Слышу голос из прекрасного далека… Сева Новгородцев — о КГБ, украинском национализме, Крыме и Одессе
Специальный корреспондент «Думской» взял интервью у легендарного радиоведущего «Би-би-си» Севы Новгородцева.
Когда-то по пионерско-комсомольскому малолетству мне казалось, что слушать «радиоголоса» — это позорно и скверно. В журнале «Перець» тогда печатали карикатуры, изображающие мужичков с ослиными ушами и глуповатыми лицами, которым геббельсоподобные враги нашептывали по радио что-то ядовито-желтое!
Что там могли говорить министры-капиталисты, «шипя и брызгая слюной»? Злые враки, конечно. Обидно ругать и клеветать на все, что для нас свято! Как-то так…
А потом у меня случился когнитивный диссонанс.
У нас был соседом пьяница Генка, тщедушный, маленький, с отвисшей сизой губой. От него воняло затхлостью и перегаром. По сальному пиджаку бродил рыжий таракан. У него вся квартира ими кишела. Однажды, обуянный «белой горячкой», Генка «колбасился» в подъезде. Одной рукой он сжимал ржавый топор, другой дергал себя за пипетку члена:
- Враги! — орал Генка, отчаянно пытаясь мастурбировать. — Слушают подголосков этих! С «Голоса Америки» поют! Вредители!
- А еще передовик производства, — укоризненно увещевал участковый, когда неиствовавшего Генку крутила бригада скорой.
Генка, действительно, был передовиком. На скотобойне. Когда он с перепою заорал про «Голос Америки», у меня и случился когнитивный диссонанс. В моем представлении как раз Генка и должен был быть потребителем «голосов». Такие имбецильные морды и рисовал «Перець» с «Крокодилом». Ан нет!
А «голоса», оказывается, слушал мой дядька. Интеллигент. Заведующий Домом культуры. Он, выслушивая мой рассказ о передовике Генке, поправлял очки, криво сидящие на носу, грустно улыбался, а про «голоса» сказал непонятно:
- Надо иногда из лужи выныривать. Хлебнул воздуху — и назад!
Тогда я решился.
National Panasonic — однокассетный «японец» — гордо стоял, как и положено, на вязаной салфетке у телевизора. Я, заикаясь и краснея, сказал родителям, что хочу взять его на вечер, послушать перед сном музыку.
Они понимающе переглянулись, явно подумав: «Кажется, наш сын становится взрослым!», — и… благословили!
Через треск, шум и завывание «глушилок» я услышал голоса. Не каркающие, ядовитые, шепчущие похабные шутки (я их себе такими представлял), но, как мне показалось, уставшие, изо дня в день вдалбливающие недоверчивому, осторожному «совку» прописные истины. Я с ужасом слушал Солженицына, которого «не читали, но осуждали»:
«Что дороже всего в мире? Оказывается: сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильней тебя, они были и будут, но пусть — не через тебя».
Смеялся тихонько над Чонкиным Войновича, узнавал в персонажах соседей:
«Митинг — это такое мероприятие, когда собирается много народу и одни говорят то, что не думают, а другие думают то, что не говорят!».
Ну и в довершении услышал ночью распевное: «Сева-Cева Новгородцев, город Лондон, Би-бе-си…» — а потом бархатным голосом: «Добрый вечер, друзья!».
Сегодня в гостях у «Думской» — ГОЛОС ПОКОЛЕНИЯ! Человек, с которым каждую пятницу, ровно в полночь, прятался под одеяло каждый второй подросток в СССР (обычно радиоприемник прятали под одеяло). Самый популярный радиоведущий среди советской молодежи — ВСЕВОЛОД БОРИСОВИЧ НОВГОРОДЦЕВ.
«ДОБРЫЙ МОЛОДЕЦ» ЛЕВИНШТЕЙН
«Думская». Здравствуйте, Всеволод Борисович. В редакции все радостно переполошились, когда я сказал, что буду брать у вас интервью. Но и просили задать вопрос: вы бывали в Одессе?
