки обжегся о горелку. С досадой посасывая травмированный палец, Уолтер сделал намётку по вырезанному куску ткани. Примерил: стягивает шею, необходимо перенести шов.
  Еще десять минут работы. Кажется, готово. Удобно.
  Ковакс подошел к зеркалу. Рамка величиной не больше книжной обложки заперла в себе движущуюся бело-черную симметрию, вызывающую в памяти картинку психологического теста, который почти полвека назад разработал...
  - Роршах...
  Уолтер Ковакс смотрит на лицо в зеркале, оно нравится ему куда больше, чем привычное отражение. По гладкой белой ткани черной ртутью струятся бесформенные пятна. Удачный раскрой - рисунок абсолютно симметричен. Материя приятна на ощупь и практически не ощущается, сливаясь со своим хозяином, словно вторая кожа, словно его истинное лицо.
  - Роршах... - шепчет Уолтер, пробуя это спонтанно пришедшее имя на вкус. Новое лицо отзывается бархатно-черным пятном на губах. Дыхание складывает на поверхности ткани новый причудливый рисунок.
  Ковакса вдруг охватило какое-то странное чувство, ощущение чего-то значительного, важного, как будто мир чуть заметно сдвинулся с оси и время заново начало отсчет. Хотелось то ли кричать, то ли плакать. То ли от радости, то ли от неизбывного горя. Разделить это чувство с кем-то, рассказать, заставить почувствовать то же, что чувствовал сейчас он...
  За стеной на повышенных тонах выясняли отношения престарелые супруги. Старуха визгливо кричала, безобразно ругаясь. Что-то тяжелое ударилось в стену, послышался звон стекла.
  Уолтер провел ладонью по ткани - прерывистая черная клякса растеклась ото лба до подбородка.
  В комоде на нижней полке хранилась толстая тетрадь в кожаном переплете. Обезличенный подарок на Рождество, оставшийся еще с приюта. Ковакс долго не мог найти ей применения: писать было не о чем, а выкинуть - решительно жалко. Сейчас, похоже, эта тетрадь сможет ему послужить.
  
  
  
  18 марта 1964
  Я закончил свое новое лицо. Оно скроет меня от мира, а мир - от моих чувств и эмоций.
  Теперь я буду записывать сюда обо всем происходящем, о полученном во время моей ночной миссии опыте. Этот дневник будет полным отчетом о поступках, пропуском, который я предъявлю апостолам, когда они придут за мной в Судный День.
  И я начну сегодня с той женщины и ее убийц. *
  
  ...Ему нужна соответствующая одежда. Белая рубашка, черные брюки. Единственное подходящее, редко надеваемое пальто, к сожалению, было коричневым. Выбивается из желаемого стиля, но это несущественно. Немаловажным плюсом пальто являлась купленная ему в тон фетровая шляпа. Можно заменить на ней ленту, тем самым почти сводя на нет незначительное отклонение от основной цветовой гаммы.
  Белый шарф, скрывающий край латексной ткани: граница стерта, больше нет никакой бросающейся в глаза разнородности между телом и лицом. Последний штрих - перчатки. Предохраняют: он не оставит своих отпечатков и надеется, что ничто не оставит своего отпечатка на нем. С этими подонками так и нужно - марать руки, не марая при этом себя.
  Уолтер прошелся по комнате, потянулся, присел, опробывая новое облачение. Неудобно. Брюки были слишком узкие, стягивают в коленях; рубашка при резких движениях угрожающе трещит в районе спины. Не годится.
  После короткой инспекции своего скромного гардероба, Ковакс, обреченно вздохнув, вынужден был признать, что единственным подходящим облачением был чернильно-фиолетовый костюм-тройка, оставшийся еще с выпускного вечера в Чарльтоне. Конечно, имелся еще спортивный вариант, в котором Уолтер когда-то занимался в тренировочном зале - эта одежда был несравнимо удобнее, но выходить на улицу в чем-то подобном холодной ночью в середине марта...
  Изначально задуманный образ черно-белого героя в маске не выдержал столкновения с реальными возможностями Уолтера Ковакса и плавно трансформировался в пусть не эффектное, но жизнеспособное и прагматичное создание. Из маленького зеркала на Ковакса смотрел вполне буднично одетый мужчина. Ну... хорошо, эта одежда давным-давно вышла из моды! Но разве такие мелочи имеют значение? По крайней мере ни у кого не возникнет мысли приравнивать Роршаха к этим психам Minutemen. Клоуны... Конечно, можно скрывать свои лицо, но зачем при этом наряжаться в карнавальные костюмы?
  Ковакс попытался улыбнуться себе в зеркале - пятна на латексе сложились в угрожающий, чудовищный оскал, будто всплывший из душного ночного кошмара. Уолтер внутренне содрогнулся - непривычно видеть себя таким. Неожиданно в памяти мелькнула услышанная несколько часов назад реплика: "Я запомню тебя, рыжая тварь!" Ха, уж теперь наверняка запомнишь! На всю жизнь.
  С долей сожаления стянув с головы черно-белую ткань, Уолтер Ковакс погасил свет и тихо выскользнул за дверь. Тишина в коридоре: ругающиеся старики уже угомонились, из комнаты наркомана раздавался негромкий храп, от соседки напротив как обычно не доносилось ни звука. Лишь бы не разбудить квартирную хозяйку...
  К черту, какая разница!!!
  Холодный ночной ветер хлестнул в открытое лицо Уолтера. Поежившись и подняв повыше воротник, Ковакс заложил руки в карманы и свернул в ближайший темный переулок. Сняв шляпу, он некоторое время стоял, нерешительно теребя в руках черно-белую материю. Пятна, словно вбирая в себя саму ночь, плавно перетекали под его пальцами. В задумчивости парень разглядывал гипнотизирующую маску, и в этом хаотичном движении ему чудилось что-то зловещее, бесповоротное, фатальное. Будто надев ее сейчас, он перейдет некую точку невозвращения.
  Он знал и внутренне был готов.
  Вдохнув полной грудью, словно пловец перед прыжком на глубину, Уолтер закрыл глаза и принял свое новое лицо. Оправил, разгладил складки - латекс соприкоснулся с телом, слился с кожей, порами, мышцами. Его лицо - мое лицо.
  Выдох. Судорожный вдох.
  Город встречал Роршаха.
  
  
  
  New York Gazette
  4 апреля 1964
  
  Прошлой ночью четверо подозреваемых в убийстве Китти Дженовезе были найдены связанными перед входом в полицейский департамент второго округа по борьбе с особо тяжкими преступлениями. Прикрепленная к одному из подозреваемых записка гласила: "Мои поздравления. Роршах."
  "Разумеется, мы благодарны", - прокомментировал Майкл Мартин из второго участка. "Мы полагаем, этот Роршотч - очередное явление из сферы мстителей в костюмах. Довольно дурацкое имя при этом..."
  Полицейские не раскрывают имен четырех мужчин, с марта разыскиваемых за убийство Дженовезе. Пока подозреваемые содержатся в департаменте второго округа, полиция прекращает розыск".
  
  
  
  1965
  
  "I see a different world, closing in on the future
  Sorry to be so cynical but it's all I know"
  
