Мальчик сидел у окна и ждал маму - уже третий вечер. За окном темнело, ветер качал старый вяз, что доживал свой век в палисаднике, и его голые сухие ветки шуршали по крыше, царапая шифер, стучали по стеклам и ставням, а мама всё не возвращалась. Это беспокоило Мальчика, даже тревожило, - или так действовал на него вечер? - раньше она не уезжала так надолго, да еще в какую-то командировку. Может, папа чего-то путает?
Мальчику было грустно. Хотя летом исполнилось ему четыре, и мама с гордостью трепала его по голове - 'ты у меня уже совсем большой стал, Окунек', - всё равно без мамы было как-то не так. Да, с ним остались и папа, и бабушка, папина мама, о чем-то спорившие шепотом в соседней комнате, но разве может кто-нибудь сравнится с мамой? Мама у него была молодая и красивая, с глазами веселыми и ласковыми. И руки ее так вкусно пахли хлебом, что, выбегая каждый вечер встречать ее, возвращавшуюся с пекарни, с разбега повисал он на матери и, прижавшись, радостно вдыхал такой знакомый, такой родной запах. А мама, смеясь, трепала его вихры - здравствуй, здравствуй, Окунек! Почему она так называла, Мальчик не знал, - может, потому что купаться всегда любил.
...Он сидел на подоконнике и, обхватив колени, смотрел в окно. За окном наступала ночь, серая, осенняя, и рядом с домом зажегся фонарь. В трубе завывал ветер, уныло и противно скрипел вяз, и тень его раскачивалась на земле словно огромный многолапый паук, а мама всё не возвращалась. Мальчик чуть поерзал и уткнулся в стекло. Ну почему, почему она так долго? Почему не позвонит? Ведь всегда звонила раньше, если задерживалась! И почему папа с бабушкой отворачиваются и носом шмыгают, когда он о маме спрашивает? И зачем у тети на весь день оставляли, а тетя целовала его и плакала беспрестанно, но почему, не говорила? Мальчик не понимал, и в душе его зарождалась тоска, еще неясная, смутная, - первая детская тоска. Это было незнакомое и пугающее чувство, и он гнал его, гнал глупые мысли, что мелькали в голове, - а вдруг она никогда не придет? Упрямо гнал закипавшие слезы - ведь он уже большой! большие не плачут! Но слезы всё равно наворачивались. Мама, где ты? Где?!
В комнате становилось темно, но слезть и включить свет он не решался - а вдруг мама в этот миг на улице и появится? Но появился папа - в дверях комнаты, бесшумно и незаметно. Он тихо смотрел на застывшую в окне фигурку, смотрел и вновь ощущал лишь растерянность и бессилие. Ведь третий вечер так сидит! Как сказать такому о случившемся?! Он вздохнул и подошел.
- Пойдем спать, Окунек, - он тронул плечо сына, голос его был тих и устал, - поздно уже.
Мальчик вскинул голову.
- А мама? - он смотрел исподлобья, взгляд был напряжен, требователен, почти враждебен. - А мама когда придет?
Тот замялся.
- Ну-у... может, завтра. Или... или послезавтра, - в полутемной комнате было не видно, как он покраснел. - Я не знаю, на сколько у нее командировка, Окунек. Может, дольше...
Глаза Мальчика наполнились слезами.
- А я хочу сейчас! - голос зазвенел. - Сейчас! Куда она уехала? Позвони ей, позвони!
Отец закусил губу.
- Ты только не волнуйся, Окунек. Она скоро приедет, она же по делам поехала, - он старался казаться бодрей, хотя выглядел, скорее, растерянным, не знающим, что и сказать. - Ну, может, не завтра обязательно, но скоро, это точно. Телефона ее там я не знаю, а 'трубку', ты же знаешь, она не взяла. Давай лучше спать пойдем, чтоб побыстрее приехала, хорошо?
- Нет! - Мальчик упрямо помотал головой. - Я здесь маму ждать буду.
Отец хотел возразить, но, внимательно взглянув на Мальчика, почему-то решил не настаивать, а зайти попозже - всё равно сам спать захочет, да и время еще не самое позднее. Когда он вышел, Мальчик вновь уткнулся в стекло и тихо всхлипнул. Мамочка, где ты? Где?
