Аннотация: Как я упустил свою Нобелевскую премию, хотя был близок
Как я упустил свою Нобелевскую премию
Я как-то задумался над признаками, которые отличают настоящую литературу от графоманской писанины? Во-первых, безусловно, талант и лёгкое перо автора... Во-вторых, видимо, актуальная тема и интересный сюжет... И, наконец, в малой степени, умение автора правильно выбрать персонажей для своего произведения. Возьмём, для иллюстрации, широкое народное признание и заслуженные победы на творческих конкурсах работ одного из популярнейших писателей "прозы.ру" Владимира Эйснера. Снимаю перед Вами шляпу, господин Мастер!
На мой взгляд, если в арсенале автора присутствуют перечисленные атрибуты писательского ремесла, то ему остаётся лишь сесть за стол (удобнее за комп) и перемешивать хронику и повороты сюжетной линии с грамотно встроенными диалогами, монологами и описанием эмоций. Для того, чтобы угодить читателям-интеллектуалам, можно, по ходу движения сюжета, навить неопределённых смыслов и осторожно добавить философию в раздумья ключевых героев. Орфографию и синтаксис в наше время хорошо проверяет компьютерный редактор. Короче говоря, в тот день я нашёл свою собственную формулу успеха литературного произведения - дело осталось за малым...
***
У меня пока получилось задержать на своих страницах литературных порталов Интернета глаза и, я очень надеюсь, души около тридцати тысяч читателей. У меня также есть несколько публикаций в бумажных журналах. Где же мне раздобыть исходный материал достаточной взрывной силы, чтобы произведение нашло признание сотен тысяч читателей? Жизненного опыта мне не занимать, я - свидетель множества событий и интересных ситуаций из жизни разных людей, но выдающейся, из ряда вон выходящей истории не нарыл... Нафантазировать своего "Гарри Поттера" у меня не получится - в чистых вымыслах я отнюдь не так силён, как Джоан Роулинг. Как не крути, из пальца "Доктора Живаго" тоже не высосешь - для эпохального романа обязательно нужны реальная основа и прототипы героев. В Великой Отечественной войне я не участвовал - мой отец, на его штурмовике ИЛ-2, навоевался за нас обоих. О сталинских лагерях я знаю только из книжек - сам поздно на свет появился, а два моих дядьки хоть и побывали там по пятьдесят восьмой статье, но рано умерли, не оставив для меня никаких записей с воспоминаниями. На зоне, Бог миловал, мне тоже париться не пришлось... На Таймыре, как Володя Эйснер, и вообще на Крайнем Севере я никогда не работал. Как же быть? Где найти Жарптицу? С подобной кашей в своей голове я принял решение обратиться к жизненному опыту посторонних...
***
Недавно, оказавшись на пенсии, я, по началу, валял дурака и упивался блаженством свободы, но через пару месяцев заскучал без всякого полезного обществу дела. К счастью, мне удалось устроиться работать в социальном центре для пожилых людей. Эти организации являются одним из последних достижений расточительного, за счёт налогоплательщиков, президента Обамы, который именно заигрыванием с малообеспеченной прослойкой американского населения снискал себе популярность и выиграл выборы. Задача Центра собрать из окрестностей старых людей, окружить их профессиональной заботой и занять интересным досугом. Контингент, в возрасте от семидесяти до ста, получает у нас питание, спортивные занятия, экскурсии, кружки по интересам, бассейн, бильярд, боулинг, концертные программы и т.п. Среди рядовой, обывательской массы клиентов, случаются у нас порой и звёзды первой величины. Я имею в виду оценку людей в качестве источника увлекательной информации. Для иллюстрации, я упомяну только нескольких из русскоязычных посетителей с высоким потенциалом информативности: Юрий - академик Академии наук СССР; Пётр - блокадник из Питера, в возрасте двенадцати лет остался круглым сиротой и выжил, благодаря тому, что был принят в отряд самообороны; Белла - участница диссидентского движения в СССР; Мария - русская женщина, вдова бывшего представителя Болгарии в ООН (они поженились в период совместной учёбы в Московском университете); Александр - полковник в отставке, бывший командир воинского подразделения, обслуживающего ракетный комплекс "Тополь"... Очевидно, что память моих подопечных - это целый кладезь интереснейших сведений.