  
  Февраль 65-го. Морозная ночь.
  Крыша трехэтажного кирпичного здания не убиралась, очевидно, со дня постройки. Оставшийся от ремонтников хлам, прелые листья и крошево битого стекла неровным узором вмерзли в скользкий черный настил.
  Стареющая луна изредка пробивалась сквозь облачную завесу и неверным светом рисовала длинные дрожащие тени на кирпиче. За трубой, испещренной корявыми граффити, промелькнул черный силуэт - то ли игра лунного света, то ли неприкаянный призрак.
  Ночь с пятницы на субботу, половина третьего - время, щедрое на события. Не всегда приятные - чаще всего они заканчиваются увечьями или чьей-либо смертью. Темнота потворствует преступлениям, но нередко она скрывает не только тех, кто хочет скрыться, но и того, кто выслеживает скрывающихся.
  Ковакс, поеживаясь от холодного ветра, осторожно пробирался по крыше, его выдавало только чуть слышимое похрустывание ледяной корочки под подошвами, в остальном - просто одна из многочисленных серых теней. Более опасная, чем остальные.
  С минуту назад где-то поблизости кричала женщина, Уолтер мгновенно среагировал на шум. Теперь из переулка доносились только мужские голоса, пререкающиеся на повышенных тонах. Подобравшись к краю крыши, Ковакс заглянул вниз.
  Почти обыденная для этого района сцена - трое пьяных ублюдков и вжимающаяся в стену напуганная девица. Одета весьма фривольно, но вряд ли торгует телом, по крайней мере на улицах. Наверняка возвращалась с какой-то пьяной вечеринки. Одинокий поздний прохожий - легкая жертва.
  Однако совершенно выбивающимся из стандартного сюжета элементом этой классической постановки являлся странного вида парень, увенчанный рогатым капюшоном, в сизо-сером обтягивающем костюме. Широкий пояс со множеством карманов, золотистые очки... Темный плащ необычного кроя дополнял образ шизанутого придурка.
  Выряженный тип тоже медленно жался в угол, противоположный тому, где подвывала от страха ярко накрашенная женщина.
  Только этого не хватало! Очередной одноразовый борец с преступностью. Ковакс встречал таких раньше - в поисках приключений и славы подростки выходили ночью на улицы, нарядившись в перешитые мамины рейтузы, призванные устрашить противника. В лучшем случае избитые до потери сознания, они быстро теряли охоту к повторным вылазкам во имя справедливости. В худшем - их тела находили на утро: изувеченные, изуродованные, изнасилованные. Мертвые.
  Примерно месяц назад Ковакс сам соприкоснулся с результатом неудачной попытки поиграть в супергероя. На рождественских каникулах семнадцатилетняя девушка, страстная поклонница Озимандиаса, решила помочь своему кумиру в благородном деле. Уже остывшее тело в разорванном пестром костюме подбросили в качестве насмешки к мусорному баку в двухстах футах от полицейского участка: эдакая злая пародия на действия самих нелегальных борцов с преступностью. По случайности Ковакс первым нашел труп.
  Его ночные рейды к тому времени длились уже почти год и он повидал многое - далеко не каждый столкнется с таким количеством ужаса и насилия за всю жизнь. Он так и не смог получить иммунитет к виду крови и вывернутых конечностей, и, наверное, не сможет приобрести его никогда, но при виде того, что успели сделать эти подонки с девочкой, его вырвало. Безостановочно, до желчи.
  Насильников так и не нашли.
  Сейчас еще один мальчишка, начитавшийся криминальной хроники, полной восторженных статей о похождениях Манхэттена, Озимандиаса и Роршаха, решил показать себя с лучшей стороны и встать в один ряд с героями, не подозревая, что вероятнее всего ляжет в один ряд с себеподобными глупыми мечтателями на городском кладбище.
  Тактически просчитав ситуацию, Уолтер уже намеревался вмешаться, но неожиданно до него донеслись слова пятящегося назад героя в плаще - ни капли паники в голосе:
  - Последнее предупреждение. Если вы немедленно не сложите оружие, мне придется применить свое...
  Хмм, забавная самоуверенность! Бандиты, вооруженные свинцовыми трубами, придерживались того же мнения и открыто заржали герою в лицо. Один из них занес металлический обрез для удара; Ковакс понял, что пора действовать и начал поспешно спускаться вниз по пожарной лестнице, игнорируя ступени и перепрыгивая сразу с площадки на площадку.
  Вульгарно размалеванная женщина завизжала.
  Подошвы Уолтера стукнулись об асфальт, он стремительно развернулся и...
  Первый нападающий с воем катался по земле, зажимая глаза. Второй вяло отползал в сторону, хватаясь руками за разбитую голову. Последний оказался удачливее и умудрился вскочить противнику на спину, плотно блокировав его шею профессиональным захватом. Парень в костюме вместо того, чтобы освободиться от нападающего контратакой, инстинктивно тянул руки к горлу и пытался разжать удушающую хватку.
  Не теряя времени, Ковакс вмешался в поединок. Жестокий удар по почкам, по затылку...
  Сила, сопровождающая летящий кулак боксера-профессионала, примерно в пять раз превосходит мощность такой же атаки неподготовленного человека. В Чарльтонском интернате Уолтер Ковакс считался одним из лучших боксеров, яростный свормер, непредсказуемый со своим фирменным апперкотом левой. Уличная шваль не имела против него никаких шансов. К своему счастью, шваль это быстро поняла и, со стоном разжав шейный захват, поспешила спастись бегством - точнее, заковылять прочь.
  - Стоять!
  После этих слов бандит, разумеется, попытался исполнить прямо противоположные действия и рванул с места. Ковакс оказался быстрее.
  - Полицейский участок в другой стороне.
  Из кармана Уолтера показалась тонкая синтетическая веревка, обычно используемая для перетяжки тюков. Скрутив руки преступнику так, что тот скрючился и застонал от боли, Ковакс занялся остальными, попутно отдавая приказы нервно трясущейся девушке и мальчишке в идиотском костюме:
  - Вызовите полицию, мисс. А вы свяжите этого выродка - веревка есть? Что вы с его глазами, кстати, сделали?
  - Слезоточивый газ, - как можно равнодушнее пожал плечами герой в плаще, извлекая наручники и выворачивая запястья стонущему на земле бандиту. - Постойте, мисс. Я сам вызову полицию.
  - Что это? - спросил Уолтер, кивком головы указывая на появившийся в руках парня громоздкий прибор.
  - Портативная радиостанция. Настроена на полицейскую волну, - ответил тот с легкой улыбкой.
  - Незаконно.
  - Зато действенно! - последовало незамедлительное возражение. Ковакс повернулся к девушке, краем уха слушая, как мальчишка бубнит сообщение диспетчеру.
  - Не ранены? - поинтересовался Уолтер. Девица отчаянно замотала головой, вжимаясь еще дальше в угол - шок. Сейчас она, кажется, не в состоянии отличить нападавших от спасителей.
  "Ограбление, попытка изнасилования на пересечении 119 и ..."
  Кажется, можно уходить отсюда. Этот новоявленный герой сам довершит дело - не такой уж он беспомощный, как могло показаться с первого взгляда. Костюм бы ему еще сменить...
  "Преступники обезврежены и обездвижены до приезда машины. Операцию проводили Роршах и Ночная Сова Два. Конец связи".
  Ночная Сова? Номер два? Хмм... Парень стремительно терял начисленные очки - всего лишь подражатель Холлиса Мэйсона, никакой индивидуальности. Интересно, что обо всем этом думает сам мистер Мэйсон? Позволяет безнаказанно марать свое имя всяким школьникам?
  Уолтер поправил шляпу, засунул замерзшие руки в карманы и направился прочь, оставляя стонущих дергающихся бандитов, в унисон подвывающую им жертву ограбления и отважного фан-боя наедине друг с другом ждать приезда копов.
  - Эй, Роршах, ты куда? - окликнул его Ночная Сова. Ковакс обернулся через плечо - черные пятна на ткани медленно дрейфовали без всякого выражения.
  - Мы неплохо сработали вдвоем! Может ээээ... по пиву, а? - неуверенно предложил парень. Не получив ответа, мальчишка занервничал, делая вид, что ему срочно нужно поудобнее застегнуть перчатки. Выждав с полминуты, Ковакс повернулся к собеседнику всем телом и оценивающе окинул его взглядом:
  - Сколько тебе лет?
  - Мм... девятнадцать.
  - Вот и все. А через два года посмотрим, - отрезал Ковакс и размеренно зашагал в темноту.
  
  
  
  "No way for me to get away
  And all I'm trying to do is breath"
  