В небе слегка прояснилось, и в разрывах облаков проглянули первые звезды, а за рекой всходила луна, еще тусклая, красноватая, мутная. К переправе прокатил, тарахтя и громыхая пустым прицепом, трактор, где-то неподалеку, за околицей, завыл бродячий пес, в доме напротив скрипнула дверь, кто-то загремел ведром и вышел на крыльцо. Мальчик не знал, сколько так просидел, впав в оцепенение, слушая, как стучат ветки по ставням, как хлопает на ветру в соседском дворе развешенное белье, наверно даже забыв, зачем он здесь и чего ждет. А потом появилась она, мама, - у палисадника, незаметно выступив из темноты в круг света, в своем лучшем светло-кремовом платье и серых туфлях, с распущенными и аккуратно расчесанными волосами. Лицо ее было непривычно серьезным, собранным, можно сказать даже настороженным, так что Мальчику в первый миг показалось, что это вовсе и не она, но когда увидел, как выскочил навстречу ей с радостным лаем Рекс, сомнения исчезли.
- Мама! Мама! - он кубарем слетел с подоконника и кинулся к дверям. - Там мама!
Отец поймал его уже в коридоре.
- Успокойся! - крепко, но бережно держал он брыкавшегося, всё пытавшегося вырваться Мальчика. - Успокойся, говорю тебе! Какая мама?! Что ты несешь?!
- Но там мама! Мама! Пусти! - плакал и рвался Мальчик. - Там мама пришла! Слышишь, там Рекс ей лает, пусти!
Рекс на улице и впрямь заливался, причем настолько знакомым лаем, что отец, прислушавшись, внезапно побледнел. И, уже не слушая воплей отчаянно сопротивлявшегося сына, но и не выпуская того, бросился в комнату - к окну, что выходило в палисадник.
А за окном была ночь, обычная осенняя ночь, - качающийся на ветру фонарь и пустынная, безлюдная улица, и лишь Рекс, словно очумев, рыскал вокруг палисадника, растерянно нюхая землю, призывно лая в темноту, неуверенно помахивая хвостом.
Отец отпустил Мальчика и расстегнул ворот - сердце в груди еще прыгало.
- Ну и где ты видишь маму, а? Где? Никого нет, тебе показалось, понимаешь? - и чуть помолчал. - Ты просто немного устал, Окунек. Такое иногда бывает, когда очень хочешь или ждешь кого-то.
- Но она была! Была! Я видел! - всхлипывая и шмыгая, упрямо бормотал Мальчик сквозь слезы. - Она была, даже вон Рекс ее видел.
Отец с непонятной горечью покачал головой.
- Этого не могло быть, Окунек, - и он криво усмехнулся. - Не могло потому, что не могло быть никогда. Мама наша сейчас далеко отсюда, очень далеко...
Застывший взор отца скользнул в темь за стеклом, в голосе послышалась тоска.
- Вы чего тут разгалделись на ночь глядя? - в комнату, одышливо сопя, протиснулась бабушка, недовольная и недоумевающая. - Чего кричите?
Отец обернулся.
- Да вот, - он вздохнул и кивнул на Мальчика, сразу насупившегося и примолкшего при виде бабушки, толстой хромой старухи, - говорит, маму сейчас у калитки видел, встречать побежал.
Бабка тихо охнула и испуганно закрестилась.
- Господи Иисусе, Господи Иисусе! Неужто не упокоилась? Упокой, Господи, душу невинную, рабу Божью... - и тут же осеклась под свирепым взглядом сына, пристыженно залепетав: - Ох! Ты, внучек, не слушай бабку старую, заговариваюсь уже, самой на покой пора.
Но Мальчик, всегда недолюбливавший бабку из-за ворчливого характера, и не слушал ее. Что ему бабушка, когда у него мама есть? Бабка же подковыляла поближе к отцу Мальчика и тяжело задышала-зашептала тому на ухо:
- Верно говорю, в церкву сходить надо, свечку покойнице поставить и батюшку попросить за упокой души почитать. Так моя еще бабка делала, когда дед, только что преставившийся, царствие им всем небесное, ходить к нам по ночам стал. Если до сороковин не упокоить душу такую, беда всем будет, проклятье на род ляжет. И душа сама до Суда Страшного маяться будет, покоя не ведая, спасенья лишится, верно тебе говорю, послушай старуху.