С.Н. Я рад приветствовать вас. Я был в Одессе два раза на гастролях. Один раз с «Добрыми молодцами» и один раз с оркестром под руководством Иосифа Вайнштейна. С Вайнштейном до 1970 года, а с «Добрыми молодцами» до 1974-го. Мы жили в гостинице «Красной» («Бристоль», — Ред.). После концерта «Добрых молодцев», днем, делать было нечего, я пошел на Привоз, и там здоровый мужик рубил мясо. Он меня спросил: «Парень, ты из ансамбля?». Я говорю: «Да!». Он: «Как ви там называетесь? Кажется, «Бедные родственники?».
Новгородцевым Сева стал на первом концерте «Добрых молодцев», когда объявили: «Руководитель — Всеволод Левинштейн». По залу прошел шелест, как ветерок по ржи, — что это, мол, за фамилия для «добра молодца»?.. И тогда, вспоминает Сева, он взял псевдонимом фамилию помполита со своего парохода — Новгородцев!
«КГБШНИКУ НЕ НРАВИЛОСЬ, ЧТО МОЯ ЖЕНА ЭЛЕГАНТНО ОДЕВАЕТСЯ«
»Думская». Когда первый раз попали за границу, помните первый поход в магазин грампластинок?
С.Н. У меня первая поездка была по линии морского флота. Я был помощником капитана. И было не до пластинок. И денег тогда не было. И надо было ходить в город по трое. Надо было учитывать пожелания товарищей (перво-наперво за мохером, — Ред.). А в пластиночные магазины я начал ходить, когда приехал в Англию. В Лондон. То есть я за границей был достаточно долгое время. Так что, шока не было.
«Думская». Что повлияло на ваше решение уехать из СССР? Что было последней каплей?
С.Н. Последней каплей было происшествие с моей женой. У меня жена — татарка. Она с французским языком. Работала в аэропорту в Ленинграде, в иностранном отделе. Продавала им билеты. А тогда полагалось, чтобы был резидент-КГБшник в каждой организации. Он у них тоже сидел. Ему делать было нечего, и он плел интриги, стравливал людей. Ему не нравилось, что моя жена элегантно одевается, дружит с какими-то иностранными студентами. И он решил от нее избавиться. Она пришла на работу, и тут выяснилось, что была выкрадена книжка самолетных билетов на большую сумму. Жену мою мурыжили целую неделю, подводили уголовную статью. А потом он ее великодушно как бы отпустил «по собственному желанию» (разрешил уволиться с работы, — Ред.).
И потом буквально на следующий день, призналась ее коллега, девочка, которую этот КГБшник заставил эти билеты выкрасть. Все стало ясно. И жена сказала: «В этой стране я больше оставаться не хочу». А поскольку у меня половина еврейской крови, то удалось через Израиль сделать приглашение.
КАК СЕВА НА БАРАХОЛКЕ СОВЕТСКИЕ ВЕЩИ ПРОДАВАЛ
Сева Новгородцев, самый известный радиоведущий Русской службы «Би-би-си», стал кавалером ордена Британской империи за заслуги в области радиовещания. Орден вручала лично королева Елизавета II. Может, ему вспоминалось в этот момент, как бывший советский гражданин, бывший руководитель ВИА «Добры молодцы» стоял на итальянской барахолке и предлагал купить советские наволочки. Было голодно и будущее неопределенно. Его, как и многих, выпустили из СССР, грубо говоря, без гроша.