***
Признаюсь, что, с согласием своих источников из Центра, я уже использовал в творчестве несколько их историй. Не стану кривить душой, а откровенно покаюсь, что с самого начала я стал искать настоящую жемчужину в рафинированном жизненном опыте этих искушённых и тёртых жизнью калачей. В один прекрасный день, накануне Нового Года, мне поручили проводить экскурсию группы русскоязычных клиентов на главную ёлку Нью-Йорка. Для начала я устроил перекличку своих подопечных, чтобы сравнить официальный список с реальным составом пассажиров туристского автобуса. К моему удивлению, в группе обнаружился высокий, ухоженный старик стандартного американского типа, с именем Джон Кроун. Я удивился:
- Мистер Кроун, сегодня у нас экскурсия для русскоязычных клиентов, пояснения гида будут проходить на русском. Не возражаете? Если да, то мы с вами встретимся завтра в англоязычной группе...
- Мистер Лапшин, вы совершенно правильно решили, что Джон Кроун - коренной американец, но сорок шесть лет, из своих восьмидесяти шести, я прожил в Советском Союзе. Мне абсолютно всё равно, на каком языке будет проходить экскурсия...
Мне стало любопытно - я занял соседнее с Кроуном кресло, чтобы завести задушевную беседу. Мой новый источник охотно делился сведениями - в течение получасовой езды автобуса до цели он успел наметить основные вехи своего жизненного пути. Я замер на своём месте, мотая на ус фантастическую историю мистера Кроуна.
- "Я родился в тысяча девятьсот двадцать девятом году, в городе Чикаго. Мой отец был художником-декоратором: расписывал помещения музеев, театров, церквей и других общественных зданий. Моя мама не работала. Наивные родители в то время живо интересовались коммунистическими идеями и поэтому испытывали самые глубокие симпатии к Советской стране. В тридцатых годах экономика США находилась в депрессии - у моего отца было совсем мало заказов, дела нашей семьи шли из рук вон плохо. В 1933 году работники советского постпредства в Нью-Йорке сделали отцу предложение, от которого трудно отказаться. Нужно было принять участие в реставрации отеля "Бристоль" в городе Одесса. Обещали хорошую зарплату в валюте. Отец посоветовался с женой, которая с огромной радостью восприняла возможность побывать в далёкой, заочно любимой стране. Летом 1933 года наша семья прибыла в Одессу на пароходе. Нас поселили в довольно приличной квартире, в которой мы с мамой стали привыкать к новой жизни, а отец немедленно занялся золотыми росписями потолка в холле гостиницы. Отцу действительно хорошо платили, жизнь в Советском Союзе тогда была очень дешёвой, моим родителям удавалось копить деньги. Через полгода отец закончил работы в "Бристоле", но о возвращении в Америку речи пока не шло, так как заказы посыпались непрерывной чередой. Следующий год мы прожили в Москве, где отец работал в нескольких музеях. Потом, почти на два года, наша семья оказалась в Ленинграде, где отец случайно познакомился с руководителем российской компании по морским перевозкам из Владивостока. Этот человек попросил папу расписать холл клуба моряков. Мы проехали на поезде через всю Советскую Россию. В этом городе я впервые пошёл учиться в русскую школу. Дети из моего класса стали для меня лучшими учителями языка - через полгода я уже бегло разговаривал на русском. Параллельно с основным заказом, мой, неосведомлённый в российских реалиях отец, согласился реставрировать несколько помещений в здании японского консулата, который в те годы располагался в Хабаровске. Отец уехал на пару дней, но не успев закончить одной комнаты, был арестован НКВД. Отца обвинили в шпионаже в пользу японцев. Мы с мамой больше никогда его не видели. Нас, как членов семьи врага народа, выслали в Казахстан, где мама работала разнорабочей в совхозе, а я учился в сельской школе с одним преподавателем для всех классов. Мы, в основном, сидели на картошке с хлопковым маслом. В Казахстане мы с мамой прожили около девяти лет. Настоящего школьного образования я так и не получил. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня вызвали в райцентр, насильно вручили советский паспорт с именем Евгений Кроун и тут же передали мне в руки повестку о призыве в Советскую Армию. Я служил более трёх лет, на Донбассе. Особенно тяжёлым для меня оказался первый год службы - изредка удавалось поспать в сутки хотя бы четыре часа, так как в нашей части молодые солдаты выполняли не только свои собственные наряды, а также, по странной традиции, всегда трудились за старослужащих. Мне, чужому по виду и духу, доставалось больше всех. Несколько раз меня жестоко избивали. На последнем году службы стало полегче. Я получал увольнения и даже познакомился с красивой русской девушкой Алёной, на которой твёрдо решил жениться. Отец Алёны, знатный шахтёр, помог молодой семье с постройкой своего дома в Горловке. Я забрал маму из Казахстана в наш новый дом, но она прожила в нём совсем недолго - болела сердцем и угасла за год, не успев даже увидеть свою первую внучку. У нас с Алёной родилось две дочери. Алёна работала медсестрой, а я продолжил дело своего отца - брал заказы предприятий на оформительские работы. Я стал очень хорошим художником-оформителем. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году мне удалось через монтажника оборудования из Германии передать своим родственникам в Америке письмо с описанием мытарств семьи Кроунов в СССР. Сестра матери обратилась с петицией к сенатору штата, который поднял вопрос в правительстве о незаконном удержании в Советском Союзе гражданина США. В тысяча девятьсот семьдесят девятом мы с Алёной, вместе с дочерьми, наконец, приехали на мою родину...".
В эту ночь я долго не мог уснуть - история Джона Кроуна и его семьи не оставила меня равнодушным. Люди должны узнать об этом чудовищном преступлении, которое совершила Советская власть против невинного американского семейства. Я также осознал, что Джон Кроун может стать тем "Голосящим Кивином", который напоёт для меня новую "Сагу о Форсайтах"... Мы стали часто заседать вместе с мистером Кроуном в моём офисе. Постепенно, день за днём, я накапливал исходную информацию для своей "Саги о Кроунах"... В один из дней Джон, со слезами на глазах, стал рассказывать о жуткой процедуре "прописки" в его воинской части, которую старослужащие устраивали солдатам нового призыва. В тот самый момент, когда я мысленно очутился в гнусной атмосфере солдатского сортира, где обычно проходила экзекуция над молодыми солдатиками, дверь моего офиса внезапно распахнулась и в комнату вскочила разъярённая фурия в шикарной шубе.
- Отец, наконец то я тебя нашла! Что делаешь в этом офисе? Я всё поняла - этот человек и есть тот писатель, о котором ты мне рассказывал. Мистер Лапшин, я дочь Джона - Джулия Янг, после смерти матери отец живёт в моём доме. Мы с мужем заметили, что наш папа в последнее время возвращается из Центра в крайне возбуждённом состоянии. Его здоровью очень вредят разговоры о прошлом, с недавних пор папа вообще плохо себя чувствует... Отец рассказал, что вы собрались писать книгу о нашей семье. Мы категорически запрещаем вам это делать! Если вы продолжите свои допросы, я обращусь в полицию на основании закона о защите частной информации. Я уже пожаловалась на вас администрации Центра...
- Джулия, история вашего семейства уникальна. Об этом обязательно нужно написать, люди должны узнать правду...
- Я сама буду писать эту книгу! Оставьте нас в покое!
Что мне оставалось делать? Я вернулся опять к началу и ищу теперь другую жемчужину...