  Ножевое ранение в бедро. Ублюдок успел зацепить его, когда Ковакс расслабился, легкомысленно решив, что тот потерял сознание. Кровь пропитала штанину насквозь. "Если задета артерия - это конец", - с отстраненностью подумал он.
  Преступник целился в пах, Уолтер в последнюю секунду успел отскочить, и лезвие скользнуло по другой траектории. Ударом неповрежденной ноги Ковакс вышиб нож из ладони нападавшего; возвратным движением каблук опустился парню на лицо. Второй раз, третий, пока невыносимая боль в раненой ноге не дала о себе знать настолько, что Уолтер пошатнулся. Ублюдок под ним вяло выплевывал кровавую кашу из зубов, его глаза закатывались.
  Стройная девушка, похожая на сошедшую с женского журнала картинку, собственно, и ставшая виновницей происходящего, торопливо поспешила на помощь своему спасителю и приложила насильника в бок носком изящного сапожка. Уолтер жестом остановил ее. Девушка подняла глаза на героя в маске и ровным голосом постановила:
  - У вас кровь идет.
  К счастью, латексная ткань не могла воспроизвести выражение лица Ковакса, иначе спасенная всерьез бы задумалась, а не лучше ли было остаться в темном переулке наедине с насильником. Девушка невозмутимо продолжила, направляясь к Уолтеру:
  - Я живу в двух домах отсюда, идемте, я наложу повязку. Я учусь на врача, только второй семестр, но я думаю...
  Ковакс застонал сквозь зубы:
  - Хорошо! Куда идти?
  Им овладела легкая паника - никогда еще до этого Уолтер не получал серьезных повреждений. Обычно везло, отделывался синяками. В худшем случае - глубокими порезами, которые достаточно было перебинтовать или зашить собственноручно. Дважды получал огнестрельные ранения - несущественно, всего лишь сорвало кожу с плеча; второй раз пуля прошла по касательной, выдрав кусок мяса из лодыжки. Однажды было сотрясение, тогда он все-таки отправился к врачу, соврав, что упал с лестницы. Сейчас дело обстояло намного хуже - до дома не дойдет, в больницу в таком виде ему нельзя.
  Недавняя жертва преступления подошла к Уолтеру и, опустившись на корточки, протянула руки к его паху. Он отшатнулся.
  - Без глупостей, мистер Роршах! - приказным тоном прикрикнула она. - Шарф ваш давайте! Кровь еще в ботинках не хлюпает? Нет? Сейчас будет. Шарф сюда быстро!
  На самом деле правый ботинок уже давно был мокр изнутри. Уолтер послушно распустил узел и протянул девушке белоснежный отрез ткани. Ковакс видел, как она тщательно скрывала страх под этой напускной бравадой. На адреналиновой волне она еще плохо соображала, иначе зачем... О Господи, больно-то как!!!
  Уолтер подавил стон, плотно стиснув зубы, когда юная целительница с недюжей силой рванула шарф, затягивая повязку на ране.
  Девушка - Эмили Синдел - действительно жила в двух шагах. Конечно, если измерять расстояние не в тех шагах, которыми передвигался раненый Уолтер. Небольшая квартирка на третьем этаже, съемное жилье, но на порядок выше классом, чем у Ковакса.
  - Ваши соседи могут увидеть, как вы приводите ночью домой мужчину. Не хочется вас компрометировать, - заметил Уолтер, когда девушка буквально затаскивала его вверх по лестнице. Комплекция позволяла ей вести своего спасителя так, что он свободно обвисал на ее плече - Эмили была выше почти на голову.
  - Предлагаете бросить вас тут, чтобы меня не компрометировать? - съехидничала она. - Соседи больше испугаются, что я вожу по ночам к себе не бой-френдов, а РОРШАХА.
  - С этим сложно поспорить, - выдавил Уолтер. Преодолевая слабость, он едва держал равновесие, опираясь на стену, пока девушка пыталась попасть ключом в замочную скважину.
  Всего одна комната, служившая и гостиной, и спальней. Вещей мало, из-за этого помещение выглядело необжитым. Через перегородку находилась маленькая кухня.
  Первым делом Эмили задернула шторы и лишь затем включила свет. Уолтер отметил эту предусмотрительность, девушка вызывала у него все большую симпатию. Разувшись, она сразу стала на дюйм ниже. Изящные ноги, освобожденные от высоких сапог, не могли не приковывать взгляд. Точеная фигура, мягкие русые волосы, внимательные голубые глаза, разглядывающие его... Порванную и запятнанную одежду, влажно липнущие к ногам, насквозь пропитанные кровью брюки, руки в жестких перчатках. Его лицо.
  Судя по беспокойно скользящему взгляду, девушка была близка к панике. Ее пальцы чуть заметно дрожали; кажется, только сейчас она начала в полной мере осознавать происходящее.
  Капли крови медленно и едва слышно стучали об ковер, впитывались, расползаясь маленькой багряной лужицей.
  Уолтер стоял, пошатываясь, в центре комнаты - тускло освещенный торшером силуэт. Маска практически белая, словно лист бумаги, лишь небольшие чернильные росчерки то и дело появляются на линии скул.
  Девушка, наконец, сумела вернуть прежний настрой:
  - Ложитесь на кровать, снимайте пальто и брюки!
  Командный голос подвел Эмили на последнем слове.
  - Дайте мне бинты, мисс Синдел, я справлюсь сам в ванной.
  - Но... я ведь врач! Я смогу...
  - Какой именно врач?
  Девушка замялась и, отведя взгляд к полу, выдавила, окончательно растеряв прежнюю браваду:
  - Ветеринар.
  Из-под маски послышался глухой вздох.
  - Извините, мисс Синдел... Позвольте мне самому. Так будет лучше.
  Поджав губы, девушка с демонстративной обидой вручила ему аптечку. И все же Ковакс не мог не заметить спада напряжения, охватившего Эмили при осознании, что ей не придется дотрагиваться до его ран.
  Через десять минут Уолтер вышел из ванной комнаты. Бедренная артерия, к его большому облегчению, не была задета, всего лишь глубокий порез, разорванные мышцы и несколько стаканов крови, оставленных на асфальте перед домом девушки. Головокружение. Слабость. Все бы отдал за десять-двенадцать часов сна.
  - Вы можете лечь на кушетке, - предложила Эмили. - Я заварила чай. Вам нужно много горячего чая, это способствует восстановлению после большой кровопотери.
  - Спасибо, - пробормотал Уолтер, принимая кружку из ее ладоней. Перчатки он так и не снял. Как и латексное лицо. Так надежнее.
  Эмили принесла подушку и плед. Тусклый свет торшера притуплял восприятие, Ковакс едва не задремал с чашкой в руках. Девушка приготовила нехитрый ужин - яичница и бекон. Неожиданно ощутив, что скручивающаяся в болезненный узел пустота в желудке одерживает верх над логическими доводами о конспирации, Уолтер отвернулся в угол и задрал маску на переносицу. Еду проглотил мгновенно, не разбирая вкуса.
  Девушка с интересом наблюдала за гостем: он поглощал большие куски пищи неаккуратно и торопливо. Волевая линия подбородка, бледные жестко очерченные губы - этих маленьких деталей, частично показавшихся из-под ткани, вполне хватало, чтобы взбудоражить воображение. Сам Ковакс с волнением и дискомфортом ощущал на себе этот любопытный исследующий взгляд - женщины никогда не смотрели на него так.
  Избегая поворачиваться в сторону девушки, Уолтер поправил маску, кое-как сложил верхнюю одежду возле изголовья, устроился и, отогнав непривычные тревожные мысли, забылся глубоким сном.
  Типичная сова по биологическим часам, он еще в детстве с трудом засыпал в положенные десять вечера. С четырех лет сон его был очень чутким. Поэтому, когда девушка попыталась дотронуться до его лица, Ковакс мгновенно проснулся.
  Сквозь щели в шторах уже протискивались солнечные лучи, а ощущение такое, словно не спал вовсе. Он не сдвинулся с места, и Эмили не заметила под тканью маски, как ее гость открыл глаза. Она продолжала осторожно водить тонким пальчиком по белому латексу, рассматривая черные пятна, появляющиеся от малейшего контакта с материей.
  Неожиданно Уолтер ощутил сильную эрекцию. Очевидно, с его лицом тоже что-то происходило, потому что Эмили отдернула пальцы и наклонилась чуть ближе. Ковакс отшатнулся и приподнялся на локте.
  - Ты не спишь...
  В ее голосе совсем не было удивления или испуга. Уолтер сонно протер глаза сквозь ткань маски, пытаясь скрыть охватившее его чувство неловкости. Заерзав на кушетке, он попытался увеличить расстояние между собой и телом девушки.
  - Я так и не поблагодарила тебя, Роршах, - прошептала она низким грудным голосом, наклоняясь еще ближе к нему. - Ты ведь вчера спас мне жизнь...
  Вжимаясь плечами в спинку дивана, Уолтер чувствовал себя крайне неуютно. Ему приходилось попадать в сложные ситуации, когда он так же оказывался загнанным в угол, но на него обычно наступали вооруженные мужчины, и ответить им можно было весьма однозначно. Что предпринять, когда тебе отрезает пути к отступлению красивая женщина, Ковакс не знал.
  Пульсация в брюках спутывала и без того разбегающиеся мысли. Ощущение какой-то роковой, неотвратимой неизбежности овладело его сознанием. Неужели это случится вот так? Сегодня? Прямо сейчас?
  Эмили склонялась к его лицу, дистанция между ними стремительно сокращалась, их разделял лишь плед, в который судорожно вцепился окостеневший парень.
  - Роршах, - прошептала она в его ухо таким тоном, что по коже побежали мурашки. Осознанным усилием воли Уолтер заставил себя разжать побелевшие пальцы и положил ладонь Эмили на плечо. Если уж этому суждено произойти... по крайней мере, он должен... он может сделать вид, что все получается легко и непринужденно.
  Девушка потерлась об него всем телом, мягко скользнув к нему на узкую кушетку. Казалось, брюки сейчас разорвутся.
  Пальцы Эмили пробрались под латексную ткань, прикоснулись к горячей обнаженной коже.
  - Роршах, - простонала она, потянув маску вверх и прижимаясь к его телу все ближе. Уолтер попытался неуверенно сопротивляться столь активным действиям, но в итоге решил, что так будет правильней. Он доверял ей. Этой необыкновенной, удивительной, той самой единственной, которой будет дозволено видеть его настоящее лицо. Такая близкая, понимающая, особенная - его Эмили...
  Маска Роршаха легко соскользнула с головы парня и легла на подушку рядом. Широко раскрыв глаза, Уолтер с неуверенной улыбкой смотрел на склонившуюся над ним девушку.
  Что-то изменилось в ее лице. Неуловимая тень набежала на тонкие черты; страстное вожделение сменилось чем-то иным.
  Отвращением. Сожалением.
  Разочарованием.
  Уолтер Ковакс никогда не строил иллюзий по поводу своей внешности. Сейчас он неожиданно осознал, что эти иллюзии строила для себя Эмили. Она ожидала увидеть под бело-черной маской мужчину, соответствующего героическому образу, достойного лучистой картинки, рисуемой прессой. Вместо прекрасного могучего рыцаря, девушка обнаружила некрасивого растерянного паренька, щенячьими глазами смотрящего на нее в ожидании чуда.
  Ощущение неловкости сковало обоих.
  Девушка отодвинулась, медленно опуская руки. Села на краю кушетки.
  - Извини, - прошептала она, глядя в сторону мимо него. В голосе слышались слезы.
  Уолтер нашарил маску и натянул ее на голову. Хотя какая, к черту, маска, уже поздно было что-то менять!
  Странно, но почему-то так он чувствовал себя комфортнее. Словно отгородился от слабости, сомнений, похоти.
  Снова становился Роршахом.
  - Как ты себя чувствуешь? - тихо спросила Эмили. Уолтер понял, что это был не интерес к его состоянию здоровья, а вежливое наведение на просьбу уйти.
  Он молча поднялся и принялся застегивать пиджак. Внизу что-то звякнуло - случайно задел ногой кружку недопитого вчера чая. Тонкая желто-коричневая струйка брызнула на ковер, не достав пару сантиметров до того места, где чернела лужица так и не вытертой вчера, уже засохшей крови.
  Ковакс оставлял в этой квартире нечто большее, чем эти миллилитры своей крови на полу.
  - Спасибо за помощь, - глухо произнес Уолтер и, подумав, добавил: - И за чай.
  Девушка быстро кивнула и, оперевшись лбом на пальцы, отвернулась. Не тревожа ее, Ковакс неслышно вышел за дверь.
  "Никогда. Никогда больше. Никому", - прозвучала тихая клятва в его голове.
  Как он добрался до дома, он не помнил...
  