С.Н. С отцом и с отъездом были проблемы. Он должен был подписать бумажку, что не имеет материальных претензий ко мне. А бумажки эти надо было заверять в домовом комитете. Это делалось с такой целью, чтобы все в доме знали, что у этих, в такой-то квартире, сын уезжает в Израиль. И отец подписать бумажку никак не мог. Ведь он ветеран флота, в партии непонятно сколько лет. Он ходил на свои заседания ветеранов, ему все это было дорого. И он не мог пережить этого позора. И пока мы с моим приятелем, предприимчивым евреем Осей Хорошенским, не предприняли определенный финт ушами, дело не сдвинулось. А он нашел этот домовой комитет. Нашел тетку, которая могла поставить подпись. Мы принесли ей бутылку коньяку и конфеты «Птичье молоко», которых не было нигде, надо было их покупать за валюту. И она говорит: «Ну, давайте вашу бумажку, я вам все подпишу». А отец подписал бумажку в больнице. Я сказал ему, что никто не узнает. Таким образом, удалось его успокоить и уехать.
«Думская». Вывозить большие суммы вы не могли?
С.Н. Нам, как и всем, давали вывезти 90 долларов на человека. Все вещи, которые мы вывозили, были по таможенным спискам. Каждому полагался один фотоаппарат «Зенит», один увеличитель и всякая ерунда. Но, несмотря на все ограничения, с нами ехало 10-11 чемоданчиков. Небольших, но все-таки целых 11! Потом я их содержимое в Риме на барахолке продавал в течение нескольких месяцев. На удивление, продавалось. Все было новое. Какие-то простыни, наволочки, фотоаппараты, увеличители…
КОРЯВАЯ РУКА
Популярность радиопрограммы, посвященной поп-музыке, была в Союзе феноменальной. Школьники говорили цитатами из нее. Севу Новгородцева слушал каждый уважающий себя меломан. Сева был голосом без лица. Мистер Икс низких частот и коротких волн. Это добавляло его образу загадочности и популярности. Естественно, КГБ не могло вытерпеть подобные «негативные явления в молодежной среде». Один человек перебаламутил всю советскую молодежь! Какой-то ср…й эмигрант! С Севой следовало разобраться силами отечественных пропагандистов.
И вот в 1982 году в журнале «Ровесник» за номером 9 появилась статья «Кто он такой?».
«Ровесник» был молодежным журналом. Там дозировано выдавали сведения о западной музыке, и, следовательно, аудитория была та, что нужно. В статье было интервью с матерью Севы. О детстве, об отце, который воевал, и так далее. Все это венчало «Кто же он, в конце концов, на самом деле? Еврей? Русский? Или англичанин? — судить вам. Нам кажется, что он - так, никто. Без роду, без племени. Мусор».
Иллюстрацией к статье послужила фотография некоего гражданина с загорелой корявой рукой и дорогой запонкой на манжете. Сидящего в напряженной позе. Лица видно не было.
Читатели «Ровесника», однако, не отдали должного ГБшным изысканиям, а принялись дотошно изучать фотографию. Самого Новгородцева-то они не видели! Но пришли к выводу, что снимок сделан на Нюрнбергском процессе. Это кто-то из нацистских преступников, сидевших на скамье подсудимых. Так вот проиллюстрировали ведущего «Би-би-си».
С.Н. Хотели создать такое впечатление. Это же была КГБшная операция. Пришли в редакцию «Ровесника» и сказали, что надобно разоблачительную статью сделать. Никто из сотрудников не вызвался. Тогда они сторговались с редакцией , что за это они дадут напечатать Артему Троицкому статью про «Новую волну» и группу The Clash. Девочка-журналист по заданию поехала в Питер, три дня с моей матерью беседовала и написала статью, которая все равно получилась не злая, не разоблачительная. И КГБшники тогда добавили в конце свою «какашку».
«Думская». А как родители пережили начавшиеся гонения на вас?
С.Н. Мой отец пережил тридцатые годы. В 1947 году он был под судом. Когда была кампания против «космополитов». Он потерял должность, его выгнали из партии. У него был нервный срыв, он лежал в больнице. В его жизни достаточно было драматичных событий. Поэтому у отца это на уровне безусловного рефлекса. А мать хоть и не пострадала, но тоже побаивалась. Но она по-своему, со своей славянской душевностью беседовала с корреспондентом, совершенно ее обаятьла. Сделала другом.