Но тот лишь раздраженно отмахнулся.
- Голову мне ерундой всякой забивать не надо, ладно? Устал он просто, спать, наверно, хочет, вот и примерещилось, с кем не бывает, а может, вообще заснул. Иди лучше спать, мы сейчас тоже пойдем, - и потянул Мальчика за руку. - Идем, Окунек, всё, хватит, а то еще и не такое увидишь. Я тебе уже постелил в твоей.
Но Мальчик - вновь в слезы, и согласился спать лишь после того, как, наскоро одевшись, вышел и обошел с отцом весь двор и улочку, убедившись, что мамы нигде поблизости нет.
...А посреди ночи он внезапно проснулся - от ощущения, что в комнате он не один. Он и был не один - у кровати стояла мама, стояла и молча смотрела на него.
- Мама! - только и выдохнул Мальчик и, вскочив с постели, бросился к ней, но мама приложила пальчик к его губам: не шуми! Пальцы ее были прохладны и пахли то ли травами, то ли лекарствами.
За окном уже встала луна, почти полная, яркая, серебристая, и тени ложились на пол детской резкими и четкими, лишь мамина тень выглядела странно расплывчатой, зыбкой, колышущейся. Мальчик поднял взгляд - мама тоже была немного другой: лицо бледное-бледное, даже, казалось, просвечивало изнутри, - или это луна так светила? - глаза тихие и серьезные, волосы - до плеч, а не собраны узлом на затылке, как обычно, и, самое главное, - не пахла она больше хлебом. Может, это не мама? Словно уловив внезапно возникший страх, мама провела рукой по его волосам и улыбнулась, как улыбалась ему всегда - ясно и ласково.
- Не бойся, Окунек, я это, я.
Мальчик порывисто прижался к ней. Мама, мамочка...
- Всё хорошо, Окунек, - успокаивающе гладила его мама, - всё хорошо, видишь, я вернулась...
- Где ты была? - шмыгнув, он заглянул ей в лицо и чуть обиженно поджал губы. - Я тебя так ждал! А ты всё не шла...
- Я знаю, что ждал, но... - она запнулась, - извини, я не могла раньше.
В голосе ее мелькнула непонятная тоска, а лицо поддернулось на миг болью, но, взглянув на сына, она встряхнулась.
- Ладно, Окунек, поговорить мы еще успеем. Давай одеваться, мы скоро выходим.
Мальчик, ничуть не удивившийся такому предложению - разве мама может делать что-то неправильно? - торопливо бросился к одежде.
- А куда? - прыгал он на одной ножке, натягивая штаны. - Гулять? Прямо сейчас? А папу возьмем?
Мама чуть помялась.
- Нет, Окунек, папа с нами не пойдет, - взяв Мальчика за плечи, она повернула к себе лицом, глаза ее смотрели испытующе-пристально и тревожно, голос стал тих и серьезен. - Слушай меня внимательно, мой мальчик. Мы уходим с тобой далеко, очень далеко, потому что мне здесь уже нельзя, а тебя одного я оставить не могу, ты не смог бы без меня, даже с папой, я знаю это. Но ты ничего не бойся, слышишь, ничего, даже если будет казаться страшно, это самое главное - не бояться, слышишь? Ведь я буду с тобой рядом. Ты веришь мне?
Готовый идти с мамой хоть на край света, Мальчик радостно закивал - какая разница, куда, если мама рядом? Мама облегченно вздохнула и потрепала его вихры.
- Тогда идем, - она взяла его за руку. - И помни самое главное: ничего не бойся! Ты же храбрый мальчик, я знаю, и я буду с тобой рядом всегда, чтобы ни случилось, я ведь обещала это.
Тихо заскрипели половицы, тихо стукнула щеколда на входной двери, и две фигурки, зыбкая колышущаяся фигурка женщины с маленьким мальчиком, никого не потревожив, даже Рекса, выскользнули из темного безмолвного дома в ясную лунную ночь, со двора и дальше, за околицу, к переправе. И лишь старый вяз в палисаднике прощально махал им вслед давно засохшими, почерневшими ветвями...