  
  "Searching for something more
  Searching for something right"
  
  
  Последние дни марта порадовали Нью-Йорк теплом. 58 по Фаренгейту, зима окончательно отступила.
  Грязно-серый снег местами еще лежал рыхлыми кучками, его таяние обнажило в переулках и аллеях оставшийся с осени мусор. Ночной воздух, холодный и сырой, очистился от выхлопных газов; на смену тяжелому смогу пришли другие запахи - испарения канализации и зловоние гниющих отбросов. Дыхание океана не долетает до этих богом забытых районов, вонь стоит здесь постоянно, пока либо нерасторопные чистильщики, либо осенние ливни не снесут с тротуаров утрамбованный налет.
  Высокий обветшалый дом с единственным тусклым фонарем у входа был превращен в некое подобие многонациональной ночлежки. Жильцов здесь обитало намного больше, чем значилось в списках домовладельца. Незаконные эмигранты, проститутки и их клиенты, маргинальный сброд, самые низы общества.
  Уолтер дежурил у входа с полуночи. Уже не первую ночь он приходил сюда и, слившись с черными тенями пустого дома напротив, ждал. Человек, которого он выслеживал, был единственной нитью к давно распутываемому клубку связей уличных наркоторговцев с крупными поставщиками.
  Ковакс занялся проблемой наркотиков всерьез после того, как скончался его сосед по этажу. Нашли захлебнувшимся в собственной рвоте. Тело уже начинало распространять запах разложения, когда хозяйка дома обнаружила труп. Привкус смерти до сих пор витал в коридоре, ни одно чистящее средство не могло вывести его. Жуткое напоминание при каждом возвращении домой. После того случая Ковакс понял, что сигнал свыше был дан - слишком очевидный, чтобы перепутать с чем-то иным.
  Дейв Грин, ассимилировавшийся во втором поколении выходец из Никарагуа, известное лицо на бруклинском черном рынке. В основном распространял героин, не брезговал приторговывать краденым и нелицензированным оружием. Далеко не вершина айсберга - всего лишь очередная ступенька, ведущая на самый верх.
  Уолтер снял перчатки и попытался согреть дыханием замерзшие ладони. Становилось совсем неуютно, сейчас бы пройтись быстрым шагом по городу. Этот район кишит подонками; на любом углу, через каждые сто метров можно хорошенько размяться, гоняясь за каким-нибудь драгдилером через заборы и заброшенные трущобы. По пути домой можно пересечь Prospect Park, давно не появлялся в том районе, неплохо было бы разведать обстановку. Полезное дело - лучше, чем часами замерзать на одном месте. Уолтера убивало гнетущее ожидание, стоять без движения было сущей пыткой, даже если не обращать внимания на погоду.
  Неожиданно за окном на третьем этаже высотки всколыхнулись шторы. Свет по-прежнему не горел, но бликов подслеповатого фонаря у подъезда вполне хватало, чтобы заметить качающиеся занавеси.
  Ковакс мгновенно подобрался. Ну вот, замечтался и пропустил момент, когда выслеживаемый субъект проскочил в дом. Идиот!
  Уолтер быстро обошел здание, проверяя обстановку. В несколько шагов преодолел расстояние до входа и, стараясь преимущественно держаться подальше от тусклых пятен чудом уцелевших ламп в коридоре, взбежал наверх к квартире наркоторговца.
  Пожилая мексиканка с тазом грязного белья, увидев мужчину в маске, отшатнулась к стене и начала неистово креститься, шепча молитву. Проходя мимо нее, Уолтер приложил палец к губам, издав тихое: "Шшш..." Женщина вжалась в дверь, побледнев в тон известковой побелке коридора.
  Из квартиры Грина доносились странные звуки. Мужской голос что-то монотонно проговаривал, словно зачитывал текст по бумаге. Подозрительно знакомый голос.
  Уолтер осторожно нажал на ручку, дверь подалась на пару сантиметров. Замок не был заперт, но что-то блокировало вход изнутри. Не теряя времени, Ковакс с разбегу приложился плечом о дверь. В комнате что-то с треском подалось под его ударом, и Уолтер быстро проскользнул в образовавшуюся щель. Адреналин выплеснулся в кровь, пробежал по венам, ускоряя движения, замедляя пространство. Все чувства обострены до предела, мгновенная реакция на любое действие: мышцы, словно натянутая тетива лука - смертельное оружие, готовое к бою.
  Внутри его встретили тишина и неподвижное спокойствие.
  Полный разгром. Сломанная мебель, осколки стекла, платяной шкаф зияет выпотрошенными внутренностями. Резкий свет карманного фонарика в лицо ослепляет, и Ковакс длинным прыжком ныряет навстречу лучу, готовый атаковать.
  Вдруг кровь, гонимая по венам бешеным адреналиновым огнем, словно застыла.
  - Роршах? Рад снова видеть!
  Двое мужчин в центре комнаты. Один при всем желании не смог бы среагировать на появление непрошеного гостя - крепко привязан к стулу. Дейв Грин, судя по полученному описанию. Второй, сложив руки на груди и опустив луч фонарика в пол, спокойно созерцал шумное вторжение. Ночная Сова. А он-то что здесь делает?!
  Нервный смешок и почти извиняющийся тон:
  - Кажется, я здесь все закончил до вас... Полиция будет через три минуты.
  Ковакс почувствовал, как внутри закипает гнев. Щенок! Бестолочь! Повязал информатора как обычного барыгу и вызвал копов! Перешел дорогу, решил погеройствовать, сам не знал, куда влез! Две недели работы впустую!
  Уолтер сжал кулаки до боли в костяшках. С Грином говорить бесполезно, на него сейчас нельзя даже надавить - знает, что через пару минут здесь будут копы, а дальше - право хранить молчание и презумпция невиновности... Проклятый мальчишка, чего ему дома не сиделось?! На куски порвал бы!
  За окном замигали разноцветные огни полицейских маячков. Встречаться с копами Уолтеру абсолютно не хотелось: молодые стажеры рвались брать автографы, матерые офицеры пытались "поговорить по-серьезному", увещевая не лезть в дела, не касающиеся гражданских. В обоих случаях личность Роршаха была в центре внимания, что не столько раздражало, сколько пугало. Один шутник уже пытался снять с него маску перед группой копов и журналистов, это произошло на самой заре антикриминальной деятельности, когда Уолтер еще считал своим долгом передавать преступников в руки правосудия собственноручно. С тех пор этот кошмарный сон преследовал его. Ковакс давно перестал пересекаться с полицейскими, вой сирен стал теперь сигналом к отходу.
  - Пойдем прогуляемся, парень, - позвал Уолтер мальчишку в костюме, отталкивая ногой блокирующие дверь обломки стола. Ночная Сова на мгновение замялся, настороженно глядя на связанного наркоторговца, и, наконец, приняв решение, поспешил вслед за удаляющимся мужчиной в маске.
  - Подождите! Нам не вниз, а наверх. Там... эээ... мой транспорт.
  - Транспорт? - переспросил Ковакс, остановившись. Захотелось съязвить что-то обидное этому заигравшемуся в ночную птицу клоуну, но когда они поднялись на крышу, Уолтер был рад, что сдержался.
  Это оказалось... завораживающе. Одно нажатие на кнопку пульта, и с высоты, разрезая тяжелое серое облако, вниз опустился массивный летательный аппарат, слабо поблескивающий металлическими боками. Зависнув в полуметре над крышей, стилизованный все в той же совиной тематике корабль с тихим лязгом приоткрыл алюминиевый бок, выпуская трап.
  - Добро пожаловать на борт, - с плохо скрываемой гордостью в голосе произнес Ночная Сова, жестом приглашая Уолтера подняться.
  Коваксу стоило больших усилий побороть любопытство и остаться на месте. Не за этим он сюда пришел, ему еще предстояло многое высказать мальчишке, но вся злость, как ни странно, прошла.
  - Я по поводу того парня внизу, - хмуро заявил Ковакс, скрестив руки на груди. - Он снабжает наркотиками весь Бруклин, и это далеко не последнее звено в цепочке. Мне нужны его поставщики, его крыша, его связи... Я две недели у него на хвосте сидел! И вот когда застал одного, без своры этих черных псов, появляешься ты и вытаскиваешь ублюдка у меня из-под носа! Даришь его копам на блюдечке!
  Чувствуя, что теряет контроль, Уолтер замолчал и выжидающе посмотрел на оппонента. Тот не выглядел испуганным или растерянным. Задумчиво пожевав губами - какой-то детский, неуверенный жест - парень в костюме совы тихо произнес:
  - Тебе говорит что-нибудь имя Большая Шишка?
  - Слышал, - коротко отрезал Ковакс, немного удивленный таким странным ответом на свою гневную триаду. Ночная Сова извлек из-под плаща потрепанную тетрадь и, продемонстрировав ее Уолтеру, продолжил:
  - Тут вся бухгалтерия Грина, он носил это при себе. Долю от дохода он отдавал тому карлику, Большой Шишке, кто стоит еще выше - не знаю. Довольно занятное совпадение, что мы начали одновременно заниматься этим де...
  Ковакс нетерпеливо выхватил тетрадь из руки и, пролистнув, возвратил с разочарованием:
  - Зашифровано. "Четыре эльфа и зубная фея. Задержка с общим потоком три дня. Для дедушки Санты не позднее 6 апреля". У парня было плохо с чувством юмора. Эти каракули нам ничего не дадут.
  И тут же Ковакс одернул себя, сообразив, что только что сказал о себе и Ночной Сове во множественном числе. Оговорка не укрылась и от мальчишки. Расплывшись в довольной улыбке, он вытащил заложенный между страниц тетради исчерканный лист и торжествующе помахал им перед бело-черной маской:
  - Я шифр достал! Ну что, может теперь по пиву, мистер Роршах? За партнерство?
  - Я не пью, - отрезал Ковакс. Развернувшись, он взялся за поручень и неторопливо поднялся в летательный аппарат в форме совиной головы. Он начинал уважать этого парня в нелепом костюме все больше и больше.
  