ПЕРВЫЕ РАБОЧИЕ ДНИ В КАЧЕСТВЕ «КЛЕВЕТНИКА И ЗЛОПЫХАТЕЛЯ«
»Думская». Как отбирали в Русскую службу «Би-би-си»?
С.Н. Когда я поступал туда на работу, был период проверки. Документы куда-то отсылали. Мог и не пройти, будь я членом партии. Но документы оказались чистыми. Так что, я тут прошел.
«Думская». Вы запомнили первый рабочий день на «Би-би-си»?
С.Н. Когда пришел работать, у меня должность была такая «просторабочий ослик» — программный ассистент. То есть ты приходишь утром на работу, редактор сует в машинку что-то для перевода. Ты перевел, пошел, записал. Или же начитал вживую. Такая была круговерть. В два часа была летучка, тебе еще давали текст на перевод. И так целый день. Это запомнить было невозможно. Единственное, что я запомнил, это то, что я мог читать сценарий вверх ногами. Не знаю, откуда эта способность взялась, но я однажды пришел в студию, и мне, и моей напарнице-журналистке полагалось два листа, мы читали каждый по параграфу. А мой лист в суматохе то ли потеряли, то ли не распечатали. А «живой» эфир! Зеленый глаз загорелся! Я говорю: ты не волнуйся, я свой текст с твоего листа вверх ногами прочту. Она охает: «Как так?!» — «Вот так, прочту, и все». Короче, когда эфир закончился, и я все прочел вверх ногами, тут-то меня и зауважали. И с этого момента я стал числиться профессионалом.
«Думская». А цензура на BBС была? Все-таки холодная война… Не вызывало вас на ковер начальство, не говорило, зря вы, Всеволод, эту песню поставили?
С.Н. На «Би-би-си» спор не идеологический, а столько редакционный. Потому, что на «Би-би-си» есть четкое понятие о том, что можно делать и что делать нельзя. Есть такая «продюсерская книга». И вот с этой точки зрения у меня в 1980 году были какие-то нарушения. Меня раза три или четыре редактрисса наша, англичанка, вызывала и говорила: «Вот это я уже вырезала. Это совершенно невозможно, это в эфир не пойдет!». И она требовала от меня сценарий, какое-то время. Так что, такой период был. Он длился недолго, где-то полгода. И я в неблагонадежных хулиганах таких ходил. Их не интересовала идеология, их беспокоила репутация станции.
ХЛЕБ И МАСЛО
«Думская». «На хлеб хватает, а вот на масло приходится зарабатывать!» — так вы сказали в одной из программ, отвечая на вопрос о заработках. Как было с деньгами?
С.Н. Мы с женой работали в смычке, у нас была бригада. Мы делали технические переводы. Дело в том, что тогда в Англии (это были 80-е годы) Советский Союз начал закупать колоссальное количество оборудования. Какие-то нефтеперерабатывающие насосы. Какие-то автоматические доилки для коров. И все это должно было сопровождаться документацией, переведенной на русский язык. Поэтому фирма, которая поставляла оборудование, искала переводчиков, и работы было полно. Тогда интернета не было, и нужно было в краткие сроки приобрести профессиональный вокабуляр. То есть, если ты переводишь «автодоильный аппарат «Елочка», так ты должен правильные слова употреблять. Поэтому надо было идти в какую-то публичную библиотеку, отыскивать советские технические журналы, читать, выписывать слова и так далее. Сейчас бы, с интернетом, никакой проблемы бы не было, но тогда это было очень серьезно. У меня было 27 словарей. Политехнический, деревообрабатывающий, нефтяной. Я узнал слова вроде «свилеватость» или «косослой», которые никто не знает, кроме специалистов.
У нас с женой была бригада. Я надиктовывал перевод на кассету. Она заряжала кассету в особый аппарат с ножным управлением. Машинистка может перематывать на одну фразу назад и снова слушать второй и третий раз. А машинка была только что появившаяся в Канаде IBM с шариком. Английский шарик можно было снять и русский поставить, и она начинала печатать русскими буквами. Она «помнила» только последние пять или шесть букв. Поэтому если ты ошибся в слове, то мог нажать на педаль, и последние пять букв она слизывала липкой лентой. Но не больше! Поэтому если в моей диктовке был какой-то дефект, если я надиктовывал запятую не там или точку не там, то жене приходилось все закрашивать краской. И она очень злилась, ругалась, называла меня матерными словами и швырялась в меня этими лентами. Так что, благодаря этой суровой школе, запятые у меня там, где надо.
РЕПРЕССИРОВАННЫЕ ЗА МУЗЫКУ
В те времена меня здорово коробило то, что Сева, зная, что подростков из СССР за то, что слушают его программы, подвергают репрессиям, продолжает как ни в чем не бывало вести свои программы.
Большой процесс начался в городе Пенза в 1985 году. «Пензенская правда» сурово писала тогда про группу подростков: «Мы не должны оставлять ни одной щели, куда может проникнуть яд враждебной идеологии». Особо доставалось «главарю» ребят:
«Евин говорил, что у него началось все с 14-летнего возраста, с увлечения рок-музыкой. Стал собирать информацию о рок-ансамблях, включать зарубежные радиоголоса, в том числе «Би-би-си». Ведущие радиопрограмм, и в частности Новгородцев, наряду с информацией вкрадчиво вещали «о недостатках в Советском Союзе и прелестях западной демократии». Однажды Евин решился и написал Новгородцеву в Англию, попросил передать по радио мелодию в исполнении группы, которая ему нравилась. Через некоторое время в передаче «Би-би-си» прозвучало, что по просьбе Сергея Евина из Пензы исполняется песня… Экзотичность такого внимания распирала грудь, и Евин, проникшийся симпатией к Новгородцеву, вступает с ним в переписку… Вскоре они «заигрались», попались на наркотиках и получили каждый свое, по заслугам».
Но Сева утверждает, что не знал об этих репрессиях.
С.Н. Я узнал о них, конечно, когда приехал в Союз в 90–ом году. Мы тогда попали в Киев. Приезжало «Би-би-си» по программе культурного обмена. И мы вещали прямо из Киева, из парка. Народу нахлынуло очень много. Подходит ко мне молодой человек и говорит: «Вы знаете, я вам писал, письма попали в КГБ, меня выгнали из университета, и я сидел полтора года». Я ему говорю: «Вы знаете, я очень сожалею, я очень вам сочувствую…» — а он говорит: «Да вы не сожалейте, не сочувствуйте! Я послезавтра в Америку уезжаю по предпочтительной программе как пострадавший».
И еще у меня был фан в Первоуральске, Гоша. Его выгнали из Екатеринбургского университета, послали служить куда-то за Полярный круг. Он потерял несколько лет жизни, но потом вернулся и сейчас большой босс в радиовещании и телевидении.
ОСИНОВЫЙ КОЛ В СССР — 6 МЕТРОВ 34 САНТИМЕТРА
«Думская». Вспомните самую маразматичную, самую невероятную историю о запрете музыки в СССР.
С.Н. Когда президентом в США был Рейган, он начал реализовывать программу крылатых ракет. Это был класс вооружения, которого у Советского Союза не было и в ближайшее время не предвиделось! Советские руководители перепугались и тогда решили нажимать на идеологическую педаль. Или на педаль борьбы за мир, как это у них часто бывало. В рамках этой кампании газета «Комсомольская правда» напечатала открытое письмо президенту Рейгану, написанное как бы от руки. По-английски: «Дорогой мистер Президент! Я молодой советский человек категорически возражаю против программы крылатых ядерных ракет. Я за мир во всем мире!».