  
  "Piece by piece, I slowly fade away,
  I slowly drift apart"
  
  Уолтер неподвижно лежал на узкой кровати, оттягивая до последнего минуту, когда придется открыть глаза и вступать в этот день. Нехороший день - начиная хотя бы с того, что он опаздывал на работу. Послеполуденная смена устраивала его как нельзя лучше, но времени на сон не хватало все равно. Пять-шесть часов - это при условии, что напарник высадит где-то вблизи от дома. Перегруженный за ночь организм просто не успевал восстанавливаться за такой срок.
  Солнечные лучи прокрадывались под рулонные шторы. Золотистые пылинки медленно кружились в теплом свете, оседали на мебели и дощатом полу. Касаясь поверхностей, присоединялись к серому слою пыли, теряя свою прозрачность.
  Плеснул воды в лицо, протирая припухшие глаза: доброе утро, Уолтер Ковакс!
  Кофе. Много молока, три кубика сахара.
  Постирать полотенце - на нем, кажется, уже появляется плесень. Заштопать брюки. Вечером. Хотя вечером опять забудет. Как всегда.
  По пути на работу заметил знакомое лицо - молодой черный парень, два дня назад отправленный в полицейский участок. Продавал героин, пытался сопротивляться аресту. Слабак! Уолтер скрутил его в два счета, напарнику даже не пришлось вмешиваться. Теперь этот подонок снова свободно разгуливает по улицам! Выпустили под залог? Чтобы тем же вечером он вернулся обратно на свой угол с полными карманами наркоты? Продажные твари, неужели они не понимают простых вещей? Законы несовершенны, а люди предсказуемы в своих действиях; и если правила и поправки можно переписать, то человеческая природа не поддается изменению. И если полиция ничего не может поделать с этим, то единственной способной к действию силой остается Роршах.
  Порой Ковакс чувствовал, что он один противостоит всему миру. Лояльные законники, безразличные обыватели и зарвавшиеся политики. Никому нет дела, они копашатся, словно слепые и глухие белесые черви, приспособившиеся к обитанию в своей куче дерьма. Никто не хочет менять порядки, искать новые решения, принимать радикальные меры. Трусливые конформисты, довольные своим жалким существованием. Они боятся. Если подвинешься в сторону - кто-то сразу займет твое место. Причина и следствие, все повязаны в один порочный круг, нарушая один элемент, все бросаются затыкать щель, потому что лавина погребет под собой всех. Но у всего есть предел, крах рано или поздно произойдет. Может, оно и к лучшему? Из компоста вырастают цветы... Правда и червям там уже места нет.
  Придется вернуться вечером в этот район, и если этот парень не изменил своим привычкам - принять меры. Ни на кого не надо надеяться, никому нельзя доверять, только себе.
  ...Предприятие Manhattan Fabrics занимало четырехэтажное здание. Большую часть рабочего времени Уолтер носился между первым и вторым этажом. Наверх, в женское царство швей и закройщиц он поднимался крайне редко. На работе он практическим ни с кем не общался сверх необходимого. Обедать предпочитал отдельно, не рискуя появляться на общей кухне - часто становился объектом пусть дружеских, но от этого не менее обидных подколок.
  "Опять светишь фонарем, Ковакс! В твоей боксерской секции тебя в качестве груши что ли используют? Не сердись, чемпион!"
  "Снова красные глаза, Ковакс! Завел подружку? Она же все соки из тебя выжимает, мужик, по ночам надо спать, а не устраивать родео на дому!"
  "Ковакс! Газеты читал? Ночная Сова и Роршах вчера поймали серийного убийцу. А ты до конца жизни будешь торчать в этом ателье? Предлагаю всем сшить костюмы и устроить корпоративную супергеройскую вечеринку в полночь в Центральном Парке!"
  "Ковакс!!! Ты сдал документы в бухгалтерию? Опять клюешь носом на работе?!! Еще раз увижу - уволю ко всем чертям!"
  Уолтер не отвечал. Он вынужден был находиться с этими людьми по 8 часов в сутки на протяжении уже девяти лет. За это время он так и не сблизился ни с кем, сознательно отторгая этих ограниченных, легкомысленных, самовлюбленных пародий на индивидуальности. Секс, алкоголь, грязный юмор, погоня за деньгами - основные жизненные приоритеты. Бездушная масса. Толпа. Даже не толпа - стадо. Прикрывающееся псевдоинстинктом, называемым корпоративным духом. Тем самым дружным, сплачивающим, воняющим коммунистическим душком лейтмотивом, когда премии за выполненную работу дают тем, кто больше заглядывает начальству в рот. Когда по карьерной лестнице шествует те, что идет не по ступеням, а по головам. Когда ты должен улыбаться - утром, днем и вечером, восемь часов в день, девять лет подряд - принудительно улыбаться жирным, уродливым, заносчивым клиентам, для которых ты просто маленький винтик в гигантской индустрии, направленной на придание их обрюзгшим телесам эстетической формы.
  Бессмысленное, глупое прожигание отведенного времени, заполнение пустоты между рождением и смертью. Если на смертном одре каждого из этих людей спросить, чем он занимался в жизни, неужели самым распространенным ответом будет сопровождаемая дежурной улыбкой вбитая в подкорку мозга фраза: "Manhattan Fabrics - мы были рады работать для вас!"
  Они изменяют своим женам, наивно полагают, что они не отвечают им тем же. Они уклоняются от уплаты налогов, алиментов, взносов - мелкое вредительство, приносящее жалкое минутное удовлетворение. Они придумывают тысячи отговорок, оправданий своему существованию, стремятся наполнить его высшим смыслом, будь то собирание марок, гольф по субботам или церковная благотворительность. Пытаются обмануть прежде всего самих себя.
  В стране идет война. Где-то на другом конце света, на задворках цивилизации люди удобряют джунгли своими внутренностями. Бывшие соседи, соученики, друзья умирают за свою страну, за этих корпоративных крыс, тоннами производящих не военную униформу, а плисовые платья и шелковое белье.
  В призывном пункте тяжелым штампом Уолтеру разбили будущее - эхо Чарлтонского приюта для ТРУДНЫХ подростков делало его негодным к военной службе. Но война шла везде. Каждый день, каждый час - на проспектах, улицах, площадях - в каждом закоулке этого черного города, на каждом его клочке. Мало кто осознавал это. Мало кто решался противостоять.
  Уолтер задыхался в своем окружении. Он чувствовал, как липкие щупальца обывательского конформизма залезают ему под кожу. Восемь часов в день... Девять лет...
  Дома едва хватало сил, чтобы высидеть, дождаться темноты, проглотить ужин, прочитать вечернюю газету. Кофе. Крепкий кофе. Много молока, много сахара. И затем, когда на город опустится тягучая ночь, опутывая смрадные улицы и протаскивая свои ледяные отростки мрака в человеческие жилища, на волю вырвется Роршах, сам - еще одно порождение ночи, самое страшное из выдуманных ею.
  Белая маска создает черных призраков, настойчиво и неотступно приходящих в кошмарах. Проводник, аватар, тонкая пленка, через которую альтер-эго соприкасается с реальным миром. Роршах - странная трансформация чести и совести, чудовище, запертое днем и поглощающее Ковакса ночью. Сам Уолтер представлял их роли именно так. Даже не подозревая, что в 1965 году он еще даже не подошел к опасному краю пропасти. Хотя его взгляд уже соприкоснулся с чернотой бездны, которая медленно перетекала в широко открытые карие глаза.
  
  
  - Руку вытяни!
  Молчание.
  - Я говорю: руку вытяни! - с расстановкой повторил мужчина в сизо-сером плотном трико. - И рукав закатай.
  - Достаточно перебинтовать. Простую царапину не нужно намазывать тонной вонючих препаратов!
  - Дай сюда твою руку, черт тебя дери!
  Не поднимая головы, Ночная Сова мог по глухому недовольному рычанию определить, что его напарник наверняка с мученическим выражением возвел глаза к потолку, хоть этого и не было видно под маской. Бледное жилистое предплечье, покрытое тонкими волосами цвета медной проволоки, было рассечено глубоким порезом.
  Несмотря на ранение, напарник сегодня был в хорошем настроении, удовлетворенный проделанной за ночь работой. Накрыли подпольный притон прямо в центре сонного Квинса. Конечно, значительная часть этой злачной обители мелкими тараканами успела порскнуть во все стороны при появлении людей в масках. Но верхушку они все-таки сдали полиции. Заслуга Роршаха, сегодня был по праву его день. Обычно молчаливый и замкнутый, всегда предельно сконцентрированный, после таких успешных операций он, казалось, оттаивал, приобретал больше человечности. Сегодня они на малую толику сократили концентрацию преступности и беззакония в этом мире. В другой компании Ночная Сова напился бы, празднуя маленькую победу. С Роршахом все было по-другому.
  - Не дергайся, может немного жечь. Перекись водорода.
  - О, это адское жжение испепеляет меня до кости! - абсолютно ровным голосом произнес человек в маске. Ночная Сова издал булькающий смешок; невозможно было передать, как он ценил эти редкие неуклюжие шутки.
  Через несколько минут Ковакс удовлетворенно ощупывал тугую повязку. Плохо, что ранена левая рука - завтра на работе его ждала гора неготовых актов и не терпящих отлагательств отчетов по ним. Много писанины, как бы не открылось кровотечение, опять начнутся эти бесконечные вопросы и вынужденная ложь.
  - Есть будешь? - невнятно пробурчал Ночная Сова, пытающийся снимать сапоги и одновременно жевать сэндвич. - Остались вчерашние, есть с ветчиной и с сыром.
  Уолтер прошел к холодильнику и переложил на тарелку два сэндвича, затем вернулся в комнату, по дороге запустив руку в коробку с овсяным печеньем. Эти предрассветные набеги на кухню Ночной Совы в последнее время происходили с заметной регулярностью. Два молодых организма отчаянно нуждались в калориях после активных физических упражнений на свежем воздухе. Особенно после упражнений, которым сопутствовала значительная кровопотеря...
  - Дождь на улице. Если хочешь, постелю тебе в гостиной.
  - Я дойду. Не впервой. Спасибо.
  - Как знаешь, - пожал плечами парень в капюшоне, закрывающем часть лица. Напарник никогда не оставался у него на ночь, даже если был ранен не в пример тяжелее, чем сейчас. С самого начала он сам установил пределы дозволенного - никого вторжения в ту жизнь, что начиналась после снятия масок. Ночная Сова остро чувствовал эту незримую стену, хоть и пытался периодически проверять ее на прочность.
  - Завтра в одиннадцать на пристани? - уточнил Ковакс, натягивая плащ.
  - Ээ... давай в полночь, - предложил партнер и виновато добавил. - Завтра соккер, чемпионат штата...
  Мужчина в маске неодобрительно покачал головой, надел шляпу и прошагал на кухню. Через секунду оттуда донеслось:
  - Вкусное печенье!
  - Вот вырастет живот, что преступники в ужасе разбегаться будут... - пробурчал под нос Ночная Сова, и вдруг, хлопнув себя по лбу, подскочил на месте.
  - Роршах, стой! Забыл совсем, у меня для тебя презент.
  - Что? - переспросил Ковакс, оборачиваясь с печеньем, недонесенным до рта.
  Напарник вернулся через минуту, вертя в руках нечто, напоминающее пистолет.
  - Здесь - катушка с тросом, выдерживает вес в двести пятьдесят фунтов. Альпинистский крюк. Это - СО2, сменный баллон, стандартный, продается везде.
  - Зачем мне это? - удивился Уолтер.
  - Потому что весь прошлый месяц ты едва ковылял с растяжением связок, когда рухнул со второго этажа!
  - Как это работает? - спросил Ковакс, задумчиво вертя в руках странное приспособление и никак не отреагировав на подначку.
  - Эй, эй, только не направляй на меня! - вскрикнул напарник, поднимая руки в защитном жесте. - Завтра на улице покажу, тут все просто. Главное - чтобы крюк на голову не упал.
  - Были инциденты? - поинтересовался мужчина в маске. Вот и поди пойми, всерьез он или шутит - ткань полностью закрывает лицо, расплываясь в районе губ темным пятном:
  - Мне пора, скоро солнце взойдет.
  Ночная Сова поднял руку в знак прощания. Уже собираясь закрывать дверь, он вдруг услышал тихое:
  - Эмм... спасибо. Это действительно хороший подарок.
  Ковакс задержался на пару секунд, словно раздумывая, добавить ли что-то еще, и, так и не решившись, поднял воротник плаща и вышел в дождь.
  
  
  "A life like mine makes a man..."
  
  Дождь. Холодный ноябрьский дождь. Видимо, это от него дрожь пробирает до кости. Искажающая фокус рябь капель на очках. Руки нервно трясутся, штурвал выскальзывает из мокрых перчаток. Ему впервые так страшно. Четыре года назад, неудачный пробный полет Арчи, падение в парке - тогда не было такой растерянности. Четыре месяца ранее - зажатые в угол возле цитадели Большой Шишки, двое против толпы вооруженных головорезов - тогда не было такой безысходности. Четыре минуты до настоящего момента, хрипло дышащий напарник на его руках, с засевшим в груди ножом - так страшно ему уже не будет никогда.
  Он гнал как сумасшедший, двигатели Арчи ревели, грозясь сгореть. Плевать. Плевать на все. Уже будет все равно, если этот человек за его спиной... Не думать об этом!
  Дом мистера Кохмана находился в южной части Джерси, около шести минут пути. Он успеет. Не может не успеть!
  Раненый был в сознании. Широко открыв глаза, он заворожено смотрел на потолок кабины. Маленькие заклепки идут в ряд, скрепляя лист обивки, одной не хватает - отпала, обнажив гайку. В углу сплел сеть невидимый паучок. Сейчас все эти мелочи казались необычайно важными, нужно было запомнить все до единой. Страшно не было, просто глухое сожаление и отчаянная зависть к этому маленькому паучку, который оставался в этом мире, в то время как его самого вынуждают уходить.
  Когда Арчи неуклюже шлепнулся на лужайку перед роскошным трехэтажным домом, Ковакс чуть слышно застонал. Сильные руки аккуратно подхватили его и вынесли в темноту. Сквозь уплывающую точку сознания еще прорвался громкий стук ногой в дверь.
  После этого - только белый свет. Он всегда думал, что это будет бесконечная черная бездна, глубокая, как личная Вселенная, где единственный объект в пустоте - он сам. И оказался неправ. Только белый свет. Но такой же необъятный и гулкий, как и бескрайняя чернота. Так в чем же разница?
  Его вырвал из небытия голос. Единственный в мире звук, которому он мог доверять. Сколько он пролежал без сознания в этом белом вакууме? Минуту? Час? Целую жизнь?
  - Мистер Кохман, он шевельнулся!
  - Я вижу, Дэнни. Приходит в себя. Может быть, все-таки снимем с него эту тряпку?
  - Не надо... - небольшая пауза и тихое обращение: - Роршах?
  Что-то было не так с лицом... Что-то мешалось. Латексная маска закатана на переносицу, нижняя часть головы закрыта чем-то похожим на противогаз. Головокружение, все как в бреду. Рана в груди не ощущается, хотя должна бы доставлять дьявольскую боль.
  - С ним все в порядке, Дэнни. А теперь отгони наконец свою посудину с моей клумбы! Ты переломал все розы, этим кустам было почти десять лет!
  Сквозь складки скатанной маски Уолтер нечетко различал высокого сухого старика в роговых очках. Рядом с ним стоял Ночная Сова. Растерян, испуган, подавлен. Он неотрывно смотрел на раненого человека на кровати, словно до сих пор не мог поверить в происходящее. Старик начинал терять терпение:
  - Ты меня слышал, Дэн? Марш отсюда! Твой приятель проваляется на койке еще недели две, я не выпущу его раньше. Можешь навестить его... эдак через дней десять. И в гражданской одежде, пожалуйста! Давай-давай, шевелись, мне ваши мальчишеские забавы только в проблемы с соседями выльются. И не думай, что розы тебе сойдут с рук!
  Переведя взгляд на доктора, Ночная Сова вяло кивнул и направился к выходу, бормоча извинения и благодарности. Закрыв за ним дверь, старик возвратился к Коваксу, проверил его повязку на груди и, пододвинув стул к кровати, опустился рядом.
  - Послушайте меня внимательно, молодой человек. Я читал о вас в газетах и премного наслышан о ваших с Дэнни подвигах. Вы оба, без сомнения, делаете благое дело, но какой ценой! На вид вам года 22-23, но у вас уже все тело в шрамах, как у ветерана-наемника. Еще пару лет и ваша кожа будет напоминать лед на катке под закрытие аттракциона! Если останетесь живы, конечно. Сегодня вам просто сказочно повезло. Видимо Господь имеет на вас долгоиграющие планы, раз уж вы так легко отделались. Хотя могли бы обойтись вообще без травм...
  Старик с кряхтением потянулся к столу и взял в руки тетрадь в обложке из плотной темно-коричневой тисненой кожи. Потряс этим предметом перед носом раненого.
  - Видите? Ваша тетрадка. Могла бы остановить лезвие. Нож прошел в сантиметре от нее, скользнул по ребру, раздробив его, и остановился буквально в считанных миллиметрах от легкого. Дэнни, конечно, обеспечил мне неплохую лабораторию, но с гематораксом вне стационара я бы вас не вытянул. Еще и этот ваш обморок... Потеряли сознание, ну как трепетная барышня, честное слово! Сбили с толку, я-то думал... Ай, да ладно.
  Дневник. Что ж, все верно. Он спасает душу, а не тело.
  Уолтер медленно поднял руку и стянул с лица кислородную маску. Голова все еще кружилась от наркоза; Ковакс ненавидел подобное бессилие, когда терял контроль и управление над собственным телом.
  - Пару дней вам придется побыть здесь, пока не затянутся раны. Я намеренно назвал Дэнни преувеличенный срок, иначе он тут ночевать останется вместе со своим дирижаблем или что у него там... Но я не об этом хотел поговорить. Понимаете, мне семьдесят девять лет, юноша. Семьдесят девять! При помощи Дэнни я до сих пор лицензированный врач. Да, он платит мне, чтобы вот в таких непредвиденных случаях я оказывал ему экстренную помощь на дому, что, как вы знаете, незаконно. За это можно лишиться не только лицензии... Я старик, я уже давно не думаю о себе, но думаю о своих внуках и правнуках. Дэнни вкладывается в мою клинику, финансирует мою старость. Я готов пожертвовать для него многим и, поверьте, отнюдь не из-за денег.
  Доктор Кохман снял свои очки в тяжелой роговой оправе и тщательно протер стекла носовым платком. Уолтер смотрел в потолок. Боль в груди начинала возвращаться.
  - Дело в другом, молодой человек, - продолжил Кохман, - мне семьдесят девять лет, в организме целый букет старческих болячек. Сколько я еще протяну? Год? Два? И кто вас и вашего приятеля будет спасать после того, как меня не станет? Ни один частный врач от Калифорнии до Аляски не согласится рисковать своей лицензией ради ночных набегов заигравшихся мальчишек! Поэтому послушайте меня, юноша. Я не желаю вас здесь больше видеть, на этой койке. Поправитесь, снимете ваш дурацкий мешок с головы, найдете себе жену, купите фермерский дом с садом и будьте счастливы! Родители Дэнни уже в могиле, но ваши-то наверняка не одобряют такого образа жизни! Подумайте о своей матери! ...Вы знаете, в тридцатых во время миссии в центральной Африке я лечил от эпидемии людей. Я знаю, что такое смерть - она уродлива и в ней нет ничего героического. Вы молоды, у вас вся жизнь впереди, а вы подвергаете ее такой опасности... Полиция должна уничтожать преступность, не вы! Не пара переодетых мальчишек!
  Не поворачивая головы, Уолтер разомкнул сухие губы и тихо произнес:
  - В Африке... от чего вы лечили людей?
  - Малярия. Ну, вы знаете, там же и желтая лихорадка, и холера... Жуткое смешение болезней, антисанитария, жара, загрязненная вода... - доктор Кохман перестал нервно протирать очки, расслабил ладони и прикрыл глаза, словно мысленно возвращаясь в то время. - Они умирали сотнями. Мы ничего не могли сделать... Что могут сделать три десятка человек против холеры, захватившей целые регионы! Мы... мы просто пытались продлить их агонию...
  - Вот видите, доктор. Вы понимаете, - произнес Ковакс. Маску, скрывающую верхнюю половину лица, избороздили черные полосы, словно морщины. - И тем не менее вы не бросили их... Тогда почему просите об этом меня?
  Кохман как-то странно посмотрел на мужчину, лежащего перед ним. Казалось, он сейчас многое отдал бы за то, чтобы сдернуть с головы маску и заглянуть ему в глаза. Тяжело вместо зрительного контакта с человеком всматриваться в движущиеся черные паттерны, замысловато переплетающиеся в бесконечный водоворот.
  Старик словно поник на стуле, ссутулился. Отвел взгляд, неожиданно заинтересовавшись дужками собственных очков. Воцарилось звенящее молчание.
  Наконец, так и не глядя на пациента, Кохман тяжело поднялся, уперевшись ладонями в колени, и выдохнул, поворачиваясь к двери:
  - Отдыхайте. Утром сделаю вам новую перевязку. Спокойной ночи... Роршах.
  