Надо было вырезать это письмо. Подписать и отправить в Америку. Я получаю такого типа письмо, где написано: Новгородцеву, туда–сюда, я открываю конверт, а там лежит это самое письмо из газеты Рейгану и написано: «Дорогой мистер Президент!», а дальше латинскими буквами: «Seva, vremeninet, shutitnebudem! Сыграй мне то-то, пришли мне то-то!»… Этому парню было 14 лет. Он из Ленинградской области. Очень способный был человек. И потом таких писем пришло пару дюжин. Потому что цензор, у него же глаз замылен, через него десятки тысяч проходило этих писем. И прочитав первую строку, где обращение «Мистер Президент…», он пропускал послание.
«Думская». А куда девалась вся эта почта? Вам же приходили письма из СССР мешками?
С.Н. Когда все это закончилось, закончилось радиовещание, я выкинуть эти письма не мог. Даже те, которые не вышли в эфир и были некачественные (справедливости ради должны отметить, что Севе приходили и ругательные письма. В основном от комсомольского актива, — Ред.). Те из писем, которые выходили в эфир, они у меня подшиты к сценариям и лежат в моих папках, там 20-25 томов, которые я, может быть, еще издам. Все эти письма лежали у меня по шкафам и антресолям. И незадолго до ухода с «Би-би-си» удалось эти письма пристроить в Гуверовский институт, и они уехали туда. Это больше 120 килограммов. На полках Гуверовского архива они занимают 6 метров 34 сантиметра полочного пространства. Архивариусы спрашивают: «А как назвать вашу коллекцию?». Я говорю: «Это становление общественного сознания у советской молодежи в 70–80-е годы XX века. Так что, кто-нибудь, лет через триста, напишет по этим письмам докторскую диссертацию». Дело в том, что времена меняются. Нет уже этих ручек шариковых, нет тетрадей в клеточку. Нет марок, которые надо лизать! Изменилось все! Поэтому это страшно экзотический материал.
6 метров писем, наивных, злых, недоверчивых подростков, которые верили, что перемены наступят. Они хотели такой малости — свободы в выборе музыки, которую слушать. Они знали, что письмо по адресу ПОСТ ОФФИС БОКС 76 СТРЭНД ЛОНДОН Севе Новгородцеву может поломать им жизнь, но все же писали. И их послания — это приговор системе. Они восстали против нее и вбили кол в сердце. Недаром говорят, что the Beatles, вернее борьба с ними, нанесли по СССР удар страшнее любой ядерной бомбы.
ОПОЗДАЛ ИЗ ОТПУСКА? УВОЛЬНЕНИЕ!
Говорят, что Даниэль Дефо в романе «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» оправил бедолагу в Россию, где он «под раскидистой клюквой» пробовал местный самогон. Оттуда-то и пошло название «клюква», то есть смешные и стереотипные представления о народе. Особенно отличились на этом поприще западные кинематографисты времен холодной войны. В их фильмах, где так или иначе фигурировал СССР, обязательно присутствовали: бабушки, снег, гармошки, балалайки, много водки, «калинка-малинка» и матрешки. Советским солдатам западные костюмеры шили причудливую форму, а на ящиках с оружием писали кириллицей «ХМЖДЩ».
Поэтому и стали обращаться к консультантам.