  
  Однажды у Уолтера была собака. Недолго, всего два месяца. И не у него, а на пустыре за приютом.
  В столовой Уолтер украдкой прятал остатки еды и относил их псу на задний двор. Собака радостно виляла хвостом и вылизывала ему руки. Они часто играли вместе - в зарослях чертополоха и лопухов, где настойчиво преследует жаркое июльское пекло, а воздух так и кипит над раскаленным потрескавшимся асфальтом. Потом дворняга, вдоволь набегавшись за потертым бейсбольным мячиком с торчащими во все стороны нитками, укладывалась на землю в изнеможении. Далеко вытянув дрожащий мокрый язык и тяжело вздымая плешивые бока, она, казалось, улыбалась мальчику своей широко разинутой слюнявой пастью. Уолтер мечтал, что когда у него будет собственный дом, он возьмет пса к себе, и они будут жить вместе. В Чарльтоне не разрешалось заводить животных, а в прошлом мать тоже не позволяла ему подбирать на улице облезлых щенков и котят с гноящимися глазами. Домашние питомцы были прерогативой богатых, послушных мальчиков - это маленький Уолтер усвоил четко.
  К осени единственный друг исчез. Старшие мальчишки говорили, что пустырь обшаривали живодеры. Уолтер проплакал два дня, пока, наконец, на выходных не сбежал из приюта.
  Конечно, в пункте санитарного контроля за бродячими животными двенадцатилетнего ребенка никто слушать не стал. После этого Уолтер усвоил еще одну истину: иногда иметь друзей - незаконно.
  ...В полной мере открываться людям Ковакс так и не научился. Тот, к кому он мог прийти и просто посидеть в тишине, и то был "ночной птицей". Да и был ли он другом?
  Уолтер крепко помнил еще одно правило - привязываться нельзя, это слишком больно. Потому что в итоге все равно останешься один.
  
  
  1966
  
  "No light at the end, no crack in the sky
  everyone ends up deceased"
  
  При квартирной краже была зверски убита семья: родители и ребенок. Прибыли на место преступления еще до приезда полиции, увидели квартиру своими глазами до того, как набежала толпа фотографов и репортеров. В темной спальне изнасилованная девушка-тинейджер, вся кровать залита кровью. Беспомощно лежит, раскинув тонкие ноги, горло перерезано.
  Тошнота, стук крови в голове. Ненависть, заволакивающая глаза, жуткая, непереносимая тяжесть в груди, хочется выть от безысходности, забившись в самый темный угол комнаты. Ночная Сова выходит из ступора первым и начинает осматривать помещение. Аналитический склад ума; в чем-то Ковакс ему даже завидовал - напарник не пропускает эмоции через себя. Ему легче оправиться после такие нечеловеческих зрелищ, и Уолтер со временем все яснее понимает, что абсолютно разные причины заставили его, Роршаха, и Ночную Сову выйти на погруженные во мрак улицы.
  Напарник бормочет, что убийство, скорее всего, было заказным. Глава семьи - владелец казино, наверняка в преступлении каким-то боком замешана его деятельность. А Уолтер не слушает; повернув голову в сторону, просто смотрит на темный этнический узор гобелена, будто эта причудливая вязь может увести куда-то из этого мира. Он заставляет себя признать, что его все еще передергивает от вида крови. Пора бы привыкнуть давно, а он просто закрывает глаза и отворачивается. Каждая капля чужой крови что-то вытягивает изнутри, словно вынимает душу по кусочку. Ночная Сова осторожно дотрагивается до плеча напарника, Уолтер отшатывается. От каждого прикосновения он рефлекторно ждет агрессивного подтекста - никто не виноват, что редко кто-либо касался его по-другому.
  Напарник пытается вытащить Ковакса из состояния оцепенения, пора заняться делом. Делом, которое окажется слишком запутанным - у покойного обнаружилось слишком много врагов. Нельзя сделать однозначные выводы...
  Черная от крови простыня, на которой лежало тело пятнадцатилетнего ребенка, стояла у Ковакса перед глазами, когда на заднем дворе дешевой забегаловки, насквозь пропахшем тухлой рыбой, он ломал мелкому подонку пальцы. Один за одним. Не обращая внимания на скулеж и слезы. Этот ублюдок знал, кто стоял за этим убийством. Он знал и должен был расколоться, прежде чем отправиться в тюрьму. И плевать, что напарник стоит за спиной и хватает воздух ртом, словно у него приступ астмы. Не нравятся методы? Даже единственный человек, чьи слова ему не безразличны, не сможет его остановить. Треск кости. Как кричала та девочка? Она так же умоляла о пощаде?
  
  
  
  "Searching for a sense of clarity
  Searching for a place to die"
  
  Третья неделя апреля выдалась крайне неудачной. Аврал на работе, бухгалтерия не может сложить два и два, а крайним оказывается Уолтер Ковакс. Снова нужно менять квартиру, старые соседи давно съехали, их место заняли шумные латиносы, пытающиеся ковыряться в замках чужих комнат, пока хозяев нет дома. Ночная Сова последние дни в какой-то прострации. Тринадцатого числа сдали полиции Ризолли. Полгода работали над сбором доказательств - теперь, когда все позади, напарник ведет себя так, словно выполнил главное дело жизни и может до старости попивать коктейли на курорте, греясь в лучах славы. Впрочем, вскоре Ковакс обнаружил, что странное поведение партнера обусловлено отнюдь не головокружением от успехов. Совсем наоборот.
  В эти выходные состоялась встреча Crimebusters, окончившаяся унылым, натянутым прощанием. Тихо разошлись, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Настроение на нуле. Ночная Сова бесстрастно ведет своего Арчи высоко над городом. Обычно он наслаждается каждой секундой полета, словно скольжение над мерцающим мегаполисом не обусловлено замкнутой кабиной, а он сам, продолжением штурвала, несет стальное тело в облаках. Сейчас просто поставил машину на автопилот и задумчиво разглядывает проплывающие под стеклом огни. Апатия.
  Уолтер был бы не прочь выйти в городе - сегодня теплая светлая ночь, следующий день свободен. Прогуляться по улицам, развеяться, выкинуть тяжелые мысли из головы. Снова почувствовать себя нужным, появившись в последнюю минуту, наполненную обреченной безысходностью. Черной тенью скользнуть в самую гущу событий. Немезида. Его боятся. Репутация действует вместо кулаков, давно уже далеко не каждый ублюдок пытается проверить его на прочность, многие просто складывают оружие и бегут.
  Но сегодня, похоже, не удастся выбраться вниз. Напарник ведет корабль к своему дому, даже не спросив согласия и будто бы вообще не замечая человека рядом с ним.
  В подвале он оставляет невыключенным свет и поднимается вверх по лестнице, не интересуясь, следует ли партнер за ним. Необычно, странно, непонятно. Помучившись с минуту двоякостью этической проблемы, Уолтер принимает решение и идет в комнату вслед за другом.
  В доме темно, на столике в гостиной тусклым светом горит желтый ночник. Напарник там же - сидит на диване, зарывшись лицом в ладони. Капюшон откинут на спину. Уолтер осторожно подходит сзади и останавливается рядом с диваном. Просто смотрит.
  Ночная Сова резко поднимается, сдирает с себя капюшон и откидывает на пол плащ. С каким-то остервенением, ненавистью; и Уолтер чувствует, что сейчас его напарник может попросту сжечь все мосты и больше никогда в своей жизни не надеть этот костюм вновь.
  Тяжелым шагом Ночная Сова проходит на кухню, Уолтер продолжает неподвижно стоять. Возвращается с непочатым виски и двумя стаканами, со звоном опускает посуду на тумбочку и срывает крышку с бутылки.
  - Роршах, - голос почти жалобный. Потерянный. Просящий неведомо чего, и Уолтер знает, что не сможет ему это дать, потому что сам давно ищет то же.
  Жидкость журчащим потоком врывается в стаканы, оставляя мутные блестящие капли на поверхности столика.
  Непослушные каштановые волосы, еще по-детски пухловатое лицо. Ему всего двадцать один, а глаза уже как у старика. Карие, мягкие, но если долго в них вглядываться, становится видна тень той всеобъемлющей пустоты, которую Уолтер уже давно видит в зеркале.
  Глотает алкоголь, содрогаясь от отвращения. Хочет напиться, не умея этого делать. Морщится.
  Протягивает стакан Уолтеру, тот на автомате принимает и рассеянно вертит его в перчатках, не зная, что делать дальше. Глядя в пол перед носками своих сапог, Ночная Сова обреченно выдыхает:
  - Это все бессмысленно...
  Ковакс делает едва заметное движение, его корпус подается вперед на какую-то долю градуса и замирает в оцепенении, словно тело сковало неконтролируемым параличом. Ночная Сова делает еще один глоток и чуть поворачивает голову в сторону Уолтера.
  - Ты знаешь, доктор Кохман умер на прошлой неделе. Он... Еще до смерти отца он... - напарник грустно смеется, приложив пальцы к глазам: - Он мне вправлял все вывихи, когда я падал с деревьев... Я в семь лет чуть голову не раскроил себе, он накладывал швы, я орал как поросенок, которого дверью амбара прищемили... Я... черт возьми, я несу чушь, не обращай внимания.
  Ковакс отложил шляпу и стянул перчатки. Украдкой поднял черно-белую ткань и понюхал содержимое своего стакана. Отстранился.
  - Что, если Комедиант прав? Все, что мы делаем, ни к чему не ведет? Мы гоняем проституток и наркоманов по подворотням, в то время как все летит к чертям! Весь мир! Для кого все это? Эти маски, эти игры...
  - Ночная Сова...- начал Ковакс. Со стороны партнера последовал взрыв:
  - Какой я тебе Ночная Сова?!! Меня зовут Дэн Драйберг! Дэниэл Драйберг!!! Мы с тобой работаем вместе уже год, я черт знает через что прошел вместе с тобой, а ты до сих пор не знаешь моего имени!!!
  Остановив себя усилием воли, он поднял открытую ладонь в сторону Уолтера, показывая, что все в порядке. Залпом допил содержимое стакана и, грохнув его на стол, наполнил заново. Выдержав паузу, Ковакс тихо и внятно произнес:
  - Я знаю твое имя. Дэниэл. Давно знаю.
  Парень повернул к нему голову и внимательно посмотрел на собеседника:
  - Кохман сказал? - в голосе играли встревоженные нотки. Ковакс покачал головой и Драйберг готов был поклясться, что тот улыбается под маской.
  - Кто тогда?
  Уолтер приложил пальцы к подбородку: то ли изображая задумчивость, то ли сдерживая подступающий смех. Наконец, он вымолвил, кивая головой куда-то за спину партнера:
  - У тебя Гарвардский диплом магистра на стене, мистер Дэниэл М. Драйберг.
  Ночная Сова отупело обернулся и заливисто расхохотался, расплескав из стакана добрую половину жидкости.
  - Идиот! Конспиратор... - утирая подступившие слезы, бормотал он. - Однажды я погорю на подобной ерунде.
  - Чушь. У тебя вечно все просчитано, - возразил Ковакс.
  - Все, кроме собственной жизни.
  - Не начинай ныть! - раздалось раздраженное бурчание из-под бело-черной маски. Ковакс сдвинулся с места и опустился на другой край дивана, незаметно отставив стакан с виски на стол.
  - Наверное, я сейчас должен произнести пафосную мотивационную речь, чтобы ты завтра в одиннадцать снова надел костюм и, как обычно, ждал меня возле порта.
  Дэниэл пристально посмотрел на товарища и грустно усмехнулся уголком рта. Уолтер продолжал:
  - Знаешь, я тебя разочарую. Комедиант был прав - рано или поздно мы все умрем. Но дело не в том, когда. И даже не в том, сколько человек погибнет вместе с нами - ты один или весь мир провалится в чертову бездну. Ты просто должен выбрать - прожить ли отведенное тебе время достойно, чтобы потом, на небесах или в аду тебе не было стыдно за эти годы на земле. Или смириться и плыть по течению, опустить руки только потому, что конец может быть близок - даже ближе, чем думаем мы.
  Дэниэл вздохнул и налил себе еще виски. Завинтил крышку и отставил бутылку в сторону.
  - Может быть, ты и прав. А я просто мнительный придурок.
  - Ты просто устал. Неделя была напряженной, - негромко произнес Уолтер, натягивая перчатки и поднимаясь с дивана.
  - Роршах... - вздохнул Дэниэл. Он был уже порядком пьян и язык у него начинал заплетаться. - Ты хороший друг, Роршах. Хоть и не пьешь виски.
  
  1975
  
  
  Два часа пополуночи. Легкий ветерок, пробиваясь сквозь шторы, холодит вспотевшее тело. Снова странные сны. Снова тревожное пробуждение посреди ночи, когда тяжелое дыхание разрывает грудь и ноги скованы судорогой.
  Дэниэл приподнялся на кровати, включил ночник и подслеповато прищурился на часы. Еще спать и спать.
  Странный шум откуда-то снизу. Дом уже старый, давно нуждается в обстоятельном ремонте, поэтому посторонние звуки не вызывают удивления. Хотя...
  Дэн дотянулся до очков на прикроватной тумбочке и выбрался из-под одеяла. Поеживаясь от холода, нашарил тапки и вышел из спальни. Какие-то шорохи с первого этажа. Возможно, грабители? Возможно, Роршах? Напарник уже несколько месяцев не навещал его. Еще какие-то три года назад почти каждый вечер он ожидал хозяина дома на диване в гостиной, погромче включив телевизор - знак, что сегодня Роршах не хочет шататься по городу в одиночестве, и в интересах Дэна собраться как можно быстрее, иначе содержимое его холодильника рискует уменьшиться сообразно времени, которое он затрачивает на сборы. В последнее время Роршах предпочитал работать в одиночестве. Объяснялось это просто - Дэниэл все чаще предпочитал крепкий, здоровый сон почти ежедневному дежурству во благо общественности холодными зимними, мокрыми весенними и душными летними ночами. Роршах искренне старался быть толерантным и не высказывать свое отношение к "прогулам", и, тем не менее, Драйберг видел, что напарника раздражает такое пренебрежение их общим делом.
  Что ж, их графики разошлись, ночные вылазки порознь вошли в привычку. Если сейчас Роршах решил снова побродить вдвоем - Ночная Сова только за.
  Странно, что он ведет себя так тихо - обычно, заявившись незваным гостем, Роршах нарочно шумит, чтобы корректно привлечь внимание к своему визиту.
  Внизу темно. Черт возьми, неужели правда грабители? Некстати всплывают в воображении детские страшилки про привидений. Адреналин, сердцебиение, неприятный иррациональный страх. Едва слышный звук из темноты - то ли всхлип, то ли стон. Дэниэл решительно включает свет, готовясь к самому худшему. Если многолапое клыкастое чудовище метнется из темного угла - что ж, тем хуже для него.
  Вместо чудовища возле стены сидит его напарник. На полу, сжавшись в комок. Безвольно обвисшие руки, голова странно запрокинута. Господи! В памяти жутким калейдоскопом проносятся события многолетней давности, когда Роршах так же приползал из последних сил к нему домой, теряя кровь литрами. Жуткие ножевые ранения, пули, засевшие в теле, вывихи, растяжения, переломы - сколько Дэну удалось повидать за эти десять лет работы вдвоем. Пожалуй, его познания в практическом оказании первой помощи были достойны отдельного диплома на стене. А Роршах, этот везучий сукин сын, словно заколдован - ни разу дело не принимало столь серьезный оборот, чтобы его нужно было перевозить в госпиталь. Сначала Дэна мутило от наложения швов на разорванные раны. Привык быстро, зная, что напарник скорее умрет, чем согласиться ехать в больницу, где его инкогнито раскроется.
  Что с ним на этот раз? При каждом его появлении Дэниэл с ужасом думал, что именно сейчас напарник ранен столь тяжело, что без квалифицированной помощи его не вытянуть. Дэн подошел ближе - крови на полу не было. Роршах сидел, расслабившись, и никак не реагировал на появление друга. Чертова маска! Может, он там без сознания, а она только мешает видеть, что на самом деле случилось с партнером.
  - Роршах? - тихо позвал Дэн. Молчание в ответ. Драйберг присел на корточки рядом и осторожно дотронулся до плеча друга. Тот, как всегда, чуть заметно вздрогнул.
  - Дэниэл...- едва слышно, едва размыкая губы, смазанное пятно на маске плывет от движения рта. Наконец-то это привычное "Дэниэл": никто больше не называет Драйберга так. Ни друзья, ни знакомые, ни даже покойные родители не использовали это официозное полное имя, словно оно в его жизни не имело места нигде, кроме документов и счетов. "Дэниэл" - в нем звучит "вы", в нем звучит та самая подчеркнутая дистанция, сократить которую так и не удалось за все эти годы - Роршах не тот человек, которого можно позвать вечером в кино или на рождественский ужин с индейкой. Он уходит и приходит, когда речь идет об их общем деле. Этот странный человек без колебаний доверял Драйбергу прикрывать от любых опасностей собственную спину и до сих пор не мог довериться ему настолько, чтобы открыть свое лицо. Он вверял ему жизнь, не впуская туда.
  - Роршах, - повторил Ночная Сова, - что с тобой? Ранен?
  Мужчина на полу отрицательно помотал головой.
  - Что случилось? - продолжал допытываться Драйберг. Снова отрицательное покачивание, на этот раз с подтекстом "не лезь". Дэниэл выпрямился во весь рост.
  - Хочешь кофе?
  Секундное раздумье, кивок.
  Зевая и потягиваясь, Дэн прошел на кухню. Хорошо, что не ранен. Может быть, у него в жизни что-то произошло? Умер кто-то из близких? Душевные раны затягиваются дольше, но от них хотя бы не умирают, истекая кровью в гостиной на ковре.
  Роршах пьет кофе, не вставая с пола. Держит чашку двумя руками, словно маленький ребенок. Забытая шляпа валяется рядом, маска задрана на переносицу; на нижней губе свежий, уже затянувшийся шрам. Маленькими глотками потягивает напиток, все так же не двигаясь ни на дюйм. Дэн садится в кресло и тоже делает глоток, но тут же сплевывает обратно в кружку - что за мерзость?!! Молоко прокисло, а он опять не удосужился сходить в магазин. Роршах продолжает размеренно прикладываться к своей чашке - в ней, как всегда, почти половина молока. Не чувствует вкус? Да что это с ним?!!
  Роршах автоматически допивает до дна и встает, надевая шляпу.
  - Пора идти, Дэниэл. Спасибо за кофе. Согрелся.
  Драйберг растерянно разводит руками - не за что, всегда пожалуйста. Роршах сегодня почему-то выходит через парадную дверь.
  
  
  Той ночью Драйберг долго лежал без сна: не раздеваясь, на застеленной кровати. Безразлично рассматривал серую вязь теней на потолке. Звуки пьяной субботы проникали в комнату: невнятные крики, едва слышная музыка, визгливый девичий смех и вой полицейских сирен где-то вдалеке. Город продолжал жить, словно ничего и не произошло.
  
  The end 24.09.09 - 05.11.09
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"