С.Н. Я работал в кино с американцами и англичанами, и даже с «Би-би-си» из-за этого пришлось уходить. Это был 1984 год, я был консультантом на нынче всеми благополучно забытой кинокартине «ГУЛАГ». Снималось это на американские деньги в Англии. Огромный концлагерь был выстроен, там сотни зеков ходят одетые в дорогостоящее тряпье. Какие-то чуни, сшитые руками золотошвеек. Короче, там один съемочный день стоил около четверти миллиона. А без меня режиссер отмашку не давал. Надо было, чтобы все правильно было. Чтобы я все проверил. И тут у меня кончились отпускные дни! Меня начальник вызывает и говорит: «Выходи на работу!». Я говорю: «Не могу! Я снимаю кино, там дикое количество людей от меня зависит». Он: «Ничего не знаю!». Я: «Ну я тогда уволюсь!». А он и говорит: «Увольняйся. Пиши заявление. Через три месяца мы тебя отпустим. Или через шесть? Ну как там полагается по контракту». Я гляжу ему нагло в глаза и говорю: «Я тогда заболеваю!».
А в Англии три дня - это автоматом. Неделю тебе доктор даст, потому как доктор на стороне больного. А там можно еще чего-нибудь подвинтить. Начальник понял, что со мной каши не сваришь, позвонил в кадры, пришел кадровик и говорит: «Мы вам даем отпуск на 20 дней. В конце отпуска придете, мы вам оформим уход». Это был май 1984 года. Что называется, халтура стала мешать работе! Пришлось работу бросить! Но я оставил за собой свою музыкальную программу. Писал ее как внештатник.
РОССИЯ РАЗРУШИЛА СВОЮ РЕПУТАЦИЮ
У англичан, как Сева Новгородцев неоднократно говорил в интервью, двоякое отношение к Украине. Около 60% поддержали революцию, но при этом 20% высказывали свое резкое возражение против свержения Януковича без соблюдения процедуры.
«Украинцы, — говорит Сева, — добродушные, остроумные люди, совершенно не соблюдающие законы. Эдакая казацкая вольность! А Европа — это страны, где закон соблюдают».
На вопрос о том, чей Крым, кавалер Ордена Британской империи отвечал, как будто дотоле об этом не задумывался.
«Если в историю копать, — рассуждает Сева, — то Потемкин воевал за Крым, а не кто-нибудь другой. Крым отвоевали у турков. А вообще, он греческий. Между нами девочками! Потому что греки-колонисты там впервые появились, и он в течение многих веков был греческой колонией».
«Думская». А что же сейчас?
С.Н. Брать его таким бандитским способом было нельзя. Россия разрушила свою международную репутацию. Началась жуткая цепь событий, конца-краю которым не видно. Россия поступила грубо, по-КГБшному. Я понимаю, почему это она сделала. Потому что в России сейчас есть новый тип демократии, и она называется, это мое открытие, «сыскная демократия». Вот в чем она заключается. КГБ исследовал настроения народные, а сейчас происходит опрос общественного мнения. О нем сообщают наверх в Кремль, и он действует в рамках народных желаний! Вот выяснили, что захватить Крым у всех руки чешутся. Но хорошо бы это у народа, который не связан никакими международными договорами, которому не надо вести дипломатию со 160 странами мира. То, что пошли на поводу у низкой публики, это ошибка. И еще одно. Украине когда-то клятвенно пообещали, что в обмен на ядерное оружие вам гарантируется территориальная целостность на все времена. И Россия, грубо нарушив этот договор, перечеркнула целый пласт международных договоренностей.
ПРОТЕСТ ПРОТИВ РОССИЙСКИХ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ
С.Н. Я украинских товарищей и друзей понимаю. Они много натерпелись во время советской истории. Я, например, беседовал по работе с украинским бандуристом. Он рассказал, что старую школу бандуристов уничтожили под корень. Самым страшным преступлением в сталинские времена считался украинский национализм. С ними расправлялись беспощадно. Но маятник качается сейчас в другую сторону непропорционально. Некоторые националистические элементы в Украине, по правилам «Би-би-си», никогда в эфир допущены не были бы. У них баланса нет.
Сейчас Всеволод Борисович живет в своем доме на юге Болгарии, в Родопских горах, попивает вино, пишет и озвучивает книги, которые вы можете приобрести и вновь услышать этот «доверительный и бархатистый» голос человека, который забил музыкальный кол в СССР.